Костёр души

Костёр души Павел Иванович Шилов В этой книге отражена жизнь простых людей, их судьбы, взлёты и падения, боль и радость. Представлены разные жанры: стихи, миниатюры, драма. Костёр души Павел Иванович Шилов © Павел Иванович Шилов, 2020 ISBN 978-5-4498-9844-9 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Павел Иванович Шилов родился 14 мая 1939 года в деревне Сменцево Ярославской области. В деревне окончил 7 классов, после учился в школе механизации сельского хозяйства, работал на целине, служил в армии, приехал в Череповец, работал бульдозеристом, учился в школе рабочей молодёжи, потом перешёл работать на Азотно-туковый завод. С городской газетой «Коммунист» стал сотрудничать, писал репортажи, статьи, очерки. В журнале «Север» вышёл очерк и публицистика. Вскоре у меня пошли стихи, рассказы, романы. В настоящее время в городе Череповце опубликовал книгу стихов, рассказов и роман. Сейчас в издательстве «Издательские решения» «Ридеро» вышли две книги: «Выстрел из вечности» и «Русское авось», а также в Москве в сборниках «Писатель года» « Наследие» за 2013-2014- 2015 годы выходили рассказы и стихи. В сборниках «Стихи» за 2014 и 2016 подборки стихов. Избранное Овин у болота Драма 1 действие Сон Лидии Шауровой – Ох, как болит мой живот! И этот овин проклятый, Стоящий у болота тыщи лет, Кишащий нечистью и мышами. Он изрыгает на меня такую гниль, Как будто я сама давно уже сопрела, А я здесь родила, Василий, первенца Дай, дай же мне сюда младенца. Его я покормлю, укрою своим телом, Я родила его до срока, к чему бы это? Дождь, дождь и в правду нескончаем. О, Боже мой, земля промокла вся. Василий, иди ко мне, погрей меня, сыночка. Как назовём его? Я думаю, Серёжа. Ведь он же наш кровиночка, Василий. Какой же будет он, под стать ли нам? Лидия слышит голос мужа: – Не знаю, Лидия моя, не знаю. Я слышу голос Катьки – вот она. Как будто за стеной шипит и жалит, И гибель предвещает сатана. Уже ль я виноват, что повстречалась ты мне. И сердце забрала, я будто бы во сне. Ты сына родила. Я плачу и страдаю. Люблю тебя, люблю его. О жалость! Но этот голос не даёт покоя. Рядом сидящий сын бормочет пьяным голосом: – Что, старая, шипишь? Ведь ты в квартире. А этот дождь, что льётся на тебя, Холодная водица из под крана. Отец мой – твой муженек Василий, Давно уж дуба дал, и только ты Маячишь здесь, и доченька твоя Татьяна В компании кобелей сюда заходит. Такая ж пьянь, как ты с отцом, Нас сотворившие по пьянке. Что хочешь ты увидеть в нас? Я думаю, уйдём мы дальше вас. Так предназначено нам роком. Мать поднимается и, хватаясь за сердце, плачет. – За что мне эта жуть, сынок, за что? Она меня, как в полымя, бросает. И рвётся сердце на куски. Ведь я тебя взрастила, воспитала. Смотри, какой красивый ты и сильный. Не каждому дана такая благодать. Работа у тебя хорошая была. Но всё пошло под хвост чертям. Сын пинает кровать матери и рычит: – Родная мать, свихнулась ты вообще! Забыла что ли, что нашла меня в овине, Когда сверкала молния, и гром гремел, И дождь хлестал, и меркло всё в округе. Внизу болото было, и лесная хмарь, Мне видно в душу заползла гадюкой. И жжёт меня и жалит и шипи, Как будто проклят я сто тысяч раз Людьми живущими доселе и отныне. Ты поняла? Ты поняла кто я такой? На мне злой рок деревни этой смрадной, В которую вас занесла тогда судьба. Где появился я на свет. Жена Сергея вступается за свекровь: – Оставь старуху мать, Серёжа, Она не заслужила это. Муж взрывается, бьёт жену в лицо и выбрасывает женщин на балкон. – И ты туда. Так получай, Светуня, Кулак мой вправит вам мозги обоим. Балкон же будет вам в награду. В ночных сорочках при луне с морозцем. А я здесь посижу, винца попью, Да посмотрю на вас таких хороших. На балконе мороз за тридцать, свекровь говорит снохе: – Света, смотри, как звёзды на небе взъярились, Какая стынь. Я больше не могу, я замерзаю. Давай кричать, быть может, он очнётся. Сергей Шауров, бьёт мать и жену деревянным брусом и говорит: – Совсем не поняли меня, как будто не хотели. Вы думали, шутить я буду с вами. Сей брус на пятьдесят, он деревянный, Погладит вас по рёбрышкам немножко. Да позабавит и меня. Жена, подставляя руки под удар, чтобы не попал по голове, кричит: – Серёжа мой, очнись. Ведь я люблю тебя. И мать в тебе души не чает. Зачем же бьёшь нас? Ты же убиваешь, Тех, кто