Плиты и провалы

Плиты и провалы Андрей Диченко Пока одинокий психоаналитик исследует феномен цикличности смерти в компании самоубийц, демоны экспериментируют с трансцендентной трансформацией малолетних преступников. В это же время одинокий немой мальчик становится пророком мрачного будущего. Виною тому – неопознанный объект женского пола, произвольно меняющий ход истории и свои имена. «Плиты и провалы» – фантасмагория на грани абсурда, некроромантизм, перерастающий в агрессивную бессмыслицу, или вывернутая наизнанку человеческая фантазия, перешедшая все грани дозволенного. Андрей Диченко Плиты и провалы Памяти Александра Михайловича Кнебелева, который во всем этом пытался отыскать нечто светлое. Общество жаждет Лишь твоей плоти, Но этого мало. Плиты провалы, плиты провалы. Томные взгляды под одеялом Светятся алым. Плиты провалы, Плитопровалы. Ругают тебя, Зарывая в канаву, В плитопровале Плоти кровавых, Юродивых, жалких, Такие подарки Зальются бетоном Без чести и славы. Плиты провалы Плиты провалы, Путь одинокий Той, что рожала Ублюдкам. Кричала Им вслед «Подавитесь Провалом, Провалитесь плитой… Подо мной одеялом Плита от надгробья Не треснет. Саван Вас не спасет От тех, чей дьявол Ступает по этой земле. Плитопровальная пропасть Во мне. Пролог Сутулая женщина, завернутая в разноцветные рваные платки, больше похожие на истрепанную ветошь, шла по извилистой горной тропе. Перед ней простирались лишь заостренные каменные богатыри, воткнутые снежными шапками в небесную длань. Из-за обилия тряпья на ее теле даже вблизи невозможно было сказать, что девушка в лоне своем донашивала плод. Округлость ее живота была спрятана в лохмотьях. Прильнув губами к горному ручью на каменном изгибе, женщина внезапно почувствовала, как некий молот колотится в ее внутренностях. Она ощутила единичный удар, от которого сосуды в глазах полопались, словно трубки, наполненные ртутным паром. В следующую секунду стало так больно, что небо над ее головой обернулось клубами черного дыма, снежные вершины налились кроваво-бордовым цветом, а ручей превратился в поток раскаленной добела лавы. Отмучившись несколько последних часов на холодной каменистой поверхности, женщина родила девочку, лица которой так и не увидела, а затем умерла. Часть I Психоаналитик Сверхсознание Валерий Владимирович тщательно намыливал руки над раковиной. Из хромированного крана плотной струей лилась горячая вода. Валерию Владимировичу нравилось, когда вода обжигала. Засунешь обе ладони под этот исходящий паром поток и прикусываешь губу, отсчитывая секунды. Максимум три, а потом вспышки перед глазами и приятное покалывание под ногтями и на изгибе кистей. День у него выдался тяжелым из-за большого количества капризных пациентов. Кроме того, невыносимо жаркая погода, томящая духота и скверное настроение, оккупировавшее разум сразу же после пробуждения в мокрых от пота простынях. Но Валерий Владимирович работал психологом, а поэтому не имел права поделиться своими мрачными мыслями с искалеченными посетителями его спартанского кабинета. Чудные люди ежедневно посещали Валерия Владимировича и доносили ему свои странные идеи. Он в ответ кивал головой, писал что-то в своем блокноте, доставал карточки с примитивными рисунками и с помощью аналогий и символов пытался выдумать историю, из-за которой пути посетителя должны были вновь привести его к нему. Вчера – грузная женщина примерно пятидесяти лет. Ей кажется, что муж вскоре зарубит топором внуков. Она тревожно рассказывает об этом, мечась взглядом по крохотному кабинету. Говорит, что не спит ночами и прислушивается к храпу подаренного ей судьбой человека. А потом она идет на кухню и ломает ножи, чтобы затем выкинуть их в мусоропровод. Утром муж морщит лоб и, что-то ворча себе под нос, отламывает куски черного хлеба прямо от нетронутой сухой буханки. Ссыпая крошки в ладонь со стола, он зло смотрит на двух близняшек, несущих домой хорошие оценки в дневниках. А она вопрошает, как же мне точно знать, не возьмет ли он камень или табуретку и не стукнет ли по головке маленькое создание? Сначала одно. Потом второе. Ведь он может. Все потому, что защищал родину на самых далеких ее окраинах и там его били без всякой мотивации. Закаляли сталь, как он частенько говорил пьяный. Отсюда и опасности. Сидит взволнованная женщина, вся сотрясаемая самыми противоречивыми чувствами, и рассказывает Валерию Владимировичу, что уже надо бежать, потому что ровно в шесть вечера вернется муж и нужно будет следить за ним. И за детьми. Махнув рукой, она собирается впопыхах и убегает. Слышен только цокот ее каблуков на лестничном пролете. Или позавчера – парень в строгом деловом костюме. Двадцать один год. Мечтает открыть свой банк с броской вывеской сразу после окончания университета. Он считает, что его грязными помыслами в отношении старшей сестры самолично заведует Дьявол. Но ничего не может с собой сделать. Разве что неестественная форма удовлетворения полового влечения ослабит его желание на несколько часов, а потом опять. Рассказывает, как пытался жить в одиночестве и спать с красивыми девушками, которым только-только разрешили совершать акты близости. Но перед глазами – одна лишь сестра. Ее грудь под потоками воды и в белой, словно зефирный мусс, пене, алые губы и глаза такого цвета, какой бывает волна возле побережья холодного Балтийского моря. Он хочет целовать тело сестры и выражать свою любовь физиологически. Грешно, молодой человек. Очень грешно. Надо подавлять такие желания. Химически или силой воли. Валерий Владимирович пока что не знает, что следует прописать этому мальчишке, не способному обуздать собственную страсть. На прошлой неделе – мужчина. Человек семейный и увлеченный компьютерным проектированием. Считает, что его конкуренты используют психотеррористические методы борьбы с его небольшой фирмой. Хочет набрать бензина в пустую бутылку из-под минералки и жечь их машины. Или взять потертый и пропахший порохом карабин его покойного отца, чтобы стрелять в жен и детей, охочих до чужих способов выживания. Они подгоняют под его двери микроавтобусы с излучателями. Потом умудряются среди ночи внедрять свои нанотехнологические жучки под обои. Приходиться брать спальный мешок и под тиканье настенных часов засыпать в офисе. Просыпаться каждый час и совершать окружные обходы. Но ведь это не так? Всего лишь мания, навеянная часами, проведенными в киберпространстве? «Мания», – говорит ему Валерий Владимирович. И работает с мысленными потоками человека. Поворачивает их, как группа инженеров-энтузиастов загоняет в обратные направления гигантскую рябь течений. Люди посещали Валеру с некой закономерной периодичностью, над которой психолог долго размышлял. Однажды перед сном он даже пришел к выводу, что существует набор демонов, которые просыпаются строго в определенные времена года и начинают обволакивать своими метафизическими щупальцами слабых. Позже он и вовсе решил, что непременно возьмется за чтение всяких старых текстов, в которых герои мистических кинофильмов ищут ответы на все вопросы. Но реальность была такова, что консультирующий десятки пациентов не смог осилить даже библию. Случалось, что, оплатив в кассе у неразговорчивого консультанта визит, люди приходили единожды. Что-то бормотали, пугались собственной сути и, смущенно попрощавшись, бежали прочь, будто бы ошиблись номером и совершили опрометчивый поступок. Возможно, это было неким кощунством или же обычным жизненным укладом, но во времена своего студенчества, когда Валера посвящался в таинства психологии, его будущая работа казалась более привлекательной. Но психика людей, с которой он сталкивался на протяжении всех этих лет, не была чем-то творческим, экспериментальным, не была пронизана вожделенным эзотеризмом, который он время от времени пытался во всем этом открыть. В его абстрактных видениях работа казалась ржавым механизмом на шестеренках, по бокам которых вольготно проживал сырой мох навязанного свыше мнения. В дверь осторожно постучались. Перед тем как сказать «да» или просто пойти и открыть ее, Валера набрал полные легкие воздуха, будто готовился сказать длинную речь. Быть может, это была уборщица или коллега из его консультационного центра. Однако неведомым чутьем психолог уже догадался, что под конец рабочего дня к нему нагрянул очередной пациент. Внеплановый. Несмотря на строгий учет, Валера таким не отказывал в надежде, что рука боязливо протянет ему конвертик с незаконным вознаграждением. – Войдите, – монотонно и без всякого энтузиазма произнес Валера. Взору его предстала девушка лет двадцати, с темными вьющимися каштановыми волосами и голубыми, как арктический лед на детских рисунках, глазами. – Здравствуйте. Вы Валерий Владимирович? – застенчиво поинтересовалась девушка. Психолог в ответ лениво кивнул головой и рукой указал на стул, поставленный строго напротив него. В кабинете, кроме стола, двух стульев и полок с бумагами, еще находилась койка. Некоторые клиенты, лежа на ней, бессознательно изливали душу специалисту. Валера же подавлял в себе желание гладить своих посетителей по голове и допускать акты некоторой излишней близости. – Меня зовут Милена. Мама пьяная часто говорила, что в честь миллениума и конца всего… – произнесла девушка и, робко улыбнувшись, подошла к столу. Валера испытал прилив теплоты. Сердце его принялось отбивать скоростной ритм, а ладони покрылись микроскопическими капельками пота. Милена, усевшись поудобнее, посмотрела Валере прямо в глаза, слегка подавшись вперед. Валере показалось, что сейчас она схватит его за галстук и своим ртом вопьется в его щетину и прогрызет щеку насквозь. Чаще всего пациенты были напуганными людьми и оттого никогда не смотрели врачу в глаза. Сейчас же дело обстояло с точностью до наоборот. – Что у вас? – нетактично и неуверенным голосом произнес Валера. Ему стало немного стыдно после грубо брошенного вопроса, и он принялся водить ручкой по листу бумаги, который специально приготовил для игр на ассоциативное мышление. – Сублимируете? – заигрывающе спросила девушка, глядя на руку психолога. Валера строго на нее посмотрел и сделал вид, что сказанное слово было шуткой, хотя про себя мимоходом подумал, что она слишком много знает. А потому становится опасной для него. – Ничего. Я просто хотела сказать, что мне не дает покоя постоянное ощущение того, что я каждый раз завершаю жизнь самоубийством. – После этих ее слов психолог, возможно, демонстративно, принялся записывать сказанное на изрисованный лист бумаги. Наморщив лоб, он всем своим видом пытался показать авторитетную заинтересованность. Девушка замолчала. Украдкой она поглядывала на записи Валеры. Его корявый почерк на белом листе ее раззадоривал. – Продолжайте говорить, – сухо произнес психолог, не поворачиваясь лицом к девушке. – Ну вот, я каждый раз заканчиваю жизнь самоубийством и понимаю, что это ничего не меняет, – после ее слов наступила небольшая пауза. – Вот, в общем-то, и все, что я хотела вам сказать, уважаемый Валерий Владимирович. – То есть вы хотите сказать, что у вас были попытки самоубийства и они ничего не меняют в вашей жизни? – серьезно спросил психолог и посмотрел на улыбающуюся девушку. Она в ответ рассмеялась. – Нет, вы не совсем меня поняли, Валерий Владимирович. Я завершаю свою жизнь самоубийством, но в ней ничего не меняется. – Девушка с усмешкой смотрела на немного смущенного из-за ее витиеватых формулировок психолога. – Так вы говорите, что завершали жизнь самоубийством. Но, по всей видимости, вы сами себе это придумали, потому что ваше физическое тело… – он указал рукой на нее. – Собственно, вы сейчас