Сочинение ля-минор

ГЛАВА-1

СОЛОМОН

1

По сибирской тайге, на лыжах, глубоко проваливаясь в рыхлый снег, шла женщина. По карабину и рюкзаку за плечами, можно было предположить, что она охотница. Монголоидные черты лица, обветренная и прокопчённая кострами кожа, выдавали в ней представительницу северных народов.
Охота была неудачной, женщина возвращалась домой без добычи. Выйдя на пригорок, с которого уже был виден посёлок, она, вдруг, остановилась и застонала. Постояв неподвижно несколько минут, она сбросила с себя карабин и рюкзак, сняла ремень с ножнами и, отложив его в сторону, сошла с лыж. Сняв полушубок, она расстелила его на лыжах, спустила ниже колен брюки, присела на полушубок и, прикрыв полами обнажённые бёдра, легла на спину. Полежав неподвижно несколько минут, она, негромко застонав, поджала ноги и прижала их к животу руками. Вероятно, что-то причиняло ей острую боль, от которой лицо её перекосилось в страдальческой гримасе, на лбу проступили крупные капли пота, по щекам потекли слёзы. Женщина переносила боль, не издавая ни звука, она прекрасно знала, что даже негромкий стон, может привлечь животное внимание обитателей тайги. Вдруг тишину тайги нарушил крик младенца - женщина родила. Она лежала совершенно обессиленной, боль заметно утихла и женщина с улыбкой глядела отрешённым взглядом куда-то в небо, казалось, она была счастлива и только едва слышимый, сквозь плачь младенца, треск сломавшейся, под тяжестью снега, ветки, вернул её в реальность. Она заставила себя сесть. Подтянув к себе ремень, женщина вытащила из ножен нож, откинула полы полушубка и, перерезав пуповину, завязала её в узел. Поднявшись на ноги, она подтянула брюки, застегнула их на пуговицы и переложила младенца на рюкзак. Быстро надев полушубок, она перетянула его ремнём и, взяв малыша на руки, аккуратно протолкнула его под полушубок. Встав на лыжи, женщина прижала младенца к груди и медленно пошла в сторону посёлка.
Малыш, возможно, почувствовав тепло материнской груди, сразу же затих. Те полтора - два километра, которые отделяли её от ближайшего дома, женщина шла очень медленно и часто останавливалась чтобы отдышаться и проверить младенца, который подозрительно молчал, то ли от того, что родился слишком слабым, то ли затаился, как затаиваются некоторые новорождённые животные, инстинктивно чувствуя опасность.
Как бы то ни было, женщина дошла до ближайшего дома, сошла с лыж, но пройти несколько метров до двери и постучать, сил у неё уже не было, она потеряла сознание и упала.
Семёновна - старуха, проживающая со своим стариком на окраине посёлка "Октябрьский" Иркутской области. Она уже приготавливала постель ко сну, как вдруг услышала детский плачь. Семёновна насторожилась, ожидая, что плачь повторится, но не дождавшись, решила, что ей показалось и продолжила стелить постель. Вдруг плачь повторился. - Ты ничего не слышал? - спросила она старика.
- Чего? - не расслышав, переспросил старик.
- Ты ничего не слышал? - громче повторила старуха.
- Я уже лет пять ни хрена не слышу! - ответил старик.
- Тетерев! - проворчала старуха и, чтобы развеять свои сомнения,
решила выйти во двор. Отворив дверь, она увидела у порога лежащую женщину. - Иди сюда, скорее! - как можно громче прокричала старуха.
- Чего тебе? - возмутился, подходя, старик, но, увидев у порога лежащую женщину, выбежал в тапочках во двор и вцепился в рукав полушубка - Помогай! - рыкнул он на старуху и та, подбежав к женщине, схватила за другой рукав, и они втащили её в дом.
Семёновна стала расстёгивать пуговицы на полушубке и увидела голенького младенца. - Царица Небесная Матушка! - воскликнула она и взяла малыша на руки. Малыш, увидев свет, разразился громким непрерывным плачем, словно компенсируя всё своё прежнее молчание. - Беги за врачихой! - прокричала старуха, но видя как старик, спешно одевается, повторять не стала, решив, что тот сам сообразил, куда и за кем ему следует бежать.
Укутав младенца в одеяло, Семёновна, пытаясь его успокоить, стала качать младенца на руках, напевая колыбельную, но сообразив, что тот голоден, уложила его на кровать и , не обращая внимания на громкий плачь, стала разжигать керогаз.
Вскипятив молоко, старуха перелила его в чекушку и поставила в кувшин с водой. В аптечке она отыскала напальчник и, проделав в нём дырку, натянула его на горлышко бутылки.
Закончив хлопоты с приготовлением молока, Семёновна подошла к кровати и, склонившись над младенцем, спросила - Ну, чего ты такой нетерпеливый? Погоди немножко, молоко остынет и накормлю. Мамка-то чего не накормила? Уж не пьяная ли? - предположила она и подошла к женщине. Расстегнув ремень, старуха распахнула полушубок, но увидев на брюках и полушубке сгустки крови, с ужасом отшатнулась от женщины - О Матерь Божия! - взмолилась она и прикрыла полами полушубка ноги женщины.
Остудив молоко, старуха взяла бутылку, подошла к младенцу и, облизав напальчник, сунула его в рот малышу. Тот, почувствовав вкус тёплого молока, схватился ручками за бутылку и стал сосать. Семёновна, поддерживая чекушку, с улыбкой глядела на крохотное существо, а тот, напившись молока, икнул и тут же уснул. Старуха, накрыв его одеялом, присела на край кровати и о чём-то задумалась. Так она просидела до тех пор, пока не услышала топот старика, отряхивающего валенки от снега. Через мгновение дверь отворилась, и в дом вошли врач и старик.
- Что стряслось, Семёновна? - снимая пальто, спросила врач.
- Да вот что! - указала рукой на женщину старуха.
- Что с ней?
- Бог её знает! Ты врач, ты и разбирайся!
- Разберёмся - выдохнула врач. Склонившись над женщиной, она взяла её за руку пытаясь нащупать пульс, потом приподняла большим пальцем веко и, вглядевшись в зрачок, констатировала - Она мертва.
- И что нам теперь с ней делать? - в один голос спросили старик и старуха.
- Вынесем в сарай, а завтра заберут в морг. Сегодня уже всё закрыто - ответила врач, - Ты, Семёновна, часом, не знаешь кто она?
-Не знаю, раньше я её никогда не встречала.
- А что с ребёнком? - врач подошла к кровати.
- Молока напился, спит.
Врач приподняла одеяло - Вроде здоров - как-то неубедительно произнесла она и накрыла младенца. - Ты уж, Семёновна, присмотри за ним, а завтра разберёмся и его заберём, сегодня-то уже поздно.
- Да уж без пригляда не оставим - обнадёжила старуха - Молоко есть, а больше ему ничего не надо.

