Там, где меня ждёт счастье. Том четвертый

Там, где меня ждёт счастье. Том четвертый Мэгги Ри Продолжение последних событий. Двенадцатилетняя Энни не может ходить после долгих лет, проведенных в больнице. В этот раз ее «нянькой» оказывается бессовестный и самодовольный юноша, вызывающий у нее смешанные чувства. Капризной девчонке придется пройти через многое, прежде чем она поймет, что перед ней за человек и какие тайны он держал все эти годы за спиной. Там, где меня ждёт счастье Том четвертый Мэгги Ри © Мэгги Ри, 2020 ISBN 978-5-0051-0281-2 (т. 4) ISBN 978-5-4498-9365-9 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero ДЕВЯТАЯ ЧАСТЬ 127 глава «Научись говорить прости» РОБЕРТИО: Документы были собраны. Я стоял на лестнице в ожидании Пузырика, пока девушка надевала на себя куртку и красилась. Я сразу заподозрил ее в том, что она ужасно беспокоится, потому и наводит марафет в качестве собственной психотерапии. Сделав шаг к возлюбленной, я обнял ее за плечи и поцеловал в щеку. – Ты у меня самая красивая… – Как неожиданно это слышать, – посмеялась она, смущаясь, и взглянула на меня своими голубыми глазами из-под густых ресниц, которые теперь выглядели как паучьи лапки. – Я тебе о том, что тебе необязательно краситься. Я люблю тебя любой. – Боишься, что на меня посмотрит кто-то другой? – А ты этого так хочешь? – прошептал я, вновь целуя ее. – Я безумно ревную, Пузырик… Безумно. – В этом нет нужды, – её руки легли мне на плечи, и она прижалась ко мне, посмеиваясь, – ты прекрасно знаешь, что кроме тебя претендентов на мою личную жизнь нет. – Вот и хорошо. Мне значительно легче от твоих слов. Ведь ты сегодня не простая девчонка, с рыжими кудряшками во все стороны, с детской улыбочкой… Ты похожа на женщину. Взрослую женщину. Ты посмотри, как подвела глаза… И губы накрасила темным цветом… Как будто ни твоих глаз, ни твоих прекрасных губ я не замечаю. А я все вижу. – Знаешь, иногда мне хочется побыть взрослой. Глядя на нас двоих, кажется, будто я твоя дочка. – О, поверь, Зои, – я погладил ее по уложенным волосам и руки скользнули на её талию. – Наши с тобой отношения совершенно не такие. Вряд ли кто-нибудь назвал тебя моей дочкой, увидев, как ты впиваешься мне в губы или закидываешь на меня ногу. – Боби… Потише. У нас в доме Энни, Римма и Эванс. – Я не сказал ничего смущающего. Твое «Боби» намного интимнее, чем все мои слова. Особенно, когда ты произносишь это с придыханием… Бо-о-оби, о-о-о, а-а-ах… – Отстань… – она увела свой взгляд, нервно краснея, пихая меня в грудь, а я рассмеялся и отошёл к двери, пододвигая к себе её чемоданчик. Она с щелчком закрыла помаду и опробовала ее на губах, довольно улыбаясь. В коридоре за ней появился силуэт. Эванс вышел из-за стены совсем сонный и, заметив нас с Зои в двери, усмехнулся: – Что, голубки, воркуете? У кого-то будет время наверстать упущенное? – Не говори ерунды, – совсем покраснела Зои, пытаясь скрыть свои фантазии. Она сама прекрасно знала, что времени друг на друга у нас будет очень и очень много. Хотя бы на пару недель. – Мы едем по делам. – Поэтому собрали так много вещей с собой, ага… – он зевнул и осмотрелся. – Пойду, что ли, посплю ещё немного? – Ты помнишь, что на тебе помощь Римме и Энни? – громко сказал я ему, а он кивнул, потягиваясь. – Как не забыть?.. – Гляди, чтобы девочки были в порядке. Себя веди хорошо. Тогда, может быть, привезу тебе что-нибудь из Италии, так и быть… – О, отлично! – тот посмеялся и направился к двери чтобы за нами закрыть. – Всего вам хорошего, отдыхайте! И не забудьте предохраняться! Зои залилась смехом, после чего выбежала на порог, где стала меня ждать. Тем временем я думал о том, что мне предстоит сделать в Италии. Как-то поступить с домом, с работой. Кто знает, может, нам вовсе стоит туда переехать? – Волнуешься? – спросила Зои. Я ощутил теплоту ее руки в моей. Когда я взглянул ей в лицо, она скромно улыбалась, думая о чем-то своем. На губах была эта темная помада и я, усмехнувшись, притянул девушку к себе за талию и поцеловал. От неожиданности она ахнула, чуть не подпрыгнула. – Зачем мне волноваться, когда у меня есть ты? Это ты за меня всегда волнуешься. Прямо как сейчас. – Такова тяжелая женская доля, – Зои поддержала меня смехом, кутаясь в шарф, затем немного помолчала и немного наклонила в мою сторону голову. – Ты не голодный? – Я же говорю, волнуешься, – вновь заставила меня улыбнуться. Казалось, все мое настроение было подвластно только ей. Открыв калитку, я пропустил ее и на миг оглянулся назад. Мне показалось, что кто-то за нами наблюдал, и я был прав: у окна сидела Римма, провожая нас взглядом. Наверное, она меня просто ненавидела после того, как я поступил с ней… – Ты оставил Риммуле датчик? – как прочитала мысли, спросила меня Пузырик, и я с чистой совестью закивал. – Конечно. Чтобы ей было спокойно, у нее будет датчик, а мы с тобой заедем проведать ее любимого. Как думаешь, я сволочь? – Еще какая, – Зои вздернула носик, садясь за руль машины, пока я ставил их на задние сиденья. – Ты подлая сволочь, которой абсолютно плевать на чужое мнение, но ведь и ты должен быть счастлив. Так? – Как грубо, – я сжал ее коленку в руке, а та сжала пальцы в «фигу» и ткнула ими мне в лицо. – Это было сейчас не менее грубо. Я же тебе счастья желаю, а ты меня за коленки хватаешь. – Кто знает, может мое счастье в этих коленках, а ты меня его лишаешь… – я посмеялся над ее покрасневшими от смущения ушками, а она завела мотор и нажала на обогрев сидений. В салоне было достаточно холодно и никому бы на нашем месте не помешало бы согреться. Нажав на кнопку обогревателя, я наклонился и немного отодвинул кресло. Зои тихонько нажала на газ, и мы тронулись с места. Снег уже потихоньку таял, и машина скользила по мокрому льду. Свернув за угол, девушка облегчённо вздохнула и выехала на трассу. В семь утра машин было немного, потому мы спокойно поехали, не думая ни о каких глупостях. Я дотронулся пальцем до радио, и оно включило какой-то лёгкий джаз. Зои неловко взглянула на меня, не привыкшая к тому, что кто-то трогает ее машину кроме хозяйки. Было видно, что она немного занервничала. – Ничего, что я включил? – тихо спросил я, стараясь не смотреть ей в глаза. Я ужасно боялся втереться в ее личное пространство без ее разрешения. Хотя у нас были теплые и достаточно крепкие отношения, у нас все ещё было собственные границы, через которые нужно было пройти нам самим. Просто справиться с ними. – Ничего. Делай все, что хочешь, – сглотнул, кивнула Зои, сжав хрупкими руках кожаный руль. Я неосознанно посмотрел на тонкие пальцы, ровненькие ноготки, и заметил, что Пузырик, оказывается, очень женственная. До этого я всегда осознавал, что Зои очень сексуальная девушка, очень милая и красивая… Но в моих глазах она была совсем малышкой, и это меня смущало. А сейчас рядом со мной сидела красивая молодая женщина, такая женственная и утонченная. Я совсем не замечал, как она подкрашивается, как ровно держит спину, какие необычные у нее жесты… У нее такие ухоженные длинные волосы рыжего цвета, ноготки на руках… Она всегда вкусно пахнет, её кожа всегда сияет, а на щеках розовеет румянец. Её естественная красота намного лучше той, которую мне пытались продемонстрировать взрослые женщины: Элен, Полли, медсестры, имён которых я даже не знаю… – Я тебя люблю… – вдруг захотелось мне прошептать ей на ушко, совсем тихо, но она услышала. Голубые глаза со смущением спрятались за рыжими волосами, но я видел: она улыбалась, она была счастлива. – Я тебя тоже Боби… – она сказала это с каким-то огромным смущением. Было слышно, как ей нелегко это далось и как она была рада, что это сказала. – Очень сильно… Очень… Очень-очень. – Я надеюсь, что тебя не смущает мое присутствие рядом. Мне правда неловко, что все до этого получилось именно так. – Мне тоже. Ничего страшного. Ты же понимаешь, что в тот момент мы не зависели друг от друга. – Признаться честно, тогда, когда мы со Снэйкусом приехали на свадьбу твоего отца… Ну… Фредерикко, да.? Зои тихонько кивнула, не отвлекаясь от дороги. – В общем… Я никак не ожидал увидеть тебя там. Я так удивился, что мне хотелось раствориться в воздухе… Я ужасно трусил, боялся, что ты меня терпеть не можешь. – В тот момент я и правда терпеть тебя не могла… Но это не отменяло того факта, что я не переставала тебя любить. У меня было ощущение, что я хуже всех женщин на свете, потому что я тогда просто ушла, не рассказав тебе ни о чем… Это было подло с моей стороны, Боби, – Зои грустно взглянула на меня, когда машина остановилась на светофоре, и коснулась моей щёки нежными пальцами. – Ты намного старше меня, у тебя больше опыта, и я не могла смириться с той мыслью, что мы могли бы быть вместе. Этого я тоже боялась. – А я утром, днем и ночью размышлял о том, как могло бы все сложиться у нас с тобой, ведь ты такая юная… Я пытал Карла, спрашивая его, точно ли у меня нет никаких наклонностей. – Если бы они у тебя были, мне кажется, ты приставал бы к любой молоденькой девочке. А их в больнице было много. – Не нужны они мне… – противно стало от одних только воспоминаний о том, как я заигрывал с медсёстрами. – Зои, ты даже не представляешь, как мне сейчас стыдно… – Представляю, – девушка посмеялась, гладя меня по голове, – но ничего уже не изменишь. Хорошо, что ты осознаешь то, что делал. Это главное. – Мне ужасно стыдно за то, что я вел себя непристойно… В то время, как ты занималась важными делами, училась. – Я тоже вела себя непристойно, когда думала о тебе, – прошептала Зои, загадочно уводя от меня взгляд. Оставив меня в неведении, она поворачивала руль и смотрела на дорогу, хитро улыбаясь. Меня это очень заинтересовало, но я не стал ее смущать, думая о том, что же она имела ввиду. В голову приходил только изврат, и я попытался отвлечься от мыслей, залезая в карман чемодана. Оттуда я взял телефон и посмотрел на время. Через два часа нам нужно было быть в аэропорту, и я немного волновался, как бы успеть заехать к Карлу до вылета. К счастью, Пузырик ловко пронеслась мимо пробок на дороге и выехала через двор прямо к больнице. Захлопнув дверь за собой, я посмотрел на все ещё смущённую нашим разговором девушку и не смог сдержать улыбку: – Пузырик, ты не так проста, как думают люди. – А ты сравнивал меня с чистой и непорочной Девой Марией? – она хихикнула и протянула мне руку. Этот жест как будто означал примирение, и я сразу его принял, взяв ее руку в свою. Мне стало намного легче. Наконец, я чувствовал себя действительно счастливым. Ведь дело было вовсе не в похоти или скрытых желаниях, а в том, что мне просто было хорошо рядом с этим человеком. Я ощущал это чувство впервые, ведь даже со Снэйкусом я никогда не чувствовал себя таким окрылённым, хотя искренно любил его… Мысли навели меня на раздумья о моей жизни. Получается, я столько времени был одинок, работал, а потом встретился и распрощался со Снаем… И все для того, чтобы когда-нибудь встретить родную голубизну глаз и эти румяные щёчки, которые так хочется целовать… Пазарикк, застегнув на мне воротник куртки, радостно улыбнулась и потянула меня к больнице, в которой прежде мы работали вместе. Это место совмещалось в себе столько общих воспоминаний: и положительных, и отрицательных… Здесь мы встретились и здесь мы разошлись с Пузыриком. Теперь же мы вновь держимся здесь за руки и проходим внутрь, как ни в чем не бывало. Вахтерша так и осталась на своем месте, такая же угрюмая. Охранник сидит в своей будке, читая газету, как прежде. Геныч идет из столовой на работу… – Ге-ныч! – сложив вместе руки у носа, хрипло крикнул я ему, и он практически сразу обернулся. На его губах появилась улыбка и он подбежал к нам двоим, искренне смеясь. – Робби! Зои! Давно не видел вас здесь, неужели к Максимычу пришли в колени кланяться? – Ну ты и злыдень, – я подтолкнул его в плечо, смеясь, а Зои пожала ему руку и тихо проговорила: – Мы к Карлу. Как он? – В целом, ничего. Честно говоря, не знаю насколько он в порядке, поэтому не скажу. За тобой долг перед Марком Максимовичем, он уже достаточно долго держит твоего племянника в больнице, причем нелегально. – Я знаю, – кивнул я, скрывая недовольство за улыбкой. Геныч знал куда бить, чтобы было больно. Перед Максимычем у меня и правда был большой долг за Карла, а денег не было из-за отсутствия работы. – Мы ненадолго к нему зайдём. Я проверю его состояние, и нам надо в аэропорт, – добавила Пузырик, пытаясь прервать неловкое молчание. – Вы вместе куда-то летите? – искренне порадовался за нас Геннадий, и мы вынуждены были оба кивнуть. – У меня дела в Италии, а у Зои там отец живёт, – нашелся ответить я, на что доктор Такишвили заулыбался, словно последний глупец. Кажется, он был рад за нас. *** В кабинете было достаточно сухо, и Зои поспешила приоткрыть окно. Сняв с племянника кислородную маску, я заменил её на новую и поменял трубы, через которые он питался. Затем сменил одежду на новую и мы с Зои переглянулись. Пульс мальчишки был достаточно редким, но Зои быстро нашла вену и взяла оттуда кровь, набрав её в пару колбочек. – Проверим его состояние по приезду. Я передам анализы Максимычу, пусть он передаст нам распечатки за Эванса и заодно направит эти анализы на исследование, – на выдохе сказала Пузырик, снимая перчатки, пока я стоял рядом с Карлом, протирая его влажной тряпочкой. – Как думаешь, каковы прогнозы? – хотя я был врачом, все равно не мог точно описать состояние мальчика, но у Зои был на это заострен глаз. – Мне кажется, он выглядит лучше. Маска не так запотевает, а это означает, что он дышит более равномерно. После вкладывания глюкозы ему стало немного лучше, мне надо будет продолжить это делать… Протри вены спиртовой салфеткой, пожалуйста, а я пока наберу раствор. Кивнув, я доверчиво сунул ей в руки шприц, и она быстро его распаковала, присоединив к горлышку иглу. Затем набрала лекарства внутрь и ввела иглу под кожу юноше сразу после того, как я протереть место для укола. Почти сразу она высунула иголочку и с облегчением вздохнула, наблюдая за датчиками. На ее лице возникла улыбка и она тронула меня за плечо: – Смотри, он только что дернулся. – В смысле? – я подумал на датчик, проверяя систему, а она повертела головой и указала на «спящего». – Да нет же… Когда я вкладывала глюкозу, Карл дернулся. Знаешь, что это означает? Я промолчал, пытаясь сообразить. – То, что он почувствовал эту боль. Импульс дошел до мозга! От рецептора кожи… До мозга! – Зои взглянула мне в глаза, и я неловко улыбнулся. Она радовалась так, словно только что совершила открытие. – Это уже прогресс, Боби, ведь люди, которые находятся в коме, просто не могут реагировать на боль! – Хочешь сказать, что… – Да! Карл потихоньку приходит в себя! – она посмеялась и погладила моего племянника по светлым волосам. – Господи, только бы он поскорее пришел в себя… Это будет просто чудо, если он… – Да… – кивнул я, глядя на племянника. Он был весь в трубах, с испариной на лбу, и совсем бледный. Я до конца надеялся, что он сможет победить эту проклятую слабость, и сейчас тоже не переставал верить. Он был обязан прийти в себя, если не для себя, то для девушки, что его так долго ждёт. Для дяди, в конце концов. *** Я стоял у выхода, когда Зои спустилась от Максимыча с каким-то озадаченным выражением лица. В ее руках был конверт с анализами Эванса и ей поскорее хотелось его открыть, но мы договорились, что сделаем это в Италии вместе. – Как думаешь, там не будет ничего особенного? – спокойно спросила она меня, убирая его в сумку. – Надо будет глянуть. Марк Максимыч же не выглядел озадаченным? – Он не видел анализов, они анонимны и были подсчитаны разными лабораториями. Я специально сделала так, потому что наш молодой друг не самый обычный человек. – О, ну я имел ввиду… – я спрашивал её о том, как отреагировал директор на то, что она к нему явилась, но теперь вопрос отпадал как-то сам по себе. – В смысле… Ты думаешь, что Эванс какой-то ненормальный? Понятное дело, он специфический… – Разве тебя не зацепило то, что у него из волос идет кровь? Мы направились к машине. Я взглянул на её сосредоточенное личико и тихо ответил: – Напрягает. Но я прекрасно понимаю, что его также напрягает то, что мы лезем не в свое дело, пытаясь узнать, кто он такой… Он даже таблетки все съел, лишь бы мы не узнали. – Он настоящий дурак. Будто бы по анализам нельзя будет сказать, что это за таблетки! – Зои посмеялась и села на переднее сиденье, пристегиваясь, затем пристегнула меня, словив поцелуй с моих губ. – Я не хотела бы лезть в его жизнь. Он не понимает, но ему самому хорошо было бы узнать правду о себе. Например, причину обморока. Ты сам знаешь, что за собой несет синкопальное состояние… А у него оно было. – Я не придал этому такого огромного значения… На мой ответ Зои лишь пожала плечами и нажала ножкой на газ. – Эванс очень необычный и странный для меня лично человек… Я бы хотела понимать, что он из себя представляет. Почему он говорил о ребенке, который умер у меня больше десяти лет назад и почему он знает его имя, если я не рассказывала о нем никому? Откуда у него так много информации? Я бы хотела узнать все до мелочей… Я ничего не ответил. В последнее время меня совершенно не волновало то, что происходит вокруг нас Зои, я целиком и полностью хотел отдаться мыслям только о нас двоих… Теперь же меня мучила совесть. – Если ты так волнуешься, мы можем расспросить его по приезду… Всё-таки, я ему плачу. Я обязан знать о нем все в деталях. Мне не будет спокойно на душе до тех пор, пока ты не расслабишься… – тихо сказал я, поглядывая на ее личико в надежде на то, что она поймет причину моего бесчувствия по отношению к Эвансу. Не могу я думать о нем, когда у меня есть ты, Пузырик. Не могу. И так опасно отвлекаться, так страшно за твои переживания. Чуть что, хоть малейшее беспокойство, и ты вновь возвращаешься к паническим атакам, как теперь каждый вечер во сне… Ты этого не знаешь, а я не рассказываю. Ведь я люблю тебя любой. И буду рядом, несмотря ни на что. ЭВАНС: Стоило медикам уехать, я сразу расслабился. Пошел, сделал себе бутерброд с колбасой, лег на диван под плед и включил телевизор. Я уже и не помнил времени, когда вот так просто лежал на диване с голыми ногами в одних только трусах и меня никто не трогал… Мне было очень трудно смириться с тем, что теперь у меня в жизни есть место, куда я могу бы всегда вернуться. Дело было далеко не в том, что мне важны были деньги Робертосика и подработка… Просто я чувствовал уют рядом с этими людьми, какими бы странными они не были… Не было ощущения, что я обязан им чем-то, что я ужаснее. Я мог быть самим собой, и всё. – Как твоё самочувствие, Тайфун? – над ухом прозвучал мягкий женский голос и на мгновение мне показалось, что этот человек является ею – той самой, кто раньше всегда звал меня по имени… Обернувшись, я увидел рядом с собой Римму. Она не ожидала, что я повернусь, и немного испугалась, отходя в сторону. – Ничего, в порядке, малышка. Как ты сама? – я спросил ее о том же, хотя ответ был очевиден. – Брось, нашла из-за чего расстраиваться. Он все равно в коме и не может тебе подарить цветы или шоколадку. – Для меня не это важно, – выдавила сквозь зубы она и села рядом, обняв подушку. – Бесит все на свете… Ты и твои шутки надо мной, Робертио и его эгоизм. Зои… Зои просто потому, что у нее есть Робертио и она счастлива. Я чувствую себя ужасно на фоне этой парочки… Хочется взять Эн с собой и уехать куда-нибудь поближе к папе. Да и тому я сейчас не нужна, у него есть возлюбленная. Такое чувство, будто я занимаю чье-то место в этом доме. Даже тебе тут комфортнее, чем мне, – она так расстроилась, что перешла на крик. Заметив это, я только приобнял ее за плечо и посмеялся: – Это хорошо, что ты вываливаешь все свои чувства. Тебе бы ещё поплакать, и на душе будет совсем спокойно. Мне иногда помогает. – Ты опять шутишь… – Здесь нет ни доли шутки. Иногда, когда я ужасно зол или обижен, я напиваюсь и рыдаю в туалете как девчонка. Только чтобы никто не слышал. – Флоренс мне рассказывала об этом, – Римма немного повеселела и на её губах появилась хитрая ухмылка. – Так что это уже не тайна. – У Флоренс язык длинный… – я тоже улыбнулся, глядя на эту смешную девчонку. – Не такой длинный как у тебя. – Длиннее. Кто-кто, а Флорри все растреплет, любую тайну. На то она и девчонка. Римма немного повеселела и, размышляя о чем-то, немного наклонила голову в мою сторону, затем совсем опустилась и легла на мое плечо. Для нее сейчас было важно быть нужной. Она искренне хотела бы чувствовать себя такой. – Почему ты не с Флоренс? – вдруг тихонько прошептала она, глядя в телевизор. – Она тебя любит. – Потому что мы слишком разные. У нее своя жизнь, у меня – своя. Она отрывается по полной, а я навеки в оковах неприятностей. Она может себе позволить дорогие наряды, трату больших денег, выпивку в кругу друзей, различные встречи… Я же могу только мечтать о том, чтобы хоть немного стать похожим на неё. Я бы хотел быть хотя бы немного свободнее, чем сейчас, я бы хотел иметь постоянный доход. У Флоренс это есть, и она всегда в кругу внимания. Я только и могу, что добывать деньги любыми способами… – Ты работаешь альфонсом? – Нет, но я думал об этом. Это противно. – Тогда кем?.. – зелёные детские глаза продолжали глядеть куда-то в даль и при этом следили за моей реакцией. – Нянькой Энни. – Ты говорил, что у тебя много разных работ. Расскажи о каждой, а? – Ох, Риммусик, то в баре за стойкой заменяю кого-то, то пиццу развожу… Пока мотоцикл не протаранил, работал курьером. Потом я выступал какое-то время с Флорри… – А вот с этого момента поподробнее! Ни разу не видела вас в месте! – прямо зажглась мыслью Римма, улыбаясь. Её детское выражение лица заставило меня засмеяться. – Нет, правда! – Нам запрещено видеться. Мы иногда пересекаемся, но не более. – Почему? – та сразу погрустнела. – Потому что иначе мы раздерем друг другу глотки, изобьем друг друга до полусмерти и вообще… Флоренс носит пистолет под юбкой. – Вы же хорошо ладите! – Ошибочное мнение! Терпеть ее не могу, а она меня. И вообще… У нас договор о том, что мы не можем видеться до тех пор, пока я не обзаведусь своей семьёй. Тогда ей будет спокойно. Она считает меня идиотом, который будет лезть к ней при каждой встречи, как было с нами пару раз. Она тоже ко мне лезла, к слову. – Разве Флоренс… Не по девушкам? – выгнула бровь Римма, поставив меня в неловкое положение, и я нашелся, что ей ответить. – Не совсем. Она и по тем, и по тем. У нее были отношения с девушками. Потом с парнями. И она решила, что ей лучше с девушками. – Дай угадаю, это после отношений с тобой, – тут рассмеялась красноволосая своей шутке. Я серьезно на неё посмотрел, затем показательно надул губы и показал язык. – Дура ты, Риммка… У нас с ней было все сложно. Очень. Я даже думал создать с ней семью, но она… – Бесплодна, – Римма стала спокойнее. – Да, я знаю. Это ужасно. – Она не хотела бы детей от меня, поэтому переживать не стоит. – Почему ты сделал такой вывод? Когда мы с ней говорили о тебе, она сказала, что это ты от нее их не хотел. Что-то вы расходитесь в версиях с Флорри… – Разумеется, ведь у каждого своя жизнь. – Дело не в этом. Ты ведь ее любишь? А? Ты просто не хочешь этого подтверждать! Ну же! – Не люблю… – на выдохе ответил я, закусывая бутербродом. – Я вообще женщин терпеть не могу… Ну, всех, кроме тебя и Зои, наверное. Зои тоже стерва редкостная… Но ее можно понять. Стоит мне подумать о той же Флоренс, у меня начинается жуткая депрессия. Знаешь, до чего она меня довела однажды? – До чего? – До ярости. Жуткой ярости. – Врешь и не краснеешь, – та только улыбнулась. – Такая как Флоренс не способна на это. – Вы с ней просто не настолько знакомы. Тебя она не посмеет оскорбить, а меня она открыто называет кобелем. – А ты ее шлюхой. Два сапога пара. – Я не называл ее шлюхой, – чуть не подавился бутербродом я, глядя на Римму. – Она мне говорила, что называл! Что ты её оскорбляешь! – Больше ей верь! Глупышка! – запивая все чаем, я громко глотнул и завалился на подушку, а Римма легла по другую сторону дивана и громко вздохнула. Она недолго размышляла о чем-то, затем всё-таки спросила: – Флоренс мне рассказывала о твоей бывшей… Которая тебя без квартиры оставила. – Ох, Рим, давай не будем об этом. – Мне не так давно звонила Тайрэн Кроу. – Та женщина, с которой ты занимаешься? Каким образом они связаны? – Она говорила мне о том, что какая-то женщина искала Флоренс… Она звонила всем, у кого есть связи с Тайфуном Эвансом, и Тайрэн об этом тоже рассказала. Это я тебе о том, чтобы ты поговорил с Флорри. Если ей из-за тебя будет плохо, я тебя не прощу. – Не волнуйся, та мымра ничего не сделает Флоренс. Она ее просто не найдет, – я только улыбнулся. Я прекрасно знал Тайрэн, с которой были знакомы Флорри и Римма. И Тайрэн прекрасно знала меня как знакомого этих обеих девушек. Она бы меня не выдала. Есть ли какой-то смысл – Ванессе меня искать?.. – Тайрэн говорила о том, что эта женщина была чем-то обеспокоена. Она всех обзванивает в поисках тебя и Флоренс. Мне немного страшно за вас двоих. Та, кто вас ищет… Это твоя бывшая? Та самая? – Да. – Зачем ты ей? И Флоренс зачем?.. – Флоренс просто была бы хорошей приманкой… Да и рассказала бы много… – Она бы выдала тебя? – Легко, наверное… – Я могу с ней поговорить об этом. – Не смей, – кратко ответил я и выключил телевизор, который так мешал нашей беседе. – Вот, знаешь, даже не связывайся с Флоренс. Она только лишнего тебе ещё расскажет, да и ты ей… Вы, женщины, такие! – Я ей доверяю, – нахмурилась Римма, а я взял ее руку в свою и повертел головой. – Я с ней вместе работала, выступала! Я хорошо её знаю! – Я тоже был вместе с ней, Римма. Я играл и выступал вместе с ней. У меня слишком много воспоминаний с ней! Я бы не хотел, чтобы ты виделась с ней… Не делай больно мне, слышишь? – Ты просто слабак, – вдруг перебил нас голос малявки, которая незаметно казалась позади. Она выехала на коляске в одной пижаме и показательно проехалась по моим тапочкам. – Тебе-то что? – усмехнулся я, но мне было не до шуток. – Тебе просто боязно с ней встретиться. Потому что ты боишься правды. Ты самой Флоренс боишься, сосунок, – она гордо вздернула нос, и мне захотелось как-нибудь её зацепить, но я не стал этого делать. Решил действовать иначе. – Откуда такие вердикты, ваша честь? – Я общалась с Флоренс. Я её знаю. Она лучше тебя. Намного. – Правда? Тогда, может быть, ты пригласишь ее быть твоей нянькой? И заодно посмотришь на то, как она наплюет тебе в душу! – Ты просто боишься за себя и за то, что она расскажет нам о тебе слишком много. Она может. А ты этого не хочешь. Будто бы мы не знаем, что ты проститутка ходячая, пьяница и наркоман в одном лице. Она нахмурилась и смешно сморщила нос. Я не выдержал и рассмеялся: – Вот это да! Сразу меня раскусила, да, пупс? – Так значит я была права? – она искренне удивилась, а Римма поняла иронию моих слов и тяжело вздохнула. – Ты сам себя сдал! – Я сейчас тебя вокруг пальца обвел, а ты даже этого не заметила, малявка, – я посмеялся, а она замахнулась и шлёпнула меня по ноге. Боль прошлась по всей конечности, после чего на коже начал проявляться красный отпечаток. Но я промолчал. Я хотел посмотреть, что она сделает, если я ее проигнорирую. Не обнаружив никакой реакции, Энни только сильнее треснула меня, но и в этот раз ничего не получила в ответ. – Энни, сейчас же прекрати! – вскочила Римма, чтобы её унять, но не успела, и та со всей силы дернула меня за волосы, заставив меня вскрикнуть. Подсознательно я закрылся руками от нее, но по волосам уже текла кровь, и Римма вскрикнула, заметив это: – Энни!!! Что ты наделала?! Сама Энни замерла, вдруг осознавая свою вину, прямо с красными волосинками у себя в пальцах. Сглотнув, она посмотрела на руки и обнаружила в них кровь: – Что это? – в глазах вдруг возник страх. Тогда я убрал руки от лица, проводя ими по волосам и сквозь боль прошептал: – А что ты думаешь? Это кровь. – Нет… Как? – с хрипом воскликнула она, глядя на руки, затем на меня. Римма продолжала что-то кричать рядом, затем побежала за ватой, за йодом, хотя он был не нужен. Мы остались наедине с Энни, которая с ужасом смотрела на мое лицо, измазанное в крови. Неожиданно в ее глазах появились слёзы, и она начала рыдать. Просто на ровном месте. Это меня настолько поразило, что я не нашелся, что сказать. Она схватилась за свои волосы и начала их рвать, пытаться больнее себя за них схватить. Но ничего не говорила. – Энни, что ты творишь? – к нам с каким-то наполненным водой тазом подбежала Римма и тут же вскрикнула, бросив его. Подбежав к Энни, она начала хватать её за руки и пытаться её остановить. – Прекрати! Сейчас же прекрати, ты что! Энни! Ты с ума сошла! – Дай мне сделать себе больно! – вдруг закричала девчонка, рыдая, и чуть не упала на своей коляске. – Я не хочу, чтобы кому-то было ещё хуже, чем мне! Я сделаю так, чтобы мне было ещё ужаснее! Отпусти меня, Римма! – Не надо этого делать! Ты не сделаешь никому этим лучше! – пыталась перекричать ее Римма. – Сделаю.! Ему будет лучше! Будет! – та схватилась да длинные волосы и начала их рвать. Тогда подключился уже я, скрутив ее руки крепко-накрепко одеялом, и повернул ее лицо к себе: – Быстро прекрати этот концерт, ясно?! – Отстань! – та, заплаканная и вся красная от слёз, сейчас была очень похожа на неуклюжую свинку. – Отстань!.. Я не хочу, чтобы тебе было больно… Не хочу!!! Я не хотела этого!!! Я обязана сделать себе больнее!!! – Это не выход из положения! – я вернул ее волосы из кулаков поверх одеяла и теперь она лохматая, словно пудель, сидела и рыдала. – Послушай, наконец, уже нас с Риммой! Поросенок! – Я тебя ненавижу! То ты делаешь мне больно, то не хочешь делать мне больно! Дай мне решить самой! – она хотела вытереть слёзы, но руки были зажаты одеялом, и она закричала ещё громче, тогда я захлопнул ее рот своей ладонью и крепко зажал. – Так, слушай меня внимательно. Ты сейчас прекращает орать, плакать, затем едешь умывать свой пяточок. Хорошенько, и холодной водой! Затем мы берём и укладываем тебя в постель, готовим тебе какао и ставим мультики, которые будут учить тебя делать хорошие дела, а не рвать на себе волосы… Затем мы записываем тебя к детскому психологу, а иначе у меня и к Риммы едет крыша и нас забирают в психдом, а ТЫ! ОСТАЕШЬСЯ! ТУТ! ОДНА! И ТОЧКА! Та только закрыла глаза и тихонько закивала. Но отпускать руку от её рта я не собирался. – И уясни, наконец, идиотка… Сказать «прости» гораздо лучше, чем делать себе больно. Научись, наконец, это признавать. Ты же не дура, а ведёшь себя именно так! Ещё раз истерику устроишь – я твоему отцу расскажу. Уж он точно думает, что ты хорошая девочка и верит в тебя, а ты тут истерики устраиваешь… А сейчас сопли с пола поднимай и соберись, тряпка! Ты – тряпка?! – Хмф! – та вскрикнула сквозь моб ладонь, пока Римма доставала перекись водорода. – Не «Хмф», а «Нет, я не тряпка»! Собралась?! – Хмф! – Дурище… Сколько морок с тобой, пипец… – наконец, я смог убрать руку от нее, но она успела и больно укусила меня за палец. – Э! Я же просил успокоиться, мерзавка! – Прости, сукин ты сын! Подавись! – Энни… – Римма обеспокоенно прижала ее к себе и посмотрела на меня. – Пожалуйста, научись держать себя в руках. – По поводу волос… Это нормально, что из них идет кровь, это моя специфика. Мне не больно, честно, поэтому перекиси не надо, – тихонько сказал я им и обе с ужасом на лице замерли. – В смысле?.. – Римма хотела что-то спросить, но об обстоятельства вдруг обернулись так, что на её руке зазвенел какой-то датчик. Услышав это, она пришла в ещё больший ужас, затем немедленно начала собирать вещи и бросила тазик и перекись на пол. – Оставляю вас одних! Мне нужно к Карлу срочно! – Как?.. – хотела закричать Эн, но не придумала ничего оригинального. – Римма! – Карлу плохо, вот как… – только объяснил я, сопровождая Римму взглядом. Та накинула на себя куртку, обулась и вылетела как ветер из квартиры, оставив только нас одних. С ужасом, я понимал, что в такой странной ситуации меня ещё никто не оставлял. 