Лот праведный. Лабиринт

Лот праведный. Лабиринт Рамиз Миртаги оглы Асланов Вторая книга романа-трилогии «Лот Праведный». В основе сюжета – библейская легенда о путешествии Авраама и Лота в поисках Земли Обетованной. Два праведника, стоявших у истоков единобожия. Одна кровь и одна длинная дорога из Месопотамии, через Ханаан, в Египет – и обратно в Ханаан, где судьба неожиданно и бесповоротно разводит их.Авраам, обретший в конце пути все, и Лот – все в итоге потерявший. Почему так произошло? Этот вопрос и пытается исследовать автор, приглашая читателей вслед за своими героями пройти испытание дорогой длинною в жизнь, полной приключений, любви, неожиданных обретений и катастрофических потерь. Рамиз Асланов В оформлении обложки использованы фотографии и изображения со следующих сайтов: 1. Центральная фотография обложки: https://www.shutterstock.com/ru/video/clip-13640798-timelapse-sunrise-over-pyramid-cheops-sphinx-giza 2. Фотография в левом углу обложки: https://w-dog.ru/wallpaper/pustynya-karavan-teni/id/291270/ (https://w-dog.ru/wallpaper/pustynya-karavan-teni/id/291270/) 3. Фотография в правом углу обложки: https://zet-readszavet.livejournal.com/2059.html (https://zet-readszavet.livejournal.com/2059.html) В качестве иллюстраций использованы фотографии и изображения со следующих сайтов: 1. К главе «Золотые стрелы»: https://medium.com/@danamarkova/%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F-%D0%B8%D1%81%D0%BA%D1%83%D1%81%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B0-3-c1d3f424442e (https://medium.com/@danamarkova/%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F-%D0%B8%D1%81%D0%BA%D1%83%D1%81%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B0-3-c1d3f424442e) 2. К главе «Счастливая рана»: http://otpuskpro.ru/kratkoe-opisanie-istorii-drevnego-egipta/ (http://otpuskpro.ru/kratkoe-opisanie-istorii-drevnego-egipta/) 3. К главе «Телохранитель»: http://visagistprofi.ru/makiyag/ideal-krasotyi-drevniy-egipet/ (http://visagistprofi.ru/makiyag/ideal-krasotyi-drevniy-egipet/) 4. К главе «Царская охота»: https://ru.depositphotos.com/stock-photos/%D0%B4%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%B8%D0%B9-%D0%B5%D0%B3%D0%B8%D0%BF%D0%B5%D1%82.html (https://ru.depositphotos.com/stock-photos/%D0%B4%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%B8%D0%B9-%D0%B5%D0%B3%D0%B8%D0%BF%D0%B5%D1%82.html) 5. К главе «Весы Справедливости»: https://www.mirf.ru/science/egypt-myth (https://www.mirf.ru/science/egypt-myth) 6. К главе «Лаперо-Хунт»: http://dostoyanieplaneti.ru/5643-drevnie-civilizatsii-tajnye-znaniya-i-nasledie-drevnikh-civilizatsii (http://dostoyanieplaneti.ru/5643-drevnie-civilizatsii-tajnye-znaniya-i-nasledie-drevnikh-civilizatsii) 7. К главе «Заговор»: https://golos.io/stihi-io/@vp-zarubezhje/izuchenie-egipta-zagadochnaya-kniga-tota-chastx-chetvertaya (https://golos.io/stihi-io/@vp-zarubezhje/izuchenie-egipta-zagadochnaya-kniga-tota-chastx-chetvertaya) Обработка иллюстраций и компоновка обложки авторская. Лот Праведный Не может быть, чтобы Ты поступил так, чтобы Ты погубил праведного с нечестивым, чтобы то же было с праведником, что с нечестивым; не может быть от Тебя! Судия всей земли поступит ли неправосудно? Бытие, 18:25. Книга Вторая Лабиринт И был голод в той земле. И сошел Аврам в Египет, пожить там, потому что усилился голод в земле той. Бытие, 12:10 I. Золотые стрелы «Не отходи ко сну, страшась завтрашнего дня, и не переживая о том, каким он будет. Никому не дано знать это». Из поучений Аменепоме, сына Канехте.[1 - «Не отходи ко сну…» – из дидактического сочинения древнеегипетского автора, придворного писца, датируемого периодом Нового Царства, а именно – 13-11 веками до нашей эры. Некоторые ученые отмечают сходство отдельных фрагментов «поучения» с текстами из Ветхого Завета.] 1 По утоптанному красному песку широкой фараоновой дороги движутся в сторону Города Двух Земель[2 - Город Двух Земель – Иттауи, «захвативший обе земли», столица Египта при фараонах XII династии. Город находился южнее Мемфиса, вблизи Фаюмского оазиса.] нескончаемые караваны. Неприступной крепостью возвышается Иттауи над всей Та-Мери.[3 - Та-Мери – «земля возлюбленная», одно из самоназваний Египта.] Высоки его стены и мощны. День и ночь сторожат на дозорных башнях маджаи[4 - маджаи – так называли в древнем Египте нубийских наемников, а позже – всех стражников.] покой божественного фараона Ни-Маат-Ра,[5 - Ни-Маат-Ра – «в истине Ра», одно из тронных имен шестого фараона XII династии Аменемхета Третьего.] грозного как Монту[6 - Монту – бог войны в древнем Египте,считался сыном бога Амона и богини Мут.] и мудрого как Тот.[7 - Тот – или Джехути – бог мудрости, письма и счета, считался покровителем ученых и писцов, а также создателем календаря, записывал даты рождения и смерти людей.] Ни он ли покорил презренных дикарей страны Уауат и страны Куш,[8 - Уауат и Куш – древние государства исторической области Нубия, расположенные южнее Египта в бассейне Нила. Уаут – северная его часть, Куш – южная.] ни он ли повелел построить там крепости, куда свозят чернокожих рабов, золото, что добывают на рудниках, и стволы деревьев мощных, и слоновую кость? Ни он ли поставил границей для злобных кочевников хериуша[9 - хериуша – «стоящие на песке», общее название бедуинских племен Синайского Полуострова. Сама эта область называлась «Страна Хериуша».] заставы вокруг Горьких Озер?[10 - Горькие Озера – ряд озер, расположенных на Суэцком перешейке, в настоящее время входят в комплекс Суэцкого канала.] Ни он ли усмирил в беспощадных войнах жестоких техену?[11 - техену – или чихну – «светловолосые», в древнем Египте одно из ливийских племен.] И ни он ли склонил пред величием Амона,[12 - Амон – бог солнца и небесного пространства, покровитель Фив. Возвышение этого божества началось при XI династии, происходившей из Фив. По мере роста популярности Амона, культ его стал общеегипетским – и он был отожествлен с богами Ра, Атоном и в некоторых легендах с Птахом.] отца своего предвечного, головы строптивых хети[13 - хети – потомственные или назначаемые правители областей Египта, князья] всех областей Та-Кемет?[14 - Та-Кемет – «черная земля», одно из самоназваний Египта.] И воцарились мир и порядок во владениях фараона. Властвуют по всей земле законы его непреклонные. И каждый делает, что ему велено от рода своего. Сеет полбу[15 - полба – особый род пшеницы, распространенный по всему древнему Востоку от Междуречья до Египта.] трудолюбивый земледелец и жнет в подходящее время. Ведет счет добру ученый писец и делит на доли – что оставить царевым слугам, а что отойдет Великому Дому.[16 - Великий Дом – египетское “per oa” , эллинизированное фараон.] Наблюдают строго за порядком маджаи, а воины верные берегут границы страны Хапи[17 - Страна Хапи – Хапи – «единственно текущий», бог Нила и покровитель урожая, в данном контексте – Египет. Хапи изображался в виде парной фигуры, каждый из которых держит стебель растения, символически связывающий Верхний и Нижний Египет. Иероглиф с таким изображением означал слово «союз».] от набегов варваров. И молится денно и нощно благочестивый жрец богам, чтобы ниспослали они милости детям Птаха.[18 - детям Птаха – Птах или Пта – предвечный бог творения. Местом почитания был Мемфис. Эллинизированое название страны «Египет» восходит к названию храма Птаху в Мемфисе – Хе-Ку-Птах – «усадьба души Птаха». Женой Птаха была богиня Сехмет. Птах был покровителем искусств и ремесел.] А над всеми ними – как солнце дарящее свет жизни – фараон! И стекаются со всех сторон богатства несметные в казну Великого Дома, чтобы направил Владыка щедрой рукой добро это на нужды государственные – и на жалование воинам своим непобедимым, и в помощь храмам, и на строительство каналов и плотин, и на устройство новых рудников. И спешат к фараону гонцы с докладами от управителей областей, и все они совета просят от мудрости его беспорочной – ведь все ему ведомо, и во всяком вопросе быстр он в решениях и непогрешим! Даже своенравный Хапи повинуется ныне его воле! Разве не он – царь могучий – приказал очистить и расширить канал от Великой Реки до озера Ше-Ур?[19 - Ше-Ур – «великое озеро», Меридово озеро.] Разве не по его велению были поставлены Ворота Ра – Ра-Хунт[20 - Ра-Хунт – «ворота Ра» – название шлюзов канала.] – преградой воде бурлящей, чтобы уходила вода лишняя в Озеро в дни разлива, а после шла по каналам на поля, отвоеванные у пустыни? И сколь велики и обильны стали земли Та-Ше[21 - Та-Ше – «земля озера», название области и земель вокруг Меридова озера, которые при фараонах XII династии были орошены и возделаны.] – полстраны ими кормится ныне! И забыл народ про неурожай и голод: последний раб ныне сыт и доволен долей своей! И воздвиг фараон милостивый повсюду новые храмы прекрасные в благодарность богам земель всех – так что и боги ныне забыли о вражде и зависти и преклонились пред могуществом сияющего Амона, как преклонились строптивые князья обеих земель пред сыном его божественным на престоле наследном! Воздвиг он во славу себе и на радость богам храм неописуемого величия и красоты, названный в народе Лаперо-Хунт,[22 - Лаперо-Хунт – «святилище при шлюзах канала», храмовый комплекс, названный позднее греками «Лабиринт», строительство которого было завершено при Аменемхете III.] где каждого из богов почтил статуей прекрасной и каждому отвел комнату обширную богато убранную. И тем скрепил фараон союз богов вечный под мощью Амона, как все земли Хапи воссоединил под мощной десницей своей. Вовек не видел мир красоты величавой подобной Храму Всех Богов! Одних залов с колоннами и комнат расписанных в нем три тысячи! И чего только там нет – в кладовых подземных и надземных – и золото в несметных слитках, и серебро россыпью, и каменья драгоценные горстями, и зерно отборное в высоких амбарах, и утварь для работ искусная, и запасы оружия достаточные, чтобы вооружить в случае войны еще одну армию, и вина отборные, и бобы, и сушеные фрукты!.. А вокруг Храма, на землях черных, растут в изобилие пальмы финиковые и смоквы, виноград и дыни. И пасутся в окрестностях на лугах с сочной травой стада несметные, и ходят по земле царевы слуги, ходят за стадами и в заботах о земле плодоносящей, и берут втрое там, где раньше были пески бесплодные – и разве это не чудо, и разве под силу такое человеку смертному?! Да живет в вечности фараон славный Аменемхет Нимаатра сын Сенусерта Хакауры[23 - Сенусерт Хакаура – Ха-Кау-Ра – «воссиявшая душа Ра», тронное имя фараона Сенусерта Третьего.] – да не будет помянуто имя его всуе! – жизнь, здоровье, сила! Невелик столичный город Иттауи. Выстроили его себе как крепость неприступную фараоны первые из династии ныне правящей. Было у них много врагов из князей удельных – и каждый из них хотел править самовластно во владениях своих. И приходилось идти фараонам прежним на князей строптивых, чтобы объединить страну под властью своей единодержавной, а те шли на фараона. И чтобы оградить себя от неожиданностей военных, бунтов черни, подстрекаемой золотом княжеским, да от заговоров убийственных честолюбцев из приближенных вельмож, решили фараоны, что безопасней им будет не в Уасете,[24 - Уасет – столица Верхнего Египта, у греков – Фивы. Во время XI династии был столицей всего Египта.] родовом их городе, а во вновь выстроенном городе. И с самого начало было решено, что станет этот город как один дом фараона, где будут с ним лишь близкие его да избранные вельможи доверенные. А всем остальным в городе селиться запретить! Но как укрепилась власть фараонов на обеих землях, – нижних и верхних, – как стал возвышаться Иттауи над городами другими и богатеть, так сразу потянулись в столицу новую люди со всех княжеств. И поскольку не пускали их селиться внутри стен крепостных, стали они строить дома вдоль дорог фараоновых: западной, что вела в Землю Озера, и восточной, ведущей к царской гавани на Хапи. И стояли дома в плотных рядах, вытянувшись от стен Иттауи с обеих сторон дороги почти на парасанг.[25 - парасанг – мера длины в древнем Египте, составлявшая 6 980 метров.] И были среди них и большие дома чиновников важных и зажиточных купцов, и дома поменьше – ремесленников свободных, держащих при домах лавки, и крошечные лачуги батраков наемных, крытые как придется тростниковыми кипами. И многие из людей, поселившихся вдоль дороги фараоновой, кормились ею, продавая товары проезжему и проходящему по дороге люду. И в одном из домов на западной дороге жил теперь Лот со своими друзьями. И было это на четвертый год пребывания их в Та-Кемет и на сорок шестой год правления великого фараона Аменемхета Нимаатры. 2 Лот сидит на низкой деревянной скамеечке под навесом и шьет сандалии. Чему он только не научился за эти четыре года – приходится. В Кемете многие ходят босиком. Но Лот не может привыкнуть ходить по раскаленному песку. И почему не сшить сандалии, если есть лишний кусок кожи и свободное время? Костяная игла затупилась. Если неловко нажать, может и сломаться. Надо бы сходить в лавку – заточить иглу, но ему неохота. Да и товар нельзя оставлять без присмотра – и Лот без особой надежды смотрит на дорогу: нет ли покупателей? Еще только начало месяца Хенет-Хети-Перти.[26 - Хенет-Хети-Перти – Десятый месяц египетского календаря, соответствует апрель-май. Год начинался с 1-го числа месяца Техи (Тот), что соответствовало 19 августа. В каждом месяце было 30 дней, а в конце года прибавлялось еще 5 дней.] Даже в полдень не так жарко. Но людей на дороге все равно мало. Покупатели бывают утром и вечером. А сейчас каждый занят своим делом. Утром ему удалось продать одну каменную мотыгу какому-то батраку и два мерных горшка – один в полхеката, а другой в хекат[27 - хекат – мера сыпучих материалов в древнем Египте равная примерно 5 литрам.] – брюзгливому купцу на осле, который неприлично долго торговался, сбивая цену, добился своего, но все равно уехал, бормоча под нос проклятья чужакам, заполонившим страну. Ну и пусть. Главное – он вчера продал свои стрелы! Эти стрелы Лот придумал делать сам. Как-то вечером к ним зашел по обыкновению гончар Хенум, что держал лавку напротив. Был этот мисирец добрым человеком и, когда они устроили здесь мастерские, одним из первых пришел знакомиться, да не с пустыми руками, а принес еще и полтушки жареного гуся. Вот с тех пор они и сдружились. И много доброго сделал для них гончар Хенум: и необходимым в торговле словам обучал, и про порядки местные рассказывал, чтобы не попадали чужаки впросак, и объяснял, какие изделия каким образом делать надо по мисирским обычаям – даже образцы приносил и показывал. Часто он стал к ним заходить по вечерам, когда закрывались лавки, чтобы просто поговорить о житье да послушать рассказы чужаков о дальних странах. Да и сам Хенум любил не только послушать, но и знал великое множество забавных историй и сказок. И вот однажды рассказал он своим новым друзьям сказку о благородном юноше, влюбленном в дочь богатого господина. Не нравился юноша девушке избалованной – казался ей слишком бедным. И чтобы не обидеть его прямым отказом, сказала красавица юноше, что выйдет за него замуж, только если он подарит ей звезду с неба. Огорчился юноша: разве ж это возможно – звезду с неба достать? Но так сильно любил он девицу, что решил хоть попробовать. И стал он запускать стрелы в звезды, надеясь сбить хоть одну, но все стрелы падали обратно. И тогда решил юноша, что легки слишком стрелы обычные, чтобы долететь до неба и, подумав, заказал у мастера самого искусного огромный лук, а к нему – золотые стрелы. И когда готовы были лук со стрелами, дождался он ночи звездной, натянул тетиву что есть мочи – и запустил стрелу в самую яркую звезду. А была эта звезда Сопдет.[28 - Соптед – Сотис у греков или Сириус. Восход этой звезды, олицетворяющий богиню неба Сопдет, совпадал в начале летоисчисления у египтян с разливом Нила, происходившим обычно в первые дни месяца Тот, когда египтяне и праздновали начало Нового Года. Однако такое точное совпадение происходило лишь раз в 1460 лет, поскольку древние египтяне не учитывали в календаре, что длительность года составляет 365 суток и 6 часов, и у них не было високосных годов. Таким образом, каждые 4 года восход Сириуса смещается на 1 сутки. Период в 1460 лет назывался у египтян «Великим Годом Сотиса».] И улетела стрела высоко в небо – и не вернулась. И разозлился юноша, решив, что промахнулся, и стал пускать в небо одну стрелу за другой. И так стрелял, пока все стрелы не израсходовал. И снова он заказал мастеру стрелы золотые. А потом еще, и еще, пока не пришлось ему продать все, что у него было. И так и умер юноша в нищете, не сумев покорить сердце коварное любимой девушки подарком обещанным. И только через много-много лет, когда уже все забыли о бедном юноше, стали падать с неба кусочки отколотые золотыми стрелами от звезды Сопдет. И происходит это всякий раз, когда звезда снова появляется в небе. И с тех пор среди людей пошла примета: как засверкают в небе над Хапи осколки золотые, жди большой воды – скоро выйдет Река из берегов и затопит земли Та-Мери, неся людям радость изобилия. И еще говорят: кто найдет осколок звезды, быть тому богатым и любимым. И всем понравилась сказка Хенума. А Лот после этого задумался: а почему бы и не сделать стрелы такие? Не золотые, конечно, а с наконечниками из бронзы. Ведь крепче бронза кости и камня – не рассыплется даже от удара о щит медный. Заострить только – и можно снова использовать. И придумал он форму трехгранную для наконечника, – с отверстием в основании, чтобы древко вставлять. И решил он, что лучше будет вместо тростника прутья использовать, как делали это они на родине своей – и попросил Дитана привезти ему охапку кизиловых веток. И долго потом он возился со стрелами, потому как первая стрела его, когда заправили в лук да выпустили, не пролетела и пятидесяти шагов и шлепнулась на землю. И все говорили ему, что затея эта пустая. Но Лот был настырным. Стал он подбирать наконечники по весу и форме, и прутья для стрелы – по длине и толщине. Пришлось и оперение к стреле по-новому прилаживать, чтобы летела стрела прямо как можно дольше. И вот пришел день, когда стрела, выпущенная из лука Ханоха, пролетела сто пятьдесят шагов и точно попала в цель! И решил тогда Лот сделать десять стрел по образцу удачному на продажу. Проверить – найдутся ли покупатели? Их купил важный вельможа, которого несли в паланкине рабы в сопровождении телохранителей. Хорошо, что Лот догадался воткнуть несколько стрел в большую редьку, насаженную на жердь, чтобы их было видно даже с другого края широкой дороги. Вельможа прислал человека, который попросил стрелу, чтобы показать хозяину. Лот заколебался – паланкин даже не остановился и удалялся все дальше. И все же он рискнул дать одну из стрел – и, к радости Лота, паланкин развернулся. И вот уже рабы пригнулись, поставив носилки на колени, и из-за полупрозрачной кисеи вышел грузный мужчина в богатых одеждах. – Это ты сделал? – спросил вельможа, вертя в руках диковинную стрелу. – Да, господин, – ответил Лот, склонившись в приветствии. – Красивая работа! – похвалил мужчина. – Но не кажется ли тебе, что стрела слишком коротка для тяжелого наконечника? Что это за дерево? – Это кизил, господин. В наших краях его много и мы все стрелы делаем из кизиловых веточек – они прочны и упруги. Вот я и попросил одного купца привезти пару связок из Ханаана. – Так ты из Ханаана? – Нет, господин, мы все из Халдеи. – Далеко же вы забрались, – усмехнулся вельможа и снова начал рассматривать стрелу, ощупывая остро заточенный наконечник и поглаживая отполированное до матового блеска дерево. – Так летают эти стрелы или только для красоты сделаны? – спросил он. – Летают, господин, – ответил Лот. – Больше чем на сто шагов точно в цель бьют. – Не верится что-то. А вот я сейчас сам проверю! – сказал он, и приказал одному из телохранителей подать лук. – Господин! – поспешил предупредить Лот. – Не из всякого лука стрелять можно этими стрелами. Этот – слаб будет для стрел наших. – Слаб, говоришь? – усмехнулся недоверчиво вельможа. – И как тогда проверить твои стрелы? – А мы это сейчас устроим быстро! – ответил Лот, улыбаясь дерзко в предчувствии своего торжества, и велел одному из людей, что вышли заинтересованно из мастерской, кликнуть Ханоха. Не прошло и минуты, как появился коротышка Ханох со своим огромным луком. Заправил стрелу, встал, широко расставив ноги, поискал глазами, выискивая во что выстрелить, поднял лук, натянул тетиву. Вылетела стрела с лихим свистом – миг – и уже дрожит оперением, застряв в деревянной жерди, что подпирала навес мастерской Хенума. А Хенум в это время тоже сидел перед мастерской. И видно так испугался свиста стрелы, что подпрыгнул даже на скамеечке от неожиданности. И стало всем сразу смешно от вида Хенума, что вскочил в недоумении, выглядывая по всей дороге – кто стрелу в его дом запустил? – Хороший выстрел! – улыбнулся вельможа одобрительно. – Дай-ка и я попробую! Взял лук у Ханоха, оглядел, прилаживаясь к его непривычной форме, вложил стрелу и выпустил, почти не целясь. И попал вельможа, то ли ненароком, то ли нарочно, в большой кувшин, рядом с которым стоял, все еще озираясь, Хенум. И с таким грохотом рассыпался кувшин, что бежал в ужасе гончар в свой дом – и всех это бегство еще больше раззабавило. И приказал вельможа, отсмеявшись, одному из рабов, чтобы сбегал он за стрелами. И пустился бегом раб через дорогу, а когда вернулся и протянул с поклоном низким стрелы господину, осмотрел вельможа их внимательно и сказал удивленно: – Вот так-так! И наконечники не затупились и древки целы! И как это древки из наконечников не повыскакивали от такого удара? А ведь ту стрелу, что застряла глубоко в дереве, раб еще изо всех сил тащил! – Это потому, – сказал Лот гордо, – что я прутья так обстругал, что пришлось их силком в отверстия вгонять. А после еще отмачивал дерево два дня. Вот оно и разбухло – не вытянуть без клещей. – Хитро придумано! – похвалил вельможа. – А сколько у тебя всего таких стрел, мастер? – Десять, – ответил Лот. – Это только первые, что я на продажу пробную выставил. – Мало. А сколько ты за них с меня запросишь? Смутился Лот. Не хотелось ему уступать задешево стрелы, но и боялся он ценой непомерной отпугнуть покупателя выгодного. – Говори, мастер, без страха! – подбодрил его вельможа. – Только скажи такую цену, чтобы торговаться мне с тобой не пришлось. – Господин почтенный, – начал Лот, опустив смиренно голову, – сами вы видите, что стрелы эти необычные. Одной бронзы на каждую стрелу пять кедет[29 - кедет – мера веса равная 9.09 грамма.] ушло. А еще дерево заморское, да работа штучная – времени требует… – Сам вижу и понимаю, что стрелы не простые! Цену я от тебя жду, а не поучений! – нахмурился вельможа. – Сколько дадите, господин почтенный, тому и рад буду. И помолюсь я за вашу щедрость Птаху, – сказал Лот, оробев. – Птаху, говоришь? Уже и ты, чужеземец, богов наших признал? – снова ухмыльнулся вельможа. – А ты хитрец! И мастер умелый и торговец ловкий. Не поскуплюсь, не волнуйся. И полез вельможа в суму большую, расшитую цветными нитками, что висела на его широком плече, вытащил из нее два кольца золотых и протянул Лоту. – Вот тебе два дебена[30 - дебен – мера веса в древнем Египте равная 91 грамму. Обычно дебены были золотые или серебряные, в виде колец или слитков.] золотом! Сделаешь мне на них еще сорок таких же стрел! Хватит? – Господин, вы слишком щедры! – не на шутку испугался Лот. – И половины бы я у вас не посмел просить за пятьдесят стрел! – Щедр, потому что смог ты меня и удивить и развеселить с утра. А это много больше стоит! Знаешь, кому стрелы прислать? – спросил вельможа. – Вижу, что не знаешь… Ладно, пошлю я к тебе своего человека. Сказал и полез в паланкин. – Два дебена золотом! – воскликнул восхищенный Ханох, когда процессия начала удаляться. – Это же большое богатство в Мисре![31 - Миср – так называли в древности Египет народы Аравийского полуострова, Передней Азии и Междуречья.] Если так пойдет, разживемся мы быстро на твоих стрелах! – Хорошо, если так, – улыбнулся довольно Лот. – А с Хенумом неладно вышло – напугали беднягу. Надо бы сходить к нему – успокоить. И за кувшин разбитый расплатиться. И хотел уже он идти к гончару, как увидел, что бежит от паланкина к ним один из телохранителей. – Это еще что? – нахмурился Ханох. – Чего он тут забыл? И пока приближался к ним вооруженный человек, все пристальнее вглядывался в него Лот – и росло в его душе странное беспокойство, словно сбыться должно было нечто обещанное. А