О Стивене Хокинге, Чёрной Дыре и Подземных Мышах

О Стивене Хокинге, Чёрной Дыре и Подземных Мышах Катажина Рырых Настроение: Подросток История Пётрека завораживает и затягивает, как Чёрная Дыра, что скрыта под его кроватью. Но и она, и Подземные Мыши – лишь малая часть загадок, окружающих мальчика. Что общего между его старшим братом и знаменитым Стивеном Хокингом? Что случится, если «маленький грамотей» Пётрек оторвётся от книг, присмотрится к другим людям и окунётся в бурную жизнь сверстников? Он обретёт приятелей и врагов, узнает историю каждого из них, научится дружить и драться, защищать слабых и видеть красоту прежде невзрачной девочки. Это – история о взрослении и обретении себя, чудесно рассказанная польской писательницей Катажиной Рырых, двукратным лауреатом премии имени Астрид Линдгрен. Катажина Рырых О Стивене Хокинге, Чёрной Дыре и Подземных Мышах Пётреку, знакомым детям из окрестных домов, которые уже давно не дети, Янушу, увлёкшему меня физикой, и всем тем, кто узнает себя в этой истории. © М. Крисань, перевод, 2019 © АО «Издательский Дом Мещерякова», 2019 Один Знаете, кто такой Стивен Хокинг? Это очень умный парень, хотя на первый взгляд никто бы за него и гроша ломаного не дал. Когда я был младше, я считал, что это он придумал Чёрную Дыру, но мой брат мне всё объяснил и вовсе надо мной не смеялся. И он даже показал мне, где находится Чёрная Дыра. С тех пор я часто задавался вопросом, когда Стивен Хокинг нашёл время, чтобы навестить моего брата и открыть эту Чёрную Дыру, но мой брат был очень занят, потому что готовился к экзамену. А когда он занимался, то вешал на дверь своей комнаты карточку с надписью: «Вход воспрещён», а ниже был нарисован череп со скрещёнными костями. Тогда я знал, что не время шутить, и единственный человек, который мог войти в комнату брата, была мама. Впрочем, это было необходимо, потому что без неё брат умер бы с голоду. Мама заходила в комнату несколько раз в день, толкая перед собой тележку на колёсиках, а потом забирала пустую посуду на кухню. Я жалел, что не мог этого делать, но мама считала, что я слишком мал. Подозреваю, что, если бы я поговорил с ней о Чёрной Дыре и Хокинге, она бы изменила своё мнение, но мою маму всегда больше интересовала моя успеваемость, чем моё мнение. Когда я только раз осмелился сказать что-то о Чёрной Дыре, она сразу же спросила, как пишется «чёрная»: через «о» или «ё». Я ответил, на мой взгляд, довольно остроумно, что через «о», так как в него можно упасть так же легко, как в дыру, и мама несколько рассердилась. Всё бы закончилось каким-нибудь диктантом на правописание, если бы брат не вступился за меня. Он объяснил маме, что у меня есть редкое для моего возраста чувство юмора и что чувство абсурда характерно для людей, которые в будущем могут стать гениями. Но, конечно, ничто на это не указывало, по крайней мере в том, что касалось меня. Моя учительница твердила, что я тугодум, хотя я был единственным в классе, кто пришёл в школу, уже умея читать, а также складывать, вычитать, умножать и делить в пределах ста. – Будущие гении имеют право быть эксцентричными, – защищал меня брат, когда я отказывался идти на день рождения своего одноклассника. Приятель, конечно, не понимал, что мне действительно не нравился «Макдоналдс», но не из-за еды, а из-за улыбчивого клоуна на плакатах рекламы. Неизвестно, почему я тогда боялся клоунов и паяцев, но я имел право на фобии. По крайней мере, так объяснил мне мой брат. – Когда я был в твоём возрасте, я боялся Подземных Мышей, – сказал он, – хотя ни разу ни одной не видел. Когда я спросил почему, он объяснил, что Подземные Мыши даже хуже термитов, потому что живут в нашем климате и могут прогрызть даже железобетон, и если он армированный, они всё равно с ним справятся. Рассказ брата произвёл на меня такое впечатление, что я сразу перестал бояться клоунов, зато всю неделю кричал по ночам, потому что что-то скреблось и шуршало под моей кроватью. Конечно, я и слова не сказал маме, прибегавшей в комнату, чтобы зажечь ночник. Потому что, если бы я что-нибудь пропищал, мыши из мести могли бы начать с пола моей комнаты… – Ты должен укротить свой страх, – предложил брат. Он потянулся за листом бумаги и велел мне фломастером нарисовать Подземную Мышь. При виде монстра, вооружённого моторной пилой или по крайней мере чем-то, что должно было её напоминать, мама побледнела и дала мне раскраску, которую прислала тётя из Штатов. В раскраске было много забавных рисунков, персонажами которых по иронии судьбы были мыши, поэтому я решил пойти дальше и тем же фломастером, которым я нарисовал Подземную Мышь, изобразить в раскраске ужасные, с острыми металлическими зубами, ловушки и кровожадных кошек. И когда я почувствовал, что мой страх немного укрощён, я засунул раскраску глубоко под кровать. Видимо, Подземным Мышам не понравилось моё к ним отношение, потому что раскраска исчезла… Отныне мне ничего не оставалось, как ждать страшной мести моих преследователей, но Подземные Мыши выбрали самую изощрённую пытку – неопределённость. – Я не думаю, что Подземные Мыши взяли эту раскраску, – сказал брат. – Если бы они так сделали, то изорвали бы её в клочья. Действительно, под кроватью я не нашёл ни кусочка бумаги. – А я что говорил? – ответил брат, когда я поделился этим открытием с ним. – В каком-то смысле тебе повезло. – Почему «в каком-то смысле»? – удивился я. Брат пожал плечами. – Потому что это может означать только одно. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Брат серьёзно посмотрел на меня и вздохнул. Я знал, что это не сулит ничего хорошего. Я вопросительно взглянул на него. – Не знаю, должен ли я говорить тебе… Хотя летний вечер был жарким, мои руки и ноги покрылись гусиной кожей. – Чёрная Дыра, – мрачно сказал брат. Непроизвольно я посмотрел на пол. – Она под твоей кроватью, – объяснил он. – Конечно, не нужно было говорить, но… Я твой старший брат, и это в какой-то степени мой долг. – А… – начал было я, но брат потянулся за листом бумаги и фломастером. – Это и есть Чёрная Дыра, – сказал он, пододвигая ко мне лист бумаги. – Чёрная Дыра работает таким образом, – добавил он, рисуя мелкие предметы, падающие в чёрную пропасть и исчезающие без следа. Я посмотрел на рисунок и вздрогнул. В тот вечер я сделал всё, чтобы не уснуть в своей постели. Конечно, я не мог остаться в комнате брата, потому что, если Чёрная Дыра была определена, это означало, что страх был освоен. Я не мог лечь на диван рядом с мамой, потому что я уже был слишком большим для этого. Поэтому я свернулся в кресле в дедовой комнате как кошка и сделал вид, что сплю, чтобы мама не могла перенести меня в мою комнату. После нескольких попыток разбудить меня мама сдалась, и только тогда я действительно уснул. Утром мне приснился сон, что Подземные Мыши откусили у меня большой палец на ноге, но, когда я проснулся, оказалось, что нога просто затекла. Я растёр стопу и пошёл на кухню. Налил себе стакан апельсинового сока, и когда выпил его, пальцы отошли, и я на цыпочках прошёл в свою комнату. Проходя мимо чуланчика, который брат называл «клетушкой», я снял щётку с крючка и, вооружившись ею, пошёл к себе. Я присел на пол на безопасном расстоянии и концом палки поднял край покрывала. Но под кроватью было так темно, что я ничего не заметил. Теперь, когда с того дня прошло немного времени, мне кажется это смешным и ребяческим, но… тогда, когда я только начал учить английский, было действительно загадочно и страшно. Я понял, что у Чёрной Дыры, и Подземных Мышей, и всего остального, происходящего в нашем доме, не было иного выбора, кроме как просто-напросто произойти. Знаю, что это звучит очень расплывчато и запутанно, но я постараюсь всё прояснить. Конечно, вы бы поняли это с самого начала, но я забыл всё объяснить. Если бы я представился сразу, всё было бы куда проще. Итак, меня зовут Пётр Ястребовский (для близких я – Пётрек). Конечно, в этом нет ничего странного, потому что всех как-то зовут. Мой брат, например, Стефан Ястребовский. Также надо сказать, что мой брат всегда называет меня Братишкой, потому что я младше, и я так к этому привык, что однажды, когда он назвал меня Петром, я оглянулся посмотреть, кто ещё был в комнате. Когда я хвастался брату первой пятёркой по английскому (конечно, это была не совсем настоящая пятёрка, потому что я получил её за рисунок), брат лишь пожал плечами и небрежно спросил, знаю ли я, что такое «детерминизм». Мне было глупо признаться, что не знаю, поэтому я побежал к себе в комнату, чтобы, как говорил мой брат, «погуглить», то есть заглянуть в «Гугл». Я узнал, что это учение о всеобщей закономерной связи и причинной обусловленности всех явлений. Усевшись на подоконнике, я в конце концов перевёл это на свой язык. Это примерно означало, что, если что-то должно было случиться, это случилось бы, но я не мог связать это со своей ненастоящей пятёркой по английскому языку. Конечно, у меня были некоторые сомнения, потому что «Гугл» не был всезнающим, в чём я убедился сам, вбив «подземные мыши», – и оказалось, что они не упоминаются ни разу. Зато было много упоминаний о компьютерных мышах и земельных работах. – Мне стыдно за тебя, – сказал брат. – Это же так же, как если бы ты хотел найти рецепт производства атомной бомбы в интернете. Так что, очевидно, Подземные Мыши были чем-то более опасным. Поэтому я отказался от своих поисков, тем более что мой брат спросил меня, узнал ли я, что такое детерминизм. Я рассказал своими словами, и брат серьёзно закивал головой. Он взял лист бумаги и нарисовал Чёрную Дыру. И потом написал большими, чёткими буквами: «Стефан». – А теперь, Братишка, скажи, как это имя будет на английском? – Стивен, – ответил я. Это было просто, потому что на первом уроке учительница рассказала нам, как нас зовут по-английски, а Стефан как раз сидел со мной за одной партой. – Да, действительно. – Брат повернулся и достал с полки двуязычный польско-английский словарь. – Теперь ищи слово «ястреб». – «Хок», – сказал я после минуты поиска. – Ха! – воскликнул мой брат торжествующе. – И тогда Ястребовский… Как будет, Братишка? – Хокинг? – спросил я и от удивления замолчал. Так в одно мгновение я всё понял. Это было так, как будто кто-то хорошенько врезал мне по голове. Стефан Ястребовский. Стивен Хокинг. Всё стало понятно. Итак, кроме моего брата и болезни со странным названием, из-за которой он практически не покидал постели, существовал