Флад

Флад Эндрю Ваксс Новая клиентка Бёрка женщина – Флад – с невинным лицом, телом стриптизерши и навыками профессионального убийцы. Она нанимает Берка найти для нее чудовище, чтобы она могла убить того голыми руками.В этом социальном триллере частный детектив-преступник ищет убийцу ребенка на дне Нью-Йорка, где пентхаусы так же опасны, как и подвалы.Флад – первая книга серии о Берке, человеке живущем вне системы, профессиональном преступнике, который берется за самые щекотливые заказы. Книга содержит нецензурную брань. Флад Эндрю Ваксс Переводчик Святослав Альбирео Дизайнер обложки Марик Альбирео © Эндрю Ваксс, 2019 © Святослав Альбирео, перевод, 2019 © Марик Альбирео, дизайн обложки, 2019 ISBN 978-5-4496-1663-0 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Признательность Крайняя убогость не признавать свои долги. За материал для этой книги и других, которые выйдут после нее, я обязан многим людям, некоторые из них стали мне так близки, как родные, другие стали моими врагами навсегда. Я никогда не забуду никого из них. Предисловие к винтажному изданию «Флад» не первая моя книга. Первой попыткой стала научная литература: учебник по подростковой жестокости и предлагаемые решения, которые возникли после моей работы в колонии строгого режима для несовершеннолетних. Та первая книга получила успех у критиков, но он так и не распространился за пределы «профессии.» Странствующий проповедник с тогда неприемлемым Евангелием, что мы сами создаем монстров и выращиваем чудовищ, что распространяющиеся насилие и пренебрежение детьми это куда большая опасность для нашего вида, чем кокаин и коммунизм вместе взятые, я хотел более широкой аудитории. Поэтому я обратился к «романам», по сути, добавив сюжет, персонажей (сохраняя черты) и (я надеюсь) достаточную силу повествования, чтобы читатель серьезно увлекся и представил мой рассказ. Но я не мог заставить никого опубликовать «Флад», несмотря на все усилия прекрасного, преданного агента (Виктора Чапина, которому эта книга посвящается), который сохранял свою веру в меня, несмотря на пачки отказных писем, которые все были как под копирку: все говорили какой замечательный я писатель, какие чуткие у меня диалоги, какой «мощный повествовательный голос», но… материал был «просто невозможный». В то время (начало 1980-х годов), материал, который содержит всю мою работу, был обесценен, как «страшилка» или «гротескное преувеличение». Сейчас мы знаем больше. Будь у меня одно желание, я пожелал бы, чтобы материал, на основе которого я пишу свои романы, был вымышленным. После того, как журналистика «открыла» жестокое обращение с детьми, быстро стало очевидно, что я не «изобретал» и не «воображал» что-нибудь. …Я просто вел репортаж из эпицентра. Там, где я работал в течение трех уродливых десятилетий. Критическая реакция на мои книги разная (крайне), до сих пор. Но критика «подлинности» базы исчезла с волной новостных заголовков. Правда неизбежна. Все, что остается? это решения и воля к их реализации. Виктор не дожил до того публикации «Флада». Я хотел бы, чтоб он это увидел. И я хотел бы, чтобы это переиздание датировалось задним числом. Но это не так. Зверь еще ходит среди нас. Я вижу себя не «писателем», а солдатом в единственной «священной войне», достойной этого названия. Это мой первый выстрел, который я сделал. Эндрю Ваксс Ноябрь 1997 Глава 1 Я добрался до офиса в то утро рано – где-то около десяти утра. Как только собака увидела, что это я, она подошла к задней двери, и я выпустил ее. Я вышел с ней, тоже проследовал на пожарную лестницу и смотрел, как она карабкается по металлической лестнице на крышу, где она делала свои собачьи дела. Когда-нибудь у меня дойдут руки все там убрать, хотя, с другой стороны, это удерживает бездомных от использования моей крыши как ночлежки – слишком уж многие из них курят в постели. Собака намного лучше, чем сигнализация. Полицейские не бросаются в этот район среди ночи, а когда Пэнси на работе, взломщик дождется их обязательно. Она неаполитанский мастиф? почти 140 фунтов концентрированной ненависти ко всему человечеству, кроме меня. Моей прошлой собакой была доберман по кличке Дьяволица. Она укусила какого-то клоуна, и мне прилетел иск на сто тысяч баксов, так что ей пришлось сбежать из дома. У нее не было никаких документов, и я собирался защищаться изо всех сил, но адвокат, с которым я имел дело тогда, сказал, что мне следует назвать следующую собаку не так зловеще. Я подумывал назвать ее неаполитанский убийца гомо сапиенс, Гомо для краткости, но адвокат сказал, что никогда не знаешь, кто будет среди присяжных, особенно в Нью-Йорке, так что пришлось пойти на компромисс и назвать ее Пэнси. Многие мои клиенты не любят собак, но их у меня не то чтобы адски много. Когда Пэнси вернулась, я закрыл дверь и насыпал ей еды. Я кормлю ее только сухим кормом, но она все равно пускает слюни, как политик на деньги. Вот почему мой пол застелен ковриками с искусственной травой? им ничего не страшно, просто смываешь и всё. Многие из моих клиентов думают, что это дешевка, но, как я уже сказал, их не настолько много, чтобы ради них что-то менять. Я велел собаке оставаться на месте и пошел проверить другой офис. На самом деле, это просто соседняя комната, но между ними нет общей двери, а наружная дверь была плотно запечатана много лет назад. Я пользуюсь им, когда люди, которых я не хочу видеть, стучатся в мою дверь, как-то раз я просидел там три дня. Там есть туалет, холодильник, плита, и даже телевизор с наушниками. Неплохо, но воздух поступает только через маленькое окно, которое выходит на пожарную лестницу, по которой я забираюсь на крышу, так что я не так уж часто им пользуюсь. То, чем я занимаюсь, приносит не так много денег, но накладные расходы не проблема, например, у меня есть свой метод арендной платы. Я однажды случайно узнал, что сын владельца насолил кое-кому, и те люди его до сих пор ищут. Я нашел его сам – но теперь его и родная мать не узнает. Отец купил ему новое лицо, открыл ему бизнес, и у мальчишки все было в шоколаде, кроме того, что я о нем узнал, и сказал владельцу об этом. Я не платил арендную плату уже где-то четыре года. И никаких проблем с этикой? никто не нанимал меня на поиски этого хорька. Я сперва проверил почту – какое-то письмо от Американ Экспресс на одно из моих других имен с требованием немедленно выплатить три тысячи пятьсот четыре доллара двадцать пять центов, иначе они испортят мою кредитную историю, пакет с последней моделью рации от администрации по оказанию помощи правоохранительным органам США на имя Фонда по предупреждению преступности, а также чек на семьсот семьдесят один доллар двадцать пять центов от администрации социального обеспечения на имя госпожи Софии Петровски (единственной оставшейся в живых родственницы несчастного мистера Петровски), это доказывало, что, несмотря на длительное заключение в федеральной тюрьме, Мышка продолжает одну из своих успешных афер. Были также четыре рукописных письма, с обязательными десятью долларами, денежный перевод в ответ на мое объявление, обещающее информацию о «способах заработка в зарубежных странах для квалифицированных авантюристов». Я выбросил мусор от Американ Экспресс туда, где ему и место, положил чек Петровски в красивый конверт с тисненой надписью «Адвокатское бюро Александра Джеймса Слоуна», напечатал настоящее имя Мышки и адрес тюрьмы. Затем конверт с красным жирным штампом конфиденциальной юридической почты отправился во франкировальную машину, которую невозможно было бы сдать в Питни Боус на гарантийный ремонт. Как я понял), у Мышки есть дружок – охранник, который обналичит чек для него, очевидно, кстати, это его будущий сосед по камере. Потом, я добавил имена четырех потенциальных наемников в ежедневник, взял конверт для каждого и вложил в каждый призывной плакат (конвертов 4, а плакат один; может, взял 4 конверта и вложил в каждый?) Родезийский армии (Будь человеком среди людей!), карту Эксона в Афганистане, телефонные номера двух баров в Эрл Корт в Лондоне и название отеля на острове Сан-Томе у берегов Нигерии. Как обычно, ни один из них не приложил конверт с обратным адресом и маркой. Мир полон жуликов. Зазвонил зуммер, сообщая, что или ко мне, или к обкуренным хиппи в лофте подо мной пришел клиент. Я нажал «Разговор» и включил запись. Нежный женский голос, записанный на кассете, ответил в домофон: «Слушаю Вас»? Ответил тоже женский голос: – Я хотела бы видеть мистера Берка, пожалуйста. Я снова нажал кнопку магнитофона, и мой верный секретарь спросил: – У вас назначена встреча? – Нет, но это очень важно. Я могу подождать. Я на секунду задумался, обдумывая состояние моих финансов, и выбрал вариант ответа из двух оставшихся. – Очень хорошо. Пожалуйста, поднимайтесь, господин Берк встретится с вами через минуту. – Спасибо, – ответила женщина. Нажав на кнопку, которая открывала дверь внизу и одновременно отправляла лифт на первый этаж, я прошел через заднюю дверь на пожарную лестницу и влез через окно в офис. Я дошел до конца здания, где у меня был перископ, установленный так, что я мог видеть всю площадку у лифта. Фиговый перископ, несмотря на прожекторы в коридоре, мало что можно было увидеть, особенно когда шел дождь или просто было темно на улице. Но, по крайней мере, можно было понять, если за дверью моего офиса больше одного человека.. На этот раз все было, как заявлено, и я вернулся в комнату. Пэнси тихо зарычала. Я поправил фальшивый персидский ковер на стене справа (другой офис находился слева) так, чтобы он выглядел, как межкомнатная дверь, и открыл прямо в тот момент, когда она собиралась постучать еще раз. Я жестом пригласил ее войти и сесть на низкий диван рядом с моим столом, нажал кнопку фальшивого интеркома и сказал: – Салли, не соединяй меня ни с кем какое-то время, хорошо? Незаметно нажал другую кнопку и услышал: – Конечно, мистер Берк, – и, наконец, повернулся к новому клиенту. Обычно на низком диване люди чувствовали себя неловко, но эту дамочку подобное совершенно не волновало. Я прикинул, что она всего пять футов ростом (может, на дюйм или около того ниже), светлые волосы, высокий лоб, тонкий нос, широко расставленные темные глаза, и крепкого телосложения, вы бы назвали ее дородной, если бы не смотрели на нее ниже талии. Я – нет, поэтому мысленно назвал ее старомодно – дородной. На ней были серые широкие шерстяные брюки, черные ботинки на невысоком каблуке, белая водолазка и один из тех бесформенных женских жакетов. На ней не было ни головного убора, ни украшений, по крайней мере, которые я мог бы видеть. Бледная помада, слишком много подводки на глазах, немного румян, не скрывавших тоненький шрам под правым глазом, который выглядел так, словно кто-то отличным скальпелем вырезал решетку для крестиков-ноликов. Она сидела, скрестив ноги и сложив руки на коленях. На костяшке виднелся еле заметный синеватый след. Она выглядела мило, но с женщинами никогда нельзя сказать, что у них на уме, оценивая их так, как мужчину. Например, то, что на ней нет украшений вовсе не значит, что она на мели. Она сидела спокойно, как жаба, поджидающая муху, а присутствие собаки, казалось, не беспокоило ее. Непохоже, чтобы она пришла по семейному вопросу, но по части промашек я профессионал. Так что я просто нейтральным деловым тоном спросил: – Чем я могу вам помочь?. Теперь, когда я слышал ее вживую, не через динамик, ее голос ее звучал, как если бы она забыла прочистить горло. – Я хочу, чтобы вы нашли кое-кого. – Зачем? – не то чтобы мне было так нужно знать ее мотивы, но такой вопрос, как правило, дает хорошую подсказку, как много денег клиент хочет потратить. – Это важно? – спросила она. – Для меня да. Откуда мне знать, что вы не хотите навредить тому, кого хотите найти, например? – Если и так, вы не возьметесь за работу? Сарказм – последнее, что мне было нужно, с утра пораньше. Пэнси одобрительно ухмыльнулась, после чего перекатилась на другой бок и продолжила грызть свою мозговую косточку. – Я этого не говорил. Но я должен знать, во что вляпываюсь… – Так вы можете назвать цену? Ну, ладно, я могу назвать цену. Но она, очевидно, не понимает сложности моего бизнеса. Если я ставлю фиксированную плату за работу и нахожу парня сразу, я зарабатываю какие-то деньги. Но если нет, то я трачу много времени и заработаю немного. И если я устанавливаю ежедневную ставку и найти парня удается сразу, мне тем не менее нужно подержать его под наблюдением пару дней,, прежде чем я передам его клиенту, чтобы получить хороший куш. Я часто кого – нибудь ищу, особенно для коллекторов, но не хватаю людей лично, у меня есть горилла для этой работы, правда, я могу послать его только тогда, когда он не в тюрьме. Он такой гений, что как-то раз я заставил его явиться с повинной в суд, за с нарушение им правил досрочного освобождения за половину комиссионных. Поэтому я сказал: – Я получаю деньги за работу и за возможный риск, так же, как и любой другой. Если я должен спуститься в канализацию, я беру плату за риск укуса крысы, даже если меня не укусят, вы понимаете? – Да, отлично понимаю. Но у меня нет времени торговаться с вами. Я плохо торгуюсь. Я заплачу вам тысячу долларов если вы найдете его за неделю. Точка.. Я сделал вид, что обдумываю ее слова. Без сомнений, кусок за неделю? это больше, чем получают некоторые настоящие частные детективы. – Хорошо, звучит разумно. Мне нужны некоторые вводные данные, и я возьмусь за работу. – Вы уверены, что располагаете временем для этого? – осведомилась она. – Послушайте, я не напрашиваюсь на это дело. Если хотите, вы вполне можете обратиться к кому-то из вашего круга. Я уверен, вы сможете найти выход сами. – Ладно, извините, может, мне не стоило уточнять. Но я не хочу, чтобы вы думали, что я одна из тех болвашек, которую забросят, как только появится дельце получше. (Это забавно. Она не была похожа на проститутку, поэтому не могла платить мне за то, чтоб я нашел ее сутенера. Когда эти хорьки залегают на дно, они не зарабатывают, а когда они не зарабатывают? они торчат на квартире у какой-нибудь шлюхи, пересчитывают барыши и планируют дальнейший заработок. – Откуда вы знаете это слово? – Я прочитала его в книге. Давайте закончим наш прелестный разговор – просто скажите мне, на кого выписать чек? – На себя. Затем отнесите его в свой банк, обменяйте его на зелененькие и принесите их мне. Я выпишу вам квитанцию, если хотите, но в этом бизнесе мы не принимаем чеки. Трудновато принимать чеки, когда у вас нет счета в банке, но пусть думает, что ее собственная честность вызывает у меня сомнения. – Хорошо, я вернусь через пару часов. – она встала с дивана, и ее одежда расправилась на ней, не оставив ни единой складки. Ее походка выдавала человека, который раздражен, но не готов разорвать отношения. Даже Пэнси, казалось очарована, она собрала все силы и подняла массивную голову на пару дюймов, чтобы наблюдать как дама уходит. Я не из тех, кому нужно увидеть чек клиента, чтоб знать, каким банком тот пользуется. Кого это волнует? Любой, у кого есть хотя бы половинка мозга, знает, как обойти это, а она выглядела более чем смекалистой. Будь я детективом, я бы провел следующие несколько часов, пытаясь выяснить, что это за дело. Я никогда не читал Шерлока Холмса, но видел все фильмы, так что сделал умную штуку и полностью проанализировал ее характер по одежде. Опасная штучка. Когда я сверился с Пэнси, она подтвердила мой вывод. Я осторожно снял трубку, чтоб удостовериться, что хиппи снизу не обсуждают очередной раз, как толкнуть марихуану. Это их телефон – я просто присоседился к ним, чтоб избавиться от этих неудобных ежемесячных счетов. Но я не злоупотребляю, у меня есть хороший запас фейковых карточек для оплаты телефона внизу, когда меня ждет долгий разговор. Линия была свободна, как правило, с утра, хиппи вставали после полудня, наверное, это приятно? не работать, ради куска хлеба. Думая об этом, я был уверен, что дама скоро вернется, а я не из тех, кто бросает деньги просто так, не вкладывая их ни во что. Так что я позвонил своему брокеру, Морису. – Да? – дружески поприветствовал он меня. – Морис, это Берк. Поставь на третью лошадь в седьмом, сегодня в Йонкерсе. – Третья лошадь, седьмой заезд, в Йонкерсе – верно? – Идеально, – ответил я. – Сомневаюсь, – сказал Морис и повесил трубку. Глава 2 Я нажал кнопку быстрого вызова, чтоб связаться с мамой Вонг в Путан Гарденс (к слову, она служила в Форт-Брэгг во время Корейской войны), чтобы узнать, есть ли для меня сообщения. Я кое-что делаю для нее, а она за это отвечает у себя на кухне «офис мистера Берка» когда мне звонят. Мне приходит не много сообщений, так что я не злоупотребляю ее расположением. – Мама, это Берк. Мне звонили? – Один раз, звонил мистер Джеймс. Я сказала, что ты ему перезвонишь, но он не оставил свой номер. Сказал, что перезвонит сам, ага. – Конечно. Когда он перезвонит, скажи ему, что я на встрече, и если он не может оставить номер, я не смогу с ним поговорить еще неделю или около того. – Берк, не перезванивай ему, ага. Это плохой человек. – Да как ты поняла по голосу-то? – Я знаю. Я уже слышала такой голос когда-то, он говорил, что он солдат, но на самом деле он кто угодно, но не солдат, ага. – Ладно, мама. Но если он сильно хочет найти меня, он найдет, не так ли? Так что возьми у него номер и дай мне ему позвонить. – Плохая идея, Берк. Но я сделаю, как ты говоришь, ага. – Хорошо, мама. Я позвоню тебе позже. Я достал небольшой кусочек бифштекса из холодильника и снова подозвал Пэнси. Как только она увидела бифштекс, она начала пускать слюни литрами и села рядом со мной, внимательно наблюдая. Я помахал бифштексом над ее массивной мордой, она сидела вся такая несчастная, но не двигалась. Через пару минут я посмотрел на нее и сказал: «говори!», она проглотила бифштекс так быстро, что я едва заметил движение ее челюстей. Пэнси не станет ничего есть, если не услышит от меня эту команду. Это не фокус для вечеринок, а защита, если кто-то решит отравить мою собаку. Я не использую обычные указывающие на яд слова, которые любят тренеры, типа, «хорошая еда» или «кошерно», потому что я не представляю такого придурка, который захочет вывести ее из игры и будет просить ее подать голос, когда у него еда в руках. И если вы попытаетесь накормить ее, не сказав волшебное слово, то едой станете вы. Пэнси умоляюще посмотрела на меня. – Я говорил тебе тысячу раз, нужно жевать эту проклятую пищу. Если глотать ее целиком, ты не получишь от нее никакого удовольствия. Теперь попробуй жевать его, тупица. – я бросил ей еще один шмат бифштекса, сказав «говори!», пока он был еще в воздухе. Пэнси проглотила его тоже, поняла, что больше не дадут, и порулила к себе на коврик. Я сел перед зеркалом и начал свои дыхательные упражнения. Я начал их делать много лет назад, когда у меня лицо заживало после лечения. Теперь я их делаю иногда, просто они мне помогают думать. Один старик когда-то научил меня перемещать боль по телу, пока она не соберется в одной точке, а потом выкидывать ее за пределы тела. Все это с помощью дыхательных упражнений, поэтому я их делаю до сих пор. Нужно глубоко медленно вдохнуть через нос, раздувая живот, насколько это возможно, и медленно досчитать до тридцати. Потом медленно выдохнуть, втягивая живот и раскрывая грудь. Я проделал это упражнение двадцать раз, сосредоточив свое внимание на красной точке, которую нарисовал на зеркале. Когда я сосредоточился на ней полностью, комната исчезла, голова стала ясной и я мог подумать об утренней посетительнице и ее проблеме. Я продумал все варианты, которые мог, пока не почувствовал себя совсем пустым. Очнувшись от раздумий, я услышал храп Пэнси, которой, наверняка снилась сочная бедренная кость. Заперев комнату, я спустился в гараж. Гараж, это на самом деле первый этаж дома, с раздвижной дверью, которая выходит в узкий переулок. Это удача, что я могу добраться до гаража изнутри здания, и могу заехать в гараж, а затем просто исчезнуть. Однажды кто-то следил за мной всю дорогу до гаража, когда я был ранен и не заметил этого. Он просто сидел и терпеливо ждал, где-то шесть часов. Парень был настоящим профессионалом. Дьяволица (мой старый доберман) сняла его легче, чем поссать в пустую бутылку из-под кока-колы, которая была у этого мужика с собой. Как выяснилось позже, он знал правила игры и не сказал ни слова обо мне полиции, пока был в больнице. Просто какой-то частный детектив, которому заказали эту работу