Позабудь вчера… Два детектива под одной обложкой

Позабудь вчера… Два детектива под одной обложкой Алёна Бессонова Вы когда-нибудь любили так, что без предмета вашей любви не хотелось жить? Так, что хотелось убить, если любовь была безответной?Примитив, скажете вы. Вероятно… Но ведь они есть, эти люди, готовые убить!И они убивают! Детектив от латинского detectio – раскрытие.Именно этим занимаются сыщики Михаил Исайчев и Роман Васенко – постоянные действующие лица всех детективных повестей Алёны Бессоновой. Они не всегда удовлетворены своей работой, но они всегда стоят на стороне добра. Позабудь вчера… Два детектива под одной обложкой Алёна Бессонова © Алёна Бессонова, 2021 ISBN 978-5-4496-7616-0 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero ТЕНИ ПРОШЛОЙ ЛЮБВИ Пока… Иди, уже… тебя, наверно, ждут…     Стихи Ольги O’NEIL НЕ ПРИКРЫВАЙ ОТКРЫТЫХ ОКОН (история любви) Глава 1. БЕМБИ Майор юстиции старший следователь Следственного комитета Михаил Юрьевич Исайчев возвращался в родной город Сартов из служебной командировки. Возвращался из холодного Санкт-Петербурга. Поездка проходила в рамках расследования сложного дела и результаты, полученные во время командировки, требовали обдумывания. Доплатив личными деньгами сверх отпущенной бухгалтерией суммы за место в купейном вагоне, Михаил приобрёл билет в спальный. Всё же, как не крути, на два пассажира меньше. Эта арифметика увеличивала шанс Михаила на покой и возможность если не подумать, то хотя бы выспаться. Интерьер купе вызвал у Исайчева ироническую улыбку. Он отличался от места в обычном вагоне отсутствием верхних полок, ярко-красными занавесками из потрёпанного временем велюра, а также заранее застеленными постелями, прикрытыми исстиранными пледами шотландского орнамента, то бишь в клеточку. – Интересно, что сказала бы жена, увидев это великолепие? – спросил себя Исайчев, и тут же ответил, – а сказала бы она следующее: «Не кочевряжься, Мцыри, и за это спасибо! Замечательно уже то, что ничьих ноги не будут болтаться у твоего носа. Даст бог, повезёт с попутчиком, и появится у тебя время в тишине и покое, под крепкий чай, подумать о результатах командировки…» Исайчев часто мысленно обращался к своей половинке. Считал её своим камертоном, советчиком и просто умной женщиной с холодной рациональной головой. Жена Михаила Исайчева – Ольга Ленина была одним из лучших адвокатов в Сартове. К кому же ещё, если не к ней? «Мцыри» – прозвище, которое Михаил Юрьевич получил ещё в школе за подходящее имя и отчество, а также за упорный и стойкий характер. Ольге пришлось по душе прозвание мужа, и вот уже четвёртый год их совместной жизни они называют друг друга не иначе как «Мцыри» и «Копилка». «Копилка» вовсе не потому, что она скаредна и бережлива, а потому что страстный нумизмат-коллекционер, и в её карманах всегда позвякивают старинные и редкие монетки на случай подвернувшегося обмена.[1 - Историю знакомства Михаила Исайчева и его жены Ольги можно прочесть в детективе Алёны Бессоновой «Пат Королеве!»] До отхода поезда осталась всего одна минута, когда с другой стороны двери кто-то тихонько поскрёбся. – Это ещё что такое? Неужто пьяный попутчик?! – подумал Михаил, резко встал и рывком открыл дверь. Перед ним стояла миловидная женщина в костюме фирмы MILD, предназначенном для туристических походов. На сгибе её левой руки висел небольшой рюкзак, а в другой она держала ручку жёсткого кофра для гитары. – Бемби! – первое, что пришло в голову Михаила при виде женщины на пороге купе. – Почему скребёмся? – вопросительно взглянув на попутчицу, улыбнулся Исайчев. – Вы здесь такая же хозяйка, как и я. Проходите смело. Располагайтесь. Будете переодеваться? Мне выйти? – Нет, нет! Не беспокойтесь, – спешно заговорила женщина, – сейчас минутку посижу. Опаздывала. Бежала. Отдышусь чуть-чуть. Заодно и к попутчику присмотрюсь… Нам с вами в одном купе двадцать четыре часа ехать, посему давайте знакомиться, – женщина протянула ухоженную руку с аккуратно постриженными ногтями, покрытыми лаком телесного цвета. – Вася. – Вася? – удивился Михаил. – Судя по вашим глазам, вас родила инопланетянка. Женщина присела на краешек полки: – Моя мама, судя по тому, что увидев меня, вы прошептали имя «Бемби» вовсе не инопланетянка, а важенка – олениха, подруга оленя. Вы ведь сказали именно так или я ошиблась? – Да-а-а, – растерянно протянул Исайчев. – Я понял. Не оригинален. Но по-другому никак нельзя, именно имя Бемби первое, что приходит в голову при виде вас. Извините… Женщину с такими глазами не могут звать Васей вы – Бемби! – Так, меня называют почти все мои знакомые. Я привыкла. Однако, я Василиса. Попросту Вася. А вы? – Миша, Михаил Юрьевич… – Не думаю, что в школе вас кликали «Лермонтов», тогда, значит… «Мцыри»? – Мать честная! – ещё больше удивился Исайчев, – вы провидец? Меня действительно так окрестили в школе, а сейчас так называет жена… – На том и порешили: вы Мцыри, я Бемби. Вероятность, что мы когда-нибудь ещё встретимся ничтожна. Зачем имена? – В дороге, главное, хороший попутчик, – Исайчев улыбнулся. – Мне, кажется, повезло. Судя по вашей одежде, вы снарядились в туристический поход или возвращаетесь оттуда. Нет, всё же собрались… – Этот вывод вы сделали, глядя на мою белую кожу? После похода я была бы смуглее. Но вы не угадали. Я собралась не в поход, а навестить друзей. Сартов – мой родной город. В дорогу привыкла надевать удобные и прочные вещи. Неизвестно, что может приключиться, а нарядные одежды у меня здесь, – и Василиса постучала ладошкой по рюкзаку. – А гитара? – продолжил любопытничать Михаил. – Гитара – это подарок. Вернее, подарок-талисман. Мы с ней не расстаёмся. С такой подругой путь короче. – Споёте?! – Чуть позже спою, а сейчас закажите, пожалуйста, чай. На дворе время обеда, угощу вас пирожками собственного изготовления. Михаил с готовностью пошёл выполнять просьбу попутчицы. Тем более, что пирожки были кстати. Исайчев с утра оголодал. Гонялся по делам и не успел позавтракать. Подзаправившись пирожками, копчёной куриной ножкой со свежим огурцом, Михаил расслабленно, с благодушным выражением на лице прислонился к мягкому валику на стенке купе. Вечерело. Осень за окнами вагона заплакала, робко, а затем более настойчиво постучалась по стеклу дождевыми каплями и, не удостоившись внимания пассажиров, яростно взвыла, заулюлюкала ветром, бросила в стекло жёлтые потухшие беспомощные листья. – Брр-р-р, какая погода! – сказал Михаил, пододвигая ближе к себе дребезжащий в подстаканнике стакан горячего чая. – Где-то ведь лето и солнце. – Я знаю, где лето… – откликнулась Василиса, наводившая порядок на купейном столике. – Я тоже знаю, но это далеко за границей и дорого. Жалко, что в странах СНГ нет в это время тёплых морей. И раньше не было… – Было одно море… Я на нём жила в детстве… – Да-а? Что за море? – удивился Михаил. – На нём служил мой отец. Море называлось Аральским. Бирюзовое, бескрайнее, похожее на мираж. Это граница Казахстана и Узбекистана. – Вот как? А подробнее… Пока Василиса рассказывала, Михаил более пристально рассматривал собеседницу. Перед ним сидела невеликого роста едва ли больше метра шестидесяти миниатюрная молодая женщина средних лет, может быть тридцати семи – сорока, а там бог их разберёт этих женщин… Русые, коротко постриженные волнистые волосы, придавали ей крохотку мальчишеского задора. В её лице была изюминка, даже можно сказать, урючинка, и этой изюминкой – урюченкой была ГЛАЗА! Михаил в жизни видел много разных глаз. Некоторые приводили его в восторг. Но у Василисы глаза были особенные, их нарисовала природа-художник на славянском лице миндалевидными с вытянутыми к вискам уголками, окаймлёнными длинными, как на частой расчёске ресницами и синими, не голубыми, а именно синими радужными оболочками вокруг зрачков. Сама радужная оболочка была настолько широкой и чистой, что Исайчев видел в ней отражение своего лица, и оно ему нравилось. Именно из-за глаз Исайчев не мог определить возраст женщины. Кожа лица свежая, без макияжа, ни морщинки, ни рытвинки, а глаза – зрелые искушённые. «Не женщина – сон… Смотрел бы и смотрел… Интересно, как бы сейчас меня подковырнула Копилка, глядя, как я тут перья распустил? – усмехнулся своим мыслям Исайчев и тут же успокоил себя, – не стала бы она меня ковырять, сама бы любовалась…» Ближе к вечернему чаю Михаил не выдержал и все же попросил попутчицу: – Бемби, извините, я опять-таки не оригинален, но по закону сцены, если появилось ружьё, оно должно выстрелить, я позволю себе слегка перефразировать – если появилась гитара, значит… – Спою тихонько, – Василиса осторожно вынула инструмент из кофра и бережно обтёрла его мягкой тряпочкой, извлечённой из того же кофра. Не перебирая струн, сразу взяла аккорд и запела, отвернувшись к заплаканному окну, глуховатым с трещинкой голосом: – Привет, Ну, как ты? Всё дела? Опять дожди-и-и Косыми лентами опутали аллеи. Не прикрывай открытых окон, по-го-ди, Смотри, как вечер тает без вина хмелея…[2 - Стихи Ольги O’NEIL] Дверь в купе тихонько открылась, и в образовавшейся щели показалась мужская голова, а секунду спустя ниже её женская. Михаил приложил указательный палец к губам и глазами указал нежданным гостям на место рядом с собой. Василиса не заметила вновь прибывших: – Пока… Иди, уже… тебя, наверно, ждут… Забавно тает тень от лампы… Зябко… Скучно… Бормочет тихо мне бессонница: «Я тут, Сегодня будем мы с тобою не-раз-луч-ны…»[3 - Стихи Ольги O’NEIL] Василиса замолчала, обернулась на открытую дверь купе, в ней во всю ширь стояла подбоченившись проводница, и ещё несколько пассажиров, головы которых торчали из-под мышек и над плечами мощной сотрудницы Российских железных дорог. Проводница, не миндальничая, вошла, села рядом с Василисой: – Ух, хорошо поёшь! Спой ещё, а я потом всех чаем напою. У меня хороший чай с мятой. Мяту сама выращиваю… – Всем с мятой или только поющим? – поинтересовался белобрысый мужичок с весьма подвижным лицом. – Тот, что я пил час назад, был без мяты… – Всех напою с мятой, – подмигнув, благосклонно молвила проводница. Весь вечер пассажиры беззастенчиво эксплуатировали Василису. Она пела одна и хором с пассажирами, прерываясь на чаепития, во время которых соседи приносили в купе домашнюю выпечку и сладости. Угощали её и Михаила. Все, кто не вместился в купе, пристроились в соседнем, слушали, не закрывая дверей. К своему удивлению, Михаила не раздражало многолюдье, а вовсе, наоборот, он с охотой подпевал попутчице. Разошёлся народ ближе к двум часам ночи. Утром, почти подъезжая к Сартову, Михаил поймал себя на мысли: он отдохнул и ничуть не жалеет, что не удалось в тишине подумать о результатах командировки. Благостную мысль прервал звонок его встрепенувшегося сотового телефона, на дисплее которого, показалось фото сурового мужчины в форме полковника юстиции. – Приветствую вас, Владимир Львович… Да, еду в поезде… Буду через три часа… Быстрее не получится… И домой не заезжать? А помыться? Так, вы только шею намылите, а я хотел бы весь… Хорошо! Мне сразу в резиденцию или сначала к вам? Есть! Кто со мной? Капитан Роман Васенко? Хорошо! Эксперт? Галка Долженко? Отлично! Прошу прощения, подполковник Галина Николаевна Долженко… Понял вас… До встречи… * * * Поезд медленно подползал к перрону, в тамбуре и рядом с купе проводников столпились пассажиры. Они нетерпеливо топтались на месте, вытягивали шеи в надежде увидеть в окнах встречающих. Исайчев и Василиса стояли рядом с дверью своего купе. Михаил держал в одной руке собственный чемоданчик и рюкзак Василисы. Свободной рукой он легонько коснулся локтя Василисы: – Спасибо, Бемби, за компанию. Было приятно… Я бы на месте вашего мужа не отпускал вас одну, да ещё с гитарой… – У меня нет мужа, – обронила Василиса. – Ну, на месте вашего друга… Не поверю, что у вас нет друга… Василиса осторожно высвободила руку и взялась за лямки своего рюкзака: – Давайте я сама, он не тяжёлый. В нём вещей немного. Я приехала сюда всего на три дня. О моём друге скажу так, он отпустил меня много лет тому назад… – Она неожиданно дерзко вскинула брови, – он меня отпустил, а я его нет! Поезд остановился, вздрогнул и затих, проводница загремела дверью вагона, и пассажиры энергично пошли на выход. – Удачи вам, Мцыри! Даст бог, свидимся… – Василиса спрыгнула с подножки вагона, помахала рукой Исайчеву и, вскинув рюкзак на плечо, быстро пошла по перрону. Михаилу нужно было в другую сторону. – Прощайте, Бемби, – глядя вслед удаляющейся попутчице, подумал Исайчев. – Балбес твой друг! Глава 2. УБИЛИ? За шесть часов до приезда Исайчева на место преступления Причина, по которой руководитель Городского следственного отдела регионального СУ СКР полковник юстиции Корячок Владимир Львович, или как его попросту называли сотрудники «шеф», решил побеспокоить в дороге своего лучшего «следака» майора Исайчева, была более чем серьёзной. Можно сказать, архисерьёзной. В городе, в летней резиденции губернатора области убит высокопоставленный гость Олег Олегович Бурлаков. Человек, чьё имя по версии журнала «Финанс» уже много лет не выходило из золотой обоймы богатейших людей Европы. Олег Олегович был земляком губернатора и помимо Российского гражданства имел ещё гражданство Германии и Канады. Последние двадцать лет он каждый год приезжал в родной город Сартов по личным делам. Останавливался толстосум в резиденции губернатора, причём на это время гостеприимный хозяин по просьбе гостя отпускал из резиденции всю обслугу вплоть до охраны. Отпускал потому, что Олег Олегович привозил всё и всех с собой. Время нахождения гостя было непродолжительным – не более трёх-пяти дней. Что в эту пору происходило в резиденции не знал никто, конечно, исключая приближённых лиц, коих было немного. И вот тебе сюрприз! Точнее сказать – беда. Бурлаков после двенадцати часов пребывания в резиденции в начале тринадцатого часа неожиданно резко вскочил из-за обеденного стола и тут же рухнул на пол с выражением крайнего изумления на лице. Жизнь покинула тело Бурлакова безвозвратно. Его двоюродная сестра Эльза, которая в тот момент входила в ограниченный круг лиц и сидела с ним за одним столом, настаивает, что Олега Олеговича убил инсульт. * * * Прибывшая через час после смерти губернаторского гостя эксперт-криминалист подполковник Галина Николаевна Долженко обошла тело вокруг, потягивая носом воздух, после чего села в обитое бархатом кресло, закурила и произнесла: – Убили. Отравили цианидом, – и, оглядев прищуренными глазами всех, кто в данный момент присутствовал в губернаторской столовой, менторским тоном спросила. – Ну, и кто из вас это сделал? Вопрос повис в воздухе. Только жена Бурлакова, Ирина, вскочила и побежала по залу мелким лихорадочным шагом, пришёптывая себе под нос: – Как же так?… Как же так?… Как же так?… Сестра Бурлакова Эльза медленно встала со своего места, резкими движениями отряхнула с юбки невидимые крошки и резво двинулась к креслу, на котором сидела Долженко. Приблизившись, развернула узкие плечи, подбоченилась, нависла над экспертом: – Вы что? По запаху определяете убийство, уважаемая? Носом тут поводите… – процедила она сквозь зубы. – Хочу вам заметить, уваж-ж-жаемая, на столе стоит кофе с миндальным запахом и он его пил. Я врач. Врач! А вы кто-о-о?! И утверждаю, уваж-ж-жаемая, что это инсульт… Внезапный трагический… Долженко отметающим жестом заставила Эльзу отойти от кресла на два шага и, сделав глубокую затяжку, стряхнула пепел в руку, невозмутимо вопросила: – Представьтесь, пожалуйста, гражданочка. Вы здесь кем будете? – Я здесь Эльза Фридриховна Леманн – двоюродная сестра Олега. Пока ещё совсем не гражданочка, а госпожа Леманн. Уясните это на будущее… – Эльза в недоумении повела плечом. – Хотя какое у нас с вами будущее? Не дай бог! Долженко лениво подняла на кипятящуюся Эльзу глаза, медленно ссыпала пепел от сигареты себе в рот и, проглотив, спросила: – Да уж, не дай бог! Уточните, пожалуйста, чья вы госпожа, гражданочка Леманн? У вас гражданство какой страны? – а увидев удивлённые глаза Эльзы, пояснила, – изжога, пепел помогает. К тому же сору меньше… – У меня, как и у Олега, гражданство не только России, а ещё и Германии. – Мединститут где заканчивали? – продолжала задавать вопросы Долженко. – Магдебургский университет имени Отто фон Герике. Он является самым молодым из современных престижнейших учебных заведений. Готовит отличных специалистов. Ещё вопросы есть? Эльза глазами поискала место, где можно присесть. Её кресло было уже занято и все остальные тоже. Разыгрывающаяся на глазах оперативных сотрудников пьеса «Эксперт подполковник Долженко против строптивой фрау», вызвала большой интерес. Не Шекспир, но все же, все же… – Да-а-а? – Галина Николаевна в недоумении пожала плечами. – Может, вы и классный специалист. Может, у вас просто опыта не хватает… Тогда ликбез будет платным – Что-о-о?! – Эльза от удивления выпучила глаза, – что-о-о?! – Ой! Вот этого не надо… – устало взмахнула рукой Долженко, – не надо на меня делать глазки… Деньгами не возьму, возьму крепким кофе… Я хоть и не судмедэксперт, но кое-что и мы умеем… Миндальный запах чувствуете? – Ну?! Он пил перед эт-т-тим, эт-т-тим, – Эльза указала пальцем на распростёртое на полу тело, – кофе ароматизированный миндалём. – Допустим… Однако, трупное пятно на шее какого цвета? – Вишнёвое, – потухшим голосом констатировала Эльза.