Пантанал и тектонический разлом

Пантанал и тектонический разлом Дино Динаев Америка ударила по Корее и Индии. Те прислали ответку. Россия на всякий случай смела системы ПРО Прибалтики, Польши, Чехии больше нет. Для поддержания порядка российские войска вошли в Европу. Для бескровной победы введен сверхсекретный проект министерства обороны Пантанал. У нас одна потеря – Москва. Вместе с олигархами и эффективными менеджерами из Правительства. Действие романа происходит в момент освобождения Европы и через 80 лет после освобождения. Великой русской реки Волги больше нет – ее поглотил тектонический разлом. На недействующей Плотине происходят странные вещи – все это связано с пропавшим боевым модулем секретного проекта Пантанал. И вообще, ничего не ясно с самим Проектом. Кто его подарил землянам? И самое главное – с какой целью? Является продолжением романа «Пантанал». В настоящее время автор работает над продолжением «Пантанал и Дети Ла-Манша». Дино Динаев ПАНТАНАЛ И ТЕКТОНИЧЕСКИЙ РАЗЛОМ Роман «Ты меня спрашиваешь, может ли Ланцелот победить дракона? Я тебе отвечаю как сыну, искренне. Может! Но не в этот раз! И не победить! И не дракона!»     «Убить дракона» Хронология Пантанала (Летоисчисление от Конфликта) 1 год. Великий Лука в Италии. 5 год. Первая после ядерной бомбардировки экспедиция в Москву. 6 год. Август. Представление проекта Пантанал. 6 год. Декабрь. Захват Берлина. 6 год. 20 декабря. Разгром штаб-квартиры НАТО. Операция «Брюссельская капуста». 10 год. Книга академика А. И. Лемберта «Тамга». 1. Монастырский географический путеводитель 1689 г. Имя мне Евстахий, я служу иноком Иона-Предтеченского скита под крепостью Самара, мне 79 лет. Уже много дней я не выхожу из кельи, посвящая свои дни молитвам. Дни мои сочтены, так что я отойду, так и не закончив своих летописей. Сказать надо о многом, о чем доселе сказать было невозможно. Все боязнь моя стать посмешищем на старости лет, убого это. Чем ближе я к краю, тем чаще вспоминаю проводника своего Сандара-чуваша. У народа его множество примет есть, и у каждой свой зверь имеется. Есть айгур-огромная собака, которая не попадается на глаза, и исчезает всякий раз, как взглянешь на нее. А уж ежели увидишь ее, то все, знать, пора, кончился твой земной век. Своим записям ставлю я единственное условие, читать их пусть спонадобятся только после моей кончины, ибо я расскажу о таких вещах, что и поверить невозможно. Я не безбожник и верую в Бога единого, так что напишу обо всем без утайки. А другим похабникам хочу сказать со всей строгостью-на краю не врут. Глаза мои почти слепы, пишу я наощупь, но, когда я смотрю назад, более чем на полвека назад, перед взором моим светится во всей красе яркая картинка. Я молодой постриг, послушник Драган осьмнадцати лет и проводник чувашин Сандар, которого все, и я в том числе, именовали Сашук, стоим у карбаса и внимаем последним наставлениям Правящего Архиерея отца Амвросия. За давностью лет многие слова славного отче вылетели из моей старой головы, но одно я помню точно. – В места вы пойдете неизведанные, куда дотоле одни нехристи хаживали, – вещал отче. – Нечистый будет путать вас заволоками, травить злецами. Не верьте глазам своим, ибо обманут вас. На мир глядите сквозь свет Божий, он спасет. И еще. Поглядел отче с печалью в глазах: – Пойдете вы под земную твердь, это испытание великое, ибо не живут люди под землей, а уходят туда только после смерти своей. Не должон человече по доброй воле уходить в сыру землю. Но дело у нас благородное, оставить христианам наш Монастырский путеводитель. Должон вас упредить, людишки из Самарской крепости не единожды спускались в Ширяевские штольни, многие пропали, другие умом тронулись, поддались ворожбе нечистого, болтать стали крамолу всякую. Были кнутом биты и ноздри порваты. Отче помолчал и благословил: – Теперя вы знаете все. Благослови вас Господь! Теперь, по происшествии десятков лет, сидя почти слепой в своей келье, более полувека скрывающий свою тайну, я уверен-Господь нас тогда не услышал. …Бросив карбас и почти все припасы бегли мы от Волги до самых штолен. Селяне травили нас аки зайцев, и ежели поймали бы нас, побили до смерти. Зачем-так и осталось для нас тайною. Владелец крестьянских душ села Ширяево князь Волконскай был о нашем визитусе заранее упрежден. Можа и не знал князе, что творят холопы. Попутал их бес, приняли нас за силу темную. Мы укрылись в штольнях, что в Поповой горе. Штольни имеют форму жреческого квадрата и уходят далеко вглубь горы. Многие прорыты людьми, известняк добывающими, а многие и не людьми вовсе. Холопы побоялись идти за нами внутрь горы, остались снаружи, криком кричали: – Злецы, с нутра черной горы пришедши, там и сгиньте! Признаю, холопов диавольские силы сбили с пути истинного, нашептали про добрых путников нехорошее. Должно быть сильно тайна горы не хотела пускать до себя. Холопы вздумали кидать в нас каменья, мы ушли вглубь на тысячу саженей, где стало темно, как ночью и стали держать совет. У нас оставалось 2 раза по полмешка сухарей, воды три бутыля да мешок свечей. Ну и огниво. Оборотиться взад не решились, уж больно холопы озленные. Сашук глаголил, что среди древних чувашей ходят сказы, что штольни проходят Попову гору наскрозь. И ранее вроде кто-то проходил даже. Только давно это было. Так тому и порешили. Итить сколь сил хватить, а там и решим, воротиться аль нет. С тех пор многие лета пролетели, и много всякого разного произошло, что решительства требовали, единое я понял. То решение было самое гиблое. …Лежал. Путники мои должно быть решили, что я помер. Сам я помню плохо, как в тумане. И сколько ден мы шли, не знаю. Свечи в мешке остались на донышке. Воду мы выпили. Потома пошли обвалы. Стены штолен надежы не имут. Все известняк и известняк, пальцем сковырнуть можа. Потолок дыбится, вот-вот рухнет. Он и рухнул. Без шума особого, гора вздох сделала и осела. Ход, по которому мы шли сделался стеной, но взамен открылись другие. С путниками своими поругался я сильно. Они хотели идти каждый в свой путь, я велел держаться вместе. Мы прошли изрядно, я насчитал много тысяч шагов, а можа и тьму, пока лихоманка не свалила меня. Не стало хватать воздуху, узрел я тень в дальней штольне-огромную, и очи, горящие диавольским огнем. Услышал, перед тем как пасть слова Сашука-чувашина: – Он айгура лицезрел. Не жилец. И путники меня бросили. Очнулся я без провизии и свечей. Поначалу просто шел, потому как надо было куды-то идти. Потом увидал вдали свет. Поначалу обрадовался, думал вышел на поверх земли, но свет был погибельного блокитного цвета. (Прим. авт. Блокитный-синий). Ход сделался совсем узкий, по нему можно было только ползти. На дне каменья, ветки, сучья, которые доселе не встречались. Вспомнились слова Сашука-чувашина, что штольни имеют тайные ходы, ниже всех остальных, и попасть в них можно только через такие узкие лазы. Еще он говорил, что попасть туда можно, а обратно уже не выбраться, верная погибель. Но мне терять нечего. Погибель что так, что этак. Ход сделался невмочь узким, я уж махнул рукой, думал тут и останусь непогребенный, но продолжат ползти. А что мне оставалось? Блокитный свет сделался ярче, и увидел я, как он отразился впереди от кусков льда, что преградили мне путь. В узком ходе развернуться я не мог, ползти ногами вперед-не выйдет. Со всем отчаянием я ударил по льду-и он раскололся. Расщелина закончилась небольшой пещерой, стены и пол которой были в каменных сосульках, светящихся