2

Капитолина Марксовна Заразина - молодая женщина лет двадцати трёх эффектной наружности, одна из тех комсомольских выдвиженцев, которые, доказав, различными способами, свою преданность партии, были назначены руководителями захолустных райкомов и горкомов. Заразина была назначена на должность секретаря одного из райкомов партии Иркутской области всего лишь месяц назад и ориентировалась в проблемах района, мягко говоря, не очень хорошо. Она сидела за рабочим столом в своём кабинете и кого-то выслушивала по телефону.
В дверь постучали и в кабинет вошла Павликова Валентина Ивановна - врач районной больницы. Заразина, взглянув на вошедшую, рукой указала на стул и, уткнувшись взглядом в бумаги, продолжала слушать телефонную трубку. Просидев так минуты две, она оживилась и, улыбнувшись, ответила в трубку - Хорошо, обязательно сделаем! Да, да, обязательно! Досвидание! - попрощалась она и положила трубку на телефонный аппарат. Взглянув на посетительницу, она спросила - Что случилось, Валентина Ивановна?
-Я по поводу младенца, ну той женщины, что умерла, охотницы, помните?
- Помню и что?
- Его надо определить в областной детский дом, а для этого необходимо свидетельство о рождении.
- А!.. - понимающе произнесла Заразина. - Ну, раз надо - сделаем - обнадёжила она и, выдвинув нижний ящик стола, стала копаться в бумагах. Отыскав нужный бланк, она бросила его на стол, и задвинула ящик. - Как его зовут-то? - спросила она.
- Никак – пожала плечами Павликова, - пока что у него имени нет.
- Нет, так придумаем! - уверенно заявила Заразина.
- Имя-то мы придумаем - согласилась Павликова, - а вот кто его родители?.. никто не знает.
- М...да! - задумалась Заразина, - это уже хуже, здесь без "язычника" не обойтись - едва слышно произнесла она, - этот наверняка всё знает.
- Без кого? - не поняла Валентина Ивановна.
- Это я так, о своём, мысли вслух - ответила Заразина и громко крикнула в сторону двери - Зоя! Дверь приоткрылась и в щель просунулась рыжая головка молодой девушки - Да, Капитолина Марксовна!
- Зоенька, пригласи-ка ко мне Языкова.
- Хорошо - ответила рыжая головка и исчезла за дверью.
Через минуту в дверь постучали и, не дожидаясь приглашения, в кабинет вошёл седовласый мужчина лет пятидесяти пяти - Вызывали? - спросил он.
- Присаживайтесь, Владимир Леонидович - Заразина указала на место за столом. - У нас возникла проблема - начала она, - как назвать новорожденного этой, как её, бурятки-охотницы, что умерла, вы в курсе.
- Разве это проблема! - удивился Языков - это пустяки, назовите Соломоном - предложил он.
- Почему Соломоном-то? - Заразина с недоумением глядела на Языкова.
- Так ведь сорок дней в тайге работала геологоразведочная экспедиция, а именно сорок лет Соломон водил свой народ по пустыне в поисках земли обетованной - со знанием дела объяснил Языков.
- И какая же связь между геологами, геологоразведочной экспедицией и новорождённым? - не понимала Заразина.
- Как это какая? Самая что ни есть прямая! Дело в том, что когда приехали геологи, эта самая бурятка-охотница поселилась к ним и все сорок дней жила с геологами, не выходя из барака. Скорее всего, они её кормили и поили, а та, в свою очередь, принимала всех страждущих, ну как Мария Магдалина. Вот и выходит, что мать - бурятка, а отец - геологоразведочная экспедиция.
- А поконкретнее нельзя? - поинтересовалась Заразина.
- Поконкретнее нельзя, я, знаете ли, в замочную скважину не подглядывал.
- Неужели? - не поверила Заразина.
- Капитолина Марксовна!, если мои предложения вам не нравятся, я могу уйти - обиделся Языков.
- Ну, хорошо, Соломон так Соломон - согласилась Заразина, совершенно не понимая логики Языкова, но других предложений не было, и она вписала имя в бланк.
- Простите! - вмешалась Павликова, - но по пустыне свой народ водил не Соломон, а Моисей.
- Как Моисей? - Заразина с укором взглянула на Языкова. - Я уже написала Соломон!
- Ну, написала, так написала! - успокоил Языков. - Какая разница Моисей или Мардыхай, в конце концов, мы не талмуд сочиняем, а метрику пишем.
- Всё у вас без разницы, всё а бы как, привыкли всё делать тяпляповским методом - негромко заворчала Заразина, - надо было выбрать имя по календарю, по церковному...
- По какому по календарю? - насторожился Языков.
- Как по какому? Вот были же раньше, до революции, календари...
- Капитолина Марксовна, мы с вами партейные люди! Мы - коммунисты! Какие церковные календари?...
- Да, да, да - вспомнила Заразина и, пытаясь замять возникший казус, спросила - А в отцы-то кого запишем?
- Отцом будет Абрам Моисеевич Шухерсон - без тени сомнения ответил Языков.
- Вот так сразу Абрам, да ещё и Моисеевич! - не обошлась без сарказма Заразина.
- Видите ли, Капитолина Марксовна - начал объяснять Языков - когда-то, я знавал одного Абрама. Так тот Моисеевич, во время войны получил осколочное ранение в области паха, и по этой причине не был ни разу женат и детей никогда не имел, а человеком был замечательным и детей очень любил, он даже хотел взять на воспитание и усыновить кого-нибудь из детского дома. Не знаю, взял ли, нет ли, разошлись наши дорожки.
- А где он сейчас? - спросила Заразина.
- Так умер, наверное... Всё-таки ранение было серьёзное, радикальное обрезание, знаете ли, не всякий выдержит.
- Не знаю, не знаю - отнекивалась Заразина. - Ну да Бог с ним, пусть будет Абрам Моисеевич Шухерсон - согласилась она и вписала в бланк. - А мать-то кто будет? - глядя на Языкова, поинтересовалась Заразина.
- Ну, мать-то у него есть, другое дело как её зовут, но и здесь я не вижу проблем. Дело в том, что среди охотников нередки династии: дед-охотник; сын-охотник; внук-охотник и так далее. А я знал одну бурятку-охотницу, возможно, что умершая была её дочерью, звали её Кожекбетова Флёра Ивановна, вот её и пишите.
- Флёра так Флёра - согласилась Заразина, вписала имя в бланк, достала из сейфа печать, дыхнула на неё и, прицелившись, с силой обрушила на свидетельство о рождении в место для печати. - Эх!!!