ещё Стивен Хокинг и Чёрная Дыра в моей комнате. Внезапно стало действительно страшно. Я хотел ещё поговорить об этом с братом, но у него заболела голова, и мне пришлось попросить маму принести ему таблетку. Я задёрнул занавески и пошёл в свою комнату. Я сел в кресло на достаточном расстоянии от кровати и начал думать. – Ты должен думать, – сказал как-то брат. – Мышление отличает нас от животных. Я не совсем согласился с этим, потому что Эйнштейн, крыса моего брата, может почуять миндаль, спрятанный под крышкой от сока, и сразу найти нужную крышку, но брат в ответ прочитал мне лекцию о различиях между интеллектом человека и животного. Мне было трудно поверить, что Эйнштейн был просто научен. И хотя я не сказал это вслух, я подумал: «Неправда!» И таким образом я неосознанно разделил судьбу Галилея. Я сидел в кресле и думал, а под моей кроватью творилось что-то странное. Два Я так думал чуть ли не час, пока наконец меня не осенило. И тогда я начал связывать с Чёрной Дырой определённые надежды. Если действительно – а у меня не было причин не верить брату – всё, что в неё попадало, исчезало без следа, с её помощью я смог бы справиться с Подземными Мышами. Брат, когда я рассказал ему об этом, взглянул на меня исподлобья и посоветовал никому об этом не говорить, потому что, если мыши узнают о заговоре, меня ждёт страшная месть. Я был немного обижен, потому что не был настолько глуп, чтобы болтать направо и налево о том, как я хотел покончить с мышами, но брат объяснил, что излишняя осторожность не повредит. Поэтому я решил кормить Чёрную Дыру, хотя и не знал как. Я подумал, что было бы лучше, если бы я относился к ней как к домашнему питомцу. У меня был некоторый опыт, потому что, когда мой брат отправлялся в больницу на несколько дней, он всегда просил позаботиться об Эйнштейне. Это было очень просто – нужно было только следить за тем, чтобы миска не была пустой, а в поилке была вода. Иногда я вешал на решётку клетки забавную палочку, покрытую разными зёрнышками, и наблюдал, как Эйнштейн выдалбливал по зёрнышку, а потом засовывал его лапкой в рот. Ещё я брал Эйнштейна на прогулку. Он залезал в капюшон моей толстовки или в карман и засыпал. А иногда он взбирался ко мне на плечо, обычно это происходило в магазине. Люди вокруг меня начинали кричать, а одна женщина однажды запрыгнула на стойку с корзинами и ещё долго вопила после того, как я ушёл (точнее, как меня попросили выйти) из магазина. Но, как вы знаете, Эйнштейн – это крыска. И всё, что возможно с Эйнштейном, не было бы возможно с Чёрной Дырой. Я взял чистую тетрадь в клетку из ящика стола и записал следующее: «1. Проблема еды. Чёрная Дыра, скорее всего, ест всё. Решение проблемы: давать всё, что только возможно. 2. Проблема питья. Проблема налить воду на пол – мама. Решение проблемы: если Чёрная Дыра поглощает всё, она может поглотить воду и в бутылке». На всякий случай я оставил место для новых идей, закрыл тетрадь и пошёл на кухню. В мусорном ведре лежала пластиковая бутылка из-под минеральной воды. Я наполнил её водой из крана и взял со стола печенье, положил всё на пластиковый поднос и вернулся в комнату. Концом палки от щётки я поднял край покрывала, одним движением сунул поднос под кровать и выбежал из комнаты. Когда я захлопнул за собой дверь, то был готов поклясться, что под моей кроватью что-то чавкнуло… – Братишка! – раздался голос из-за закрытой двери. – Если ты снова так хлопнешь дверью, я тебя прибью! Я открыл дверь комнаты брата как можно тише. Не говоря ни слова, положил тетрадь на кровать. Брат посмотрел на мои записи и нахмурился. – Неплохо, неплохо, – промурлыкал он, затем потянулся к книге, лежащей рядом с кроватью. Меня всегда удивляло, как он грамотно обустроил свою комнату – у него всё было под рукой, и всё это он сам спроектировал. Иногда я подозревал, что он научил меня читать только для того, чтобы мог продолжать учиться дальше, когда у него появились проблемы с глазами. А это было так. За несколько дней до моего пятилетия брат позвал меня в комнату. – Что это? – спросил я, глядя на разноцветные карточки, разложенные на одеяле. – Знание, – ответил он. Я сел по-турецки у него в ногах, и мой брат по очереди начал показывать мне цветные карточки. – Это буква О, – сказал он. – А это С. Таким образом я научился читать слово «осёл». – Это первое слово, которому учат в школе, – сказал он серьёзно. Когда я пошёл в школу и взял в руки настоящий букварь, я был очень удивлён, потому что нигде не было слова «осёл». – Хм. – Брат нахмурился и терпеливо выслушал меня. – Судя по всему, внедрили новую методику. На уроке сложения (когда я освоил искусство складывать буквы, мой брат принялся учить меня математике) мне было очень скучно, и я прочитал весь букварь. Учительница, очевидно, заметила, что я занимаюсь чем-то не тем, – думаю, она решила, что я смотрю картинки, – и вызвала меня к доске. Меня застали врасплох – я не знал, что происходит, и принёс домой замечание от учителя. На следующий день я просмотрел все упражнения по математике и не смог найти в букваре предложения «Мама мыла раму». И снова вернулся домой с замечанием. – Я думаю, что Пётрек пошёл в школу рано, – сказала учительница, фальшиво