присутствуете здесь и говорите со мной, значит, надо полагать, что в данный момент вы живы и находитесь в сознании, пускай оно несколько иначе воспринимает мир… – Нет, я немного не это имела в виду. Точнее, совсем не это, – Милена закрыла глаза и, ухмыльнувшись, продолжила. – Я хотела сказать, что то, что вокруг меня сейчас происходит – оно нереально. Я думаю, что даже вас сейчас не существует. А все потому? что я убила себя, но ничего не изменилось. А то, что сейчас происходит? – это лишь остаточная реальность, которую я сама себе выдумала и строю ее? как хочу. Как будто книга судьбы раскрыта передо мной, и я на ходу туда пишу то, что хочу, – произнеся это, девушка убрала со лба копну темных волос. – На самом деле то, что вы сейчас говорите, не соответствует реальности. Потому что, скорее всего, ваши слова являются фантазией и не более. Вы сами усложняете себе жизнь, накручиваете, – Валера старался говорить общо, потому что его системный рабочий день закончился. Сейчас ему хотелось одного – поскорее прийти домой и, упав на диван, посмотреть ненавязчивое глупое кино для разгрузки мозга. Несмотря на то, что случай девушки показался ему изначально интересным, в этот вечер он был не совсем готов с ним разбираться на глубинных уровнях. Валера, было, хотел предложить встретиться завтра в неформальной обстановке, как девушка внезапно произнесла: – Ладно, Валерий Владимирович. Я вижу, вы сегодня устали! Я приду в следующий раз, а пока можете обо всем забыть. Смущенный психолог лишь успел кивнуть головой, но Милена этого не увидела, так как резко выскочила за дверь, будто бы сильно куда-то спешила. Прокрутив в памяти произошедшее, Валера встал из-за стола и накинул на себя легкое пальто. В голове его родилось предположение, что эта девушка на удивление тонко чувствует мысли чужих людей – а значит, она особенная. На мгновение он даже подумал, что вдруг она на самом деле уже видит расписанным свое будущее? Но не настроенный на эзотерические рассуждения, он отсек эти фантастические идеи и вышел из кабинета. Ради интереса Валера решил спуститься к кассе на первом этаже здания, где обычно люди регистрировали и оплачивали услуги психологической помощи. За кассовым аппаратом сидела Марта Васильевна – добродушная женщина средних лет, напоминающая героиню ситуативных социальных драм. Когда Валера подходил к ней, она что-то увлеченно читала, уставившись в мерцающий монитор старого компьютера. – Марта Васильевна, еще раз здравствуйте! – Добрый вечер, Валера! Чего домой не идете? Или уже идете? – ответила Марта Васильевна, не глядя на покидающего работу психолога. – Да вот уже собираюсь! Хотел у вас спросить фамилию девушки, которая сейчас ко мне заходила на прием, с каштановыми волосами такая… Имя редкое – Милена, – произнес Валера. Марта Васильевна оторвала взгляд от монитора и удивленно посмотрела на него. – Да не заходил вроде никто, вы уже заработались, наверное. Последние минут сорок точно никто не заходил. Выходили только, но девушек среди них я не припомню. Все – ваши коллеги. – Ясно. Спасибо! – Валера не стал вдаваться в подробности и сделал вид, что ничего такого не произошло. То, что сказала увлеченная очередной мыльной оперой кассир, означало только одно – девушка зашла к нему без всякой очереди и записи да еще и мимо центрального входа. Вышла наверняка так же. Вскоре психолог поехал домой, крепко держа черный руль автомобиля. Даже ненавязчивая музыка вечернего радио не могла отвлечь Валеру от раздумий, откуда эта девушка могла знать его по имени и отчеству. По пути домой он иногда перестраивался из одного ряда в другой, периодически сигналил хамоватым автомобилистам и старался внимательно следить за дорогой. Но отвлечься от размышлений про судьбу Милены так и не смог. Приехав домой на окраину большого города, утыканную клонированными многоэтажными домами и замкнутую широкой кольцевой дорогой с вечным шумом, он зашел в подъезд, где в нос тут же ударил острый запах разбросанной по углам хлорной извести. Пройдя мимо сломанного лифта, исписанного черным маркером, он поднялся на четвертый этаж и открыл два замка своей двери. Не разуваясь, Валера прошел на крохотную кухоньку, где три человека уже чувствовали себя в тесноте и, открыв скрипучую дверцу жужжащего холодильника, достал из него тарелку с заранее приготовленной едой. Сняв обувь, он направился по скрипучему полу узкого темного коридора в единственную комнату. Прильнув к дивану, Валера включил телевизор. Показывали сюжет про самоубийц. Мелькали наспех нарезанные кадры из домашней хроники девушек, которые недавно свели счеты с собой. Мужчина вслушивался в слова. «Одной из спрыгнувших с 10-этажного дома девушек была уроженка Приморского края России, которая вместе с семьей приехала в 2006 году в Беларусь и получила вид на жительство», – сообщили в прокуратуре. Там уточнили, что она училась в одном из университетов Витебска. Вторая девушка, которая спрыгнула с крыши, была учащейся одного из городских училищ». – Родителей жалко… – произнес Валера вслух и включил музыкальный канал. Через несколько месяцев будничной работы Валера уже и позабыл о той странной девушке, которая однажды к нему заглянула. По долгу службы он, конечно же, периодически встречал людей, которые пытались досрочно завершить свой жизненный путь, но те не выглядели жизнерадостными и улыбающимися, коей была загадочная Милена. Те люди напоминали затравленных едким газом истасканных дезертиров, которые ходили по расстрельным коридорам и озирались на каждый шорох. В один из вечеров, когда Валера укладывал в нижний ящик стола нужные бумаги и письменные принадлежности, в дверь постучали. Стук показался ему слишком знакомым и от этого таинственным. Было уже почти семь вечера, и Валера на своем рабочем месте задержался по личным делам, а поэтому гостей не ждал. Он, было, подумал, что кто-то просто ошибся кабинетом, но предчувствие подсказывало, что здесь происходят не совсем внятные вещи, ибо уборщица делала несколько грубых ударов кулаком, а потом безо всяких приглашений открывала деревянную дверь кабинета. Тут же его ждал незваный гость. Он сказал нетвердое «да», и в кабинет вошла девушка. Высокого роста, с блестящими русыми волосами и зелеными, как у кошки, глазами. – Здравствуйте Валерий Владимирович. Меня зовут Милена, в честь Миллениума. Но я вам уже рассказывала. – Валера удивился и от смятения уронил ручку на пол. – Видите? Ничего ведь не меняется… – Произнесла девушка, горько и безнадежно рассмеявшись. Огонь горит ярко Валера попытался было собраться и волевым усилием прекратить душевные метания, но въедливый смех девушки настолько его впечатлил, что весь мысленный поток обернулся тотальным смятением. В сознании его наступил полный вакуум, а разум будто бы отформатировался и перезапустился. На какое-то время Валера почувствовал себя маленьким ребенком, запущенным в агрессивную среду злобных взрослых. – Скажите… – хотел спросить Валера, но после первого слова ощутил, что испытывает невероятное состояние, когда сказать в общем-то нечего. – Ничего страшного, Валера, я скоро уйду. Найди меня, пожалуйста, – голос девушки наполнился обреченностью, и она вышла из кабинета, аккуратно закрыв за собой дверь. Никаких шагов и посторонних звуков. Никаких теней. Только замершие стрелки часов. Ветра нет. Кажется, даже солнечный свет был искусственным, словно от лампы, от тысячи ламп, но не от звезды. Все вокруг будто бы обернулось пластиковым, безвкусным, ненатуральным и противоестественным. Валера тяжело сглотнул. Преодолевая страх, он встал из-за стола и, замерев, вновь попытался прислушаться. Но в ответ – тишина. Мир вокруг словно омертвел. Когда Валера приоткрыл скрипучую дверь, демонстрирующую его взору хорошо освещенный коридор, то не застал там ничего необычного. Кроме фальши. И незримого следа девушки, появившейся из пустоты и в эту же пустоту погрузившуюся. Кажется, он мог ощущать ее и, закрыв глаза, брести сквозь стены и необозримые лабиринты. Спускаясь вниз по крутой бетонной лестнице, Валера наткнулся на уборщицу, которая в ответ на его странноватые вопросы лишь покачала головой и в очередной раз заверила, что происходит что-то неладное. Уборщица распространяла противную злость. Валере казалось, что если он прикоснется к ней, то кожу его начнет окутывать черная несмываемая слизь. От страха превратиться в твердый кокон он вжался в угол коридора. Уборщица, выпрямившись, сверлила его взглядом. Швабра в ее руках была неким жезлом, с помощью которого она могла создать разлом во времени и отправить Валеру туда, откуда возврата нет. Но он ощущал, что время для таких путешествий еще пока не настало. Резко рванув вперед и обогнув уборщицу, Валера бросился к выходу. После встречи с ней он впервые задумался о том, что начинает сомневаться в трезвости своего ума. И, быть может, все сумасшедшие истории, которые ему доводилось слышать во время долгих часов работы, стали какой-то брешью в разуме или сосудом, который где-то там, глубоко, разбился и заражает здоровые клетки. В этот день Валера приехал на работу на общественном транспорте, потому что планировал после встретиться с друзьями и выпить пива в уютной и недорогой забегаловке. Однако из-за всех этих обстоятельств он лишь желал почувствовать себя в безопасности. Но вокруг не было людей, за которых можно было бы спрятаться. Все будто бы испарились, побросав свои разноцветные автомобили на причал в вечности. Двигаясь к условному месту встречи с друзьями, Валера обратил внимание на переулок, обрамленный стройными рядами просторных довоенных домов. Зайдя за один такой дом, он увидел несколько подъездов с металлическими дверями и припаркованными практически вплотную автомобилями. Валера решил перевести дух, ибо от всех этих событий у него разболелась голова. Он подошел к детской площадке и уселся на поломанную лавку, слегка присыпанную золотистым речным песком, невесть как тут оказавшимся. Под весом его тела лавка звонко треснула, но на части так и не разломилась. Валера поднял голову к небу и полной грудью вдохнул городской воздух, пропитанный промышленной гарью. Наблюдая за пикирующими на крыши домов стаями ворон, он пытался вспомнить, как выглядела предыдущая девушка. Быть может, все эти события – всего лишь совпадение или какая-либо неудачная шутка, придуманная его же друзьями? Он закрыл глаза и попытался найти что-то общее между двумя девушками. Волосы можно перекрасить, фигуру – подкорректировать, но их лица были абсолютно разными. Когда Валера вновь открыл глаза, в поле зрения попало граффити, которое он сразу не приметил. Показалось, что оно было сделано в то самое мгновение, когда он отвлекся на свои тревожные рассуждения. – Мистика какая-то… Ну никак я не мог его не заметить… – пробубнил себе под нос Валера, встав на ноги. Он начал подходить ближе к надписи. У Валеры было плохое зрение, отчего он щурился, пытаясь установить, что же сказано на этом отрезке стены. Надпись гласила: «Станция пограничных исследований». По краям были расположены символы, похожие на синтез скандинавских рун и грубой арабской вязи. Валера подошел практически вплотную к стене дома и не придумал ничего лучше, чем прислониться щекой к краске. – Свеженанесенная, – утвердительно произнес он и, чтобы окончательно убедиться в своих догадках, прикоснулся к надписи пальцами. Стена была холодной и шершавой на ощупь. Одернув руку, Валера обнаружил, что ладонь его стала черной, будто весь день он таскал угли из потухшего костра. Салфеток и платка под рукой не было. Буквально в трех метрах от надписи уходили вниз ступеньки, ведущие, вероятно в