по телефону. Я аккуратно забрался в Плимут. Он выглядит, как конструктор из разных машин, и в последний раз использовал его, как частное такси, поэтому, внутри был беспорядок. Я поднял стальную пластину рядом с коробкой передач, нащупал установочные винты, снял их, и вынул маленький пятизарядный кольт Кобра, который я держу там. Проверил обойму, освободил патронник, и сунул оружие в карман. Я подумал, что лучше взять друга с собой, пока я не понял до конца, чего хочет эта женщина. Я закрутил пол автомобиля обратно, вылез и поднялся наверх. Пока я сидел в ожидании загадочной леди, я думал о своей ставке на Копытце, и мечтал, что когда-нибудь у меня тоже будет такая великолепная годовалая лошадь. Такая, как Альбатрос, жеребенок кобылы Брета Ганновера, прекрасный легконогий иноходец, который вполне заслужил свои большие ставки. Я бы назвал его Выживший, выиграл целое состояние, и провел бы остаток своей жизни богатым и респектабельным. Я люблю животных, они не причиняют вреда людям, если только не вынуждены, и даже если вынуждены, они никогда не делают это ради забавы. Иногда я вижу объявления о продаже годовалых жеребят в журналах, и нежно произношу их имена про себя, и чувствую себя так, как чувствовал себя в детдоме, когда был ребенком – как тот, у кого никогда не было ничего хорошего. Но это чувство быстро проходит. Люди не дадут вам жить так, как вы хотите, но если вы достаточно сильный или ловкий, вы, по крайней мере, можете не жить так, как они хотят. А я хотя бы, вообще, живу, несмотря ни на что. Звук звонка ворвался в мои мысли. Я включил своего секретаря, и убедился, что это та леди вернулась. Я понимал, что она просто принесла мои деньги, но все равно следил, как она поднимается в офис. Сила привычки. Она была так же одета, похоже, и правда ходила в банк. Если бы она ходила домой, за наличными, она бы переоделась, хотя бы что-то поменяла. Не все женщины это делают, но эта была из таких. Единственное, что изменилось – помада, светлый тон заменил темный оттенок. Она бросила толстую пачку, перетянутую резинкой, мне на стол. Прямо, как гангстер. – Я подумала, вы предпочтете мелкие купюры, – сказала она. – Банк такое не волнует, – ответил я. Она усмехнулась и я подумал, что, может, она неслучайно меня выбрала. – Не хотите пересчитать? – спросила женщина. – Все в порядке, я уверен, тут все. – я был в этом, действительно, уверен, как только взял пачку в руки. Затем я достал желтый планшет, как у законников, мою ручку, подделку под серебро, и начал опрос. – Кого вы ищете? – Мартина Говарда Уилсона. – Какие-нибудь ники? – Что? – Прозвища, клички, понимаете? – Ну, его называли Марти, если вы про это. Сам он себя называл Кобра. – Как? – Кобра, как змея. – Я знаю, что такое кобра. Это его имя? – Не имя. Он себя так называл. – Кто-нибудь еще его так называл? Она рассмеялась. – Едва ли. Леди сложила руки на коленях, я рассмотрел синеватый оттенок на костяшках отчетливее. – Чем Кобра занимается? – Много чем. Он говорит людям, что он ветеран Вьетнама. Он изучает, как он думает, каратэ. Он верит, что он профессиональный солдат. И он насилует детей. – Похоже, вы многое о нем знаете. – Я знаю все, что мне нужно о нем знать, кроме одного – где он. – У вас есть его последний адрес? – Да, он жил в меблированной комнате на Восьмой авеню, недалеко от северо-восточного угла тридцать седьмой улицы. – Как давно он съехал? – Прошлой ночью. – Откуда вы знаете? – Потому что я упустила его. – Вы не спросили, куда он ушел? Еще один короткий смешок. – Обстоятельства сделали это невозможным, мистер Берк. – Нельзя ли конкретнее? – Мне пришлось применить силу. – Еще конкретнее?.. – Он пытался поднять на меня руку, и я ударила его. – Ну и? – Я не имею в виду ударила так, как вы думаете, мистер Берк. Ему придется обратиться в больницу. И тогда я вспомнил, где я видел такой оттенок на костяшках раньше – на руках старого инструктора кунг-фу, который научил меня дышать. – Какой стиль вы учите? Ее глаза сощурились. – Я не учу какой-то стиль, последние несколько лет, я сама себе учитель. Много лет назад я много чего учила. У меня нет черного пояса, я не разбиваю кирпичи, и я не дерусь в залах. Ну, это я уже понял. – Похоже, вы можете о себе позаботиться, мисс… – Флад. – Мисс Флад. Так зачем я вам нужен? – Мистер Берк, я пришла к вам не за защитой, а за информацией. Я понимаю, что ваши источники информации недоступны для меня. Я человек чести. Мне нужна услуга, и я готова платить за нее. – Слушайте, я не понимаю. Без обид, хорошо? Но первый раз вы пришли ко мне, как биржевик с Восьмой Авеню, сейчас вы приходите, как Фу Манчу. Я думаю, что вы что-то недоговариваете. Я думаю, вы считаете, что я знаю этого Кобру. Но я не знаю. – Мистер Берк, я знаю, что вы его не знаете. Но я знаю, что вы оказываете услуги придуркам и отбросам, всем, кто считает себя ловкачом. Я знаю, что вы хорошо знаете этот мирок. Этот человек собирается покинуть страну, потому что он знает, что я его ищу, и это в его характере, воспользоваться нелегальным путем. Но он не нелегал. Он извращенец, психопат. И тупой неудачник. Поэтому, я подумала, может, он есть в одном из ваших списков и тогда я смогу до него добраться. – А если нет? – Тогда я плачу за неделю вашего времени, чтоб вы нашли его, – коротко указала она в сторону улицы. – Это может занять больше времени, найти его. Он может быть где угодно. Она холодно посмотрела на меня и сказала: – У меня только неделя. Я видел, как она жестко сомкнула губы и понял в чем дело. – У вас всего штука, да? – Вы очень проницательны, мистер Берк. У меня только тысяча долларов, которые я вам отдала. Это займет много времени у меня, собрать еще столько денег. – Почему? – Не важно почему. Это не ваше дело и это не поможет вам его найти. Я посмотрел на нее долгим взглядом. Ее лицо разгладилось, она больше не смыкала жестко губы, и не выдавала своего волнения. Она жила где-то, где непроницаемое лицо давало преимущество, может, где-то там же, где я жил, когда был ребенком. Я спросил: – Вы мотали срок? – Почему вы спрашиваете? – Я люблю знать, с кем работаю. – Я тоже, мистер Берк. Я навела справки о вас, прежде чем пришла сюда. Я наняла вас на работу, вот и все. Я знаю, что вы делали такую работу много раз, для разных людей, и никогда не задавали так много вопросов. Я не ожидала, что для вас есть разница, потому что я женщина. – Я не поэтому спрашиваю. Выглядит так, что вы пытаетесь найти этого парня, чтоб прикончить его, и я не хочу быть в это втянут. Этот парень нигде не зарегистрирован. Я не могу отследить его по телефону или по почте – мне придется идти на улицу. Можно не сомневаться. Если я его найду, а потом его найдут мертвым, люди будут задавать мне вопросы. А я не смогу на некоторые из них ответить. – Не будет никаких вопросов. – У меня только ваше слово. – Я всегда держу свое слово, мистер Берк. – Этого я тоже не знаю. Откуда я, черт возьми, должен это знать? Дайте мне имя кого-нибудь, кто может поручиться за вас. – Нет никого в Нью-Йорке, кто бы мог за меня поручиться. Вам следует лучше разбираться в людях. – Слушайте, мисс Флад. Я кое-что повидал. Я всякое делал. Я не тупица, но и не телепат. Вы хотите крови, я знаю, что вы сделаете с парнем, когда я его найду. Ее белые зубы в обрамлении темной помады обнажились, типа, улыбка. Очень спокойная. – Что, если я вам скажу, что я только хочу поговорить с ним? – А это так? Она внимательно на меня посмотрела, потерла пальцами подбородок, затем дернула головой и снова посмотрела на меня. – Нет. – она встала. – Верните мне деньги, пожалуйста. Я не думаю, что у нас получится договориться. Она вытянула руку ладонью вперед. Другая рука ее сжалась в кулак, прижатая к талии. Ноги чуть расставлены, она перенесла вес на бедра. Пистолет был в столе – не заряженный. Я положил деньги ей в руку и она пошла спиной вперед, держа руки перед собой, слегка съежившись и отступая. Она протягивала руки ко мне, как будто просила о чем-то. Деньги исчезли. В офисе стало тихо. Я посмотрел вправо и увидел Пэнси у ног леди – она глухо рычала, почти урчала, но не двигалась. Я нажал кнопку на столе и дверь за мисс Флад с щелчком закрылась. Флад смотрела на собаку и меня. Я достал пистолет медленно и осторожно, положил его на стол. Я говорил мягко, разделяя слова. – Слушайте меня. Я собираюсь кое-что сказать собаке. Это не сигнал к атаке, не важно, как это будет звучать. Не делайте глупостей, потому что и я не собираюсь их делать. Просто послушайте. Вы тут ничего не сможете со мной сделать. Это мой дом, я тут выживаю. Я не пытаюсь вас дурачить или пугать. Я знаю, вы хотите уйти и уйдете. Я вам не враг. Я просто хочу, чтоб вы поняли, вы не сможете вернуться. Не глупите и не выдумывайте. Когда я скажу собаке кое-что, она ляжет. Потом я открою дверь. Когда я положу пистолет на стол, вы откроете дверь, спуститесь, уйдете и никогда не вернетесь. Вы поняли? – Поняла, – без выражения сказала она. Я посмотрел на Пэнси – шерсть вздыбилась у нее на загривке. – Пэнси, прыгай! – и она тут же упала на пол, как вдавленная гидравлическим прессом. Я отпер замок и Флад снова услышала щелчок. Я мягко положил пистолет на стол, дулом на женщину. Я посмотрел на нее и едва кивнул. Молча она повернулась спиной и пошла к двери, весьма угрожающе. Она закрыла дверь за собой, ни разу не оглянувшись. Флад бесшумно шла по лестнице, но красные огни на столе сказали мне, что она на лестничном пролете. Другие огни сказали, что она уже внизу. Эти индикаторы хорошо работали, но я бы не дал руку на отсечение. Я услышал, как входная дверь открылась и закрылась. Это ничего не значило. Я прошел к дверям офиса, открыл ее и указал на коридор. Пэнси выбежала и спустилась на площадку. Я вернулся к столу и посмотрел на индикатор. Он горел. Пэнси поставила лапу на три шага от середины лестничного пролета, где предполагалось, могла стоять леди. Я подождал, услышал разочарованный короткий лай Пэнси и понял, что Флад, на самом деле, ушла. Когда я позвал Пэнси, она пришла и ожидающе посмотрела на меня. Я подошел к холодильнику и достал большой кусок стейка. – Хорошая девочка, Пэнси. Да, ты отличная девочка, замечательный друг, да? Пэнси счастливо согласилась, и я бросил стейк ей, приказывая: «говори!». Это был слишком большой кусок, поэтому, ей пришлось его жевать, секунду или две, прежде чем он скрылся у нее в желудке. Хорошее быстро кончается. Я лег на диван, на котором сидела Флад, снял обувь, сгреб подушку и закрыл глаза. Глава 3 Когда я проснулся, уже темнело. Пэнси смотрела на меня, как будто сейчас скончается, если не выйдет наружу, но я знал, что это притворство. У этой собаки был метаболизм дизельного двигателя – она не была слишком быстрой, но она могла идти без остановки дни напролет. Я, конечно, выпустил ее на крышу, как и каждый вечер. Пока она делала свои дела наверху, я подготовился к ночной работе. Мисс Флад была не единственная на планете, с кодексом чести. Когда я поставил сотню Морису, я, вообще, имел в виду сотню, которую надеялся получить от нее. Моя ставка выиграла, но я не жду, что я также хорошо разбираюсь в жителях Йонкерса, как разбираюсь в людях, вообще. Морис захочет получить свои деньги завтра. Мое сердце не подсказывало мне не браться за эту работу, я, вообще, пользовался сердцем, только делая ставки на лошадок. Сегодня в третьем заезде была красивая трехлетка, которая не выигрывала весь чертов год. Но это был жеребенок Амбро Несбита, рекордиста скачек. Я видел, как он поставил рекорд. Как правило, я питаю склонность к лошадям, которые весь заезд бегут сзади, а потом, вырываются вперед, я говорю себе, я когда-нибудь сделаю так же. Но Амбро Несбит всегда вырывался в лидеры, доминируя всю гонку, и просто позволял остальным лошадям приходить после себя. После четырехлетнего сезона, его люди сделали из него племенного жеребца, и он дал только двух наследников, прежде чем умер в своем стойле. Всякие мудаки смеялись, что он умер счастливым, но они ни черта не понимают. Он не умер счастливым. Единственный способ для Амбро Несбита умереть счастливым – это умереть на последней миле финиша. Ну, в общем, тот конь, на которого я поставил, был его сыном и я хотел, чтобы он победил. И я понял, что я должен увидеть Мориса утром, если я хочу сохранить его кредит доверия. Когда Пэнси вернулась, я позвонил маме Вонг и узнал, что этот чувачок, Джеймс не перезвонил. Я вошел в чулан, чтоб переодеться, так как мне нужно хорошо выглядеть для вечерней игры в Мерфи. Я потрогал свою единственную шелковую рубашку. Мне нравится эта рубашка – она от «Сулка» и она стоила мне сто пятьдесят долларов. «Сулка» работает так- вы заказываете у них дюжину рубашек, тогда они относятся к вам, как к человеку. Но прежде вы должны знать, что они не сделают вам дюжину рубашек, пока не добьются, чтоб они сидели идеально. Так что, когда у меня были деньги, я пошел туда и сделал заказ. Они сделали мне эту рубашку, как образец, из красивого розового шелка, без карманов, с французскими манжетами и с моими инициалами («МБ» – что значило «Мистер Берк») на левой манжете. Я заплатил за одну рубашку (классно вышколенные, они и бровью не повели, глядя на наличные деньги), и сказал им, что вернусь через пару дней, чтобы выбрать цвета для остальных. Я так и не вернулся, конечно. Но я не мог надеть эту рубашку для этой игры, так что я выбрал синюю, из хорошей оксфордской ткани, на пуговицах, простой синий галстук с темно-синим зажимом, он свалился со стойки в отделе одежды, с несколькими другими в прошлом году. Во всех универмагах есть мой размер, он называется «уценка». На мне были начищенные черные «Броганы», и в цвет к ним, я взял дипломат. Теперь я готов к работе. Я подумал, что надо бы заскочить к Маме, если получится, так что, я сказал Пэнси, что принесу ей что-нибудь вкусное, когда вернусь. Я спустился в гараж, положил пистолет обратно в углубление, рядом с коробкой передач – по крайней мере, я знал, где находится эта Кобра, моя, – и аккуратно одернул пиджак так, чтоб он не морщился сзади. Я хотел добраться до уголовного суда, прежде чем они начнут свою тяжелую работу по предъявлению обвинений. Хорошо, что суд недалеко от моего офиса. Я припарковался в неположенном месте, с обратной стороны, положил карточку с серебряным тисненым полицейским щитком и гордой надписью «адвокат» на приборную панель, и щелкнул переключатель в бардачке, теперь машина не двинется с места, если кто-то попытается ее угнать. Потом я пошел к парадному входу, высматривая Блумберга, Артули или кого-то еще из моих обычных клиентов. Когда я вошел внутрь гладкого склепа с мраморным полом, я заметил Блумберга, там, где он обычно был. Он прислонился к информационной будке, которая не использовалась годами и старался не выглядеть тем, кем он и являлся – толстым неряхой, вот кем он был, но он был не хуже других из юридической помощи ночных судов. Блумберг не станет судиться, но он будет упрашивать вас договориться, и, ко всему прочему, упрашивать он умеет здорово. Его рыхлое лицо изобразило улыбку, когда он увидел меня. – Ну что, Берк, как поживаешь, парень? – Есть что-нибудь на вечер, Сэм? – Ну, парень, я не знаю. Мне позвонил клиент, попросил встретиться, но не назвал имени. Он сказал, что узнает меня. – По фото с обложки, после твоего последнего большого дела, конечно? – Нет проку во враждебности, Берк. Хочешь поработать ночью? – Это то, зачем я здесь, Сэм. Обычные двадцать пять процентов? – Ну, я скажу тебе кое-что, сынок. Есть парни, которые работают за двадцать сейчас, а один испанец тут работает за десять, знаешь ли. – Ага, знаю. Слушай, ты хочешь же сотню, да? Хорошо. Я отдам тебе всю сотню, никаких процентов, но мое все, что сверху. Как насчет этого? – Берк, ты уверен, что ты не еврей? Как насчет двадцати пяти процентов с двух сотен, и третья сделка твоя. – Хорошо. Слушай, я пришел заработать. Попробуй хотя бы выглядеть, как настоящий адвокат, всего пару часов, ладно? Он не ответил и я пошел работать. Вы должны знать, искать кого-то – это всегда игра. Забудьте о шлюхах. У них никогда нет ни цента, и если они уже не в загонах в ожидании предъявления обвинения, они несут деньги какого-нибудь подонка сутенера чтобы оплатить штрафы для одной из своих девчонок. И настоящие бедные люди пустая трата времени тоже, по очевидным практическим соображениям. Тот, кто вам нужен, это тот, кто думает, что частный адвокат сделает для него больше, чем – адвокат из бесплатной юридической помощи, кто думает, что у него есть имидж, даже если он был задержан за кражу социальных карточек. Но лучше всего это родители, чьего ребенка только что арестовали. О большем мечтать неразумно, я просто быстро заберу свою сотку и уйду. Я всегда пытаюсь жить вне радаров. Люди внутри большого здания беспокоятся о приговорах – и вот прихожу я, готовый помочь самому себе. Мои первые клиенты – черная пара – мужчина около сорока пяти лет, по-прежнему носит рабочую одежду, и его жена, наряженная в свой лучший наряд для церкви пятидесятников. Я стоял и выглядел, как один из этих чертовых адвокатов, но они не сделали даже попытки обратиться ко мне. Тогда я это сделал. – Простите, сэр, вы ждете предъявления обвинения вашему сыну? – Да-да, я. Вы из юридической помощи? Легкий язвительный смешок. – Нет, сэр, их вы достаточно легко узнаете. Это будут дети, в синих джинсах с длинными волосами. Просто выбирайте первого встречного, кто не похож на адвоката. – О боже, Гарри, ты?.. – начала женщина, я повернулся и сделал вид, что собираюсь уйти, потому что у меня есть более важные дела. Мужчина коснулся моего рукава. – Сэр, вы адвокат? – Нет, я частный детектив. Я работаю на мистера Блумберга. Вы знаете Сэма Блумберга? – как будто имя толстяка что-то значило для них. – Я здесь сегодня по одному делу, для него, но думаю, его последнее выступление, было настолько убедительным, что все обвинения разлетятся, так что мне тут нечего будет делать. – У нас нет частного адвоката. Полицейские сказали, что Генри дадут адвоката из юридической помощи, и нам не нужно будет нанимать своего. Это, конечно, меня разозлило, и я не стал этого скрывать. – Вот расистская свинья! Какие ужасные вещи вам говорят, люди. – Вы имеете в виду, что это не так? – спросила мать. – Ну, верно то, что вашему сыну выделят адвоката из юридической помощи, если вы не наймете частного. Но то, что полицейские, действительно, имеют в виду, это то, что вы, вероятно, на субсидиях и не можете позволить себе настоящего адвоката. Гарри сказал: – Послушайте, я работаю. У меня хорошая работа. Я работаю на ней почти пятнадцать лет. Что за фигня? – Ну, сэр, я не могу говорить за полицию, но вы знаете, так же как и я, что они бы предпочли, чтоб вас защищал бесплатный адвокат, так у них больше шансов осудить вашего сына. – Да, это имеет смысл. Можно ли найти частного адвоката прямо здесь? – Ну, сам мистер Блумберг здесь, у него дело, о котором я вам говорил. Если оно не затянется, я уверен, что он сможет взять вас. – Он дорого берет? – Ну, сэр, лучшее стоит дороже, как вы знаете. Но я также знаю, что мистер Блумберг особенно заинтересован в оправдании молодых людей, поэтому, я уверен, что вы сможете договориться. Конечно, вы должны иметь задаток, чтобы немедленно заплатить ему, тогда он сможет подать Извещение о явке от имени вашего сына. Теперь дама вмешалась в разговор. – Сколько это будет стоить, мистер? – Ну, как правило, около пяти сотен долларов, но мистер Блумберг не ждет, что люди ходят с такими деньгами, учитывая преступность на улицах в наше время. – Вы знаете, сколько он возьмет? – Ну, я знаю, что он никогда не берет менее двухсот, независимо от дела. Но иногда с делом везет, и все дело может быть решено за один вечер. Мамочка говорит: – О, Боже, это было бы замечательно. Они держали моего мальчика в этой тюрьме со вчерашнего полудня и… – Хорошо, позвольте мне пойти и найти мистера Блумберга, и я вернусь к вам, ладно? – Спасибо, да. Я был рад пристроить их, они казались хорошими людьми. Конечно, был шанс, что ребенку назначат присяжных, и Блумберг тогда сможет подать только свое уведомление для предъявления обвинения, но, по крайней мере, у них будет частный адвокат за две сотни. Да и вдруг сработает – кто знает? Эта часть моей работы, на самом деле, не афера, люди получают то, за что они заплатили. К тому же, когда дело доходит до заключения сделки, Блумберг может потягаться с лучшими адвокатами. Он разрешил так много дел, что знает, чего они на самом деле стоят, и