Carmina. Издание второе

Carmina. Издание второе Кирилл Яковлевич Кожурин «Carmina» (в переводе с латинского – «стихотворения», «песни», «оды») – книга стихов известного петербургского поэта Кирилла Кожурина, приглашающего совершить путешествие в мир вечно живых образов античности. Особенности авторской орфографии и пунктуации сохраняются. Carmina Издание второе Кирилл Яковлевич Кожурин © Кирилл Яковлевич Кожурин, 2017 ISBN 978-5-4485-4850-5 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero От автора Книга стихов, лежащая сейчас перед вами, написана в течение осени 1995 – весны 1997 годов. В переводе с латинского «CARMINA» означает «стихотворения», «волшебные песни», «поэтические надписи». Так по установившейся традиции называют собрания стихотворений античных поэтов (Пиндара, Катулла, Горация и некоторых других). Ввиду многозначности латинского слова «carmen», а, прежде всего, ввиду той традиции, к которой обращено мое творчество, и решил я дать книге стихов подобное название. Книга состоит из семи разделов, представляющих собою отдельные стихотворные циклы, в которых стихотворения объединены благодаря единой теме или настроению. Так, цикл «После Трои» – это лирические размышления не только о судьбе великого города, воспетого Гомером, но одновременно и размышления о судьбах народов, цивилизаций и судьбе отдельного человека в круговороте Мировой Истории. Цикл «Гиперборейская зима» вернет вас в более привычные климатические условия и ландшафт, ведь, согласно древнегреческим мифам, именно где-то в наших северных краях находилась знаменитая Гиперборея, страна, столь любимая Аполлоном, несмотря на царящие здесь зимою лютые морозы. Следующий цикл – «Пирующие софисты» – посвящен моим друзьям – любителям античности, на совместных пирах с которыми не раз читались стихи из этой книги. Стихотворения, собранные в разделе «В садах Афродиты» – любовная лирика. Циклы «Песнь цикады» и «Вина Тавриды» вдохновлены моим путешествием (во времени в неменьшей степени, чем в пространстве) в ту древнюю страну, что некогда так полюбилась эллинам. И, наконец, последний раздел – «Песнопения богов» – снова настроит вас на серьезный, одический лад. Поэт и Поэзия – вот, пожалуй, основная тема этого цикла. И не случайно здесь появляются имена таких несравненных жрецов Высокого Искусства, каковыми и по сей день остаются Вергилий, Катулл, Гораций… Весь цикл – своего рода homage этим великим поэтам античности. Необходимо сказать несколько слов о редких размерах, которыми написаны стихотворения, встречающиеся на страницах книги. К сожалению, за отсутствием места, я не мог привести метрических схем всех этих размеров, и отсылаю читателя к соответствующей литературе, посвященной античной поэзии и античному стихосложению в частности. Скажу лишь, что это так называемые логаэдические («прозо-песенные») размеры, введенные в употребление еще в VII – VI вв. до н.э. на острове Лесбос. Стихотворения в этих размерах первоначально писались на эолийском диалекте (Сапфо, Алкей). Затем эти размеры были перенесены на римскую почву Катуллом и Горацием. Хотя в оригинальной русской поэзии они встречаются не так часто, но зато уже прочно заняли свое место в произведениях таких поэтов, как А. Н. Радищев, А. Х. Востоков, Вяч. И. Иванов, М. А. Волошин, М. А. Кузмин, В. Я. Брюсов и др. В книге употребляются следующие строфы, составленные из различных логаэдов: вторая Асклепиадова («К Горацию»), третья Асклепиадова («Ода Эроту» и «Не глядишь на меня, дева стыдливая…»), четвертая Асклепиадова («К Афродите»), сапфическая строфа («Что ж из эолийских краев далеких…» и «На Эрота»), Алкеева строфа (в переводе «Из Алкея» и «PONTOS EUXEINOS)», Архилохова третья («Горацианская ода») и Архилохова вторая («Видится мне: под прозрачною кожицей гроздий пурпурных…») строфы. За разъяснением трудных для понимания слов, а также многочисленных мифологических имен и названий благосклонный читатель может обратиться к Словарю, который помещен в конце книги.     