Избранные стихотворения разных лет

Избранные стихотворения разных лет В. О. Кириллов Девятая книга петербургского писателя члена Российского Межрегионального союза писателей включает в себя избранную философскую, любовную и гражданскую лирику, а также юмористические и сатирические стихотворения, басни, былины и песни, написанные в период с 1978 по 2017 годы. Избранные стихотворения разных лет В. О. Кириллов © В. О. Кириллов, 2017 ISBN 978-5-4485-9944-6 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero     «В других землях писатели пишут или для толпы, или для малого числа. У нас последнее невозможно, должно писать для самого себя»     А. С. Пушкин (1933г.) ПСС, т.7, стр. 522. «Есть только два пути заметных у людей…» Тень Каждый вечер, как только сгущаются тени, Я спускаюсь к камину и с чашкой в руке Размышляю о том, что я должен был сделать, Но не сделал: забыл, не сумел, не успел. Лёгкий сумрак и кофе густой и горячий, За окном мрачный лес неприступной стеной, На двери амулет, приносящий удачу И хранящий мой призрачный зыбкий покой. Я снимаю очки, к полутьме привыкая, Расплываются в рамках сюжеты картин. А на краешке стула сидит неприкаян, Чуть сутулясь, знакомый лишь мне господин. Это тень, что является вечно без спроса, Беспардонно врываясь в налаженный быт, Наглый прищур, прилипла к губе папироса, Но без шерсти, без вил, без рогов и копыт. Мы молчим, уступая друг другу дорогу, Только глупый торопится сразу сказать. На дуэли лишь выстрел, и то – это много, Если выпало первым другому стрелять. Нам спешить не резон, мы остались чужими. Только тень всё пытается мне доказать, Что мы плохо любили и мало дружили, Что за слабость придётся ответить опять, Что ни совесть, ни честь завещать по наследству Никому в этом мире пока не дано, Что за наши победы обязаны детству, А ошибки привыкли валить на вино. Хватит. Хватит! Нельзя же так пошло и грубо Рассуждать о привычных как воздух вещах! Но улыбка лишь тронет мелькнувшие губы, И просыплется пепел на складки плаща. Тень поднимет сухую артрозную руку, Мол, довольно, зачем по-пустому шуметь? На мгновенье в гостиной ни света, ни звука, Будто стёкол коснулась незримая смерть. С ровным треском камин пожирает поленья. Возле зеркала, горбясь, стою я один. Никогда не смогу примириться я с тенью, Так кому же, смутившись, шепчу: «Приходи»?!     2013 У камина Я растворился в кресле у камина, Где пламя лижет дров сухих шалаш. На полке глиняная балерина С улыбкой, словно клоун Карандаш. И мечется огонь животным многоликим, Пытаясь на решётку налететь. На мраморе мифические блики Мистерией про жизнь или про смерть. В ладонях прячется стакан со льдом и виски. Трещат поленья, искры-светляки. Сегодня мир вдруг стал до боли близким, Почти как пальцы сломанной руки. А в полудрёме тусклые фантомы Плывут, как будто в небе облака. И я опять хочу разговорить Харона, Смешного, в сущности, немого старика. Приходят поздно здравые идеи, Когда нет сил парить или летать, Когда виски предательски седеют, И койкой видится просторная кровать. Но есть пожар, зажатый между стенок, А значит, есть предел у пустоты! И, может быть, остался от вселенной Не только сладкий и приятный дым.     2016 Миражи Всхожу ли я на берег влажный, Где волны трутся о гранит, Где над стволами змей бумажный Орлом расцвеченным парит. Брожу ли я тропой лесною По жилам высохших корней, Где тень соседствует с сосною, Где воздух гуще, чем елей. Сижу ли на холмах горбатых Среди нескошенной травы, Где пахнет юностью и мятой, Где не укрыться от жары. Везде, куда судьба забросит, Налёт сомнения лежит. А за спиной смеётся осень И возбуждает миражи.     2016 Мы Мы все немножечко евреи, Хотим мы этого иль нет, Нас по пустыням Моисеи За ручку водят много лет. А мы по притчам Соломона Сверяем мысли и дела — Потомки славного Додона И тех, что Сара родила. Мы все немножечко с приветом, По принципу «вопрос – ответ», И слепо следуем советам, Забыв, что дан один завет. Мы все немножечко с Востока, Ещё не инь, уже не янь, Но отдаляясь от истока, Не понимаем: дело дрянь. Мы все немножечко евреи, Идя по скользкому пути, Себя мы искренне жалеем. Так нам и надо. Бог простит.     2016 «Ты забыл свой печальный рожок…» Ты забыл свой печальный рожок На обрыве меж выжженных скал. Почему ты ушёл, пастушок? И куда аргамак ускакал? Глухо воет твой преданный пёс, Затерялось на скалах руно. Для кого в бурдюке ты унёс Молодое с кислинкой вино? На траве засыхающий сыр, И на бурке скучает кинжал. «Я оставил другим этот мир, Извини, что тебе не сказал».     2016 «Пускай дотла сгорю в огне…» Пускай дотла сгорю в огне, Пускай гореть я буду вечно, Лишь только раз достанет мне Лечь с самой роковой из женщин. Пускай свистит жестокий кнут, Врубаясь в плоти ком кровавый, Коль я смогу хоть пять минут Блистать в лучах всемирной славы. Пускай гнилая пасть гиен Без срока рвёт меня на части, Когда познаю сладкий плен Короткой абсолютной власти. Пускай проказа обратит В сплошной гнойник лицо и члены, Лишь подержу аккредитив На золото из всей вселенной. Не страшен ад, а страшен рай. Ведь, если даже не сумею Хотя бы раз зайти за край, Тогда зачем живу и верю?!     2016 «Он не боялся – дважды два …» Он не боялся – дважды два — Ни татей, ни воров, Лишь опасался иногда Румяных докторов. И сердце нежное своё, Чтоб кто-то не украл, Надёжно завернув в тряпьё, Под грушей закопал. И тут же отступили страх, Сомнения и боль. Он стал отчаянным, как Гракх, И хрупким, как Ассоль. Стал жить привольно и легко, А проще – без забот, Ведь сердце храброе его Хранил садовый крот. Но не бывает без проблем, Когда всё тип и топ, Хоть веселился, пил и ел, И мир сосал, как клоп, А было грустно по утрам На празднике зари… Быть может, просто сердце там Скучало без любви?     