ГЛАВА-2

АБРАМ МОИСЕЕВИЧ

1

Абрам Моисеевич Шухерсон, в годы репрессий, в возрасте пятнадцати лет угодил на Кольский полуостров, будучи сыном "врагов народа". Отец его - Моисей Иосифович, до печально известных лет, работал в московской сапожной артели "Красный лапоть" и в свободное от основной работы время, подрабатывал на дому тем, что точал сапоги на заказ. Соседи, пронюхав про эту мелкобуржуазную привычку Моисея, тут же заказали ему по паре сапог, и как только была готова последняя пара, тот час донесли на него в компетентные органы.
Шухерсона старшего обвинили в подрыве основ социалистического строя, в пропаганде капиталистического способа производства и, присовокупив к делу супругу его как пособницу, определили в качестве наказания десять лет исправительных работ, отправив этапом на стройки социализма, и в посёлке "Октябрьский" Мурманской области, где занимались исключительно лесоповалом, Шухерсоны и обрели "землю обетованную".
Абраму, несмотря на его родственную связь с "врагами народа" (ибо сын за отца не в ответе), позволили поступить на курсы бухгалтеров, как человеку, имеющему к своим юным годам восемь классов средней школы, но работать по специальности ему не довелось, ибо сначала не было вакансии, а позже, в тысяча девятьсот сорок первом году, Абрама призвали в доблестные ряды Красной Армии, в составе которых, он и дошагал до Берлина, однако не без потерь: осколком разорвавшегося фугасного снаряда ему оторвало его мужское достоинство, напрочь.
Защитив в ожесточённых боях завоевания социализма, Абрам, как инвалид Великой Отечественной Войны, был комиссован из рядов Красной Армии и, почесав то место, на коем некогда произростали надежды на тихую семейную жизнь, он, без долгих раздумий, отправился на каторгу своих родителей, разумно пологая - уж лучше туда ехать самому, чем в сопровождении конвоя.
В посёлке "Октябрьский", у Абрама исчезла приставка "сын врагов народа" и ему, как герою войны и защитнику Отечества, предложили должность главного бухгалтера Октябрьского леспромхоза, на коей он и проработал до конца восьмидесятых годов двадцатого столетия честно и благородно.
Досуг свой Абрам Моисеевич проводил в леспромхозовском хоре и стяжал славу тем, что исполнял исключительно женские арии. Слава о его выдающемся вокале докатилась даже до Москвы, где довелось ему участвовать в международном конкурсе вокалистов, на котором он занял второе место, а первое место, почему-то, присудили Марии Каллос. Абрам объяснял эту вопиющую несправедливость двумя причинами: во-первых - сложной политической обстановкой в международных отношениях, а во-вторых - некоторыми шероховатостями в биографии своих родителей, которые, следует отметить, прожили трудную, но счастливую жизнь и умерли в один день, когда увидели леспромхоз.
Несмотря (по мнению Абрама) на поражение в конкурсе, ему предложили поступить на службу в Большой Театр в качестве ведущей солистки, но что заставило Шухерсона отказаться от такого перспективного предложения, остаётся загадкой.
Жил Абрам Моисеевич скромно и замкнуто. В преддверие своего юбилея, а в тысяча девятьсот семьдесят втором году ему исполнялось пятьдесят лет, купил он поросёнка на откорм, с целью его употребления в ожидаемый день. Поросёнок рос не по дням, а по часам. Абрам Моисеевич был счастлив от общения с животным, но в один прекрасный день, он заметил, что скотина стала плохо жрать, даже начала худеть и Шухерсон обратился за помощью к знакомому специалисту-самоучке, который держал свиней не первый год и сумел на этом деле заработать на мотоцикл "Урал". Знакомый, осмотрев животное, заявил: - Во-первых! - начал он загибать пальцы - У кабана растут клыки и они мешают ему жрать, их следовало бы вырвать в месячном возрасте, а твоему уже пять; во-вторых - его надо кастрировать, иначе не будет жиреть, так как калории уходят не в то место куда следует - глядя на грязный зад поросёнка, отметил "специалист". - И в-третьих - на откорм советую брать только свинью, хлопот меньше, а сала больше. Понял? - с назидательным тоном спросил "специалист".
- Понял - неубедительно ответил Шухерсон и, на секунду задумавшись, с безысходностью в голосе спросил - И что же мне, теперь, делать?
- Что делать? Ха...- с какой-то бравадой произнёс "специалист". - Дурное дело нехитрое, ты, пошустрому, прыгай ему на спину, обхватывай руками и ногами, заваливай на бок и держи крепче, чтоб не вырвался, а я вырву ему зубы и отрежу яйца.
- Ты там мои не отрежь - хотел сказать Абрам Моисеевич не разделяя оптимизма забойщика, но по причине полного отсутствия оных промолчал. Взглянув на поросёнка, он припомнил как в тысяча девятьсот сорок третьем году, в рукопашной, голыми руками удавил фашиста и, решив, что кабан послабее будет, согласился с предложением "специалиста". После минутного колебания, Шухерсон мёртвой хваткой вцепился в кабана, завалил его на бок и держал, что было мочи.
"Специалист", (надо отдать ему должное) спешным порядком проделав экзекуцию, объявил - Всё, бросай! - и ушёл, а Шухерсон, боясь, что кабан его загрызёт, продолжал держать визжащее животное. Однако, хватка Шухерсона стала ослабевать, и кабан, почувствовав слабину, вырвался из объятий и забился в угол. Шухерсон, как ошпаренный, вскочил на ноги и вылетел из сарая. Заперев дверь, он с облегчением произнёс - Ну теперь дело пойдёт на поправку. Однако, на следующий день поросёнок не притронулся к баланде, не жрал он и на второй день - Шухерсон побежал к "специалисту".
"Специалист", осмотрев животное, констатировал - Кончать надо, а то сдохнет с голоду.
- И что же мне, теперь, делать? - всё с той же безысходностью спросил Абрам Моисеевич.
- Дело не хитрое, бери топор и как следует, врежь ему по башке, он отрубится, а я перережу ему глотку.
Абрам Моисеевич, взглянув на поросёнка, припомнил как в тысяча девятьсот сорок пятом году, при штурме Берлина, осколком фугасного снаряда ему...вырвало радость семейной жизни, с яростью схватил топор и что было мочи врезал поросёнку обухом между глаз, тот с визгом упал на коленки...
- Бей ещё! - завопил "спец", опасаясь подходить к кабану.
Шухерсон врезал ещё раз. Поросёнок упал и затих. "Специалист", хладнокровно перерезал ему горло, схватил за задние ноги и поволок из сарая. Во дворе, в ожидании, с разожжённой паяльной лампой, стоял сынок "спеца", и как только вытащили кабана, тот сразу же начал его опаливать. Абрам Моисеевич заподозрил эту парочку в сговоре, но силы были явно не равны, и ему ничего не оставалось, как наблюдать за происходящим.
Сынок опаливал поросёнка и соскребал ножом подгоревшие участки шкуры, вдруг поросёнок захрипел и зашевелился. Сынок, вытащил из-за пояса нож и со словами - Щас я его прикончу! - вонзил нож в то место, где, по его разумению, должно находиться сердце...