подвальное помещение дома. Валера аккуратно спустился, ощущая под ногами треск битого стекла. Пористые стены по обе стороны густо обросли рыжим мхом, за которым едва виднелись выцарапанные надписи. Оказавшись внизу, Валера встал напротив деревянной двери, ведущей в сплетение подвальных коммуникаций. Из расщелин тянуло теплом и сыростью. Валера приоткрыл дверь и тут же услышал, как что-то резко побежало прочь от двери. Живое и юркое. Вполне вероятно, что это была одичавшая бездомная собака или кошка, выбравшая подвал своим укрытием… Но топот был такой, будто маленькое существо передвигалось на двух ногах. Валера зашел в подвал, инстинктивно нащупал пластмассовый выключатель, врезанный в кирпичную стенку. Щелчок – и под потолком одинокая лампочка в черном патроне осветила содержимое помещения, больше походившее на заброшенный военный склад. В подвале стояли плетеные и чем-то набитые округлые мешки, наполненные сыпучим содержимым. Большинство помещений было огорожено металлическими решетками и замкнуто навесными замками. В углу сидели двое детей – мальчик и девочка, которым на вид было не более семи лет. Белокурая девочка обнимала мальчика тоненькими хрупкими ручками, усеянными то ли синяками, то ли следами от комариных укусов. А он, кучерявый как цыган, дрожал, и напуганные голубые глаза пристально смотрели на Валеру. Кажется, он иногда открывал свой рот и хотел закричать, но не мог. Смыкались губы, а взгляд его выдавал подлинные ужас и боль. Девочка же, одетая в легкое, рваное летнее платье, грозно исподлобья смотрела на Валеру. Как и следовало ожидать, первой заговорила именно она. – Что вам нужно в нашем доме? – в ответ Валера выдавил из себя натянутую улыбку и хотел сказать что-нибудь умиротворяющее, чтобы затем подойти к этим детям. Но нет. Маленькие создания вновь атаковали растерянного гостя. – Вы пришли за моим братом, товарищ? – голос ее был тонким и звонким. Он совершенно не сочетался с воинствующим образом этой маленькой подвальной феи. «Товарищ» из уст девочки звучало как призыв к сопротивлению и намек на большой подвиг маленького человечка. Услышав, что говорят о нем, мальчик начал хныкать. Под ним образовалась небольшая лужа, равномерно растекавшаяся по холодной земляной поверхности, вытоптанной тысячами сапог. Валера замер на месте. Девочка в этот момент посмотрела на брата, и мужчина ощутил, каким сердечным был ее взгляд. – Бедный Владик, не бойся его, – произнесла она и погладила мальчика по грязным, засаленным кудрям. Даже в тусклом свечении волосы его блестели. Мальчик разрыдался пуще прежнего. – Папа, не бей меня, – сквозь всхлипы произнес он. Валера сделал несколько осторожных шагов по направлению к детям, но внезапно девочка превратилась в силуэт чистого света, отчего ему пришлось прикрыть глаза ладонью и инстинктивно отступить. Еще через секунду он содрогнулся от удара по голове, который пришел изнутри, будто бы рванула шальная петарда, запрятанная в сером веществе. С треском качнулся гигантский маятник, интервалы колебания которого отсчитывали внеземное время. А потом – лишь глаза этой девочки, которые, впрочем, можно было легко перепутать со взглядом пантеры, вышедшей на охоту в глубине тропической ночи. Свет в подвале погас, а девочка превратилась в пятигранную звездочку, отливающую синими и красными цветами. Закружившись, она сначала приближаться к неподвижному Валере, а потом прошила его тело насквозь и ушла навылет в иное измерение. Валера упал на земляной пол, от которого пахло мокрой грибковой плесенью. Перед тем как его сознание окончательно эволюционировало в сгустки черной вязкой материи, подавляющей любые признаки привычного существования, он подумал о том, какой же прекрасной была жизнь в его конуре. Теперь Валера явился в новое пространство сторонним наблюдателем. Кроме него, в грязной комнате, где из всей мебели стоял только продавленный диван, были некие невидимые существа, от которых веяло теплом. На диване лежал скулящий мальчик и смотрел в некогда побеленный потолок, похожий теперь на лунный грунт из астрономических атласов. Валера подошел к мальчику и, нагнувшись, осознал, что тело его в реальности этого юного создания отсутствует. Почувствовав неприятную щекотку в затылке, Валера понял, что это тепловые фантомы, внедренные в эту плоскость из неизвестного источника. Присутствие остаточного человеческого образа, вероятно, раздражало мозговые центры этих организмов. Совершенно неожиданно в комнате оказалась живая уродливая женщина. Она уверенно прошла сквозь Валеру прямиком к кровати. Из всей одежды на ней были только мужские спортивные штаны. Переместившись на несколько шагов, Валера разглядывал ее шершавую кожу, усыпанную большими коричневыми пятнами, напоминавшими ржавчину. В стороне от кровати он заметил новую деталь – на одной из стен черной краской чья-то неуверенная рука нервным почерком вывела слово «Пустота». Ему показалось, что его сознание занесло в обитель призраков. Но в следующую секунду Валера ощутил, что сам является всего лишь призраком в мире тотальной человеческой жестокости. Женщина подошла к кровати мальчика и, нагнувшись, принялась по-звериному принюхиваться, словно в прошлой жизни была ослепшей дворовой кошкой. – Вот же уродец! – вскрикнула она, отдернувшись. В комнате пахло гнилью, дешевым табаком и мочой. – Чертов уродец! – зло повторила женщина и, сжав тощие пальцы в кулак, больно ударила мальчика по животу. Несмотря на глубоко сокрытое чувство абсолютной справедливости, как-то вмешаться в эту ситуацию Валера не мог. Он молча наблюдал как от потока негативной энергии фантомы, которые до этого момента были незримыми, начали превращаться в клубы густого белого дыма. Перевернувшись на бок, мальчик с сумасшедшими глазами начал плеваться кровью на пол, устланный дырявым линолеумом. Из красных густых плевков складывалась абстрактная мозаика, символизирующая неминуемость смерти. Тяжело вздыхая, мальчик закашлял. Фантомы же окончательно приняли форму грозовых туч молочного оттенка. Все это выглядело так, будто где-то здесь проходили разгерметизированные трубы с выхлопами из взрывоопасной смеси материализованных человеческих чувств. Потеряв интерес к измученному ребенку, женщина развернулась, и перед Валерой предстало нечто с обвисшей и давно потерявшей форму грудью и слипшимися кучерявыми черными волосами. Губы женщины были накрашены едкой красной помадой, сильно контрастирующей с ободранными стенами, а лицом она была очень похожа на обреченного мальчугана. – Что такое? – послышался хриплый голос кого-то наверняка смертельно больного туберкулезом. Противно заскрипел пол и в комнату вошел мужчина в поношенной выцветшей тельняшке. Его округлое глинистое лицо, окутанное глубокими морщинами, украшали черные грубые усы, будто бы проросшие прямиком из ноздрей. Окаймляющие подковой двойной подбородок, они напоминали поломанный трезубец, изъеденный коррозией. – Степан! – грозно произнесла женщина. – Этот костлявый малолетний кретин опять обоссался. – Я не виноват! – в отчаянии крикнул мальчик. Несмотря на необратимость происходящего, он надеялся избежать боли. – Оно само! Само сделалось! Не надо… Но дядя Степа был человеком твердых убеждений. Армия, из которой он с позором был изгнан алкогольным молотом, передислоцировала его тело на улицу. В прошлом Степан командовал сотней солдат, а теперь стал никому не нужным отребьем с первичными признаками разумного человека. Забытым и опустившимся, прямо с улицы его забрала к себе измученная опостылевшим бытием женщина. – Ничего ты не понимаешь, сынок… – будто обиженно произнес Степан и со свистом занес над мальчиком армейский пояс с бронзовой тусклой бляхой. Одним стремительным движением руки он перевернул мальчика на живот и принялся наносить глухие удары по его маленькому телу, оставляя болезненные отпечатки кроваво-красных пятиконечных звезд. Изредка бляха попадала по дивану, и тогда раздавался глухой шелест металлических пружин, запрятанных под грубой и мокрой тканью, покрытой причудливыми желтыми разводами. Свист, глухие удары и пугающий старческий хрип мальчугана. Валера хотел собрать всю свою волю в единое силовое поле и сделать хоть какую-то попытку изменить отвратное и чуждое будущее. Съежившись, он очень хотел поверить, что тоже может здесь кричать и чувствовать боль, уготованную невинному больному ребенку. В пик всей этой демонической пляски Валера вдруг понял, что является наполнителем тюбика, который небрежно выдавливается непознанным нажатием извне. Кажется, своими сигналами он все-таки что-то спровоцировал. Он очнулся сидящим на холодном земляном полу подвала. Прямо перед ним стояла девочка. Она смотрела на него, как на поверженного после турнира рыцаря. В ее глазах читалась смесь презрения и удовлетворения. – Не трогай его больше никогда, – слова звучали как предупреждение. Девочка топнула ножкой, всколыхнув пыльный покров этого мрачного места. Валера безмолвно признал, что сейчас он намного слабее ее. Девочка подошла к напуганному мальчику и, взяв под руки, помогла ему подняться. Пока ошарашенный Валера пытался понять, что вокруг происходит, девочка обняла своего брата, и вдвоем они прошли прямо к выходу. Открыв со скрипом дверь и запустив в подвальные чертоги потоки дневного света, они растворились в городе. Поднявшись на ноги, Валера пошел вслед за ними медленным шагом, оставляя концентрат своих страхов дожидаться новых случайных посетителей этого места. Когда он переступил через порог, ведущий на улицу, первым делом вновь посмотрел на небо. Кажется, над большим городом собиралась гроза. Скоро небесная атака из молний и водяных потоков обрушится на землю и в пространствах между домами станет совсем безлюдно и до мерзости мокро. Валера поднялся по ступенькам, и перед его взором предстало полное отсутствие машин во дворе, а детская площадка выглядела совершенно новой, будто только-только над ней работала бригада строителей и ушла, так и не вытерев с ее пластмассовой поверхности строительную пыль. Удрученный, он побрел вглубь двора в поисках укрытия от грядущего шторма. Где-то между двумя домами, в окнах которых не горел свет, а у подъездов валялись окурки сигарет, он заприметил объект с крышей овальной формы. Под ним виднелись силуэты стоящих там людей. Ускорив шаг, Валера направился к ним в надежде прикоснуться к живым. Как раз в этот момент ударил ливень. Прародители Под металлическим мухомором стояли три человекообразных существа, облаченных в черные балахоны из блестящей материи, блики на которой мерцали так, будто были мечущимися галактиками, помещенными в двумерное пространство. Существа грелись возле изрешеченной железной бочки, из щелей которой вырывались языки пламени и мгновенно гаснущие яркие искры. Как только Валера зашел под мухомор, взоры человекоподобных существ устремились на него и внезапно шум проливного дождя стих, а на смену ему пришел треск горящих в бочке дров. Обнаружив поблизости постороннего, существа начали вибрировать, словно под балахоном у каждого скрывался стратегический рой ядовитых ос. – Здравствуйте… – несмело произнес Валера и, окинув взглядом силуэты его потенциальных знакомых, добавил, – барышни. Очертания человекоподобных существ действительно напоминали женщин, скрещенных с гигантскими насекомыми. Утонченные черты лица, сухие тонкие губы невыносимо яркого цвета и фасеточные глаза с манящими отблесками. Впрочем, в этих неуловимых взглядах скрывался страх и желание непрерывной атаки. – Вечность – это смерть, Валерий Владимирович, – слащавым голосом сказала одна из них и наклонилась к бочке. Она методично раздувала бесноватое