Дом

Возвращаясь этим вечером домой, Хейн чувствовал себя особенно уставшим. Конец рабочей недели осложнял еще и недавно прошедший дождь, превратив асфальт в тусклое зеркало, с поверхности которого отражались разноцветные неоновые вывески. Чтобы хоть как-то перебить въевшийся уже в подсознание запах офисной рутины, он опустил оба боковых окна в своем Додж Аспен 1976 года выпуска и в полную грудь вдыхал прохладный, влажный воздух. Двигатель машины бормотал монотонным шепотом, притупляя мысли водителя. Старый железный конь достался Хейну от его отца в отличном состоянии. Хоть старик и изрядно прикладывался к бутылке, алкоголь все же не смог убить его страсть к машинам. Дождавшись окончания школы, парень, не смея больше терпеть выходки пьющего отца, собрал немногое, что у него было, написал записку, которую так и не решился оставить, и умотал прочь из той глуши, в которой рос. И вот позавчера, спустя 10 лет после своего побега, он узнает, что отец покончил с собой, повесившись на чердаке дома. «Безнадежный пьяница нашел свое место» - так подумал Хейн, услышав трагическую новость. Во всей этой истории своей семьи его утешало лишь одно - матери не стало задолго до того, как их глава семейства превратился в полного деграданта с отсутствием даже признаков подобия морали.
Перебирая тяжелые мысли на фоне глубокого гула двигателя, Хейн совершенно отключился от дороги и не заметил, как вылетел на середину перекрестка. Неожиданно прямо перед носом его машины затормозил большой Пикап синего цвета. В нескольких сантиметрах от аварии Хейн успел нажать на педаль тормоза и замереть.
- Ты на дорогу вообще смотришь, мудила?! - водитель Пикапа, как показалось Хейну, буквально плевался пеной и тыкал куда-то вверх. Парень поднял взгляд по направлению руки. На светофоре ярко горел красный свет. - Убирайся в ту дыру, откуда вылез. Накупят права, уроды, и рассекают….
Последние слова злопыхатель выкрикивал уже себе под нос, разворачивая свою старую колымагу в направление дороги. Постояв еще минуту и придя в себя, Хейн завел двигатель и медленно покатил домой. Но даже такая встряска не смогла проветрить его уставшую голову. Мысль “убраться в ту дыру, откуда он вылез” все настойчивей сверлила его сознание, пока он наконец не припарковался возле своего дома. В окне второго этажа горел свет. Было видно, как молодая девушка суетится на кухне, что-то готовя на ужин.
- Лара, вот кто меня спасет. - Хейн, не выходя из машины, глядел на родной силуэт, снующий в окне.
Схватив с соседнего сиденья бумажный пакет с брокколи, купленный к ужину специально по ее просьбе, он медленно поплелся домой в предвкушении теплых объятий любимого человека.
- Я дома! – первым, как и всегда, навстречу хозяину выбежал лабрадор по кличке Оскар. Лара нашла бедолагу два месяца назад в картонном ящике возле мусорного бака. Сейчас это уже был совершенно другой пес, здоровый и довольный новой жизнью. Хотя Хейн и был поначалу против такой живности у себя дома, но перед обаянием Лары не продержался и трех минут. Следом за Оскаром в дверях показалась молодая стройная девушка. В руке она держала большой кухонный нож.
- Возможно, я ошибся дверью - шутка получилась на удивление не удачной. По его лицу скользнула уставшая улыбка.
- Тогда придется скормить вас нашей собаке, несчастный незнакомец – подойдя ближе, Лара обняла Хейна и поцеловала.
- После такого дня я даже не против. Но сначала сам бы поужинал.
- Отлично! Я уже почти закончила. Ты купил, что я просила?
- Да, брокколи в бумажном пакете. Может уже отпустишь меня? – все это время Лара, обняв Хейна, целовала его щеки, покрытые легкой щетиной.
- Ой да пожалуйста, больно нужно, ваше величество – еще раз поцеловав его, Лара скрылась за дверью, ведущей в кухню. Как Хейн и предполагал, накопившаяся за день усталость, начала по немного отступать при виде этого милого создания.

