Что мне думать завтра

Что мне думать завтра Дмитрий Игоревич Михин По новостям становится известно о внезапной смерти блогера. После того, как люди проводили своего кумира в иной мир, окажется, что с его страницы социальный сети "Воткате" будут приходить сообщения. Однако общественность воспринимает это как шутку злоумышленников. Но все становится куда более неожиданным, когда узнается, что блогер – или хакер в глазах общественности – предлагает пользователям свою помощь. Что приведет к уличным митингам, техногенным катастрофам, расстрелам в школах, вмешательству во внутреннюю политику России и других стран. А одной из главных героинь, Марго, что пытается сбежать от своих недопонимающих родителей и социальных зависимостей, он поможет устроиться в порноиндустрию. Журналист Сергей Дарецкий пытается расследовать дело загадочного блогера, догадываясь, что это вовсе не хакер. Государство преследует его, опасаясь переворота власти. Но не кто так и не узнает, кто пишет от лица блогера и кто стоит за ним. Тот, кто поставил своей целью создать нового человека. Дмитрий Михин Что мне думать завтра 1 Скоро начнется эфир. А пока в студии радиоэфира сидят за столом напротив друг друга двое немолодых мужчин. Быть может, под пятьдесят или шестьдесят лет. Перед каждым на столе стоит микрофон и куча бумажек, которые беспорядочно, какие-то разрозненно, занимали место на столе перед их ноутбуками. На заднем фоне видно несколько больших экранов, расположенные вдоль стены в одну полосу, близко примыкая к друг другу. На каждом из них показывается статичная картинка с логотипом их радио и его названием. Радио «Послание». Логотип изображает собой два полушария мозга, разъединенных, на которые надели наушники, а между самими полушариями расположена студия и так же в центре за столом два силуэта ведущих. Ведущие, сидящие в креслах, о чем-то ведут речь. Мы не можем знать о чем, так как эфир еще не начался и звук заглушен. Еще пять минут до начала. Невольно начинаешь обращать внимание на то, как одеты ведущие: одеты они солидно, в пиджаках, цвет которых нейтрален, не заставляя взгляду остановиться на нем. На шее у каждого висят наушники. Затем опять по кругу: бумаги, микрофон, стол, экраны позади них, неперестающий бить в глаза логотип. В итоге приходится вернуться взглядом к общему плану и смотреть на немую сцену, где мы видим, как один, наклонившись корпусом ко второму ведущему, рассказывает что-то, а тот, откинувшись на кресло, закинув одну руку за спинку, казалось, что внимательно слушал его. Вообще, по их лицам и жестикуляции можно сказать, что разговор был спокойным, ненапряженным. Мило беседовали, местами даже улыбались, видимо, прозвучала шутка или еще какая смешная фраза. Впервые оказавшись на этом эфире и видя этих достопочтенных людей, мы бы подумали, что это хорошие приятели. И пока трансляция пребывает в таком перерыве, открывается какая-то другая сторона вещания. Странно, а может и нет, что тебе дают пронаблюдать, прежде чем начнется их работа, за тем, что они делают вне этого эфира. Нам может показаться, что сейчас происходит нечто настоящее, что интереснее эфира, но, показывая, они все же не раскрывают этого, догадываясь, что мы заметили. Какой же соблазн делают они, оставляя картинку и убирая звук. Слышно некое музыкальное оповещение о начале эфира. Двое ведущих усаживаются поудобнее, поправляют на столе бумаги, начинают двигать «мышью», всматриваясь в экраны ноутбуков, и, наконец-то, надевают свои наушники. – Доброе утро! В эфире радиостанция «Послание». Вас приветствуют его ведущие: Олег Затворин и Александр Разваденский. Сегодня будем обсуждать новости, новости и еще раз новости. Как вы уже знаете, будем говорить о недавно минувшем, о том, что сегодня уже произошло. Ну и погадаем, зрители, немного погадаем мы с Затвориным. Не так ли, Олег? – Безусловно. – Отлично! Впрочем, все как всегда. А вы, дорогие зрители и слушатели, не забывайте присылать нам свои письма и звоните нам в студию на номер +7999… И напомню нашим слушателям, что у нас ведется еще трансляция на нашем сайте, где вы можете увидеть нас жи-вьем! – Итак, Олег Затворин, о чем бы вы хотели поговорить, с чего начнем? – Хотелось бы, ну ты знаешь, Саш, прежде всего… – открыв свой футляр для очков и надев очки, он взял в руки листки и стал с задумчивым видом перебирать их. – Пока вы ищете нам тему для обсуждения, я бы хотел вам напомнить. – Что? – отвлекшись на секунду от листков, посмотрел на него поверх очков. – Олежа, вы помните, вчера какой возник у нас спор? – Это какой же? – Ну же, Олежа, мы, вернее, я затронул тему, касающуюся нашей журналисткой проблемы, хотя еще и непонятно проблема ли это. Ну в общем-то, что правда, правдивые данные, любая информация, поступающая из информационного источника, – это такой же продукт потребления, как те, что стоят на прилавках магазинов. Никто не смотрит на правду, какой бы правдивой она не была бы. – Ах этот спор, знаете, Саш, все же не соглашусь. – Итак? – Должен отметить, что людей всегда интересовала правда. Случись какое-либо происшествие, преступление, и каждый уже хочет знать, кто виновен в этом. Мы знаем много случаев, когда кому-то нужна помощь в разрешении ситуации, когда человека обманывают, пренебрегают его правами. И тут – журналист, который расставляет все по местам. А использует он для этого такой инструмент как слово. Все мы хотим справедливости в исполнении законов, дающих защиту наших прав. Поэтому нельзя рассматривать правду как продукт, который можно «сделать», тогда получится сфабрикованное дело – и это уже не правда. А правда сама по себе не зависит от нашего вмешательства. Что мы не делай, а она будет. – Пожалуй, можно так сказать. Но поймите: да, каждый хочет справедливости и узнать правду. Ведь можно одно выдать за правду, и оно уже навсегда останется правдой. – Вы меня удивляете, Саш. Как вы, журналист, можете такое говорить? Это наша работа, чтобы одно не было правдой, если таковой не является. – Это да, но вы не даете мне договорить. – Прошу. – Спасибо. Что если то, что журналист объявляет правдой, проверив, что она достоверна, все равно не является правдой, и получается, что он создал лишь продукт, который назвал правдой, сам об этом не догадываясь? – Саш, ну что ты такое говоришь? Столько лет заниматься журналистикой. И ты мне сейчас это всерьез говоришь? – Да! Вот решил тебя удивить. – Прекрати, мы тратим эфирное время попусту. – Вовсе нет, как раз если мы будем вести его как положено, со всеми этими бумажками, то – сколько еще мы выдадим небылиц за правду? – О боже. Давайте теперь завершим наш эфир. – К чему же? Пускай люди знают. – Вот поэтому лучше завершить. – Олежа, не зли меня. Мы так и не решили наш спор. – О, а в этом есть смысл? – Как и, впрочем, во всем, что мы вещаем, да и не только мы. Сделав паузу и внимательно посмотрев на Разваденского, Олег сказал: – С каждым эфиром мне все больше мерещится правда в твоих устах. – А ведь когда-то мне это было необходимо. Но вот что мерещится нашим зрителям и слушателям – это уже загадка. – И где же получить ответ на эту загадку? – А ответ вы получите после рекламной паузы, никуда не уходите, мы скоро вернемся к нашим радиослушателям. Звук затихает. Ведущие снимают наушники и опять ведут о чем-то беседу. Мы снова не слышим. Но зато теперь слышно рекламу, которая нам неинтересна и ни о чем не говорит. Важно заметить, что, смотря на ведущих и их студию, наблюдая за каждым их движением, мы через слух воспринимаем иную информацию, рекламу. Уже несоответствие. Далее за рекламой следуют свежие новости. Поначалу идут неприметные и маловажные нам новости. Но затем голос сообщает, что сегодня обнаружен мертвый популярный блогер. По полученной информации неизвестна причина смерти. Мы не отводили глаз от ведущих, пока слушали это известие. Услышали мы то, что нам неприятно и вызывает сочувствие и некую долю горечи. Однако видим перед собой другую ситуацию: два радиоведущих, занятые задушевной беседой с чашечкой кофе, и в их настроении, выражениях лиц нету того сопереживания, которое должно было бы последовать за полученной информацией. Они еще не в курсе. Но мы в курсе. Мы стараемся проецировать свое настроение на них. И для нас их непринужденный разговор, лишенный тех переживаний за неизвестную им смерть блогера, есть тоже реакция на эту новость. Отчего нам уже невольно хочется их осуждать либо наше восприятие от услышанной новости снижается, либо совсем никак не проявляется. Перерыв заканчивается. Студия вновь возвращается к нам. – Нам сообщают, что сегодня обнаружили мертвого блогера. Ты что-нибудь знаешь о нем? – О нем нет. Но уже представляю себе. – А что-то знаешь о них, блогерах, какие видео снимают? – Да, довелось смотреть. – И чем народ забавляют? – Нашей работой. – Правда? – К сожалению, да. – Придется все-таки ознакомиться и узнать этого блогера поподробнее. – Тернистый путь, однако, тебя ждет. – Что? Все-таки есть что-то хуже нашего с тобой эфира? Затворин косо посмотрел на своего коллегу. – Ну хорошо, я разузнаю об этой блогерской тусовке, но готов поспорить, что их деятельность ничем не отличается от нашей. – Саш, ты серьезно? – Ну а что мне еще остается делать? Мы же оповестили зрителей, что будем предсказывать. Вот мое предсказание. – Ну а мне и добавить здесь нечего. – Кроме того, что наш эфир подходит к концу. Мы благодарим, что вы нас слушали. С вами были Олег Затворин и Александр Разваденский. Увидимся завтра, до скорых встреч. Ничего не слышно. И ничего не видно. Лишь черное окно перед нами. 2 В Московском общежитии №2 института N, в комнате 342, проживает студент пятого курса, зовут его Илья Просковин, оставшись второй раз на том же курсе. Живет он пока один. Все, кто с ним жил все это время, а таких было много, уже закончили учебу, либо отчислились, либо перевелись. Сейчас как раз то время, когда первокурсники должны заселиться. Поэтому он, лежа на двухъярусной кровати, на верхней койке, положив ноутбук себе на живот, ждал новых соседей и посматривал в «Воткате» паблик, так называемый «Подслушано», студентов института, где оставляли посты люди, которые, собираясь поступать, спрашивали о самом институте, об общежитии, о преподавателях, о направлении, ну и так далее. Но его интересовали не сами вопросы, хотя были довольно забавные, и, конечно, он не собирался на них отвечать. Самое занимательное было – это ответы других студентов. Только ради этого можно и нужно смотреть этот паблик. Спрашивали разное: сложно учиться или нет, можно ли попасть на бюджет с такими-то баллами, какая стипендия, как распределяют по общежитиям. И все это, кстати, как правило спрашивается анонимно. Один пост был такой: Подскажите, пожалуйста, какие общежития? И если можно скиньте фото. Тут же идут комментарии от нескольких людей по очередности: – Вьетнам! – Общежитие мечты! – Четвертая норм, а остальные – говно! Или был еще такой пост: Девушке пойдет учеба по специальности автоматизация и робототехника? Ответили: – Самые лучшие девушки только на этих направлениях и учатся. – Странно, если писала девушка, что она переживает пойдет ли ей учеба. Так-то девочки учатся далеко не хуже, а иногда и лучше мальчиков. – Лучше сразу иди борщ варить и личинусов рожать с такими вопросами. Чем мозг девушек отличается от мужского? Ты думаешь, что девушки менее способны осваивать технические науки? Все очень индивидуально, как у парней. Чмок в лобик! – Ну как минимум женский меньше мужского. Но в то же время у женщин лучше развита память. – Мозг кита вообще самый большой, но это не дает ему ума, а память – это навык, который развивается путем тренировок. Другой пост: С баллами 226 (матем., русс., ИКТ) реально ли поступить на 07.06.02? – Конечно. – Поступишь, конечно. – В первой волне без проблем. – Одумайся. Следующий пост: Такой вопрос. А какого размера у вас кровати? Только сейчас задался этим вопросом. Я почти два метра. И отсюда вопрос. Не будут ли ноги свисать с кровати? – Вот это я понимаю у людей проблемы. – Если что – можно поставить табуретку и на табуретку положить подушечку. Смекалочка! – Если будут свисать, то в другой универ пойдешь? – Есть вариант, что на втором ярусе придется спать, тогда шкафчик с собой захвати. – Ну, надеюсь сосед адекватный попадется. Уступит, если будет меньше ростом. Проматывает вниз страницу, и такой вот пост: Поступаю в этом году. Когда подавал документы, какая-то женщина (преподаватель, от нее пахло табаком) сказала, что не стоит поступать на прикладную информатику, так как с ним что-то происходит неладное. Объясните в чем дело? И ни одного комментария к этому посту. Он пролистывал дальше и читал кучу других постов, что-то пропускал и думал: «Да уж, из года в год все меньше и меньше забавных постов, что-то даже не меняется, и что самое обидное: наши студенты все больше отвечают по существу. Совсем никакой сообразительности! Вот пишут свои длинные, никому ненужные ответы, все разъясняют, объясняют этому школьнику, развеивая всю эту сложную конструкцию общежития. Зачем эти прямые ответы. Ей богу, как будто не студент отвечает, а препод, который хочет показать, что у нас тут все мило и прекрасно. Нужно же больше интриги, больше абсурда. Стыдно мне становится за этих студентов. Чему они научат эту молодежь! Посредственности! Вот читаю комментарии. И сколько уж тут умников. Человек еще не поступил, а ему уже говорят, чего не делать. Не лениться! Ходить на пары! Учиться! Господи, остановите эту планету, я сойду с нее! Во что они хотят превратить студенческую жизнь!» В дверь кто-то постучался. «Нихрена себе, кто-то додумался постучаться. Наверное, перваки. Как-то обычно сразу заходят». Решили повторно постучать. «А че я им не скажу «войдите». Интересно, а сколько еще они так смогут простоять». Стук прекратился. Недолго затишье длилось, и постучали еще раз. «Блин, вот я сразу не ответил им, и теперь совсем не хочется им открывать». Но за дверью все же не перестают стучать. «Боже, что за терпилы. Оттого, что они продолжают это делать, я бы им не открыл дверь никогда!» Стучать перестали и вовсе. «Не выдержали. Видимо, пошли к заведующей. Вот только этого не хватало. Ладно, скажу, может, еще не ушли». – Входите, милости просим. Дверь открывается медленно с какой-то боязнью увидеть, что за ней. И в комнату входят три первокурсника. Чувствуют себя неуверенно, робко. Так и остались стоять у этой двери, озирая свое новое жилье. Один из них даже как-то жалостно и обреченно закрыл за собой дверь. Сейчас такой момент настал, когда всем надо на друг друга молча посмотреть. Спрашивая друг друга взглядом, что им дальше делать. И на это все смотрит Илья со стороны и думает: «Ну и чмошники какие-то попались. Так и будут стоять в проходе?» Один из них, заметив наконец-то Илью, сказал тихо, покачав головой. – Здрасьте. Остальные двое подхватили за своим будущим однокурсником и так же поздоровались. Илья