пламя, которое дарило тепло этому укромному местечку в эпицентре дворовой пустоши. Вторая девушка сделала шаг вперед и произнесла: – Меня зовут Сашина Дочь. В этом имени нет никакого смысла и нет никаких тайн, шифровок, посылов, измерений, намеков. Может быть – есть отец и его значительная, но не большая биологическая составляющая. Впрочем, это формальности и я никогда не видела своего отца. Наверное, он был абсолютом еще до моего рождения. У Сашиной Дочери явно была своя история, детали которой давно позабылись. Третья девушка вслед за своими сестрами сделала шаг вперед и хотела было что-то произнести, но ее перебила раздувавшая пламя. Вознесшись над дымящей бочкой, она прошептала несколько слов, услышать которые было суждено только Валере. – Меня зовут Кисейная Барышня… – теперь ее голос напоминал бурлящий ручей, будто незаметно для всех она набрала в рот талой воды. Голова ее вместе со всеми голосами и звуками переместилась в подвальный водосток с ограниченным пространством для акустики. Валера, почуяв, что новоявленные знакомые расположены к нему, решил все же поинтересоваться именем последней девушки, которая как-то боязливо поглядывала на спину Кисейной Барышни и старалась зарыться в просторный блестящий капюшон. – Третья девушка. Ты самая интересная. Я могу ошибаться. Но думаю именно так. В эту секунду. – Речь Валеры была отрывистой и напоминала попытку перенять стиль общения его новых знакомых со странными наименованиями. – Меня… Меня зовут ЛОМО… – произнесла напуганная собственным именем девушка и в это мгновение Кисейная Барышня протянула к ней руку и что-то сказала на таинственном языке, понять который Валера не мог. Представившись, они вновь встали вокруг горящей бочки. Она же была своеобразным барьером между Валерой и тремя странными девушками с голубыми глазами, скрывающими фальшивые драгоценности их душ. Дым из бочки также отдавал голубым свечением, будто бы на дне ее был вовсе не огонь, а тоннель в параллельный мир. Валера подошел к бочке и поднес руки к столбу белого дыма. Ладони обдало жаром. Он посмотрел на крышу железного мухомора и прислушался. Казалось, что дождь прошел, но чуждая вибрация по-прежнему мешала спокойствию – Сколько сейчас времени? – невпопад спросил Валера. Но в ответ на это девушки лишь сняли капюшоны. У каждой из них темные волосы с разными оттенками серости были аккуратно уложены и стянуты плотной черной резинкой и из-за нездорового блеска напоминали искусственные. Фасеточные глаза мерцали. Скорее всего, они останутся яркими пятнами даже в кромешной тьме. Поклонившись, будто встретили своего господина, они вновь уставились на Валеру. На всякий случай он обернулся, но ничего, кроме облезлых стен и мокрого асфальта, не увидел. Данный посыл был адресован именно ему. – Что все это значит? – обратился растерянный Валера к своим новым знакомым. В бочке вновь что-то треснуло, и ввысь отправился похожий на горящий алмаз многогранник. – Ваше появление здесь не случайно, – сказала Кисейная Барышня. Вероятно, здесь она была главной, и поэтому ЛОМО ее боялась. – Мы всегда ждали подобного инженера души, – произнесла ЛОМО и с надеждой посмотрела на Кисейную Барышню. Кисейная Барышня кивнула головой, позволив ЛОМО продолжить свою речь. – Вам нужно войти в нас и сделать некоторые конструктивные поправки в архитектуре ядра мышления… ЛОМО, вероятно, хотела сказать что-то еще, но Кисейная Барышня ударила ее ладонью по щеке, отчего трехмерное пространство реальности, в которой находился Валера, прогнулось, как металлический каркас, попавший в зону повышенного давления. Вибрация от звука соприкосновения двух живых существ насытила пейзаж слишком яркими красками и четкими контурами. Стены домов стали вдруг игрушечными, а небо наполнилось большими уродливыми пикселями, глядеть на которые долго было невыносимо. Кажется, над Валерой навис громадный старый монитор, отражающий примитивные текстуры. ЛОМО показательно взвизгнула и плюхнулась на асфальт, закрыв лицо руками. – Не слушайте ее, мужчина. Она пришла сюда из пограничного мира различных уродств, посему часто несет околесицу. Отец ее не любил. Бил. Помещал в сверхновые и жег, как подлую суку. – После сказанного на лице Кисейной Барышни читалось презрение. Так бывает, когда женщина в одной семье воспитывает родную дочь и приемного сына, притягивающего в дом сплошные проблемы. Кажется, в случае этих трех существ все было гораздо сложнее. На улице начинало смеркаться. Валера подумал, что надо как-то выбираться домой изо всех этих иллюзорных пространств. Он окинул взглядом окрестности, и ему показалось, что чернеть начало вовсе не затянутое облаками небо, а искусственно воссозданные конструкции, которые еще минуту назад были наполнены мягким телевизионным свечением. Ночь в том месте, где он оказался, вовсе не зависела от движения планеты вокруг Солнца. Более того, внутренним взглядом он хорошо видел, что непосредственно эта местность является центром вселенной и все вращается вокруг нее. Или как-то неправильно – около, вне законов физики. Свет или тьма исходила изнутри, из самых недр, где… – Где располагается самая настоящая Пустота, – продолжила Сашина Дочь. Она прикоснулась тонким указательным пальцем к голове Кисейной Барышни, и та замерла. Затем ее ладонь коснулась лба плачущей ЛОМО, которая сразу же лишилась фасеточных глаз и уснула, усевшись на сухой асфальт и обхватив колени руками. Наверное, в таком положении она ощущала себя абсолютной и защищенной. Вновь начался дождь. Капли били по крыше металлического мухомора и привносили элементы нереальности во все происходящее. Валере казалось, что весь этот треск – едва ощутимое землетрясение, созданное руками подземных чудовищ. Как только Кисейная Барышня погрузилась во что-то, очень похожее на анабиоз, Сашина Дочь заговорила. И голос ее был в меру сладок и приятен. Валера сделал несколько шагов к ЛОМО и Кисейной Барышне, и хотел прикоснуться к их бледным лбам, как сию же секунду запаниковала Сашина Дочь. – Нет! – вскрикнула она и в такт своей речи взмахнула рукой, балансируя на грани прикосновения к собеседнику. – Не вздумай дотрагиваться до них и, тем более, до меня. – Что с ними не так? – недоумевающее спросил Валера. – Они спят. Не трогай их, пожалуйста. И ко мне не прикасайся. – Валера смотрел в глаза своей собеседнице. Ему казалось, что Сашина Дочь жаждет, чтобы он погладил ее своей теплой рукой, выпачканной в черной краске и подвальной пыли. Или, может, чтобы схватил за руку и вместе они взлетели, а потом отправились гулять вокруг одинокой планеты, а потом в один момент потерялись в космосе. Или сгореть, смешав пепел от дезактивированных тел. – Где я нахожусь? – слегка растерянно спросил Валера. Сашина Дочь с укоризной смотрела на него и ждала следующего хода. Валера же не понимал, что от него хотят и что ему делать. Он резко развернулся и побежал прочь, в сторону прохода между двумя домами, через который он и попал к этой детской площадке. В эти мгновения он подумал, что совершил фатальную ошибку и что может быть еще не поздно вернуться, но… Вот он проем. Валера замер. В проеме виднелся все тот же металлический мухомор и три девушки, две из которых погрузились в состояние анабиоза. Несмотря на порядочное расстояние в несколько десятков метров, он чувствовал, как Сашина Дочь буквально сверлит его своим взглядом, а в бочке по-прежнему разгорается что-то горячее и опасное. «Оно же должно быть позади меня…» – подумал и Валера и обернулся, чтобы вновь побежать в обратном направлении и врезался в кирпичную стену, которой быть не должно. – Глупый Валера. Ну что за болван. Все же повторится! – это был голос Сашиной Дочери. Валере стало страшно. Сердце отбивало хаотичный неконтролируемый ритм, а тело покрылось липким и противным потом. Валере внезапно очень сильно захотелось в душ, но он чувствовал, что все его дела предугадывает и определяет Сашина Дочь. И стоит она прямо за его спиной, одним прикосновением делая статичные окрестности неподвижными во времени. Он вновь будет видеть, как спившийся десантник избивает напуганного мальчика. Или другие вещи из мира насилия, которые сплелись в круговорот. Решив, что прошлого и будущего больше не существует, Валера обернулся с мыслями отдаться этой человекоподобной субстанции. Но, к его разочарованию, Сашина Дочь все так же стояла под металлическим мухомором и не желала протягивать к нему свои руки. Вероятно, физически она не могла находиться под проливным дождем, ибо была заточена в этом круглом пространстве и, быть может, имела способность тайно управлять двумя другими узницами. Оглядевшись, Валера увидел окна, оснащенные черными стеклами. Кажется, редкие обитатели оградились от происходящего здесь. Потом он посмотрел на замурованные подъезды. Рядом с ними должны были быть входы в подвальные сети, но туда будто бы вылили тонны бетона. Даже спрятаться негде. Валера осознал, что единственный выход из этой временной петли – соединиться с Сашиной Дочерью. Решив, что иного ему не дано, он твердым шагом направился к Сашиной Дочери в надежде узнать, что вокруг него происходит и как он сюда попал из странного подвала. Он приблизился к мухомору. Сашина Дочь улыбалась, будто была верной женой офицера военно-морского флота, которая дождалась его из длительного и полного опасностей похода. – Ты завершала жизнь самоубийством? – наобум спросил он, припоминая последние эпизоды своей работы, которые сейчас казались чем-то вроде давно забытых мультфильмов из беззаботного детства. – Ты же знаешь, Валера, что это ни к чему не приводит в итоге, – ответила Сашина Дочь. Валера обратил внимание, что теперь ее голос стал более походить на человеческий. Появилась интонация. Нечто иноземное укрылось в ее сознании и не проявлялось, по крайней мере, сейчас. – Зачем я тут нужен? Где я? – У каждой из нас своя история, связанная с бесконечной тягой к наслаждению всякого рода живых существ. Ты сейчас находишься в том месте, с которым постоянно пытаешься работать. – Сашина Дочь подошла к двум своим спутницам и прикоснулась ладонями к их лбам. Они ожили. – Тебе нужно увидеть и понять, что ты видишь перед собой. Теперь мы все здесь. Даже ты, – сказала ЛОМО. Говорила она так, будто и вовсе не было никакого диктата со стороны Кисейной Барышни. В это время Кисейная Барышня извлекла из-под балахона несколько черных углей и кинула их в бочку. Из нее повалил черный дым, который обволакивал Валеру, создавая некое подобие кокона. – Теперь твоя очередь понимать, что в нас сокрыто, наш маленький друг. Ведь ты ищешь ответ на свой вопрос? – спросила Сашина Дочь. Валера догадался, что речь идет о духовном объекте, который завершал жизнь самоубийством, но появлялся в его мире в разных образах. Сашина Дочь наконец-то прикоснулась к Валере. Ее палец дотронулся до складки его влажного лба. Валера ощутил, как когтистый демон подкрался к нему, не оставив шансов на сопротивление. Полностью отдавшись Сашиной Дочери, он ощутил в себе острые края большого ветрового стекла, на котором царапинами были изображены фантастические материки и океаны некогда плоского мира. Реки, береговые линии, разломы, неправильной формы фигуры и абсолютно плоские двухмерные пространства. Демон впился в плечи Валеры, дав крови выплеснуться и каплями упасть на мокрый асфальт. Но боли не было. Одно лишь ощущение, что жизнь из него выкачивают как гной из запущенной раны. Медленно, но необратимо Валера слеп и глох, задыхался. Наконец он почувствовал, как само его тело развалилось на части и рухнуло в пропасть. Высвободилось только сознание, медленно дрейфующее к новым сосудам. То, что