он не собирается позволять полицейским прессовать мальчишку из-за какой-то мелкой чепухи. Сэм не часто участвует в процессах, сейчас, но он по-прежнему может отлично держаться в суде, если берется за это. Все лучше, чем эти хиппи из юридической помощи, которые толкают свою херню о расизме или «системе», а судья удваивает залог. Я быстро нашел Блумберга, сказал ему о деле, привел к нему хороших людей, посмотрел, как они расплатились и пошел с ним, заверить его уведомление. Я обнял его на полдороге, забрал свои пятьдесят баксов и вернулся к работе. Я сказал чернокожей паре, что им нужно дождаться сына внутри комнаты заседаний, потому что, хорошо, чтоб судья видела, как они поддерживают друг друга и ушел. Я не добрый самаритянин, но это честная уловка. Дальше уже дело толстяка встряхнуть их хорошенько. Дела в тот вечер шли хорошо. Дурацкое обвинение за взлом, на котором Сэм смог получить свои полторы сотки, потом пятьдесят баксов от какого-то чувака, который что-то мямлил про частного адвоката, так что наверняка, это был не первый и не последний его раз в суде, и самый большой улов, от какого-то пуэрториканца, чьего брата продержали четыре дня в тюрьме по обвинению в убийстве. Сэм был на небесах от радости, а я получил чистыми сто восемьдесят три доллара. Я сказал ему, что он может оставить третью сделку себе (которая была на три сотни, как раз), чем довел его до оргазма. Пара часов интенсивной работы и я покрыл долг Морису, и сверх того заработал что-то на несколько дней вперед. Когда я подошел к своему Плимуту, я увидел пару полицейских, которые облепили его. Они оценили мою одежду и кивнули на машину. – Вы по работе? Я улыбнулся им. – Нет, по личному делу. И они ушли, всем видом демонстрируя отвращение. Милые ребята. Глава 4 Я вставил ключ, повернул его вправо два раза и один раз влево, чтобы отключить сигнализацию и забрался внутрь. Я просто посидел с минуту в нем, иногда я даже спускаюсь в гараж, просто посидеть в «Плимуте». «Плимут» 1970-го года, который стоил сорок тысяч долларов. Предполагалось, что он станет самым крутым такси в Нью-Йорке. У него автономная задняя подвеска, поэтому этот автомобиль не трясет даже на Вэст Сайд Хайвей. Бак на сорок галлонов, впрыск топлива, так что он не застрянет в дороге, монстр-радиатор с соединительными трубками для охлаждения масла и трансмиссионной жидкости, чтобы он не перегревался, никогда не выцветающие дисковые тормоза со всех сторон, пуленепробиваемые Лексан вместо стекла во всех окнах, и бамперы, которые выдержали бы удар носорога. Он весит около двух с половиной тонн, поэтому он не умеет реально разгоняться, но когда его делали, о таком не думали. Парень, который собрал все это, сказал мне, что это седьмая версия, и он переделывал его, до тех пор, пока не понял, теперь все сделано правильно. Супер-такси должно было сделать его богатым – достаточно богатым, чтобы его жена могла иметь все, что хочет. Но со временем они все потеряли, такси было прожорливее наркомана. Все, что парень сделал, водил такси и придумал эту модель. Я сел в эту машину впервые, когда парень нанял меня проследить за его женой. Ему пришла в голову мысль, что она встречается с кем-то еще, и он узнал обо мне от мамы Вонг, где он ел во время поздней смены. Я пришел. Он сказал мне, что там, вероятно, ничего и нет, но он просто хотел быть уверенным, ты же знаешь. Мне не потребовалось много времени, чтобы выяснить, что делает его жена. У нее была подружка в том же доме. Я смотрел и слушал несколько дней, но я не хотел просто пойти и сказать мальчишке, что его жена изменяет ему с женщиной – я полагал, что за этим что-то стояло. Однажды ночью я пришел к его жене, пока он был на работе. Я знал, что она всегда выжидала пару часов, прежде чем подняться к своей подруге, поэтому я просто постучал в дверь. – Да, кто это? – Меня зовут Берк, мэм. Я насчет вашего мужа. Она быстро распахнула дверь. На ней был старый халат, но лицо было накрашено. – Что? Что случилось? Он?.. – Ваш муж в порядке, миссис Джефко. Я делал для него определенную работу, и я должен поговорить с вами об этом. – Слушай, если это про эту проклятую машину, тебе лучше увидеться с ним. Я не… – Дело не в машине, мэм. Могу я зайти на минутку? Она внимательно посмотрела на меня, пожала плечами, отвернулась и пошла в гостиную. Я последовал за ней, но я прошел мимо входа в гостиную и сел за кухонный стол. Она взяла сигареты с холодильника и села лицом ко мне. – Миссис Джефко, я частный детектив. Ваш муж меня нанял… – Черт возьми, следить за мной, да? Я знала, что он это сделает. Мари говорила, что рано или поздно он это сделает. – Не следить за вами, мэм. Он знал, что вы несчастны, и он подумал, что, возможно, с вами что-то не так, возможно, что-то медицинское, о чем вы не говорили ему. Он беспокоился о вас, вот и все. Она делано рассмеялась. – Беспокоился. Какое прекрасное слово. Все, о чем он беспокоится, это этот долбаный автомобиль и миллионы и миллионы долларов, которые он собирается сделать на нем когда-нибудь. – Вы знаете, зачем ему столько денег, миссис Джефко? – Нет. Я знаю, почему он говорит, что ему нужны деньги. Для меня, правильно? Это херня – ему не больше дела до меня, чем мне до этой машины. Он больше не разговаривает со мной, никогда не смотрит на то, что я ношу, больше не хочет ничего делать со мной вместе. Мари говорит… – Я знаю, что говорит Мари. – Откуда ты можешь это знать? Записываешь разговоры или как? – Нет, но я знаю, как звучит вербовка. – О чем ты говоришь? – Мари понимает вас, да? Мари знает, что вы действительно очень чувствительная личность, с многими неразвитыми талантами, не так ли? Мари знает, что вы рождены для лучшей жизни, чем сидеть в этой жалкой квартире, ожидая, что какая-то жирная обезьяна вернется домой. Мари знает, что у вашего мужа чувствительность свиньи, верно? Он даже не умеет заниматься любовью, верно? Просто трахается. Она просто сидела и смотрела на меня. – Возможно, все так и есть. Я посмотрел на нее. – Может быть, все так и есть, я не знаю. Но я знаю, что твой муж любит тебя, это точно. Я знаю, что он может стать кем-то, и что он хочет, чтобы ты тоже кем-то стала. Но у него нет шансов соперничать с Мари, не так ли? Он должен работать. – Мари тоже работает. – Вы знаете, что я имею в виду, миссис Джефко. Это должно закончиться. – Ты не можешь заставить меня сделать что-то – у меня своя жизнь… – Я не говорю вам, что делать – я говорю, что это должно закончиться. И вы это знаете. Рано или поздно ваш муж узнает, или вы переедете к Мари или что-то еще случится. Я просто хочу сказать, что как было это не будет продолжаться. Я посмотрел ей в лицо, и я увидел, что она не загадывала так далеко, хотя вероятно Мари да. Затем она спросила меня, что ей делать, и я сказал, что не знаю. Я сказал ей, что единственной причиной, по которой я пришел, было то, что я не хотел быть тем, кто скажет ее мужу обо всем этом, что она может попытаться начать с ним все сначала, или, может, переехать. – Поговорите с кем-нибудь, или друг с другом. Я не знаю. Сделайте что-нибудь. – Ты не выглядишь, как Дорогая Эбби. – А как я выгляжу? – Ты выглядишь, как неприятный холодный тип. И я думаю, тебе лучше убраться из моего дома. Я тоже так думал. Мне больше нечего было сказать. У меня не было нужных слов и она понимала это. Я вернулся в офис. Когда я увидел парнишку, несколько часов спустя, я сказал ему, что его жена не изменяет ему с мужчиной, насколько я смог выяснить. Пару дней спустя он выволок меня из кафе «У мамы Вонг». Он сказал мне, что его жена ему все рассказала, в том числе, про мой визит. Он плохо выглядел, и он разрывался между тем, что делать. – Мистер Берк, я знаю зачем вы ее навещали. Вам нужно было сказать мне самому. Вы не чертов брачный консультант. Это моя проблема и я смогу с ней справиться. – Хорошо, парень, прости. – Ага, прости. Ты все сделал неправильно. Тебе следовало просто сказать мне. – Слушай, парень… – Да иди ты, а! Сколько я тебе должен за твою работу? – Две сотни. Парень посмотрел на меня, пытаясь успокоиться. Наконец, ему это удалось. – Ну, тебе следовало почесаться за эти деньги, Берк. Я не заплачу тебе. Ты не сделал свою чертову работу. Как тебе это? – Хорошо, парень, – сказал я и пошел прочь. Я знал, что он пялится мне вслед, но, как он сказал, я не заработал денег. Мама Вонг передала мне письмо от парнишки, несколько недель спустя. Как только я увидел обратный адрес, я понял, что случилось. Я пошел к парням в Гробницах, надел свои красивые запонки, взял дипломат, полный папок с файлами и визитных карточек, на случай, если охранники захотят проверить, адвокат ли я. Но им было наплевать. Они задержали этого парня за убийство – его жены. Он выглядел нормально, когда его привели в комнату для допросов, спокойно и расслабленно, в руках он держал кучу документов. – Мистер Берк, мой адвокат говорит, что через несколько недель я предстану перед судом. Сначала я хотел поговорить с вами. – Что я могу сделать сейчас? – Теперь никто ничего не может сделать. Я сделал то, что должен был сделать, то, что я считал правильным. Так же, как и вы, точно так же, как и она. Сначала я должен кое-что прояснить. Про мою машину. – А что с ней, парень? – Я не хочу, чтобы адвокат ее получил, ясно? Мой отец уже заплатил слишком много. Мой отец больше ничего не может – он хочет, чтобы я получил за непредумышленное убийство или что-то вроде того, тогда я получу несколько лет. Я не хочу несколько лет. – Вы хотите, чтобы я расследовал… – Я не хочу, чтоб вы что-то делали, мистер Берк. Я понял кое-что. Не все, но кое-что – зато довольно хорошо. Я просто хочу привести дела в порядок. – И что вы поняли? – То, что случилось. С Ненси ничего не могло получиться. Я знал это, я думаю. Но если этот чертов адвокат получит мою машину… – Что ты хочешь, парень, я не могу просто… – Вот бумаги. Мне прислал их отец. Я хочу переписать ее на тебя, я должен тебе денег, как никак. Кроме того, ты будешь пользоваться машиной, да? Я имею в виду, ты будешь ездить на ней по улице, на работу, да? Я не хочу, чтоб они спустили ее с аукциона, чтобы заплатить этому уроду. – Слушай, ты не должен этого делать. Ты молод, у тебя еще будет время. Я знаю – я был там. Это плохо, но не невыносимо. Есть пути, по которым ты сможешь пойти. И тогда ты выйдешь и закончишь машину. – Машина закончена, мистер Берк. Она теперь долго прослужит, я думаю. И дело было не в деньгах, понимаете? Сейчас я понимаю, но тогда не понимал. Парень переписал машину на меня, и я ее зарегистрировал. Я даже нашел парня, который застраховал меня – с минимальным покрытием. Этой машине не нужна была страховка. Было не трудно догадаться, что парень собирался сделать. Я ничего никому не сказал. Он был мужчиной и заслуживал уважения. Даже охранники знали, поэтому они поместили его в камеру, защищенную от совершения суицида. Но это его не остановило. В конце концов, он был техническим гением, как говорили. Он повесился пару дней спустя. Я слышал, что его адвокат спрашивал про машину, но они нашли другой Плимут 1970, который этот парень разобрал на части. Это было несколько лет назад. Раньше, я вспоминал этого парня, каждый раз, когда вел Плимут. А потом перестал, до сегодняшнего вечера, почему-то. Глава 5 Я медленно ехал к маме Вонг. Эта Флад очевидно собиралась найти этого своего Кобру любым способом, наверняка, нехорошим. Нельзя найти урода, преследуя его. Нужно использовать технику стада призраков и заставить его проявить себя. Когда я был в Африке, я заметил, что многие хищники выбирают стадо, а затем что-то делают, чтобы оно впало в панику. Есть разные способы – дикие собаки прикидывались, как будто они хотят отбить антилопу, а львы просто нарочно мочились на землю. Это имело тот же эффект – антилопы бежали, как будто за ними черти гнались, а хищники просто смотрели и ждали. Вскоре, хотя бы одна из антилоп уставала и бежала медленнее. Может быть, она была слишком стара, или слишком больна, или что-то еще. Но после того, как хищники это замечали, они переключались на нее и кончали с ней. Лучший способ найти определенного урода – заставить их всех выйти из пещер, чтобы вы могли легко их разглядеть. Но она не знает этого, и просто будет тыкать палкой повсюду. Вероятно, она просто пойдет на улицы и станет задавать глупые вопросы и, наверняка, зайдет за грань допустимого. Просто потому, что она уделала кого-то, кто пытался совладать с той, кого он считал беспомощной девушкой, не делало ее сертифицированным обезбашенным бойцом в моих глазах. Вероятно, она бывала на ринге, но она, вероятно, избегала таких уродов, как чумы, если могла. Я не избегал их – я наблюдал за ними. Возможно, она думала, что улица лучше тюрьмы, это не так, я знал это лучше. Когда я добрался до мамы, она стояла на кассе, как всегда. Как всегда, она не поздоровалась со мной. Я просто прошел мимо нее, к последнему столику, в самой глубине кафе, заказал утку и жареный рис и стал ждать. Через полчаса она вернулась и села за мой столик. Затем сказала что-то по-китайски официанту, который появился через две секунды. Он ушел и вернулся с большой супницей с горячим кислым супом и двумя тарелками. – Берк, съешь немного супа. Он очень хорош. Ты сразу почувствуешь себя лучше. – Я хорошо себя чувствую, Мама. Я не хочу суп. – Ешь суп, Берк. На тебя слишком многое свалилось. Это лучше для тебя, чем утка. Она наполнила тарелку и пододвинула ее мне. – По китайскому обычаю, мужчину обслуживают первым, всегда. Я улыбнулся ей. Она продолжала разливать суп, улыбнулась мне в ответ и сказала: – Не все китайские обычаи хороши. Суп был насыщенный и свежий. Я почувствовал, как раздулись мои ноздри, только поднеся ложку к лицу. Взгляд мамы пробежался по комнате, лучше любого электронного сканера. Она жила в страхе быть обнаруженной туристами и заполучить столько клиентов, что это может разрушить ее бизнес. Я был там в тот вечер, когда она узнала, что придет ресторанный критик из журнала «Нью-Йорк». Они дали парню и его спутнику нечто, что было чертовски близко к прогорклому собачьему мясу, поданному в стылом жидком соусе. Но она все еще боялась, что клоуну понравится атмосфера ее свалки, и он скажет всем придуркам из «Сегодня и сейчас», чтобы они пришли, поэтому я грубо докопался до приятеля критика, когда тот был в мужской комнате, отбиваясь от одного из мальчиков мамы, который вел себя так, как будто был пьян, и ему нужно было на кого-то вскочить – желательно на человеческое существо. Мама еще кричала на меня на мандаринском, что б я был погрубее, когда он вернулся к столу, поэтому я назвал его педиком и попытался облапать его. Но промахнулся и упал на его стол. Мы все неделями внимательно смотрели обзоры, и с облегчением увидели, что Мамино заведение не упомянули. Я отделил сотню от моих доходов в суде и вручил ее маме. – Мама, пожалуйста, придержи это для меня. Если я позвоню завтра, пожалуйста, передай это Максу Морису, хорошо? Если по какой-то причине я не позвоню… – она начала грустно улыбаться, – придержи для меня. Макс – один из ее родственников. По крайней мере, я так думаю. Макс не слышит и не говорит, но он способен общаться. И у него нет программы страха – тот, кто складывал его гены, просто выбросил все, что связано со страхом. Если Мама попросит Мака передать пакет дьяволу, Макс пойдет прямо в ад. И в отличие от других моих знакомых, которые туда ходили, я всегда полностью уверен, что Макс вернется. Макс Тихий – крепкий парень. Вообще, он настолько невезучий, что однажды в ночном суде, когда его привлекали к суду за покушение на убийство, никто даже не смеялся, когда судья сказал ему, что он имеет право хранить молчание. Все знали, что Макс никогда не пытался убить кого-либо. Мама вытащила из складок платья записку. – Этот мужик, Джеймс, снова тебе звонил, Берк. Он оставил номер, но сказал, что позвонить ему ты можешь только завтра, между шестью и половиной седьмого. Он сказал, что он очень занят, и его не будет в офисе, кроме как в это в время, ясно? Я посмотрел на бумажку, которую она мне дала. Нужно пробить номер по моему списку, но сто к одному, что это просто одноразовый телефон. – Может, ты не звони ему, а, Берк? У него такой голос, ну, я тебе говорила. Он плохой человек, ясно? – Посмотрим, Мама. Мне нужно работать, чтобы жить, верно? Дела не так хорошо идут в последнее время. У тебя есть мозговая косточка для моего щеночка? – Да, большого щеночка, Берк, – рассмеялась Мама. Она еще не видела Пэнси, но она знала прошлого добермана. – Да, она довольно большая. – Берк, если у этого человека, который тебе звонил, есть собака, я знаю, какая. – О чем ты говоришь, Мама? – Берк, я говорю тебе. У него собака с темной спиной, понимаешь? – Нет, не понимаю. Откуда ты знаешь, какая у него собака? – Я не сказала, что у него есть собака, но, если есть, я знаю, какой она породы. Я взял мозговую кость для Пэнси и попрощался с Мамой. Вернул машину в гараж, поднялся и выпустил Пэнси на крышу. Мозговую кость я положил в миску с кипящей водой, чтобы собаке было проще ее есть. Неудивительно, я пробил номер по списку, который я получил от телефонной компании неофициально, конечно, номер Джеймса оказался телефонной будкой на Шестой авеню, рядом с тридцать четвертой улицей. Если я правильно помнил, это рядом с Метро Отелем. Пэнси и я смотрели телевизор, ожидая, пока косточка выварится получше. Когда она была готова, я промыл ее, дал собаке, и услышал довольный хруст прежде, чем вернулся на диван. Глава 6 Меня разбудил далекий грохот – это Пэнси скреблась в заднюю дверь, пытаясь сказать мне, чтоб я выпустил ее на крышу. Я встал, открыл дверь, и пошел варганить завтрак из еды, которую дала мне Мама. Когда все было на плите, я накинул куртку и спустился за новостями. Мои часы утверждали, что сейчас было около одиннадцати утра, так что, даже вор, который открыл магазинчик на углу уже бы должен выложить «Фор стар эдишн». Он хорошо готовит омлет и я подумал, что могу себя побаловать, за счет законных доходов прошлого вечера, поэтому я сел у кассы и стал ждать владельца. Так как я собирался купить Ньюс, я взял со стойки Пост, пролистывая его. Какие-то ребята тусовались вокруг музыкального аппарата, прикидываясь, что они из последней серии Крестного отца. Хорошо хоть, они не пытались прикинуться Брюсом Ли, как парни несколькими кварталами восточнее отсюда. Их болтовня была ни о чем. – У нее такое красивое тело, ну, понимаешь, но ее лицо уродливое, как дерьмо. – Мужик, ты же не трахаешь ее лицо. Третий добавил свой мудрый комментарий: – Эй, ты откуда, лузер? Из Канзаса? Проснись я однажды утром не в себе, как хиппи, что живут подо мной, я бы дошатался до угла, чтобы убедиться, что я в Нью-Йорке. Я положил Пост обратно, заплатил за Ньюс, встретил кислый взгляд владельца забегаловки и вернулся к себе. Моя китайская еда была почти готова. А я настоящий гурман – я знаю, что нужно прожарить свинину получше, чтоб ее было безопасно есть. Обычно, когда я дома утром, я читаю результаты забега Пэнси, поэтому я могу объяснить, почему моя лошадь прошла не так хорошо, как ожидалось. Поэтому сегодня я позвал ее и скормил ей несколько лишних порций свинины, пока проверял результаты прошлой ночи. Я никогда не начинаю читать с забега своей лошади – я начинаю с первого заезда и не спеша дохожу до своего. Седьмым был Йонкерс, моя лошадь выиграла. Эта проклятая лошадь выиграла, и этот сукин сын заплатил за это 21,40 доллар. Я проверил имя лошади, проверил ее позицию и… Да, это был номер три наверняка. Я мог получить хороший выигрыш – проклятье! Я хотел просто сидеть и читать результаты снова и снова, чтобы проследить путь моей лошади к победе так медленно, как только мог. Но я знал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой – что-то должно быть не так. Поэтому я собрался всю смелость и позвонил Морису, через телефон хиппи. Когда он скажет мне, почему моя лошадь не та, которая выиграла, я просто скажу, что Макс принесет его деньги позже, но сегодня же. Я поразительный неудачник, но постоянно повышаю мастерство. – Морис, это Берк. – Берк, я думал, ты умер – я подумал, что ты будешь на чертовом телефоне, как только я откроюсь, этим утром. Ты сменил того, кто подсказывает тебе лошадей? Теперь я знал, что действительно выиграл. – О, да, – сказал я небрежно, как будто мой последний большой выигрыш был на прошлой неделе, а не три года назад. – Послушай, Морис, можешь ли ты придержать выигрыш до позднего вечера? – Ты думаешь, тупица, я уеду из города с ним? – Нет, я просто… – Я буду здесь, – говорит Морис и вешает трубку. Какой очаровашка. Я вернулся, сел за стол и прочитал результаты Пэнси, пока ей не стало скучно до слез. Моя лошадь только что провела проводку по полю – он ушел с третьей позиции, добрался до лидера, за 28,4 обошел его на четверть корпуса, дожал за 59,3 до половины корпуса, прошел на три четверти, за 1,31 поравнялся и добрался до финиша, вырвавшись на полтора корпуса за 200,4. Его лучшая гонка, пожизненный рекорд – его отец был бы горд. Было похоже на то, что Флад никогда не получит свои деньги назад. Я почему-то долго одевался этим утром. Я надел костюм, достал свой плащ и сунул диктофон в один из многочисленных карманов, пристегнул микрофон к карману рубашки, смотрелось это как колпачок от ручки в кармане. По щелчку выдвигалась машинная антенна длиной в 6 футов, как стальной хлыст. Это хорошо только против ножа, а те, с кем я собирался увидеться, работают только с огнестрелом. Как бы то ни было, я планировал быть на улице, когда буду звонить этому мистеру Джеймсу. Я оставил Пэнси дополнительную миску с водой и немного сухого корма в ванной, которую она использует как обеденную миску. Затем, я спустился в гараж, вытащил пистолет из обычного места, достал рожок и заменил пулями с пурпурными точками, продуманно наполненными ртутью. Затем я выкопал длинноствольный автоматический Раджер, 22 калибра. Девять выстрелов, считая патронник – я положил четыре с дробью, две ослепляющие и две со слезоточивым газом. Идеально подходит для комнаты полной людей и не годится ни для чего другого. 