мертвенным блокитным цветом. Сверху капала вода-ее можно было пить! Напившись, я огляделся-и едва сердце не остановилось от страха. В малой нише сидела карла жуткая лицом. Мертвая. Кто это мужик или баба не понять. Руки сложены на груди впалой. Тело малое укутано истлевшей за давностью прошедших веков одеждой, серого цвета плащом. Лицо карлы было мордой животного, все покрыто волосами, вместо носа птичий клюв. Вспомнил я, что Сашук-чувашин называл таких уродцев уйбеде-тюале, то бишь человек-филин. Страха не было. Казалось, что карла не мертвая, а спит глубоким спокойным сном. Прошло столько лет, а я все удивляюсь, сколь всего я запомнил про увиденное. Сашук еще говорил, что люди-филины живут только под землей и хоронят своих в вырубленных в стенах нишах. Еще он говорил, что карлам не любы люди, и они бьют их смертным боем, а потом едят человечину. Но тут я заметил интересное. За спиной похороненного открывался еще один ход. …Клюнул меня в лицо. Чуть глаз не выклевал, доселе шрам остался. Со всей мочи я толкнул человека-филина, готовясь драться не на живот, а на смерть. Но тот остался лежать мертвее мертвого. Стало быть, не он меня клюнул, а злоба его к людям. Как я и думал, за уйбеде открылся тайный ход. Я знал, что он охранял тайну ужасную, но все одно пошел вперед. Ход был узкий и низкий, в половину роста. Все виделось как днем, ибо стены продолжали светиться блокитным. Грот делался все уже, пока стены не сошлись совсем. Тут слева я увидел узкую расщелину, из которой вроде струился воздух. Полез туда. Так я попал в залу с гладкими стенами и гладкой кровлей. Сверху струился светло-блокитный свет-будто небо летнее над головой раскрылось. Я пошел далее, желая познать, куды попал. Воздух был свеж, как снаружи. Пол чистый, без мусора, словно выметенный. Залу перегораживала стена каменная, когда-то цельная и неприступная, но со временем она раскололась, образуя расщелину, в которую можно было пролезть боком. Так я оказался в следующей зале, тоже освещенной светло-блокитным светом. Поначалу не разобрав, я сделал шаг-и остолбенел, ибо угодил я в самое Пекло. В зале по правую и левую руку стояли прозрачные клети не менее сажени в высоту и столь же в ширину. Их было не как не менее, чем пальцев на руках и ногах. Клети были полны ведьминым варевом, в нем извивались и плавали гады и аспиды. Подобных колдовских отродий не видел ни один христианин на земле. Прав был отец Амвросий, нет человеку места под землей, разве что упокоенному. Часть клетей была наполнена темной водой, часть светлой. Я понял, что это живая и мертвая вода. Должно быть, надышался я подземным воздухом, потому что решил набрать живой воды. В здравом уме даже не подумал бы об этом. Выбрал клеть со светлою водой и аспидом малым, похожим на рыбу-змею. Вынув из расщелины камень доломитовый, размахнулся и вдарил. Пошел звон, что твоя колокольня. Рыба-змея кинулась на клеть-и ужас сковал мои чресла. Выпученные колдовские глаза налились кровью и злобой. Пасть была полна зубов, что и псу не виделись. – Не надь! – услышал я и узрел пред собой старика в рубище и босого. – Ты кто? – говорю. – Лука, – отвечает. – Живешь тут? – Тут нельзя долго оставаться. Чуешь, кожу жжет? На самом деле, как только стены светиться стали, чресла зудели, спасу нет, и глаза напухли. – Так выведи меня добрый человек, – прошу. – Ты ведь дорогу наверх знаешь? Он тихонько так засмеялся. – Дорога она разная, – говорит. – У кого короткая, у кого длинная. Ты сам откуда будешь? Я, сказавши, что инок из Иоанна-Предтеченского скита, что под крепостью Самарой. – Далече! – говорит старче. Я ему: – Совсем нет. Мы на барке один ден всего и плыли. – Кому ден, кому век! – усмехнулся старче. Тут я понял. – А ты ведь дед колдун! Только какой-добрый или злой? Коли добрый, не погуби душу христианскую, выведи. Он головой киват: – Выведу, а дальше сам решай! – Что решать то? – говорю, а он уже спиной поворотился и удалился. Я за ним поспешаю и спрашивал, что за аспиды это, на что он только плечами поводил. – На то тебе никто не скажет! – говорит. – Сами нашли, а заниматься некогда. Да еще ты на мою голову вылез. Побожись, что никому обо мне не скажешь? Я побожился. – Врешь, Евстахий! – говорит он. – Сам твой монастырский путеводитель читал. Язык мой присох к небу. Вспомнил я, что имени своего не называл. Отче строго настрого наказывал, имени своего никому не говорить, чтобы злецы горя не причинили душе. Ход, по которому мы шли, сделался просторным, более пары саженей в высоту. Под ногами ветки объявились, сосновые шишки. Увидал я дневной свет и прослезился. – Рано радуешься, – осадил Лука. Пещера выходила на крутой обрыв. Волги не было. Вместо нее покрытое илом глубокое ущелье, в котором завязли ладьи-большие и малые. По левую руку ущелье перегораживали крепостные стены-высокие, птицам не перелететь. – Что сие? – спрашиваю. – Плотина! – ответствует. – А под ней разлом, куда вся вода и ушла. – Не можа быть! – говорю. – А пошто царь молодой в Москве? Куды смотрел? – Нету более Москвы! – говорит. – Ладно, пойдем, брат Евстахий. Не там мы вышли. Тебе другая дорога, а тут мы сами расхлебаем. – Тяжело вам без царя то! – говорю. Он вздохнул: – В самую точку замечено! Летописец пишет: «Инок Евстахий вышел на Осьмнадцатый день с другой стороны Поповой горы. Опосля принял добровольную схимну и 40 лет и зим не выходил из кельи монастыря, проводя время в молитвах. Послушник Драган и Сандар-чувашин навсегда сгинули в Ширяевских штольнях. Никто их не видел более нигде и никогда. Ходили слухи, что они все-таки воротились и были насмерть побиты ширяевскими холопами, но подтверждения тому нету. Старец Евстахий оставил много летописей, но писал их почти слепой, так что многия читать совсем невозможно. Их сожгли в монастырском дворе вместе с остальным мусором, ну а что осталось, то осталось». Генералу МГБ Мельнику Александру Егоровичу От руководителя аналитического отдела Полковника Стриженого Леонида Ильича Аналитическая записка. № 17/61 86 год Конфликта 1 июня. В результате проверки документации отдела уголовного розыска УМВД по г. Тольятти, районных Следственных отделов мною было выявлено нарушение ст.148 УПК РФ «Необоснованный отказ в возбуждении уголовного дела». В период 1-го полугодия т.г. зарегистрировано 48 заявлений граждан, в которых содержатся жалобы на странное поведение и состояние здоровья родственников, трудоустроенных в разных должностях на Жигулевской Плотине. Отмечается частичная амнезия, неадекватность поведения, вплоть до психического расстройства и проявления агрессии. В 8 отдельных случаях супруги отмечают разительные перемены в поведении и внешнем виде, вплоть до проведения пластических операций. У супругов исчезают шрамы от операций, меняется величина и форма носа и ушей, иногда цвет волос. Причем, без использования искусственных красителей. Заявления, что происходит массовая замена одних людей на двойников, органами УМВД и СК проигнорированы. В результате это спровоцировало 11 убийств, которые были оформлены как самоубийства, так как не никаких материальных ценностей похищено не было. В 2-х случаях были предъявлены обвинения и осуждены к разным срокам супруги убитых. Таким образом, принимаемые местным УМВД и СК методы полностью скомпрометировали себя и вызвали волну слухов насчет Плотины. Надо подчеркнуть, что объект Плотина находится в специальном списке отдела П управления МГБ. Считаю необходимым изъять из делопроизводства УМВД и СК всю документацию по указанным делам и провести полное негласное расследование силами отдела П (Пантанал). Для сохранения секретности расследование должны вести оперативные сотрудники, уже работавшие с артефактами Пантанала. С этими же целями желательно не опротестовывать решения суда по обвинительным приговорам. Распространение слухов и сплетен необходимо пресечь самым решительным образом, вплоть до уголовного преследования. Так же необходимо усилить в г. Тольятти контрразведывательную деятельность для нейтрализации действия разведки ЕС, агентов Центра, боевиков Фаланги и др. экстремистских организаций, проявляющих в последнее время повышенный интерес к секретным разработкам Пантанала.     