[4 - Трупные пятна при естественной смерти представляют собой участки кожи чаще всего синюшно-фиолетового цвета.] – Так! Уже лучше… И чтобы вы наверняка налили мне кофе, – Галина Николаевна быстрым движением извлекла из чемоданчика два шприца. Присев рядом с телом, ввела иголку в шею покойного. – Придётся вспомнить вторую профессию. Я хоть плохонький, но тоже доктор. Поясняю действия специально для вас: пробую попасть в яремную вену… так… так… есть, – Галина Николаевна наполнила шприц кровью, а затем ввела иглу второго шприца туда же в шею, чуть выше первой. – Надеюсь, вы поняли, эту порцию крови я взяла из сонной артерии. – Ну, милочка, чем же отличаются друг от друга эти два анализа?[5 - При отравлении цианидом венозная и артериальная кровь не отличаются друг от друга по цвету. В обычной жизни артериальная кровь алая, а венозная тёмная.] – Какой ужас! Его убили. Бедный, бедный мой брат, – гримаса ужаса исказила надменное лицо Эльзы и сделало его смешным. – Вы хотите сказать, что кто-то из нас убил Олега Олеговича? Долженко энергично замахала ладошкой из стороны в сторону: – Ну-у что вы? Как можно?! Здесь мышка бежала, хвостиком вильнула, цианид в чашку убиенного и просыпался… А серьёзно… Эксперты не расследуют преступления, они только помогают уличить преступника, добывая доказательства. Хотя тут и кролику… Да… да… да… Сейчас я уеду и, вероятно, вернусь через несколько часов уже не одна, а с майором Исайчевым – старшим следователем Следственного комитета, – отыскав глазами притулившегося в угловом кресле капитана Васенко, Долженко воскликнула, – Роман! Роман Васенко, проснись! Ты со мной? Машину уже прислали… Спектакль окончен, зрители могут покинуть свои места, кыш… кыш… Мужчина в кресле, не открывая глаз, потянулся и, перевернувшись на другой бок, подпёр ладошкой щёку, пробурчал: – Куда же я от трупа-то, Галина Николаевна? – Зевнув, он крайте вяловато добавил, – большой «шеф» приказал дожидаться майора Исайчева и поступать в его распоряжение. Так что подневольный я… Охраняю первоначальную картину места преступления в не тронутом виде… Долженко ещё раз с иронией оглядела незначительную фигуру капитана Васенко, заметила: – Здесь оперов из Городского убойного отдела на каждом метре по два, чай не дадут разбазарить место злодеяния…, – но заметив, как Васенко ещё глубже ввинтился в кресло и ещё крепче прижмурил веки, Долженко махнула рукой и пошла к двери, на ходу бросив, – как знаешь, может, ты и прав… Да! Когда тело будут увозить в «судебку», не забудь предупредить – два прокола на шее убиенного мои. Я пришлю им бумагу по этому поводу, позже… Её провожали восторженные глаза зрителей – оперов Городского убойного отдела, коим сестра погибшего, порядком надоела. * * * За час до приезда Исайчева на место преступления Эксперт Галина Николаевна Долженко столкнулась с майором Исайчевым в дверях кабинета полковника Корячка: – Ну вот, не успела улизнуть, – огорчённо заметила она. – Я-то надеялась, что «шеф» тебе сам преподнесёт результаты экспертизы. Ладно, пошли… – переступив порог кабинета начальника, Долженко взмолилась, – отпустите, дяденьки, домой на часок подушку ухом придавить. Я уже всё сделала. Спать хочу страшно! Всю ночь в гарнизоне за городом торчала – там суицид, оттуда сразу в резиденцию… Поимейте совесть, господа! Полковник Корячок свёл к переносице мохнатые брови, из-под которых на эксперта смотрели тёплые обожающие глаза: – Входите, офицеры, рассаживайтесь, – сказал он, твердея голосом. – Мы с тобой, Галина, бывало, выезжали на «дело» и по трое суток не спали. Ничего, не ныли, не расслабляйся… – Так это когда было, Вовчик? – покряхтывая и присаживаясь к столу «шефа», проворчала Долженко, но спохватившись, исправилась, – Владимир Львович. Мы с тобой тогда на двадцать пять лет моложе были… Корячок заботливо пододвинул к Галине Николаевне пепельницу: – Были… Были… Сейчас майору доложим обстановочку и отпущу тебя спать… Итак, рассказываю вкратце, подробности на месте узнаешь. Ты, Галина Николаевна, куда надо вставляй свой комментарий… Дело непростое. Для узкого круга, без огласки. Расследование строго конфиденциальное. Это просьба губернатора. Сами понимаете, нечасто в его резиденции убивают гостей такого масштаба. Последняя фраза «шефа» вызвала у Исайчева ироническую усмешку. – А ты не хмыкай, не хмыкай, в резиденции губернатора, вообще, никогда никого не убивали, – полковник Корячок поплевал через левое плечо. – С почином нас, – хихикнула Галина Николаевна. – Цыц! И ты туда же, – рявкнул Владимир Львович. – Давайте соберёмся, господа офицеры. Давайте соберёмся… Не на картошку едем… Есть одна немаловажная деталь – губернатора во время убийства в резиденции не было… – Лучше бы на картошку. Извините, Владимир Львович, – прервал «шефа» Исайчев и, обращаясь к эксперту, спросил, – Галина Николаевна, сомнений не осталось – это убийство? Может… Долженко, прикуривая сигарету, щёлкнула зажигалкой : – Медэксперты по тем анализам крови, которые успели взять у потерпевшего на месте преступления, уверяют – убийство. Убийство, Мишаня! В крови жертвы такое количество цианида, что на троих хватило бы… Отвертеться не удастся. И что скверно – злодей почти не наследил. – Почти? – Исайчев попытаться поймать ускользающий взгляд Долженко. – Совсем не наследил, майор, – Галина Николаевна, наконец, решилась посмотреть на Михаила, – трудно тебе будет, Мишаня. А кому сейчас легко? Я, товарищ полковник, так и быть, вернусь с майором на место преступления. У Михаила глаз молодой, может быть, ещё чего найдём. Хочу предупредить: из резиденции по приезду высокого гостя никто не выезжал. Так что злодей там. – По вашим прикидкам целью был именно Бурлаков? Он не мог схватить чужую чашку? – Однозначно, Бурлаков. Без сомнения, – убеждённо ответила Долженко, – только Бурлаков из всей компании пил кофе с молоком и пил его из особой термической чашки. Его повар возил для него её всюду. К чашке прилагается специальное электрическое устройство, поддерживающее определённую температуру напитка. Бурлаков пил только очень горячий, очень крепкий и очень сладкий кофе с молоком. Чашка стояла отдельно от общего подноса. Цель – Бурлаков. – Много ли там гостей? – поинтересовался Исайчев. – Много, Мишаня, много… обслуги только пять человек. Приближённых видела пока троих: жена – истеричка, двоюродная сестра – нахалка, адвокат – самодовольный индюк и ещё управляющий здешним филиалом фирмы убиенного – мужик, на первый взгляд не дурак, правда, со шлейфом корвалола. Ещё начальник охраны. Он же личный телохранитель, но его не видела. Он с Васенко общался вне зоны злодейства. Когда я уезжала, прошла через запасной выход – он был ближе ко мне. Не хотелось тащится через весь замок к парадной лестнице. И тут к двери подкатило такси, и из него вышел парень весь в импортной джинсе и женщина. Я приказала их от остальных отделить, благо резиденция большая, и никому про них до твоего приезда не говорить. Решила не мешать «чистых» и «грязных». Не следует им обмениваться информацией. Приехавшим об убийстве молчать. Сам решишь, когда сказать. Ничего, что покомандовала? Ты не в претензии? Оперу, который меня провожал, я такую кару за длинный язык обещала, что он вряд ли, вообще, до твоего приезда говорить будет. Хотя вопрос у меня остался: почему они подъехали к запасному выходу? Скрывались от кого-то, что ли? – Ты, Галина Николаевна, всё правильно сделала. Спасибо. А Васенко где? Мне обещали Васенко. Почему вы, а не он их остановил? – вопросительно взглянув на начальника, спросил Исайчев. – На месте твой капитан, – Долженко поднялась с кресла, – он не успел бы эту пару изолировать. Прямо удача, что я их у порога ухватила. Уже в машине, направляясь к месту преступления, Долженко заметила: – Кстати, твой Васенко хоть и хитрая лисья морда, но о женщине и парне тоже ничего не знает… ап-п-п-п… я приказала… – Брависсимо, товарищ подполковник, и все же ты больше Галючка, чем Галинка, – с любовью поглядывая на эксперта, заметил Исайчев. – Опиши мне этих приближённых. Как они тебе с первого взгляда. Долженко состроила недовольную гримасу и, прислонив голову, покрытую седыми мелкими кудряшками на подголовник, закрыла глаза: – Так, я тебе коротко рассказала: «истеричка», «нахалка», «индюк, надутый» и «парень не дурак». Обслугу не видела, они мне ни к чему. Их в главном корпусе только у дверей держали. Начальник охраны, правда, туда-сюда шастает… Его надо попристальнее разглядеть. – Галинка, ну, пожалуйста, поподробнее, у тебя глаз – ватерпас, – взмолился Исайчев. – Ты, чудо огородное, дай подремать. Бабушка русской экспертизы устала. Мне бы хоть маленький сончик привидить… Вообще, напрасно ты, Мишань, настаиваешь. Мои красочные эмоции могут затереть твои… – Баба Галя, ты же знаешь, я принимаю впечатления экспертов, но опираюсь на свои, извини… Давай вещай, мне надо войти в состояние предельной заинтересованности «делом» и войти уже подготовленным к нему… Долженко открыла один глаз и зло глянула на Исайчева: – Какая я тебе баба Галя, свинья?! Эта баба исползала на коленях всю залу, а там квадратов сто пятьдесят не меньше, и, как видишь, встала и хожу. Другая бы в моём после пенсионном возрасте давно на составляющие развалилась, а я с тобой обратно плетусь… – Извини, Галина Николаевна. Дурак дураком! Дай в щёчку чмокну, – сложив ладошки лодочкой, взмолился Исайчев. Долженко опять закрыла глаз, но щёку для поцелуя подставила: – Ладно, целуй, – миролюбиво пробурчала она и, получив обещанное, вновь положила голову на валик. – Итак, двоюродная сестра Бурлакова – Эльза Фридриховна Леманн… Исайчев резко всем корпусом развернулся к эксперту: – Они иностранцы? Этого ещё не хватало… – Не перебивай, – Долженко поняла, что Михаил не даст ей вздремнуть, вытащила из чемоданчика пачку сигарет, вынула одну, – Эльза Леманн, насколько я слышала из опроса Васенко немка Поволжья.[6 - г. Покровск (ныне г. Энгельс) был и остаётся столицей немцев Поволжья] Родилась в Покровске. Её мать – сестра матери Бурлакова и на правах ближайшей родственницы «фрау» считает возможным лезть во все дырки, подсматривает за операми. Их в резиденцию Городской отдел с перепугу нагнал видимо-невидимо. Дамочка пытается командовать. Она двоюродная сестра жертвы и, судя по всему, непросто родственница, а заметная фигура в его бизнесе. Сейчас Эльза проживает под Мюнхеном, является смотрителем производства. В разговоре Леманн специально выделила это – не директор, а именно смотритель, – Галина Николаевна помяла сигарету, разглядела её и сунула обратно в пачку. – Гадкая привычка! Нужно отвыкать. Или поздно уже, майор? Исайчев не слышал вопроса, отвернулся к окну, а когда обернулся вновь, спросил: – Решать ничего не решает, но за всеми приглядывает. Чем они занимаются? Долженко усмехнулась, но не обиделась, понимала – Исайчев входит в «дело». – У Бурлакова в пригороде Мюнхена завод одноразовых шприцев. Прибыла в Сартов по приглашению брата для какого-то очень важного разговора. Внешне – белая мышь, усиленно молодящаяся: бровки щипанутые, глазки у носика маленькие, шнырчатые, но с боевым раскрасом. – Эксперт поморщилась, вспоминая Эльзу, и добавила, – а жопа, я тебе скажу, как у нефтяной баржи корма. Мне кажется, мама у этой немки немножечко еврейка… – Та-а-ак, – пропел Исайчев, – интернационал… – Далее, жена убитого – Ирина. Ой! Главное забыла сказать, Леманн и Ирина заканчивали одну школу… Ирина красавица. Ну, красавица, ни дать ни взять. Чернобровая, кареокая, большеглазая, с изумительными зубами. Цену себе знает. Только на стоматолога, небось, лимона три положила. Пластический хирург тоже на лице отметился. Но характером Ирина уступает Эльзе, пожиже будет… Далее юрист – адвокат погибшего. Хочу, чтобы ты записал, у него сложное имя, отчество и фамилия… Исайчев, недовольно похмыкивая, вытянул из кармана блокнот: – Ну-у-у… готов… Долженко игриво усмехнулась: – Адвокат – гражданин Канады по имени Сайрус Мордохович Брион… Ни больше и ни меньше. Эльза зовёт его Сара, и, мне кажется, она попала в точку… – О, господи! Что прямо Сара? Сара?! – Усилю впечатление – Сагочка… Чистенький, причесанный, в розовом галстуке, синем костюме, и почему-то в дорогих тёмно-вишнёвых замшевых туфлях без носков… Рубашка кипельно – белая, аж глаза режет… Почему без носков, Мишань? Холодно же? – Зато модно, круто, экстравагантно… Боюсь спросить, потерпевший ни того… этого… – Нет! – резко бросила Галина Николаевна, – убиенный был мужик! Высокий, под два метра, атлетически сложенный, слегка небритый с суточной щетиной, глаза, как у мальчишки, карие с позолотинкой. Жаль таких мужиков терять… Мне кажется, он жену уберегал от соблазнов, поэтому и держал рядом с собой Сагочку. И судя по тому, как адвокат ловко говорил с нашим Ромой, он хороший спец. Пока я труп осматривала, прислушивалась. Но из их разговора так ничего и не поняла. Сара жужжал словно муха, а в остатке ноль. Ты же знаешь, Ромка – лиса. Он такие крючки в беседах ставит, что его не обведёшь, а тут, поди ж ты – ноль. Ничего не выудил, кроме того, что лежало на поверхности. Кто – кого – кому – с кем – ничего не нащупал. Один дым. – Так, ясно, – почесал затылок Исайчев, – остался управляющий – «мужик с виду не дурак» и те, что приехали. Но о них, я понял, никто ничего не знает. Давай о «мужике – не дураке»… – Ничего про него не скажу, Мишань, мужик произвёл на меня хорошее впечатление: глаза умного человека, держался достойно, но напряжённо. Видно было, что для него все произошедшее – потрясение, и, мне кажется, у него больное сердце. – С чего ты так решила, одышка? – Нет, одышки нет… Но он все время зяб, мёрзли руки и он частенько их растирал. Холодный пот на лбу, запах карвалола, а когда осматривала его одежду, заметила в приоткрытом рту ярко-красный язык… Я посоветовала бы ему обследовать сердце, но может, быть там другие причины – тебе разбираться, милок… – Галина Николаевна, в резиденции есть кабинет, где я могу проводить допросы? Импортировать их в Комитет не дадут. Придётся все следственные мероприятия осуществлять на месте… Долженко бросила на Михаила ироничный взгляд: – Нет, Михаил Юрьевич, у губернатора одна маленькая комнатка и та на чердаке… – Я серьёзно! – А серьёзно? Найдётся комната. У них, у каждого свои апартаменты. Пока ты будешь работать с одним из них, я более тщательно осмотрю их личные хоромы. Место преступления я проползла, а вот комнаты оглядела поверхностно. Кабинет займёшь губернаторский. Увидишь, в каких комнатушках сильные мира сего решают наши босяцкие проблемы. Ох, трудно им приходится… губернаторам-то… Глава 3. ОДНОКУРСНИК Управляющий местным филиалом корпорации Олега Бурлакова Алексей Иванович Слаповский открыл дверь кабинета, не постучавшись, но порога не переступил: – Извините, не стучусь – знаю, что ждёте именно меня… Исайчев жестом пригласил мужчину войти и указал кресло, куда сесть. Сам Исайчев разместился за антикварным бюро, которое торчало на гнутых витиеватых ножках посреди