Свой юбилей Абрам Моисеевич встречал один, он сервировал стол грибочками солёными, грибочками маринованными, грибочками жаренными, пирогом с грибами, картошкой в "мундире" и хлебом, нарезанным большими кусками. Украшением стола была бутылка водки "Московская". Взяв из холодильника тарелку с жареной свининой, Абрам Моисеевич вдруг вспомнил какой лютой смертью погиб поросёнок и, глядя в потолок, перекрестился и произнёс - Прости меня, Господи! - Взглянув на кота, он, со словами - На, жри собака! - швырнул тарелку на пол. Налив рюмку водки, он произнёс здравицу в свою честь и едва поднёс рюмку к губам, как вдруг раздался стук в дверь. Шухерсон поставил рюмку на стол и со словами - Незваный гость хуже татарина - направился открывать.
- У порога стояла девушка - Шухерсон Абрам Моисеевич здесь проживает? - спросила она.
- Да, это я.
- Вам повестка в суд. Явиться завтра к пятнадцати часам. Распишитесь в получении - информировала девушка и сунула в руку Шухерсона авторучку.
- Вот здесь - подставив папку с бумагой, показала она. Шухерсон расписался, взял повестку, прочёл. - А почему причина вызова не указана? - спросил он.
- Я не знаю, объяснят в суде. Моё дело доставить и вручить. Досвидание! - отчеканила девушка и ушла.
Шухерсон запер дверь и вернулся к столу. Сел. Ещё раз прочёл повестку, покрутил её в руках и отложил на край стола. "Подарок" к юбилею его ошеломил. - Что же я натворил? - попытался он вспомнить - Квартальный отчёт в порядке. Зарплату выдал. План выполнили. Не понимаю! - Абрам Моисеевич, в расстроенном состоянии схватил рюмку с водкой и опрокинул её в рот, хотел закусить, но от одного вида грибов ему стало дурно, он открыл холодильник, взял тарелку с жареной свининой и съел большой кусок. Праздник не удался!
На следующий день Шухерсон приехал в районный суд. Дождавшись своей очереди, он зашёл в кабинет судьи и подал повестку. Судья, прочитав, подняла глаза на Шухерсона - Вы, гражданин Шухерсон, почему скрываетесь от алиментов? - спросила она.
- От каких таких алиментов? - с недоумением спросил Шухерсон - у меня и детей-то отродясь не было.
- Ну, это вы расскажите кому-нибудь другому, а у меня здесь документы - она постучала пальцем по папке с бумагами. - Два года назад, вы - Шухерсон Абрам Моисеевич, объявлены во всесоюзный розыск Иркутской областной прокуратурой, как злостный неплательщик. Вашему ребёнку уже два года, а вы ещё ни копейки не заплатили.
Шухерсон стал судоржно вспоминать где, когда и с кем он мог совершить некое деяние, от которого появляются дети, но ничего не припомнив, удивлённо произнёс - ... твою мать!
- Прекратите выражаться! - возмутилась судья. - Вы не в казарме!
- Я не выражаюсь, я спрашиваю, кто мать-то, кто?
- Вам должно быть это известно гараздо лучше, чем мне - ответила судья и едва слышно добавила - Тоже мне, Дон Жуан плешивый.
- Ну мало ли, что в жизни случается - попытался оправдаться Шухерсон, но понял, что в произнесённой фразе скрывается какой-то двойной смысл, какой-то намёк на то, что у него у Шухерсона, вполне возможно и есть дети где-то на стороне, но он этого или не знает, или не помнит, или, того хуже, скрывает. Абрам Моисеевич хотел изменить формулировку сказанного, но не успел, судья, не подозревая о терзаниях Шухерсона, покопавшись в бумагах, объявила - Мать - Кожекбетова Флёра Ивановна, умерла при родах.
- Флёра? Какая Флёра? Я не знаю никакой Флёры! Это недоразумение! Ошибка!
- Никакой ошибки! Вот исполнительный лист, прислан Иркутским областным судом - судья вновь постучала пальцем по папке с бумагами.
- Вы сказали, что мать умерла при родах, в таком случае кто подавал иск на алименты?
- Иркутский областной дом ребёнка.
- Но это не мой ребёнок! За что платить?
- За что платить? - судья с удивлением посмотрела на Шухерсона - Платить надо за свои ошибки! Вы уже почтенного возраста мужчина и мне странно слышать от вас подобные вопросы. Кстати, где вы работаете?
- В Октябрьском леспромхозе, главным бухгалтером.
- Главным бухгалтером? - удивилась судья - В таком случае вы должны знать, что до погашения задолженности вы будите удерживать из своей зарплаты пятьдесят процентов в пользу детского дома, а после погашения - двадцать пять.
- А ребёнок-то кто, мальчик или девочка?
- Мальчик, Соломон Абрамович Шухерсон.
- Что же мне делать? Ума не приложу!
- Если у вас есть сомнения, что это ваш ребёнок, то опротестовывайте решение Иркутского суда, а я обязана дать бумагам ход. Всё! Досвидание!
Абрам Моисеевич вышел из здания суда с чувством униженного и оскорблённого человека, у которого, за пятьдесят лет жизни, даже мысли не возникало, не платить кому-нибудь алименты. - Какое коварство! Какая несправедливость! - негодовал он. - Нет, не на того напали! Я найду на вас управу! - громко произнёс он и решительно направился в Районный Комитет Коммунистической Партии.