когда человек еще приблизился, так что мог уже видеть Лот улыбку на его лице, показалась ему знакомой улыбка эта, и на редкость завидная стать воина, и его борода рыжая. И бросился вдруг Лот навстречу – и обнялись они неожиданно друг для друга. – А я думал, ты меня не узнал, – сказал рыжебородый, радостно улыбаясь. – А я только сейчас и узнал. Как ты здесь очутился, асорец? – Как и все бродяги прочие. Долго рассказывать. А вы-то как здесь очутились? Вы ведь в Ханаане остаться хотели? – Да вот, пришлось. Тоже в двух словах не расскажешь. Значит, ты теперь в телохранителях служишь? – Да, старший я телохранитель у господина моего. А ты в мастера подался, пастух? – А что делать? Никогда не думал, что в кузне придется молотом стучать, да вот… Нанэх! – воскликнул вдруг Лот, словно спохватившись. – А Йемима как же? С тобой она? – Со мной, – улыбнулся, совсем не смутившись, Нанэх. – И сын наш с нами. А ты, признайся, проклинал подлого асорца, что девушку от вас умыкнул на позор? – Только не я! – честно ответил Лот. – Эй, ребята, идите сюда! Это Нанэх – не помните разве? И подошли к ним люди, смущенно оглядывая улыбчивого воина мисирского, в котором едва узнавали приставшего к ним когда-то нелюдимого асорца. И только Ханох радостно похлопал его по плечу и сказал: – Ну и щеголем ты стал, Нанэх! Видать, хорошо платит тебе хозяин твой. – Платит щедро. А знаете вы, кто он? Это – Аменанх, правитель Та-Ше – Земли Озера, и родной племянник фараона! Повезло вам, что смогли вы угодить князю и простил он вам недостаточное почтение крови его царской. – Откуда же мы знали?! – изумился Лот. – Проходил он с такой малой свитой и обратился к нам без всякой важности! – Поздно пугаться: гроза миновала, и ты даже получил от нее свою выгоду, – усмехнулся Нанэх его испугу. – А ведь это я обратил внимание князя на ваши стрелы. Большой любитель всякого оружия мой хозяин. А тебя я давно на дороге приметил, Лот. Такого красавца, как ты, трудно с кем спутать. Но все никак не удавалось мне найти случая подойти, пока стрелы ты свои на продажу не выставил. Да и сейчас мне уже бежать пора. Я ведь едва отпросился у князя под предлогом, что забыли мы узнать, когда стрелы готовы будут. Ты поторопись, Лот! И сделай свою работу на совесть! – Я постараюсь, Нанэх. Думаю, за неделю управлюсь. – За неделю? – насмешливо переспросил Нанэх. – Уже сегодня князь растеряет половину твоих стрел на озере, охотясь на диких гусей. Завтра будет хвастать ими перед друзьями – и каждый из них захочет получить по стреле в подарок. А уже на следующе утро в нетерпении будет спрашивать гневно, где стрелы, за которые он заплатил так щедро? И если ты, Лот, не поторопишься к утру третьего дня их доставить, не миновать тебе новой грозы, которая тебя в этот раз испепелит! Я и вернулся, чтобы тебе предупредить. Ты понял, друг? – Я понял, Нанэх! Мы будем работать день и ночь, чтобы изготовить стрелы как можно быстрее. – Так-то оно лучше. В этой стране легко нажиться добра, если действовать с умом. Но еще легче – лишиться головы по глупости! Как только будут готовы стрелы, привези их в город. Сам привези! И не забудь прихватить князю еще чего в подарок, мой тебе совет, – ему это понравится. А мне уже пора. Увидимся еще. Надобно нам о многом поговорить! Нанэх прощально похлопал Лота по плечу и бросился за почти скрывшимся из виду паланкином. – Вот тебе и Нанэх – пленник наш асорский! А ведь мы его тогда чуть не убили! – сказал пораженный всем произошедшим Ханох. – Пошли! – позвал товарищей Лот. – Сейчас же начнем готовить стрелы! Хорошо, что я вас не послушал и сделал впрок заготовки для наконечников… И вот сидит Лот, шьет сандалии, пока друзья его стучат молотками в кузне, и мысли его беспорядочно витают от прошлого, где столько пережито, к будущему, ставшему вдруг вновь беспокойным. 3 День движется к закату. Уже задул слабый ветерок со стороны Великого Озера, предвещая вечернюю прохладу. Зачирикали, оживились птицы в кронах деревьев. Животные неспешно покинули свои тенистые убежища и потянулись к воде. Авраму тоже хочется пить. Но он все не может преодолеть ленивую сонливость, что заставляет его сидеть неподвижно на циновке под раскидистым сикомором.[32 - сикомор – вечнозеленое плодовое дерево, достигает высоты 40 метров.] В этой стране круглый год печет солнце, а зимы как бы и нет. В этой стране все ходят полуголые. В этой стране все движется медленно и лениво, даже солнце в небе. Прошло уже четыре года, как они в Кемете. И неизвестно еще, сколько им придется ждать возможности вернуться в Ханаан, и будет ли такая возможность? Ничего у него не осталось – ни людей под рукой, ни серебра в мешках. Даже Бог его оставил – не говорит с ним. Вот и сидит он под деревом никому не нужный. А люди его – в поле, работают на хозяина чужого ради пропитания себе и детям своим. И Сара его работает вместе с женщинами. А другие люди – на строительстве, неизвестно где. А еще – Лот со своими дружками, кого соблазнил Дитан работами в мастерских. И кто они все здесь – в этой стране чужой? Вроде и не рабы – баку,[33 - баку – в древнем Египте – обращенные в рабов иноземные пленники.] как их здесь называют, но и свободы у них полной нет. И есть ли в этой стране свободные люди? Разве земледелец – хемуу[34 - хемуу – «царские слуги», крестьяне в Египте, находившиеся фактически на положение крепостных.] – свободен? Их здесь всех называют «царские слуги» – и по первому требованию покидают мужчины безропотно жалкие лачуги, оставляя клочки своей земли на женщин, и идут работать на царя. Где скажут, там и работают. И нет на такую работу никакого срока и нет никакого вознаграждения, кроме пропитания. И писец здесь слуга, и вельможа – все от милости фараона зависят. И будь хоть у тебя горы золота, не дает тебе это свободы, а лишь чуть больше довольства… И как это получилось, что остался он ни с чем? Это Дитан лукавый его обобрал с помощью братца своего Рашапа. Соблазнил ханаанец Аврама сытой жизнью в чужой стране, а потом – незаметно – все добро и вытянул. Но ведь не докажешь! Начнешь думать, хитрые ловушки ханаанца вспоминая, и получится, что все, что не предлагал купец, лишь на пользу было да по необходимости. И ведь выполнил Дитан, что обещал – и через весь Миср провел без урона, и в поместье у родственника своего разместил. Только вот не было для всех работы в поместье. Как прибыли они, отвел им Рашап место в самом дальнем углу на пустыре для шатров, пересчитал мужчин и ушел с братом своим Дитаном, сказав, чтобы отдыхали с дороги, пока они решат, что делать с ними. А на следующий день, под вечер, пришел он снова, Рашап. А с ним в носилках занавешенных прибыл мисирец жирный. Оказалось, что это и был настоящий управляющий, а Рашап при нем был вроде старшего надсмотрщика. И были с ними, кроме рабов-носильщиков, еще другие надсмотрщики – с плетьми да дубинами. И сказал Рашап, чтобы выстроил Аврам всех своих людей перед шатрами – хочет, мол, на них посмотреть достопочтенный Харуди. А этот жирный мисирец, управляющий, сразу не понравился Авраму. Глаза у него были маленькие, щеки толстые, а губы вывернуты как у эфиопов черномазых, которых уже немало навидался Аврам за время долгого путешествия по Мисру. И пошел управляющий с улыбкой презрительной вдоль ряда людей, стоявших кто как, не понимая, зачем их разглядывают, словно скот на рынке. И остановился он у парочки неразлучной, – Лота и Звулуна, – разглядывая их снизу вверх как зверей диковинных. И не сдержался Харуди – обхватил своими пальцами короткими в перстнях руку Лота выше локтя, отчего Лот сразу напрягся недобро. И видел это Аврам, стоявший неподалеку, и испугался за Лота и за всех их. Но Лот сдержался, а мисирец лишь еще больше оттопырил губы свои толстые в усмешке – и дальше пошел. А когда поравнялся управляющий с Аврамом, нагнулся к мисирцу Рашап и шепнул что-то на ухо. А Харуди ничего ему не ответил – скользнул только равнодушным взглядом по лицу Аврама. А снова он остановился перед девушкой одной, совсем молоденькой, стоявшей рядом с отцом своим, и глаза его мутные сразу заискрились влагой похотливой. И видно было, что хочется потрогать ему девушку, как прежде Лота, но он только улыбнулся ей на миг, обнажив зубы свои крупные, а потом вдруг резко развернулся и пошел к носилкам. И понесли его рабы, а Рашап вслед бросился, и так и шел рядом, что-то наговаривая мисирцу за пологом, пока они все не скрылись за ближайшими рядами виноградника. А после их ухода люди медленно разбрелись по своим шатрам, и заметно было, что многим не понравилось случившееся. Но к Авраму никто не пришел в шатер, даже Лот. И Сара ему ничего не сказала. А Аврам чувствовал себя в чем-то виноватым перед людьми. Но не было и у него слов для людей своих – находился он в растерянности и незнании о будущем их, как и все. А утром следующим, чуть рассвело, снова пришел Рашап к нему в шатер и уж тут стали они говорить. И первым долгом спросил Аврам про Дитана. А Рашап ответил, что уехал Дитан по делам своим в Шетет[35 - Шетет – столица «земли озера», нома Та-Ше в Фаюмском оазисе. У греков – Крокодилополь.] – столицу области, а когда будет обратно – неизвестно. И поспешил добавить Рашап, что незачем беспокоиться Авраму о людях своих, поскольку он уже обо всем договорился с управляющим, хоть и нелегко это было. Дал согласие Харуди на то, чтобы остались чужеземцы жить и работать в поместье на условиях обычных – за пропитание сытное. И заметил Рашап не без гордости, что хоть Харуди и считается управляющим, но на самом деле он только писарь ведущий счет добру хозяйскому, а в работах земледельческих ничего не смыслит. И потому сам хозяин поместья – славный Упуау – доверил ему, Рашапу, вести дела в полях и в огородах и назначать людей на работы. И сказал Рашап: – Будете вы здесь в сытости и безопасности, если останетесь, ибо хозяин наш добрый, Упуау, в большой милости у фараона. Был он прежде простым жрецом в храме Себек,[36 - Себек – древнеегипетский бог воды и разлива Нила, изображался с головой крокодила. Культ этого божества особенно почитался в Файюме.] до того как фараон наш мудрый за ученость великую назначил Упуау главным смотрителем канала и шлюзов – Ра-Хунт – и пожаловал ему это поместье на новых землях. А поместье это велико – пятьсот домов[37 - дом – мера площади в древнем Египте, равная 10 сетхатам или 2,76 га] без малого! – и потому требует многих рук заботливых. А Аврам спросил с сомнением: – А всем ли хватит работы? И что мы делать здесь будем? Мы ведь пастухи, а не земледельцы. – Знаю, – ответил Рашап, – что непривычны вы к работе земледельческой. Но не мудреное это дело – научитесь. А работы в поместье – когда больше, а когда меньше. И сколько людей потребуется мне в полях да на огородах, стольких и кормить буду. – А другие как же? – неприятно удивился Аврам. – Чем другие кормиться будут? – А это уже не моя забота, – ответил Рашап. – Не могу же я такую ораву кормить задаром. И добавил он, видя, что Авраму ответ не понравился: – Аврам, а что ты беспокоишься? Дитан говорил, что не бедный ты – есть у тебя в запасах и золото, и серебро с медью, и добро другое разное. Продашь часть – и будет вам пропитание. – Кому ж я продам? – Да хоть кому. А лучше – мне. Зачем тебе далеко искать? А я тебе все дешевле отдам, чем на базаре в Шатете. А как приедет Дитан, посмотрим, куда людей твоих остальных пристроить. Работы в Та-Кемет много – не пропадете. На том и порешили. А куда было деваться Авраму? Оказался он с людьми своими бесправными чужеземцами в стране незнакомой, где люди говорили на языке другом и жили по законам непонятным – и только и была у него надежда на помощь Дитана да его братца. А они этим и пользовались. А Дитан приехал лишь через месяц. А пока его не было, уговорил Рашап Аврама продать ему верблюдов оставшихся, сказав, что незачем ему пока верблюды, а кормить животных на полях хозяйских Рашап позволить не может. И волов последних хотел взять, и овец с козами, но Аврам согласился только на верблюдов и взял за них много бобов и зерна. И было у него теперь в стаде, которое разрешил Рашап пасти на пустошах, всего четыре вола и три десятка овец и коз. И потому не ели почти люди его мясо, а только овощи да хлеб с бобами. И когда Дитан приехал, стал Аврам укорять его в положении своем затруднительном, но Дитан сказал: – Разве не предупреждал я, что трудно тебе будет кормить женщин и детей? – А что делать? – спросил Аврам в растерянности. – А ты отпусти со мной мужчин своих, скольких сможешь. Найду я им работу и пропитание – и легче вам будет без лишних ртов. – А что им будет за работу? – спросил Аврам. – А вот ты послушай. Много сейчас работы в Земле Озера. Есть работа и для землекопов на каналах, есть и для камнетесов в Лаперо-Хунте. Но лучше в камнетесы идти, если имеются у тебя умелые – у них и пропитание лучше, и даже вознаграждение дают тем, кто со своим инструментом приходит. – А сколько дают? – заинтересовался Аврам. – А дают им два медных дебена за одну луну работы. Да ты не усмехайся! В Кемете за два дебена можно семью кормить целый месяц! Вот пусть и присылают семьям своим заработанное – все помощь. И пришлось Авраму согласиться. И вызвалось идти на работы двадцать мужчин поначалу. И ушли они с Дитаном. И с тех пор работали они вдали от семей, и лишь некоторые из них возвращались, – ушибленные или вконец измученные тяжким трудом, – а вместо них уходили другие. И так прошел год, и от добра Аврамова лишь убывало все это время на пропитание, которого все никак не хватало. И решил уже Аврам уйти на следующий год в Ханаан, пока последнего добра не лишился, но вернулся как раз в то время Дитан с караваном очередным и сказал, что голод там стоит пуще прежнего, и стал стращать Аврама бедами. И не решился Аврам выйти. А в утешение Аврама придумал Дитан устроить мастерские на фараоновой дороге. И сказал он Авраму, что будет им польза совместная от этого предприятия. Пообещал и землю купить, и мастерские выстроить, и товаром необходимым снабжать, и подати сам выплачивать. Только и попросил он у Аврама людей мастеровых да Лота над ними. Лота – обязательно. А Лот тогда на строительстве работал с другими мужчинами, оставив Хавиву с дочерью в поместье на попечении матери девушки и Сары. И согласился Аврам, понимая, что и согласия его не ждут – разве будет его слушать Лот? И поначалу не было пользы никакой от мастерских. Да и после пользы большой не было. И когда прошел еще год, уже и не с чем было выходить Авраму из Мисра – даже на обратную дорогу едва ли хватило бы им остатков добра прежнего. Все ушло, что наживалось долгими годами – и стадо, и золото, и уважение людей. Никому не нужны были теперь слова его поучительные, и никто не слушал приказов его – были у людей его теперь приказчики другие. И каждый сам теперь кормился, как мог, и содержал семью свою. А Аврам из вождя народа своего стал для всех стариком обычным бессильным, которого содержала жена трудом вынужденным. И никогда еще прежде не чувствовал Аврам отчаяния безвыходного, как в те дни. И никогда еще прежде не чувствовал такой ничтожности своей перед Богом, которому все продолжал молиться упорно, хотя и без прежнего пыла. И только думал он – за что Бог отвернулся от него, что совершил он отвратного?.. И вспоминалась ему гора Азур,[38 - Азур – гора Эль-Асур, Иудейские горы.] на которой по приказу Аврама совершил отец несчастный заклание чада своего. И что казалось ему тогда делом благим, поучительным, вызывало теперь сомнение и страх греха непрощенного. И вспоминались ему будто знаки предупреждающие, которые явил ему Бог в тот день роковой. И как ребенок связанный бился неистово головой о камень жертвенника. И как нож выпадал дважды из дрожащей руки отца. И как Гошеа угодливый, которому приказал Аврам держать ноги ребенка, вдруг взвыл от страха и отскочил, увидев гада под ногами своими, выползшего неизвестно откуда. И как над вершиной вдруг ветер смерчом пронесся в тот самый миг, когда брызнула кровь первая из горла надрезанного – и отбросил нож отец. А потом дело закончил тот же Гошеа – нельзя ведь было так оставлять. И даже костер жертвенный не хотел сразу загораться – видно неугодно было приношение нечистое Господу, и в последний раз послал он предупреждение свое неразумному Авраму. Но и тут Аврам приказал довести дело до конца. И сожгли тело. И заставил Аврам вдыхать людей пришедших смрад греха. И заставил смотреть, как тело обугленное разрезает безжалостно Гошеа ножом, отделяя мясо от костей, чтобы сложить кости в горшок большой и закопать, а плоть раскидать в четыре стороны… И не с того ли дня и начались все несчастья их последующие?.. И вздыхает тяжело Аврам. Донимает его жажда, горит огнем сухим в груди, но лень ему встать и выйти из тени за водой. И находит он даже удовольствие утешительное в муке своей. И хочется ему даже умереть. И молит он безмолвно у Бога смерти как исхода от мук и унижения – или прощения просит, помощи, чтобы выполнить долг свой и получить обещанное. Слова просит – исхода любого. Но молчит Бог Его. Молчит!.. 4 Долго думал Лот, какой подарок преподнести высокому вельможе в придачу к стрелам, но, сколько не гадал, выходило, что ничем такого богача не удивишь. И решил Лот посоветоваться с Хенумом – уж он-то должен знать, чем лучше отдарить щедрого князя. И пришел вечером Лот к горшечнику и рассказал, как все было, без утайки. И расплатился он с Хенумом с лихвой и за кувшин разбитый, и за страх, что навела на горшечника стрела выпущенная вельможей. И когда узнал Хенум, кто над ним подшутил, удивился он сильно и оробел. – О Птах, прародитель, слава тебе, что отвел от меня смерть неожиданную, иначе трепетала бы сейчас от страха моя Ба[39 - Ба – по верованиям египтян – душа, изображалась в виде птицы с человеческой головой. После смерти человека отправлялась в загробный мир.] в лапах жестоких Анубиса![40 - Анубис – сын Сета и Небетхет. Изображался в виде человека с головой шакала, был проводником душ в загробном мире и одним из судей в царстве мертвых.] – вскричал пораженный Хенум. И все никак не верилось ему, что столь высокородный семер[41 - семер – высшие вельможи в древнем Египте, особо приближенные к фараону.] почтил вниманием лавку бедняка и щедро расплатился за товар. И сказал Хенум, что сам бы он не посмел взять и кедета медного с могущественного Аменанха, хоть бы тот забрал весь товар из его лавки. – Этот Аменнах – не просто племянник фараона и Великий Князь. Поговаривают, что сам он метит на место фараона, – сказал Хенум, понизив голос. – А разве у фараона нет сына? – удивился Лот. – Есть, да хранит его Амон от всех напастей! – воскликнул Хенум и сразу перешел на шепот, даже настороженно оглянулся по сторонам. – Но говорят, что эрпат[42 - эрпат – царевич, наследник престола.] не очень-то рвется возложить священный клафт[43 - клафт – или «немес», царский головной убор – полосатый платок, завязывающийся сзади и спускающийся длинными фалдами вдоль лица.] на свое чело, хоть и стар уже отец его божественный и пришла пора сыну понемногу брать власть в свои руки. – Как же это может быть, чтобы не желал наследник имения отцовского? – еще больше удивился Лот. – А вот так. Сызмальства у эрпата страсть к учению. Почти все детство свое и юность провел он в храмах за чтением папирусов, и посвятил бы он свою жизнь служению богам и изучению тайных наук, стал жрецом, если бы не отец его, что призвал сына властно. И вынужден был эрпат подчиниться фараону, и стал отец посылать сына по делам государственным по всей стране, надеясь отвлечь путешествиями деятельными от жизни в затворничестве. Но мягким оказался нрав у эрпата, словно у девушки. И хоть старался он выполнять поручения отца своего могущественного со всем прилежанием, но не всегда проявлял строгость в делах с хети и этим не раз вызывал неудовольствие фараона. – И что с того, что у юноши характер добрый? – возразил Лот. – Как придет ему время воссесть на престол, как почувствует он власть свою над огромной страной и народом бесчисленным, так сразу и переменится. Власть имеет чудесную силу менять людей неузнаваемо. – Может и так, – не стал спорить Хенум. – Только царевич пока что от власти бежит, а вот Аменанх к ней рвется всеми силами. Он уже и сейчас ведет себя так, словно дело решенное – и быть ему фараоном. И многие из знати на его стороне. Кого подарками щедрыми купил, кому должности хлебные пообещал, а кого и запугал угрозами. – А что же фараон? Разве не знает он о происках племянника своего, если даже тебе, простому горшечнику, об этом известно? – Фараон? – усмехнулся Хенум и снова оглянулся по сторонам. – Фараон наш, да живет он вечно, воистину бог Амон-Ра во плоти! И как полдневное солнце, зависшее над землей, кажется фараон иным людям бесстрастным в своем величии и даже бездеятельным. Но жестоко обманется тот, кто примет мудрость его предвидящую за слепоту неразумную, а неспешность величественную за нерадение беспечное. Как солнце пустыни, что слепит и иссушает все живое медленно, но верно жаром своим, от которого не укрыться нигде, так и фараон наш губит врагов своих одного за другим. И чем больше пытаются противостоять ему враги, обманутые кажущимся бездействием его, тем вернее гибнут, когда фараон вдруг обрушит на них свой неудержимый гнев всей мощью испепеляющей! – Так как же ты говоришь, Хенум, что может стать Аменанх фараоном против воли могущественного дяди? – улыбнулся невольно Лот. – Верно есть у фараона средство надежное против козней племянника, раз он не спешит с ним расправиться? – Есть, как не быть, – согласился горшечник. – На то он и фараон. Но и богам присуще милосердие и приязнь родственная. Один сын у фараона и один всего племянник кровный. И пока Аменанх не выказывает воинственно притязаний своих на трон божественный, жалеет его дядя и надеется, что образумится князь, довольствуясь долей немалой, что дарована ему, и встанет у трона не соперником царевичу, а защитой и опорой. Ведь храбрый муж Аменанх и в военном деле незаменимый. И мог бы он стать во главе войск фараоновых или даже получить должность чати,[44 - чати – или джати, «великий управитель» и главный советник фараона – высшая административная должность в древнем Египте.] если бы выказывал больше смирения и верности. Хитрый он, Аменанх. Все на Нефрусебек[45 - Нефрусебек – или Нофрусебек, «прекраснейшая для Себек», средняя дочь фараона Аменемхета Третьего. Некоторые ученые считают Нефрусебек первой полноправной женщиной-фараоном Египта.] облизывается. Надеется, что с этой стороны ему легче будет на трон Великого Дома взойти. – Нефрусебек? А кто это? – заинтересовался Лот. – А ты не знаешь? – удивился Хенум. – Дочь это фараонова. Принцесса. Красавица, говорят, каких свет не видел! – И что? – А то, что Аменанх мечтает взять Нефрусебек в жены! И даже осмеливался намекать на это дяде! – Вот оно как? Хитро! – усмехнулся Лот. – Хитро-то оно хитро, – прищурился лукаво Хенум, – но как бы Аменанх в этом деле не перехитрил себя самого. Не отдаст за него дядя дочь любимую. Всем известно о горячей любви фараона к Великой Дочери. Да и как не любить ему принцессу? И красива она, и умна, и характер у девушки воистину царский – ни то, что у эрпата. Говорят даже, что принцесса весьма искусна в стрельбе из лука и в метании дротиков! Такой бы девушке родиться мужчиной на радость отцу, чтобы сменить на троне, когда душа его переселится на поля Иалу.[46 - Поля Иалу – «камышовые поля», часть загробного мира, в которой праведники обретают бессмертие и блаженство.] – А ты ее видел – принцессу? – Я?! – изумился Хенум. – Да где бы я, бедный горшечник, смог увидеть дочь фараона? И разве бы я посмел поднять глаза на Великую Дочь? Да я бы ослеп сразу от сияния ее божественной красоты! – Но ведь кто-то ее видел и не ослеп, раз о девушке ходит такая молва? – простодушно улыбнулся Лот. – Никак и ты хочешь увидеть? – хитро сощурился Хенум. – Почему бы и не полюбоваться на красоту девичью, если случай представится? Хоть одним глазом, хоть издали. – Ишь ты, какой храбрец! Сразу видно, что чужеземец. Нет в тебе страха почтительного перед владыками земными. А что? Может и повезет тебе. Свиделся же ты с племянником фараона – и даже убытка не понес. Только лучше бы тебе о принцессе даже не мечтать. Дерзость это непростительная, грех святотатственный, что отягчит сердце твое в День Суда – и быть ему тогда в стозубой пасти Амат![47 - Амат – или Ам-мит, чудовище, пожирающее души грешников. Изображалось с головой крокодила, задней частью гиппопотама и туловищем льва.] – Д я и не мечтаю, – смутился Лот под осуждающим взглядом горшечника. – Просто любопытство разобрало от рассказов твоих необычных. Так что ты посоветуешь подарить мне Аменанху? – Что подарить? – на секунду задумался Хенум. – А подари ты ему колчан! Какой же еще подарок может быть к стрелам твоим знатным? Я тебе даже подскажу, где купить лучшее. Только не дешево это будет стоить, если хороший колчан брать. Осилишь? – Осилю! Я даже два колчана возьму, если золота хватит. Самых лучших. Хочется мне угодить столь важному вельможе. Вдруг еще купит он у меня стрелы? А если даже и не купит, не велика беда. Тому хотя бы рад буду, что не в убытке останусь. Я ведь и не надеялся уже, что продам их. Да и город мне посмотреть страсть как охота. Он ведь мне лично приказал стрелы к нему во дворец принести – Аменанх. Вот и посмотрю. И как это я сам не догадался – насчет колчана? Благодарю тебя, Хенум, за добрый совет! – Да что совет? – смутился горшечник. – За совет и ржаной лепешки на базаре не купишь. Ты помни, что я тебе о князе говорил. Остерегайся его нежданной милости! Хитрый он – Аменанх. Нет в нем великодушия, хоть и царской крови от роду. Хитрый и жестокий. 