2016 «Иди, тебя никто не победит…» Иди, тебя никто не победит, Иди смелей и ничего не будет: Не будет мелочных обид, Которых так боятся люди; Не будет призрачных потерь — Ты потерял уже, пожалуй, Ту бронированную дверь, Которая твой мир держала; Не будет яда клеветы И лицемерия не станет: Давно забытые черты Не возбуждают и не ранят; Не будет солнца по утрам И вечерами чая с мёдом; Не будет тех глубоких ран, Которых не излечишь йодом; Не будет яростных боёв, Когда друзья уходят строем; Забудешь, что такое клёв И как волчок внутри устроен… И лишь вопрос: зачем идти? Кому нужна твоя удача?.. А ива глухо шелестит И над водой тихонько плачет.     2016 «Я ушёл от людей, потому что не в силах смириться…» Я ушёл от людей, потому что не в силах смириться, Потому что обман захлестнул, словно шею петля. Я не мог принимать эти льстивые хитрые лица И смотреть сквозь стекло, как вдали умирает заря. Я лежал у костра и в лесу я питался грибами, Я зверино кричал, разрывая и связки, и зев, Я хватался за жизнь огрубевшими в битвах руками, В лихорадочном сне все законы природы презрев. Этот выбор не мой, он подсказан, наверное, свыше. Я ушёл, чтобы жить, оказалось – забыться в бреду. Я на голос иду, тот, который почти что не слышен, И, скорее всего, я опять на людей набреду.     2015 «Дух жил один и жил не по закону…» Дух жил один и жил не по закону, Не требовал ни пищи, ни тепла. А мимо, огибая все затоны, Земная жизнь неспешная текла. Встречаясь часто в тёмном переулке, Где ставки с жиру делает судьба, Наш Дух играл в разбойников и жмурки И только раз при этом проиграл. Но знает каждый, выбравший удачу, Что стоит вдруг позволить слабину, Теряешь волю, совесть или мачту И мёртвым камнем катишься по дну.     2015 Видение В пустыне в центре миража Стоял, расправив плечи, воин, И кубок он в руках держал, И был задумчив, и спокоен. Второй – лежал безвольно ниц Без сил, без мыслей, без надежды, Песок струился меж ресниц И забирался под одежду, Язык в горячечном плену Толкал хрустящую отраву… Но вдруг сказал: «Отдай!» – тому… И тот отдал и меч, и славу.     2014 «Стреножен конь, затуплено копьё…» Стреножен конь, затуплено копьё, Пылится щит на дальних антресолях. Как далеко нехитрое житьё Среди сражений, праздников и боли! Давно ушли друзья в небытиё, Давно любовь свои сложила крылья. Теперь лекарства, тёплое питьё И книги, чуть притрушенные пылью. Но сердце разве выдержит её — Сырую прелесть тихой сытой жизни? Пока слетается чумное вороньё, Ещё не поздно послужить отчизне. Вновь руку греет добрый кладенец, Вновь на груди потёртая кольчуга. И в каждый бой, как в церковь под венец, Ведёт старуха-смерть – надёжная подруга.     2013 Два плюс три Есть только два пути заметных у людей: Один – когда, сгорая напрочь без остатка, Несут тепло души и жаркий дух идей, Чтоб было больше на Земле порядка. Второй – у тех, не помнящих родства, Которые идут к желанной цели Сквозь дебри лжи, голов и воровства, И, право, в этом деле преуспели. Есть только три заветных мысли у людей: Пусть будет мир на голубой планете, Пусть будет он комфортным для детей, И пусть плодятся в этом мире дети.     2012 «Диета мышления …» Диета мышления — от страха, от лени, от неумения. Диета мышления — идейный диабет. Нуждались в лечении, а средств нет. Бесплатны рецепты: сомнение, увлечение… Но поздно и бесполезно — диета хуже болезни.     1987 «Под плакучей растрёпанной ивой…» Под плакучей растрёпанной ивой По спине шаловливой реки Проплывали на лодке сопливой Чуть живые с утра рыбаки. Разругали порывистый ветер, Скользкий воздух, дешёвую снасть, Удивлялись, как малые дети, Что червём на крючок не попасть. Рыбка в ямах скользила игриво, Занималась лениво заря. Было сыро, промозгло, тоскливо, И к тому же, мне кажется, зря.     2013 «Тяжёлый сон, верней, борьба со сном…» Тяжёлый сон, верней, борьба со сном, Когда от правды никуда не деться. И грустно мне, и мысли о былом Иголками опять тиранят сердце. Что видел я, с кем в жизни близок был, Что смог узнать об истине и тайне, На что истратил первозданный пыл, И почему опять остался крайним? Рождение причудливых химер, Глубокое неровное дыханье… И музыка семи небесных сфер, Как покаянье или наказанье.     2012 К моей детской фотографии Не смотри на меня так сурово, По привычке прищурив глаз. Я исправлюсь. Даю тебе слово. Ты поверь мне в последний раз. Мы ведь знаем друг друга немало, Пусть я старше на тысячу лет, Есть у нас с тобой общая мама, А секретов и тайн у нас нет. Для тебя жить и ясно, и просто, — Первозданностью чувств и надежд. Лишь стоят мириады вопросов Без ответов, как без одежд. Хорошо, что в тебя не плевали, Не ломали ногами хребет, И в какой-нибудь сточной канаве Грубых слов и зубов твоих нет. Для чего я ищу оправданья Сигаретам, безволью, вину?.. И свои, и чужие страданья — Всё себе зачисляю в вину. Да, теперь защищаться мне нечем. Я сижу пред тобою одним, Самым страшным судом человечьим — Чистой совестью детской – судим. Знаю, ты можешь быть неподкупен. Знаю, здесь донага я раздет… Я исправлюсь, мой маленький, глупый, Слишком правильный детский портрет.     