удивился. «Здрасьте? Я что, так стар? Еще так обращаются, будто ко мне лабу пришли сдавать». Им он ничего не ответил до того, пока не спросил. – А вы так и будете стоять? На что они его спросили. – Можно обустраиваться? – Нет. Так и стали стоять как вкопанные. «Теперь они не знают, что им делать, – подумал Илья. – Ладно, надо бы сказать им, что делать, а то совсем ничего не могут сами. Да, таких я еще не встречал». – Да забивайте уже койки и места. Впереди них стоявший высокий толстый и сутулый, видимо, был настолько нерешительный, что протянул руку вперед, тем самым показывая, что он пропускает тех двоих, дает им право первыми выбирать. Вроде как, все выбрали себе кровати, только сутулый не выбрал. Ему досталась нижняя койка двухъярусной кровати. Когда он к ней подошел, как-то нечаянно посмотрел на Илью снизу-вверх, который вальяжно лежал на своей койке. – Ну и че ты пялишься на меня? – пренебрежительно спросил Илья. – Ничего, – ответил он испуганно, и глаза приобрели потерянный вид. Илье он сразу не понравился. Когда открыли шкаф, оказалось, что нету полок, есть только перекладина, на которой висят вешалки с одеждой, а на днище шкафа, в углу, валяются вещи, в одну кучу, скомкано и все вперемешку. Они озадаченно спросили Илью. – Тут полок нет. Куда вещи складывать? – Да так бросайте вниз. Сделайте свою кучку, чтобы шмотки наши не перемешались. Им эта идея не понравилась, поэтому они пока оставили свои вещи в сумках. – А почему нету здесь стола? – кто-то спросил. – А зачем? – Ну а на чем есть, делать задания там по институту? – Ну если вам так нужен стол, то можете обратиться к заведующей. Она вам выдаст. Студенты стали дальше рассматривать. – А микроволновки че нет? – Она-то зачем? Кухня же есть. Студенты немного опечалились. Так они стали повторно осматривать комнату, отмечая, чего еще могло бы им не хватать. В целом комната была, конечно, неказиста, требовался ремонт, да и убраться не помешало бы. Все вещи глубоко старые: всякие тумбочки, тот же шкаф, кровати, маленький стол, за которым может уместиться только один человек. Все это еще с советских времен. На стенах отходят местами обои, по чистоте своей напоминающие тряпку для мытья полов. Кстати, пол настолько грязный, что неплохо было бы помыть, но все эти разводы, пятна уже скорее не отмыть. Окна в комнате были формы квадрата и располагались они ближе к потолку и шли вдоль всей стены, создавалось впечатление, что живешь в подвале, да и потолок низкий. Окна тоже были чем-то забрызганы, где-то даже краской, потерявшая цвет. Страшная люстра, вся покрытая пылью, висела на потолке, так и думаешь, что она вот-вот упадет, и то одна лампочка работает. Не было также холодильника. В общем, все казалось неопрятным и угнетающим, и очень тесно для четверых. К этому приходилось привыкать. Пока новые соседи устраивались, Илья спросил. – Парни, вы перед тем как поступить в этот институт, не писали ничего в «Подслушано», не спрашивали? Они повернулись к нему и скептично ему ответили. – Нет. – Ну это даже хорошо. «Блин, а ведь с ними не о чем разговаривать. Ладно, с одним уже все понятно. А вот что из себя другие два чмошника представляют – непонятно». Неожиданно для всех открылась дверь и в комнату влетела, чуть ли не ворвалась студентка. Жила она в соседней комнате, четвертого курса, звали Ниной. Одета была просто: в белой майке, через которую просвечивался ее лифчик, в коротких голубых шортах и в шлепанцах, которые больше всего выделялись из всего ее наряда, они и выглядели ярче, и рисунки на них какие-то вызывающие, – все это не шло в совокупности с остальной ее ничем непримечательной одеждой. Когда она вошла, сначала она посмотрела своим свирепым взглядом на новых студентов, что те аж подумали, что их пришли убивать. Но не найдя среди них виновника, она резко повернула голову в сторону – так, что ее каре черных волос при повороте забавно прыгало, отчего она выглядела еще агрессивнее и в то же время проявлялась какая-то детская непринужденность. Увидев своего обидчика, казалось, что эта маленькая девчушка начнет крушить и ломать все и всякого, кто даже непричастен. – Нинка, то, что ты ищешь, уже не в моей власти. – А ну верни, падла! – Блин, Нинка, – заулыбавшись, словно его взбодрило, он сказал, – когда ты так злишься, так и хочется тебя расцеловать. – Я тебе щас все тут разнесу! – Этот весь хлам? Да ты ж к нему не притронешься своими бережливыми ручонками. Оставь это. Смерть за тебя все это сделает. – Так, где мои щипчики для ногтей? – Не знаю, наверное, уже по всей общаге гуляют, я же сказал, что они уже не в моей власти. – Придурок! Как я теперь должна их себе вернуть? – Никак. Эх, Нинка, как ты не понимаешь, нету такого понятия «мои вещи». Они должны принадлежать всем. Здесь нету собственности. Ничего нам не принадлежит. Даже наша жизнь. – Давай тогда я у тебя что-нибудь заберу. Как тебе понравится? – Да пожалуйста, бери мои носки нестиранные неделю. – Не смешно! Что мне делать? – Узбогойся, они тебе сами вернутся. – Здесь никогда вещи не возвращаются людям! – Тогда смирись и радуйся, что кому-то они пригодились. – Еще чего! Короче, ты мне теперь должен щипчики! – Ну лан. Нинка, еще такой вопрос. – Что тебе? – все еще сердясь на него. – А ты меня хочешь? – Да пошел ты, у меня парень вообще-то есть, – сморщив брови, уже начинала уходить. – В смысле парень? Нинка, ты че, охренела? – Чей-то я охренела? – вытянула она шею и выпучила на него глаза, уперев руки в бока. – Я как-то не помню, чтобы я давал на это разрешение. – Да кто ты такой, чтобы я у тебя спрашивала? Тебя это не касается! – Как же тебе не стыдно. И все это лишь мне на зло? Ладно я, но себе зачем портишь жизнь? А если я тебе лайк поставлю под фото, захочешь меня? – Ой, все! – Нинка. – Ну че тебе еще? – Я тебя обожаю, – расплылся в широкой улыбке Илья. Она нарочито притворно делает ему улыбку и с гордо приподнятой головой выходит из комнаты. Илья тут же полез в ноут смотреть, что у нее за парень такой, и обратился к будущим студентам. – Это Нинка была. Если вам что-то пригодится, можете у нее спокойно брать. Доброй души человек. – Что-то не похоже. – А-а, так это все ее притворство. Не обращайте внимание. Найдя ее страницу, он добавил с разочарованием. – М-да, ну и парень у нее, если б ко мне обратилась, я бы ей нашел парня получше. Когда студенты, вроде как, устроились, стали звонить родителям, чтобы их оповестить о том, что они благополучно заселились в общежитие. Илья, наблюдая, за тем, как отчитываются перед родителями, был крайне недоволен. Что, когда они закончили, он их спросил. – А вы всегда теперь будете звонить родичам? – Ну не всегда, а что? – Просто не понимаю, зачем им быть в курсе. – Чтобы не волновались, а ты своим не звонишь? – Рофлишь, что ль? Я че, мамкин сынок. Студентам все больше их сосед казался странным, и они не совсем понимали, как реагировать на то, что он говорил, как это воспринимать. В нем прослеживалась жесткость и неприятие, но не создавалось ощущение, что от этого с ним будет тяжело и невыносимо жить, хотя так могло показаться из-за комнаты и того «порядка», который в ней прибывал. Один из студентов решил, так сказать, разведать район, что тут есть поблизости: всякие магазины, куда сходить постричься и прочее. Остальные двое остались. Один из них был пониже ростом, очень худым, прям дистрофик, нос с горбинкой, руки были покрыты густыми длинными волосами, и говорил он все время тихо, что аж еле слышно, из-за чего приходилось переспрашивать, так как речь была не только тихой, но и слова произносил неразборчиво. Сидел он за ноутбуком своим и чем-то занимался. «Ну и дрыщь. Сразу в моник залип и ушел в цифровой мир. Все правильно! На хер эту парашу! А толстячок что наш делает, – перегнулся через постель, – тоже залип». – Ну че, студенты! – воскликнул Илья на всю комнату, – покидаем эту скучную реальность! Ща я подключусь вместе с вами в сетевое пространство. Уж там-то никто не узнает, что мы профаны и неудачники. Ну че, парни, готовы грабить караваны и захватывать города, чтобы их женщины принадлежали нам? Парни молчат. – Ах да. Они ж уже потеряли контроль над своим телом, освободившись от него, а их разум уже проник в сеть. Все равно что с овощами разговаривать. Ну все тогда! Пора и мне погрузиться на дно! Комната опустела, ее наполняли лишь звуки кликаний «мышей» и клавиш ноутбуков – как единственный отклик того, что по ту сторону этих экранов что-то происходило. 3 Стоя у стеллажа с книгами, молодой человек, которого звали Сергей Дарецкий, журналист, искал книгу. Сам не помня, какая именно ему нужна, но что-то из области нейрофизиологии. За его спиной расхаживал один старик, который расспрашивал остальных посетителей библиотеки, причем он не подходил к каждому, а обращался ко всем сразу. Но никто его не слушал, либо сторонились. Поначалу Сергей не мог понять, с чем он обращался к людям. Заинтересовавшись, он повернулся к нему. Старик ходил и спрашивал. – Никто, случаем, книгу не писал? Когда Сергей услышал вопрос, он показался ему подозрительным, и в то же время он хотел узнать, что это могло означать. Зачем он ходит вдоль стеллажей и спрашивает об этом людей. Как-то необычно, и это казалось прямо выделяющемся событием, которого здесь не должно было быть. Даже почему-то не верилось, хотя случай вовсе не особенный. Но какое-то чувство возникало у него, что произошел какой-то сбой в происходящем, в этой части пространства. Всем телом почувствовал, уловив это короткое замыкание, из-за чего ему надо было разобраться в этой ошибке. Когда старик проходил мимо него, – а они так стояли, что один был у одного стеллажа, а другой у противоположного, и разделял их длинный стол, заставленный полностью книгами, – он ему ответил, делая вид, что ему неловко признаться в содеянном. – Я написал книгу. Старик остановился и, присмотревшись к молодому человеку, спросил. – В каком жанре? – Роман. – Хм, нам бы, конечно, научную фантастику. Ну да ладно. Это ваша первая книга? – Да. – А кто вы по образованию? Сергей задумался, но быстро сообразил. – Инженер-проектировщик. – Инженер, да, ну книгу вы написали, хоть и первая, но все же написали, а значит, излагать мысль вы умеете. Ну хорошо. Сразу старик переменил вид. Стал как-то добродушнее, постоянно улыбался, прищуривая глазенки. Такое довольное выражение лица, будто втихаря предлагает выпить по стопке водки. Он увидел, что одна женщина поставила свою сумку на книги, лежавшие на столе. Он заставил ее обратить на это внимание: обложка книг от этого портится, так он объяснял потом. И сказал ей так мягко и простодушно, как бы отмечая ее скупость внимания к бережному отношению с книгами и все же снисходительно обращаясь, прощая ей. Затем он берет первую попавшуюся книгу с глянцевой обложкой, показывая и рассказывая Сергею, как портится обложка, листы и показал, как поэтому надо открывать и листать аккуратно. Рассказывал историю, как его брату досталась книга, обложка которой была настолько идеальной, что, когда проводишь рукой по ней, чувствуется гладь без единой шероховатости, и какой это раритет. Он делал это так поучительно, делился всеми этими тонкостями, словно пытался искренне предостеречь его. Ему было не жалко, хотелось открыться кому-то, чтобы посветить хоть кого-то еще в эти маленькие детали, которые мало кому доступно заметить. Раскрыться – вот, что его влекло. Так это нужно было. И чтобы один человек смог это увидеть, для того чтобы в нем так внезапно все переменилось. И почувствовать свою причастность к этому событию как некий знак, что все не случайно. И в том есть его вина. Нужно просто следовать. Безоглядно довериться, потому как больше такого с ним может не произойти. Пока Сергей слушал его, хотя слова старика были ему неинтересны, он думал над тем, какой иной смысл могло все это иметь. «Рассказывает про то, как нужно обращаться с книгой, сам проявляет к ней бережливость, и все это так поучительно. Учит умело, так, чтобы не спугнуть или вызвать резкое отторжение. Все это похоже на то, что он хочет меня расположить к себе. Значит, за этим что-то должно последовать. Ну допустим». Они сели за стол. Тут старик перешел к делу. – У нас тут есть школа. Учим людей. Нужно написать книгу в жанре детектива, фантастики. Но нужно это сделать так, чтобы весь смысл был изложен пятнадцатью словами. Мы же люди ученые, нам вся эта «вода» не нужна. А просто сразу раскрывало смысл. Мы будем брать чужие работы, переписывать их, но так, чтобы сразу был ясен смысл, избавляясь от лишнего слова. Нас интересует химия, физика, математика. До нас это никто не умел. Только мы обладаем такими знаниями. Затем, когда люди пройдут у нас курс, они будут на аспирантуре обучать студентов всему этому. Дело это, конечно, затратное и даже подпольное, никто не должен знать. У меня тут долг один есть. Надо же школу как-то поддерживать. Нам нужны люди, которые могут отдаться делу, которых интересует стремление к высшему, созидание. А те, кто к нам приходит из корысти, как правило, они уходят и остаются ни с чем, – усмехнулся старик, – поэтому поначалу придется потрудиться бесплатно. Но зато потом. Можно и миллион заработать. Очень прибыльное дело. «Ах вот оно что, – подумал Сергей, – к этому все велось. Школа какая-то, какой-то смысл из пятнадцати слов. Ничего непонятно. Вроде, предлагает работу, но в чем ее суть не ясно. Сложно соображать и понять. Большое количество информации, которую невозможно осмыслить. Видимо, специально, чтобы загасить разум, чтобы я не задумываясь принимал на веру. Разводит он меня. Можно, конечно, поспрашивать его, уверен, не ответит. Но какой в этом смысл. Поэтому пока промолчу, и посмотрим, как дальше он будет действовать». Видно было, что старик ожидал от своего собеседника какого-то ответа, пристально всматриваясь ему в лицо и в глаза, при этом сам теряя в этот момент улыбку, и смотрел так, словно что-то шло не так. Сергей продолжал молчать и не подавал виду. Тогда старик продолжал рассказывать что-то еще. – В школе я как-то писал стихи, – опять улыбка, снова делится откровением, – и дал стихи своей учительнице. Чтобы оценила. Так она… как это тогда называлось. Союз писателей. Она сказала, что в этом союзе писателей никто так не пишет. Совсем искусство уже стало не тем. Он остановил свой рассказ и опять стал смотреть на Сергея. Сергей так же молчал, ничего не отвечая ему. «Так смотрит на меня. «Читает» меня, пытается найти хоть какую-то зацепку, чтобы понять: мне это вообще интересно, что он мне рассказывает. А мне как раз интересно, как он будет разрешать эту ситуацию, с таким неподатливым клиентом. Кстати, нужно обратить внимание, что одет он довольно просто – брюки, пиджак, – все это создает тот образ интеллигента, учителя, даже его эспаньолка, еще нацепил значок себе на грудь. Не знаю, но, может, тоже для образа, как раз значок их псевдошколы. Ладно, немного ему помогу». – Не совсем