5 Высоки стены Иттауи – выше самых высоких пальм возвышаются над равниной его квадратные башни. Сверкают его стены за тысячи шагов для всякого путника, идущего по фараоновой дороге, сотнями отполированных гранитных плит, равномерно вправленных в глыбы песчаника. И когда уже приближаешься на расстояние выстрела стрелы, сияние становится столь нестерпимым, что невольно щурится путник и склоняет голову перед этим великолепием. А ближе, если и захочешь, просто так и не подойдешь: окружены стены глубоким и широким рвом, заполненным водой. А за рвом – высокий песчаный вал. И стоят копейщики на возвышении вдоль всей стены, а на самой стене стоят наготове лучники. И чтобы пройти к воротам крепости, необходимо пройти через мост, отстояв в очереди, если нет у тебя специальной печати, дающей право на свободный вход. И всех на том мосту опрашивают: кто таков, и по какому делу в фараонов город пожаловал. И если не смог убедить стражника, что есть в том необходимость, или вид твой ему чем-то не понравился, отгоняют тебя. И лучше не пытаться даже спорить или в очередь снова становиться – отгонят тебя уже дубинами или, хуже того, схватят и отведут к писцу для допроса. А к писцу въедливому в руки лучше не попадаться – одурачит хитрыми вопросами самого умного и заставит трястись от страха любого смельчака, выставив неправым, даже если прав. И запишут твое имя на папирусе, и горе тебе, если и через десять лет попадешься с малой провинностью пусть и в другом месте и другому писцу – все припомнят и накажут вдвойне. Так напутствовал почтенный Хенум Лота, зашедшего в лавку гончара ранним утром, прежде чем идти в Иттауи. – Я вот ни разу в городе не был, – сказал старик. – Да и что мне делать там, простому горшечнику? А если бы и случилась необходимость, и тогда бы не рискнул идти без печати. И даже с печатью идти боязно. – Что ж мне теперь – не идти? – спросил озадаченный Лот. – Нельзя не идти, – ответил Хенум, чуть призадумавшись. – Как же не идти, если сам Аменанх могущественный приказал с товаром явиться? Только вот что я тебе скажу. Чтобы избежать неприятностей, держись почтительно со всяким, с кем придется дело иметь: и со стражниками, и с писцом, если дело до писца дойдет, и даже с рабом, исполняющим волю господскую. Ибо идешь ты в город без печати, которая могла бы тебя охранить, и несешь не простой товар, а стрелы убийственные. Уж и не знаю, как тебя со стрелами пропустят – не пускают никого в город даже с ножом деревянным. Если только ты не семер высокородный, удостоенный чести жить в тени фараона, или не из числа охранников при высоком господине. И потому отвечай на все вопросы коротко и ясно, сохраняя спокойствие, и выполняй приказы беспрекословно. Думаю я, что охранит тебя от произвола стражников громкое имя хети земли Та-Ше – племянника Владыки Обеих Земель. Не посмеют они прогнать тебя, не послав прежде гонца в его дом. Высокий чернокожий стражник, когда очередь дошла до Лота, сразу враждебно нахмурился – слишком уж подозрительным показался ему статный чужеземец с большой сумой через плечо. И лишь только начал Лот объяснять, по какой надобности явился к воротам Иттауи, грубо прервал его речь, приказав показать, что в суме. Но не успел Лот запустить руку в суму, как его тут же схватили, заломили руки и потащили к палатке, поставленной в стороне от крепостных ворот. Его поставили перед маленьким плешивым мужчиной, сидящим на коленях на циновке за низким деревянным столиком для письма. На мужчине был простой белый схенти,[48 - схенти – набедренная повязка, представлявшая из себя кусок ткани, обмотанный вокруг бедер и закрепленный на талии поясом или завязанный узлом.] а его безволосую тщедушную грудь украшал большой бронзовый амулет анкх[49 - анкх – символ вечной жизни, открывающий дверь в загробное царство. Представлял собой крест, увенчанный сверху кольцом в виде петли.] на льняном шнурке. Несколько томительных минут человек продолжал что-то сосредоточенно записывать на куске папируса, обмакивая тонкую костяную палочку в плошку с чернилами из сажи, и лишь положив стилус в деревянный пенал и натянув на голову маленькую шапочку, обернулся с бесстрастным лицом к вошедшим. И сразу же один из стражников подошел к писцу и протянул кожаную суму Лота. – Что там? – спросил писец. – Покажи. Маленькие глазки писца поползли на лоб, когда стражник извлек колчаны, набитые стрелами, и положил у его ног. – Кто ты? – спросил он строго, справившись с изумлением. – Меня зовут Лот. Я держу лавку и кузню на Дороге, – ответил он, стараясь унять волнение. – У тебя своя кузня? – Она не совсем моя. Я держу ее вместе с богатым купцом, которого зовут Дитан. Возможно, ты слышали о нем? – Не знаю я никакого Дитана, – презрительно усмехнулся писец. – Я не имею дел с чужеземными торговцами. – Брат его, Рашап, работает помощником управляющего в поместье главного смотрителя канала славного Упуау, – поспешил добавить Лот. – И сам Дитан – купец не простой. Он, кроме всего прочего, поставляет товары армии Владыки Двух Земель. Да будет Владыка жив, здоров и силен! – И кто из этих двоих чужеземцев послал тебя в Город со смертельным оружием? – спросил, тонко усмехаясь, писец. – Ни один из них, почтенный господин. Эти стрелы – товар, за который заплачено. И мне приказано доставить их заказчику. – И кто, в таком случае, заказчик? – Князь Аменанх, – склонился в поклоне Лот. – Что?! – вскочил на ноги писец. – Не хочешь ли ты сказать, наглец, что сам Великий Князь, чье имя ты дерзнул произнести, лично купил твои стрелы и попросил их занести к нему во дворец? – Господин, – еще ниже склонил голову Лот, – я весь в твоей воле. Можешь делать со мной что хочешь, но я сказал тебе правду. – Ты лжешь! – взвизгнул писец, подскочив к Лоту со сжатыми кулаками. – Никогда бы не стал столь благородный муж покупать стрелы на Дороге у безвестного чужеземца! Весь Та-Кемет знает о любви доблестного князя к оружию. Но все так же знают, что лучшие оружейники Севера и Юга трудятся в его кузне, а именитые купцы везут ему самые диковинные орудия войны со всех сторон света. Так как же ты смеешь лгать, что польстился он на твой дешевый товар? Признавайся, несчастный глупец, кто послал тебя в Город – и с какой преступной целью! – Не гневайся господин, – сказал Лот, которого повалили стражники на колени перед писцом, – но не сказал я тебе и слова лживого. И проверить это просто: пошли гонца в дом славного князя спросить обо мне у главы его телохранителей по имени Нанэх. Через него мне и было приказано явиться. – Нанэх? Еще один чужеземец? Да не заговор ли у вас? – Клянусь жизнью своей, господин, правду я говорю. Пошли гонца, а после делай, как знаешь. – Что ж, и пошлю, – неожиданно спокойно ответил писец и прошел в свой угол к столику. – Если лжешь ты мне упорно, лучше тебе не знать, что с тобой будет. А если неожиданно правым окажешься, уж не держи на меня зла. Служба у меня такая – быть на страже спокойствия Великого Дома. И в деле этом недоверие вернее простодушия. Иди пока. Во дворе Лота завели в небольшой загон, огороженный кольями, где уже находилось с десяток людей, дожидавшихся решения своей участи. Лот уселся на песок и закрыл глаза. Почему-то он был спокоен. Мисир – это не Ханаан и даже не Халдея, где царят произвол и насилие богачей и вельмож. И хоть власть фараона здесь беспредельна, страной правят чиновники согласно четко прописанным законам. И никто здесь не смеет вершить самолично суд, нарушая установленный порядок, который предписывает чиновнику провести дознание, прежде чем предать преступника суду. Но разве за ним есть преступление? Так чего же ему бояться? Скоро все выяснится – и за ним придут из дома могущественного князя. И если даже случится, что нет Аменанха во дворце, и Нанэха нет, так что некому будет подтвердить слова Лота, то и тогда ничего страшного произойти не должно. Окажется это лишь неприятной отсрочкой, которую необходимо перетерпеть. Так думал Лот, успокаивая себя. Но время шло, а он все сидел на песке и ждал. 6 – Эй, выходи! – услышал Лот зычный голос и открыл глаза. Он увидел чернокожего стражника, а рядом с ним писца, на котором был теперь парик. – Этот? – спросил писец у красивого юноши, богато украшенного браслетами. – Я не знаю, господин. Мне просто приказали привести человека со стрелами. Вот печать, – и юноша показал писцу небольшую цилиндрическую печать из белого камня. – Что ж, забирай его, – разочарованно улыбнулся писец, – А вот и стрелы. Я передаю их тебе. Теперь ты в ответе за то, чтобы они были доставлены по назначению. – Я тебя понял, – ответил юноша, принимая от стражника суму. – А ты, чужеземец, прежде чем идти в Город, сними сандалии, – сказал хмуро писец. – Не по сану тебе ходить обутым по земле Хапи. А уж по Городу – дому Владыки – тем паче. – Но я не привык ходить босиком, – попытался возразить Лот. – Так привыкай, – злорадно усмехнулся писец. – Слушаюсь, господин, – повиновался Лот, снял сандалии и, держа их в руках, пошел вслед за юношей к воротам. Иттауи с первого взгляда поражал воображение. Он не был похож ни на один из городов, которые прежде довелось увидеть Лоту. Широкая мощеная дорога, начинаясь от Западных Ворот, вела сквозь пышные сады к дворцу фараона, расположенному в самом центре города и окруженному еще одной высокой стеной – с дозорными башнями с четырех сторон, в точности повторяющими по форме башни внешней стены, но размерами поменьше. Это была крепость в крепости, занимающая по площади едва ли не половину всего Иттауи. Достигнув дворца, дорога разделялась и огибала крепостные стены с обеих сторон, чтобы снова соединиться у Восточных Ворот. Но едва вступив в город, его провожатый свернул с пустынной центральной дороги – и они пошли параллельно ей по хорошо утоптанной песчаной тропе, петляющей меж деревьев, цветущих кустарников и небольших искусственных прудов. – Мы идем во дворец могущественного Аменанха? – спросил Лот, чтобы завязать беседу и расположить к себе юношу. – Нет, – ответил, приветливо улыбнувшись, юноша. – У нашего господина нет собственного дворца в Городе. Как, впрочем, и у всех остальных вельмож. Весь Иттауи – дом несу-бити.[50 - несу-бити – « камыш и пчела», иероглиф, обязательно входивший в одно из тронных имен фараона, обозначавший «Владыка Верхнего и Нижнего Египта», где «камыш» символизировал Нижний Египет», а «пчела» – Верхний Египет.] А все проживающие здесь – его временные гости. Для них построены покои, где они могут останавливаться, когда приезжают в гости к Владыке, и где могут отдохнуть или даже заночевать, если задерживают их дела. Но живут они в собственных домах – за стенами Города. И только самые желанные гости имеют постоянные покои во дворце. В их числе и наш господин – племянник Великого Дома. – Так мы идем во дворец фараона? – изумился Лот. – Разумеется, – снова улыбнулся юноша простодушию иноземца. – Но почему тогда мы не идем прямо во дворец, а петляем по саду? – Тебе не нравится царский сад? – Нравится, конечно. Никогда в жизни я не видел столь пышной красоты! – искренно восхитился Лот. – Ты на удивление ладно говоришь на нашем языке, чужеземец. Но тебя выдают твой необычный вид и незнание простых вещей. Тебе не жарко в твоем длинном платье? Ты в нем похож на старую женщину, которая пытается скрыть уродливое тело. – Нет, мне совсем не жарко. Моя кожа быстро обгорает, когда я хожу в схенти. К тому же, без рубашки я чувствую себя неловко – словно полураздетая храмовая танцовщица. – Это где ты видел храмовых танцовщиц? – подозрительно нахмурился юноша. – Не в Та-Кемет, – поспешил ответить Лот. – Это было в другой стране, в одном городе на Севере, до которого четыре луны пути. – Нанэх, начальник телохранителей господина, сказал мне, когда посылал за тобой, что вы с ним старые друзья. Ты тоже поступишь на службу к господину? – спросил юноша. – Я? – удивился Лот. – Нет, конечно. Мы не говорили об этом с Нанэхом. – Напрасно. Из тебя вышел бы хороший воин. У господина целая армия из иноземцев в Шетете. И все – отборные молодцы. И хорошо им платит господин наш и многое позволяет. А Нанэх, конечно, помог бы тебе продвинуться по службе. – Мой друг такой важный человек при господине? – А то ты сам не знаешь? Он – глаза, уши и плеть господина! – сказал юноша, остановился и вытянул палец в сторону дворцовой стены, где у высокой калитки стояли два стражника. – Вот здесь мы войдем во дворец. Это самый короткий путь к дому хозяина. А по Дороге Силы, чтобы ты знал, идти нам нельзя было. И никому нельзя по ней передвигаться в обычные дни, кроме членов Семьи Великого Дома, чати и ближайших Владыке семеров. Ну и урам[51 - уры – «высокий, возвышенный», высшее сословие жрецов, возглавлявших, как правило, крупнейшие храмы Египта.] разрешено, если они приглашены самим Владыкой. А еще важным послам. Так что в следующий раз, когда придешь во дворец, чужеземец, держись боковых дорожек и заходи в ту из калиток, которая ближе других выведет тебя к нужным покоям. Иначе не избежать тебе неудовольствия маджаев. Запомни! – Спасибо, добрый юноша. Запомню. Хотя вряд ли, я думаю, выпадет мне такая удача еще раз, – ответил Лот. – Если ищешь удачи, молись богине Рененут.[52 - Рененут – или Рененутет, в египетской мифологии – богиня плодородия и изобилия, дарует удачу, богатство и помогает роженицам. Считалась женой бога Себека, изображалась в виде женщины с головой змеи.] Но при этом не забывай ежедневно возделывать землю и щедро поливать ее. Так говорят у нас в Та-Кемет, чужеземец, – ответил важно юноша, явно польщенный почтительным обращением. – Вот, слушай. Мы сейчас у самого центра северной стены дворца. Отсюда лучше заходить, если направляешься в покои нашего господина. Они – справа от калитки. Здесь же расположены покои эрпата, если повернуть налево. А на противоположной стороне, южной, расположены покои царицы Нетепти,[53 - Нетепти – третья жена Аменемхета III, мать фараона Аменемхета IV.] если повернуть на восток, и принцессы Нефрусебек, если повернуть на запад. У западных ворот Дома расположены покои и резиденция великомудрого чати Амени. А у восточных, как ты можешь догадаться, покои Владыки. Восточные ворота открывают лишь тогда, когда несу-бити изволит следовать к гавани. – А что находится в центре дворца? – спросил заинтересованный Лот. – Тронный зал, храм богини Исиды и святилище Амона, конечно! – Понятно. Весьма мудро устроил свой дом Повелитель, расположившись в самой безопасной и тихой его части, поместив рядом с собой жену и сына, чуть дальше – дочь и племянника, и предоставив встречать посетителей и вести с ними дела своему мудрому чати. – Ты все схватываешь налету, чужеземец. И сдается мне, богиня Рененут будет к тебе благосклонна – любит она людей смелых и сметливых. И когда ты получишь полной сторицей от ее щедрот, не забудь про мальчишку, что привел тебя к месту посева. – Вряд ли такое случится, – смутился Лот. – Но я и без того всегда готов ответить добром на добро. Как зовут тебя, красивый юноша? – Так и зовут – Хазани,[54 - Хазани – «красивый».] – смутился в свою очередь юноша. – Воистину, родители твои угадали с именем! – А что толку? Для всех я просто «эй, мальчишка». Ладно, пойдем уже, а не то мне достанется от друга твоего Нанэха за нерасторопность. И возьми, пожалуй, свою суму. Тяжела она для меня – я уже и плечо натер. – А как же стражники? – засомневался Лот. – А что – стражники? – усмехнулся Хазани. – Даже с самым презренным из слуг могущественного Аменанха все ворота Та-Кемет для тебя открыты, чужеземец. Ну, почти все. 7 – Подожди здесь, пока я доложу о тебе, – сказал Хазани, поднялся по широким ступеням и скрылся в глубине колоннады высокого портика. Дворец, перед которым оказался Лот, был огромным. Он был возведен на высоком фундаменте – от каменной площадки, на которой стоял Лот, к портику вели двенадцать ступеней. С обеих сторон центрального входа высились обелиски, изукрашенные выпуклыми рисунками из жизни царей и богов и мудреными мисирскими письменами. А по углам плоской крыши с керамическим орнаментом, в виде сплетенных цветов лотоса по несущей балке, стояли золоченые статуи бога Амона. Если бы Лот не знал, что это дворец высокородного князя, он принял бы великолепное здание за храм. Но долго любоваться дворцом Лоту не пришлось. – Рад видеть тебя в добром здравии, друг мой! – воскликнул Нанэх, неспешно спускаясь к нему, и вскинул приветственно руку к голове, как это делали мисирцы. – Здравствуй, Нанэх! – ответил Лот, и вежливо поклонился с прижатыми к груди руками. В этот раз асорец предстал перед ним в новом неожиданном обличие. На нем было не снаряжение удачливого солдата, а наряд придворного щеголя. Поверх обычного белого схенти надел Нанэх второй, покороче, из синей полупрозрачной материи, туго препоясав свою двойную юбку широким желтым поясом, на котором болтался длинный кинжал. Открытую грудь украшала искусно гравированная эмалью большая бляха с изображением скарабея,[55 - скарабей – один из древнейших символов Египта. Олицетворял бога Хапри – одну из ипостасей бога Солнца, а именно – утреннее, восходящее солнце. Дневное Солнце представлялось египтянами в боге Ра. Ночное, скрытое – в боге Атуме.] надежно схваченная шейными и поясными кожаными ремешками. Рыжую шевелюру скрывал длинный парик из черных выпрямленных нитей шерсти. И только короткая рыжая борода выдавала варвара в начальнике телохранителей могущественного семера. Нанэх взял покровительственно Лота под локоть и повел к ближайшей беседке. – Я вижу, что ты принес товар в срок. Это хорошо, – сказал он, когда они уселись лицом к лицу за деревянным столиком. – Но хозяин сейчас занят. У него важные гости. Тебе придется подождать. – А не могу я просто оставить стрелы и удалиться? Не хочется мне беспокоить столь высокородного вельможу по пустякам, – спросил Лот. – Не хочется? – удивленно улыбнулся Нанэх. – Ты, чужеземец и нищий торговец, удостоился чести быть приглашенным во дворец могущественнейшего из князей Та-Кемет и смеешь отказываться увидеть его? – Пойми меня, Нанэх, – смутился Лот, – я полон почтения к твоему хозяину, но как раз по причине своего ничтожного положения чувствую себя здесь неловко и даже беспокойно. – Это разумно, что в тебе есть страх, – удовлетворенно ответил Нанэх. – Нам, чужеземцам, следует вести себя осторожно в этой стране, где до недавнего времени чужаки были только рабами. Я вот слышал, что раньше чужеземцам в Та-Кемет обривали насильно бороды, если только не были они высокими гостями самого фараона. Ибо лишь сыну Амона положено носить бороду в подражание отцу своему небесному, да и то – накладную. А вот теперь даже ты, пастух халдейский, дерзаешь входить в дом Владыки с небритым лицом. – У тебя тоже борода, – заметил Лот. – Да. И это знак хороших перемен для нас – пришлых людей. Ни тот нынче Та-Кемет. Приходит конец его величию. Нуждается он в свежих силах со стороны, в отважных сердцах, не знающих страха перед законами прошлого, и в дерзких умах, способных мыслить самостоятельно на свой риск. Ибо дети Птаха стали слишком робки. Опутаны они бесчисленными законами, в которых уже сами писцы высокоученые разобраться не могут. И даже кому из множества богов своих молиться, не знают уже люди твердо. Всякая мощь впадает рано или поздно в бессилие, и всякий великий порядок кончается беспорядком разрушающим. И когда случается такое, появляется надобность в вольнолюбцах со стороны, с чьей помощью только и можно создать новый порядок и возвысить униженное. – Не пойму я, о чем ты говоришь, Нанэх, – честно признался Лот. – Поймешь. Очень скоро поймешь. Зная хозяина своего лучше, чем сам он себя знает, вижу, что неспроста он вызвал тебя во дворец свой. Зачем это ему – не выяснил я пока еще. Но уж точно – не из-за стрел твоих диковинных, которые только привлекли его внимание и послужили поводом. – Ты меня еще больше пугаешь, Нанэх. – Пугаю, чтобы был ты готов к любой неожиданности и принял ее как удачную возможность. – Странно. Ты уже второй сегодня, кто сулит мне удачу. – А первым, верно, был юнец, которого я за тобой послал? – усмехнулся Нанэх. – Хитрый мальчишка. Ко всем ластится, как голодная кошка, и никому служить верно не хочет. От такого не знаешь чего ждать. Будь с ним осторожней, Лот. Никому здесь не доверяй! Даже мне. – Тебе?! – Мне – меньше других. Сейчас ты мне друг из прошлой жизни. А завтра – кто знает – можешь стать соперником. Лучше бы такому не случится, конечно. Уже были мы враги – и познал я твое великодушие. Потому и не хочу тебе вреда. И лучше для тебя быть со мной, но – позади меня. Иначе не оставишь ты мне выбора. Понял? – Понял, Нанэх. И обещаю тебе свою дружбу – верную и открытую. – Не обещай. Никто не может знать козней судьбы. Думаешь одно, а неожиданный случай вдруг ставит тебя перед выбором, отказаться от которого нет никакой возможности. Вот когда увидел ты меня в положении новом, разве не удивился ты неожиданному моему возвышению? А если бы я рассказал тебе, как оно все произошло – не поверил бы ты моей повести, приняв за шутку сказочную. – Так расскажи! – воскликнул Лот. – После, – ответил Нанэх с явным сожалением. – Должен я немедленно возвратиться к своему хозяину. Приучил я его к тому, что желает он видеть меня с моим ножом быстрым и безжалостным всегда под рукой. И в этом для меня большая польза и большие хлопоты. Но не оставлю я тебя стоять здесь в ожидании утомительном, как других низкородных, приходящих к стопам хозяина моего. В дом мой пойдешь, где тебя накормят и усадят на подушки мягкие, как гостя дорогого. Догадываешься, кто тебя там ждет с нетерпением? – Йемима? – Она. Будет вам о чем поговорить, пока князь о тебе не вспомнит… Эй, бездельник! – неожиданно оглянулся Нанэх в сторону цветущих кустов олеандра, – Хватит прятаться! Заметил я тебя, негодник, давно. На его окрик вышел из-за кустов и застыл с опущенной головой Хазани. – Отведи гостя в мой дом! – приказал Нанэх. – И чтобы после сразу шел на кухню драить котлы! А увижу в другой раз, что соглядатайствуешь за мной, выколю глаза и залью уши свинцом! 