Ужин был практически закончен. Хейн допивал свой кофе с молоком, так как чистый кофе старался не пить после 16:00, а Лара начала убирать грязную посуду со стола.
- Я так и не спросил, как прошел твой день – сытый и довольный ужином, Хейн оценивающе рассматривал Лару, одетую только в его рубашку.
- О-о-о! – в ее голосе появились нотки веселья, но и в тоже время нежелания вспоминать уходящий день – это было нечто! Помнишь младшего сына Трамбле? Ты с ними столкнулся в парке на той неделе, когда гулял с Оскаром.
- Да, странный малый, как в прочем и его родители. Наглец пытался укусить Оскара за нос.
- Ага, вот он сегодня просунул свою тупую голову в лестничные перила, и не смог вытащить обратно. Представь только эту картину. Пришлось вызывать спасателей. Естественно, те доложили его родителям. Ты бы видел, они примчались с такими криками, что жутко представить. Я так рада, что сегодня не в его группе работала.
- Ты уверена, что еще хочешь работать воспитателем?
- Хейн, я очень люблю детей, и такие дни, как сегодня, не смогут изменить мое отношение к ним. – он осторожно подтянул ее к себе за край рубашки и прижался лбом к ее животу.
- Я знаю, что ты очень любишь детей, но..
- Не начинай, прошу тебя – она вырвалась из его объятий – мы пытались, и у нас ничего не вышло. Лучше расскажи, как прошел день у тебя.
- Ну, у меня все немного драматичней. По дороге домой чуть было не попал в аварию. А еще сегодня утром мне позвонили в офис. Знаешь откуда?
- Не знаю.
- Из Блу Кор. Умер мой отец. Точнее повесился на чердаке своего дома. – Лара от нежданности таких новостей испуганно вскрикнула и машинально прикрыла рот рукой.
- Милый, мне так жаль – присев возле него на корточки, девушка взяла его руки в свои.
- Все хорошо. Удивительно, я даже ничего не почувствовал. Этот старый засранец за все 10 лет даже не известил о своем существовании.
- Прости, что задам этот вопрос сейчас, но ты сам как-то связывался с ним?
- В этом не было нужды, не я уничтожил нашу семью. – холодно отрезал Хейн.
Не говоря ни слова, Лара убежала в другую комнату, и спустя несколько секунд вернулась с какой-то бумагой в руке.
- Смотри, что сегодня утром пришло по почте. – она протянула пропечатанный лист бумаги – я забыла сказать тебе сразу. Но согласись, это как-то странно выглядит.
В ее руках была почтовая телеграмма. Практически все почтовые службы Галифакса отказались от подобной услуги. Но извещение пришло из Блу Кор, а тамошняя почта еще использовала обычные печатные телеграммы, считая это своей особенностью. В ней говорилось, что отец Хейна, Уильям, срочно ждет его в эту пятницу дома в Блу Кор.
- Ничего странного, просто отец почувствовал, что ему осталось недолго, и осмелился написать телеграмму. Но опоздал. Вот, смотри. – Хейн указал на нижний правый угол листа – стоит вчерашняя дата, это число отправки. А мне позвонили сегодня утром. Видимо курьер вчера забыл доставить.
- Ну, возможно. Что собираешься делать?
Неожиданно Хейн снова отчетливо вспомнил слова того разъяренного водителя, с которым столкнулся на перекрестке. «Убраться в ту дыру? Может и стоит наведаться туда» - тяжелый дымка усталости начала окутывать его сознание.
- Дорогой, ты тут? – Лара легонько коснулась его лица.
- Что?
- Ты тут, спрашиваю? Куда ты пропал?
- Прости, задумался. Тот водитель, с которым я столкнулся сегодня по дороге домой. Он послал меня. Обратно в ту дыру, откуда я вылез. Правда это было как-то очень уж грубо. Но как думаешь, может стоит съездить домой на денек?
- Я думаю, что это неплохая идея. Хочешь я поеду с тобой? Договорюсь о выходном, возьмем Оскара с собой, а? – Лара скорчила свою коронную гримасу обаяния. Но в этот раз Хейн был неприступен.
- Давай не сейчас. – он еле заметно улыбнулся - Тут я должен быть один.
- Уверен?
- Да.
- Справишься?
- Конечно. Я всего лишь зайду на кладбище и наведаюсь местный муниципалитет, узнаю, что с домом делать. И сразу обратно.
- Ну раз так, господин вредина, тебе надо хорошенько выспаться. Завтра дальняя дорога, а я не хочу, чтобы ты таранил машины на дорогах. Ты мне еще нужен. – Лара легко поднялась с корточек.
- Слушаюсь, мой генерал – Хейн попытался пошутить в такт ее милому сарказму и поплелся вслед за ней в спальню, оставив на столе недопитый кофе с молоком.