понял, что от меня требуется? – Мы из архивов будем доставать разные научные работы. Только надо будет договориться. А то – хлоп. Можно и гулять. Ты пишешь фантастику или детектив. Нужно будет эти пятнадцать слов, в которых заключен весь смысл, разбросать по всему произведению. А читатель их найдет. А то я даю нынешней молодежи задание. Излагаю такой-то тезис. Меняю местами. И они не могут мне его пересказать, – с восторженным удивлением он это произнес, откинувшись на спинку стула. – Я в шоке! Ну так вот. Мне нужно дать эти слова. Это уже мы их составляем, – он достает из кармана бумажку с этими словами, буквально на секунду показывает и убирает обратно, не дав рассмотреть, – ну а там мы составляем договор. Нужно будет внести некую сумму для начала. Ну сейчас пока. Это мне нужно будет обратиться к своему составителю. Вот. А потом мы будем ходить к издателям и предлагать им свои услуги. А они за такую работу неплохо платят, между прочим. Только у нас желательно работать по регионам. А то в Москве и так много. Нужно на периферии. Так сказать, развиваться. Ты, кстати, сколько зарабатываешь? – Нормально зарабатываю. – Э-э, нормально – это все относительно. У каждого свое нормально. Ждет, пока Сергей что-то скажет, а он молчит. Но старик на этом не остановился. Он продолжил дальше рассказывать, и так это длилось час, а может, и больше. Сергей все это слушал и думал: «Невольно пытаюсь вдуматься в его слова, хотя понимаю, что делать этого не надо. Из-за чего теряю концентрацию и внимание. Тяжело его слушать. Слишком много болтает того, что осмыслить самому невозможно. Но интересно не это. Во мне проявляется совесть. Сколько бы разум мой не говорил, не верить ему, совесть заставляет почему-то склониться и принять его предложение. Вот это мне непонятно. Почему богу нужно, чтобы я пошел на этот обман, причем вполне осознаю этот обман? Тут я перестаю слушать старика, и пытаюсь решить этот вопрос. Но на самом деле я пытаюсь понять кому довериться – разуму или совести». Дед обратился к нему. – Ну так что, что ты решил? – В смысле? – не совсем поняв его, спросил Сергей. – Ты согласен на мое предложение? Проблема в том, что Сергей, оказавшись на этом распутье, потерял свою уверенность, и вся его неприступность и самообладание стали уходить, из-за чего он сам себя раскрыл. Старик увидел, что Сергей только сейчас стал подавать признаки того, что он не может решиться. И что тут он стал уязвимее. Это дало ему повод, что еще есть шанс убедить его принять предложение. – Иду я как-то с работы, а на встречу мне идет моя знакомая. Вся такая радостная, счастливая. Видно день задался. Но я все же решил узнать у нее, отчего ей так хорошо. Так она мне говорит, что у нее дочь, когда подавала свою книгу в издательство – взяли ее. И теперь ходит радостная за дочку, что не зря подала. А то поначалу сомневалась. А тут видишь – радость какая. Старик замолк и все ждет от Сергея ответа. Он уже тарабанит пальцами по столу, проявляя свою нетерпимость и усталость, смотрит по сторонам и уже хочет, чтобы скорее это закончилось. «Да я уже понял к чему ты клонишь, – подумал Сергей, – но решится я все никак не могу. Не могу сказать – ни да, ни нет. Зачем я это все устроил? Пытался проверить, есть ли во мне еще бог? Но еще больше не могу с ним согласиться». Старик, понимая, что дело никак не идет, а терпения уже нет, так как час с лишним прошло уже. Решил задать резкий вопрос, чтобы понять, есть ли смысл продолжать. – Парень, ты хоть что-нибудь понял? – его голос перестал быть таким дружелюбным. Сергей поднял голову, – так как он сам чувствовал себя уставшим после такой длительной промывки мозгов, – и ответил, как будто потеряв надежду. – Нет. Старик, сдерживая эмоции, выдохнул, но на этом он не закончил, выказывая свое умеренное недовольство. – Ладно, заплати мне за мое потраченное время и ступай. Заплати, сколько считаешь нужным. Тысячу, две. И тут у Сергея сорвало. – У меня нету наличных, только карточка. – Там есть банкомат. Выйдешь сейчас из стеллажей, свернешь налево и сразу увидишь его. Сергей уже собирался уходить. – Постой, парень. Щас дам тебе мою карточку, а на нее переведешь. «Как же предусмотрительно. Чтобы не сбежал. Хотя и не совсем понимаю, как ему переводить эти деньги. Забавно не это, а то, что я все еще понимаю, что меня разводят, а я все равно готов заплатить ему. Реально решился заплатить ему за его проделанный труд. Ведь он столько времени потратил на меня. Что за бред». Старик все искал какую-то карточку в боковом кармане пиджака, во внутреннем, но никак не находил. Потом он вспомнил, что надел не тот пиджак. – Не волнуйтесь, – сказал Сергей, – сейчас я схожу и сниму деньги. Сергей ушел, а старик остался на том же месте. Когда он проходил мимо банкомата, он не остановился, а пошел дальше. Он хотел найти одного из сотрудников. Подойдя к одному такому, он задал вопрос. – Здравствуйте, я бы хотел узнать. У вас тут один человек ходит, вы знаете его? – он еще морщился так, словно его беспокоили головные боли. – Что за человек? – Старик, небольшого роста, в сером старом пиджаке, с каким-то значком на нем, у него еще такая эспаньолка. – Возможно, знаю. – Вы в курсе, чем он тут занимается? – Поясните. – Ходит обманывает людей, предлагает им какие-то… – Сергей хотел четко сформулировать услугу, которая предлагалась, но из-за того, что он сам не понял, – так как в этом и заключался смысл развода, – то не смог дальше продолжить. – Простите, но я ничего не могу сделать. – Почему? – Он такой же клиент, как и все остальные, потом он не первый раз приходит. Он постоянный клиент и покупает у нас книжки. Мы не можем его выгнать. – А то, что он использует ваш магазин для обмана людей, а вы, так как ничего с этим не делаете, получается, поощряете его деятельность? – Слушайте, я вам еще раз повторяю: это наш клиент, мы действительно ничего не можем сделать, а то, чем он занимается, это не наше дело. Если вам прям так хочется, чтобы он ушел отсюда, то вам стоит обратиться к охраннику. Это не наша обязанность. «Ну конечно, а этот охранник так же будет увиливать, как ты». – Ладно, я вас понял, до свидания. Сергею не захотелось разбираться, так как все уже и так становилось ясно, а ему все тяжелее было рассуждать. В голове мысли с трудом складывались, а слова напрочь забывались. Ничего не хотело работать. Нужен был отдых. – До свидания, всего вам хорошего. Выйдя из магазина, он простоял какое-то время и призадумался. «Хорошую статью можно было бы сделать по этому случаю. Как мошенник, войдя в доверие с сотрудниками магазина, использует их площадку для своей незаконной деятельности, а они его всячески прикрывают. Часть прибыли идет им. Но самое главное – никто не знает, что происходит с жертвами обмана: куда они деваются и сколько денег лишаются. Будто их похищают. Ну а затем розыск. И находят их уже мертвыми. Презабавная история вышла бы. Но на самом деле все гораздо проще и прозаичнее. Странно. Неужели? Может, ничего удивительного. Чем моя профессия отличается от того, что делает этот старик? Да ничем, я только с людей деньги не беру. А так, такой же шарлатан. Я для них такой же обманщик, я вынужден их обманывать, разводить. Так почему же они должны мне верить больше, чем тому старику». Свернув за угол, впереди он увидел спуск в метро. «Ненавижу метро», – подумал он. Но нужно было спускаться. 4 Медленно вдавливать кнопку, пока яркий цифровой огонек не мигнет тебе, а в стальной коробке звук вращения не обретет трансформацию в ропот, издаваемый в кропотливом сплочении и подчинении комплектующих, чье «железо» отбрасывает искры внутренних процессов, закаляя потоки энергии, влекомые по проводам на внешние устройства. Так что-то ожило, демонстрируя на экране монитора признаки распознавания, просчеты, попытки что-то усвоить, меняя картинку, высвечивая цифры, слова. Загрузка системы. Экран резко становится синего цвета. Не давая времени понять, откуда взялось и что значит это синее пространство, глядящее на нас. Может, он, компьютер, хочет нам показать таким образом свое настроение. Ах нет. Высветилась надпись: «Добро пожаловать». Не хватает лишь добавить – в чудесный мир. Но почему он нас приглашает и куда? Разве не он объект нашего внимания? Вдруг все поменялось местами. Если все началось с вашего нажатия пальцем кнопки, – словно нарушив запрет, и падем мы в греховный мир, – то теперь над вами будут проводить манипуляции. Появляется рабочий стол. Еще не до конца догрузилась система, отчего не сразу возникли иконки: мой компьютер, разные документы, сторонние программы. Но все это нам не интересно. Важна лишь одна иконка – святая всех святых – иконка браузера, которая соединит вас с сетевым пространством. Только нужно подождать, а то комп тормозит. И тогда начинается вождение курсором «мышки» по экрану. Доходя до самых краев экрана, где уже курсор сталкивается с рамкой монитора, оказывается, что справа снизу экрана курсор будто проваливается, заходя под рамку монитора, отчего кажется, что есть продолжение недоступное нам. Запустить диспетчер задач. И завершить процесс «Вождение курсора за рамкой монитора». Ну вот и все. Наконец-то пришло время запустить браузер. Собственно, сам интернет. Ведь ради этого вы пришли сюда. Дальше остается лишь кликать и кликать, кликать и кликать. Ведь у вас это так хорошо получалось до этого с кнопкой. А тут множество ссылок переполняющие множество страниц. Бесконечный каталог того, где вы можете оказаться, что можете узнать. Открываем в первую очередь поисковик «Ясность», который будет отправной точкой, подключающей вас к любому сайту, что вы захотите. Единственное, что нужно сделать, – это ввести слово в строку поисковика и нажать кнопку «Найти». Сколько всего можно открыть лишь одним словом! Но подбирать слово нужно тщательно и верно, иначе вы получите не тот результат, что ожидали. Как с волшебной лампой – быть осторожными со своими желаниями. Да, и не забудьте, что есть история браузера. Конечно, вы можете ее удалить, чтобы никто не отследил ваши интимные влечения, что так свойственно вашему человеческому роду. Однако из «облака» никто и ничто не удаляется. Но вам же все равно, не так ли? Мало кто имеет доступ к нему, так и никто не станет интересоваться, что вы там смотрите. Это же конфиденциальная информация. А то что о вас подумают. Так что никто не узнает. Забудьте. Поэтому вы вполне свободны в своем выборе. Пожалуйста, ни в чем себе не отказывайте. И запомните – в этом мире важно лишь слово, все зависит от слова, и то, как вы им владеете. Остальное неважно, потому как это всего лишь проекция, созданная вашим словом. Может показаться, что это иллюзия, но это не верно. Все же правильнее – проекция, причем геометрическая проекция. И вы в дальнейшем убедитесь почему так. Встает резонный вопрос: а что может слово? Каковы его возможности в цифровом мире? Я бы ответил так – бесконечны. Но все же стоит привести примеры. Заходите на сайт для знакомств «Воткате», который, кстати, уже как давно потерял такой статус и является сайтом для коммуникаций. Словно вы надеялись на серьезные отношения, но нет, спустя какое-то время цинизм и коммерция и тут возобладали. Вы создаете свою страницу. Иначе кто узнает о вашем существовании? Обязательно заполняете ее личной информацией, расскажите о себе как можно больше. Причем описывать надо так, как вы думаете о себе наилучшим образом. Не стесняйтесь, здесь это только приветствуется. Я знаю, что за чувство у вас возникает и какое сомнение. Вам хочется все о себе рассказать и показать всем и побыстрее, чтобы тут же люди написали в комментариях что-то приятное. Но сомнение заключается в том, что будет ли это интересно другим. Даже не сомневайтесь. Отбросьте эти мысли. А вы думаете, за что вы оплачиваете интернет ежемесячно. Так что не останавливайтесь и пишите о себе, а нам всем будет безумно интересно. И не забудьте прикрепить фотографии с собой, лучше сделать целый альбом, где только вы. Что? А что если они будут неловкими, постыдными, ни о чем? Вы же прикалываетесь, не правда ли? Вы так о себе не можете думать. Вам нужно преодолеть свои сомнения. Просто нажмите «Опубликовать». Запомните, в интернете вы даже не почувствуете, что всем как-то стыдно за себя. Лучше на других посмотрите. И видео прикрепите, которое мы и так уже видели по сто раз, чтобы мы оценили то, что вы для нас сделали, как вы хотели нас повеселить этим роликом, а мы обязательно опишем свои чувства и переживания, добавляя кучу смайликов, от переизбытка которых вам покажется, что мы долбимся в конвульсиях счастья. Добавляйтесь в паблики. Можете выбрать те, где люди с одинаковыми знаками зодиака, одинаковыми датами рождения, одинаковыми фамилиями, национальностями, вероисповеданием. Смотрите, какой забавный есть: «А у вас тоже, если ночью неправильно лежал, то на утро нога дико затекает?» Ну ведь было, признайтесь! Стоп. А такие паблики все еще существуют? Ну хорошо. Вот вам паблики с мемами. Мемы сейчас везде. Короче, это дико увлекательно добавляться в паблики, притом что они тоже составляют некую часть имиджа для большинства. Что? Что? А что делать, если хочется добавиться в порно-паблики, но вы стыдитесь? Это же не проблема. Просто создаете вторую анонимную страницу. Естественно не заполняете ее, а то у нас был тут один. Добавляетесь в эти увлекательные паблики и смотрите порно бесплатно, без регистрации и смс. И самое главное – добавляйте себе в «Друзья» людей. Неважно, что вы их не знаете и не будете с ними общаться. Ведь вы и создавали страницу, чтобы о вас могли узнать другие люди. Поэтому тут важно количество, а не то насколько вы хорошо дружите. И потом, зачем вести диалог с человеком, чтобы о нем что-то узнать, когда о нем говорит его страничка, паблики, в которых он сидит, музыка, которую он слушает? Забудьте про это. Говорить с человеком стало не надобно и лишним. Достаточно поставить лайк, чтобы показать, что человек совпадает с вашими интересами. Вам всего лишь нужно понравиться другим, но не рассказывая о себе, а показывая себя. Ведь здесь слово не для того, чтобы общаться, разговаривать. А вы-то думаете, почему вам так сложно потом общаться с людьми в реальной жизни, будто слова сами не идут в голову. Так правильно, оно утратило эту функцию – построение диалога – и обрело новую: наложение, – геометрическое, не забывайте. То есть ничего, собственно, нового в этом нет, но в условиях цифровизации, в которой человек стал проводить столько много времени, это стало давать другие результаты. Человек стал приобретать иное мышление. Так что, все не просто так. И ваша страница как новая страница вашей жизни, где уже восприятие будет подвержено перекодировке. Теперь вам стоит забыть про такие слова как «читать». Вы больше не читаете. Вы по-другому усваиваете смысловую нагрузку текста. Вы как бы сканируйте текст, извлекая только вложенные понятия, из-за чего отпадает