8 – Вот жилище господина Нанэха, – сказал Хазани, хранивший всю дорогу недовольное молчание. Перед ними был небольшой, но опрятный домик с крытой черепицей крышей. У входа, под навесом из пальмовых ветвей, сидела на песке пожилая нубийка. – Эй, старуха, доложи госпоже о госте! – крикнул юноша женщине, но та даже не подняла головы. – Эти нубийские рабы такие дерзкие! – смущенно возмутился Хазани. – Придется тебе самому оповестить госпожу о приходе. Ты – званый гость, тебе можно войти в дом в отсутствии мужчины. А я, пожалуй, поспешу на кухню. – Йемима! – окликнул Лот хозяйку, нерешительно остановившись у дверного полога из тростниковых прядей. – Это Лот. Ты ведь помнишь меня? Я осмелился прийти по любезному приглашению твоего мужа Нанэха. – Ой! Лот?!.. Подожди немного, братец! Я сейчас к тебе выйду, – услышал он взволнованный женский голос, невольно отступил от входа и оглянулся, встретившись взглядом со служанкой. Не такой уж она была и старой, эта сухощавая чернокожая рабыня. Ее скуластое лицо в мелких морщинках все еще хранило отпечаток былой миловидности, а маленькие груди стояли торчком, как у молодой девушки. Женщина, сидя почти у ног Лота, тоже беззастенчиво разглядывала его – и вдруг улыбнулась, обнажив крупные желтые зубы. – Господин – красивый! – одобрительно сказала рабыня. – Господину будет много любви в Кемете. – Никакой я не «господин», женщина. Отец мой был пастухом, а мать – рабыней. Сам я тоже пастушил почти всю жизнь. А здесь, в Та-Кемет, торгую всякой мелочью на Дороге, – снисходительно ответил Лот. – Много любви и много богатства! – убежденно повторила нубийка. – Много богатства и много власти! – Вы словно сговорились все, – смешался Лот. – А впрочем, спасибо тебе, женщина, за добрые пожелания. Пусть и тебя твои боги наградят нежданной радостью. – Входи, братец! – услышал в этот момент Лот приятный голос из-за раздвинувшегося полога. – Этот дом не знал еще гостя желаннее! В другой ситуации Лот едва ли признал в красивой статной женщине худенькую смазливую девушку, какой он едва помнил Йемиму. Усадив гостя в почетный угол на цветном ковре с подушками, хозяйка неловко суетилась некоторое время, бегая за льняной зеленый занавес, разделявший большую комнату. Оттуда хозяйка выносила на деревянном подносе всякие кушанья, пока небольшой круглый столик на коротких ножках перед гостем не был сплошь заставлен расписными плошками и горшочками. – А может быть, ты желаешь пива? – отчаявшись не угодить дорогому гостю, спросила Йемима. – Мой муж и господин не держит пива в доме. Но я могу послать Ниару на господскую кухню. – Напрасно ты так беспокоишься, сестрица, – улыбнулся ободряюще Лот. – Я не голоден. И пива не хочу. Если только водички испить. – Ой, зачем же водички? – снова засуетилась хозяйка. – Выпей холодного молочка. С медом! Йемима сама налила молоко из небольшого кувшина, щедро подцепила на плоскую палочку мед и, опустив его в чашу, начала осторожно помешивать. Женщина присела перед Лотом на колени – и он невольно залюбовался ею. На Йемиме был длинный, до лодыжек, белый калазирис[56 - калазирис – вид узкого сарафана, доходивший до лодыжек и державшийся на длинных бретельках, оставляя грудь открытой.] с широкой лямкой на правом плече, туго обтягивающей тонкую талию и широкие бедра. Но грудь, не по мисирскому обычаю, была стыдливо прикрыта широкой лентой. – Что? – смущенно зарделась под его взглядом женщина. – Я подурнела? – Нет! Совсем наоборот! Я едва тебя узнал, сестрица. Ты стала настоящей красавицей! Сразу видно, что ты счастлива в замужестве. И я за тебя очень рад. – Да, мой муж очень добр ко мне, – удовлетворенно улыбнулась Йемима, передавая Лоту чашу. Отпив несколько глотков, Лот поставил чашу на столик и сказал: – Тебе, наверное, не терпится узнать, как поживают твои родители и сестры? Йемима лишь благодарно кивнула головой. – Живы все и здоровы! А сестра твоя Гила вышла замуж за Ехрема, сына Авдея, и родила недавно двойню – девочек. – Ой, Гила! – хлопнула себя по коленям Йемима. – Как же это – двойню? Она ведь сама девочка совсем! – Была, сестрица. А вот уже и матерью стала. Времени-то сколько прошло. – И где же они сейчас все? Неужели здесь – в Мисре? – Все здесь. Только вот раскидала нас судьба по всему Мисру. Женщины и некоторые мужчины живут в одном большом поместье неподалеку от Шетета. Слышала о городе таком? – Слышала, – отчего-то на мгновенье нахмурилась Йемима. – Так мои все там? – Все, кроме мужа сестры твоей. Он сейчас на работы каменные нанялся, вместе с другими мужчинами. – А увидишь ты их в скором времени? Я бы хотела передать им кое-что. Гостинцы всякие. Хотя вот думаю: примет ли отец мой строгий подарки от дочери своей непослушной? – Йемима, сестрица милая, что было, то прошло. Уверен я, что обрадуются родители твои, узнав, что дочь их живет в достатке и уважении. – Эх, мне бы свидеться с ними! – горько вскрикнула Йемима. – Только вот невозможно это. Муж день и ночь при господине. А одна – куда же я? И сына не оставишь. И женщина невольно оглянулась на полог. – Спит он сейчас. А хочешь – разбужу? – Зачем же будить мальчика от снов сладких? – попытался возразить Лот. – Нет уж – разбужу! – решилась Йемима. – Вдруг не сможешь ты в другой раз обрадовать нас приходом своим. А так – увидишь своими глазами и расскажешь потом отцу моему, каков внук его, рожденный от асорца пленного. Мальчик оказался не по годам крупным, светловолосым и голубоглазым. И хотя спокойно сидел рядом со своей матерью, внимательно разглядывая необычного гостя, упрямо отказывался говорить, как его мать не упрашивала. – Стесняется он, – словно извинялась Йемима. – Муж не разрешает его выводить из дома. Только поздно вечером – прогуляться по саду. Так что наш Кенан, кроме отца, мужчин почти и не видел. – Значит, Кенаном назвали? – Да. Нанэх говорит, что так зовут какого –то их бога. – Видно бог Нанэха очень милостив к нему. Не могу представить, как твоему мужу удалось так возвыситься в Мисре. Не очень-то здесь доверяют чужакам. – Да, это чудо. Хотя, всякое было, – уклончиво ответила Йемима. – Но ты мне еще так мало рассказал о наших! Как там Аврам? Как Сара? Что вас привело в Миср?.. Лот как раз закончил свой длинный рассказ, когда малыш вдруг вскочил и бросился к раздвинувшимся циновкам полога – и сразу оказался на руках отца. – Ну, как тебе мой сын? – спросил ревниво Нанэх. – Красивый мальчик, да хранят его боги от сглаза! – Не красота лица украшает мужчину, а сила духа и тела, – снисходительно ответил Нанэх. – А я уж постараюсь сделать из этого неженки настоящего воина. Нанэх опустил сына на землю и, нежно шлепнув по заду, направил к матери. – Пойдем, Лот. Хозяин готов тебя принять. 9 Великий князь Аменанх восседал на высоком богато изукрашенном троне в просторной комнате с колонами, стены и полы которой были сплошь покрыты шкурами зверей. Были здесь и искусно изготовленные чучела диковинных животных и птиц. Было и различное оружие по стенам и в рядах, блиставшее золотым украшением и каменьями. Нанэх взял у Лота колчаны, передал господину и встал за троном. Князь вытащил одну из стрел, слегка огладил кончиком пальца отточенное острие и с милостивой улыбкой обратился к Лоту. – Вижу, ты славно потрудился, халдеец. И ждать себя не заставил. А хватило ли тебе золота, что я дал? – О Великий Князь! – начал Лот, почтительно склонившись. – Я не устаю благодарить богов за возможность услужить столь высокородному мужу. Я лишь молю тебя, Великий Князь, простить мне, глупому чужестранцу, мою дерзость – что посмел взять у тебя за ничтожную услугу столь щедрое вознаграждение. Только прикажи, князь, все верну, или отслужу, чем могу. – А ты заметно поумнел, халдеец с последней нашей встречи, – усмехнулся князь удовлетворенно. – Хоть и обидны твои слова мне. Разве я – бесчестный купец, что дает залог, чтобы взыскать после вдвое? Всем детям Птаха известно: Аменанх щедр и справедлив, и милость и гнев его – царские. А ты, дерзкий чужеземец, неужели думаешь, что можешь откупиться от милости моей услугами усердными? Что можешь ты мне дать из того, что могу дать тебе я? Чем можешь расплатиться за милость мою к тебе? Жалкими изделиями труда твоего? Золотом, что в доме твоем – редкость случайная, а для меня – что песок под ногами? Что бы ни дал ты мне, глупец, не откупиться тебе от власти моей над тобой! Или ты и с богами дерзнешь торговаться как равный? Богам следует лишь молиться и приносить жертвы. И не так же ли следует людям ничтожным почитать князей мира? – Я лишь хотел сказать, великий князь, что раб твой смиренный, – еще ниже склонил голову Лот. – Раб? Ненадобен мне еще один глупый и ленивый раб. От иного раба пользы меньше, чем средств, что расходуешь на его содержание. Рабов, забот прибавляющих, у меня больше необходимого. Слуги мне нужны верные. Ибо слуга преданный, умный и умелый – товарищ в деле хозяина своего, видящий в его пользе пользу собственную. И к таким слугам я щедр без меры. Вот спроси хотя бы своего друга Нанэха. – Это – правда, – коротко отозвался Нанэх. – Так что, готов ты служить мне, халдеец? – спросил князь, глядя на Лота пристально. – Я почту это за обязанность великую, господин, – ответил Лот, смешавшись от неожиданного предложения. – Но дерзну спросить, какой службы ты ждешь от меня? Если ты о кузне, то она в полном твоем распоряжении. А если тебе надобны воины, то не лежит мое сердце к службе военной. – Кузня у меня и своя есть. И кузнецы – лучшие, каких только можно отыскать во всей земле Та-Мери. И в солдатах я не нуждаюсь. Да и не твое это место – казарма. Слишком жизнь солдата груба для тебя. Достоин ты, как мне видится, большего, чем мечом бездумно махать, хоть и смотришься простаком. И в дом свой для услуг я тебя тоже не возьму. Оставайся пока тем, кто ты сейчас есть. Но должен знать я твердо, что ты слуга мой верный, готовый по первому зову предстать для службы, которую я для тебя изыщу. Готов ты? Лот в замешательстве поднял глаза на Нанэха – и тот едва кивнул ему. – Готов, господин, – ответил Лот, не видя возможности отказаться. – Вижу я, Лот, – ведь так ты зовешься? – что беспокоит тебя предложение мое, – усмехнулся князь. – И что соглашаешься ты лишь от страха, не понимая выгоды своей. Но мне и такого согласия достаточно. Пока. Ибо очень скоро поймешь ты, что, хоть и невольно, но сделал счастливый выбор. А чтобы испытать тебя, дам я тебе поручение первое. Вот стрелы, что ты принес мне. Хорошие стрелы. Необычные. Настолько необычные, что прошел уже о них слух быстрый по всему Великому Дому. И достигли эти слухи, как мне доложили, даже до ушей прекрасной Нефрусебек – сестры моей от дяди моего божественного. А сестрица моя, чтобы ты знал, большая любительница военного искусства, хоть и удивительно это для девушки. И особенно нравится ей упражняться в стрельбе из лука, в чем добилась она успеха достойного даже иного мужчины. Так вот, решил я, предупреждая желание принцессы, подарить ей стрелы твои, часть из них. Вдруг ей понравится подарок мой? И решил я передать подарок мой через тебя, халдеец. А через кого же – если подумать? Ты изготовил эти стрелы. Пусть тебе же и достанется милость принцессы. Или гнев ее. Разве это не справедливо?.. Нанэх! – призвал слугу князь, не дожидаясь ответа Лота. – Найди достойный принцессы колчан для этих стрел. И подобающую одежду для нашего нового слуги, чтобы не выглядел он дикарем нищим в доме высоком. Ты понял? – Когда ему следует идти? – спросил Нанэх. – Не сейчас. Принцесса в это время отдыхает от жары дневной. Пусть доставит наш подарок в десятую черту.[57 - «десятая черта» – время у древних египтян делилось на дневное и ночное. Дневное время определялось по солнечным часам и начиналось в 6 часов утра. Таким образом, «десятая черта» соответствует четырем часам пополудни. Ночное время определялось с помощью более точных водяных часов, а также по восходу определенных звезд.] Ни раньше и не позже! Что до тебя, то ты мне уже не понадобишься до вечера. Я готовлюсь идти с важными делами к высокомудрому Амени, так что поручаю нашего посланника твоим заботам. Идите! 10 – Как тебе этот? – спросил Нанэх, сняв бережно со стены колчан и передав его в руки Лота. – Какой тяжелый! – изумился Лот. – Это золото? – Конечно. Только очень тонкое, как папирус. – Удивительная работа! И какая необычная форма у этого колчана! Словно снопы пшеницы, вставленные один в другой и перевязанные лентами. – Или связки тростника. Они называют это «джед»,[58 - джед – предмет древнеегипетского культа, связанного с богом-демиургом Птахом. Представлял собой колонну с расширенным основанием и четырьмя поперечными перекладинами, расположенными ярусом. Джед символизировал сноп зерновых нового урожая и начало новой жизни.] – снисходительно улыбнулся Нанэх. – Я не очень силен в мисирских сказках, но этот символ как-то связан с их богами. – Ценная вещь. Но ей самое место красоваться на стене, – сказал Лот, передавая колчан другу. – Ты рассуждаешь как пастух, – ответил Нанэх. – Будь я даже царем, я бы и тогда предпочел что-нибудь проще и удобнее. – Только не в Мисре. – Это почему же? – удивился Лот. – Потому что в этой стране люди слепо следуют традициям и предписанным ритуалам, а не собственным предпочтениям. И чем большей властью человек наделен, тем больше он связан обязанностями. – Даже фараон? – Фараон – более всех других. Он не просто самовластный правитель своего народа. Он – проводник божественных сил. Он – посредник между миром людей и богами. И потому его главная обязанность – сохранять равновесие между этими двумя мирами. А возможно это лишь твердо оберегая дарованный богами порядок. – Ты веришь в богов? – осторожно спросил Лот. – А разве возможно в них не верить? Посмотри, какой силой обладают те, кому боги вручили власть над народом. Я могу не верить в сказки, но меня убеждает сила, которую порождает эта вера. И с этой верой обязан считаться даже фараон. Если люди верят, что их царь – воплощенный Амон, то он должен жить и действовать как бог, а не как обычный человек с его изменчивыми прихотями и ограниченными возможностями. – Я этого не понимаю, – упрямо ответил Лот. – Ты не так долго живешь в Кемете, мой друг. И ничего почти не видел, кроме своей кузни и фараоновой дороги. Тебе бы следовало съездить в долину Сокара[59 - долина Сокара – Сокар – бог плодородия и покровитель мертвых. Центр культа – Мемфис. Изображался в виде мумии с головой сокола. В контексте, «долина Сокара» подразумевает плато Гиза, где расположены древние пирамиды.] – в Хет-ка-Птах[60 - Хет-ка-Птах – Менефер или греческий Мемфис, одна из столиц древнего Египта.] – посмотреть на погребальные пирамиды древних царей. Тогда бы ты скорее понял всеподавляющее величие власти мисирских владык и безграничную силу веры простого народа в их божественное предназначение. – Но это невозможно для меня – покинуть свое место. Я несвободен как вол с кольцом в ноздре, которого держит веревка, привязанная к колу, – горько вздохнул Лот. – Все люди несвободны. И у всех нас кольцо в ноздре. Только у кого-то веревка совсем короткая, а у кого-то длиннее. Но это не значит, что мы обречены смирно ходить по кругу, объедая наше скудное пастбище. Умный человек ищет большей свободы – и добивается ее смелостью и хитростью. Ты готов изменить свою судьбу, Лот? – Ты меня достаточно знаешь, Нанэх. – Знаю. Ты человек бесстрашный. Но ты и бесхитростный человек. Ты не веришь в богов – и пытаешься жить лишь по совести и собственному разумению о добре и зле. Но осмотрись вокруг, мой друг. В этом мире нет справедливости. Есть только слепая вера в ее конечное торжество. Она обещана нам как воздаяние за послушание. И если ты не веришь сказкам о богах и их загробной милости, разве не поступаешь ты несправедливо к самому себе, подчиняясь правилам глупцов и лицемеров, сочинивших эти сказки? – Я не совсем тебя понимаю. Но мне почему-то кажется, что ты хочешь склонить меня к чему-то нехорошему. Но уклоняешься сказать об этом прямо, – ответил смущенно Лот – Я желаю склонить тебя к лучшему – для тебя же самого! – горячо возразил Нанэх. – Мой хозяин еще только присматривается к тебе. Я могу лишь догадываться, зачем ты ему понадобился. И честно скажу: мне это не нравится. Ты можешь не согласиться служить ему, когда он объявит свой приказ – и этим погубишь себя. Потому я прошу лишь об одном – советуйся со мной о каждом своем шаге! Доверься мне, Лот! Ведь я твой друг! – Это я могу тебе обещать, – ответил Лот, чуть помедлив. – Я верю, что ты мне не враг. – Конечно – не враг! – обрадовано подхватил Нанэх. – Вот увидишь, как я все ловко устрою!.. И хватит пока об этом. Ответь мне лучше снова, друг мой, достаточно ли богато разукрашен этот колчан для подношения божественной Нефрусебек? – Тебе лучше знать, – улыбнулся Лот. – Я смею лишь напомнить тебе о своих стрелах – если ты вдруг позабыл. – Как я могу забыть о твоих замечательных стрелах? Без них пустой колчан – всего лишь кусок золота, и вряд ли будет интересен искусной лучнице, каковой является принцесса. А ведь нам важно заслужить ее расположение, верно? Пышное изящество этого колчана еще вернее обнаружит скромную красоту твоих стрел, таящих убийственную силу. Нам и тебя еще предстоит приодеть, кстати. Время не стоит на месте, так что пойдем отсюда. Они вышли из ниши в огромный зал арсенала. Оружия и амуниции здесь было собрано столько, что хватило бы снарядить не одну сотню солдат. Но с кем князь Аменанх собирался воевать? Это был один из тех вопросов, которые не следовало задавать, решил про себя Лот. – Вряд ли среди этого хлама мы найдем что-либо достойное твоей мужественной красоты, мой дорогой друг, – бросил на ходу Нанэх. – Придется подарить тебе один из моих нарядов. А потому я вновь приглашаю тебя в свой дом. 11 – Господин должен снять с себя все, – сказала Ниара, когда они оказались за пологом. Лот стыдливо повернулся спиной к женщине, чтобы не видеть ее вожделеющей улыбки, и стянул через голову рубашку. – Все, господин, – мягко потребовала эфиопка. – Я должна прежде обтереть твое тело благовониями. Как только набедренная повязка упала к ногам, Лот почувствовал на спине мягкие ладони женщины. – Какое у тебя сильное тело, господин! – непритворно восхитилась она, растирая пахучую мазь по его плечам и шее. – Мой муж тоже был высоким и сильным, но рядом с тобой он показался бы подростком. – У тебя был муж? – спросил Лот. – Он был воином, господин. Его убили, когда на нашу деревню напали солдаты фараона. – Мне жаль, – отозвался Лот на слегка опечаленный голос женщины. – А дети у тебя есть? – Была дочь, – почти равнодушно ответила рабыня. – Я не знаю, что с ней стало. Руки женщины теперь обтирали его грудь, опускаясь кругами все ниже. Спиной он чувствовал трепет ее прильнувшей плоти и затвердевшие соски. Его слегка бросило в жар. – А там – обязательно? – спросил он, разозлившись своей плотской слабости. – Обязательно, господин! Эта часть тела источает самые резкие запахи. Ты ведь не желаешь, чтобы от тебя пахло как от похотливого козла? – говоря это, женщина просунула правую руку меж его ног, несколько раз энергично огладила мошонку и, нежно пройдясь ладошкой по промежности, остановила пальцы у ануса. – Ну, хватит! – воскликнул Лот, резко обернувшись. – Одень меня! – Как прикажешь, господин, – слегка поклонилась отпрянувшая женщина, не скрывая, однако, беззастенчивой улыбки. Его наряд состоял из двух схенти – нижнего, сотканного из хлопка, и верхнего льняного. Нижний схенти, который рабыня с ловкостью плотно обмотала вокруг его бедер, был белоснежным и мягким, приятно облегающим тело. Наира подпоясала его узким белым ремешком с петлями, также сотканным из склеенного в несколько слоев сукна. А верхнее схенти было нежно зеленого цвета, с едва различимым белесым орнаментом из вертикальных зигзагов. Это полупрозрачное схенти было необычайно легким и едва прикрывало бедра спереди, а сзади опускалось до колен. Рабыня повязала верхний схенти пышным узлом широкой золотистой ленты. Наконец, поверх схенти был одет овальный передник из тонко выделанной кожи крокодила, равномерно изукрашенный круглыми медными бляхами с синими камнями. – Что? – спросил встревожено Лот у отошедшей в изумлении женщины. – Господин ослепителен как бог! – выдохнула рабыня, демонстративно прикрывая глаза ладонями, и благоговейно опустилась на колени. – Ты просто старая дура! – вконец разозлился Лот и шагнул за полог. Нанэх сидел на циновках рядом с сыном и что-то энергично жевал. Жена стояла напротив, готовая ему услужить. Они обернулись одновременно – и на лице Нанэха Лот прочитал явную усмешку, а лицо Йемимы выражало веселое удивление. – Я не смогу в этом выйти! – в отчаянии воскликнул Лот. – Почему? – притворно изумился Нанэх. – Я кажусь себе в этом наряде разодетой потаскухой! Нанэх коротко рассмеялся: – Привыкай, если хочешь быть похожим на благородного мисирца. – Но я не мисирец! У нас не принято ходить полуголым уважающему себя мужчине! – А здесь считается естественным выставлять тела напоказ – и мужчинам и женщинам. А уж тебе своего тела стесняться нет причин. И ты отлично одет, поверь мне. Настоящий придворный щеголь. Я верно выбрал для тебя костюм. Отныне он твой. Разве что следует добавить к нему несколько красивых браслетов и нагрудную цепь с амулетом. – Только не браслеты, прошу тебя! – взмолился Лот. – Хватит с меня юбки и того, что ты заставил сбрить меня бороду! – Что ж, обойдемся без браслетов, – сказал Нанэх, вставая. – Да и времени у нас не осталось на споры. Тебе пора отправляться ко двору принцессы, мой прекрасный Лот. – Уже?! – ужаснулся Лот. – Но как мне себя вести с ней? Что я должен сказать? Нанэх, я не знаю, как мне достойно выполнить это поручение! Разве ты не должен научить меня? – Увы, друг мой, но в этом деле я тебе не советчик. Будь собой – скромным и почтительным. Но не теряй благородства – помни, чья воля направила тебя предстать пред очами дочери Владыки. Остальное случится само собой. И главное, Лот, как только поручение будет выполнено, немедленно возвращайся с докладом к князю! А вот наш подарок, – сказал Нанэх, передавая Лоту длинную деревянную шкатулку, гладко отполированную и разукрашенную резными картинками со сценами охоты. II.Счастливая рана «Любовь к тебе вошла мне в плоть и в кровь И с ними, как вино с водой, смешалась». Сила Любви-1. Из древнеегипетской поэзии. Перевод А. Ахматовой. 1 В отличие от дворца князя, чье величие выставлено было словно напоказ, покои принцессы скрывались за высокими кирпичными стенами забора. По обе стороны ворот, на арке которых был высечен барельеф богини-матери Исиды[61 - Исида – одна из великих богинь Египта, жена бога возрождения и царя загробного мира Осириса и мать бога Гора. Изображалась с троном на голове. Покровительствовала рабам, грешникам и беднякам.] с распростертыми руками-крыльями, неподвижно стояли, словно изваяния, два стражника с копьями и в простых схенти из папирусных лент. Солдат, сопровождавший Лота и державший в руках золоченый серех[62 - Серех – особый геральдический знак в Древнем Египте, в который вписывалось имя фараона или родовитого вельможи.] с именем дома князя Аменанха, сделал два шага к стражникам и показал на вытянутой руке печать. В ту же минуту один из стражников дернул за веревочку, свисающую из небольшого отверстия в стене, и снова неподвижно замер. Через несколько минут в проеме арки появился офицер, препоясанный коротким мечом. – Чего надо? – спросил он недовольно. – С подношением к принцессе Нефрусебек от великого князя! – низко поклонился солдат, снова показав печать. – Кто войдет? – Этот, – указал солдат рукой на Лота, и отошел назад. – Что-то я его раньше не видел, – недобро усмехнулся офицер, оглядев Лота с головы до ног и, резко развернувшись, зашагал внутрь двора по мощеной дорожке. – Стой здесь! – сказал он, когда Лот нагнал его на небольшой круглой площадке. – Не смей ступить и шага за этот круг! За тобой наблюдают. Ты понял? Как только офицер скрылся, Лот невольно огляделся. Его внимание сразу привлек небольшой фонтан, устроенный в центре площадки, бьющий танцующими струйками из раскрытых пастей двух небольших крокодилов, высоко вскинувших из воды свои золотистые пупырчатые тела. Бронзовые истуканы были вылиты так живо, что Лот не мог налюбоваться на искусную работу и даже обошел фонтан по разноцветным мозаичным камешкам, выложенным концентрическими кругами, чтобы лучше рассмотреть чудовищ. От площадки в разные стороны отходило пять дорожек, и самая широкая вела к дворцу, фасад которого едва угадывался меж нависших ветвей, осыпанных диковинными цветами. И только Лот сделал несколько шагов в направлении дворца, желая лучше его разглядеть, как его окликнули. – Эй, долговязый! – обернулся он на звонкий небрежный окрик и увидел молодую женщину в полупрозрачном желтом калазирисе с высокими разрезами по бокам. На женщине не было ни нагрудной накидки, ни широкого ожерелья, а только узкий горловой браслет с синими камнями, так что обе ее упругие большие груди, слегка сдавленные бретельками, были бесстыдно обнажены. При виде Лота женщина словно оторопела на миг – глаза ее удивленно расширились, а насурьмленные тонкие брови поползли на лоб. – Кто ты? – еле выдохнула красавица. – Имя мое тебе ничего не скажет, госпожа, – поспешил низко склониться Лот. – Меня послал великий князь Аменанх с подарком к принцессе. – Так ты служишь Аменанху? Это о тебе нам доложили? – Выходит так, госпожа, – еще ниже склонился Лот. – Ты ведь не баку? – спросила женщина. – Нет, госпожа. Я вольный человек. Я кузнец. У меня лавка на Дороге. – Кузнец? Ты шутишь? – удивилась женщина и подошла к Лоту. – Подними лицо, «кузнец». Не бойся. Я не принцесса, как ты, наверное, подумал. Дай я на тебя хорошенько посмотрю. Лот смущенно выпрямился и встретился с блуждающим взглядом женщины. Она стояла совсем близко. Грудь ее взволнованно вздымалась. – У тебя серые глаза! И кожа светлая как у женщины! И волосы твои, что выглядывают из-под парика, к которому ты, верно, еще не привык, золотистые!.. Знаешь, «кузнец», если б была я художником, что расписывает эмалью медные