128 глава «Идея» МОНИКА: Приоткрыв глаза, я тихонько осмотрелась. На плечо непривычно что-то надавливало, а когда я повернула голову, мой лоб столкнулся со лбом мужа. Он спокойно спал рядом, тепло прижав меня к себе, и улыбался сквозь сон. Сейчас он был таким теплым, таким милым и приятным, что я просто не нашла в себе силы его подвинуть, только поцеловала его в щеку и легла поудобнее. Где-то на кухне уже шумел посудой Карл, не решаясь к нам зайти. Он знал о том, что папа с мамой в последнее время часто остаются одни в комнате, и это его смущало. Он даже боялся смотреть нам в глаза после того, как мы с Маркусом выходили на кухню. – Маркуся… Маркуся, вставай… – попробовала я разбудить мужа, подтолкнув в плечо, но он только сильнее на меня навалился. Во сне он совершенно не думал о том, приятно ли это кому-нибудь, потому мог лечь на меня как на лежак пляжный, и спать себе дальше. – Маркус? Маркуся… Просыпайся, милый… – Мо-мо, давай не будем вставать… Полежим вместе ещё немного… – Нет, милый, так нельзя… Нам нужно готовить завтрак. В который раз Карл уже готовит его за нас… Милый? Не засыпай! – Мо-мо… – тот только сильнее прижал меня к кровати, цепляясь за меня холодными руками. Руки были просто ледяными, и я взвизгнула от холода, а он усмехнулся. – Прекрати… У тебя слишком холодные руки! – А ты такая теплая, Мо-мо… Я просто не могу оторваться от тебя… – он глубоко вздохнул, зарываясь носом в мои волосы, потом открыл глаза и взглянул на меня. Мы долго смотрели друг на друга, и я не могла понять, что он хочет мне сказать. Прошло уже, казалось бы, столько времени, а он продолжал всматриваться в мои глаза, как будто что-то в них искал. Потом он пододвинулся поближе и провел кончиками пальцев по моим губам, заставив меня смутиться. В этом был весь он: вечно смущающий меня мальчишка, при виде которого сердце лезло в горло, а кровь била в голову. Щёки горели так, словно я только что раз пятьдесят ударила по ним ладонями. – Ты опять меня дразнишь… – прошептал одними губами он, а я наклонилась в его сторону. – Кто здесь кого дразнит?.. Он был таким сонным, но таким красивым, что я не удержалась и поцеловала его. Внутри все торжествовало, и я была так счастлива, что этот человек – мой муж, что я могу зацеловать его до полуобморока и в любой момент обнять… Как я не понимала этого раньше? – Я люблю тебя, – прошептала ему в губы так тихо, словно это был вселенский секрет, а он словно невинный мальчишка порозовели щеками и довольно заулыбался. Затем он со всей накипевшей страстью впился мне в губы. – Я тебя просто обожаю… Как же хорошо, что ты есть… Поцелуй меня еще… Ещё… И ещё… Не уходи… Я хотела над ним подшутить, рассказав ему о том, какой же он смешной по утрам, но не успела. Меня опередило собственное желание прижаться к его груди и забыться как мы делаем это каждую ночь, каждое утро… Вновь и вновь, словно это стало традицией. Он почувствовал, что меня к нему влечет и сам притянул меня к себе, задирая на мне тоненькую ночнушку. Не снимая ее, он аккуратно посадил меня к себе на поясницу, судорожно глотая. Он понимал, что просто сойдёт с ума, если сейчас не сделает этого. Его ужасно тянуло за мной, он больше не мог бороться с этой зависимостью. Как и я. Стиснув зубы, я тихонько поддалась его телу и прижалась грудью к его груди, постепенно скользя туда-сюда. Он прикрыл глаза, целуя меня в шею, губы, касаясь пальцами моих ягодиц. Он дрожал от возбуждения, которое так резко нарастало у него, пока мы прижимались друг к другу и перешёптывались. – Ты очень красивый… – прошептала я ему на ухо, а он повертел головой, стараясь быть тише. – Очень… Глядя на тебя, я словно таю… Как прежде, когда мы были совсем молодые… – Моя девочка всегда была такой неприступной… – словно вспоминая выдохнул он и тут же сделал новый вздох. – А на деле в ее мыслях всегда была доля похоти… – Всегда, – я с каким-то азартом посмеялась и, не удержавшись, громко вздохнула. Воздуха категорически не хватало. Хотелось кричать, вопить. Только бы дать свободу наслаждению. – Но и вы, Маркус Телио-Лентие, не были примерным мальчиком. То и дело ловила вас на взгляде… Именно таком же, каким вы сейчас смотрите мне в глаза. Синьор. – Конечно… – он закрыл глаза руками и посмеялся, постанывая. Потом его руки вновь аккуратно подхватили меня и губы впились в мои, с какой-то ненасытностью начали их сжимать и разжимать, не отпуская. – Я так скучала по тебе… – сквозь шумное дыхание прошептала я, а он взглянул на меня глазами, полными влюбленности, как раньше, и замер. Весь мир как будто замер вместе с ним. – Прошу, больше никогда не отпускай меня… Не уходи… – И ты, Моня, никогда… Никогда не покидай меня, слышишь? – его слова отчётливо прозвучали у меня в голове, и я кивнула, обнимая его, такого теплого и родного, такого любимого. – Никогда… Ни за что на свете… Ноги самопроизвольно скользнули вдоль его ног. В этот раз все было как-то по-другому. Он целовал меня так нежно, осторожно, совершенно непривычно, как будто боялся, что я исчезну. Касаясь губами его ключицы, его бархатной шеи, я ещё больше забывалась. Дыхание участилось, он почти стонал рядом со мной, обнимая меня, прижимая к себе с какой-то ненавистью к самому себе за то, что прежде не мог этого сделать. Взгляд карих глаз остановился на моем серьезном взгляде, и он усмехнулся, покусывая меня за мочку уха. – Что?.. – я тоже улыбнулась, а он прикрыл глаза и прошептал мне на ухо. – Ты такая смешная… И такая серьезная… Ты такая разная, Мо-мо… Я просто без ума от каждой твоей стороны… Ещё немного, и я просто сойду с ума… – Не надо, – улыбаясь, я притянула его к себе за подбородок и обхватила его бедра ногами, а руки скользнули по его широкой рельефной спине. Ощущая кончиками пальцев каждую клеточку его тела, я была не в силах сдержать собственного восторга. Грудь не слушалась и рвалась ему навстречу, а ноги предательски цеплялись за его ноги, разрешая ему делать со мной все, что он хочет. Обнимая его, я почувствовала, что он дрожит. Он закрыл глаза и шумно дышал рядом, и его так трясло, что меня невольно тоже начинало трясти. Кровь разгонялась по телу, меж губ врывался холодный воздух и превращался в теплый. Вот-вот, и я потеряю сознание в его руках, настолько он прекрасен, настолько сильным, оказывается, бывает это чувство… – Монька… – прикусив губы, Маркус громко выдохнул и начал шумно дышать, а тело постепенно начало расслабляться. Он открыл глаза и с каким-то упоением взглянул на меня, как будто что-то искал в моих глазах. От одного только взгляда я на секунду перестала дышать, разучилась говорить и слышать… Откуда-то изнутри вырвался восклик, напоминающий что-то между восторгом и криком, и тело окутали мелкие судороги. Я сжалась и одновременно открылась навстречу ему, хватая ртом воздух. Его пальцы аккуратно сплелись с моими, и я ощутила нежные губы на своих губах, такие теплые и родные. – Ты в порядке? – в сознание меня привел его низкий теплый бархатный голос. Он лежал рядом, не отпуская меня до последнего, и только тихонько поглаживал по обнаженному плечу. В его глазах было и счастье, и страх. – Мне было очень хорошо… Знаешь, так необычно… – Что именно? – нисколько не обижаюсь задал вопрос он. – Ты так обнимаешь меня, целуешь… Так, как я всегда мечтала… Именно такими мы были в моих снах, когда я была юной. Мне нравится то, что ты совмещаешь в себе и нежность, и какую-то иногда не ясную мне страсть. Не то, чтобы я была недотрогой… – Я никогда не мог открылся тебе полностью. Начать доверять, не стесняться своих эмоций, голоса. Сейчас я чувствую, что просто обязан это сделать, – он улыбнулся и провел рукой по моей щеке. – Ты так мило краснеешь… Монька, я так счастлив, что ты здесь… Я так тебя люблю… – его голос стал ещё тише, и он зарылся носом в мое плечо, вдохновлённо вздыхая. Он прижался ко мне совсем тесно, заставив меня рассмеяться. – Тебе теплее? – О, да, – он тоже посмеялся, впадая в задумчивость. Нам обоим нужно было перевести дух, прежде чем вновь встать на ноги и пойти прожить новый день. Хотя что значит прожить…? – О чем ты задумался? – спросила я его, хотя думала о том же. – О Эвансе. О словах Карла. Правда ли он может воскрешать людей? Если да, мог бы я его попросить? – Мне кажется, это ложь, – аккуратно взяла я его руку в свою, а он с надеждой посмотрел мне в глаза. – Не ложь, Мо-мо, не ложь. – Почему ты в этом так уверен?.. Он ведь обычный мальчишка… – Если бы он был обычным, он не мог бы находиться одновременно здесь и там. Карл знал его, когда был в сознании. Получается, он тот самый, о ком я когда-то подозревал… Человек, который способен быть между землёй и небом. МАРКУС: – Каким образом? Разве это нормально? – Моня не то испуганно, не то заинтересованно взглянула мне в глаза и присела, натягивая на себя одежду. – В чем тогда суть его нахождения здесь? – Мы с ним уже говорили однажды о нем… Он рассказывал, что ему нравится наша семья. – Он хочет, чтобы мы его усыновили, будучи мертвыми? – Нет, – я сам не знал, что именно его держит рядом с нами, но каким-то образом он снова и снова оказывался в нашем доме и был искренне приветлив. – Меня немного напрягает этот мальчик. Не только меня, но и Анджелино. Он помог Тедди исчезнуть, и никто не знает, что произошло с малышом. – С ним ничего больше произойти не может, он и так был мертв, Моня. Не остаётся никаких вариантов, как он помог ему уйти из нашего мира. Кто знает, может, он сейчас на пути к жизни, а может вовсе исчез… Анджелино же говорил, что это муть. Никогда не знаешь, что произойдет. – Ты бы хотел пойти на такой шаг, как реинкарнация?.. – она ещё больше испугалась. – Нет, – сказал я, успокаивая ее. – Ни в коем случае. Я не оставлю тебя ни за что на свете. Пусть мы и мертвы, но вместе нам везде хорошо. К чему тут придраться… – Несмотря на это, ты грустишь. – Я немного волнуюсь за остальных. В последнее время мне начал сниться брат, что мы с ним разговариваем о жизни… Потом я начал видеть во снах Энни и Карла. Каждый раз, когда я думаю о том, что нам с тобой вновь придется расстаться с обоими детьми, мне становится не по себе. – Карл знает об этом, – Моня немного улыбнулась, обнимая меня. – Он тоже переживает. Особенно теперь, когда вспомнил нас и всё, что нас связывало. Мне кажется, для него это не менее страшно, чем для нас. – Ты права, – кивнул я ей и встал с кровати, чтобы одеться. Наш сын уже давным-давно готовил что-то на кухне, пока мы предавались любви. Ему тоже нужно было уделить время самому себе. Накинув на себя футболку, я взглянул на Моню. Она улыбнулась мне своей детской улыбочкой и поцеловала меня в губы так, словно этот поцелуй был нашим первым. Также, как много-много лет назад. Открыв дверь, мы оба зашли на кухню. Карл сидел на подоконнике, как он любил, и пока что-то готовилось на плите, читал книги. Листая одну из них, он не сразу заметил, как мы пришли. Потом, когда он это понял, он соскочил с окна и смущённо нахмурился, сложив руки у груди: – Кто-то сегодня хотел встать пораньше, чтобы дойти со мной до Анджелино. Мы промолчали. Краснея, я кивнул, а Моня хихикнула, зарываясь носиком мне в плечо. Мы словно были подростками, которых застали за непристойностями. – Кому-то сегодня было так хорошо, что он не встал и не приготовил завтрак, – Карл прочистил горло и бросил взгляд на мать, а я тихонько посмеялся: – Это точно был не Карл… – Аккуратнее со словами, – но тот услышал нас, проверяя завтрак. – Я уже приготовил все и даже успел сходить к Анджи. Мы с ним обсудили пару деталей, и я, кажется, вычитал что-то по поводу Эванса. В справочнике, который содержит в себе самые важные для этого мира воспоминания, написано, что примерно десять лет назад в этом мире произошло воскрешение. И кто, вы думаете, его совершил? КАРЛ: – Эванс? – мама смутилась, упоминая это имя. Любой бы смутился, если бы вспомнил смазливое личико этого парня. – Нет, – когда я дал ответ и захлопнул книгу, они оба вздрогнули. Папа совсем по побледнел, хотя бледнеть уже было некуда. – Точнее, есть подозрение, что это сделал он… И он сам признается, что лет десять назад он пробовал воскрешать умершую собаку. У него получилось. Но это произошло тогда, когда ему было пятнадцать лет, примерно. Сейчас ему двадцать два. Десять лет назад ему было двенадцать. Насколько я знаю, в двенадцать он ничего не делал. – Ты ссылаешься на то, что это мог быть не он? Что есть ещё кто-то, кто имеет эту возможность? – Возможно, – я непроизвольно улыбнулся. Мне нравилось интриговать этих людей. Я знал правду и уже обсудил ее с Анджелино. Теперь тот был заинтересован также как я. – Тогда кто это, ты знаешь? – мама не сводила с меня глаз, но меня это ничуть не смущало. – Знаю, но мне интересны ваши догадки. – Это «существо» имеет какое-то отношение к Эвансу? – нахмурился отец, и я кивнул. – Да. Большое отношение. – Его родственник. Его… Брат? Сестра? Отец? Мать? – мама попробовала угадать. – У него нет родителей, – опередил я отца, который хотел ответить ей то же самое. – Именно их и хотели воскресить десять лет назад. Но кто.? Нет, ни сестра, ни брат. У него нет родственников, вообще. У него есть кто-то, кто тоже их знал, кто умеет воскрешать, кто хотел их воскресить. – Возможно… Девушка? – предположила мама, и я хлопнул по книге, отчего она вздрогнула. – В яблочко! Это была девушка. – В смысле… Его пассия или просто существо женского рода? – Существо. Женского рода. И, более того, я знаком с ней лично, но я не знал, что она имеет какое-то отношение к Эвансу. Дело в том, что эта девушка является близкой подругой Риммы, они выступали вместе, и я с ней тоже знаком. По моим показаниям, она тоже имеет какое-то отношение к Эвансу и этому миру. Мне становится все интереснее. – Разве ты добьешься чего-то, пытаясь о нем узнать больше? – мама, наконец, села за стол, а отец попытался устроиться рядом с ней. – Кто знает… Я верю в то, что нет ничего невозможного. Если я смог узнать, кто причастен к воскрешению, то, может, смогу добиться цели. – Не постесняюсь спросить… А какова цель? – папа сразу заметно напрягся, но я свободно дал ему ответ, так как подозревал, что они об этом спросят. – Я считаю, раз нет ничего невозможного, мы бы могли попытаться вернуть вас назад. Кто знает, может, я для этого и оказался рядом с вами, чтобы сначала вспомнить вас, а потом…? – Лисси, я не хочу, чтобы у тебя были ложные надежды… – мама совсем загрустила, опуская голову на руки. – Мама, тут нет никаких ложных надежд. Или ты до сих пор считаешь меня маленьким мальчиком, который ни на что не способен? – Я никогда таким не считала. – Прошло уже много лет, и мне уже не семь. Мне двадцать. Услышав мои слова, мама невольно вздрогнула. Они с отцом до сих пор не могли поверить в то, что прошло уже так много времени. – Возможно, вам непривычно, ведь ваш сын уже не такой. Меня сильно поменяла жизнь, но и мои взгляды тоже. Если в детском возрасте я бы не поверил, то сейчас я считаю, что чудо – есть, и оно очень близко. Что насчет вас, разве это можно назвать совпадением – то, что ты, мама, умерла вслед за отцом? А то, что вы оказались рядом? А то, что здесь оказалась Энни, а теперь я? Нет, вовсе нет! Все это как будто задумано для того, чтобы я сделал хоть какую-то попытку вновь нас всех объединить… – Даже если это бы произошло, ты думаешь, что кто-то посмотрел бы на это положительно?.. – по папе уже было видно, что ему нравится моя мысль, как бы напуган он не был. Они оба не решались заговорить с Эвансом о воскрешении, а теперь пошел разговор не только о нем. Если не Эванс, то Флоренс уж точно, ведь она знакома с Риммой, а та непременно бы захотела… Нет. Нельзя торопиться с выводами. – Конечно! Знали бы вы, как обрадовалась бы Муля! Она… Она так вас любила! А Снай… – в голове все смешалось и я вспомнил о том, что рядом со мной было очень много людей, которые знали родителей, но до сих пор не говорили о них так, как родители отзываются о них. Снэйкус… Разве он любил моих родителей? Он никогда не хотел рассказывать мне о них. Возможно ли, что он попросту трусил в то время, когда Муля стремилась мне о них поведать? – Если ты о дяде Снэйкусе, то он… Безусловно был бы рад, ведь вы уже были знакомы, – выдавил я неуверенно, а мама печально вздохнула: – Снай давно забыл о нас… Тем более, он тот человек, который не верит в чудо. – Хорошо, если этот вариант вам не нравится… Разве дядя не был бы счастлив? – я ожидал, что родители хоть немного улыбнутся, но папа еще больше испугался: – Р… Робертио? – Конечно. Папа, я же говорил, он стал другим человеком. Уже не будет тех разногласий и ссор, что были у вас раньше. Он любит тебя, пап. – Я в этом не уверен… – Почему ты до конца продолжаешь верить в то, что все осталось прежним? Снэйкус был твоим другом, маминым, а теперь он про вас забыл… А дядя про вас помнит по сей день и, если бы у него только был шанс, он бы извинился перед тобой за все. Он сам мне об этом говорил. – Откуда мы можем знать, правда это или нет? – сердито пробурчала мать. – Откуда? – посмеялся я и они синхронно подняли на меня глаза. – Вы никогда не пробовали подумать о том, почему он взялся за наше с Энни воспитание? Почему он, черт возьми, ухаживает за Энни по сей день? Почему содержит ее? Из-за чувства собственной вины? Вздор! Полнейший вздор! Он просто любил их родителей. Тебя, мама, потому что ты стала для него первым примером хорошей жены, о которой он так мечтал. Тебя, папа, потому что ты был и являешься по сей день его младшим братом, в смерти которого он себя винит. Все потому, что он вовремя не оказался рядом с тобой. Все потому, что хотел высказать тебе все, что у него на душе, но не мог довериться до конца. Хотите сказать, я его сейчас оправдываю? Говорите. Считайте так, а я знаю, как все было на самом деле, когда он мучился от собственных мыслей. Единственным человеком, который был в него влюблен, был Снэйкус. Это убивало Робертио до той поры, пока он не научился смотреть правде в глаза и доверять людям. Тогда он распрощался с комплексами, с прошлым, где был Снэйкус, и полюбил молодую медсестричку, у которой тоже были большие проблемы в жизни. Не будем углубляться в подробности, но она является мамой Тедди, и ей всего двадцать пять лет… Они оба нужны друг другу с дядей, так как… – Двадцать пять лет?! Девушке Берты?! – вскрикнул на эмоциях отец, за что мать его ущипнула, и он замолчал. Кажется, он забыл, что мы это обсуждали, когда он был пьян. – А что ты думал? Дядя тот еще мужчина нарасхват! Ты бы знал… – посмеялся я, но вернулся к теме. – Дяде нужна была ласка, забота… И она помогла ему, эта девушка. Я не знаю, какие у них сейчас отношения, но они были именно той парой, на которую хотелось смотреть вечно. Когда она читает ему книжки на ночь, а он играет и поет ей на гитаре в три часа ночи. Что может быть лучше? Они смотрели на то, как мы с Риммой решали наши странные взаимоотношения, и радовались, что у них все хорошо. Дядя стал другим. С ней он стал другим. – Я бы хотел узнать его таким, – неловко выпалил папа и тут же осекся. – Но я боюсь, что все это окажется неправдой. Как тогда, когда ты сказал про ребенка… – У меня не было выбора, тем более, когда у вас с мамой были такие натянутые отношения, так еще и Эванс подбивался к Муле! И… Кто знает, как все сложится, когда я очнусь? Вдруг, Муля и правда ждет ребенка, я же не могу этого точно знать… – То есть, как это не можешь? – округлились глаза у родителей. Больше всего у мамы: – Карл, что насчет ответственности?.. Как нас учить, так ты можешь, а как… – Нет, мы просто были очень пьяны, и кто знает, кто кому там и когда… и как… – я нервно посмеялся, вспоминая о том, как мы с Риммой нежились в кровати абсолютно голые. Это было так неожиданно, так бесстыдно, но это по-хорошему было чем-то сумасшедшим, и у нас обоих просто снесло голову. – Мам, ну будто вы в новый год никогда не напивались. – Мама могла! – тут же рассмеялся отец, за что вновь получил щипок и сразу ущипнул в ответ мать. – Кто бы говорил! Это ты потом у унитаза ночевал! – Упустим подробности… – я неловко посмеялся, но это их лишь больше заинтересовало. – Что насчет тебя и Риммы? Каким образом вы оказались там? – Там? – В постели, – шепнул отец, смущая нас всех. – Как… Обычным образом. – И для вас обоих это было впервые? – мама счастливо заулыбалась, видно, вспоминая былые года, и я посмеялся. – Нет. В смысле… Да, но… Нет… Так, давайте сменим тему. Я, конечно, понимаю, вы сами только-только вылезли из постели, но это не повод оскорблять мои чувства. Мы говорили, прежде всего, о том, что вас надо воскрешать. Я так старался вам описать дядю и так советовал поменять свои взгляды, что вы уже давным-давно должны были бы сказать: «Да, Карл, мы этого хотим»! – Я бы посмотрел на девушку Робертио… – ехидно засмеялся отец, но на этот раз мама только поцеловала его в щеку и кивнула: – Я думаю, мы все решили. Остается лишь… – Остается лишь найти этих двоих и застать их в этом мире. Эванса и Флоренс. Имена как-то звонко прозвучали в моей голове, и я почувствовал себя увереннее. Все должно получиться. 129 глава «Приготовление каши» ЭВАНС: – Ну, что, красотка? Будем веселиться или пойдем уложим тебя спать дальше? – смеялся я, пока светловолосая девчонка сидела перед телевизором, подогнув ноги под себя, и шмыгала носом. – Давай закажем что-нибудь на завтрак? У меня пара купюр есть, твой дядюшка оставил. – Я хочу кашу, – чуть слышно ответила она, стараясь увести от меня взгляд. Любая бы девушка на ее месте постеснялась с таким зареванным красным лицом смотреть в глаза мужчине, вот и она краснела ещё больше. – Я не умею готовить кашу. Будем обходиться дошираками, которые в шкафу лежат? – Мне нельзя фастфуд. Я хочу кашу. – А я не умею! – Научись! – развела руками она, не глядя в мою сторону, на что я только пожал плечами и заглянул в холодильник. Пельменей не было. Каши тоже. Медики сделали себе пару бутербродов и уехали, надеясь на то, что завтрак сделает Римма, но и та ускакала на голодный желудок… Готовить я и правда не умел, совсем. У меня не было человека, который мог бы научить меня этому мастерству, потому кулинария была для меня недоступной. – Эй, пупс, тут такое дело… У нас нет на кухне ничего съестного. Мне придется уйти в магазин за разводной кашей, – только выдохнул я, наблюдая за ее рассерженным личиком. Она вздернула нос к потолку и пробубнила: – Тогда покупай себе корм и жри сколько душе угодно. Я обойдусь. Ты первым делом сваришь мне какой-нибудь яд. – Если бы я сварил тебе какой-нибудь яд, то меня бы, мало того, самого им накормили бы, а то и прихлопнули потом… От моей стряпни ты максимум дристать будешь или блевать, не более. Обещаю. – Засунь себе эти обещания… – цокнула языком она и, не договорив, повысила громкость у телевизора. – Флоренс была права: ты полный лох в приготовлении еды. – Ты так и будешь пропагандировать Флоренс?.. – я только посмеялся ее глупости, на что она никак не отреагировала. – Скажи мне, пожалуйста, чем же она тебя таким зацепила? Вроде как у нее совсем нет того, чем можно было бы цеплять девочек… – Фу! Хватит! – неожиданно смутилась та, укрываясь пледом. – Она – женщина, и это уже многое о ней говорит! – Не все женщины хорошие. – Ты о своей бывшей? – Больше уши развешивай! – Видно, ты ничем не смог ее удивить… Вот она и кинула тебя, – малявка посмеялась над своей шуточкой, но сразу притихла, когда поняла, что та меня не расстроила. Наоборот, я показательно над ней смеялся. – Ты такая смешная, Энни. Только и можешь, что шутить на эти темы, а сама являешься маленькой невинной девчонкой, которая даже не целовалась. Велик спор! – Почему же… Я целовалась! Ещё как! – с каким-то азартом подхватила та, насмешлив меня ещё больше. – Взасос! – Взасос! Господи! – я начал громко смеяться, чем сильно ее разозлил. Она схватила подушку и кинула ею в меня. – Знаешь, Эн, пупсик, то, что у вас было с твоим якобы «парнем»… Попросту сон. Ты никогда не целовалась, а если у тебя и остались те сладостные воспоминания, то все это была простая кома. Когда до тебя это дойдет?.. Глупый ребенок. – Сам глупый! У меня уже есть опыт! – с надрывом кричала она мне в спину, пока я искал продукты в шкафах. – Какой же? Опыт лежания в коме? Это да-а… – Хватит смеяться надо мной. Ты думаешь, что я знаю об этом всем меньше тебя… А сам только и можешь, что думать одним местом… Мне, вообще-то, двенадцать, если ты не знал. – Не смеши. Тебе даже двенадцати ещё нету. Робертос уже говорил мне о том, что твой день рождения в мае, вот теперь и жди окончания февраля, затем марта, апреля, а потом уже будет май. Какая же ты глупенькая. – Какой смысл говорить про возраст? Ты в свои двадцать два ещё глупее меня! – А вот это уже странные выводы. У меня гораздо больше жизненного опыта. Я больше учился и знаю больше. – Давай ещё органами померяемся! – Давай. Спорим, я выиграю? – я посмеялся, пока она сидела и густо багровела, не то от смущения, не то от злости. – Только у тебя нечем мериться. Даже ногами… – Ты так за меня и мои ноги беспокоишься, что прямо тошнит… – имитировала она «звук рвоты» и села поглубже в диван. – За что тебя любят женщины, если ты такой ублюдок? Наверное, всех называешь толстухами и потаскухами. – Нет, не называю. Просто это ты мне, такой овощ экзотический, попалась, – я, наконец, нашел хлопья овсянки в шкафчике и начал смотреть в интернете, как варить эту чертову кашу. В конце концов, когда-нибудь ее придется делать своим детям, каким бы непреодолимым это слово для меня не было. – Ты ужасно странный, – продолжала бормотать та. – Странные волосы, странные глаза, странная тату на руке… – Ты меня боишься? – я заметил небольшую испарину на ее лбу и посмеялся, но она опять отвернулась. – Ни капельки, – она сразу завертела головой, пытаясь отвлечься. Скрываясь за светлыми волосами, она боролась со своим смущением и это меня увлекло. – Тогда зачем тебе меня разглядывать и обсуждать? Или это зависть? – Было бы чему завидовать. – О, ну, например, красным волосам? Или зелёным глазам? Или темной татуировке на левом плече? – Ужасно. Некрасиво и мерзко. – Вот и не разглядывай, раз ужасно. Тебе, никто не заставлял. А то окажется потом, что ты мазохистка, которая очень даже любит причинять боль себе. После того, как ты рвала свои волосы, я более чем в этом уверен. – Знаешь что, – видно, я оскорбил ее чувства, и она вновь начала приступать к нападению. По правде, все это было бесполезно. В моих глазах она никогда бы не стала взрослее и увереннее. По сути оставалась такой же сикарашкой, которая пыталась скрыть за злостью и ненавистью обычный страх. – Я на день рождения попрошу дядю мне подарить сборник с законами, где будут описаны права – твои и мои, потому что ты нарушаешь мои личные границы и меня оскорбляешь, к тому же ты похож на… – На…? – мне уже было смешно. – На… На хлорофилла! – Кого-кого? – Не… Недофила! Точнее… Э… Пенофола! Вот! – злющая, крикнула Энни впопыхах, а я рассмеялся в голос. – Наверное, ты имела ввиду педофила?.. – Вот! Он самый! Маньяк! – сразу показала пальцем на меня она и сжала губы от смущения. Кем только за эти полминуты она меня не назвала. Набрав в себя как можно больше кислорода, я попытался сдержать смех и у меня ненадолго это получилось, но стоило нам с ней взглянуть друг на друга, как я начал смеяться до слез. Она только злорадно зарычала и кинула в меня второй подушкой, пытаясь переместиться ближе. Когда бедро не удержало равновесие и соскользнуло с края дивана, она с грохотом упала на пол под мой смех. – Идиот! – вскрикнула она, корчась от боли. Не имея контроля над своими конечностями, ей было сложно упасть мягче, потому она стукнулась всем телом и теперь лежала на коврике перед диваном, укутанная в плед, похожая на креветку. – Помоги мне! Я упала! – Я вижу, – игнорируя ее просьбы, я вывалил хлопья каши в кипяченую воду и улыбнулся, а она нахмурила брови еще сильнее и на носу выступили смешные морщинки. – Ты попросила меня приготовить тебе кашу, что я и делаю, но стоит мне отвлечься, как точно пойдет что-нибудь не так, так что я буду стоять у плиты до последнего, а что там с тобой – не важно. – Как это «не важно»?! Дядя сказал тебе оберегать меня! – Оберегаю как могу. Я же каждую секунду смотрю за тем, чтобы у тебя не возникло какого-нибудь припадка или истерики. С истерикой я немного промахнулся, она у тебя уже была сегодня утром, но до припадка тоже недалеко. – Я точно подам на тебя в суд, ясно?! – что есть сил крикнула она, пытаясь перевернуться со спины на живот. – Давай, только, увы и ах, ты сможешь сделать это только с четырнадцати лет, так как по закону сейчас ты являешься частично дееспособной. Тебе всего одиннадцать лет. Ты еще ребенок, который что-то там кричит мне о том, какой я ужасный и глупый, а Флоренс – святыня. К слову, ты там не собралась ее в мужья себе выбрать? – Заткнись! – Зачем? Мы с тобой прекрасно говорим! Лучше, чем кто-либо! С Флоренс ты бы смогла говорить только о стриптизе и мужиках! Она та еще «интересная личность»! – Не смей так ее называть! Она честная женщина, у которой есть совесть, а ты проклятый мужик, у которого нет ни чести, ни совести, ни доброты… Ты ничего не умеешь делать руками, только лапать незнакомых тебе куриц и раздеваться перед всеми подряд! – она так кричала, что ее голос стал хриплым и некрасивым, но в порыве ярости ей было на это плевать. – И, вообще, тебе ли до меня дело?.. Сам не захотел с ней строить отношения, а теперь злишься на нее, пень тупой! Ты просто боишься ее и свою бывшую! Ты убегаешь от проблем, потому что ты жалкий трус! Ты не можешь даже посмотреть им в глаза! – А ты у нас праведник, малявка? Оно сразу видно! О мужчинах отзываешься так, словно у тебя уже был ужасный опыт общения с ними! – У меня были отличные примеры мужчин – Тедди и мой папа! А ты не вызываешь у меня ни симпатии, ни доверия, ни счастья! Только и можешь, что нападать на меня с слабыми угрозами и пытаться унизить! Все потому, что у тебя работают ноги и шевелится что-то между ними в одном месте! Зато в голове у тебя ничего не шевелится, поэтому ты думаешь только тем местом, словно обреченный на вязку кобель! Другого исхода у тебя в жизни и нет, а все твои цели и задачи – просто похоть! – Отличный пример для подражания – Тедди? Это тот малыш, который со слезами на глазах бросался мне в ноги и умолял его воскресить. Ха-ха-ха, какой он симпатичный, как много к нему доверия и так много счастья он приносит в нашу жизнь! – я взглянул ей в глаза, в которых при упоминании этого мальчишки отразилась боль. – Скажу тебе правду по секрету. Твой симпатичный любимый мальчик захотел бросить всех тех людей, с которыми он был там. Доверия к нему теперь уже ни у кого нет, а счастья тем более. Анджелино он довел до сумасшествия, а у всех остальных теперь чувство отвращения к нему, потому что он поступил как настоящий эгоист и сбежал из дома, пока никто не видит. Какое тут доверие? И, повторюсь, к кому он сбежал? У кого он умолял о помощи? У меня, Энни. У того, к кому у тебя нет ни лживой симпатии, ни этого безрассудного доверия, ни даже фальшивого чувства счастья. Ну что, как тебе такое? – Просто ты хочешь сделать мне больно, вот и говоришь такие вещи, – ее голос стих, а когда я посмотрел ей в лицо, она лежала головой на полу, разбросав светлые волосы по ковру, и глотала слезы. – Я не хочу сделать тебе больно. Мне платят деньги за то, чтобы я присматривал за тобой как за хомячком, и мне абсолютно без разницы что ты там чувствуешь – радость, печаль, обиду… Я тут просто потому, что это совпадение. Мне нужна Римма и дом, и это мне предоставят люди, живущие со мной под одной крышей. Что будет с тобой и твоей жизнью… Признаюсь честно, милая моя Энни, мне плевать тысячу раз! Я здесь не для того, чтобы во всем потакать тебе в твоих шалостях или желаниях. Для этого у тебя был этот мерзавец Тедди. – Он не мерзавец! – Конечно! Для тебя и он не мерзавец, и Флоренс – ангел! Черт тебя возьми, все вокруг такие милые и добрые, а я один – козел! – Потому что ты с самого начала был козлом, – прожужжала она сквозь зубы и попыталась встать, опираясь на локти, но у нее не получилось. С кряхтением, она начала двигать тело ближе к дивану, пытаясь хоть как-то его приподнять, но мышцы были ужасно слабыми, а вес довольно тяжелым после долгих лет комы. Все это вызывало какую-то странную жалость, было ужасно отвратно, но я не стал ничего предпринимать. Вот если бы только она сказала: «Тайфун, будь добр, помоги мне, пожалуйста»… Тогда бы я непременно помог во всем. Я же не злой, не плохой. Просто я тоже человек, хотя и такой странный по их мнению. Каша, как назло, никак не получалась. Она то была слишком густой, то слишком жидкой, и я уже думал бросать это дело. Одно меня мотивировало: я хотел научиться ее делать. Однажды мне бы точно пригодилось это в жизни. – Помоги мне… – послышался с ковра уставший голос Энни. Она доползла до дивана и теперь запыхалась, пытаясь подтянуться одной рукой и туда забраться, но ноги были слишком тяжелыми для ее слабых рук, и она не могла ни встать, ни сесть, ни забраться. – Помоги… Я не могу… – Пробуй, – только спокойно ответил я, добавляя сахар в кашу, на что она совсем разозлилась и крикнула через хрипотцу: – Так ты помогаешь другим людям?! Козлина! – Так ты отвечаешь благодарностью за то, что я, хотя бы, рядом с тобой? – усмехнулся я, не сдвигаясь с места. Хотелось взглянуть на то, как выберется она из этой ситуации. Она вновь начала кряхтеть и злиться. – Мне холодно на полу! Подними меня! – Сама. – Я сказала, подними! Ты оглох?! Мне больно! Я клянусь, дядя уволит тебя сразу же по приезду! Я его попрошу! – Тебя никто не слышит, ты этого не заметила? – я ей улыбнулся в серьезное лицо, а она закрыла его руками и начала рыдать. Вот он – очередной способ чего-то добиться. – Давай, давай, плачь, умоляй, а я все равно ничего не сделаю, пока ты не попросишь меня вежливо! – Дай мне, хотя бы, телефон! Я позвоню кому-нибудь! – Лови, – я нагнулся и запустил его к ней на пол. Тот скользнул по гладкому ламинату прямо к ней, но остановился в полуметре от руки, и она, разозлившись, вскрикнула. – Ну как так можно! Я только доползла до дивана, а ты издеваешься…! – голос ее уже был не столько злобным, сколько выражал отчаяние и боль. Хныкая, она попыталась подтянуться к телефону, но ноги запутались в пледе, и она, путаясь в собственных волосах и слезах, зарыдала еще громче. – Помоги! Пожалуйста! Я сейчас с ума сойду! – Что ты только что сказала? – даже вздрогнул я, опускаясь перед ней, как перед собакой, на корточки, а она взвыла, хлюпая носом. – Повтори. – Отдай мне телефон! – Нет, ты сказала другое слово. Скажи, и я отдам. – Отдай… У меня так голова болит, ноги так затекли… Отдай… – она и правда начала сходить с ума, лежа на полу, и мне стало ее очень жалко, но чувство собственного достоинства было сильнее. – Скажи, и я сразу отдам тебе телефон и подниму тебя на диван, давай. – Нет… – мотала она головой, дрожа. – Скажи! Неужели тебе так сложно?! – Я не собираюсь лизать тебе задницу за какой-то там телефон! Козлина! Сволочь! Идиот! – О, вот как? – злость окончательно отняла у меня все чувства, и я поднял телефон у нее прямо из-под глаз, забрав его к себе. – Тогда ты остаешься без этого. – Нет! – в истерике крикнула она, заливаясь слезами. Путаясь в пледе, она окончательно впала в какое-то необъяснимое состояние. Она, словно рыба без воды, билась головой о пол, дрыгая ногами. Наблюдать за всем этим было очень сложно, но я понимал, что в случае необходимом я сразу вызову ей скорую, а поплакать иногда бывает даже полезно. Послышался очередной стон: – Ты меня так бесишь.! – Это взаимно, – кратко ответил я, мешая кашу, которая была практически готова. – Я тебя ненавижу! Чтоб ты сдох! – И тебе не хворать. – Да чтоб ты… – хотела крикнуть она, но от нервов и крика у нее начали просыпаться рвотные рефлексы, и она закашлялась, издавая непонятные звуки. Актриса. Через какое-то время она откашлялась и обслюнявила ламинат, после чего замолчала и принялась лежать в полном спокойствии, ни на что не надеясь. – Дурище, – усмехнулся я, наблюдая за ней, но она и глазом не повела. Это меня немного напрягло. Выключив готовую кашу, я подошел к ней сбоку. Она лежала на полу и не двигалась, а рот был весь в слюнях. Глаза были опухшие от слез, а зрачки какие-то пустые. – Эй, Эн? Ты прикалываться вздумала? – ответа не поступило. Она продолжала лежать, глядя куда-то в одну точку. Тут мне стало не на шутку страшно, и я схватил с полки телефон, подбегая к ней. В мыслях пробежало все. Либо я не уследил, и у нее язык запал в глотку, либо рвотой подавилась, либо сердце не выдержало… Сколько таких случаев было, но я даже не думал, что она может прийти к такому состоянию. Она же сильная крепкая девчонка, которой ничто ни почем. – Давай же… Ну взгляни на меня, а? – набрав номер, я повернул ее лицо к себе за подбородок и прислушался к дыханию. Того не было, и меня охватила еще большая паника. Я принялся расстегивать на ней рубашку, чтобы послушать сердце. Пуговицы выскальзывали из рук, а пальцы запотели из-за страха, но я смог ее открыть и прислушаться. Оно билось быстро и отзывчиво, так, словно она куда-то бежала, спешила, и это меня насторожило. Я взглянул на нее, присматриваясь к глазам. Глазницы все еще были такими же потерянными. Номер скорой не отвечал, и я позвонил на другой в то время как сам хлопнул ее по щекам, но никакой реакции не поступило. Пухлые губы были все в слюнях, и это выглядело не то, чтобы отвратительно, но очень непривычно. Набрав в грудь побольше воздуха, я плотно зажал пальцами ее нос и впустил его через ее губы, плотно прижимая свои. В этот момент что-то подо мной начало извиваться и сильно меня отпихнуло. – Фу! Идиот! Мерзкий! А-а! – когда я отстранился от нее, она начала вытирать губы рукавом, кашляя. В этот момент к телефону подошел оператор: «Да, я вас слушаю?» – Здравствуйте… – на грани истерики, я сквозь тяжелое дыхание прошептал в трубку, сверля взглядом Энни, которая лежала на полу и плевалась после того, как