2

Капитолина Марксовна Заразина получила назначение на должность секретаря райкома одного из районов Мурманской области. Повышением назвать это было нельзя, поскольку в Иркутской области, откуда она была переведена, Заразина занимала аналогичную должность, тем не менее, назначение её радовало, поскольку Мурманская область гораздо ближе к Москве, чем Иркутская, и в этом продвижении к центру, она узрела некую тенденцию, пологая, что двигаясь с такими темпами, недолог тот час, когда она окажется в столице.
Заразина сидела за рабочим столом в своём кабинете и кого-то выслушивала по телефону. В дверь постучали, и в кабинет вошёл Абрам Моисеевич Шухерсон. Заразина, взглянув на вошедшего, рукой указала на стул и, уткнувшись взглядом в бумаги, продолжала слушать трубку. Просидев так минуты две, она вдруг оживилась и, улыбнувшись, ответила в трубку - Хорошо, сделаем! Обязательно! Досвидание! - и, положив трубку, взглянула на посетителя - Я слушаю вас.
- Моя фамилия Шахерсон, я - Абрам Моисеевич.
- Абрам Моисеевич? - переспросила Заразина, пытаясь припомнить, где она слышала это имя. - Мы с вами раньше нигде не встречались?
- Вроде нет. Вообще-то я живу в посёлке "Октябрьский", работаю главным бухгалтером в леспромхозе.
- Странно - произнесла Заразина - Знакомое имя, у меня такое ощущение, что мы, где-то, всё-таки, встречались. Впрочем, на моей работе приходится общаться со многими людьми, возможно, я вас с кем-то путаю. Что привело вас сюда, Абрам Моисеевич?
- Видите ли, товарищ Заразина - начал Шухерсон - по отношению ко мне было совершено явное беззаконие. Хотелось бы считать случившееся недоразумением, но это недоразумение обрело конкретную документальную форму, содержание которой, мягко говоря, не соответствует реальному положению вещей, и...
- Прошу прощения - перебила его Заразина - Пояснее, пожалуйста.
- Дело в том, что меня обвиняют в укрывательстве от алиментов. Якобы я укрываюсь от уплаты алиментов, в то время когда у меня никогда не было детей.
- Кто обвиняет? Фамилия! Место работы!
- Обвиняет районный судья Фемидова. Она утверждает, что Иркутский областной суд переслал ей исполнительный лист, согласно которому я обязан выплачивать алименты в пользу Соломона Абрамовича Шухерсона, якобы моего сына, которому исполнилось два года, и находится он в Иркутском детском доме.
Услышав имя Соломон Абрамович Шухерсон, Заразина вспомнила, как собственноручно оформила свидетельство о рождении. - Если всплывёт на верх этот факт - подумала она - её обвинят в головотяпстве, в халатности, ещё и несоответствие впаяют, и тогда тенденция продвижения к центру, сменится на противоположную, и можно ставить крест на карьере... - Видите ли, Абрам Моисеевич, - отгоняя страшные мысли, начала она, - дело в том, что у нас, в Советском Союзе, суд независимый, и я не могу что-либо изменить в вашем деле, кроме того, я не имею права принимать волевое решение, основываясь только на ваши показания. В вашем случае необходима основательная проверка фактов, документов, необходимо делать ряд запросов и экспертиз, то есть административными методами этого не решить. Единственное, чем я, лично, могу вам помочь, это дать совет. Вот вы говорили, что у вас никогда не было детей, так это вам сам Господь Бог ниспослал ребёнка, это я вам как член партии говорю. Разве у вас никогда не возникало желание усыновить какого-нибудь сироту, что бы испытать радость отцовства? Жить и работать ради будущих поколений - вот задача каждого советского человека! Народная мудрость гласит, что каждый мужчина должен посадить дерево, построить дом и воспитать сына! Разве это ни цель! Разве это не смысл жизни! В мире очень много семей, которые не могут иметь детей, но желание и необходимость быть кому-то нужным, движет их помыслами и чувствами, и они усыновляют чужих обездоленных и несчастных детей. Если же вам безразлична судьба вашего сына, вы вправе подать в суд иск на пересмотр вашего дела.
- Это не мой сын! - возразил Шухерсон.
- Но уверяю вас - не принимая возражений, продолжала Заразина - это дело безнадёжное. Наш районный суд будет делать запрос в суд Иркутский, Иркутский суд в детский дом. Будут искать свидетелей. Кстати, у вас есть свидетели готовые присягнуть, что это не ваш сын?
- Она сумасшедшая! - подумал Шухерсон. - Какие свидетели в таком деле? Я что, извращенец что ли? Может снять штаны и показать ей свидетеля?
- Так у вас есть свидетели? - повторила Заразина.
- Нету.
- Вот видите, нету! Значит не всё так просто! Кроме того, необходим анализ ДНК, который возможно провести только в Московском институте генетики, но на сегодняшний день уровень технологий в генной инжинерии ещё не достиг желаемого и анализ ДНК носит только оценочный характер и судом приниматься во внимание в качестве доказательств, не может.
- Что же мне делать? - полюбопытствовал Шухерсон.
- А ничего нельзя сделать! Ничего не доказать! Стало быть остаётся только одно - платить Абрам Моисеевич, платить регулярно и без задержек. Кроме того, в этом есть и положительная сторона. Если вы будете все восемьнадцать лет выплачивать алименты, то в случае возникновения у вас проблем со здоровьем, ваш сын будет обязан вас содержать.
- Я не проживу столько! И это не мой сын! - с раздражением напомнил Шухерсон.
- Доживёте, вы ещё такой крепкий! - Заразина хотела ещё что-то добавить, но раздался телефонный звонок, она подняла трубку и стала слушать. Взглянув на Шухерсона, она зажала рукой микрофон и улыбнулась - Извините, дела, знаете ли.
Абрам Моисеевич поднялся со стула, бесстыдно почесал то место, от которого, казалось бы, не могло возникнуть никаких проблем, поднял глаза и встретился взглядом с Леонидом Ильичём Брежневым, висящим над головой Заразиной. Шухерсону показалось, что Леонид Ильич ему подмигнул. Шухерсон потряс головой и вновь взглянул на вождя, тот не мигая, глядел на Абрама. Не выдержав пронизывающего взгляда вождя, Шухерсон повернулся и вышел вон.