2.

Из Галифакса, если миновать Ист Ривер, до Блу Кор можно добраться за 3 часа. Но сейчас Хейну больше всего хотелось насладиться дорогой и компанией, состоящей исключительно из самого себя. Путь предстоял не такой уж и длинный, как утверждала Лара, но раз уж представилась возможность побыть наедине с собой, Хейн решил воспользоваться ею в полной мере. Жизнь в большом городе научила его не тратить время в пустую, но воспринимать каждую минуту как наемника, приносящего стабильную прибыль, или как вора, лишающего людей единственно ценной валюты в этом мире. И среди всей городской суеты уловить возможность побыть с собой наедине Хейн считал действительно редкой удачей.
Направив свой Додж Аспен по Фишерменс Мемориал, Хейн наивно полагал добраться до Блу Кор засветло. Но, как всегда «вовремя» пробитое колесо заставило путешественника провозиться битый час на трассе, крепко продуваемой Североатлантическим ветром. Изрядно продрогший, Хейн прибыл в родной город уже в сумерках. Неторопливо проезжая по знакомым с детства местам, он с тоской заметил, что тут совершенно ничего не изменилось. Как будто жизнь покинула этот город вместе с тем смельчаком, оставившим родные места ровно 10 лет назад, и сейчас вернувшимся сюда снова. Чувство ожидания доброй ностальгии медленно сменялось ощущением чуждости и одиночества. Так бывает всегда, когда снова возвращаешься в места, где тебя давно не ждут. Уверяя себя в том, что он уже не мальчик и ему нечего тут бояться, Хейн не заметил, как интуитивно выехал на родную улицу.
Сам не зная почему, он остановил машину и заглушил двигатель. Он мог вслепую пройти этой дорогой вконец улицы и обратно ни разу не споткнувшись, зная каждую ухабину и порог. Но сейчас что-то в этой картине было лишним и настораживающим. Что-то совершенно не вписывалось в привычный глазу пейзаж. И как не старался он понять, что именно, у него ничего не вышло.
Подождав еще минуту, Хейн вышел из машины и всей грудью вдохнул прохладный воздух вечернего приморского городка. Середина осени в Блу Кор проходила как и принято везде: с дождями, пожелтевшей листвой и радостной детворой в резиновых сапожках и дождевиках.
Старые клены, посаженные по обеим сторонам улицы еще при его деде, сейчас были аккуратно подстрижены, и при свете фар их кроны приобретали самые замысловатые формы. Хватало даже легкого порыва ветра, чтобы срывать с осенних деревьев листья и укрывать ими тротуары и бордюры.
Первый дом на этой улице принадлежал Куперам, семье с довольно консервативными взглядами на жизнь, и чей основной промысел был ловля мидий. Для Хейна эти люди часто становилась последним прибежищем надежды, когда его отец возвращался домой пьяным. Микки, сын Дейва и Анны Купер, впоследствии стал для Хейна неплохим другом, когда однажды на свой страх и риск осмелился защитить тогда еще замкнутого и надломленного мальчика, огрев доской его взбунтовавшегося отца. Пока оглушенный пьяница приходил в себя, изрыгая отборную брань вместе с блевотиной, будущие друзья скрылись в доме Куперов. Тогда Хейн провел там свою первую, но далеко не последнюю ночь, и впервые за несколько лет спал спокойно.
И даже сейчас, стоя возле машины, Хейн отчетливо видел каждый день из своего детства, связанный с этим домом и семьей, жившей в нем. Постояв еще несколько минут в нерешительности куда сделать первый шаг, он направился к порогу Куперов с желанием поприветствовать добрых стариков. На просторную террасу вели две ступени, устланные опавшей листвой. Так же выглядел и весь пол перед входной дверью, листья и ветки хрустели под ногами, выдавая присутствие незваного гостя.
После легкого стука дверь спокойно отворилась, высвободив наружу блуждающий внутри дома сквозняк.
- Есть кто дома? Мистер Купер, это я, Хейн Кроу. Вы дома?
В доме царила глубокая тишина. Путника никто не встречал, весь дом и каждая его комната были погружены в тяжелую темноту. Ступив за порог, Хейн сразу ощутил скверный запах пропавшей еды. На кухне был жуткий беспорядок. Раковина, забитая горой немытой посуды, уже покрывшейся плесенью, превратилась в логово всевозможных насекомых и прочих паразитов. Остальные комнаты были не в лучшем состоянии. Поверхность всей мебели была покрыта пылью и жирными пятнами, повсюду валялся мусор вперемешку с остатками еды, липнущей в подошве ботинок пришельца. Чтобы не наткнуться на очередную кучу мусора, Хейн попытался нащупать на стене выключатель и зажечь свет. Когда ему все же удалось это сделать, его взору открылась устрашающая картина. Весь дом превратился в скопление хлама и мусора, словно тут жила не та порядочная семья, которую хорошо знал Хейн, а совершенно беспардонные, подавленные бытом и жизнью люди, не желающие ухаживать за своим жилищем. “Неужели это… тот дом?” - единственный вопрос монотонно звучал в голове ошарашенного парня.