22 калибр лег в дверную панель со стороны водителя, а 38-ой вернулся туда, где лежал раньше. Я выпрямился. Топливный датчик сказал, что у меня половина бака, а это значит больше двадцати галлонов. Гараж всегда отапливается, поэтому я не беспокоюсь о том, что машина не заведется, если датчик опустится. Я заправлюсь позже, когда получу деньги от Мориса. Каждый раз, когда я немного вырываюсь вперед, я всегда покупаю какую-то одежду, даю Маме немного денег, чтобы придержала для платы Морису и на другие непредвиденные обстоятельства, и давала машину в любое время. Пару недель назад мне пришлось влезть в мой загашник у Мамы, потому что была эпидемия смертельной собачей болезни, вирус Парво. Вакцины не хватало, и мне пришлось отдать семьдесят пять баксов только за два шприца одному ветеринару, которого я знаю. Я всегда ставлю Пэнси уколы сам – иглы не беспокоят ее, а вот незнакомцы еще как. Я ехал вдоль Гудзона на Уэст-стрит, где доки, под тем, что было бы Уэст-Сайд-хайвеем, если бы строительство зашло так далеко, подрулил к одному из пирсов и притормозил, вот я и на улице. Я ждал. Плимут выглядел достаточно связанным с законом, чтобы на некоторое время удержать местных жителей, но это не на долго. Я просто сидел, тихо играясь с радио и курил. Нельзя спешить, когда работаешь тут – здесь нужно поселиться. Одна из них, наконец, приблизилась, медленно. Она была среднего роста, на нелепых тонких высоких каблуках, в черных узких брюках, на ней был широкий пояс, подчеркивающий узкую талию, квази-шелковая блузка и рыжий парик до плеч. Тощая и бледная, хотя она работала на солнце. Ветеран, она осторожно прошла через щебень, не раз спотыкаясь на высоких каблуках. Подошла к Плимуту. – Привет. Ищешь где здесь вечеринка? – Нет, жду друга. – Кого-то, кого я знаю, детка? – Надеюсь. Я ищу Мишель. – Не знаю никакой Мишель, скадкий. Но что бы она ни умела делать, я тоже могу. – Уверен, что так, но мне с ней нужно поговорить. – Покажи мне свой значок, сначала, детка. – Я не легавый. Я друг Мишель. – Детка, Мишель больше не работает. – Это очень плохо. – Я бы постояла и поболтала тут с тобой, детка. Но если ты не хочешь развлечься, я пойду, ладно? – Как скажешь. Но скажи Мишель, что Берк искал ее, скажи ей, что я тут. Она повернулась и пошла прочь, так, чтобы показать мне, что я упустил, выбрав именно Мишель, но, по крайней мере, она не разозлилась. Я сидел и ждал. Двое мужчин прошли мимо, рука одного парня на шее у другого, и нырнула в одно из покинутых зданий на пирсе. Однажды я зашел в одно из них, искал беглого ребенка. Я не нашел его. И я бы не пошел туда туда снова, без Пэнси. Примерно через час я увидел, как она возвращается. Я снял 22-ой с предохранителя и прижал его к полу левой рукой. Она не спешила подходить ко мне. Я не двигался, радио не выключал. Я хотел курить, но не стал. – Помнишь меня, детка? – Да. – Я слышала, Мишель будет на сороковом пирсе через несколько минут. Я не знаю, правда это или нет, ну, знаешь. Но я просто так слышала, понятно? – Спасибо, я ценю, что ты вернулась, чтоб передать мне сообщение. – Это не сообщение, детка. Это просто то, что я слышала, понятно? – Как скажешь. Она просто стояла у машины. Я медленно достал сигареты из бардачка, протянул ей пачку. Она взяла одну и склонилась ко мне, прикурить. – Я слышала кое-что еще, детка. – И что же? – Я слышала, что иногда, когда у девочки есть проблема с ее мужиком, ты можешь с ним потолковать. – От Мишель слышала? – У Мишель нет мужика. Ты же знаешь. – Да, знаю. Ну и? – У меня есть. – Ну? – И я просто слышала, что иногда ты толкуешь с мужиками девочек, если есть проблемы. – Ты можешь говорить конкретнее. – Мой черный. Ни один мускул не дрогнул на моем лице. – И? – Это для тебя ничего не значит? – А должно? – На нас давят. Некоторые люди кое во что вляпываются. Люди, которые ненавидят ниггеров. – Во что вляпываются? – В Банду. Со всей этой детской байдой – картинки, фильмы, ну все такое. – И? – Я уже достаточно сказала, может, это и не так, это просто то, что я слышала. Слушай, я просто оказала тебе услугу, верно? – Если Мишель придет на Сороковой, то да. – Она будет там, детка. Я оказала тебе услугу. Если мне понадобится услуга, могу я тебе позвонить? Я посмотрел на нее, пытаясь рассмотреть ее лицо под макияжем, стараясь рассмотреть ее череп под кожей. Солнце било ей в глаза, пробивая солнечные очки, которые она носила. Я ничего не мог рассмотреть. Ее руки немного дрожали. – Ты можешь позвонить мне по этому номеру, в любое время, между десятью утра и полуночью. – я назвал ей Мамин платный телефон. Она ничего не сказала, несколько раз беззвучно повторив номер, чтоб запомнить. Потом она снова ушла, уже не вихляя нарочито бедрами. Я завел двигатель, дал ему минуту на разогрев, выкинул окурок в окно (в этой машине нельзя пользоваться пепельницами), и поехал на Сороковой Пирс. Я заметил Мишель, как только подъехал. Она была в белой мягкой шляпе, такие носят в фильмах про юг. Вообще, это глупо выглядит с голубыми джинсами и толстовкой с дурацким именем дизайнера на ней, но на ней это так не выглядело. Я не успел заглушить двигатель, как она ко мне подошла. Запрыгнула на пассажирское сиденье и хлопнула дверью, склонилась ко мне, быстро поцеловала в щеку и откинулась на дверь. – Привет, Берк. – Как дела, Мишель? – Обычная байда, дорогой. Убийственно обычная. Честному человеку все труднее выжить в этом городе. – Я слышал об этом. Слушай, Мишель, мне нужна кое-какая информация, про парня, который залег на дно где-то тут. Ядерный придурок, возможно, насильник детей. Мишель посмотрела на меня, хихикнула и сказала: – Я этот парень, – и снова захихикала. Ее не слишком заботило то, кто она, говорили, что даже дальнобойщики, которые платили ей за быстрый отсос, знали, что она не женщина. Она говорила, что им это даже больше нравится – как тут знать? – Все, что я о нем знаю, это его имя, Мартин Говард Уилсон. Он называет себя Кобра. Мишель цыкнула. – Кобра? Господь милосердный, он не змеееб, нет? – Я не знаю, кто такие змееебы? – Ну, Берк, это человек, который трахает куст, думая, что там может быть змея. – Нет, это не наш парень. Вообще, я не много о нем знаю, у меня даже описания нет, только имя и прозвище. Но я думал, что ты могла слышать такое имя, и что-то мне рассказать. – Дорогой, я не слышала никогда об этом придурке, поверь мне, но это не значит, что и не услышу. Но мне надо слушать с далекого расстояния, понимаешь? Выгребная яма сейчас еще более скользкая, чем обычно, хоть и трудно в это поверить. Это не место для такой сладкой юной штучки, как я, дорогой. Теперь люди создали такое место, которое заставляет даже придурков выглядеть хорошо. – Я только что слышал что-то подобное от твоей подруги. – Ты имеешь в виду Марго? Она без башни, это верно. Приходит сюда каждый день и откалывает фокусы. Ты можешь в это поверить? Она не очень толковая. Хотя она умная, она училась в колледже и все такое. Она одна из немногих девочек, чей интеллект я считаю равным своему, дорогой. – Она знает, о чем говорит? – Если ты имеешь в виду, что какая-то новая мерзость движется на Таймс-сквер, она уверена в этом, детка. – Есть идеи, почему? – Да, дорогой. Есть люди, которые занимаются всякой грязью, это для них не просто бизнес, это люди, которые просто не знают, как все работает, если ты понимаешь, о чем я. – Марго сказала, они ненавидят ниггеров. – Это не все, я думаю. Сейчас их мало, и они американцы. Но они все притворяются иностранцами. – Откуда? – Подумай о стране, еще более жестокой для таких людей, как я, детка. Подумай о стране, в которую половина придурков этой страны мечтает ее превратить. – Мишель, перестань. География не моя сильная сторона. – Может быть, преступление – твоя сильная сторона – подумай о стране, в которой они применяют смертную казнь, там где мы используем гребаную реабилитацию. – Южная Африка? – Дайте ему золотую звезду или быстрый минет, на выбор, – и Мишель снова захихикала. – Откуда ты знаешь, что это Южная Африка? – Детка, я не знаю. Это может быть Родезия, как ее сейчас там называют, или что-то в этом роде. Но это белые люди, с замашками африканских солдат. – Есть идеи почему? И я подумал о маме Вонг и собаке с темной спиной – родезийском риджбеке, их разводят, чтобы выслеживать беглых рабов. Эти собаки могут даже лазать по деревьям. Не то, чтобы они милые домашние животные, но некоторые без ума от них. Мишель видела, что я пытался поймать кончик мысли и додумать ее. Она молчала, курила. Я думал обо всех разговорах во дворе, когда был Внутри. Ребята с короткими битами мечтали об условно-досрочном освобождении – ребята с телефонными номерами думали только о побеге. И белые воины, неонацисты, расисты всех видов всегда думали о ней… Они всегда говорили о Родезии, как о Земле обетованной. Где они могут быть собой. – Мишель, чего они хотят? – Дорогой, только Бог знает, но Она не рассказывает. А они здесь и доставляют много проблем людям. – Каких проблем? – Не могу сказать. Я не много об этом знаю. Просто слышала, что с ними лучше не иметь дел, что они не признают уличных правил, понимаешь? Я просто сидел, глядя через ветровик на улицу. Мишель смотрела на меня. – У тебя еще вопросы, милый, или ты передумал насчет поцелуя жизни? – Еще один. Поспрашиваешь о придурке, о котором я тебе рассказал? – Все, что скажешь, Берк. В это замешаны деньги? Я все еще хочу съездить в Данию и вернуться блондинкой. Снова захихикала. – Я не знаю, если честно, Мишель, может быть. Я могу дать тебе двадцатку, как вклад. И дал ей часть вчерашней налички. Опять хихиканье. – Как вклад во что? Я коснулся лба, словно отдал ей честь и она выскользнула из машины. Я не знал, что Мишель хочет еще… операцию на ее причиндалах, или на голове, да это и не имело для меня значения. Может быть, парни, который платили ей двадцать пять баксов за автомобильный минет точно не знали, что они покупают, может быть знали. Ее пол может быть и загадка, но в моем мире, ты не то, кто ты есть, а то, что ты отстаиваешь. Глава 7 Я завел двигатель. Плимут скатился с пирса и направился на север, словно у него на носу был метеорадар, указывающий куда скользить. Я остановился как можно ближе к реке, когда въехал в центр города, я знал одного парня и сейчас высматривал его. Большинство уличных знаков исчезли, как только я въехал на Вэст Тридцать, но мне они были и не нужны. Я остановился на красный свет в подземном переходе и посмотрел в глаза молодому парню в армейском плаще и черном берете. Он осторожно подошел к машине, пытаясь улыбнуться раздувшимся лицом. Я продолжал смотреть на него, не двигаясь. Он распахнул плащ, чтобы показать то, что выглядело как ножны с длинной ручкой наверху, и посмотрел на меня, чтобы посмотреть, смотрю ли я еще. Когда он удостоверился, что я смотрю, он приподнял ручку, чтобы показать мне часть блестящего лезвия мачете. Затем он вернул нож в ножны, запахнул плащ, снова попытался улыбнуться и поднял правую руку, с растопыренными пальцами. Трижды он сжимал и разжимал кулак, чтобы показать мне, что ему нужно пятнадцать баксов за лезвие, поднял брови, чтобы посмотреть, хочу я его купить или буду торговаться. Я достал из кармана золотой значок – если подойти достаточно близко, можно было прочитать на нем, что являюсь официальным офицером по поддержанию мира в ASPCA. Он не подошел ближе, но и не убежал. Только шагал и шагал, спиной вперед, пока не исчез из виду. Как я уже сказал, мне не нужны указатели. Я медленно катил по улочкам Вэст Тридцатой, пока не нашел то, что искал – парковочное место, на котором сидел какой-то парень. Мускулистый черный парень едва поднялся, когда я парковался, и не двинулся с места, когда я шел к нему. Еще не стемнело, так что до работы ему оставалось, как минимум, пара часов. Он уже был одет для работы – в зеленых кожаных кроссовках, с ярко-желтыми подошвами и золотыми замшевыми полосками, в грязно-зеленых слаксах, широкой футболке с зелено-золотыми короткими рукавами и в зеленом вязаном берете с большим желтым бобом. Оба его запястья были обмотаны кожаными браслетами, с латунными вставками. Когда я только подошел, он напряг бицепсы, но быстро переключился на ноги, когда решил, что я слишком похож на полицейского. Я вытащил двадцатку, чем, наконец, привлек его полное внимание и осторожно разорвал ее пополам. Протянул ему половину. – Я не хочу, чтобы кто-то беспокоил мою машину пару часов, хорошо? Он взял половинку купюры, быстро посмотрел на меня и кивнул головой. Я улыбнулся, сказав ему, что в машине ничего не стоит больше двадцати баксов, я улыбался так, пока он не понял, что я запомнил его лицо, и только потом я углубился в квартал. Я не оглядывался – тот, кто выживает, работает с тем, что у него есть. Это стоило мне уже много наличных, но я думал, что в конце радуги все еще остался золотой доллар и для меня. Без описания я не ожидал столкнуться с Коброй на улице, но я знал достаточно, чтобы начать проверять кое-какие места. Однажды, у меня была работенка, я искал одного порно-придурка, поэтому я пошел в одну такую забегаловку, где знал владельца. Это место называлось «Кожаное удовольствие», а владелец был главным в каком-то обществе, где они собирались вместе ради кофе и добровольных пыток. Я сказал ему, что мой объект зависим от порнографии, и владелец сказал мне, что он управляет специальным домом, и не участвует в общем рынке. Когда я спросил его, о чем он говорит, он затянул длинное объяснение, которое начиналось где-то с Римской империи, коснулось его уникального нацистского бренда: «Немцы не понимают творчества боли, они не понимают что вы должны дать, чтобы получить. Только англичане искренне осмысливают человеческие отношения», и закончилось густым снобизмом: «Если вы просто хотите порно, ну, знаете, эти грязные картинки и все такое, мой друг, вы должны отправиться на Таймс-сквер. А здесь каждый магазин имеет свой уникальный характер, свою личность, если хотите. Клиент знает, что он зашел куда-то не туда, через минуту, если он придет сюда без надлежащего отношения.» Забавное место – владелец такой приятный парень, который разговаривает, как профессор колледжа, а его товар полон насилия. Все порно-дома выглядели одинаково снаружи. Только притоны, которые предлагали людей, делали какие-либо зазывалки, которые обещали все, что можно вообразить, за десять баксов, а те, кто продавал журналы и фотографии, просто разрисовывали окна или витрины, с обычным меню снаружи – «связывание, дисциплина, любовь к животным, лесбиянки, новое из Дании». Ничто на обложках этих отвалов не говорило о том, что внутри есть детская порнография. Я вошел в первую дверь, посмотрел на толстого парня, сидящего у регистратора, и увидел ряды ровных проходов. Журналы и книги, все в пластиковой термопленке, были аккуратно расположены в соответствии с темой – своего рода десятичная система грязи. Но детской порнографии не было. Я продолжал ходить туда и обратно по рядам, изредка снимая журнал с полки, смотрел на переднюю и заднюю обложки, и ставил назад. Это было хорошее место для работы, вообще-то, поскольку все остальные пять клиентов старательно смотрели вниз. Никакого зрительного контакта – какая неожиданность. Я сделал два полных круга, прежде чем обнаружил, что задняя часть зала помечена «только для взрослых». Похоже босс знал, что такое ирония: в разделе не было ничего, кроме фотографий детей, книг о детях и журналов с детьми. Хороший материал – все, от голых детей, купающихся под солнцем, до маленького мальчика с связанными руками и ногами, и которого двое содомировали. В этом отделе был только один парень. Красиво одетый, у него был костюм-тройка, начищенная до блеска обувь, портфель. Он ходил от полки к полке, как будто он был в оцепенении, ничего не трогая. Не мой человек, я бы сказал. Налево, еще дальше, были несколько кабинок с дверями, над ними была надпись «Частная читальная зона. Обратитесь к сотруднику за ключом». Я знал, как выглядят все эти частные зоны – внутри все из пластика и винила, поэтому Лизоль не будет даже заметен на стенах, когда войдет следующий клиент. Когда я прошел мимо сотрудника, я распахнул плащ обеими руками, чтобы показать, что я не украл ничего. Он бросил на меня быстрый взгляд и вернулся к тому, чем занимался. Я подумал и решил пойти напрямую. Здесь не нужно светить фальшивым значком. Половина квази-полицейских (например, «Гражданский патруль» или те, кто носит карточки ПДО, как будто они члены тайного общества, или ламеры, которые отправляют журналы в свою Международную организацию частных детективов) в городе, зависают здесь. Я также знаю, что тут не много осталось работающих одиночек, в Пите. Я пялился на парня за стойкой с минуту, прежде, чем он поднял на меня глаза. – Я не хочу зря тратить твое время, – сказал я, – я частный детектив, ищу девушку, которая должна быть где-то здесь. Если ты мне поможешь, ты не пожалеешь. – Послушай, приятель. Сюда приходит много женщин – ты не поверишь. Я не смотрю на них, я просто делаю свою работу. – Босс бы захотел, чтоб ты эту заметил. – Н-да? – Слушай, она из тех пуританских организаций, которые хотят закрыть эти рассадники греха, понимаешь? – И что? Они приходят сюда постоянно – с проверками и осмотрами. Это ничего не значит. – Это серьезный бизнес, мой друг. Она только что вышла из Мэттавана за то, что бросила в одно из таких заведений бомбу, парня убила. Она сказала, что Иисус сказал ей сделать это. Помнишь, это было на сорок четвертой, около двух лет назад? Он посмотрел на меня, мысленно оценивая потенциальную опасность для себя. Баланс немого сдвинулся в мою сторону. – И? – Итак, Карло нанял меня, сказал, чтобы я нашел ее и позаботился о ней, прежде чем она взорвет одно из его заведений, ясно? – И? – То, что твой босс обещал мне содействие, ясно? – Моего босса зовут не Карло. – Слушай, я пытаюсь быть разумным. Я думал, что имею дело с умным парнем. – я передразнил его визгливо, – «моего босса зовут не Карло!» Он вскинул голову. Я сказал: – Ты мудак, я имею в виду твоего гребаного босса, а не шестерку, которая говорит тебе, когда открывать этот притон. Он огляделся по сторонам, словно что-то решая. Затем он быстро взглянул на телефон в углу. Я пошел ва-банк. – Послушай, сними трубку, позвони своему боссу и скажи ему, что Тони должен сделать работу для Карло. Думаешь, сможешь сделать это, ничего не перепутав? Он снова посмотрел на меня, пытаясь шевелить тем, что непроницательные люди могли бы назвать мозгами. Я сказал: – Давай, иди и звони, я присмотрю за рукоблудскими картинками пока, – я снова привлек его внимание, чуть показал приклад 38калиберного кольта подмышкой. Он потер висок. – Если вы из офиса, как меня зовут? Я посмотрел ему в глаза, и увидел в них страх. Он посмотрел в мои и увидел, то, что он ожидал. Я насмешливо прошептал. – Не пытайся показаться важнее, чем ты есть. Мы