стометрового кабинета. Обычного письменного стола или что-либо похожее на него при осмотре резиденции найдено не было. Михаил чувствовал себя неуютно, он не привык к подобным видам мебели. Небольшое бюро было слишком экстравагантным: здесь и выточенные из красного дерева ангелочки, и множество маленьких и больших ящичков, а вот рабочей поверхности немного. Михаилу едва удалось поместить папку с бланками допросных листов, диктофон и ноутбук, с которым он не расставался никогда, используя его чаще как печатную машинку или монитор для просмотра фотографий с места преступления. Стены кабинета, затянутые сиреневым щёлком в мелкую золотую искорку, не располагали к кропотливой работе. Они наполняли голову Михаила неосознанным раздражением. – Меня зовут Михаил Юрьевич Исайчев, – представился следователь, – буду вести «дело Бурлакова». Прошу назвать себя и подписать вот эту бумагу – это ответственность за дачу ложных показаний… Мужчина подошёл к бюро и, не читая, расписался там, где Исайчев поставил на листе бланка галочки. Прежде чем вернуться на место, произнёс громко и чётко: – Слаповский Алексей Иванович – директор фармакологического завода в Сартове, уже семнадцать лет. Мы с Олегом Олеговичем окончили одно военное училище, с того времени и знакомы… Слушаю ваши вопросы… – Продолжайте, Алексей Иванович, вы закончили с Бурлаковым одно военное училище, рассказывайте, что было дальше. Вопросы будут позже… Слаповский более основательно сел на стул, давая понять, что готов к длительному разговору: – Потом я уехал в войска, а Олега направили преподавать в Харьковское военное училище. У Бурлакова светлая голова… Мы встретились через восемь лет уже в Сартове. Он уже был богатым человеком и у него имелась собственная фармацевтическая корпорация. Меня комиссовали по случаю ранения во второй Чеченской. Слаповский энергично растёр пальцы рук: – Извините. Плохое кровообращение, руки леденеют. Особенно когда волнуюсь. – Может быть, горячего чая? Согреетесь, – предложил Михаил. – Нет, нет! – всполошился Алексей Иванович. – Чай я сегодня пил и кофе тоже… Давайте продолжим. Так вот, после войны я вернулся в Сартов и болтался здесь без дела и зарплаты. Встретились мы во время очередного приезда Олега. Он на протяжении многих лет посещает наш город. Зачем? Не знаю. Во время пребывания в Сартове Бурлаков на заводе не появляется. Ревизоры его периодически приезжают, а сам нет. Нет! Даже не припомню когда был… При встрече, обычно где-нибудь в парке, в местах нашей юности, он выслушивает отчёт и достаточно… Тогда, семнадцать лет назад, Олег предложил работу сразу директором предприятия. Говорил, что никогда об этом не пожалел… Я тоже… Очень его жаль… Кто теперь возглавит дело? – Он хорошо его знал? – Кого? – вскинул пучкастые брови Слаповский. – Дело… – усмехнулся Исайчев. – Олег, начал заниматься бизнесом ещё будучи преподавателем в военном училище почти с нуля. С карьерой в ВУЗе у него не получилось. Союз к тому времени развалился. Бурлаков, российский офицер не захотел присягать новому правительству. Слаповский замолчал, сглотнул комок в горле, продолжил: – Родине мы в то время тоже не нужны были. Но в отличие от многих Олег быстро сориентировался и, воспользовавшись тем, что мать – немка Поволжья, эмигрировал с семьёй и с семьёй сестры матери в Германию, там и развернулся. Тогда ведь только входили в медицинскую практику одноразовые инструменты. Годы-то, какие были сумасшедшие… Михаил видел, что прошлые воспоминания не доставляют Слаповскому удовольствия. Они приносили ему не только нравственные страдания, но и физические. Алексей Иванович всё время морщился, ёрзал на стуле. – Господин Слаповский, – попросил Исайчев, – расскажите в подробностях о сегодняшнем утре… – Я прибыл в резиденцию к восьми часам. Сайрус позвонил и от имени Олега Олеговича, приказал приехать. Для меня его визит в Сартов был неожиданностью. Обычно он предупреждал загодя. Спросил Бриона, какие приготовить документы, но адвокат сказал, что встреча будет носить личный характер. – Алексей Иванович, я ведь прежде, чем сюда ехать, попросил скинуть мне на компьютер справку о вас. Михаил открыл ноутбук, отвернул от Слаповского экран и загрузил нужную страницу. – Об остальных гостях материала мало, а вы здешний, о вас всё, как на ладошке. Известно, что вы с господином Бурлаковым делили во времена учёбы одну пассию на двоих. – Нет! – резко и зло оборвал Исайчева Слаповский. – Неточно. Олег увёл у меня девушку, хотя у него существовала своя любовь. Мы в училище были соперниками: оба отличники, оба борцы, часто выходили на ковёр как спарринг-партнёры. Я побеждал почти всегда. Олег злился… И вот так отомстил… Она влюбилась, и бегала за ним, как собачонка… Даже аборт от него сделала… – Вы не в курсе, что с ней стало потом? – не отрывая взгляд от монитора, спросил Исайчев. – Ну вы же знаете! Зачем спрашиваете? – вскинулся Слаповский. – Да. Знаю. Она стала вашей женой… Алексей Иванович опустил голову. Было видно, как он сдерживается, играя желваками на скулах: – Любил я её… Понимаете… Всякую бы принял… – Он попытался улыбнуться, но улыбка только обнажила зубы и совсем не тронула лица. – «Это», может быть основанием для подозрения меня в убийстве Бурлакова? – «Это» уже основание для подозрения. Вы же понимаете, что ни вы, ни я не знаем, зачем Бурлаков приезжал каждый год в Сартов. Может быть… – Думаете, – Слаповский не дал Михаилу договорить, – он приезжал в Сартов для встреч с моей женой? Ну… Нет… – Слаповский впервые за всю беседу удивился, растерянно пожал плечами и принялся энергично растирать кисти рук. – Извините… У нас четверо детей… И она никогда о нём не вспоминала… Знаете… В кабинет, не стучась, ворвался следователь Роман Васенко. Слаповский замолчал. – Михал Юрич! – пучил глаза капитан, – у нас ещё труп! – Ёшкин кот, кто?! – вскакивая, воскликнул Исайчев. – Повар – итальянец Гуидо Скварчалупи… – Не резиденция губернатора, а бандитский притон! – Михаил, едва не сбив Васенко с ног, выскочил в коридор. На половине дистанции Роман нагнал и обошёл начальника. – Фигуранты у тебя в свободном полёте? – крикнул вслед удаляющемуся капитану Исайчев. – Ты их не изолировал друг от друга? – Так, кто знал, что они ещё кого-то грохнут? – на ходу, не оборачиваясь, бубнил себе под нос Васенко, прибавляя скорость. У дверей кухни Роман остановился отдышаться и подождать запыхавшегося начальника. В помещение следователи вошли вместе. Итальянец, согнувшись пополам, одной половиной тела лежал на разделочном столе кухонного острова, другая половина стояла на ногах. Рядом с головой Гуидо растеклась и уже почти загустела кровь. Волосы итальянца плотные, чёрные, вьющиеся, напитанные кровью, начали подсыхать и превращаться в сосульки. Тут же на столе валялся помытый металлический топорик для отбивания мяса. Убийца, будто издеваясь, плохо ополоснул топорик и на нём остались разводы от средства для мытья посуды. Рана на голове итальянца была велика и не оставляла сомнений, что жизнь вытекла из тела Гуидо вместе с кровью. – Долженко сообщили? Она ещё здесь? – обратился Исайчев к оперативному сотруднику из Городского убойного отдела. Именно он, когда зашёл поинтересоваться об ужине для дежурных оперативников, обнаружил тело Гуидо. Сотрудник не успел ответить, потому что Галина Николаевна сама вошла в кухню. Её белая кофточка и тёмно-синяя форменная юбка были в капельках крови. Исайчев, указывая эксперту взглядом на пятна, спросил: – Галя, это ты его? Долженко покрутила указательным пальцем у виска: – Тьфу! Это кровь Эльзы… – Её что тоже? – зарычал Роман. – Пока нет! – махнула рукой Долженко и поплевала через левое плечо, – не дай бог. Пусть живёт… Я осматривала её комнату, а она решила поменять лампочку в торшере. Перегорела. Стеклянная колба оказалась треснутой и рассыпалась у неё в руках. Кровища лилась, как из барана. Пока вынимала из ладони стекло, перевязывала, изваракалась вся… – Как из овцы, – поправил эксперта Роман. – Уйди отсюда, шутник-самоучка, – прикрикнула Долженко. – У трупа хихикаешь, бог тебя накажет! – Галя, не иди вразнос, – остановил Исайчев, распаляющуюся гневом Долженко. – У нас каждый день труп. Уж кто-кто, а ты об этом не хуже нас знаешь. Если бы не чувство юмора – давно бы повесились… – Так, что тут у нас? – безнадёжно махнув рукой, спросила Долженко. Она подошла, внимательно осмотрела труп и, приложив пальцы к шее итальянца, установила: – Судя по температуре тела, стукнули его не более часа назад. Точнее скажут судмедэксперты. Пока так: убийца подошёл тихо сзади, повар его не слышал, сила удара мощная… Покуда всё. Я ещё не закончила осмотр апартаментов фигурантов. Изымаю одежду. Может быть на ней что-то найду. Результаты завтра. Раньше не сделаю. Еле хожу, устала. Часа вам хватит осмотреться и описать труп итальянца? Если тело успеете упаковать – заберу с собой. Передам по инстанции. Хотя нет – отвезёте сами. Корячок очень просил не устраивать звон. Тихо работаем, ребята… Роман обошёл вокруг кухонный остров, остановился у тела Гуидо, спросил: – Почему убийца не боялся, что повар его услышит? Итальянец был глухой? Кто-нибудь в курсе? Ответила Долженко: – Нет, он был в наушниках. Посмотрите, их изъяли рывком. Из одного уха наушник вылетел легко, а второй оказался зажат в ухе столом, на который упала голова, и его пришлось тянуть. Видите, красная полоса почти до подбородка… – Зачем убийца забрал наушники? – удивился Исайчев. – Если бы была убийцей, пояснила бы. Я свободна? Могу продолжать осматривать апартаменты? – Долженко, не дожидаясь ответа, направилась на выход. Когда дверь за ней закрылась, Роман, изображая утиную походку эксперта, бросил вслед: – О, пава! Спросила и пошла… У меня тёща такая. А, может, ты против? Ты же старший группы… Михаил досадливо поморщился: – Ну хватит, Рома, ёрничать. Она старше по званию и по летам. Давай работай! Мне кажется, что преступник что-то искал в одежде итальянца и проигрыватель в кармане ему мешал. Злодей его вытащил, а потом решил вовсе забрать. Видимо, отпечатками запачкал. Перчаток у него не было. Если бы были, убийца не стал бы мыть топорик. – Значит, к убийству заранее не готовился, – рассудил Роман, – кто-то его подтолкнул. – Я думаю, проигрыватель искать не стоит. Резиденция огромная – одной земли три гектара…, – продолжил размышлять Исайчев. – Михал Юрич, а если это записывающее устройство и повар слушал то, что закачал туда накануне? Возможно, то, что уличало убийцу? – Роман сел на корточки, осматривая пол у ног Гуидо. – Ничего нет, как в хирургической. Одна кровища… – Тогда тем более не найдём, – подтвердил своё предположение Исайчев. – Но я склоняюсь к тому, что убийца искал что-то именно в одежде. Обратите внимание на рукава поварской куртки – они раскатаны. Злодей искал записку, флешку, что-то мелкое. Роман, приглашай оперов, – приказал помощнику Исайчев, – пусть пакуют все, что найдут. Проследи, чтобы тщательно. Запри фигурантов по комнатам, нечего им по усадьбе болтаться… Ужина, вероятно, не будет… А жаль, я в поезде только чай попил, пообедать не удалось. Позвони «шефу» попроси как-то решить вопрос с питанием, а то мы все тут перемрём от голода. Городские опера по коридорам уже ворчат… Телефон в кармане Михаила взвыл в режиме пожарной сирены. – Вот и он! Лёгок на помине. – Определил, глядя на дисплей Исайчев и, нажал зелёную кнопку. – Слушаю, Владимир Львович… Да ещё труп… Понял. Никого из резиденции не выпускать, включая сотрудников… Понял. Языки прикусить… Понял. Работать в режиме борзой собаки… Понял. Умереть на посту… Что нужно от вас? От вас нужно прекратить меня запугивать и не-ме-шать! Я не борзею, вы сами приказали мне войти в режим борзой собаки, я вошёл… Извините… Я постараюсь… Владимир Львович, решите вопрос с питанием, голодно здесь… Хорошо… Можно и три корочки хлеба, но каждому… Понял вас. – Михаил нажал кнопку «Отбой» и только тогда увидел округлившиеся глаза Васенко. – Я фигею, Михал Юрич! Ну, вы даёте… Так с «шефом»… – Иди, работай! – оборвал коллегу Исайчев. – Я ухожу продолжить допрос Слаповского. В кухню вошёл старый знакомый Исайчева начальник районного убойного отдела Константин Плетнёв. Исайчев обрадовался: – Здравствуй, Костя, рад тебя видеть. Давно нам не доводилось встретиться. Плетнёв развёл руки в разные стороны: – Что поделаешь, дружище? Не мы такие – жизнь такая. Может быть, и хорошо, что нечасто. Встречаемся всё больше в грустных местах, при грустных обстоятельствах. – Надо ломать эту практику, – пожав руку старому товарищу, сказал Михаил. – Закончиться здешнее вынужденное заточение, приходите в гости, Оля будет рада. – Принято, майор, обязательно забежим. А сейчас – слушаю тебя. – Проследи, чтобы труп упаковали и аккуратно вынесли, не особенно афишируя. Пусть всё здесь подберут и Галине Николаевне в лабораторию отправят. Она ждёт. – Есть, майор, сделаем. Глава 4. КОНСТАНТИНОВСКИЙ РУБЛЬ Исайчев вернулся в кабинет. Он застал Слаповского переодетым в летние парусиновые брюки и жёлтую футболку с надписью «Та ещё вишенка». «Женская, – подумал Исайчев силясь сохранить серьёзное выражение лица. Слаповский сидел в той же позе, только согнул в ещё большую дугу спину. – Это вас Галина Николаевна приодела? – уточнил Исайчев. – Не совсем так. – Слаповский провёл обеими ладонями по футболке, разглаживая заломы, – она нас подраздела, а уж мы приоделись, у кого чего было. Сайрус всех предупреждал, что возможно придётся остаться на ночёвку. Я захватил домашний костюм… – Продолжаем, Алексей Иванович? Итак, мы остановились на том, что ваша жена сделала от Бурлакова аборт. – Мы остановились на том, что у меня была причина убить Бурлакова. – Слаповский болезненно поморщился. – Как вы понимаете, она не могла рассосаться со временем, она была всегда, только я почему-то не убивал его раньше… Хотя обида была сильнее… И ревность грызла глубже… Знаете, почему не убивал? – Почему? – Михаил снял очки и помассировал указательным пальцем переносицу. – Я его простил… – Слаповский пристально посмотрел в глаза Михаилу. – Вы можете не верить, но хорошего Олег сделал мне больше, чем плохого… А то, что он приезжал сюда встречаться с моей женой полная ерунда… Исайчев вопрошающе вскинул брови. – Вспомнил! Дважды Олег был в городе, зная, что нас нет… Мы в отпуске… Так что вот так, – просветлев лицом, сказал Слаповский. – Вспомнил! Исайчев согласно кивнул: – Да. Это аргумент. Хорошо, давайте дальше, что было в это утро… – Мы позавтракали, – продолжил заметно повеселевший Слаповский. – Олег консерватор. Утром он ел только омлет, помидорно-огуречный салат, два поджаренных кусочка чёрного хлеба. И чай… Михаил от неожиданности вздрогнул: – Как чай? Был же кофе… Реакция следователя развеселила Слаповского: – В завтрак всегда чай. Кофе отдельным заходом, через час после завтрака. Завтрак с восьми до девяти. Кофейный час с десяти. К десяти всё должно быть подано… Сегодня утром, Олег, видимо, хотел сказать нам что-то важное, потому что слова, которые он произнёс до первого, как оказалось, и последнего глотка кофе, были таковыми: «То, что я вам скажу сегодня, не подлежит обсуждению. Это моё окончательное решение. Я шёл к нему много лет…» Потом Олег глотнул кофе, поставил чашку и вдруг вскочил и упал… В первый момент я даже не осознал, что произошло. Ирина жутко закричала. Эльза бросилась к брату, пыталась что-то сделать. Мне показалось, она расстегнула ему верхнюю пуговицу рубашки и ослабила галстук, а потом взвыла и поползла в угол, там и забилась. Для неё это крах… Кто её без Олега терпеть будет? – Как реагировал адвокат Сайрус Брион? – Он очень испугался, как и я. Рыдал, а потом ушёл в свою комнату. Вернулся через полчаса с лицом человека, узнавшего государственную тайну. Было видно: ему хотелось рассказать что-то, но Сайрус сдерживал себя, видимо, запрещено было до поры до времени… Знаете, адвокат мне даже подмигнул. Как-то так иезуитски торжествующе подмигнул, как будто получилось то, что он долго ждал и хотел. Мне стало даже не по себе… Исайчев положил на стол карандаш, который до этого машинально крутил в пальцах. Более внимательно посмотрел на Слаповского. – Ваши предположения? Сайрус не