я попытался сделать ей искусственное дыхание. – У меня тут возникла проблема… Расскажите мне, пожалуйста, можно ли навешать каким-то образом люлей человеку так, чтобы запомнилось навсегда?.. Оператор замешкался, посмеиваясь, надеясь, что не так услышал: «Повторите? Человеку плохо?» – Ой, сейчас будет очень плохо, – я повесил трубку, чувствуя, как кровь подступает к голове, а Энни, отплевываясь, взглянула на меня и показала мне язык. 130 глава «Переживание» В палате было темно и сухо, когда Римма Кларден прибежала туда и, ключом попав в скважину, открыла дверь. Карл тяжело дышал, реагируя на какие-то звуки, и она сразу же подбежала к нему, стуча каблуками по холодному полу. Возлюбленный был совсем бледный и хмурился в глубоком сне, то открывая, то стискивая губы. – Карл, – позвала с надеждой она его, теребя за плечо. – Карл, я здесь… Я рядом… О, боже… Но тот не отвечал. Он все также совершал какие-то непроизвольные движения, совершая шумные вдохи. Тогда девушка ещё раз набрала Робертио. Она надеялась на то, что в этот раз у нее удастся дозвониться до него, но телефон был выключен, так как Робертио был в самолёте. У него не было возможности увидеть пропущенный звонок, который сейчас решал жизнь молодого человека. Не дозвонившись, Римма в панике выбежала из палаты и направилась к знакомому Робертио, о котором он ее предупреждал. Ворвавшись в кабинет без стука, Римма, запыхаясь, взглянула на него, а тот, не отрываясь от компьютера, начал что-то спрашивать: – Добрый день. Вы по записи? – Здравствуйте! Меня зовут Римма Кларден, я знакомая племянника Робертио Телио-Лентие… Он… Он… Он лежит там, в палате… И ему не хорошо… Помогите, пожалуйста, я вас очень прошу! Умоляю! – от страха ее трясло и она не знала, что с собой делать. Представив дальнейшую картину, она не сдержалась и упала на колени, плача. Ей было страшно. Она больше всего на свете боялась потерять любимого человека, с которым ее связывало так много воспоминаний. Она упускала его уже много раз, но дала себе слово, что такого больше не повторится, и вот сейчас он опять на грани, а она ничего не может сделать. *** – Возможно, он в скором времени очнется, – врач, которого позвал Геннадий Такишвили, взглянул на заплаканную девушку. – Необходимые лекарства утром ему уже вколола Зои Пазарикк, поэтому необходимости делать что-то сейчас нету. Будем надеяться, что все, что с ним происходит – нормальная реакция организма на такой длительный сон. – Он сейчас слышит нас? – с надеждой в голосе спросила Римма, касаясь рукой кисти родного ей человека. – Чувствует? – Маловероятно. Рефлексы возникли у него сами по себе. Возможно, внутри что-то меняется, восстанавливается или уничтожается. – Уничтожается? – Римма испуганно взглянула на врача, а он поправил очки на носу и пожал плечами. – Давайте сделаем рентген и УЗИ… Мне кажется, это необходимо в нашем случае. – Вы просто потратите деньги. – Пусть это будет самая большая потеря, – с этими словами Римма полезла в кошелек за карточкой. Геннадий, который стоял рядом, напряженно взглянул на врача, который готов был принять ее у молодой девушки. Тот без вопросов кивнул и направился к кассе вместе с ней. Тогда акушер-гинеколог с явным беспокойством подбежал к ней и тронул ее за плечо: – Римма, девочка моя, ну что вы… Они же вас просто ограбят! – Это уже мои заботы, Геннадий… Я не хочу допустить того, чтобы с Карлом что-нибудь случилось… Пусть его обследуют, а я буду спокойна. – Могу я поинтересоваться, из-за чего изначально он лег сюда с комой?.. – все-таки решился задать вопрос Геныч, пока та заполняла бланк, необходимый при оплате наличными. – У него проткнут кишечник, задет желудок. Насколько я знаю, ему его промыли и зашили. Потом делали повторную операцию, так как что-то пошло не так. Вот и все. – Робертио что-нибудь предпринимает дальше? – Да, он и Зои вместе делают ему массаж, потом необходимые процедуры… – красноволосая девушка с тяжестью на душе вздохнула и прикрыла глаза. Ей было очень тревожно, несмотря на то, что врачи были рядом. Интуиция ей подсказывала, что она может просто не удержать Карла на плаву… Как тогда, когда они были маленькими. Они плавали, прыгая с большого мостика, и Лисси начал тонуть. Она схватила его за руку и вцепилась в столбик, который был рядом. Оба они бы утонули, не окажись рядом его отец… Она держала их двоих, захлёбываясь все больше с каждой наступающей волной. Римма привыкла не надеяться на кого-то кроме как на себя. Ей было спокойнее, когда все было в ее руках, недели она бы спихнула все на отца, на родственников Карла. Она свободно достала из кошелька деньги, которые у нее были получены совсем недавно, когда она смогла на время отлучиться из дома и помочь Тайрэн Кроу в подготовке программы. Тайрэн верила в девушку и всячески мотивировала ее, то чаем со свежим печеньем, то суммой денег. За то время у Риммы накопились пять тысяч, и девушка без сомнения отдала их кассиру. Та с радостью приняла их, а Геныч совсем посмурнел. Он понимал, что такую девушку, как Римма, останавливать попросту бесполезно. Ее такой сделала жизнь и, если бы она не оплатила сейчас обследование племянника Робби, то она потом винила бы себя бесконечно. Расплатившись, девушка с облегчением вздохнула и села возле палаты Карла. Его должны были вывезти оттуда на рентген, и она нервно кусала губы, представляя, чем все это может обернуться им с парнем. Одно ее радовало: теперь он будет дополнительно обследован и на её душе будет спокойно. Она до жути боялась, что внутри его молодого организма пойдут ужасные реакции, раздражения, которые потом могут оставить его инвалидом или забрать у него здоровье. – Не бойтесь, – когда она подняла глаза, к ней подсел Геннадий. Она не в первый раз его видела в этой больнице и знала, что он хороший знакомый Робертио Телио-Лентие, но ей пока не доводилось поговорить с ним как с нормальным человеком. – С мальчиком все будет в порядке. Знаете, он не в первый раз тут лежит, и в прошлый раз очнулся, а тут его ждете вы… Я уверен, он это знает. – Так странно то, что одно движение ввело его в это состояние… Его просто проткнули, а если бы он не… – девушка с тяжестью на сердце пыталась сдержать слёзы. Заметив это, доктор поспешил достать из кармана платок и протянул ей. – Простите, я в последнее время совсем не могу контролировать свои эмоции… Услышав такое откровенное заявление, гинеколог-акушер удивлённо раскрыл глаза: – Быть может, вы в положении? – Нет, нет, что вы… У меня даже не было ничего такого, что бы могло привести к беременности. Думая о том, что его может не стать, я чувствую себя полностью уничтоженной. Я бы не хотела семью ни с кем, кроме как с Карлом. Тот не нашелся ничего ответить. Он каждый день имел дело с беременными, а то и роженицами, и те не каждая так сильно мечтали о будущем. Кто-то ждал ребенка по залету, кто-то просто «для галочки», кто-то по традициям. Лишь немногие женщины искренне мечтали о создании семьи со своим возлюбленным, и эта девочка бы непременно стала такой же. Доктор даже представил, какой бы она была хорошей матерью. – Скажите, – девушка не сразу решилась задать этот вопрос, но боялась что-то упустить, – скажите, пожалуйста, как гинеколог… Вы же гинеколог, да? Скажите… Имею ли я возможность и право зачать от него ребенка? – Разумеется, если его организм вам это позволит. – Нет, нет, вы неправильно меня поняли, – она покраснела щеками и повторила. – Имею ли я право сейчас воспользоваться им как донором при искусственном оплодотворении? Я бы хотела, чтобы у него был шанс, несмотря на состояние. Шанс быть отцом. – Вы… – Такишвили даже начал заикаться. Такие вопросы ему ещё никто не задавал. – Это… Вы хотите с ним заняться любовью? – Нет, не обязательно! – зеленоглазая совсем смутилась и тяжело вздохнула, глядя в чек. – Я читала, что есть способ, когда берут клетки… Кхм, сперматозоиды… И подсаживают их матери. Прошу, не посчитайте меня за дуру… Я просто как-то лежала и думала о том… А что, если он будет там долго? Что, если он вовсе не очнётся? Я бы хотела хотя бы заморозить его клетки, чтобы в будущем иметь возможность в крайнем случае… Родить ребенка именно от него. – Не все так просто, как кажется сначала, – прочистил горло Такишвили, пожимая плечами. Не каждый день ему задавали такие вопросы. – Я о процессе ЭКО. Нужно понимать, что подобное обследование требует проникновения во влагалище и бывают случаи дефлорации. Вы понимаете, о чем я. – Да… – Римма обхватила свои плечи, смотря в пол от стыда. – Тем более, потребуется разрешение от Робертио. А он, мне кажется, очень удивится. – Почему разрешение…? – Потому что… Вы не являетесь Карлу супругой. Тогда у вас были бы права. А так, вам нужно спросить и получить письменное разрешение от Робертио о том, что он вам разрешает… насиловать своего племянника, – врач не смог сдержать смех перед ее удивлённым личиком. Она хлопнула себя по щекам и закивала. – Вы правы, вы правы… О чем я только думала… – Это совершенно нормально, Римма. Вы с Карлом молоды, вы хотели бы провести с ним свою жизнь и создать семью. Просто стоит немного подождать. – Что, если «немного подождать» закончится плохо?.. – её голос совсем погрустнел, и доктор сам опечалился. – Ведь тогда, если с ним что-то случится… – В конце 1970-х годов уролог Кэппи Роман совершил забор спермы у человека, который умер. Что вы думаете, все получилось. Правда, не сразу, но факт есть: это возможно. В случае того, если что-то происходит с Карлом, то мы экстренно заберём у него клетки для вас. Можете за это не беспокоиться. – Это здорово, спасибо вам большое… – на душе у девушки немного полегчало. Она бросила взгляд на автомат с горячим шоколадом и начала искать мелочь, чтобы купить себе чего-нибудь попить. В животе уже все сводило от голода, ведь она даже не успела перекусить, а выпить чего-нибудь теплого хотелось еще больше. Пока она искала монетки, к ней вновь подошел Геныч, но уже с горячим шоколадом, и она недоверчиво на него взглянула, боясь обидеть. – Это вам, не беспокойтесь. Чего мне стоит один стаканчик горячего шоколада?.. – он добро улыбнулся и вновь сел рядом. Ему было интересно, что же произойдет с племянником Робби дальше. Молодая девушка, которая так ответственно относилась к его состоянию, явно была встревожена, и это ему не нравилось. Он прекрасно понимал, как сильно влияет стресс на женское здоровье, и ему было ужасно жаль Римму. – Спасибо, – все же приняла стаканчик та и выпила до дна, с облегчением вздыхая. – Это очень мило с вашей стороны. – Не стоит. Пока они сидели и наблюдали, как молодого человека перевозят вместе с аппаратурой в другой кабинет, Римма решила набрать номер Флоренс. Она понимала, что, возможно, Эванс в чем-то прав, касаемо ее неясного характера, но для нее эта девушка была последним шансом на спасение. Вот тот человек, что мог привести ее мысли в порядок. Она нажала на вызов звонка, но, к ее удивлению, Флоренс не стала подходить. Лишь через пятнадцать минут пришло сообщение о том, что она за рулем и не может говорить. Сколько Римма помнила, Флорри никогда не водила машину, и это ее очень озадачило. Девушка вновь набрала номер подруги, но та уже выключила телефон. Звучал лишь противный голос: «Абонент временно не доступен. Перезвоните позже.» Тяжело вздыхая, девушка набрала номер Эванса, но тот не сразу подошел. Когда снял трубку, то она услышала на заднем фоне какую-то ругань и вопли. – Тайфун? Алло, Тайфун? – сделала попытку она заговорить и через какое-то время все-таки ей ответили. Это была Энни. – Рудик! Этот черт сделал ужасную кашу! Мне кажется, он хочет меня отравить! – Не правда! – тут же послышался голос Эванса и визг Энни. Парень отнял у нее телефон. – Алло, Римма?! Ну где ты там, а?! – Я не знаю, как скоро буду… – нервно потерла лоб девушка и тяжело вздохнула. – Ты сделал вам покушать? – Да сделал, сделал, только эта малявка кинула в меня тарелкой после того, как попробовала ложку. – Это на нее похоже… – Римма неловко усмехнулась и посмотрела на Геныча. Он слышал крики в телефоне и сам немного посмеялся, зная, о ком идет речь. – Ты сам поел? – Нет, я хотел сделать себе какую-нибудь лапшу, но не нашел в шкафчике. Звонил тебе, но ты не подошла к телефону, поэтому сделал кашу. Получилась соленая, просто жесть. – ТАКОЙ КАШЕЙ КРЫС ТРАВИТЬ НАДО! – раздался противный детский крик в телефоне, потом кому-то явно досталось по лбу и Энни взвизгнула. – Ну что ты там, когда приедешь? Примерно хотя бы, – было слышно, что Эванс отошел подальше. Его голос стал заметно тише. – Говорю же, не знаю. Мне кажется, я тут надолго. Надо Карла исследовать, ему было нехорошо. На датчике показывало, что у него слишком сильный пульс и высокое давление. – О… Ну ты там аккуратнее, не повысь ему давление своим присутствием еще больше, – он только рассмеялся, на что Римма закатила глаза. – Терпеть не могу твои шутки. – Я тоже тебя люблю-ю! – он засмеялся, тяжело дыша. Видно, держал дверь в комнате, чтобы поговорить нормально, пока за той кричала Эн. – Слушай, эта малявка сегодня такое устроила… Короче, пока я готовил кашу, она притворилась, будто коньки отбросила. Так эффектно, прямо завидно. Слюней напускала, жесть… – Но все же в порядке? – Римма самопроизвольно улыбнулась его словам, а тот закашлялся. – Да я чуть в штаны не наложил. Потом пришлось бы полицию вызывать и меня бы посадили. Подумали бы, что это я ее так… – Берегите себя, хорошо? Я постараюсь прийти побыстрее. Звони мне, если что случится, – в этот момент врач рентгенолог подошел к девушке, чтобы что-то сказать, и она быстро нажала на кнопку. ЭВАНС: – Я тебя ненавижу! – в сотый раз кричала мне Энни, когда я открывал дверь. Римма совершенно наглым образом повесила трубку, и теперь я опять должен был следить за этой собачонкой, которая все никак не могла угомониться. Только-только она валялась на полу и изображала из себя мертвую, а теперь, когда я ошибочно поднял ее с пола и усадил в кресло, она ездила за мной на своей «машине» и давила мне ноги. Что до завтрака, которым я обязан был ее накормить, я тоже все сделал по пунктикам: сварил кашу, дал ей тарелку с ложкой, а та лишь неблагодарно запустила в меня тарелку с кашей и попала на свежую рубашку. Теперь я ходил с головы до ног измазанный в этой противной каше и всему была ее вина, но ей было все равно. – Хватит кричать! Ты мне все ноги передавила уже своей коляской! – крикнул я ей в ответ, когда она в очередной раз начала покрывать меня ругательствами. – Так тебе и надо! Если бы у меня работали ноги, я бы тебе так между ног дала, что ты бы запомнил это на всю жизнь! – Если бы я был девочкой твоего возраста, я бы непременно отомстил тебе каким-нибудь образом! Ты меня достала своими истериками! – А ты меня достал своей надменностью! Жалкий говнюк! – она опять крикнула и уехала на коляске куда-то к себе в комнату. – И не смей заходить ко мне в комнату, идиота кусок! – Не посмею, писайся там в одиночестве! – усмехнулся я, зная, что ее это заденет, и та сразу же выглянула из-за двери с красными от злости щеками: – Какой же ты мерзкий! – Не напрягай свой мочевой пузырик, малыш, а то порвешь! – Иди ты! – она с грохотом захлопнула дверь и послышалось суровое рычание. Это была Энни, которая со злости била подушку, чтобы только не приехать и не избить меня. Сама прекрасно понимала, чем ей потом это бы обернулось. Когда в квартире стало более-менее тихо, я все же решился проведать ее. По времени уже было четыре часа дня, а она еще не обедала, и я немного испугался, что она опять описалась и со стыда не сказала мне об этом. Но когда я тихо проник в комнату, она спала, прикрывшись пледом, и так громко храпела, что я неловко усмехнулся. Все-таки, когда она спала, она оставалась маленьким капризным беззащитным ребенком, и с ней было гораздо приятнее общаться. Точнее, как общаться? Просто сидеть рядом. Во сне она выглядела совершенно нелепо: опять сосала палец, посапывая носом, и немного подергивала пальцами рук. Потом светлые бровки сменяли положение, то сходясь домиком, то хмурясь. Она была такой наивной и смешной, что я не смог не улыбнуться. Если бы только она была такой в реальности, то общаться с ней было бы намного легче. – Папа… Пап… – тихонько позвала она во сне, глотая воздух. Расслышав ее слова, я неловко поправил на ней плед и задумался о том, что она, оказывается во много похожа на своего отца, Маркуса. Когда она радуется какой-либо победе надо мной, у нее такой же добрый взгляд, как у него. Также у них похожая манера речи: оба говорят достаточно быстро, но разборчиво. В целом, эта девочка была бы отличным собеседником и партнером в отношениях, если бы не ее упрямство и ненависть к тем, кто ей не нравится. Не в первый раз, но я обратил внимание на ее ноги. Она была хрупкого телосложения, а ноги, несмотря на то, что казались тяжелыми, были еще тоньше, чем она сама. Они были похожи на две тростиночки, глядя на которые можно было не удивляться тому, что они ее не держат. За время, проведенное в коме, по мнению ее дяди, она набрала достаточно много веса, к тому же повзрослела. Ей почти двенадцать лет, и организм в этот период особенно быстро растет. Ее ровесники начинают кардинально меняться: у мальчиков грубеет голос, и они становятся выше, а у девочек появляются изменения во внешности и организме. Интересно то, что Энни, казалось бы, такой взрослый человек, который свободно разговаривает на темы моего возраста, совершенно не выглядит на свой возраст. Она похожа на маленькую десятилетнюю хрупкую девочку, которой еще только предстоит узнать для себя пубертатный период. Сколько себя помню, в ее возрасте я выглядел гораздо старше, больше общался со сверстниками, а в голове была одна каша… Она же наоборот совершенно незрелый ребенок с такими взрослыми рассуждениями в голове. Есть ли тут какая-то зависимость от комы? Быть может, она постоянно дискутировала о чем-нибудь с матерью и отцом, набираясь жизненного опыта? Или у нее с этим Тедди была настолько продвинутая дружба, что теперь она так свободно говорит о том, о чем я в ее возрасте молчал? И станет ли она расти дальше или останется такой навсегда, ведь, как ни посмотри, она совсем коротышка. Полюбит ли ее кто-нибудь такой, когда ей будет шестнадцать-восемнадцать лет? Нужна ли ей вообще эта любовь? Остановив себя на этих мыслях, я вовремя осознал, что захожу слишком далеко. Меня не должно волновать то, что будет происходить с ней дальше. Моя цель – не следить за этой малявкой и наблюдать за тем, как она растет. Моя цель – получить от Риммы то, к чему я так стремлюсь, пусть даже это маловероятно. Однажды она поймет, что я для нее идеальный вариант, затем уже и можно будет тихо уйти из этой огромной семьи, завести свой дом. Распрощаться со всеми. Несмотря на то, что я был здесь совсем не давно, я чувствовал, что начинаю зависеть от них всех. С Робертосом можно было обсудить любую мужскую проблему, пошутить. С Зои поговорить по душам. С Риммой пофлиртовать, а иногда просто поговорить как с другом. С Эн поругаться, хотя это и стоит стольких нервов… Все они, какими бы мерзавцами не являлись, создавали где-то в глубине души у меня какое-то странное и даже приятное представление о семье. Сейчас, когда я жил в этом доме, питался вместе с ними, спал в теплой кровати в пижаме Робертосика, мне казалось, что я являюсь частью этой семьи. Так мне казалось лишь однажды, но те чувства были неоправданными, и теперь мне было немного боязно начать доверять людям, которые решили меня приютить у себя. К несчастью, теперь я никогда не забуду тех людей, что обидели меня, воспользовавшись моими чувствами. «Можно забыть предательство, но обиду никогда». *[1 - * высказывание А. Ахматовой] Дополнительный эпизод #6 *** Будильник звонков прозвенел прямо у уха и Тайфун, подпрыгнув, чуть не ударился о верхнюю полку над кроватью. Стукнув рукой по механизму, он избавил себя от противного навязчивого звука и с облегчением вздохнул. За окном уже светлело и встать было намного легче, чем в темноте, потому что свет уже слепил глаза и заснуть возможности просто не было. Зевнув, Эванс начал одеваться и залез под кровать, чтобы найти рубашку. Той, к его удивлению не было, и он осмотрелся. Она таинственно исчезла, и он начал догадываться, куда. – Джек! – стоило ему выглянуть на кухню, он увидел там пса, который с довольным лицом лежал на своей подстилке и жевал одежду хозяина. Заметив удивленно юношу в дверях, пёс прижал уши к макушке и увел голубые глаза куда-то в сторону, подкапывая рубашку под себя. – Джек, отдай… Мне сегодня в этом идти на свидание. Эванс сделал попытку вытянуть рубашку из-под собаки, но тот как бы в шутку попытался ухватить его за запястье и высунул язык. – Хитрая ты морда! – мальчишка засмеялся и попробовал поднять лохматого друга, но Джек по телосложению и внешности напоминал хаски, и весил около тридцати килограмм, поэтому все попытки оказались неудачными, и собака продолжила лежать на одежде. Тяжело вздохнув, Эванс пошел искать другую рубашку. В шкафу было слишком много женских нарядов, и он закатил глаза, вспомнив о том, откуда они взялись. Пока он выдвигал ящики и смотрел себе рубашку, раздался звонок в дверь. Накинув на себя футболку, попавшуюся на глаза, он вынужден был пойти и открыть. Открыв дверь, он замер. На пороге стояла Ванесса, с которой они не виделись ещё с выпускного, хотя прошел год. Она была красивой женщиной, при виде которой по телу невольно пробегали судороги. – Привет… – прочистил горло Эванс, краснея. Тогда, на выпускном, он строил из себя крутого парня, так легко разговаривал и лапал всех подряд, а сейчас он был один дома с псом, и просто не мог изображать из себя мачо. Несмотря на это, Ванни все равно повелась. Услышав теплый мужской голос этого семнадцатилетнего мальчишки, она чуть вздрогнула и сделала вздох: – Мне можно пройти? – Да, конечно… Тайфуну очень хотелось о многом у нее спросить. Как она поживает? Как ее личная жизнь? Нашла ли она ему хорошую замену? – Я удивлена, что ты отрыл мне почти сразу и встретил в трезвом состоянии, – решила разбавить напряжённую атмосферу Ванесса, а он пожал плечами и пошел ставить чайник. – Я не пью с тех пор, как прошел выпускной. – Ох, правда?.. Почему? Даже по бокальчику со мной не пропустишь? – она обаятельно улыбнулась, но Эванс взял себя в руки и повертел головой. – Нет, Ванни, не надо. Я не пью. Совсем. – Надо же… – немного нервно посмеялась та и села на кухонный диван, осматриваясь. – Я заметила, что ты сделал небольшую перестановку, так? – Я купил новый диван и поменял люстру, да. Мне показалось, что прошлые были в плохом состоянии. Смотри, покажу кое-что… – он, улыбаясь, поднял удивленную девушку с дивана и ухитрился что-то под ним нажать, после чего диван разложился как кровать и парень довольно на него лег. Ванесса с удивлением на него взглянула, понимая, что эта вещь ему, явно, обошлась не очень дёшево. – Как тебе? Это диван-кровать. На случай, если кто-нибудь заедет в гости или… Ну… – И как, он не хлипкий? Ты уже проверял? – она посмеялась, ложась рядом, а тот не сразу понял смысл её слов, а когда понял, то нахмурился: – Ванесса, я не понимаю, в чем дело? Ты думаешь, что я только и могу, что пить да спать с девушками? В этот момент из комнаты выбежал Джек и набросился на гостью, а та брезгливо завизжала, хотя пёс ее радостно приветствовал и со всей любовью лизал в лицо: – Боже мой! Что это такое?! – Джек, фу! Фу! – Эванс тут же схватил пса за холку и попытался снять его с дивана. – Какой плохой мальчик! Нельзя набрасываться на гостей… Ванни, он не хотел ничего плохого делать, он так здоровается. – Здоровается?! Да он меня чуть не съел! Знаешь что, Тайфун, я не понимаю… Мать завещала тебе эту квартиру, а ты припёрся сюда с этой собакой. Есть у тебя хоть какое-то уважение к моей маме?! – вспылила Ванесса, поправляя прическу. Пёс сразу угомонился, глядя на своего расстроенного хозяйна, а Эванс лишь спокойно ответил: – Он был на грани, когда я нашел его щенком… Я был бы просто ублюдком, если бы оставил этого ребенка одного. Он стал моим лучшим другом. – Это собака! О каком лучшем друге ты говоришь?! У тебя есть я, если ты не забыл! – Ванни, вот с тобой мы точно не лучшие друзья… У нас совершенно разные понятия дружбы, – строго ответил девушке парень, а та покраснела и от него отвернулась, хмурясь брови. Ей казалось, что если она сюда придет, то он непременно обрадуется этому, а вместо этого он говорит, что его лучший друг – эта лохматая морда с высунутым языком. – Тем более, ты сама знаешь, на чем мы расстались. Я же сказал, что больше такого не допущу. Когда они виделись в последний раз, оба лежали в одной теплой кровати, абсолютно обнаженные, и предавались влечению, которое нарастало в юных телах так быстро и мимолётно. Эванс не придавал этому какого-то огромного значения. Он уже не любил Ванессу как прежде, да и партнёрш у него до нее было много, так что она не стала для него чем-то особенным. А вот девушке этот момент очень запечатлелся. Она часто вспоминала как тепло он не обнимал, целовал, как по телу бегали мурашки, какими нежными были его пальцы, и как скользили красные волосы по ее плечам, щекоча шею… – Я думала, я для тебя – особенная. – Ни за что на свете, – серьезно ответил Эванс, ничуть не сомневаясь в своих словах. – Все, что было между нами, всего лишь гормоны и возбуждение. Было хорошо, не спорю, мне все понравилось… И тебе, надеюсь, тоже, но… Я не тот человек, который тебе нужен. – Я выхожу замуж, – выдавила Ванесса, наблюдая за его реакцией. Эванс смутился ещё больше, пытаясь понять, зачем ему эта информация. Ванни знала, какие чувства он к ней испытывал, когда был совсем маленьким мальчишкой, потому она решила сделать ему больно. Но он всего лишь пожал плечами и кивнул: – Поздравляю. Это все, что ты мне хотела сказать? – Нет… – девушка опустила глаза, думая о том, как бы ему преподнести эту новость. – Дело в том, что я не так давно родила ребенка. – Ребенка? Ты? – удивился парень. Ванесса никогда не ассоциировалась у него с матерью, и сейчас ему сложно было представить ее такой. Затем у него в голове что-то сложилось и по телу прошла какая-то странная дрожь. – А сколько ему?.. – Три месяца. Это девочка. – Ванни, она же… – он судорожно сглотнул ком и пригладил волосы, глядя ей в глаза. – Ванни, только не говори мне, что она… Она же не от меня, да? Почему-то ему стало дурно. Он уже как год решил искать себе пассию, которая могла бы родить от него ребенка в будущем, и вот сейчас… – Нет, конечно. Стала бы я от тебя рожать детей, дурень… – Ванесса почти сразу рассмеялась, внутри переживая все, что накипело, ведь Эванс был за полшага от правды. – И у нее… Не красные волосы? – Нет, такие же как у меня. На самом же деле у дочери были абсолютно такие же волосы, как у Эванса, ведь он был ее родным отцом, не зная этого. Малышка родилась с таким же разрезом глаз, копия папочки, и Ванесса по сей день терзала себя мыслью о том, что могла бы воспитывать дочурку с ним. Потом она смотрела на этого ещё совсем молодого мальчишку и понимала, что он не достоин быть её отцом. Он всего лишь дал ей возможность стать матерью, утолил свою потребность, а дальше исчез из ее жизни. – Как назвала? – наливая ей чай, улыбнулся Эванс, искренне жалея о том, что не может сейчас взглянуть на эту малышку, потискать за щёчки. – Сьюзен. Сюзанна. Мой парень зовёт ее Сью. – Сью? Милое имя. Сью… – посмеялся Тайфун, про себя думая, что если бы у него была дочка, то он бы с радостью назвал ее также. – И как она? – Сью? – Да! Как она? Хорошенькая? Здоровенькая? – Да, она очень милая, – на этот раз правду ответила Ванни, смущённо улыбаясь. – Роды были сложными, она долго не рождалась, но все закончилось благополучно. Как видишь, фигура моя ничем не изменилась. Грудь стала, разве что, больше. – Я вижу, – улыбнулся Эванс, затем поймал себя на слове и смущённо извинился. – Прости, я имел ввиду… Тебя ничуть не испортила беременность. Ты похорошела. – Приятно это слышать из уст Тайфуна Эванса, – хихикнула та, хлюпая из чашки чай. – Ну, что ж… Может, о себе что-нибудь расскажешь? Как ты поживаешь? Как личная жизнь? Есть девушка? – О… Нет, у меня все очень неоднозначно. Я хожу на свидания, но у меня пока нет постоянной партнёрши. Иногда хожу в бар повеселиться с знакомыми… Наблюдая за тем, как они пьют, и понимаю, что я хорошо отделался. Подрабатываю там же иногда… Помогаю бармену, немного стриптизершам… – В каком плане? – удивилась девушка, а тот посмеялся. – Ты раздеваешься за деньги? – Да, когда они очень требуются. Не бойся, я остаюсь в трусах… – Это ужасно, – неловко посмеялась Ванесса, а внутри себя подумала о том, что будет со Сьюзен, если та узнает, кто ее папа и чем он занимается на самом деле. Как бы она объяснила малышке потом, как она появилась? Ведь нельзя просто так взять и сказать, что папа с мамой вздумали перепихнуться на выпускном, а потом маму начало тошнить и она узнала, что ждёт ребенка. – Иногда подрабатываю курьером… Иногда пою… В театре помогаю… В общем, где-то в месяц выходит около двадцати тысяч, но мне этого хватает. К счастью, у меня есть деньги, которые мне завещала тётя Маня. «Мама и подумать не могла, что он будет тратить деньги на шлюх и покупать себе чертов диван-кровать, чтобы им было где повеселиться…» – подумала про себя Ванесса, нервно потирая лоб. Она уже давно думала о том, как отжать у этого мальчишки все сбережение, ведь, по ее мнению, он его совсем не заслуживал. – Как у тебя дела с Флоренс? – выпалила неожиданно для самой себя она, понимая, что это больная для него тема. – Не знаю… Пока ничего, – с облегчением выдохнул парень. При упоминании Флорри у него ужасно болела голова. – Она больше не объявлялась? Или ты с ней покончил? – Не знаю, Ванни, не знаю… Я ничего не могу точно сказать… Иногда мне приходится пользоваться ею… Без нее я бы не получал столько денег. – Ты же понимаешь, что она – фальшивка, самая обыкновенная? Что подумают о тебе люди, узнав, кто она такая? – Я никому не говорю. У Флоренс – своя жизнь, у меня – своя. Нет смысла о нас говорить, понимаешь? – стукнул кулаком по столу Эванс так, что Ванни сжалась. Ей было неприятно говорить с ним о Флорри, но она знала, что это собьет его с толку ещё больше. – Может… Что-нибудь да испечем вместе? – подумала она и сказала, на что Тайфун поднял на неё глаза и пожал плечами. – У меня не так много всего для выпечки. – Ну, смотри… Мука, яйца есть? – Муки нет, – через нос ответил он, и Ванесса поняла, что настал тот час, когда нужно действовать очень быстро. Она уже подготовила телефон возле себя и посмотрела на пса, который лежал у двери. – Давай, я тогда схожу, ладно?.. Тайфун до последнего надеялся, что может ей доверять, потому без всяких мыслей надел куртку и, взяв с собой ключи, ушёл. Он думал о дочери Ванни, о Флоренс, и понимал, что он бы по-любому не смог совмещать свою личную жизнь с таким чудовищем как Флорри. Она все больше забирала из него душевные силы, она почти убивала его своей зависимостью от него. Ему надоели постоянные наряды в комнате, ему надоело покупать эти наряды, ему хотелось сжечь все это к чертям вместе с Флоренс, но он не мог. Он понимал, что она – единственное существо, на которое он мог рассчитывать в этом мире. Без нее он бы просто не выжил в этом мире. Когда Эванс ушел, Ванесса стразу же открыла телефон и приложила его к уху: – Можешь везти замок и мастера… Срочно. У тебя есть пятнадцать минут. Она заранее вложила в эту миссию много денег и прямо у парадной, стоило красноволосому юноше уйти, выскочили два человека, один из которых мог за пять минут поменять любой замок, а другой прикрыть это дело в полиции. Они оба забрались на третий этаж и подскочили к двери. Ванесса им открыла, пытаясь пнуть в сторону собаку, которая с радостью мчалась к двери встречать гостей. Но гости были ужасными: они сказали псу отвалить, замахнулись на него, и тот ушел в комнату, скуля. Замок был изменён за десять минут, а Ванесса позвонила Эвансу, чтобы его отвлечь: – Привет. Слушай, сможешь ещё кое-что купить? Мне нужны «женские штучки»… – Женские штучки? – послышался смущённый голос. – Ванни, но я ведь даже не знаю… – Просто узнай у них, где они, в каком отделе! – крикнула она и повесила трубку, переводя дух. Мужчины ушли, а тем временем подъехал ее жених на машине вместе с маленькой дочуркой. Он поднялся по лестнице к ней в квартиру и принес ключ, который подходил к этой двери. Спустя какое-то время Тайфун Эванс вышел из магазина красный как помидор. Он спешил. Ему казалось, что что-то не так и он беспокоился за Джекки, которого нужно было покормить. Когда он поднимался, то заметил во дворе незнакомую дорогую машину и ему стало совсем нехорошо. Он поднялся на третий этаж и попробовал вставить ключ в скважину, но у него не вышло. За дверью уже лаял Джек, и он занервничал, пытаясь ещё раз вставить ключ. Замок был совершенно другим, и Эванс в ужасе начал стучать в дверь. Прошло всего полчаса как он ушел, а замок уже другой. Его обманули. Его нагло обманули! – Ванесса! Впусти меня сейчас же! Ванесса! – он пытался выбить дверь плечом, всем телом на неё бросаясь, но послышался голос ее жениха: – Уходи сейчас же по-хорошему, парень. Эта квартира принадлежит Ванессе. – Ни за что! Мне негде жить! Тут мои документы, тут моя одежда, тут мой пёс! Отдайте мне все это! Отдайте! – голос начал срываться и из глаз чуть не хлынули слезы. – Впусти меня, сука!!! – Уходи, тебе сказали! – послышался крик девушки. Ребенок на ее руках ужасно кричал, и Тайфун это слышал. Что-то ему подсказывало, что это его дочь, он чувствовал, что ее крик ему родной. Потому Ванни и не открывала дверь, что не хотела показывать дочь ему, но Тайфун не до конца в это верил, хотя ему следовало бы перестать верить каждому человеку на земле. – Хватит кричать! Я сейчас милицию вызову! Уходи! – Отдай мне Джекки!!! Отдай!!! Джекки!!! Джекки!!! Джекки!!! Тайфун Эванс упал перед дверью на колени. Когда его вывела полиция из собственного подъезда, он уже ничего не хотел. Он упал в снег и остался там лежать. Он рыдал, изнемогая от боли на душе. Он ужасно хотел умереть и не знал, как это сделать. Встав на ноги, он тихо пошел вдоль тропинки куда глаза глядят. В парке около дома ноги его не удержали, и он упал, ни о чем не думая. Когда очнулся, рядом была темнокожая девушка, которая пыталась привести его в чувства. Она гладила его по красным волосам, а он рыдал. Так он познакомился с Мадлен. Спустя некоторое время он временно переселился к ней, а затем начал свою жизнь скитающегося по миру человека. Потом он узнал о том, что в его родном районе сбила машина собаку. Это был Джекки. Это был пес, которого он так любил. *** Сидя рядом с Энни, которая так тепло спала и ни о чем не думала, кроме сна, он думал о Ванессе, которая однажды его предала. Зачем ей понадобилось найти его? Какой в этом смысл? Сказать «прости»? Он никогда ее не простит. Она у него отняла все. Отняла квартиру, отняла нормальную жизнь и деньги, отняла собаку. Взглянув на Энни, он с облегчением вздохнул. Эта девочка не была стервой. Она была совершенно нормальным человеком, и они, возможно, могли бы найти общий язык, стоило бы им просто начать нормально общаться… Он ценил ее за то, что она всегда говорила ему все, что она о нем думает. Энни, он был уверен, никогда бы его не обманула. 