пластины, точит и разукрашивает камни и пишет красками на папирусе и вздумалось бы мне изобразить Гора[63 - Гор – Хор, «высота, небо», в древнеегипетской мифологии – сын Осириса и Исиды, супруг Хатхор. Изображался с головой сокола. Символ – солнечный диск с распростертыми крыльями. Бог неба и солнца. Фараонов Египта считали потомками Гора, отсюда – одно из тронных имен фараонов.] солнцеподобного, взяла бы я за образец тебя – так ты необычайно красив!.. Ты ведь чужеземец, правда? Вижу, что чужеземец – по следу белому на лице от бороды, что сбрил ты совсем недавно. – Ты угадала, госпожа, – ответил Лот, стараясь сосредоточить взгляд на ярко накрашенных крупных губах красавицы, чтобы не смотреть ниже. – Я из мест, что далеко на Севере. – И что ты принес нам в подарок, чужеземец? – сделала еще шаг вперед женщина, так что соски ее на миг коснулись пальцев Лота, которыми он сжимал перед собой шкатулку. – Стрелы, госпожа. – Стрелы? Надо же, как удачно ты угадал! – совсем уже явно прижала она обе груди к его пальцам. – Меня зовут Афири. Запомни! Вдруг встретимся еще. С этими словами женщина круто развернулась, прошла несколько шагов вперед, плавно покачивая широкими бедрами, и бросила обернувшись: – Иди за мной! 2 Сделав большой круг по саду, так что они зашли уже на задний двор, Афири привела Лота к высокой зеленой стене из вьющихся растений. – Это здесь, – сказала женщина, остановившись. – Я зайду, а ты подожди. С этими словами женщина проскользнула в узкий и низкий промежуток в ограде, но не успел Лот прислушаться к странным свистящим звукам, доносившимся из-за стены зелени, как вновь появилась. – Требует подношение. Придется тебе самому отнести. Как зайдешь, встань и не смей поднять головы, пока не окликнут. И когда окликнут, продолжай смотреть под ноги. И даже если принцесса подзовет и соизволит заговорить с тобой, не смей поднять взгляда выше ее колен. Ты понял? – Понял, госпожа. – Я говорю это для твоего же блага, красавчик. Вспыльчива принцесса и едва терпит мужчин. А сегодня – и вовсе злая с самого утра. Иди, и да храни тебя Маат![64 - Маат – богиня справедливости и этических норм, хранительница «пера истины», супруга бога Тота.] – подтолкнула Лота Афири. Едва протиснувшись в лаз, Лот сделал пару шагов в сторону и замер с опущенной головой, как его научила Афири. Разглядывая причудливые узоры на шкатулке, он снова невольно прислушался – и вскоре ему стали совершенно понятны свистящие звуки и глухие удары, следующие за ними: неподалеку, шагах в двадцати, кто-то метал стрелы. Вот четыре стрелы поразили цель. Вот одна просвистела мимо. Вот еще два удачных выстрела. И снова – промах. – Да поглотит тебя Апоп![65 - Апоп – в египетской мифологии, огромный змей, олицетворяющий зло, мрак и Хаос. Извечный враг бога солнца Ра.] – услышал Лот досадливый возглас, сопроводивший последнюю неудачу. Голос был явно женский, но немного резкий – как у мальчишки подростка. – Эй, ты, неси свои стрелы! – последовал приказ, и Лот, чуть пригнувшись, осторожно двинулся на зов. Остановился он, едва увидев сандалии из грубо обработанной кожи с высоко завязанными на тонких лодыжках тесемками. – Подойди, я сказала! Ближе! И вытащи и подай стрелы! – недовольно зазвенел голос. Лот сделал еще несколько коротких шагов, нагибаясь все ниже, пока не встал у самых ног принцессы на одно колено. Он оказался так близко, что невольно увидел стройные ноги девушки много выше колен – до края короткого фартука, едва прикрывавшего бедра. Лот поставил шкатулку на траву, открыл, вытащил из золотого колчана несколько стрел и, не поднимая головы, осторожно приподнял их на раскрытых ладонях. – Что это? – услышал он над собой раздосадованный голос. – Разве этим можно стрелять? Это и есть чудо стрелы, которые так нахваливал мой заносчивый братец? Не решил ли он надо мной посмеяться? – Это хорошие стрелы, о рожденная Амоном, – осмелился вымолвить Лот. – Что?! – вскрикнула зло принцесса. – Разве я спрашивала тебя о чем-то, раб?! – и на плечо Лота неожиданно обрушился чувствительный пинок, который его едва не опрокинул. – Прости за дерзость, Великая Госпожа, – не сдержал обиды Лот. – Я говорю так, потому что эти стрелы сделал сам, и они мной не раз испытаны. – Ты снова смеешь со мной говорить?!.. – услышал он возглас гневного удивления. На мгновенье над Лотом нависло грозное молчание. И вдруг девушка резко развернулась, отошла на несколько шагов и требовательно сказала: – Оставь подношение, где сидишь, а сам иди туда! Лот поднялся и бросил быстрый взгляд на девушку. Принцесса стояла к нему спиной, с закинутым за плечи луком, вытянув указующе руку в сторону трех высоких пальм, перед которыми были выстроены чучела зверей и мишени в виде человеческих фигур и щитов разных форм. – Я сказала – туда! – еще резче вскрикнула принцесса и в нетерпении притопнула, выбив пыль из-под сандалии. – Повернись ко мне, раб! – услышал он окрик девушки, когда почти дошел до ряда мишеней. – Подними голову, презренный чужеземец! Ты ведь наверняка желал втайне увидеть лицо дочери Амона, если дерзнул со мной заговорить? Так смотри на меня! Я тебе приказываю! Лот поднял взгляд. Девушка стояла у дальнего желтого флажка треугольной формы, насаженного на древко. Между ними было примерно семьдесят шагов. – Ты похвалялся, раб, что сам изготовил эти стрелы и даже испытал их?.. Что ж, мы тоже сейчас их испытаем! Посмотрим – насколько ты умелый мастер и насколько храбрый мужчина! С этими словами принцесса сняла с плеча лук, завела привычным движением стрелу, натянула тетиву – и тут же выстрелила навскидку, почти не целясь. Лот, наблюдающий за происходящим с непонятной отрешенностью, даже не вздрогнул, когда стрела засвистела в его сторону, также как и не испытал радостного облегчения, когда она, обессиленная, едва воткнулась в песок в десяти шагах и, не удержавшись, завалилась набок. Он не мог поверить, что это в действительности происходит с ним. Его не могла убить эта взбалмошная девчонка в грубом солдатском наряде, возомнившая себя воином! Это было бы несправедливо и даже нелепо – ведь в чем он провинился перед ней? А принцесса меж тем стояла в полной растерянности, обескураженная неожиданной неудачей. И вдруг она быстрым шагом пошла на Лота, заправляя на ходу вторую стрелу, и остановилась у второго флажка. Теперь между ними было не больше пятидесяти шагов. Девушка не спеша подняла лук повыше, тщательно прицелилась – и выстрелила. Стрела просвистела над самой головой Лота. – Да будешь ты пищей для Амат, проклятый раб! – вскричала в отчаянье принцесса. – Еще ни разу с тех пор, как я взяла в руки этот лук, не видело небо, чтобы я дважды промахнулась в цель со столь близкого расстояния! Уж не колдун ли ты, заговаривающий стрелы, если стоишь так уверенно под моим луком?.. Что ж, раз так!.. И девушка быстро прошла к третьему флажку – красному и, чуть замешкавшись, сделала еще несколько торопливых шагов вперед. До нее было всего двадцать шагов – и Лот с жадным любопытством разглядывал принцессу, словно и не замечая угрожающе поднявшегося до уровня его груди лука с уже заправленной стрелой. Никогда еще в жизни не видел он подобной девушки. Она была высокой, стройной – и грубо выделанная черная кожа короткого двухстороннего фартука и нагрудника, едва прикрывавшего небольшие крепкие груди, особенно подчеркивали невыразимую прелесть ее юного, но сильного тела. У нее был большой рот с изящно выгнутой линией верхней губы, прямой короткий нос, высокие скулы, широко расставленные крупные миндалевидные глаза и коротко постриженные прямые черные волосы с небольшой челкой на высоком лбу. Она то щурилась, прицеливаясь, то вдруг, широко раскрыв глаза, смотрела на Лота – удивленно и встревожено. И каждый раз, когда взгляды их встречались, Лот непроизвольно улыбался ей – так же удивленно – словно между ними шел безмолвный разговор, словно они наперебой задавали друг другу вопросы и, не получая ответов, задавали новые… А потом рука девушки дрогнула, глаза испуганно зажмурились – и в тот же миг Лот ощутил пронзительную боль, заставившую его отступить на несколько шагов. Стрела вошла чуть ниже правой ключицы и застряла, уперевшись в лопаточную кость. Из-под древка медленно поползла алая струйка. Едва Лот попытался поднять правую руку, как ощутил мучительную боль. Теперь он смотрел на подошедшую совсем близко девушку с улыбкой укоризны. А она смотрела на его окровавленную грудь, закусив нижнюю губу, и выглядела растерянной и испуганной. – Что ж тебе не помогло твое колдовство, чужеземец? – спросила она, словно обвиняя его в случившейся беде. – Нет никакого колдовства, принцесса, – ответил он просто. – Это все твой лук – он не достаточно силен для этих стрел. – Ты думаешь? – словно удивилась принцесса, чуть приподняла лук и посмотрела на него, как на нечто чужое, ей не принадлежащее. – Эй, кто-нибудь! – крикнула она, оглядываясь. И сразу откуда-то появились два стражника с луками наготове. – Возьмите его и отведите в дом! И немедленно пошлите кого-нибудь за Джахи! Закинув луки за плечи, стражники поспешили к Лоту, но первое же их прикосновение, как только они попытались подхватить его, причинило Лоту столь сильную боль, что он, не сдержавшись, вскрикнул. – Я так не дойду. Стрелу надо вырвать. Помоги мне, любезный, – обратился он к ближайшему стражнику. – Ты уверен? – хмуро спросил стражник. Лот только кивнул. 3 Первое что увидел Лот, очнувшись, это круглое лицо с мясистыми щеками и гладко выбритым черепом. И брови у мужчины тоже были начисто сбриты, что делало его лицо странным, словно гипсовая маска, но совсем не страшным. И еще Лот ощутил сильное жжение в том месте, куда мужчина мягкими круговыми движениями втирал пахучую мазь. – Напрасно ты, варвар, это сделал, – сказал мужчина. – Вместе со стрелой ты вырвал добрый кусок мяса. И тебе еще повезло, что наконечник не сломался и не застрял внутри, иначе бы мне пришлось тебя здорово искромсать ножичком. – Этот бы не сломался, – ответил Лот. – Пусть бы и так, но ты мог порвать себе сухожилья или перерезать вены. А привели бы тебя ко мне, я бы извлек стрелу быстро и безопасно. – Я не мог двинуться от боли, – сказал Лот. – Еще бы. Стрела вонзилась в самую кость, и я не совсем уверен – раздробила она ее или нет? Болит рана? – Вроде не очень. – Это – пока. Это моя мазь избавляет тебя от боли. Царская мазь! Такой в знахарской лавке не купишь. Но раз уж ты, варвар, оказался на царской кушетке, тебе она достанется даром. Я дам ее тебе, чтобы ты мог ухаживать за раной. Она и от боли тебя спасет, и от черной плесени. Для этого тебе придется менять повязку дважды в день. А перед тем как ее наложить, будешь втирать мазь прямо в рану, как я это сейчас делаю. – Как ты – у меня не получится, – слабо улыбнулся Лот. – Тогда тебе надо исхитриться остаться в гостях у госпожи подольше, – улыбнулся в ответ лекарь. – Меня зовут Джахи. Я личный лекарь дочери Владыки. А ты кто? Я раньше тебя никогда не видел. – Меня зовут Лот. Я пришел в этот дом с подношением от Великого Князя, – неохотно ответил Лот. – Так ты служишь эрпату? – удивился мужчина. – Нет, я говорю о князе Аменанхе. – Ах, вот ты кого называешь «великий князь»? – усмехнулся лекарь. – Как же я сразу не догадался. Что ж, раз так, обратись к его лекарю. Ты ведь знаешь Бубу – лекаря князя? – Спасибо, добрый человек. Я так и сделаю, – ответил Лот, не желая говорить лишнего. – Мне бы хотелось отблагодарить тебе. Но у меня ничего с собой нет. – Нет и не надо. Ты уже отблагодарил словом – и с меня достаточно. Всего остального у меня и без тебя в избытке, благодаря щедрости госпожи, да хранит ее Исида! Все, варвар, я закончил. Заклинаний над тобой делать не буду – хватит с тебя и мази. Полежи немного, и старайся не двигать резко члены. А я пойду – доложу о тебе. И кстати, – обернулся лекарь от двери. – Не называй своего хозяина «великий князь» при госпоже – она этого не любит. После ухода лекаря, Лот смог оглядеться. Он лежал на низкой кушетке, застланной плотной расписной тканью с золотистой бахромой. С него даже не сняли сандалии. Заметив это, Лот слегка передвинул ноги, убрав ступни с дорогого покрывала. В лопатке при этом больно стрельнуло, но боль была терпима, с удовлетворением отметил Лот. Комната оказалась довольно большой – два светильника на треногах, пылавших с обеих сторон у изголовья кушетки, едва освещали стены, сплошь задрапированные богато разукрашенными тканями. У ближней стены, на длинном столике, отражали блики факелов медные чаши и сосуды. У дальней стены, на высокой подставке, высилась загадочной тенью статуя богини Баст[66 - Баст – Бастет, одна их древних богинь Египта, дочь бога Солнца Ра и богини Луны Хатхор. Мужем Баст считался Бог-демиург Птах, а сыном – Махес, сын бурь и гроз. Баст изображалась в виде женщины с кошачьей головой, или просто кошкой. Она являлась богиней радости, плодородия, домашнего очага. По одному из мифов Баст в порыве гнева могла обратиться в львицу, отсюда ее отожествление с богиней войны Сехмет.] из темной бронзы – с золотыми серьгами в острых ушках и кольцом в носу. Любуясь изящно выгнутыми линиями ее тела и засмотревшись в горящие рубинами глаза, Лот невольно вспомнил принцессу, в фигуре и облике которой тоже, несомненно, было нечто кошачье. И вдруг что-то заставило Лота обернуться – и он увидел в проеме двери ту, о которой только что думал. – Лежи! – остановила быстрым жестом принцесса Лота, порывавшегося встать с ложа. – Я не смею, о, Великая Дочь! – возразил Лот и, сделав болезненное усилие, поднялся на ноги. – Как же ты дерзок, чужеземец! – сказала с досадой принцесса. – Видно плохо тебя учили повиноваться приказам. – Ты права, солнцеликая, у меня до сего дня не было хозяина, который бы научил меня повиновению. – Разве ты не служишь нашему брату Аменанху? – удивилась принцесса. – Я всего лишь изготовил по его приказу стрелы, которые ему понравились. А после принес их во дворец. А он приказал их отнести тебе – и мне пришлось повиноваться. – Пришлось? – недовольно нахмурилась принцесса. – Ты говоришь об этом, как о досадной услуге! – О, прости меня, Великая Дочь! У меня и в мыслях не было оскорбить тебя! Я хотел лишь сказать, что был напуган этим неожиданным поручением. Ведь я – чужеземец, едва только привыкающий к законам и обычаям Та-Кемет. И потому я боялся совершить непростительную оплошность. И совершил ее. – Да, странно, что именно тебя выбрал князь. И ты сам вел себя странно, – удовлетворенно согласилась принцесса. – Но и я была неправа. Это было нечестно – стрелять в тебя, безоружного, со столь близкого расстояния. Я хотела лишь попугать тебя за твою дерзость. Но меня подвел мой лук… и моя несдержанность. Но я щедро вознагражу тебя за нечаянно причиненный урон, чужеземец! – О, принцесса! О какой еще награде может мечтать раб, которого ты, Великая Дочь, привела в свой дом, уложила на свою постель и велели лечить своему лекарю? Ведь ты – богиня по рождению, и поступаешь в соответствии со своей божественной природой. Так что, даже убив меня, ты была бы права. Разве богиня Баст – самая веселая и беззаботная из богинь – не обращалась в безжалостную львицу в порыве гнева? – Странно, что ты это сказал, – изумилась принцесса. – Только отец мой бессмертный, Владыка Нимаатра, знает за мной эту особенность души. И потому называет меня шутливо милой кошечкой, когда я прихожу к нему веселая, и грозной львицей, когда случается у меня дурное настроение. – Да живет вечно несу-бити! Жизнь, Здоровье, Сила! – поспешил преклонить колено Лот. – Встань немедленно! Джахи сказал, что тебе нельзя пока делать резких движений. Встань! – вскричала принцесса, и сделала из полутьмы два маленьких шажка к свету. – Скажи мне лучше, чужеземец, так ли действительно хороши твои стрелы, как ты о них говорил, или все дело в неверном моем луке? – Правда, принцесса. Я не посмел бы продать князю негодные стрелы. Да и он, как ты знаешь, большой знаток оружия – и не купил бы их только из любопытства и ради забавы. Но стрелы эти необычные предназначены для боевого лука. Для охотничьих луков они слишком тяжелы. – У меня есть боевые луки. И я стреляю из них не хуже! – задиристо возразила принцесса. – Не сомневаюсь, Богиня. В обеих землях Птаха ходит молва о тебе как о великой воительнице. – Вот как? И что еще говорит обо мне народ Та-Кемет? – Много чего. И все – только превосходное. – Так что же? – спросила нетерпеливо принцесса. – Говорят люди, что сильна ты духом и умела в делах ратных как Монту, мудра как Тот и справедлива как Маат. – И это все, что говорят люди о молодой девушке? – усмехнулась принцесса. – Самые дерзкие, о солнцеликая, говорят еще о красоте твоей ослепительной, – смущенно добавил Лот. – Ну, тут они немного преувеличивают. Ты вот – не ослеп. Хотя и прячешь от меня свои глаза, словно вор, ищущий скрытно поживы. Посмотри мне в лицо, чужеземец, и скажи: красива ли я? Ни как дочь Владыки Двух Земель, а как женщина обычная? Принцесса, совсем еще недавно представшая перед ним в грубой солдатской одежде, едва прикрывавшей ее молодое сильное тело, стаяла перед ним в воистину ослепительном наряде, достойном дочери фараона. На ней был тончайшего льна голубой калазирис, доходивший до пят, тонко изрисованный золотыми нитями узором из вертикальных рядов свившихся хвостами крокодилов. Калазирис был перехвачен широким, прикрывавшим бедра, поясом, исписанным золотыми иероглифами с вкраплениями крупных, разных форм, аметистов. Такие же пронзительной синевы аметисты блистали на широком ускхе[67 - ускх – широкое ожерелье в несколько нитей, прикрывавшее плечи и часть груди, символизировало солнце.] из двенадцати рядов золотых и серебряных бусин, почти полностью прикрывавшем ее плечи и грудь. На каждой руке было по два массивных золотых браслета – один на запястье, а другой туго перехватывал руку выше локтя. А голову прикрывал пышный черный парик из прядей шерсти, свитых в сотни косичек с вплетенными золотыми цепочками, который охватывала золотым венком дивной работы диадема с вписанным в центре крупным красным сердоликом. – Не ослеп ли ты и впрямь, а заодно и онемел, чужеземец? – нервно улыбнулась принцесса, явно смущенная его долгим изумленным взглядом. – О, богорожденная Нефрусебек, да буду я песком под твоими божественными ступнями, ты воистину прекрасна! – с чувством воскликнул Лот, склонившись в глубоком поклоне. – Вот даже как? – удовлетворенно улыбнулась принцесса. И тут же, отвернувшись, сделала несколько шагов к выходу, но остановилась и бросила, не оборачиваясь: – Джахи сказал, что тебе будет полезно немного отдохнуть, чтобы оправиться от раны. Сегодня ты мой гость – и здесь твоя комната и твоя постель. Я прикажу, чтобы о тебе позаботились. – Но, принцесса, мне велено вернуться к князю для доклада, – попытался возразить Лот. – Учись беспрекословно выполнять приказы, чужеземец! – сказала принцесса и, обернувшись, добавила надменно: – Мои приказы! 4 Оставшись один, Лот не придумал ничего более подходящего, как снова прилечь. Но не успел он устроиться поудобнее, как в комнату вошли две молодые девушки. В руках у первой был небольшой медный таз. У второй – разрисованный керамический кувшин с длинным носиком и несколько полотенец, перекинутых через плечо. – Госпожа приказала помочь гостю с омовением, – сказала первая девушка и поставила перед кушеткой таз, наполовину заполненный водой. Лот не счел нужным спорить и присел на кушетке, и девушка, встав перед ним на колени, стала снимать с него сандалии. Покончив с делом, она взяла у второй девушки кувшин и начала подливать в таз горячей воды. – Не соблаговолит ли господин проверить, достаточно ли вода для него теплая? – обратилась она к Лоту. – Не беспокойся, милая девушка, все хорошо, – поспешил ответить Лот. – Позволь мне самому это сделать. Девушка лишь посмотрела на него укоризненно, словно он сказал что-то неприличное, и, мягко обхватив его ступни, опустила их в таз с водой и начала прилежно обмывать. Обмыв ноги Лота несколько раз вплоть до колен, девушка насухо обтерла их одним из полотенец, затем сняла с пояса небольшой мешочек, отсыпала из него на ладонь немного серого порошка и стала его поочередно втирать в ступни Лота, особенно тщательно – между пальцами. Пыль, слегка пахнущая серой, впитывалась в кожу быстро, не оставляя следов. – Благодарю, господин! – сказала девушка, как только снова надела на его ноги сандалии и поднялась на ноги. – Не затруднит ли господина пройти к столику, чтобы обмыть руки и лицо? Слегка смочив руки Лота теплой водой над большой медной чашей, девушка достала из другого мешочка небольшой камешек синего цвета, без усилий размяла его меж пальцев и начала втирать ему в ладони. Кожа Лота быстро покрылась мыльной пеной, а в комнате разлилось цветочное благоухание. Как только Лот обмыл лицо и руки и насухо обтерся очередным удивительно мягким полотенцем, девушка вынула из маленького кармашка, пришитого к переднику, четырехгранный стеклянный пузырек с крышечкой и, щедро зачерпнув из него пальцем какой-то мази, стала втирать ее в шею и грудь Лота. – Что это? – спросил Лот, удивленный необычным ароматом. – Это любимое притирание госпожи, – ответила девушка. – Им должны пользоваться все, кто живет в ее доме. Доволен ли господин, не желает ли он чего? – Я могу лишь пожелать доброго здравия тебе, милая девушка, и твоей подруге, – учтиво ответил Лот. Едва девушки удалились, в комнату вошли две других – столь же юных и красивых. – Госпожа шлет дорогому гостю скромную одежду взамен неосторожно испачканной, – сказала одна из них, и девушки начали выкладывать на кушетку целый ворох разноцветных схенти и поясов. – Пусть господин выберет, а мы поможем ему переодеться. – Нет! – решительно возразил Лот. – Я привык переодеваться сам. – Но это приказ госпожи! – растерянно ответила девушка. – Она будет разгневанна, если узнает, что мы не помогли господину! – Тогда оставайтесь в комнате, но отвернитесь. Никто не узнает, что я переоделся сам, – нашелся Лот. Из всех предложенных схенти Лот выбрал самый скромный – белоснежный, украшенный лишь одним вертикальным рядом сине-золотых сесен.[68 - сесен – цветок лотоса, один из сакральных символов в Древнем Египте, знак солнца, творения и возрождения. Связывался с солнцем, поскольку цветок лотоса каждую ночь опускается под воду, а утром снова всплывает. По одному из мифов, в начале времен из Хаоса поднялся гигантский лотос, из которого в первый день существования мира появилось солнце.] Но повязать его, взамен испачкано кровью верхнего схенти, оказалось с непривычки делом непростым. – Кажется, у меня не очень получается, – сдался после нескольких торопливых попыток Лот. Девушки обернулись, и одна из них не сдержала насмешливой улыбки. – Дозволь мне слегка поправить твой наряд, господин, – спокойно предложила вторая. Как только девушки ушли, Лот обессилено уселся на кушетку. Все это было так непривычно и тревожно, что он не знал, что и думать. Еще утром он сидел в загоне перед воротами царского города, и судьба его зависела от решения какого-то писца. Затем он оказался в кабинете самого могущественного князя Мисра – и был принужден дать согласие служить ему, в результате чего жизнь его оказалась в буквальном смысле в руках дочери фараона. И если бы эта девичья рука, по счастливой случайности, не дрогнула, оказалось бы его тело в водах Хапи, куда скидывают трупы бродяг и преступников на радость прожорливым крокодилам. И вот теперь он сидит в покоях самой прекрасной из женщин, обмытый и умащенный благовониями ее служанками, облаченный в подаренную ею одежду, и не совсем уверен – радоваться ли ему столь немыслимой переменчивости судьбы?.. – Вот мы и свиделись снова, – услышал вдруг Лот приглушенные шепотом слова, пахнувшие горячим дыханием в самое ухо, – и почувствовал прильнувшую сзади нежную плоть и ищущие руки, обхватившие его грудь. Лот обернулся, освобождаясь от нескромных объятий, вскочил на ноги и увидел Афири – ее карие глаза с расширенными зрачками и раскрытые полные губы. – Тише! – поднесла Афири палец к ярко накрашенным губам. – У нас всего минутка, прежде чем я отведу тебя к госпоже. Ее каприз нам на руку. Постарайся понравиться принцессе, и, может быть, ты станешь частым гостем в этом доме. Делай все, что она прикажет. Угождай каждой прихоти этой избалованной девушки, не перечь ни в чем – и она осыплет тебя невиданными милостями! А уж я постараюсь направить ее милость нам на пользу. – Но зачем я принцессе? – спросил Лот. – Чего она от меня ждет? – Я думаю, она сама пока не знает. Но ты явно возбудил ее любопытство. Ты – первый мужчина, которого она пустила в свой дом. Не считая, конечно, лекаря Джахи. Но он – скопец. – Но почему – я? – Ты ждешь от меня льстивых слов, «кузнец»? – лукаво улыбнулась девушка. – Ты ведь сам знаешь, что боги наделили тебя неземной красотой. И наверняка уже не одна девушка стала жертвой твоей неотразимой привлекательности, разве не так? А для дочери самого могущественного из владык мира, привыкшей с детства иметь все самое лучшее, твоя чужеземная красота вдвойне заманчива. – Не хочешь же ты сказать, благородная Афири, что принцесса увлеклась мной – нищим чужеземцем с Дороги? – недоверчиво улыбнулся Лот. – Именно это я и говорю, а ты все никак не поймешь своего неожиданного счастья, глупец! – дерзко положила руки на его грудь девушка. – Но возможно, что я заблуждаюсь. Ведь до сих пор высокомерие принцессы не отличало ни одного мужчины, достойного внимания. Быть может, она решила всего лишь позабавиться тобой жестоко. Так что будь настороже! Отмеряй разумно каждое слово, не выдавая истинных чувств взглядом и жестом. И даже мысли свои держи в узде, ибо каждая женщина обладает божественным даром прорицать в сердцах мужчин, так что невозможно ее обмануть лживыми словами и показными поступками. И только любовь делает женщину слепой. А теперь – следуй за мной! 5 Едва войдя в небольшой зал, Лот остановился в изумлении. Такой роскоши и красоты он не только никогда прежде не видел, но даже представить себе не мог. Принцесса неподвижно сидела у дальней стены круглой залы с колонами на невысоком золотом троне, к которому вели пять мраморных ступеней. Потолок и стены зала были сплошь расписаны золотистыми иероглифами и картинками из разноцветной эмали, а пол инкрустирован причудливым орнаментом из голубой и белой плитки. Принцесса снова поменяла наряд. Теперь на ней был белоснежный калазирис, усыпанный золотыми брошками в виде крылатых скарабеев, а парик стягивал широкий серебряный сешнем,[69 - сешнем – обруч, диадема.] увенчанный «рогатым» диском.