роднее всех на свете. Шауров, бросив брус в квартиру, улыбается Зелёными глазами. – Завыли мерзкие создания. Вы не поняли кто я? Я царь, и вселенная эта. Видите, как она скалится, Мириадами ярких глазищ на меня. И ни одной тучки, ни облачка. Что это милые, что? Это моё предназначение и моя судьба. Жена заламывает на голове руки и кричит: – Серёжа мой, очнись, ты болен. Муж наклоняется к самому уху жены и шипит: – Молчи, молчи, злодейка Светка, не ровен час – убью. Свекровь шепчет снохе: – Молчи, молчи, Светлана, давай уйдём, Пускай он пьёт один. Сергей, услышав голос матери, осатанел, схватил мать за руку и резко дёрнул на себя. – Ты что, собака, там бормочешь? Один я пить? Ну, никогда. Садитесь, будем веселиться, Я поздравляю мать тебя за то, Что родила меня в овине, На проклятой земле, гонимой Богом. И вот теперь я здесь, и я твой рок. Родная мать – какое наслаждение. Мать хватается за сердце, рвёт на себе волосы. – Как перенесть мне эту муку, мой Серёжа, Душа в тревоге за тебя за внука. Он будет чище во сто крат тебя. Какую ты даёшь ему науку!? Сын хватает мать за волосы и трясёт её. – Что, что лепечешь ты, старуха? Я душу вытрясу твою гнилую. Давай же остаканимся скорее. Сей озверин, такой он сладкий! Не то на сердце скрежеток когтей Нечистой силы, что вошла в меня Там на болоте ночью мглистой. Мать, заливаясь слезами, воет: – Ох, ох, кровиночка моя – мой первенец. Ты должен быть опорой для меня, А ты что делаешь, Серёжа? Сын отшвыривает мать к стенке, скрипит зубами: – Достала ты меня, достала. Я ненавижу твой дешевый бред. Ты вспомни, как ты родила меня. И как мою сестру Татьяну. Ты знаешь, что такое генофонд. От пьяницы не родится нормальный. В утробе матки я уже сгорел. Да ещё бесы внутрь меня вселились. И вот я, принимай таким, какой я есть. Мать опускается на колени и шамкает: – Грешна я перед вами, дети. Но как мне замолить мой тяжкий грех? Слаба была я – мой Василий всё говорил: «Ну выпей же, ну поддержи меня, родная, Один я выпить не могу». И вот итог. Шауров, поднимая стакан водки, ехидничает: – Итог прекрасный, моя мать. Вы всё с отцом сумели сделать славно. Татьяна, дочь твоя, и я – мы вольные. А это главное. Гуляй и пей – наш идеал. Спляши, спляши, я посмотрю. Ну, что ты тянешь, развалюха. Забыла брус, он под столом. Сын ткнулся носом в край стола. Сноха шепчет свекрови: – Кажись, он задремал, мать отдохни. Ночь коротка, и сон его недолгий. Пройдёт не больше полчаса, он встанет И тогда, не даст нам спать до самого утра. Серёжа мурлыкает про себя. – Уснули. Ну, уж кукиш вам. Сейчас узнаете, кто я. Я тихо, тихо подкрадусь И вдарю я ей между глаз. Сноха очнулась, свекровь лежит под кроватью. Светлана – Очнулась мать, кровь из ушей. Что это, милая, с тобою? Мать – Не знаю, Света, я спала. Вдруг, будто обухом, меня По голове огрели сверху. Сноха – Давай, я помогу, ложись, мать, на диван. Мать – Ой, Света, не могу, сварились мои мозги. И ног я не могу поднять, они как ватные. О, Боже мой, я инвалид, а голова моя, Как будто в плечи вдавлена стотонным грузом. Сноха – Ужели это мой, ужели мой Серёжа! Да вроде же он спит, не шевелясь. Наверное, тебя ударил паралич. Мать – Не знаю, милая, не знаю. Я скоро, видимо, умру. Не долог мне остался жизни миг. Сноха – Ты что, мать, говоришь! Ведь ты так молода. И сил в тебе так много. Мать – Какие силы, Светочка, Какие? Отбито мясо от костей. Я изнутри уже гнию. Василий тешился, теперь сынок. Сергей поднимается с постели, разминает руки и тело и, озлобляясь, бьёт кулаком по столу. – О, бабье царство – гниль воронья. Где озверин – наш лучший друг. Светлана, водки нам скорее. Не то внутри взорвётся сердце – бомба. И отойдёт моя душа. Жена вздыхает. – Да ночь же на дворе, Серёжа! Какая водка – три часа. Муж хватает жену за волосы, тычет лицом в стену. – Ты поняла? Ты поняла? Я слов на ветер не бросаю. Ларёк под носом, чтобы ты За пять минут туда сбежала. А где мать, Светка? Жена простонала. – Она упала с табуретки. Кровь из ушей, сознание потеряла. Муж снова хватает жену за волосы, дергает и Зажимает голову между колен. – Кто ей ударил – ты сноха? Не угодила чем свекровь тебе? Всё вроде бы у нас лады. Вот только на столе нет зелия услады. Скорее, Светка, не гневи меня. А я поговорю с мамашей. Жена уходит. Сын подсаживается к матери, кладёт тяжелую руку