Начальник аналитического отдела полковник Стриженый.     Убитый и воскресший майор МГБ Адольф Бекк по прозвищу Вальжан. Меня завалили год назад. 8 огнестрельных ран, ножевое, титановая пластина в черепушке и как бонус-негнущаяся нога. Весной, когда у меня окончательно исчезло заблуждение, что я уже не на этом свете, а на том, я браво предстал перед медицинской комиссией. Я отнюдь не жаждал и далее носиться по Европе и метить ее своей кровью. Еще одной засады я бы не вынес. Хотелось тишины в «Елках» и забытья в объятиях соседки в короткие моменты, когда ее законный супруг отъедет на вахту. Суровый доктор посмотрел на меня как на гниду, поставил диагноз «остаточное здоровье 90 %» и инвалидности не дал. Зам по кадрам шлепнул мне в личное дело штемпсель «Запас 1 категории», это означало, что в случае какой-либо жопы, меня убьют первого. Когда заварилась кутерьма с Плотиной, и никто еще особо не заморачивался, какой полной жопой все это может закончится, меня выдернули из постели в час ночи, дали в извозчики лейтенанта Зюзина, который был чувашин и погнали смотреть собаку. Какую собаку? А вот здесь начинается самое интересное. Лейтенанту Зюзину 23 года и у него все впереди. Погони, выстрелы, не предусмотренные природой лишние дырки в организме. Всегда возможен бонус в виде протеза. Если повезет, просидит до пенсии в главке, отращивая геморроидальный синдром. Один раз ему едва крупно не повезло. Пришлось брать так называемого «пилота» Пантанала. Сверхсекретный проект закрыт еще древности- в первые годы после Конфликта, а осколки его в виде артефактов и всякого рода блуждающих личностей, выполняющих только им ведомые задания, продолжают разлетаться. Зюзину несказанно повезло, что «пилота» убили до него. Хотя вещь это практически невероятная, и об этом я мог бы рассуждать долго, тряся своим протезом. Зюзин, нескладный чувашский парубок с длинным широким носом, рулил старенькой «Вестой», мы ехали в ветклинику на Фадеева. Зюзин был в печали. Поначалу я ошибочно списал все на семейные неурядицы. Бывают такие пары, априори списанные из списка счастливых. Как правило, это неравноценные браки, когда нескладный мужик всеми правдами и неправдами добивается благосклонности настоящей красотки, и ещё хуже, женится на ней. Не знаю, чем покорил Зюзин свою Клару, вероятно, своей общей занудностью. Клара знойная женщина, грудями 5-й номер генерала может задушить, и когда они идут рядом, все чуют фальшь за километр и недолговечность подобного союза. Должно быть, у нее кто-то умер, а Зюзин вовремя оказался на подхвате. Зюзин вздохнул по-коровьи откровенно и признал, что все дело в Пантанале. – Нашел из-за чего переживать, лейтенант. Пантанал просто есть, это надо признать, как данность. – Да я все понимаю. Пантанал штука полезная, и во время Конфликта он сделал многое, чтобы Россия поднялась. Но вот что произошло потом? Мне видится, что пилоты Пантанала это прогрессоры современности. Они сильнее нас и физически, и технологически в миллион раз. Но почему они не актуализировались после выполнения задач Конфликта? Почему секретность столько лет? Все это наводит на мысль, что Пантанал продолжает выполнять задачи, о которых мы сегодня представления не имеем. Я не люблю, когда при мне употребляют слово Пантанал. Так и видится, как начинают крутиться всевозможные ауди и видео записывающие аппаратуры. – Но даже не это меня сейчас беспокоит больше всего, – продолжал наговаривать Зюзин на расстрельную статью. – Замечено, что со всеми, кто так или иначе сталкивался с Пантаналом, начинают происходить странные вещи. Они оказываются словно тараканы на свету. Сравнение с тараканами мне тоже не понравилось. – Вот у Егорова из отдела родители на машине разбились, а потом он сам тоже во время погони с моста ухнул. А ведь до этого оборудование Пантанала из Греции сопровождал. Или Мальков. – А что Мальков? Его за пьянку выгнали! – Вот именно. А говорят до того, как он свидетеля охранял, который по Пантаналу проходил, он капли в рот не брал. Начинается целая череда неприятностей, вроде бы самых обыденных, но дело в том, что так бывает со всеми, то контактировал с Пантаналом. Они становятся заговоренными с точностью наоборот. Сыплются семейные неурядицы, то соседи затопят, на работе аврал и наказания. Попадаешь в сплошной круговорот неприятностей. Тут главное слово, семейные неурядицы, понял я и спросил, в чем дело. – Приехали, – грубо сказал Зюзин. Директором клиники числился врач по фамилии Бутенко. Мы показали на вахте охраннику удостоверения Научного центра по изучению не пойми чего. Охранник, полуходячий дед лет ста, важно кивнул и позволил пройти. Если бы мы зашли без спроса, он и тогда вряд ли бы смог отклеить свой тощий зад от ортопедического стула. Директор, совершенно лысый перец, башка которого с успехом могла служить для бесперебойного зажигания спичек, сказал, что предупрежден и давно ждет. Он лично повел нас в стационар показывать Дастина. Меня как обухом по голове хватили. – Какого черта он здесь делает, а не у нас? – спросил у Зюзина. Тот лишь пожал плечами. – Утепленные клетки. Профессиональный уход. Ну не идиот ли. Если бы он поинтересовался, то знал, что доктор Бутенко периодически выполнял наиболее деликатные поручения МГБ. Мы, например, не могли пытать животных током до смерти или вырезать у живых жизненно важных органов. А Бутенко мог. Блестящий специалист без моральных тормозов, как раз то, что нужно при изучении тварей, имеющих отношение к Пантаналу. По мне, так псу требовалась круглосуточная охрана супербойцов из Лямбды, а еще правильнее было бы пристрелить прямо в клетке. Вы спрашиваете, а почему не вывести и пристрелить? О, это был тот еще пес. Жизнь странная штука, но понимаешь это лишь тогда, когда кто-нибудь умрет. Не помню, то это сказал, но чертовски верное замечание. (Вообще-то это сказал ДД). История гражданина Данилова и его собаки в стенах МГБ обросли сплетнями и сделались легендой. Данилов работал оператором на Плотине, ему исполнилось 48 лет, и он возьми и помри. Диагноз-оторванный тромб. Это наиболее частый диагноз, который ставят доктора, когда им не хочется заморачиваться. Данилов жил один, ни с кем особо не общался, очередь из желающих с ним общаться тоже не выстраивалась. Так что покойник пролежал в квартире 40 дней, пока не стал мумифицироваться. Все это время рядом с ним находился Дастин, бойцовый пес породы итальянский мастифф. В доме не было ни воды, ни еды, и пес просто обязан был издохнуть. Без еды собака могла протянуть максимум 3 недели, а без воды-вообще неделю. Имелся еще один малоаппетитный способ-начать жрать своего хозяина, но Дастин не пошел на это даже с большой тоски. Он не выл, не лаял, лишь трупный запах обеспокоил соседей и те