131 глава «Страх и доверие» ЭВАНС: Пока Энни спала, я смог убраться в квартире и посмотреть в кулинарной книге, что бы такого приготовить на обед. По-видимому, девчонка не спала всю ночь, так или иначе она не подавала ни звуку и дрыхла без задних ног. Когда же, ближе к вечеру, раздался какой-то недовольный стон, я понял, что она ждёт, пока я войду в комнату. Стоило мне открыть дверь, она сразу подняла на меня полные ненависти глаза, и я тяжело вздохнул, понимая, что мне не избежать этой участи. Хотя она и проспала около восьми часов подряд, она оставалась зла на меня как прежде. Благо, хотя бы забыла про то, что утром запретила мне вообще появляться в своей комнате. – Что ты забыл в моей комнате?.. – хрипло пропищала она мне. Как мысли прочитала. – Услышал, что ты проснулась, вот и зашёл тебя проведать. Всё-таки, твой дядя платит мне не затем, чтобы я балду пинал… Мне нужно за тобой присматривать. Ты же больная. – Я не больная… – скривила та от явной боли, и я подошёл ближе, глядя на нее. Она была совсем бледной и какой-то странной. – Болит что-то? – Тошнит… Воды дай… – немного кашлянула она, а я протянул ей стакан, который как раз держал в руке для этого повода. Она выхватила его у меня, немного пролив на себя, и с захлёбом выпила все до дна. – Это все от твоей ужасной каши… Живот сводит как будто внутри Армагеддон… – Не правда. Тогда бы и у меня сводило. – Да ты, небось, как голубь с земли все на улице подбирал и ел, вот у тебя желудок и закалённый… – зажмурилась Эн, кряхтя, и легла на бок. – Живот болит… – Может, тебе скорую вызывать? Вколят что-нибудь да увезут куда-нибудь. – Тебе лишь бы от меня избавиться… – она отвернулась от меня и пробурчала что-то под нос. – Проваливай… – Могла бы и «спасибо» сказать! – Надоел… То тебе «спасибо» нужно, то тебе «пожалуйста», то, блин, «прости»… Засунь себе их куда-нибудь поглубже! Решив, что с ней бесполезно это обсуждать, я к ее удивлению просто вышел из комнаты и ушел на кухню. Меня ужасно выводило из себя ее отношение ко мне, которое никогда нельзя было поменять. Почему-то к Флорри она была открыта, хотя та была фальшивкой, а ко мне относилась как к убожеству. Это с каждым разом расстраивало меня ещё больше. На столе лежала кулинарная книга. Взяв ее в руки, я посмотрел на телефон и позвонил Римме, но она не подходила к телефону. Должно быть, была слишком сильно занята своим Карлом, чтобы ответить на звонок. Я попытался свободно вздохнуть. Грудь сдавливало от воспоминаний, которые так сильно в последнее время меня охватывали, и я прилег на диван, глядя в потолок. На глаза попался книжный шкаф, в котором стояли альбомы с фотографиями. Взяв один, я вдруг подумал, что у меня никогда не было альбома с фотографиями. Все потому, что у меня не было семьи, которая могла бы стать для меня чем-то большим, чем-то родным. Это внутренне уничтожало, ведь с каждым днём я все больше ощущал себя изгоем… Никому не нужным «гадким утёнком». Ведь у меня были отношения с девушками, у меня была влюбленность, у меня были праздники и вечеринки в жизни, у меня было много секса и поцелуев… А счастья так и не случилось. Я чувствую себя просто оболочкой для души. И всё. Разве для того меня старалась рожала мать? Разве не у каждого в этой жизни своя роль? Построив монолог с самим собой, я поднялся с дивана и открыл один из альбомов. Фотография была потертая, но на ней был изображен Робертосик с семьей. Как не странно, рядом с ним был Маркус, который сейчас для него уже не существовал, и я немного задумался: «А вдруг моя роль в этой жизни – объединять людей живых и умерших?» Эта мысль привела меня к размышлению о том, что умел делать только я – «воскрешение». Этот дар мне однажды достался при рождении, и я обнаружил его однажды, когда очень хотел воскресить мать и отца, чтобы просто с ними встретиться. Ступая буквально по хрупкому льду, я увидел их в том мире, но они не были мне рады. Отец не узнал во мне сына, а мать просто отреклась от меня, сказав, что я никогда не стану им родным, ведь именно я виновен в их смерти… Но это не так. Я был всего лишь маленьким младенцем, требующим материнского молока, который мгновенно остался без родителей и был отправлен в детский дом. Маленький, голодный, по сей день хранящий в памяти холодную ночь, которая согревала меня своей тишиной, пока рядом бегали бездомные собаки и кошки, нюхая меня и трогая грязными лапами. Я мог быть съеден, но судьба меня уберегла, так и не дав мне понять, для чего именно я остался жив. Потом я воскресил Джекки и исчез на полгода, залечивая последствия. Мое состояние после того, как он вернулся на землю, ухудшилось, я стал хуже видеть и слышать, а во время грозы меня безумно бросало в дрожь как этого пса тогда, когда его полумертвым бросили куда-то в густы под надвигающейся бурей. Одно меня радовало: теперь у него была семья, любящие хозяева, которые могли его прижать к себе и поцеловать в лоб, которые обеспечили его теплым домом. Это было все, чего я только мог желать лучшему другу. Сделав пару шагов к коридору, в комнате Робертио Телио-Лентие я увидел теплый свет. Они забыли его выключить, когда уходили, и я тихо прошел в их комнату. На кровати лежали свернутые пижамы, а шкаф был немного приоткрыт. В шкафу висели докторские халаты, и я немного зажмурился, вспоминая о том, как они выглядят на медиках, которые так меня раздражают. Сделав шаг влево, я что-то опрокинул, и на пол упала стопка одежды, а под ней оказался спрятан небольшой синтезатор. Видно, в этой семье кто-то прежде играл на нем, а теперь он стоял и пылился. Тогда, протянув провод до розетки, я подключил его к ней и потер ладони в предвкушении прекрасной музыки. Синтезатор не был роялем или фортепиано, но на нем тоже можно было сыграть, и это меня расслабляло. Подвинув к нему небольшой табурет, я дунул на клавиши и с них слетел небольшой слой пыли. Это меня не остановило. Включив устройство, я сделал звук тише, надавил на педаль и попробовал сыграть мелодию, которая крутилась у меня в голове, тихо подпевая под нос. Звук был очень красивым, звонким, как будто это был настоящий рояль, и пальцы легко перебирали клавиши под собой. Перебирая пальцами клавиши, я тихо пел себе под нос, вспоминая, что однажды эту песню я услышал из уст одной актрисы в театре, и она запала мне в душу. Это был лишь припев, но он целиком и полностью соответствовал тому, что так и замерло в душе с тех самых пор… Я все играл и играл, пока не устали пальцы, пока не сел голос… Казалось, что потом такой возможности уже не будет. Выключив синтезатор, я потер глаза. Ужасно болела голова и просто хотелось отдохнуть, поспать, а потом я понимал, что любой сон мне может обернуться встречей с Карлом Кроу и его семьей. Надо ли им это? Надо ли мне это?.. Разум привел в порядок какой-то плач. Я встал и вышел из комнаты, прислушиваясь. Кто-то тихо всхлипывал, причем с таким отчаянием, что мне стало не по себе. Взгляд упал на комнату Энни, и я поспешно приоткрыл дверь, понимая вдруг, что плач становится громче. Это была Энни: она сжалась, обхватывая ноги, и плакала навзрыд, отворачиваясь от меня. – Эй, ты чего?.. – тихо спросил я ее, подходя поближе, а она лишь укрылась одеялом и повертела головой. – Пупс? Ты в порядке? – Уйди… Оставь меня в покое… – она только схватилась за подушку, укрываясь почти с головой, и меня это очень испугало. – Уйди… – она дрожала всем телом. – Энни, я не понимаю, что с тобой творится. Ты чего? Тебе в туалет надо? – Уйди! – когда она повернулась ко мне, я увидел, что ее глаза опять распухли от слез и она глотает слезы. Тогда я закатил глаза и подошел к ней поближе. С каждым моим шагом она сжималась все больше. – Оставь меня в покое… – Тебе не надоело повторять одно и тоже? Что случилось? Тебе плохо? Давай, тогда я сейчас позвоню твоему дяде и все выясню… Я уже собрался идти в коридор, как вдруг крепкая рука схватила меня за запястье и не пожелала отпускать. Когда я обернулся, она заплаканными глазами смотрела прямо в мои: – Не надо… дяде… прошу… помоги мне… пожалуйста… Со мной что-то не так… Взглянув в эти карие огоньки, я понял, что точно что-то не в порядке. Значит, дело вовсе не в животе. Ее что-то мучило, но она не могла сказать об этом открыто. Присев рядом с кроватью, я прочистил горло и шепотом обратился к ней, пытаясь внушить ей спокойствие: – Что с тобой? – Я не знаю… – сдерживала слезы она, дрожа. – В чем это выражается, ты можешь мне объяснить? – Я боюсь… Мне страшно… – в этот момент она стала совершенно обычным маленьким ребенком, который зарывался под одеяло, когда слышал гром. Но грома не было. В комнате не было ничего, что бы могло ее так напугать, кроме, правда, меня. – Ты меня боишься что ли?.. – Ты идиот… Нет, конечно… Тебя только чихуахуа испугается!.. – взвизгнула она и зажмурилась по неясной причине, делая какие-то тяжелые вздохи. – Тебе плохо, Эн? Может, обезболивающее надо? Почему нельзя позвонить дяде? – Я не хочу его пугать… Я просто… Я умираю… – заплакала она, хватая меня за руку, и в этот момент у меня окончательно съехала крыша. Я не мог понять, почему девочка, которая только-только злилась на меня и обижалась, теперь хватает меня за руку и бросается ко мне с просьбами. – Мне страшно… Я не хочу умирать… – Откуда такие мысли?.. Эн?.. – я аккуратно тронул ее за лицо, и она даже не начала противиться. Глаза были как у напуганного кролика. – Эн, в чем дело?.. – Мне ужасно больно… Живот… Ноги… Очень сводит… – выдавила она, хлюпая носом, и опять зажмурилась, явно от боли. – Умираю… Меня как будто протыкает насквозь… – Подожди, я сейчас… – мне тоже стало не по себе, и я встал, чтобы пойти за телефоном. Когда я за ним ушел, Энни вскрикнула: – Не надо! Не звони никому! Прошу! Тайфун! – Почему? Ты говоришь, что умираешь, что тебе ужасно больно, и при этом мы не знаем откуда эта боль! Я ведь не врач, я не смогу тебе помочь с этим! – Просто… Дай мне таблетку… Пожалуйста… – От чего таблетку? Я даже не знаю, что с тобой происходит! Ты не можешь описать! – Просто… – она начала заикаться. – Просто… Ну… – затем как-то странно побледнела и закрыла лицо ладонями. Я мгновенно подбежал к ней и потряс ее за плечо. – Ты тут? Тебя тошнит? Эн, не сдавайся… Сейчас позвоним в скорую и все будет хорошо, слышишь? Они приедут, и я буду рядом. Обещаю. – У меня кровь идет, Тайфун… – она убрала руки от лица и зарыдала, хватая меня за запястья. – Кровь?! Что же ты раньше молчала? Ты где-то поранилась? – я начал смотреть на ее ладони, плечи, которые так сильно дрожали, но она повертела головой и опустила глаза. – Энни, где кровь? Дай мне взглянуть, я хоть пойму, что к чему, и что говорить скорой! Много крови? – Очень много… – она закрыла глаза, дрожа, а я ее обнял, пытаясь успокоиться. Она рыдала как младенец, вытирая мокрые глаза о мою футболку. – Я так боюсь… Мне так стыдно… – За что тебе стыдно?.. Ты не сделала ничего ужасного, это я во всем был не прав, – прошептал я, переводя дух, а она шевельнулась подо мной и вытерла намокший нос рукой, глядя на меня. – Я не знаю, как тебе показать… Это… Из живота… Или… Из ног… – Чего?! – чуть не вскрикнул я, опуская взгляд на одеяло, которым она прикрывалась. Бледное лицо Эн сменилось краснотой, и она немного дернула за угол одеяла. Белая простыня и правда была в крови, как будто кого-то тут зарезали, и пижамные штанишки были также умазаны. Заметив мою реакцию, Эн только еще больше расплакалась, икая, и я поспешил ее успокоить: – Эн, тише… Тише… Откуда кровь идет? – Я не могу понять… – Ты пробовала встать или сесть? – Мне очень больно… Я не знаю, как… – Так, я сейчас тебя возьму на руки и отнесу в ванную, а ты сама посмотришь, что с тобой и мне скажешь, хорошо? – чтобы ее не смущать, я дождался кивка и тихонько поднял ее на руки, взяв под спину и под ноги. Затем мы аккуратно прошли в ванную комнату, и я посадил ее там, прикрыв за собой дверь. Телефон был при мне на всякий случай. Мне казалось, что если не ей, то мне точно пора вызывать скорую – кровь подступила к голове и я был недалек до полуобморока. Спустя двух минут какого-то непонятного шуршания, послышался крик. По реакции я ворвался в ванну и ужаснулся: Энни сидела на уголке ванны, и ее руки, как и сама ванна, были в крови. – Подожди, не смотри! – вскрикнула она, прикрываясь шторкой, чуть не свалившись в ванну, а я так и замер на входе, чувствуя, как ноги начинают подкашиваться. – Боже… Боже… Все намного хуже, чем я думала, Тайфи… – начала опять заливаться слезами она, икая. – Что там? – Кровь! Она не из ног идет, а из попы! Только не смейся, прошу! – Думаешь, мне есть время до смеха?! С ума сошла! – попытался увести взгляд я куда-нибудь за дверь. – Кровь из попы… С чего вдруг, я же тебя винегретом не кормил… – Это все каша твоя… – всхлипывала она, растирая слезы по щекам. – Не может кровь от каши идти! Только от геморроя, разве что! Сегодня, вон, как раз по телевизору свечки крутили против него… Блин… Не запомнил, зараза… – Какой геморрой?! Ты идиот?! – закричала она, затем замолчала ненадолго. Пока она молчала, меня уже ввело в панику. Я сполз на пол, пытаясь напеть под нос какую-нибудь песенку, как вдруг она опять вскрикнула. – Да что опять?! – Не из попы идет! Из другого места! – Кровь из пупка только у младенцев идет… – Да не из пупка, дебил!.. Из… Как ее… Я не могу этого сказать! – начала визжать она, дрыгая ногами, а я протянул ей руку. Делая глубокий вздох, я повернул голову в ее сторону, махая на себя попавшейся под руку бумажкой. Она сидела за занавеской, и я видел только ее красное от стыда лицо. На лбу даже морщинки от напряжения выступили. Стало ужасно душно, и я попытался отвлечься, но у меня не выходило: – Черт возьми… – Кровь из передней части идет… – прикрываясь, пропищала она. – Я не знаю, что со мной… Я же говорю, я умираю! – Если из передней, то это же нормально! – Ты сдурел? У какого нормального человека кровь идет из…? – Это нормально! Ты что, с месячными не знакома? Ты надо мной шутишь что ли? Энни покраснела щеками и нахмурилась: – Меня тошнит и у меня из вагины кровь хлещет, а ты спрашиваешь меня, шучу ли я?! Ты совсем больной?! – она пнула в мою сторону стопку одежды, и я скривился, поймав ту. – Если это нормально, почему ты об этом не знаешь?! У тебя тоже она должна идти! – Да нет же! У мальчиков не идет! – Какой ты мальчик?! Ты – лось здоровенный! – Да не в этом дело, я о том, что у каждой девочки и девушки… Господи, у тебя никогда этого не было что ли?.. – Нет, конечно! – вскрикнула она, но уже немного успокоилась. Сейчас она была похожа на пташку, которая сидела на жердочке и что-то злобно курлыкала, и я усмехнулся. Мне стало лучше. – Что ты смеешься? Ты же обещал! – Забудь, ничего страшного… Сейчас я принесу тебе одежду, и ты помоешься, а я позвоню Римме и узнаю, что делать. – Не надо Римме! – А Зои?.. – Ни в коем случае! – Да пойми ты, в этом ничего постыдного нет! Наоборот, это очень хорошо! Это говорит о том, что ты… Ну… Что ты можешь детей рожать! – Я… рожаю? – не услышала та, и ее глаза округлились, а я, сдерживая смех, повертел головой. – Да нет же! Ты… Ты ничего сейчас не делаешь! Просто из твоего организма выходят клеточки… э-э… Предположим, яйцеклетка! – Чего… клетка? – подняла она брови, затем опять нахмурилась. – Хватит надо мной издеваться! – Да не издеваюсь я! Черт тебя побери, Энни, я пытаюсь тебе объяснить, что с тобой происходит! Давай мы сейчас умоемся и… – А дальше что…? – с ужасом в глазах она посмотрела на меня, а я сделал ровный вдох и выдох. – А дальше мы найдем у твоего дяди книжку и прочитаем про то, что сейчас с тобой происходит. Нам надо будет в любом случае позвонить Римме, чтобы спросить, что тебе нужно купить для этого… Хорошо? – увидев в ее глазах какой-то страх и сплошное непонимание, я взлохматил ее волосы и улыбнулся. – Не бойся, у нее тоже самое. Все девочки когда-нибудь через это проходят. Это абсолютно нормально. – Честно? Ты не шутишь? – Не шучу, я говорю правду, – пожал плечами я и ушел за полотенцем. Плач прекратился. Когда я пришел, она уже сидела в ванной, набирая воду, и я в состоянии полного шока даже не стал спрашивать, как у нее это получилось. Теперь она сидела в воде и плескалась, даже не понимая, что все же с ней такое произошло. Ей просто было спокойно, возможно, оттого, что в этот момент с ней рядом оказался я и страшно было нам обоим, но мы вместе справились с этим страхом. С того момента в нас проснулось небольшое доверие друг к другу, хотя до этого мы так друг друга ненавидели… *** – Рим, алло? У нас тут гости красноярские пришли… – когда Римма, наконец, ответила, я уже нервно смеялся. – Алло? – Что? Какие гости? Эванс, ты кого привел? – сразу начала бубнить она. – У Энни менархе, вот какие. – В смысле?! – сразу вскрикнула она на той стороне телефона, а я с ужасом осознал, какие же женщины крикливые. – И как она? Как ты? – Мы умылись, и я бросил белье стираться. Мы сперли у тебя из шкафа пару «женских штучек» и оделись. Кажется, она в порядке. Только вот живот ужасно болит. – Дай ей обезболивающее, оно лежит на холодильнике справа. Ей должно полегчать в течение десяти минут. Боже… Я надеюсь, ты над ней не смеялся? – Почему вы все считаете, что в этот момент кто-то должен смеяться?.. Мне было ни капельки не смешно, когда я оттирал это все от ванны! Римма посмеялась, и я с облегчением вздохнул. Помолчав немного, она все-таки прошептала: – Ты изменился… 132 глава «Гормон» ЭВАНС: Отжав белье, я, наконец, смог с облегчением вздохнуть. Оставалось только бросить его в стиральную машину, что я и сделал, после чего можно было расслабиться. Под вечер дома стало совсем тихо, и я понимал почему. После того, через что мы с Эн оба прошли, мы просто не могли друг на друга кричать. Это было бы просто странно после того, как мы оба справлялись со своими страхами по поводу ее состояния и пришли к взаимному пониманию. Тихонько постучав в дверь, я вошел в комнату. Она лежала и держала в руках книгу, которую я ей всучил после мытья. В ней говорилось о физиологии нашего организма, и она так увлеклась чтением, что не сразу заметила, что я пришел. А когда заметила, сначала смутилась, затем кивнула в мою сторону совершенно спокойно: – Спасибо. – За что?.. – усмехнулся я, наблюдая за ней, а она подняла светлые брови ко лбу. – За то, что постирал мое белье. Спасибо. – Ерунда… Я ей немного улыбнулся, присаживаясь рядом, а она опять закрылась книгой и начала вчитываться. Она выглядела довольно-таки серьезной, когда держала в руках книгу, и я бы ни за что не сказал, что только сегодня она вопила дурным голосом на меня, оскорбляя с головы до ног. – Кто тебя научил читать? – спросил я, когда она перелистнула очередную страницу. Не отрываясь от литературы, она пожала плечами. – Папа и мама. Наверное, это кажется смешным, но я действительно была в том мире и училась там. Я не знаю, почему они не рассказали мне о том, что сегодня произошло, но они много мне рассказывали об отношениях мужчины и женщины как таковых. Так что я не шутила, когда говорила по поводу того, что знаю достаточно много… – Я тебе верю. – Получается, и у Флоренс такое бывает, да?.. – аккуратно она посмотрела на меня, как будто опасаясь, что ее за это кто-то накажет. – Наверное… – я старался отвечать ей нормально, но меня ужасно клонило в сон. За день я так набегался, что ужасно устал, хотя это и была приятная усталость. – Послушай, почему тебе так нравится Флоренс? Чем? – этот вопрос меня мучил давно. Энни, смущаясь, опять пожала хрупкими плечами, но решила ответить: – Она такая свободная… Такая раскрепощенная и искренняя, несмотря на большое количество проблем… Я поражаюсь ей. – И ты… Думаешь, что она хороший человек? – Она не может быть плохим человеком, раз она так спокойно отнеслась ко мне. Вот мы с тобой спорим и ругаемся, а с ней… – И дело лишь в этом? Тебе не важно, какое у нее было прошлое, какой она человек? – Наверное, важно, но раз она не хочет об этом говорить, я не заставляю… – девочка о чем-то задумалась, затем взглянула на себя и поджала губы. – Что? – усмехнулся я, а она немного смутилась. – Не смейся. Я жду. – Чего ждешь? – Жду, когда грудь вырастет. Тут написано, что она начинает расти, когда начинаются менструации. – Погоди еще, грудь она ждет… Ты маленькая еще, – я потрепал ее за челочку, но она опять не обратила на это внимание, как будто эти жесты были нормальными. Раньше она бы меня за это ударила. – У Риммы есть грудь, у Флоренс есть, у Зои есть… А у меня нет. – У меня тоже нет, но я же не жалуюсь, – посмеялся я над ней, а она кивнула и как-то странно улыбнулась. – Что опять? – Ты только из-за этого с Риммой? Из-за ее груди? – Что? – я рассмеялся. – Нет! Конечно же, нет! Это всего лишь грудь, что мне до нее! Я не выбираю себе женщину по внешности… – Ты же выбрал ее по красным волосам. – Это… Это так, но если бы я влюбился в шатенку или брюнетку, я бы остался с ней, так как волосы – это всего лишь гарантия того, что у меня будет красноволосый ребенок. – Почему ты хочешь, чтобы у тебя был красноволосый ребенок? – опять задавала вопросы она, и меня это немного смутило. – Тебе не кажется самому это странным? – Потому что он будет мне напоминать меня. Однажды и я родился с красными волосами, но мои родители бросили меня… Мне бы хотелось показать своему ребенку, что красные волосы – это не так плохо, что его будут любить любым. Вот что я бы хотел. – Любому ребенку важно показать, что его будут любить любым. Вне зависимости от цвета волос, это уже твои причуды. Тогда в чем суть? – уже более серьезно спросила она, щурясь, чем окончательно меня довела. – Не знаю. – Знаешь что, ты – дурак. – Опять ты меня оскорбляешь? – мне стало даже немного обидно, и я посмотрел ей в глаза, но она, к моему удивлению, ласково улыбалась, глядя в книгу. – Ты дурак, потому что не любишь Римму, а она – тебя, и она никогда не родит от тебя ребенка, как бы ты этого не хотел. А ты все надеешься, как последний дурак… Ты такой наивный, слов нет… – она ткнула меня в левое плечо и я на себя посмотрел, не понимая, на что она клонит. Когда до нее дошло, что я не вник, она смущенно закатила глаза прямо как это обычно делаю я: – Я о твоей руке и о татуировке, которая на ней. Флоренс рассказывала мне о том, что тебе ее сделала барышня, от которой ты планировал получить ребенка. Тебя этот опыт ничему не научил? – Ничему, – я иронично усмехнулся, а она хлопнула мне по голове. – Эй, ты с ума сошла?.. Больно же… – Было бы здорово, если бы удары могли вправлять мозг в голову… Ты идиот, ясно? – Аргументы?.. – но я даже не думал на нее злиться. Сейчас она была совсем беспомощной. – Остался бы ты с кем-нибудь хорошим, не думая только о детях. Какой из тебя отец? Что ты будешь говорить своему чаду? «Прости, милый, но я не знаю имя твоей мамы и не помню, как она выглядела. Ах, да, раз ты у меня красноволосый, значит и у нее красные волосы…» А что, если у тебя появится ребенок от это женщины, и она захочет тебя замуж? – Тогда я женюсь. – А если будучи в браке ты, наконец, очнешься и поймешь, что влюбился в другую? – Я останусь со своей женой, Эн. С матерью своего ребенка. Все потому, что буду считать этого человека святым. Разумеется, я расскажу ей о том, кем прихожусь этому миру и буду доверять ей больше всех, потому не уйду от нее ни за что на свете. Энни фыркнула, уводя взгляд, после чего как-то резко поменялась в эмоциях и посмотрела мне в глаза, откладывая книгу: – А твои бывшие знают, что ты имеешь связь с миром мертвых? Как ты расскажешь об этом своей девушке, жене? – Нет, только пара знакомых знает… Никто больше. Я и так слишком много не говорю людям. – Почему? – карие глаза почти что засверкали от любопытства. – Потому что люди подумают обо мне не так, если узнают правду. Это личное. – Что именно? Что ты работаешь в стрип-клубе? – она посмеялась, когда я хмуро на нее посмотрел. – Правда? Это вы там с Флорри познакомились? И как? Она была классной? – О, да… Очень, – саркастично посмеялся я, но она не поняла моего намека. – Она была красивой? Да? – Ага… – Почему ты больше не связываешься с ней? – неожиданно сменила она тон, и это меня немного напугало. Я сделал несколько вздохов, пытаясь найти ответ на ее наивный вопрос. Кажется, ей стало интересно вести со мной разговор. – Потому что она портит мне жизнь. Я чувствую себя плохо, когда она рядом. – Из-за чего? – Мы слишком разные. – Потому что она лесбиянка? – тут хихикнула Энни, за что я щелкнул ее по носу, и она ахнула. – Ну! Ты чего? Я просто вычитала, что так называются женщины, которым нравятся не мужчины, а женщины! Ты бы видел, как она с другими женщинами разговаривает… – Она с ними не только разговаривает… – потер я лоб ладонью, но увидев любопытный взгляд на себе, повертел головой. – Я имею ввиду… Она… Ну… Она гуляет с ними и в театры ходит. – Да-да, прямо как ты… – усмехнулась она, прочитав меня насквозь, на что я только улыбнулся и встал, чтобы положить нам ужин. Во второй раз, как уже она это делала, меня схватила рука и я обернулся. – Слушай, сними футболку, а? – В тебе проснулись необычные наклонности?.. – я понял, зачем она меня просила, но решил над ней подшутить. Несмотря на мою шутку, она оставалась очень серьезной, и я без шуток начал стягивать с себя футболку, пытаясь выпутаться из рукавов. Сняв ее, я сел совсем рядом с девчонкой, пытаясь вогнать ее в краску, но она только посмотрела на мое плечо, руку, и тяжело вздохнула. Глаза забегали по всему телу, которое почему-то задрожало под ее взглядом. Мне казалось, что совсем немного, и она раскроет, кто я такой, ведь она читала меня по глазам. Да что там читала, она прожигала ими меня… – Одевайся, – кивнула, наконец, она и я взял в руки футболку. Мой взгляд остановился на странице, которую она читала. Там говорилось что-то про мускулы, и я не смог не засмеяться. – Ну ты и извращенка, Энни… Я-то думал, ты мою татуировку разглядываешь! – Чего? – оторвала она свой взгляд от книги на меня и повертела головой. – Не правда! – Ты рассматривала на мне человеческую анатомию… А я настолько тебя старше! Ай-ай-ай! – Прекрати! Это не так! – нахмурилась она, перелистывая на другую страницу, где были половые органы, и вскрикнула от смущения, а я рассмеялся. – Уйди! Нормально же все было, зачем ты портишь… – Потому что ты была забавной малявкой, ею и осталась, – я посмеялся и щипнул ее за щечку, а она показала мне язык и укрылась с книгой одеялом. – Вот поэтому Флоренс и лучше. Она не докапывается до меня, а тебе все не надоест. Глупый! Ты просто идиот! – Да, да, да, да… – только посмеялся я над ее детской обидой. Она смешно надувала губы и краснела. Так, как это ещё никто не делал. Она была смешным эмоциональным ребенком, который только-только стал взрослым. Она пыталась это доказать, говоря со мной о взрослом мире, но все больше напоминала мне себя в детстве. Я был таким же наивным ребенком, который всем без разбору доверял. Глядя ей в глаза, я видел ту же радость, то же счастье… – Ты, оказывается, не такой уж и плохой… – хихикнула она, наблюдая за тем, как я засыпаю. Меня совсем клонило в сон, и она тонкой рукой потянулась к светильнику, нажав на кнопку. В комнате стало темно, и я начал засыпать. А она что-то говорила, говорила, пока сама не задремала. – Эванс, знаешь, ты очень красиво на синтезаторе играешь… и поешь… Когда я была маленькая, я тоже играла… Я вновь вспомнил Флоренс. Она постоянно играет на фортепиано в театре, ей это разрешено. Она постоянно поет. Она знакома со многими людьми, а в реальной жизни… Кто она такая? Парень, работающий нянькой? Курьер? Разносчик пиццы? Ей ужасно везёт. Она способна забыть о своем прошлом увлекаясь любимым делом, а потом вдруг все обрывается р сваливается на меня. Я пою. Я играю. Меня все хвалят. Меня считают искренним человеком. Меня любят. Римма целует меня в щеку при встрече, а Энни проявляет ко мне уважение. Но никто не знает, что Флоренс – и есть тот самый Тайфун Эванс, который способен стать женщиной себе во благо, только потом на него свалится огромная проблема в виде женских и мужских гормонов… Решение всегда было только одним: после того, как я вновь становлюсь мужчиной, я сплю с женщиной, и баланс гормонов в моем теле возобновляется. Если же нет… То я почти что обречён на смерть. Все меня ненавидят. Они считают меня альфонсом, бабником, кем угодно. Они любят Флоренс, о которой ничего не знают. Они любят ее, любят ее красоту и ее характер, не понимая, что она – всего лишь оболочка… Чувства и душа, все это принадлежит мне. Расскажи я об этом Энни, поверила бы она мне? Нет. А медики? Нет, они бы просто уволокли меня в больницу на опыты, как это сделал однажды мужчина, который держал меня в заточении несколько лет и измывался надо мной. Флоренс – идеал. Эванс – козел. Все потому, что у него просто нет прав петь, когда он хочет, играть, наряжаться в красивые платья и краситься. Но разве это – боль? Без этого легко жить, а вот что Флоренс творит с моей душой… Что творит с моими гормонами… Все вокруг уверены в том, что это абсолютно два разных человека. Они даже не замечают, как в комнату зайдет Эванс, а выйдет их любимая Флорри, от которой столько проблем потом у меня. Римма говорила сегодня утром о том, что она верит Флоренс, что она доверяет с ней, что она хочет с ней увидеться… Но она даже не представляет, какую боль приносит мне это перевоплощение и как трудно потом будет восстановить баланс тестостерона в крови. Чёрт возьми. РОБЕРТИО: Сев напротив меня, Зои достала из сумки конверт и надорвала его. То, что было там написано, отразилось на ее лице. Она заволновалась, налила себе немного воды в стакан и поспешно его выпила. – Что там? – занервничал я, а она кивнула. – Я не могу понять, каким образом… Но у него в крови на момент сдачи крови была смесь из двух гормонов – женских и мужских. Это получается, он гермафродит что ли? – Что? – я аккуратно взял у нее лист с результатами и сам ужаснулся. Действительно, в крови было много женского гормона помимо мужского. – Так и что, думаешь, это его из-за этого так распирало во все стороны? – Да. Сначала он потерял сознание, а затем у него была сильная слабость! Конечно, – Пузырик начала нервно кусать губы, и я сел рядом с ней, обняв ее. – Мы что-нибудь придумаем. Я не знаю, в курсе ли он того, что с ним происходит. – Я думаю, более чем в курсе. Он принимал таблетки, о которых мы ничего не знаем, и, вероятнее всего, подавлял ими гормоны. Я так считаю, – строго произнесла вердикт Зои и откинула голову мне на плечо. – О, Господи, с кем мы связались… – Эванс – хороший парень. Если у него какие-то проблемы в организме, не значит, что он – монстр… – я улыбнулся и чмокнул ее в лоб, между рыжих волос, а она печально вздохнула и сделала кивок. – Видишь, хорошо, что мы получили результаты… Но не можем же мы выгнать его из-за них. Тем более, я не хочу его выгонять, он мне понравился. – Но ты же понимаешь, что он не в порядке… Не в плане психологическом, с головой у него очень даже полный порядок!.. Я про аномальное содержание организма. Получить такое количество женских гормонов мужчине… Да у него давно бы выросла грудь, развился бы таз, а он – мужчина. – Это да… Мы тихонько взглянули друг на друга и Пузырик глубоко вздохнула: – Он мне тоже нравится, я просто боюсь, как бы он ничего не сделал Энни… Он может. В этот момент у меня зазвонил телефон. Я увидел номер Риммы и сразу подошёл: – Привет, Рим. Извини, что не ответил раньше, я был в самолёте. Очень долго летели и… – Привет. Слушай, тут такое дело… Карлу сделали рентген и УЗИ, и… – я слышал как она нервно сглатываеь слёзы. – Что? Карлу? Ты у него? – Да… Я… У меня датчик сработал, и я оставила Эванса с Эн. У них все хорошо, а вот у нас с Карлом – нет. Он на грани. – В смысле «на грани»?! У него же все было хорошо… – достаточно громко крикнул я, и Зои обратила на это внимание. – Что у него там нашли? – Несколько тромбов… И с кишечником огромные проблемы… Ему будут его зашивать снова, перешивать заново, и там уже вероятность жизни… Она очень мала… – тут Римма заплакала и послышались всхлипы. Зои взяла у меня телефон без предупреждения и начала сама с ней говорить. Оказалось, она все слышала: – Але, Риммуль… Не плачь. Мы обследовали Карла только-только, и у него все было хорошо. Возможно, у них какие-то сбои. В любом случае, все будет хорошо, слышишь? Мы сегодня вкололи ему глюкозу, и он подал знак – он вздрогнул, и это значит, что мозг уже просыпается. Все будет в порядке. Но на том конце телефона была неразборчивая речь сквозь слёзы. Римма была в панике. Когда они договорил, я взял телефон и решил позвонить Марку Максимовичу. Он – мужик умный, он бы что-нибудь придумать. В ином случае, нам придется лететь назад. – Если они не найдут способа вернуть его к жизни, это сделаю я, – пока я звонил, Зои сидела рядом и сосредоточенно смотрела в книгу, в которой ранее дела записи по поводу Карла. – Каждый тромб сама уберу, каждый кишечник зашью… Идиоты… *** Выходя из дома, Ванесса в очередной раз выругалась. Проклятый Эванс как будто провалился сквозь землю и все попытки его найти были тщетными. Она искала его везде: в баре, на работе. Он не появлялся там уже около двух недель, никто о нем ничего не знал. Тогда она решила идти в наступление по-другому. Этот вариант ей показался наиболее коварным, и она позвонила в театр, о котором так была наслышана: – Добрый вечер… Меня зовут Ванесса Невская, и я давняя знакомая Флоренс Майли. Скажите, пожалуйста, в какие часы ее можно будет застать в гримерке? Услышав о том, что Флоренс не так давно забрала трудовую книжку из театра, Ванесса повесила трубку и громко выругалась. Валерий, который стоял рядом и курил последнюю сигарету, приобнял ее за плечо: – Тебе больше нечем заняться, котик, как искать этих… Флоренс и Эванса? Они что, твои бывшие хорошие знакомые, что ты так их ненавидишь? Ладно, Эванс… А эта девушка? – Она тоже хороша, – промычала яростно Ванесса и посмотрела на Сью, которая в это время сидела и что-то писала. Девочка была так увлечена, что даже не заметила, как мать подошла к ней и начала наблюдать за ее письменной работой. Она что-то считала и делала это так увлеченно, что Ванесса невольно задумалась, откуда у нее такой талант к запоминанию дополнительных уроков… Более того, Сюзанна была гораздо талантливее самой Ванессы очень во многом, за что мать ее немного недолюбливала и откровенно в этом признавалась дочери. – Сюзи, скажи мне, милая… – забрав сигарету у мужа, Ванни сунула ее между губ и села рядом с дочерью. Та обратила на нее внимание и посмотрела своими зелеными отцовскими глазами прямо в глубину души. – Что, мамуль?.. – Скажи мне, Сюзанна… Кем бы ты хотела стать в будущем? Ты бы хотела быть похожей на маму? – Я? – девочка немного испугалась, думая о том, что от нее сейчас хотят. – А кем мама работает?.. – Ты не знаешь? Мама держит бизнес. Мама работает и повелевает людьми, считая цифры. Ты же любишь считать, решать задания? Ты бы хотела потом заниматься тем же? – Нет, – по неосторожности выпалила девочка и невольно сжалась. – Я хочу стать учителем. Я бы хотела работать с детьми и решать с ними задания… «Такая маленькая, а уже переняла мечты отца на себя…» – подумала Ванесса и мысленно чертыхнулась. – Дети – неинтересные, Сюзанна. От них много крика и шума. Они непослушные. Разве не было бы лучше управлять взрослыми людьми? – Нет, – опять ответила девочка, прекрасно понимая, что сейчас ей за это достанется. Она больше не могла сдерживаться. – Дети, мам… Маленькие дети не умеют обманывать, а взрослые… Взрослые обманывают. Дети лучше… – в следующее мгновение она ойкнула от того, что мать над ней замахнулась, но увернулась от оплеухи. – Мамочка, не надо… – Ты точно такая же как этот говнюк… – прошептала Ванесса, глотая слезы. Она вновь вспомнила Эванса и ужасно пожалела о том, что не может его найти. Если бы она только встретила его, она бы отдала ему эту маленькую девчонку, чтобы только забыть о этом стыде, об этой боли. Она смотрела на нее и ее тошнило… Она не была Сюзанной Невской. Она была Сьюзен Эванс. 