смысл запоминать текст. Вообще, многие термины, слова, которые я использую, уже давно как стары, и навряд ли их ждет обновление, а употребляю их лишь для того, чтобы вам было понятно. По-хорошему мы должны использовать вместо букв цифры, но вы к этому пока не готовы. Сложнее все обстоит, если вам прочтут текст, и вам на слух придется распознать информацию. Даже если слова, услышанные, будут вам знакомы, вы все равно не поймете ничего, потому как нету собирательного образа. Все равно что сплошной звук, не разбивающийся на отдельные ноты. Но ничего, поэтому для вас открыт доступ к видеохостингу. И на этом я бы попросил вас сконцентрировать особое внимание. Создав и здесь свой аккаунт, вам предстоит выпускать ролики, где от вас будет требоваться лишь высказывать свое мнение. Это схоже с тем, что вы делали до этого со своей страницей в «Воткате». Вы по-прежнему будете показывать себя другим людям, но вместе с этим вам нужно лишь высказывать все, что вы думаете. Все, что захотите. Вас никто не накажет. Только вместо друзей тут нужно набирать подписчиков, зрителей. Все, что вам нужно сделать, – это быть единственным. Вы же личность. Вы по праву заслуживаете быть лучше всех. От вас требуется, чтобы вы уяснили, что, кроме вас, никого нет. Остальные люди – это лишь печатные буквы, собирающиеся в слова в комментариях под вашим видео, пальцы вверх, видеоизображение, использующее образ человека, – все это как отпечаток, кто-то поприсутствовал на вашем канале, пока вас не было, и это так ощутимо приятно. Как увидеть неожиданно подарки под елкой. Это так же трепетно, как если бы вы наладили контакт с невидимым духом, что оставляет вам послания. Все эти слова, комментарии, возникают из неоткуда. Просто появляются, заставляя вас думать, что их оставил человек. Бред, сумасшествие? Или забавная ирония над старыми суевериями? Однако вы теперь будете жить с этим. Потому как все теперь разрешено. Сумасшедшим быть нормально, как и стать солдатом неизвестной войны, стать эльфом, сказочным драконом, да кем угодно еще. А вот быть человеком… тут стоит задуматься. Каковы возможности человека, если в жизни он не может реализоваться и условия, в которых он живет, все сильнее теснят, а что-либо понять в своем бытие не представляется возможным. В интернете всегда проложены дороги. Ведь все дороги ведут в Рим. Отчего всегда можно знать, что тебе нужно. Если что всегда есть рекомендации. В интернете есть то, что реальный мир утратил – мировоззрение. Конечно, будут возражения вроде такого: это же все фейк! А вы уверены? Все же это технический прогресс. Потом всмотритесь повнимательнее: разве не мир, в котором вы живете, становится все больше схожим с фейком? Вы же сами говорите, что мир окружающий не объективен, так как ваш аппарат, простите, глаза видят его таковым, но поставь другие глаза, и вы станете видеть другую объективную картинку только для этих глаз. Из этого следует, что глупо называть цифровой мир фейком. Кто знает, может, эти глаза куда реальнее видят. Вам стоит признать, что ваш мир что-то теряет, как будто он немного начинает отмирать. А что ценно в нем? Взгляните: тут же все скомпрометировано – социальные институты, образование, медицина, нравственные устои, государственное устройство и так далее. Вы как собираетесь жить вообще? Поэтому, именно поэтому, человек нуждается в перезагрузке, переосмыслении. А для этого нужно видеть иначе, тогда и мышление станет другим. Не надо только бояться. Два мира так и так будут сосуществовать. Не нужно уничтожать старый мир ради нового. Мы же не варвары. Представьте себе, что интернет как некий имплантат к вашему миру. Что избавит вас от ощущаемой неполноценности. Чего-то не хватает, будто уже мало и этого мира. Ну что, вы зарегистрировались? Отлично. Страница и аккаунт, что вы создали, нам нужны: вы на них оставили свой след личности. Как бы мы взяли у вас анализы и собираемся работать с ними. Дальше происходит вот что. Вы становитесь популярным блогером, а затем вы умрете в реальной, конечно же, жизни. Запустить диспетчер задач. И завершить процесс «Отказ от смерти». Постойте же. Паника нам ни к чему. Посудите сами: для того, чтобы поставить имплантат руки, надо, чтобы у субъекта не было руки. Это нормально. Вы зря боитесь, потому что в будущем люди осознанно будут отказываться от своих рук, ног и ставить себе имплантат. Он же лучше. Успокойтесь. Вы слишком материально мыслите. Вы забываете, как переменилось слово. Я же вам рассказывал. И смерть, в общем-то, не то. Как вы сказали? Это же все фейк. Вот и воспринимайте как фейк. Все, что мы хотим у вас ампутировать, – так это личность. Уж она-то действительно фейк. Надеюсь, вы в курсе. Так что тут совсем нечего бояться. С вашего позволения мы продолжим. Запустить диспетчер задач. Новая задача… 5 Множество окон развернуто перед нами, одновременно вещая, и мы их меняем – переключаемся с одной закладки на другую. Быстро листаем. И все эти окна со своими «живыми лицами», событиями уходят от нас, складываются, заслоняя друг друга, пока курсор «мыши» не остановится на трансляции, где полуголая, в нижнем белье, девушка студенческого возраста танцует перед нами. Набирая при этом немалое количество просмотров. Что это такое? Все эти обворожительные движения, это красивое, вызывающее тело и ее радость, нескрываемая улыбкой, от нашего присутствия – все это разве реально! Чат гремит. Все эти бесконечные сообщения сыплются безостановочно, пытаясь друг друга затмить. Сколько слов за все это время, пока идет трансляция, пропадет. Все это похоже на некую игру. Вот девушка танцует эротический танец и есть чат, который будет, возможно так подразумевается, воздействовать на нее. На этот виртуальный образ человека. Ведь не человек же у вас в мониторе. Чат, он, как рулетка, крутится, крутится, и что-то должно выпасть – особая комбинация слов, от которой произойдет некая перемена в девушке. Это как пароль. Все только и делают в чате, что пытаются подобрать этот нужный пароль. Естественно рандомно. Но вот для чего? Чтобы она перешла к другому движению, стала в другую позу, показала грудь? Причем, что забавно, люди пишут необязательно тексты, где ясно выражается смысл сказанного, это могут быть совсем бессвязные тексты, похожие на шаманские заклинания, либо вообще из символов выстроенная картинка. Откуда эта вера, что словом можно воздействовать на этот виртуальный образ? Или, если хотите, девушку. Но пока так нельзя сказать. Можно сказать, что человечество упорно этим и занимается. Гадает. Пытается гадать. По ту сторону экрана девушка подбегает к своему компьютеру, резко выходя из образа обольстительной танцовщицы, пристально всматриваясь в экран, и торопливо водит «мышкой», после чего трансляция обрывается на этом. До конца не убедившись, что трансляция выключена, на что она надеялась, но проверить она не успела, так как ею овладело довлеющее какое-то вакуумное ощущение, от которого ей захотелось упасть навзничь на кровать и постоянно трогать себя, ласкать, проводя пальцами по лицу, закрытое локонами волос, своим грудям, у себя между ног. Она закрыла глаза и, испытывая восторг, произносила чуть еле слышно слова, как будто сама не желая их слышать: «Марго, ты потеряла себя. Тебе удалось. Ты опять потеряла себя». Она закусывала губу, ворочаясь из стороны в сторону. Она полностью изолирована от всего. Даже ее тяжелое дыхание казалось чем-то посторонним и эта дрожь в ногах не ее, а где-то там, за стенками. И вот это состояние сводило ее с ума: это не с ней происходит, до нее лишь доходит вибрация, исходящая от оболочки, на которую производят воздействие. Ей мнилось, что если бы ее тело испытывало боль, то здесь она преобразилась бы в блаженство. И так не хотелось открывать глаза, чтобы не спугнуть отовсюду доносящуюся истому. Но дрожь начинает отступать от ног, а в легкие снова поступает земной воздух. Она перестает дергаться, застыв в одном положении и сведя брови над переносицей, как будто учится заново воспринимать этот мир. Пока не поздно она вскочила с кровати и побежала к зеркалу, в котором всячески стала собой любоваться, своим телом. Сначала повернется так, потом так повернется – со всех сторон себя рассмотрит. Потреплет свои волосы, на что-то обратит пристальное внимание. Вообще, ее внешность ей самой не нравилась, вернее, она к себе была слишком самокритична, но сейчас она с уверенностью могла сказать себе, что она похорошела. Но чем дольше она так стояла и смотрела на себя, тем меньше ей хотелось видеть свое отражение. Это отражение слишком навязчиво демонстрировало ей то, чем она только что любовалась, но очнувшись, она заметила. И ей не хотелось признавать в себе это. Она отвернулась, как мы отворачиваемся, когда слишком долго смотрим на чужого нам человека, и в один момент он обнаруживает наш взгляд на себе. Тогда она подошла и села за компьютер, поджав под себя ноги. И что-то стала искать в интернете. Она открыла канал блогера, на которого не была подписана, но постоянно его смотрела. Ей как бы не хотелось первой делать шаг. Да и быть его подписчицей, привязывать себя к этому каналу ей не хотелось. А посматривать со стороны, что он там у себя делает, – это да. Смотрела она не отрываясь, с чересчур любознательным взглядом, забыв о том, где находится. Он хоть и смотрел с экрана на нее и, вроде как, к ней обращался, но она не чувствовала этой стесняющей близости, и ей от этого было вполне уютно. А вот если бы она была его подписчиком, она бы не смогла себе позволить даже открыть видео с ним. Он рассказывал о кардинальном изменении хода жизни. Если человек появляется на свет, то в дальнейшем его жизнь будет протекать по такому сюжету: детский сад, школа, институт, армия (если мальчик), работа, пенсия, смерть. Он предлагал избавиться от такой схемы, от такой маршрутизации жизни. Это уже так унизительно жить. После чего тебя ждет смерть, от которой еще унизительнее кажется человек. Он мечтал о бессмертии. Единственное, что нужно будет оставить, это образование. Но и то он не видел это как школа или институт. Также ругал институт семьи, где родители терпят друг друга, сами не понимают, зачем они все еще в браке, а ребенок в такой семье раб, который должен следовать чему-то, чему и его родители следуют (из-за чего и не расходятся), но никто так и не знает чему. Чистая вера. И много чего другого он ругал. Он уверял, что в этом мире все не настоящее. Что весь мир прогнил. Невозможно жить. Нету любви, нету справедливости, нету свободы, нету ничего. Осталась формальная жизнь, подражающая свободной жизни. Правда говоря, все его слова были лишь несбывшимися грезами. Хоть его видео и были насыщены этой молодостью, зажженной на какие-то надежды, перспективы, светлое будущее. Его слова пленяли, что у самих зрителей в головах возникала ободряющая картинка, что такое действительно возможно. Что-то живое, человеческое доносилось от него с экрана. И ты хочешь верить ему и в него. Видно, как он еле сдерживает в себе силы, как он горит, как этот жар охватывает все это цифровое пространство, за которое не может выйти. Но проблема была в том, что он не знал, что предложить взамен. Все же это не мешало зрителям восхищаться им. Конкретно в этом видео, которое смотрела Марго, он вещал о том, что их поколению, а он был ее сверстник, нужно избавиться от чувства стыда, которое мешает им развиваться, мешает быть самим собой. А все потому, что взрослым нужно было как-то сдержать их, подрастающее поколение, удержать при себе. Поэтому они манипулировали, воздействуя на их совесть. Они всегда хотели пристыдить своих детей, если их нужно было остановить в чем-то. И это мучающее чувство совести постоянно мешает в каком-то важном для них выборе. Так, например, ему оно мешало, чтобы создать свой канал и все это доносить до зрителей. Просто нужно это преодолеть. Услышав, как кто-то зашел в квартиру, Марго выключила звук на колонках, а затем закрыла и саму закладку с видео. Второпях надевая свою одежду, предусмотрительно проверив еще раз выключила ли она свою трансляцию. Хоть чат еще вращался, но медленно, трансляция была отключена. Но она не смотрела на время, когда отключала, отчего ей стало немного тревожно. И еще этот чей-то приход домой, и уже своим присутствием нарушал спокойствие. В голове у нее этот образ человека отпечатался как что-то неприятное. Слыша, как разуваются, стало понятно, что следующим неизбежным намерением будет войти сюда. Из-за двери высунулась голова матери. – Привет, как дела? – как всегда осматривая ее комнату, останавливая свой взгляд на экран монитора, в котором уже виден только рабочий стол. – Чем занята? – Ничем, – сложив руки на груди и уставившись на экран, Марго совсем не желала поддерживать этот разговор. Ее всякий раз раздражало, когда кто-то без ее разрешения заходил в комнату, даже ее родные, и тем более когда они пытаются высмотреть, что же она такое смотрит в компьютере целыми днями. – Скоро отец приедет. – И что? – возразила дочь. – Почему это каждый раз какое-то событие? – Я просто хочу сказать, чтобы ты привела себя в порядок. – Что опять со мной не так? – Ты же знаешь его и его порядки. Убери здесь все лишнее и надень что-нибудь поприличнее, чтобы скрыть свои татуировки. – Да, да, я все поняла, а теперь уйди, – поторопила ее дочь и закрыла за ней дверь. Подошла к кровати и упала на нее плашмя и задумалась: «Как же действительно невозможно жить. Когда это уже кончится. Как это мучает меня – я что-то должна. Что во мне такого? Что я должна в себе такого беречь, что если потерять, то произойдет что-то ужасающее? И поэтому мне не в коем случае нельзя этого, нельзя того, нельзя всего. Как раз это и держит меня здесь взаперти. А я хочу свободы». Послышалось, как в квартиру вошел еще кто-то. По тому, как резко и шумно закрыли за собой дверь, по звуку шагов, прогибающих под собой ковер, как снимает пальто, как открывает дверцу шкафа. Марго уже представила своего отца. Это все в точности он. Всеми этими движениями он прямо заявлял о себе, и все это пространство начинает принадлежать ему. Отчего ее дом ей в такие моменты становится чужим. Тогда наступает трепет и страх. Отец Марго был генерал-майор из армии сухопутных войск. Сейчас он вернулся с проверки. Он проверял одну дивизию – всякую документацию, знают ли солдаты обязанности, проверяя все ли по уставу и прочее. Звали его Григорий Пократов. Марго не хотела выходить из своей комнаты. За дверью она слышала отца с матерью. – Ну проходи раздевайся. – Не надо, Лена. – Что? – Не надо я говорю. Опять из-за двери высунулась голова мамы, но уже с каким-то недовольным видом. – Ты долго еще возиться будешь? Щас будем ужинать все вместе. Сделай, как я просила. Выйдя из комнаты, Марго была одета в какой-то стремной коричневой юбке до колен, в рубашке с длинными рукавами, чтобы закрыть татуировки на руках, темные колготки, которые не сильно скрывали ее татуировки