Дамский мастер

Дамский мастер И. Грекова «Я пришла с работы усталая, как собака. Мальчишки – ну, конечно! играли в шахматы. Это какая-то мужская болезнь. Я сказала: – Черт знает что такое! Опять эти дурацкие шахматы. До каких пор? На столе было типичное свинство. Пепельница разбухла от окурков. В пивных бутылках медленно надувались и лопались гигантские пузыри…» И. Грекова Дамский мастер 1 Я пришла с работы усталая, как собака. Мальчишки – ну, конечно! играли в шахматы. Это какая-то мужская болезнь. Я сказала: – Черт знает что такое! Опять эти дурацкие шахматы. До каких пор? На столе было типичное свинство. Пепельница разбухла от окурков. В пивных бутылках медленно надувались и лопались гигантские пузыри. – Типичные свиньи, – сказала я. – Дела у вас нет, что ли? И это накануне сессии… – Лапу, – подобострастно сказал Костя. – Не будет тебе лапы. Свиньи, иначе не назовешь. Приходишь домой как в кабак. Хоть бы один раз пепельницу за собой вынесли! Неужели я, пожилая женщина… – Прикажете возражать? – спросил Коля. – Прекратить хамство! – крикнула я. – Лапу, – потребовал Коля. Мне улыбаться совсем не следовало, но губы как-то сами разъехались, и я дала ему руку. – Не ту! – заорал Коля как оглашенный. – Левую, левую! (Левая ценится дороже – на ней родинка.) – А мне и правая хороша, мы – люди маленькие, – сказал Костя. Я дала ему правую. Оба прицеловались – каждый к своей руке. Две наклоненные головы. Соломенно-желтая и угольно-черная. Дураки мои. Сыновья мои. Только не думайте, что вы дешево отделались. Я еще сердита. – Сейчас же убрать со стола! – крикнула я, чтобы не демобилизовываться. Костя, кряхтя, взвалил на плечо пепельницу, Коля стал вытирать стол какими-то брюками. Голодная я была, как собака. – Обедали? – Нет. Тебя ждали. – А дома что-нибудь есть? – Ничего. Сейчас сбегаем. – Нет, это черт знает что такое, – сказала я, распаляя себя. – Неужели же… – …ты, пожилая женщина… – услужливо подсказал Коля. – Да! Я! Пожилая женщина! – заорала я. – Да, черт возьми! Пожилая! Работающая! Вас, дураков, воспитывающая! – Но, заметьте, не воспитавшая, – скромненько вставил Коля. – Да, к сожалению, не воспитавшая! Вся жизнь к черту! Ни за грош пропала жизнь! – Не гоношись, подруга, – миролюбиво сказал Костя. Я взяла бутылку и хотела бросить на пол, но не бросила. – Нет, хватит с меня этого кабака. Уеду от вас. Живите сами. – Живи и жить давай другим, – снова ровненьким голоском сообщил Коля. – Довольно дурацких замечаний! Я говорю серьезно. Жизнь – не цирк. – Как вы сказали? – переспросил Костя. – Жизнь – не цирк? Разрешите записать. Он вынул записную книжку, послюнявил карандаш и нацелился. – Жизнь… сами понимаете… жизнь… не… цирк, – записал он. – И вообще, – перебила я его очень громко, – мне это все надоело! Надоело! Понятно вам? Уеду в Новосибирск. Или, еще лучше, выйду замуж. – Ото! – заметил Костя. – Это дает! – А что? По-вашему, я уже не могу ни за кого выйти замуж? – Только за укротителя, – сказал Коля. Тьфу, черт возьми! Я вышла и хлопнула дверью. Молока бы выпить, что ли. Я открыла холодильник. Он был пустой и обросший, с одной-единственной увядшей редиской на второй полке. Не холодильник, а склеп. Никакого молока, разумеется, нет и в помине. А утром было. «Спороли», как говорила покойная няня. …Нет, хватит с меня этого, хватит, думала я, расчесывая волосы и со злобы выдирая целые пучки. Не могут два молодых идиота сами о себе позаботиться, не говоря уж о матери… Подумаешь, «лапу»! Лижутся, а мать голодная. Надоело все, надоело… И эти волосы дурацкие, ни два ни полтора; полудлинные, неухоженные… А сколько седых появилось! И все на каких-то нелепых местах, например, за ушами, не то что у людей, те благородно седеют – с висков… Глупо седею, бездарно. А эти самодельные букольки на лбу! Сама, старая дура, на бигуди закручивала. Спать больно, плохо… …Не буду им готовить обед, пусть сами о себе заботятся… А с волосами этими что-то нужно делать. Остричься, что ли? Жалко… Уже года три, как отращиваю, столько трудов пропадет… Нет, хватит, остригусь. «Остригусь и начну» – так говорил мой папа. Беспокойно жил мой папа, до самой смерти все хотел «начать»… «Остригусь и начну»… – Я ухожу, – сказала я мальчикам. – Куда? – спросил Костя. – Замуж, – ответил Коля. 2 А улица была прекрасная, вся в свежих каплях недавнего дождя. Листья на липах – светлые, новенькие, отлакированные, и поливальная машина катилась, сияя радугой, зачем-то поливая уже мокрый асфальт. Я купила мороженое и шла, покусывая твердую, украшенную розой верхушку. Зубы тихонечко ныли, но мне было хорошо так обедать – на ходу, мороженым. Что-то студенческое. Ноги еще легки, весенний день еще длинен, люди идут, торопятся, много хорошеньких, остригусь