Магадан – Москва, далее со всеми

Магадан – Москва, далее со всеми Евгений Крашенинников Издание включает три последние книжки стихов Евгения Крашенинникова (Союз ветеранов броуновского движения) и избранные стихотворения из прежних книжек Магадан – Москва, далее со всеми Евгений Крашенинников © Евгений Крашенинников, 2021 ISBN 978-5-0053-1247-1 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero МАГАДАН-МОСКВА, ДАЛЕЕ СО ВСЕМИ Посвящается Диме Масленникову ОКРУЖЕНИЕ (2020) Стрелка торопит время. Время торопит стрелка. В сердце. Наверняка. Занавес. Затемненье * Сочинено совместно с С.К. Пустые гильзы * * * Косит ряды здравомыслящих пандемия безумья… Кто бы подумал, что буду писать я на злобу дня… Две бесконечности дадут одну бесконечность в сумме… Нечего делать Ахиллу, как лишь черепах догонять… Жизнь удалась, и в наших подгузниках сухо… Не обязательно на смену радости должна прийти злость… За сколько дней рассыплется в прах дохлая муха Пронаблюдать так мне в жизни и не удалось. * * * Славно выставить умного за дурака, Пресмыкаться заставивши гордого. Вот сослали Высоцкого под Магадан, Хоть названием аэропорта. В шуме шуток несвежих ширится фальшь. Учит думать невежа учёного. Я люблю, чтоб скрывался под снегом асфальт, Когда белого больше, чем черного. * * * Мир ограничен, безбрежна душа — Расплёскивает время, Хочется сердце рукою сжать И только ему верить, Блёклые буквы параграфов смыть… … Шагами наполнят гулко Внутренний дворик Лубянской тюрьмы Вышедшие на прогулку. * * * Прах с подошв отрясал вслед ушедшим годам: Кто захочет догнать – не дознаться тем. Новый год я встречал в пяти городах, День защиты детей – в ста семнадцати. Километры бравад, килограммы обид, И ночной пустоты килонолики… Утром мир этот мыльный в пузырь превратит Террорист за соседним столиком… * * * Далеко ль до старости? Сдулся в море парусник, Правда, в морге париться Кашель не велит. Предвечерний градусник — Поводок для радости. Но в бараке староста Угли шевелит. Телеслепень шастает, Норовит с участием Лжицею причастников Перезаражать. Схлопнутыми ластами Не прибить заразного, Будь готов к прекрасному — Перезаряжать. Вскрытые консервы * * * По срезу гладкому, по резким линиям, По смутным контурам течёт смола. Движенья верные, удары сильные. А деревяшка – да, умерла. Сперва топориком – легко и впроскользь, Потом рубанком – до чистоты. Сперва природе задашь вопросы, Потом ответить сам должен ты. * * * Обтрепались края облаков, Опоздавшую птичь подметая. Кошки гадят на крышах тишком, И прохожие пыль поднимают. Сытый ноль в прейскуранте побед, И вопрос над заученным текстом… Ну а тот, кто уверен в себе, Поперхнётся за ужином кексом. * * * Лезут в окна упрямо Любопытные листья. Смотрят на них из рамы Остекленелые лица. Листьям на ветках тесно — Тянут ручку дверную. Людям неинтересно: Плюнули – и отвернулись. * * * Из кустов голодные звери Провожают глазами птиц. Вертолёт, подлетая к цели, Промахнувшись, грохнулся вниз. Если первой любви поверить, Не сорвать поцелуев на бис. Закуси херес из Марбельи Огурцами из Луховиц. * * * Снег, сползавший с сопок по ночам, Ветер в море сдул, как с пива пену. Сонно телевизоры урчат, В домиках поскрипывают стены. К выхлопу последнего такси Город жмётся, словно шарик сдутый… Ночью даже Магадан красив, Если встать спиной к пединституту. * * * За окном хлещут ветки Ночи жёваный ком. За стеною соседка Не храпит ни о ком. Куча грязной посуды На фамильном гербе. И фонарь, как Иуда, На засохшем столбе. * * * За окном колеблется тень от провода. Провод оборвался ещё в прошлом году. Каллиграфическим почерком строчки ровные Незачем записывать в доброкачественном бреду. Даже постоянство становится временным, Вечность перехватываем на лету. Пожалуйста, отойдите с линии моего зрения И не загораживайте пустоту. * * * Шагами двор я измерил: Пятнадцать на тридцать пять. Нового нет на свете, Сколько глаза ни пяль. На асфальте столицы За оградой дорог Только мёртвая