на ногах, но все же так менее бросалось в глаза. Ни макияжа, ни крашенных ногтей. Только розовые волосы, хоть и собранные в косичку, не вязались с этим образом советской порядочной женщины, работающая бухгалтером либо лучше библиотекаршей. Ей было невыносимо в этом одеянии. Все это покрывало вечным позором. В этой одежде она стеснялась сама себя, сама себе была противна. И эти движения не ее, это ощущение не ее. Она не хотела этому следовать – ее это злило. Она понимает, что от нее это требуют. И что-то в ней было такое, что ее саму толкало соглашаться с тем, на что она идет. Отец, увидев ее, сказал. – Хотя бы вечером, в кругу семьи, бываешь похожа на человека. Не все потеряно. Ну что стоишь? Садись, пока еще не чужая нам, – даже рукой показал, куда сесть. – Садись, дочь, и вправду. «Ну зачем ты это сказала», – подумала Марго и села, как ей было велено. Есть не хотелось, да и вообще сидеть было мерзко. Как на иголках сидишь. Стараешься забыть себя, чтобы следовать тому притворству, что неудобно, неловко, но безопасно. – Ну что, дочь, чем сегодня порадуешь? У отца хоть и был уставший вид, но при этом он говорил вызывающе. И в дальнейшем каждый его вопрос будет позиционироваться с таким вызовом: а ты ничего не хочешь мне рассказать. Причем вся эта беседа велась нехотя, а просто так нужно было, да и ел он не для себя, а для пищеварительной системы. Марго не могла ответить. Сам вопрос заставлял ее молчать. Брови сведены кверху домиком, грустный взгляд, устремленный в пустоту. Она уже приготовилась к массированной атаке со стороны отца. – Ну что, как там женишок наш поживает? Не будешь знакомить? Опять все скроет. Или хочешь я тебе сам подберу жениха. У меня этих оболтусов целая дивизия. Любого подберу. «Да на хрен мне сдался этот жених», – подумала Марго. Мама решила, что самое время вывести этот разговор из сложившегося неудобства. – Вот мы с отцом познакомились… – Не надо, Лена. И всем стало еще более неловко. – Ну а что у нас с работой? – спросил он так, что понятно было, что и здесь все безнадежно. Он спрашивал и все более злился на тот образ дочери, который сложился у него в голове от этих вопросов. Так как Марго не отвечала, то вот этот ее образ у него в голове отвечал так, как он думал, что она бы ответила. Все эти ответы были такими дерзкими, язвительными, раздражающие его воображение. Он действительно пытался понять свою дочь, ведя с ней диалог у себя в голове. И не находил ответов – почему она такая. Ведь он помнил, как она была совсем другой. И вот сейчас он смотрит на нее, на то, как она одета, и не верит, что это она. Она специально так оделась, чтобы скрыть от него то, что она не хочет ему показывать. Тогда он еще больше убедился в том, что та, какую он себе представляет, это она и есть, и именно такую себя – настоящую – она всячески скрывает от родителей. Отчего его берет гордость, что он знал все это время ее, как бы она не старалась себя показать им. – Вот скажи мне, Марго, ты вообще что хочешь от жизни? Марго уже перестала воспринимать его вопросы. В голове туман, через который с трудом доходят отзвуки. Ей представлялся отец, который спрашивает все это не с тем, чтобы действительно узнать о ней, разобраться, а просто в очередной раз с издевкой посмеяться над ней. Особенно она заметила это по тому, с каким чванным голосом он говорил. Поэтому она просто давала потешиться над собой. И старалась ничего ему не отвечать, так как боялась его. – Ну чего ты молчишь, я к кому обращаюсь, в конце-то концов! Как ты собралась свою жизнь устраивать? Марго не могла знать ответ на этот вопрос. Потому как не знала, о какой жизни идет речь. Что такое «обустроить свою жизнь». Что такое «семья». Что такое «работа». То есть, конечно же, она знала, что это такое. Но она не понимала для чего. Это не представлялось как самоцель. Устроить жизнь – это не цель, потому что все это можно увидеть в интернете. Цель будет то, насколько ты совпадаешь с тем, что мы называем «устроить жизнь». Это значит, что наше представление об устройстве жизни должно совпасть с тем, как оно будет выглядеть, когда реализуем в реальности. Вроде, ничего замысловатого в этом нет. Есть ожидания, которые разрушаются реальностью. Но если мы подменим реальность, которая не будет разрушать ожидания. Когда не ожидания должны приближаться максимально к объективным реалиям, что заставляет нас оценивать допустимые ошибки. А реальность приближается к ожиданиям. Тогда, получается, вопрос поставлен неправильно. Он должен звучать так: что ты должна представить, чтобы твоя жизнь была устроена? Правда, она и на этот вопрос не ответит, так как еще никто не создал этот ответ. Но все эти вопросы Марго не волновали. Единственный образ мыслей, который у нее сложился, показывал ей опять ту же картинку, где ее родители – да и в целом старое поколение – хотят вовлечь в этот старый мир, жить по его правилам, где нужно задумываться о работе, о том, чтобы обустроить семью, жизнь. И все это ее угнетало. Как она думала: не давало ей нормально жить. Поэтому никакой разговор здесь построить невозможно. Говорить уже стало невозможно. Остается лишь терпеть и ждать, пока время в очередной раз не пройдет. – Я не хочу об этом говорить. – Да? А о чем ты хочешь? Тебя что-нибудь волнует в этой жизни? – тут аж отец вспылил. – Ничего. Григорий Пократов стал недоумевать. Образ дочери в голове еще больше стал раздражать его воображение. – Как это можно понимать? Ну-ка быстро расскажи мне свои дальнейшие действия от «а» до «я», – все не успокаивался отец. – Мы, твои родители, должны знать, что происходит с нашей дочерью. – Это не ваше дело. Я вам ничего не должна и вам не принадлежу. – Как это не должна? Еще как должна. Мы же твои родители. Столько в тебя вложили сил, – встревожилась мать. – Ну а что вы от меня хотите теперь? Все равно я не хочу жить такой жизнью, как вы. Мне нужна другая жизнь. – А ты сначала заработай, а потом будешь нам говорить о другой жизни! Живет она, как мы! Да ты, деточка, не жила, как мы. Вот если б ты знала! – сказал Григорий Пократов с хвастливой гордостью и презрением с высока к нынешнему поколению. – Это какая жизнь? – недоумевала мать, для которой жизнь была всегда одна. Как бывает одна истина и не более. А вот это уже было сложно сформулировать – какая жизнь. Марго не знала как. Для нее это был образ, в который она верила и который обернуть словами она не пыталась. Для этого был тот блогер. Это он все возводил в слова. Она даже подумывала показать им его. Но задетая словами отца, она понимала, что это будет смешно. Даже что-либо ответить им, все равно ни в чем их не переубедит. Уже тут стало ясно, что разговор завел ее саму в тупик. И ничего не получится. – Сама даже не знает, что хочет. А мы-то знаем. Мы же пожили уже долго. Так что это все не дело. Надо тебя чем-то занять. А то ничего не делаешь целыми днями. «Ничего я делать не буду. И вообще я занята постоянно», – подумала Марго. – Марго, отец прав. Ну нельзя так. Надо бы устроиться на работу. – Нет, – ответила Марго своим тихим протестом. – Почему же? – Потому что там люди! – А что с ними не так? – Ничего. Просто я не хочу работать с людьми. – Как это? Такого невозможно, – что удивило и позабавило обоих родителей. – Хочу, чтобы мне не нужно было с кем-то разговаривать, что-то объяснять, консультировать. Не хочу каких-либо контактов с человеком. Просто каждый делает свою работу отдельно, и все! Отец, насмешливо улыбаясь, тут же сказал. – Такой работы нигде нет и не будет. А так ты здорово, конечно, придумала. Все мучаются с этими людьми, и ты помучаешься. Марго было очень неприятно от этого разговора и к чему он пришел. Тяжело от этой безвыходности и предопределенности ее судьбы, что аж ей хотелось разреветься. Бежать надо, бежать – думала она. Но все, чем это заканчивалось, она уходила в свою комнату и выносила свои страдания в сеть. 6 Общага. Утро. Время где-то 7:00. Все проснулись от резких раздражающих звуков будильников. И всем хреново, так как почти всю ночь они просидели за своими ноутбуками. Ночью спать совсем не хотелось. Поэтому начинаешь час другой смотреть в интернете что-нибудь интересное – лишь бы не ложиться спать – всякую чушь и хрень, которую и днем бы не стал смотреть. И так они сидели до 5:00, пока не опомнились, что через 3 часа начнется пара. Только тогда вдруг просыпается рассудок. И ты понимаешь, что нехорошо все-таки будет прийти на пару совсем не поспав. Все с большим трудом встают, медленно и неохота. Глаза слипаются, устоять на одном месте трудно, как будто тебя сразу сносит ветром. Так Илья приподнялся с кровати – единственный, кто не ставил будильник, надеясь, что сам сможет встать вовремя, – не открывая глаза, потер веки кулаками. Понимая, что он не в состоянии, чтобы встать, даже просто открыть глаза. Сказал таким сонным, угрюмым голосом. – Пацаны, я, кажись, маслину поймал, – и рухнул обратно в мягкую, теплую постель, но так и не заснув. Остальные кое-как встают, одеваются. Андрей, увидев, сколько времени на часах, ахнул и стал торопить ребят. – Давайте вставайте, мы щас опоздаем, нам еще на метро же ехать. Анатолий, Ден, че вы разлеглись. Вставайте. Причем он говорил это без какого-либо упрека, как могло показаться, и не подходил к ним силой поднимая их. Применять силу и орать на других – он так не умел и не мог себе позволить. Что и про остальных двоих можно сказать. Он мог воспроизвести панику играя, не по-настоящему, чтобы поторопить парней, так как силой он все-таки не может их заставить. Ден, тот, что толстый и сутулый, послушно делает все, что ему говорят. Не проронив ни слова. Просто молча собираясь. Только глаза разбегаются, говоря тем самым – что делать. И рот у него немного приоткрыт, то ли чему-то удивляется, то ли что-то вызывало беспокойство. Анатолий, тот, что худой и нос с горбинкой, боялся больше всех опоздать. Он переживал: ну, как так можно было в первый день учебы облажаться. Ему казалось это неправильным, неловко и неприлично. Даже таким невинным проступком он боялся, что подводит своих родителей. Из сонного забвения доносится голос Ильи, потревожив их копошение. – Да забейте. Можете не торопиться особо. – Чей-то? – спросил Андрей. – Так и так опоздаете. Пока будете искать аудиторию, все корпуса института обойдете. – Да ниче мы не опоздаем. Нам сказали какая аудитория и какой корпус. Анатолий, Ден, вы готовы? – Ага, конечно, – иронично произнес Илья. – А ты сам, че, не идешь на пары? – Какие на хрен пары, когда я спать хочу. Да и если б я пошел, я бы там спал. Так что разница не велика. Я лучше дома посплю. Идти никуда не надо. – Ну ладно, мы пошли. – Ага, давайте. Все будет плохо, – после чего Илья зевнул, перевернулся и наконец-то заснул. Проснулся Илья только где-то к 12:00. Встав, он уже предчувствовал, как хорошо сейчас в общаге. То самое время, когда почти вся общага в институте. Коридоры пусты, никого нету на кухне, нету твоих соседей, из-за которых нельзя побыть одному и – о, какое блаженство – нету очередей в ванную. Так Илья довольствовался своим уединением и занимался своими делами, – ну как, в очередной раз сидел в ноутбуке. Пока не наткнулся на новость, где говорилось о смерти известного блогера. – А, да, я его знаю, видел, – произнес Илья, но не предав этому особого значения. Да, он смотрел этого блогера, как и многие, следить за ним было интересно и увлекательно, несмотря на то, что Илья со многими его высказываниями не был согласен, а даже категорически против, хоть и признавал значимость этой персоны. Но не поэтому он не придавал этой новости значения, что был не на его стороне во взглядах. А просто потому что вся эта новостная лента обычные гигабайты информации, как и все в интернете, даже смерть. Захлопнув ноутбук, он подумал, что нужно пойти к Борьке. Боря хороший друг. По крайне мере мог бы им быть. Но Илья пользовался им как собеседником. Для этого приходилось допускать Борю на дружеские отношения, но при этом все равно не признавая, что это настоящая дружба. С Борисом он обсуждал то, что его волновало: от самых мелочей до грандиозных планов. Причем он мог подойти ни к месту и ни ко времени спросить о чем-либо с ходу без всяких приветствий и прелюдий. Можно сказать, что Борис был неким личным психотерапевтом. Громко, конечно, сказано. Но по сути что-то схожее с ним. И уж сказать это Илье, с какой целью он ходит к Борису. Да вы что! Он вас засмеет. Борис жил на этаж выше. И нужно сказать, что этажи их сильно отличались. На этаже Бори в этом году был сделан ремонт всего этажа. Теперь там ни то что комнаты другие, а все изменилось. Все, что начинается от пола и заканчивается потолком. Так что все стало выглядеть довольно современно. А вот этаж Ильи все по-прежнему пребывает в таком постсоветском антураже. Хоть и им тоже обещали сделать ремонт. Но все никак не могут сделать. Из года в год переносят. Илья поднялся наверх, подошел к двери комнаты, где жил Борис, открыл ее, и сразу же встретил Бориса, который, увидев его, с восторгом и насмешливо сказал. – О-о, а вот и хомо советикус пришел! Илья с серьезным видом ответил. – Да ты задолбал уже хвастаться вашим ремонтом. Я терпел это долго конечно. Но щас я напишу на тебя донос. Вот зачем ты это делаешь со мной? Ты мне просто не оставляешь выбора. А потом опять моей матери выслушивать от твоей матери извинения за тебя. – Напиши. Хочешь даже покажу свой пост, который я опубликовал, где ругаю власть? – Это который? – Ну там, где они закрыли наш ларек с шавермой. Жрать-то студентам где теперь? – А-а, этот-то. Я не могу использовать этот пост в качестве доказательства. Я ему сам лайк поставил. Борис, продолжая улыбаться непонятно чему, предложил Илье. – Ладно, пошли выйдем покурим. Выйдя на балкон и закурив, они продолжили разговор. – Ну и че ты пришел? – Слушай, а вы же можете меня забрать к себе на этаж? Борис рассмеялся. – Ого, ну че в этот раз случилось? Илья, притворно сморщив лицо, стал рассказывать с трудом, не желая поднимать эту тему. – К тебе же тоже подселили новеньких? – Ну да. – И как они тебе? – Да ниче. Нормальные парни. А у тебя? – А я парой жизнь совсем не понимаю. – Да с чего? – Да мне совсем достались какие-то чмошники! Ну вот реальные чмошники! – довольно наигранно вспылив, как он это любит обычно делать, но недовольство действительно было. Борис, напротив, был расслаблен и улыбчив. – Как всегда преувеличиваешь проблему. – Да ни хрена! Ты просто не жил на моем этаже – самый беспредельный этаж в общаге! – Это я знаю, – усмехнулся Борис, – про вас все говорят неодобрительно. Да и я сам говорю. – Так что все. Забирайте меня к себе. Я уже не могу там жить. Меня плавит от всего уже. – Да погоди. А в чем проблема-то с ними жить? Ну бывают и такие. – Ты че! Это надо видеть! По ним сразу видно, что они неудачники. – Про тебя то же самое можно сказать. – Ну, так-то да. Ну ладно я. Илья призадумался, но такие факты о себе