Сонные рыбы

Сонные рыбы Александр Рогинский …Она увидела портрет военного в старой квартире. Что-то очень знакомое во взгляде. Это твой отец, а я твоя бабушка – объяснила старушка, пригласившая в гости. Неверие и страстное желание приоткрыть семейную тайну заставляет молодую журналистку пуститься в далекое путешествие. Она находит отца – он руководит научной экспедицией, ищущей следы загадочного народа, выжившего после падения Тунгусского метеорита. Входом в подземный город-государство оказывается лунка, в которой, как стражи, плавают большие сонные рыбы… АЛЕКСАНДР РОГИНСКИЙ СОННЫЕ РЫБЫ Ее вполне можно назвать книгой-версией. Но ведь и по поводу того, что произошло в 1908 году – падения Тунгусского метеорита – существует множество версий. Как и о происхождении жизни, или, скажем, пятом измерении… Почему бы не рассказать историю, случившуюся с журналисткой Таней, которая началась со случайной встречи с загадочной старушкой? * * * – Вы мне не поможете? – обратилась к Тане маленькая, сгорбленная, из какого-то мультика старушка. – Я тут одна не пройду. Таня засунула только что купленную газету с собственным материалом (а так хотелось его тут же прочитать) в сумку, взяла невесомую бабульку под руку. Старушка подняла кверху голову, Таня увидела все в морщинках молодое лицо. Бывает же такое. Вид глубокой старухи, а приглядеться – на тебя смотрит красивая женщина. Особенно выделялись большие темные проницательные глаза. – Меня зовут Лукерья Петровна, я из какой-то сказки, а вот из какой не знаю, – сказала старушка. Таня осторожно пробиралась между ледяных надолб. Казалось, если поскользнется и уронит старушку, та тут же рассыпется, как хрустальная ваза. Действительно, из какой-то сказки. – Таня, – представилась Таня. – Я знаю, из какой вы сказки. – Так скажите, пожалуйста. – Из еще не выдуманной. Старушка остановилась и залилась слезами смеха. Прохожие, совершавшие сложные телодвижения, чтобы удержаться на поверхности хорошо промоченного дождем, а потом схваченного морозом снега, на мгновение останавливались и оглядывали странную парочку. Старушка вдруг замолкла и дернула, как возница вожжу, Таню за рукав. Таня хотела отреагировать на этот жесткий приказ, но сдержалась. Все-таки она очень стара, что с нее возьмешь. – Вы знаете, где мы сейчас проходим? – спросила Лукерья Петровна. И сама себе ответила: – Мимо Союза писателей. Там сидит человек, который очень много говорит слов (и пишет тоже) про нашу страну, как ее нужно беречь и любить…А вот дорожки не почистил, и я бы одна никогда здесь не прошла. Я ему письмо напишу, он меня послушает. – И уберет тротуары? – Уберет, – убежденно сказала Лукерья Петровна. – Ведь это я сделала его писателем. Таня внимательно посмотрела на нижний этаж, на котором находилась старушка-божий одуванчик. – Вы писательница? – Ну да, – удивленно сказала Лукерья Петровна. – Детская. Я много для них книг написала. Со взрослыми я бы не знала, как прожить жизнь. Бог тому свидетель. Они, наконец, миновали опасный участок территории Союза писателей. Таня уже собиралась прощаться. Старушка явно шла в метро, где могла совершенно безопасно передвигаться сама. – А не кутнуть ли нам? – спросила вдруг Лукерья Петровна, по-мальчишески задрав голову, прямо посмотрев темными глазами на Таню. – Что вы имеете в виду? – вздрогнула Таня (ее ждала подружка у «Альфабанка»). – Вы ведь журналистка Татьяна Дробот, я не ошиблась? Таня от неожиданности остановилась. – Я вас по одной телевизионной передаче запомнила. Вы у Юлия Зотикова были. И очень хорошо молчали. Я редко вижу так хорошо умеющих молчать людей. Открою секрет, я вас выглядела еще у киоска, когда вы газету покупали. И решила завязать с вами знакомство, потому и попросила помочь