[70 - «рогатый» диск – символ богини Хатхор.] Справа от принцессы был поставлен небольшой золоченый столик с приборами, а за троном стояли три девушки в коротких разноцветных нарядах. Еще с десяток юных полуголых красавиц стояли по кругу у стен ярко освещенного огнями масляных светильников зала – справа и слева от входа. Едва они вошли, Афири, отвесив принцессе легкий поклон, легко пробежалась через зал и, вскочив по ступенькам, встала чуть позади и справа от трона. – Чужестранец, – торжественно сказала она, – сегодня ты гость царского дома и принцесса Нефрусебек, Великая Дочь Владыки Обеих Земель, приветствует тебя! Превозмогая боль, Лот согнулся в глубоком и долгом поклоне. – По традиции гостеприимства и желая искупить невольно причиненный тебе ущерб, принцесса милостиво соизволила разделить с тобой легкую вечернюю трапезу. Пройди на свое место! Повинуясь приказу, Лот прошел на середину зала и неловко присел на колени на небольшом круглом коврике перед низким столом, уставленным блюдами. Он совершенно потерялся, не зная, как себя вести и что следует делать. Возможно от него ждали ответного приветствия, но Лот не находил нужных слов. Он даже не осмеливался поднять глаз на принцессу, застывшую на своем троне, словно статуэтка неведомой богини, вырезанная из камня и разрисованная красками искусным мастером. Он лишь чувствовал на себе ее пристальный изучающий взгляд – и этот взгляд словно придавливал его к земле, принуждая пасть ниц и распластаться перед явившимся ему совершенным образом женщины. – Мы не ждем от тебя велеречивых слов благодарности и почтения, чужеземец, – пришел ему на помощь знакомый голос Афири. – Просто раздели для начала глоток вина с нами во имя Великого Дома. В ту же минуту к Лоту подскочила одна из девушек и наполнила вином чашу. Лот взял чашу в руки и заставил себя поднять голову. На неестественно белом лице принцессы застыла тонкая насмешливая улыбка. Она едва заметно кивнула ему, отпила из чаши и передала ее Афири. Лот тоже отпил глоток и осторожно поставил чашу на столик. – Угощайся, чужестранец! – сказала Афири, сняв со столика и подав принцессе большой поднос, с которого та что-то взяла и отправила в рот, чуть размокнув ярко накрашенные золотой краской губы. – Что же ты не ешь, чужестранец? – укоризненно обратилась Афири к Лоту, который снова застыл, скованный растерянностью. – Или на твоем столе нет ничего, что стоило бы отведать? В таком случае, только скажи, чего бы тебе хотелось, и мы вмиг тебе это доставим. – О, нет! – поспешил ответить Лот. – Мой стол полон всего, о чем только может мечтать смертный! Но да не сочтет дерзостью принцесса, оказавшая своему рабу невиданную милость, слова, которые я скажу: мое воздержание происходит только по одной причине – я не голоден. Но и если бы я умирал от голода, я бы и тогда не посмел раскрыть уст для пищи перед лицом Великой Дочери. – Ешь! – неожиданно резко приказала Афири. Девушка, прислуживающая Лоту, в тот же миг пала на колени рядом с ним и, схватив со столика одно из блюд, поднесла почти к самому его лицу. Лот взял наугад что-то небольшое, оказавшееся сдобной сладостью, и, не пережевывая, целиком его проглотил. Улыбка на лице принцессы стала совсем откровенной. Она сделала знак Афири и что-то прошептала ей на ухо. – Что ж, если скромная пища нашего дома не доставляет гостю должного удовольствия, принцесса не желает его принуждать, – сказала, милостиво улыбаясь, Афири. – Но, может быть, ты не откажешь нам в удовольствии непринужденной беседы? – Я с радостью выполню любое пожелание Великой Дочери! – с готовностью отозвался Лот. – Тогда расскажи нам немного о себе. Откуда ты родом? В каких странах побывал? Каким образом очутился на берегах Хапи? Госпожа любит рассказы о путешествиях. – Что ж, если госпожа любит рассказы о путешествиях, мне есть что рассказать, – начал Лот и, немного замешкавшись, продолжил: – Родился я далеко на Севере, в стране, которую вы, дети Птаха, называете Нахарина.[71 - Нахарина – «страна рек», общее название Месопотамии у древних египтян. По другим сведениям, так египтяне называли Евфрат – «река текущая наоборот». Их поразил тот факт, что воды этой реки текли, в отличие от Нила, не на Север, а на Юг.] И родился я в семье зажиточных скотоводов, состоявших в родстве с царями земли, где стояли наши шатры и паслись наши стада… Рассказ Лота был долгим и, наверное, увлекательным – говорил он в полной тишине, изредка прерываемой тихими возгласами удивления. Он и сам увлекся собственными воспоминаниями о странах, в которых ему довелось побывать, о богах, которым в них поклонялись, о местных обычаях и, конечно же, о приключениях, что произошли с ним в течение долго пути от берегов Пурату[72 - Пурату – Евфрат, от аккадского «широкий».] до берегов Итеру.[73 - Итеру – древнее название Нила у египтян, «большая река».] Все это было так не похоже на природу и обычаи страны, в которой он сейчас жил, что рассказ самому Лоту казался местами выдуманной сказкой. – И тогда Дитан, почтенный купец и наш благодетель, предложил дяде моему устроить лавку на Дороге. Дядя и согласился. С тех пор мы и торгуем. Поначалу нам было трудно, конечно, по причине незнания нашего ремесел новых и обычаев Та-Кемет, но сейчас, слава Птаху, все налаживается, так что на пропитание мне и моим людям хватает. А что еще надо бедному человеку в чужой стране? Так Лот закончил свой рассказ. Принцесса, словно что-то обдумав, сделала знак Афири и та, склонившись к ней и выслушав, обратилась к Лоту: – Благодарим мы тебя, чужестранец, за рассказ складный и любопытный. Удивил ты нас и порадовал своими байками. И больше остального удивляет нас, как хорошо и быстро выучил ты язык наш. Видно – правда, что человек ты не простого племени и рода, имеющий природное разумение и получивший воспитание достойное. Одно странно в твоем рассказе, что ни разу ты в нем не упомянул женщин. Не верится нам, что в твоей жизни нет женщины, достойной упоминания словом добрым и уважительным – матери, сестры или юной супруги? Ведь мужчина ты хоть и молодой, но уже в возрасте, когда иные и детей имеют. И укор Афири был справедлив. Не упомянул в рассказе своем Лот по странной стыдливости ни о матери своей бывшей рабыне, ни о сестрах, ни о наложнице своей Хавиве, ни даже о дочери своей Хане, которой шел уже третий год. И ответил Лот, чуть замешкавшись: – Мать моя благородная померла, когда я был еще отроком. Сестры остались в родном краю. А здесь у меня лишь дядя да тетушка – жена его. И живут они со всеми людьми нашими, как я и говорил, в поместье вельможи знатного, что в земле Та-Ше. – Не хочешь ли ты сказать, чужеземец, что даже нет у тебя невесты на примете? Трудно нам в это поверить, глядя на завидную стать твою мужскую и красоту редкую, – лукаво улыбнулась Афири. – Была, – ответил Лот чуть дрогнувшим голосом, вспомнив утопленницу Табил и ее сестру Аййу. – Но боги ее забрали. – Ах ты, несчастный! – воскликнула Афири, но в голосе ее звонком совсем не чувствовалось участия. – Хватит! – встала вдруг резко с трона принцесса. – Наш гость наверняка уже устал от разговоров. Скажи мне только одно, чужеземец. По рассказам твоим и по виду кажешься ты воином отменным. Так ли это? – Отвечу тебе честно, Великая Дочь, – сказал Лот, тоже поспешивший подняться. – Меня не обучали в детстве воинским искусствам. И сражался в жизни я лишь раз – при городе Асоре, что в Ханаане, о чем уже рассказал тебе. Но мы, скотоводы, знаем толк в оружии, ибо ходим часто по дорогам, где полно лихих людей, от которых иной раз приходится отбиваться. – А из лука ты так же ловко стреляешь, как выдумываешь сказки? – Умею. Но лучший стрелок, которого я знаю, это друг мой – Ханох. А на мечах лучше других дерется другой мой друг – Звулун. Вместе со мной они при кузне работают сейчас. – Так у вас там целый отряд удалой – при кузне? – усмехнулась принцесса. – Что ж вы тогда пыль глотаете на Дороге, а не идете воинами в армию отца моего непобедимого? Платит он хорошо тем, кто служит ему отважно. – Мы и не помышляли об участи такой почетной, о дочь Владыки, – смутился Лот. – Мы ведь пришли в земли Та-Мери, спасаясь от голода и неурожая, что разразились в Ханаане. Думали – на одну зиму всего. – Все вы, хериуша, приходите кормиться от даров земли нашей. И никто из вас не желает служить Владыке Та-Кемет, пока вас не заставишь силой! – неожиданно надменно воскликнула принцесса. – Ладно – иди пока! Отнесите в комнату гостя пищу его! 6 К ночи рана Лота снова разболелась. И хорошо, что пришел к нему Джахи, посланный принцессой. Добрый лекарь очистил рану и снова смазал своей чудодейственной мазью. А когда уходил, дал проглотить Лоту порошка, разбавленного в вине, и вскоре Лот крепко заснул. А проснувшись утром, почувствовал себя бодрым и почти уже здоровым. Тем сильнее ощущал он беспокойство неопределенности своего положения в стенах дворца. Не гостем он чувствовал себя здесь, а пленником – полевой птицей в золотой клетке. Оказалось, что его пробуждения ждали. Только он поднялся с постели, явились служанки, чтобы помочь необычному гостю совершить утреннее омовение. А едва они ушли, вслед за ними вошел улыбчивый лекарь. – Болит рана? – спросил, завершив втирание, Джахи, и попросил, чтобы Лот осторожно приподнял руку. – Теперь я могу сказать точно, что кость цела. А через несколько дней рана и вовсе заживет – и боль окончательно уйдет. Если ты, конечно, будешь беречь руку от тяжелой работы и пользоваться мазью, как я тебе говорил. – Ты настоящий чародей, Джахи, – поблагодарил его Лот. – Я всего лишь человек, прочитавший много мудрых папирусов в храме Хонсу,[74 - Хонсу – «проходящий», один из богов «фиванской триады», сын Амона – бога солнца и его супруги Мут (Амунет). Бог луны, считался также богом-целителем. Изображался юношей, увенчанным короной в виде опрокинутого месяца и диска луны над ним.] – улыбнулся польщенный лекарь. – Джахи, могу я тебя кое о чем попросить? – спросил, смущаясь, Лот. – Проси, – сделал приглашающий жест лекарь. – Ты ведь доложишь госпоже, что я почти здоров? Так не мог бы заодно испросить для меня разрешение покинуть дворец? – Ты куда-то спешишь? – неподдельно удивился лекарь. – Я боюсь вызвать гнев князя Аменанха. Он приказал мне вернуться сразу, как только я передам его подарок. – Ах, вот ты о чем! – снисходительно улыбнулся Джахи. – Тогда тебе не о чем беспокоиться. От князя уже был с утра человек. И ему сказали все, что необходимо. – Что ему сказали? – Поблагодарили за подарок. И еще просили передать, что принцесса им очень довольна. – И это все? – А что ему еще должны были сказать? – А как же я? Не было ли от принцессы каких-либо указаний насчет меня? – Нет, насколько я знаю. – Так напомни ей обо мне, добрый человек! – Только если она сама меня вызовет и спросит. А это будет не скоро. – Почему? – Принцессы нет во дворце. И не спрашивай меня, где она. – Но могу я в таком случае поговорить хотя бы с ее служанкой – Афири? – И это невозможно. Первая Подруга принцессы всегда и повсюду сопровождает свою госпожу. – И что же мне делать? – воскликнул в растерянности Лот. – Отдыхай, – пожал плечами в притворном недоумении лекарь. – Поешь хорошенько. Служанки с подносами, полными блюд со стола госпожи, уже заждались у дверей твоей комнаты. Разве ты не голоден? – Ах, ты меня не понимаешь! – отчаялся Лот. – Я тебя понимаю, чужеземец, – тонко улыбнулся лекарь. – Ты растерян. Ты не знаешь, что для тебя лучше. Ты боишься совершить ошибку. А все потому, что ты мыслишь и чувствуешь как свободный человек. Но ты несвободен, как и любой из нас в этой стране. Ты – раб. А она – даже не госпожа твоя. Она – дочь божественного Владыки, и сама – богиня. Пойми это – и все для тебя будет просто. Сказав это, лекарь кротко кивнул и вышел. 7 Тайный обряд в святилище храма Амона давно стал для стареющего фараона утомительной обязанностью. Ему шел уже шестьдесят третий год, и тридцать из них он единолично правил огромной страной, а еще прежде шестнадцать лет состоял соправителем своего отца. Особенно трудно давалась ему утренняя служба, когда приходилось вставать задолго до рассвета, чтобы с первыми лучами солнца ритуал был закончен. Его будили в условленный час, омывали, умащивали, одевали в тяжелые блистающие золотом и каменьями одежды, водружали на полосатый клафт-ушерби[75 - Клафт-ушерби – особый вид «немеса» – головного платка с сине-золотыми продольными полосами, который надевали фараоны поверх парика. Этот платок, помимо того, что предохранял от пыли и жара солнца, являлся также одним из атрибутов служения богу Амону.] громоздкий хепреш,[76 - Хепреш – металлический или кожаный шлем небесно-голубого цвета, который фараоны надевали во время исполнения жреческих обязанностей и – реже – во время военных походов.] покрытый голубой эмалью, и вручали скипетр. Прежде он выпивал перед выходом добрую чашу молока с медом, которая его бодрила. Но вот уже несколько лет желудок его отказывался принимать молоко – и приходилось пить подслащенную воду, в которую лекарь подмешивал какой-то порошок. Потом он, в сопровождение жрецов и приближенных слуг, шел в темноте, едва освещенной факелами, к Храму – четыреста двадцать два неспешных шага. Когда-то, когда он был еще совсем молод, он чуть ли не пробегал это ничтожное расстояние в нетерпеливом порыве предстать пред лицом своего небесного отца – так что жрецы едва поспевали за ним. А теперь он даже иной раз в душе досадовал, что Храм построили так далеко от покоев, особенно – когда случалось, что с неба хлестал холодный дождь или из пустыни дул горячий удушающий ветер. На пороге Храма они ненадолго останавливались под высоким портиком с колонами из белого песчаника – и один из жрецов читал вполголоса быструю молитву. Потом был мучительный подъем на третий ярус – семьдесят пять высоких ступеней. Наконец они входили в «небесную комнату» – большой зал, где по углам стояли каменные изваяния баранов и гусей,[77 - Баран и гусь – священные животные Амона, символы мудрости.] а стены были выкрашены синей краской, и фараон спешил усесться на широкую лавку. Отдышавшись, он делал знак, и его начинали раздевать, пока он не оказывался лишь в одном коротком нижнем схенти. Вся процедура проходила в полном молчании из уважения к молчанию фараона, первые слова которого должны были быть обращены к Амону – своему божественному предку, могучему покровителю и мудрому наставнику. В словах и не было нужды – каждый из участников ритуала знал, что и когда ему необходимо делать. Как только все было готово, один из жрецов приоткрывал небольшую дверь в тайную комнату – ровно настолько, чтобы в нее мог протиснуться несу-бити, держа в одной руке небольшой поднос с приношениями и зажженной свечей, а в другой котомку с необходимой утварью: баночки с умащениями, полотенца, сосуд с маслом и небольшую метелку. В комнате стояла темнота. Фараон привычным движением ставил поднос на столик, стоявший справа от двери, брал свечу и обходил круглую комнату, зажигая масляные светильники, пока небольшое пространство не наполнялась дрожащим багряным светом. Оглядевшись внимательно, он начинал наводить порядок: доливал масло в чаши светильников, сметал со стен паутину, если обнаруживал, и подметал, покряхтывая и держась свободной рукой за поясницу, пол, в который раз подумав про себя, что надо бы сказать, чтобы метелке приделали ручку подлиннее. В этой комнате он был не грозным повелителем своей державы и живым богом своего народа, а всего лишь слугой повелителя небесного, избранным и приближенным из сотен тысяч других детей Амона. Закончив уборку, он подходил к широкой тумбе из цельного куска желтого отполированного кварцита, убирал с нее вчерашнее блюдо с подношениями и протирал тумбу полотенцем, пропитанным благовонным маслом. Отходил к столу, вытирал насухо руки и снова подходил к тумбе, чтобы после короткой восславляющей молитвы испросить смиренно прощение у своего Хозяина за то, что осмеливается нарушить его покой. Закончив, он трижды кланялся и с осторожным благоговением снимал покрывало с идола. Взгляды их встречались. Хозяин смотрел с кротким укором, словно вопрошая – зачем слуга будит его так рано? Фараон смущенно опускал голову и начинал без особого вдохновения бубнить длинную молитву. Он не смотрел на Хозяина, как бывало раньше, пытаясь уловить в малейшем движении его золотого лица скупые намеки расположения или недовольства. Он даже не особо вдумывался в значение слов вызубренной за долгие годы молитвы. Слова сливались в одно длинное, как река, слово. Но он не плыл по этой реке, ловко управляя веслом. Он словно стоял на берегу, отрешенно наблюдая за своим призрачным отражением, и мысли его были далеко – сразу в нескольких местах. Они были ему неподвластны, они устремлялись туда, куда влекло их беспокойство его Ба. Он не хотел этого, он даже немного этого стыдился, но не мог не думать о предстоящих делах – тех, что не терпят отсрочки, и тех, что еще только намечены. О сыне, которого пора приобщать к тяжкой обязанности правителя, хотя он к этому не готов и, возможно, никогда не будет готов. О любимой дочери – слишком, не по-девичьи, своенравной. О другой, старшей, чей брак, суливший Дому надежную поддержку в будущем, оборвался так печально. И о себе – своей непомерной усталости от всех этих нескончаемых забот обо всем и обо всех, подтачивающих незаметно и бесповоротно его здоровье и почти уже сломивших его некогда непреклонную волю властвовать. Он заканчивал молитву и начинал ухаживать за Хозяином. Сначала он тщательно очищал его золотое тело от вчерашних притираний. Затем щедро умащивал заново, меняя в определенной последовательности благовония, – и по комнате разлетались головокружительные густые ароматы. Хозяину нравились эти резкие запахи. Он смотрелся куда бодрее и, кажется, едва заметно улыбался. Фараон снова отходил к столу, мелко пятясь, чтобы не показать Хозяину непочтительно сгорбленную спину, вытирал руки и брал поднос с яствами. Нет, он уже давно не пытается кормить Хозяина из рук. Он просто оставит эти свежие сочные фрукты, эти отборные куски мяса, птицы и рыбы и эти изумительные сладости перед Хозяином. Боги не нуждаются в мирской пище. Они питаются почтением и послушанием своих слуг. Все что необходимо – это усладить их зрение и обоняние искренними дарами восхищения. И еще – возносить молитвы. Это они любят больше всего – слушать восхваления и мольбы. И фараон, восславив с воодушевлением Хозяина, начинает с ним разговор – как сын с Отцом. Теперь слова его звучат куда искренней, потому что он говорит о том, что тревожит его – и просит, просит, просит. За всех детей Та-Кемет. Только за себя он просить не смеет, ибо уверен, что Отец его любящий и без слов читает в сердцах – и не оставит он своего верного слугу и преданного сына без своей божеской милости до последнего дня, когда его бессмертное Ба, отделившись от бренного Хат,[78 - Хат – в мифологии Древнего Египта – бренная оболочка человека, тело.] отлетит вольной птицей в Дуат.[79 - Дуат – в мифологии Древнего Египта – загробный мир.] Все – пора. Он пятится к окну и начинает поднимать тяжелые непроницаемые шторы. Комната наполняется живым светом. Небо на горизонте уже горит красными языками, подожженное восходящим светилом. Это выплывает Амон-Ра из подземной реки, пересев из ладьи Месектет в ладью Манджет,[80 - «Месектет… Манджет» – название барок бога Ра у древних египтян. На барке Манджет Ра совершал свой дневной путь по небу. Вечером он пересаживался на барку Месектет, чтобы продолжить свой ночной путь по Подземной реке, где его ожидало на рассвете сражение со змеем Апопом.] одолев в очередной еженощной битве злокозненного змея Апопа. Еще несколько минут – и на горизонте покажется всевидящее око Владыки. Фараон смотрит на идола – как его золотое лицо оживает под игрой солнечных лучей. Он словно видит Ка[81 - Ка – в египетской мифологии одна из душ-сущностей человека, средоточие жизненной энергии. В древности считалось, что Ка присуще лишь фараонам и богам. У Ра, к примеру, было 14 разных Ка. Но позже Ка стали приписывать всем людям и даже предметам. Ка определяло судьбу человека. Изображалось иероглифом в виде поднятых над головой человека согнутых в локтях рук.] Амона, переходящее из своего временного золотого пристанища в божественную светоносную плоть – Ра, чтобы наполнить новый день жизнью. Что ж, он достойно выполнил свой долг. Ему осталось только прочесть последнюю восхваляющую молитву, незаметно затушить светильники, собрать вещи, трижды поклониться, получая благословение, и скромно уйти, оставив своего бога с его божественными делами. Но вечером, перед заходом, он придет снова, чтобы восславить Амона за еще один прожитый день и дать ему отчет о делах собственных, исполнить которые поручил ему его Хозяин. И чтобы с последним лучом заходящего солнца задернуть шторы, укрыть покрывалом лик Владыки и затушить огонь в комнате. Ночью Амон-Ра пребывает в Дуате, пока миром правит и стоит на страже его спокойствия божественный сын его – Хонсу. 