работал на конкурентов Бурлакова? Может быть он работал на партнёров вопреки интересам хозяина? Брион не мог быть орудием устранения держателя контрольного пакета? – Нет… нет, – оживился Слаповский. – Я уверен, что подобным способом здесь его устранить не могли. Олег Олегович, конечно, был неудобным человеком. Я наблюдаю за его деятельностью за пределами Сартова через интернет. Выяснил, что Бурлаков совсем недавно приобрёл ряд лакокрасочных предприятий и там были какие-то заморочки. Но Олег отличный дипломат. Он все свои проблемы решает сразу на месте, не оставляет хвостов. – Откуда этакая уверенность? – Начальник его охраны Иван Усачев наш однокашник. Олег вытащил его в прямом смысле из дерьма. Он ему по гроб обязан… Ивана из армии попёрли за пьянку, жена бросила. Олег его вылечил и дал всё. Иван человеком стал, новую семью завёл, абсолютно счастлив. Усачев за Олега кого хочешь на британский флаг порвёт. Ко всему прочему Бурлаков ему и его ребятам такие деньги платил, каких никто никогда никому за охрану не платит. У Олега была поговорка: «Денег не надо жалеть на детей и на охрану, потому что дети – твоё будущее, а охрана – твоё настоящее». Усачев тысячу раз перепроверил на связь с конкурентами всех, кто был приглашён на работу в корпорацию. А уж ближний круг перетряс по песчинкам. Михаил вновь взял в руки карандаш и постучал им по поверхности бюро: – Ну, предположим, вы правы. Хотя… – следующую фразу Исайчев проговорил мысленно. – Надо Васенко озадачить, пусть покопается в интернете, там все сплетни собраны, может, что нароет, – а вслух произнёс, – а повар? Повар сам мог иметь на Бурлакова зуб? Вопрос следователя вызвал у Слаповского ироническую ухмылку: – Гуидо? Ни за что! Он уже готов был пояснить, но крик, который оглушил резиденцию, заставил Исайчева прервать допрос. Михаил извлёк из-под бумаг сотовый телефон и набрал номер Васенко: – Роман! Что это? Труп? Нет? Уже хорошо… Ну? – И чем дальше Исайчев слушал пояснения своего коллеги, тем чётче его лицо приобретало выражение, будто его заставляли пить что-то кислое. – Зачем? – простонал он, – зачем ты ему сказал? Как я теперь буду его допрашивать? Ты что? Ты не мог придумать причину отсутствия ужина? Ну невыносимо здесь работать… Невыносимо и все… – Исайчев раздражённо бросил телефон на папку с бумагами, тот подскочил и, ударившись о верхний ящик бюро, жалобно пискнул. – Ладно, давайте, Алексей Иванович, дальше… – Я понимаю – сейчас Сайрус узнал о гибели Гуидо? – на лице Слаповского появилась и сразу исчезла ироническая улыбка. – Вам нужны дальнейшие пояснения? Гуидо никогда бы ничего не сделал без ведома Сайруса. Они семья. Необычная, но все же семья… Я видел лицо Бриона в первые минуты гибели Бурлакова, это было все что угодно, но только не лицо убийцы. – О, Алексей Иванович, вы не знаете какие лица бывают у убийц. Очень разные лица у них бывают… Уверяю вас… Слаповский тоном бывалого человека заметил: – Не скажите, Михаил Юрьевич, я ведь Чеченскую войну прошёл и многое видел не только в бою. Знаете… – Хорошо, – Михаил прервал Алексея Ивановича. – Давайте вернёмся к Ирине. Что вы думаете по её поводу? Мне высказали предположение, что Бурлаков окружал себя людьми не совсем обычной ориентации, чтобы не вводить жену в искушение. Его ведь подолгу не бывало дома. Я так понимаю, берегут, когда любят. Ирина очень хороша собой. Капитан Васенко доложил мне, что на предварительной беседе вы высказали мысль, будто Олег Олегович собирался с ней разводиться. Это так? Слаповскому явно не по душе пришлось то, что Михаил оборвал его. Или ему не понравился следующий вопрос? Отвечать он стал с явной неохотой: – Я встретил Олега семнадцать лет тому назад. К этому времени он уже семь лет был женат на Ирине, и у них родилась дочка, вторая родилась позже. Мне дважды в год на один день приходилось приезжать в Питер для отчёта на Совете директоров, так заведено. После работы Бурлаков обычно приглашал меня, как старого товарища на ужин в свой загородный дом. При мне Олег был вежлив с женой, но не более. Особой любви в их отношениях я не замечал. За любовью должен стоять хоть какой-то труд, а Ирина была равнодушной к делам мужа. К нашим разговорам не прислушивалась. Не вникала. Казалось, отбывала повинность. Стоило мне посмотреть на часы, поезд на Москву уходил в 22 часа, она с удовольствием прощалась, иногда уезжала из усадьбы раньше меня. Я у Олега не спрашивал, да он бы и не ответил. Его личная жизнь тайна за семью печатями… Так-то… Но вот в этот раз перед приездом Бурлакова в Сартов на заводе кто-то сказал, что Олег собирается расходиться с Ириной. Откуда пошёл слух, не знаю, вполне вероятно – фантазии… Михаил удивился: – Вы в Сартов ездите через Москву? Почему? Я сегодня приехал из Питера прямым поездом. Очень удобно. Без пересадок. – У меня в Москве сестра. Олег разрешал иногда такую вольность – навещать её. От Бурлакова я тоже уезжал пораньше. Люблю час-другой побродить по Петербургу. Красавец город! – Здесь понятно. Давайте об Эльзе? Она могла? Этот вопрос понравился Алексею Ивановичу, он опять оживился: – Ну, что вы! Эльза без Олега – ноль. Причём ноль с отрицательным знаком. Её очень не любят в компании. Она ведь никто. Недоучка. Сказала вашему эксперту, что окончила Магдебургский университет. Она прослушала там только фармакологический годовой курс – Олег заставил. Он и буквально пришил её, как заплатку к своему производству. Вот надсмотрщик из неё получился прекрасный и стукач тоже. Живёт фрау Леманн под Мюнхеном в усадьбе Олега, всю обслугу оплачивает он же и водителя, и автомобиль. Для неё смерть Бурлакова – v?lligen Zusammenbruch![7 - v?lligen Zusammenbruch (немецкий) – полный крах.] Новые хозяева вряд ли будут её терпеть. Слаповский воодушевлённо развивал мысль о будущей судьбе Эльзы, но Исайчев и тут оборвал его: – Спасибо, Алексей Иванович, можете быть свободны. Идите, отдыхайте. Если понадобитесь, я вас позову. Слаповский, покряхтывая, потёр колени, тяжело встал: – Когда долго сижу – суставы начинают болеть… Разрешите домой позвонить, там волнуются. Вы нас, когда отпустите? Михаил усмехнулся и вновь взял в руки телефон: – Роман, позови ко мне Ивана Усачёва… да, начальника охраны. Прибыл новый повар? Хорошо…, – и, обращаясь к Слаповскому, добавил, – через час вас накормят. Роман, выдай Алексею Ивановичу его сотовый телефон, пусть пообщается с родственниками… конечно, потом изъять… конечно, при разговоре присутствовать…, – обращаясь к Слаповскому, добавил, – так положено, Алексей Иванович, идите… Дождавшись, когда за фигурантом закроется дверь, Исайчев вновь воспользовался телефоном. – Галина Николаевна, ну что там? Жаль… Но внушает надежду слово «пока». Прошу: сразу позвони, если что найдёшь… да понял, понял… что ж ты так кричишь… Ну, пока, дорогая… Жду! Михаил откинулся на спинку кресла, вытянул ноги, прикрыл глаза. В голове неожиданно зазвучал густой низковатый голос случайной попутчицы: – Ты здесь? Прости, задумалась… так, о пустом, О том, что жёлтые такси, как эти листья, Что ночью стал казаться стылый дом, И что на скатерть пролит кофе – не отчистить… Исайчев с грустью посмотрел на телефон и вновь набрал номер, пока шла посылка вызова подумал: «Хорошо, что есть эта штуковина, можно услышать родное дыхание». Трубка радостно зазвенела голосом жены: – Скучаешь, Мцыри? Когда домой собираешься? Я борща наварила. Смотри, там ничего не ешь – ещё отравят. Полковник Корячок звонил, извинился, что прямо с поезда отправил тебя в резиденцию. Слово с меня взял о неразглашении, – без остановки стрекотала Ольга, – может быть, приехать? Посмотрю всё свежим взглядом, подскажу чего, а? Тебе ведь нужны дополнительные мозги. Корячок никого из вас не выпустит, пока злодея не найдёте. Я знаю, там Костя из районного убойного, он мужик головастый. Ты его привлекай. Михаил зажмурился и, переступая с пятки на носок, покачиваясь, дожидался паузы, когда можно будет вставить словечко и, наконец, найдя, вскрикнул: – Погоди, Копилка, не тараторь! Кости здесь уже нет. Он трупы запаковал и повёз в «судебку». Его оперов, вопреки приказу Корячка, я тоже отправил вместе с городскими. Они по усадьбе расползлись, мешали только. Всё время есть просили… – Трупы? – изумилась Ольга, – во множественном числе? Откуда? Корячок мне про один труп говорил! У вас там война? Михаил пожалел, что обмолвился раньше времени: – Мальчика – повара по голове кто-то шарахнул… – Мцыри, не забудь фигурантов по комнатам запереть… – Уже! – И осторожно… – Я хочу сказать… – Что ты меня любишь? – Это в первую очередь. Но приезжать, пока не следует. Я по тебе так соскучился, что не смогу работать, а вот советы твои нужны. Буду звонить. А сейчас вот что, – Исайчев подключил диктофон к телефону, – послушай запись. Это допрос одного из фигурантов – Слаповского Алексея Ивановича и скажи навскидку, что ты по этому поводу думаешь? Мне нужны независимые впечатления… * * * Пока Ольга слушала запись, Михаил делал в блокнот пометки. По щелчку диктофона Исайчев отсоединил устройство: – Ну? Как? – Не веришь ему, Мцыри? – Не очень… – Правильно. Вспомни свою первую юношескую любовь? В ней максимализма больше, чем чувств. Чувство собственности обострено до предела, а тут аборт от другого человека. Не простил он его ни тогда, ни сейчас. Врёт он! Ты бы забыл, если бы любил? – Я бы убил! – В-о-от! – радостно запела Ольга и Исайчев представил, как в эту секунду она довольно улыбнулась. – Мишка, можно я съезжу к Корячку, поговорю, пусть возьмёт официальным консультантом в это дело. Вспомню, что я ещё и психолог. Диплом пылится… Мне интересно. А?! – Не ной, Копилка, – с суровыми нотками в голосе ответил Исайчев. – Пока ты мой советник на удалённой дистанции. Думать по «делу» разрешаю. Ты адвокат. Может быть, именно тебе придётся защищать убийцу. А ты выведаешь все недочёты следствия и оправдаешь преступника. Нехорошо… – Выведаю? – в голосе Ольги звучала обида. – В этом случае, Мцыри, я откажусь от защиты. У твоих толстобрюхих свои адвокаты найдутся, подороже меня… Ну, что ж! Было бы предложено… – Я же не сказал вообще не приезжай, – поспешил утешить жену Исайчев. – я сказал: пока не приезжай. Я позову, когда будет нужно. – Правда?! – воскликнула Ольга оживлённо. – Тогда привет, целую! Ой! Забыла рассказать, есть минутка? – Минутка есть… – согласился Исайчев. – У меня радость! – зазвенела Ольга. – Я нашла на блошином рынке «константиновский рубль» – одна из редчайших российских монет. Изготовлена на Петербургском монетном дворе в небольшом количестве во время декабрьского междуцарствия 1825 года. Это тогда, когда в Таганроге умирает император Александр 1 и все думают, что на престол войдёт Константин Павлович – средний брат. Их младшенький Николай уже через час после смерти старшего принёс присягу Константину, но только мать и ещё несколько человек знали, что Константин отрёкся от престола за три года до этого события. Почему ты, Мишка, не задался вопросом: зачем именно Слаповский был приглашён на важное и, делаю акцент, личное собрание? Мне кажется это странным, подумай, Мцыри, пока… – Погоди… погоди… – но трубка уже ныла тоскливым голосом «отбоя». – При чём здесь «константиновский рубль»? Ты думаешь Слаповский, докладывая о других, пытается представить обстоятельства в ином свете? Прожектор освещает что то не то? Спасибо! Учту! Но всё это Исайчев проговорил в уже заунывно ноющую трубку. Глава 5. ГОСТИ После разговора с Ольгой и в ожидании Ивана Усачева Михаил загрустил – он уже целую неделю не видел жены и дочки. И сегодня не смог попасть домой. На какое время затянется расследование Михаил боялся даже предположить. Но точно знал: «шеф» его отсюда не выпустит без результата. Сейчас, как никогда, Михаилу не хватало внимательного и цепкого ума жены. Оля за годы их супружества много раз указывала Исайчеву на такие детали, которые впоследствии помогли ему поставить точку в запутанном расследовании. Поздняя встреча с Ольгой на рубеже тридцати пяти лет была для него счастьем долгожданным и, нечаянно обретённым. Их знакомство произошло у Оли в кабинете, куда его привело неясное почти бездоказательное «дело». Они тогда не успели договорить, Ольгу срочно вызвали клиенты, и по обоюдному согласию решено было перенести разговор на вечер, но не в кабинет, а в кафе. Решено было продолжить беседу за чашечкой горячего шоколада. Он хорошо помнит их первую встречу. На неё Михаил приехал загодя. Припарковал машину, взял в руки припасённый букет роз, просмотрел каждый цветок. Один не понравился, был вяловат, и Михаил осторожно вытянул его из букета. Оставшиеся четыре розы были хороши. Ольга очень удивилась такому подарку, попеняла Михаилу, что чётное количество цветов в букете приносят только на похороны. Михаил не растерялся и, выхватив из букета одну из роз, преподнёс её проходившей мимо пожилой женщине. Он и раньше знакомился с девушками. Среди них были красавицы разных мастей. Чаще длинноволосые блондинки, попадались и брюнетки, и рыжеволосые солнышки. Они радовали глаз, но не трогали сердце, а уж про душу и говорить нечего. Всё было мимо, мимо. Сейчас Исайчеву показалось, что Ольга – та «самая», «самая»… Именно её он ждал всю жизнь. Михаил не мог себе объяснить, что за тихие радостные чувства бродили в нём в ту минуту, но был уверен: он нашёл давным-давно ожидаемое, без чего жизнь кособочилась и ее надо удерживать как оползень. Повторив про себя вопрос Ольги, Исайчев поёжился: – Как она спросила? Что бы я делал, если бы неожиданно узнал, что она изменяет мне с моим другом? Нет! – представил себе Михаил и яростно рубанул воздух ладонью. – Нет! Убью обоих! Наглость какая… Кто-то осторожно и уже давно тюкал костяшкой пальца по косяку двери. Михаил обернулся и увидел в проёме круглые глаза престарелого мальчишки. Глаза были грустными, но при этом улыбались. – Извините, я прервал ваши размышления. Я не напрашивался, сами пригласили. Меня зовут Иван Васильевич Усачёв – начальник службы безопасности фирмы Олега Бурлакова. Исайчев усмехнулся, заметив вопросительную гримасу на лице Усачёва, она, наверняка, относилась к последней произнесённой Михаилом фразе. – Проходите, Иван Васильевич, нам предстоит непростая беседа, и я жду от вас помощи. Мы ведь в некотором роде коллеги. Стоим на страже. Давайте сухие факты, без эмоций. Эмоции мне добавят присутствующие здесь дамы. Хорошо? Тогда расскажите, какие отношения вас связывали с Бурлаковым и как вы провели нынешнее утро… Извините… Минуточку …Телефон. Звонила эксперт Долженко. – Да, Галина Николаевна… – ответил Исайчев. – Нашли? И что это нам даёт? Хорошо, я распоряжусь… Конечно, кропотливо осмотрим все руки… И, конечно-же все пальцы и, если надо оторвём их и пришлём вам на экспертизу… Есть сосредоточиться! Да помню я: у Эльзы перебинтована рука… Ну если вы лично видели, то не будем тревожить. Конечно, согласен с вами – убийца искал именно его! До связи! Нажав кнопку «Отбой», Михаил попросил Усачёва показать руки и, удовлетворив любопытство, вновь набрал номер: – Роман, подойди к «допросной», постучись, но не заходи, для тебя задание… – попросил Исайчев, откинувшись на спинку кресла. – Сейчас придёт мой помощник следователь Васенко. Я на секунду выйду, а потом продолжим, пока его нет, слушаю вас. – Я служу у Бурлакова без малого двадцать лет. Суровый начальник, даже где-то тирановатый. – Какой?! – переспросил Михаил. – тирановатый? Это какой? – В моём понятии не совсем тиран. Требует порядка. Будет порядок – будешь жить хорошо… Олегу я многим обязан, поэтому дорожил честью быть ему полезным. Это моё правило. – Ваши ребята придерживаются такого же правила? – Мои ребята многим обязаны мне… И для них мои правила – закон. – У вас есть предположения – кто мог сыпануть цианида в кофе Бурлакову? – Доступ к цианиду был у тех, кто вхож на фармозаводы. Первая из присутствующих – Эльза. – Михаил почувствовал, как напрягся Усачёв. В его голосе появились железные нотки. – Её следует потрясти. Она сложная штучка. В общении крайне неприятная. Мстительная. Но Олег был для неё авторитетом. Он с ней не церемонился, но и не обижал напрасно. Она всю жизнь мечтала, подчиняясь ему, им управлять. Но как