соизволили вызвать полицию. Дастин вел себя адекватно, на спасателей не кидался, выглядел здоровым и упитанным, в результате чего попал в сводку, а оттуда в аналитическую справку МГБ, когда выяснилось, что хозяин находился в разработке отдела П. Как, по-моему, так пса, умеющего открывать кран, чтобы напиться, а потом закрывать его обратно и есть продукты из запертого холодильника должны были сразу ликвидировать, но его вместо этого поместили в клинику. И не в спец клинику МГБ, похожую на большой сейф, а обычную на Фадеева. Из-за моей хромоты директор обогнал нас, а Зюзин успел пояснить, что собаку поместили в обычную клинику, потому что хотели узнать мнение лучшего кинолога в городе. А сбежит пес недалеко- в пробитом ухе клипса, чего там только нету, от микрочипов с Глонасс до видеопередающей аппаратуры. Дастин вдумчиво сидел в клетке с подогревом. Абсолютно черная отливающая шелком кожа, только белый «галстук» на груди. Итальянский красавец. Я даже присвистнул от восхищения. Но все равно-его надо было убить. – Что вы скажете, доктор? – спросил Зюзин, изготовив ручку и блокнот. Я бы не сильно удивился, если бы узнал, что чернил в ручке отродясь не имелось. – Изуродованный пес, – сделал вывод Бутенко. При этих словах мы с Дастином встретились взглядами, и еще неизвестно, чей взгляд оказался умнее. – На первый взгляд он совершенно здоров. Вы думаете, он все-таки пострадал, долгое время находясь в одной квартире с покойником? – спросил я. – Я сейчас не об этом, – док выглядел смущенным. – Понимаете, животное словно состоит из пазлов. Если бы я не видел это собственными глазами, ни за что не поверил бы. Самое главное, непонятно, зачем это с ним сотворили? И кто? У нас имелось предположение, которое мы не стали озвучивать. Док продолжал: – Глядите, пес породы итальянский мастифф, но кто-то постарался, я не придумаю другого слова, чтобы у него оказались челюсти бультерьера. Зачем? Возможно, хотел увеличить силу сжатия челюстей. У мастиффа она равно 50 килограмм, у бультерьера в 3 раза больше. И мышцы ног непомерно развиты, практически они соответствуют характеристикам сенбернара. Вы в курсе, что грузоподъемность сенбернара 2 тонны? В горле тоже что-то изменено. Вы заметили, что он не лает, не ворчит? Один раз завыл, так у меня половина пациентов обосрались. Я спросил насчёт шрамов от операций. Док сказал, никаких. – Есть еще особенность, о которой вы должны знать, – продолжил док. – Все важные органы пса заключены в мощный мускульный мешок. Речь идет о наиболее крепких широкополосных мышцах. Людьми я не занимаюсь давно, но подобное приходилось наблюдать у тренированных спецназовцах. Были случаи, когда пули в таких застревали словно в бронежилете. Череп я еще не сверлил, но думаю, что он также армированный, – и он подытожил. – Выводы только после вскрытия, но судя по всему, собачку готовили к войне. Мы с Зюзиным переглянулись. Ясно без слов, что речь шла о глубокой генной модификации. С какой целью? Об этом можно было узнать исключительно от прогрессоров Пантанала. Хороший пистолет. Пистолет у меня старенький, но я к нему привык, хотя доставать не люблю, вечно кого-то приходится убивать. Пистолет Калашникова, магазин на 15 бронебойных патронов, хоть танки подбивай. Зюзин спросил: – Чего дергаешься? Он был за рулем. У меня было странное чувство. Точно такое же как перед тем, когда меня подстрелили. – Что думаешь про пса? – спросил Зюзин. Я вздрогнул, настолько он попал в точку. Ясно, что с ним было что-то не так. И с хозяином тоже. Над обоими поработали спецы Пантанала. Интерес вызывало не это. Весь отдел П подобными штуками завален. Это что получается. Хозяин умер. Пес остался, и пес дождался. Ежу понятно, что им заинтересовались бы в МГБ. Забрали, исследовали, следственные эксперименты, то-се. Обычные псы дурак дураком, а этот феномен. Они все рассчитали, понял я. Это не мы их исследуем, а они нас! – Разворачивайся! – приказал я, до Зюзина еще не дошло, и я заорал. – Разворачивай машину, идиот! Гони к ветклинике. Фадеева перегораживала нарядная машина полиции. Несколько пеших полицаев вяло удерживали зевак за периметром. Вдали кучковались машины МЧС, полыхали «люстры» спецсигналов всевозможных служб. Крякнув сиренами, к периметру подлетела кавалькада из нескольких бронированных тачек плюс машина телевидения. СКАТ вроде. Когда их тормознули, из самой большой машины, подтверждая теорию Фрейда, вылез коротконогий чел в безукоризненном костюме с зализанной челкой. – Я заместитель мэра Тюльпанов! Немедленно, доложите, что происходит? Тюльпанов придал позе нужный ракурс, потому что начало снимать телевидение. Полицай уважительно посмотрел на него и сказал: – Пошел на хер отсюда, Тюльпанов! Зам мера опешил. – Ты понимаешь, что только что подписал себя? – высокопарно спросил он. – Гнида! – спокойно сказал полицай и перетянул его дубинкой. Интересно, это прямой эфир? Подумал я. Визжащего вице-мэра погрузили в тачку обратно, и кавалькада помчалась в обратном направлении. Полицай, впавший в раж, замахивался уже на нас. – Тише, Воевода! Свои! – предупредил я. – А, это ты, Вальжан! – он пожал руку мне, Зюзина проигнорировал, да тот сам опасался подойти. – Что тут у вас? А было у них следующее. Сработал чип в ухе Дастина, и через 3 минуты на Фадеева примчалась опергруппа. Они нашли: обосранного деда на вахте, который ничего не видел и судя по всему очень давно. Взволнованных животных, воющих от ужаса. Одну клетку с выломанным замком. Эксперт сделал вывод о сильном ударе изнутри. Отсутствие Дастина как клиента. И да. Мертвого директора Бутенко в своем кабинете. Эксперта поразила даже не перегрызенная шея, мало он видел перегрызенных шей, а выражение невыразимого удивления на лице трупа. Словно он перед смертью узрел призрак. С другой стороны, если бы я, например, занимался животными, производил над ними эксперименты, бил током, резал без наркоза, а потом в минуты расслабления в мягком кресле в своем личном кабинете вдруг узрел одну из тварей, открывающих дверь и жаждущую за все отплатить, еще неизвестно, какое было бы у меня выражение лица. До полночи мы с Зюзиным отписывались в главке, давали объяснения и подписывали бумаги о неразглашении. В свете происшествий с двойниками с Плотины, еще только пса-убийцы не хватало. Потом Зюзин поехал к двуспальной Кларе, а я в холодную холостяцкую берлогу в «Елках». В служебной машине я вновь почувствовал себя неуютно, да с такой силой, что захотелось достать свой пистолет Калашникова. Весь город был на ушах. Оперативники МГБ прочесывали район за районом, искали чип, а спокойствия не было. Вдобавок колено раззуделось, хотелось выпрямить негнущуюся ногу, но в казенной машине это сделать было невозможно. «Елки» спали. Одинокие фонари освещали унылые коттедже. Я вышел из машины, поблагодарил. Шофер сказал, хороший парень: – Я могу подождать, пока вы зайдете. Я отказался и смотрел, как он разворачивается и уезжает. Было ощущение, как будто меня оставили на Марсе одного. Я пошел по дорожке к дому, но быстро остановился. Мне почудилось, что мои шаги дублируют. И еще мне почудилось, что я давно не был у психиатра. Открыв дверь, вошел. Зажглась мощная люстра, осветив каждый закуток. Дома было все в порядке, но снаружи? Я приник к глазку. Шевельнулась ветка. По инструкции я должен был бежать к телефону и вызывать подмогу. Один разя так не сделал и сделался инвалидом. Теперь же имелся неплохой шанс стать покойником. Когда я открыл дверь, в руке был Калашников, но что-то говорило мне, что эскимосский амулет помог бы более действенно. – Выходи, поговорить надо! – громко предложил я, хотя тот, то прятался в кустах, говорить вряд ли был способен. Но он вышел. 