ей на плечи, заглядывает в глаза. Мать говорит: – Зачем ты мучаешь меня, Серёжа? Убей! Честнее будет. Ужели подлая душа исподтишка В тебе теснится, чернее ночи. На Светку валишь, но она здесь ни при чём. Тебе нужна квартира, чтобы пропить её. Сын, багровея и наливаясь кровью, вздыхает: – Ты что, родная мать, вообще рехнулась. Да разве я, твой сын, тебя могу по голове? Мать, заламывая руки, стонет: – Да, да, конечно, ты не смог. Наверное, сноха меня так гвозданула. Но только чем, да и зачем? Ведь я не враг ей, видит Бог. Сын, успокаиваясь, кричит: – Забудь про Бога, мать, забудь. Он не причём – злодейка Светка Тебя со света хочет сжить, Чтобы хозяйкой полной быть. Её, её проказы эти! Квартира – вот всему вина. Давно, давно я замечаю. Что пред тобою лебезит она. Видать, почуяла чего-то. Мать печально вздыхает. – Как не почуять, я же труп, Серёжа. В чём только держится душа моя, Коль мясо от костей отбито. А я хожу, огонь и боль сжигает тело. Как дальше жить? Добей, добей меня, сынок. Не надо врать, не маленькая я. Я знаю, кто ты, кто она. Сын, возмущённо изрыгает горлом: – Ах так, ах так! Я понимаю. Ты хочешь, чтобы я в тюрягу сел. Из-за тебя и из-за Светки. Не выйдет, милые, не выйдет. Вы сами, стервы, виноваты, Что я вас бью, зачем мне капать на мозги? Не бью я вас, поймите это, я вас воспитываю. Мать изумлённо вздыхает. – Какой ты воспитатель, мой Серёжа. Родную мать так гвоздануть. 2 действие. Сын призывает мать. – Замри, замри – её я слышу голос, Который призывает бить тебя. Да вот же, вот же и она за шторой спряталась. Мать – Да где? Да где она? Свихнулся ты, однако. Сын – Не знаю. Может быть. Да вот же, вот же и она, Ужель не видишь? Мать – Красивая? Сын – Да, да и молодая. Мать – Не вижу ничего, всё это бред. Сын – Ах бред! Так что ж ты захрипела? Ведь я не трогаю тебя. Ни пальчиком, ни даже мыслью. Ты поняла, ты поняла, кто я такой? Мать – Ты демон, демон. Я крещусь, Хоть запрещаешь ты мне. Скажи, скажи, как выглядит она? Наверно, рыжая, зелёные глаза. Сын – Права ты мать, как в точку положила. Она стройна и рыжая такая, Что он неё нельзя отвесть глаза. Магнит какой-то в ней, магнит, А может быть, огонь, сжигающий меня. Мать – Сынок, да это ж Катька – блудница отца. Быть может, ведьма. Она же понесла От нашего отца ребёнка, потом пропала. Говорил народ, что с бабкою колдуньей якшалась. Та бабушка давно уж умерла. И Катьке этой ремесло своё Передала, как будто тёмной ночью. Там на болоте, где овин. И где я родила тебя – мучитель мой. Наверное, она нас привела туда с отцом. Когда мы заблудились, он твердил: «Иди, иди – вон женщина идёт. Кажись деревня рядом, скоро выйдем». Сын – Мама, мама, она улыбается. Кличет меня и зовёт с собой. Мамочка, мама, видишь, батько наш! Да вон и дед мой и кто-то другой. Все они рядышком, слитые вместе. Что это мамочка, что? Мать – Не знаю я. Ох, сын, не знаю. Здесь что-то тёмное, я не пойму. Сын – Ой, мама, мамочка, здесь корень древа. Смотри, смотри на сто веков назад. Какие были мы, какие наши дети. Всё, всё, как на экране чёрно-белом. Она мне показала, кто я есть. Мать – Так кто же ты, Серёжа? Сын – Я негодяй. В крови моя душа и руки. Мать – Ах, Катька, Катька – злобная душа. Зачем ты это показала? Зачем ушла от Бога Ты? Из-за шторы выходит ведьма. – Да, чтобы мстить вам, Я ж его любила, а он ушёл к тебе. А как же сын мой —кровь его и плоть? Родился хилым и нервозным. Всё от того, что я переживала. И вскоре умер он, тогда пошла я к бабке. Она сказала мне, что делать. И тут же умерла, счастливая А я хожу, душа моя в усладе. Послала Василька в Чернобыль. Он радиацию схватил, потом злодейство совершил. Не отмолённое веками, и вот он здесь. Сын – Ой, мама, мама, смотри мой предок. Князь Шауров, людей казнит в овине этом. Вон извивается на дыбе человек, а вон ещё. Он ожигает сталью раскалённой Своих врагов и песенки поёт. С ним двое мужиков – глаза кровавые, Берут покойников, в болоте топят. А рядом, рядом крик и стон людей, Которых выгнали смотреть на казнь и муки. Мать – Да сколь ж это было лет назад? Сын – Не знаю мать – мне кажется, столетия Прошли с тех пор, но видишь, до сих пор Там всё бурлит и стонет неуёмно. Как страшно, мама, видеть свой порок. Конечно, он не мой – моих он предков. Но нити тянуться ко мне и дальше. Ведьма – Ну что, Серёжа, ты доволен Видением