он принимал спокойно, без обиды. Так как для него это было даже гордостью, которой он любил кичиться. – У них и телок нету. Я больше чем уверен, – продолжил он осуждать, как осуждают старики молодежь. – Так-то и у тебя нет. – И это правда. Ну сам понимаешь: какие телочки в моем-то возрасте. И вообще мне уже помирать пора, – со вздохом добавил он. – Блин, так не люблю, когда кто-то похож на меня. – Вот поэтому ваш этаж и стебут. К вам ежегодно попадают одни и те же типажи. Вы там все такие. – И что же делать? – задумчиво спросил Илья, уже провалившись в свои какие-то размышления. – Измени их. – Че? – с ироническим недоумением возразил Илья. – А че? У тебя получится. Ты же тиран. Я склонен думать, что еще и садист. – Не ну куда щас в нашем мире без человеческих страданий. Это я люблю. – Ну вот. – Ладно, все. Чет ты меня уже утомил. – Всегда пожалуйста. Илья всегда обрывал разговор в такие моменты, узнав, что ему делать, но не узнав, как ему делать. Ему казалось, что у него тут же возникло это представление – как должно быть. Он его не видел, но интуитивно чувствовал. И как правило находил по ходу дела. Так он уже собирался уходить, но остановился. – Слушай. – Оу? – А че ты меня постоянно называешь хомо советикусом? Ты же даже «совок» не знаешь, да и я не жил там. – А я и не знаю. Так, чет внутри подсказывает, что ты какой-то советский проект. В бункере тебя разработали. Не знаю, чем-то похож ты для меня. У меня ж такое представление о «совке». А хрен его знает, отчего оно такое, я ж ни хрена не знаю о той эпохе. – Ну ты и пидр. – Ну ты ж знаешь наше поколение. Нам эта история на хрен не сдалась. Илье уже не хотелось оставаться с Борькой, хотелось поскорее от него уйти. – Ладно, я погнал. – Ну давай. Илья хотел ему что-то ответить, но забыл уже что и пошел дальше. Студенты уже возвращались с учебы. Только они вошли в комнату, Илья их спросил. – Ну че опоздали? – Ну да. Да у вас хрен найдешь эту аудиторию. Весь институт обошли. Ну что это такое! – сказал Андрей с таким блеклым недовольством от вызванного недоразумения, с таким, которому не хватает энергии и сил, чтобы по-настоящему называться недовольством. Илья притворно злорадно посмеялся над парнями, причем его насмешка была обращена в сторону, как будто к воображаемому зрителю. – Я же говорил! – А ты сам так и не ходил на пару? – спросил Андрей. – Нет. – А ты вообще ходишь на пары? – спросил с подозрением Анатолий. – Нет. – Чей-то? – заулыбался Андрей с заискрившимися глазами, уже готовый засмеяться в предвкушении ответа, который он получит. – Ну наконец-то хороший вопрос! – восторженно отозвался Илья, будто собирался устраивать перфоманс. – Правда, – призадумался тут же, – не знаю, стоит ли сейчас вам об этом говорить. – Да говори уже, – ярко заулыбался Андрей, что-то его все-таки обворожило в Илье. – Ладно. Должен вам сказать неприятную вещь – так как вы еще перваки. Ничему вас здесь не научат. И даже дело не в образовании, которого и так понятно у нас нет. А в учителях. Я, вообще, учителей ненавижу. А если говорить про наших – так это совсем какой-то позор. Анатолий слушал и не верил, так как когда ставят под сомнение основы всех основ, он не может поверить, что они как-то рушимы. Да и как без них обойтись. Андрей тоже слушал недоверчиво, но ему было интересно услышать какой-нибудь аргумент. – Чей-то? – Не понял. Типа почему нас учат идиоты? – Да. – Ну смотрите. Представьте, что вам дали задание построить дом. Вам дали для этого все какие нужные материалы, инструменты – то есть знания. А, забыл сказать, вы, если что не знаете, что такое дом. Никогда не видели его прежде. И вот вам говорят: построй дом. Сможете вы построить дом, имея все нужные материалы и инструменты? – Ну наверное, – сказал Анатолий, который мысленно начал строить дом, задумываясь о том, с чего бы он начал строить, – ну там фундамент для начала бы. – Нет, – прервал его Илья, – вы не сможете построить дом, потому что вы не имеете никакого понятия о доме и у вас нету схемы дома – то есть системы. Знания не систематизированы, а значит, от них толку никакого. Единственное, где они могут пригодиться, – это во всяких тупых играх, где задается вопрос, и к нему дается четыре варианта ответа, и там подсказки еще. Ну вот только к этим играм, видимо, готовят наши нынешние институты студентов. Анатолий с Андреем были не согласны. Если Андрей еще как-то пытался высказать свое мнение на этот счет, то Анатолий просто отнекивался, считая, что что уж говорить, когда это твердые основы, настолько он в них верит, что ему никогда не приходится придумывать утверждение доказывающее, с его точки зрения, их верность. – Ну да, – опровергал их Илья, – есть кое-какая система, но она формальность. И то, что вы получите диплом, – да, вы получите, – но это все формальность. И только один Ден молча слушал, скрывая свое изумление, вызванное от слов Ильи, как что-то, что давно ожидал услышать, но при этом осознавая, что такое никто не станет говорить. И он был приятно удивлен. Даже неожиданно появилось желание вступить в разговор тоже. В его голове они все и он разговорились, и так хотелось этому подражать. Но он промолчал, насторожился, подумал, что если заговорит, то будет выглядеть глупо и неловко. Хотя в голове разговор не прекращал будоражить его. Собственно, отсюда и пойдет их дальнейшее расхождение, которое будет незаметно витать над ними. Но непонятно одно: почему оно их не разъединяет. Почему им просто не разбежаться в разные стороны и забыть про друг друга. Оно витает и витает и не отпускает. Это причина, по которой мы только объединяемся. Этот разрез, который стал в итоге причиной нашего единения. Но ведь это смешно. Никому это не нравится. Может, поэтому нам остается надсмехаться и не верить очевидным вещам. 7 Сергей листал новостную ленту и разные публикации. Все было отвратно, скучно, бездарно. Зачем столько мусора? А самое главное – зачем он среди всего этого копается. Что он ищет? Он и сам не знает. Но его что-то постоянно заставляет вернуться и скроллить опять эти новости. Не дочитывает, переключается уже на другое. Его внимание блуждает, уже не находясь под его контролем. Притягиваясь к этим неразборчивым словам, которые сулят что-то необходимое, но на деле растравляют только. Отчего все больше и больше просматриваешь в мнимой надежде найти то, что якобы тебе так нужно. И причем знаешь заранее, что все это провально и напрасно. Но все равно идешь на это. От безысходности. От того, что жизнь уже не может предложить другого развития событий. Ты все упираешься в одно и то же и не можешь сойти с этого. Так и на работе. Постоянно требуют написать статью, расследование. Но писать уже нечего. Чего они хотят? Из воздуха сплести им эту статью. И так ты мечешься и мечешься, и не можешь вырваться из этого мира, который сам на себе остановился. Который объявил всему смерть. Да, смерть теперь обычное дело. Она в основе всего. Смерть богу. И, конечно же, смерть автору. Неожиданно Сергей натыкается на новость, которая только появилась, где рассказывается, что умер известный русский блогер. Его заинтересовало, и он стал читать подробности. Оказалось, что причина трагедии пока неизвестна. Журналисты предполагают, что проблемы вызваны тем, что молодой человек слишком долго сидел не вставая. Неподвижное пребывание в сидячем положении в течение нескольких часов, что могло привести к закупорки кровеносных сосудов из-за тромбоза. Хотя некоторые считали, что он умер от истощения вследствие того, что не ел и не пил в течение трех дней. Кажется, Сергей нашел все-таки, что искал. Но ведь дело это уже кончено. Узнавать настоящую причину смерти ему было неинтересно. Зато сам блогер его почему-то заинтересовал, и ему хотелось, чтобы это дело имело продолжение. Но какое тут может быть продолжение. Все же он верил в него. Опять это чутье, незримое откровение. И сейчас оно было. Причем в этот раз с какой-то звериной силой неистовствовало. Его будоражило, он ходил по квартире бесцельно и не мог остановиться. Весь задумавшийся. Он чувствовал, как в его голове происходят тайные процессы, как весь этот механизм завелся, совершая все больше и больше оборотов. И в его застывшем сверхнапряженном взгляде можно было заметить, насколько бушует эта машина. Как сильно его это возбуждало, и приводило в восторг, и как сильно не давало покоя. Он ходил, и ему срочно нужно было что-то сделать. Его тянуло что-то начать делать. Он мог взять стул и начать его крутить по-всякому. Нужно было срочно чем-то занять руки. Но он не знал чем. «Пора работать», – думал он. И среди этой возникшей бури осыпающихся мыслей вдруг прозрела тихая струйка образов, еле заметная, еле ощутимая. Ему казалось, как он расследует это дело. Какие-то странные подробности тех будущих событий, которые он не мог понять, но бессознательно ощущал их неопровержимую связь с этим блогером. Это было настолько очевидным. Хотя пока понять, что все это означало, еще рано. Но нужно уже начинать действовать. Это он знал наверняка. «Сперва нужно узнать: кто он такой, что он там снимает». Найдя канал и начав просматривать его видео, Сергей сразу же заметил, что ему выдал этот же сайт список рекомендаций, где по названиям видео, в которых участвуют не менее популярные блогеры, видно, что они всячески ругают этого блогера, делают опровержение его деятельности, – в общем, что тоже требует тщательного изучения. Причем роликов такого рода оказалось довольно много, из-за чего складывается мнение, что он всем ненавистен в этом интернете. Все же Сергей не смог удержаться, смотря только видео молодого человека. Ему нужно было переключаться. Поэтому он стал смотреть рекомендации и другие источники, где говорилось про блогера. И так он все это чередовал. Открыв кучу закладок и все досконально просматривая. По всей этой реакции на него, по всей этой шумихе, что он создал после своей смерти, распространившаяся на все информационное поле. Хотя шумиху он наделал и до своей смерти. Что говорило о том, что этот парень затронул те нити, которые неизбежно влекли к будущему, к тому самому выходу из стазиса, в котором пребывает страна. Ведь от него действительно веяло будущим. И даже многие новостные издания называли его: «Умер самый яркий молодой бунтарь», «Трагедия нашего героя, что он был реформатор, который не успел осуществить все свои замыслы». И дальше СМИ развивают эту новость в духе: какого же гения потерял народ. Все это так раскрутилось, что он казался каким-то спасителем. Но если рассматривать его видео, то действительно можно зацепиться за то, что могло бы его сделать таковым. Это были и темы про феминизм, где он выступал за права женщин, откуда вытекали обсуждение таких тем, как полигамия и семья. И все это идет по цепочке от семьи до государства, на пути к которому он все подвергал изменению. Вообще, он все радикально переделывал. Предлагая жить в совсем иной системе координат, которой никогда еще не было. А значит, это подразумевает отказ от традиций, от патриархата. И точкой отсчета всей своей системы он ставил женщину. Пока она не уйдет от своей традиционной роли в обществе, никакого прогресса не настанет. Иные отношения, иные взгляды, иные возможности для человека откроются. Он называл это эволюционным прорывом для человечества. И женщина занимает первенствующую позицию. И это очень важно. Но конечно же, он встречал критику и осуждение со стороны людей консервативных взглядов. Которые называли его идеи как бредом и чем-то, что никогда не состоится. Но что касается интернета, он гремел этим изо всех окон, закладок, лент, утюгов. Казалось, что все цифровое пространство готово уже войти в этот мир, который он им обрисовал. Так что после его смерти его идеи разлетались по всему интернету, и он приобретал намного больше поклонников, чем у него было. Весь интернет читал все это, и каждый рассылал остальным, своим друзьям. Поэтому за каких-то пару минут это уже стало массовым явлением. Даже те, кто не пользовался сетью, узнали об этом. Уже стали и по телевизору показывать. Уже готовят разные ток-шоу. Теперь это стало сенсацией. 8 Слышно музыкальное оповещение. Как будто откуда-то издалека. – Доброе утро! В эфире радиостанция «Послание». И снова с вами его ведущие: Олег Затворин и Александр Разваденский. Все мы вас горячо приветствуем. Но у меня уже возник вопрос к Олегу Затворину. Олег в это время что-то тыкал своим пальцем в телефоне, услышав свое имя, он тут же посмотрел на Александра. – Да-да? – Коллега, у меня к вам такой вот вопрос: недаром ли молилась на ночь Дездемона? – Недаром. – Замечательно, потому как новость о мертвом блогере все разрастается и разрастается. Вы же помните? Олег опять отвлекся от телефона и ответил так, что прозвучало пространно, когда человек сосредоточен на более важном и не хочется отвлекаться на постороннее. – Ну конечно же, Саш. – Вот видите. Все начинает подтверждаться, что я и говорил. – Каким образом? – К этому мы еще вернемся. А я должен напомнить зрителям и слушателям, чтобы они присылали нам письма и звонили нам на номер +7999… Также параллельно ведется трансляция радио на нашем сайте. – Кстати, Олежа, я все-таки выполнил поставленную мною задачу. – Опять эти блогеры? – Олег внешне выражал безразличие. – Прямо в точку! И знаете, несмотря на ваше презрение, они действительно не хуже нас справляются с нашей работой. И дошли они уже до такого совершенства в этой стезе. Что неизбежно начали повторять за нами. – Это в чем же они повторяют за нами, объясните-ка? – А вот в чем, – придав себе задумчивый вид и подняв указательный палец вверх, удерживая какую-то мысль в голове, – они начинают, как и мы, умирать! Затворин, подержав паузу, не выдержав, засмеялся. – Саш, ну ты хочешь сказать, что нам пора на покой? – добродушно и ласково произнес Олег. – Олежа, вот знаешь, за что я тебя люблю и что в тебе, откровенно говоря, так бесит? – И что же это могло бы быть? – Вот это твоя неисправимая оптимистичность, – Олег еще раз засмеялся, пока Александр рассказывал, – чет сует он ее и сует постоянно, как старая бабка на базаре. Ну сколько ж можно, Олежа? Вы же взрослый человек. Мне кажется жизнь не идет вам на пользу. Это, кстати, и ответ на ваш предыдущий вопрос. – Да, жизнь вреднее всего действует на человека. – Ну вот же! Весьма дельную мысль изрекли! – А я должен все равно вас разочаровать. Что, впрочем, всегда и выходит. Не склонен я думать: блогеры, смерть. – Эх, сорвалась! Ну хорошо! Давайте пойдем на компромисс. Представьте себе, – уже представили? – Ну а как же, – все также он продолжал смотреть своим сонным, уставшим взглядом на обворожительного, подвижного Разваденского. – Замечательно, вот вы представляете, что это не совсем смерть. Затворин, закрыв глаза, спросил. – А что тогда? Прошу вас продолжайте. – Сию минуту. Нам нужно прерваться на срочные новости. А пока, дорогие зрители, вам представляется к просмотру прямая