птица И мха вырванный клок. Как же могло случиться? Как попасть сюда мог? Откуда бывшая птица? Что за нелепый мох? Каждый отсюда свалит, Мхом порастут тела. Птица шла по асфальту, Шла-шла – и умерла. * * * Слаще берёзовый сок, разбавляемый спиртом. Грустнее и веселее спирт, впитывающийся в мозжечок. Я не помню, какого цвета помои Тибра, Но помню, был ли по пению у меня незачёт. Ненавижу уголь, притворяющийся алмазом, Обожаю огонь, возбуждающийся от кислорода. Безразличен мне бутерброд, на хлеб с маслом намазанный, И  другие невнятные явления природные. Глупо любоваться давно прошедшими матчами И почками, распустившимися на веника веточках. Все маленькие дети похожи на мальчиков, И никогда – на девочек. Снаружи и внутри * * * Мне снилось: я всё проспал — И гимн, и подъём, и зарядку, Крутую яичницу всмятку, Троллейбус, скачущий в парк, Бьющее в стенку долбило, Просвет в глазах полутьмы, Ум мутящую мысль — Проспал я всё, что приснилось. И отдых проспал, и работу — И как разбудил меня кто-то. * * * Если надеть очки, Утро не станет резче. Если допил почти, Требуется покрепче. Времени быстр кирдык — Перерезает годы. Все мы без бороды Похожи на нас безбородых. * * * В три часа пополудни Не играют отбой… Даже зрячему трудно Разглядеть за стеной… Не качается лодка В травке на берегу… Не закуска селёдка…. Впрочем, в этом я лгу. * * * Я в углах наблюдал скопления биссектрис И умноженье нулей, людей напоминающих отдалённо. Я видел, как раскрывает свой запасной шанс парашютист И как на единственный случай надеются миллионы. Толпы ищущих истины сбегались сами ко мне, Я не пил токайского, не пел домбайского, не словокуплялся в мечтах… Ветер градины вешает над огородиками и вишнёвыми садиками… Дождь расчёсывает облака в небесах… * * * День числа Пи В поле один не воин. Соображать трудно вдвоём. Пять на хоккейном поле — Значит, опять один удалён. Но, может, найдётся кто-то, Считающий лучше нас: Три и четырнадцать сотых: Много ли, мало ль, как раз? Колюч цветок мать-и-матика… Шуршащего мозга шум…. Круглые квадратики Приходят Евклиду на ум. С линейкой и транспортиром Склоняемся над углом. Все мы на корабле пассажиры, Пересчитываемые козлом. Даже учивший упорно Ошарашен и удивлён. Но главное не в зубрении формул. Главное – это не быть нулём. * * * И даже если разрушен, Растоптан, сломлен, сожжён, Из тела вырвали душу, А тело выгнали вон, За ржавыми прутьями клетки, Бессилье, страданье, война, Всегда случится студентка, Что будет в тебя влюблена. * * * Часы отрезали час — Много ли было надо… В том, что любили не нас, Мы виноваты? В глазах полупустых Ветром уносятся километры. Чьи-то стихи Пройдут проверку не нашей смертью. ЧЕРЕСПОЛОСИЦА (2018) М. Тишиною в машинном шуме… Громогласьем средь немоты… Если первым из нас ты умер, То и первый бессмертный – ты. С каждым годом, с каждой утратой Всё трудней расставаться с людьми… Всё трудней оставаться людьми… Добрый, светлый, меня, как брата, Ты прости и с собой возьми. Всходы * * * Свет погашу я, и ставни прикрою, и двери запру на засов… Солнце, укрывшись Землёй, освещает Луны полюса… Мне не хватает до святости только семи часов — Мартин де Поррес святой спал в день всего три часа… Сыплются книги из шкафа упавшего на потрясённых  гостей… Суперобложек помятых картинки не радуют взгляд… Мне не хватает до святости только пары кистей — Блаженный ангельский брат штукатурку стен оживлял. Бледный, охрипший, вспотевший, уставший, прихрамывающий, живой… Жив, убедителен, ярок, красив, ослепителен, смел… Мне не хватает до святости только любви одной — Святой наш отец Доминик ничего больше и не имел. * * * Мгновенье нужно и шагов немного, И голос рвёт молитвенный покой: «Святой Отец, а я не верю в Бога!» — Сам оробев от дерзости такой. Никто не знал – смеяться или плакать, Швейцарская охрана напряглась. Но добродушно улыбнулся Папа И произнёс: «Зато Он верит в Вас». * * * Костры горят, гремят подковы, Громада рыцарей бурлит — К Святой Земле в поход