этим, я могу продлить Чарующие эти провидения. Как жили предки в ужасе и зле. И как они копили злобу магнетизма, Которая к невинным душам липнет. Богата энергетика твоя. Смотри, смотри, как зависает Она в квартире этой, милый мой. Мать – Ты не ушла ещё, о горе! Квартира проклята моя. Когда и крест не помогает. Молитв не знаю я – беда. Сынок, крестись, зови на помощь Бога. Сын – О, мать! Не знаю я ведь Бога. Ни разу я его не звал на помощь. Знал озверин, и с ним я сжился. Наверное, умру в его объятиях. Мой батько был не промах пить, И ты ему не уступала. Ведьма – Семейка – чудо, вся спилась. Я рада, как я рада. Отмщение моё свершилось. И остов древа не угас. Пойдёшь, пойдёшь ты дальше всех. О милый мой, о друг Серёжа. Я молода, хоть годы пронеслись. Любой мужчина смотрит на меня. И жаждет ласки – вот кто я. Серёжа, скинь её с балкона. Потом любить тебя я буду, ненаглядный. У сына на глазах и у жены. Мать – Ох, нечисть ты! Сгинь, сгинь скорее! 3 действие Ведьма исчезает. Открывается дверь, заходит жена. Жена – Пришла, пришла я, мой Серёжа. За мною гнался кто-то до дверей. Едва я ноги унесла, кричала, но никто не вышел. Ужель не слышал, ты, мой муж? Меня трясёт, я не могу. Муж – Ты потаскуха – вот ты кто, Светлана. А я, дурак, ещё женился не тебе. Ведь ночь. И ты сумела всё же Найти младого кобеля. Уж стерва ты, уж стерва – это точно. Да ладно, бить тебя не буду. Потом. Давайте выпьем озверина. Жена – Ты что! Ты что, Серёжа, говоришь такое!? Я вся дрожу от страха, Боже мой! Наверное, маньяк за мною гнался. Ужель не жаль тебе меня? Муж – Конечно, жаль тебя, моя Светлана. Но это похоть бьёт в тебе ключом. Мать – Очнись, очнись, очнись, Серёжа! Чего напраслину плетёшь. Жена верна, верна тебе. Муж – Ах, сговорились – сучье племя. Не знаю Светку что ли я? Она без кобелей не может. Такая уж её душа, под стать и тело. Но я-то, я-то – не дурак, всё вижу. Жена – Серёжа, что ты говоришь, Серёжа! Ведь я люблю тебя, люблю. Как доказать свою мне верность? Муж – Зачем доказывать – факт на лицо. Глухая ночь, кругом покой и тишь, Но у тебя и в этот поздний час Кобель нашёлся, а что же днём? Мать – Мой муж – покойничек Василий Таким же был. Кто глянет на меня, а он уж на дыбы. Сын – Ты что, красивая была?     Мать – Не знаю. Бог ведь не обидел, Коль Катьку рыжую оставил он. Слышится голос ведьмы: – Не гни старуха нос, ты устарела. Кто на тебя теперь глядит? Я вас к концу вела и вот итог. В вине вы захлебнулись, жизни нету. И злобой дышит всё вокруг. Смотри соперница моя. Как я любить сыночка буду. Ведь он кровиночка твоя. Она раздевается у всех на глазах, сверкнуло молодое, холёное тело, топнула красивой точёной ножкой и взвизгнула: – Ну что стоишь, Серёжа мой? Иди скорей ко мне в объятия. Да скинь с себя ты балахон, Не нужен он, пусть видят все. Как хорошо нам, столько страсти. Сергей бросился в объятия ведьмы, и они покатились по полу квартиры. Мать и жена слышали стоны и всхлипы, и зелёное свечение доходило и до них. У матери остановилось сердце, и она упала рядом. Жена истерически забилась и потеряла рассудок. Ведьма очнулась первая и сказала: – Ну вот и всё, мой дорогой Серёжа. Моя соперница мертва. Жена твоя рассудок потеряла. Всё, всё, как я задумала, свершилось. О, как я рада! Каков конец, Василий. Меня ты бросил, я так страдала, Что душу продала нечистой силе. И я не каюсь – ведьма я. Серёжа, медленно приходя в себя, воскликнул: – Да ты старуха, Катька! Зачем же взбаламутила меня? Ведь я люблю тебя со всею страстью. Ведьма, не скрывая своего счастья, воспалила тирадой: – В тебе я видела отца, Серёжа, Который душу отнял у меня. Василий, он единственный мужчина, Он до сих пор во мне и днём и ночью. Что делать мне, его уж нет. Зачем мне красота, ведь я старуха. Я красоту растратила на месть. Но дело сделано, я ухожу со сцены. Сергей, прощай – твой жизни миг Не долог, скоро оборвётся. Коль дело заимел со мной. Там на болоте встретимся все вместе. Отец твой, я ты, мы прокляты людьми и Богом. КОНЕЦ . Стихи На жертвенном огне (Пародия). Любовь моя – одна обуза, И жжёт меня и жалит и гудит, Неужто в этом моя муза, Скажите, мне не повредит? Она лукава и коварна, Я к ней спешу и день и ночь. Хочу словить я где-то парня. А он кричит: пошла ты прочь. Эх, боль моя – любовь могучая, Я вся горю в её огне, Она такая – дрянь