133 глава «Своя собственная история» РОБЕРТИО: Сквозь сон прорвался вкусный запах кофе, и я тихонько перевернулся на другой бок, пытаясь обнять Пузырика. Только потом я открыл глаза и осознал, что она и является той, кто сейчас готовит нам двоим свежий кофе, аромат которого заполнил весь дом. Надев белье, я спустился к ней, наблюдая за тем, как она напевает что-то у плиты. Я хотел подкрасться к ней незаметно, но старый пол предательски заскрипел, и она меня услышала. Заметив меня в неловкой позе, она усмехнулась: – Бонжорно, синьор. Желаете ли позавтракать? – Сначала у меня есть дела поважнее, а потом я, конечно же, не упущу и этот шанс. Взяв ее в свои объятия, я поднял ее на руки за талию и крепко к себе прижал. Пузырик залилась смехом: – Поставь меня, Боби, у меня сейчас все сгорит… – Да к чертям, пусть горит. Не хочу тебя отпускать. Зои тихонько встала на пол и посмотрела мне в глаза, убирая с моего лба челку. Она сразу заметила, что я о чем-то хочу с ней поговорить. Выключив огонь на плите, она пожала плечами и улыбнулась: – Что случилось?.. Я не сразу стал ей отвечать. Мне надо было подумать над речью заранее, найти хороший способ донести до нее то, что я хочу. – Я бы хотел познакомиться с твоими родителями, – тихонько прошептал я ей в губы, а она удивлённо раскрыла глаза и рыжие бровки высоко подскочили. – Ты о чем?.. – Я вчера листал ленту в телефоне и увидел запись Снэйкуса о том, что он отдыхает в Италии. Ясен пень, с кем. – С кем? – она не могла понять, что я имею ввиду. – С твоей мамой. Я бы хотел увидеться с ними и познакомиться с твоей матерью, чтобы она знала, кто я такой, кроме того, что я бывший Сная. – Ты за это так беспокоишься? – на этот раз она улыбнулась и встала обратно за плиту. – Я просто не имею права оставлять твою маму в неведении. Ты говоришь, что хочешь от меня ребенка. Это означает, что наши отношения достигли того самого пика серьезности, когда я могу спросить у твоей мамы, можно ли мне на тебе жениться. Понятное дело, я и без ее разрешения предложу тебе это, но мне бы хотелось, чтобы наша с тобой семья была не только из моих родственников, но и из твоих. Услышав мои слова, Зои неловко обернулась. Она совсем запуталась и теперь глядела на меня голубыми глазами, полными шока. Тогда я тяжело вздохнул и развернул ее к себе, прижав к груди: – Что ж такое… Надо же так смущать человека… Станешь моей женой, Пузырик?.. – А ты… Моим мужем? – послышался ее тихий смешок. Взглянув ей в лицо, я обнаружил, что она, подобно маленькому ребенку, у которого исполнилась заветная мечта, жмурит мокрые глаза и хлюпает носом. – Ты же не шутишь, правда? Или это просто глупая шутка? – Конечно же нет, я абсолютно серьёзен по отношению к тебе, какие тут шутки? Взгляни на меня, я давно из них вырос, мне пора смотреть в глаза правде! Зои, мы уже столько вместе прошли, ты уже стала частью моей семьи! – я усмехнулся, а она крепко-крепко обняла меня и поцеловала в щеку. – Я так рада… Я так рада… Я не знаю, что мне сказать тебе в ответ… Я просто рада… – Зой, ну ты только… Это… Держи себя в руках, – я не смог не улыбнуться ее смешному сморщенному носику. Она вытерла слёзы и посмотрела мне в глаза, улыбаясь. От этого сердце забилось как у воробушка, и я невольно покраснел. – Я уже думала в монашки идти… – на губах возникла хитрая ухмылка и мы оба посмеялись. Я взял ее в объятия и прижался носом к рыжим волосам. От нее пахло ароматным кофе и уютом. Тут даже не надо было слов. Я без остатка был в нее влюблен… Никто мне был не нужен кроме этой девушки. Никто. МАРКУС: Снег перемешался с дождем и капал с неба, когда я подходил к дому. Постучав, я дождался, пока мне откроют. На улице было достаточно морозно и тело дрожало, хотя не имело возможности что-то почувствовать. Замок щёлкнул и в двери показался Карл, как-то странно улыбаясь: – Нагулялся? – Что вы уже успели учудить? – не успел я войти в дом, как из кухни показался мой отец, пытаясь скрыть свою неловкость. Затем вышла Моника с яблочным пирогом и мне ярко улыбнулась: – Ты долго! Как поживает Анджелино? – Ничего… Он в порядке… – снимая ботинки, ответил я. В глаза отцу смотреть оказалось тяжело, он и сам не знал, куда деться. – Спиротыч, что-то ты побелел… – послышался смешок Карла. Он снял с меня мокрую куртку и повесил ее у батареи. Я хотел его хлопнуть по голове, но подумал, что это было бы странно. Я всё ещё чувствовал на себе взгляд того самого мужчины, которого считал отцом. Сейчас он стоял возле моей жены, а она совершенно спокойно улыбалась мне устало и весело. Светлые волоски разбросались по лбу, и она сдула их, передавая пирог сыну. Карл, как-то нагло улыбаясь в мою сторону, отнес его на кухню и аромат выпечки пронесся по всей прихожей. Жена подошла ко мне и сняла с моей шеи шарф, целуя меня в губы. Ответив ей на поцелуй, я приобнял ее за плечо, стараясь сохранять спокойствие: – Что происходит? У нас какой-то праздник? – Не то чтобы, просто испекла пирог. Видно, аромат донёсся до дома твоих родителей. – Я решил зайти к вам, надеюсь, ты не будешь против… – наконец, на выдохе произнёс отец, покрываясь румянцем. После смерти его южный сицилианский загар совсем потерялся, и он стал совсем бледным, а на светлых щеках румянец был виден сразу. Он не мог скрыть то, что ему было неловко. – Почему я должен быть против? Я рад, что у тебя возникло желание увидеть сына и его семью, папа, – ответил я ему, мысленно чертыхаясь. В последний раз, когда мы виделись, он был на стороне матери, и с тех пор в моих глазах выше не стал. – Или ты зашёл почитать мне нотации? Если так, можешь сразу идти на выход. – Маркус, хватит, – его неожиданно строгий голос сбил меня с толку. У папы всегда был чересчур мягкий, почти неслышный голос, и мама пользовалась этим. В отличии от матери он был слишком мягким человеком, возможно именно это привлекло ее в нем. Теперь же он сосредоточенно смотрела мне в глаза, такой похожий на меня, и его голос был твердым и серьезным. – Я не желаю никому из вас зла, я не хочу ваших страданий. Я бы хотел узнать о вас больше, познакомиться со своей семьёй. Вы – мои родственники, которые живут так недалеко, и, хотя мы с тобой так малознакомы, семья для меня очень значима. Мне плевать, что там думает о вас Марикко. Я хочу поддерживать с вами отношения, потому что ты – мой родной сын, Моника – твоя родная жена, а Карл… В конце концов, я уже дедушка! Я жалею, что не сказал этого раньше, пока тут была Эн, но я хочу поддерживать с вами отношения. Я хочу, чтобы мы были вместе. – Энни ушла от нас именно в тот вечер, когда мы пришли от вас… – сдерживая нахлынувшую злость, с горечью произнес я. Моника сжала мою руку в своей и потянула меня в сторону кухни, а отец прошел за нами. – Моника мне уже сказала. Я искренне надеюсь, что малышке будет там хорошо. Ты же понимаешь, ее уход из этого мира никак не зависел от нас. – Мы с ней поссорились из-за этого… И ее не стало. Ее уход был спровоцирован этим. Если бы я только выслушал ее… Если бы мы к вам не пошли… – Теперь ты понимаешь, как важно сохранять нормальные отношения между родителями и детьми? Именно поэтому я здесь, Маркус! – почти надрываясь сказал отец. Его слова легли мне на сердце уже легче, но я не мог доверять ему до конца. Мне было тошно от того, как они с мамой изначально относились ко мне и к моей семье, включая Анджелино Квартетти, который мне за все это время стал хорошим другом. Я знал, что чувствовал Анджи в то время, как эти двое игнорировали тот факт, что рядом с ними есть он, что их связывают общие воспоминания. Они об этом вовсе не думали. Даже за столом мама так откровенно игнорировала этого мужчину, пока он проявлял свое хорошее отношение к их семье. Казалось, она его ненавидела ни за что. – Скажи мне, зачем ты сюда пришел? – повторил я ещё раз, глядя прямо ему в глаза. Он пожал губы и нахмурился. – Маркус, я же сказал… Я не хочу, чтобы между нами была война. Я хочу, чтобы мы все были вместе – одна семья. Ты – мой сын. – Тогда ты примешь любого, кто является членом моей семьи? – Конечно. – А что насчёт Анджи, которого вы так с мамой откровенно игнорируете? Он является неотъемлемой частью моей семьи. Папа, прикусив губу, задумался. Мысль о том, что он будет считать Анджелино семьёй, вводила его в недоумение. – Анджелино не является… – он хотел сказать мне о чем-то, но я не дал ему закончить. – Анджелино является отцом моего родного брата, и мне все равно, за кого принимаете его вы с мамой. К слову, именно он был всегда рядом… А не вы. Что мама, что ты, что бабушка… Вы знали, что мы здесь, и не пытались с нами связаться. Вам было все равно. – Это не так, – он тяжело вздохнул, переводя дух. – А как тогда? – Дорогие мужчины, будьте добры, сядьте за стол и давайте поужинаем, а потом обсудите свои проблемы, – нас прервал голосок Моники. Она погладила меня по плечу и взглянула на Спиротто. Тот кивнул и тихонько прошел вдоль стола, снимая с плеч кофту. Я сел напротив, наблюдая за женой. Она суетилась у плиты, пока Карл расставлял тарелки, какой-то очень довольный. На его лице была такая странная улыбка, что мне стало не по себе. В последний раз он был таким радостным, когда говорил про Римму… – Карл, как ты? Все в порядке? – не постеснялся его спросить я, на что он совершенно спокойно кивнул и даже немного посмеялся. – Да, пап. А что? – Ты такой сияющий… С чего вдруг? – День сегодня хороший, – когда я на него взглянул, он вновь рассмеялся. – Ну, пап… Пробуй искать хорошее, а не плохое в людях. Ты зря такой злой сейчас. Все в порядке. – Карл, садись, покушай… – Моня тут же подвинула к столу ещё один стул и похлопала меня по плечу. – Маркуся, а ты ешь. Ты так долго гулял, наверное, проголодался. Или вы с Анджелино уже успели перекусить? – Нет, Анджи себя голодом морит. Он, после того, как Тедди и Энни ушли, сам не свой. Иногда мне кажется, что скоро нам будет до него не достучаться… Это к слову о вас с матерью, – я опять взглянул отцу в глаза, а он увел взгляд, поджимая губы. – Вот что его добивает по сей день. То, что родная девушка, которую когда-то он любил, теперь даже поговорить с ним нормально не может. Это ли счастье, Спиротто Телио-Лентие? Пока я ел, отец смотрел то на меня, то на Карла, который почему-то так и не притронулся к еде. Взяв ложку, он попробовал немного супа и чуть так воскликнул, будто ошпарила язык: – Господи! – Все в порядке? – испугалась не меньше меня Моня, подходя к нему, а он закивал. – Я сто лет не ел такого вкусного супа… Мы с женой не часто готовили что-то такое, в основном перекусывали тем, что приготовит ее мать. Но это просто волшебно, Моника! – Благодарю, это для меня большая честь, – Моня сразу порозовела щеками и поставила чашки на стол. – Вы пьете чай? Зелёный, черный? С сахаром или без? Она заметно воодушевилась его похвалой в ее сторону и сразу же принялась наливать ему запить, на что он спокойно ей улыбнулся и кивнул: – На ваше усмотрение, синьора. Зелёные глаза Мони почему-то взглянули на меня, и она прыснула со смеху: – Вы знали, что у вас одинаковые улыбки с сыном, Спиротто? Именно такая улыбка была у Маркуси, когда я встретила его в школе и угостила пиццей. Кажется, он готов был выпрыгнуть из штанов. Это была наша первая встреча. – О, мам, расскажи! – тут же подключился сын у меня за спиной, хлопнув меня по плечам, от чего я чуть не подавился во второй раз. Первый был, когда Моня только завела эту тему. Вот уж перед кем, как перед отцом, я никогда не говорил о наших с женой отношениях. В тот раз, когда бабушка спросила меня, как мы познакомились, я сбежал от ответа, чем обидел Моню, но теперь, пока мой рот был занят супом, она готовилась за это мстить. – Конечно, расскажите, Моника! Я так и не узнал, что вас свело вместе! – тут же отпил немного из чашки папа, отвлекаясь от супа, а моя милая женщина махнула тонкой рукой и встала возле меня: – Так уж и быть, расскажу… В тот чудесный и ничего не предвещающий день я шла по школьному коридору вместе с одноклассниками в столовую. Именно возле столовой начал развиваться какой-то конфликт, который привлек мое внимание. По слухам, к уборщице приставал какой-то иностранец. – Папа? – тут же взглянул на меня сын, а я только завертел головой с набитым ртом. Этим Моня и пользовалась. – Мы с одноклассницами решили посмотреть, что же происходит. У входа в столовую протестовал какой-то парень, совсем молодой, неопытный, и он что-то пытался объяснить нашей злой уборщице, а та не пускала его в столовую. Затем подключился охранник и оба они начали нападать на юношу с угрозами. Как мы на тот момент начали понимать, они не разрешали пройти ему в столовую, а тот ужасно хотел есть. И что вы думаете? Ради еды он готов был ругаться со всеми, кто стоит на его пути. Правда, нарвался на охранника и тот начал его душить… Но все закончилось благополучно. – Моника вступилась за меня, – наконец прожевал я и взглянул на жену, а та горделиво вздернула носик. – Чучело в виде охранника отступило лишь тогда, когда она ввязалась в нашу драку и встала буквально между нами. Начала кричать что-то про дискриминацию и качать права и, благо, на того это подействовало. Мигом слинял куда-то, оставив меня в покое. Затем эта маленькая девчушка, которая выглядела младше своих лет, начала делать попытки меня покормить. Побежала за водой, а потом ещё и пиццей накормила. Честно говоря, мне, как человеку, который до этого говорил только с проституткой, которую случайно принял за официантку, было очень приятно. Да, не спрашивайте меня про то, как я попал в бордель. КАРЛ: Мысленно я отстранился от этой темы и решил не рассказывать о своем печальном опыте, потому просто промолчал, слушая их историю. Папа выглядел ещё счастливее мамы, рассказывая про их знакомство. – Ты не рассказывал мне об этом, – смеялась мама, а тот мотал головой. – Я всего лишь искал еду и мне пообещали «вкусненького»! Мне стыдно! – У меня был похожий случай, – тут ввязался в их разговор, посмеиваясь, дедушка Спиротто. Отпив чаю, он сделал паузу, глядя на шокированное лицо сына. – Когда я был молод, мы вместе с Анджи часто бегали по всяким тусовкам, куда нас звали друзья. Однажды нас пригласили на одну из таких, и мы с радостью согласились. Нам было лет по двенадцать, и мы были совсем мелкие, искали приключений на… Так сказать, на одну из частей тела. Кратко говоря, мы промахнулись с дверью нашего товарища и зашли не туда, начав расспрашивать подозрительную женщину о том, где у них происходит викторина, азартные игры и так далее… Мы были настроены на то, чтобы поиграть в них у товарища, он звал играть на конфеты. В общем говоря, нас завели не туда, и мы с криком выбежали оттуда, теряя ботинки, когда перед нами начала раздеваться молодая женщина, которая любезно нас провела внутрь. Она обещала нам азартные игры, не глядя на наш возраст, и ее ничего не смущало. А вот у нас после этого ночные кошмары снились. – Боже! – папа звонко смеялся. – Мне по сей день кошмары снятся, когда вспоминаю женщину с густо накрашенными губами, говорящую: «ну вы же искали у нас аппетитненького чего-нить»… Нашел, спасибо! Век не забуду! Они оба начали смеяться и мама, поддерживая их своим смехом, оглянулась на меня. Я пытался подключиться, но у меня не получалось. Я ужасно боялся, что меня спросят о том же опыте, потому делал вид, что со мной такого никогда не было… По сути я был единственным человеком, который шел туда осознанно и сделал то, что делают обычно в этих заведениях. Мгновенно куда-то улетучилась вся радость и я только нервно допивал чаёк, делая крупные глотки. Я чувствовал себя отвратительно. – То-то у тебя было такое выражение лица, когда я тебе пиццу предложила… Ну точно, как будто Господь снизошёл! – мама похлопала рукой отца по плечу, а он опять рассмеялся. – Конечно! Я уже не надеялся поесть! Вокруг столько всего, а еды никакой! Чёрт возьми, этот день сильно запомнился! Моня, ты бы знала, какими страшными после этого кажутся в моих глазах проститутки… Такой «десерт» преподнести – на всю жизнь вкус запомнить! «Это точно…» – промелькнуло у меня в голове, и я с облегчением вздохнул, когда мама предложила мне присесть и выпить чая. Пока они болтали о том, как познакомились, и дедушка время от времени дополнял истории своими вопросами, я сидел и думал, а как бы я рассказывал обо всем своим детям. Рассказал бы о том, какой дурой изначально считал Риммульку? Рассказал бы как ссорился с родителями и выяснял отношения? Рассказал бы о своем первом сексуальном опыте? Почему-то на ум приходило только то, как после этого себе места не находила Муля. Как бы думал о ней я, узнай я, что до нее у нее уже был опыт, причем с человеком из такой категории… А какой категории? Отец говорит о них, как о чем-то страшном, а Мадлен вовсе не была страшной, она была такой… Такой… Обыкновенной! Женщиной. Без этих стереотипов вовсе. А как бы я рассказал детям о том, что такие бывают? Стал бы я рассказывать? Как бы они отнеслись к этому? Что, если бы мой сын или моя дочь воспользовались бы этими услугами? – Карл? – наконец, до меня дошло, что до меня пытается достучаться мама. – С тобой все хорошо? Что случилось? – Все в порядке, – тихо ответил я ей, поражаясь тому, что папа с дедушкой так свободно разговаривают друг с другом, шутят, смеются. – Я, наверное, скоро пойду спать. Ничего? – Конечно, – мама только понимающе кивнула, и я ощутил ее мягкую ладонь на своем лбу. Она обняла меня за спину, что-то шепча, но я не понял сразу. Только потом расслышал тихое: «Люблю тебя, сынок…» Впервые за все время во мне проснулись те же самые чувства, что были когда-то давно. Вот мама, и она обнимает меня, поглаживая по волосам, а папа весело смеётся и шутит… Все так, как в детстве. И она снова любят друг друга. Обожают. 134 глава «Особенности наперекор желаниям» ЭВАНС: Я прекрасно помнил, как думал о своем странном прошлом, размышляя о том, что со мной стало, к чему я пришел, после чего память как будто что-то стерло. Я проснулся от какого-то странного звука, не то будильника, не то грома. Обернулся и увидел рядом с собой похрапывающую Энни, которая ни в какую не желала вставать, пуская слюни на подушку. Впервые у меня возникло желание оставить все как есть. Не хотелось шутить над ней и толкать ее в плечо, чтобы она встала. Хотелось самому лечь дальше и спать так же безмятежно как я делал это всю ночь. Наконец я мог спокойно спать, не видя снов, не перемещаясь в другие миры… Просто отдыхать. Неужели свершилось?! Хлопнув по подушке, я словил себя на то, что улыбаюсь как дурак. Наверное, на меня просто подействовала какая-то энергия этого маленького сопящего хомяка, который отдыхал не только душой, но и всем телом. Одна нога лежала на мне, другая спрятана под одеялом. Одна рука под щекой, другая под подушкой. Длинные волосы разбросаны по простыне. Она беспардонно храпит, подёргивания пальцами во сне, и это выглядит так смешно и неожиданно мило. Я резко осознал, что до этого никогда не просыпался в столь милой обстановке. Обычно я просыпался либо в постели с очередной подстилкой, либо на улице под скамейкой, либо в театральной каморке, и никогда не чувствовал себя настолько свободным. Все время надо было куда-то спешить, а тут ты лежишь, лежишь и лежишь… И ничего от тебя никому не нужно. И так тепло в доме, и батареи топят… Что ещё нужно для счастья? Потягиваясь, я немного задел рукой щеку спящей Эн, и она что-то начала бормотать во сне: – Брокколи… Сыр… Моцарелла… Расслышав ее бурчание, я немного посмеялся. Видно, ее сон был настолько сладким и вкусным, что она непременно решила поделиться им со мной в реальности, назвав какую-то нелепую подборку продуктов. Затем повернулась на бок, тяжело вздохнула и опять залепетала одними губами: – Иди… Иди… Брокколи… Макароны… Шпинат… Тут я не сдержался и рассмеялся в голос. Услышав мой хохот, она сразу повела бровью и приоткрыла глаза, потихоньку осознавая, что происходит. Губы потрескались, и она провела по ним языком, затем приподняла голову и обернулась. Не знаю, что со мной вдруг стало не так, но я решил притвориться, что сплю: закрыл глаза, практически перестал дышать и приоткрыл рот, как это делает она. Я чувствовал себя полнейшим дураком, но при этом боролся с сильным желанием над ней подшутить. Теперь я не видел, что она делает, мне было немного беспокойно, но ужасно интересно. Через какое-то время я почувствовал какой-то шелест у уха. Что-то дотронулось моих волос, а в грудь упёрлось что-то теплое и твердое. Когда она замерла, я аккуратно приоткрыл глаза и обнаружил, что у меня в объятиях лежала сопящая и похрапывающая Энни, которая, как оказалось, не проснулась до конца и решила спать так, как удобно. Видно, она перепутала меня с кем-то во сне и теперь грелась у моей груди, сжав ручки в кулачки. Светлая голова также была прижата ко мне, и я внезапно понял, что она намного меньше, чем я думал все это время. Она была такой маленькой, хрупкой и нежной девочкой с пушистыми ресничками, что я невольно залюбовался, и сам себя испугался. Порой, мои мысли меня пугали. Было такое странное чувство, как будто мой взгляд был к ней привязан. А ведь я теперь так много знал о её теле, и оно меня ни капли не привлекает, а ощущать его рядом с собой, совсем рядом – совсем иное. Она напоминает маленькую грелку, которой абсолютно все равно, кто ты и что сейчас у тебя на душе. Она просто греет тебя, и ты счастлив… Как сумасшедший. Какой ужас. Дверь в коридоре заскрипела, и я попытался присесть, думая о том, кто бы это мог быть. Увидь ее дядюшка меня, обнимающего Энни в ее постели, он непременно бы сдал меня в полицию, в чем был бы прав. Но это был не он: лёгкими шажками кто-то прошел сначала на кухню, затем к нашей комнате. Я даже не успел выбраться из кровати, как на меня уже смотрели зелёные глаза, скрывающиеся за длинными красными волосами. Римма сначала испугалась, затем облегчённо вздохнула и шепотом сказала: – Сначала я подумала, что ты её душишь… – Не подумай, я просто вчера вырубился и проснулся в объятиях малявки. Убирался вчера, устал как собака. Вот и уснул, – присев, я тихонько опустил Эн на кровать и усмехнулся. – Она бормочет во сне. Говорит про какую-то еду. Наверное, голодна, да? – Просто снится что-нибудь вкусное, – Римма спокойно улыбнулась и присела рядом со мной на кровати, поглядывая как-то искоса. Когда я поднял брови в знак непонимания, она немного посмеялась. – Ты сейчас похож на мамашу, которая всю ночь бегала и убирала за своими малышами горшки, игрушки… Я тебя вижу таким впервые, это очень смешно. Я бы сказала, мило, тебе это идет. Я не стал ничего отвечать. По правде, меня клонило в сон, и я с удовольствием прилег бы поспать еще, но мне хотелось обо все разузнать у Риммы. По ее печальному личику было видно, что случилось что-то не то, и ясно, с кем именно. – Пойдем, я сделаю кофе… – на выдохе произнес я, а она подняла на меня глаза и тоже привстала. – Я уверен, у медиков спрятано пару пачек рассыпного… Порывшись, я и правда нашел одну открытую. Взяв турку, высыпал туда пару ложек, налил воды и поставил на огонь. Оставалось только ждать, и я плюхнулся на диван, поманив ее к себе. Она выглядела совсем подавленной, и я решил над ней не подшучивать. Просто дождался, пока она сядет рядом, и замолчал вовсе. – Мне нужно кое-что тебе сказать… – одними губами заговорила она, чего-то стыдясь. Я закинул ногу на ногу и кивнул. Я знал, что она мне скажет, почти что знал. – Говори, что же… – Я хочу предупредить тебя о том, что… Я не рожу тебе ребенка, так как все мои мысли сейчас только о нем и о нашем с ним будущем. Я не хочу тебя расстраивать, твои ожидания и так далее… Я просто считаю, что ты должен знать о том, что я этого не сделаю. Если Карл будет на грани, я сделаю все возможное, чтобы от него забеременеть. Все возможное. – Ага… – только кивнул я, а она взглянула на меня с презрением. – Я не шучу. – Я знал, что ты когда-нибудь скажешь это. Ты же на нем помешена, что ожидать еще? – То есть… – ее глаза округлились, и она замолчала, затем посмотрела в пол и как-то сильно смутилась. Я продолжал смотреть на нее и думал, какая же эта девушка милая. Она действительно была бы отличной матерью, но ее сердце уже занято этим молодым Кроу. И его сердце занято Риммой. На что тут было надеяться? Я все заранее знал. – Ежу понятно, что ты бы этого не сделала. Ты решила меня обхитрить, заставив ухаживать за Эн. – Я не хотела… – Я не считаю тебя плохой, никогда не считал и не буду. Ты пошла на это, чтобы помочь себе и медикам, я знаю. Я не очень-то и против… Я все равно останусь тут, пока меня здесь ждут, если так. Буду мыть полы, убираться, делать вам кофе, ухаживать за Эн… Мне кажется, мы с ней друг друга поняли в каком-то смысле. – Да?.. – красноволосая улыбнулась краешком губ, а я продолжал. – Да… К тому же, мне необходимы деньги, которые мне платит Робертос. Мне необходимо где-то греться, спать. Именно поэтому я здесь, а не для того, чтобы подкатить к тебе, Римма. Захочешь когда-нибудь чего-то… Только скажи. Но я не имею права рушить ваши с Карлитто отношения… Он бы никогда мне этого не простил. – Карл?.. – Нет… Маркус Телио-Лентие. Он бы никогда не простил мне, если бы я разрушил твои с Карлом отношения. А я бы хотел, чтобы Маркус оставался для меня тем человеком, который относится ко мне хорошо, несмотря ни на что. Я очень ценю его за это и не хотел бы потерять его доверие. Римма сначала недоверчиво посмотрела на меня, затем перевела взгляд на кофе. Спохватившись, я быстрее выключил конфорку и достал ситечко, чтобы разлить его по кружкам. В голову совершенно не приходило, о чем можно было бы поговорить с этой девушкой, а она все сидела и как-то странно смотрела на меня. Сначала я отнесся к этому нормально, но в тот момент, когда мы пили кофе и она опять так на меня взглянула, я не удержался: – У тебя есть вопросы ко мне или что? – Ты же не врешь нам по поводу этого, да?.. – тихо спросила она, прикрыв глаза. – Не понимаю, о чем ты. – Я о Маркусе, Карле, Тедди… Все они действительно встречались с тобой? Ты правда способен видеть тех, кто на грани или уже?.. – Я не думаю, что тут можно было бы про что-то шутить или врать… Римма, более того, я сам не в восторге от того, что со мной происходит. – Тебе больно в тот момент, когда ты оказываешься там? – Нет, – сказал, как отрезал я, делая глубокий вздох. Я надеялся, что она не станет меня больше расспрашивать на эту тему, но она была от нее в восторге. – Расскажи мне побольше о себе. Как ты узнал, что у тебя есть такой дар, а? Что с тобой стало? Почему? Ты сам был в восторге? – Мы с тобой не подруженьки, чтобы шушукаться на такие темы… – Ну, Тайфун… – она надула губы, не сводя с меня своих прелестных глаз. – Расскажи, прошу! Может ты мне расскажешь, и земля перевернется! – Не надо никаких переворачиваний, – я сделал еще пару глотков, но в этот момент на язык попала самая горечь, состоящая из кофейного осадка, и я поперхнулся. Когда я выпрямил спину, она сидела совсем рядом с какой-то надеждой в лице, словно маленький ребенок, и я осмотрелся. – Хорошо, ладно… Только никому, ясно? – Конечно! – она так обрадовалась, что чуть не свалилась со стула, и я посадил ее обратно. Ее радость для меня сейчас была дороже золота. – Когда я был малявкой, я много задумывался о том мире… Я часто представлял, как бы все было, если бы мои родители меня узнали лучше и не умерли. Если бы яд не попал в кровь и не сделал меня красноволосым… Я сейчас, может быть, был бы обычным шатеном или блондином… Просто… – Яд? – округлила она глаза, а я только усмехнулся с иронией. – Да. Отец моего отца был ученым, медиком… О, отдельная история, Римма, это не интересно… – Мне интересно, расскажи, – она положила голову на руки и стала внимать моим словам. – Если говорить вкратце, то этот ученый вылил свой радиоактивный химикат в бокал с красным вином, который пила моя матушка. Не знаю, случайно он сделал это или специально, но она выпила его до дна и ребенок в ее утробе получил по полной… И его клетки, и его кровяные тельца, и его ДНК-код. Все было в химикате, с которым зародыш и слился. Узнав о том, что подмешал, ученый не придумал ничего лучше, как вылить эту штуку в канал, из которого потом воду брали в период жары. Но по полной досталось именно сыну этого ненормального и его жене. Когда я в последний раз узнавал всю эту историю из уст тех, кто за этим наблюдал в тот момент, когда эта семья еще жила, говорят, что ученый потом спился, причем очень быстро. Говорят, что яд он свой назвал… «Тайфун». Все потому, что он обладал огромной разрушающей геном системой, был своеобразным мутагеном. Можно считать, я – мутация. И мои волосы тоже. И тот дар, те способности, на что я способен – просто шутка моего тела. И эта способность, позволяющая мне видеть тех людей, касаться их, говорить с ними… Это обеспечивает мне мой мозг. Я засыпаю и вместо сна вижу всех тех людей. Мой мозг строит каким-то образом связь с тем миром, я не знаю, почему. И мое тело… Имеет слишком много возможностей, и это иногда меня пугает. Я вспоминал про то, как впервые обнаружил себя в том странном и неизведанном мире. Вокруг был туман, и я был совсем мальчишкой, который не осознавал, на что способен организм красноволосого. Я уже знал, что я не такой как другие люди, но понятия не имел, что будет дальше… Я шел по дороге, мягкой, именно такой какими я представлял облака. Вокруг росли цветы, откуда-то шли ручьи с чистейшей водой. Было ужасно жарко, и я решил искупаться в небольшом водоёме. Я совершенно не думал о том, где я, что со мной. Стоило мне залезть туда, как раздался чей-то голос, удаленный от меня. Я сразу вылез и спрятался в кустах, которые выглядели абсолютно реалистично. Я видел семью: молодой мужчина с такой же молодой женщиной и маленькая девочка… Все они пришли купаться в этом маленьком водоёме, такие счастливые и радостные. Они создавали впечатление настоящей семьи, и я с радостью на сердце наблюдал за ними. Они смеялись, плескались. Они выглядели совершенно обычными людьми, и я никогда бы не понял, где нахожусь, пока однажды не захотел увидеть родителей. В какой-то момент своей жизни я очень много думал о своих родителях, хотя и понимал, что они были теми людьми, которые с самого начала захотели от меня избавиться. Но как-то раз я встретил их, стоило мне заснуть, и встретил в том же мире, где жила та семья. В тот момент мне в голову пришло осознание того, что все эти люди – мертвецы, а я за ними наблюдаю. Мне было очень страшно. Я не мог дать объяснение тому, что со мной творится. Потому я начал пробовать те или иные способы, чтобы туда попасть. Самым простым и хорошим был сон. Я изучал для себя этот мир, научился принимать его для себя. Я научился контролировать свой разум, свое желание оказаться там или проснуться. Позже в этом мире я открыл для себя нечто более хорошее и устрашающее для меня в тот момент – способность возвращать умерших назад. Я нашел связь между этим, некий ритуал, затем, когда умерла моя собака, я стал тем, кто смог вернуть ее назад. Открывая свои новые возможности, я начинал понимать, что все это было дано мне именно из-за тела, из-за моей особенности организма, из-за механизма, который был так устроен в моих внутренних органах. – Наверное, это страшно… Видеть умерших… – я допивал кофе, а Кларден опять подняла на меня глаза. Я только пожал плечами и ей улыбнулся. – Дело привычки. Изначально было не по себе. – Те люди… Они страшные? Ну, умершие… – Они такие же, как мы. Обычные люди, которые практически не стареют. Видела бы ты тех, кому бы сейчас уже было за семьдесят… Такие молодые… – А по поводу воскрешения…? – во взгляде Риммы проскочило что-то наивное. – Это отдельная тема, которая требует для себя очень много объяснений… – Получается, ты действительно…? – Римма, а ты мне еще не веришь? – я взглянул со всей серьезностью ей в глаза, а она молча пожала плечами. – Мои волосы… Ты видела, как из них текла кровь? Это тебя не убедило в том, что я не совсем обычный человек, Римма? Если хочешь, возьми ножницы и отрежь кусок моих волос прямо сейчас. Я не буду против. Зеленые глаза смущенно спрятались под ресницами, и она обняла себя за плечи, как будто ей вдруг стало холодно. Минуту так просидев, она вздрогнула: – Я хочу увидеть это, если тебе не будет больно. – Сделай это, – я только пододвинул к ней ножницы и немного наклонился в ее сторону, надеясь, что ей можно доверять. Однажды меня чуть не убила ножницами бывшая девушка, которая подрабатывала парикмахером, с тех пор я их опасаюсь. Послышался шелест, и она щелкнула ножницами у моего уха, заставив меня зажмуриться. Маленькие волоски упали ей на руку, истекая кровью, и я поднял на нее глаза, не понимая, почему она так странно на меня смотрит. Заметив мой взгляд, она все же сказала то, что вертелось на языке: – У меня никогда не шла кровь из волос… Никогда. – Ты не такая как я, а я не такой как ты. Ясно? Ее тонкие пальцы коснулись сначала моего лба, затем волос. Она села поближе, продолжая смотреть на мои волосы, потом на мои глаза. Недалеко от нас раздался какой-то скрип, и из комнаты выехала на коляске Энни. Увидев нас с Риммой, она громко ахнула. Она никак не ожидала увидеть здесь Римму, которая ко всему прочему трогает мои волосы. – Я надеюсь, я не помешала, – достаточно громко заметила она, на что мы только усмехнулись. Я встал со стула и снял с рук Риммы горсть красных волосков, подняв их в воздух перед Эн. Та удивленно раскрыла глаза, вспоминая о том, какая особенность была в этом клочке. – Вы тут парикмахерскую устроили или что? – Да, я хотела увидеть своими глазами, как из его волос пойдет кровь, – Римма тоже встала, чтобы поздороваться с малявкой, на что та хитро ухмыльнулась. – Рудик, тебе бы с такими желаниями сходить к