Кирилл Кожурин После Трои «Под сенью ненавистных кипарисов…» Под сенью ненавистных кипарисов Когда-нибудь мы встретимся опять. Теням былых Елен, былых Парисов Дерзнем свои творения читать… А там, где бьёт родник тысячеструйный, Рождая мощный ток пермесских вод, Побегов рост, забывчивый и буйный, С могильных урн все имена сотрёт. «Десятый год воюют Илион…» Десятый год воюют Илион Храбрейшие мужи златой Эллады. Десятый год пророческие взгляды Погружены в неотвратимый сон. Бессильная пророчица Кассандра В безумии оцепенелом зрит И неизбежный жребий Александра И ненавистного плененья стыд, Слепую месть ревнивой Клитемнестры, Врата в Аид… И уж в душе звучит Плач хоэфор Эсхиловой орхестры И слышен хор безлирный Эвменид… Елена I Возвращаются из долгих странствий Грозные ахейские мужи. Ты же о своем непостоянстве, Светлая Елена, не тужи. Разве может солнце быть лампадой И мерцать чуть видным огоньком? Будь же солнцем! падай! вечно падай, Чтоб восстать в величии своем! II Подымая розовую пену, После стольких лет домой везли Беглую красавицу Елену, Покоряющую корабли… Овидь вод была необозрима. Мягкая покоилась волна. Но нежданно тонкой струйкой дыма В мареве растаяла она. Так ушла она в страну иную… В черном небе, солнце, запылай! Пусть хоть тень обнимет неживую Седовласый старец Менелай. III Я встречал тебя в притонах Тира, На широких, людных площадях… Я в тебе увидел душу мира, Мира, обратившегося в прах. И тогда возможным стало чудо, Крылья вырастали за спиной… Пусть тебя я встретил среди блуда! Ты – богиня, если ты со мной. И не тем я проклят, кто, с ключами Райскими, сулил мне столько кар — Я, твоими обожжен лучами, Падаю с небес, второй Икар! «Узор осыпавшихся крылий…» Узор осыпавшихся крылий Всей прежней прелести лишен. Склонившихся бессильно лилий Однообразный, мирный сон. С каких лугов нектар бесценный Для снов Психея принесла? Взгляни, взгляни на кубок пенный: Там тень Харонова весла! Колоколов долины лилий Благоуханный льется звон. Среди полей библейской пыли Явился белый Илион. Засохли вавилонски реки, Засохли нильски тростники. Но в деревянном брюхе греки, Как встарь, от цели далеки… «Возликует виноград пурпурногроздый…» Возликует виноград пурпурногроздый, Лишь придет золотогривый Аполлон. И проснутся опьяняющие звезды — Виноградины, вкушающие сон. Потекут незабываемые реки, Водопады нескончаемые вин. Возвращайтесь, меднопанцырные греки, Под платаны густотенные Афин! Что мечтать об илионских кипарисах?! Или мало в нашей Аттике Елен? Ведь источник Синекудрого не высох И олива зеленеет возле стен. Возвращайтесь под аттические звезды Из-под бронзового панцыря времен. Уж ликует виноград пурпурногроздый — Се грядет золотогривый Аполлон! Эней Где ныне лепокудрая Елена? Орест и неразлучный с ним Пилад? Где блеск былой Приамовых палат? Ничто, ничто не избежало тлена!.. Там, позади, и стены Карфагена, И Вечный Рим, и Дольний Цареград В твоем огне карающем горят, О, пламенноязыкая Геенна! Утрачен смысл в подсчете мертвых дней. К неведомой земле спешит Эней, Под небосвод неизъяснимо-синий. И псковский старец видит наяву, Как корабли из илионских пиний Вплывают в деревянную Москву. Гиперборей-ская зима «Когда спускаются на землю…» Когда спускаются на землю Все девять геликонских дев, Я неземному хору внемлю, Земной их слушая напев. Так, аромат вдыхая винный Под звуки музыки немой, Невольно вспомнишь про Афины Гиперборейскою зимой. «И плод с небесной высоты…» И плод с небесной высоты Упал на землю, перезрелый… Меланхолические стрелы, Мой солнцебог, рассыпал ты. И белый снег, как белый клевер, Зацвел на поле золотом; И шар земной, как снежный ком, За солнцем уплывал на север. И бесконечен был поход Ахейцев к стенам Илиона. Лишь вещих звезд вещали стоны, Без слов: «И это все пройдет…» «Что ж из эолийских краев далеких…» Что ж из эолийских краев далеких Не летит весна к нам на пестрых крыльях? Что ж покрыт снегами уж третий