говорится, силёнок на это не хватало. Если это она, в чём я сомневаюсь, у неё должна быть веская причина. Очень веская. В дверь постучали, Исайчев поспешно встал, вышел. За дверью его ждал Васенко: – Роман, – шёпотом заговорил Исайчев, – Галина нашла в волосах Гуидо небольшой бриллиант, по её предположению, а я с ней согласен, это то, что убийца искал в одежде повара. Видимо, от такого мощного удара из каста[8 - Каст (оправа камня) – общая деталь всех ювелирных изделий с камнями. Существуют два типа кастов, различающихся принципом держания камня, глухие и крапановые.] кольца или перстня выпал камень. Убийца заметил это, но у него не хватило времени его найти. Проверь у всех руки, осмотри ювелирные изделия, если кольцо сняли должен остаться след. Долженко говорит, удар по силе был мужской, но при состоянии отчаяния и женщина могла. – А если кольцо сняли и надели новое? – высказал предположение Васенко. – В этом случае след не совпадёт. Мне думается, если убийца мог свободно избавиться от кольца и свободно его заменить, он не стал бы искать бриллиант в одежде повара, тратить драгоценное время и подвергать себя опасности быть застигнутым… Ищи, Роман, это важно… – Сделаю, майор! – Роман, отсалютовал начальнику, приложив к виску два пальца и, по-гусарски щёлкнув каблуками, спешным шагом удалился. Исайчев вернулся в кабинет: – Итак, вы сказали, что подсыпать цианид могла Эльза, так как имела к нему доступ. – Усачев молча кивнул. – Но при этом причины у неё должны быть слишком веские. Скажите, по вашему наблюдению между Бурлаковым и Эльзой искрило? – Я не замечал. Всё было тихо. Бурлаков, вообще, старался её не задевать. Она истеричка. Чуть что – ножками сучит. Но возможности у неё были. Хотя, что зря говорить, служила она ему истово, как-то ненормально. Могла за него загрызть… Ревность? Может быть, пусковым механизмом была ревность? Надумала себе чего-нибудь куриными мозгами… – Ревность? – Михаил удивился, – эта мысль не приходила мне в голову. Вы хотите сказать у него перед ней были в этом плане какие-то обязательства? – Нет! Что вы? Они брат с сестрой… – Тогда вы себе противоречите. Эльза могла загрызть, а взяла и отравила. Из спортивного интереса, что ли? Она ведь терпела рядом с ним свою одноклассницу. И терпела много лет. Даже если предположить, что она догадалась о желании Олега Олеговича развестись и жениться на другой женщине, разве статус Эльзы изменился бы? Её устраивал статус «сватьи бабы Бабарихи» при царе Олеге? Неужели раньше у Бурлакова не было связи с другими женщинами, о которых она не знала? – Бурлаков был ходок – я это подтверждаю… У него водились женщины, он этого никогда не скрывал, но и не бравировал. В банных компаниях подобных разговоров не поддерживал. Он был мужик с большой буквы, и женщины этим пользовались. Эльза, конечно, об этом знала… – Ну вот! – удовлетворённо крякнул Исайчев. – А вы говорите «ревность»… Не стоит искать чёрную кошку там, где обитает чёрная собака. Её в этом месте по обстоятельствам не может быть… – Здесь вы правы. Эльза могла убить в одном случае: если бы Бурлаков решил изменить её положение в фирме и при себе. Но она точно знала, что Бурлаков ни сам, ни тем более кому-либо, не позволил бы это сделать. Вовсе не потому, что по-братски любил её, а потому, что дал перед смертью её матери – своей тётке, слово беречь и помогать Эльзе. Слово Олег Олегович держать умел. Хотя… – Усачев замялся, но неожиданно взмахнув рукой, добавил, – чего уж там! Теперь это уже значения никакого не имеет. Я обещал ему держать язык за зубами. В этом случае я могу считать себя свободным от обещания. У Олега была тайна, которую он хранил ото всех… – Так, – Михаил с интересом взглянул на Ивана Васильевича. – Каждый год Олег Олегович приезжал в Сартов для встречи с женщиной, которую любил с детства. Где бы он ни был, он всегда возвращался в Сартов. Сначала их встречи были в гостинице, а последние пятнадцать лет здесь, в резиденции губернатора, его давнего друга. Я сопровождал его всегда. На время их встреч из резиденции вывозилась вся обслуга и, снималось видеонаблюдение. Кстати, здесь всё утыкано камерами, кроме спален. Уважаю, местный губернатор приличный человек, не подглядывал за чужой любовью. И эта женщина сейчас здесь… – Откуда вам известно? – взволновался Михаил. – Об этом знали только я, эксперт Галина Николаевна и опер, сопровождавший вновь прибывших в гостевой дом. Он что? Проговорился? – Нет, нет! – Усачев энергично покачал головой. – После гибели Олега Олеговича я включил видеонаблюдение. Но вы не волнуйтесь, я единственный кто видел её приезд. Я тогда уже понял, что вы будете держать это в секрете. – Почему вы решили, что это та самая женщина? Усачев изумлённо вскинул брови: – Вы думаете, я могу её с кем-либо перепутать? – Фамилию, имя, отчество этой особы знаете? – Увы. Не был допущен… – С какого момента пребывания здесь ведёте наблюдение? Делали запись происходящего? – Я включил аппаратуру через час после случившегося… и выключил её после въезда такси в ворота резиденции. Запись есть. В резиденции первоклассная аппаратура. Но саму гостью я видел визуально, посему знаю кто она. Её машина подъехала к заднему входу и я успел посмотреть в смотровое окно. – Почему выключили видеонаблюдение? – Исайчев недоверчиво взглянул на начальника охраны. – Чего испугались? – Ваших секретов и испугался. Я не всегда был в аппаратной и не мог контролировать, кому из гостей захочется узнать, что записано на плёнках. – Разве гости не знали об отключении видеонаблюдения? – Конечно, знали. Олег сразу предупредил ещё за завтраком, что все могут расслабиться и вести себя, как дома. Никто за ними следить не будет и всё, что здесь будет сказано, останется между ними. – Почему вы стёрли запись? – Я поинтересовался? Поинтересовался! Может быть и ещё кто-то захотел бы? Когда я стёр запись у двери аппаратной крутились Брион и Ирина, а Эльза даже открыла её. – Вы её заметили? – Унюхал. Потянуло духами. Стыдно, но не успел среагировать и увидел только, как дверь притворилась. Однако её духи не перепутаешь ни с чем. Она единственная кто пользуется очень редкими французскими «Craon’s Poivre». Это смесь из красного и чёрного перца, гвоздики и других пряностей. Флакончик стоимостью две тысячи долларов. Эльза любит роскошь. Поэтому и момент приезда гостей стёр. И от греха подальше выключил всю аппаратуру. – Вы уничтожили всё или только приезд? – Всё, но я перекопировал на флешку то, что мне показалось интересным, – Усачев едва улыбнулся, приподняв уголки губ. – Это здесь. – Иван Васильевич вынул из кармана пиджака запоминающее устройство и протянул его Исайчеву. – И ещё я покомандовал: приказал всем до приезда полиции оставаться на местах. Гости вели себя ожидаемо: Ирина театрально преувеличивала своё горе, Эльза выла в углу комнаты, Слаповский пил корвалол, а Сара пребывал в полуобморочном состоянии, лёжал в кресле, мои ребята дежурили у въезда в резиденцию, я в аппаратной, повар на кухне. – Какие у вас соображения по поводу смерти Гуидо? Кому он помешал? Усачев задумался: – Мне кажется, он появился не в том месте и не в то время. Вот и весь его грех. У Бурлакова и Гуидо один убийца. Вы думаете по-другому? – Пока я только накапливаю информацию, чистить и сортировать её буду позже, – Михаил, давая глазам отдохнуть, снял очки, положил их рядом. – Иван Васильевич, мы с вами поговорили об Эльзе. Остались Ирина, Слаповский, Брион. С кого продолжим разговор? Усачев помолчал и неожиданно предложил: – Посмотрите запись, Михаил Юрьевич, я думаю, у вас много вопросов отпадёт. Если останутся – приглашайте. Я расскажу всё, что знаю. – Полагаете здесь есть ответы? – Исайчев взял в руку флешку и потряс ею в воздухе. – Думаю, есть на многие… – Хорошо, идите, отдыхайте. – Запись вы сейчас посмотрите? – Усачев встал, намереваясь выйти из кабинета. – Да, я сделаю это сейчас. У меня к вам просьба: после того как капитан Васенко проводит вас до ваших апартаментов, извините, для всех один порядок, попросите его зайти ко мне. Скажите, я его жду… Усачев подошёл к двери, обернулся и нерешительно спросил: – Извините, Михаил Юрьевич, вы, когда я переступил порог кабинета, грозились кого-то убить, причём обоих, может быть, не нужно. У нас здесь и так убиенных хватает… Михаил задумался, припоминая и, вспомнив, рассмеялся: – Нет, нет, это к данному преступлению не имеет никакого отношения. Я про свою жену и её любовника подумал… Глаза Усачева округлились и достигли размеров плошки: – На какое время намечено это мероприятие? Вы наше дело расследовать успеете? Вас посадят и «дело» затянется, а у нас у всех заботы. – Уверяю вас, мы уложимся… – серьёзным тоном, без тени улыбки ответил Михаил. – Ну, ну, – покивал Усачёв, претворяя дверь. Исайчев вставил в ноутбук флешку, откинулся на спинку стула, приготовился смотреть. На пятой минуте просмотра в кабинет вошёл Роман и молча встал за спиной Исайчева. На пятнадцатой минуте Михаил запись остановил, каменея лицом, бросил: – Ишь ты, по Питеру он погулять любит… Красотами любоваться! Роман, нам нужен Сахно. – Кто? – шёпотом спросил Васенко, не в силах оторвать взгляда от застывшего на экране монитора изображения. – Сахно. Помнишь, в прошлом нашем «деле» он был одним из фигурантов? Глухой парень, но не немой программист. Сахно читал по губам… Он должен быть здесь через час. Найдёшь? Васенко быстрым шагом направился к двери, но прежде чем открыть её, не утерпел, высказался: – С виду божий одуванчик, ёшь твою медь! Однако, вон какие коленца выбрасывает… Я найду Сахно. Сейчас двадцать два часа. Тебя это не смущает? Может быть сначала позвонить, чтобы не испугать домочадцев? Михаил молчал, думал. Роману пришлось повторить вопрос. Исайчев встрепенулся: – Да, да! Найди телефон и позвони. Рома, часы и минуты в нашем случае отменяются. Все остальные желания тоже. Спать будешь дома, когда «дело» закроем. Будут сложности, звони Корячку. Он, кого надо подтолкнёт… – Машину Комитета могу взять? – Бери, Рома, поторопись… Когда за Васенко захлопнулась дверь. Исайчев включил запись. Он внимательно вглядывался в экран, несколько раз возвращал запись назад, прокручивал вперёд и опять возвращал назад, увеличивал и уменьшал изображение. Нажав на кнопку «Стоп», Михаил резко, будто вытолкнутый пружиной, встал с кресла и как мельница, размахивая руками, побежал по кабинету, разминая затёкшие руки и ноги. За потемневшем окном взвыл ветер. Исайчев остановился, вгляделся в круговерть, которую устроили в усадьбе взбесившиеся потоки воздуха с полей и такие же с реки. Они, как два разъярённых быка, ударили грудью друг друга, отвоёвывая территорию. Взвихрились, раскачивая похожие на чёрные перевёрнутые колокола кусты, пригнули к земле головы цветов на подсвеченных прожекторами клумбах, привели в бешенство цветную розово-голубую воду в бассейне, выплёскивая её через край. Поняв, что не одолеют друг друга, в бессильной злобе схватись за ветки старого чернеющего дуба и начали рвать их в разные стороны, воя неистовым воем: моё-ё-ё, уйди-и-и, убью-ю-ю. Отхватили старую сухую ветвь, бросили её на мощённую плиткой дорожку, покатили с треском и грохотом. Били по всему, что встречалось на пути. Покуражившись, сложили рваные крылья, нырнули в привычные норы – один под камень в степи, другой в прибрежный омут. Отломанная ветка дуба поскрипела, поныла от боли и затихла на большой переливающейся огнями клумбе, где она была совершенно не кстати. Только туча, наблюдавшая за битвой, пожалела ненужную никому ветку и разразилась обильным плачем. Постучала грустными каплями по стёклам открытых окон, заливая слезами подоконники. Стекала на полы, и там собиралась в лужи. Михаил прекращая нашествие нахальной воды, резко закрыл окно кабинета. – Как в природе всё просто. Побушевала и затихла. Оставила свежесть и прохладу. Почему же у людей всё так грязно и кроваво. И так всё непоправимо… – подумал Михаил, горько усмехнувшись, и только тут услышал, что за дверью кто-то топчется, не решаясь войти. Глава 6. ПРАКТИКАНТ – Хватит за дверью колготиться, входите! – крикнул Михаил, и тотчас в образовавшейся щели дверного проёма показалось востроносое лицо в рыжих конопатках и с рыжим кудрявым чубом, спадающим на лоб. – Разрешите войти, Михаил Юрьевич, – обратилось лицо к Исайчеву и, не дожидаясь ответа, втиснулось, дополнившись долговязой нескладной фигурой парня в синих джинсовых брюках и такой же рубашке: – Сергей Мамкин. Ваш новый практикант. Выполняю приказание капитана Васенко. – Какой приказание? – удивился Исайчев, – ты откуда взялся? – Прислан «на побегушки» полковником Корячком. Вы же всех оперов по домам отправили. Полковник Корячок в бешенстве. Но выговорить вам, не решается. Боится сбить с тропы. – С какой тропы? – удивился Исайчев. – Он сказал, вы вроде след взяли… Михаил раздражённо хмыкнул: – Васенко где? – Роман Валерьевич уехал выполнять розыскную работу по вашему распоряжению. – Ты с ним говорил? – Так точно! – Что он велел тебе делать? – Следить, кабы новый труп не образовался… Но пока распорядился проверить у фигурантов руки, осмотреть найденные на пальцах и в личных вещах ювелирные изделия. Если кольцо сняли, или заменили, выяснить, что за кольцо, куда подевалось и сравнить следы… Цель – найти ювелирное изделие с выпавшим драгоценным камнем. Пояснений фигурантам не давать… По выполнению задания доложить вам скрытно, без свидетелей… – Как сработал? Отыскал нужные драгоценности? – Михаил иронически улыбнулся, глядя на кислую физиономию Мамкина, констатировал, – понял, не отыскал… – Руки под лупой просмотрел, у кого кольца есть – камешки пересчитал, всё на месте. Заставлял снимать кольца – следы совпадают… Обыскал чемоданы – тоже ничего. У кого имеются в ушах дырки, велел серёжки предъявить… – С чемоданами и серёжками ты зря. – Почему? – удивился Мамкин. – Камешек выпал из кольца убийцы. Эксперт обнаружил его в волосах жертвы. Тебе Васенко не сказал? – Не успел, очень торопился. – Убийца не положил бы поломанное кольцо в чемодан. Он бы его выкинул или зарыл где-нибудь. Преступник знал, что камешек, найденный в одежде Гуидо – улика. Он его искал, но не нашёл, посему должен был кольцо запрятать так, чтобы и мы его не нашли. – Может быть, стоит поискать вокруг здания? – с сомнением в голосе спросил Мамкин. – Ночью? Ты не догадываешься, что бесполезно даже днём – зачем спрашиваешь? Хотя в чемоданах Бурлакова стоит покопаться. Если кольцо очень ценное, такое, с которым жалко расставаться, то спрятать его могли там. Осмотри тщательно чемоданы и апартаменты Бурлакова. Хотя… – Михаил, выражая неуверенность, пожал плечами. – Вероятность ноль. Но для чистоты дела надо глянуть. – Уже всё по сантиметрам осмотрел… – Что-нибудь интересное нашёл? – усмехнулся Исайчев. – Ничего. Он ведь чемодан не распаковывал. Хотя, знаете, Михал Юрич, в спальне на подушке лежит аккуратно расправленный, но неаккуратно оторванный бант. Я полагаю от женской блузки. Красивый такой: на голубом воздушном фоне меленькие, как будто бархатные, розовые цветочки. У моей мамы в молодости была подобная блузка. Михаил отошёл от окна и, указав Сергею на стул напротив себя, сел в своё кресло: – Ты сказал неаккуратно оторванный, это как? – Давайте я его сюда притащу, – вскочил практикант и уже рванулся к двери. – Тю-тю-тю, сядь на место! – поспешно вскрикнул Михаил. – Не смей его трогать, пусть лежит, как был положен. Я, надеюсь, ты его в руки не брал? – Михаил попытался поймать ускользающий взгляд Мамкина. – Понятно, брал! Серёга, где тебя учат, а? Как же так? Ты знаешь первое правило практиканта? Мамкин набычился и молчал. – Яйцо не должно считать себя умнее курицы. – Михаил поднял указательный палец. – И даже если это и так, помни – яйца в отличие от курицы быстро протухают… – Я только за кончик приподнял и увидел неровно оборванные нитки, как будто его с места пришива содрали одним рывком. Как по-другому я мог это понять? Хотя, виноват. Надо было эксперта дождаться… – Ладно, мы Галине Николаевне ничего не скажем, веди следующего фигуранта. Давай Эльзу, хочу на неё посмотреть. Мамкин в нерешительности потоптался на месте: – А если она спит? Ночь же… Ругаться будет. Говорят: она баба бешеная. Брыкается, как лошадь необъезженная. Их ведь даже накормить не успели. Новый повар, которого полковник Корячок из воинской части прислал, заморачиваться не стал: просто сварил макароны. Фигуранты есть отказались. – Макароны с кетчупом? – спросил Исайчев, сглотнув слюну. – С кетчупом… Его там сколько угодно… – Избалованные, однако, фигуранты. Ладно, иди, веди её. Если спит – буди. Попробуем мадам запрячь в узду. – После Эльзы кого приглашать? – вытянулся в струнку практикант. – После Эльзы – макароны с кетчупом! Я тоже живой человек… Как только за Мамкиным закрылась дверь, Исайчев поменял в диктофоне кассету и пристроил его на удобное место. – Сбежал всё-таки Ромка, не захотел быть разводящим, лисья морда… – пробурчал Исайчев и вздрогнул, оборачиваясь на грохот отворяемой двери. Эльза распахнула её рывком, толкнув ступнёй, и не спрашивая разрешения, вошла. Плюхнулась широким задом на стул у бюро. Поёрзала, встала и не говоря ни слова, отставила его в сторону. Выхватила взглядом кресло в дальнем углу кабинета, туда и направилась, унося с собой терпкий запах с нотками перца и корицы. Михаил молча наблюдал картину передвижения Эльзы, и как только женщина уселась и вопрошающе уставилась на Исайчева, спросил: – Вам удобно, Эльза Фридриховна? – Я гражданка двух стран, поэтому по-русски можете обращаться ко мне – сударыня Леманн, но лучше на немецкий лад – фрау Леманн. Я не любила своего отца, и любое напоминание о нём неприятно, это понятно? Михаил взял одной рукой оставленный Эльзой стул, в другую руку диктофон и поставил всё это рядом с креслом Эльзы, приладив диктофон на тумбочку. – Это ещё зачем? – Эльза брезгливо показала пальцем на записывающее устройство. Михаил, гася нарастающее раздражение, учтиво и чётко, выделяя каждое слово, произнёс: – Я, фрау Леманн, провожу допрос свидетелей преступления. Пока свидетелей. Посему вся наша беседа будет записана, после чего перенесена на допросные бланки, которые вы внимательно прочтёте, и на каждой страничке распишитесь, это понятно? Эльза кивнула и, надев на лицо ироническую гримасу, осведомилась: – Вести допрос свидетелей в двенадцать часов ночи вам позволяет Закон? Это смахивает на druck.