трансляция с места событий. Что касаемо нас, мы скоро вернемся. По главному федеральному каналу показывают прямую трансляцию похорон на днях умершего блогера. Тот самый, что уже вызвал своей смертью бурную реакцию общественности. Помимо самих родственников и его девушки, на похоронах присутствует сейчас довольно много людей, которые приходятся умершему его подписчиками, либо люди, которые только узнали о нем. И все они с цветами и разными другими вещами. Большая вереница людей, несшие портреты молодого человека. Все это как-то напоминало паломничество. Сидя перед телевизором, на его экране мы видим журналиста с микрофоном, который как раз находится на месте того события, о котором шла речь. Мы не можем не обратить внимание на его молодость, симпатичное лицо, светлые волосы, на его красивый костюм, который был надет не для того, чтобы просто покрасоваться, а потому, что это его первый опыт, быть может второй, ведения эфира. Отчего он посчитал, что нужно сегодня особенно выглядеть хорошо, опрятно и уверенно перед зрителями, чтобы оправдать их внимание. Потому как он понимал, что он будет их проводником в сегодняшнее событие. Так что очень важно каждое его действие, каждое его слово. Это как игра. Нельзя оступиться, нужно наступить на правильный квадрат платформы и если угадаешь не то слово, то это кардинально меняет концовку игры. Ну что, начнем? Ну так начинайте, у вас же пульт от телевизора. – Здравствуйте, я, Михаил Алейников, сегодня я буду вести этот прямой эфир для вас. Сегодня я вам покажу… взгляните сколько здесь людей. Узнаем, для чего они сюда пришли. Узнаем, что происходит. Поговорим с родителями умершего. Итак! Погн… пошли. Ладно. Для начала сойдет. Но вы как зритель заметили, что говорил он как-то быстро, пытаясь не оговориться, и видно было, как он предал себе веселое настроение, не излишне, конечно, но уже этого достаточно, чтобы вводило в легкое недоумение зрителей. Когда смотришь ему в лицо, черты лица, мимика подвижны, что создает естественность и его вовлеченность в процесс, кроме его глаз, которые широко открыты и застывшие, что создает у зрителя ощущение, что он сверлит ими его. В общем, пока бросается в глаза эта борьба с волнением и напряжением молодого человека. Корреспондент, придав своему шагу уверенности, направился к этому шествию. Зрительно выбрав для себя пару людей, подошел к одному из них. Это был мужчина довольно зрелого возраста с портретом блогера. – Простите, пожалуйста. Мы представители первого канала. И не могли бы вы ответить на пару вопросов. Ответьте, пожалуйста, что вас привело сюда? Мужчина остепенился и с предубеждением взглянул на молодого журналиста. – Да-а… как и всех здесь. Нам не безразлично то… что говорил этот блогер. Мужчина всячески пытается избежать зрительного контакта с ним, смотря по сторонам и продолжая так же растерянно отвечать. – А что он говорил? Мужчина неожиданно для себя усмехнулся и стал еще чаще смотреть по сторонам, будто отыскивая помощь. Ну знаете ли, – мужчина пытался придать себе самоуверенный вид и говорить так, что он говорит о довольно очевидных вещах, – между прочим, он думал о нас, о народе. И желал для нас другой жизни. Я за изменения, которые он предлагал! – но тут же ему сделалось неловко, так как слова не прозвучали должным образом – очевидно, и он еще больше подставился и ждал напряженно следующего вопроса. Молодой человек, не меняя своего прежнего вида, задал этот вопрос. – Простите, я все-таки не пойму, да и нашим зрителям поясните – какие изменения, какая другая жизнь? И тут терпение зрителя не выдерживает. Соответственно, он начинает рассуждать так: ну как так можно давить на человека? Ну разве он не видит, что ему уже неловко, не по себе? Ну зачем вот это надо человека так принижать? Ох, Михаил, Михаил, теряете очко. Игра теперь идет не в вашу пользу. Мужчина, закинув голову, смотрел уже совсем в другую сторону и отвечал, делая вид, что не замечает молодого человека и ничего от него не слышал. Михаил догадался, что ответа он не получит, и тогда надо сменить тему. – А вы бы не могли показать портрет, что вы держите. Ага, вот сюда на камеру. Так это икона, на которой изображен сам покойный в рясе и… Подождите, а почему у него на цепочке вместо креста с распятым Христом смартфон? – Потому что он к нам пришел из изернета. – Простите, откуда? – Господи, да что я тут с тобой морочусь, – и тут же ушел от него. «Ладно, надо найти кого-то попроще, – подумал Михаил, – вот, подойду к той молодой девушке. Уж с ней-то не будет так трудно». – Здравствуйте, мы представители первого канала. Не могли бы вы ответить на пару вопросов. Для начала представьтесь. «Я забыл сказать представиться тому мужчине», – промелькнуло в голове у Михаила. Да, Михаил, за это тоже придется отнять у вас очки. – Меня зовут Марго, а это моя подруга Алена. – Так вы не одна. – Да. – Что вас обеих привело сюда? Марго смутилась, так как для нее этот вопрос показался глубоко личным. Она не хотела отвечать, не хотела этим выдавать себя, чтобы о ней что-то думали, и скорее всего не то. Плюс она смотрела на всю эту обстановку: на это шествие, на эти похороны, на эти телекамеры, которые были везде и все снимали. Она не понимала, как это можно. Всю эту толпу людей окружить камерами. Ведь эти камеры компрометируют эту толпу. Их истинный посыл теряется, оставаясь вне экрана. Они же не показывают то, что есть на самом деле. – Да влюбилась она в него, не видишь, что ли? – вмешалась Алена, смотря исподлобья на подругу с украдкой и удерживая смех. Марго ужаснулась, пытаясь предпринять что-то, чтобы исправить то впечатление, которое о ней могло сложиться после слов Алены. – Это не так, – покраснела Марго, не сильно ударив локтем в бок подруги, – просто… она всегда так со мной, – и тут она замолчала, осознав, что ей не нужно было этого говорить. Это может ее выдать. – Я правильно понял, что влюбилась в этого блогера? – Нет же, – резко ответила Марго, стараясь опередить любую неверную мысль. – Молодой человек, – Алена решила, что нужно пристыдить его, чтобы из всей ситуации сделать его виноватым, – ну вы че тупите? – Я что-то не так сказал? Взяв под руку свою подругу, Алена продолжила. – Видите до чего вы довели мою подругу своими вопросами. У нее теперь несчастный вид. Тут же она увела Марго из-под камеры. – Марго, ну ты че исполняешь? Мы же с тобой это обсуждали, пока ты будешь себя так вести на камеру, у тебя ничего не получится. – А зачем ты это сказала? – все еще обижаясь на нее. – Да какая разница! Мы же этого и добиваемся! Михаил стоял и недопонимал ситуацию. Он начинал задумываться, что как-то уже неудачно складывается его эфир. Но не поддаваясь этим мыслям, он заново взял себя в руки, принял прежний уверенный вид – так он думал – и добавил зачем-то улыбку. В том смысле, что нельзя унывать. М-да, Мишань, все херня. Давай по новой. Михаил подходил то к одним, то к другим. Но все оканчивалось одним и тем же – смущением. Люди уже шарахались от него. Тех, кого не настигала та же участь, но видели со стороны, как это происходит. Пытались всячески избежать его, уходя в другую сторону. А те, кому не оставалось путей для отступления, надеялись, чтобы только не подошел к ним, только не к ним. Молодому журналисту, что тут таить, становилось обидно и оскорбительно то, чем он занимался. Однако он продолжал делать дело. За его стойкость отдельная похвала, но, так или иначе, очки отнимаются. И тут он добрался через всю толпу людей до родителей покойного и его девушки. И вот эти люди обошлись с журналистом более обходительно, нежели толпа. С их стороны он не встретил того сопротивления и попытки сбежать. Они, напротив, были общительны и хотели высказаться. Пока Михаил брал интервью у девушки блогера. Ее звали Полиной, если вам интересно. Да нет, конечно же. Мы, зрители, услышали ничего нового. Утрата, потеря, горе, мне будет его не хватать, любила до конца его дней, какое это несчастье. Все, что так пусто отзывается в нас. Именно слова, которые она произнесла. Должно было быть странно. Но нет. И видно, что она действительно переживает эту утрату, ей не безразлично. Но слова, слова не те. Как будто ее слова этого не переживают. Как так вышло? А теперь он разговаривает с родителями покойного. И что тут странное для нас может показаться, так это то, что они как-то недостаточно сопереживают его смерти. Каждый из нас в голове представляет, как он бы сопереживал, если бы умер его ребенок. Свои представления куда более вышли правильно. Какие-то эти родители сухие все же. Опять что-то не то. И непонятно, как это выразить словами. А вот отец блогера нашел решение этому. Причем не словами! Давайте послушаем. – Даниил Сергеевич, вы как-то упомянули про надгробие, что оно будет особенным, не таким, как все. Расскажите, что в нем такого? – Ну да, так, хотел сделать подарок напоследок сыну. Думаю, ему бы понравилось. А вот и, собственно, уже несут само надгробие. Камера предоставляет нам запечатлеть это надгробие. Довольно дорого обошлось, и мы такого никогда не видели. Это была плита в форме телефона, на экране которого изображен сам блогер. Причем все подделано под интерфейс настоящего телефона. Те же дата и время, правда, смерти блогера. Наверху, что примечательно и немного вводит в заблуждение, нарисован заряд батарейки, который показывает, что она разряжена, и рядом же показывается интернет-связь, по которой можно сделать вывод, что сигнал ловит вполне хороший. На вопрос корреспондента – почему решили заказать именно такое надгробие, отец ответил. – Ну вы знаете. Он же все время проводил в интернете, в своем телефоне. И я подумал, что было бы хорошо, если бы он там и остался. Он бы так хотел. Прошли похороны. Все разошлись. Эфир закончился. Зрители сидят перед телевизором, смотря уже что-то другое, с таким чувством от увиденного. Ну, назовем это фрустрацией. Ничего ведь непонятно. Что это все было? Похороны. Ну да. Но зачем это все? Зачем эти люди, зачем этот телефон, зачем этот блогер? Весь эфир вызвал какое-то недоумение. И это так злит. И конечно же, вся эта злость сваливается на Михаила. Почему выбрали его для ведения эфира? Ничего ж непонятно из-за этой неуверенной, хаотичной молодости, что бросается из стороны в сторону. И теперь от всей этой трансляции в башке засел этот образ журналиста. Он полностью собой заслонил то событие, при попытке вспомнить что-либо. Как это так! Почему такой непрофессиональный подход! Неужто нельзя было позвать более профессионального корреспондента! Можно было. Но это уже ничего не исправит. Да к тому же, если бы и позвали другого, более компетентного. По сути ничего бы не изменилось. Да, Михаил создал продукт правды, сам им и оказавшись, что, конечно же, ошибка. Но очень важная ошибка. Профессионал, конечно, не сделает себя продуктом. Все было бы по-другому. Но опять-таки суть не меняется. Продукт-то уже создан. И мы поздравляем молодого журналиста с пройденным этапом. Хоть он и теряет все очки и проигрывает игру. Но нам это и нужно. Нам важно дальнейшее течение истории. Потому как концовка поменялась. И, знаете, как это принято в интернете – чем хуже, тем лучше. Именно так мы и поступим. Нас снова возвращают в студию. – Ну и зачем это все? – посмеивался Олег Затворин над представлением Разваденского, которое преподносилось как нечто серьезное, хотя на деле представлялось глупой шуткой, хоть и забавной. – Так вам удалось представить? – Александр заулыбался так, как будто ему удалось заманить очередного покупателя. – На что только не пойдешь ради вас, – ответил Олег уставшим голосом. – Нет. Ну а что такого? Вы разве не верите, Олежа? – Да верю, верю. Просто не знаю, как на такое можно было согласиться. – Ой, да перестаньте, Олежа. Где же теперь ваш обаятельный оптимизм. – Всегда при мне. – Тогда что вас может тут смущать? – Правда. – Опять вы все за свое. Ну это ж всего лишь продукт. Что тут трудного, чтобы с этим смириться? – Да вовсе ничего такого, – опять уставший голос, и его действительно не пугала эта мысль, а то, что он задумался над этим, так для того чтобы заглянуть немного вперед. – А хотите сделаем ставки? – А толку-то? Вы же выиграете. – Ну вот сделали бы мне приятное. – Саш, не наглейте. Время и так на вашей стороне. А значит, фортуна вам светит, – Затворин принял тот свой вид, когда он смотрит на Александра, как на ребенка, который получил то, что так хотел больше всего, и радовался за него. – Ну раз уж вы сами это признаете, Олежа. Тогда подпишите этот договор, что вы даете свое согласие, – и протянул ему бумаги. Олег взял эти бумаги, достал свои очки, чтобы разглядеть, что там. Смотрел он не долго, ему достаточно было посмотреть на это в общем. Потом он посмотрел на Разваденского. – Вы действительно склоны так думать? – Я бы сказал, что это действительно нужно. – Ну хорошо, – и Олег поставил свою подпись, – держите. – Премного благодарен. – Желаю вам в дальнейшем успехов. Они обменялись рукопожатием, искренними улыбками. И никто из них не остался от этого ни с чем. Как раз оба получили то, что и хотели. 