1985 «Я что-то главное ищу…» Я что-то главное ищу… То, что не выразить словами. Любовь ли? Вечность? Я хочу нащупать. Не доволен вами, мои безнравственные дни. Что слава, деньги, власть и вера?! Быть может, радуют они, как могут радовать химеры. На праздник – вкусная еда, напитки, девочки-старлетки… Сегодня ценятся едва Слова, шлифованные редко. Не осуждаются грехи, не замечаются поступки, сегодня женщины глухи, мужчины утонченно хрупки, а дети – поздние цветы — давно забросили игрушки… Со стариками все на «ты». И мир сквозь дно стеклянной кружки.     2004 «Если вдруг оборвалась струна…» Если вдруг оборвалась струна у надрывно поющего баса, если камень влетел со двора — и в куски флорентийская ваза, если снова привычно забыл зонтик или одну из перчаток, если лунною ночью завыл лютый зверь, пробирая до пяток, это значит, что поздно грустить, что уже разбавляются чувства, это значит пора уходить — пить боржоми и квасить капусту, это значит, что близок предел, а за ним растворишься в тумане, переправив «удел» на «надел» и состроив фигуру в кармане.     2003 Отец Он не был пророком, гуру, мудрецом, Он не был святым, пожалуй, Но был настоящим надёжным отцом, Оставившим мне скрижали. Такие скрижали, где каждый завет (Не путать с Заветом с Сиона) Не то чтоб ответ, а просто совет, Чтоб я не скатился со склона. Скрижали, конечно, с собой я ношу, Как гордый народ Ханаана, У жизни давно ничего не прошу. Лишь соль вымываю из раны.     2011 Шут Испанский гранд зарылся в воротник, А рядом тощий шут – от пёстрого до хаки — Король вина и выходок лихих, Король стеклянных блях и бутафорной драки. Избавлен от придворной суеты Дурак, ему не нужно думать о приличьях, Благоухать обязан, как цветы, И оттенять собой бездарное Величье. Когда ж захочет праздника душа, Когда он запоет, вокруг свистят и злятся… Талант не стоит медного гроша, А награждается умение кривляться.     1988 Спор Снова рыжим пожаром приветствует вечер, Хитроумной улыбкой скривилась бродяга-луна, Ветер ожил, забылся. И дивные речи Полились по листве и сплелись, затуманив слова. Здесь недавно гуляло базарное вече: Кто-то спорил, слонялся, доказывал с пеной у рта… Он скорее не прав, просто бесчеловечен, Кто доходит до истин, законы беседы поправ. Я себя наказал, я один в этом споре Был не прав и гремел, разрушая основ тишину. И остался один, как в пустом и звенящем соборе, Проклиная закат, поглотивший мечту и луну.     1976 Подопытные «Земля разверзлась, словно пасть…» Земля разверзлась, словно пасть, И поглощала всё живое. Но не должны в неё попасть Лишь те, кто с гордою главою Стояли на весах судьбы, Не убоявшись горшей доли, И не склоняли головы, А рисковали головою. Когда качнулись небеса, Почти готовые сложиться, Не напрягали голоса И к солнцу направляли лица Лишь те, кому не мил покой, Смотрели прямо днём и ночью, Пока сердца пронзала боль, И сердце разрывалось в клочья. Пучина грозная восстав, На грешный мир волну обрушив, Сметала мускулы застав И в хляби превращала сушу. Лишь те, кто жить умел в любви, Нашли прибежище в ковчеге… Их руки в струпьях и крови, Мечты о доме и о хлебе.     2007 «Потом, когда наскучат вина…» Потом, когда наскучат вина И бес забудет про ребро, Сидеть на кресле у камина, Читать Плутарха и Рембо. И слушать Грига в полудреме Или рассматривать Дали В забытом, но надежном доме, Затерянном в лесной дали. Где можно на поляне дикой Лежать, вдыхая запах трав, Где можно думать о безликом, Не беспокоясь: прав, не прав. Или в ручье как бы живую Струю поймать и отпустить. И вдруг почувствовать: живу я. А раньше так хотелось жить.     1992 «Стоять. Идти. Лежать. Отжаться…» Стоять. Идти. Лежать. Отжаться. Опять стоять. Опять идти. Совсем не хочет отражаться Бесполый луч в конце пути. Безногим в гору не подняться, Слепым мотор не завести — Спартанской краткостью абзаца В ушах прошедшее свистит. Сырая ткань напомнит вкратце, Что жизнь нельзя вничью свести… Стоять. Идти. Лежать. Отжаться. Опять стоять. Опять идти.     2010 «Конечно, жизнь конечна…» Конечно, жизнь конечна. И разве это жизнь?! Бездумно и беспечно, Как ручеёк бежит. А если слово вечно, Так почему, скажи, Ясны и человечны Пустые миражи? Не догорают свечи, Зажжённые от лжи. Но если что и лечит, То это только – жизнь.     2003 «Упал на Землю целый небосвод…» Упал на Землю целый небосвод. Ударившись о твёрдую поверхность, Катились звёзды. Каждой свой черёд, И каждую ладонь хотела взвесить. Да это ж звёзды, это огоньки, Расплавленные языки металла! Но здравому рассудку вопреки, Ты вдруг одну к груди своей прижала. Огонь не выжег раненую плоть, Не излечил расшатанные нервы… А ты сумела всё же превозмочь Любовь и страх. И в этом стала первой.     