2. Следователь 2 июня. 86 год Конфликта. Тольятти. Пузо мое было грязное, рожа потная, а руки в крови. Я с трудом приходил в себя. Перед глазами крутились жернова колес, перемалывающих жертву, и надпись крупными буквами «Единый мусорный оператор- ЕМО». Морщась от боли, я смывал кровь вместе с кожей, когда в дверь позвонили. Несколько секунд ушли на панику, когда я метался по квартире в поисках свежей рубашки. Для человека, от которого ушла жена, это проблема. Наконец открыл. За дверью стояли двое, чей гражданский вид не мог никого обмануть. Сильный одеколон не мог перешибить застарелый аромат водки и ружейной смазки. – Полиция. Убойный отдел, – они показали корки. Не люблю, когда по отношению к людям употребляют слово убойный, так и видятся туши на мясницких крюках. – Зубы болят? Вы так скривились? – спросил один. – А что случилось? – я в ответ. – У вас во дворе человека убили. Машина переехала. Вы ничего не видели? Перед мысленным взором возникло удивление на лице Эдуарда за секунду до того, как его заслонила гигантская надпись ЕМО, и я сказал, что ничего. – Документы можно ваши? – спросил один. По счастливой случайности удостоверение оказалось в кармане трико. – Следователь следственного комитета Вершинин Евгений Павлович? – выражения лиц изменились. – Извините. Я поинтересовался, установлена ли личность терпилы, хотя знал ответ, они сказали, что работают над этим. Следователь прокуратуры Эдуард Осипов пришел ко мне домой, хотя был прекрасно осведомлен, что я терпеть не могу гостей. И вообще, какого рожна ко мне может прийти мужик вечером, а не дама, хотя дама тоже сто лет не нужна. Я уже не молод и совершенно не горю делать над собой усилие, чтобы получить удовольствие. Мне не поручают крупных дел, на корпоративы я не хожу, премий не получаю. Живу, как мудро заметил барон. 2 года назад в Багдаде у меня на глазах убили единственного сына, жена ушла после этого, и теперь за соблюдением правопорядка я осуществляю бдение в гордом одиночестве. Осипов никогда не был мне особо близок, даже наоборот. Носки у него воняли чисто по-мужски, он обожал горох, что еще сказать. Лицо у него было грубо отесанное, и дела он вел так же. Какого он приперся именно ко мне? Хотел предупредить? Или подсунуть очередную жабу? С собой Осипов принес бутылку водки, хоть виски был бы дешевле, но у прокурорских это фирменный знак. СК давно бодался с прокуратурой, и последняя победила. Теперь СК в прямом подчинении у прокуратуры. Мало того прямым начальником Осипова, а значит, и моим является мадам Коликова Татьяна Афанасьевна. Год назад ее поперли из Парижа за оглушительный провал работы, и теперь она полна заботы о ближних, а намордник она не носит. Гостей я не жду никогда, но на всякий случай в припасах соевая колбаса и банка расплавленных в уксусе огурцов, купленных на распродаже. Мы выпили, закусили. Повторили процедуру 4 раза, пока Осипова не прорвало. Я конечно был в курсе, что в прокуратуре несколько дел объединены в одно под общим названием «Двойники». Несколько женщин пожаловались, что их мужей подменили. Мутная история. Фигуранты имели дело с Плотиной-стратегическим объектом, который курировало МГБ. Я-то думал, все устаканилось. Большинство дел закрыли, часть женщин забрали заявления. Несколько человек погибло, но это явная уголовщина, там оперативники носом землю роют. Я рассеяно слушал алкаша, а в прокуратуре все алкаши, это даже в законе прописано, пока Осипов не понес явную пургу. Речь шла о супругах Масловых. Масловы? Фамилия зацепила. Где-то она звучала, и не просто звучала, а громко пукнула на всю губернию. – Маслов-это не тот, кого на сауне с самим Боровиком повязали? – спрашиваю. Тот самый, ага. Помнится, все в ауте были. Боровик-местный авторитет, волчара, никого близко не подпускающий. ОМОН его в сауне прижучил, кое-что подбросили конечно, он потом сдал, кого надо и дальше пошел гулять. Гад конечно, ни с той, ни с этой стороны его не любили, косяки на нем жуткие. В городе дела он знатные проворачивал и фигурой был знаковой, но на зону, хоть на черную, хоть на красную, ему нельзя, вот и выкручивается. Гостей Боровика переписали, и среди них выявился некто Маслов- не бандит, не бизнесмен, и даже не мент, вахтовый работник Плотины, фигурант дела Двойников, но «барабан» заявил, что сам Боровик к нему со всем уважением. Маслова конечно отпустили, а дело закрыли. – Не закрыли, – горестно вздохнул Осипов. Так вздыхали крестьяне в эпоху прорывов, когда доедали без соли последнюю лошадь. Осипов уже заканчивал оформлять бумаги, чтобы отправить дело в архив, когда ему сообщили, что к нему пришел Маслов собственной персоной. Осипов обрадовался, что сможет уведомление ему вручить без ажиотажа, не тут-то было. – Ваша супруга забрала заявление, в котором говорится, что вы не тот, за кого себя выдаете. Так что вы тот, кто надо! – пошутил Осипов. На что Маслов, горестно глядя ему в глаза сказал: – Я вам с самого начала говорил, что я на самом деле Маслов. Никто меня не менял? – Тогда в чем дело? – не понял следователь. Маслов тяжело уронил слова: – Заменили мир! Шефиха. Зиюня. Звонок от секретаря Коликовой раздался с самого утра, не предвещая ни премии, ни на худой конец путевки в санаторий. В приемной никого не наблюдалась, но секретарша, которая считала себя красавицей, а на самом деле была страшна как черт, со стервозной улыбкой велела подождать. Видно, чтобы грядущий пистон охладился и приобрел нужный диаметр. Наши отношения с шефиней не сложились еще до Парижа. Она ненавидела меня беззаветно. Я ее любил. Наконец мне милостиво разрешили войти. Татьяна Афанасьевна Коликова что-то борзо писала мелким почерком. Прокурорше было 52, столько же миллионов стоили драгоценности на ней. Из-за них я был готов даже жениться на крысе, с условием посадить ее на постоянную цепь. – О чем вы думаете, Вершинин? – спросила Коликова в нос. Она называла меня исключительно по фамилии. Жаль, что я не Худопесов-Несуразский. Чтоб она язык поломала. Об особой чистой любви прокурорских и СК я уже упоминал. – Нихт ферштайн, экселенц! – браво доложил я. – Не дерзи! – сказала она на «ты». – Осипов перед смертью к тебе приходил? – Какой Осипов? – Дуркуешь, – удовлетворённо заметила Коликова. – Ах, Осипов! Это которого машина сбила? Не ко мне. – А сбили его в твоем дворе! – У меня во дворе каждый вечер кого-то сбивают или убивают. Что я всех должен знать? Дежурным жестом, наблюдаемым мною в тысячный раз, он сняла очки ручной работы за миллион, протерла шелковым платочком. Люди снимающие очки становятся беззащитными, только не в этот раз. Сразу проступил острый хищный носик, в глубинах черепа ворочались маленькие остренькие глазки, не больше картофельных. – Как же ты меня достал, Вершинин. С тобой я до пенсии не доживу. И чем ты душишься? Тройным одеколоном? С тобой же люди сидят! Если бы я был начальником, я ни за что не стал бы вызывать неприятных мне людей и портить настроение с самого утра. Но поэтому я не начальник. – Теперь о главном, – Коликова водрузила очки, отчего глаза ее не сделались больше даже визуально и спросила. – Ты что творишь, Вершинин? Почему прыгаешь через мою голову? Кто дал тебе право? Ты что совсем оборзел? Напомню, до пенсии мне далеко. Я с тебя живого не