посмотрели друг на друга. Он моргнул, вытер свой лоб грязным рукавом. Я слегка приоткрыл переднюю дверь, настолько, чтобы хватило выбросить окурок, в то же время делая быстрый жест рукой, словно подавая кому-то знак, который он ловко заметил, своим чувствительным зрением. Он решил. – Ты сказал, что я не пожалею? – Именно. – Киска была здесь, может, час назад – невысокая блондинистая киска. Задавала мне кучу глупых вопросов про детские шоу на Восьмой. Я думал, она пришла ко мне, понимаешь. Я сказал ей что-то, и она ударила меня, сапом, прямо, блядь, в лицо. Я даже думал, что она выбила мне зуб – адски больно. – Она ударила тебя сапом? – Я этого не видел, но наверняка, это был сап. Я даже не видел, как ее гребаная рука движется. – Да, это, скорее всего она. Ты поступил правильно, не пытаясь остановить ее, возможно, она носит бомбу в своем кошельке. Он с благодарностью посмотрел на меня. – Да, я понял, что она что-то несла, понимаешь? Что за сумасшедшая сука. – Ты видел, куда она ушла? – Нет, мужик. Она просто хлопнула дверью. – Ты звонил в офис? – Э-э… Нет, мужик. Я имею в виду, я подумал… что она просто очередная чокнутая, как я уже сказал. Я не знал, что это важно. – Да, ты поступил правильно. Хорошо. – Ты сказал, что для меня что-то есть? – Да, у меня есть кое-что для тебя. Вопреки инстинкту, я достал из кармана две двадцатки, сложил их и сунул в карман его трикотажной рубашки. Он попытался держаться круто, но не мог удержаться и держал руку в кармане, пока я не ушел. Выйдя на улицу, я быстро ушел, прежде чем ему придет в голову идея позвонить по телефону и рассказать об удачном содействии. Флад была где-то здесь. Я знал, что она будет шариться здесь – слабоумие и отвага – с паршивым умением спрашивать и еще более паршивым характером. Ничего удивительного. Но куда она пойдет дальше? Даже кто-то вроде Флад могла бы придумать что-то получше, чем ходить по Сорок второй и раздавать пощечины, пока не получит ответы. Если бы я искал кого-то достаточно долго, мне пришлось бы придумать что-нибудь получше. Я бесцельно шел, пока не поднял голову и не увидел, что я около здания Управления порта. Флад вряд ли там. Там много уродов, это да, но другого сорта, не того, что она искала. Я все шел мимо шлюх, алкашей, гомосексуалов-шлюх, торговцев наркотиками и опустившихся художников, мимо узких улочек. Ничего. Я всматривался в лица, искал что-то – холодные неоновые огни, вспыхивающие в мертвых глазах, потерянных детей, бомжей, которые ищут потерянных детей, чтобы получить награду, сумасшедших Иисусов, воровок, скучающих полицейские. Ничего. Затем я увидел огромного испанского парня, сидящего на ящике из-под молока в начале переулка, и держал гигантский приемник у головы так близко, что казалось, что тот растет из уха. Он пел про себя. Другие уличные парни прошли передо мной, взглянули на испанца, посмотрели через его плечо в переулок и быстро прошли мимо. Что-то затевалось. Я тоже пошел, оглядываясь через плечо, и увидел в переулке вспышку белого цвета, без звука. Слишком много людей, чтобы вывести парня из игры, и я не хотел, чтобы он оказался за моей спиной, если бы он увидел, как я прохожу мимо. Ни разу. Я ввалился в первую дверь, топлесс-клуб рядом с переулком. Тусклый свет, синий дым, диско-музыка, никаких разговоров. Вышибала прижимает меня к двери: – Десять долларов вход. Замечательно. Вероятно, ему понадобилась неделя, чтобы запомнить слова. Я бросил ему десять баксов и прошел внутрь, взглянул на топлесс- танцовщиц с обвисающими телами и мертвыми мозгами, и прошел к бару. Я шел, как будто искал хорошее место, чтоб присесть. Никто не обращал на меня внимания. Я шел по бару, виляя и обходя множественные препятствия. Наконец, я нашел дверь в мужской туалет и вошел – парень в красном свободном костюме, в раковине лежали белые туфли. Я прошел мимо него. Нет окон. Ничего. Я пошел искать кухню. На двери было написано «Не входить», я мягко толкнул ее, и она открылась. Я вошел внутрь, как будто знал, куда иду. Повар поднял взгляд от куска металла, который был когда-то плитой, и крикнул «Эй!», но я уже прошел мимо него к задней двери. Та была заперта в трех местах. Я отодвинул щеколды, вышел в переулок и посмотрел направо, где испанский парень все еще сидел на своем ящике, теперь со спиной ко мне. Дверь захлопнулась за моей спиной, слева от меня раздался высокий, тонкий смех, и звук ботинок скользящих на гравии. Я пошел туда, медленно. Я осторожно повернул за угол и увидел четверых, они застыли, ожидая – один парень с большим афро, латинос, похоже, размахивал цепью от велосипеда, а другой, поменьше – держал стилет, третий просто стоял… и Флад. Она стояла спиной к стене переулка, одна нога согнута, рука сжата в кулак, а другая застыла, готовая ударить. За детьми зияла открытая дверь – подвал? Потоп стояла как кусок мрамора, тихо дыша через нос. Ее кошелек, закрытый, лежал на земле между ними. Тот, с ножом, двинулся вперед, махнул рукой перед Флад и схватил кошелек. Флад шагнула назад, как будто отшатнулась, развернулась на ноге и выстрелила ногой в лицо парня. Он вовремя отпрыгнул. Кошелек остался лежать. Ребенок с большим афро сказал: – Да ладно, мамаша, без шансов, кошелек у тебя не останется. Просто оставь его и уходи. Флад раскрыла руки, подалась к парню, как боец, который показывал своему противнику, что последний удар не навредил ему. Малыш с афро сделал обманный выпад и тут же отпрыгнул назад. Парень без оружия засмеялся, все время приближаясь к Флад слева. Ребенок с афро взвизгнул. – Чертова сука, чертова свинья. Ты задаешь слишком много вопросов, белая сучка. Флад подалась к нему, и он отступил. Парень с ножом подался вправо, но неуклюже, и она вырубила его, отступая еще дальше от третьего. Переговорщик компании перестал пытаться быть вежливым. – Гребаная сука. Мы заберем этот кошелек, и заберем тебя, и вставим метлу в твою жирную задницу. Как тебе это понравится, ты, пизда? Губы Флад вытянулись и она зашипела. Она сделала обманный выпад вперед, развернулась и ударила левой ногой парня без оружия, несколько раз еще повернулась, отшвырнув кошелек себе за спину, затем скрестила руки на груди и резко развела их в стороны, встав в ту же позу, в которой я ее увидел. Все они стояли застыв, может быть, минуту, а может и больше. Затем тот, у которого был нож, попытался обойти Флад справа, двигаясь спиной ко мне. Я крепко сжал 38-ой в правой руке, приблизился и ударил его по почкам прикладом. Он с мерзким стоном упал на землю. Все повернулись в мою сторону. Я пнул парня, который лежал, окованным сталью носком ботинка и подошел к нему, держа кольт перед собой, чтобы другие увидели. Они отступили к стене, куда я указал им всем встать. Я поднял пистолет, и поставил его на колено, направив в лицо парня с афро. – Знаешь, что это? Теперь он молчал, но его приятель знал, когда заговорить. – Да, мужик, мы знаем, что это. Мы ничего не имели такого. Конечно. Я отступил, чтобы дать им возможность двигаться. – Заходите туда, – сказал я, указывая на открытую дверь. Они не двигались. Застыв, они смотрели мимо меня. Я слегка повернулся и увидел, что Флад подняла нож. Она стояла на коленях над лежащим парнем, сжав его гениталии в кулаке, а другой держала один кулак, полный его гениталий, а другой держал лезвие наготове. – Делайте. – сказала она, и парни, оба побежали к открытой двери. Я был прямо за ними. – Повернись и руки за голову, – сказал я. – Немедленно! Они подчинились. Флад подтащила парня и швырнула его внутрь, словно это был легкий мешок с мусором. Я сказал двум другим войти внутрь, и молчаливый вошел в дверной проем. Афро застыл. Мой нос сказал мне, что он обмочился. Я просто коснулся его кольтом, и он последовал за своим другом. Мы с Флад шли следом. Мы оказались в подвальной комнате с ложем в углу, играло радио – было слишком темно, чтобы увидеть что-нибудь еще. – На пол, – сказал я тем двум, которые все еще могли двигаться. Третий лежал там, куда его бросила Флад. С 38-ым в левой руке я вытащил 22ой из плаща и прицелился в этих троих, лежащим на полу. Этим было никого не убить, но они этого не знали. Флад тоже этого не знала. Затем я начал спускать курок, так быстро, как мог. Один из них закричал еще до того, как я опустошил обойму. После шрапнельных выстрелов, вспышек, и слезоточивого газа подвал превратился в ад, которого они заслуживали навсегда – пока на нескольких минут. Я захлопнул дверь и вышел из переулка, Флад шла рядом. 22ой не производил много шума, особенно с этими особыми пулями, к тому же, все происходило внутри, но парень на молочном ящике, должно быть, знал, что что-то не так. Когда мы вышли в начало переулка, он осторожно отложил радио, прежде чем отправился узнавать в чем дело. Нога Флад врезалась ему в ребра, я услышал треск. Парень врезался в стену, Флад упала на землю, перекатилась и в одно движение встала. Мы побежали по улице. За нами раздался шум, оттуда, где упал радиоман, но, это вероятно, кто-то пытался украсть радио и боролся с кем-то другим за эту привилегию. Мы повернули за угол и направились к машине. Я хотел сбросить пушки, но их было бы трудно заменить. Кроме того, у каждого окна был наблюдатель, все хотели видеть, как одна из рыб в этой выгребной яме всплыла пузом вверх. Я запыхался, колющая боль в груди и судороги в ногах – а еще два квартала. У Флад даже дыхание не сбилось. Черный парень в майке сидел на капоте моей машины. Я достал половину двадцатки и протянул ее левой рукой. Он посмотрел на меня, посмотрел на двадцатку, посмотрел на Флад. – Похоже, мне причитается немного больше, – он улыбнулся мне. У меня уже кончилась наличка, я поднял 38ой, заметил, что рука дрожит. – Хочешь еще? Он поднял руки, как жертва ограбления, и начал отступать. Я смотрел на него, взглянул на машину, и он бросился бежать. Я открыл дверь водителя, и Флад запрыгнула вперед меня, скользнув набок. Быстро развернув машину, я поехал обратно к реке. Посмотрел в зеркало – погони не было. Мы поехали на север, через Гарлем, на Вест сайд драйв, затем, выехали на девяносто шестой улице, проехали по Риверсайду на юг до семьдесят девятой, а затем свернули на магистраль ФДР. Я не успокоился, пока мы не проехали центр города, в сторону Бруклинского моста. Флад глубоко дышала носом, вдыхала и задерживала дыхание, как я, когда пытаюсь расслабиться. Казалось, что она заряжает батарейки. Глава 8 Мне не понравилось, как руки управляются с рулем, поэтому я выехал с трассы, у съезда с Манхэттенского моста, свернул на обочину и припарковал Плимут на Уотер-стрит недалеко от Пайк-Слип. В этом районе нет правоохранительных органов. Я отключил двигатель, опустил окно и потянулся за сигаретами, но не мог попасть в карман. После нескольких неудачных попыток я просто положил обе руки на руль, чтобы остановить дрожь и уставился перед собой. Флад сцепила руки на коленях и слегка откинулась назад. Она была спокойна. Накрыл мою руку своей, она спросила: – Хочешь, я прикурю тебе? Я кивнул. Она потянулась к карману моей рубашки, вытащила пачку, выбила сигарету, сунув ее в рот и потянулась к прикуривателю. У меня хватило ума рявкнуть «Нет!», и она так быстро отдернула руку, что я почти мог видеть след. Я хотел просто сигарету, а не чтобы проклятые задние фары отбивали «SOS» снова и снова. Это было одно из замечательных изобретений для супертакси, если внутри что-то бы случилось, достаточно было стукнуть по прикуривателю, и люди за машиной поняли бы, что что-то не так. Предположительно, машина при этом вызывала копов. Я не знаю, действительно ли это работает так (у меня были сомнения по этому поводу), но сейчас был плохой момент для экспериментов. Флад не удивилась. Она просто сидела с сигаретой во рту. – У тебя есть зажигалка, которой можно прикурить сигарету? – на ее губах не было и намека на улыбку, но ее глаза слегка прищурились в уголках. Я уже чувствовал себя лучше, и достал прозрачную газовую зажигалку за шестьдесят девять центов. У меня есть несколько таких, в офисе, которые наполнены напалмом, и выглядят так же, как эта, что пугает меня до смерти. Сумасшедший, который продал их мне, поклялся, что их можно использовать так же, как обычные зажигалки, если хочется, даже продемонстрировал это для меня. Я ему не поверил. Флад чиркнула зажигалкой, затянулась, выпуская дым из носа, как будто маленького белого дракона, и отдала сигарету мне. Я полагал, что она не курит, но, похоже, раньше курила. Я курил и смотрел в окно. Я чувствовал Флад рядом, но она долго ничего не говорила. Наконец, она спросила: – Что ты делал там, а? Я посмотрел ей прямо в глаза. Я могу солгать кому угодно – когда я наконец доберусь до ада, я собираюсь убедить дьявола, что у него сбоит доставка. Но, похоже, сейчас не стоило врать. – Я искал тебя. Я решил, что возьму это дело, даже без информации. Улыбка из глаз метнулась к ее губам, но всего на секунду. – Забавно. Я собиралась тебя найти и дать ту информацию, которую ты хотел. Мне стало лучше. – У тебя все еще есть штука? Она весело рассмеялась и сказала: – Да, мистер Берк. Мое собственное расследование было довольно недорогим. – Да, – сказал я. – Я видел. Она зажгла еще одну сигарету для меня. Я мог бы сделать это уже и сам, но да и ладно. Нам пора было ехать – Плимут не знали, что было хорошо, но Флад и я не завели друзей за последние несколько часов, так что лучше перестраховаться. – Куда? – спросил я ее. – Я думаю, ты должен пойти со мной, – сказала она, – у меня есть информация, которую ты хочешь знать, но я могу показать ее тебе только там, где я живу. Я кивнул, и она сказала, куда ехать. Она знала город лучше, чем я ожидал. Это было старое здание фабрики на Десятой Авеню, к югу от Двадцать третьей. Знак над входом сказал, что лофты доступны для любого коммерческого назначения. Просторные. Не для проживания. И стояло имя какого-то агента для связи. На справочной доске было множество предприятий, большинство из которых относятся к планктону, которые едят вино и сыр на завтрак и хвастают тем, что словили самые новые венерические заболевания. У Флад был ключ, и мы приехали на грузовом лифте на четвертый этаж. Маленькая вывеска от руки гласила, что это студия Йоги и Флад достала еще один ключ. Мы вошли в огромную пустую комнату, маты на полу, белые ровные стены, стерео в углу и динамики по периметру. Одна целая стена была из стекла. Потолок был утыкан противопожарной системой, с покрашенными трубками в белый. Еще стоял маленький белый пластиковый стол, на нем белый кнопочный телефон. Даже доски объявлений были белыми. В центре линолеума большой квадрат очерчивала широкая черная промышленная лента. Флад прошла к квадрату, и свернула, по линии, я наступил в квадрат, и вышел из него, потому что Флад отрицательно покачала головой. Она подошла к двери в стене и достала еще один ключ. Я прошел за ней. Мы оказались в крошечной квартире. На печке большой котел, закрывающий обе конфорки, маленький холодильник, с белым деревянным шкафом сверху, рядом с ним комод с гардеробом, оба окрашены в белый цвет. Через открытую дверь я увидел душ, раковину и туалет. В комнате рядом с маленькой кухней лежал коврик из ротанга на полу, вероятно, для сна. Больше никакой мебели. Флад оставила дверь открытой. Она бросила сумочку на комод, пожала плечами и показала жестом, что я могу сесть на пол. Я внимательно осмотрел маленькую комнату – никаких пепельниц. Она поймала мой взгляд, взяла маленькую красную глазурованную миску у раковины и вручила ее мне. – Вот. Я сел, выкурил пару сигарет, а Флад возилась с чем-то. Она спросила меня, не хочу ли я чаю, и, казалось, не удивилась, когда я отказался. Наконец, она подошла ко мне и села напротив меня в позе лотоса. – Мистер Берк, я должна кое-что объяснить тебе. И я должна показать тебе кое-что, тогда ты поймешь, почему я должна найти этого человека, который называет себя Кобра. Я буду рассказывать, как умею, а когда я закончу, ты сможешь задать любые вопросы, которые захочешь. Я кивнул, и Флад встала, не помогая себе руками, как туман, поднимающийся с земли. Стоя в пяти футах от меня, она потянулась и сняла туфли, по одной за раз. На ней были брюки из какого-то темного шелковистого материала – штанины были широкими и свободными, но плотно прилегали на бедрах и талии. Темный трикотажный джерси, так ее обтягивал, что сидел, как боди. У нее была хорошая фигура, как песочные часы, но она была так плотно затянута в одежду, и выглядела одновременно сильной и красивой. Она сделала что-то на талии, и шелковые штаны упали на пол. Я был прав – это был боди. Флад отошла от блестящей лужицы у ее ног, согнувшись пополам в талии, и я услышал, как щелкнули застежки. Она стянула боди через голову одним движением и аккуратно бросила его поверх штанов. Ее бюстгальтер и трусики были тоже из какого-то гладкого материала, это выглядело, скорее, как довольно скромный купальный костюм, чем как нижнее белье. Она зацепила большими пальцами трусики, спустила и выступила из них. Я просто сидел и смотрел, но не курил. Некоторое время она стояла на месте, держа руки на бедрах, глядя на меня. Про нее много чего можно было сказать, но ее нельзя было назвать уязвимой. Она медленно повернулась вправо, открывая взгляду левый бок. Даже задница ее выглядела, как мускул, обтянутый бледной кожей. Я слышал свое дыхание. Она продолжала поворачиваться, пока полностью не предстала передо мной и я увидел ее – на ягодице и бедре были темно-красные пятна – кожа под пятном была вздыблена и зарубцована. Я мгновенно узнал, что это – ожоги. Она слегка наклонилась вперед, чтобы показать мне все это, затем снова повернулась. Она подошла ближе и снова показала шрам. Шрам был рваный, неровный, как будто она села в камин, а не зашивала его в больнице. Возможно, кожные трансплантанты придумали много лет назад, но теперь было уже слишком поздно. Когда она снова повернулась, чтобы посмотреть на меня, я кивнул, чтобы показать, что я понял, что это. Она отошла от меня к ванной. Шрамы не влияли на мышцы ниже. Она шла, так изящно двигая бедрами, как и у стриптизерш не получалось. Я сидел, глядя на лужу ее отброшенной одежды и слышал шипение душа. Она не поет в душе. Через несколько минут она вышла в желтом махровом халате, собрала одежду с пола и бросила их в большую плетеную корзину рядом с комодом. Затем она подошла и села рядом со мной. Там было темно, но белые стены из студии слегка светились, и я видел ее лицо. Я прикурил еще одну сигарету, и она заговорила. – Я мало что помню о своей матери, но я знаю, что меня забрали у нее, когда я была еще маленькой. Сначала я жила в приемных семьях, но потом они вернули меня в приют, когда семья, где я жила, уехала из страны. Когда мне было четырнадцать лет, они нашли для меня еще один приемный дом, и они отдали меня туда жить. Человек в этом доме изнасиловал меня. Я сказала об этом социальным работникам, и они спросили его об этом. Он сказал, что мы занимаемся сексом, но что я пришла к нему сама, и он не мог с собой ничего поделать. Он пошел на терапию, я пошла в дом для девочек. Я сбежала, они поймали меня. Я все время сбегала. Через некоторое время меня поймали, и посадили меня в пустую комнату, в которой ничего не было, даже книг. Социальные работники сказали мне, что грустить, это нормально, а злиться нет. Это нездорово. Она глубоко вздохнула. – У меня была подруга, мой лучшая, прекрасная подруга. Ее звали Сэди. Ее мать была еврейкой, а отец черным. Она была такой умной. Она сказала мне, что ее никогда бы не посадили в интернат, если бы это не было модно. Я не могла это понять, сперва. Но она была моим другом. Мы сделали все вместе. Мы всегда делились друг с другом. Всем. Мы вместе сражались с отморозками и воспитателями. Тогда я не умела драться, но я был сильной, и всегда злился. Сэди не умела драться, но никогда не отступала. Нас посадили в Тихую комнату на две недели вместе, и это сблизило нас еще сильнее, больше, чем сестер, потому что мы это решили. Однажды мы сбежали вместе в Нью-Йорк. Мы хотели поехать в деревню. Сэди встретила парня на мотоцикле, который сказал, что у него есть местечко, где дети могут остаться. Я ему не доверяла – я никому не доверяла. Сэди была обаятельной. Она сказала, что даже если он плохой парень, для нас это не плохо. Я никогда не была обаятельной. Выражение, которое я не мог прочитать, промелькнуло на ее лице, и она продолжила: – Мы пошли с ним, и он был милым сначала. Но в ту же ночь он привез нескольких своих приятелей. Они сказали