ласково поглаживая меня по голове. Я написал «фальшиво», потому что, если бы она действительно хотела меня погладить (хотя, конечно, я был слишком большим, чтобы меня гладить), она бы этого не делала «против шерсти». Конечно, она могла не знать, что вихор на моей макушке не любит подобного поглаживания, но могла бы догадаться, так как я пытался от неё отойти как можно дальше. – Мой сын очень сильно привязан к своему старшему брату, – сказала мама, по-моему, совершенно к месту. Что может быть странного в том, что мой брат – мой лучший друг? Когда мы вернулись домой (я не позволил маме нести мой рюкзак, как это делали мамы моих одноклассников), я переоделся, поел и спрятался в шкафу. Шкаф у нас огромный. Вроде бы давным-давно в нём стояла кровать моей бабушки. Конечно, тогда она не была ещё бабушкой, а была обычной маленькой девочкой, которая, как и все девочки, боялась лягушек и майских жуков. Когда мне надо было обдумать что-то важное, я шёл на чердак и залезал в шкаф. – Папа Пётрека, когда был маленьким, всегда брал с собой в постель резинового пса, – сказала мама в разговоре с тётей. – А у Пётрека есть свой шкаф. Резиновая собака – это тоже что-то. Просто шкаф – это единственное место на земле, где я чувствую себя в безопасности и где меня не беспокоят. У моего брата есть своя кровать, которая немного напоминает Центр управления космическими полётами, где он чувствует себя хорошо, так почему запереться в шкафу – это плохо? Правда, когда брат рассказал мне о кошке Шрёдингера, я начал проявлять осторожность, чтобы случайно не оказаться в другом месте. – Зачем ты забиваешь ему голову всем этим? – спросила мама однажды, но я не услышал ответ, потому что она закрыла за собой дверь. Бабушке тоже не очень нравилось, что я не бегаю во дворе с мячом. Видимо, это должно было меня отдалять от сверстников. – Вот увидишь, что он будет как его отец. Одного учёного в семье… Но это было совсем не так. Друзей, если бы только разрешили, невозможно было бы выгнать из нашего дома. Всё начиналось с того, что они хотели посмотреть на кровать моего брата, а потом оказывались в моей комнате. – Круть, – ахнул Артек, когда впервые был у меня. – Где он её купил? Артек всегда считал, что всё можно купить, и поэтому не поверил, что кровать была творением моего брата. Но самое смешное то, что, когда он всё рассмотрел, ему пришло в голову, что мой брат сделал её ради забавы. Потому что кровать моего брата похожа на космическую лабораторию. У неё регулируется высота, справа что-то похожее на панель управления с множеством кнопок и рычагов, которые включают и выключают свет, телевизор, ставят столешницу с подключённым к ней ноутбуком, включают и выключают экран компьютера, выключают радио и отправляют различные сигналы на кухню. Благодаря им кто-нибудь, кто там находится, узнаёт, что брат просит чай, или бутерброд, или печёные яблоки, которые он обожает. Есть ещё много других вещей, и я точно не знаю, что может произойти после нажатия на какие-нибудь ещё кнопки. – Ух ты, я бы тоже такую хотел. – Артек даже разинул рот от удивления, когда полка с книгами вышла из книжного шкафа и плавно подвинулась к кровати. – В любом случае, я бы тебе этого не желал, – пробормотал мой брат, и я понял, что ему совсем не нравится Артек. Выйдя из комнаты моего брата, Артек не мог закрыть рот. – Да… вот это вещь… Если бы я заплатил твоему брату, то… – Нет, – уверенно ответил я. – В евро, – добавил напористо Артек. – В евро тоже нет. – В долларах. С Артеком явно было сложно сладить. – В долларах тоже нет. Артек остановился у двери. – Слушай, если бы… – В еслибах тоже нет, – отрезал я. – Ты какой-то непрактичный, – сказал Артек, надел шапку и вышел. Я закрыл дверь и сел в кресло на безопасном расстоянии от кровати. Только я подумал о Чёрной Дыре, как позвонили в дверь. Перед дверью стоял Артек. – Пётрек, я забыл куртку, – просипел Артек, который, как говорится, толстоват, и вовсе не потому, что он болен или у него, как заметил мой брат, это в генах, а только потому, что он всё время бегает в «Макдоналдс». Я впустил его в прихожую, но на вешалке не было ничего, кроме маминого жакета и моей толстовки с капюшоном. – Посмотри в комнате, – предложил я. – Есть! – Артек радостно закричал, увидев рукав, выглядывающий из-под покрывала. К счастью, мне удалось остановить его прежде, чем он засунул руку под кровать. – Подожди, – сказал я, пытаясь успокоиться. Артек посмотрел на меня большими как блюдца глазами. – С тобой всё в порядке? – спросил он. Я не ответил. Я лёг на пол и осторожно ухватился за конец рукава. – Лучше отойди, – прошептал я. Артек покрутил пальцем у виска, но покорно вернулся к двери. Я потянул за рукав, и куртка вылетела в центр комнаты. – Держи, – произнёс я, отряхивая штаны. Артек взял куртку и нахмурился. – Пуговицы нет. Я почувствовал, как мне становится холодно. – Это была брендовая пуговица. – Артек продолжал хмуриться. Я кивнул. – Не делай этого! – крикнул я, когда он встал на четвереньки и протянул руку. – У тебя точно что-то с головой, – вздохнул он, но убрал руку. – Что у тебя там под этой кроватью? Я пожал плечами. – Ничего особенного, – ответил я, пытаясь отвертеться, но Артек не сдавался. – Пётрек, скажи