3

Домой Абрам Моисеевич вернулся поздно. По причине усталости ужинать он не стал и сразу же лёг в постель, но уснуть не удавалось. Он долго ворочался с боку на бок, пока не понял, что уснуть не получится и поэтому поднялся с постели, прошёл в кухню, достал из холодильника недопитую "Московскую" и тарелку с солёными грибами, вылил остатки водки в стакан и залпом выпил. Закусив грибами, он стал ходить по комнате, рассуждая вслух - Что плохого я сделал? Кому перешёл дорогу? За какие прегрешения я должен нести этот крест? Мало того, что нас как скот привезли в эту дыру, ещё и живи в этом вонючем бараке! Я отдал здоровье за эту страну, что же она со мной так поступает? Какой-то похотливый жеребец настрогал детей по всему Советскому Союзу, а я плати? И кто эта гнусная баба, кто мать этого ребёнка? - Шухерсон попытался вспомнить её имя, но этого ему не удалось. - Какая-то там бурятка или якутка родила, наверное, от медведя, а я крайним оказался?
Абрам Моисеевич походил по комнате ещё несколько минут и выпитая водка, стала оказывать на него своё тлетворное воздействие. Его вдруг осенило - Ну, что ж! - произнёс он с какой-то скрытой угрозой - Платить говорите? Будем платить! - Он успокоился, лёг в кровать и уснул.