месяц Край наш суровый? Отчего и сердце, как хризалида, В коконе свернувшись, почти не бьется, Продолжая видеть свой сон постылый, Однообразный? О, проснись же, сердце, проснись скорее! Погляди в окошко: зима сдается. Скоро, верь мне, скоро она покинет Гиперборею. Песни будем петь мы, какие Эрос Напоет, коварно в Киприды сети Темно-синим взором своим опасным Нас увлекая… Вспомним мы Алкея златую лиру, Вспомним о Сапфо гиацинтокудрой. Только вспоминать о скале Левкадской Лучше не будем. Разгорится в сердце огонь желанья И быстрее кровь побежит по жилам. На крылах ретивых душа готова Вырваться в небо. И тогда с холодных вершин Парнаса Призову спуститься на землю Музу, Я, из эолийских певцов священных — Отпрыск последний! Аполлон Гиперборейский На колеснице лебединой, Парнасский оставляя склон, Летит над снежною равниной В Гиперборею Аполлон. И на крылах пуховых рея, Ликуют лебеди его. Счастливая Гиперборея! Здесь не смолкает торжество. Повсюду игры, песни, пляски, Молитвы Фебу и пиры, И неизведанные ласки (Увы! Лишь только до поры). Темно-фиалковый источник Здесь морем плещется у ног. Житья блаженного заточник Вдвойне блажен, скончав свой срок. Познав земные наслажденья И все земное разлюбя, Он смерти ждет как избавленья И морю отдает себя. Пирующие софисты Горацианская ода Solvitur acris hiems… Horatius[1 - «Злая сдается зима…» Гораций (лат.).] Будет суровой зима… Уж наверное – лето было жарким. Без лоз волшебных Вакха нам не выжить. Выжмем в сосуды мы кровь виноградную, в погреб их поставим. К зиме готовы, станем ждать морозов. Много достойных есть вин: и сетийское, что так любит Цезарь, И косское, и пьяный сок фалерна, С Хиоса вина, и те, что Цекубские дарят нам равнины, И лоз каленских и массикских слезы… Не перечесть мне одних и названий их. Но когда зимою На пир веселый дружно соберемся — Пусть берегутся тогда: хоть бы амфора смерти избежала! Да и суровой жить зиме не вечно… У Лициния Вот дом Лициния на скорбном Эсквилине — Утоп средь зелени роскошнейших садов. Хоть ветви ломятся от тяжести плодов, Фасад прельщает взор лишь строгостию линий. Но атрий миновав, в торжественный триклиний Уже вхожу – и шум знакомых голосов Едва приветственных не заглушает слов: «Приветствую тебя, и будь здоров, Лициний!» Я будто бы попал в пчелиный шумный рой: Повисли в воздухе обрывки фраз, как пчелы, Когда мы летнею тревожим их порой; Стихов приаповых течет поток веселый И розовый фалерн искристою струей — На древний жертвенник и в кубок мой тяжелый. Январь (эпиллий) В Городе нынче зима и ветры холодные веют С самой, наверное, Фулы, где бледно-зеленое небо Смотрится в вечные льды, их вечно в себе отражая… Что же? И в Гиперборее своей мы обрящем Элладу, Ведь не в названии суть, а в сути названье таится. Жарко мы печи натопим, на пир соберемся веселый, Меньше числом Аонид, но больше Харит легкоперстых. Мальчик! Спускайся в подвал, найдешь там, хотя не фалерна, Всё ж недурного вина сосуды – сойдет и такое. Надо б флейтисток позвать… А впрочем, речами своими И неискусный в речах затмит, если выпьет, флейтисток. Ну, а когда все придут, когда Вакху свершим возлиянье, Первых капель когда забудется вкус за вторыми, Тут уж польется и речь, и речи… Одно лишь запомни: Вакхова жидкость – узда, язык же твой – конь бесноватый; Волю давая коню, следи вместе с тем за уздою; Главное – надо направить в потребное вовремя русло Речи ретивые – в том мудрецов афинских уменье. Впрочем, Афины сова не так дружна с Дионисом, Как быстрокрылый Эрот, сей отрок, неистовством славный… …………………………………………………………… Ночью промчится Морфей и маков охапки рассыплет — Мы поплывем к блаженным полям островов Элизея, Плавно на мягких волнах качаясь в размере Гомера… Ярче блаженнейших снов будет жизнь для тебя, коль поймешь ты: Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/kirill-kozhurin-8820237/carmina-izdanie-vtoroe/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 «Злая сдается зима…» Гораций (лат.).