мне! – Артек напоминал в эту минуту чёрного, толстого таксика моей бабушки. Глядя на него, я понял, что он не отцепится, пока я ему не скажу. Он был готов спросить у моей мамы, и в этом случае она могла бы оказаться в опасности. Потому что мама, как любая другая мама, любит спокойствие и порядок и наверняка не пропустила бы информацию о Чёрной Дыре. – Хорошо, – сказал я и указал Артеку на стул. – Но если ты проговоришься… Уши Артека стали красные, как лепестки тюльпана, и я понял, что, как только он выйдет во двор, всё выболтает. – Ну?.. – Артек сгорал от любопытства. Я нахмурился и потёр голову, чтобы выиграть время. Брат, конечно, нашёл бы выход, но, чтобы спросить его, мне пришлось бы выйти, и тогда Артек наверняка очутился бы целиком под кроватью. Я представил, как папа Артека, покраснев от гнева, кричит на мою маму за то, что она не проследила, чтобы его сын не пострадал, и представил, как сам Артек бесследно исчезает в Чёрной Дыре. Хуже всего было то, что у меня под кроватью были бы не только Подземные Мыши и Чёрная Дыра, но и Артек, пусть и где-то в Дыре, но в любом случае в моей комнате!!! Артек засопел от нетерпения. Я посмотрел на него искоса, и мне пришло в голову, что он настолько толстый, что, возможно, не поместился бы в Чёрную Дыру, но я сразу вспомнил рисунок брата, на котором Чёрная Дыра поглотила грузовик… Артек, что ни говори, был намного меньше… Я беспомощно оглянулся по сторонам и внезапно… – Хорошо, – сказал я, вынимая свой перочинный ножик из кармана. Артек вскочил со стула. – Дай руку, – прошипел я. Артек завизжал так же, как пёс моей бабушки, когда кто-нибудь случайно наступит ему на хвост. – Бояться нечего, – объяснил я, встав на его пути. – Мы должны заключить кровное братство, иначе ты всё разболтаешь во дворе. Три Пусть огонь поглотит меня, затопит вода, сокрушит лавина и высосет кровь чупакабра, – произнёс я, на мой взгляд, нечто совершенно бессмысленное, но количество возможных несчастий, очевидно, произвело впечатление на Артека, потому что он побледнел. Я торжественно уколол его в кончик пальца и прижал палец к бумаге. А потом прижал и свой рядом. Я подождал, пока капля крови высохнет, и положил бумагу в ящик. – Подожди, подожди. – Артек пришёл в себя. – Покажи, что там написано. – Да пожалуйста. – Я помахал бумагой перед его глазами, и Артек с подозрением посмотрел на неё. – Что это? – спросил он, глядя на ряд знаков, напоминающих лысые деревца. – Секретный алфавит, – сказал я. На самом деле это были знаки, перерисованные из книги Толкина, которую брат дал мне почитать. – Здесь перечислено всё то, что с тобой случится, если откроешь секрет, – пояснил я. Артек посмотрел в окно и задумался. Я попал в яблочко! Сохранение секрета было самым сложным испытанием для болтуна. Вся улица знала, что он ежедневно приходил в школу с какими-то очередными новостями. – Я никому не скажу. – Он тяжело вздохнул и сел на стул. Из спрятанного за книгами сегрегатора я достал рисунок и положил на стол. – Это Чёрная Дыра, – сказал я. Уши Артека покраснели. Мы закончили разговор, когда за окном начало темнеть. – Почему вы сидите в темноте? – удивилась мама, входя в комнату. Она зажгла лампу и пригласила Артека на ужин. На кухонном столе стояла миска с моими любимыми оладьями. Не было в этом ничего особенного, обычные оладьи с мелко нарезанным яблоком и сметаной, но Артек уписывал их за обе щеки. Во время ужина он вёл себя иначе: вместо того чтобы говорить о евро и долларах, о чём он обычно болтал во дворе, он рассказывал о бабушке, которая им занимается, потому что его родители уехали на работу за границу. И что таких, как он, называют «евросиротами». Должен признать, это звучало впечатляюще, но, когда я посмотрел на маму, заметил, что она погрустнела. В связи со всем этим Артек пробыл у нас аж до вечера. Мама, конечно, позвонила его бабушке, и, хотя он протестовал, она вместе со мной проводила его до дома. Но прежде чем Артек ушёл, мой брат позвал нас в комнату, и, сидя на его кровати, мы посмотрели фильм «Микрокосмос». Вообще Артек мне больше нравился как евросирота, чем как евроартек. Внезапно он перестал пересчитывать содержимое кошелька, с его лица исчезла кислая улыбка, а когда фильм закончился, он поблагодарил моего брата и спросил, может ли как-нибудь ещё зайти. Артек живёт на второй от нас улице. В принципе, не так уж и далеко, но надо перейти через оживлённую дорогу. Сколько бы раз я ни шёл в школу, мне приходилось каждый раз обещать, что я пойду по тропинке за домами вдоль дороги, а затем по дороге через близлежащие дома. Я пообещал Артеку, что найду его пуговицу, и мы договорились, что он будет ждать меня на следующее утро у дороги. Моя мама шла за нами и думала, что никто из нас не видит, как она курит, но я решил, что сделаю ей замечание, когда мы будем одни. – Если бабушка разрешит, я приглашу тебя на гриль в субботу, – сказал Артек, когда мы остановились у калитки его дома. – Ты можешь приходить к нам, когда захочешь, – улыбнулась мама. – Правда, в полночь необязательно, лучше в обычное время. Мы пожали друг другу руки, как взрослые, и я вернулся домой. Точнее, мы не вернулись сразу, а обошли поля, начинавшиеся за нашими домами. В