8 Фараон отдыхал после утомительного ритуала, пока перед ним накрывали стол для утренней трапезы, когда ему доложили, что явилась его любимая дочь принцесса Нефрусебек. На мгновенье морщинистое лицо фараона разгладилось светом радости, но тут же и озабоченно нахмурилось. Он сделал знак, чтобы повременили с завтраком, встал, оправил схенти и, как был, не надев даже парик, пошел к коридору, который вел в «комнату раздумий», где он обычно принимал особо приближенных людей для доверительных бесед. Едва он вошел, принцесса поспешила встать с мягкой лавки навстречу и припала к его руке, подставив для поцелуя лоб. – Что-то случилось? – спросил он обеспокоенно, приподняв пальцем лицо дочери за подбородок. – О, нет, отец мой! У меня все хорошо, слава Амону! – слишком горячо возразила принцесса. – Я всего лишь соскучилась по тебе, почему и осмелилась нарушить твой покой. – Так рано? – чуть улыбнулся отец. – А когда еще, среди дел своих неисчислимых, сможет найти Владыка Двух Земель минуту внимания для дочери своей скучающей? – сверкнула лукавым взглядом принцесса. – Хорошо, если только это причина, – ответил фараон и повел дочь к лавке. – Так о чем ты хотела мне рассказать? – спросил он, когда они уселись рядом. Принцесса чуть замешкалась с ответом и неожиданно уткнулась смущенным лицом в плечо отца. – Так что тебя беспокоит? – еще мягче спросил фараон, не упустив возможности еще раз поцеловать широкий лоб дочери. Девушка резко встала и заходила энергично по комнате. – Помнишь ли ты, отец мой, как не раз настаивал, чтобы дворец мой охраняло большее число стражников, а я упорно отказывалась? – спросила она, остановившись напротив отца. Фараон утвердительно кивнул. – Так вот, я теперь поняла, что ты был прав в беспокойстве своем. – И что тебя заставило переменить свое мнение? – неприятно насторожился фараон. – Мне стали докладывать, что не раз уже видели в саду тени чужих людей в ночную пору. – Тени? – недоверчиво усмехнулся фараон. – Как же можно увидеть в ночной темноте чьи-то «тени»? – Мне так сказали! – притопнула ножкой принцесса, и опять беспокойно заходила по комнате. – Я и сама чувствую, что за мной следят! Мне знакомо это чувство! Я – охотница! Я не раз сама выслеживала добычу и ждала, затаившись, наблюдая за жертвой, прежде чем спустить тетиву! – Но кому это может быть надо – следить за тобой? И кто бы посмел на это решиться? – удивленно спросил фараон. – А ты сам не догадываешься? – снова остановилась девушка перед отцом. – Только один человек не оставляет меня в покое своим дерзким вниманием! Только он может осмелиться нарушать без спросу мой покой! И только у него достаточно золота, чтобы подкупить стражников моего отца! – Ты преувеличиваешь, дочь моя. Ты поверила россказням испуганных служанок, которым что-то померещилось в ночном саду, – спокойно ответил фараон. – Но я не оставлю твою просьбу без внимания. Я прикажу сегодня же сменить стражников в твоем дворце. Они все будут допрошены и, если вина их подтвердится, строго наказаны! И я удвою, или, если надо, утрою число стражников – самыми лучшими и доверенными из моих людей. – Это не поможет! У него хватит денег, чтобы подкупить все твое войско! – дерзко ответила принцесса. – И я не хочу, чтобы мой сад превратился в солдатский лагерь или неприступную крепость, где я невольно будут чувствовать себя пленницей! – Тогда чего ты хочешь? – Мне нужно всего несколько преданных людей! Таких, в ком я могу быть уверенна, что они не соблазняться чужим золотом и не испугаются ничьих угроз! – И где я должен найти для тебя таких людей? – Тебе не надо никого искать. Я уже нашла одного. А он приведет еще нескольких, – сказала принцесса, отвернувшись к длинным полкам со свитками. – И кто это? – Один кузнец с Дороги. – Кузнец?! – не сдержал насмешливого тона фараон. – Ты ходила на Дорогу искать себе преданных слуг и нашла какого-то «кузнеца»? – Я никуда не ходила! – едва повернула надменно голову принцесса. – Этого человека прислал ко мне с подарками наш брат Аменанх. – Ты меня удивляешь, дочь моя! Ты хочешь доверить охрану своего покоя слуге человека, которого сама же подозреваешь в излишнем внимании к тебе? Как мне тебя понять?! – воскликнул возмущенно фараон. – Он не служит князю Аменанху! Это случайная услуга. Он свободный человек и чужеземец. – Никогда Аменанх не наймет для столь деликатного поручения случайного человека – он слишком хитер для такой глупости. Тем более – какого-то хериушу! – Этот человек не хериуша. Он из страны Нахарина. И благородного рода, связанного с царской семьей. – Откуда ты можешь это знать? – Я говорила с ним. Я неосторожно ранила его стрелой. Так получилось. И моему лекарю пришлось лечить его. Он показался мне человеком честным и мужественным. – Это глупость! Это очередной каприз непослушной девчонки – и ничего больше! Ты не знаешь жизни и совсем не знаешь мужчин! – не на шутку рассердился фараон. – Но я хочу, чтобы он служил мне! И он будет служить мне! – дерзко ответила принцесса, обернувшись к отцу. – Нет! – Почему – нет? Кто твои лучшие воины – разве не ливийцы и нубийцы? Кого собрал под себя князь Аменанх – разве не разбойников из числа хериушу? Так почему мне нельзя взять на службу нескольких удалых сынов Нахарина? – Нет! Я не доверю жизнь и честь своей любимой дочери какому-то подосланному чужеземцу! – Ты это сделаешь, если действительно любишь меня! – Найди хоть один разумный довод – почему ты веришь этому незнакомцу и почему я должен довериться твоему выбору – и я, возможно, хоть на миг усомнюсь в своем решении! – Он в меня влюблен – этот человек, – тихо, но решительно сказала принцесса, глядя в глаза отцу. – Разве любовь – не самый лучший залог преданности? Фараон, на мгновенье пораженный словами дочери, не сдержал смеха. – Почему ты смеешься? – возмутилась девушка. – Это не то, о чем ты думаешь! Он смотрит на меня как на богиню! Он даже не смеет на меня смотреть – настолько я высока в его глазах! – Ты! Моя дочь! Ты, кто с презрением всегда смотрела на всех мужчин, говоришь со мной о любви? Я даже стал сомневаться – знакомо ли тебе само слово «любовь»? – А с кем мне еще говорить об этом? – воскликнула обиженно девушка. – Идти за советом к твоей глупой супруге? Или же к сестре, которая знает о любви слишком много? Фараон снова нахмурился. – Уж не влюбилась ли ты сама? Скажи мне честно! – Нет! – твердо ответила принцесса. – Я всего лишь хочу использовать чувство этого человека себе на пользу. Я хочу взять его в телохранители. Это – разумно! – Это больше похоже на безумие! Хочешь иметь в своем доме белокурых сынов Нахарина? Я распоряжусь, чтобы таких нашли, и сам их отберу для службы моей дочери. Но этот человек больше никогда не войдет в ворота твоего сада! – Он и сейчас в моем доме. И я не отпущу его, пока не получу твоего согласия! – упорствовала девушка. – Ты оставила его в своем доме на ночь?! – пораженно воскликнул фараон, встал со своего места и пошел к дверям мимо дочери. – Если ты не выполнишь моей просьбы, я никогда не выполню твоей! – в отчаяние крикнула девушка. Фараон медленно обернулся: – Что ты сказала? – Оставь его мне – и я сделаю то, чего ты от меня ждешь! Они в молчании смотрели друг на друга: дочь – с мольбой, отец – с укором и удивлением. – Я подумаю, – бросил фараон угрюмо и вышел. 9 Было уже позднее утро, время приближалось к пятой черте, когда за Лотом зашли две служанки и объявили, что его требует госпожа. Следуя за ними через ряд залов, Лот очутился на широкой веранде, где увидел принцессу Нефрусебек, задумчиво смотрящую в сад. Услышав шаги, она нетерпеливо обернулась. Подведя Лота к госпоже, служанки поклонились и ушли. – Ты тоже иди, – сдержанно бросила принцесса стоявшей рядом Афири и снова отвернулась. – Я буду недалеко, – ответила девушка недовольно и неспешно прошла в одну из распахнутых дверей. Стоя в нескольких шагах, Лот исподлобья разглядывал тонкий профиль принцессы. Одета она была просто, по-домашнему: на ней был лишь калазирис бледно-зеленого цвета, повязанный небрежным узлом на высокой талии узкой белой лентой, такого же белого цвета была плетеная наплечная накидка, а коротко отстриженные черные волосы обхватывал низко надвинутый на лоб медный обруч. – Ты не хочешь поприветствовать свою госпожу? Тебя не учили родители почтительности? – спросила девушка с нескрываемой обидой. – Прости мне мою невежливость, о, госпожа, но я теряю дар речи всякий раз, когда перед моим взором возникает твой лучезарный лик! – поспешил оправдаться Лот. – Что ты хочешь этим сказать? – нервно встрепенулась девушка, едва сдержавшись, чтобы не посмотреть на него. – Только то, Великая Дочь, что считаю недостойным себя не только говорить с тобой, но даже дышать одним воздухом. – Вот как? Вчера, стоя под моими стрелами, ты не показался мне таким робким. – Это не робость, моя госпожа. – А что же? – Я не знаю. Я недостаточно искусен в вашем языке, чтобы подобрать достойное слово. – Но достаточно искусен, чтобы избежать ясного ответа на простой вопрос! – резко ответила девушка, развернулась и медленно пошла вдоль веранды, скользя пальцами по отполированным перилам. – Сегодня утром я навестила своего отца, – сказала она, слегка повернув голову, чтобы убедиться, что Лот следует за ней. – Я испросила у него разрешение взять тебя на службу. Но твои льстивые слова и нерешительное поведение заставляют меня сомневаться – тот ли ты человек, за которого я тебя приняла? Скажи мне: что ты готов сделать, если удостоишься чести служить дочери Владыки? – Все, что прикажешь, о дочь Владыки! – Этого мало. – Я готов умереть по первому твоему слову! – Это сделает любой из последних рабов моего отца. Но что мне проку в твоей смерти? Ты мне нужен живой. Твои сильные руки, твое бесстрашное сердце и твой быстрый ум, который будет угадывать мои желания прежде, чем я вынуждена буду их объявить!.. Сможешь ли ты быть мне таким слугой? – вот что я хотела бы знать! Дойдя до края веранды, принцесса остановилась, скрестила на груди руки и снова устремила свой взгляд в сад – Я боюсь обмануть твои ожидания, госпожа, – ответил неуверенно Лот. – Боишься? Что ж, это кажется разумным. А на самом деле – неслыханная дерзость! Будь на твоем месте один из детей Амона, даже самый высокородный из семеров моего отца, он бы уже лежал у моих ног, лобызая сандалии и уверяя меня в своей преданности!.. А ты – смеешь сомневаться?.. Нет, это не почтение ко мне заставляет тебя сомневаться, а высокомерие, присущее всем вам – мужчинам! Ты говоришь, что готов умереть ради меня, льстиво называешь мое лицо «лучезарным», а сам между тем только и думаешь, как бы без урона покинуть мой дом, чтобы быстрее предстать с докладом перед братом моим Аменанхом. А все потому, что ты смотришь на меня как на женщину – и нет в тебе почтения ко мне даже как к женщине, а есть лишь страх перед Домом моим и его мужчинами! Будь я просто молодой и хорошенькой девушкой, равной тебе по положению, ты бы и то уважал меня больше! Знаешь ли ты, как для меня унизительно сомнение твое?! – Это не так, принцесса, – сказал Лот, заворожено глядя на тонкие плечи девушки, мелко задрожавшие, словно от холода. – Ты для меня больше, чем женщина. И уж точно – больше, чем любой из мужчин. – Так что я для тебя?! – воскликнула она в нетерпении. – Но не говори, что богиня! Мне и этого мало! – Ты для меня… ты для меня – сама жизнь! – Я не понимаю! Объясни! – Лучшее в этой жизни – о чем люди могут только мечтать. Этому нет названия ни в одном языке! – И что?! – Я не знаю! Я могу лишь встать перед тобой на колени, о Нефрусебек, – и делай со мной, что захочешь! – воскликнул отчаянно Лот, упав на колени. Принцесса немного помолчала, словно обдумывая его слова, обернулась, подошла к склоненному Лоту и положила руку на его плечо. – Афири выдаст тебе пять дебенов золотом, мою печать и пошлет двух стражников, чтобы они вывели тебя из города. Не вздумай идти к князю Аменанху! Он – враг моего Дома, а значит и мой враг! Через два дня ты вернешься сюда и приведешь с собой двух своих людей – самых преданных тебе и искусных в воинском деле. Одень их подобающе и вооружи. Вы будете жить в доме. Они – внизу, а тебе я выделю комнату рядом с моими покоями. Остальное я скажу тебе после… И не смей больше называть меня по имени! Рука девушки, словно невзначай, скользнула по лицу Лота – и принцесса пошла прочь. 10 В тот день, когда Лот под защитой стражников вышел из города с пятью дебенами золота, выданными ему в качестве аванса за будущую службу принцессе, друзья встретили его у дверей кузни. Оказалось, что всю предыдущую ночь они почти не спали, обеспокоенные его отсутствием. А после, с самого утра, с жаром спорили о его судьбе и пришли к убеждению, что с Лотом случилась беда. Кто-то даже предложил идти всем вместе к воротам Иттауи – искать друга и требовать объяснений у начальника маджаев. И только увещевания благоразумного Хенума, что ничем они Лоту не помогут, коль вышла у него неприятность, а лишь навредят себе, удержали буйные головы от опрометчивого шага. – Куда вы хотите идти, безумные? От кого собираетесь требовать объяснений? – кричал в ужасе горшечник. – Да вас сразу схватят как бунтовщиков! А попытаетесь сопротивляться – перебьют на месте! Поймите, это – Та-Кемет, владения Владыки! Здесь все принадлежит Великому Дому и находится под его судом и защитой! – Но что же нам делать? – спросил приунывший Звулун. – Прежде всего – зайдите в дом! – продолжал убеждать мисирец. – Даже на Дороге у фараона полно ушей и глаз. И несдобровать вам, если дойдет весть до стражников, что собралась толпа чужеземцев и что спорят они и кричат о чем-то – вмиг явятся. Еще и дня не прошло, как друг ваш ушел. Может и не случилось с ним ничего плохого. – А если он и сегодня не вернется? – Тогда уж я сам пойду к воротам поспрашивать. Коль взяли вашего друга за что-то, должна быть запись у писаря. Словом, успокоил их кое-как здравыми речами горшечник. Но работать в тот день не хватило у них терпения – и все выходили они на Дорогу, выглядывая друга. А когда на следующий день, уже после полудня, увидели двух солдат, направлявшихся в сторону кузни, а с ними человека, разодетого богато на мисирский лад, не признали они в человеке этом Лота, пока он не подошел совсем уже близко. И был заметно смущен Лот своим видом – бородой обритой и коротким нарядным платьем. И встретили его друзья возгласами радости и удивления. А когда вошли они в дом, расселись за деревянным столом и выставили на радость кувшины с вином, начал Лот рассказывать друзьям о своем неожиданном приключении. И друзья не знали – верить ему или смеяться рассказу его как шутке. А горшечник Хенум – так вовсе не поверил, и даже возмутился его истории нескромной. И тогда Лот вытащил из богато расшитой сумы, что дали ему в доме принцессы, пять больших золотых колец и сказал уже серьезно: – Хотелось бы мне самому, чтобы все, что приключилось со мной, оказалось сном или колдовским наваждением. Вот только все было так, как я рассказал. И эти пять золотых дебенов тому доказательство. Поступаю я на службу к принцессе Нефрусебек. Буду при ней – как асорец Нанэх при князе Аменанхе – личным телохранителем. И дала она мне это золото в качестве задатка за мою службу, и чтобы купил я оружие достойное и одежду подобающую для себя и для людей, которых мне приказано взять в помощь. – И ты согласился? – спросил изумленно Звулун. А Лот лишь посмотрел на друга удивленно, но ничего не ответил. А Хенум вдруг встал и заспешил уйти, словно чего-то испугался. Но Лот попытался удержать его и попросил остаться. – Не уходи, достопочтенный Хенум! – сказал он. – Всегда ты был добр к нам, чужеземцам, помогая мудрыми советами. Так неужели сейчас, когда мы более всего нуждаемся в советах твоих, ты нас оставишь? – Что же я могу посоветовать в таком деле? – воскликнул нервно горшечник. – Если правда, что ты говоришь, то какой тут может быть совет? Делай, что тебе приказано – и да хранят тебя твои боги! И с этими словами горшечник вышел, смутив всех своим решительным уходом, похожим на бегство. – Так что ты собираешься делать? – снова спросил Звулун, нарушив наступившее молчание. – Ты ведь слышал, что сказал мисирец? Не искал я этого места. Но раз уж так вышло, не в моей воле что-либо изменить. Придется служить. – И кого думаешь взять с собой на службу принцессе? – Тебя вот и хотел взять. И Ханоха, если согласится. Кого же мне брать, как не проверенных друзей и лучших вояк? Пойдешь со мной, Ханох? – Почему бы и не пойти? – усмехнулся Ханох. – Надоела мне эта кузня. Лучше уж в сторожа. – А ты – пойдешь? – спросил Лот у Звулуна. – Пойду, коль зовешь. Разве ж я тебя брошу? Только вот насчет бороды – нельзя ли ее не брить? – улыбнулся смущенно Звулун. – Вон ведь, Нанэх, ходит с бородой. – То – Нанэх. Он у князя служит. И в Городе они только гости почетные. А мы будем служить Великому Дому. Есть разница! Да ты не расстраивайся, Звулун. Я сам себя неловко чувствовал без бороды поначалу. А потом как бы и забыл про нее. Даже лучше без бороды в такую жару. А завтра пойдем вместе по лавкам – выбирать вам достойную одежду солдатскую. И оружие самое лучшее. – Да кто вам продаст оружие? Оружие в Мисре не каждому продают. А нам, чужеземцам, так вообще не продадут, – вмешался один из кузнецов. – Продадут! – уверенно сказал Лот. – Вот у меня что есть для продавцов, кроме золота! И Лот достал из-за пояса небольшую вещицу цилиндрической формы. – Что это? – спросил, придвинувшись, Ханох. – Это печать. Мне ее дали, чтобы я мог по ней вернуться в Город. Думаю я, что и оружейников на рынке эта печать сделает сговорчивей. И о многом еще говорили в тот день друзья, пока, уже в сумерках, не вошел в кузню незнакомый человек, похожий видом на скромного служителя храма. Вошел и спросил Лота. А когда Лот назвался, сказал, что послан он горшечником из лавки напротив. И что есть у этого горшечника дело важное к Лоту, почему и просит он Лота пожаловать в лавку. Одного. И хотя приход незнакомца и странное это приглашение смутили Лота, но не нашел он повода отказаться идти к Хенуму – и пошел он за незнакомцем. А когда они подошли к дверям лавки, незнакомец остался на Дороге, пригласив молчаливым жестом Лота войти. Войдя, он сразу увидел Нанэха, сидящего по-хозяйски за столом. А испуганный Хенум стоял у гончарного круга, не смея взглянуть в лицо Лоту. – Ну, здравствуй! – приветствовал его Нанэх, улыбаясь как дорогому другу. – Вижу, не ожидал ты меня здесь найти? – Я всегда рад тебя видеть, – сдержанно ответил Лот. – Вот и славно! – продолжал улыбаться Нанэх, и обратился к горшечнику: – Почтенный Хенум, мне неловко тебя просить. Ты – хозяин, а мы у тебя в гостях. Но не мог бы ты оставить нас ненадолго для доверительной беседы? Я буду тебе премного благодарен за это одолжение. Горшечник лишь молча кивнул и поспешил выйти наружу. – Я вижу, ты в новом платье? – продолжил беседу асорец, разливая по чашам пиво из большого кувшина. – Подарок Госпожи?.. О, не смущайся так! Я не собираюсь у тебя ничего выпытывать. Мы и без тебя знаем о твоих подвигах. – О каких подвигах ты говоришь, Нанэх? – спросил Лот, подсев за стол. – Я тебя не понимаю. – Ну, как же! О том, как ты храбро стоял под стрелами принцессы. О том, что был неосторожно ранен ею. И о том, конечно, что, покоренная твоим мужеством, благородным смирением и красноречием, Великая Дочь изъявила горячее желание видеть тебя у себя на службе. Разве столь сказочная удача могла бы выпасть человеку вовсе без достоинств? Принцесса своевольна и капризна – это известно всем. Но еще более она известна особым недоверием к мужчинам. Признайся, как тебе удалось ее очаровать? – Ничего подобного я не делал, – еще больше нахмурился Лот. – Разве бы я посмел… – О, мы и не сомневались в твоем благоразумии! – перебил его Нанэх. – И не подумай, что мы пришли тебя в чем-то обвинять. Напротив! Я послан князем, чтобы передать тебе его полное одобрение. Мы и не ожидали от тебя такого успеха. – Я не имел удобного случая явиться к князю, если ты об этом. – Это не важно. Пусть тебя не беспокоит несдержанное обещание явиться с докладом. Я послан лишь для того, чтобы убедиться, что ты в добром здравии и готов сдержать другое свое обещание. – Какое? – насторожился Лот. – Ты так быстро успел забыть? – усмехнулся недобро Нанэх. – Впрочем, забывчивость твоя вполне понятна и извинительна – после столь неожиданного успеха. Но я все же осмелюсь напомнить тебе, что обещал ты оказать услугу моему хозяину, если у него возникнет в ней необходимость. Разве это не будет справедливо? Во-первых, ты обещал служить ему первому. А во-вторых, разве своей удачей ты не обязан отчасти и ему? – И какую услугу требует от меня твой господин? – спросил прямо Лот. – Он пока ничего не требует, – сказал Нанэх, отхлебнув из кружки. – Он всего лишь напоминает тебе о твоем долге. И ждет подтверждения твоей верности. Потому что, если когда-либо он тебя и попросит о чем-то, а ты не выполнишь, Великий Князь сочтет это за предательство и оскорбление. А мой хозяин настолько же щедр к своим преданным слугам, насколько и беспощаден к тем, кто обманул его доверие. – Ты пришел мне угрожать? – сказал Лот, вставая. – Я пришел тебя предупредить, по-дружески, – ответил Нанэх, и тоже встал. – Я не буду соглядатаем в доме принцессы, если этого ждет от меня твой господин! – твердо заявил Лот. – А нам этого и не надо. Мы и без тебя, как ты мог убедиться, знаем обо всем происходящем во доме принцессы. – Так чего тогда ждет он от меня? Предупреждаю, я не сделаю ничего во вред принцессе и Великому Дому! Я не давал на это обещание князю. – Лот, ты совсем глупый? – снова недобро усмехнулся Нанэх. – Разве князь Аменанх может желать вреда своей сестре и своему Дому?.. Я все тебе сказал, что мне было велено моим господином. Теперь тебе одному решать, как поступать. Но, как друг, я советую тебе держаться князя. И – главное – меня! Ты не знаешь того, что знаю я. Ты просто ослеплен своей удачей. Но удача переменчива. Особенно для нас – людей пришлых, не имеющих за собой ни благородного имени, ни богатств, ни даже надежных покровителей. И потому я снова прошу тебя, Лот: будь мне другом, а не противником! Иди за мной, а не стой у меня на пути! Ибо только помогая друг другу, мы сможем обрести в этой стране то, зачем сюда и пришли – надежный достаток и звучное имя, которые передадим после свои детям. И последнее. Вот, посмотри внимательно на этой перстень в виде коршуна с расправленными крыльями – и запомни его хорошенько! Тот, кто однажды придет к тебе с этим перстнем, передаст повеление от князя. Выполни его, Лот! Иначе ты себя погубишь. Сказав это, Нанэх одним махом опорожнил кружку, хлопнул с прежней дружеской улыбкой по плечу Лота – и широкими шагами вышел из лавки. 