[9 - Druck (немецкий) – давление.] – Welche Sprache werden wir sprechen[10 - Welche Sprache werden wir sprechen? (нем.) – На каком языке будем говорить?]? – уточнил Исайчев. – Чево-о? – брезгливо сморщилась Эльза. – Вы гражданка Германии? На каком языке предпочитаете говорить? – Выдавливая из себя оставшуюся учтивость, спросил Михаил. – А давайте по-русски! Вам на ём более понятно? – ухмыльнулась Эльза. – Тогда так. Мой рабочий день закончился в 18:00. Будем придерживаться Трудового Кодекса? Дней на пять-шесть придётся всех задержать. Вас это устраивает? Хотите покинуть кабинет? – Ну, что вы! – подстраиваясь под тон следователя, проворковала Эльза. – Как же быть с сорока восемью часами? У меня на пять-шесть дней свежей одежды не хватит. Не ходить же в прокисшем белье?! Исайчев гримасой на лице изобразил растерянность, для усиления эффекта поёрзал на стуле: – О, фрау Леманн, вы хорошо осведомлены о сроках задержания. Но Закон разрешает продлить их, если будет необходимость. В вопросе чистоты белья я могу оказать содействие. Вода в кранах, вроде, есть всегда, а по поводу тазиков распоряжусь… – Да, – ядовито ухмыльнулась Эльза, – я имею представление о Законах. Хотя бы потому что являюсь грамотным пользователем интернета. Живя в цивилизованной стране, навыки стирки в тазиках я давно утратила. Поэтому не занимайтесь самодурством. Буду жаловаться! Михаил удобнее уселся в кресле и, перекинув ногу на ногу, уверенно парировал: – Считайте, что самодур! Самодур! Но вы уйдёте отсюда только после того, как я узнаю, кто отравил господина Бурлакова. Думаю, в выяснении обстоятельств смерти брата вы одна из самых заинтересованных лиц. Ошибаюсь? – Нет, что вы! – поспешила оправдаться Эльза, – валяйте, спрашивайте, но учтите, если будете перегибать палку, я раззвоню на весь свет. Михаил понял – Эльза отступила на шаг назад, и решил последовать её примеру, миролюбиво заметил: – Где же вы видели у меня палку, фрау Леманн? – Бросьте словоблудие. Приступим к делу! – вновь взъерошилась Эльза. – Представьтесь, пожалуйста. Назовите свои паспортные данные, – как можно мягче попросил Михаил, однако, запах корицы его раздражал. – Эльза Фридриховна Леманн, из немцев Поволжья. Родилась в городе Покровске Сартовской области. Мать – приблизительно русская, отец – немец. Имею двойное гражданство: Российское и Федеративной Республики Германии. Проживаю постоянно в Германии, в Грюнвальде. Являюсь двоюродной сестрой Олега Олеговича Бурлакова. Что ещё? Год рождения не скажу, сами в паспорте посмотрите… Меня удивляет, что я попала в разряд подозреваемых. Я его сестра. Я его сделала! – Уточняю ещё раз – пока в разряд свидетелей. Вы его сделали, в каком смысле? – кашлянул в кулак Исайчев. – Ну не в смысле слепила из пластилина. Я сделала из него того, кем он сейчас является. – Являлся, – осторожно поправил Эльзу Михаил. То, что произошло после произнесённого замечания, Михаил предположить не мог: Эльза ногой мощно толкнула стул, на котором сидел Михаил. Исайчев едва удержался. Вскочив, она прыжками добежала до двери, торкнулась, поняла, что она закрыта, побежала по комнате, размахивая руками и разбрызгивая в плевках слюну: – Тьфу, тьфу, тьфу, чтобы твой гадкий рот залило цементом. Являлся! Ох, ты! Являлся… – она оскалилась и выплюнула, – он не только мясо, позвоночник и хрен, он «Дело», которое я помогла ему делать… Ходят тут, высматривают, учат жить! Пытают посреди ночи. Кодекс у него трудовой! Ты на рожу свою сытую ментовскую посмотри, работничек! – и, срываясь на визг, подскочив к Михаилу, прямо в ухо заорала: – Пошёл отсюда, засранец! Пошёл! Пошёл… Михаил с размаху влепил Эльзе пощёчину и в наступившей тишине негромко сказал: – Если ты, фрау Эльза, ещё раз закатишь истерику, устроишь цирк, я решу, что ты убила Бурлакова. Повешу на тебя всех собак и посажу лет на пятнадцать в русскую тюрьму. Сейчас начало осени, но там всё равно жарко – кондиционеров нет. И соседки по нарам научат, как разговаривать со следователями. Так что сядь на этот стульчик и отвечай на мои вопросы. И не дай бог тебе повысить голос хотя бы на тон. Это понятно? Эльза застыла, в упор глядя на Михаила, медленно разжала побелевшие кулаки, передёрнула плечами и на цыпочках пошла к стулу, который Исайчев вернул на прежнее место к бюро, села и, мотая головой, тихонько пробубнила: – Это понятно… Это понятно… Это понятно… Исайчев взял в руки телефон: – Вызываю санитаров, русского языка не понимаете… Эльза ещё раз передёрнула плечами, улыбнулась, и как ни в чём ни бывало, произнесла: – Хорошо, спрашивайте… Дальше. – Расскажите, фрау Леманн, что вас связывало с Олегом Бурлаковым, и что значит ваше выражение «я его сделала» и «приблизительно русская»? – Как вы думаете, если у моей мамы в паспорте национальность – русская, а у её родной сестры – немка, то национальность получается «приблизительно русская». Теперь по поводу «сделала». Мы с ним выросли в этом городе. Олег на год меня моложе и с детства был лентяем, лежебокой и свистуном. Я в том смысле, что всё мог просвистеть с друзьями и подружками. – Вы имеете в виду деньги? – И деньги тоже, но главное, просвистывал драгоценное время, которое мог потратить на учёбу, чтобы в будущем зарабатывать те же деньги. Я в ту пору тоже посвистывала, но вовремя очнулась. Тогда на семейном совете мы решили: поступать Олег будет в военное училище. Там из него сделают человека, ну дисциплина и всякое такое… Между прочим, про училище предложила я. Я и жену ему выбрала… – Да-а-а?! – изумился Исайчев – Он сам в этом смысле инициативы не проявлял? Эльза положила ногу на ногу, откинулась на спинку стула, переплела руки на груди и тоном победителя сказала: – Да вы чё? У него этих вертихвосток было по три пучка одновременно. Вы же видели Олега. Мачо! А в молодости был неотразим: красив, высок, белокур, правда, кареглаз чуть-чуть до натурального арийца недотянул. Девки за ним табунами бегали, только подковы цокали. – Сам Бурлаков всерьёз в кого-нибудь влюблён был? Я имею в виду без вашего спроса. Леманн задумалась, припоминая, и решительно заявила: – Олегу неведомо было чувство любви. Он и Ирину не любил, терпел. Показывал её своим партнёрам и с удовольствием наблюдал, как у них слюни текут, а сам нет, не любил. – А вас? – Меня? – Эльза жеманно пожала плечами и, добавив в голос переливов, произнесла, – нас с Олегом держали в узде близкородственные связи. Если бы не они, у нас могли быть красивые дети. Но мы боялись гемофилии… Олег относился ко мне трепетно. Я главный советчик. Последнее слово всегда за мной. В обиду никому не давал. В общем, любил, – и, спохватившись, добавила, – по-братски, конечно… – Как планируете жить дальше? – Я обязана исповедаться? – и взглянув на Михаила, вздохнула. – Поняла. Должна. Ещё лет пять-шесть тому назад мы с Олегом обсуждали его завещание… – Даже так? – удивился Михаил. – Даже так! – с вызовом повторила Эльза. – Основной капитал достанется дочерям, естественно, до поры до времени под присмотром ряда доверенных лиц, там целый список. Ирине – ежемесячное достойное содержание, дом в Питере, вилла в Атлантическом океане на острове Онс у берегов Испании. Мне, естественно, завод одноразовых шприцев под Мюнхеном, усадьба там же, ну, в общем, все то, чем пользуюсь сейчас… Ничего нового, но и этого более чем достаточно. Я ведь Олега любила не из корыстных соображений, а так… Миленький мой сыщик, я абсолютно не жадная… – Да, да, – Михаил махнул рукой, останавливая поток слов. – Вам и корочки хлеба достаточно… И давайте с «миленького» всё же перейдём на имя-отчество – Михаил Юрьевич. Эльза напряглась и начала, как дрожжевое тесто в тёплом месте, увеличиваться в объёме. На Михаила пахнуло чем-то прокисшим, перемешанным с перцем и пряной травой. «Пот!» – поморщился Михаил и приказал сквозь зубы, потирая ладонь об ладонь. – Сидеть! Тесто обмякло. «Несладко приходится людям рядом с фрау, – подумал Исайчев, – или умело играет, или на самом деле истеричка и психопатка. Надо дать Копилке послушать запись допроса. Она в таких дамах разбирается». – Фрау Леманн, расскажите, что произошло в это утро, как вся эта ситуация видится вам. – Можно немного похожу, – Эльза встала, – ноги затекли и задница. Не могу долго сидеть на жёстком. Давайте отворим окно, дождь уже прошёл… Исайчев встал, с удовольствием раскрыл окно, впустил в кабинет запах ночи, влажных напоенных дождём цветов и мокрых мозаичных плиток, ковром застилавших площадку под окнами кабинета. «Вот теперь понял, почему мне понравилась случайная попутчица в поезде, – подумал Михаил, – от неё так же, как от Копилки, пахло чистотой…» Эльза медленно шла по кабинету губернатора, рассматривая шкафы с книгами, напольные вазы, карябала их пальцем и также медленно, как будто жевала жвачку, говорила: – После завтрака мы все разбрелись, кто куда – хотелось посмотреть, как живут и жируют местные власти. Знаете, фу-фу-фу… не понравилось… Пафосно и без вкуса. Через какое-то время раздался первый гонг – это значило, что скоро будет подан кофе. Мы с Иркой забежали к Гуидо, напомнить ему, что я пью кофе чёрный бразильский с тёртым грецким орехом, Ирка – «глясе» – это кофе, накрытый пенкой из взбитых с сахаром яичных белков. Когда мы входили в кухню, из неё вышел Слаповский. Гуидо пояснил тогда: Слаповский приходил предупредить, что его кофе не должен содержать кофеин. Пока Эльза говорила, Михаил рассматривал её фигуру: узкие плечи, совсем плоская грудь, массивные бёдра с такими же массивными ягодицами. Эльза была похожа на медленно ползущую улитку, волокущую за собой свою раковину. Ярко-красная с жёлто-синей каймой юбка начиналась на бёдрах и спадала жатыми воланами до самого пола, что делало раковину ещё массивнее. Белый кружевной топик едва прикрывал детские груди, обнажал живот и родовую ямочку. Вьющиеся рыжеватые волосы фрау Леманн убрала в хвостик, который при движении Эльзы дрожал, как хвост у замёрзшей болонки. – Вы переоделись? – следуя своим мыслям, машинально спросил Исайчев. Уж больно фривольным был костюм фрау. Эльза фыркнула, взяла обеими руками подол юбки, по-цыгански потрясла им: – Ваша хамоватая экспертша буквально содрала с меня всю парадную одежду. Ей, видите ли, нужно её проинспектировать. Вынуждена была облачиться в пляжный костюм. Мы ехали сюда только на два дня и Алька, то есть Олег Олегович, обещал по окончании встречи пикник… – Так, – сурово произнёс Михаил, – далее, кто ещё был в кухне, когда вы туда зашли? – Там, как всегда, ошивался Сагочка. Это понятно. Пришёл проведать любимого. Они о чём-то шептались у окна. Старались отвернуться, чтобы мы не слышали их голубеньких секретиков, мерзавцы. Почему их терпел Олег? – Наверное, у него были свои резоны. Мне сказали, Сайрус хороший адвокат и выиграл для Бурлакова ряд процессов. Олег Олегович поделился, какого толка будет его сегодняшнее сообщение, для чего он всех собрал? Раньше такое бывало? – Конечно, – Эльза задумалась, – но раньше собирались в Питере. Там головное предприятие. Туда приезжали и канадские, и немецкие, и сербские директора. Здесь встречаемся впервые. Но я рада – это город нашего общего детства… Колыбель, так сказать… Перед завтраком зашла за Олегом в его номер, хотела помочь распаковать чемодан, но там уже торчал Сайрус. Они изучали какой-то документ. Попросили удалиться. Обычно у брата от меня не было секретов. Вероятно, Олег хотел преподнести сюрприз… Так вот… Кофе, хотя мы его даже попробовать не успели, все кроме Олега… – Эльза присела на облюбованное ею кресло и закрыла лицо руками. – Как страшно, господи. Вы же найдёте убийцу? Его должен покарать земной суд… Он обездолил нас всех… Как дальше жить? Михаил встал, захотелось размяться. Подошёл к Эльзе, дотронулся до плеча: – Я приношу свои соболезнования, Эльза Фридриховна. Что думаете о смерти Гуидо? Кто мог его? Эльза вытерла ладонями мокрые щёки: – Здесь все просто. Гуидо убил любовник. Приревновал его к охраннику. Я однажды в Питере наблюдала подобную картину. Сагочка орал, как потерпевший. Обвинял Гуидо в том, что тот заигрывает с охранником, и в итоге разбил ему нос. Сейчас он разбил ему голову… Михаил остановился, будто споткнулся, и замер от неожиданной фразы Эльзы. Он знал: никто, кроме него, эксперта Галины Николаевны, капитана Васенко и оперативного работника не видел тела Гуидо. Увозили его в закрытом целлофановом мешке. Старались работать скрытно, лишних людей заранее удалили. – Откуда вы, фрау Леманн, знаете, что Гуидо убили ударом по голове? Эльза внимательно посмотрела на Исайчева, чуть замешкалась: – Вы подлавливаете меня, да? За стенкой моей комнаты комната Сайруса. Нам всем сообщил ваш следователь, кажется, Роман Валерьевич, что обед задерживается по причине смерти Гуидо. Видимо, Сайрусу он сообщил подробности и тот орал много чего, в том числе и про разбитую голову. Он так вопил, оглашая окрестности, что невозможно было не слышать. Но я уверена – это всего лишь игра. Сайрус бо-о-ольшой артист. Так вот… Я продолжаю, когда Гуидо принёс поднос с кофе… Михаил неожиданно оборвал Эльзу: – Достаточно. Вы свободны. Идите досыпать. Прошу никуда не заходить, только в свои апартаменты. Делиться впечатлениями о беседе тоже воспрещается. Если ослушаетесь, придётся закрыть вас на ключ. Это понятно? Эльза кивнула и вышла, осторожно затворив за собой дверь. Михаил шёл по кабинету, рассматривая находящиеся в нём вещи и мебель. Рассматривал без интереса, пока не увидел китайского болванчика. Тот, развесив пузо, мотал круглой головой из стороны в сторону, улыбался ртом до ушей и прищурил хитрющие глазки. – Издеваешься, поросёнок? – спросил Михаил глядя на болванчика. – У тебя в голове появились какие-нибудь мысли? Ты же видишь и слышишь то же, что и я. Болванчик в ответ покачал головой из стороны в сторону: – Я так и думал. Время, время поджимает. С чужими работать не могу. Роман ещё не приехал. Надо звать Ольгу. Я что, запаниковал?! Нет! – Михаил взмахнул