нам раздеться и потанцевать для них. Мы отказались. Меня бы отпустили, но я пыталась отбить Сэди у них. Я разбила бутылку и порезала одному из них лицо. Они сильно избили нас. Когда я очнулась, там был старик с чемоданом. Он спорил с бандой. Он сказал что-то о том, что он не может этого сделать – мы были слишком молоды. Один из банды подошел к нам и сказал, что он сожалеет о том, что сделали с нами другие. Он сказал, что этот человек врач, и он вылечит нас. Он дал нам что-то выпить. Я ничего не помню, кроме как пыталась добраться до Сэди, прежде чем потеряла сознание. Когда я очнулась, я увидела, что Сэди лежит рядом со мной. Мы были раздеты, у Сэди кровь текла между ног. Я осмотрела себя, но у меня крови не было. Все мое лицо было настолько распухшим, что я едва могла говорить. Я думаю, что прошел день, прежде чем мы обе действительно пришли в себя. На моем бедре была грязная повязка, на Сэди тоже. Я подумала, что это может быть, когда доктор сделал нам укол, но это была большая повязка. Я выползла в коридор. Отморозок спал в соседней комнате. Это было похоже на пещеру дьяволов – грязную и вонючую. Сэди и я нашли одежду, и спустились по лестнице. Полицейский нашёл нас и привел в гостиницу для беглых, потому что Сэди сказала ему, что мы сестры из Огайо. Она была умна – я не могла придумать ничего путного. Когда они сняли повязки, чтоб мы могли принять душ, мы увидели, что они с нами сделали, почему они позвали старика туда. У нас были татуировки на задницах. Просто имя этого отморозка, но татуированное. Когда я увидела ее на Сэди, я впервые за несколько лет заплакала. Она тоже заплакала. Медсестра сказала нам, что это постоянные татуировки – они никогда не сойдут. Потом мы остались с Сэди одни, мы поговорили и решили, что нам нужно сделать. Я не боялась. Меня больше не волновало то, что они сделали с нами. Сэди и я просто ушли оттуда. Нас даже не пытались остановить. Сэди попрошайничала в деревне, и нам дали немного денег, затем мы купили четыре пятигаллонных канистр, пошли на бензоколонку и наполнили их. Мы просто сидели снаружи этого здания, где собиралась банда, а поздно ночью, мы поднялись к ним. Там все уже перепились и упоролись. Это было легко. Мы с Сэди знали, что с нами будет, но это не имело значения. Мы облили все бензином – всех этих спящих дьяволов. Затем мы зажгли спички и бросили их в бензин. Мы даже не выбежали из здания, просто ушли. Они сильно кричали – мне жаль, что меня там не было, и я этого не видела. В газетах написали, что одиннадцать человек погибли. Ни один человек не умер. Они не были людьми. Их могло быть одиннадцать сотен, нам было все равно. Тогда мы с Сэди пошли в ночлежку. Мы заплатили за комнату из того, что осталось от выпрошенных денег, и направились наверх, держа одну из канистр с бензином, там немного оставалось. В этой комнате мы выполняли свои обещания, данные друг другу. Мы сняли с себя одежду, мы легли на живот, и мы налили бензин на задницы друг дружки. Мы хорошенько намочили простыни, мы как будто лежали в болоте. Мы сказали, что любим друг друга. Мы знали, что нельзя кричать, иначе ничего не выйдет. Я поцеловала ее. Мы плакали, но мы это сделали. Мы закусили мокрые простыни, взялись за руки, и бросили зажженные спички на себя. Мы решили, что будем считать до десяти, а потом затушим огонь о простыни. Сэди попыталась, но она затушила огонь на себе, прежде чем я досчитала до трех. Я держала ее за руку, как я и обещала, – она боролась со мной, но я продержалась. Мы упали на простыни, катаясь и туша огонь, выплюнули их изо рта и хорошенько проорались. Копы взяли нас, когда пришли в ночлежку. Они сказали, что мы слишком молоды, чтобы нас судили как взрослых. Мы знали это и раньше, но будь это не так, это ничего бы не изменило. Врач скорой помощи был большим толстым черным парнем. Он выглядел таким суровым, но он заплакал, увидев меня и Сэди. После того, как мы вышли из больницы, мы отправились в какой-то суд, и они упекли нас, как всегда, в колонию. У меня был адвокат – какой-то молодой парнишка. Он спросил меня, почему мы убили этих дьяволов, и я сказала ему, тогда он сказал, что если бы я притворилась безумной, возможно, они отправили бы меня в госпиталь вместо колонии. Я попыталась на него напасть, и после этого они надели на меня наручники. В колонии было хорошо. Никто больше нас не беспокоил, ни другие девушки, ни воспитатели. Никто. Все боятся огня – все уважают месть. И все они знали, что мы стоящие люди – я сказала судье, что все это было моей идеей, и я заставляла Сэди свалить все на меня, но она сказала им то же самое, что это только ее идея, поэтому мы обе отправились в тюрьму. Мы всегда говорили, что когда мы выйдем, мы никогда не вернемся – мы все для этого сделаем. Сэди была такой умной, такой очаровательной, даже после пожара. Я хотел быть гимнасткой. Сэди все время читала книги. Они выпустили нас, когда мне исполнился двадцать один год. Она была старше меня, но она осталась, чтобы мы вышли вместе. У нас была квартира и работа. Сэди пошла в колледж. Я встретила того, кто начал учить меня боевым искусствам. Сэди вышла замуж, она собиралась преподавать в школе, после колледжа. Я жила с ней и ее мужем, экономя деньги, чтобы отправиться в Японию. Мой учитель сказал, что мне больше нечему учиться здесь – мне нужно было отправиться на Восток, чтобы закончить учебу. У Сэди была дочь. Она присылала мне фотографии в Японию. Ребенка звали Цветок, потому что это была единственная часть моего японского имени, которое она могла перевести на английский язык – другая часть означает огонь. Она и ее муж так хорошо жили – только у него был рак, и они этого не знали. Когда он умер, я была с Сэди и Цветком. Она была сильной. У нее остался ребенок, и у нее была работа. Я помогла ей выплакаться и уехала. Она нашла детский сад для Цветка, при церкви, которая активно выступала против любых нарушений прав – права геев, мирные марши, реформы социального обеспечения. Там был один мужчина, ветеран Вьетнама, который работал в центре. Они говорили, что он очень жестокий человек, но мягкий с детьми. Человек, пострадавший в войне, но добрый внутри. Этот человек даже сидел с детьми некоторых членов церкви, когда тем нужно было уйти куда-нибудь. Однажды полиция начала искать этого человека. Он содомировал некоторых из детей, за которыми он присматривал – они взяли его, когда он попытался продать фотографии, которые он сделал. В тот день он не был в центре, он присматривал за ребенком Сэди. Должно быть, он знал, что полиция идет за ним. Позже они сказали, что он находился под сильным психологическим давлением. Конечно. Пока полиция искала его, он изнасиловал Цветок и задушил. Сэди отправила мне телеграмму, но когда та пришла, Сэди уже была мертва – автомобильная катастрофа – ничего общего с Цветком. Человек, который изнасиловал и замучил Цветок дал окружному прокурору много хорошей информации о бизнесе детской порнографии. По крайней мере, это то, что мне сказали. Он был признан недееспособным или как-то так. Он так и не предстал перед судом. Он лег в больницу на год, а потом ему прописали терапию. Он не распространяется о том, что он содомирует детей, но он много говорит о своих воинских навыках и о том, как он хочет записаться в отряд наемников и сражаться в Африке. Его зовут Мартин Говард Уилсон. Глава 9 Флад, казалось, больше нечего сказать. К тому времени, так стемнело, что все, что я мог видеть, это ее контур, блики от огней на ее волосах и блеск ее глаз. Наверняка, она дышала, но было совершенно не видно, как вздымается ее грудь. Она словно ждала чего-то, но особо ни на что не рассчитывая. Как в тюрьме, когда ждут досрочного освобождения. Все это нужно было переварить. Мне нужно было время, чтобы подумать, поэтому я сказал: – Ты говоришь, я могу задать вопросы. Она кивнула. Я прикурил еще одну сигарету. Не из-за нервов, просто они вкуснее после всплеска адреналина, так я называю страх. – Мне нужно знать, откуда ты знаешь то, что рассказала. – Зачем? – Потому что я не хочу полагаться на информацию, которая может быть неверной. – Ладно. Что тебе рассказать? – Ты говоришь, что он ветеран Вьетнама, что он заключил сделку с офисом окружного прокурора, что он был в больнице и что он хочет стать наемником, верно? – Да. – Ну, и кто тебе все это сказал? – Одна из женщин в церкви. Она говорила, что знает Сэди, и рассказала мне, все, что знала. – Ты ей поверила? – Я знала, что она говорит мне правду, потому что я пообещала, что вернусь и увижусь с ней, если она скажет правду. – Это не имеет никакого смысла для меня. Я мог бы понять, если бы ты пообещала, что вернешься к ней, если она сказала неправду, но… – Она видела меня иначе, чем ты, мистер Берк. – Ты имеешь в виду, что она никогда не видела, как ты проламываешь черепа? – Я имею в виду, что она лесбиянка. – А ты? – Я пообещала, что вернусь к ней и увижусь с ней, это обещание, которое я сдержу. Это единственное обещание, которое я дала. – Но, может быть, она не так на это смотрит. Флад слегка пожала плечами, так, что грудь даже не шевельнулась. – Я не знаю, как она на это смотрит. Некоторые люди не видят акулу в собственном бассейне. – Откуда эта женщина узнала о суде? – Мать еще одного ребенка из тех, кого изнасиловал этот дьявол, планировала подать в суд на церковь за халатность или что-то в этом роде. Она наняла адвоката, и этот адвокат провел расследование. Он заплатил детективу, и детектив заплатил кому-то в суде, так это выяснилось. – Адвокат взял такое дело на авось? – На авось? – Без денег вперед, ну, типа, если не выиграет, то ничего не получит, как при автомобильной аварии, например. – О. Да, так и было, очевидно. – Что-то не складывается. Такое дело трудно доказать в суде. Кроме того, эти церкви никогда не имеют достойной страховки. Вот если бы это была епархия… – Адвокат сказал, что просто хочет помочь этой женщине, – Флад пожала плечами снова, как раньше. Я начинал понимать, что значит такой ее жест. – Так этот клоун думал, что благодарная дамочка будет у него в руках? – Думаю, да. – А ты узнала обо всем через женщину, которая была ее подругой, и которая рассказала тебе это, потому что ты ей нравишься. – Да. – А эта женщина и женщина, которая пошла к адвокату, близкие подруги? – Очень близкие. – Значит, адвокату не повезет с ней, как ее подруге с тобой? Флад усмехнулась. Слишком гортанно, чтобы это сошло за хихиканье, но похоже. Ее грудь дрогнула на этот раз. Наконец, она сказала: – Да, думаю, что так, – подтвердила она. Я вздохнул. – Никто не честен, да? Флад попыталась сделать каменное лицо, чтобы показать, что она не согласна, но поняла, что не стоит этого делать и снова пожала плечами. – Хорошо, давай предположим, на минуту, что эта информация верна. У тебя есть подробное описание этого Уилсона? Фото было бы, вообще, идеально. – У меня есть описание, но не очень подробное. И у меня нет фотографий. Я знаю, они, должно быть, фотографировали его, когда арестовали – для базы, верно? Так что я подумала, может быть, тебе удастся ее достать. – Можно попробовать, если прокурор ее не уничтожил. – А они могут? – Конечно. Если он не в программе защиты свидетелей, то они не станут этого делать. Но знаешь, если он выдал федералам некоторую опасную информацию, они дали ему новую личность, увезли его и все такое. Хотя, похоже, у этого парня другая история. Он где-то тут, раз пытается связаться с наемниками, как ты сказала. – Да, именно поэтому в первую очередь я пришла к тебе. Я слышала, что ты был рекрутером для одной из наемных армий, и что люди, которые хотели уехать за границу воевать, должны были сначала пройти проверку у тебя. – Где ты это слышала? – Есть бар в Джерси-Сити, на другом берегу реки, очень странное место. Вроде притона в Западной Вирджинии или что-то похожее. Они играют кантри, и я знаю, что у них проходят всякие странные встречи в задних комнатах. – Странные встречи? Типа, наркоторговцы, оружие, такое? – Нет, типа, ку-клукс-клана или американской нацистской партии. – Ого, действительно – странно. – Тебя это пугает? – Да и нет, – сказал я, и это была правда. – Уроды по отдельности меня не пугают – они обычно вопиющие неадекватны. Но идея пугает меня до чертиков. Это неестественно, понимаешь, о чем я? Уроды должны оставаться сами по себе – в меблированных комнатах, с книгами с картинками и надувными пластиковыми куклами. Проблема, если они начинают объединяться в свои гребаные братства. В прошлом я вел с ними дела. И знаю несколько из них. – Какого рода дела у тебя могли быть с такими людьми? – Чисто профессиональные, ничего личного, – сказал я. Нет смысла рассказывать ей о подлинных записях выступлений Гитлера, которые я им продал. Настоящий дорогой, эксклюзивный товар, пиратский, из бункера, где Адольф-мудак ждал своей последней награды. Только одна копия была во всем мире, и та (конечно) находилась в архивах неонацистской партии в Западной Германии. Да, я получил запись от старого нациста, который сбежал в Аргентину, где он вербует наемников, чтобы напасть на Израиль. Я не ожидал, что смогу продать фальшивку на том сборище, но они послушали кассеты и заплатили, сколько я запросил. Они извинились за то, что не смогли понять немецкий язык (хотя один из них сказал мне, что изучает его по переписке), но они сказали, что у них есть точный перевод заключительных речей Адольфа, которые они приобрели у другого предприимчивого бизнесмена. Да и к черту – идиш звучит, как немецкий, и шесть часов обращения Саймона Визенталя к немецким толпам на митинге памяти жертв Холокоста обошлись мне всего в двадцать баксов. Небольшая работка, знак Железного Креста, свастика или две, и я стал богаче на пару тысяч. Я сделал им скидку, конечно, потому что, в конце концов, они были истинно верующими. Но Флад никогда не поймет, на что приходится идти человеку, чтобы заработать на жизнь. Она снова пожала плечами. – Как и профессиональный рекрутинговый бизнес с наемниками? Может быть, она поняла. – Да, точно так. И что в том клубе? – Я ходила туда несколько раз и слушала. Твое имя упоминалось неоднократно. – В связи с наемнической аферой? – больше не было смысла в эвфемизмах. – Да. Ты довольно легендарная фигура для этих людей, мистер Берк. – Да и для других тоже. Я удивлен, что ты не использовала свою знаменитую тактику допроса, чтобы получить больше информации. Она снова пожала плечами. – Ну, с одним все-таки пришлось повозиться. Он сказал, что твой телефон в машине. Я вышла на стоянку с ним, чтобы взять его, и он сглупил. – И что случилось? – Я оставила его там. – Живым? – Конечно, живым, ты думаешь, я хожу и убиваю людей? – Ну, там, в переулке, когда ты схватила пацана за достоинство, какое-то время я не смогу выкинуть это из головы. – Почему? – Ну, не каждый день такое видишь, верно? Ты бы правда зарезала ребенка? – Это не важно. Важно, чтобы остальные считали, что я способна на это, и слушались. Это отняло у них волю к борьбе. – Это почти отняло у меня волю держать обед в желудке. Ты бы сделала это? – Ты помнишь, того, с всклокоченными волосами, который сказал, что собирается сделать со мной? Думаешь, он просто пытался меня напугать? – Да, он пытался напугать тебя, – Я воссоздал в памяти сцену в переулке. – Но он сделал бы это, да. – Так что и я бы сделала, но только потому, что обещала это сделать, а это такое обещание, которое нужно соблюдать всегда. Я бы просто убила его. – Да, черт возьми, еще несколько убийств не повредит. – Почему ты язвишь, Берк? Я была готова убить, чтобы выжить, а не ради удовольствия. Ты убил этих трех гадов, просто ради убийства. Хотя они бы не пошли за нами. Это сбило меня с толку. – Что? Я никого не убивал. Какого черта ты говоришь? – Те люди, которых мы оставили в комнате, ты столько раз стрелял из пистолета, прямо в них. Ты наверняка убил их. И я рассмеялся. Должно быть, я долго смеялся, потому что следующее, что я помню, это Флад, которая одной рукой удерживала мою челюсть, а другую прижала к моему животу. Я посмотрел на нее – она была всего в нескольких дюймах от меня. Флад спросила: – Ну все? Я выдохнул и попытался объяснить. – Я смеялся, потому что… ну, это не важно. Но я никого не убивал в той комнате. Пистолет был заряжен специальной смесью, которую мне подарила подруга. Слушай, – сказал я и вытащил свой пистолет двадцать второго калибра и запасную обойму. – Вот пистолет, которым я пользовался, а вот пули. Я высыпал пули на ладонь и показал ей ослепляющие, слезоточивые и дробовые. Флад, открыв рот, сосредоточенно слушала мои объяснения. – Смотри. Сначала выпускаешь пару ослепляющих, это выглядит, как будто в комнате взорвались гранаты, затем дробь, чтоб они думали, что их задело осколками. Как правило, все падают на пол, затаив дыхание или вопя. Затем, стреляешь слезоточивыми, чтобы они начали задыхаться, затем еще ослепляющие, и еще немного дроби, чтобы они не пытались встать. Такая схема превращает любое закрытое пространство в ад, но все это у них в голове – от этого нельзя умереть. Я бы убивал не так – не мой стиль. Никого нельзя убить из пистолета заряженного такой смесью, даже если бы я стрелял им прямо в лица. Это просто заставляет людей оставаться на месте. Флад аккуратно потрогала патроны, затем улыбнулась. – Ты мирный человек, не так ли, мистер Берк? – Это да. Я чертовски боюсь убить кого-то, оно того не стоит. Я выживаю. Больше мне ничего не нужно. – А другой пистолет тем же был заряжен? – Нет, тридцать восьмой особый, там две учебные, две холостые и одна высокого давления. Флад снова гортанно хихикнула. Может, она думала, что изучила меня, но это я кое-что теперь знал о ней. Я заметил, что ее грудь вздымалась только тогда, когда она усмехалась, а когда она пожимала плечами – нет. Очень уместно. – Мне надо начинать поиски, – сказал я. – Это не опасно для тебя? – Наверное, нет. Но мне нужно поспать, взять кое-что из офиса, сделать несколько звонков, ну, понимаешь. – Понимаю, – Флад, наконец, сменила свою чертову позу лотоса, и теперь сидела рядом со мной. Она протянула руку убийцы и погладила меня тыльной стороной ладони по щеке. Я понял, что пора уходить. Глава 10 За дверями студии Флад было пусто, никто не ходил по коридорам. Я вызвал грузовой лифт и пошел к лестнице, когда услышал, что он выехал. Проверил вход в лифт, никого. Плимут стоял нетронутым там, где я его оставил. Я не ожидал другого – любой дурак, который попытался бы снять шины, должен был бы носить перчатки с защитой от лезвий. Я вернулся в офис как раз, когда солнце садилось над Гудзоном. Несколько одиноких мужчин стояли на пирсах с рыболовными снастями, собирали улов за день. Рыба в Гудзоне – смотреть не на что, мелкая и тусклая. Но парни, которые там ловят рыбу, говорили мне, что они просто дьявольски сильны. Я подумал, что любая рыба, которая может выжить в реке Гудзон, должна быть крутой, как собака, выращенная в приюте. Или ребенок, воспитанный государством. Я поехал прочь, мысленно отметив, что надо бы починить Плимут, прежде чем этот случай с Флад сделает машину слишком запоминаемой. Я поднялся наверх, отключил все ловушки и вошел. Пэнси тихо зарычала, чтобы я знал, что она на работе, а затем пошла ко мне, виляя своим обрубком хвоста. Даже без систем безопасности, я знал, что посетителей не было. Пэнси из того же теста, что и моя старая доберманиха, Дьяволица, никто не мог попасть сюда без боя. Такое случилось однажды, и это дало Блумбергу шанс показать себя, настоящим адвокатом. Я прятал одного джентльмена в своей старой квартире. Он сказал мне, что люди его ищут, но ничего не сказал о тех, кто носит голубые плащи и значки вместо деловых костюмов. Во всяком случае, пока я пытался разобраться с одним чуваком, копы пришли и решили войти с ордером Смита и Вессона в мою квартиру. Они вломились, и Дьяволица встретила их. У моего клиента было более, чем достаточно времени, чтобы уйти через заднее окно, и Дьяволица прокусила двух копов, прежде чем у них рассвело в голове, и они не отступили, до прибытия представителей общества по предотвращению жестокости к животным. Эти клоуны накачали мою собаку транквилизаторами и отвезли ее в приют. К тому времени, как я узнал, что произошло, она уже была за решеткой, ожидая пока ее заберут или усыпят, одно их двух. Как и многие дети в детских домах. Общество защиты животных сначала не возвращало ее мне, объяснив это тем, что полиция держит ее, как улику. Придурки… я знал, что она никогда не заговорит. Во всяком случае, к тому времени, как я