11 Оружие и воинское снаряжение продавали в специальных рядах, огороженных заборами. Лоту пришлось показать печать, чтобы стражники пропустили его с друзьями внутрь. А как только они вошли в обширный двор, к ним подошел статный мужчина, одетый в богатую, но несколько потрепанную одежду. – Господин желает что-то купить? – спросил он у Лота, смерив его подозрительным взглядом с головы до ног. – Да, добрый человек, мне нужно одеть моих людей для воинской службы и купить кое-какое оружие, – ответил приветливо Лот. – У господина есть разрешение на покупку оружия? – недоверчиво ухмыльнулся человек. Лоту вновь пришлось лезть за пояс. При виде печати мужчина на мгновенье опешил, а затем поспешил низко поклониться. – Пусть господин соблаговолит немного подождать. Я должен сбегать за старшиной оружейников, – сказал он и бросился с удивительной для его солидной фигуры прыткостью к одному из строений. Старшиной оружейников оказался сухонький старичок, на котором был лишь куцый схенти, а на тщедушной груди болтался огромный бронзовый амулет «хет»[82 - Хет – амулет в виде лампы или светильника на подставке, символизирующий змея, изрыгающего пламя. По верованиям египтян предохранял души от мук в загробных огненных озерах и реках.] на скрученной льняной нити. Сопровождал его крепкий парень с хопешом,[83 - Хопеш – кинжал с изогнутым серповидным клинком, похожий на ятаган.] подвязанном на боку. – Меня зовут Пен-Нехбет! – важно представился старец. – Я старшина вольных кузнецов и оружейников! – Меня зовут Лот, достопочтенный Пен-Нехбет. – слегка поклонился Лот. – Я только что поступил на службу Великому Дому и мне необходимо оружие и подходящая для воинской службы одежда. – Ведь ты не сын Та-Мери? – близоруко сощурился старец. – Нет. – И вряд ли ты и твои люди будете служить на стенах, иначе бы все необходимое вам выдал ваш командир? – Ты прав, уважаемый. Мы будем служить внутри стен. – Даже так? – деланно удивился старец. – А есть ли у тебя, чужеземец, папирус от того, кто послал тебя за оружием? – У меня есть печать, – с готовностью ответил Лот. – Мне об этом сказали. Но этого мне мало, незнакомец. Печать можно подделать. Или украсть. В любом случае, ты унесешь ее с собой. Потому мне и нужен папирус с именем уважаемого человека, когда с меня придут спрашивать за оружие, которое я продал какому-то разодетому бродяге. – Я не бродяга, почтенный! – резко возразил Лот. – Я сам держу лавку и кузню на Дороге вместе с ханаанцем Дитаном. Ты должен знать этого уважаемого купца! – С Дитаном, говоришь? – заинтересовался старец. – Дитана я знаю. И про лавку его слышал. Беда в том, что я не знаю тебя. Но если бы и знал, и тогда бы не стал продавать тебе оружие без папируса от твоего господина. Таков порядок! Вот если бы он сам пришел… – Но его сейчас нет! А мне необходимо оружие до завтрашнего утра! Если бы ты только знал, кто дал мне эту печать, ты бы не стал упрямствовать! – Нет! – твердо сказал Пен-Нехбет. – Хочешь оружие, принеси папирус! Или пусть придет тот безумец, кто надоумил тебя купить в моих кузнях оружие! Сказав это, старец развернулся и пошел от них. – Так продай мне хотя бы одежду! – крикнул вслед Лот. – Неужели и это нельзя? – Это будет тебе дорого стоить, чужеземец, – обернулся и встал старшина. – Очень дорого! – Но ведь не дороже, чем золото? – крикнул Лот и выхватил из сумы массивное золотое кольцо. При виде золота старец засомневался, а потом бросил недовольно: – Идите за мной. В большом амбаре было много различного товара, но старец сразу повел их к большой куче тряпья, наваленного в беспорядке прямо на земляной пол. Это были обычные солдатские схенти из небрежно сшитых полос папируса. Рядом была еще одна куча схенти – поменьше – из плотных полотен льна, настолько коротких, что больше походили на набедренные повязки. – Я это не надену! – угрюмо бросил Звулун. – Это все, что ты нам можешь предложить? – спросил недовольно Лот у старца. – А что тебе нужно? – Мне необходимо самое лучшее! По пять добротных нижних схенти на каждого из нас. По два прочных верхних схенти. Три нарамника,[84 - Нарамник – кусок ткани или кожи с прорезью для головы, который сшивался или шнуровался по бокам, образуя отверстия для рукавов. Иногда нарамник просто стягивался широким поясом.] обшитых кожей и украшенных медными бляхами, какие бывают у офицеров. Еще мне нужны крепкие сандалии и колпаки из телячьей кожи. Я бы купил и легкие щиты, если ты согласишься продать. – У тебя не хватит золота на все это, – проворчал старец. – Я знаю цены! – уверенно ответил Лот. – Я готов дать два дебена золотом, если ты продашь нам еще и оружие, которое мы выберем. – Какое оружие ты хочешь и сколько? – спросил осторожно Пен-Нехбет. Лот вопрошающе посмотрел на друзей и те начали оглядываться. – Мне нужны только стрелы. Побольше стрел к моему луку, – сказал Ханох. – А я бы взял копье и хороший меч, – сказал Звулун, чуть подумав. – Мы возьмем сто стрел с колчаном, копье, меч и два кинжала, – сказал Лот, поймав бегающий взгляд старика. – И мы сами выберем оружие. – Хорошо, – решился старшина. – Я продам тебе все, что ты сказал. Но на мече и кинжалах не будет клейм моих кузней. И я не дам тебе оружие сейчас! Оставь в задаток один дебен – и все, что ты для себя отложишь, принесут в твою лавку сегодня ночью. Согласен ты? – Лот, а ты не боишься, что этот старик тебя обманет? – спросил Звулун, когда они вышли на Дорогу. – Он и без того меня обманул, сговорившись на тройную цену. А товар он доставит, я уверен. Ни к чему ему лишний шум в таком выгодном, но рискованном деле. Да и где бы мы еще могли купить оружие? – Хорошо, если ты прав. А скажи тогда, отчего ты купил лишь один меч? Или ты только с кинжалом ходить будешь? – Так ведь есть у меня меч, – усмехнулся Лот. – Тот, что Аврам в Дамаске купил мне в подарок. И вряд ли бы я нашел меч лучше в амбарах этого хитреца Пен-Небхета. Думаю я, что надо бы нам два дебена из трех, что останутся, отправить Авраму в поместье. Зачем нам столько – во дворце? На всем готовом жить будем. Согласны вы? – Мы-то согласны, – сказал Ханох. – Мог и не спрашивать. Только как ты человека в поместье пошлешь? В Мисре всякому следующему по дорогам грамота нужна. И если стражники гонца нашего остановят в пути без грамоты, отберут золото непременно, а самого на суд к писцу потащат. – Есть у меня грамота. У Дитана для себя выпросил. Хотел сам сходить – с родными повидаться и на дочь посмотреть. Вот и пригодится. – Раз так, тогда Сисоя пошли. Он парень хоть и молодой, но удалой. Да и по-мисирски немного разумеет. – Согласен. И надо бы ребятам в кузне провизии прикупить. А что останется от последнего дебена – Дитану передать. Должна ведь быть и для него часть от нашей удачи – как хозяину лавки и сотоварищу в деле? – Вот еще – Дитану! – не сдержался Звулун. – Мало он с нас заработал со своим братцем? Дитана часть и без того отложена. А больше давать ему – я не согласен! III. Телохранитель Одна несравненная дева желаннее всех для меня,— та, что блистает под стать Новогодней звезде в начале счастливого года. Начальное слово великой подательнице радости. Песнь первая. Перевод А. Ахматовой 1 К воротам друзья пришли уже переодетые в воинские платья, но оружие свое принесли в специально сшитых мешках и обернутым, чтобы не привлекать лишнего внимания. И не пошел Лот сразу через мост в город, а завернул предусмотрительно к палатке писца. Был это другой писец – молодой и щеголевато одетый. И когда Лот предъявил ему печать и объяснил, к кому и с какой целью идут, повел себя писец услужливо. Но в Город пускать сразу не стал, а послал гонца. И пришлось Лоту с друзьями оставить свое оружие в палатке, а самим ждать вестей в толпе. И когда пришел за ними отряд из четырех солдат, песец пошептался с ними о чем-то и передал им оружие. Так, в сопровождении солдат с пиками и булавами, они и прибыли во дворец принцессы, где встречать их вышла Афири, отправившая сразу Звулуна и Ханоха с одной из служанок размещаться в их комнате, а Лота повела наверх. И едва Лот взошел на веранду, увидел он принцессу, сидевшую в кресле. И сказала принцесса недовольно, осмотрев его внимательно: – Разве не дала я тебе золота, чтобы купил ты себе платье новое? И как ты посмел явиться передо мной с мечом за поясом? Уведите его умыться и переодеться! И пусть спрячет подальше меч в комнате своей! В небольшой комнате на верхнем этаже, куда привели Лота, его уже ожидало богатое платье, а рядом с платьем на кушетке он увидел кинжал в разукрашенных золотом ножнах. И как только Лот переоделся, повели его служанки в сад, куда вышла прогуляться госпожа. И сидела принцесса Нефрусебек в это время в беседке, о чем-то весело переговариваясь с Афири, но стоило Лоту появиться, снова нахмурилась. – Стань за моей спиной! – приказала она. – И не отходи отныне от меня ни на шаг, пока я сама тебя не отпущу! А ты, Афири, пошли кого-нибудь за нашими новыми слугами! Звулун и Ханох выглядели сильно смущенными, когда их привели. Плечистый Звулун застыл на месте, низко опустив голову, а коротышка Ханох беспокойно переминался с ноги на ногу, невольно постреливая глазами на хорошеньких служанок, окруживших свою госпожу, словно пестрые кувшинки благородный лотос. – Это и есть твои удалые воины? – спросила принцесса насмешливо. – И кто из них лучник, которого ты так расхваливал? – Тот, что поменьше ростом, госпожа, – ответил Лот. – Правда? А я подумала, что он просто носит лук за своим товарищем. Этот маленький усатый человек, похожий на камышового кота, понимает наш язык? – Нет, госпожа, мои друзья не говорят на языке детей Птаха. – Тогда скажи своему дикарю, что мы хотим убедиться в его мастерстве лучника. – Прямо здесь? – удивился Лот. – Да! Или ты не ручаешься за своего человека? – И какую цель изберет госпожа для испытания? – спросил, чуть замешкавшись, Лот. – Пусть его товарищ отойдет и встанет у той большой каменной вазы с цветами. Целью будет колпак на его голове. Если лучник промахнется, я прогоню их обоих, а ты мне останешься должен два дебена золотом! – сверкнула лукаво глазами принцесса. – А если он поразит цель? – Что ж, тогда я признаю, что он стреляет лучше меня. И мне придется брать у этого дикаря уроки, за что я его щедро вознагражу. Когда Лот объявил друзьям, что требует от них своенравная принцесса, Звулун лишь недовольно покачал головой, а Ханох, усмехаясь, сказал другу: – Если ты жалеешь свой новый колпак, Звулун, то я обещаю отдать тебе взамен мой. – Твой колпак мне только на кулак и полезет, – хмуро отшутился Звулун и неохотно пошел к указанному месту. Хонох казался уверенным, заводя стрелу и натягивая лук. До цели было всего шагов сорок. Но промахнуться – значило подвести Лота, который за них поручился, и, что хуже, быть с позором изгнанным из этого чудесного места, похожего на райские сады Дильмуна,[85 - Дильмун – легендарный остров и прародина шумеров, место обитания бессмертных богов.]где к нему в эту минуту были прикованы взгляды юных красавиц. Он привычно широко расставил ноги, прицелился в самый верх колпака, где кожа была перехвачена толстой нитью и собрана небольшим узлом, – и выстрелил. Стрела невидимым вихрем сорвала с головы побледневшего парня колпак и, отскочив от каменной вазы, упала на желтый песок. Ханох подбежал, поднял стрелу вместе с пронзенным насквозь колпаком, бодро прошел к беседке и положил ее на песок в нескольких шагах от ног принцессы. – Их уже кормили? – хмуро спросила принцесса. – Еще не успели, госпожа, – виновато ответила Афири. – Так накормите! – зло прикрикнула принцесса – и стремглав вышла из беседки мимо едва успевшего отскочить в сторону Ханоха. 2 Принцесса сдержала слово, и с того дня начала брать у Ханоха уроки стрельбы из боевого лука. Лот, присутствующий на стрельбище, куда принцесса торопилась ежедневно, едва вскочив с постели после полуденного отдыха, удивлялся терпимости строптивой девушки к бесцеремонным манерам наставника. На первом же занятии Ханох отверг огромный инкрустированный золотом и слоновой костью лук, избранный принцессой. – Скажи принцессе, что этот лук ей не подойдет – он слишком велик и тяжел даже для опытного воина, – сказал он, едва сдерживая снисходительную улыбку. – Этот лук принадлежал моему божественному деду Ха-Кау-Ра! – гордо заявила девушка. – Он был столь метким лучником, что ему могла бы позавидовать сама богиня Нейт![86 - Нейт – одна из древнейших богинь Древнего Египта, покровительница охоты и войны, связана с водной стихией, породившая змей и крокодилов, защитница умерших и целительница, одним из ее атрибутов был щит с перекрещенными на нем двумя стрелами.] Не хочет ли этот маленький мужчина сказать, что я недостойна стрелять из этого лука? – Что ж, пусть тогда принцесса покажет нам свое мастерство в быстроте стрельбы, – уже откровенно ухмыльнулся Ханох. Как только девушка поняла, что ей надо делать, она презрительно наморщила губы и начала одну за другой метать стрелы. Первые несколько выстрелов были удачными – стрелы или поражали избранную принцессой цель или же пролетали совсем рядом. Но уже через пять-шесть выстрелов движения лучницы стали замедляться, а стрелы пролетали все дальше от мишени. Последний выстрел и вовсе не удался: едва принцесса начала с видимым усилием натягивать тетиву, как та предательски выскользнула из ослабевших пальцев – и шальная стрела шлепнулась в песок в каких-то десяти шагах от лучницы. – Скажи принцессе, что я искренне восхищаюсь упорством ее духа и силой рук. Я бы и сам вряд ли лучше управился с этим луком, – нарушил неловкое молчание Ханох. – Ответь своему товарищу, что он вызван сюда, чтобы указать мне на мои ошибки в стрельбе. Его льстивые сожаления лишь оскорбляют нас! – заносчиво ответила принцесса. – Принцесса совершила лишь одну ошибку, выбрав ни тот лук. Я не сомневаюсь в том, что ее дед был славным лучником. Но это оружие царя, а не воина. Такие мощные луки бьют очень далеко. Из подобных луков воеводы запускают высоко в небо большие стрелы с разноцветными лентами, подавая с их помощью различные команды воинам, – ответил спокойно Ханох. – Так это не боевой лук? – удивилась принцесса. – Почему же, из этого лука можно одним выстрелом сразить буйвола с восьмидесяти шагов. Но вряд ли поразишь десятерых воинов подряд, как это иногда бывает необходимо в ближнем бою. К тому же, как я заметил, тетиву этого лука местами проела плесень – того и гляди порвется. Видно, что лук этот долгие годы провисел на стене и за ним не ухаживали должным образом. А тетиву, если луком не пользуешься, следует снимать и держать в коробе, смазанную жиром. Лучник должен заботиться о своем оружие и держать его исправным, чтобы не обмануться в минуту смертельной опасности, – терпеливо объяснил Ханох. – У этого маленького человека есть еще что-то сказать мне, кроме глупых наставлений о том, как надо хранить луки? – спросила, не скрывая обиды, принцесса. – Если принцесса позволит, я хотел бы осмотреть ее арсенал, чтобы самому выбрать и подготовить для нее подходящий лук, – ответил, ни сколько не смутившись, Ханох. – Нет! Я никого не допускаю в свою оружейную комнату! – вскричала принцесса. – Я прикажу принести и показать мои луки этому человеку. Пусть подготовит из них на завтра лучший. А сейчас я приказываю ему немедленно отправиться к месту его службы! Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/ramiz-mirtagi-ogly-aslanov/lot-pravednyy-labirint/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 «Не отходи ко сну…» – из дидактического сочинения древнеегипетского автора, придворного писца, датируемого периодом Нового Царства, а именно – 13-11 веками до нашей эры. Некоторые ученые отмечают сходство отдельных фрагментов «поучения» с текстами из Ветхого Завета. 2 Город Двух Земель – Иттауи, «захвативший обе земли», столица Египта при фараонах XII династии. Город находился южнее Мемфиса, вблизи Фаюмского оазиса. 3 Та-Мери – «земля возлюбленная», одно из самоназваний Египта. 4 маджаи – так называли в древнем Египте нубийских наемников, а позже – всех стражников. 5 Ни-Маат-Ра – «в истине Ра», одно из тронных имен шестого фараона XII династии Аменемхета Третьего. 6 Монту – бог войны в древнем Египте, считался сыном бога Амона и богини Мут. 7 Тот – или Джехути – бог мудрости, письма и счета, считался покровителем ученых и писцов, а также создателем календаря, записывал даты рождения и смерти людей. 8 Уауат и Куш – древние государства исторической области Нубия, расположенные южнее Египта в бассейне Нила. Уаут – северная его часть, Куш – южная. 9 хериуша – «стоящие на песке», общее название бедуинских племен Синайского Полуострова. Сама эта область называлась «Страна Хериуша». 10 Горькие Озера – ряд озер, расположенных на Суэцком перешейке, в настоящее время входят в комплекс Суэцкого канала. 11 техену – или чихну – «светловолосые», в древнем Египте одно из ливийских племен. 12 Амон – бог солнца и небесного пространства, покровитель Фив. Возвышение этого божества началось при XI династии, происходившей из Фив. По мере роста популярности Амона, культ его стал общеегипетским – и он был отожествлен с богами Ра, Атоном и в некоторых легендах с Птахом. 13 хети – потомственные или назначаемые правители областей Египта, князья 14 Та-Кемет – «черная земля», одно из самоназваний Египта. 15 полба – особый род пшеницы, распространенный по всему древнему Востоку от Междуречья до Египта. 16 Великий Дом – египетское “per oa” , эллинизированное фараон. 17 Страна Хапи – Хапи – «единственно текущий», бог Нила и покровитель урожая, в данном контексте – Египет. Хапи изображался в виде парной фигуры, каждый из которых держит стебель растения, символически связывающий Верхний и Нижний Египет. Иероглиф с таким изображением означал слово «союз». 18 детям Птаха – Птах или Пта – предвечный бог творения. Местом почитания был Мемфис. Эллинизированое название страны «Египет» восходит к названию храма Птаху в Мемфисе – Хе-Ку-Птах – «усадьба души Птаха». Женой Птаха была богиня Сехмет. Птах был покровителем искусств и ремесел. 19 Ше-Ур – «великое озеро», Меридово озеро. 20 Ра-Хунт – «ворота Ра» – название шлюзов канала. 21 Та-Ше – «земля озера», название области и земель вокруг Меридова озера, которые при фараонах XII династии были орошены и возделаны. 22 Лаперо-Хунт – «святилище при шлюзах канала», храмовый комплекс, названный позднее греками «Лабиринт», строительство которого было завершено при Аменемхете III. 23 Сенусерт Хакаура – Ха-Кау-Ра – «воссиявшая душа Ра», тронное имя фараона Сенусерта Третьего. 24 Уасет – столица Верхнего Египта, у греков – Фивы. Во время XI династии был столицей всего Египта. 25 парасанг – мера длины в древнем Египте, составлявшая 6 980 метров. 26 Хенет-Хети-Перти – Десятый месяц египетского календаря, соответствует апрель-май. Год начинался с 1-го числа месяца Техи (Тот), что соответствовало 19 августа. В каждом месяце было 30 дней, а в конце года прибавлялось еще 5 дней. 27 хекат – мера сыпучих материалов в древнем Египте равная примерно 5 литрам. 28 Соптед – Сотис у греков или Сириус. Восход этой звезды, олицетворяющий богиню неба Сопдет, совпадал в начале летоисчисления у египтян с разливом Нила, происходившим обычно в первые дни месяца Тот, когда египтяне и праздновали начало Нового Года. Однако такое точное совпадение происходило лишь раз в 1460 лет, поскольку древние египтяне не учитывали в календаре, что длительность года составляет 365 суток и 6 часов, и у них не было високосных годов. Таким образом, каждые 4 года восход Сириуса смещается на 1 сутки. Период в 1460 лет назывался у египтян «Великим Годом Сотиса». 29 кедет – мера веса равная 9.09 грамма. 30 дебен – мера веса в древнем Египте равная 91 грамму. Обычно дебены были золотые или серебряные, в виде колец или слитков. 31 Миср – так называли в древности Египет народы Аравийского полуострова, Передней Азии и Междуречья. 32 сикомор – вечнозеленое плодовое дерево, достигает высоты 40 метров. 33 баку – в древнем Египте – обращенные в рабов иноземные пленники. 34 хемуу – «царские слуги», крестьяне в Египте, находившиеся фактически на положение крепостных. 35 Шетет – столица «земли озера», нома Та-Ше в Фаюмском оазисе. У греков – Крокодилополь. 36 Себек – древнеегипетский бог воды и разлива Нила, изображался с головой крокодила. Культ этого божества особенно почитался в Файюме. 37 дом – мера площади в древнем Египте, равная 10 сетхатам или 2,76 га 38 Азур – гора Эль-Асур, Иудейские горы. 39 Ба – по верованиям египтян – душа, изображалась в виде птицы с человеческой головой. После смерти человека отправлялась в загробный мир. 40 Анубис – сын Сета и Небетхет. Изображался в виде человека с головой шакала, был проводником душ в загробном мире и одним из судей в царстве мертвых. 41 семер – высшие вельможи в древнем Египте, особо приближенные к фараону. 42 эрпат – царевич, наследник престола. 43 клафт – или «немес», царский головной убор – полосатый платок, завязывающийся сзади и спускающийся длинными фалдами вдоль лица. 44 чати – или джати, «великий управитель» и главный советник фараона – высшая административная должность в древнем Египте. 45 Нефрусебек – или Нофрусебек, «прекраснейшая для Себек», средняя дочь фараона Аменемхета Третьего. Некоторые ученые считают Нефрусебек первой полноправной женщиной-фараоном Египта. 46 Поля Иалу – «камышовые поля», часть загробного мира, в которой праведники обретают бессмертие и блаженство. 47 Амат – или Ам-мит, чудовище, пожирающее души грешников. Изображалось с головой крокодила, задней частью гиппопотама и туловищем льва. 48 схенти – набедренная повязка, представлявшая из себя кусок ткани, обмотанный вокруг бедер и закрепленный на талии поясом или завязанный узлом. 49 анкх – символ вечной жизни, открывающий дверь в загробное царство. Представлял собой крест, увенчанный сверху кольцом в виде петли. 50 несу-бити – « камыш и пчела», иероглиф, обязательно входивший в одно из тронных имен фараона, обозначавший «Владыка Верхнего и Нижнего Египта», где «камыш» символизировал Нижний Египет», а «пчела» – Верхний Египет. 51 уры – «высокий, возвышенный», высшее сословие жрецов, возглавлявших, как правило, крупнейшие храмы Египта. 52 Рененут – или Рененутет, в египетской мифологии – богиня плодородия и изобилия, дарует удачу, богатство и помогает роженицам. Считалась женой бога Себека, изображалась в виде женщины с головой змеи. 53 Нетепти – третья жена Аменемхета III, мать фараона Аменемхета IV. 54 Хазани – «красивый». 55 скарабей – один из древнейших символов Египта. Олицетворял бога Хапри – одну из ипостасей бога Солнца, а именно – утреннее, восходящее солнце. Дневное Солнце представлялось египтянами в боге Ра. Ночное, скрытое – в боге Атуме. 56 калазирис – вид узкого сарафана, доходивший до лодыжек и державшийся на длинных бретельках, оставляя грудь открытой. 57 «десятая черта» – время у древних египтян делилось на дневное и ночное. Дневное время определялось по солнечным часам и начиналось в 6 часов утра. Таким образом, «десятая черта» соответствует четырем часам пополудни. Ночное время определялось с помощью более точных водяных часов, а также по восходу определенных звезд. 58 джед – предмет древнеегипетского культа, связанного с богом-демиургом Птахом. Представлял собой колонну с расширенным основанием и четырьмя поперечными перекладинами, расположенными ярусом. Джед символизировал сноп зерновых нового урожая и начало новой жизни. 59 долина Сокара – Сокар – бог плодородия и покровитель мертвых. Центр культа – Мемфис. Изображался в виде мумии с головой сокола. В контексте, «долина Сокара» подразумевает плато Гиза, где расположены древние пирамиды. 60 Хет-ка-Птах – Менефер или греческий Мемфис, одна из столиц древнего Египта. 61 Исида – одна из великих богинь Египта, жена бога возрождения и царя загробного мира Осириса и мать бога Гора. Изображалась с троном на голове. Покровительствовала рабам, грешникам и беднякам. 62 Серех – особый геральдический знак в Древнем Египте, в который вписывалось имя фараона или родовитого вельможи. 63 Гор – Хор, «высота, небо», в древнеегипетской мифологии – сын Осириса и Исиды, супруг Хатхор. Изображался с головой сокола. Символ – солнечный диск с распростертыми крыльями. Бог неба и солнца. Фараонов Египта считали потомками Гора, отсюда – одно из тронных имен фараонов. 64 Маат – богиня справедливости и этических норм, хранительница «пера истины», супруга бога Тота. 65 Апоп – в египетской мифологии, огромный змей, олицетворяющий зло, мрак и Хаос. Извечный враг бога солнца Ра. 66 Баст – Бастет, одна их древних богинь Египта, дочь бога Солнца Ра и богини Луны Хатхор. Мужем Баст считался Бог-демиург Птах, а сыном – Махес, сын бурь и гроз. Баст изображалась в виде женщины с кошачьей головой, или просто кошкой. Она являлась богиней радости, плодородия, домашнего очага. По одному из мифов Баст в порыве гнева могла обратиться в львицу, отсюда ее отожествление с богиней войны Сехмет. 67 ускх – широкое ожерелье в несколько нитей, прикрывавшее плечи и часть груди, символизировало солнце. 68 сесен – цветок лотоса, один из сакральных символов в Древнем Египте, знак солнца, творения и возрождения. Связывался с солнцем, поскольку цветок лотоса каждую ночь опускается под воду, а утром снова всплывает. По одному из мифов, в начале времен из Хаоса поднялся гигантский лотос, из которого в первый день существования мира появилось солнце. 69 сешнем – обруч, диадема. 70 «рогатый» диск – символ богини Хатхор. 71 Нахарина – «страна рек», общее название Месопотамии у древних египтян. По другим сведениям, так египтяне называли Евфрат – «река текущая наоборот». Их поразил тот факт, что воды этой реки текли, в отличие от Нила, не на Север, а на Юг. 72 Пурату – Евфрат, от аккадского «широкий». 73 Итеру – древнее название Нила у египтян, «большая река». 74 Хонсу – «проходящий», один из богов «фиванской триады», сын Амона – бога солнца и его супруги Мут (Амунет). Бог луны, считался также богом-целителем. Изображался юношей, увенчанным короной в виде опрокинутого месяца и диска луны над ним. 75 Клафт-ушерби – особый вид «немеса» – головного платка с сине-золотыми продольными полосами, который надевали фараоны поверх парика. Этот платок, помимо того, что предохранял от пыли и жара солнца, являлся также одним из атрибутов служения богу Амону. 76 Хепреш – металлический или кожаный шлем небесно-голубого цвета, который фараоны надевали во время исполнения жреческих обязанностей и – реже – во время военных походов. 77 Баран и гусь – священные животные Амона, символы мудрости. 78 Хат – в мифологии Древнего Египта – бренная оболочка человека, тело. 79 Дуат – в мифологии Древнего Египта – загробный мир. 80 «Месектет… Манджет» – название барок бога Ра у древних египтян. На барке Манджет Ра совершал свой дневной путь по небу. Вечером он пересаживался на барку Месектет, чтобы продолжить свой ночной путь по Подземной реке, где его ожидало на рассвете сражение со змеем Апопом. 81 Ка – в египетской мифологии одна из душ-сущностей человека, средоточие жизненной энергии. В древности считалось, что Ка присуще лишь фараонам и богам. У Ра, к примеру, было 14 разных Ка. Но позже Ка стали приписывать всем людям и даже предметам. Ка определяло судьбу человека. Изображалось иероглифом в виде поднятых над головой человека согнутых в локтях рук. 82 Хет – амулет в виде лампы или светильника на подставке, символизирующий змея, изрыгающего пламя. По верованиям египтян предохранял души от мук в загробных огненных озерах и реках. 83 Хопеш – кинжал с изогнутым серповидным клинком, похожий на ятаган. 84 Нарамник – кусок ткани или кожи с прорезью для головы, который сшивался или шнуровался по бокам, образуя отверстия для рукавов. Иногда нарамник просто стягивался широким поясом. 85 Дильмун – легендарный остров и прародина шумеров, место обитания бессмертных богов. 86 Нейт – одна из древнейших богинь Древнего Египта, покровительница охоты и войны, связана с водной стихией, породившая змей и крокодилов, защитница умерших и целительница, одним из ее атрибутов был щит с перекрещенными на нем двумя стрелами.