мне одолеть этот ледник. Я бы могла и сама через него переползти, уже это делала. Я живу тут совсем недалеко. Взамен я вам наговорю много интересных вещей для ваших будущих публикаций. У вас лицо честного человека, а я давно уже хочу поговорить о своей жизни, а говорить не с кем. Все умерли. Последние слова поразили Таню своей простотой и жизнерадостностью, будто сказано было «все переженились». Таня посмотрела на часы. Зинка уже топчется от холода, ждет. Таня решительно достала мобильный телефон. – Зинуля, здесь такая история. Таня быстро рассказала, почему она сейчас не может придти, рассказала без всякой утайки, потому что не любила никаких утаек. И даже забыла, что рядом стояла Лукерья Петровна, которая и стала причиной нарушения договора и которая, конечно же, слышала, как о ней говорили в третьем лице. – Я свободна, – сообщила Таня детской писательнице Лукерье (так про себя начала называть новую знакомую). – Это очень хорошо, что вы все рассказали своей подруге. Теперь я буду знать, что ради меня вы совершили бескорыстный шаг, попытаюсь отплатить той же монетой. Лукерья чуть выпрямила сгорбленную спину, быстро засеменила в обратном направлении. – Я живу в доме возле газетного киоска, – обернувшись, сказала она. – Давайте я вам помогу. – Не надо, деточка, я сама. У меня ловкие ноги. И старушка, которая совсем недавно охала и постанывала, ловко шла по скользанке, только однажды пошатнулась и опасно накренилась. Таня шла позади, выпростала уже руки, но Лукерья справилась. Дом, в котором жила Лукерья Петровна был сталинской постройки. Наверное, еще коммунистическая партия дала здесь квартиру за заслуги перед советскими пионерами в деле правильного идеологического воспитания. Лифт, похожий на старый дубовый шкаф, скрипя и издавая тяжелые склеротические звуки, поднял их на пятый этаж. Лукерья порылась в небольшой сумочке, которая была у нее припрятана за пазухой, достала ключ. Это квартира моего мужа, – сказала Лукерья, словно подслушав недавние Танины мысли. – Он покончил жизнь самоубийством. Его затравили. Это был честнейший человек. Коммунист от Бога. В квартире пахло старостью. Этот запах хорошо был знаком Тане, бабушка ее умерла в 93 года. Здесь все было старое, но добротное. И было идеально чисто. Только на высоких потолках кое-где свисала паутина. – Я туда не достаю, – перехватила Танин взгляд Лукерья Петровна. – А просить не люблю. – Давайте я сейчас быстренько все сделаю, щетка с палкой у вас есть? Лукерья строго посмотрела на Таню. – Сделай, голубушка. Мне неудобно тебя просить, но ты сама изъявила желание. А щетка на кухне. Таня на такой кухне еще не бывала. Огромная и пустая. Здесь вполне можно было еще одну комнату разместить. Возле самого потолка, в углу, висел старый, в некоторых местах помятый, алюминиевый таз, а чуть ниже примостилась щетка, похожая на веник. Таня быстро справилась с работой, заодно обследовав все четыре комнаты. – У вас настоящий замок, – сказала Таня, ставя щетку у дверей гостиной. – Да, – согласилась Лукерья, – квартира у меня хорошая, царских времен. А вот сейчас хотят ее забрать. – Как это – забрать? – удивилась Таня. – Очень просто: назначили такие коммунальные тарифы, что никакой пенсии не хватит заплатить. Вот я и не плачу. Так ко мне уже и милиция являлась. И еще какие-то нехорошие люди. Я чувствую, они и зарятся на мою квартиру. Но она у меня приватизированная, так что нельзя меня выселить, признав неплатежеспособной. Последнее слово Лукерья выговорила с трудом и посмотрела на Таню. – Мне нужна хозяйка здесь, кто бы меня мог защитить. Я не хочу умирать на чужбине. Здесь я живу со всеми своими, пусть они и умерли. Я с ними разговариваю, иногда и всплакнешь. Говорят, слезы женщине продлевают