2012 Мир под микроскопом Мир лежит на столе, впопыхах позабытый, Он на стёклышке каплей растёкся, как блин. А нескладный учёный собакой побитой На диване калачиком дремлет один. Целый день колдовал со своим микроскопом, Раздвигая границы познанья основ, Он поил себя кофе и яблочным соком, Заполняя тетрадь плотным ворохом слов. Очень резво крутились вчера в объективе Мириады каких-то бессмысленных тел: Они жили толпой в коммунальной квартире И с утра разбегались для будничных дел. Кто-то ссорился с кем-то и тут же мирился, Кто-то дрался за место под солнцем семье, А потом убегал и в сторонке делился, И опять забывался в жестокой борьбе. Все спешили оставить хоть память, хоть что-то, Прежде чем раствориться, взорваться, уйти… Что поделать – такая судьба и работа В этом мире, который всё время в пути!     2014 «И на волну ложиться грудью…» И на волну ложиться грудью, На дельтаплане вниз с вершин, Какой ещё сусветной мутью Пытаться путь свой завершить? Не подломить уже горбушку, И соль из раны не извлечь, И обманувшую кукушку Как старый плед не сбросить с плеч. А звёзды дразнят каждый вечер, Не освещая закрома. Зачем бежать заре навстречу, Когда она придёт сама?!     2016 «Декабрь длинный и холодный…» Декабрь длинный и холодный Темнит, морозит и снежит. Котёнок тощий и голодный В снегу под окнами лежит. Свернувшись в шерстяной комочек, Он весь – предчувствие беды. Он ласки хочет, солнца хочет И хоть немножечко еды. Откройте дверь, незлые люди, Налейте в миску молока! Он под диван «ходить» не будет И шторы рвать у потолка.     1980 Ода Да будет он благословен — Тот день, когда проказник Бахус Изрёк: «Мир тлен, навеки тлен — Зальём его остатки разом!» Но шли года, нектар крепчал И взгляд дразнил, бокалы полня. А трезвость, будто бы причал, Забилась в пенистые волны. В кругу друзей, в ночах любви Напиток гнал тоску и горе И звал к себе, как корабли Зовёт задумчивое море. Он был всегда, везде, во всём: Он разделял судьбы коварство, Когда скользил, то был плечом, Когда болел, то был лекарством.     1976 «Мир разрывается на части…» Мир разрывается на части. Смешались души и тела. И только пагубные страсти, И только грязные дела. Мир разлетелся на осколки: Бессчётно множество миров. И не слова, а кривотолки, И нет произносимых слов. Лишь рык и траурные звуки, Лишь тьма и зло, лишь гнев и боль. Подагрой скрюченные руки На раны насыпают соль. Цель не оправдывает средства. Смотрюсь в кривые зеркала И вижу: жалкое наследство, И череп – голый, как скала. А между старостью и детством Вмиг время высосал вампир. Куда от горькой правды деться: Красота не спасает мир?!     1993 Подопытные Они живут безбедно и в довольстве: Уход, жильё, приличная еда И кое-что ещё из удовольствий. Но вот беда, они не знают часа — Мы называем это часом икс — Когда кого-то вырвут из запаса. Тогда придут мучители в халатах, И мир взорвётся – мириады искр. Кто ведает, за что пришла расплата?! Они лишь путь к всеобщему здоровью — Алтарь науки алчет новых жертв. И наша жизнь оплачена их кровью.     2014 Граница Очень хочется узнать, Что там за границей, Не встречаются ль опять Те же сны и лица. За границею добра Зло стоит на страже. За границей серебра Бедность или кража. За границею любви, Если есть такая, Соловьи и снегири Точно не летают. За границею лица Хитрый разум правит. Где граница без конца? Между сном и явью.     2012 Ходжа Насреддин В руках синица плачет И рвётся в облака. Изменница удача Наткнулась на рога. Её трясёт, как тряпку, В кровавой пене бык. В Багдаде всё в порядке, Он ко всему привык. Пускай журавль в небе, Он – символ, он – мечта. Подумайте о хлебе И зрелищах пока. Заговорит, поверьте, Когда-нибудь ишак. Но помните о смерти И с ней сверяйте шаг.     2013 «Он умер во сне, до срока…» Он умер во сне, до срока: Скончался скоропостижно. Скорее, по воле рока Он распрощался с жизнью. Но мысль ещё дремала, И тупо болела рана. Он видел: пока не Валгалла, Но точно уже не нирвана. А тело бездвижное стыло, Душа заплутала в тоннеле… Со мною такое было, Я помню, на прошлой неделе.     2016 «Однажды, может, иногда…» Однажды, может, иногда, Почти всегда, короче, Приходит подлая беда, Лихая, но не очень. Стучаться в дверь или окно Ей недосуг, пожалуй, И, как в диснеевском кино, Слезой давить на жалость. Она зашла хозяйкой в дом Надолго и надёжно, С бедою справиться притом Бывает очень сложно. Безмолвно сделала своё Препакостное дело: Когда-то ладное жильё Она без соли съела. Потом присела на порог, Вздохнула полной грудью, Весьма болезненный урок Дала беспечным людям. А люди, если рассуждать, Беспочвенно дрожали, Беда, конечно же, не мать, Но тоже не чужая. Она, наверно, неспроста Являлась днём и ночью… А вдруг дотянешь лет до ста?! Беде не хватит мочи.     2017 Смерть Сидела Смерть на камне у реки, Давно умаявшись размахивать косою, Она мечтала, чтобы старики Самостоятельно ушли к Аиду строем. Спустились в лодку, саваны в руках, Омытые священною водою, И чтобы сами превращались в прах Без стонов, криков, боли или крови. А в это время Жизнь взяла своё: Подкравшись сзади к разомлевшей Смерти, Ей острое звенящее копьё Вонзили в спину маленькие дети. Она лежала – призрачная тень, С костей сползала рваная одежда… С тех пор Земле не страшен Судный день. Но нет Любви, и Веры, и Надежды.     2013 Пилигрим Смерть не старуха с ржавою косой, Не дьявол в полусказочном обличье. Смерть – пилигрим, забредший на постой И соблюдающий законы и приличья. Расслабившись за кухонным столом, Ведёт с тобой неспешную беседу, И запивая шашлыки вином, Похож скорей на доброго соседа. Непринуждённо шутит и, смеясь, Холодною касается рукою. И эта тонкая, почти паучья вязь Тебя опутывает с головою. И ты даёшь согласие легко, И отбываешь вместе с пилигримом В ещё мифическое далеко… Почти живой под толстым слоем грима.     