Но никаких сомнений не было, дом действительно принадлежал Куперам. Осталось только выяснить, где сами хозяева или те, кто превратили эту светлую обитель в средоточие вони и разложения. Выйдя из гостиной, Хейн направился мимо кухни к лестнице, ведущей на второй этаж дома. Но и там его ожидал кромешный беспорядок. Комнаты не убирались по меньшей мере год. Люк, ведущий на чердак, был откинут. Из зияющей черной дыры вниз спускались складные ступени. Что-то необъяснимое внутри него подталкивало сделать первый шаг, вверх к темноте. Осторожно взявшись за тоненький поручень, он подчинился настойчивому желанию и поднялся на первую ступень. Вся лестница глухо застонала, но выдержала гостя. Сделав еще несколько шагов, Хейн аккуратно взялся за края проема и наполовину погрузился во тьму, продолжая стоять на лестнице. Через несколько секунд, когда глаза привыкли к темноте после яркого освещения, перед взором начали проступать отдельные силуэты и детали помещения. Давящую тишину нарушал лишь изредка появлявшийся скрип натянутой веревки. Пытаясь найти источник странного звука, Хейн присмотрелся к длинному мешку, отдельно подвешенному за дубовую балку. Спустя мгновение, когда глаза окончательно привыкли к темноте, он вдруг распознал в этом длинном “мешке” четкий силуэт человека. Медленно разворачиваясь на веревке, мертвое тело под собственным весом повернулось лицом к Хейну. Это была Анна Купер. Обезображенная смертью, она смотрела на него стеклянными замутненными глазами. Лицо застыло в искаженной гримасе ужаса и отчаяния, и было полностью покрыто темными трупными пятнами. Но скрип веревки исходил где-то за головой Хейна. Не в силах оторвать взгляд от висящего тела миссис Купер, он аккуратно развернулся на узкой ступеньке и всмотрелся в темноту за своей спиной. В этот же момент прямо на уровне его глаз медленно проплыл ботинок. Подняв глаза выше, Хейн обнаружил еще одного висельника, мистера Дейва Купера. Шокированный увиденным, только сейчас Хейн начал ощущать жуткий трупный смрад, наполняющий чердак дома. Неожиданно для него, ноги отяжелели и просто отказались держать его, и он с грохотом свалился с лестницы на пол.
Смутно понимая, что смерть Куперов наступила не позже недели назад, Хейн заставил себя подняться и выбежать во двор. Прохладный сырой воздух помог ему немного прийти в себя. Вдруг, глядя на пустующую улицу, он начал понимать, что именно абсолютно не вписывалось в ту картину, которую он так привык видеть в своем детстве. Темнота. Густая, тоскливая темнота, где-то в глубине которой гулял лишь ветер, шуршащий в опавшей листве. Ни звука больше. Каждый дом молчал, выставив друг другу на обозрение свои пустые окна. Ни одного человека, ни единого источника света не нарушали эту мертвую тишину.
Боясь своей догадки, он рванул к следующему дому. Выбив сходу дверь, он снова наткнулся на кромешный бардак и вонь. Лестница на чердак, как он и боялся, была откинута. Несколько ступенек вверх, и он с ужасом осел на пол. В свете луны, проступающем через ветровое окно, виднелась другая пожилая пара самоубийц, повешенных на чердачных балках. Хозяева всех домов, куда Хейн пробрался, и куда не смог, висели на своих чердаках. Обессиленный увиденным и совершенно не понимая, что происходит, он вышел из очередного дома и свалился на середину дороги. Оставался еще один дом, куда он так и не решился зайти. Дом, который и без того принес ему много несчастий и зла. Его родной дом.
Небо затянулось сплошной темно-серой мантией, скрыв за собой звезды и луну. Еще через мгновение сорвались и первые капли дождя, началась мелкая морось. Хейн почувствовал, как силы начинают его покидать. Подчинив себе остатки воли, он поднялся, чтобы идти к своему дому, но тут же, теряя сознание, рухнул на мокрый асфальт. Уже затуманенным взглядом он увидел подбегающего незнакомца, после чего окончательно погрузился во мрак.