слезу! Ты у меня узнаешь, какой я могу быть! Вот это поворот. Но я к нему был готов. Изобразил полное понимание и даже раскаяние. Покраснел. Сам не видел, но должен был. Вспотел – результат длительных тренировок и самовнушений. Коликова грубо оборвала поток самых искренних раскаяний. – Колись, как ты добился, чтобы дело Маслова передали тебе? И не ври мне! Второе было сложнее. По существующей практике все дела, который вел погибший Осипов, сразу затребовали к себе УСБ. Меня они допросили одним из первых. А что я им мог сообщить? О том, что он заходил ко мне, я умолчал. Но самое обидное, он мало что успел рассказать про Маслова. Боровик с него пылинки сдувал, шлюх подкладывал, икрой кормил. Почему? За что? Осипов ответа не знал, но оперативники сообщили ему, что осведомители рассказывали, что Боровик держит его на главного советника, гуру. Чего мог насоветовать рядовой сотрудник Плотины? Или Боровик что-то пронюхал про Двойника? Нюх у папаши идеальный, сколько раз под прикрытием к нему пристраивали, всех потом в Ущелье нашли, там, где раньше Волга текла. Я вспомнил тот злополучный вечер. Осипов собрался идти за новой бутылкой, когда я спросил: – Что значит мир изменился? Что Маслов имел в виду? – Я так думаю, Двойники сами не знают, что кого-то подменяют. Они работают на Плотине, едут как всегда домой, к женам, к семьям. Только это не их жены и семьи, они из другого мира. Он похож на наш, как похожи сами Двойники. Различия в мелочах. У некоторых шрамы отсутствуют, волосы погуще, характер пожиже. Их мир похож на нас, да не совсем. – Это было бы труднее установить, – возразил я. – Одно дело шрама нет, или уши лопухами. Другое-целый город. Мы же не обращаем внимания на мелочи. Лавки другого цвета-годами будем ходить и не спохватимся. Деревья выше или ниже-разве мы смотрим на деревья? – Все верно, – согласился Осипов. – Я вспоминаю, как Маслов произнес странную фразу. Я тоже его заявлению не поверил, да и официально ничего не принял, представляешь, что было бы, если бы принял. Обоих бы в дурку определили. Я хотел свести все в шутку. Говорю, естественно ваш мир чище, светлее, люди все добрые, никого не кусают. Может, коммунизм у вас там? Будущее уже наступило. Знаешь, что он мне сказал. Нет, говорит, не лучше. Гораздо страшнее. И сказал это таким тоном, будто признался в страшном грехе. Мне сразу шутить расхотелось. За окном вечерело. Попрохладнело. С тех пор, как Волга ушла в Разлом, климат стал резко континентальным. Жарко днем, холодно ночью. Но от слов Осипова потянуло настоящим холодком. – А что в его мире такого страшного, он не сказал? – спросил я, голос отчего-то охрип и ломался, простудился, наверное. – Сказал, – кивнул Осипов. – Сейчас за водкой сбегаю-дорасскажу. Волосы дыбом встают. Если они к нам вслед за Двойниками ринутся-это будет кровавая бойня каких не видел свет. Конфликт нам игрушкой покажется. Придется вновь проект Пантанал запускать, если технологии уцелели, да и то вряд ли успеем. – Да кто ринется? – спросил я в уже закрывающуюся дверь. А потом Осипова убили. Получить дело Маслова было не сложно, это было невозможно. В УСБ свой штат следователей имелся на подобные случаи. Если убивали кого-то из ментов, они носом землю рыли и сооружали такую гору компромата, доказывая, что убитый сам был виноват в своем убийстве, и, если бы его не случилось, его просто обязаны были пристрелить сами. Они за это деньги получали. Как все-таки я его заполучил? Знакомого следователя УСБ звали Семен Касаткин. Знакомство было шапочное. Объяснение я вроде писал. Все как положено: не помню, точно не знаю, возможно, камень оказался у меня в руке. Шучу. Долгое время он пытался меня завербовать. У нас тогда следователем служил некий Выхрестюк. Время было либеральное, тогда еще хохлов не погнали из органов. УСБ копили компромат на Выхрестюка, пристреливаясь по всем реперам. Попал под раздачу и ваш покорный слуга. Выхрестюка не было жаль ни капли. Гражданин был тупой и совсем без тормозов. Хапал и ртом, и жопой и было ясно, не жилец. Если не сядет, то пристрелят. В конце концов его расстреляли и без моей помощи, но связи в УСБ остались. Семен Касаткин не мог служить эталоном на сайте с предложением любви и дружбы. Злобно сжатые тонкие иезуитские губы, перекошенное в легкой судороге лицо, вытаращенные сердитые глаза. Всегда короткая зэковская стрижка черных волос, мощные радары ушей-вот вам портрет гестаповца. – Что-то ты легко согласился на сотрудничество, – подозрительно заметил Касаткин. Я вызвонил его и назначил встречу в жилом квартале, где было много лавочек. (12-й, если кто пишет летопись событий). – Иль наехали кто из наших? – Никто не наехал, но у меня есть условие. Надо сделать так, чтобы дело Маслова передали мне. – А кто это? Я сразу чую, когда врут. Судя по всему, гестапо за него уцепилось. Дело то резонансное. Возможно, МГБ тонко намекнуло, что фигурант работает на стратегическом объекте. Тут я впервые подумал, а почему собственно, Плотина стратегический объект. Когда-то, когда существовала великая русская река и все такое, она и имела какое-то значение. Но сейчас от былого величия уцелела лишь тень, и на Плотине дежурят малочисленные вахты. Другой вопрос, что с ними что-то не так, и с самой Плотиной тоже что-то происходит, но в списках стратегических она угодила еще до этого. За какие подвиги? У меня все свербело внутри, когда понял, какие перспективы несет дело Маслова. Доступ ко всем источникам информации, включая возможную командировку на саму Плотину, интереснейший объект, куда просто так не попасть, но я уж выгрызу такую возможность, все-таки профессионал, засыплю инстанции уведомлениями и рапортами, любой ценой заполучу билет в первый ряд. Судя по словам Осипова грядет нечто ужасное, нашествие с Плотины. Только чего? Двойники это всего лишь прелюдия, артподготовка. Меня самого жуть берет, когда я понимаю, что после убитого Осипова я остался единственный носитель информации. Почему я? Не суперагент со стальными мышцами и мощной пудовой эрекцией? Что я могу? Для начала я могу заполучить дело. – Впервые на такие дела подписываешься? – спросил Касаткин. – Нет, до этого работал на французскую разведку, – это я не сказал, а сказал, что хочу исполнить свой гражданский долг. Касаткин не поверил. Достал листки. – Чего это? – недоверчиво спросил я, хотя чудесно знал, чего. – Ты же деньги хочешь получать за информацию? – делано удивился Касаткин. – Мне государство платит зарплату, в начале года подняли на 7 %, мне этого вполне достаточно! – отрезал я. Энтузиазм в глазах Касаткина потух. Пробормотав на прощание, что посмотрит, что можно сделать, он ушел. Я получил дело уже на следующий день. Откровенно говоря, я слегка слукавил, я знал, к кому обратиться. Касаткин в УСБ пользовался дурной славой, он шел по головам коллег и перегрызал шеи-это фигурально. Его боялись даже свои. Кинуть его, означало вписать себя в расстрельные списки и тексты погребальных песен. Я знал, что, связавшись с таким, я добьюсь всего. И еще я знал, что таким образом подписал самого себя, ибо Касаткин и милосердие есть слова антонимы. Должно было пройти совсем немного времени, пока пуля пронзит сердце. Сама же пуля была выпущена в тот самый момент, когда я позвонил Касаткину. Важный допрос настоящей женщины. 