жизнь. А я еще хочу пожить. Любопытно, что будет дальше. Вот кем ты, Танечка, например, станешь. И выйдешь ли замуж. Парень есть, конечно. – Нет парня, – сказала Таня и села за овальный дубовый стол с резными обечайками. Детская писательница также села и облокотила голову о руки, устремив на Таню глаза. – Таким как ты с парнями очень трудно. Ты честная и добропорядочная девушка, а они нынче гоняются за вульгарными и намазанными. Не смотрят, что в душе. – Так, наверное, всегда было, – сказала Таня, вспоминая, что же ее зацепило при уборке квартиры, что она не может свободно мыслить. С ней такое бывало: что-то увидит интересное и тут же забудет, а потом это «что-то» не дает прохода мыслям. И разговариваешь потому частенько невпопад. Таня вспомнила. На большом книжном шкафу в библиотеке стояла картина – портрет мужчины в военной форме. Лицо военного показалось Тане очень знакомым. И еще она отметила очень добротную живопись. Не мазня какая-то, а хорошо грунтованное полотно, покрытое точными мазками. – Я видела в кабинете на шкафу портрет военного, – сказала Таня. – Вы не скажете, кто это? Мне показалось лицо очень знакомым. – Конечно, знакомое. Это ведь твой отец. – Как вы сказали? – онемевшим голосом произнесла Таня. – Я сказала, что это твой отец. А я сижу тут и жду, увидит кровушка родную кровушку или нет. Даже сердце забилось сильно. Ты мне водицы принеси. Таня встала и, как во сне, пошла на кухню, набрала в огромную черную от накипи изнутри чашку воду из крана. Лукерья сделала короткий глоток, словно не воду пила, а огонь, легко вздохнула. – Теперь-то тебе все и расскажу. А ведь несколько лет ждала этого момента. Все никак не решалась. Я ведь твоя бабушка, а это мой сын, следовательно, твой отец. Таня сорвалась с места и побежала в библиотеку. Вернулась через несколько минут. – Да, очень похож. Я у мамы видела фотографию, но плохую, там отец вместе со своим братом. – Аркадием. Старший военным врачом был. Та фотография и у меня есть. А портрет написан моим братом, он был известным художником и очень любил твоего отца. У самого детей не было, так он просил меня отдать ему Андрея. – Андрея? Разве отца звали Андреем? – Андреем. Это твоя матушка его переименовала, чтобы нам всем насолить, от нас совсем отгородиться. Твоя мать была очень плохим человеком. Сыну моему изменяла, разорила его совсем. Я прокляла ее, на порог не пускала, сама ее порога не переступала. Вот почему ты меня и не знала. Скорее всего, она рассказала тебе, что твой отец погиб, а родственников у него нет. – Вы правы, – тихо сказала Таня. – Но прошу вас, не говорите так о матери. – Больше не буду, мне о ней и говорить нечего. Ее Бог наказал, и ты это знаешь. Таня сейчас была вне своего тела. Все, что произошло за какой-то час, не умещалось в сознании и выталкивало из телесной оболочки. – Теперь ты понимаешь, почему я появилась у газетного киоска? – Да, понимаю. Нехорошо всю жизнь питать злость к людям, даже если они и сделали в свое время тебе плохо. Надо уметь прощать, иначе черная энергия вернется к тебе. – Да ты меня уже и учишь. А я ожидала, что набросишься с вопросами, что да как? А ты… – Бабушка, на земле живут разные люди. Вы сами сказали мне про мое лицо. Я ничего про себя говорить не хочу. Я такая, как есть, делаю все, чтобы стать еще лучше. Но срываюсь, а потом за свои срывы страдаю. – Ты вся в отца. Вот кто спуску себе не давал. Я ему постоянно говорила, выкинь из головы, а он никак успокоиться не мог, все казалось ему, что обидел человека ни за что ни про что. – Я про отца ничего не знаю. Мама так внезапно умерла. Обещала все рассказать об отце, когда у меня будет ребенок. – Дочери ни слова не сказать об отце. И все потому, что шлендра. У нее еще был