3.

Ночь уже полностью захватила городок, когда Хейн начал приходить в себя. От первой же мысли, напомнившей ему о случившемся, он вскочил и огляделся. Комната, в которой он очутился непонятным для него образом, слабо освещалась мерцающим светом свечи, установленной на жестяную консервную крышку. Но этого было достаточно, чтобы разглядеть жалкую обстановку помещения. Хейн приподнялся и сел на диване, куда и положил его незнакомец. Голова отказывалась соображать. Судя по всему, когда-то это была просторная и светлая гостиная. Сейчас же комната представляла собой скопление хлама и пустых бутылок. Обшарпанные стены уже несколько лет не видели свежей краски, а окна частично были забиты фанерой в местах, где когда-то были стекла. Широкий арочный проем из комнаты вел к лестнице на второй этаж дома. Смутно, но он начал понимать, что против своей воли очутился в родном доме. Чуть поодаль за лестницей была еще одна дверь, ведущая в кухню и столовую, из-за которой доносился шум и пробивался тусклый свет лампы.
“Незнакомец..” - одно лишь слово звучало в мыслях. Хейн медленно встал и побрел к свету, задевая ногами бутылки и прочий мусор, которым был усыпан грязный пол. Осторожно, стараясь не скрипнуть обветшалой дверью, он медленно оттолкнул ее и сделал шаг вперед. У плиты спиной к двери возился ссутулившийся худой старик и бормотал что-то невнятное. Не обращая внимания на все-таки заскрипевшую дверь, он усердно вскрывал жестяные банки с тушеной фасолью и выливал их в небольшую затертую кастрюльку.
- Сэр, вы меня сюда притащили? - хотя Хейн уже начал сомневаться, что этот дряхлеющий мужчина смог бы вообще поднять его, но с чего-то надо было начать знакомство.
Никакой реакции не последовало. Старик, не оборачиваясь на голос и продолжая что-то наговаривать себе под нос, опустошил в кастрюлю последнюю банку фасоли и поставил ее на огонь.
- Эй, старик, ты слышишь меня? Как я тут оказался? - начиная раздражаться, Хейн сделал еще один шаг в комнату.

Наконец незнакомец медленно развернулся к гостю лицом.