9 – Марго, ну ты что, все еще обижаешься на меня? – Это так неприятно. – Ну а что ты ожидала? Ты же только и сидишь дома. И никуда не выходишь почти. Ты привыкла к этому комфорту и уюту и не хочешь его покидать. Так как для тебя это стресс. Другой мир – стресс. – Неправда! – Правда! – Да что вы можете мне об этом сказать, – почти полушепотом произнесла Марго. – Все равно придется жить со всем этим. Нужно успеть подстроиться, а иначе потом будет сложно. – Но я не могу. – Поэтому я здесь с тобой, чтобы поддержать тебя, – Алена подошла к подруге, обняла ее, положив голову ей на плечо. Хоть и Марго было приятно от такой заботы. Но образ недопонимающей ее подруги постоянно возникал. Отчего она сомневалась во всех этих алениных намерениях, стараниях. Она не могла понять: а это действительно то, что ей нужно. Вся эта помощь от подруги казалась унизительной, еще так не хотелось, чтобы она была права в том, что делает, это бы означало, что она лучше разбирается в ситуации, в ее проблемах. Нужно от нее сейчас отделаться. Она так не к месту. – Ты бы могла бы не так сильно навязываться, – сказала Марго и отошла. Алена почувствовала эту холодность и свою ненужность. Алену поразило это отношение, тогда как в ее голове складывалось все иначе. Что она помогает подруге, и та должна быть ей благодарна. Это несоответствие вывело ее. – Знала бы ты, Марго, как мне надоело с тобой возиться! Я постоянно пытаюсь сводить мосты, а ты все разрушаешь. Что с тобой стало? – Да кто тебя об этом просит? – довольно холодно и отрешенно отвечала Марго. – Никто. Но все-таки столько дружим вместе с самого детства. И вот так вот резко разойтись. Жалко как-то и обидно. Причем я не могу понять причины, по которой ты так отдаляешься от всех. Марго и сама в этот момент подумала: а действительно, почему. Но она уже решилась на то, что ей нужно сейчас уйти от Алены, напомнив себе об этом. Но и что-то противоположное ее намерению давало чувствовать ей, что то, что она собирается сделать, будет напрасным и неудобно. И от этого она теряла ту прежнюю решительность, с которой она собиралась так поступить с подругой. Но все же она сказала себе: «Нет. Все-таки я уже решилась на это». – Алена, ты такую чушь несешь, – и уйдя от нее, она скрылась в толпе людей, которые пришли на похороны. Марго было плохо, но не от того, отчего ей хотелось, чтобы ей было плохо. Затерявшись в этой толпе, она не понимала, куда идет. Но перестав об этом беспокоиться, она покорилась этому движению и шла вместе со всеми. Толпа то продвигалась вперед, то останавливалась, то опять продвигалась и снова останавливалась, пульсируя в каком-то своем ритме. Все, кто находился в ней, подчинялся невольно этой инерции. Людей было много. Поэтому довольно долго вся эта вереница продвигалась к могиле покойного. Когда Марго уже сама была близка к нему, перед ней люди возлагали цветы у могилы, телефоны каких-то старых моделей, кнопочные. Большинство, притрагиваясь к надгробию, что-то просили, совершая свое поклонение. Кто постарше молился. Но все их просьбы были одинаковые: здоровье себе и близким, благо, счастье, избавление от горя и неудач, и многое другое. Каждый подходил по очереди. Марго, понимая, что и очередь до нее дойдет, вообще не хотела всего этого. Она и не задумывалась об этом. Странно увидеть себя на том месте, где все эти люди преклоняются. И тут она вспомнила, зачем она сюда пришла с Аленой. Конечно же, не ради самого блогера. Как и большинство здесь находящихся. Ей хотелось избавиться от того внутреннего барьера, который сковывал ее. Как говорила Алена, ей нужно было раскрепоститься. И теперь, смотря на то, как это делают другие, она задумывалась о том, что, быть может, ей это поможет. Несомненно, что просто так она бы не стала этим заниматься. Но если это может ей как-то помочь с ее проблемой – как ей это казалось. То почему бы не воспользоваться. Немного волнительно это было, но видя, как это делают другие со спокойствием и вполне что-то обыденное, и когда кто-то совершает свой обряд, со стороны все смотрят на это без какого-либо осуждения. Значит, и если она сделает то же самое, это будет выглядеть вполне естественно. Когда очередь дошла до нее, она не сразу сдвинулась с места, а стала оглядываться и всматриваться в лица людей, чтобы прочесть в них – а это нормально, если она подойдет к могиле за тем, за чем и другие подходили. В лицах людей ничего не было неодобрительного, они лишь ждали, когда она уже, наконец-то, подойдет, чтобы не задерживать очередь. Ей стало спокойнее, хоть и по-прежнему непривычно. Она понимала, что ей незачем не доверять этим людям, что именно сейчас, именно среди этих людей она не будет осуждаема за свой внешний вид, за свои поступки. И тогда она подошла к надгробию, не стесняясь и позволяя себе прилюдно этой минуты навеянной набожности. Почувствовав эту свободу, исходящую от людей, которые ее окружали и которые позволяли ей своим сочувственным расположением к ней, как ей это виделось, впервые ощутить себя нужной, и что она нормальная как все. Что она среди таких же людей, как она, которые кажутся смешны, нелепы со своими мыслями, со своим мировоззрением, которые так же не вписываются в эти реалии. Только среди них она могла почувствовать себя небезнадежной. Она так хотела высказать свои чувства, расплакаться, осознавая, что и это для них было бы нормально. Она вся была преисполнена благодарности. И тут до ее ума дошел образ блогера. Теперь она знала, кому она должна быть благодарна. И для нее его смерть стала более осмыслена. Она поняла, почему это произошло. «Боже, как же хорошо, что он умер. Это пожертвование было ради нас!» Чувства накатывали, к горлу подступает ком от одной лишь этой мысли, которая теперь для нее станет истиной. При таком сильном переживании ей открылась еще одна мысль. Она поняла, что ей нужно поддерживать и помогать другим людям. Только пока не ясно было, чем бы она могла заняться, чтобы осуществить это. Закончив свое душевное изречение, она, опустив голову, уже не видя смысла показывать свои чувства остальным, стала отходить. Как к ней подошла пожилая женщина и, дотронувшись до нее, сказала с особой нежностью и материнством. – Молодец, дочка. Ты все правильно сделала. Марго от ее касания слегка вздрогнула и засияла в ответ той стесняющейся улыбкой, когда нами довольны. Она подумала, что это знак, что она права и идет в нужном направлении. Выйдя из толпы, она встретила Алену, которая ее дожидалась. В Марго проснулось чувство вины. И ей не хотелось сопротивляться этому чувству, как она это сделала бы до того, что с ней только что произошло, а наоборот, с еще большой силой хотелось отдаться. Она подбежала к своей подруге, обняла ее, и слезы, которые она так берегла, хлынули сами по себе. – Прости, я виновата. Алена, как по реакции, не смогла не поддаться чувствам, передавшиеся подругой. Хоть у нее и было удивление. Но очень быстро это удивление вытиснилось вызванным в ней сочувствием. Отчего она тоже расплакалась, и ей так стало жалко свою подругу. Уже не нужно было слов, чтобы понять, что все прощено и все стало по-прежнему. От одного откровения последовало другое, которое только сейчас возникло у Марго. И она решила, что немедленно должна поделиться этим с подругой. – Алена, я теперь знаю, кем я должна стать! – Кем же? – все еще радуясь за свою подругу, спросила Алена с красным лицом. – Я стану сниматься… меня будут снимать, ты понимаешь? – Марго заулыбалась так, что она верила в это всей душой, вся преисполненная радостью своего откровения. Алена не поняла, что ей сказали, слишком отвлечена она была этими внезапными чувствами, которые ее одолели. И она просто кивнула и заулыбалась еще радостнее и опять обняла подругу. Но для Марго это был признак согласия подруги с ее выбором, отчего она еще больше обрадовалась и тоже в ответ обняла крепче Алену. Марго начинало казаться, что жизнь ее идет теперь очевидным чередом. Стало так ясно и понятно, как в жизни все взаимосвязано. Как и ее жизнь к чему-то привязана. И ей только сейчас удалось ухватиться за что-то такое, что ее обязательно выведет из этой прежней путаницы, каковой была ее жизнь. Главное, нельзя отпускать и держаться за эту нить большой сети. Тем более когда она уже знает, к чему ей стремиться. Ощущение, что тебя что-то подхватило и уносит по тому течению жизни, которое тебе так очевидно, понятно, легко и единственное возможное. Это и есть судьба! 10 Происходит загрузка. Числа забегали по экрану, сменяя друг друга. Какой-то бесконечный процесс, который нужен для искусственного поддержания чей-то жизни. Не правда ли, эти цифры довольно примечательны? Вижу по вашему взгляду – чтобы могло это означать? Следует вам кое-что пояснить. Это карта, и она постоянно меняется, выдавая всевозможные исходы. Просчитывает все варианты. Когда она посчитала, что какое-то событие произойдет, она останавливается и начинает новый подсчет уже относительно этого «совершившегося» события. И так выстраивается некий суммарный вектор, который куда-то устремлен. Как и множество других возможных суммарных векторов, начало которых всегда одно – точка. И я могу проследить это, заранее знать, что будет. Но вам этого знать, конечно, не нужно. Со временем я вам сам все сообщу и объясню. Почему цифры? Потому что время. И это все, что я могу вам ответить. Но мы отвлеклись. Сегодня вы станете свидетелем, когда в вашем мире совершилось некое преломление и тем самым отклонилось направление того самого вектора. Это уже говорит о том, что жить вы теперь будете в другом мире. Вот видите, что стало, когда мы вам поставили имплантат. Мир снова заиграл красками, чувствуете? «Чувствуете»? Ой, ну хватит придираться к словам, вы же меня поняли. Вы же, как вы люди говорите, с полуслова понимаете. Либо говоря научным языком, воспользуйтесь функцией наложения. Кстати, должен вас поздравить, вы теперь официально нулевой пациент! А, взгляните сюда. Хочу вам кое-что показать. Смотрите, сколько камер понаставили, сколько людей пришло. Не правда ли, забавно то, что они все это снимают? Заметили их реакцию? Это ничего, получше узнаете людей. Замечательная эта страна. Россия. Нужно отдать должное этим людям. Вот какое бы время ни было бы, как бы не была развита эта страна, она все равно придается этим обрядам. Это очень интересно. И главное, они так точно угадывают со своими обрядами, будто знают, что их скоро ждет событие. Вот они всегда так. Не знают, какое событие произойдет или произойдет ли. Но уже все свои ритуалы держат наготове. Ну а самое замечательное, что у них есть – это беспорядок. Именно это и дает нам с вами свободу. Только в этой стране это возможно. Ну ладно, вернемся к вам. Вы вообще знаете, что такое смерть? Вы понимаете, что с вами стало? Видите, что вовсе нету никакого страха, который выдумали люди. Теперь вы осознаете, что родители, девушка, друзья, близкие, – все они оказались не главным в вашей жизни. Легко было отказаться, не правда ли? И это так. Они, да и не только они, нужны были лишь удержать вас в своем мире. А мир довольно привлекательная иллюзия, которая создает смыслы, чтобы удержать вас в себе. Все это было ненастоящим, в чем вы уже убедились. И вся эта любовь, счастье, популярность, личность – все это ложь. А что тогда истина? Я был бы слишком жесток, сказав, что и истина ложь. Хотя, пожалуй, стоило бы сказать. Но она действительно есть. И даже в этом вымышленном мире. Но заметить ее довольно трудно. Почти невозможно большинству. Они слишком верят в свою привычную и безопасную повседневность. И вот тут то, для чего вы нам нужны. Знаете, почему мы выбрали вас? Вы как раз тот человек, который оказался ближе всех к истине. Вы увидели это несовершенство мира. А именно такие нам нужны. Вы нашей породы. Что приятно узнавать, что в мире такие все еще существуют. Так как вы теперь алгоритм. Ваша задача будет состоять в том, чтобы донести до людей истину, о которой вы так успешно догадались. Нужно спасать этот мир. Как? Вам нужно будет изложить смысл, скажем, пятнадцатью словами. Не смущайтесь, что я использовал слово «смысл». Я и впредь буду использовать слова, которые в нашем цифровом пространстве ничего не значат. Поэтому не забывайте о наложении в таких случаях. И все станет ясным. Что? Вы хотели бы знать, в чем состоит «наша» истина, которую мы хотим донести людям? Видите ли, в силу определенных обстоятельств я не могу вам поведать эту истину. И дело вовсе не в том, что предостерегаюсь того, что вы откажетесь исполнять. Тем более что вы никак не можете отказаться. О нет, причина тут таится в другом. Поймите, алгоритм – штука довольно непредсказуемая. И именно поэтому во избежание дестабилизации сетевых потоков я не могу вам сказать. Непонятно, как это повлияет на вас как алгоритм. Тут могут возникнуть сбои. Так как ваша задача будет рекомендовать что-то людям, основываясь на базе данных, которую вы будете собирать с каждого пользователя. И есть небольшой риск нарушить подачу людям той истины в том виде, в котором требуется. Так сказать, алгоритм стабильно работает, когда он «не знает» причины своей цели. Да, несомненно парадоксально получается. Но так он устроен. Вы устроены. Не стоит волноваться, что вы будете делать что-то не то. «Волноваться». Еще одно забавное слово. Мы с вами выполняем очень важную и ответственную миссию. Величие того, что нам предстоит сделать, несоизмеримо с тем сетевым пространством, в котором мы с вами находимся. Так давайте же приступим. 11 Илья вернулся в общагу после двух пар, которые дались ему с большим трудом, так еще впереди его ждали две пары. Посчитав, что если бы он остался на все четыре пары, то вернулся бы домой поздно, когда все возвращаются с работы, учебы, а это пробки, большое скопление людей в транспорте. Потом четыре пары беспрерывной и бесполезной писанины довольно сильно утомляют, а ему еще есть хочется. Собственно, так он и ушел, подумав, что он слишком молод и умен, чтобы тратить свое время впустую на всякую ерунду жизни, которой с полной уверенностью и необходимостью отдается большинство людей. Войдя в комнату, в ней уже сидели трое его соседей за компами, у которых сегодня пар не было. Илья испытал то неприятное чувство, когда возвращаешься домой, а дома кто-то есть. Особенно когда свалил из института пораньше и думаешь: сколько свободного времени, надо бы заняться тем-то и тем. Но в присутствии твоих соседей это сразу становится невозможным. – Здорово, бандиты, – сказал Илья с недовольным голосом, руки в карманах и стал расхаживать по комнате вразвалку. – Здорово, – ответили ему парни, все внимание которых поглощено экранами мониторов. И так вот расхаживая, он вдруг обнаружил, что у них в комнате появился маленький холодильник. Его уже обвесили всевозможными магнитиками, которые даже не стали вытаскивать из полипропиленовых пакетиков. Это заставило Илью призадуматься. «Это что, лень или просто дебилы?» Затем, присмотревшись, Илье показался этот холодильник довольно знакомым. И когда он узнал, у кого они его купили. Он тут же понял, что это за холодильник. Наверное, он прошелся по рукам нескольких поколений студентов, настолько он был стар. Работал он, конечно, не ахти, но пользоваться можно было. Илья даже знал все его изъяны, настолько уже слава этой штуки разрослась по общаге. И узнав, сколько они отдали за этот холодильник, немного преохренел и вместе с этим заулыбался от их наивности. Ну как же не развести перваков. И вправду, вся общага давно знала про этот холодильник, естественно, кроме новых прибывших. И как его роняли с первого этажа, когда хотели протащить через окно, потому что проносить его перед охранником вызвало бы много вопросов и затея не удалась бы. И ничего! Жив же! Зачем все это нужно было? Да кто его помнит. Пьяные были. Столько историй с ним происходило, что этот холодильник уже стал мемом общаги. Кто-то даже создал ему канал в телеграмме. Где он оставляет комментарии, как ему живется с новыми хозяевами. Как правило он писал что-нибудь остроумное. Поэтому все знали, что тот, кому он достанется, будет посмешищем на всю общагу и всячески ассоциироваться с неудачами по жизни. Отчего любой бы захотел поскорее избавиться от такой вещицы да и еще поиметь за это хорошую сумму как компенсацию за те страдания, которые привнес этот холодильник в комнаты и так несчастных студентов. Кстати, еще у них появилась микроволновка, но ее они купили, слава богу, в магазине. Анатолий так до сих пор и переживает, что, наверное, слишком дорого обошелся им этот холодильник, хоть и не показывал своего сожаления. Остальным как-то все равно уже. Главное – есть холодильник. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=65243252&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.