Крестовый Войска зовёт король Луи. Готова ль Бланка-королева На смерть идущих созерцать? Святые лики с барельефов Сияют в траурных венцах. И будет дым над Дамиеттой, И в кровь окрасится прилив, И по воде в сиянье света Нас поведёт святой Луи. Межа * * * В серых латах, с открытым забралом, Озарённый рекламной Москвой, Вдоль вокзалов, базаров и баров На коне ехал странник чужой. Конь дрожал, озирая проспекты, Погружённые в жирную хмарь, И светильники в каменных клетках Озаряли пустые дома. А вокруг веселилась столица Заходясь в травестийном бреду, И сквозь смех проступали на лицах Содроганья попавших в беду. Вот промчался один бесноватый, Что торопится всюду успеть, А вверху втихомолку с плаката Усмехалась дешёвая смерть. Здесь влюблённые нежною парой Присосались друг к другу впритык, И отчётливо по тротуару Грязных ног проступали следы. Лишь один паренёк безбилетный Всё кричал: «Моё имя – никто!..» Но в метро проползали скелеты В тёплых куртках и лёгких пальто. Кто дерзает смеяться сегодня? Смеет кто притворяться живым? Гаснет свет, и мгновенья уходят, И дома превращаются в дым. Без просвета, без дна, без надежды… И слезами покрылась земля… И погнал коня плетью проезжий В переулок – к руинам Кремля. * * * Молодая, искренняя, злая, С незнакомой резкостью в глазах Била малолетку у сарая За неотфильтрованный базар. За забором веселились дяди, Милая, кривлялась детвора, И смешно хихикал кто-то сзади, Что калитку надо затворять. Дёрнулась, отпрянула, осела, Сплюнула, закрыв заплывший глаз. Девочка из младшей параллели Становилась взрослой в этот час. * * * Три сестры Повыщерблена кладка голых стен, Покрыты мхом осклизлые ступени, Заброшенных тропинок гниль и тлен, Прокисший пруд в зеленоватой пене, Остывшие, застывшие костры, Стволы осин, подёрнутые пылью, И в сумраке рыдают три сёстры — Корделия, Регана, Гонерилья. * * * Даже поутру не хочется спать. Даже корчи циркачей не смешны. Даже вороны орут невпопад. Даже в склепе не найти тишины. Даже в лифте вместо двери – стена. Даже крика страха шире зевок. Даже в зеркале чужая спина. И о мёртвых, как всегда – ничего. * * * Проснуться, не раскрывши глаз, Заполнить памяти провалы И позабыть – в последний раз, Как жизнь хотел начать сначала, И в одиночестве понять Сокрытый смысл – не так уж мало… Но нету тени у меня, Когда лежу под одеялом. * * * От меня все ждут непонятно всего, И, желательно, чтобы в галстуке и жилетке. Я тащусь помаленьку – из дня сего В перспективу, не грезившуюся в малолетстве. А хочется просто тихо сидеть, Незаметно развязав шнурки на ботинках… На свете так мало лысых людей, Когда смотришь в партер из лож Мариинки… * * * Спектакль разыгран, как по нотам, И счёт расписан до копейки. Сегодня ночью гугенотам Король прислал «варфоломейки». (*) Идея Софьи Крашенинниковой * * * На рассвете тишина. Листьев нет. Окно замызгано. Блики в стёклах. Пуст фонарь. Начинается жизнь сызнова. Тень уходит со двора. Почва снизу цвета жирного. Небо ясно. Шесть утра. За окном кого-то вырвало. * * * Поздно осенью Дождь на подлость горазд. Листьев ржавая гарь. Слева, справа грязь, мразь, Хлад и глад, хмарь и тварь. Злей, обидней, больней Грубых градин толчки. А из гаджетов на мне Лишь часы да очки. * * * Вбит в ночь кол магаданской телевышки. С него стекает город в темноту. Не корчится, не мечется, не дышит, Застывший липким студнем на лету. А позже, когда ночь почистит зубы, Отхаркнув сон в узоры изо льда, В дыру пустую уползёт на убыль И новый день, и город Магадан. * * * Автобус на восток и чуть на юг Вниз-вверх по кочкам. В салоне дым, и Роллинги поют «Пусть кровоточит». Хмарь сеет серым снегом за стеклом И землю старит, И купол тусклый с маленьким крестом Затянут гарью. Ларьков рекламы лезвиями лжи Мир разрезают. Так будет всю оставшуюся жизнь. И до Рязани. Васильки * * * Завершается ночь алым сполохом, Лист колышет ветерка дерзновение, Коноплянка птенчика голого Щебетать учит песню весеннюю. По лазури акварелью