- Ну здравствуй, сынок. Не узнал меня?
Слова старика тяжелым молотом обрушились на сознание Хейна, словно о наковальню. Ошарашенный и не способный выдавить из себя ни одного членораздельного звука, он ощупью сполз на стул, стоящий рядом с дверью. Перед ним стоял отец, точнее его жалкое подобие. Довольно невысокий мужчина уже в преклонных летах выглядел высохшим, лицо покрывала седая щетина, а волос на голове и вовсе уже не было. Одетый в потертые штаны и растянутый свитер, он стоял перед собственным сыном, всем видом показывая никчемность своего состояния. И единственное, что совершенно не вписывалось в этот образ - выражение его лица. Оно улыбалось. Но не от радости встречи.
- Ты долго не появлялся, и вестей от тебя никаких не было. Поэтому тут все немного изменилось, как ты мог уже заметить.
- Но ты же.. я думал, ты .. - Хейн никак не мог прийти в себя.
- Умер? Это как посмотреть. Если ты сейчас злишься на меня за ту телеграмму, прости. Я не мог ничего другого придумать, чтобы вытащить тебя домой. Поэтому и задумал эту глупую затею со своей смертью. Но ведь сработало же! - Уильям еще шире и еще странней заулыбался, глядя на растерянное лицо своего сына.
- Домой?! - слова о доме пробудили в сердце Хейна давно спавшие обиды и заставили очнуться от ночного ужаса. Он привстал со стула и взглядом окинул кухню, укрытую мусором и смогом, и освещенную тусклой лампочкой, свисающей с потолка на одном лишь проводе. - И это ты называешь нашим домом? Уж извини папа, но твоими заслугами это скопище хлама и вони давно перестало быть моим домом.
- И где же твой дом, если не тут, рядом со мной?
- Мой дом там, где меня ждут, где я нужен, где моя семья.
- Я твоя семья.
- Нет! - голос Хейна перешел на срыв. - ...Ты утратил право быть моей семьей, когда разрушил мой мир.

Воцарилась секундная тишина. Казалось воздух был настолько заряжен ненавистью и гневом, что вот-вот должна сверкнуть молния. Отец и сын молча смотрели друг другу в глаза, каждый думал о своем и ждал, что же будет дальше. Первым заговорил Уильям:
- Ну хорошо, оставим эту бессмысленную затею спорить. Ох уже этот бесконечный конфликт отцов и детей. - он снова начал суетиться в приготовлении своего странного ужина, как будто только что ничего не произошло.
- Отличная идея! У меня тоже нет никакого желания выяснять с тобой отношения. Меня больше интересует что здесь вообще происходит?
- Ты о чем? - отец, не поворачиваясь с Хейну, продолжал вести беседу и одновременно помешивал в кастрюльке кипящую жижу.
- Ты серьезно? - его удивлению не было предела. - Похоже жизнь в этой дыре тебя совсем ума лишила. Ты вообще в курсе, что Анна и Дейв Куперы висят на чердаке своего дома? А то, что оба Лоуренсы тоже повесились у себя, ты знаешь? Да что там, ты понимаешь, что у тебя целая улица домашних висельников, а ты спокойно варишь эту фасоль?!
- Ах, ты об этом. - его реакция была совершенно невозмутимой, будто речь шла о воскресной службе, а не о массовом самоубийстве на своей улице. - И что ты еще заметил?