рукой, отгоняя неприятные мысли. – Пока просто позвоню Копилке, дам послушать фрау Леманн. Какая несимпатичная баба… Михаил набрал номер и услышав родной голос, спросил: – Оля, знаю – не спишь! Можешь познакомиться с записью беседы? Завтра у тебя свободный день? Отлично! Послушать надо сейчас. Это допрос Эльзы – двоюродной сестры Бурлакова. Завтра поутру хочу иметь твоё готовое мнение. Сейчас, пожалуй, пойду на кухню, наемся макарон. Получив одобрение, Михаил подключил диктофон к своему телефону. Закрыл кабинет на ключ и двинулся в столовую, от голода урчало в животе, во рту пересохло. Глава 7. ВДОВА Оказалось, что кашевар, откомандированный из воинской части, был отозван и хозяин резиденции прислал своего. Губернаторский повар постарался, накормил от души. Кроме Михаила, в этот ночной час, в обеденном зале оказались все фигуранты, не было только Слаповского. Они энергично поглощали предложенные яства. За столом Михаил разглядывал Ирину, если бы не запись на флешке Усачёва, Исайчев, вероятно, восторгался бы её красотой: широкие чёрные брови обрамляли круглые с тёмными зрачками и коричнево-жёлтой радужной оболочкой глаза. Глаза небольшие, но восхитительные, очерченные длинными, кидающими тень на подглазья, ресницами. Крупноватый с тонкой спинкой нос и пухлые свекольного цвета губы на узком овальном лице делали Иринку похожей на восточную красавицу. Женщина, грациозно отведя мизинчик от изящной фарфоровой чашки, допивала чай. «Чудо, как хороша, – подумал Михаил, – просто сатана в юбке! Интересно, знал ли Бурлаков то, что сейчас известно мне?» Исайчев отвернулся, но тут же наткнулся на насмешливый взгляд Эльзы, она подняла руку и слегка пошевелила пальчиками. Михаил сделал вид, что не заметил жеста. Насытившись куриным супом, и хорошим прожаренным куском баранины, Исайчев выпил ещё чашку ароматного, бодрящего кофе. Он решил немного посидеть в столовой, посмотреть, как общаются между собой фигуранты. Ирина с Эльзой почти не разговаривали, старались не смотреть друг на друга. Сайрус ужинал, как на строгом официальном приёме – держал спину ровно, сидел на краешке стула, устремив взгляд в никуда. На его лице блуждала загадочная улыбка. То ли он вспоминал что-то приятное, то ли мечтал о чём-то приятном, то ли ему нравилось то, что он ел. Михаил подумал, что эксперт Галина Николаевна на счёт Сайруса была права. Сайрус сейф за семью печатями. Его не сразу поймёшь, профессионал! Усачев поглощал пищу, энергично двигая челюстями, поднимал и опускал голову, взглядом инспектируя тарелку. Исайчев вспомнил фразу, когда-то оброненную Ольгой: «Человек ест ровно так, как думает. Некоторые медленно и обстоятельно, некоторые урывками, а некоторые перекусывают на ходу бутербродами и не думают ни о чём, потому что думать им нечем. Но есть совсем отдельные люди – они едят кашу…». Михаил улыбнулся, вспомнив шутливое замечание жены и встал, направляясь на рабочее место, в дверях столкнулся с Эльзой: – Прошу прощения, господин следователь, – язвительно улыбнулась сестра Бурлакова, – я заметила, с каким удовольствием вы лицезрели вдову. Демонстрируете хороший вкус? Значит, стареете… – Не понял! – удивился Михаил. – Юноши вожделеют любую женщину, зрелые мужчины красавиц, когда у мужчины появляется хороший вкус, он стареет… – Позволю с вами не согласиться, фрау Леманн, я чувствую себя бодрым и полным сил. Имею молодую и очаровательную жену. На других красавиц смотрю с удовольствием, как на произведение талантливого художника, не более того… Вам посоветовал бы сменить духи, они для стареющих благородных дам. Вы ни то, ни другое. Хотя, забудьте, ничего не хочу советовать, ходите так. Теперь вопрос: почему ослушались и пошли в столовую, а не в свои апартаменты? Почему? Все опрошенные фигуранты должны принимать пищу в своих комнатах. Эльза возмущённо вскинула плечи: – Потому что пока жива. И так же, как и вы, элементарно хотела жрать. Пупок в узелок завязывался от голодухи… Она повернулась и быстрым шагом пошла по коридору. Подойдя к своей двери, обернулась. Михаил поднял руку, слегка пошевелил пальцами. Эльза фыркнула и скрылась за дверью. Исайчев вынул из кармана телефон, набрал номер: – Сергей, веди вдову. Я готов к допросу… Ирина в столовой. Уже в кабинете Михаил увидел, что его телефон ушёл в режим ожидания. Значит Ольга прослушала запись. – Позвоню утром – пусть поспит, – с удовольствием представляя лицо жены, подумал Михаил. * * * Ирина вальяжно вплыла в кабинет и Исайчев отметил: к её светлому брючному костюму был добавлен чёрный траурный шарфик, в обеденном зале его не было: – Откуда? – Михаил, взглядом указал на появившийся аксессуар. – Шейный платок Сайруса, – вздохнула Ирина – Брион передал мне его в столовой. Я не была готова к такому повороту событий… – А Брион был? – усмехнулся Исайчев. – Нет, что вы! – испугалась Ирина. – Он всегда возит с собой целую коллекцию платков. – Ирина Витальевна наш с вами разговор будет записан на диктофон. – Я возражаю! – лениво сказала Ирина и встала со стула. – Ирина Витальевна, прошу вас сесть, – попросил Исайчев. – Нет, нет! Откройте дверь или уберите диктофон. Я под запись беседовать не буду… – Сядьте, Ирина Витальевна, – вновь попросил Исайчев. Ирина подошла к двери и пальчиком тихонько постучала по косяку. – Откройте, откройте – вкрадчивым голосом проронила она. – Иначе буду кричать, а потом заявлю, что вы пытались меня изнасиловать… – Она мило улыбнулась и добавила, – не шучу… Михаилу вновь пришлось извлечь из кармана телефон, набрать номер: – Мамкин, мигом в аппаратную. Включи в резиденции систему наблюдения, а главное, видеозапись моего кабинета! Ирина села. Лицо её выражало удивление пополам с вопросом: – Я, надеюсь, раньше видеозапись не велась? Исайчев неопределённо пожал плечами. – Как! – повысила голос Бурлакова. – Нам обещали… – Ну, раз обещали то, наверное, не велась… Ирина безразлично махнула рукой: – Хватит наводить тень на плетень, мой муж не позволил бы за собой подглядывать. Выключайте свой диктофон и спрашивайте под протокол, повторяю под протокол. Что вы хотели? Надеюсь, беседа будет недолгой, – она посмотрела на часы, – светает, очень устала, с ног валюсь… Ну? – Нет, уважаемая, теперь мы подождём моего помощника. Сейчас он подаст знак и начнём. В замке двери послышалось шевеление ключа. В кабинет заглянула физиономия в рыжих конопатках. Практикант Мамкин моргнул обоими глазами и исчез. – Теперь можно! Представьтесь, пожалуйста, – попросил Исайчев – Вынужден предупредить: всё, что в данный момент происходит в кабинете, фиксируется в аппаратной на плёнку видеозаписи. Причём отныне запись будет вестись везде и всегда. Можете посплетничать об этом с другими. Ирина равнодушно пожала плечами, зевнула, прикрывая рот ладошкой. – Итак, Ирина Витальевна, слушаю вас. – Я, Ирина Витальевна Бурлакова, вдова убитого Олега Олеговича, по национальности еврейка, гражданка России и Германии. Мать двоих детей – дочерей Инги и Ульяны Бурлаковых. Постоянное место жительства Санкт-Петербург, улица Большая Морская. Что ещё? – Назовите, пожалуйста, причину, по которой вы никогда не убили бы своего мужа. Ирина с изумлением посмотрела на Исайчева: – Что вы спросили? – Я спросил, по какой причине вы никогда не убили бы своего мужа? – чеканя слова, повторил Исайчев. – Или всё-таки убили бы? – О как! Отвечу по-еврейски, вопросом на вопрос: зачем? – Собираюсь узнать, хотелось ли вам иногда убить своего мужа. Говорят у жён, периодически возникает это желание, но что-то их останавливает. Жажду узнать, что останавливало вас? – С его смертью в моей жизни ничего не изменится, – Ирина устало прикрыла глаза. – Отчего вам неинтересно, по какой причине не желаю говорить под диктофон, а под протокол согласна? – Я знаю. Вы хотите зафиксировать ответы, но не эмоции. Вы человек, привыкший вести себя по собственному усмотрению и не ограничивать свою персону ни в чём. Знаете, эмоции могут играть против вас… Ирина открыла глаза и с интересом посмотрела на Исайчева: – Тогда чего? Если эта мысль вам доступна – выключайте к чёрту диктофон! Михаил обвёл глазами кабинет, и едва наметив на лице улыбку, ответил: – Вот здесь, сударыня, я могу позволить вести себя, как хочу, – Михаил специально выделил голосом местоимение «я». – Ограничиваюсь только рамками Закона. Закон в данный момент позволяет вести допрос под запись. Вам эта моя мысль доступна? – Тогда требую адвоката… – Ирина опять зевнула и, вытянув ноги, расслабилась. – Хочу пояснить, Ирина Витальевна, что свидетель, а вы в данный момент свидетель, не может воспользоваться помощью адвоката. – Исайчев старался говорить, не повышая голос. – Участие юриста при допросе свидетеля в соответствии с положениями Конституции РФ существа дела не меняет, так как юрист лишь присутствует при допросе, но правами защитника не наделен. И ещё… Вы хотите, чтобы завтра вся пресса и интернет гудел об обстоятельствах убийства вашего мужа, а хозяин резиденции попал в неловкое положение? Независимо от того, что вы сейчас мне ответите, мы все выйдем из усадьбы, только найдя убийцу. А потом жалуйтесь куда хотите, и как хотите. Итак, продолжим вашу фразу: «с его смертью в моей жизни ничего не изменится». Почему? Исайчев видел, как в зрачках Ирины возник огонь, они стали больше, а у глаз наметились морщинки: – Как всё это скучно. Вы прекрасно понимаете, что его смерть мне не нужна и совершенно бесполезна. Да, с ней в моей жизни ничего не изменится. Хотите, чтобы я сказала почему? Пожалуйста! Но это долго… – Давайте, потерплю… – Я пошла за Олега по большой любви, думала её хватит на нас двоих. Страсть, с которой Олег был со мной в первую ночь, больше никогда в нём не вспыхивала. Как родила девчонок? Не пойму… Хотя, о чём я? На это много времени не требуется. Олег относился ко мне… – вдова задумалась, подыскивая сравнение и не найдя его, выкрикнула, – он никак ко мне не относился! Вот к попугаю он относился! Подходил к клетке, теребил его хохолок и говорил всегда одну и ту же фразу: «ну и дураки мы с тобой, Попка!» Мне он не говорил, вообще, никаких слов… Он со мной вовсе не разговаривал… Трахал периодически, чтобы сбросить напряжение, а разговорами не удостаивал… Денег на мои «хотелки» не жалел. Казалось, Олег и дочек не любил. В родильный дом за мной приезжал его помощник. Бурлаков всегда был на очень срочных и важных переговорах. Бизнес – вот то, что ему дорого. – Ирина вздохнула и поправилась, – было дорого. Его любимая фраза: «мужик должен делать дело». Знаете, со мной он не разводился именно потому, что не хотел разделять этот свой бизнес. И что, по-вашему, для меня изменится с его гибелью? По-человечески его жалко, но… Все человеческое давно вытекло… – Ирина замолчала и отвернулась к окну. Пауза затянулась и Исайчев решил прервать её вопросом: – Кто, по-вашему… – закончить фразу не удалось. Ирина смотрела не на него, а перевела отрешённый взгляд в угол комнаты. Исайчев обернулся, но ничего особенного там не заметил. «Иногда и я ищу затерявшиеся мысли и воспоминания по тёмным углам комнаты», – подумал Михаил, а вслух произнёс: – Ирина Витальевна, ау! – Если бы он шевельнул пальцем в мою сторону, – тихо, будто сама себе заговорила вдова, – хотя бы раз позвал, как мужик, как любящий мужик… Он на второй день после свадьбы поставил передо мной задачу: «для моего бизнеса нужно, чтобы ты выглядела красивой с восьми утра до полуночи». Я старалась… – Ирина вскинула на Исайчева полный ненависти взгляд. – Однажды перестаралась, он швырнул меня одетую, с макияжем в бассейн, крикнул: «вымойся, воняешь! Духи должны быть строже, не как у шлюхи». Уехал, вернулся через неделю, подошёл ко мне, повёл носом: «теперь хорошо. Умеешь, когда хочешь…» И всё… Даже не извинился, скотина… – Вы изменяли мужу? – Никогда! Никогда… Я ему была верна, как Пенелопа… – Кого подозреваете в убийстве? – Из тех людей, что сейчас находятся в резиденции, никого… Из них никто не мог… – В этом случае Олег Олегович остался бы жив. – Да, да, – согласилась Ирина, – но о себе знаю точно – я этого не делала. Эльза – удавит любого, кто подойдёт близко к её кумиру. Усачев – никогда. Он ему более чем обязан и его ребята тоже. Сайрус с Гуидо? Зачем им это? Сайрус – адвокат и Бурлаков его единственный крупный клиент. Остальные так, мелюзга. Люди из списка журнала «Финанс» обычно стараются не мараться голубыми связями. Это одному Бурлакову было до фонаря. Для него, главное, что у Бриона отлично варит голова. Остальное не в счёт. Сайрус ценил это. Гуидо? Я не слышала, чтобы повара такого уровня травили своих клиентов… Гуидо входил в WACS – всемирную сеть ассоциаций поваров, он лучше руку себе отрубит, чем навредит клиенту. Вылететь из поварского сообщества легко, обратно войти невозможно, а Гуидо потомственный кашевар. И даже мои «куриные мозги» понимают, что смертью он доказал свою непричастность. Разве нет? Слаповский? Мог! Но не в этот раз… – Отчего же? – Он ненавидел Олега… – Было за что? – Было. Давняя история, он ему мстил. Гадко, мелко, постоянно. Этим тешил себя. Подпитывался энергией мести. Убить Олега – означало лишиться удовольствия пакостить ему. Знаете, как иногда официанты плюют в тарелку не понравившемуся клиенту. Плюнет – и смотрит, как тот ест. Клиент ест, а у официанта оргазм. Так и Слаповский. Но всё же его мечтой было рассказать о своём плевке Альке. Он ждал момента. Лешка, локти себе грызёт от обиды, что не успел… Ну, не успел сказать! Алька ушёл, так и не узнав, о его исполненной мести… – ? Ирина замахала сразу обеими руками: – И не вопрошайте! Это не имеет к убийству Бурлакова никакого отношения. Я сказала все. И только для того, чтобы вы поняли – Алексей не убивал Олега. Не тратьте понапрасну времени. – Свободны. Идите к себе, – неожиданно произнёс Исайчев. Он подошёл к двери, открыл её ключом и, увидев удивлённое лицо вдовы, пояснил: – Наша беседа не закончена, она возобновится позже… Идите… Ирина лениво встала, потянулась и, приблизившись к следователю, подняла руку на уровень лица Михаила, пошевелила указательным пальцем из стороны в сторону: – Даже не думайте, вам не удастся выведать тайну Слаповского. По крайней мере, сейчас… Михаил легонько подтолкнул Ирину за дверь: – А вот Алексей Иванович рассказывает о вас с большим удовольствием, чем вы о нём. Причём мно-о-гое, мно-о-огое… Я позднее дам, послушать запись. Идите… Михаил с потаённым удовольствием увидел изумлённое лицо Ирины и захлопнул перед ней дверь. Покружив в режиме быстрой пробежки по кабинету, он присел на удобный мягкий диван и, откинувшись на подушки, посмотрел в окно. Там, к сожалению, не было тополя – дерева, которое за окном его кабинета в Следственном комитете помогало думать. Оно медленно покачивало могучими ветвями и, переводило похожие на бурную метущуюся реку мысли Исайчева в спокойное русло. – Она не так глупа, как мне показалось вначале… – Исайчев пытался подавить досаду, возникшую после разговора с женой Бурлакова. – Где же этот пройдоха Роман Валерьевич? Как долго он ищет Сахно! Неужели, Сергей Викторович, отсудив наследство у своих неожиданно обретённых родственников, уехал из города. Придётся искать переводчика, а это долго… Времени совсем нет… На бюро завибрировал телефон. Дисплей высветил надпись «Копилка». Михаил с радостью нажал зелёную кнопку: – Привет, родная! Почему не спишь? Уже светает… – Мцыри, мне не даёт покоя запись допроса Эльзы. Она непросто истерит, она делает это осознанно, специально. Эльза чего-то боится. И потом, Мишка, ты, что её треснул? – голос Ольги звучал недовольно. Она не видела, как Исайчев, припомнив этот момент допроса, раздул в гневе щёки, но она уловила в трубке грозное сопение мужа. – …Так… Так… Так, я чего думаю-то… – виновато пропела Ольга. – наверное, я тоже треснула бы… Хотя это нехорошо! Отвратительно это! Михаил радостно хмыкнул. – Теперь по делу… – Михаил представил, как Ольга виновато улыбается, – Эльза обманывает тебя, Миша, не верь ей. Она отвлекала твоё внимание. В результате достигла того, что хотела, ты не понял – она боится. – Отчего же? Я уяснил: фрау показывает спектакль и врёт, – в сердцах бросил Михаил. – Не врёт, а обманывает, – поправила мужа Ольга. – Хрен