раньше было человеком, стало духовным наполнителем безграничных пространств. Оно могло одновременно быть в каждой его точке или же модифицироваться в отдельный нейрон множества тел, что расхаживали и покоились, подчиняясь законам воссозданного ими же общества. Первым пунктом для постижения стал мир объекта «Сашина Дочь». Объект Сашина Дочь В мире неразумных машин и глупых людей душа объекта «Сашина дочь» принадлежала прекрасной девушке Ане. В солнечный день она шагала по обшарпанному бульвару затхлого восточноевропейского города и, улыбаясь, смотрела в лица прохожих, старясь уловить их бренные мыслишки. Люди шли по своим делам. А когда встречались взглядом с лучезарной Аней, то старались делать вид, что не замечают ее глаз, способных видеть нечто большее, нежели объекты из металла и камня. Будто и не было ее вовсе – такой одной и неповторимой, что искала чистой романтики среди катакомб рутины и мечтаний. Овеваемая летним ветром, она села на лавочку. Напротив нее будто вылезшее из-под земли возвышалось страшное правительственное здание, основание которого поддерживали величественные колонны, выкрашенные в красный цвет. Крыльцо здания пустовало, и лишь изредка из массивных деревянных дверей, украшенных авторской витиеватой резьбой, появлялись люди и тут же исчезали в толпе. Аня провожала их мысленным добрым напутствием, а они будто чувствовали ее невинную слежку, отворачивались, а затем быстрым шагом удалялись прочь. Изредка проходившие мимо нее старики пытались заглянуть ей в лицо, но, когда встречались с наивным взглядом и нежными чертами, сразу делали вид, что обознались. А Аня улыбалась и не понимала, почему в городе, где проживают миллионы людей, так много одиноких и запуганных. «Может, этот воздух пропитан парами антивещества, от которого людям тяжело дышать и мысли падают на самое дно рассудка?» – думала она и старалась втянуть побольше кислородной смеси, чересчур приправленной выхлопными газами и выбросами мрачных фабрик, которые черными кляксами будто бы наобум были разбросаны по городу неведомой темной силой. На ближайшем перекрестке широких улиц желтым цветом мерцал светофор. Люди, стоявшие возле пешеходного перехода, подозрительно поглядывали из стороны в сторону, пытаясь уловить момент, когда машин будет мало, и тайком перебежать на другую сторону улицы. Кажется, у каждого из них была всего одна цель – скрыться в тесном пространстве квартиры со скрипящим полом, прижав к себе авоськи с нехитрой утварью. А потом так и сидеть, пока не наступит рассвет. Аня поднялась с деревянной лавки и грациозной походкой побрела к пешеходному переходу, желая поближе подойти к красному зданию, которого все так боялись и сторонились. Страх, который, быть может, исходил из жерла этой конструкции, был совершенно неприменим к юному восемнадцатилетнему созданию с кроткой улыбкой и роскошными ресницами (что казались магическими в мире полностью стандартизированной неестественной красоты). Подойдя к пешеходному переходу, она посмотрела в обе стороны и, подняв подол длинного бежевого платья, вышитого золотыми нитками, спрыгнула с обочины, окаймленной разбитым бордюром. Ножки ее твердо встали на потрескавшийся асфальт проезжей части, местами испещренный белой разметкой. Быстрым шагом Аня направилась на противоположную сторону улицы, хаотично оглядываясь по сторонам. Быть может, рядом с этим таинственным красным зданием она сможет лучше ощутить его энергетику. Аня подошла к массивным деревянным дверям и прочитала надпись на табличке: «Комитет Добрых Дел». Далее было указано время работы. Как оказалось, данное заведение работало круглосуточно с небольшим техническим перерывом после полуночи. Вроде бы в 00:00 из внутреннего дворика этого имперского строения выезжал грузовик, доверху загруженный отработанным материалом эпохи. Тела, тела, тела. Сплетение холодных рук, синих ног и вспоротых животов. От грузовика пахло. Бывало, он проезжал по улице, а запах его еще долго оставался в качестве свидетельства непрерывного исторического процесса. Ане показалось, что могучие красные колонны вздымаются прямо в небеса и нет конца их пафосному величию. Девушка спряталась за одной из них. Сразу за ее спиной красовалась черная прямоугольная табличка с мифическими письменами ушедших в небытие поколений. Пока Аня внимательно читала аккуратно выгравированные буквы, сзади к ней бесшумно подкрался человек, который привык работать так, чтобы другие ничего не заметили. Он положил свою шершавую ладонь с пожелтевшими трещинами на хрупкое плечо наивной девушки. От внезапного прикосновения, больше напоминавшего пленение, Аня вздрогнула и, резко развернувшись, прижалась спиной к стене. Перед ней же стоял настоящий богатырь, одетый в тщательно выглаженный черный пиджак с сияющей золотистой бабочкой вместо галстука и белую рубашку, скрывающую грубую кожу, о которую, должно быть, противно тереться щеками. Несмотря на то, что взгляд существа скрывали темные непроглядные очки, душу девушки охватил леденящий ужас. Но мужчина, явно предугадывая ход испуганных мыслей девушки, в ответ лишь улыбнулся. Улыбка его была наигранно-доброй, но Аня сразу поверила, что от этого создания не будет исходить никакого зла. Кажется, в его белых зубах отражалась вся она – беззащитная и нежная, жаждущая лишь стихов и прикосновений. – Здравствуйте, Аня! – сказал он так, будто был знаком с ней со школьной скамьи. Она была отличницей, а он рос жестоким и беспринципным подонком. – Здравствуйте! Вы меня напугали… Кто вы? – Я тот, кто охраняет твой покой дни и ночи напролет! – Вы ангел? – наивно спросила она. – Почти. А теперь пошли со мной! – после этого рычания, внезапно сменившего отточенный баритон доброты, мужчина взял девушку за подол платья и поволок мимо стен красного здания. Колонны и парадный вход остались позади. Аню ждала иная судьба. Осознав, что ее положение безнадежно и что граница дозволенного пройдена, Аня отдалась целиком Сплаву_ Свинца_и_Урана и судьбе. Тут же в ее голове завертелись самые страшные картины вполне вероятного будущего. Мужчина завел девушку за угол монументального строения. Пройдя несколько метров вдоль стены, они остановились возле встроенной металлической двери без ручек. Человек достал из кармана своего пиджака маленький молоток с тщательно отполированной деревянной ручкой. Аня испугалась еще сильнее: ей на миг показалось, что человек этим молотком будет методично дробить ее коленные чашечки и ей придется испытать настоящую боль, несущую с собой экзистенциальный ужас. Но мужчина лишь усмехнулся, снова полностью угадав мысли спутницы. Опыт работы научил его тонко улавливать всю невербальную информацию, которую передавали ему в моменты отчаяния робкие девушки. Он с размаху ударил молоточком по двери. Раздался звонкий «бум» и по стенам пошла еле ощутимая вибрация. Аня подумала, что эта странная металлическая дверь была чем-то вроде мембраны между сердцем Комитета Добрых Дел и безжизненным пространством, в котором по несправедливому недоразумению прошло ее детство. Через несколько секунд металлическая дверь отворится, и они оба погрузятся в таинственные темные артерии. – А кровь этого существа из бетона такая же красная, как и у всех смертных? – спросила Аня. Перед тем как ответить, мужчина снял шляпу и стряхнул с нее дурно пахнущие пыльные колбаски. Наверное, он очень долго находился в чертогах Комитета и ждал появления невинной жертвы. – Она однонаправленная. Как безграничная жертвенность, покоящаяся в женском сердечке. Тук-тук-тук, ох и ах. Понимаешь меня, моя маленькая Аня? – вопрос, который задал человек, был явно риторическим и не подразумевал четкого ответа. Аня покорно кивнула головой, но ее выражение лица, полное досады, говорило о потребности в несколько иных знаниях. Тем временем дверь со скрипом открывалась, приводимая в движение ржавым изношенным механизмом. Сантиметр за сантиметром она обнажала внутренности здания. Любопытная Аня наклонилась вперед, дабы заглянуть внутрь. Мужчина резко одернул девушку и прижался своей щекой к ее лицу. Мягкой и нежной кожей Аня ощутила нечеловеческую грубость и шершавость, присущую пористому бетону, которым заливали братские могилы. Она зажмурилась в ожидании потенциальной боли, но мужчина лишь прошипел: – Ты тромбоцит, а я лимфоцит! После он схватил девушку за плечи и швырнул в темный коридор, распростершийся за отворившейся металлической дверью. Пол коридора был гладким, а сам он напоминал гигантскую овальную трубу, смазанную со всех сторон слизью, отдающей терпким запахом ванили. Аня полетела в неизвестность. Лежа на животе, она несколько минут катилась в самую глубину монументального здания. Так получилось, что Аня свалилась прямо с потолка в небольшую комнату с желтыми обоями и холодным дощатым полом, зияющим глубокими дырами. Сквозь щели в нем были видны бурные потоки жидкости странной подземной реки. Оттуда веяло смертью и тяжелыми трупными ароматами. В самом центре этой конуры возвышался металлический стул, наглухо прикрученный шурупами к доскам. Настенные часы с черной нечистью вместо кукушки показывали семь вечера. В углу за столом сидел человек, уже знакомый Ане. Над ним висел портрет какого-то тучного генерала, упакованный в пластиковую раму. Девушке показалось, что глаза на портрете куда более живые, чем у сидящего человека. Встав на четвереньки, она первым делом осмотрела свое платье, измазанное красной слизью. Его хотелось снять, но лоскуты испорченной ткани отрывались только вместе с кожей, оголяя нижние слои мягких тканей. Человек, по-прежнему сидя за столом, пристально разглядывал красивое тело прибывшей девушки. Аня же пыталась высматривать что-то в щелях пола, который, быть может, был специально вырезан таким для этого мрачного помещения. «Через эти маленькие щели никак не сбежишь» – подумала она, позабыв о том, что человек читает ее мысли, даже не глядя в глаза. – На стул, тварь! – Человек с грохотом поднялся на ноги, демонстративно шлепнув красной папкой о поверхность стола. Аня сделала вид, что не услышала его. Звуки бурно протекающей подвальной реки привлекали ее. Манили туда, в глубины, в кровяные потоки несправедливо замученных душ. Человек быстрым шагом подошел к Ане и больно схватил ее за волосы. Аня стиснула зубы, но не издала ни единого звука. Однако человек вместе с мыслями улавливал энергию насилия, а поэтому принялся сжимать локоны у самых корней. Растрепанные волосы с треском рвались. Инстинктивно Аня пыталась обхватить своими тонкими пальчиками жилистое предплечье, но разве управишься с такой силищей в одиночку? Человек швырнул ее к металлическому стулу. Больно ударившись головой о сваренную из арматуры ножку, она поднялась и зачем-то села напротив человека. Разглядывая Аню, он злобно сопел. Аня подумала, что теперь на теле ее останутся синяки, которые можно вскрывать блестящим скальпелем, или же, на худой конец, ключами от платяного шкафчика. Будут красные брызги. – Так-то лучше, – удовлетворенно произнес человек. И уселся обратно на свое место. Открыв красную папку, он сделал ручкой какие-то пометки. В этот момент Аня всматривалась в глаза увековеченного в портрете генерала. Они были живыми и бегали в надежде отыскать выход из замкнутого пространства. Или же в них был помещен инородный объект? Человек за столом явно не усмотрел зарождающуюся жизнь в этом куске пластмассы. – Итак, кто вы такая? – произнес мужчина спокойным голосом, будто и не было никакого насилия в этой маленькой комнатке. – Сашина Дочь, – ответила Аня. Холодный металл, на котором она сейчас сидела, не давал ей покоя. Ворочаясь, она оглядывалась по сторонам в