садах пахло сиренью, а в небе светила огромная луна. Мы шли с мамой молча, было так красиво, что просто не хотелось разговаривать. Я думал об Артеке, который был евросиротой, и о его бабушке, у которой он должен по любому поводу просить разрешения, и был рад, что я есть какой есть. Я был так рад, что схватил маму за руку и крепко сжал её. Наверное, она, как обычно, поняла, что я хотел ей сказать, потому что в ответ сжала мою руку, и мы пошли дальше вдоль домов, где люди смотрели телевизор, или ужинали, или просто сидели и говорили о том, как прошёл день. А мы с мамой шли на вечернюю прогулку, мы проходили мимо всех этих домов, и я подумал, что, когда мы вернёмся в наш дом, мама приготовит горячее какао и мы выпьем его в комнате с братом. Так и произошло. – А твой друг вырастет – человеком станет, – заявил брат, отставляя в сторону пустую кружку. Я кивнул. Мне было бы очень жаль, если бы моему брату не понравился Артек, потому что в тот день я увидел, что он совсем не такой напыщенный и глупый и что совсем нелегко быть евросиротой. Из-за всего этого я совершенно забыл о Чёрной Дыре. Прыгнул в кровать, как будто под ней ничего не было, и вспомнил о Дыре, когда уже лежал под одеялом. И именно тогда под кроватью что-то зашуршало. Я натянул одеяло на голову и задержал дыхание. Шуршание повторилось ещё раз, а потом всё стихло. Когда утром зазвонил будильник, я осторожно вытащил голову из-под одеяла и посмотрел на пол. Рядом с моими тапочками лежала брендовая пуговица Артека. Видимо, по какой-то причине она не понравилась Чёрной Дыре, и та просто выплюнула её. Я хотел рассказать об этом моему брату, но карточка на двери его комнаты говорила, что он ещё спит, поэтому я тихо спустился в кухню. Я спрятал пуговицу в спичечный коробок и после завтрака вышел из дома. У меня в рюкзаке было два яблока – одно для меня, а другое для Артека (который, как заметила моя мама, в последний раз видел яблоки на картонной упаковке сока). Я дал ежедневное обещание, что не пойду по улице, и закрыл за собой дверь. Артек ждал, как обещал, на углу под дорожным знаком. Он снял рюкзак и достал большой пакет чипсов. Я думал, что мы разделим его пополам, но Артек объявил, что это для меня, а его в рюкзаке. Мне стало плохо при мысли, что я должен всё это съесть, но я кисло улыбнулся и угостил Артека яблоком. И когда мы устроили состязание кто-дальше-бросит-огрызок, из-за ворот садового товарищества выбежал Глупый Кацек и обругал нас за то, что мы мусорим. Мы быстро убежали, не объяснив ему, что огрызки, как и остальные растительные отходы, являются биоразлагаемыми, – потому что Кацек, когда злится, становится опасным. – Откуда ты знаешь все эти умные слова? – спросил Артек, с трудом глотая ртом воздух. Я пожал плечами, и у меня с языка чуть не слетело, что надо учиться, но я вспомнил, что Артек был мало того, что евросирота, так ещё у него нет ни сестры, ни брата, ни какого-нибудь домашнего животного, так как у него астма. – И только на рыбок у меня нет аллергии, – объяснял Артек. – Но что такое рыбки, на них можно только смотреть… Сложно было с ним не согласиться. Вот хотя бы даже Эйнштейн: его можно погладить, спрятать в капюшон толстовки или карман. А рыбки… В раздевалке, когда мы переобувались, я отдал Артеку пуговицу. – И что, ОНА действительно выплюнула её? – выпучил глаза он. – Всё указывает на это, – ответил я. Весь первый урок Артек брызгал чернила из вкладыша перьевой ручки на обложку тетради, рисуя Чёрную Дыру, пока учительница не сделала замечание, что у него грязные руки, и не отправила его в туалет их вымыть. – Почему ты не ешь? – спросил Артек на большой перемене, засовывая чипсы горстями в рот. Я никогда не любил чипсы. Может быть, это была заслуга моего брата, потому что он показал мне фотографии толстяков, регулярно посещающих «Макдоналдс». Правда, Артеку было ещё далеко до их размеров, но он явно к ним приближался. – Я оставлю это для Сам-Знаешь-Кого, – ответил я. Артек кивнул. Все в школе сходили с ума по Гарри Поттеру, и почти все общались цитатами из фильма. Но Чёрная Дыра была реальностью, и определение Сам-Знаешь-Кто было основано на реальной угрозе. Артек закрыл свою упаковку чипсов и, хотя выглядел немного голодным, не дотронулся до неё до конца урока. Зато после школы мы пошли сразу ко мне домой кормить Чёрную Дыру. В саду мы встретили расстроенную маму. – Представь, кто-то украл нашу газонокосилку. Я хотела… Голос мамы превратился в отдалённый гул. Я хорошо помнил, что газонокосилка всегда стояла в подвальчике и мама вытаскивала её только в начале мая, когда трава была достаточно высокой, чтобы её можно было косить. И чтобы попасть в подвальчик, загадочный вор должен был сначала войти в сад, чего не мог бы не заметить мой брат. Под крышей дома, прямо над входом, установлена небольшая камера, которая фиксирует всё, что происходит вокруг, особенно на газоне. Камера, конечно, была установлена не потому, что мы боялись воров, а из-за бабушкиного таксика, который был уже очень старый и глухой и имел привычку подремать где-нибудь в саду, а бабушка каждый раз чуть ли не до смерти пугалась при мысли, что пёс попал под машину. Мы с Артеком сразу побежали в комнату моего брата, чтобы