ребенок, но она от него избавилась. Таню эта новость никак не тронула. Она смотрела на Лукерью и понимала, что ненависть к ее матери у этой старой женщины еще ярко горит. И любые ее слова будут пропитаны ядом. А решилась она пойти к газетному киоску, в котором Таня всегда покупала прессу потому, что одиночество ее доканывало. К тому же нависла угроза потери квартиры. Страх и пригнал ее к своей внучке. А так бы до смерти не напомнила о себе. На лице это написано. А ведь сочиняла детские книжки. Целый шкаф этих книг в библиотеке стоит. Надо почитать. Но все равно, детский писатель должен быть очень добрым. – Ну что же, пора и чайку попить. Ты посиди тут, а я быстро, у меня чайник электрический. Таня осталась одна. На нее навалилась густая тишина. Ей доводилось по работе в разных домах бывать. Заметила, что особенно отличаются помещения, в которых люди живут, качеством тишины. В одном случае она звенит от пустоты, в другом, как сейчас, насыщенная, многослойная. Если надолго остаться одной, то обязательно услышишь чьи-то голоса. Да и сейчас, пока Лукерья готовила чай, слышались легкие вздохи и шорохи. Это вещи разговаривали. Таня несколько месяцев назад написала первую свою статью по науке. Раньше писала на злободневные темы, куда редактор пошлет. Даже о проститутках приходилось – ночных бабочках на Окружной дороге. А вот недавно ее отдел соединили с отделом науки в целях экономии. И она сделала первое интервью с молодым ученым, занимающимся проблемами Тунгусского метеорита. Ученый утверждал, что это был не метеорит вовсе, а космический корабль одноразового использования. И что он готовил условия для высадки большого десанта. После этого интервью Таня ходила, как чумная, даже голова разболелась. Очень похоже на состояние от присутствия Лукерьи. Что-то в молодом ученом и старой детской писательнице было общим. И тишина в этой квартире особенная. Какая-то шелестящая, словно шепотом кто-то разговаривает. И одновременно очень тихо. И Лукерья говорила, что разговаривает со своими родными. Таня поймала себя на мысли, что упорно не называет отчество Лукерьи. Что-то здорово сопротивляется. Верить ли ей, что она родная бабушка, может, все это мистификация? Как-то все очень странно. Вдруг возникает на ее пути старуха, которая просит ей помочь. Затем она приводит ее в дом… Таня не успела углубиться в размышления, Лукерья внесла золотой поднос с маленьким чайником, двумя большими красными чашками и вазочкой печенья. Лукерья вошла так тихо, что только настороженность слушавшей тишину Тани указала ей на присутствие в комнате еще одного живого существа. Лукерья несла поднос на вытянутых руках, горб гнул ее к земле. Казалось, поднос сам летит по воздуху. Таня хотела встать и помочь, но ноги не двигались. Она пошевелила правой ступней, все вроде в порядке, но встать не могла. – Я уже тут, – сказала старуха, ставя поднос на стол. Поднос был очень интересным: золотым со специальными нишами для посуды. Для чайника, чашек, вазы…Такие подносы Таня видела на военном корабле на подводных крыльях, с которого делала репортаж в номер. Лукерья внимательно посмотрела на Таню. – Не о хорошем думала, не о хорошем. Меняй свои мысли, так нельзя. – Я думала ни о чем, – сказала Таня, беря чашку и наполняя ее чаем. – Как можно думать ни о чем? – Вы ведь, Лукерья Петровна, писатель, должны знать это состояние. Перед тем, как родится мысль, надо немного потомиться. Мысль должна созреть, как кипяченая вода проникнуться ароматом, чтобы стать чаем. – Верно, мысль сразу не рождается. У иных только потому, что нет органа, который бы ее производил. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/aleksandr-roginskiy/sonnye-ryby/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.