надежде услышать хоть какой-нибудь скрип. Мокрое платье источало пар. Красная слизь постепенно испарялась под действием тепла ее живого тела. – Когда в последний раз имела половой акт с классовым неприятелем и сколько раз достигла точки наивысшего наслаждения? – задал следующий вопрос человек и исподлобья взглянул на поверженную, но отнюдь не сломленную девушку. – В пятницу. Отдалась три раза одному человеку. И кончила один. – Аня посмотрела на свои ладони, будто они были хранилищем памяти. – Сидеть, сучара! – рявкнул человек. Его охватила ярость. Он швырнул на стол ручку, вероятно, наставив клякс на листе бумаги, и, отодвинув один из ящиков стола, извлек тусклые наручники, источенные тонкими полосами рыжеватой ржавчины. Вновь подойдя к девушке, он заломил ей руки за спину и больно сжал запястья металлическими скобами. Сейчас Аня почувствовала себя совсем беззащитной и поняла, что вскоре придется отдаться судьбе. – Следишь ли ты за гигиеной организма? – с издевкой произнес человек. Теперь он стоял прямо напротив Ани. Не услышав в ответ ничего внятного, он принялся ходить из сторону в сторону, будто был не следователем по особо важным делам, а заложником находящейся в психиатрической лечебнице одиночной камеры. Когда терпение человека лопнуло, он подскочил к Ане и одной рукой стремительно задрал ей платье, а второй безжалостно рванул белые трусики, обнажив своему взору поросль черных кучерявых волос. Аня зажмурилась. Нахлынули воспоминания многолетней давности. Череда звуков и телодвижений. Глаза портретного генерала сфокусировались на происходящем. – Значит… Значит, ты с ними заодно… Вот же сука! – человек плюнул в лицо Ане, будто она приходилась ему неверной женой или опозорившей семью дочерью. – Я вас боюсь… – шепотом сказала Аня, готовая вот-вот расплакаться. Страх Ани только подбадривал человека. Улыбнувшись, он приспустил свои штаны, извлек скукоженный член и подошел ближе к ней. Аня отвернула голову в сторону. Придерживая одной рукой расстегнутые штаны, человек ударил ее по лицу. Изо рта и носа девушки струйкой потекла кровь. Большими кляксами она падала на розовое платье и грязный пол. – Кто вы? – с надеждой на прощение спросила Аня, сплевывая кровь. – Моисей Степанович Иванов, майор войск специального назначения, – с гордостью ответил человек. Спущенные трусики Ани находились теперь на уровне ее щиколоток и сплошь были заляпаны кровью. «Это же тот самый человек, который спасает наши жизни во имя добра и света!» – подумала она. Внезапно душа девушки наполнилась озарением. Она поняла всю глумливую суть происходящего. Аня улыбнулась, обнажив ровные и белые зубы, слегка подкрашенные кровавыми разводами. – Вот теперь хорошо! – человек улыбнулся ей в ответ и приставил свой член к ее лицу. Аня покорно взяла пульсирующий орган в рот и голова ее начала двигаться. Языком и губами Аня ощущала всю мощь того прекрасного времени, в котором ей довелось жить. Периодически ей приходилось останавливаться, чтобы сплюнуть смесь из слюны и крови. Второй рукой человек схватил Аню за голову и принялся поступательными движениями наклонять ее к себе в такт совершаемой операции. – Давай! Твори историю, сучара… – произнес он. От наслаждения Моисей Степанович закрыл глаза, и тело его пробирала еле ощутимая дрожь. Тем временем глазами портрета на происходящее смотрел никто не иной, как обреченный Валера, который на мгновения стал сторонним наблюдателем в мире Сашиной Дочери. Он оказался пленен невидимыми границами портрета и стал его живой частью – глазами. Остальная материя по-прежнему представляла собой мертвечину. Частицы самых разных форм метались вокруг рамы, напоминая знакомое со школьной скамьи броуновское движение. Глаза генерала были единственной возможностью не только увидеть, но и прочувствовать все происходящее в этом замкнутом островке вселенной с душой Сашиной Дочери. Валера пытался кричать и бить энергетическими ударами в незыблемую конструкцию портрета, но его сил и знаний явно не хватало, чтобы прорвать потустороннюю клетку. Тем временем Моисей Степанович почувствовал, как от самых пяток и макушки в центр тела штормовыми волнами стремились последние силы. Его горячая, вязкая жидкость в изобилии заполнила ротовую полость девушки, после чего майор опал на тело Ани и стал совершенно бессильным и бесполезным существом человеческого происхождения. «Вероятно, у вас давно никого не было…» – подумала Аня. Ей стало жалко своего собеседника. Он, наверное, был очень одиноким. Как только первая капля спермы коснулась пола, комнату разразил энергетический вихрь. За миллиардные доли секунды портрет генерала распался на атомы и молекулы, и из недр его выпал маленький Валера. Апробировав существующие законы формирования материи, тело его подверглось интенсивного росту. Злость и ненависть ко всему происходящему превратилась в катализатор. – Что? Что происходит? – в страхе завопил Моисей Степанович, обернувшись. Со спущенными штанами и невесть куда исчезнувшим половым членом он выглядел растерянным. Валера сначала посмотрел на него, а потом на Аню. Она улыбалась. Внезапно из дырок в полу начали брызгать фонтаны густой и холодной крови, стремительно заполнявшие помещение. Подводные жидкости взбунтовались против такого вторжения и приняли единственно верное решение – уничтожить этот виток спирали бесконечной вселенной. Моисей Степанович схватился за голову и попытался бежать, но единственная дверь приняла форму недостающего фрагмента стены. От безнадежности человек окунулся в кровавый студень, который постепенно вздымался, поглощая все новые и новые сантиметры пространства. Через несколько минут холодные кровяные сгустки грозились заполонить все помещение. Скорее всего, Аня, новорожденный Валера и потухший майор должны были захлебнуться в этом кошмарном коктейле. Валера подошел к прикованной к стулу Ане. Она была спокойной и даже радостной. Он тряхнул ее за плечи: вероятно, хотел унести с собой в лучшие миры. Но ее запястья сжимали наручники, а ключ потерялся на дне новоявленного озера страданий. – Тебе пора уходить, – произнесла Аня. – Мои околоплодные воды скоро погубят здесь все, чтобы родилась новая жизнь! Напоследок она растерянно улыбнулась. Кровавый коктейль уже достиг ее шеи. Тут же Моисей Степанович умер, полностью погрузившись в студень и став его частью, а Валера почувствовал, как неведомая сила тянет его ввысь. Он пытался руками зацепиться за куски рушащегося пространства, но все тщетно: оно навсегда утекало на свалку безвременья, откуда нет пути назад. Полетев вверх вопреки силе тяготения и проломив телом хрупкий потолок комнаты, он до последнего пытался уловить наивный взгляд Ани. Девушка по-прежнему выглядела растерянной. Валера кричал, но звук не распространялся в вакууме. Его ледяные волны полностью окружили целое и невредимое тело, на котором не было никаких кровавых следов. Аня была первой из созданий, пытавшихся покинуть мир неестественным путем. Но природная закономерность не терпела такого волеизъявления и постоянно возвращала все назад, в те самые мгновения насилия, оставляющих многих наедине со своими страхами. И часто – в вечности. Две другие Валера очнулся и не увидел ничего. Хотелось дышать. Глубоко и интенсивно. Демонстративно громко дышать, заполняя воздухом легкие. Насыщая кровь кислородом. Отрезвляя уставший разум. Темное помещение, в котором он находился, источало запах пластилина и квашеной капусты. Он попытался оглядеться и, похлопав глазами, подумал, что, наверное, ослеп. Вокруг ничего не было. Тело затекло, и при попытке пошевелиться конечности Валеры будто бы погружались в озера раскаленной докрасна лавы. Едва двигая то рукой, то ногой, он с трудом сдерживал себя от завываний, которые так и просились наружу. Хотелось пить. Дергаясь, он напоминал пациента реанимации, через грудь которого не теряющие надежды врачи порционно пропускали разряды электрического тока. Валера попытался подняться, но неведомые силы будто бы изнутри скрутили все мышцы и сухожилия в крепкий морской узел. Его тело словно приковали к месту громадным смертоносным притяжением. Валеру охватила паника: быть может, он лежит скованный в гробу? Он не мог вспомнить событий, которые с ним происходили всего несколько мгновений назад. Опустив веки, он увидел лицо печальной девушки, чьего имени никак не мог вспомнить. Оно сменялось образами сырых земляных валов, заполненных обнаженными безымянными трупами. Витали какие-то портеры, комнаты, реки со стремительным течением. Внезапно загорелся свет. Вспышками он озарил громадное помещение, где находился Валера. Он приподнял голову и увидел, что лежит на металлической больничной койке и прикован к ней ремнями. Валера посмотрел по сторонам и понял, что в этом просторном помещении множество коек, выстроенных в ряд. На каждой из них покоился человек. Но все они спали и не подавали признаков жизни. Может быть, просто-напросто были мертвы или помещены в состояние принудительной консервации. Вдалеке мерцала слабеющая люминесцентная лампа. Ее тусклый дрожащий свет озарял широкую металлическую дверь, построенную, вероятно, для пропуска грузовиков или здоровенных телег. Скорее всего, это был единственный выход из помещения. – Эй! Есть здесь кто-нибудь? – закричал Валера и закашлялся, будто легкие его изнутри были покрыты слоем пыли. Наверное, он пролежал здесь очень долго. В горле было сухо и жестко. Кожа стала шершавой, как шкура рептилии. Голос Валеры эхом разнесся по помещению. Не получив в ответ никакой реакции, он принялся беспорядочно, что есть мочи кричать, надеясь привлечь к себе хоть чуточку внимания. Голося, он подвергал свои связки жестоким истязаниям, отчего боль стала его шестым чувством и лишь усиливала мощь крика. Может быть, удастся разбудить хотя бы кого-то из этих сотен мертвых, но все еще теплых тел? Неожиданно раздался грохот – металлическая дверь у мерцающей лампы со скрипом отворилась. На фоне черноты виделись размытые контуры человекоподобных существ. Валера умолк и пригляделся. Прищурившись, он заметил, что каждый из силуэтов облачен в белый халат. О чем-то коротко переговорив, посетители этого склада с людьми двинулись шагом к Валере. Предчувствуя неминуемое вмешательство в свое жизненное пространство, он пожалел о том, что призвал на помощь неизвестность. Трое людей подошли к нему, и Валере удалось немного рассмотреть их. Седовласого врача сопровождали две девушки в белых масках, прикрывающих рты. Их безжизненный роботоподобный взгляд словно манил его, таясь в глубине бездонного котла воспоминаний. От такого взгляда становилось не по себе. Хотелось, чтобы спину вытерли сухим и мягким полотенцами. – Почему вы кричите? – слегка поднатужившись, произнес врач. Валера в ответ ничего не говорил, а только лишь тяжело дышал, как после длительной пробежки. Врач достал из кармана фонарик и посветил Валере сначала в один глаз, потом во второй. – Он что, живой? – спросила одна девушка абсолютно механическим голосом. – Заткнись, – коротко ответила вторая. Через несколько секунд она с треском отвесила пощечину своей собеседнице. – Тише, – обернувшись, произнес врач и опять уставился на Валеру. – Значит, ты у нас живой экземпляр, непослушный наш пациент! – бойко произнес он и потрепал Валеру по сальным блестящим волосам, местами сбитым в колтуны. Затем врач извлек влажную салфетку из нагрудного кармана своего халата и протер липкие ладони. – Сделайте ему укол и везите в лабораторию! – произнес строго он и медленно удалился в сторону металлической двери. Валера смотрел ему вслед. Из дверной расщелины темное пространство заливал яркий белый свет, за