2014 «В ночной тиши, плащом факира скрытой…» Мои стихи Мои стихи – рифмованные строчки В тетрадях, на салфетках, на полях Газет и книг – от точки и до точки Бок о бок с вами жизнь прошла моя. Я трудно рос и часто спотыкался, До крови разбивая кулаки. Тогда мне мир загадочным казался, Отгадкою мне виделись стихи. Они со мной взрослели и мужали, И вместе с добрыми советами отца, Как иудеям мудрые скрижали, Мне помогали победить Тельца. Когда скользил или не мог подняться, Когда я забывал «кому служить», Мои стихи, как православным святцы, Давали в руки праведную нить. Они со мной любили и страдали, Болели, сомневались, шли ва-банк. В конце концов, конечно, побеждали: Перо – не штык, скорее – лёгкий танк. Мои стихи – мой рок, судьба моя, Я так и не сумел расстаться с вами… И если существует Судия, Он говорит не прозой, а стихами.     2005 Первый поэт Солнце упало в море, Воду окрасив кровью. Звёзд золотые слёзы Забрызгали мрачный свод. Где-то уснули боги, Только поводит бровью Зевс – громовержец грозный — Буйной фантазии плод. Шкуру медведя сбросив, Воздух вдохнул всей грудью. Боже! Какая жалость, Что так краткосрочен миг! Медленно, словно осень, Грудь наливается ртутью. Сердце-ягнёнок сжалось, Невольный родился крик. Вот он – восторг победный! Слово взметнулось птицей, Речь полилась потоком, Эхо взрывая в ответ. Гордый, прямой и бледный, Как же он мог мириться С жалким безумным роком — Воин, Мечтатель, Поэт?!     1993 Поэт Он сам себя предал анафеме — За рифмы, которыми жил. А люди смеялись и ахали, Когда он костёр разложил. И дым растворялся над пропастью, До рези слезились глаза. А люди дивились жестокости, Но слова никто не сказал. И тело клешнями жуткими Огонь истязал не щадя. А люди беззлобными шутками Обменивались, уходя. Его осудили заранее — Наверное, слабый поэт. Но всё же ценили старания, И кто-то оставил букет.     1985 «Он был косноязык, как многие поэты…» Он был косноязык, как многие поэты, Он не умел красиво говорить. Но, Боже мой, каким волшебным светом, Жемчужинами слов сияла строчек нить. Так мастерски нанизаны все звуки Знакомые, как небо, как трава. Но, Боже мой, какие злые муки Испытывал, когда сплетал слова. И если мы не видим этой боли, Не слышим тот заоблачный мотив, То, Боже мой, Твоя священна воля, Его лишь Ты способен наградить.     2000 «Бесстрочье, как бесплодье…» Бесстрочье, как бесплодье, Безволье и безделье. Встряхнитесь же, Володя, Ещё не всё потеряно! Моя душа ленива, Как сельская красотка. Зачем её крапивою?! Плесните лучше водки. Пока не поздно вроде бы. К чему же хлопать дверью? Вы справитесь, Володя, С бессоньем и безверьем. И снова, словно прежде, Фортуне улыбнусь я. И сбудется надежда — Слова ко мне вернутся.     1993 «И Пушкин так же, как Барков…» И Пушкин так же, как Барков, Не чужд был крепких русских слов — Любил, когда лихой Эрот Откроет свой клубничный рот, И очень точно подмечал Начало всех иных начал. А сколько чистых юных дев Попалось на простой напев! И лишь завистливо молчал В пустыне брошенный Анчар.     2015 «В ночной тиши, плащом факира скрытой…» В ночной тиши, плащом факира скрытой, Мне грезится твоя полуулыбка. Висит Луна лицом давно не бритым, Фальшивит за стеной вторая скрипка. Цветная скатерть жидкостью залита — Живительною огненною влагой. И только скрежет грифеля сердитый, Враждующего с меловой бумагой. И эта россыпь букв, как кура лапой, Должна сложиться в пламенную оду… Я всё равно уже давно оплакал Ненужную вчерашнюю свободу.     2015 «Вначале было слово…» Слово – это, пожалуй, не птица. Посмотри на него, послушай. Если слишком не торопиться И вдохнуть, скажем, тихо душу, Замечаешь, оно прозрачно, Как ручей в лазуритовый полдень, Как надёжный обет безбрачья, Когда путь удовольствия пройден. Слово может быть тоньше, чем волос, Не уловишь призрачной сути. Так колеблется зрелый колос, Так зерно жерновами крутит. А потом разлетится звонко, Словно кубок разбит хрустальный. Слово может водить по кромке, В грудь вонзаться булатной сталью, Быть потвёрже алмазной крошки, Не позволить назад ни шагу. Или солнцем войти в окошко, Чтобы тенью упасть на бумагу. Слово может быть грязным и чистым, Жирным, лёгким, тяжёлым, праздным, Если доброе, то лучистым, Если злое, то безобразным. Разрушаются камни и царства, Остаются мечты и могилы. Слово может быть лучшим лекарством, Если вспомнить: «Вначале было…».     2012 Отшельник На горбатой горе в мрачной дикой пещере Жил когда-то отшельник – забытое племя — Он спускался в долину два раза в неделю, Чтобы как-то убить надоевшее время. Он сидел у ручья, поджидая прохожих, Ел плоды и коренья – их много на склонах, Вспоминал о годах, что так бурно он прожил, До того, как споткнулся на скользких законах. А потом говорил не умеющим слушать То, что выстрадал в думах на жёсткой постели. Он готов был отдать им и сердце, и душу. Но прохожие душу его не хотели. Им, привыкшим к надёжным и тёплым жилищам, Им, не знавшим, что значит быть жалким изгоем, Им, вкусившим горячую сытную пищу, Никогда не понять тех, кто в выборе волен.     2014 Страшный суд И в страшный день, когда Гора раскрылась, Скатились мёртвые в Иосафат, Вершился Суд. Долина надломилась, А Он стоял своей игре не рад. Он отбирал: одних – в святые кущи, Других – в геенну до скончанья дней. На этот Суд был только тот допущен, Кто по рожденью иль религии еврей. Никто не ныл, не бился головою И не сулил услуги и металл. Лежали молча, уходили строем, Лишь помогая тем, кто стар и мал. Последний Суд, зачем его бояться — Един судья, защитник, прокурор?! Но Страшный суд не знает апелляций — Не подлежит отмене приговор.     