едучая, Кипит и жалится во мне. Шумит холодная река, На постаменте монолитном, Из бронзы вылит на века, Стоит Пётр с родиною слитно. Корнями в землю эту врос, Над ним года уже не властны. Всё тот же на лице вопрос, Всё тот же взгляд самодержавный. А годы, как их удержать? Так и застыл на всём галопе, Чтобы поднять из тьмы холопов Для нас поймите ж – головная боль. Сейчас мы все находимся в полёте, Признание в любви О сколько лжи летит с телеэкрана! О, Боже, как искусственны вожди. И льют елей из грязного стакана. Кричат народу: милый, подожди. Ещё мы не привыкли к этой пытке, Ещё силён в сердцах у нас порыв, Мы не хотим уже терпеть убытки. Ведь это ж, братцы, в никуда обрыв. Ну, что вам, старцы, дали эти льготы? Для нас же это головная боль. Мы все сейчас находимся в полёте, А вы нам сыплите на рану соль. Везде и всюду мы за вас в ответе, Рвём сердце лихо, не щадя себя. Поймите вы – на белом свете, Жить можно только вас любя. И дума думает о вас Ну, горячо, ну про запас, Её молитвы и успехи, Закроют общие прорехи, И будет радостный анфас. Тихим омутом век куражится, Серебрится тяжёлый след, И душа моя в вихре плавится, От российских коварных бед. Кто сильней и наглей, тот славится, Грудь вперёд, наизнанку кулак, Он идёт по земле и хвалится, Что он свой и совсем не дурак. А за ним вереница несчастий, Плач детей, скрип зубов стариков. Вот он родина милая – падший В мир страстей и презрения оков. Голосуйте, какой я хороший, Люди добрые, видите все. Заметает следочки пороша, И душа моя в жарком огне. Топор Топор с истёртой рукоятью, Минувших лет простой певец, Лежит, забытый под кроватью, С тех пор как в ночь ушёл отец. Он заржавел. Его с любовью Давно не трогала рука. Не спорит звонко с яркой новью — Он отслужил свои века. А помню дед – грудь нараспашку — Дома в деревне возводил. Топор звенел, и щепки в пляске Летели с пахнущих стропил. Когда топор я поднимая, Касаюсь лезвия рукой, Как будто книгу раскрываю О родословной трудовой. 1993 год До чего Россия ты дошла, Что носки из-за границы возят. Продают по паре нам – ОЛЛА!!! И тебя любимая позорят. Стыдно мне, держу я их в руках, Вспоминая партии призывы. Всё пропало на моих глазах. Всё ушло: любовь, надрыв, порывы. В магазине пусто, злой народ, И гремят с трибун слова и речи, И идём, как кажется мне вброд, В темноте, не зажигая свечи. Где они? Не знаю я и сам. Только больно, больно мне отныне, До чего дошли мы – просто срам, Перепутав и песок и глину. Строили мы зданье из песка, Но забыли добавлять цемента. Рухнуло оно, в груди тоска. Ну, куда теперь друзья момента? Снова кровь и русская беда. Сколько ж будем лить её, о люди!?. Ведь она живая – не вода. И её не принесёшь на блюде. Русь моя – родная сторона. Крик души в глазах народа вижу. Чтоб не пролилась сейчас она, Закричи, заплачь, что не обижу. Детская картинка моей памяти 9 мая 1945года, во мне до сих пор живёт и здравствует. Я вижу её чётко как будто и не было пролетевших десятилетий, когда народ, вышедший на улицу, прыгал и кричал, пел и веселился. Люди целовались, обнимались и плакали. Было что-то такое, о чём вот так просто и не скажешь. А гармонь ревела, надрывая басы. Гармонист давил на клавиши в каком-то диком настрое, и кричал: – Бабы, победа! День победы В разгаре, нежно излучая, Тепло и радость и любовь, Пришла весна, а мы, стеная, С сестрой несём вязанки дров. И серебрится луч зеркальный Росой янтарною омыт. А дома за стеной тесовой, Пластом на койке мать лежит. В деревне яро раздаётся Гармоники гортанный звук. Победа! В сердце песня льётся, Прошла печаль седых разлук. Прошла печаль и спозаранку Народ толпится у реки, Ретиво пляшут под тальянку, И молодёжь и старики. Лишь в нашем доме не до песен, В последний день войны пришла, Эх, похоронка! Мир стал тесен. И боль стреножила сердца. Отца не стало, ветер шалый В ветвях берёзы шелестел, Да от войны народ усталый, От счастья дико захмелел. Глухарь Ещё поляна в сновидении, Ещё и солнце не взошло, А уж в любовном упоении, Глухарь взыграл, нашло, нашло. Хвост чёрным веером трепещет, Грудь гордо выставив вперёд. Идёт глухарь, любовью плещет, Настал его весны черёд. Урок Я вывел трактор рано поутру, Я дёргал рычаги машины грузной, Скорей, скорей – ползти не по нутру. Казалось мне, работать так и нужно. Земля парила, тяжело дыша. Плуг лихорадило, а