4 июня. Сам Маслов находился на вахте, но жена оставалась в городе. Маргарита Маслова проживала в 11-м квартале. Он считался элитным и безумно дорогим, потому что некогда из его окон можно было видеть Волгу. Точнее, Жигулёвское водохранилище шириной более 20-ти километров. Вода ушла, обнажив илистое дно, которое в скором времени заросло осокой, борщевиком и диким кустарником. Так что в настоящее время некогда элитный район располагался на берегу гигантского мрачного вида оврага. Мысленно радуясь, что мое окно смотрит на стену гаражного кооператива, а не на марсианский ландшафт, я вышел из служебной машины, водимой субъектом по имени Толик, подошел к подъезду, защищенному от возможного нашествия железной дверью и позвонил в домофон. Договоренность с женой Маслова о встрече была достигнута ранее, так что уже через несколько минут, понадобившихся старому следователю, чтобы снять пыльные туфли, помыть руки и сесть за стол с чаем и плюшками, можно было работать. Все это время я отнекивался от милосердного предложения откушать, бросая вожделенные взгляды на накрытый стол и стараясь не бежать бегом в ванную мыть руки. Безусловно это была провокация против разведенного мужика, не видевшего домашней еды с той поры, пока под городом была вода, а не яма с песком. Глядя на Маргариту, вполне понимаешь, почему слово женщина происходит от слова женственная. Дама состояла из одних изгибов. Изгиб крутого бедра, плавная дуга талии, еще один изгиб-на этот раз грудей. Есть такие женщины, говорю об этом как теоретик, у которых ноги в бедрах достигают определенных значений, но ты этого не замечаешь, настолько все гармонично. Да, и лицо женщины тоже вызывало симпатию. Даме недавно исполнилось 34, она работала статистиком в поликлинике. Она вела допрос с пристрастием. – Всегда вызывали интерес люди вашей профессии, – сделала она ожидаемое признание. – Погони, схватки, всё это недоступная мне экзотика. Вам приходилось стрелять в людей? Перед мысленным взором встало как живое, черт бы его побрал, лицо Жуста. Крик Деко «Стреляй, Жак! Стреляй!» Пистолет дергается в руке как живой. Жуст удаляется по перевернутой вверх ногами катакомбе, поворачивает чумазое лицо. На самом деле, это я поскользнулся, не переставая садить пулю за пулей… Испытывая огромное удовлетворение, признался, что стрелять не приходилось. Когда я отнекиваюсь от совершенного подвига, то испытываю глубокое удовлетворение. Наверное, я мазохист. Сбив интерес к своей особе, могу приступить к делу. Включаю магнитофон, отлично понимая, что почти все, что услышу, отправится в корзину. Нужная информация приходит, когда ее совсем не ждешь, часто маскируясь под никчемную малоинтересную подробность. Вскоре я был погребен под деталями знакомства супругов Масловых, их свадьбы и инквизиторского характера свекрови. Этот период жизни меня интересовал мало. Это была жизнь Олега Маслова еще до подмены, еще до того, как он стал Двойником. Титаническими усилиями мне удалось отбиться от тонкости черт свекрови, имеющей целью отравить невестку, и свернуть разговор в нужное русло. – Когда вы заметили, что мужа подменили? – спросил я напрямик, с такими сдобными особами лучше в лоб работать, а, то есть реальная опасность не добраться до сути никогда. Не люблю такие моменты. Только что я был герой романтической профессии, а теперь тот, кто ковыряет в свежей парящей кровью ране ржавым ножом. Маргарита погрустнела, ушла в себя. Куда делась та пышная домашняя женщина? Казенщина. Поджатые губы, мокрые глаза. Поначалу Маслова отвечала зажато, потом ее прорвало и было не остановить. Накипело. Я только успевал кассету переворачивать. Началось все с того, что у Олега исчез шрам от аппендицита. Муж только посмеялся над ее удивлением. Сказал, что тот рассосался сам собой и давно. – Только это неправда! – убежденно заявила Маргарита. – Вахта у них месяц. Так вот я точно помню, что месяц назад шрам был! – Верю! – прервал я ее мысленный вопль. Почему не верить, если подобных случаев зафиксировано 11. Причем, два уже на трупах. Я оглянулся и спросил: – У вас решетки на окнах. Никогда не видел решетки на 9-м этаже. Маргарита смутилась. – Это Олег поставил. И вторую железную дверь. – Ему угрожали? – Точно не знаю. Он все держал в себе. – Но чем он это объяснял? Вы ведь наверняка спрашивали. Она замялась. – Конечно, спрашивала. Он сказал, что его предупредили знающие люди, что на город надвигается опасность. Неизвестно, когда это произойдет, но подготовиться лучше сейчас. – Какая конкретно опасность говорил? – Нет. Сказал только, что ночью на улицу выходить нельзя совсем. И сам не выходил, и меня не пускал. Даже когда хлеб забывали купить, так и ждали утра. Обязательно должно было взойти солнце. – Хоть что-нибудь упоминал? Чего бояться? Людей или животных? – Интересно, что вы об этом спросили. Дело в том, что он несколько раз повторил странную фразу. Он сказал дословно «Мир будет поделен!» – Мир будет поделен? А что это значит? Она пожала плечами. При этом в вырез бесстыдно выглянула гладкая кожа – это начинались великолепные груди. – Можете звать меня Марго! К чему это она? – Послушайте, может ваш муж попросту перетрудился? – начал я. – Одиночество вахты. Ответственная работа. Каждый день глядеть в бездну, а бездна как известно смотрит в ответ на тебя. – Нет, он был совершенно нормальный и адекватный. Скажу больше. Маслов стал более внутренне дисциплинирован и аккуратен. Подтянутый, каждое утро брился, раньше только раз в неделю. Ел по часам. Я извинился за следующий вопрос. – Что за дружба у вашего мужа с Боровиком? – А кто это? Я предъявил фотографию. – Это старый школьный товарищ Маслова. Он недавно приехал в город. Бизнесмен. У него большой черный джип. Маслов консультировал его по бизнесу, тот платил. Ответ был исчерпывающий, учитывая, что Боровик никогда нигде не учился, а в городе был с рождения, исключая три ходки за уральские горы. Бизнес у него был тот еще: проституция, наркотики, казино. Периодически он разнообразил жизнь вывозом туристов в лес и расстрелом. В каких вопросах мог консультировать его рядовой оператор Плотины? В каком порядке тумблера в диспетчерской переключать? Старый сериал. Дома, под просмотр старого сериала, я сделал ряд важных, но пока имеющих непонятное значение выводов. Первый, двойники появились не спонтанно. Второй, их мир еще хуже, чем наш. Третий, темнота по ту сторону Плотины смертельно опасна. Четвертый, есть угроза, что вслед за двойниками к нам вторгнется нечто, что властвует над городом исключительно ночью. Так получилось, что впервые я применил термин «По ту сторону Плотины». Плотина стала неким барьером, из-за которого явились Двойники. Случайное ли это происшествие? Несчастный случай? Тут же всплыл еще один нехороший термин «Пантанал». Я его прогнал, но он упрямо всплывал опять и опять. Сериал был неплохой. Семенов как раз расследовал убийство проституток в сауне, когда я искренне пожалел разбомбленную киностудию, которая сняла весь этот экшн. Интересно, что бы они про Пантанал показали? Отсюда пятый вывод, МГБ держало под контролем Плотину задолго до появления двойников. Почему? Может быть, потому что Плотину в этом месте нельзя было строить ни при каких обстоятельствах? Жигулевская Плотина стоит над бездонным тектоническим разломом. От огромной дыры в преисподнюю ее отделяют несчастные 600 метров, заполненные рыхлыми породами. Далее щель в гранитной плите глубиной 40 километров. Это примерное расстояние между Самарой и Тольятти. На глубине этой пропасти магма, расплавленная масса силикатного состава с температурой нагрева до тысячи градусов. Половина России до Урала