Исполнительный лист Абрам Моисеевич получил на следующий день после посещения суда. Он добросовестно удержал из своей зарплаты предусмотренную законом сумму, оформил необходимые документы для перевода на счёт Иркутского детского дома и...стал составлять липовый наряд на валку леса бригадой вальщиков, бригадиром которой он скромно назначил себя. Состряпав наряд, он лихо расписался в ведомости за членов бригады (эту способность он развил по просьбе самих вальщиков, которые, уезжая на две - три недели на делянку, просили выдать зарплату жёнам, а расписаться доверяли Абраму Моисеевичу). Расписавшись за членов бригады, Шухерсон отсчитал причитавшуюся ему сумму, «за сверхплановую валку леса»,
и положил в карман.
С тех самых пор, как произошло морально - нравственное падение Абрама Моисеевича, Октябрьский леспромхоз вышел в передовики производства, завоевал на трудовом фронте переходящее Красное Знамя, которое, кстати говоря, не покидало Красного уголка леспромхоза до конца перестройки. Многие вальщики, не выходя из запоя, стали ударниками Коммунистического труда, были награждены орденами и медалями.
Абрам Моисеевич, воодушевлённый трудовыми победами, строчил и строчил липовые наряды и отчёты рук не покладая.
Председатель леспромхоза знал об экономических пристрастиях главного бухгалтера, но получая долю от "рекордных" валок, делал вид, что ничего не понимает в экономике и помалкивал в тряпочку, к тому же, как оказалось, быть липовым передовиком гораздо выгоднее и приятнее, чем честным отстающим. В случае же разоблачения махинаций, максимум, что грозило председателю - это отстранение от должности и два года условно, в то время как Шухерсону светило лет десять с конфискацией, а то и того хуже…, но об этом лучше и не думать.
Во времена перестройки, когда вся страна делала вид, что переходит на хозрасчёт, Абрам Моисеевич организовал продажу казённых пиломатериалов за наличный расчёт, вырастающим как грибы, кооперативам.
Деньги потекли в карман Шухерсона непрерывным потоком. Но денег бумажных он не любил, они не внушали ему доверия, его природный ум и чутьё подсказывали, что балагану, который создан в стране, когда-нибудь придёт конец и бумажные деньги станут не дороже конфетных фантиков, поэтому всякий раз, выезжая за пределы "Октябрьского", он приобретал золотые изделия, цена на которые мало изменялась от формы общественного производства и политических катаклизмов.
К тому времени, когда тоталитаризм схлестнулся с демократией, Абрам Моисеевич сколотил по советским меркам огромное состояние, которое составляло восемьдесят семь килограммов и двести пятьдесят четыре грамма золотых изделий.
Как-то, просматривая телевизионные передачи, Абрам Моисеевич пришёл к пугающему умозаключению - жить стало хуже, жить стало опаснее, и хотя посёлок "Октябрьский" находился на отшибе цивилизации, где не происходило политических столкновений и экономических разборок, тем не менее, Шухерсон решил, что "бережёного Бог бережёт" и... вырыл яму в сарае, на том самом месте, где когда-то держал поросёнка. Опустив в яму сундук, он наполнил его своими сокровищами, накрыл крышкой и засыпал землёй. Притоптав взрыхлённую землю, он забросал её соломой. Возвращаясь домой, он вспомнил, что у него нынче праздник - исполняется семьдесят два года. - Надо бы отметить! - решил он.
Абрам Моисеевич накрывал на стол. Здесь надо отметить, что кооператоры и бизнесмены, которым Шухерсон продавал казённый лес, снабжали его продуктами, какими он пожелает и, несмотря на то, что в стране есть как будто было нечего, продукты, которые не выводились у Шухерсона, удивили бы даже изысканного гурмана.
На столе у него стояли: осетрина астраханская, сельдь беломорская, икра чёрная, икра сиговая, мидии, колбаса копчёная, паштеты, палтус копчёный, телятина отварная, а так же овощи и фрукты и кроме этого прочее, прочее, прочее.
Шухерсон окинул стол взглядом и пожалел, что нет грибочков. Налил пол-стакана водки, выпил и пока он выбирал, чем бы ему закусить, водка, возможно, обожгла язву и резкая боль пронизала желудок и кишечник. Абрам Моисеевич, корчась от боли, достал из ящика стола склянку, вытряхнул на ладонь несколько таблеток, бросил их в рот и запил водой. Боль не утихала и Шухерсон, прижав руки к животу, согнулся, упираясь в колени.
Картина была печальной: стол, ломящийся от изысканных кушаний и деликатесов, и высохший тщедушный старик, корчившийся от боли. Посидев в согбенной позе минут пять, боль стала утихать и Абрам Моисеевич медленно выпрямился. Он вдруг вспомнил старую восточную мудрость: "Аллах дарует штаны правоверному, когда у того уже нет задницы". Шухерсон взглянул на стол и вслух произнёс - Зачем мне всё это? Почему, когда я был молод и трудился честно - я был нищим? Почему, когда я стал вором и мошенником - я стал богатым и уважаемым? Кому достанется всё, что я нажил, кому? Этим совкам, объявившими себя демократами и спасителями отечества? Этим человеконенавистникам? Этим кровожадным ублюдкам, доведших народ до скотского существования? Нет! Уж лучше пусть всё сгниёт, сгорит, сгинет! Никому не отдам! Сволочи! Абрам Моисеевич налил ещё полстакана водки и, выпив, вдруг вспомнил о сыне, которому восемнадцать лет выплачивал алименты. - Это ведь он сделал меня богатым! Без него я бы до сих пор жрал поганые грибы с картошкой! Ему, ему всё отдам! - решил Абрам Моисеевич, вышел из-за стола, прошёл в комнату и через несколько секунд вернулся с тетрадью, смахнул рукой все тарелки на пол и стал писать письмо.


ГЛАВА-3

ВСТРЕЧА

1

По сибирской тайге, на лыжах, глубоко проваливаясь в рыхлый снег, шёл молодой человек лет двадцати пяти. Явно выраженные монголоидные черты лица выдавали в нём представителя северных народов. Его, внушающие уважение размеры, предполагали большую физическую силу и это было не удивительно - в тайге слабому не выжить. Молодой человек был охотником и часто, в поисках дичи, проводил под открытым небом по несколько суток. Охота была неудачной, сани, которые он тащил за собой, были пусты.
Подойдя к посёлку, молодой человек снял лыжи, закрепил их на санях и направился к дому. У порога он встретился с мужчиной лет тридцати.
- Здорово, Соломон! - поприветствовал мужчина охотника.
- Здорово!
- Никого не подстрелил? - глядя на пустые сани, спросил мужчина.
- Никого.
- Не удивительно, геологи и нефтяники на своих шарабанах всю дичь распугали.
- На каких шарабанах? - не понял Соломон.
- На вездеходах!
- Там, где я бываю, никакой вездеход не пройдёт.
- Ну, тебе виднее. Ты вот что, Соломон, вечером заходи, у меня сегодня праздник - сын родился, ножки будем "обмывать".
- Поздравляю! Зайду, обязательно.
- Да, чуть не забыл, зайди на почту, тебе письмо пришло.
- Письмо? - удивился Соломон - От кого?
- Я слышал, что из детдома. Ну, давай, до вечера, мне ещё в лавку надо заскочить. Приходи, не забудь!