я не видел это. А бригадир подходит не спеша. И говорит: – О, как земля прогрета! Сел на сидение рядышком со мной, Повёл машину, как нельзя спокойно. Валы земли за нашею спиной Легли, как это, мастера достойно. – Ты не спеши, но сделай, чтоб взглянуть Не стыдно было на свою работу. Коль проявил душевную заботу, Земля тебя не может обмануть. Я приду домой усталый, Засвечу в избе огонь. В окна бьётся ветер шалый, Издавая тихий стон. Что мне ветер, если рядом Пламя мечется в печи. И уха дымится паром, Хоть пляши, а хоть кричи. Кот мурлычет на диване. Тишина, покой в избе. Заживает в сердце рана. Забываю о тебе. Тот день Я не забуду светлый день. Когда кругом благоухало. Черёмух буйно росших тень Меня от солнца закрывала. И было радостно, тепло. И было чудно в этом мире. В мой детский мозг добро вошло, Задев таинственную лиру. И мама радостна была. Сестрёнка куклами играла. Всё хорошо, и жизнь цвела. Всё хорошо, – кругом шептало. Не думал я, что в этот день. Такой прекрасный кто-то гибнет. Не знал я, что отец погибнет. Смертельно раненый в тот день. Я улёгся спать на сеновале. В тихом доме, где я жил и рос. Наклонясь, черёмуха в печали Ласково коснулась тут волос. А усталость так и не слетела, Только в полусонной дремоте Слышал, как она мне грустно пела О своей цветущей красоте. Было тихо, ночь благоухала. С неба лился ярко-лунный свет. И корова на дворе жевала Травяной душистый винегрет. Мне казалось, из далёкого далёка Детство вновь вернулось вдруг ко мне Задубелой радостью до срока, Что влачится где-то в стороне. Я увидел то, что было мило За рекою пролетевших лет. И тревожно резвое заныло Сердце, излучая дивный свет. На какой-то незаметной грани Что-то лопнуло в груди, болит. Ох, зачем незаживающую рану В город еду я лечить? Осень Полусонный и заброшенный, Лес, насупившись, стоит. Я иду тропой нехоженой, Как мне сердце повелит. На плече двустволка тульская, Нож на поясе висит. Грусть кругом – такая русская, Красной медью шелестит. Покрывается хрустальным Льдом ручей, в лучах искрясь. И напев зимы кандальный Льётся в душу, не спросясь. Судьба Снег падает густо, но тихо. Порхает ребяческий дух. У школы сидит сторожиха, Как прежде, ударившись в слух. Следочка не видно. Дорожки Кой- где от её сапогов. Где бегали школьников ножки, Сегодня поленница дров. И света в окошках не видно. Зачем ей одной и к чему? И горько старушке, обидно. А вымолвить это – кому? Снег падает густо, но тихо Порхает ребяческий дух. У школы сидит сторожиха, Как прежде, ударившись вслух. Опять струится кровь, И гнев народа брызжет. Ликуют недруги твои, о, Русь! Мне больно за тебя, я плачу и молюсь. О, Боже, дай России силы. Воспламени её духовный лик. Не то она опять за вилы Убьёт себя под дикий крик. Мать Провожает меня мама в поле, Когда в город уезжаю я. Содрогаясь, смотрит, и от боли На щеке горючая слеза. Горбится, стараясь распрямиться. Тёмными руками, как земля, Обнимает и немного злится, Что опять осталась вновь одна. Шепчет: «Пережить бы только стужу, А уж летом соберутся в отчий дом. Говорливостью, весельем окружат Дети, внуки – вот и счастье в том». Девчонка Стоит девчонка с папиросой, Глаз вызывающе косит. Она пришла сюда без спроса Родных, кто ей сейчас запретит. Ресницы, веки подведёны. В глазах беснующий огонь. Её пути не проторёны. Попробуй, ну задень, ну тронь. От сна разбуженная страстность Не ждёт, когда к ней принц придёт. «Подумашь эка, эка важность, Коль не идёт, сама найдёт». К чему божественность и нежность Ланит природы, естество Девчонки дерзкая небрежность Забилась в слово мастерство. Забыты нравы и отличия, И божество, и кротость лиц. А снятся мальчикам приличье, И неприступный взгляд цариц. Русь Опять промокли небеса. Душа тревожно колобродит. Я слышу желчи словеса Над полем ветер злобно носит. О, горько, горько, мысли вспять. Враждебный вихрь из-за кордона Летит, чтоб родину отнять, Взрывая пелену заслона. Утробный гул его тяжёл, И зависть дикая трепещет Сминает всё, что я нашёл, Здесь боль моя по сердцу хлещет. Бегу я в лес, где в тишине — Так умилительно и чисто. Такая ты милее мне. Русь милая, с тобой не мглисто. В траву я лягу под сосной. Пусть льётся дождь, пусть воет вьюга. Я здесь тебе, земля, родной. Ты мне любимая подруга. Я кровь и плоть весь от тебя. Ты в жизни мне – моя опора. В чужой стране