Странное спокойствие отца на фоне загадочных смертей начинало уже раздражать Хейна. Он резко подошел к Уильяму, чтобы отобрать почти готовую фасоль, но старик словно предвидел его действия и, резко развернувшись, схватил руку сына. Хейн неожиданно для себя почувствовал стальную леденящую хватку отца, чего в детстве никогда не замечал за ним. В его взгляде присутствовало холодное незнакомое равнодушие к своему сыну. Рука Хейна уже начинала ныть под неестественно сильными пальцами родного человека. Он попытался высвободиться, но ничего не вышло. Неожиданно Уильям, сохраняя все то же равнодушие, резким и сильным толчком с легкостью отшвырнул сына обратно на стул.
- Ты не ответил на мой вопрос, сынок. - на его лице снова появилась странная натянутая улыбка.
- Что это только что было? - удивленный Хейн усердно растирал появившийся синяк на запястье. - Сколько я помню, ты никогда даже дров для камина не мог наколоть. Откуда такая сила? Ты пить бросил?
- Хейн, просто ответь на мой вопрос. - выдержав спокойный тон, Уильям настойчиво отчеканил каждое слово своей просьбы.
- Что я еще заметил кроме висящих трупов на чердаках?
- Да.
- Как-то сложно было не заметить кромешный бардак и завалы мусора во всех домах, куда я смог войти. Уверен, что такая же ситуация и в остальных домах.
- Да, ты прав. Там все так же.
- И что это значит?
- А как по-твоему?
- Ты меня вытащил сюда задавать вопросы? Это ты живешь на этой улице, это у тебя дома такой же мусорник. Значит и объясни мне наконец, что тут черт возьми происходит?! - Хейн перенял инициативу и начал задавать свои вопросы. - Почему никто не заметил их смертей? Разве за неделю никто не обратил внимания, что Лоуренсы нигде не появлялись? Никто не удосужился зайти и проведать их? Отвечай мне!
- Хорошо. Я тебе все объясню. Не хочешь сначала поесть? - с этими словами Уильям протянул к сыну кастрюлю с тушеной фасолью. – Она уже готова.
- Отвечай на мой вопрос. - не отводя от него взгляд, Хейн проигнорировал его предложение.
- Весь в отца. - Уильям пожал плечами и наполнил свою тарелку приготовленным только что ужином.
- Ты хочешь знать, что тут произошло. - он продолжал. - Я тебе объясню, сын. Отсутствие порядка в доме говорит об отсутствии хозяина, ну или о его безразличии к тому, есть ли в его жизни порядок, как в нашей ситуации. Хаос таких масштабов, как ты видел и видишь сейчас, яркий признак того, что человек сдался. И сдался давным-давно.
- Сдался от чего? - Хейн никак не мог уловить смысл услышанного.
- Ждать.
- Чего ждать? Чего ждали все эти люди?
- Своих детей. - взгляд Уильяма был направлен сквозь пол, куда-то глубже, в пустоту.
Несколькими секундами спустя, он перевел взор на сына и продолжил - Ты знаешь, где сейчас Микки, сын Куперов?
- Без понятия. Когда я уехал отсюда, мы еще какое-то время поддерживали связь. Тогда он собирался в Квебек переезжать, ему предложили выгодный контракт. Но это было восемь лет назад. Сейчас я не знаю где он.
- А девочки Лоуренсов, Сабрина и Эмма? Где они сейчас?
- Отец, за них я вообще ничего не знаю. Они мне никогда не нравились.
- Теперь ты понимаешь, к чему я клоню? Микки, Сабрина и Эмма, все и ты в том числе, уехали за своим будущим, оставив своих стариков один на один с ожиданием встречи. Кое-кто из них еще несколько раз возвращался навестить родные места. Но лишь из-за глупого чувства долга. Каждый день эти старики ждали и ждали, пока не отдались в лапы отчаяния, и не сдались. Ты спрашиваешь, почему никто не заметил исчезновения своих соседей? Да потому что каждого в его доме держало собственное горе и не выпускало его. Все они повесились просто потому, что остались в конце своего пути совершенно одни, и не кому было их остановить, схватить за руку, сказать: “Стой! Я здесь, я вернулся! Ты не один!”. Но нет же. Никого рядом не было. Они все шли за смертью на убой, выстроившись в длинную очередь. И каждый из них был слишком поглощен своим унынием, чтобы заметить других.
- Но ты же справился, пап?! - впервые за много лет своего отсутствия Хейн начал жалеть о своем решении уехать.
- Ты считаешь, что я справился? - Уильям, широко расставил руки, описывая повсеместную разруху. В его голосе слышалась горькая ирония. - Я испытал такое одиночество, сын, что хотел закончить с этой жизнью. Но знаешь, что я подумал? Что мой уход никого не расстроит, в этой смерти я окажусь еще более одинок, чем в жизни.
- Я тебя забираю отсюда, собирайся поехали. - Хейн решительно встал, чтобы выйти вместе с отцом.
- Сядь, сынок, я еще не закончил. - отец взял сына за плечо и усадил обратно на стул. - Знаю, ты винишь меня в том, что я разрушил твое детство. Может даже считаешь меня моральным уродом. - на лице Хейна промелькнула тень стыда из-за отцовских догадок. - Но правда в том, что моральными уродами и монстрами становятся, а не рождаются. Ты судишь меня за то, что я покалечил тебе жизнь. Тогда суди и моего отца за то, что он покалечил мою жизнь. Потому что насилием воспитаешь только насилие. Но в итоге ты лишь станешь судьей всего мира. Действительно этого хочешь? Моя вина в том, что я не научил тебя любить, и ты вырос с этой неспособностью. Но тебе, сын, предстоит разорвать эту цепь порока. Ведь ты тоже скован ею.
- Но как?!
- Легко любить добрую и красивую девушку, какой является твоя Лара. Но хватит ли тебе духу и силы простить и полюбить пьяницу отца, который разрушил твою жизнь?
- Я буду …

Неожиданно комната погрузилась в темноту, прервав важный разговор.