которым не было видно интерьера помещения. Валере показалось, что врач уходит в иное измерение, оставляя его двум человекоподобным существам для трапезы или других жутких развлечений. После того как старый доктор ушел, девушки сорвали с себя маски и уставились на Валеру. Лица их были одинаковыми, как у близнецов или клонов. Прикованный к кровати Валера, разглядывая черты лиц этих созданий, пытался вспомнить, где и при каких обстоятельствах он мог их видеть. Из-за пробелов в ленте его жизненных циклов еще до конца не отпустившая паника сменялась первобытным неконтролируемым страхом. Ему опять захотелось кричать. – Помнишь меня, Валера? – произнесла одна девушка. Следом она распустила свои длинные каштановые волосы, будто этот жест был каким-то тайным знаком. Вторая девушка истерично засмеялась. Кинув на пол сжимающую волосы резинку, она пальцем дотронулась до лба Валеры. Лоб был холодным и мокрым. Острым ногтем на нем можно было рисовать символы, соскребая капельки пота с рыхлыми верхними слоями кожи. После нескольких прикосновений на Валеру снизошло озарение: он восстановил в своей памяти цепочку всех произошедших событий. – Ну, так кто мы такие? – произнесли в один голос девушки. Несмотря на одинаковую внешность, голоса их были разными, и один голос будто бы эхом дополнял второй, создавая иллюзию вибрации. Умом своим Валера ощутил, что ему дали важнейшее в жизни задание и нужно незамедлительно действовать. Едва осмыслив все происходящее, Валера заговорил: – Изделие номер 100. Кисейная барышня. Агрегат насилия! – Валера ощущал, что не сам произносит эти слова и будто какой-то оператор сейчас колдует над его мозгом и диктует чужую волю. Несмотря на то, что он сказал всего несколько слов, голова его разболелась. Казалось, еще чуть-чуть и черепная коробка разлетится на тысячи мелких фрагментов. Мозговое вещество забрызгает холодный и гладкий пол. – Изделие номер 102. Лло-ло-ло-ло… – Лицо Валеры исказилось, будто бы голову его мяли пальцами как куклу. Стиснув зубы, он резко подался вперед и его обильно стошнило. Желчеподобная субстанция плюхнулась на пол, и остатки ее стекали с подбородка на белую простыню. Между ног Валера ощутил вялую, неприятную боль. Хотелось крепко зажать пах ладонями, но ремни этого сделать не позволяли. От напряжения Валера непроизвольно обмочился, и ему стало стыдно. – Бедный мальчик! – произнесла Кисейная Барышня. – Затравили и испугали! – пальцами руки она убрала с лица распушенные волосы и достала шприц из кармана белого халата. Инъекция содержала голубоватое вязкое вещество, подобное растопленному воску. ЛОМО стояла в стороне и, закусив нижнюю губу, томилась в ожидании укола. – Ну, давай же! – крикнула она, не желая ждать дальше. Внезапно Кисейная Барышня развернулась и всадила шприц прямо в сердце своей сестре-двойняшке. – Что ты… – успела произнести ЛОМО и, прохрипев напоследок на нечеловеческом языке, плашмя упала на пол. Кисейная Барышня нагнулась над Валерой и посмотрела ему прямо в глаза. Ширма безжизненности испарялась из ее томного взгляда, обнажая рабскую и затравленную душу. – Ты ведь спас ее? – нежным шепотом произнесла она. – Кого? – спросил Валера в надежде на то, что его освободят. – Ну… – задумчиво произнесла Кисейная Барышня. – Ее… Замученную, маленькую и униженную девочку. Спас же? Кажется, Кисейная Барышня совершила фатальный поступок, выполнив свою миссию в этом мире, когда переложила всю ответственность за будущее на плечи другого человека. Валера моргнул глазами, давая понять, что подразумевает положительный ответ. Несмотря на то, что его растерянность во взгляде выдавала незнание всего происходящего, Кисейную Барышню это вполне устроило, и она на прощание поцеловала Валеру в губы. В эти же мгновения все прикованные тела как по команде завыли, и протяжный неприятный вопль наполнил помещение отчаянием. Кисейная Барышня упала замертво следом за своей сестрой. Тела, напоминающие до этого покойников, начали рывками дергаться, инстинктивно пытаясь выбраться. Свет погас. Остался лишь крик и темная пелена перед глазами. Единственным молчащим из сотни пленных был Валера. Вскоре во всеобщем хаосе он всем телом почувствовал топот невидимого великана, а еще через несколько секунд его койка покатилась. В полной темноте. Наверное, куда-то к двери. Сейчас он ощущал, как этот ужасающий крик тянется за ним, словно призрак. Но вопреки всем законам природы скорость его движения почему-то опережала скорость звука в этом пространстве. Валеру выкатили в продольный коридор. Металлическая дверь за ним захлопнулась, и крики душевно прокаженных остались где-то позади. Теперь он слышал лишь злобный шепот санитаров и слегка приглушенный гул развешанных под потолком тусклых люминесцентных ламп. Где-то со скрипом открылась дверь. Валера откинул голову, чтобы увидеть очередного неприятного человека в белом халате. Из-за перевернутой койки казалось, что седовласый доктор шагает к нему по потолку. Подойдя к мятежному пациенту и нагнувшись над ним, он спросил: – Вы готовы к предстоящей операции? – голос звучал ехидно, с самодовольными нотками. Будто доктор хотел провести операцию, о которой мечтал очень давно и готовился десятилетиями. – Какой операции? – взволнованно спросил Валера, в уме перебирая будущие увечья и уродства. Но доктор в ответ ничего не сказал, а вместо этого достал что-то из кармана и спрятал за своей спиной, будто был озорным школьником. Он улыбался. Улыбка эта вовсе не содержала искренности. Скорее – озаряла сумасшедший разум, несущий страх незнакомому с темными гениями обывателю. Так улыбались только умалишенные маньяки, потрошащие свою очередную жертву кривым кухонным ножом. Доктор сделал инъекцию в сонную артерию своему пациенту. Валера не сопротивлялся. По-прежнему скованный ремнями, он пытался расслабиться, ибо прекрасно осознавал всю безвыходность ситуации. После укола по его кровеносным сосудам будто пропустили электрический ток, и мысленный круговорот в голове постепенно начал застывать. Появились странные фигуры, парившие в пространстве и принимавшие неведомые формы и цвета. Два санитара медленно покатили обреченного пациента вдоль коридора, и вспышки череды горящих ламп пробуждали его память. Аня. Девушка Аня – школьная любовь осужденного на принудительную медицину внезапно возникла в сознании. Будто она была где-то совсем рядом и со стороны, с телеэкрана наблюдала за происходящим. И в этот же печальный момент в будущем смотрела на видео повтор прошлого, бывшего текущей реальностью для Валеры. Пока его катили среди дверей и пустых носилок, сброшенных в кучу, он пытался заговорить о ней с санитарами, но те были молчаливы и все навязчивые вопросы Валеры попросту игнорировали. – У меня есть девушка Аня, я ее очень люблю… – бубнил, запинаясь, Валера будто читал молитву. Ани давно уже не было с ним. – У нас с Аней будут дети скоро. Очень скоро. – На его реплики санитар глупо улыбался, даже не думая отвечать что-то серьезное. – Моя бабушка родилась в двойне. У нас же будет двойня? Будет? – вопрошал Валера, на что один из санитаров ответил: «Будет, не волнуйся, все у тебя будет». После сказанного оба санитара загоготали, будто слышали такие слова впервые. Валера же на мгновение подумал, что они наделены разумом детей и не понимают дарованного им мира. Не понимают, что можно покорять его тайны. – Я путешествовал в ее сознании… – взволнованно бормотал Валера. – Ведь я же… Я же психоаналитик! – воскликнул он. В этот момент его вкатили в стерильную операционную. Доктор, облаченный в чистую спецодежду, ждал его, поправляя зеркальные микроскопические очки. Рядом с ним медсестра кропотливо раскладывала блестящие инструменты. В томном ожидании врач потирал руки. Увидев Валеру, он щелкнул пальцами в резиновых перчатках. Валере ослабили ремни и, убедившись, что сопротивляться он не будет, вовсе его освободили. Его переложили на операционный стол и зажгли над головой яркий прожектор. Введенный препарат превратил мышцы в рыхлое тесто, поэтому при всем желании он не мог куда-либо убежать. Сейчас доктор вскроет его черепную коробку, и тогда сознание точно улетучится в совершенно иные, неподвластные простому человеку миры. Доктор аккуратно зажал голову пациента в тиски. Зажужжала медицинская пила. Черепная стружка посыпалась на вымытый пол. Ощущая дребезжание и сомкнув зубы, Валера закрыл глаза и окончательно отдался своим мечтаниям. – Вы достигли чересчур опасных пределов, наш дорогой опытный образец! – поучительно произнес хирург, аккуратно положив срезанный кусок черепа на белую скатерть. Голос его из-за лицевой маски был глухим, будто в рот затолкали кусочки папье-маше. Черепная коробка Валеры раскрылась, и он уже не почувствовал, как врач аккуратно и с любовь принялся удалять ненужные фрагменты почерневшего мозга. Сознание Валеры поднялось ввысь, оставив тело покоиться на операционном столе. Они обезоружили Валеру физически, но не было такого сачка, которым можно уловить его безгранично мощную энергетическую оболочку. Метафизическое естество Валеры поднялось к самому потолку помещения и приметило одинокого паука, что сплел свою ловчую сеть в одном из углов. Паук будто почуял, что сейчас его крохотный хищный разум атакует нечто сверхъестественное и убежал в самый уголок сплетения блестящих нитей. Валера энергетической стрелой ворвался в примитивный организм членистоногого создания с единственной целью – отомстить. Будучи порождением сверхразума, он запросто влиял на всю материю, и за мгновение существо из крохотного превратилось в метровое угрожающее создание, которым, словно подручным роботом, управлял перешедший в иное состояние Валера. Дежурившие возле входа санитары в ужасе помчались прочь, а доктор оказался прижат к противоположной от входа стене. Выругавшись на непонятном языке, он схватил медицинскую пилу в надежде, что сможет совладать с этим порождением иной вселенной. Однако все было тщетно: головотуловище паука издало противный чавкающий звук, и комок паутины врезался в доктора. Понимая, что теперь он полностью обезоружен, врач закричал. Паук подобрался к хирургу поближе и впрыснул в его тело свои пищеварительные соки. Тот захрипел, давясь собственной рвотной массой, ощущая в последние секунды своей жизни, как его тело переваривается изнутри. Покинув оболочку громадного паука, Валера полетел прочь от гигантского медицинского комплекса, сделав напоследок несколько витков вокруг своей планеты, спокойно минуя космический мусор и межзвездную пыль. Вскоре он набрел на странный город с неспокойной атмосферой, которая будто звала в свои глубины. Город оказался маленькой источающей свет энергетической точкой, сокрытой в глубоких, недоступных всему живому, недрах. Валера пеленой опустился на проспекты и площади и уже через несколько секунд сконцентрировался в одном из домов, излучавших странные силовые дуновения. Сконцентрированное сознание Валеры пулей влетело в грязный подъезд, расписанный символами неизвестного ему примитивного языка. Потоком невидимого ветра, проникавшего сквозь стены, он пробрался за входную дверь, накрепко запертую навесным замком изнутри. В человеческом обиталище было темно, уютно и безопасно. Только одна комната источала еле заметный свет электрической лампочки. В комнате с двумя кроватями и одним письменным столом рассматривал книгу мальчик. Внезапно по его телу пробежала дрожь. Страницы книги принялись сами собой перелистываться. Мальчик поднялся с кровати и, набравшись смелости, произнес несколько нечленораздельных звуков. На его языке это был вопрос. – Что вам надо? И сию же секунду он непроизвольно закрыл