доказал, что этот доберман действительно моя собака, они сказали мне, что ее держат чтобы отдать кому-то еще. Я подумал, что тут они не соврали, так как она была слишком породистая, чтобы просто запихнуть ее в газовую камеру, но я не был готов так просто от нее отказаться. Так что я поехал к Блумбергу. К счастью, к тому времени уже было поздно, и ночной суд скоро должен был приступить к работе. Я объяснил Блумбергу ситуацию, и он завел свое обычное, прощупывая почву: – Берк, у тебя есть деньги, парень? – Сколько, Блумберг? – Ну, это серьезное дело, мой мальчик. Я не знаю такого юридического прецедента, который бы охватывал этот вопрос. Нам придется шерстить законы, пройти весь этот путь через апелляционные суды, возможно, даже придется подавать в Южный округ. Ты и твоя собака имеете конституционные права, а нет прав без способов их защитить. И, как известно, способы правовой защиты стоят недешево. – Блумберг, у меня ровно сотка, точка. Больше ни цента. И мне нужна гарантия, что я верну свою собаку. – Ты сошел с ума? Никаких гарантий – это правило профессии. Да меня лишат лицензии, если я скажу такое. – Ты хочешь сказать, что тебя ее не лишили? – Это не смешно, Берк. Дело закрыли. Все необоснованные обвинения в проступках с моей стороны были исключены из протокола. – Что насчет обвинений, которые не были необоснованы? – Берк, если ты так к этому относишься, мы просто не можем вести дела. – Сэм, я серьезно. Я знаю, что ты лучший в этом деле, когда хочешь. Это не какой-то прощелыга, которого отправят на остров Райкера* на год. Моя собака ничего не сделала – и эти ублюдки из общества усыпят ее, если я ее не вытащу. – О, дело о смертной казни, не так ли? Ну, обычно я беру семь с половиной за такие дела, но, учитывая, что это ты, я возьму дело за пятьсот баксов, которые ты предложил. По рукам? – Сэм, я сказал сотка, а не пять. Я могу разбить платеж на две части – это все, что я могу сделать. Половина до, половина, когда все закончится. – Ты совсем сошел с ума, мой мальчик? Будь умницей. Где бы я был, если бы позволял своим клиентам удерживать половину платы, пока они не получат, что хотят? – Ты бы работал на пятьдесят процентов лучше, чем обычно. – Я собираюсь проигнорировать этот комментарий, учитывая тот факт, что ты, очевидно, убит горем из-за потенциальной потери любимого питомца. И, мой мальчик, так уж случилось, что тебе повезло. Судья Сеймур сегодня сидит в уголовном суде из-за переполненного расписания. Поскольку он судья Верховного Суда, нам не придется ждать до утра, чтобы подать твое заявление об освобождении. И все прошло так, как сказал Блумберг. Он был слишком скользким, чтобы втиснуть дело в расписание и ждать очереди, так как ночной суд только предъявляет обвинения, а не разбирает дела об освобождении, поэтому он подождал, пока не окажется перед судьей по делу о краже в магазине. До того, как бедный подсудимый узнал, кто его адвокат, Блумберг, Окружной прокурор, и судья быстро превратили дело в нарушение общественного порядка. Обвиняемый получил штраф в размере 50 долларов и условное, и пока его вели к секретарю, он все еще пытался благодарить Блумберга за то, что он спас его от десяти лет в тюрьме, в угрозе чего убедил его толстяк. Затем Блумберг одернул жилет над круглым животом, прочистил горло так серьезно, что весь суд смолк, и он обратился к судье мелодичным баритоном: – Ваша честь, в настоящее время у меня есть чрезвычайное заявление от имени моего клиента, который в данный момент находится в заключении и ожидает казни. Судья выглядел ошеломленным. Его друзья в Верховном Суде говорили ему, что ночью может что-то произойти, но к этому он был не готов. Он резко посмотрел на Блюмберга, и в голосе, призванном показать смесь чистого презрения и превосходства, с нажимом сказал: – Советник, конечно, вы понимаете, что этот суд не является подходящим местом для возбуждения такого дела. Блумберг не отступил. – Ваша честь, пожалуйста. Ваша честь – судья Верховного суда и, позвольте добавить, самый выдающийся юрист. Действительно, я знаю из личного опыта, что знаковые юридические заключения Вашей чести были необходимы для чтения студентам права в течение многих лет. Как председатель Верховного Суда, Ваша честь обладает юрисдикцией в отношении должным образом представленных чрезвычайных судебных приказов, и Ваша честь должна осознавать, что этот вопрос является одним из самых неотложных, так как угрожает, и это безусловно, самой жизни моего клиента. Судья попытался перебить его, сказав: – Советник, пожалуйста, – но он с тем же успехом мог пытаться оттянуть голодную крысу подальше от сыра. Блумберг отмахнулся от слабых попыток судьи остановить лавовый поток своей риторики, одновременно нанося свой коронный удар. – Ваша честь, пожалуйста. Жизнь, эта священная вещь, не должна быть растоптана или поругана. Вера общественности в систему уголовного правосудия необходимо постоянно защищать, и кто лучше справится с ролью ее защитника, чем судья нашего Верховного Суда? Ваша честь, моему клиенту грозит смерть – порочная и позорная смерть от рук агентов государства. Мой клиент не сделал ничего плохого, и все же мой клиент может умереть этой ночью, если ваша честь не услышит моего заявления. Представители прессы, – здесь Блюмберг махнул на единственного стажера из Дейли Ньюс, словно тут была целая толпа журналистов, – спрашивали меня об этом деле, прежде чем я вошел в этот уважаемый зал суда, и даже эти закаленные мужчины задавались вопросом, как такая вещь, как казнь без суда, может, вообще, иметь место в Соединенных Штатах. Ваша честь, это Америка, а не Иран! При этих словах, разномастная толпа стажеров, неудачников и люмпенов от пролетариата ожила и зашумела, получив бодрящий заряд слов Блумберга, словно переливание крови. – Даже самый ничтожный из нас имеет право на надлежащее судебное разбирательство – даже самые бедные из нас имеют право на время суда. Если ваша честь позволит мне только изложить факты по этому делу, я уверен, Ваша честь сочтет нужным… – Советник. Советник, пожалуйста. Мне еще предстоит понять, о чем вы говорите, и, как вы хорошо знаете, сегодня вечером в нашем списке довольно много дел. Но в интересах справедливости, если вы будете говорить кратко, я выслушаю ваше заявление. Блумберг провел рукой по тому, что осталось от его густых волос, сделал глубокий вдох, сделал паузу, чтобы удостовериться, что все глаза и уши сосредоточены на нем, и выдал: – Ваша честь, прошлой ночью помещение, в котором работал мой клиент, было захвачено вооруженными полицейскими. Эти офицеры не были вооружены ордерами; они не были вооружены основанием; они не были вооружены оправданием своих действий. Но они были вооружены смертоносным оружием, Ваша честь. Дверь выбили, мой клиент подвергся насильственному и физическому нападению, и когда он доблестно пытался противостоять незаконному аресту, полиция вызвала дополнительных агентов и жестоко застрелила моего клиента так называемым транквилизатором, сделав его бесчувственным и неспособным сопротивляться. Моего клиента затем утащили с лестницы и посадили в клетку, а теперь его удерживают против его воли. Мне сказали, что моего клиента казнят, возможно, даже этой ночью, если суд не вмешается, чтобы предотвратить трагедию. – Мистер Блумберг, вы выдвигаете шокирующее обвинение. Я не знаю об этом событии. Как зовут вашего клиента? – Имя моего клиента… мм, имя моего клиента- Доберман, Ваша честь. – Доберман, Доберман. Какой… как зовут вашего клиента, еще раз скажите, пожалуйста? – Ну, Ваша честь, в настоящее время я не знаю полного имени моего клиента. Однако владелец моего клиента присутствует в суде, – он указал на меня, – и предоставит эту информацию. – Владелец вашего клиента? Советник, если это шутка… – Уверяю вас, это не шутка, Ваша честь. Возможно, вы читали об этом случае в последних газетах? Вдруг забрезжил свет. – Советник, вы случайно не имеете в виду попытку полиции задержать бежавшего от правосудия сегодня вечером на нижнем Ист-Сайде? – Именно так, Ваша честь. – Но, я читал, беглец скрылся. – Да, Ваша честь, беглец скрылся, но мой клиент не сбежал. И мой клиент в обществе защиты животных, не по своей вине, и будет казнен, если его не вернут своему законному владельцу. – Мистер Блумберг! Вы хотите сказать, что ваш клиент – собака? Вы вторглись на мой суд с заявлением о защите личной свободы собаки? – Ваша честь, при всем уважении, я предпочитаю ссылаться на это экстраординарное приложение как на предписание о собачьих правах, учитывая уникальный характер моего клиента. – Предписание о собачьих правах. Советник, этот суд не место для упражнений извращенного чувства юмора отдельного адвоката. Вы понимаете это? – Ваша честь, при всем уважении, я полностью это понимаю. Но если бы я действовал по обычным гражданским каналам, я не сомневаюсь, что мой клиент умер бы, прежде чем я мог бы даже попасть в расписание. Ваша честь, независимо от того, что мы называем судом, будь то уголовный суд, Верховный суд, суд по делам суррогатного материнства или суд по семейным делам, все они являются судами права и справедливости. Это места, через которые мы, народ, осуществляем свое право на справедливость. Мой клиент может быть собакой, и я могу сказать, что я лично представлял лиц, так характеризуемых этим же самым судом, даже когда они обладали как именами, так и фамилиями, а мой клиент все еще живое существо. Не является ли сама жизнь священной и святой? Может ли адвокат, которого попросили защитить жизнь любимого питомца, отказаться, только потому, что на пути стоит некое процессуальное предписание? Сейчас Блумберг пустил корни в сердца людей в суде, которые, обычно, и бровью не ведут, если речь идет о детях, брошенных в мусоросжигатели. Теперь все они были возмущены рассказом о жестоком обращении с животным. У толстяка адвоката редко получалось вести популярное дело, и сейчас он отрывался. – Ваша честь, я говорю вам, сейчас, я предпочел бы быть собакой в Америке, чем так называемым гражданином страны, который не может воспользоваться нашими свободами. Мой клиент здесь не первый клиент, которого я представлял, который не понимает процедуры суда, и он не будет последним. Мой клиент делал свою работу. Он сделал все ради своего владельца – должен ли он также отдать свою жизнь? Мой клиент молод, Ваша честь. Если он совершил ошибку, то ошибка была случайной. Откуда ему было знать, что люди, выбивающие дверь его хозяина, были агентами полиции? Возможно, он думал, что это воры или вооруженные грабители, или наркоманы, сумасшедшие торчки. Конечно, таких людей в нашем прекрасном городе достаточно. Ваша честь, умоляю вас, пощадите жизнь моего клиента. Отпустите его, чтобы он снова мог резвиться на солнышке, исполнять свой долг, возможно, вырастить потомство, которое будет носить гордое имя Доберман. Жизнь священна, Ваша честь, и никто не имеет права отбирать ее. Ваша честь, я скромно думаю, что это дело Всемогущего, и только его. Умоляю суд, отпустите моего клиента! К тому времени Блумберг на самом деле всхлипывал, и наблюдающая за ним толпа была явно на его стороне – даже постоянные насмешки судебных чиновников сменились сочувствующими взглядами на молодую жизнь, которой угрожала смерть. Судья попытался еще раз, зная, что обречен на провал. – Советник, вы можете сослаться хоть на один юридический прецедент в обоснование своих аргументов? – Ваша честь, – звенел Блумберг, – у каждой собаки должно быть право на время суда! И он заслужил, возможно, первые овации, когда-либо звучавшие в ночном суде Нью-Йорка. Судья вызвал меня, убедился, что я владелец собаки, и отпустил нас всех. Он сделал быстрый звонок в общество защиты животных, подробно рассказав им, с какими последствиями они столкнутся, если они уже убили мою собаку. Просто на всякий случай, я напечатал приказ об освобождении на фирменном бланке суда, взятом со стола секретаря, в то время как Блумберг поздравлял судью с его справедливой мудростью. Я забрал свою собаку и отвез ее на свалку Крота, где Дьяволица могла присоединиться к стае. Никто не знает имени в свидетельстве о рождении Крота, но он живет под землей, и он надежен, как смерть. Позже я слышал, что Блумберг провел еще полдюжины дел, пока меня не было. У большинства парней кишка тонка даже себя отстоять, но в Блумберге определенно что-то было, раз он смог сделать то, что сделал. Пока преемница доберманихи рыскала по крыше, я начал готовиться к предстоящей охоте. * Остров Райкера – остров-тюрьма в Америке. Глава 11 Первым вопросом была идентификация. Если Уилсон действительно ветеран Вьетнама, ему должно бы хватить мозгов, чтобы хапнуть мешок привилегий, который предлагает дядя Сэм. Если, например, он регулярно получал пенсию, он должен был использовать свое настоящее имя. И это имя должно быть привязано к адресу где-то в государственных компьютерах. Я знал парня, который долгое время специализировался на этом – компьютерного волшебника, который просто любил играться с клавиатурой и телефонами. Это он дал Мышке идею для большой аферы с социальным обеспечением (которая, как видно из моей недавней почты, очевидно, все еще работала). К сожалению, найти этого парня будет сложнее, чем Уилсона. Он делал мне много одолжений на протяжении многих лет, поэтому, когда он пришел ко мне, чтоб я помог ему исчезнуть, я помог, и он исчез. Он мог бы жить припеваючи, делая прибыль незаметно, но он слишком много болтал. Один мафиози подслушал его хвастовство в баре о том, что он может получить доступ к любому правительственному компьютеру и обратился к нему, чтобы попасть в систему программы защиты свидетелей. Мафиози хотели узнать новые личности некоторых информаторов, которых правительство спрятало. Это сработало отлично, но потом люди начали умирать повсюду (особенно в Калифорнии, почему-то большинство гангстеров, которые выбирают переселение, должны попробовать святое побережье), и мой друг решил сойти со сцены. Было много шума, когда его искали, к мафии подключились и федералы. А возможно, – такая ирония, – один из мафии, который нанял моего друга доставать информацию сам был крысой. Кто знает? Так как парень был мне другом, я не отправил его в Родезию, а рекомендовал Ирландию. У них нет договора об экстрадиции с США, и с ним все будет в порядке, если он не будет высовываться. Израиль – тоже хороший выбор, тем более, что у моего друга были такие хорошие навыки в торговле, но эти люди слишком серьезны, и я не думаю, что они бы терпели его глупости. У парня были вредные привычки и не было инстинкта самосохранения. Между необходимостью говорить не с теми людьми, то есть, с любыми людьми, и потребностью в компьютерных игрушках и телефонах, он, вероятно, не выберет последнее. Я продаю много идентификационных карточек, в основном клоунам, которые хотят исчезнуть, но никогда этого не делают. Такие карточки выглядят довольно хорошо – все, что вам нужно, это немного подлинных государственных бланков, как для водительских удостоверений, и правильная пишущая машинка. Компьютер ставит специальную невидимую печать, которая выглядит как шипованный мяч для гольфа, для компьютерного чтения. Они называют это OCR-код, и его нельзя просто купить, но это мелочь, и не может остановить людей, которые воруют, чтобы жить. У меня есть полный комплект в офисе. Белая простынь, Полароид 180 с черно-белой пленкой, государственные бланки, я могу посадить вас за руль за полчаса. Я также продаю увольнительные армейские бумаги, кредитные карты (хотя сейчас ими уже не занимаюсь), карты социального обеспечения, брачные свидетельства и всякие разрешения на огнестрельное оружие. Но все это дерьмо. Правильный способ (именно так я помог своему другу компьютерному наркоману) – просто найти кого-то, который умер вскоре после рождения, у кого теперь возраст близкий к человеку, кому нужна новая личность, ну и раса чтобы совпала. Затем вы подаете заявку на дубликат свидетельства о рождении на имя этого человека, и, после выдачи свидетельства имя ваше. Этот совершенно законный лист бумаги открывает дверь для всех остальных – водительские права, карточка социального страхования, да что душе угодно. Отличный документ. Чтобы получить паспорт, например, все, что им нужно, это свидетельство о рождении, которое можно получить в отделе здравоохранения за пару баксов, и водительское удостоверение или что-то подобное. Последний штрих – нанять местного адвоката и сказать ему, что вы хотите изменить свое имя по профессиональным причинам, например, вы хотите быть актером или кем-то подобным. Затем вы размещаете объявление в газете, объявляющее миру, включая ваших кредиторов, что вы хотите изменить свое имя. У большинства умерших людей не так много кредиторов, особенно тех, которые ждут несколько десятилетий или около того. Поэтому никто не возразит против смены имени и суд выдаст вам решение, чтобы вы могли легально изменить свое имя на всех остальных документах. Это добавляет еще один слой тумана к тому, что уже и так было фальшивкой, с самого начала, и этого более чем достаточно, чтобы жить дальше. Весь пакет стоит меньше, чем $500, от начала до конца. Это хорошая сделка – за один фальшивый паспорт вы заплатите в два раза больше. Следующее, что вы делаете, это заводите несколько кредиток. Это не займет много времени-большинство кредитных компаний охотно выдадут один из своих кусочков волшебного пластика на траты. Затем вы оплачиваете счета, не обязательно вовремя, но прилежно. Когда полицейский остановит вас, ничто лучше, чем American Express Gold, не покажет ему, что вы законопослушный гражданин, особенно если вас остановили не в Нью-Йорке. Раньше люди использовали абонентские ящики для почты, но сейчас это вышло из моды. Любая служба теперь может получить на почте домашний адрес того, кто снимает абонентский ящик, потому что у него нет другого способа, чтобы получать юридические документы. В любом случае, любой теперь может проследить за абонентом до дома. Я работаю по-другому. Обратный адрес, который я оставляю на своей корреспонденции, – это абонентский ящик, да, но никакая почта туда не приходит. Когда я арендовал ящик (на другие имя и адрес, который был бы где-то в Ист-Ривер, если бы вообще существовал), я оформил перенаправление на адрес в местечке в Джерси-Сити. Парень отправляет почту на склад, которым владеет мама Вонг, хотя ее имя не фигурирует в документах о регистрации. Они складывают всю мою почту в этот старый потрепанный стол в подсобке, и Макс молча забирает ее раз в пару недель или около того. Затем он отдает ее мне или маме. Доставка не быстрая, но я не получаю никакой личной почты. Если бы кто-то пришел на склад, задавать вопросы, им сказали бы, что почта приходит ко мне регулярно, и они так же регулярно выбросают ее в мусор. Если бы любопытствующий спросил, почему они не уведомили почтовое отделение о том, что я не живу там, он бы получил либо поток речи на ломаном английском и кантонском, либо ушат враждебности, в зависимости, как бы он себя повел. Но никакой информации. Парни, которые там работают, никогда бы не стали связываться с мамой Вонг – оно того не стоило бы. Да и у мамы нет моего адреса. Так что Уилсон мог использовать такой ящик, чтобы забирать чеки от правительства, если он их получал. Это был бы самый простой способ. Вы думаете, что правительство не позволит вам получать чеки в почтовом отделении, но вы ошибаетесь. Во-первых, в Нью-Йорке многие люди получают свои чеки от социальных служб на почте, потому что их собственные почтовые ящики используют местные наркоманы для закладок. Во-вторых, совет ветеранов не хочет знать, кто получает чеки – это просто вгоняет их в депрессию. Помните, этого Сына дяди Сэма, придурка, который убил всех этих женщин какое-то время назад, прежде чем полицейские поймали его? Я слышал, что они заключили с ним сделку в тюрьме. Не потому, что зэки ненавидят насильников – это больше не так – но потому, что какой-то репортер узнал, что он ветеран Вьетнама и получает чек по инвалидности каждый месяц, имея около семи пожизненных приговоров. Это подняло общественность, и последующее расследование показало, что буквально тысячи заключенных, получают такие чеки, пока отсиживают срок. Некоторые из заключенных решили, что во вспышке интереса СМИ виноват Сын дяди Сэма, так что враждебность к нему возросла. (А им еще нужно было беречь силы для того, чтобы обмануть комиссию по условно-досрочному освобождению – да и какой смысл возмущаться, ни один