проверить, не сняла ли камера что-то необычное. – Странная история, – пробормотал брат и строго посмотрел на меня. – Ты утром накормил… знаешь, о ком я? Я закусил нижнюю губу и начал припоминать. Я вспомнил, как я нашёл пуговицу на полу, как я положил её в спичечный коробок… Но, как ни старался, я не мог вспомнить… Да, всё верно, сегодня утром Чёрная Дыра ничего из еды не получила. – Но чтобы так вот сразу газонокосилку… – пробормотал я и почувствовал, что краснею. Брат пожал плечами. – Ведь я же говорил, что она всё поглощает. Подумай, что бы было, если бы… эх, что говорить. Братишка, наделал же ты делов. Уши Артека покраснели. – А если бы она поглотила твою кровать, а?! – спросил он. Я почувствовал, как мороз побежал по коже. Содержимое желудка внезапно подступило к горлу, я вскочил с кровати и побежал в ванную. Там мне окончательно стало плохо и меня стошнило. Я присел на край ванны, подождал, когда ноги перестанут дрожать, почистил зубы и вернулся в комнату брата. Артек что-то рассказывал, размахивая руками. – Ну и осёл же ты, Чёрная Дыра не могла поглотить кровать, – спокойно объяснял ему мой брат. – Подумай, что бы произошло, если бы кровать исчезла? Артек глубоко задумался. – Пётреку было бы не на чем спать. Хотя, если бы она проглотила эту кровать вместе с… Он замолчал, когда увидел меня. – Не проглотила, а поглотила, – поправил его брат. Он нажал зелёную кнопку, и из-под кровати выехал маленький столик. На нём стояла мисочка с солёными орешками. – Пока кровать находится в комнате, Чёрная Дыра в безопасности. Она может там спокойно разрастаться. Подумайте, что бы только произошло, если бы учёные вдруг обнаружили её… А теперь всем пока, у меня начинает болеть голова. Я потянул Артека за рукав. Когда мой брат говорит, что у него болит голова, это никакая не уловка. Мы присели на лестнице, ведущей на чердак. – Вымойте руки и приходите есть, – сказала мама, направляясь в комнату брата. Она несла в руке жёлтую кружку с чаем и упаковку таблеток. На кухне на столе стояли три тарелки, а на плите кипел суп. – О, томатный. – Артек принюхался и облизнулся. – Представляете, она нашлась, – заявила мама, разливая суп по тарелкам. – Кто? – спросили мы хором. – Газонокосилка. – Мама посыпала вермишель рубленой петрушкой и села рядом с нами. – Голову могу дать на отсечение, я никогда не оставляла её в гараже. Мне сразу пришла в голову пуговица. Если пуговица не пришлась по вкусу Чёрной Дыре, значит, то же самое могло произойти и с газонокосилкой. А моя комната была над половиной подвала и над половиной гаража. Это полностью объясняло, почему газонокосилка исчезла из подвала и появилась в гараже и почему камера не обнаружила ничего подозрительного… Я пнул Артека под столом в ногу, а он многозначительно подмигнул мне. Четыре А что вообще с твоим братом? – спросил Артек. – На самом деле никто не знает, – честно ответил я. – Невозможно, – сказал Артек. – У меня астма. Я сердито фыркнул. Артек и его астма, тоже мне проблема. Я вспомнил день, когда брат позвал меня к себе в комнату и, нажав зелёную кнопку, вытащил ящик из-под кровати. – Дай мне этот серый конверт, – сказал он. Конверт был большим и лёгким, на нём были написаны имя и фамилия моего брата. – Посмотри. – Брат взял из конверта нечто напоминающее огромный негатив. Когда я посмотрел на него против света, то увидел позвоночник. Я знал, что это позвоночник, потому что я умел рисовать скелет. – Ты видишь это? – спросил брат, показывая карандашом что-то яркое, бегущее по ряду позвонков. – Вижу, – ответил я. Брат положил негатив обратно в конверт. – Чужой, – сказал он. Я вспомнил фильм, который посмотрел, нарушив данное маме обещание, и мне стало так страшно, что я чуть ли не с криком выбежал из комнаты брата. – Я пошутил насчёт этого чужого, – сказал мой брат, потому что он, должно быть, заметил, что я запаниковал и стал серым. – Если бы он хотел вылезти, это не было бы проблемой. Я посмотрел на Артека и пожал плечами. – У моего брата что-то есть на позвоночнике, – сказал я. – И это что-то мешает ему ходить. – Тогда почему они не вырежут это? – спросил практичный Артек. – Потому что они не знают, что произойдёт потом, – ответил я. – А что может произойти? – Уши Артека запылали как два фонаря, и я понял, что Артек совсем не любопытен, он просто принадлежит к категории людей, которые любят ЗНАТЬ. И так как я тоже любил ЗНАТЬ, я не мог винить его в этом. И, возможно, именно поэтому я впервые осмелился поговорить с кем-то о моём брате. Можете мне не верить, но я ни с кем не говорил о моём брате – ни с бабушкой, ни с дядей, даже с мамой не говорил. – Если всё пойдёт хорошо, я смогу продать тебе эту кровать, – сказал я, и Артек покраснел до корней волос. – А если не пойдёт? – Тогда будет очень плохо, – ответил я. Конечно, я знаю, что означает это «очень плохо», но я не хотел произносить этого вслух. – Ага. – Артек кивнул. И я был очень благодарен ему за то, что он не задал никаких дополнительных вопросов. Мы засунули мой пакет чипсов под кровать и вышли из дома. Я пошёл с Артеком, чтобы он занёс свой рюкзак и сказал бабушке, что мы собираемся на футбольное поле. Бабушка оказалась не такой страшной, как я себе представлял. И она