психотерапевту. Мне кажется, они тебя ни к чему хорошему не приведут. – Конечно, конечно… – та только посмеялась, двигая коляску с девчонкой к столу. Та вдруг хлопнула по колесам руками и громко пропищала: – Я сама! Я хочу попробовать сама! Спасибо! – Энни вчера сама в ванну залезла, представляешь? – не смог не упомянуть я при Римме, на что мелкая густо покраснела. – Ну и что? – Ничего, просто говорю. Это здорово, а то ты достаточно тяжелая. – Я о тебе не говорю! Ты мне во сне все отдавил! Вот поэтому девушки у тебя и нет, что ты такой тяжелый и массивный! – Это все мускулы, детка. – Это все задница, конфетка, – та показала мне язык, а увидев, что я смеюсь, сама не удержалась от смеха. А смеяться она умела, оказывается, очень задорно, причем так смешно, что я просто не мог остановить хохот и сейчас был похож на долбанного извращенца. – Буду знать, пупсик, что ты считаешь меня конфеткой. – Эванс, она тебя посадит, не ведись, – Римма посмеялась и поставила на стол кружку. – Энни, будешь кофе? – Терпеть не могу кофе… Какао хочу. Красноволосая немного улыбнулась и полезла в шкаф, затем что-то оттуда достала. Заметив порошок, я оглянулся на Римму. – И ты умалчивала это от меня? Серьезно? – А что? – она только довольно улыбнулась, заставив меня смутиться. – Я, чёрт возьми, обожаю какао… Это мой личный наркотик. – Я же говорила, он наркоман, – Энни подъехала к столу, горделиво подняв нос. Она явно была довольна Рудиком, что та не дала ее сопернику напиться любимого напитка. – Рудиком, разбавь молоком побольше, пожалуйста. Видно, когда ей налили какао, мое лицо только сильнее исказилось недовольством, так как Эн, поглядывая на меня из-за чашки, не могла удержать смех. По правде, я тоже терпеть не мог кофе, пил его только для вида, да и то с четырьмя ложками сахара… Вот же стерва. *** После завтрака Римма отправила меня с ней на улицу, гулять. Толкнув коляску, я чуть не свалился вместе с ней на выходе из дома, но вовремя остановился. Укутанная в многочисленные пледы, Энни сидела и молчала, наблюдая за мной, и это тем не менее меня настораживало. Пока я спускал ее с коляской, вывозил из двора и выезжал на дорогу, она молчала, поджимая губы. Когда же мы поехали вдоль дороги, ее вдруг прорвало: – Эй… Можно у тебя кое-что узнать? – Валяй, – пожал плечами я, вдыхая в себя свежий воздух. На улице было морозно. Вместе со снегом покрапывал маленький дождик, и оттого все вокруг блестело как в сказке. – У тебя есть номер… Э-э… Ну… – Не знаю такого. – Да постой же… – она как-то сильно смутилась и принялась о чем-то размышлять, попутно издавая странные звуки. – У тебя есть номер Флоренс? Я бы… Бы… Я бы хотела увидеть ее как-нибудь. Просто ты ее знаешь и наверняка… – Нет у меня ее номера, – спокойно произнес я, на что она замолчала, опустив нос. Я не помнил, что я делал такого хорошего ей, за что бы она так интересовалась Флоренс? Заказал коктейль? Станцевал на шесте? Что ее привлекает в этой фальшивке?.. – Мне кажется, я влюбилась в нее, – вдруг выдавила из себя малявка, сжимая руки в кулаки. Услышав ее, я остановился у скамейки и сел рядом, глядя ей в глаза. – Ты смеёшься надо мной? – Я же сказала… Она мне нравится, я в нее влюбилась. – Ты видела ее всего раз. Этого недостаточно для того, чтобы влюбиться, слышишь? Хватит ерунду говорить, Энни. – У меня все тело теплеет, когда она рядом. У нее такие глаза красивые… Такой голос приятный… Я, конечно, был польщён, но во мне сейчас играло столько эмоций, что я не знал, что мне делать дальше. Мне показалось, будто она шутит надо мной, но она сидела, сжавшись, и краснела, кусая губы. Всего за одну ночь она вдруг осознала, что ей нравится женщина? – Энни, у тебя бред или что? – усмехнулся я, а она повертела головой. – С чего ты вдруг решила мне сказать об этом? – Потому что ты её бывший. Я хотела у тебя про нее узнать. Я… Позволь, я никак не ожидала, что мне понравится женщина… Причем, она старше меня лет на десять… – Эй, у тебя есть Тедди, ты об этом помнишь? – тихо спросил я ее, а она опять опустила глаза и сжала руки в кулаки. – Я знаю… Но у меня никогда не было таких ощущений… – Поверь мне, у меня тоже возникали в твоём возрасте такие ощущения, когда я видел девушек такого типа. Это же не делает тебя лесбиянкой. Подумай об этом. – Но ты же испытывал такие же чувства… – она, не глядя мне в глаза, пробормотала с горечью в голосе. – Ты же любишь женщин. Тебе они нравятся. – Потому что я – мужчина, и это естественно. Люди с другой ориентацией… Им непросто. Вот твой дядя… Можешь поговорить с ним об этом. Видишь, как он рад, что рядом с ним Зои? А изначально он любил только мужиков. – Что? Дядя Робертио? – Энни прищурилась, посмеиваясь, а я закивал. – Что за бред? Откуда ты в этом так уверен? – Слушай, я давно за ним и всеми вами наблюдаю, мне ли это не знать? – хлопнув ее по макушке, я поднялся и тяжело вздохнул. Вот чего я точно не планировал, так это влюбленности Энни в ту фальшивую часть меня. Ведь Флоренс не существует. Она всего лишь кукла, выдумка, с красивым личиком и дивной фигуркой. – А Флоренс… У нее уже были отношения? – стоило мне двинуть коляску, как у Энни опять возникли вопросы. – Да. – Да? С тобой? Или не только с тобой? – Энни, у нее было столько отношений, столько скандалов, мне стыдно об этом разговаривать… Ты думаешь, почему я с ней покончил? – Потому что ты козел, – пожала плечами она и я остановил коляску. Она совершенно спокойно смотрела мне в глаза без всякой ненависти, как будто ее слова были совершенно нормальными. – Что? – Я не козел. – Козел. Она облизнула губы и довольно заулыбалась, видя, что я не злюсь. В конце концов, в каждой шутке доля правды… Я и правда козел, раз не подумал о её чувствах в тот момент, когда был Флоренс. Причем, о себе я тоже не подумал. О карьере и начинаниях Флорри надо было думать ещё тогда, когда я обнаружил в себе способность становиться женщиной. В какой-то момент я начал забывать, кто я на самом деле. Дополнительный эпизод #7 ЭВАНС: За окном крепчала холодная зима, но в доме было очень тепло и уютно благодаря камину, который согревал нас своим огнем. Приподняв голову с дивана, в небольшой дремоте я разглядел на другом конце дивана спящую Энни. Она лежала, свернувшись калачиком, и обнимала подушку, ощущая ее тепло. Свет от огня падал на её золотистые волосы. Заметив рядом с собой ее розовые пятки, я кинул на них уголок одеяла и присел, чтобы осмотреться. У камина сидела Римма Кларден и читала какую-то книгу. Не сразу, но я разглядел, что на ней написано «пьеса». Возможно, эта девочка до сих пор жалела о том, что ушла из театра, и теперь сидела за прочтением ролей, которые сама когда-то играла. Мой взгляд невольно упал на её голые длинные ножки, которые вылезали из-под пушистого розового халата. Ее зелёные глаза смотрели в книгу, и груди бесшумно приподнимались с каждым вздохом, спрятанные под ночнушкой и халатом. Поймав себя на странной мысли, я поспешил отвернуться. Мне было противно от одного только животного желания, которое появлялось так неожиданно в моем теле, хотя я вовсе его не ждал. Потом я опять посмотрел на Энни и тяжело вздохнул, думая о том, как же давно я был таким невинным ребенком. Будучи взрослым парнем, я только и могу мечтать о том, чтобы отбросить все мысли и желания, и не видеть никакой похоти в этом мире. Как же было бы здорово не замечать таких женских деталей как груди, губы, ключицы, ножки… Как же было бы здорово… Но жизнь распорядилась мною так, что я узнал об этом слишком рано. Моя психика подверглась жестокому обращению ещё с того момента, как я оказался за решеткой вместе с остальными красноволосыми. На ряду с такими происшествиями как опыты там часто происходило насилие. Рабочие, которые совершенно не скрывали своих позывов, могли использовать одного из нас или просто на глазах у других сделать с ним что-нибудь такое, что запугивало бы остальных. Мы все понимали, что когда-нибудь такая участь могла бы коснуться и нас, но надеялись на лучшее. Даже в тот момент, когда я оказался на свободе, а руководитель тюрьмы застрелился, я не чувствовал себя свободным. Все мои воспоминания хранили в себе те кошмарные дни, когда на моих глазах происходил тот самый ничтожный для меня процесс, который люди, почему-то, называли удовольствием. Он же ассоциировался у меня с чем-то ужасным, противным, грязным, непозволительным. Каждый раз, когда в школе кто-то шутил на эту тему или говорил, меня потом тошнило в туалете. Я вспоминал лица и слёзы своих друзей и меня бросало в дрожь. Наверное, лишь Флоренс помогла мне окрепнуть к своему телу, которое нельзя было воспринимать лишь как кожу, органы, которые потом должны будут пройти через страдания. Лишь став Флоренс, я научился понимать другую сторону этого процесса. Свою способность становиться женщиной я обнаружил в себе совершенно случайно. Мне было около одиннадцати лет, и я был мальчишкой, который наивно смотрел на окружающий его мир. Я был безумно влюблен в Ванессу. Я наблюдал за тем как она ходила в школу и общалась со своими друзьями. Она была старше меня на пять лет и для своего возраста выглядела взросло, потому вокруг нее постоянно были мальчики, парни, мужчины, которые за ней ухаживали. Мне же казалось, что она всегда будет только моей. Однажды Ванесса уже сказала мне, что любит меня, подарила мне мой первый поцелуй, и я был уверен в том, что когда вырасту, то обязательно женюсь на ней и она будет смотреть только на меня. Я был слишком наивен и ужасно расстраивался, когда наблюдал за ней из окна и видел, как она целует какого-нибудь своего одноклассника. Она постоянно ходила на вечеринки, которые устраивали они вне школы. По ее рассказам маме, они там танцевали, пили сок и играли в фанты, но все это было ее любимой ложью. По рассказам ребят из моей школы, которые были там, там не было даже ничего похожего на это. Возможно, танцы и были, но вовсе не слюнявые медляки или хип-хоп, который так любили детишки моего возраста. Не просто так сама Ванни запрещала мне идти на это мероприятие, потому мне и было так страшно обидно. Иногда я наблюдал за тем, как она собирается туда, и делал вид, что мне все равно, но пунцовые щёки и хмурые брови всегда меня выдавали. Я ужасно ревновал, думая о том, что я ей не нужен. В какой-то момент она вовсе про меня забыла, стала ночевать у «подруг», перестала приходить в школу. Ее мать возмущалась тем, как она ведёт, потому я всегда был для нее отличным примером поведения. В то время, как Ванни ходила на вечеринки и флиртовала с мальчишками, я сидел дома и не отрываясь читал книжки, учил правила, делал домашние задания. Тетя Маня всегда говорила мне о том, что Ванессе есть, чему у меня поучиться. Я учил все в надежде на то, что вырасту толковым парнем, что понравлюсь ей больше, но этого не произошло. В один из дней, когда она опять собралась уходить, я понял, что держаться больше не могу. Мы с ней поссорились из-за того, я ей сказал все, что думаю об этих ее вечеринках, а она назвала меня «отсталым от общества». Она ушла, а я остался дома один. Тетя Маня была на работе как истинная трудяга-работяга, пока ее дочь во всю прожигала свою молодость. Иногда мне было ужасно стыдно за выходки Ванессы. В свои шестнадцать лет она приходила домой пьяная и посылала мать на три буквы, и я пытался утешить тетю, объясняя это тем, что, возможно, Ванессе просто нужен был в свое время отец, который поставил бы ее на место. Ее отец ушел от тети Мани, когда та была беременна Ванессой, и теперь мягкая мать не могла совладать безумной дочерью, которая пошла в отца и теперь устраивала разгулья. Ее надежда была только на меня – ребенка, который был настолько запуган событиями из прошлого, что даже бы просто не посмел куда-то далеко от нее уйти. Тетя Маня стала для меня почти что родной матерью, которой мне в свое время так не хватало. Эта женщина считала меня родным. Она могла сидеть рядом со мной на кровати, пока я не усну, петь мне колыбельные, гладить по волосам и приговаривать, что все будет хорошо. Именно благодаря ей я стал лучше относится к себе, к своим волосам, к своим особенностям. Она всегда говорила мне о том, что такие родители как те, что бросили меня, просто не были достойны такого ребенка. Она называла меня сокровищем, говорила мне, что я не такой как все, и это отличает меня от одинакового общества. Она рассказывала мне о том, что однажды я повстречаю человека, который непременно будет меня любить любым, принимать без остатка, и я верил, я надеялся, что это будет Ванни. В тот вечер, когда Ванесса ушла на вечеринку, на меня напало безумное чувство ревности. Я стал перебирать ее вещи, пытаясь найти хотя бы еще одну зацепку. Я нашел много незнакомых вещиц и в какой-то момент безумие дошло до того, что я просто забрал все это себе, примеряя на себя же. Мне хотелось напялить на волосы все те заколки, что ей подарили, а потом прийти к ней, чтобы она увидела, что все то, что принадлежит ей – мое тоже. В конце концов я все это свалил в одну кучу и хотел сжечь, но сердце охватила странная паника и я безумно захотел отстраниться от этого всего. Я ушел из комнаты, закрывшись в ванной комнате и лег в воду, чтобы расслабиться. Я помню, что ненадолго уснул, а затем очнулся и увидел совсем не свое тело. Это была красивая женская грудь, плоский живот, упругие широкие бедра и длинные ноги. Минуту мне казалось, что я схожу с ума, что это все сон, но, когда я встал и увидел в зеркале девчачье лицо, я в ужасе закричал. Меня охватила истерика. Я боялся, что останусь таким навсегда. Я боялся самого себя, я не мог смотреть в голубые глаза той незнакомки, которая смотрела на меня из зеркала. Мои руки были тоньше, а голос намного выше, и я в ужасе плакал, укрывшись ото всех в шкафу. Проплакав там несколько часов, я пришел к выводу, что, возможно, таким меня сделала судьба. Я знал, что мое тело непредсказуемо. Я понял это еще тогда, когда тетя Маня захотела меня постричь и я был весь в крови. Быть девочкой – для меня было шокирующе, особенно со стороны другого пола, другого тела, но я взял волю в кулак и, надев какие-то старые платья Ванессы, отправился за подругой. Во что бы там не стало, я решил показать ей, что я тоже девушка. Я надеялся на то, что теперь мы станем ближе друг другу, как подруга подруге. Я шел по улице, боясь попасться на глаза прохожим. Я считал себя безумно странным, некрасивым. Я понимал, что я мальчик, но выгляжу как девчонка. Меня пугали взгляды прохожих, которые улыбались мне в лицо, оборачиваясь на меня. Так я дошел до того дома, где была вечеринка. Оттуда громко играла музыка, слышались голоса людей. Я тихонько просочился туда и стал вливаться в толпу. Со мной сразу же захотели познакомиться другие девочки, мальчики, хотя до этого я производил на них впечатление скучного мальчишки. Они предлагали мне выпить несколько напитков, мы играли в карты. Тогда я вовсе не соображал, во что вляпываюсь. Вливаясь в толпу все больше, я начинал забывать, зачем я пришел. Я помнил только то, что я – Тайфун Эванс, и я – девчонка… Потом на меня подействовал алкоголь. Я выпил слишком много и начал пропадать для себя. Я моментами помнил, как танцевал с кем-то, разговаривал, пел, а потом меня отключало, и все было по новой. В конце концов кто-то подхватил меня, буквально за шкирку, и потащил на верхний этаж как маленького котенка. Я упал на кровать и на меня навалилось что-то огромное. В моем воображении это был большой плюшевый медведь, но с толку сбивал запах спирта, шумное дыхание. Я плохо понимал, что происходит. Кто-то то раздевал меня, то одевал, и мне было совершенно все равно. Тело не могло двигаться, а разум затуманился. Я был девчонкой, которая стала такой желанной в чьих-то глазах, и теперь со мной могли делать все, что они хотели. Я лежал на кровати под чьим-то потным телом, принимая на себя неизведанную боль, и пытался найти выход из этого положения. В какой-то момент мне даже стало нравиться чувство теплоты, чувство рук на моем теле, теплого содрогающегося воздуха. Постепенно дурман становился все слаще, а разум мутнел все больше. Я чувствовал только как меня кто-то держит, переворачивает, касается моей кожи, дышит мне в спину и пыхтит рядом. Потом откуда-то дул легкий холодный воздух, слышался запах сигарет. Мне давали пить еще больше, и я несколько раз засыпал. Затем меня опять кто-то схватил и потащил за волосы в неизвестном направлении. Я слышал чей-то крик, я начинал чувствовать, что мне холодно, что я абсолютно голый. Ко мне начало приходить сознание, и я очнулся на чьей-то кровати в теплом освещаемом помещении. Рядом внезапно села Ванесса и как-то серьезно посмотрела в мои глаза, татем крикнула: – Ты в порядке? Что он тебе сделал? Ты много пила? Я был таким пьяным, что только глупо улыбался, не понимая, к кому она обращается. Я просто хотел лежать вот так вот на кровати и касаться рукой ее руки, смотреть в эти строгие глаза и на морщинки на лбу. – Как тебя зовут? Эй? – кричала она мне в лицо. Я подумал, что это безумно странно, потом ко мне немного пришло осознание того, где я. Я присел и хотел назвать свое имя, но меня полностью перекосило, сжалось все внутри и меня начало без передышки рвать прямо на кровать. Она же сидела рядом, поглаживая меня по голове, и прижимала меня к себе. – Все потому, что ты ушла от меня… – пытался сказать я ей, но она только странно смотрела на меня. – Тебе вызвать скорую? Ничего страшного, его накажут за то, что он с тобой сделал, – я слышал только ее голос. Меня охватило огромное возбуждение в тот момент, и я поддался чувствам, полез к ней целоваться, а она оттолкнула меня, потряхивая за плечи. – Ты чего? Эй? Как тебя зовут? – Д… Джек Майли… – тихонько выдавил я, сдерживая рвоту, на что она только посмеялась. – Что? – Я говорю… Меня зовут… Ты же знаешь меня… – Тебе плохо? – опять заладила она, не давая мне сказать. Затем она принесла мне воды, и я выпил немного, с радостью осознавая, что это обыкновенная водичка. – Не стоит шестнадцатилетним девочкам столько пить, слышишь? Тебе же шестнадцать? – О… Оди… О-о, да… – только выдавил тогда я и сам посмеялся над своей же шуткой, затем рухнул ей в объятия и прижал к себе сильно-сильно. Я больше просто не мог ее отпустить. Она так больно сделала мне, а все тело болело тогда, и я плакал без остановки, словно девчонка. – Не переживай так, я рядом, – она сидела и гладила меня по голове, думая о чем-то своем. Тогда я оттолкнул ее и посмотрел ей в глаза, пытаясь до нее достучаться. – Я люблю тебя… Очень… Не бросай меня, прошу… – Прости, я не понимаю тебя. Возможно, ты меня с кем-то путаешь, – она глупо улыбнулась, пожимая плечами, но я не путал. Ее невозможно было ни с кем спутать. – Ванни, я всегда тебя любил… Я же не шучу! – выдавил я, и меня опять скрутило. Она протянула мне воды, подсаживаясь ближе, не понимая, откуда я знаю ее имя. – Ванни, я Тайфун. Тайфун Эванс. – Что…? – тогда она отстранилась от меня и направила мое лицо на свое, всматриваясь в глаза. – Прекрати, ты пьяна… – Я Тайфун, Ванни! Это я! Почему ты никогда мне не веришь?! Говорила же тетя Маня, что ты иногда как глухая клуша! – выругался я, не совладея собой, а она отскочила в сторону. Ее лицо надо было видеть. Она стояла, ошарашенная, понимая, что только что произошло. Ведь Тайфун в ее представлении никогда не был красивой пьяной девушкой, на вид лет семнадцати. Тайфун Эванс всегда был молокососом, который ничего не мог, как учиться, а теперь он в теле прекрасной красавицы лежал перед ней, утверждая, что это он и есть. – Тайфун, ты что…? Ты с ума сошел?! – закричала она в ужасе, не сводя с меня глаз. – Убирайся вон! Иди домой! Ты что?! Что такое?! – Ванни, мне так страшно.! – тогда из моих глаз посыпались слезы. Я был ужасно пьян и просто не мог себя контролировать. Грудь начала на глазах уменьшаться, я стал прямо у нее на глазах принимать облик того же маленького мальчишки. Рыдая, я кинулся к ней, но она опять оттолкнула меня, приказав немедленно проваливать из этого дома. Ей было все равно на мои чувства, на мои ощущения. Она открыла мне черный вход и выгнала меня, полуголого на улицу. Я помню только то, как я бежал так до дома, весь в слезах, а в памяти замерли слова на ее губах: «Как же я тебя ненавижу!» Всю ночь после произошедшего я лежал в кровати под одеялом, и не мог заснуть, думая о ее словах. Она была для меня всем, она была моей мечтой, принцессой из моих грез. Она всегда была рядом со мной, а теперь бросила меня. Теперь я был ей просто не нужен. Я плакал навзрыд, понимая, что мне совсем не к кому обратиться. Потом в дом пришла тетя Маня и нашла меня под одеялом в собственной рвоте. Я признался ей в том, что произошло. Потом мы сидели вместе на диване, она укутала меня в плед и протирала прохладной тряпкой. У меня был озноб, у меня повысилась температура, и она боялась меня потерять. Она всю ночь сидела рядом, и мы с ней говорили о том, что со мной происходит. На следующий день я проснулся, и первая моя мысль была о том, что, возможно, быть девушкой – иметь второй шанс. Я понимал, что мне придется забыть Ванни, начать новую жизнь с чистого листа. Я много говорил с тетей, и она попросила меня быть осторожным, научиться контролировать то, что со мной происходит. Мы понимали, что мой пока еще не окрепший организм просто не сможет перенести такую огромную гормональную нагрузку, потому я иногда становился девчонкой, а затем много и усиленно занимался спортом, чтобы перебить уровень женских гормонов в крови мужскими. Я принимал много лекарств с гормонами, я постоянно был под присмотром тети. Так было до того момента, пока ее не стало. Болезнь унесла ее слишком быстро, а перед этим она завещала мне свою квартиру, свои вещи. К тому моменту Ванесса уже давно жила у своего бойфренда, и теперь я жил совсем один. Иногда ко мне приходили одноклассники поиграть во что-нибудь, выпить немного, и я выпивал. Иногда я уходил из дома и перевоплощался в девушку, которую назвал Флоренс. Я понимал, что это и имя человека, и название урагана. А что может быть лучше, чем сочетание тайфуна и урагана? Правильно, ничего хорошего в этом и так нет. Я много красился в виде Флоренс, я начал наблюдать за тем, как ведут себя женщины и перенял много жестов, мимики, чтобы никто никогда в жизни не раскусил меня. В виде Флоренс я нравился людям таким. Я мог петь, играть на укулеле или танцевать на пилоне. Люди со мной общались, а кто-то предлагал мне сняться в каком-нибудь журнале. Я тратил много денег на платья для Флорри, храня их дома в шкафу. Потом я становился Тайфуном и шел общаться с мужскими друзьями, заседая где-нибудь в баре или работая доставщиком пиццы. С возрастом я начинал себя чувствовать увереннее. Я следил за внешностью, занимался спортом, читал много книг и постоянно встречался с людьми. Потом у меня начало расти тело, я чувствовал себя привлекательным и таким видели меня другие люди. Многие девушки хотели познакомиться со мной, а я не упускал возможность с кем-нибудь пофлиртовать. Потом случился мой первый опыт с женщиной. Я начал замечать, как после перевоплощения из Флоренс в себя у меня возникала огромная потребность в каком-то резкой гормональной зарядке. Сначала мне достаточно было поцелуев с женщинами, небольшой эрекции, и все проходило. Когда круг красивых девушек вокруг меня вырос, я начал ухаживать поочередно за каждой. Почти сразу же одна из них завела меня к себе домой и разделась до гола, введя меня в ступор. Я вжался спиной в изголовье кровати, но отступать было поздно, и я попробовал заняться с ней любовью, что и стало моим первым шагом вступления во взрослую жизнь. Я чувствовал себя нужным, я постоянно учился новому, я делал им приятно. Я возобновлял мужские гормоны в своем организме, не боясь, что наступит тот момент, когда мой мозг не выдержит. Девушки были от меня без ума, и почти с каждой я сразу же спал, ощущая, как поднимается моя самооценка с каждым разом. Потом я встретился с Ванессой. Я еще учился в школе, на последнем году обучения, и к тому времени я встречался с несколькими подряд девчонками, а она сначала меня не узнала, затем очень удивилась и захотела со мной пообщаться. Она пыталась соблазнить меня короткой юбкой, грязными словами, но я в свои пятнадцать лет переспал уже с таким огромным количеством девчонок, что мне было абсолютно наплевать на нее, ее чувства, ее слова. Теперь Ванесса Невская стала для меня общей массой. Я не обращал на нее внимания, как прежде она на меня, а она бегала за мной подобно тому, как раньше бегал я за ней. Она постоянно кидала мне записки, пыталась подарить что-нибудь, но я был к ней холоден и жесток. Я заговорил с ней лишь на выпускном, когда заметил, что она стоит поодаль от всех и нервно покуривает тонкую сигаретку, наблюдая за тем, как я танцую с другими девчонками. У меня не было каких-то определенных целей на этот вечер, я просто был рад концу школы и с осторожностью выпивал алкоголь, ощущая счастье, которое меня всего переполняло. Затем я просто подошел к ней и у нас завязался разговор. Она говорила о том, что ей одиноко, о том, что я сегодня очень красивый в темно-синем костюме и белоснежной рубашке. Я, как было уже мне привычно, отвечал комплиментом на комплимент. Потом мы немного выпили вместе, и она начала что-то говорить о своих бывших, о том, как ей плохо было без меня. Мне захотелось во что бы там не стало ее проучить. В тот вечер я ухаживал за ней, оказывал ей знаки внимания, нежно касался ее, и это на нее подействовало. Если раньше она кричала мне в спину «ненавижу тебя», то теперь она стояла передо мной на коленях, шепча «хочу тебя» и тихо расстегивала ширинку на моих брюках. Тогда ничего не оставалось, как просто схватить ее на руки и быстро унести в комнату, где на нас напала животная страсть и мы начали буквально сдирать друг с друга одежду, громко дыша друг другу в губы. Алкоголь взял свое, и в ту ночь мы провели время в объятиях друг друга между несколькими актами. Под утро она вновь заговорила о нас. Она говорила о своих бывших, о том каким ужасным был секс с ними, а потом перешла на разговор о нас и нашем будущем, но… – Нет, Ванни, – тогда ответил я ей совершенно спокойно, делая передышку после очередного накала страсти. – У нас с тобой нет будущего. Как я могу стать тебе парнем? – Но… Ты же говорил о том, что я тебе нравлюсь, – в полном недопонимании улыбалась она, хмуря бровки. Я на это только поцеловал ее в губы и прошептал в них: – Это правда. Ты мне нравишься. Ты хороша в постели, у тебя классная задница, ты очень сексуальна. Но не более. – Значит, ты меня больше не любишь? – Моя любовь к тебе была самой большой ошибкой в моей жизни, Ванесса. На том мы расстались. Она обещала иногда писать, но так этого и не сделала. Но меня все устраивало. Я иногда наблюдал за ее записями в сети, а потом вновь и вновь понимал, что ничего у нас с ней просто и не могло быть. У меня была своя жизнь, у нее – своя. Она вышла замуж и родила ребенка, а я остался один, иногда преображаясь в Флоренс, в поиске того самого человека, о котором говорила тетя Маня. Человека, который бы полюбил меня всего. Человека, который полюбил бы меня любым. 135 глава «Плен» РОБЕРТИО: Когда мы собрались с Зои выходить из дома, было уже темно. Улицы были освещены фанарями, открывались ночные клубы, бары. Спеша к машине, я открыл ей дверь такси, а когда она села сразу прыгнул за ней. Назвав адрес, мы начали с ней поспешно пристегиваться. Мы опаздывали уже как на пятнадцать минут на встречу с ее матерью, и я в душе молил о том, чтобы она только нас дождалась. Пока мы ехали, я быстро поправил на себе галстук и взглянул на Зои, которая быстро подкрашивала губы блеском. Уловчившись, я чмокнул ее в них, а она залилась смехом: – Боже, ну что ты наделал… – Буду блестеть, как и ты, – я посмеялся и вытер губы платком, который она мне протянула. – Волнуешься? – Ещё бы. Думаю, любой бы на моем месте волновался. Подумать только, твоя мама младше меня почти на десять лет! – Ровно на десять, – Зои только улыбнулась и поправила мой воротник, взяв мою руку в свою. – Не волнуйся, Боби, все в порядке. Это же моя мама, а не чья-то. Тем более, это человек, который симпатичен Снэйкусу. – Вот я за то и волнуюсь, что Снай рассказал обо мне что-нибудь неприемлемое. Ему есть, о чем рассказать. – Думаю, он бы сделал это намного раньше, а не в такой ситуации. Снэйкус, я уверена, понимает, как это важно для тебя, раз ты сам решил с ней познакомиться. – Может быть… – пожав плечами, я обнял девушку, делая глубокие вздохи. Нервничая, я пытался сосредоточиться на каких-нибудь деталях за окном, и меня уже начинало укачивать, хотя прежде такого со мной никогда не было. Зои мягко обняла меня и прижала к своему плечу: – Успокойся… Пока мы едем, ты можешь подумать о чем-нибудь хорошем или мы можем поговорить. – Зойка, я совсем не знаю, о чем нам говорить. Я потерян. – Ты не потерян, ты просто немного напуган. Это нормально. Думаю, я бы тоже была напугана, если бы знакомилась с твоими родными. Хотя, как видишь, с Карлом мне было просто замечательно. Даже не скажу, что испытывала какой-то дискомфорт. Он так хорошо со мной обходился, что я сразу почувствовала себя нужной. – Безусловно. Ведь ты первая и последняя любовь его дяди. Он знал, что между нами есть некая химия. – Это так, – Зои колыхнула рыжими волосами и довольно зажмурилась. Я дотронулся до ее серёжек и улыбнулся. На них были голубые как ее глаза камушки, и я сразу взглянул ей в смущенное личико. – Что? Что-то не так? – Меня одолевает дикое желание. – Интересное, какое? – она усмехнулась, и я взлохматил ее рыжие локоны. – Увидеть твои детские фотографии, когда мы придем к вам домой. Услышав меня, Зои залилась краской и махнула на меня рукой: – Это ужасно! – Нет, правда! Я бы очень хотел увидеть и вспомнить личико той маленькой упрямой девчонки, которую встретил в Италии! – Робертио, мать честная, мне не нравятся твои мысли. – Дело совсем не в мыслях. Я просто хотел бы увидеть, какой ты была. Я ведь помню тебя лишь такой вот… Ну, еще с пухленькими щечками и недлинными волосами… Стой, – тут меня осенило, и я сел обратно, приглядываясь к ней. – Ты что, похудела за эти два года? – Да, немного. Ты не заметил этого, – похлопала она меня по плечу, оставив в неведении, пока я сам не стал ее допрашивать. – Я правда не придавал этому значению. Ты не была пышечкой, но и не дощечкой… Я просто помню, что ты… – Да, у меня были щечки, волосы по плечи, и я была достаточно увесистой. – Не была. Ты была в самый раз, – серьезно взглянул я ей в глаза, а она их закатила и отвернулась к окну. – Почему ты так неожиданно спросил меня об этом? – Потому что я только сейчас заметил, что ты изменилась. Ты стала выглядеть как-то… Серьезно. – Я выросла. – Дело не в этом. Твое тело просто… Я не знаю, как это объяснить… Твой взгляд, твое тело… Черт возьми, сколько килограмм ты сбросила, Пузырик? Зои надула губы, посмеиваясь. Тогда я втиснулся в ее личное пространство, положив подбородок ей на плечо и зашептал на ухо: – Ты такая худенькая, мне хочется тебя покормить. – Боби, отстань! – она рассмеялась громче, пихая меня в плечо. Розовые щеки еще сильнее покраснели и, почувствовав, что я так просто не отстану, она сделала тяжелый вздох. – Ладно, ладно… Я потеряла семь килограмм. – Что? Как?! – чуть не вскрикнул я, но она вовремя закрыла мне рот своей ладошкой, пожимая плечами. – Боби, ты же врач. Ты должен понимать, отчего и почему люди теряют вес. – Только не говори, что ты была из-за меня в таком стрессе, что потеряла семь килограмм… – Во-первых, я потеряла их за эти два года, прошло много времени. Во-вторых, вовсе не из-за тебя. Я просто иногда не хотела есть, иногда ела одни только овощи, а также занималась йогой. Я тоже имею право заниматься чем-нибудь, несмотря на то, что я врач. Но меня ее слова не убедили. Подумав лишь о том, что она так сильно переживала, так нервничала из-за нашего расставания, мне стало не по себе. Я опять ощутил страшную вину за то, что произошло, и она это заметила. Сжав меня в своих объятиях, она прошептала мне на ухо: – Возможно, я потеряла последние несколько килограмм за тот период, что мы провели с тобой в постели, что думаешь? Ее слова заставили меня улыбнуться. Поразмышляв и вспомнив студенческие годы, я занудным голосом начал шептать ей на ухо: – Максимум один килограмм ты могла потерять, учитывая то, что за десять минут во время полового акта женщина теряет около тридцати одной калории, в то время, как мужчина сорок две. За час у тебя потратилось бы примерно сто восемьдесят шесть. Учитывая то, сколько времени мы… – Стоп, стоп, стоп. Поняла. Не считай, – Пузырик, махая руками, словно коренная итальянка, сжала губы, пытаясь спрятать смущение за волосами. Помолчав немного, посчитав, она кивнула. Я же довольно улыбнулся, приобняв ее за плечи. – Слушай, ты не находишь странным, что мы сейчас сидим в такси перед свиданием с моей мамой и обсуждаем мой вес? – Да, это довольно странно… – на выдохе произнес я и не смог сдержать ухмылку. – Зато теперь я буду знать, как тебе помочь, если на тебе вдруг не застегнется платьице. – Боби! – шикнула она на меня, и мы оба посмеялись. Я замолчал, касаясь ее пальцев своей рукой, теребя лоскут ее платья. Глубоко вздохнув, я посмотрел за окно. До места назначения оставалось совсем немного, и это меня беспокоило больше всего. В памяти было слишком много воспоминаний, связанных со Снаем, и я прикрыл глаза, пытаясь расслабиться. Меня спасала только хрупкая и маленькая, но такая теплая рука Пузырика, которой так крепко держала она мою. ЭВАНС: Пока я шел в магазин за хлебом и молоком, чуть не навернулся на голом льду. Вовремя схватившись за столб, я отдышался и осмотрелся. Улицы были довольно-таки пустые, несмотря на то, что сейчас было всего девять часов вечера. Темное небо над головой сменялось с темно синего до фиолетового, а то и розового цвета. Среди него было видно пару звезд, и я немного задумался, глядя на них, о том мире, который был так интересен другим. Я уже давно не виделся с Маркусом. Я уже очень давно не подрабатывал в баре. Должно быть, коллеги безумно волновались за меня, а за Флоренс тем более. Уж она-то точно была их золотой медалью, ведь только за ее танец предприятие иногда получало заказ в размере восьмисот долларов. Самой же девушке отпадало лишь сто от них, чем я был очень недоволен, но не мог этому препятствовать, так как мне были нужны любые деньги. Теперь же мне платил Робертос, и это при том, что я не ввязывался в грязную работенку и имел дом. Это было для меня гораздо важнее, чем прошлая работа, потому я даже не отвечал на звонки работодателя и коллег. Я понимал, что они сходят с ума, но и мне было непросто становиться девушкой лишь для того, чтобы получить сто долларов, а потом все деньги тратить либо на одежду для их великолепной звездочки Флорри, либо на гормоны в таблетках, либо на сеанс с проституткой, которая бы их возобновила в моем теле. Одно перевоплощение, а уже столько проблем и риска… Зайдя в магазин, я отдышался