2009 Импрессионизм В окнах солнце отражалось, Жгло пустых квартир нутро. К дому ветхому прижала Осень мягкое бедро. Прогулялась по аллеям, В сквер заброшенный зашла. Осень красок не жалеет, Как Гоген, не как Сёра. Но пройдёт ещё неделя. В окнах хмурь, потёки стен, Полуголая аллея, Сквер… Сёра, а не Гоген.     1993 Дон Кихот Нависают испанские скалы Загорелые, как провансальцы. Дульсинея, в пути славный малый С добрым другом своим Санчо Пансо. Не имеет успехов в сраженьях, Не умеет он петь романсы, Но найдёт благородство спасенье В хитром разуме Санчо Пансо. А душа разве дёшево стоит?! Если боль отразилась на лицах, Он восстанет – из плоти и крови — Твой Печального Образа Рыцарь.     1981 «Я к стопам Венеры припаду…» Я к стопам Венеры припаду. Женщина! Зачем Вы так красивы?! И какой руке хватило силы В мрамор воплотить свою мечту?! Может, лучше просто целовать Тёплый камень и просить пощады? Быть Пигмалионом не награда — Всё равно что тайны воровать. Я устал от бесконечных дел, И всё чаще задаюсь вопросом: Видеть и творить – как это просто, Но ведь должен где-то быть предел?!     1978 Храм 500 Будд. Ухань Такое не забудется, поверьте: Здесь «до» и «после» вместе за стеклом. Здесь кажется, что прикоснулся к смерти, И смерть в лицо повеяла теплом. Здесь всё какой-то страшной тайной дышит… Со всех сторон смотрели на меня Монахи-Будды. Как искусно вышит Узор одежды, мыслей, бытия! Все разные. Смешливые и злые. Воители, мечтатели, жрецы. Но подбородки на подбор крутые И острые широкие резцы. С оружием, стило или бумагой, И хитрым прищуром усталых глаз, В которых мудрость смешана с отвагой И резкой болью за меня, за вас. Я понимал, что далеко не свой им, Что наши не братаются пути, Но все пятьсот своей железной волей Молитву заставляли вознести. Я воскурил свечей из благовоний За их тысячелетний скорбный труд. Прислушайтесь: Земля беззвучно стонет Раскрашенными ртами статуй Будд.     1993 Заповеди Не укради, не обмани… Знакомых заповедей десять В себе носи. И то цени, Что день прошёл – пройдёт и месяц. Не измени, не оболги… И будешь в рай притворный призван. Отдай рубаху и долги, Будь честен в этой грешной жизни. И всуе не упомяни То имя, что всего дороже… Но пуще прежнего храни — Прелюбодействовать негоже. А также ближних возлюби… Хоть всех любить не хватит мочи. Но чем сильней огонь в крови, Тем жизнь прекрасней и… короче.     1984 «Судьба творца – преодоленье…» Судьба творца – преодоленье: И сладких грёз, и горьких мук, И часто – беспробудной лени, Когда всё валится из рук. Над нами властвует сомненье — Подруга страха и тоски, Когда сраженье света с тенью Сжимает обручем виски. Моё хромое поколенье, Ты та, известная вдова: Болят и мысли, и колени, И, как ни странно, голова. Не посещает вдохновенье, И прикуп не ложится в масть… Судьба творца – преодоленье, Одна, но пагубная страсть.     2010 «Поэта обидит каждый…» Поэта обидит каждый, И каждый обидеть может. Один, может быть, не понял Высокий душевный склад, Другой, потому что умный, А проще, без спору, рожа, Он что-то, наверно, понял И очень этому рад. А третий, конечно, главный И рядовой читатель, Он знает Есенина, Блока И Мандельштама читал, Бывает, не к месту скажет, Что Кушнер его приятель, Загадочно улыбнётся, Как будто не врёт, нахал.     2017 Шестой элемент «Возможно, что учёные когда-то…» Возможно, что учёные когда-то, Расшифровав загадки ДНК, Вдруг оживят Платона и Сократа И всех столпов, прославивших века. Их соберут в одном просторном зале, Рассадят у компьютерных столов, Ведь захотят узнать, а чтоб сказали Об этом всём создатели основ. Посмотрит Аристотель на Спинозу, Вольтеру подмигнёт Анри Бергсон, Скривит Монтень, как будто от занозы, На Канта глядя, умное лицо, И промолчат и Гегель, и Бердяев, Замкнётся Шопенгауэр в себе… Легко ли вместе их собрать – не знаю. Им вместе будет тесно на Земле.     2003 Пик На пике Силы и Добра (Остался лишь один, Где нет добычи серебра, Неправды и седин, Где каждый волен быть собой Без тоги и меча) Стояли жители толпой, Общаясь и ворча. И руки их переплелись, Когда раздался крик. Вдруг первый покатился вниз, Другим оставив пик. Потом скатился вниз второй, Царапая живот… Короче, пик теперь пустой, Никто там не живёт.     2013 Древо Познания Эдем – это сад цветущий, Здесь каждой по паре твари, Гуляют в косматых кущах В каком-то слепом угаре. Растут апельсины, вишни, А где-то, немного слева, Где нету свидетелей лишних, Укрылось Познания Древо. Его охранять не смеют — Все знают, что плод запретный. Фамильная вотчина Змея То дерево было при этом. Безгрешный ребёнок Ева, Чиста, как грядущая вьюга, Подводит к Познания Древу Большого дурного друга. В союзе с коварным Змеем — Здесь всё до смешного просто — Залили Адама елеем, Чтоб не было лишних вопросов, И плод с самой верхней ветки, Запретным умом налитый, Такой аппетитный и редкий, Попался троим троглодитам. Вкусили-то по кусочку, Он вяжущим был и кислым… Большая и жирная точка Над раем в тот час повисла. Нельзя обитать в Эдеме, Имея сужденья и взгляды, Задумаешься на время — И сразу окажешься рядом. Где нужно еду и одежду В трудах добывать и муках, Где Вера, Любовь и Надежда Пока лишь доступны глупым.     