розовой Над Москвою встаёт утро вешнее, Изумруды трав пахнут росами, В храме молятся кагэбэшники. * * * Неисчислимы количества Монстров в кошмарах сна. Время лепить куличики Из собственного говна. В споре родится истина. Вскоре умрёт она. * * * Комары – плохие звери — Злобно в воздухе висят. В руку жалят, в ногу целят И в подмышку норовят. Я их ядом, я их матом, Кулаком по головам. Крови надо? Крови рады? Чтоб от крови лопнуть вам! Только грустная картина Снова, сызнова, опять: Против гадов комариных Бью по телу сам себя… * * * Подлейте яду в кофе! Добавьте аромат! Устав от философий, Впивайте едкий яд! Вливайте его в стопки: Чернеет и горчит! Том одряхлевший – в топку! — Пускай себе чадит! И за четвёртой кряду Глотни на посошок! Подсыпьте в кофе яду!!! (И рвотный порошок). * * * Полоса За стеной храпят соседи Три часа. Ожидается к обеду Колбаса. Слесарь заперся в клозетте И нассал. Я не в силах даже трети Описать. Озимые * * * Прикрою мир подушкою из ваты, Но лезет в сон чужая болтовня: Покуривая, доктор бородатый, Рассказывает были про меня. И хочется до нового рассказца Покинуть в сновидении кровать, Проснуться, отдышаться, причесаться И смайлик на лице нарисовать. * * * За стеклом злой ветер немой Пригибает кусты и давит, Одинокий, как ля-бемоль, Что молчит во второй октаве. Мир вибрирует на волоске, На деревьях внизу лица нет. Чистовымытый стеклопакет Глух и звуконепроницаем. Плети веток воздух секут Под беззвучные завыванья. Предпоследние пять секунд С наслаждением забываю. Сбросить тяжесть и выйти вон, Когда звуков на свете столько! И во двор посыплется звон Разлетающихся осколков. * * * Со сцены – визг оголённых девиц, Трущихся у столов. В перечне действующих лиц Ты – персонаж без слов. Портьерой прикрыт претендент на трон, Текст забывший герой… Если не знаешь ты, кто король, Может, ты сам король? * * * Снег на подоконнике, по окну узоры, На столе раскрытая в клеточку тетрадь. Дискотека в школе, брат придёт не скоро, Если младшеклассницы станут приставать. Нет печали в сердце, только это свято: С юности протянутая тоненькая нить. Хочется вернуться в семьдесят девятый И урок ботаники снова пропустить. * * * Солнце слепит окна хрущёвок, Продираемых поутру. Заплатить я готов по счёту, Вот проценты – не соберу. Пусть кажусь откровенным я вам, Но не знаете одного: Я люблю притворяться пьяным И не помнящим ничего. А потом наступает утра Отстоявший очередь клон. Воздух кончился. Солнце смутно. Встаньте прямо. Протрите окно. * * * Мой отец как-то спать Лёг в гостях на балкон. Комары до утра Изводили его. А наутро стрижи. Рассекая рассвет, Замелькали в тиши, Закрутив карусель. Жди ты или не жди, Будь готов – не готов, Прилетят стрижи И сожрут комаров. Из книги «СЛУЧАЙНЫЕ СТИХИ» (2016) * * * Сахарный самогон Из сахара напиток Забыт давным давно. Он был пьяней, чем водка И чем одеколон. Варили в аппаратах И пили от души Малютки и старушки И зрелые мужи. Пришел генсек речистый, Не близкий алкашам, Погнал он выпивохов Из кабаков к домам. В квартирах коммунальных, На кафельном полу Лежал живой на полу- Живом, стар на малу. Лето в стране настало, И сахара вагон, Но некому готовить Горький самогон. Лечебницы открыты, Законы как велят, И самогоновары По вытрезвителям. Генсек по граду едет — Полней ситра налей! — А рядом едут в «чайках» Те, кто других трезвей. Генсек глядит угрюмо: «Опять в краю родном Есть сахарная свёкла, А где же самогон?!» Инструктора райкома Приметили в кустах Последних алконавтов, Стоящих на ногах. Вышли они, шатаясь, На милю разило аж — Пятнадцатилетний пьяница И старый опухший алкаш. К стенам кремлёвским красным Привёл их чей-то пинок, Но ни один из пропойцев Лыка вязать не мог. Генсек на мавзолее Сидел, трезв и горяч, А вяленькие люди Стояли окарачь. Гневно генсек промолвил: «Снимем про вас «Фитиль», Не скажете если, бухарики, Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=63755061&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.