тебя любя, Я не найду себе простора. Так разве я тебя отдам, Моя любимая Россия, На поругание врагам, Вот это русская мессия! Ссора На небе тучи, хмарь седая. Душа скрипит, чего-то ждёт. И ты от злости, приседая, Кричишь, сжимая синий рот. Во мне протест, несправедливость Я чувствую в твоих словах. Куда летишь моя ранимость? Зачем равняешься в долгах? К чему всё это – столько боли, Аж, передёрнулись уста. Ведь сколько съели вместе соли, Неужто, всё это спроста? А как же дети, наши дети? Забыли мы про них в тот миг. И только огненные плети По сердцу хлещут, вырвав крик. Я в детстве, падая с коня, Твердил упрямо, озлоблённо: – Врешь! Не сшибёшь теперь меня. Я зол, сдержусь определённо. Но конь взмывал, и падал я В пыль, ткнувшись носом и ругаясь… Я шёл домой, мечту храня, В траве ногами заплетаясь. И снова вечер приходил, Я вновь бежал опять в ночное, И, падая от боли, выл. А вечер снова приходил, И я опять бежал в ночное. И всё же, всё же победил. Я лес с утра рубил, возил, На место строящей конюшни. Себя и лошадь истомил, Под вечер ноги непослушны. Я еле двигал, и в мозгу Стоял туман, и я, алкая: «Спать, спать, я больше не могу», — Твердил, за лошадью шагая. Не раздеваясь, быстро лёг На сеновале. Вдруг гармошка Рванула в клубе, точно в срок. И песня вылилась в окошки, И заструилась, потекла Над приумолкшею деревней: То это молодёжь пошла По улице родной и древней. Да как же было мне уснуть? Когда она звала, просила Взглянуть, её не обмануть Девчонку ту, что так красива. Вопль пастуха Солнцем травушка вся повыжжена, Копытами стад поистоптана, А вблизи шумит поле хлебное, Скот куда загнать, не могу понять. Нет водицы здесь, жажда груди жжёт, Овод спесь свою хочет выплеснуть, Чёрной тучею, жгучей молнией Кружит бешено над коровами. А вблизи каймой – лес -дремучий бор, Там прохлада есть и травы простор. Коровёнки все поизмучились И, подняв хвосты, к полю ринулись. Я кнутом махал и во след кричал. Только толку что? Поле сгублено. Как я стану сейчас пред директором? Что он скажет мне, что он выплеснёт? Духовный хлеб Печальный день. Метелит дождь. Промокло всё: земля и небо. Вдали мне не хватает хлеба, Того, какой ты мне даёшь. Душевный, чистый, озорной, Приправленный перчинкой жизни. Он для меня – бальзам живой, Ведущий в бой за честь Отчизны. А это выше всяких слов. Так будь же друг здоров и честен, Духовный хлеб – твердынь отцов, Здесь ложь и кривда не уместны. В халате белом женщина простая, Она пришла ко мне в тот час, Когда от боли в сердце, замирая, Я ждал её, волнуясь и сердясь. И вот пришла она, сказала тихо: – Вы не волнуйтесь так, не надо слёз, Из под ножа стального убежало лихо. Теперь выздоровление придёт. Я ей в глаза взглянул и вдруг увидел, Как по лицу стекает крупный пот, А на висках белеет светлый иней, Её переживаний ранний плод. Да разве мог тогда я не поверить, Когда она вошла чуть-чуть дыша, С улыбкой человека, где ж нам мерить! С простым понятьем медика душа. Моя радость, любовь и мечта, Будь же ты благосклонной ко мне, Не гони же меня так спроста, Окунись в моём сердце, огне. Может холод растает в груди. Может ласково вспыхнут глаза. Ты лишь только ко мне подойди, Грудью к сердцу прижмись и тогда, Бурно сердце твоё – соловей Всколыхнётся, вспорхнёт, полетит, Умножая любовный елей, – Я люблю, я люблю, – затвердит. Исток Это стихотворение посвящается моему отцу Ивану Павловичу, погибшему на фронте. Деревня милая прижалась исстари. Здесь я бывалоча любил неистово, Хранил родную суть, попробуй выспори, Когда в крови моей извивы вышнего. Да не того, что в церкви, каючись, Меня просили от грехов избавиться. Я русский есть, и в этом мире знаючись, Пошёл на бой с врагом не ради славиться, Ведь Русь в беде и страны рядышком, Чума фашистская над миром гаится. Пусть я умру от пуль и лягу в полюшке, Зато страна моя живёт, не мается. И моя Марьюшка, и мои детушки, Всё то, что есть во мне от этой землюшки. Это стихотворение посвящено моему товарищу Саше, с которым вместе работали на производстве, и помогали совхозу. Он был весел, счастлив и радостен. С ним было всем очень хорошо. Тишина в заречном парке, Кое – где прохожие идут, Вон «дружки», ведь им от водки жарко, Руки чешутся, как удержаться тут. Подошли, спросили: – Эй, ты, кореш!? Кто она тебе – твоя жена? – Да жена, а что ты хочешь? – Не твоя