и начну. А вот и парикмахерская. В огромной витрине – фотографии девушек в масштабе три к одному, каждая натужно бережет прическу. Надпись: «Здесь производятся все виды обслуживания в порядке общей очереди». Идти так идти. Я потянула высокую тяжелую дверь с вертикальной надписью: «К себе». Внутри пахло сладким одеколоном, паленым волосом и еще чем-то противным. Сидело и стояло десятка два женщин. У, какая очередь! Может, уйти? Нет, решено, выстою. Я спросила: – Кто последний? Несколько голов повернулось ко мне и не ответило. – Скажите, пожалуйста, кто последний? – Здесь последних нет, – сострила черномазенькая с задорным зубом. – Крайнюю ищете, гражданочка? – спросила пожилая, в голубых носочках, с седоватой мочалкой на голове. – Крайняя будто за мной занимала, да ушла. Руки у нее были красные, натруженные и тяжело лежали между колен. – Так я буду за вами, можно? А как вы думаете, товарищи, сколько придется ждать? – Часа два в крайнем случае, – ответила пожилая. Другие молчали. Одна из них, статная, белая, как-то по-лебединому повернула шею, прошлась по мне ярко-синими глазами и отвернулась. Я, говорят, не робкого десятка, но почему-то робею женщин. Особенно когда их много и они заняты каким-то своим, женским делом. Мне всегда кажется, что они должны меня осуждать. За что? А за что придется. За мой почтенный возраст (тоже красоту наводить пришла!), за очки, английскую книгу в авоське. В этой очереди меня сразу потянуло к той, пожилой, в носочках. И она, видно, тоже заприметила меня. Две бабушки. Она потеснилась на стуле, давая мне место. – Садись, чего там. Сказано, в ногах правды нет. Я осторожно примостилась на самый краешек. – Да ты не бойся, всей задницей садись. Поместимся: у меня-то постная. Была, да вся вышла. Уселись. – Хочу шестимесячную сделать, – сказала она. – Боюсь, муж любить не станет. Что-то начал к одной молодой похаживать. – А дети есть? – Сыновья. Двое. – И у меня двое. – А муж гуляет? – Нет у меня мужа. Она помолчала. – Кому как повезет, – сказала она, подумав. – У меня хоть и гуляет, да не пьет, а у тебя и вовсе нет. Ты все-таки не бросай, надейся. Не такая уж слишком пожилая, из себя полная. – Я не бросаю, – сказала я. – Следующий! – крикнул из дверей жирный мастер в белом халате, с ярко-зеленым галстуком. Черненькая с зубом подскочила и ринулась вперед. Женщины загалдели. – Не ее очередь! – Не пускать! – Я на шестимесячную, – отбивалась она. – Все на шестимесячную! – Я тоже на шестимесячную! – пискнула я. – Сказано: все виды операций… – В порядке общей очереди! А это разве порядок? Общая очередь орала и волновалась. – Не хулиганьте, гражданочка, – сказал жирный. – Всех обслужим, как один человек, будьте уверены. Черненькая прошмыгнула в зал. Шум продолжался. – Он с ней живет, – сказала белая, с лебединой шеей. – Ну что ж, что живет… Порядок тоже нужно знать. Мало ли кто с кем живет. – А вот потребуем жалобную книгу… – Заведующего… – Позвать заведующего! Седая старушка за барьером гардероба взялась за вязанье. В кабине кассы розовая кассирша в голубом от белизны халате зевнула, вынула зеркальце и, напряженно растянув рот, стала ваксить толстые ресницы. Именно эти ресницы меня взорвали. Робости как не бывало. Я подошла к кассе: – Жалобную книгу. Она поглядела неприязненно: – А че вам нужно жалобную книгу? – Не ваше дело. Любой посетитель в любой момент может потребовать жалобную книгу. Очередь зарокотала, теперь уже против меня: – Сразу чуть что… – Одного человека приняли, а она жалобную книгу… – Она в жалобную напишет, а людям неприятности… – Тоже понимать нужно… Работают люди… Не любят у нас жалобщиков. Но я уже закинулась. – Гражданка, – сказала я голосом милиционера, – если вы мне сейчас же не дадите жалобную книгу… Кассирша вышла из кабины: – Я вам сейчас заведующего позову. Вышел заведующий – чернокудрый детина с лицом мясника: – Чего вам, гражданка? Я объяснила ему, что мастер только что принял женщину без очереди. Ссылалась на свидетелей, но те молчали. Он выслушал меня без выражения лица и потом крикнул в зал, как кличут собаку: – Роза! Вышла конопатенькая парикмахерша в марлевом тюрбане. – Роза, обслужишь гражданку без очереди. – Слушаю, Руслан Петрович. – Да разве я об этом? – заволновалась я. – Да разве мне нужно без очереди? Руслан повернулся и вышел. – Роза, – обратилась я к ней, – поймите, я совсем не о себе. Я только против беспорядка. – Сами беспорядок делаете, несознательные, – сказала Роза и тоже ушла. Я вернулась в очередь. Женщины молчали. Даже пожилая в носочках не подвинулась, а крепко сидела на своем стуле. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/i-grekova/damskiy-master/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.