расположена над Русской тектонической платформе – гранитной глыбище площадью более чем в 5 миллионов квадратных километров, толщиной в 40 и весом в 600 миллиардов тонн. В ранний палеозой, примерно 150 миллионов лет назад, на месте будущей Плотины образовалась гигантская трещина. Причина неизвестна. Возможно гранит не выдержал разницы температур. Или железный метеорит в пару десятков тысяч тонн врезался в землю. Миллионы лет понадобились, чтобы многочисленные обрушения тектонической плиты не сформировали в ней пропасть глубиной в десятки километров и длиной в тысячи. Сверху эта мина замедленного действия была присыпана осадочными породами. Разлом живой, края его движутся относительно друг друга. Ежегодно Жигулевские горы становятся выше на 2 миллиметра, Самара же опускается в преисподнюю на 2 миллиметра. Только идиоту могла прийти в голову идея строить Плотину прямиком над разломом, и такие идиоты нашлись. Когда Плотину запустили, огромные массы воды частично размыли, частично просочились через осадочные породы, прикрывающие бездонный зев тектонического разлома. Миллионы тонн волжской воды хлынули в подземный ад, внизу которого имелась природная горелка в тысячу градусов. Как все это разом не рвануло, известно одному Аллаху. Информацию засекретили, утечку миллионов тонн воды занесли в секретные реестры. И всю эту братию, а попутно кучу ничего не подозревающего простого люда спасло то, что вода попала не на раскаленную топку магмы, а утекла в сторону Жигулевской дислокации- коленообразную складку земной коры, при образовании которой 18 миллионов лет назад, в середине неогенового периода, образовались Жигулевские горы. За время функционирования Плотины здесь накопился громадный запас воды, который давит на земную кору, испытывая на прочность, и остается только гадать, сколько она выдержит, пока не грянет катастрофа. Уничтожение Москвы со всеми министрами, Думой и олигархами лишило Волгу основных притоков воды, но не было фатальным. Фатальными сделались вибрации Русской платформы в результате атомных бомбардировок по окраинам. Осадочные породы обрушились, мелкие и средние реки исчезли в подземных пустотах, и теперь Плотина гордо возвышается над пропастью в 40 километров, на дне которой ад. Важный свидетель. Коликова в бриллиантовом колье за 30 лимонов выглядела недовольной жизнью, я наоборот. Шел процесс получения пистона животворящего. – Ты чего себе позволяешь, Вершинин? – строгим голосом воспитательницы детского сада выговаривала Алкоголикова. – Чего ты через мою голову писульки свои пишешь? Знаешь куда можешь ее засунуть? У меня были предположения, которые я оставил при себе. Алкоголикова продолжала. – Меня начальник отдела полковник Боев спрашивает, что там ваши следователи совсем с ума посходили? Повестки выписывают преступным авторитетам, несчастные патрульные к самому Боровику сунулись, а там им морды набили, хорошо ксивы не отобрали и оружие вернули! А я стою, как дурак, глазами хлопаю! Не знаю, что сказать, потому что представлению не имею, что мой Вершинин еще вытворит! Нет, я так с тобой до пенсии не доработаю! Сделав ряд лингвистических выводов о том, что женщины в СК не говорят о себе «как дура», это их оскорбляет, я заявил. – В процессе расследования дела Маслова возникла необходимость допроса гражданина Боровикова. Алкоголикова побелела как сковорода, загодя поставленная на огонь. – Нет никакого дела, Вершинин! Очнись! Ты должен был оформить справки и отправить все в архив. – Маслов имеет доступ к стратегическому объекту, следователь Осипов, который вел его дело, убит. – Доказано, что это был несчастный случай! Машина найдена, виновник установлен. Говорит, не углядел. Уже подписал признательное. – Странное время для мусоровоза. Они по утрам мусор забирают, а этот ночью. Алкоголика смотрела с жалостью. – Ты совсем убогий, Вершинин? Или в Париже долго был, позабыл русский язык? Дело закрыто! Иди оформляй справки. Ты меня понял? – А допрос Боровикова? – вежливо поинтересовался я. Эффект превзошел ожидаемый. – Пошел вон! – Коликова пошла такими красивыми пятнами, если бы я боялся начальства, у меня случился бы припадок. А в Париже мне не понравилось. И я пошел другим путем. Боровик. Сауна располагалась в подвале венерического диспансера, но вход имела отдельный с ручками, свободными от трипперных цепочек. Спустившись вниз я оказался перед конторкой с бдительной теткой. – Отстал от своих, болезный? – спросила она. – Кого ищем? – Вип-зал! – высказал я пожелание. Тут мимо нас прошла парочка. Совершенно голый мужик и похоже вьетнамка, коротконогая и тяжелозадая. На чей-то вкус. – Простыни брать будем? Я представил на них букашек и отказался. В сауне имелось несколько залов, но лишь одна отличалась мощной железной дверью. Толкнул, вошел. Зал в приятной полутьме, стол, кожаные диваны. В стороне бильярдный стол и настольный футбол. А сыграть не с кем. Партнеров нет. На столе жратва, батарея бутылок. Основная жизнь за дверью дальше. Плещет вода, гремит музыка, бабы визжат. Все как я люблю. Я вздохнул. Я ломал голову над этической проблемой, нормально ли подойти к бассейну в уличных туфлях, когда из дверей показался распаренный гражданин, замотанный по пояс в простыни словно римский гражданин. Налив водочки, он опрокинул зло в себя-и узрел меня. Возможно он подавился. Именно так я воспринял фонтан из его горла. Но отвернуться от стола он успел. Диван только испачкал. – Кто пустил? – взревел он. – Убью! Убить он мог разве что собственным хреном. Тем более я был готов рвануть наутек. Через некоторое время в зале было уже несколько крепких мужчин, один из них со стволом, он с ним парился что ли. По настроениям отдыхающих становилось понятно, что сейчас будут бить одного старого следователя. – Ша, затухли все! – властно сказал Боровик. Я думаю, своё погоняло он получил не только из-за фамилии. Ему было за 40, лысоват, росточка где-то в интервале от карлика до учащегося ПТУ. Гриб старый. Автор быстро урегулировал ситуацию. Мужик на стреме получил звездюлей, тот что с пистолетом пошёл париться дальше, остальные пошли на хер. Во всяком случае Боровик их всех туда послал, и они ушли не уточняя. – Не предлагаю тебе присесть, ментяра, потому что автору сидеть за одним столом западло? Сечешь? – спросил Боровик. – Я с тобой базарить согласился, потому что люди за тебя попросили. Люди это Касаткин из УСБ, я пришел к нему, долго плакал, рвал рубаху и целовал ноги, доказывая, что без допроса Боровикова никак. Попутно заложил Коликову с ее колье за 30 лимонов. – Это весь подпольный интернет знает, – отмахнулся Касаткин. – Но он не знает, как она часто их меняет, – уточнил я. – Я каждый день вижу шефа, разницу сразу учую. Могу в рублях сразу. Закладывать Алкоголикову было приятно. – Ладно, попробую что-нибудь сделать, – смягчился Касаткин. У наших оперативников есть осведомители среди преступных группировок, но они не идут ни в какое сравнение с осведомителями УСБ. Через полчаса явка в подвале вендиспансера была получена. Боровик выделил 5 минут на беседу. Боровик ментов терпеть не мог на физиологическом уровне. В СИЗО к нему 3 подсадки делали-все повесились в ту же ночь. Задавая свои вопросы, я представлял красочную картину, как одного престарелого следователя жарят в парилке. Новое блюдо-следак на углях. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/dino-dinaev-12129205/pantanal-i-tektonicheskiy-razlom/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.