политик не проголосует за то, чтобы отобрать правительственное пособие только потому, что получатель в тюрьме. Это же рыть яму себе самому.) Если Уилсон использовал абонентский ящик где-нибудь между нижним Манхэттеном и Виллиджем, я смог бы найти его рано или поздно, если бы знал, как, черт возьми, он выглядит. Флад тут помочь не может. Я бегло проверил свои файлы (от желающих стать наемником), но ни у одного из них не было фотографии, и не от кого не пахло достаточно похоже на того, кого я ищу, поэтому, я не думал, что нам там повезет. Пэнси возилась внизу, пока я просматривал файлы, и я приготовил для нее завтрак. Затем я подошел к телефону, проверил, чтобы убедиться, что хиппи не стали ранними пташками в мое отсутствие, и набрал номер, который дала мне Флад. – Школа йоги. – Это ты, Флад? – Да, что случилось? – Кое-что, но я не могу долго говорить по этому телефону. Знаешь где находится городская библиотека, на сорок второй улице? – Да. – Встретимся внутри, у входа, около десяти часов завтра утром, хорошо? Вход с Пятой авеню, дверь со львами. – Я знаю, где это. – Ладно, слушай, у тебя есть пара белых виниловых сапог, как у танцовщи гоу-гоу? – Берк! Ты сошел с ума? Зачем бы мне такое? – Для маскировки. – О чем ты говоришь? – Я объясню, когда увижу тебя, Флад. В десять, да? Я почти услышал раздражение в ее голосе, но она взяла себя в руки и просто сказала: – Да. Глава 12 После разговора с Флад, я какое-то время просто сидел у открытой задней двери, глядя на реку вместе с Пэнси, рассказывая ей всякую фигню. Часть меня просто хотела оставаться там, где я был, в безопасности. Но я уже сильно замутил воду. Если бы я просто не ввязывался в дела людей, если бы мог просто жить, как Крот. Но начинать думать так – не слишком хорошая идея. Это сводит с ума. Бояться – нормально, быть безумным – опасно. Некоторые люди так боятся бояться, что сходят с ума от страха – я видел много таких в тюрьме. Когда мне было около десяти лет, там была собака, которую Босс держал в общежитии – фокстерьер по имени Пеппер. Он держал Пеппера, чтобы тот защищал нас от крыс. Пеппер был намного лучше, чем какой-то чертов кот, ему очень нравилось таскать сочных крыс примерно в половину его размера, и он знал свою работу. Пеппер просто убивал их – он не играл с ними. Это была его работа. Мне никогда не хватало смелости сбежать из этой тюрьмы, кроме того раза, когда Пеппер пошел со мной. Я оказался в тех же доках, в которых бываю и сейчас. Я сидел там, боялся всего на свете, кроме крыс, у меня был Пеппер. Я прожил там почти шесть месяцев, пока какой-то полицейский не поймал меня, потому что он думал, что я должен был учиться в школе. Я мог бы уйти, но я не хотел бросать Пеппера. Я думал, они вернут нас обоих в то же место, но они этого не сделали. Они отправили меня в какое-то место на севере, судья сказала, что я неисправим, и у меня не было семьи. Думаю, она была хорошей судьей. Она спросила меня, хочу ли я что-нибудь сказать, и я спросил ее, могу ли я взять Пеппера с собой, и она загрустила на минуту, а потом сказала мне, что у меня будет другая собака, там, куда они меня посылают. Она солгала, и с тех пор я не доверял ни судьям, ни социальным работникам. Я надеялся, что они отправили Пеппера куда-нибудь, где были крысы, поэтому он мог выполнять свою работу. Там, куда отправили меня, крыс было много. Я прошел в заднюю комнату, надел хороший темный строгий костюм, темно-синюю рубашку и черный галстук. Я оставил Пэнси еды и воды на день и отправился в доки, чтобы найти Мишель. На этот раз это не заняло много времени – она была в задней комнате в Голодном Сердце, потягивала какое-то пойло зловещего вида и ела странный стейк со взбитым сыром. Я прошел прямо к ней, чувствуя на себе взгляды, и сделал вид, будто пришел на свидание с Мишель. Никаких проблем – я сел, и появился официант, он посмотрел на Мишель, чтобы удостовериться, что я не доставил ей неприятностей. Она выставила руку, как высокородная графиня, улыбнулась, и официант удалился. Никто не ходит сюда, чтобы поесть. – Мишель, ты можешь сделать кое-какую работу по телефону для меня? – Начинаем сегодня? – Через несколько часов. – Дорогой, все знают, что я лучше всех по телефону во всем Нью-Йорке. Но я подозреваю, что это не имеет ничего общего с чьей-то любовной жизнью, верно? – Верно. – Расскажешь подробности? – Когда мы будем на месте. – Так загадочно, Берк. Клиент платит? – Сколько ты хочешь? – Не будь таким, детка. Я не такая. Если есть деньги за эту работу, просто скажи, сколько ты можешь заплатить. Если это просто ради заработка для тебя, мне нужно позаботиться кое о чем если какое-то время я не буду зарабатывать, понятно? – Да. Но я не могу платить тебе, столько, сколько ты заслуживаешь. – Никто не может, сладкий, никто не может. – Это немного на окраине, Мишель. Мы открываем временный офис – понимаешь, что я имею в виду? – Только не на каком-нибудь проклятом складе. – На складе. – И это связано с?.. – Я все еще ищу этого урода, о котором я тебе рассказывал. Она помолчала минуту, затем склонилась и похлопала меня по руке. – Поехали-ка ко мне в отель, Берк. – На долго? – Чтобы взять косметику и одежду. – Мишель, это строго телефонная работа, понимаешь? Никто тебя не увидит. – Дорогой, я увижу себя. Если я хочу звучать по телефону как полается, я должна чувствовать себя как полагается. И чтобы чувствовать себя как полагается, я должна выглядеть как полагается. Такие дела. Я досадливо поворчал на эту задержку, хотя и знал, что она права. Мишель не испугалась. Она только распахнула глаза, посмотрела на меня и сказала: – Малыш, ты позвал меня на эту работу – если тебе не нравятся мои персики, не тряси мое дерево. Я только взглянул на нее – почти то же самое я говорил Флад. – Это важно, – сказала Мишель серьезным, не беспечным тоном. И я ничего не мог возразить на это. Мы все знаем, что именно нам нужно для выполнения нашей работы. Она была так же хороша, как и ее слова. Меньше, чем через пятнадцать минут после того, как я высадил ее, она спустилась по ступеням отеля, с ярким макияжем, как у модели. Я сидел в машине с газетой на лице – газетой, в которой я пробил дыру ножом для колки льда, который я всегда держу в машине. Это позволяет мне хорошо видеть улицу и впереди, и сзади через зеркало. Я не выключал двигатель, но Плимут работал тихо, как электрическая пишущая машинка. Я держал руку на передаче, а ногу на педали тормоза, но тормозные огни не горели. Как только Мишель села в Плимут, я снял ногу с тормоза, и мы исчезли, как дым в тумане. Глава 13 Макса не было на складе. Я припарковался, и мы с Мишель пошли вглубь, где я держал стол и телефонные будки. Пока она переодевалась в свой наряд, я проверил оборудование, созданное для меня Кротом. Это было прекрасно – работа Крота заставила Ма Белл выглядеть старой сукой, которой она и была. Мишель вернулась, поставил стол удобнее для себя и начала листать книгу, которую я ей дал. Проклятая книга стоит около пятисот баксов в год только за обновления – покупать военные секреты дешевле, чем прямые номера государственных служащих. Она нашла номер, который искала, и вбила его в штуковину Крота. Я слышал, как прошел звонок в динамиках, разговор с обоих сторон был слышен громко и ясно. – Администрация ветеранов, – ответил скучающий голос на другом конце. – Внутренний три-шесть-шесть-четыре, пожалуйста, – сказала Мишель голосом исполнительного секретаря. Прошло четыре гудка, прежде чем там подняли трубку. – Кабинет мистера Лири, – ответил бесцветный женский голос. – Мистера Лири, пожалуйста, помощник прокурора Соединенных Штатов Уэйн на линии, – сказала Мишель, уже лаконичным тоном высшего класса. Если Лири был рядом, было ясно, что он должен нести свою задницу к телефону – скоренько. Пауза, затем голос: – Это мистер Лири. Чем могу помочь? – Подождите, мистер Уэйн, пожалуйста, – сказала Мишель, нажимая на тумблер и с улыбкой отдавая мне телефон. Я взял трубку, смягчил голос (все эти парни активисты были из Лиги плюща) и начал диалог. – Мистер Лири? Приятно, что вы согласились поговорить со мной, сэр. Меня зовут Патрик Уэйн, помощник прокурора США по Южному округу Нью-Йорка. У нас тут возникла ситуация, в которой, надеюсь, вы нам поможете. – Ну… Помогу, если смогу. Вы уверены, что хотите говорить именно со мной? – Да, сэр, позвольте мне объяснить. Нас интересует человек, который в настоящее время получает ветеранские выплаты и наш интерес, честно говоря, касается торговли наркотиками. Мы готовим повестку в суд, на основании ваших платежных записей, чтобы мы могли определить степень способности этого человека поддерживать себя. – Повестку… – Да, сэр. Она будет передана вам лично и будет охватывать весь спектр вашей деятельности в соответствии с… но позвольте мне объяснить. Вот почему я звоню вам. Эта повестка – и, конечно же, показания присяжных – могут не понадобиться, если мы сможем обеспечить наше сотрудничество. – Сотрудничество? Но я не сделал… – Конечно, нет, мистер Лири. Все, что нам действительно нужно, так это возможность поговорить с этим конкретным человеком. Видите ли, мы узнали, что у него нет постоянного адреса – что он приходит прямо к вам за чеком каждый месяц. Все, что мы хотим, чтобы вы сделали, это приостановили его чек, в следующий раз, когда он придет, и позвонили в наш офис. Даже задержка на сутки – это более чем достаточно. Затем, когда он вернется на следующий день, мы сможем поговорить с ним. – И тогда не будет повестки? – Нет, сэр – в этом нет никакой необходимости. – Сначала надавить, потом смазать. – Конечно, я понимаю, что вы, вероятно, не заинтересованы в таких вещах, но политика нашего управления заключается в том, чтобы выделять государственные награды тем, кто помогает нам так, как вы. Если вы стесняетесь СМИ, мы можем избежать огласки, но наш офис считает, что вы должны иметь официальную благодарность. – О, это не обязательно, – заверил бюрократ, – я просто делаю свою работу. – И мы ценим это, мистер Лири, будьте уверены, ценим. Нашего человека зовут Мартин Говард Уилсон. – Какой у него номер? – Сэр, я буду откровенен с вами. У нас есть только старый номер, и мы уверены, что он сейчас с новым. Мы запросили вашу компьютерную сеть… – Ну, мы полностью компьютеризированы. Но поиск по имени занимает больше времени. – Поможет ли вам его последний известный адрес? – Конечно, – ответил он, теперь он говорил официальным тоном. – У нас есть шесть, ноль, девять Уэст тридцать седьмая улица, но мы понимаем, что он давно покинул это место. Хитрая нота проникла в голос госслужащего Лири, когда он сказал: – Это займет всего несколько минут, чтобы проверить, я могу вам перезвонить? – Конечно, сэр, пожалуйста, запишите наш номер, – и я назвал номер. Мы попрощались. Я выкурил еще пару сигарет, и Мишель вернулась к своему готическому роману, сунув в рот жвачку. Примерно через пятнадцать минут телефон зазвонил. Мишель нажала переключатель, прикусила жвачку. – Офис прокурора Соединенных Штатов, – сказала она приятным, живым голосом администратора. – Могу я поговорить с мистером Патриком Уэйном, пожалуйста? – спросил Лири. – Соединяю. – Мишель щелкнула выключателем, молча подсчитала до двадцати на пальцах, щелкнула переключателем снова и сказала: – Офис мистера Уэйна. Голосом, которым говорила раньше. – Могу я поговорить с мистером Уэйном? – спросил Лири снова. – Представьтесь, пожалуйста? – Мистер Лири, из Администрации ветеранов. – Секунду, сэр, он ждал вашего звонка. – Она щелкнула выключателем и передала мне телефон. – Патрик Уэйн. – О, Мистер Уэйн. Это Лири. Из АВ, – он говорил так, словно я мог забыть его. – Да, сэр. Спасибо, что перезвонили так быстро. – Мистер Уэйн, у нас проблема. – Проблема? – спросил я сдержанно. – Ну, не то, чтобы проблема. Но вы сказали, что этот Уилсон забирает у нас чек каждый месяц. Но наши записи показывают, что чек отправляют на его домашний адрес. – И его домашний адрес?.. – я старался сдерживать нетерпение – Возможно, это другой Уилсон. – Нет, сэр, – заверил бюрократ, теперь уже уверенно. – Это точно то имя, что вы назвали и тот же адрес. – Вы имеете в виду… – Абсолютно. Чеки Мартина Ховарда Уилсона отправляют ему по почте на тридцать седьмую улицу шесть, ноль, девять Уэст, квартира номер четыре, Нью-Йорк Сити, Нью-Йорк один, ноль, ноль, ноль, один, восемь. Как вы знаете, у него инвалидность второй степени. Этот адрес был использован… дайте посмотреть… для последних девяти чеков. Он получил последний только на прошлой неделе или около того. – Я понял. – И я начал проклинать себя за тупость. – Ну, сэр, наша информация заставляет нас поверить, что он отказался от этого адреса. Позвольте мне спросить вас, мистер Лири согласитесь ли вы задержать свой чек на день, чтобы он пришел лично? Вы же не пересылаете эти чеки по новым адресам? – Конечно, нет, мистер Уэйн. На самом деле, на конверте указано, не пересылать. Если он переехал, чек будет возвращен нам. Мы не меняем адрес, если не получим официального уведомления от самого ветерана. – Хорошо, сэр. Теперь, при условии, что чек вернется к вам, он может просто прийти к вам в офис и забрать его, если у него есть надлежащее удостоверение личности, конечно? – Да, он мог бы так сделать. Некоторые так и делают. – Что ж, сэр, вы согласитесь задержать его чек на день, если он будет вам возвращен? Все, что мы хотим, чтобы вы сделали, это сказали ему прийти на следующий день и позвонить нам в офис. Вы сможете это сделать? – Ну, это немного необычно, может, я мог бы просто задержать его на некоторое время и позвонить вам? – Что ж, сэр, мы предпочли бы предложенный вам алгоритм действий. Но мы ценим ваши усилия, и я считаю, что решение, которое вы разработали, будет более чем удовлетворительным. – Да, так будет лучше, я имею в виду, эти ребята привыкли ждать пока их проверят, понимаете? Еще несколько часов ничего не изменят. Но целый день… для этого мне придется получить одобрение. – Поможет ли вам письмо от моего начальства на официальном бланке, сэр? – Да, сэр, мистер Уэйн. Это было бы идеально. – Очень хорошо, оно будет отправлено Вам позже на этой неделе. Знаете, каково это заставить босса подписать что-нибудь. – Я заговорщицки усмехнулся. – Мне ли не знать, – согласился он, расслабившись. – Хорошо, сэр, договоримся так. Если Уилсон появится до того, как придет наше письмо, вы задержите его на пару часов и немедленно уведомите мой офис. И, если наше письмо придет первым, я уверен, у вас не будет никаких проблем с получением одобрения, чтобы задержать чек на день. – Хорошо, это будет прекрасно, мистер Уэйн. – Сэр, от имени всего нашего офиса, я ценю вашу помощь. Мы вам позвоним. – Спасибо, мистер Уэйн. – Спасибо, мистер Лири, – сказал я и повесил трубку. Глава 14 Я посидел минутку, упиваясь собственной глупостью. Какая-то блондинка бимбо приходит в мой офис и говорит мне, что она спугнула тяжеловесного урода, отпинав военного, и я принимаю ее слова на веру. Это как когда я вернулся из тюрьмы – все ребята хотели знать, как попасть на условно-досрочное освобождение, как подать на УДО, что вам сойдет с рук, как тщательно они вас проверяют… всякое такое. Так кого им спрашивать? Естественно, только тех, кто был там, кто знал что-нибудь об условно-досрочном освобождении, были болванами, которые вернулись в тюрьму при нарушении условий УДО. Все мы, во всем мире продолжаем путать повторяющиеся неудачи с богатым опытом. Возможно, этот Уилсон подсунул смотрителю несколько баксов и наказал ему говорить всем, кто приходит, что он съехал несколько дней назад. А на деле, возможно, он все еще там. Я не хотел брать такого персонажа без поддержки Макса, но я не знал, где он, и у меня не было времени, чтобы найти его. Я сказал Мишель собрать вещи и сваливать. Если Уилсон все еще там, он может быть на пути сюда, прямо сейчас. Я был всего в паре миль от адреса, который мне дали в администрации, но это было в паре миль через город, и был уже почти час дня. Мишель позвонила Маме и сказала, чтобы Макс приехал на тридцать седьмую улицу, но я не знал, когда она сможет с ним связаться. Макс может многое, но пользоваться телефоном он не может. Большой Плимут ехал по улицам, двигаясь сквозь плотный поток, как хороший карманник на работе. Может быть, Уилсон был там все время – сидел в своей меблированной комнате, окруженной детскими порнографическими журналами, доставал контейнер с едой и думал, что он в безопасности. Или, может быть, адрес никогда не был его – может быть, у него были мозги, чтобы жить не там, куда приходит почта, может, у него был адрес пересылки. Или, может быть, он паковал свои вещи, уже тогда, когда я направлялся к нему. Слишком много может быть, и нет времени, чтобы разобраться с ними. Мне придется ударить в одиночку – ни Макса, ни Пэнси. Но ничего не поделаешь, это нужно сделать. Плимут пересек Одиннадцатую авеню и проехал мимо гигантской строительной площадки, где очередной мультимиллионер строил очередное здание для своих братьев и сестер. Я нашел тридцать седьмую улицу и стал искать, куда припарковаться – мне, возможно, придется быстро убраться оттуда. Все занято. Ладно, вернемся на тридцать восьмую, и там я, наконец-то, нашел, где встать. Я поставил машину, готовую ехать в обратном направлении, и начал сдавать назад, когда услышал сигналку позади себя: какой-то жалкий кусок мусора хотел мое место. Я проигнорировал его, но подонок сунул нос своей Эльдорадо впереди меня. Тупик – он не мог поместиться там, но этого было достаточно, чтобы заблокировать меня. Таранить его или заговорить? Я выскочил из Плимута, как будто я был достаточно зол, чтобы пришибить его, выхватил значок и свой пистолет 38 калибра. Я подошел Эльдорадо – водитель нажал кнопку стеклоподъемника, там сидел сутенер в шляпе и улыбнулся, показывая золотой зуб с бриллиантом в центре. – Полиция! Уберите свой сраный автомобиль! Сейчас же! Я перевел дыхание, сутенер поднял руки и молча отъехал. Плохой ход с моей стороны – может быть, я привлек слишком много внимания к Плимуту, но он выглядел достаточно похожим на немаркированные автомобили, которые использовались полицией на юге Мидтауна. Я припарковал Плимут и включил все ловушки на случай, если сутенер решит вернуться и вытворить глупость. Это была бы плохая идея – у меня был его номер. Я вышел на улицу. В тот час квартал был мертв – рабочие ушли, воры еще спали, а дельцы смотрели телевизор. Номер 609 был на углу, как раз там, где сказала Флад. Шестиэтажный многоквартирный, кирпичный дом. Две деревянные двери из стекла, незапертые, внутри ряд почтовых ящиков, большинство из них без имен, без зуммера. Внутренняя дверь была заперта. Один звонок был отмечен, как смотритель, я позвонил. Ожидая ответа, я думал, как сыграть следующую роль. Если бы это был дом среднего класса, я бы выступил в роли детектива Берка из полиции Нью-Йорка. Я выглядел очень похоже, я был одет прямо, как коп, в представлении среднего класса, и я мог бы сыграть копа. Но любой житель этого района бы мигом раскусил меня. Детективы больше не работают в одиночку – Департамент им не позволяет. И они не одеваются так, как я, если они не на захвате – я оставил двойную вязаную маску дома в шкафу, где она всегда лежала. Если бы у меня было время, я мог бы взять одного из квази-копа с собой, ну, знаете, такие придурки со значками, любят притворяться, что они настоящие полицейские. Они присоединяются к какой-нибудь организации, получают почетный значок, выходят и сразу же покупают себе набор наручников и синюю мигалку для своей машины. Они тусуются в полицейских барах и разговаривают, как будто их показывают по телевизору. Я – основатель и единственный бенефициар Ассоциации детективов метро, которая зарегистрировала десятки таких неудачников. Мы не взимаем членские взносы, конечно, так как все наши люди делают важную волонтерскую правоохранительную работу. Но вы будете поражены тем, как многие из них покупают дополнительный сертификат, наклейку на бампер, ламинированную пластиковую карточку с фотографией, золотой значок в футляре из натуральной кожи – все это. Это стоит им в среднем по штуке на человека. Вы говорите носителю значка, что он настоящий «офицер мира», и у него сразу наступает оргазм, возможно, первый раз в жизни. Неплохая задумка, мне иногда помогает, но на этот раз, как раз, когда он был мне нужен, никого из них рядом не было. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=40276469&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.