редьки не слаще, – раздосадовался Исайчев – Знаешь, чем обман отличается от вранья. Обман – заранее подготовленное действие, а враньё – импровизация. Она готовилась к вашей беседе и боялась проговориться. Только о чём? Обрати внимание на постоянно повторяемую ледяным тоном фразу «это понятно». Словосочетание типичное для людей, привыкших к послушанию других. Эльза тверда не только тоном, но и духом. Этакий железный столб и вдруг истерика! Почему? Ты не сказал ничего такого, что могло её вывести из себя. Следующее: она с детства положила на Бурлакова глаз – уговорила родителей отдать его в военное училище, спрятать подальше от вольной жизни. Она любит его. Давно и болезненно. Раньше Эльза, вероятно, боролась с этим. Понимала безысходность чувства, но ничего не смогла с собой сделать. Она, как могла, изолировала его и приучала к своему контролю. Но он, понимая это, упирался. Бурлаков, насколько я знаю, недолго в армии пребывал – училище и полгода в военном институте в Харькове. И всё – сбежал! Почему? Потому что это было не его. Сначала он утёк от гнёта семьи в другой город. А затем, вообще, обустроился сам по себе. У них в семье разве кто-либо занимался бизнесом? Мать и сестра матери – врачи, отец – военный врач. – Откуда ты знаешь? – удивился Михаил. – Поползала по интернету, кое-чего наскребла. Эльзу он не любил, удалил от себя. Посадил в усадьбе под Мюнхеном. Вроде работой не обременил, но на привязи держал подальше. Комфортную жизнь преподнёс на тарелочке. Всё оплачивал, чтобы не ныла под боком. – Убить она могла? – поспешил спросить Михаил, – как тебе кажется? – Каждый человек может убить, если его поставить в соответствующие обстоятельства… – Уклончиво… Ты говоришь, она обманывает. Соображения на этот счёт есть? – Соображения? – Ольга затихла и, помолчав минутку, добавила, – она тщательно скрывает своё отношение к происходящему. Мечется. Эльза должна выть, умирать от горя, рвать на себе волосы и выказывать прочие атрибуты безысходной тоски, а она куражится. Зачем? Мне кажется, она знает больше, чем говорит. Она наблюдает за происходящим. Хочет что-то понять. Ждёт чего-то. Вот пока всё. Приглядывайся к ней. Она к тебе приглядывается. Очень интересный экземпляр. Пойду, подремлю чуток. Тебе-то удастся немного поспать? – Нет, родная. Здесь полно заморочек. И дремать совсем не хочется. Пока! – Михаил нажал кнопку «Отбой». Присел в кресло, пододвинул пепельницу, закурил и подумал, как сильно отличаются друг от друга две последние ночи. Ночь в поезде и эта. Предыдущая, полная радости, и эта, тяжёлая, полная горя. Или нет! – с удивлением подумал Михаил, – здесь вовсе нет горя. Здесь раздражение и равнодушие. Как он с ними жил? Будь я на его месте, уполз бы. Михаил неожиданно вспомнил песню, которую пела в поезде Бемби: – Молчишь… Ты очень занят? Знаешь, мне опять… Не спится как-то под тяжёлым влажным небом. Листвой цветастой застелю свою кровать… Я поняла, что листопаду сон неведом. Глава 8. АДВОКАТ Допросить Сайруса Бриона Исайчев решил в его апартаментах. Постучавшись в дверь и, услышав придушенное: «войдите…», Михаил вошёл. На взбугрённой постели в одежде лежал адвокат Сайрус Брион. Лежал, уткнувшись лицом в скомканную простынь, служившую ему не только убежищем для страдания, но и носовым платком. – Чего вам? – булькнул Брион, пропуская слова через насморочный нос. – Вставайте, Сайрус! – приказал Исайчев, – говорить будем… Брион отодрал от лица комок из простыни и вопросительно, сквозь щёлки заплаканных глаз, взглянул на Михаила: – Вы кто? – Придуряетесь или вправду забыли? – Без насмешки спросил Исайчев. – Я следователь, веду дело об убийстве господина Олега Бурлакова и дело об убийстве Гуидо Скварчалупи… Сайрус присел на кровати, удивлённо поднял брови: – Вы хотите сказать, что имеете право расследовать убийство итальянского подданного? – Брион повысил голос до крика. – Вы хотите допрашивать канадского подданного без приглашения консулов и адвокатов? – Сайрус с силой стукнул кулаком по матрасу, и тот заворчал пружинами. – Как надоели дилетанты! Если вы этого не знаете, могу дать урок. Допрос иностранного гражданина должен проводиться в отдельном кабинете, оборудованном аппаратурой для видеозаписи хода и результатов допроса, с участием квалифицированного переводчика. Следователю надо точно определить предмет допроса. Проанализировать обстоятельства, относящиеся к личности допрашиваемого. При надобности перевести отдельные документы на понятный ему язык. Эти прописные истины вам неизвестны? Исайчев сел в кресло, положил ногу на ногу, и не спеша, с удовольствием в голосе осведомился: – А знает ли господин Брион, что в целом иностранные граждане на территории РФ пользуются в уголовном судопроизводстве процессуальными правами наравне с её гражданами и подлежат уголовной ответственности на общих основаниях с ними? В то же время правовое положение иностранцев несколько отличается от правового статуса россиян. Иностранные граждане, например, не могут самовольно изменить место жительства. – Михаил нарисовал в воздухе указательным пальцем знак вопроса. – Они обязаны соблюдать официально установленный порядок передвижения, регистрации и выбора места жительства в стране пребывания. Покажите-ка мне бумаженцию с вашей регистрацией на территории города Сартова, господин хороший… Сайрус возмущённо раздул ноздри. – Город Сартов, – продолжал Михаил, – имеет особый статус в реестре городов России, как город оборонной промышленности. И сейчас у меня появилось огромное желание сдать вас сотрудникам Федеральной службы безопасности для выяснения: не шпион ли вы? – Нет! Не надо! – заревел Брион, спрятав лицо в комок из простыни. – Спрашивайте… – Ну, то-то же! Давайте закажем горячего чая, сядем рядком и потолкуем ладком, – миролюбиво предложил Исайчев. Брион высвободил из простыни один задумчивый глаз и похлопав заплаканным веком пробубнил в ту же простынь: – Чай – это хорошо, но зачем нам ладок. Вы что? Хотите, чтобы я пел? – Нет, я имел в виду «лад» не в смысле музыкального термина, а в смысле «согласия». Это оборот русской речи. Помогите найти убийцу Гуидо, а убийцу Бурлакова я найду сам. – Это один и тот же человек! – окончательно вылезая из убежища, уверенно заявил Сайрус и, бросив простынь в дальний угол обширной кровати, переместился в кресло, – закажите, пожалуйста, чай, а я пока приму душ. Кажется не мылся целую вечность… Чай, принесли ровно тогда, когда посвежевший Брион выходил из ванной комнаты, чай парил ароматным дымком и был как раз таков, какой нужен для долгой беседы. Михаил отхлебнул напиток и с удовольствием почмокал губами, указав глазами Бриону на его чашку. – Отличный чаёк… С мятой… Выпейте… Сразу полегчает… Брион последовал совету и, отпив сразу несколько глотков, произнёс: – Давайте ваши вопросы. – Скажите, Сайрус, что за бумаги вы взяли из чемодана Олега Бурлакова и спрятали у себя под матрасом? Брион поперхнулся, закашлялся и, постукивая кулаком по грудной клетке, с трудом спросил: – Он что, врал? Кхе-кхе… Видеонаблюдение велось? Кхе-кхе… На него это не похоже. Кхе-кхе… – Нет, не врал. Видеонаблюдение включил на короткое время начальник охраны Иван Васильевич Усачёв, но затем отключил, – А сейчас? – А сейчас опять включено по моему приказу. – Какое время работала аппаратура в первое включение? Есть запись? – Сайрус, давайте договоримся, что вопросы здесь буду задавать я. Но все же поясню – момента убийства вашего друга на записи нет. – Вы считаете меня идиотом? И ему было бы понятно, что убийства на записи нет. Иначе вы были бы уже в другом месте и мы все тоже… – Вернёмся к моему вопросу. Покажите мне эти бумаги. Брион допил остатки чая в чашке, встал, подошёл к кровати, извлёк из-под матраса конверт, вернувшись на место, протянул его Исайчеву: – Я не думаю, что эта бумага прольёт хоть какой-то свет на произошедшие здесь события. Она, конечно, будет для всех большим сюрпризом, но не более… Знаете, что сказал Бурлаков, когда мы собирались идти пить кофе? Он сказал: «Сайрус, сегодня вечером я преподнесу вам и остальным сюрприз. Мои распоряжения, зафиксированные на бумаге в этом конверте, не всем понравятся. Но мне, признаться, плевать. Я не хочу дожить до последней черты той жизнью, которой живу сейчас. Не собираюсь, чтобы после смерти моё тело положили на стол в парадной зале, полюбовались им, напомаженным в полированном гробу и со вздохом облегчения, присыпали земелькой. А после нажрались сладкой рисовой кашей в мою честь и, злобясь друг на друга во время делёжки наследства, забыли. Я хочу помереть в океане и быть кормом для рыб… Странно… Но это моё. Посему, Сайрус, в вашу обязанность войдёт право до последней точки выполнить оставленные распоряжения». Михаил вскрыл конверт и, развернув вдвое сложенные листы, прочёл вслух: «Распоряжение. Я, Олег Олегович Бурлаков, в присутствии нотариуса Надежды Константиновны Крыловой и врача психиатра Людмилы Владимировны Казаковой в здравом уме и твёрдой памяти отдаю следующие распоряжения…» – Михаил прервал громкое чтение и дальше читал, пробегая глазами по страницам. В конце документа вновь прочёл вслух. – «В случае моей внезапной смерти прошу данный документ считать завещанием». Брион с явным удовольствием надкусил шоколадную конфету и сквозь чмоканье произнёс: – Видите, сюрпризов много. И первый сюрприз господин Бурлаков пожаловал любимой сестричке, когда она, как всегда, без стука, вошла в апартаменты Олега Олеговича, якобы для того чтобы помочь ему разобрать чемоданы. Я подозреваю, что главной её задачей в этот раз было… Как это у вас, у русских, звучит: «прошнырить». Но не вышло. Олег сказал: «не надо, мы сегодня же ночью улетаем, а вы завтра поедете поездом по своим местам». На круглой Эльзе появились квадратные глаза. Всегда было так – после любого совещания, где бы оно ни проводилось, Эльза уезжала вместе с Олегом Олеговичем погостить в его поместье под Питером: навестить племянниц и невестку. Бурлаков редко менял правила. – Я был прав, – подумал Исайчев, – он хотел уползти от них, но ему не дали… – И всё же, по моему мнению, – Брион с надеждой заглянул в пустую чашку, – в этом распоряжении Бурлакова не было ничего такого, что могло привести здорового человека к мысли совершить двойное убийство. Хотя в нашем случае присутствующие здесь люди не могут считать себя полностью здоровыми… Исключая Усачёва. Этот господин полностью адекватен и если что-то делает, то обдуманно. – Поясните про остальных. – Михаил приготовился слушать и наблюдать, как Сайрус будет выстраивать свои предположения, не задевая себя самого. – Давайте закажем ещё по чашечке, но теперь кофе, – Брион просящее посмотрел на следователя, – никак не могу прийти в себя. Гуидо, дорогой мой мальчик, баловал меня таким кофе… О-ля-ля! – Глаза адвоката заволокла слёзная пелена. Исайчев распорядился, воспользовавшись телефоном и, через короткое время поднос с кофе вплыл в апартаменты Бриона вместе с Романом Васенко. – Михал Юрич, Сахно прибыл. Мы вас ждём. Михаил резко вскочил и, не замечая растерянного взгляда собеседника, скорым шагом двинулся в направлении двери. Не дойдя двух шагов, опомнился, обернулся и таким же шагом пошёл обратно. Взяв с подноса чашку с кофе, выпил быстрыми глотками: – Извините, Сайрус, мы продолжим позже… Обязательно… Мне интересны ваши мысли. Систематизируйте их в моё отсутствие… Буду благодарен, а о «распоряжении Бурлакова» никому ни-ни, сейчас это важно… Брион элегантно едва заметным кивком выразил своё согласие: – Это моя работа… Глава 9. СУРДОПЕРЕВОДЧИК За то время, в течение которого Исайчев не видел Сергея Викторовича Сахно, он почти не изменился: та же немного сутулая спина, характерная для высокого человека, занимающегося сидячей работой, та же лёгкая небритость, та же тщательность в одежде. Сергей Сахно был фигурантом в одном из уголовных дел, которое в своё время расследовал Исайчев вместе с коллегой Романом Васенко.[11 - Историю их знакомства можно прочесть в детективе Алёны Бессоновой «Пат Королеве!»] Сергей появился на свет глухим. Он был глух, но не нем. Его родители сделали все, чтобы мальчишка не чувствовал себя инвалидом. Умение читать по губам – целое искусство. Мама Сергея разглядела у сына такую способность. Сахно окончил коррекционную школу с медалью, поступил в филиал Московского университета путей сообщения на факультет прикладной информатики и закончил его с красным дипломом. Занимается бизнесом, у него своя компьютерная фирма. Сахно отличный программист. Иногда, нечасто, Исайчев прибегает к помощи Сергея, чтобы расшифровать на записях видеонаблюдения разговоры интересующих его людей. Исайчев протянул Сахно руку для приветствия: – Серёжа, прости, поднял тебя в такую рань. Пять утра – время крепкого сна, но очень нужна твоя помощь. Информация, которую тебе придётся добыть строго конфиденциальна. – Здравствуйте, Михаил! Словосочетание «я глух и нем» в этом случае будет работать в полную меру, не беспокойтесь… Давайте смотреть, что тут у вас? Михаил вынул из кармана диктофон, протянул его Сахно: – Серёжа, помимо озвучки разговора комментируй происходящее на экране. Нам не помешает словесное изображение событий. Оно поможет Роману написать протокол. Подмечай любую мелочь, я буду помогать. И вот ещё, ознакомься… Михаил показал на дисплее телефона фотографии фигурантов и каждого из них назвал по имени и фамилии. Сергей внимательно вгляделся в лица, кивнул: – Я запомнил. Можно начинать. Исайчев включил ноутбук. Экран монитора засветился и на нём появилось изображение. – Эпизод первый, – начал работу Сахно. – Время на записи одиннадцать часов десять минут. Михаил слегка коснулся руки Сергея, чтобы привлечь его внимание к своему лицу, заметил: – Это через час после смерти Олега Бурлакова. Сахно вопрошающе посмотрел на Исайчева: – Вы расследуете убийство? Исайчев кивнул. – Я продолжаю, – отметил Сахно. – По коридору, в направлении кухни идёт Гуидо Скварчалупи. Лицо напряжённое, с мученическим выражением. Парень переживает. Открывается дверь, из своих апартаментов выходит Эльза Леманн. Она движется навстречу Гуидо. Они поравнялись. У Эльзы гримаса скорби на лице. Эльза: – Гуидо! Гуидо! Как же так, мой мальчик? Кто это мог сделать? Гуидо отчаянно машет руками: – Нет! Нет! Синьора, Гуидо здесь ни при чём. Гуидо – повар. Он кормит людей… Гуидо не травит людей… Сеньор помог мне стать человеком… Он обещал, когда мне исполнится двадцать пять лет, подарить ресторан на острове в Адриатическом море… Бедный Гуидо никогда не дождётся этого часа… Mio Dio, ero infelice![12 - Мой бог, как я несчастен! (итальянский)] Гуидо рыдает, закрывает лицо руками. Эльза пытается оторвать ладони Гуидо от лица. Ей это удаётся. Эльза: – Мальчик мой, никто не думает, что это сделал ты. Мы все обездолены. Гуидо смотрит на кружева манжета блузки Эльзы. Гуидо : – Синьора, вы чем-то испачкали свою одежду. Вероятно, следует переодеться… Эльза: – Это Усачев облил меня из молочника. Он столкнулися со мною, выходя из кухни. Пустяки! Разве сейчас это важно? Идите, Гуидо, у вас много дел, надо готовить обед Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/alena-bessonova/teni-proshloy-lubvi/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Историю знакомства Михаила Исайчева и его жены Ольги можно прочесть в детективе Алёны Бессоновой «Пат Королеве!» 2 Стихи Ольги O’NEIL 3 Стихи Ольги O’NEIL 4 Трупные пятна при естественной смерти представляют собой участки кожи чаще всего синюшно-фиолетового цвета. 5 При отравлении цианидом венозная и артериальная кровь не отличаются друг от друга по цвету. В обычной жизни артериальная кровь алая, а венозная тёмная. 6 г. Покровск (ныне г. Энгельс) был и остаётся столицей немцев Поволжья 7 v?lligen Zusammenbruch (немецкий) – полный крах. 8 Каст (оправа камня) – общая деталь всех ювелирных изделий с камнями. Существуют два типа кастов, различающихся принципом держания камня, глухие и крапановые. 9 Druck (немецкий) – давление. 10 Welche Sprache werden wir sprechen? (нем.) – На каком языке будем говорить? 11 Историю их знакомства можно прочесть в детективе Алёны Бессоновой «Пат Королеве!» 12 Мой бог, как я несчастен! (итальянский)