2016 К картине Васнецова Стоял на перепутье трёх дорог Бродяга-витязь, отпустив уздечку, И очень долго выбрать он не мог, К какой беде скакать быстрей навстречу. Поедешь вправо – значит смерть найдёшь, Зачем ему в расцвете лет и силы Пускать короткую, но всё же жизнь, под нож? Всегда успеет лечь костьми в могилу. Налево – тоже лучше ни ногой: Там ждёт любовь, а с ней конец карьере, Да и потом, он слишком молодой, Чтобы служить отчизне на постели. А впереди проказница-судьба Ему готовит скуку долголетья, Где мир сменяет вялая война, И где ты сам за всё и всех в ответе. Он до сих пор у камня на коне, Копьё поникло, взор опущен долу… Проблема выбора всегда была в цене, И чёрный ворон улетит не скоро.     2014 «Туда, стирая все границы…» Туда, стирая все границы, Забросив за спину терпенье, Идут поститься, и молиться, И прикоснуться к откровенью, Пройдя хрустящую пустыню, Омывшись в худосочных водах, Почтить Отца, который Сыну Два раза помогал при родах, Склониться в сказочной пещере, Петляя, вознестись к Голгофе И укрепиться в слабой вере, Завидев горбоносый профиль.     2013 Шестой элемент Земля, вода, огонь и воздух — Основа жизни на Земле. Но вся поэзия и проза Искали пятый элемент. Он должен равен быть первичным, А лучше – их перекрывать. Но что волнует больше личность, Чем несогретая кровать. Вот так любовь назначить пятым Решили мудрые мужи, На самый чёрный день припрятав, Что на поверхности лежит. А если так пойдёт и дале, То много ль нам осталось лет? Когда мы совесть потеряли — Шестой последний элемент.     2009 Четыре воина Когда Земля на грани краха, И мир летит в тартарары, У той, прославленной, горы Они одни встают из праха. Берут потёртые доспехи, Мечи, разбитые щиты И, выходя из темноты, Не сомневаются в успехе. Хотя всего их двадцать восемь. Зато вокруг врагов не счесть. Но с ними Бог и с ними честь, И каждый слово в сердце носит. Жаль только четверым достанет Безумный подвиг совершить. Ведь властью им не дорожить, Их слава грешная не манит. И первый здесь, конечно, Воля. Он твёрд, бесстрашен и суров, Свободен от любых оков, Не знает слабости и боли. Другой – теперь Добром зовётся. Пускай дороден и болтлив, Немного, может быть, сонлив, Но он не хуже братьев бьётся. На левом фланге – Правда-воин. Упрям, задирист и плечист, Жаль, на руку не слишком чист, Но в целом большего достоин. Последний – названный Любовью. Надёжен, право, не всегда, Но лихо рушит города И проливает реки крови. Когда же бой утихнет грозный, Испив игристого вина, Забудут, чья была война, Уйдут, как высохшие слёзы. Тогда никто и не захочет Любви, и Правды, и Добра, И Воли, что была с утра, Но странно пропадает к ночи.     2016 К Ницше Мне снится, Ницше, На травке Кафка, Немецкий шницель Он вкусно чавкал. Проснулся сразу — Постель нагрета — Добро бы зразу Или котлету. Я выпил воду С ладони прямо, Из бутербродов — Засохший пряник. Вот это глыба! Одно лишь грустно: Молчал как рыба Твой Заратустра.     2016 Первое подражание Вийону Презренье всякой грубой пище И легкой пище неземной; Презренье слабым, сильным, нищим; Презренье тем, кто действий ищет, И тем, кому любим покой; Презренье лубочной отваге И страху, липкому как пот; Презренье крепкой хлебной браге И виноградной сладкой влаге, Презренье тем, кто их не пьет; Презренье жалости беззубой И воле твердой, как гранат; Презренье речи бранной грубой, И тем словам, что лижут губы И слух ласкают и пьянят; Презренье деве с гибким станом, Матроне толстой и хромой; Рабам презренье и тиранам; Здоровью и смертельным ранам; Презренье совести больной; Презренье тем, кто жаждет чести, И тем, кто спину гнет дугой; Презренье правде, лжи и лести; И всепрощению, и мести; Презренье мне, что я такой; Презренье храброму и трусу; Душе презренье и уму; Презренье красоте и вкусу; Аллаху, Яхве, Иисусу; Да и презренью самому!     1982 Второе подражание Вийону Я проклинаю разум мой и чувства, Я проклинаю каждый гран души, Будь проклято продажное искусство И годы, что бесцельно хороши. Я проклинаю лучшие мгновенья, Я проклинаю скорбь ненастных дней. Будь проклято безумное творенье, И добрый Бог, и хитрый Змей. Я проклинаю то, что было не со мною, Как, впрочем, то, что было и со мной. Я проклинаю помогавших Ною, Всех тех, кого спасал предатель Ной. Я проклинаю вас, мои родные дети, Младенчество, и юность, и расцвет. Я проклинаю всех, кто жил на этом свете, И тех, кого ещё на этом свете нет. Я проклинаю всё, что было, есть и будет, От первородства влаги и огня!.. Лишь вас люблю, мои тупые судьи, За то, что вы повесите меня.     1984 «Свободно мыслить, жить на воле…» Свободно мыслить, жить на воле, Детей рожать? А руку Муцию Сцеволе Мне не пожать. Открыть закон, хранить природу, Народ спасти? Всемирного потопа воды Не отвести. Нести свой крест, не верить в Бога, Людей любить? Одна проторена дорога — И петь, и пить!     1987 Вопросы Благословенны день, и час, и миг, Когда раздался первый детский крик И ты сошёл не в лучший из миров. Стал светел ум твой, ясен лик, Но разве ты чего-нибудь достиг? Лишь заблудился в сонме глупых слов. К чему потоки чудотворных книг? К чему мечты живительный родник? Не может ложь избавить от оков. Откуда мир таинственный возник? Зачем цветок расцвёл и вдруг поник? Что лучше – явь иль яд волшебных снов?     1988 В другой Галактике А в Галактике ВАУ убивали матроса С океанского лайнера «Лево руля». А в Галактике ВАУ за одну папиросу Могут запросто скинуть за борт корабля. А в Галактике ВАУ такие законы, — Будешь рядом, так лучше её облети, — Там давно не жалеют людей и патроны И не думают, что же их ждёт впереди. Там давно разучились любить безответно, Открывают с опаской треугольный свой рот, То, что многим доступно, здесь стало секретно. Но напрасно не ропщет вауканский народ.     