и, подув на холодные руки, подошел к кассе. Продавщица лет пятидесяти сидела за прилавком с какой-то кислой миной и читала утренние газеты, которые, возможно, специально откладывала на вечер. В этот момент к ней подошел я и она с высокомерием в глазах на меня взглянула: – Что желаете? – Э-э… Молоко будьте добры, – я ей улыбнулся, а она недовольна фыркнула, насмешив меня. – И хлеб, пожалуйста. Свежий. Молоко сегодняшнее? Та лениво поднялась и поплелась к холодильнику, глядя на бутылки с молоком: – У нас все свежее, а вы что думали, молодой человек? Привоз почти каждый день. – Так это же замечательно, – достав кошелек, я в очередной раз осознал, что зрение у меня отвратительное и вблизи я почти ничего не вижу. Оно стало таким с тех пор, как я вернул Джекки в этот мир, теперь его недуг преследует меня навсегда. Сделав глубокий вздох, я достал деньги и посмотрел на бутылку, отойдя чуть подальше. Женщина очень удивилась, а я прищурился и недовольно поднял на нее глаза: – Вы вздумали надо мной посмеяться, мадам? – Что еще не так? – та скривила губы. – Этому молоку два дня. Я попросил свежее, самое свежее. Только-только привезенное. Если я не вижу вблизи это не значит, что я не вижу издали. Ну-ка, быстренько. Иначе не смогу у вас ничего купить, вы меня обмануть хотите. – Слушай, дружок, я сейчас вызову полицию. Что ты грубишь? – Не грублю я. Я попросил свежее молоко для ребенка, а вы мне даете старое, называя меня «дружком» словно собаку. Я могу и поскандалить. У меня жена в полиции работает. На это она сразу как-то воодушевилась и начала искать в холодильнике свежее молоко, которое было убрано в самую даль. Положив его на кассу, заодно и хлеб, свежий на этот раз, она подняла на меня злые глаза и грозно пробурчала: – Что-то еще? – Да. Пачку презервативов. – Тоже свежих? – Да, только привезенных, – усмехнулся я, а она прочистила горло и начала рыться в ящике. – Мне вот интересно, юноша, вот у вас ребенок… Ваш же? – подняла она глаза на меня, а я, не размышляя, кивнул. – Ага. Это я у вас презервативы покупал, просроченные. Так и появился. Та округлила глаза размером с пять рублей и разогнулась, кряхтя, вглядываясь в упаковку: – Дам вам самый маленький размер. S-очка. – Вы обо мне плохого мнения, дамочка. – Нет, вам как раз, – упрямо буркнула она и я посмеялся. – Вот вы мне продадите S-очку вашу, у меня родится еще один ребеночек и я к вам стану еще больше за молоком свежим ходить. Согласны? Та молча опустилась и достала из коробки стандартных размеров приспособления и кинула их на кассу: – Свежие, черт возьми. – Замечательно! – воскликнул я, протягивая ей купюру. Она недобро взглянула на меня, не сводя с меня глаз, и я на нее также, после чего она как-то странно прищурила глаза. Я собирался уходить, но она крикнула. – Эй, постойте, юноша! Не выходите! – тут же выбежала, встав прямо передо мной, и заперла ключом дверь, на что я только с удивлением на нее взглянул. – Я ничего не крал. – Нет же! Я обязана позвонить даме, которая вас разыскивает по всему району. Она отдавала мне фото и своей номер телефона, пообещав за это очень приличную сумму, – старуха начала набирать чей-то номер, застав меня врасплох, а я посмотрел на время и громко прорычал: – Какая еще женщина? Мне идти надо, а вы меня запираете тут! Я сейчас позвоню жене, и она приедет с отрядом полиции! – Ничего, ничего, та вот женщина тоже с полицией дружит. Это они везде объявление развесили, – с телефоном у уха та показала мне бумажку, на которой действительно было мое фото, только на нем мне было шестнадцать лет. По правде сказать, меня это очень напрягло, и я начал нервничать, перебирая все варианты в голове. Быть может, кто-то раскусил, что я Флоренс? А может клиентки охоту развели бывшие? Что происходит? – Здрасьте, это Федоровна вас беспокоит из магазина, вы заходили к нам и объявление нам давали с хлопцем, – уже гудела та в трубку из-за всех сил, хлюпая губами от восторга. – Я его заперла у нас, стоит как миленький. Через сколько вы будете? Сколько? Пытаясь сообразить, как отсюда выбраться, я сначала быстро отправил СМС-ку Римме о том, что попал в неприятности, если меня вдруг кто-то заберет, затем начал обдумывать план побега. Чему меня учили в школе, когда вас ловят в плен? Сохранять спокойствие, без паники. На телефон пришло сообщение, и на душе полегчало. Я уже успел вспотеть, как на экране высветилось сообщение от Риммы: «Едем к тебе. Ты в каком магазине?» Я успел дрожащими пальцами набрать им адрес, и в этот момент старуха вырвала у меня из рук мобильное устройство: – Что вздумал? Звонить в полицию? Тебя разыскивают, а ты тут.! – Вы меня не имеете права держать тут и задерживать. Если вы меня не отпустите, мне придется применить силу, – строго и спокойно сказал я, протягивая к ней руку. – А теперь отдайте, пожалуйста, мне мой телефон, пока я не отключил вас здесь одним ударом. – У меня камеры весят тут, тебя полиция сразу же арестует за насилие, – она надменно улыбнулась и села на свое место. Мне ужасно захотелось пить, и я хотел достать кошелек из куртки, но та закрыла кассу. – Сейчас я не работаю. – Я пить хочу, женщина. – Не умрете, – грубо вякнула она, а я достал из пакета молоко и начал хлебать жидкость прямо из горла, искренне надеясь на то, что меня не охватит паника и я не превращусь в женщину посреди магазина, попав на камеры. Сунув молоко обратно в пакет, я сел на пол и принялся ждать. В руке продавщицы зазвонил рингтон моего телефона, и я рефлекторно подскочил, пытаясь его у нее отобрать, на что она только спрятала его в руке. – Не двигайтесь, сидите на месте! Женщина через пять-десять минут приедет за вами! – Какая к черту женщина?! Вы меня тут насильно держите для какой-то психопатки! – Она обещала мне деньги, сынок. Прости, но такие дела. – Ах ты ж старая с… В этот момент в дверь постучали. Я испугался и обрадовался одновременно, но внутри себя понимал, что Римма просто не могла приехать так быстро, а тем более с Энни. Старуха подошла к двери, и я был наготове бежать, но она только отпихнула меня толстой рукой в сторону кассы. Когда она открыла дверь, там стоял невысокий мужчина с каким-то пафосом на лице. Заметив меня, он кого-то впустил в помещение, а сам встал сзади. Вперед прошла стройная женщина и стоило ей на меня взглянуть, как мне захотелось блевануть. Это была никто иная, как Ванесса Невская, которую я так сильно ненавидел. – Как я не додумался, что кроме тебя никто бы не поступил так подло, – поднял я нос, и тут же получил пощечину от нее. Потом вторую и третью. Когда я вздумал дать ей отпор, рядом с ней встал ее мужик и попытался изобразить какую-то злость, но у него это не получалось. – Ты думал, что сможешь скрыться от меня? Убежать? – начала свирепо шептать Ванесса, довольно глядя мне в глаза. Она опять замахнулась на меня рукой, но ее отвлек мужчина, стоящий рядом: – Кисуня, не трать на него свои нервы. – Кисуня… – прошептал я, посмеиваясь, пытаясь сохранять спокойствие. – Ты до сих пор в своих мечтах представляешь нас двоих, гоняясь за мной, словно сталкер? Прошло столько лет, а ты решила найти меня и поймать? Ради чего? У тебя есть прекрасный подкаблучник позади. – Это мой муж, кретин, – она резко вырвала пакет у меня из рук и вынула оттуда пачку презервативов. – Вот так ты справляешь одиночество без меня, да? Я тебя где только не искала. Тебя ни в баре нет, нигде. И Флоренс таинственно пропала. Нашел, значит, себе конуру, малыш? – Недотрах у сучки, так ей и конура не нужна, лишь бы себе кобеля поискать… – усмехнулся я. Услышав мои слова, мужчина, который стоял рядом, замахнулся на меня, и тут я не постеснялся вмешаться в драку. Найдя в себе силы, я ударил его в нос со всей силы и тот застонал, пытаясь прийти в себя. – Ванесса, что тебе от меня нужно? Если у тебя есть такой «боец», зачем тебе я? – Можно подумать, я за этим тебя ищу. Нет, если бы. Просто правду нужно было открыть тебе с самого начала, а ты бегал от меня. Теперь же ты попался в мои сети, и никуда не убежишь. Если мне надо, я буду держать тебя здесь вечность. В этот момент я как раз снял крышечку с молока и плеснул им ей в лицо. Та вскрикнула и я, пользуясь моментом, выхватил у стоящей рядом продавщицы свой телефон и попытался открыть дверь. Та была напрочь заперта и пришлось разбежаться, чтобы разбить окно плечом. У меня получилось практически сразу и я, пытаясь бежать как можно быстрее, снял ботинки, которые предательски скользили и, прихватив свежий хлеб, спрятался за ближайшим гаражом. Я слышал, как они выбежали, и Ванесса начала громко материться, почти рыдать, кричать на всю улицу: – Я найду тебя, сукин ты сын, Тайфун Эванс! А я спрятался и почти не дышал, пытаясь перевести дух. Выключил телефон. Тело совсем мне не подчинялось, и я закрыл глаза, пытаясь совладать собой. Мне было страшно как тогда, когда я убегал из-под пуль. Только в тот раз за мной бежал ее отчим, а теперь она… Если бы я не сбежал, один черт знает, что бы она со мной сделала. В этот момент кто-то схватил меня за шиворот, закрыв мне рот, и я увидел, что меня из-за всех сил держит тот козел отпущения с кровью из носа. Он повалил меня на землю прямо в снег и начал держать, а я отбивался, жалея о том, что оставил дома пистолет. Ванесса схватила меня за волосы и подняла мою голову на себя за них. Жмурясь от боли, я взглянул на нее и плюнул ей в лицо, а она опять шлепнула меня по щеке и встала, затем ударила меня по лицу ногой. Я уже чувствовал во рту привкус крови. От злости во мне проснулась жажда покончить с ними как можно быстрее и, рыча, я скинул с себя ее придурка, вспомнив, как сделал так со мной Карл Кроу, когда мы дурачились. Затем он перевернул и… «Точно! Все так же, как тогда, когда мы дурачились с Кроу!» Дав ему ногой между ног, я на время его обезвредил. Ванесса нашла какой-то камень, пытаясь им меня ударить по голове, и в этот момент кто-то кинул камнем в нее, дико крича. В следующий момент перед глазами мелькнули красные волосы. Это была Римма Кларден, которая беспощадно скинула Невскую в снег и начала вырывать ее волосы. Около них же стояла коляска, в которой сидела Энни и орала во все горло, привлекая внимание прохожих: – На помощь!!! Избивают инвалида!!! По началу никого не было, но на ее крик быстро приехала полиция, которая сначала схватила Римму, но по крику Энни они начали хватать мужчину с кровью из носа и Невскую. Римму не с первого раза удалось оторвать от Невской, она оказалась слишком свирепой во время злости и буквально кусала ту за руки, за лицо, лишь бы обезвредить ее как можно лучше для других. Отвлечь ее от кровавой битвы смог только я, скрутив за руки: – Все! Все, Римма! Полиция уже тут, остановись! – Дай мне набить ей рыло! – кричала та, краснея от злости. – Отпусти! – Да все в порядке уже, Мулька! Успокойся! – тогда я легонько стукнул ее батоном хлеба и получил в ответ кулаком в грудь. – Чтобы не смела больше к моему козлу подходить, шмара! – крикнула мелкая Энни с коляски Ванессе, которую схватила полиция. Та заметила малявку и на ее лице неожиданно возникла ужасная злость. Она посмотрела на меня и крикнула: – Значит, еще одного ребенка заделал, пока меня не было?! – Какого ребенка? Ты совсем с катушек поехала? – ответил я ей, а она зарычала, пытаясь вырваться из полицейских «объятий». Затем упала на колени и зарыдала. – Ты просто безответственный козел! Я ненавижу тебя! Тебя давно надо было проучить! – Иди ты! – я показал средний палец ее мужику, который показывал его мне, и в этот момент откуда-то послышался детский крик. Навстречу полиции и этим клоунам бежала маленькая девчонка лет шести-семи, плача: – Мама-а! Папа-а! Не надо! Отпустите их! Ванесса обняла дочь, рыдая, а та не отпускала ее, пока полицейские пытались их разнять. Затем наши глаза встретились с ней, и она резко сдернула с дочери шапку, крича: – Посмотри, наконец, в реальность, несчастный ты кобель! Кто тебе роднее – твои шлюхи или родная дочь?! В этот момент внутри меня все перевернулось. Из рук сочилась кровь от все еще разбитого стекла, из магазина выскочила продавщица и что-то начала кричать полиции, но я как будто оглох и перестал чувствовать боль. Я смотрел на ребенка с красными как у меня волосами и вспоминал, как однажды спросил Ванессу о том, не от меня ли у нее ребенок, на что она… Соврала? Я надеялся, что, хотя бы, в тот момент она скажет мне правду. Я так старался обрести семью, я так хотел стать отцом, а теперь я наблюдал за маленькой девчонкой, такой родной и неожиданно моей, что я потерял дар речи и замер на одном месте. – Отпустите меня! – крикнула Ванесса и схватила дочь под руку, подводя ко мне. Затем она грубо дернула ее за рукав, поворачивая ко мне лицом. – Ты не от меня сбегал, а от нее, сволочь. Это твой ребенок! Это твоя дочь! С такими же, черт возьми, красными волосами! Маленький ребенок стоял и не понимал, о чем речь. Она была уверена в том, что знала своих родителей, а теперь с открытым ртом стояла и глядела на меня, словно на что-то новое. Тогда ко мне подошла Римма и дернула меня за плечо: – Пошли отсюда, Тайфун. – Римма… – я начал упираться, но она взяла меня за руку и строго взглянула мне в лицо. – Тебе проблемы нужны? Пошли, не отставай. – Да… – только сказал я и она силой потащила меня, словно безжизненное тело. Дальше я уже ничего не помнил, только удаляющееся лицо маленькой девочки с зелеными как у меня глазами и такое же потерянное выражение лица как тогда, когда я остался совсем один… Маленьким ребенком… 136 глава «Отцы и дети» ЭВАНС: Сидя перед плитой, я думал о том, что произошло сегодня. Я пришел в себя только в тот момент, когда над ухом появилась Римма: – Ты чего чайник не выключаешь? Свистит уже минут пять. – А… – кивнув, я увернул конфорку и продолжил сидеть, размышляя. Заметив меня, Римма села рядом и неожиданно взяла мои руки в свои, рассматривая царапины. Сейчас ее руки показались мне очень горячими. – Пойдем, промоем и прижжем йодом… Тебе нужно больше времени уделять себе, слышишь? Прекрати думать о всякой фигне и сосредоточься на своей жизни, а не на том, что произошло. – Ты же понимаешь, я не могу… – тихо, сквозь ком в горле, сказал я. Из-за всех сил сейчас хотелось прижаться к ней и заплакать в плечо, но я просто не мог показать себя слабаком. Это было, пожалуй, страшнее всего на свете – показать свое настоящее лицо незнакомому человеку. – Все ты можешь, просто убеди себя в этом. Ты кого-то потерял? Нет! Так радуйся тому, что ты жив и у тебя есть те люди, которым ты дорог! – Она моя дочь, Римма! – хрипло выкрикнул я, шумно дыша. Хотелось куда-нибудь убежать, скрыться от всех, отдышаться. Возможно, побить кого-нибудь, чтобы весь адреналин вышел и больше не было так больно во всем теле. – У тебя не было детей. Тебе не понять. – У тебя тоже до этого момента не было детей, а тут вдруг появилась…! Не ведись на провокации какой-то стервы! – Но это правда мой ребёнок! Я спал с этой женщиной, Римма, а еще я был влюблен в нее все свое детство! – А теперь что? Хочешь бегать у нее под каблуком из-за какого-то ребенка? Мы замолчали. Я сел, обхватив голову, шевеля ногами в тазике с теплой ногой. Ботинки так и остались где-то на улице, и теперь мне было ужасно холодно. Римма налила мне чай и сунула чашку в руки: – Очнись, Эванс. У тебя слишком много дел, чтобы думать о том, что произошло. Я понимаю… Я знаю, что твоей мечтой было стать отцом этого красноволосого ребенка, я прекрасно это понимаю, но… Эта девочка тебе совсем чужой человек. – Она – часть меня. – Господи, да пусть она была бы тебе хоть кто, но она все это время жила с другими людьми! Ради чего тебе с ней сейчас связывать свою жизнь? Ради этой стервы, что убивала тебя там, на снегу?! Ради кого?! Неужели ты просто бросишь нас всех и уйдешь к ним лишь из-за того, что там чадо, которое родилось из-за твоего участия в создании?! Ты идиот! – Заткнись! – крикнул я что есть сил. Мне было ужасно паршиво, и я встал, после чего ушел в комнату. Мне хотелось побыть одному, иначе я бы просто сошел с ума. Внутри как будто все кипело. Проходя мимо спальни, я услышал тихий голос: – Тайфун… Приоткрыв дверь, я взглянул в карие глаза Энни и тяжело вздохнул. Она невинно смотрела на меня как на какое-то чудовище и кусала губы: – Подойди сюда… Пожалуйста… – Что на этот раз? – Подойди… Сядь на кровать. Набрав в себя побольше воздуха, я прикрыл за собой дверь и сел рядом с ней. Она внимательно смотрела на меня, после чего опустила глаза и прошептала: – Это правда, да? – Что? – меня уже раздражал этот вопрос, потому я так нервно взглянул на нее, но она и не подумала вздрогнуть. – По поводу той девочки… Неужели ты правда ее папа? – Ты думаешь, я знаю, отец я ее или нет?! – не выдержал такого давления я и зло посмотрел ей в глаза. Она только нахмурила брови и крикнула мне в ответ: – Не повышай на меня голос, козел! Нормально же общались! Почему надо все портить?! – Разве нельзя понять, что я просто хочу побыть в одиночестве?! – Хочешь забиться в угол и порыдать? Да пожалуйста! Но легче тебе от этого не станет! Гораздо лучше обговорить свои эмоции с другим человеком! – На что ты намекаешь? На то, что с тобой поговорить об этом можно?! Да ты знаешь только сколько будет два на два умножить, и всё! Не суй нос в чужие дела, малолетка! – Я думала, мы с тобой друзья! – Мы никогда ими и не были! – крикнул я ей, встав, а она схватила меня за руку и потянула в кровать. Не удержав равновесие, я упал лицом ей в подушку, и она обняла меня, не отпуская. Я сделал несколько попыток уйти, но у меня не получилось, и я почувствовал себя ещё более слабым. Захотелось рыдать, и слёзы хлестнули из глаз. А Эн лежала и гладила мои волосы, утешая меня. Сейчас больше всего мне хотелось, чтобы она не отпускала меня, иначе я бы просто ушел в себя, я бы просто умер от непереносимости такого стресса. Столько всего произошло за последние годы, что меня просто уничтожал сам факт того, что я еще жив. – Поплачь, – я услышал ее шепот у своего уха. – Никто тебя не осуждает. Это нормально, что ты так реагируешь. Всю жизнь мечтать о чем-то, а потом осознать, что оно уже было, а ты столько лет был в неведении… Эванс, никто не запрещает тебе увидеться с ней. Пусть Римма говорит, что хочет, ты же думаешь иначе. Просто… Не пропади. Это очень опасно. А мы не хотим тебя потерять. Ты… Ты очень важен дяде, Зои, Рудику… И мне ты очень важен… Плевать, что думают другие, ты же такой классный, и никто не имеет права тебя осуждать. – Почему же тогда я все эти годы один?.. – Дело не в тебе, Тайфун, а в том, каким тебя хотят видеть люди. Кому-то нравятся такие, другим – другие, а ты такой, каким ты хочешь себя видеть. Ты, конечно, сложный человек, но это твое право… Ты не обязан быть таким, каким ты нравился бы другим. – Я – дерьмо. – В таком случае, я тоже? Я почти что инвалид, я не имею возможности рожать детей… Я же просто отброс! Кто меня такой полюбит? Разве что я сама, Эванс. Вот и тебе стоит полюбить себя. А ты печешься о… – Эн, это мой родной человечек… Моя малышка… Я бы дьяволу душу продал, лишь бы быть все это время рядом с ней… Энни, мне так плохо… – Ну, ну, ну… Жалуйся, я выслушаю. – Энни, мне так обидно… – Да, да, да… Бывает… – она хихикнула у уха и тихонько прижалась щекой к моему лбу. Почувствовав ее тепло, я невольно растаял. Захотелось подольше полежать рядом с ней, чтобы только было это чувство… Зачем мне какой-то разврат, когда женское тепло можно передать обычными объятиями? – Эн, как хорошо, что ты здесь… – прошептал я, хлюпая носом, а она произнесла что-то вроде «угу» и вновь провела рукой по моим волосам. – Ты тот ещё козлина, но тебя тоже можно понять… Тебе тоже нужна забота, а то ты и будешь ходить как одичавший. – Неужели так это выглядит со стороны? – я, наконец, поднял на неё глаза, а она провела рукой по моей щеке и посмеялась. – Господи, какой ты мокрый и противный… – Ты сама разрешила мне поплакать, а теперь ещё осуждаешь! – когда я крикнул, она закрыла мой рот своей рукой и стала серьёзнее. – У тебя губа разбита и руки в крови. Мне кажется, тебе нужно умыться. – Надо бы… – я посмотрел на свои руки и тяжело вздохнул, а Эн опять опустила глаза и улыбнулась. – Это было круто… Когда ты дрался с мужиком той бабы. – О, что ты… Я ничто по сравнению с вами, – я не смог сдержать смех, вспоминая лицо Риммы и крики Эн, когда началась драка. – Кто бы знал, что из вас такая команда! – Ещё бы! Рудик – звер-р-рь! – девчонка посмеялась, и мы опять замолчали. В моей памяти всплывал образ той самой красноволосой девочки, которая так искренно смотрела нам меня. Подумать только, получается, я думал об этом ещё с тех пор, как мы с Ванни переспали, и все это время она была с ней… Такая похожая на меня, совсем не принадлежащая матери. Потому в душе зародилось незнакомое чувство неизведанной прежде мне любви к собственному чаду, хотя я совсем не не знал и даже не полностью смог вспомнить как она выглядит. – Эн, я бы хотел извиниться за то, что накричал на тебя… – на выдохе прошептал я, бессовестно прижимаясь к этому маленькому невинному телу. Девчонка шевельнула рукой под одеялом и промолчала. Понятное дело, я впервые вот так извинялся перед ней, и не это немного настораживало. Затем она села поудобнее, пододвигая свои тяжёлые ноги в себе и кивнула. – Я знаю, что ты не специально. Ты только строишь из себя альфа-самца, целуя взасос Зои, приставая к Римме… По сути ты такой же ребенок как я, – когда я вздумал ей возразить, она повертела головой, – и это не обсуждается. Ты иногда ведёшь себя как полный идиот, не думая ни о ком, прямо как я. Я тоже забываю о том, кто вокруг меня и кто я, когда меня что-то интересует больше всего. Ты был заинтересован в том, чтобы у тебя появился наследник, родной человек, потому последовал за Риммой, а теперь, спустя столько стараний, ты осознаешь, что все была напрасно… – Это вовсе не было напрасно. Я был искренне рад тому, когда вы пришли мне на помощь… Ради того, чтобы обрести такую поддержку, стоило к вам всем лезть и мешаться, – я посмеялся, но она выглядела серьезной. – Римма испугалась за тебя, когда ты ей написал сообщение. В тот момент мне стало беспокойно, а вдруг она любит тебя больше, чем брата… И я начала думать, что было бы с ней, если бы ты добился своего. Я испытала некое облегчение, когда увидела рядом с тобой ту телку и ее дочь. Я сразу поняла, что к чему, и внутренне понадеялась, что теперь ты не будешь принуждать к этому Римму и она останется счастлива с братом… – Тебе не стоит беспокоиться, я и так уже договорился с ней о том, что ничего между нами не будет. – Правда? – она даже немного обрадовалась. – Я рада… – Из-за того, что «этот козел Эванс» не добился своего? – Нет, из-за того, что в тебе ещё есть душа… – После всего, что между нами было, ты ещё в этом сомневалась? – Я и сейчас сомневаюсь, – без стеснения хихикнула она, пытаясь сделать из моих волос нелепую прическу. – Хрен знает, что у тебя на уме теперь… Но, несмотря на это, я бы не хотела, чтобы ты уходил. Ты стал первым, кому я могла бы рассказать свои самые сокровенные секреты. – Например? – Ну, о Флорри… – она заметно смутилась, отведя взгляд, на что я покачал головой и поцокал языком, а она грубо пихнула меня в сторону. – Нет, правда… Я почувствовала эти чувства ещё в тот раз, когда мы встретились… Это глупо, ведь мы виделись всего раз, но я не могу перестать думать о ней… – Я хотел бы тебя переубедить, но, думаю, это бесполезно… – Вот же козел… – она посмеялась, а я не смогу сдержать улыбку. – Мымра. Мы оба посмеялись, затем опять замолчали. Я присел, намереваясь уйти, но она не отпускала мою руку, и я обернулся на неё. Она, не поднимая глаз, на меня смотрела: – Я знаю, что это непросто… И сейчас тебе вообще не в тему… Но не мог бы ты, пожалуйста, когда-нибудь устроить встречу для нас с Флоренс?.. Я хотела бы понять до конца, что со мной такое. Взглянув в эти смущённые карие глаза, я не смог не усмехнуться. Даже когда она упоминала своего Тедди, она так не краснела… Должно быть, она действительно сошла с ума. – Я подумаю… – поджав губы, кивнул я, и она заметно удивилась. – Правда? – Да. Должно же у тебя что-то для себя отложиться по этому поводу. Может, ты просто ошиблась, и должна это осознать. – Да… Да, спасибо! – она хихикнула как-то по-дурацки и сначала схватила себя за розовые щёки, затем протянула руки ко мне. – Чёрт… Можно тебя обнять? – Я бы не хотел, чтобы, когда тебе подарили томик со статьями, ты по этим объятиям посадила бы меня на восемь лет. – Чёрт с тобой, не буду! – она посмеялась и втиснулась ко мне в объятия, довольно хихикая. Обнимая ее, я подумал о том, что сейчас мог бы обнимать свою родную дочь, которая была младше Энни всего лет на пять. Жизнь полна иронии. В коридоре вновь показалась Римма, которая не сразу поняла, что происходит. Когда до нее дошло, она посмеялась и села рядом с нами: – Энни, ты решила перейти на «постарше»? – Ой, Рудик, отвянь… Если не твой, так мой… – прижимаясь ко мне, засмеялась Энни, затем отстранилась и вернулась на свое место. Почему-то мне не хотелось смеяться. Сердце бешено стучало, и я думал о дочери, сдерживая себя. Только бы опять не заплакать… Только бы… – Ты в порядке? – тронула меня за плечо Римма, и я кивнул, не поднимая на неё глаза. – Я заказала нам всем пиццу… Будете? – Ой, я с радостью! Обожаю пиццу! – захлопала в ладоши Энни, довольно хихикая. Она беззаботно смеялась, улыбалась, хлопала в ладоши, и я ей улыбнулся: – Я тоже буду не против… Я… Я ещё и молоко не купил… И батон… Простите… – на душе было так много горя, так много обиды, что глаза опять намокли и я встал с кровати, уходя в ванную. Я просто не мог рыдать у них на глазах, это было самым удачным страхом – показаться другим слабым. Наклонившись над раковиной, я посмотрел на себя и повертел головой. Слёзы бежали ручьями, капая в раковину, и смешивались с водой. У меня было ужасное ощущение того, что в этот момент все внутри меня перевернулось. Прикрыв глаза, я попытался сдержать себя. Я ужасно хотел сейчас выплакать все, что было на душе, но не мог… Позволь я себе больше, женские гормоны в моем теле взяли бы свое и я стал бы Флоренс. В этом доме. В этой ванной. Им слишком рано было говорить о том, что со мной происходит. Слишком рано. Они бы меня не поняли. Никто бы не понял. РОБЕРТИО: Когда такси остановилось у входа в ресторан, мы быстро выбежали и даже не посмотрели, куда нам идти. Я кинул водителю пару купюр и последовал за Пузыриком. Она шла по направлению к высокому светлому зданию, чуть не выворачивая себе на высоких каблуках ноги. Открыв ей дверь в ресторан, я зашёл после и сразу принялся, подобно джентльменам из фильмов, снимать за ней курточку. Она немного смутилась, заметив этот жест, но не стала останавливаться. К нам подошла официантка в ухоженном фартуке и высоким голосом начала: – Вас ожидают за столиком номер тринадцать. Вам наверх по лестнице. – Чёрт возьми, я помял конфеты для твоей мамы… – прошептал ей на ухо я, а она забеспокоилась ещё сильнее, и взяла у меня из рук конфеты, чтобы больше мне такое дело не поручать. – Зои, прости… Просто… – Нет, нет, нет… Все в порядке, нам двоим просто надо успокоиться… Мы опоздали на двадцать минут и просто обязаны выглядеть хорошо и счастливо. – Хорошо звучит, – я ей улыбнулся, а она сделала глубокий вздох и начала подниматься по лестнице вверх. Из-за беспокойства сердце готово было выпрыгнуть из груди, а когда мы начали подниматься по лестнице, я начал искренне молиться о том, чтобы не грохнуться прямо там на глазах у будущей тещи. Поправив прическу, я еще раз взглянул Зои в глаза, и она похлопала меня по плечу, махнув рукой кому-то за столиком. Приглядевшись, я заметил за столом Сная. Он сразу встал на ноги, чтобы нас поприветствовать, а вслед за ним поднялась невысокая женщина с миловидным личиком и протянула мне руку для пожатия: – Здравствуйте. Меня зовут Луиза Пазарикк, я мать Зои. А вы, должно быть…? – Робертио Телио-Лентие, – мгновенно включил я в себе доктора Телио-Лентие и выпрямил спину. Тут же Зои подошла к матери и та, скромно улыбаясь, ее обняла: – Зои! Я рада тебя видеть! Как ты, милая моя? – Ничего, вполне. Отдых лучше работы, разумеется. В последнее время я только и делаю, что отдыхаю, – Пузырик спокойно улыбнулась и встретилась глазами со Снэйкусом, который чувствовал, как оказалось, себя ужаснее всех. Сначала он обнял Зои, натянуто улыбаясь, ничего не сказав, а потом посмотрел на меня и… Замер. – Мы сильно опоздали, и я бы хотел извиниться за это. Сегодня за всех плачу я, – постарался я не обращать внимания на его поведение и пододвинул к Зои стул, чтобы она села. Мать Пузырика, которая была в чем-то похожа с дочерью, смущённо улыбнулась: – Что вы, не стоит. Все в порядке. Мы сами, честно говоря, задержались и пришли достаточно поздно. – Разрешите мне, – когда мы сели, я передал Зои меню и, укрывшись на секунду им, она мне подмигнула. Все идёт как надо. – Думаю, нас всем немного неловко от того, что все произошло так неожиданно, и это знакомство, но я действительно рада, что наконец повстречалась с вами, Робертио, – тихо произнесла мать Пузырика, перелистывая меню. Затем она немного взглянула на Снэйкуса, который до дна выпивал бокал вина. – Кажется, кое-кто тоже очень рад. – О, заметно, – мне понравилось, что Луиза предпочла не оставлять это просто так и подшутила над красноволосым. Тот как ни в чем не бывало посмотрел на нее: – Что? – Ты не хочешь поприветствовать старого друга, Снэйкус? – она положила руку ему на плечо, а тот залился краской и поднял брови. – Какого старого друга? – Снэйкус… – она немного нахмурилась брови, но улыбка не пропала. Тот сделал глоток и посмотрел на меня, а я в свою очередь на него. Сделав первый шаг, я протянул ему руку, и он ее пожал. – Я рад видеть тебя, Снай, – сохраняя полное спокойствие, я ему улыбнулся, а он тоже выдавил улыбку и кивнул. – И я, да… Тоже рад. – Вы уже что-нибудь брали себе, мама? – Пузырик подняла голубые глаза на мать, затем на Снэйкуса, и Луиза повертела головой. – Нет, мы думали подождать вас. Хотя к нам подбегал официант… Сколько? – Ну… Раз пять, – добавил смущённо Снэйкус и замолчал. – Было дело. – Честно говоря, аппетита до этого практически не было, и теперь, когда вы пришли… – женщина нам ярко и искренне улыбнулась, а Зои посмеялась: – Боби, я же говорила тебе, что ты очень аппетитный! В этот момент она под столом коснулась мой ноги, а Снэйкус поперхнулся чаем: – Очень… Луиза, тут нет случайно салфетки? – Держи, конечно, – та только посмеялась и с какой-то радостью в глазах начала смотреть на нас. Она долго переводила глаза то на меня, то на дочь, после чего покраснела щеками и хихикнула: – Зои, ты беременна? – Нет! – сразу ответил я, прикрываясь салфеткой. Я чуть не подавился, как и Снай. Зои же заказала себе воды и пожала плечами: – Нет, мам. Мы с Робертио пока не думали о таком далеком будущем. – Врунишка, – прошептал я ей, а она показала мне язык. – Я могу ошибаться, но мне казалось, что вы, Робертио, с Зои уже давно знакомы, так? – Луиза посмотрела на меня и усмехнулась, а я прочистил горло и кивнул. – Да, можно и так сказать. Мы познакомились два года назад в больнице, вместе работали. – И как вам Зойка? Она хорошая медсестра? – Мамуль, я врач… – с ноткой обиды произнесла Зои, но та слушала меня. – Да, когда мы только познакомились, она работала у меня медсестрой. Врать не буду, сначала мы друг друга не очень полюбили, а потом между нами появилась какая-то химия, ну, помимо хлорки и медикаментов. – Чудесно, так вы изначально коллеги-медики? – Да. Да, это так. Она устроилась к нам в больницу и носила мне конфеты с бананами, – я посмеялся над смущённой Зои, а она надула губы. – А он мне букеты подсовывал от анонимных лиц. В общем, завязалась Санта-Барбара. Но я рада, что все было именно так. – Это так здорово – узнавать тебя такой из других уст, – Луиза по-детски улыбнулась и в этот момент к нам подошёл официант, чтобы принять у нас заказ. Он что-то сказал нам по-итальянски, и я не сразу сориентировался, но мать Зои сразу перевела мне, заметив мое удивление: – Он спрашивает, что вы хотите заказать. – О… Я пока не определился, Луиза, спасибо. Думаю, вам со Снэйкусом стоит сделать заказ первыми. Луиза кивнула и повернулась к Снаю, на лице которого был полный шок от того, что все кроме него знают итальянский язык. – Макарошки… – прошептал он, а Луиза повернулась к официанту: – Per favore, carbonara… А для меня… Caesar salad, con pi? condimento, pi? crostini di pane e pi? acciughe. – Что ты будешь? – тихонько прошептал я, наклонившись к Зои, а она посмотрела сначала на меня, затем на официанта. – Сейчас подумаю… Тут так много всего вкусного… – Возьми все, что хочешь. Я же говорю, я оплачу. – Я не знаю… – прошептала, посмеиваясь, она, затем провела ладонью по меню. – Proviamo con questo, questo, questo, e questo, *[2 - *Это, это, это и это (ит.)] – она быстро показала на салат, горячее блюдо с гарниром, ещё одно блюдо и десерт, затем хлопнула меню и уткнулась мне в плечо. – Ты любишь баранину? Я не знал, – тихо прошептал я, показывая официанту на блюда, которые хочу. Зои пожала плечами и поправила челку. – Я не знаю. Мне просто очень хочется барашка свежего. И… Там такой салат вкусный был, и десерт… Боже… – Зои всегда любила поесть, – заметила Луиза, посмеиваясь над нами, а Зои смущённо опустила глаза, глядя на свои тощие руки: – Мам… – Когда ты была маленькая, ты любила много поесть, это было забавно, – женщина ласково улыбнулась дочери, а та пожала плечами и совсем поникла. – Я не хотела тебя обижать, если ты вдруг… – Никто не спорит, что я была пышечкой. – Вовсе не была, – мать изумлённо подняла брови. – Нет, Зойка. Я имею ввиду… – Сегодня то Боби говорил о моем весе, то ты… Вы сговорились, да? – Если бы я заранее сговорился с твоей мамой, мы бы сейчас так не нервничали, – я боднул ее в плечо и поцеловал в щеку, а она растаяла в улыбке. – Просто ты сейчас хочешь, чтобы я потом угостила тебя «Наполеоном». – Не нужен мне никакой «Наполеон», у меня есть ты. Мы опять замолчали. Луиза немного погрустнела после того, как Зои отреагировала на её шутки, и я сразу отметил для себя, что они обе были слишком чужие друг для друга. Зои уже рассказывала мне о том, что мать часто была от нее поодаль, хотя ее очень любила, потому судьба и сыграла с ними такую злую шутку, и теперь они не могли нормально общаться. – Я отойду в уборную, ладно? – чтобы сгладить неловкое молчание, Зои привстала и ушла, оставив меня наедине с ними. Когда девушка ушла, Луиза мягко посмотрела на Снэйкуса, который смотрел только в телефон, а потом на меня: – Вы… Любите мою дочь, Робертио? – тихо спросила она на итальянском, и я почти сразу уловил смысл её слов. – Да. Да, конечно. Очень. – Вы же знаете, что она непростой человек, правда? Зои очень нужна поддержка близких. – Как и всем нам, синьора. Очень, – я кивнул, оглядываясь. – Я рада, что вы стали для нее этим родным человеком, – Луиза ещё раз улыбнулась и печально вздохнула. – Я очень жалею о том, что не смогла стать для нее им… – Вы можете мне доверять, Луиза, – только спокойно кивнул я и в этот момент нам принесли заказ. 