глаза, представил коллективное лицо всех героев маминых сказок до того момента, когда она еще не пила. Сверхсознание освобожденного Валеры внедрилось в голову мальчика. Затем в пределах его бурно развивающегося разума у них состоялся диалог. – Как тебя зовут? – Меня зовут Валера, а тебя? – Меня зовут Саша. Ты злой дух? – Нет, не бойся… – Ты всегда будешь со мной разговаривать теперь? – Нет, я исчезну и стану частью тебя – И что тогда будет? У меня будет друг? – Ты будешь способен менять материю и мир. – Тебя послал Сырьевой_Придаток_Двойного_Пульсара? Ты так и не сказал, будем ли мы дружить. – Нет, Саша, Фасеточный_Глаз умер. Конечно, будем. – Я тоже умру? – Нет. Ты станешь свидетелем рождения дочери. – Зачем нам еще одна дочь? У меня есть сестра… Нам нечего будет есть. – Тише… Внушив последнюю фразу Саше, Валера окончательно влился в сознание мальчика и тот громко икнул. Ему захотелось в туалет. Мальчик отложил в сторону толстую книгу и, прежде чем справлять естественную нужду, снял подаренный бабушкой серебряный крестик. Выкинув его в открытую форточку, Саша вышел в темный коридор с тикающими часами. Он направился в маленькую комнатку с унитазом, по которому всегда ручейком стекала вода из смывного бачка. Из большой комнаты, которую называли не иначе как «залом», слышался затяжной храп его папы. Выйдя из туалета, Саша почувствовал, что стал совершенно другим человеком, проникшим за границы своего привычного мира. Он пытался спросить у Валеры что-то еще, но того будто и след простыл. Еще до конца не веря в произошедшее, мальчик не мог понять, как использовать свои новые способности и что они могут ему подарить. Саша лег под одеяло. Ему приснилась красивая девушка с голубыми глазами и темными локонами прямых и приятных на ощупь волос. Часть II Сестра не ночует дома Обычно Саша просыпался от того, что папа расталкивал его легкими ударами ладоней, при этом приговаривая: «Саша, вставай, пора ехать в интернат» или «Саша, иди завтракать». На этот раз он проснулся из-за тяжелого запаха чего-то подгоревшего. Он открыл глаза и еще несколько минут смотрел на потолок. В углу среди плесени и грязи сидел паук и смотрел на него. Саша ощущал присутствие этого биологического организма и, кажется, мог даже общаться с ним: – Привет! – бодро произнес Саша и сладко потянулся всем телом. Паук, вероятно почуяв, что его обнаружили, забился за сплетения паутины в самый темный уголок с запрятанными про запас сухими мухами. Саша почувствовал это и немного смутился. Раньше он ничего подобного не замечал и уж тем более не думал, что может посылать невербальные сигналы примитивным организмам. Затем его утренние ощущения пробуждения затмило воспоминание о вчерашнем диалоге с неизвестным гостем. С утра Саша задавался вопросом, а на самом ли деле очеловеченная неизвестность обосновалась в его комнате, или это был фрагмент страшного сна? Он поднялся с кровати и увидел, что сестра уже дома и спит. Саша не услышал, как она вошла в комнату глубокой ночью. Встав на ноги, мальчик сделал несколько шагов по направлению к сестре и указательным пальцем дотронулся до ее лба. – Ай! – вскрикнул он и резко одернул руку. Лоб сестры ожег его, а в голове сразу завертелись образы внеземных чудовищ, которые рвали на части ее нежное тело. От внезапного вопля сестра проснулась и сонным взглядом посмотрела на брата. – Сашуль, ну ты чего… – невнятно промямлила она и перевернулась на другой бок. Теперь вместо лица Саша мог созерцать лишь россыпь ее темных волос. Мальчик не понял, что произошло, но от сестры исходили эманации темной энергии. Они не собирались ее покидать, а будто заняли свою нишу в глубине душевного пространства и ждали нужного часа для вылазки. Что с этим делать, Саша не знал. В растерянности он пошел на кухню, аккуратно ступая по скрипучему полу. Там у плиты стояла мама и жарила подгоравшие гренки, запах которых разбудил Сашу. Папа сидел за столом и маленькими глотками пил чай из керамической кружки. – Проснулся, Сашка! – сказала мама, повернувшись к сыну. – Так рано же еще! – Рано, черт возьми… – как-то зло произнес папа и посмотрел на Сашу. В это мгновение он почувствовал себя неловко. Будто его вовсе не хотят здесь видеть. Отойдя от плиты, мама подошла к Саше и, обняв его за плечи, усадила на табуретку. – А сеса даше спт буде? – произнес он вслух и удивился. Речь, возникавшая в мыслях, не могла вырваться наружу в первоначальном виде. Вероятно, Саша раньше говорил очень редко или же никто говорить его не учил. Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить свою жизнь до момента появления… Появления… – Повлени го? – Он задал вопрос сам себе вслух. Все это время, пока Саша пытался рассуждать, родители напряженно смотрели на него. Затем мама обернулась к отцу и, поставив тарелку с гренками на стол, произнесла: – Он так редко говорит… Что он спросил, ты понял? Отец в ответ взял гренку и принялся ее жевать. Вероятно, речь мальчишки не вызывала у него удивления или восхищения. – Да кретин он! Хрен поймешь, что сам себе плетет! – сказал он, прожевывая. – Артем! Он наш сын! – с обидой ответила мать. Саша смотрел на нее и испытывал накатывавшее чувство жалости, которое вот-вот должно было разразиться плачем. От мамы исходили тепло и любовь. А вот на отца Саша злился. – Дочь, черт бы ее побрал, шалава, сын придурок! – ругался отец в ванной, и голос его разносился мрачным эхом по всей квартире. Вероятно, он кричал так намеренно, чтобы услышали все: и соседи, и родственники, и сам Процессор_Примитивных_Желаний, наградивший его семью такими подарками. Саша же ощущал, что вмешательство иного в его сознание положило конец прошлой жизни. Воспоминания продолжали улетучиваться одно за другим. На кухню вошла сестра. Лицо ее было бледным и слегка заплывшим. Над скулами огоньками выглядывали два зеленых глаза. Сестра источала негатив. – Доброе утро, – сказала равнодушно мама и поставила еще одну тарелку с гренками. Сестра молча кивнула головой и, пододвинув к себе деревянный стул, уселась в углу стола. – Есть чего попить, холодное? – сиплым голосом произнесла сестра и тут же закашлялась. Каждый ее звонкий грудной звук эхом отдавался в голове Саши. Будто бы кто-то злой и подлый бил ее по позвонкам так, что все тело вздрагивало. Мать молча взяла граненый стакан и наполнила его холодной водой из-под крана. Взяв стакан, сестра залпом выпила воду и протянула обратно. Сглотнув всю воду и вздохнув, она добавила: – Еще налей… В этот момент из ванны вышел хмурый отец. Вероятно, он питал к дочери ненависть еще большую, чем к Саше. Пробурчав что-то себе под нос, он удалился в зал и принялся одеваться, ибо скоро ему нужно было на работу в литейный цех безликого завода. По крайней мере, там, среди шума, вредных веществ и горячих потоков воздуха, можно было не думать про отравленные угли семейного очага. – А же апа аботае? – произнес Саша и опять задумался о том, как же ему научиться четче выговаривать отдельные звуки и слова. Он был уверен, что это в скором времени получится. Надо только потренироваться и хорошенько обдумать механизм произношения каждого принятого в этой местности звука. – Что? – спросила удивленно мама, повернувшись к сыну. Саша раньше говорил что-то очень редко и чаще всего фразы его были мало похожи на слова. А сегодня за одно только утро он уже два раза произнес что-то с интонацией вопроса. – Он спросил… – как-то растерянно и полушепотом сказала сестра – где работает… Папа. Девушка растерялась главным образом потому, что прекрасно понимала Сашу. А еще оттого, что брат действительно раньше не стремился познавать мир с помощью окружающих его людей. В эти мгновения Саша решил, что раньше он ничего никому не мог сказать, а теперь сестра его полностью понимает. И даже больше, в ушах сестры речь его слышалась абсолютно чистой и свободной. Наверное, сестра – то существо, которое надо беречь, и ночной фантом не просто так выбрал Сашу для модификации. Мама присела на корточки перед Сашей и, глядя ему прямо в глаза, произнесла: – Папа работает на заводе. И мама работает на заводе! – если бы она сказала что-то еще, то вероятнее всего расплакалась бы. Сестра, в отличие от мамы, просто глазела на Сашу и неспешно жевала гренку. Глядя на лицо мамы, которая в эти мгновения была совсем рядом, Саша почувствовал безграничную любовь к ней. Резко подскочив, он обнял ее двумя руками. Сейчас он прижимал к себе самого близкого на свете человека, и за несколько секунд перед ним прошла вся ее жизнь, основу которой составляла неугасаемая надежда на то, что родной сын когда-нибудь поправится, а дочь Алена… «Значит, так сестру зовут», – уяснил для себя Саша. …А Алена выйдет замуж за порядочного человека и уедет из промзоны в счастливый город с яркой подсветкой зданий и беспечными людьми на улицах. И, возможно, будет так, что больше она никогда не увидит всего этого противоестественного и лишенного всякой красоты убожества, непонятно зачем выстроенного в холодном и практически безжизненном пространстве. Мама все-таки не удержалась и расплакалась, а Саша зажмурил глаза и попытался передать ей часть своей неугасающей светлой энергии. В это мгновение перегорела лампочка, и треснуло оконное стекло. Все решили, что наверняка от мороза на улице. Кухню обдало искрами. Сестра от удивления уронила гренку на промасленный пол. Мелкие катаклизмы этого вполне себе обычного утра сулили большие перемены. Однако единственной, кому можно было доверить сокровенные тайны и устрашающие догадки, была сестра. Но, кажется, она совсем не осознает свое сверхпредназначение. На кухню вновь зашел отец. Пиджак на нем болтался, а брюки напоминали переделанный в штаны мешок для картошки. – Алена, почему ты вчера так поздно вернулась? – вопрос, адресованный сестре, был, скорее, поводом для начала агрессивных переговоров. На обнимающего маму Сашку отец внимания не обратил. Зато Сашка как-то постеснялся отца и ослабил свои крепкие объятья. – Тебе-то какая разница? – съязвила сестра и демонстративно повернулась к отцу спиной. Перед ней в треснувшем от псионной атаки окне виднелись несколько труб завода, укрытого высоким бетонным ограждением. По обе стороны от него неизвестный архитектор разбросал обшарпанные прямоугольники многоэтажных домов, разделенных кривыми линиями дорог. – Конченая мразь, – подытожил отец и вышел в коридор. Хлопнула входная дверь, и послышались тяжелые шаги по ступенькам, от которых становилось как-то неловко. – Урод чертов! – со слезами в голосе сказала сестра. Сашке захотелось обнять и ее. Он уже было протянул свои руки, но вспомнил про таинственный ожог на пальце. Значит, прикасаться к сестре ему пока что рано. С уходом отца атмосфера на кухне утихомирилась. Саша сжевал несколько подгоревших гренок и запил это все остывшим чаем. Сестра по-прежнему сидела спиной, периодически оборачиваясь и поглядывая то на маму, то на Сашу. Как только мама ушла в комнату переодеваться, сестра вроде как успокоилась и, глубоко вздохнув, пододвинулась к столу и принялась доедать остатки гренок. – Нашу маму зовут Юля, а папу Артем! – сказала она зачем-то. – А тебя назвали Сашкой… – А ея аву ена? На миг задумавшись, сестра кивнула головой и ответила: – Мама меня так называет. Вообще Лена. – Отпив из кружки остывшего чая, она добавила. – Ты тоже меня можешь называть Аленой… Сашка улыбнулся. Сестра улыбнулась ему в ответ. Она, вероятно, осознала, что ей теперь доверена некая тайна и, подтверждая ход своих мыслей, сказала: Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/andrey-dichenko-17535387/plity-i-provaly/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.