она, ему должна. – Врёшь, – сказала девушка пугливо, — Я тебя не знаю, кто ты есть Он её взял за руку игриво, Постарался в сторону отвесть. – Милая, беги, беги скорее, — Крикнул друг её, и тут Помутилось небо голубое В облаке кровавых чёрных пут. Падал снег на голые деревья, И тропинка белою была. Крик в ночи: «Им нет доверья». И луна за тучи вдруг ушла. Миг. И снова крик. И он упал. И девушка назад, забыв о страхе, К нему рванулась, он ещё дышал. Кровь утекала по его рубахе. – Прости, прости меня, родная, Я умираю, нет уж больше сил. Живи, живи, беды не зная, Запомни, что тебя я так любил, — Сказал он и затих, она рыдая К нему склонилась, ветер вдруг завыл. Его «дружки» от страха замирая, Рванулись прочь, их страх смутил. Ты со мной не говорил в открытую, Хоть и назывался другом мне, Видно, помнишь встречу ту обидную И мою оплошность при луне. Кровь во мне тогда взыграв кипучая, Я ответных чувств не удержав, Ей сказал – «Люблю тебя, ты лучшая!», Ты дружище мне не помешал. И ушёл с душою леденящей, Затаив глубоко боль свою, Только ветер, над землёю шелестящий, До меня донёс тоску твою. И сейчас проходишь на приветствие, Лишь в ответ киваешь головой, Ночи той коварной это следствие И любви не разделённой той. Галдят встревоженные чайки, Рвут рыбу прямо из сетей, А мы идём по скользкой гальке Под шум прибрежных камышей. Верёвкой режет больно плечи, И солнце жжёт и ветер бьёт, И от разгульной речки речи В груди тревожно сердце мрёт. И вот, устало развалившись, Лежим мы в шёлковой траве, Кто ест, кто спит, крючком согнувшись, А кто мечтает в тишине. Ухой горячей подкрепившись, Встаём, и снова буруны Воды встревоженной винтами, Сверкая, брызжут позади. Шумит и стонет ветер за окном, Позёмка бьёт в распахнутые двери, И воют, надрываясь злобно звери, Невдалеке деревни за холмом. Мать топит печь, и семеро ребят С кроватки, с печки свесили головки, Глотая слюнки смотрят на окошки, Они страдают, но молчат. А по деревне ходит почтальон. То там, то тут прорезав тишь земную Раздастся крик, и кто-то упадёт Без чувств, прокляв судьбу лихую. И мать стояла у окна. Вдруг непонятно зашаталась, В глазах от боли пелена. В тот день отца у нас не стало. На исходе воскресного дня, Под весёлые звуки гитары Мне хотелось вскочить на коня И умчаться скорее с бульвара. И умчаться в леса в глухомань, Где в тиши я найду утешенье, Ты попробуй, попробуй достань, Прояви хоть чуть-чуть свое рвение. Ты сегодня со мной холодна, Не пробить твою стенку молчания. Ни к чему нам сегодня свидание. Боже мой, на исходе весна. Звёзды на небе ярко зажглись, Утихает веселье хмельное. Я зову, я кричу, возвратись Моё юное счастье шальное. В семнадцать лет я прибыл на Урал, В кармане удостоверение тракториста, И принял нас молчанием вокзал, От инея зеркально – серебристый. Потом машина, тяжело урча, Неслась куда-то в степи Оренбуржья, Но юность не давала стрекача, И от бессонницы синели полукружья. Но кто дал юности характер огневой? Тот знал, что можно было положиться На нас. Сказали мы, тогда: «Не вой!». Такой расклад нам мог тогда присниться. Но вот апрель запел и закричал. Я вывел трактор, чтобы порезвиться. И понял я тогда, что это мой причал, Пора бы мне по жизни протрезвиться.. Клочок бумаги серой Она с раскрытыми глазами Лежит четвёртый день подряд. Семь малышей осиротевших На мать болезненно глядят. Всего клочок бумаги серой, Но сколько горя, злобный рок Принёс, и сердце омертвело От трёх сочащих кровью строк: «Ваш муж погиб в бою героем, И похоронен там-то там…» И огласилась нашим воем Изба от боли: «Тра-ра-рам». И понял я в четыре года, Что за бумажку принесли. Ох, горе нам, пришла невзгода, И боль нам видно не стрясти. Увядает лист резной у тополя, Что стоит, нагнувшись под окном, Бабка шепчет ртом беззубым: «Скоро ли Бог возьмёт меня в свой отчий дом?». Девяносто с лишним бабке стукнуло, На покой пора уж, заждалась. Три войны и счастье бабки рухнуло, Муж погиб, сынов не дождалась. Горе, что огнём сжигает сердце Не затмило пламенной души, Но порой горчинка злого перца Рвётся из надломленной души. Я лежал на печи На холщовой дерюжке. Вдруг тревожно в ночи Грянул выстрел и пушки. Застонала земля, Задрожала деревня. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pavel-shilov/koster-dushi/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.