- Видимо лампа перегорела. - раздался из темноты голос отца. - попробуй найти в гостиной остаток свечи возле дивана, куда я тебя принес.
- Да, сейчас принесу.
Хейн осторожно пробрался в комнату, в которой очнулся. Сквозь заколоченные окна пробивались лучи лунного света, тускло освещая гостиную. Быстро найдя нужные вещи, он вернулся на кухню и зажег свечу. Комнату заполнило теплое мерцание огонька.

- Вот, все готово. Пап, я хотел сказать, что…

Напротив, за столом, на том месте, где мгновение назад находился Уильям, сидела женщина с остроконечными чертами лица. По ее плечам спускались длинные белые волосы. Из-за слабого огонька свечи невозможно было разглядеть ее одеяния, но, как показалось Хейну, это было что-то темное. От неожиданности он шарахнулся назад, упершись спиной о стену.
- К чему не могу привыкнуть, так это к вашей стряпне и способности улыбаться. - голос незнакомой женщины звучал тактично и властно, но был лишен всякой эмоции. - Но и то и другое вы умудрились лишить всякого смысла и достоинства.

Она аккуратно вытерла небольшим полотенцем уголки рта, затем встала и вплотную подошла к перепуганному Хейну.
- Не бойся, я здесь не по твоей просьбе, но по твоей вине. - только сейчас он понял, что голос этой странной женщины звучал у него в голове, в то время как ее губы оставались неподвижными.
- Ты кто? - Хейн с трудом выдавил из себя слово, чувствуя необъяснимый животный страх перед лицом этой особы.
- Это не важно. Когда мы с тобой встретимся снова, ты меня узнаешь без лишних вопросов. Мы бы и сейчас не встретились, но вот твой отец очень просил поговорить с тобой. Что, собственно, я уже выполнила. Мне пора.

С этими словами она протянула ему руку, чтобы попрощаться. Ответив ей рукопожатием, Хейн почувствовал тот же самый стальной холод и сильную хватку, какой час назад держал его отец. В ее глазах он увидел то же безразличие, которое так неестественно пыталось уместиться в глазах Уильяма. Она все крепче сжимала его руку. “Кто же ты?” - мысленно повторял Хейн.
- Ты меня боишься. Но ты даже не знаешь, кто я. На протяжении всей этой недели я забирала дом за домом, семью за семьей, пока не добралась сюда, в твой дом. Все эти старики были оставлены вами, самым драгоценным, что им подарила Жизнь. А я пришла за ними, когда вы их бросили. Их сердца были широко открыты для тоски и уныния, которые я заколачивала, словно клинья, раскалывая каждую душу на куски. И в один день они просто не выдержали давления оставленности, сдались мне. Тогда я пришла и забрала одного за другим. Неплохой урожай за одну неделю на одной улице, не правда ли? Милый Хейн, беги домой и торопись любить то, что дает тебе Жизнь. Потому что так или иначе, я приду и за этим.

Она бросила его руку и исчезла вместе со светом свечи. Поняв, что остался один, он сполз по стене вниз, но страх еще какое-то время держал его. Рука ныла, словно попала под пресс. Наугад он схватил первую попавшуюся тряпку с пола и обмотал ею пострадавшую от рукопожатия кисть. Усталость постепенно брала свое и Хейн начал то ли засыпать, то ли терять сознание. После всех разговоров и споров в доме снова наступила давящая тишина, которую изредка нарушал уже знакомый скрип натянутой веревки, доносящийся откуда-то сверху.

4.

Утром на заднем дворе дома Уильяма Кроу появилась небольшая насыпь с самодельным крестом. А уже Хейн гнал своей Додж Аспен 1976 года выпуска по Фишерменс Мемориал прямиком к своему дому. Перемотанная грязной тряпкой рука все еще ныла, как напоминание о ночной встрече. Но мысли водителя устремились далеко отсюда. Туда, где его ждали, куда он спешил вернуться и никогда больше не покидать свой дом.