совсем не была похожа на бабушку: стрижка ёжиком, одета в джинсы и блузу. Только её уши были похожи на уши Артека и наверняка краснели, когда она злилась. Она велела Артеку вернуться к шести и дала нам по шоколадному батончику. Мы побежали на футбольное поле за нашими домами, но там сидела местная шпана. – Пойдём в Песчаное, – предложил Артек. Мы побежали по Слепой улице. По ней надо было бежать очень осторожно, потому что по вечерам через неё шла шпана с поля и там всегда было полно битого стекла. А ещё, конечно, Слепую патрулировал Фелек Королевская-Конная. Все взрослые предупреждали нас насчёт Фелека, но мы, дети, совсем его не боялись. Фелек всегда давал нам конфеты и рассказывал об Америке. Конечно, он отличался от остальных взрослых, и не только тем, что был одет в настоящий мундир канадской конной полиции… Фелек ходил на костылях, но, когда происходило что-то, что вызывало его беспокойство, он мог бежать почти с той же скоростью, что и любой другой. Потому что Фелек появлялся везде, где, по его мнению, что-то было не так. И он был очень нервный. – Я слежу за порядком здесь, – говорил он, садясь в единственный автобус в нашем городке. Он никогда не пробивал билет. – Хотел бы и я быть инвалидом, – вздохнул Артек, указывая на фигуру на костылях. Мы уселись на тротуаре, там, где по вечерам сидела шпана, и когда Фелек подошёл к нам, мы вежливо поздоровались. Он предложил немного конфет и спросил, не приставал ли к нам кто. Мы поговорили немного об Америке, где его брат был штрейкбрехером, за что его избили, а затем Фелек предупредил нас, чтобы мы соблюдали осторожность при переходе улицы, и пошёл по своим делам. В другое время я мог бы посмеяться, но внезапно я представил своего брата в мундире канадской конной полиции, неуклюже ковыляющего на костылях… Очевидно, Артеку что-то подобное пришло в голову, потому что его уши покраснели, и он долго молчал. – Послушай, – наконец сказал он, когда мы поднимались по песчаному склону, – может быть, Фелек справился бы с… ну, Сам-Знаешь-Кем? – Только попробуй проговориться, – предупредил я, и Артек замахал руками. – Ну, если бы ты согласился, – добавил он. Но, конечно, я не мог согласиться. Я верил, что уж кто-кто, а Фелек Королевская-Конная сможет справиться с Чёрной Дырой, но, как вы помните, она была нужна мне, чтобы справиться с Подземными Мышами, и, конечно, мне пришлось бы рассказать о них Артеку… А уж об этом он наверняка разболтал бы. Мне пришло в голову, что он мог бы захотеть их разводить и продавать, какая бы тогда галиматья началась. Видимо, я произнёс это слово вслух, потому что Артек выплюнул жвачку и спросил, что такое «галиматья». – Пандемониум, – ответил я автоматически. – Почему ты всегда используешь странные слова? – Артек поглядел на меня исподлобья. Если бы это был кто-то другой, а не Артек, смотревший на меня, как таксик моей бабушки, я бы точно послал его ко всем чертям. Но, честно говоря, я не знал, почему Артек мне успел понравиться. И поэтому я сказал, что узнал все эти странные слова от моего брата, который не только помог их запомнить, но и терпеливо объяснил, что каждое из них значит. И когда Артек попросил меня научить его паре таких слов, я сделал это с искренним удовольствием и даже на долю секунды почувствовал себя совершенно как мой брат. Затем мы поднялись по песчаному склону над рекой и, спрятавшись в кустах, наблюдали, как косули пасутся на краю луга. В Песчаном – любимом месте всех детей – всегда происходило что-то интересное. Как сквозь туман я вспомнил время, когда был очень маленьким, а брат ещё ходил, точнее, передвигался на костылях. Однажды он взял меня в Песчаное и показал семью лисиц, живущую в большой норе. Мы сидели в кустах и смотрели, как небольшой лисёнок забавы ради грыз палку совсем как собака. – Потому что это одно и то же семейство, – объяснил мне брат. И когда я посмотрел на него с удивлением, добавил: – Псовые. И по дороге домой он рассказал, что лисы, шакалы, гиены, волки и собаки – все они относятся к одному большому семейству. Мне как-то не верилось в это, когда я смотрел на таксика бабушки, который больше всего напоминал хорошо прокопчённую колбаску, оканчивающуюся кусочком проволоки. Но когда бабушка рассказала, как Морис – это имя таксы – съел её тапочки, я внимательно пригляделся к нему и заметил в его глазах какой-то… волчий блеск. Всё это я внезапно вспомнил, сидя в кустах рядом с Артеком, и попытался дышать как можно тише, чтобы не спугнуть косуль. Я смотрел, как они ловко поднимают длинные тонкие ноги, и вдруг мне стало грустно, потому что я подумал о том, что моего брата нет с нами. – Ну, ты ведь ему всё расскажешь, – сказал Артек, когда мы побежали вниз, взбивая вокруг себя тучу песка. Обратный путь домой растянулся: от бега Артек начал задыхаться и ему пришлось использовать ингалятор. Мы сели на тротуар подождать, пока Артек начнёт нормально дышать. Думаю, я даже немного испугался, потому что он сильно побледнел, но когда он пришёл в себя, то сказал, что это происходит каждый раз, когда он сильно устаёт, и поэтому он не ходит на физкультуру. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=43645707&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.