2007 «Сократ не признавал гомеровских богов…» Сократ не признавал гомеровских богов, Гомер не понял бы, наверное, Сократа. На мозг поставлена надёжная заплата — В то место, где осталась дырка от рогов. Нервируя, скрипит несмазанная дверь. Опять свалился с полки жирный том Бергсона. Дыханье хриплое – последствие кессона. И сердце рвёт внутри, от рук отбившись, зверь. Кого разжалобит сегодня детский плач, Когда не совесть – почка может быть товаром? Способен лишь лечить отравленным отваром Асклепию предавшийся палач.     2012 Происхождение Спустился на Землю космический парень, Нашёл обезьяну и с нею был спарен, И сразу сбежал от бананов подальше. Остался на память космический мальчик. Хотя он был с виду похож на примата, Но грязно ругался космическим матом, Скакать отказался он с ветки на ветку, Взял острую палку… и стал человеком. Вернулся на Землю беспутный папаша, Настроил дворцов, поработал на пашне, Каналы прорыл, пирамиды поставил — И всё это сыну в наследство оставил. Но палка как символ пройдёт сквозь столетья, И Дарвин её непременно заметит. И каждому школьнику станет понятно, Что в жёсткой борьбе мы сломили приматов.     2015 Сон Мне снился сон, обычный сон: Семнадцать девственниц роскошных На фоне моря и колонн, То изгибаясь, словно кошки, То выпрямляясь, как шесты, Вокруг меня играли телом, И чувством, может быть, шестым Я понимал – дойдёт до дела. Но вдруг туман, потом гроза, И тот же берег, но пустынный. И мы стоим глаза в глаза, В руках мечи, щиты на спинах. Под ветра бешеного вой, Под свист кружащихся песчинок Вступили мы в смертельный бой — Последние в стране мужчины. Звенят булатные мечи, И пузырится кровь на ранах. Ещё удар, а враг молчит, Лишь оседает как-то странно. Повержен, но не мёртв злодей, Пришедший отобрать свободу. А мне кричат: «Убей. Убей!» Кричат поля, леса и воды. Кричит: «Убей!» – старуха-мать, Кричат: «Убей!» – жена и дети: «Он приходил, чтобы отнять, И ты один теперь в ответе». Кричат погибшие друзья, Я в жутком крике задохнулся… Свой меч над миром поднял я… Но в этот миг, увы, проснулся.     2016 «На столбовой дороге…» На столбовой дороге, Как раз у перекрёстка Ломали людям ноги, Кнутом стегали хлёстко. И отбирали тут же Все денежные знаки, Детей валяли в лужах, Кидали в буераки. Когда вставали звёзды И видели дорогу, Свои скупые слёзы Роняли понемногу. Там до сих пор, приятель, Не часто и не сразу Находит вдруг старатель Прозрачные алмазы.     2016 Кощей В лесу на забытой опушке, Куда не добраться верхом, Стояла хромая Избушка, Наверное, местный дурдом. Её посещали не звери — Животных Минздрав не ведёт — Не русские и не евреи, А всякий чащобный народ: Кикиморы, Лешие, Тати, Разбойники разных мастей. В Избушке той жил и горбатил Бессовестный вечный Кощей. Кого-то лечил он отваром, Любителям свечки втыкал, Русалок он пользовал даром, А с Бабой-Ягой враждовал. И та, прилетая в субботу, За елью укрыв помело, Хулила Кощея работу И Беса сулила в ребро. Кощей лишь рыгал и смеялся, Потягивал смачно вино, Не зря же с Премьером знался И даже снимался в кино. Вот так проходили столетья На этой опушке в лесу. Сегодня Кощей не заметен, Но подать в Избушку несут.     2013 «Серебрится не дорожка…» Серебрится не дорожка От луны на глади вод И не локон в той причёске, Что осталась от забот. Поздно плакать и молиться Над искромсанной судьбой, Это память серебрится, Причиняя сердцу боль. Над последнею страницей Тру усталые глаза. И культурная столица — Больше тянет на вокзал. Может, стоило побриться? Серебрится – неспроста. А в стекло стучится птица… Как там в Торе? Суета.     2011 Большой взрыв Я понимаю: взрыв, летят осколки. Которые краснее – станут звёзды, А синие – их спутники-планеты, Лишь жмутся к тем, кто больше и теплее. Я понимаю: разлетаясь вечно, Они собрались в группы и системы И разбежались резво и законно От этой точки, точки катастрофы. Но никогда мне не понять, наверно, В какие бы ни заглянул я дебри: А как могло возникнуть то Ничто, Которое в себя вобрало Солнца?!     2003 В Китае Трещат незнакомые птицы, Рассыпаны в пепле каштаны. Немного раскосые лица И лица раскосые странно. Я ждал неоправданно, право, Загадочных старцев и песен: Быть может, раскроется Дао, А может, Конфуций воскреснет. Чудные деревья нависли, Как будто зелёные тучи. Лишь бродят ленивые мысли. Мне жарко, тоскливо и скучно.     1994 «Причинно-следственная связь…» Причинно-следственная связь, Она – любовной – не помеха. И с жёлтокудрого ореха Плоды лицом ложатся в грязь. Семейство жадных кабанов Их топчет мощными ногами. А мы – продукты моногамий — Толкуем смысл забытых снов. И никого не убоясь, Гадаем на кофейной гуще: Кому-то в ад, кому-то в кущи — Причинно-следственная связь. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/v-o-kirillov/izbrannye-stihotvoreniya-raznyh-let/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.