137 глава «Обязательство» КАРЛ: Поздно вечером, когда папа с мамой уже готовились ко сну, а я умывался, в дверь постучали. В ожидании увидеть Анджелино, я без раздумий открыл, но там стоял Эванс, и выглядел он ещё хуже, чем в прошлый раз. Лицо было каким-то каменным, а взгляд поникшим. Что-то мне подсказало, что он просто так бы к нам не пришел посреди ночи, потому я впустил его, а сам начал вытирать мокрое от воды лицо: – Давно с тобой не виделись. Заблудился где-то? – Нет, я сейчас живу с Риммой и Эн, так сказать, вроде помощника… – утомленно сказал он, потирая лоб, и я на него презрительно взглянул. – Меня дядя твой нанял, вроде того. Мне больше негде жить как не там. – Так и что? Как Римма относится к тому, что ты там? – Это она попросила меня оставить. Я для нее что-то вроде правой руки… – Правой руки… – фыркнул демонстративно я, а он тяжело вздохнул и закатил глаза. – Брось, какое сейчас тебе до меня дело? Мы договорились с тобой и ней о том, что я никому не мешаю… Все. Оставь меня в покое. – Каким образом мне тебя в покое оставить, если ты осознанно пришел к нам с родителями домой? К слову, они уже в спальне и пытаются заснуть. – Кроу, я понимаю, что мешаю вам… – Да не в этом дело, – махнув на него рукой, я приземлился на диван рядом и закинул ноги к нему на колени, а он даже не среагировал. Я думал подшутить над ним, но его поведение меня напугало. – Эй? Что-то случилось? Ты непривычно хмурый. – Да, я очень устал… – наконец, выдавил он и тоже прилег по другую сторону от меня, упираясь ногами в мои ноги. Встав с дивана, я взглянул в зелёные томные глаза и сразу понял, что он сам не свой. – У тебя, случаем, температуры нет? – В этом мире у меня нет никаких чувств… И температуры тоже… – Ты выглядишь так… Что произошло? – Ну… – он вздохнул и осмотрелся, пожимая плечами. – Много что… Я тут… Узнал, что я отец, оказывается… Моя бывшая сказала мне об этом буквально несколько часов назад, и теперь я не могу об этом не думать… Такое чувство, будто я был мертв все эти годы и неожиданно воскрес. Либо наоборот. Был жив и… – Не неси ерунды, ты о чем? – подвинув табурет к дивану, я на него сел и всмотрелся в его потерянное лицо. – Не шутишь?.. – К черту шутки… Я серьезно! – почти с надрывом крикнул он, а я хлопнул ему по рту, чтобы он не разбудил родителей. Осмотревшись, я продолжил разговор. – И сколько ему? – Ей. Это девочка. – Хорошо, – с иронией посмеялся я, – ей. – Кажется, около шести-семи лет, я точно не помню… Мне было шестнадцать лет, когда она появилась на свет. И я узнал об этом только вчера. – О, ну я знал, что ты неудачник, но чтобы настолько… – я ему улыбнулся, но он не понял моей шутки и только сильнее ушел в себя. – Эванс, не воспринимай все так серьезно… Я же пошутил. – Не воспринимать все серьезно… а как? Я, чёрт возьми, все эти шесть лет как был отцом и даже не знал об этом! Я все эти годы мечтал о том, чтобы у меня родился ребенок с такими же красными волосами как у меня, чтобы я воспитал его в любви и показал ему мир таким, каким он бы стал для него прекрасным… а теперь я узнаю об этом! И ты мне после этого говоришь не воспринимать все серьезно?! Ты идиот?! – вдруг закричал он, и я не успел его заткнуть. Послышались шаги и дверь открыл отец. Сначала он выглядел очень строгим, но стоило ему увидеть передо мной Эванса, как ему заметно стало легче. МАРКУС: Только мы с Моней решили заснуть, как раздался какой-то крик. Моня вскочила первой, пытаясь понять, кто кричал, затем подняла меня: – Маркус… Кажется, это Карл, либо… – Кто? – сначала я не понял ее домысла, а потом поднял голову с подушки. Раздался второй восклик, и я не стерпел. Только мы с женой решили отдохнуть после нервного дня, а кто-то истерично орет. Причем кому было орать? Либо Карл вдруг сошел с ума, либо кто-то к нам пожаловал. Открыв дверь, я приготовился всех заткнуть, но там сидел Карл на кривой табуретке, а на диване сидел Тайфи с каким-то ужасно грустным лицом. – Что у вас произошло? Очередная ссора? – сделал я глубокий вздох и сел рядом с гостем, укрываясь одеялом. – Эванс? Кроу? Я вас спрашиваю. – У нас все в порядке, пап, просто… – Карл вдруг стал каким-то смущённым. Возможно, они ругались из-за Риммы. Опять. – Это я виноват, простите… Я сам не свой в последнее время, – Эванс же тяжело вздохнул, потирая лоб. – Я решил прийти к вам в такое время и поговорить с кем-нибудь нормальным… Попросить совета… У меня кое-что произошло, и я такой нервный из-за это. – Что такое? – выпрямив спину, спросил его я, а он опустил глаза. – Я… Ну… В общем… – Какая-то баба родила от него шесть лет назад дочь и сказала ему об этом только сегодня, – перебил его Карл, а я не успел его заткнуть. Стоило мне услышать его слова, в груди как-то все сжало за юного красноволосого мальчишку, который сидел возле. – Кроу! – тут же покраснел он, скрестив руки на груди. – А что? Я описал вкратце все, что ты мне сказал. Раз папа тут, то он даст совет как отец. От меня тебе ждать нечего, я могу только сказать, что ты попал, но это тебя не мотивирует. – Шесть лет? – переспросил я, и они замолчали, вопросительно глядя на меня. – Тебе было… – Да, Маркус, мне было шестнадцать. Я начал заниматься непристойностями, когда мне было еще одиннадцать… – Все мы занимались непристойностями, когда нам было одиннадцать, – я ему улыбнулся, а он совсем смутился. Карл же пихнул меня в плечо: – Папа, ну не об это же речь! – Я понимаю, о чем вы. Я просто… Не могу понять, почему ты так опечален, если ты любишь детей и теперь знаешь о том, что ты сам отец, – я положил руку на его плечо, а она прикрыл глаза, опускаясь на диван. – Я знаю. Вроде надо ликовать, радоваться за то, что я теперь отец… Мне казалось, я так этого хотел и был так готов, а теперь… Мне как будто… Страшно? – За что тебе страшно? – Я не знаю, – Эванс тряхнул красными волосами, и я улыбнулся, подумав о том, что, наверное, у его дочурки такого же цвета волосы и его мечта сбылась. – Что-то мне подсказывает, что дочь не примет своего отца, который появился вдруг через шесть лет. У нее уже есть отец, хоть и приемный, и она безусловно меня ненавидит сейчас, когда узнала обо мне… Если Ванесса ей сказала, конечно. – Кто эта Ванесса? – подвинул табурет к нам Карл, хмуря брови. – Это девушка, в которую я был влюблен все детство… Ох, она… Она выросла ужасной, хотя была той, кто много раз спасал меня, когда я был маленьким. Сейчас она является матерью этой девочки и ненавидит меня, и я полностью уверен в том, что эту ненависть она передала и дочери… Нашей дочери. ЭВАНС: Маркус с какой-то заинтересованностью взглянул на меня, затем на Карла и, немного помолчав, улыбнулся: – Она просто не может тебя ненавидеть. За что? Ты не сделал ей ничего плохого. Это проблема той девушки, если она не рассказывала тебе о девочке. Ты ни в чем не виноват. – Я переспал с этой девушкой, вот в чем моя вина. – Ну, знаешь, я так могу и про своих детей сказать, – он улыбнулся как-то по-хулигански и взлохматил волосы Карла, который взвизгнул от неожиданности. – Поверь, Тайфи, я не планировал, что этот шкет появится просто от того, что я перенервничаю в свой первый раз. Я даже не испытывал оргазма, просто… Это произошло по велению судьбы. – Папа, черт возьми, можно без подробностей?.. – зашипел на него Кроу, а тот рассмеялся и потискал сына за щеку. – Я говорю о том, что раз твоя судьба сложилась так, то в чем твоя вина? Мы никогда не можем быть уверены в том, что не станем родителями после половой связи с какой-нибудь красоткой. Тут нет ничьей вины. Это просто судьба. – Тогда у меня судьба с очень странной интенцией… – я пожал плечами, а Кроу кивнул, соглашаясь с моими словами. В этот момент скрипнула дверь спальни и оттуда показалась Моника Кроу. Она тоже была завернута в одеяло и спокойно улыбнулась, заметив меня: – Привет, Тайфун. Маркус, у вас все хорошо? – Да, мы как раз рассуждаем, каким виноватым я должен себя чувствовать, ведь мы с тобой родители двоих детей… – посмеялся Маркус, протягивая руку жене. – Садись, милая. Мы как раз обсуждаем еще одного «виновника». – Так Карл все-таки? – широко раскрыла глаза Моника, и Карл тут же замотал головой: – Да нет же! – Это я, Моника, – мне уже стало немного смешно от сей ситуации, и я приподнял руку, словно в школе, чтобы меня заметили. Моника сначала улыбнулась, затем к ней пришло осознание и на лице появился испуг: – Так… Не поняла… Ты? – Эванс теперь у нас папаша, – как-то чересчур довольно залепетал Маркус Телио-Лентие, как будто я был его сыном, а моя дочь – его внучкой. – О! Поздравляю! – сразу приободрилась Моника, потом снова посмурнела, оглядываясь на Карла. – Боже… Как? Римма? – Нет! – разом крикнули мы с Кроу, а та порозовела щеками и кивнула, замолчав. – Какая-то баба родила от него… – опять начал свою тираду Кроу, но я закрыл ладонью его рот и в этот раз в приподнятом настроении обратился к его родителям: – Я узнал о том, что у меня есть дочь, и я бы хотел с ней увидеться. Ей уже шесть лет. Она полная копия меня. У нее красные волосы и зеленые глаза. Она, наверное, она уже ходит в школу… – я неожиданно осознал, что и боюсь, и радуюсь одновременно. В тот момент, когда я взглянул в лицо этой маленькой девочке, я сразу понял, кто она. Я сразу понял, что она – часть меня. Я был очень напуган и рад одновременно, но посчитал себя сумасшедшим. – Мне кажется, тебе стоит сделать первый шаг и познакомиться с девочкой, – уже тихо сказал Маркус, обнимая за плечо жену, а та одобрительно кивнула. – Не бойся. Ты же хороший парень, почему она должна тебя ненавидеть? – Потому что ее мать… – Неважно как ее настроила мать. Покажи ей, что ты ей родной человек, что она может доверять тебе. Я думаю, это было бы правильно. Ведь ты ее папа, а она твоя дочурка. Нет ничего важнее для дочери, чем нежность и любовь со стороны отца. – Да… Энни тоже так считает, – я ему улыбнулся, а он на минуту замер, чтобы услышать мои слова и над ними поразмышлять, затем кивнул: – Да. Я знаю. РОБЕРТИО: Когда такси остановилось, я вышел и придержал дверь Зои, которая выглядела достаточно уставшей после сегодняшнего дня. Мы сидели в ресторане и много разговаривали, а Пузырик заедала стресс, после которого теперь выглядела как шарик. Переходя с ноги на ногу, она сделала глоток свежего воздуха и обняла меня: – Ты не представляешь, меня уже ноги не держат… – Представляю. Ты помнишь, что нам завтра ехать, разбираться с домом и работой? Пузырик? – Ага… – сонно прошептала она, упираясь лбом в мое плечо. Затем она подняла на меня глаза и хитро улыбнулась. – Знаешь, Боби, ты был хорош. – Правда? – я не сдержал смеха, увидев ее смешное выражение лица. – Да… Ты понравился маме. – Думаешь, больше, чем Снаю? Зои усмехнулась и повертела головой, розовея щеками: – Не так сильно, как мне. Я влюбляюсь в тебя все сильнее и сильнее, аж ноги не держат… – Это потому, что кто-то много ел и пил. Не только сок. – Я нервничала… – она стала чуть тише и выпрямила спину. Сделав шаг, она чуть не упала перед ступеньками в дом, и я ее поймал. – Видно, ты очень сильно нервничала… И слишком много выпила… – А ты так нервничал, что ни глотка не сделал… – прошептала она, становясь на туфли. Заметив, что ее каблук сломался, я поднял ее на руки как принцессу, а она довольно улыбнулась и прилегла мне на грудь, позволяя пронести себя в дом. Аккуратно, без лишних движений, я пронес ее и положил на кухонный диван, затем протянул воды. Она немного выпила и сделала глубокий вздох: – Было классно… – Да. Закрыв дверь, я поставил ее туфельки у входа и подошел к ней, чтобы снять с нее запачканное вином платье. Она мне помогла и высвободилась из него, а под ним, к моему удивлению, был красивый полупрозрачный кружевной лиф. Заметив мой взгляд, нетрезвая Пузырик расстегнула его спереди и отбросила куда-то в сторону, располагаясь на диване. От чувства свободы ей стало легко, и она беззаботно потянулась, схватив меня за рукав: – Неужели тебе не жарко стоять вот так вот.? – Немного, – я посмеялся над ее невинной улыбкой и поцеловал ее в лоб, затем снял с себя пиджак, повесив его на стул. Потом расстегнул брюки, рубашку, и ушел принять прохладный душ. Лишь после этого я аккуратно прилег к ней на диван и накрыл нас теплым пледом, а она поморщилась в полусне: – Боби, ты холодный… – Извини… Потеснись немного… – я посмеялся над ней и приобнял ее за обнаженную талию, прижимая к себе. Зои уже спала, разбросав рыжие волосы по изголовью дивана, а я смотрел на ее милое личико долго-долго, после чего выключил свет и, положив ее голову к себе на грудь, еще раз чмокнул ее в теплый лоб. Она только улыбнулась во сне и продолжила сон. Ей снилось что-то очень хорошее. ЭВАНС: Приоткрыв глаза, я очутился на кухонном диване. Первым же делом поступила мысль взять в руки телефон, что я и сделал в сонном состоянии. Я быстро нашел знакомый номер и позвонил без раздумий. Гудки были долгими, протяжными. Наконец, Невская взяла трубку и хрипло ответила: – Да?.. – Привет, – только и нашелся ответить я после всего, что произошло. Она сразу меня узнала. – Тайфун? Ты хоть на часы смотрел? Что тебе надо? Взглянув на время, я ужаснулся: было уже два часа ночи, и я позвонил ей просто так. – А, черт возьми… Ладно… – я хотел было выключить телефон, но раздался ее номер. – Я не спала. Что тебе надо? – Я думал… Я хотел… – у меня не получалось найти аргумент, а она молчала на том конце трубки словно специально. – В общем… Я бы хотел с ней встретиться. – С кем? – С… Дочерью? – Она тебе не дочь. Ты появился лишь на шестом году, и теперь думаешь, что кто-то тебя назовет «папой»? Ты полный придурок. – Тогда что ты ждала от меня, представив ее мне? Я даже не знаю ее имени. Откуда мне его, бл*ть, знать? – Ты же у нас всемогущий. Можешь в бабу превращаться, а имя ребенка узнать не можешь? – Ванесса, я позвонил тебе в два часа ночи для того, чтобы узнавать ее имя? Ты меня за кого принимаешь? – За козла, которого заинтересовала моя жизнь только сейчас. – Меня твоя жизнь не интересует. Я хочу увидеть ребенка, который от меня родился. Я имею на это полное право, разве нет? Та замолчала. Что-то зашуршало, она что-то ела, раздумывая, потом да нее дошел смысл моих слов, и она тяжело вздохнула: – Я дам тебе один шанс и не даже не думай его потерять. Завтра, после школы у набережной в полтретьего. Я скажу ей, что ты ее заберешь. Наверняка, она устроит истерику, но… Это ты виноват. Я заберу ее на том же месте у тебя в пять часов. Уяснил? – Пришли мне адрес на этот телефон. – Если окажется, что ты опять в какой-то заднице и тебя не найти, ты ее больше не увидишь. – Да, да… – только выдохнул я и выключил телефон. На удивление, разговор с ней оказался мягче, чем я ожидал. Видно, она была настолько уставшая после рабочего дня, что не понимала, о чем говорит. На меня напала какая-то паника. Я так и не смог заснуть, думая о завтрашнем дне. Никто не должен был знать, куда я иду, оттого мне было еще более тошно. Я только начал доверять Эн, Римме, как уже нагло скрывал это от них. Но я должен был это сделать. Обязан. 138 глава «Никуда» МАРКУС: Тайфун ушел где-то в два часа ночи, и мы с Моней быстро отправились в постель. Она прыгнула, словно маленькая девочка, в кровать и сразу укуталась в одеяло, посмеиваясь. Ложась рядом, я прижался плечом к ее плечу, а она, веселая, чмокнула меня в щеку: – Все в порядке? – Да, отлично… Мальчика только немного жаль… – признался я, а она с пониманием кивнула и взяла мою руку в свою. – Маркуся, я уверена в том, что Тайфун справится с этим. В конце концов, он всегда говорил о том, что хочет, чтобы Римма родила для него малыша, и вот… Как говорится, карма. – Это не карма… – я посмеялся, обхватывая рукой ее живот, а она вновь прижала свои губы к моим и сладостно вздохнула. Тонкие женские пальцы коснулись моей щёки. – Это не карма… Это подарок судьбы… – Почему же ты тогда так печален? – Потому что мне немного беспокойно… Даже не немного… – я взглянул ей в зеленые глаза, а она прикусила губу и кивнула, неожиданно погрустнев. – Я не хочу потерять его… – Помнишь, мы дали друг другу слово, что поговорим об этом с Эвансом?.. Может быть, он воскресит нас… И тогда… – А если нет? Я не хочу использовать мальчика в этот момент, когда на него столько всего свалилось. Он доверяет мне. Моника притихла, зарываясь носиком мне в плечо: – У нас… Еще много времени, ничего… – Восемь с половинкой месяцев пройдут незаметно, Моня. Ты, как мать, уже знаешь. – Да… – она немного погрустнела, понимая, что произойдет, если Тайфун нас не воскресит. С нашей стороны создавать дитя было опасно, и мы все равно уже это сделали. Теперь шага назад не было. Только вперед. Он жил внутри Мони, хотя она не жила. После ухода отца, мы с ней остались в комнате, и она рассказала мне обо всем, пока Карл был в своей комнате, несмотря на то, что он уже обо всем знал. Моника ждала третьего ребенка, такого желанного, такого загадочного для нас всех. И этот ребенок был в зоне огромного риска. Как уже говорил Анджелино, он не родится в этом мире, и мы с Моникой тщательно думали над тем, как теперь сделать так, чтобы он попал в тот… Где его дядя, сестра, брат… Вдвоем мы приняли решение, что непременно должны рассказать об этом Эвансу, но как мы могли это сделать, когда он был в таком подавленном состоянии?.. ЭВАНС: Утром я собрался с духом и встал, чтобы приготовить нам всем завтрак. Кинув на сковороду несколько яиц, я сразу схватился за соль и насыпал немного сверху. Потом поставил рядом еще одну небольшую сковороду и вылил туда еще два яйца, засыпав их сахаром. Возможно, Римма и Энни подумают, что я извращенец, но яичница с сахаром была на вкус как карамельный попкорн и я просто не мог ее не сделать. – Доброе утро, – сразу вслед за мной вышла Римма, потягиваясь, и села на диван. – Я удивлена, что ты готовишь завтрак. Неужели за одну ночь ты вдруг приобрел все отцовские способности? – Нет, яичницу все готовить могут, – перевернув румяный «блинчик», я накрыл сковородку крышкой и взглянул на Римму так серьезно, как только мог. Она сразу замолчала, пытаясь сообразить, что я пытаюсь до нее донести. – Мне нужно с тобой поговорить… Я ухожу сегодня в час, чтобы успеть забрать дочь из школы. Заранее тебя предупреждаю, чтобы Энни была под присмотром. – Что? – нахмурила брови Кларден и на секунду мне показалось, что она меня не расслышала. – В смысле, Тайфун? Что ты такое говоришь? – Рим, я принял решение с ней увидеться. Я подумал, что не могу оставлять вас в неведении, понимаешь? – Мне встать и аплодировать тебе за твою честность? – она тяжело вздохнула и встала, подходя ближе. – Мы же разговаривали с тобой об этом. Ты понимаешь, чем все может обернуться? – Тем, что я увижусь с дочерью и она поймет, что я ее настоящий отец… И не какой-нибудь козел, а нормальный человек. – Ты совсем не думаешь о нас с Эн… – она пронзительно посмотрела мне в глаза, но я отвел взгляд. Мне совсем не хотелось с ней ссориться, но я просто не мог по-другому, понимая, что, глядя ей в глаза начну сомневаться в себе. – Рудик, что ты устраиваешь скандалы посреди утра? – выехала на коляске к нам Энни из комнаты еще не переодетая. – Ваши вопли слышно аж в моей комнате. – Я не устраиваю скандалы… – так же злобно зашипела Римма, выглядя все строже и строже. На миг мне показалось, что сейчас она начнет кипеть как чайник. – Эванс, я считала, что ты изменился. А ты все также эгоистичен по отношению к другим. – Я – эгоистичен?! Да ты читаешь мне морали, не давая мне увидеться с дочерью! – крикнул я ей в лицо, не удержав злость, которая внезапно возникла во мне. Энни сидела в коляске и переводила взгляд то на меня, то на Римму. – Пойми, наконец, я не могу вечно быть привязанным к вам! У меня есть своя собственная жизнь и, став вашим помощником, я ее не потерял! – Иди куда хочешь. Только не падай потом в колени, если эта стерва сдаст тебе ребенка. У нас тут не детский дом, – недовольно пробурчала Римма и, не желая меня выслушивать, ушла к себе в комнату. Энни же крикнула ей вдогонку: – Рудик, а что ты имеешь против детей? Почему он не может пойти к своей дочери и с ней познакомиться? – Потому что это абсурд – знакомиться с человеком, которого от него специально скрывали все эти года! – Римма опять выглянула из комнаты, пиная оттуда вещи, которые хотела положить в грязное. – Энни, только не говори мне, что ты его поддерживаешь в этом! Я этого не выдержу! – Выдержишь, – та только усмехнулась и обернулась на красноволосую, ей подмигивая. – Брось, Рим, дай ему узнать ее поближе. Его мечта сбылась, а ты ведешь себя как сварливая мачеха. Малышке тоже нужен отец, и ему нужна она. Никто никого не забирает сюда, они просто встречаются. – Я его уже предупредила. Домой с ребенком не пущу. – Рудик, ну что ты такая злая? Ревности тут не место! – Сдалось мне его ревновать к кому-то. Не хочу потом его проблемы решать за него, вот что! Так бессовестно поступать по отношению к нам с тобой, Энни! – Ну, мы же без него справлялись кое-как, вот и сейчас… – не успела договорить Римма, как мимо нее пронеслась сумка и попала мне прямо в руки. – На! Тут несколько тысяч, сходите куда-нибудь в кафе, повеселитесь… Но я тебя предупредила! – на последнем слове с какой-то болью в голосе сказала Римма, затем ушла в комнату и закрыла за собой дверь. Энни только пожала плечами, глядя на меня, после чего ее взгляд упал на сумку, и она довольно улыбнулась: – Хм… Отстегнешь мне процентик за то, что я тебя перед ней защищала? РОБЕРТИО: Когда Пузырик во сне шевельнула рукой и чуть не сбила меня с дивана, я наконец проснулся. Она потягивалась, сладко мне улыбаясь, а я зевнул и упал головой обратно на подушку: – Господи, как я хочу спать… Сон – это прекрасно… – Согласна, – Зои, шевеля обнаженными ногами у меня в ногах, довольно хихикнула и легла обратно, наблюдая за мной. Ее рука коснулась моих волос и ладонь скользнула вдоль шеи и спины, оставляя на моем теле приятную дрожь. – Доброе утро, Робертио… – Доброе утро, Зойка… – только прошептал я сквозь подушку, наслаждаясь ее тёплыми прикосновениями. Не хотелось никуда вставать. Просто лежать и лежать, ощущая поглаживания и прижимающиеся к спине груди. Я не заметил, как Зои оказалась у меня на спине, массируя мне плечи. – Вчера было классно, да? До скольких ты не спал, раз такой сонный? Наверное, кто-то безумно нервничал… – Конечно, когда перед тобой скидывают с груди красивое белье и остаются голышом… После такого да спать спокойно?.. – я посмеялся вместе с ней и ее руки скользнули вдоль моих бедер. Как бы я этого не хотел, но щёки выдали мое смущение. – Пузырик, прошу тебя, не пускайся в крайности. Там уже запрещённая зона. – Для меня любая открыта, – прошептав мне на ухо, она потянула меня за резинку трусов и резко отпустила ее, и та ударила меня по ягодицам. Я взвизгнул, зыркнув на нее. Рыжеволосая девчонка посмеялась, поднимаясь на ноги и пошатываясь от сонливости. – Такое чувство, будто я вечность не спала… Чувствую тяжесть во все всем теле… Так странно… – Я предлагал тебе поспать дольше, Зои… – пробурчал я, не поднимаясь, и ухватился за ее трусики, что были единственным из одежды на ней, и потянул за них к себе. Она свалилась мне на спину, хихикая, а я приподнялся и начал ее щекотать. Заливаясь смехом, Пазарикк свалилась на диван, махая ногами в воздухе и крича: – Боби! Боби, хватит! Боже! – Это будет наказанием за то, что ты меня разбудила. – Я не специально! – она взвизгнула, когда я ущипнул ее за бочка и плюхнулась мне на грудь, не прекращая заразительно смеяться. – Отпусти, отпусти… Мне надо готовить завтрак… Правда… Робертио… – Кто вчера напился в зюзю? – Я напилась, только отпусти… Отпустив ее, я взглянул ей в глаза, а она мне, ярко улыбаясь. Без всяких слов я просто обнял ее и притянул к себе, бросив на нас плед. Зои обхватила меня руками и прикрыла глаза, а улыбка все не спадала с ее сонного личика: – Я люблю тебя… – А я тебя, Пузырик… – тихо прошептал я ей в ответ, проводя губами по рыжим волосам. Девушка сделала свободный вздох и распласталась рядом со мной, подняв на меня глаза. Ее взгляд скользил по моему лицу, затем она посмотрела на время и присела. – Мы должны собираться… Сегодня очень много дел, а у нас не так много времени. Мы должны возвращаться завтра, помнишь? Я молча кивнул в ее сторону, глядя из-под пледа. Она оглянулась на меня и опять посмеялась, поднимаясь на ноги: – Вставай, соня… Подхватив халат, Пазарикк надела его на голое тело и ушла в ванную, а я продолжил лежать, пытаясь смириться с тем, что поваляться в кровати не удастся. Ни самому, ни с Зоей, которая всю ночь не давала мне заснуть, пинаясь и брыкаясь во сне. Вспомнив ее смешные говоры сквозь сон, я не смог сдержать улыбку. Хотелось поскорее приступить к супружеской жизни, которую теперь оставалось только закрепить узами брака, и я был безумно счастлив, что эта девушка стала для меня тем самым человеком, которого я всю жизнь ждал. Как же мне не хватало этих пинков ночью, разговоров во сне и улыбок… А как заразительно она смеется… С небольшой неловкостью, я вдруг подумал, что хотел бы, чтобы ее смех звучал в моем доме всегда. Неважно, где мы и кто с нами… Пока рядом со мной Пузырик и я слышу ее смешок, я чувствую себя в безопасности. ЭВАНС: Сбивая на ходу прохожих, я бежал от метро к школе, задыхаясь от бега. На перекрестке долго не загорался зеленый свет, и я успел все обдумать, когда он наконец переключился и я продолжил свой путь дальше. Я изо всех сил спешил к ребенку, имени которого даже не знал, и мне было плевать, что об этом бы подумала сейчас Римма. Да, наш разговор сегодня на кухне не задался, но это было не ее дело – как мне поступать с дочерью. Чем больше я об этом думал, тем тяжелее мне становилось на душе, и я начинал сомневаться. Все ли правильно я делаю? Не обернется ли встреча с родной дочерью провалом? Сделав остановку у витрины кондитерской, я посмотрел на себя в отражении и поправил волосы, которые были ужасно разбросаны из-за бега. На глаза попалась касса, на которой кому-то продавали пирожные, и я зашел внутрь, глядя на время и молясь о том, чтобы успеть. Я просто обязан был все успеть вовремя, хотя пунктуальность никогда мне не давалась. Оплатив несколько пирожных, я выбежал с пакетом из магазина и чуть не навернулся на льду, вовремя ухватившись за крыльцо одного из домов. Школа была уже перед глазами, и я перевел дух, чтобы окончательно не сойти с ума от страха. Судорожно сглотнув, я набрал номер Ванессы, та почти сразу ответила: – Да? Что? – Я около школы. Хотел узнать у тебя, где вы? – А, – она ненадолго куда-то исчезла, затем чем-то зашуршала и вновь появилась на связи, – она должна тебя ждать у входа. – Ты предупредила ее, что ее забирает незнакомый человек? – Разумеется, предупредила, Тайфун! Господи, ты словно ребенок! Неужели ты думаешь, что я настолько бестолковая мать? «Именно так», – подумал я, но промолчал. Повесив трубку, а тихонько подошел к выходу школы. Детей уже забирали родители и они быстро садились по машинам, чтобы не запачкаться в грязном дожде, который неожиданно свалился на нас всех зимой. У самого входа я заметил красноволосого ребенка, который был плотно укрыт в тоненькую курточку и тихонько дожидался своего часа. Вспомнив глаза, которыми она на меня посмотрела в нашу первую встречу, я еще раз подумал, правильно ли я делаю, после чего окончательно отбросил все мысли и подошел к ней, сняв капюшон. Она не сразу заметила меня, глядя куда-то вдаль, и тогда я подобрался к ней, сев перед ней на корточки: – Привет? От неожиданности она молча отскочила к стене школы, раскрыв глаза так широко, словно я был самым ужасным на свете. – Привет, – повторил я, пытаясь понять, услышала ли она меня. Она же стояла и испуганно смотрела на меня, вцепившись в лямки ранца. – Я… Я знакомый твоей мамы. Она же говорила тебе о том, что я за тобой приду, да? Несмотря на то, что я разговаривал с ней, она все равно молчала, пытаясь отвлечься на что-нибудь другое. Мимо нас вспорхнула птица и она сразу перевела взгляд на нее, почти игнорируя меня. – С тобой все в порядке? – попробовал я еще раз. Уши заложило от давления, которое резко подскочило, и я сделал несколько спокойных вздохов-выдохов, чтобы прийти в себя. – Меня зовут Тайфун Эванс. А тебя? Я долго думал, как представиться этой девочке. Ведь я ей толком никто, а мое место в ее жизни давно занято другим человеком. Это выглядело странно: незнакомый парень вдруг завел беседу с маленькой девочкой, которая его совсем не знала, и спрашивает ее, как ее зовут, все ли с ней в порядке. Со стороны любой бы подумал, что у меня какие-то плохие намерения, но на самом деле я просто ужасно нервничал и не мог найти слова, признавшись ей в этом честно: – Прости, я очень беспокоюсь. Меня колотит всего изнутри, ведь мы с тобой… Совсем не знакомы и ты, наверное, думаешь, что я странный. В том смысле, что… Что у меня с головой что-то не так, но… Нет, я просто… Не знаю, как завести разговор. Со мной такое впервые, если честно. – Сьюзен, – вдруг послышался ее голос, и я переспросил. Тогда она аккуратно протянула мне руку, укрываясь в ворот куртки и сказала чуть громче. – Сьюзен. Меня зовут Сьюзен. – А… – сообразив, я тихонько взял ее маленькую ручку в свою и ее пожал, ликуя внутри себя. Зелёные глаза, такие же как у меня, с осторожностью блеснули. – А я Тайфун Эванс. – Да, вы уже сказали… – она улыбнулась краем губ, заставив меня смутиться пуще прежнего. – Прости. Так… Сюзанна, да? – Так меня зовет мама, да, – она высунула личико из капюшона и немного его приспустила, кивнув, – но мое имя Сьюзен. Сью. – Сью… Можно тебя звать так, Сью? – я постарался улыбнуться, а она сжалась ещё больше, но кивнула. – Можно. А мне… вас? – Можно на «ты». Ей стало заметно неловко, и она немного пожала плечами. Я тоже был не мало смущен. Прежде я никогда не был загнан в угол так как сейчас и наперед продумывал все, чтобы не ударить лицом в грязь. Мы ещё долго стояли вот так вот молча, после чего я протянул ей пакетик из кондитерского магазина: – Как ты относишься к свежим пирожным, Сью? – Люблю… Только… Мама мне их не разрешает. – Да? Почему? – Она говорит, что пирожные вредят здоровью… – она перевела взгляд с пирожных на меня и опять его увела. В ее взгляде был заметный интерес. – Да? А я считаю, что они нас делают счастливее. Ты голодна? – Не… Немного, – призналась она честно, совсем забившись в угол. Тогда я посмотрел на часы и протянул ей руку, ободряюще ей улыбнувшись: – Я покормлю тебя, ты не будешь против? За моим предложением был только кивок. Она аккуратно, с крайней степенью конфуза, сначала коснулась моей руки, затем уже ее взяла. Когда маленькая ручка оказалась в моей, я почувствовал какое-то необъяснимое чувство ответственности к этому созданию, смесь какой-то настороженности и симпатии. Она была мне совершенно незнакома, но глядя на нее, я невольно вспоминал себя в ее возрасте и поднимал, что яблоко от яблони далеко бы все равно не упало. Я шел и пытался аккуратно и незаметно разглядеть черты ее лица, стараясь не выглядеть чересчур назойливым. Вытянутое личико, аккуратный подбородочек, маленький носик, который смешно шмыгал, когда она о чем-то думала… а ее ручка была очень и очень теплой. От Сью исходила какая-то дивная искренность, которую она не контролировала. Ещё маленький, неиспорченный судьбой ребенок. Неужели это… Мой ребёнок? Правда? Это же не очередной обман? Я иду по улице и держу за руку своего ребенка. Пусть я мало с ней знаком, пусть она меня не знает, но у нас есть то, что никто не сможет у нас отнять… Общие гены. Кто бы знал, что такой человечек может получиться лишь после одной ночи, которая содержала в себе столько разврата, столько лести и конфуза. Почему она должна нести за собой эту ношу в виде родителей, которые толком ей ничего не дали? Почему она должна терпеть мать, которая так халатность к ней относится и отца, который теперь пытается придумать, куда бы ее сводить покушать, чтобы не отравиться. *** Часы тихо тикали на столе и Энни, лёжа в кровати, наблюдала за стрелкой, которая убегала от второй, а потом вновь возвращалась. При том, все это называлось одним словом – время. Неужели время так быстро бежит, практически мчится? Почувствовав сухость в горле, Кроу начала искать вокруг себя стакан воды, но его не было: – Рудик, дай мне попить, пожалуйста… – еле слышно позвала она девушку, и Римма практически сразу ее услышала. – Чай или просто воды? – Чай, если можно… Спасибо, – когда та ушла, Эн осталась наедине со своими мыслями. Она потихоньку осознавала, насколько большой обузой является для всех них со своими ногами. Конечно, у нее есть коляска и руки полностью работают, но ноги практически ничего не чувствуют и не имеют возможности передвигать ее сами. Глядя на голые розовые пятки, выглядывающие из-под одеяла, Эн заметила, что они довольно симпатичные. Ей нравилось ее ноги, хотя они были слабые и беспомощные. Что-то внутри нее надеялось на то, что когда-нибудь они заработают и она сможет пойти. Она сможет нормально ходить, сможет бегать и убегать, сможет прыгать и кружиться на них. Она верила в то, что с такими ногами ее бы принял любимый человек, если бы он однажды появился, и они бы не помешали ничему. Он бы любил ее с ними… наверное. Они же красивые и стройные, такие гладенькие и вытянутые. Если бы она встала, она бы была достаточно высокой для своего возраста, и ей это нравилось. Во сне она не ездила на коляске, а ходила и бегала, как это делала в те минуты, когда рядом были мама с папой… И Тедди… Вот кто любил бы ее любой, пока время убегало и убегало, не оставляя за собой ничего… Поднеся руку к щеке, она вздрогнула, ощутив небольшие слезинки. Она не хотела плакать, у нее в этом не было необходимости. Несмотря на это почему-то на душе было тоскливо и хотелось, чтобы кто-нибудь прижал ее к себе, погладил по голове. В этот момент к ней подошла Римма и аккуратно передала ей чашку, затем посмотрела ей в глаза и ойкнула: – Энни… Что с тобой, милая? – Все в порядке, Рудик, – она только посмеялась, глотая слёзы, и выпрямила спину, присаживаясь. Римма сразу забралась рядом, пытаясь найти причину слёз. – Дать обезболивающее? У тебя все ещё боли? Это нормально. – Нет, нет, все в порядке. У меня ничего не болит. – Эн… – но та все видела, хотя в последнее время не приглядывалась к своей юной подружке. – Ты можешь поговорить со мной, если хочешь. Я всегда буду рада тебя выслушать, слышишь? – Рудик, у тебя есть свои заботы… Не надо только обо мне думать… – Как раз-таки в последнее время я почти о тебе и не забочусь, а вся целиком в своих мыслях. Я очень виню себя за это. Даже сейчас я подошла к тебе лишь тогда, когда ты меня позвала, а до этого сидела и читала в интернете про комы… Какая же это ужасная вещь… Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=56079655&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 * высказывание А. Ахматовой 2 *Это, это, это и это (ит.)