Сергей с товарищем уже "обмывали" новорожденного. В дверь постучали. - Входи, открыто! - крикнул Сергей. Дверь отворилась, и вошёл Соломон.
- Проходи, садись - предложил Сергей.
Соломон снял куртку и, бросив её на скамейку, прошёл к столу. - Ну, показывай, где сын-то?
- Я его сам ещё не видел. Сегодня утром родился. Четыре килограмма! Пятьдесят один сантиметр!
- Богатырь! - похвалил Соломон, усаживаясь за стол.
- Врачи сказали, что с неделю полежат в больнице, у жены какие-то проблемы. Мы с Лёхай уже выпили, так что тебе штрафную - наливая полный стакан водки, объяснил Сергей.
Соломон взял стакан, встал и после небольшой паузы начал - Не знаю, что говорят в таких случаях, я хочу пожелать твоему сыну, чтобы он вырос здоровым, сильным и умным. Он счастливый мальчик, у него есть папа и мама и я уверен, что жизнь его будет лучше, чем у нас. За маму и за папу! - Соломон вытянул руку над столом, друзья чокнулись и выпили.
- Ты письмо получил? - закусывая, спросил Алексей.
- Получил.
- От кого письмо-то?
- Да вот, папа объявился.
- И чего пишет?
- Пишет, чтобы приехал, хочет что-то важное передать.
- Поедешь?
- Не знаю, я ведь его никогда не видел, только из письма узнал, что жив ещё.
- Езжай! - советовал Сергей - Может он миллионер, наследником хочет тебя сделать, или пристроит куда-нибудь.
- Чего ж он раньше-то не пристроил? - возразил Алексей – Наверное, «кондратий» прихватил, некому горшок подносить, вот и пишет - приезжай, мол. Лет-то ему сколько?
- Семьдесят два.
- О! Всё понятно! Он на пенсии уже - Алексей взглянул на потолок и задумался - семнадцать лет, если у него чего и было, так давно уже всё пропил, прожрал и просрал! А живёт-то где? - продолжал дознание Алексей.
- Ты не поверишь, в посёлке "Октябрьский" Мурманской области.
- В посёлке "Октябрьский"! - засмеялся Алексей - А мы где живём? Мы тоже в "Октябрьском" живём! Объясни мне, чем Мурманское дерьмо краше Иркутского. Менять шило на мыло - идиотизм!
- Не слушай его, езжай - советовал Сергей - Здесь делать нечего. Тебя или медведь заломает или змий зелёный удавит, а так хоть надежда на лучшее появилась. Езжай, а будет худо, назад всегда можешь вернуться.
- Не знаю - сомневался Соломон - У меня и денег-то нет, ехать не на что.
- А...деньги! - с пренебрежением произнёс Сергей - Деньги как навоз, сегодня нету - завтра воз - припомнил он народную мудрость, разливая водку по стаканам. - У тебя две медвежьих шкуры, продашь - вот тебе и деньги. Сергей поднял стакан над столом - Давай, мужики, за моего наследника и продолжателя рода. Друзья выпили. - А карабин с боезапасом я могу купить - предложил Сергей.
- И рога купи - захмелев, посоветовал Алексей.
- Какие рога? - не понял Сергей.
- А это ты у Соломона спроси.
- О чём это он? - глядя на Соломона, спросил Сергей.
- Ты у него спроси, нажрался, вот и бредит.
- Не такой уж это бред. Весь посёлок об этом гудит и только счастливый папаша в неведении.
-Ты, если рот открыл, излагай вразумительно - не скрывал раздражения Сергей.
- Да куда вразумительней, сын, которого ты "обмываешь" не твой, а Соломона.
Соломон, услышав это обвинение, наотмашь вбил свой кулак в нос Алексея, тот рухнул на пол.
Сергей схватил со стола нож и с силой ударил Соломона. Нож вонзился чуть ниже левой ключицы. Соломон, защищаясь, впечатал кулак в челюсть Сергея, тот свалился рядом с Алексеем.
Соломон налил полстакана водки, выпил, выдернул нож и, зажав рану рукой, вышел из дома.
Праздник удался! Он прошёл в рамках старых русских традиций: с мордобоем, поножовщиной и пострадавшими. Трупов, к счастью не было.
Встретились друзья в больнице уже собутыльниками. Алексей лежал со сломанным носом и сотрясением головного мозга, Сергей со сломанной челюстью, а Соломон с ножевым ранением в область левой груди. Через неделю Сергея и Алексея выписали, а вот у Соломона дела оказались посложнее, в рану была занесена инфекция и ему пришлось проваляться на больничной койке все майские праздники. После праздников с раны сняли швы и Соломона выписали.
Продав из своего имущества всё, что пользовалось спросом у жителей посёлка, Соломон, перед отъездом, решил попрощаться с Сергеем. Подойдя к дому, Соломон постучал. Дверь открылась.
- Чего тебе? - стоя в дверном проёме, спросил Сергей.
- Уезжаю, попрощаться пришёл.
- Прощай и не возвращайся, завалю - пригрозил Сергей, закрывая дверь.
- Погоди - придержал дверь Соломон - Всё, что нёс этот идиот - бред. Клянусь, сам впервые услышал эту дурь. И ещё, в доме карабин, можешь забрать, дверь не заперта.
- Да пошёл ты! - с ненавистью ответил Сергей и резко захлопнул дверь.
Соломон подошёл к автобусной остановке, сел на лавочку, поставил между ног чемодан и стал дожидаться автобуса. Он сидел и смотрел на серые бараки посёлка. На всплывший из-под растаявшего снега, мусор. На собак, что-то ищущих на живописной помойке, и так грустно ему стало, так жалко стало расставаться с этой захолустной убогостью, что вдруг заболела рана и подкатила к горлу такая тоска, что хоть волком вой. И, казалось бы, никто не гонит, но ведь никто и не держит. И оставаться нет сил и уезжать больно.
- Эй, ты едешь? - услышал Соломон и посмотрел в сторону, откуда прозвучал вопрос. Недалеко от остановки стоял автобус, из форточки которого торчала голова водителя - Едешь? - переспросила голова.
- Еду.
- Садись!

2

До посёлка "Октябрьский" Мурманской области Соломон добирался различными видами транспорта, разве что на оленях и волах не довелось. Болтаясь по аэропортам и вокзалам в ожидании то самолёта, то поезда, он вымотался так, как не выматывался за несколько дней блужданий по тайге, но отступать было некуда, да и не на что. Преодолев большую часть пути, Соломон, без копейки в кармане, приземлился в аэропорту города Кировск Мурманской области. В здании аэровокзала, Соломон спросил у мужчины в форме авиационного механика, как добраться до "Октябрьского", тот ответил, что проще всего на такси, а если подешевле, то надо пройти около километра в сторону Кировска и на перекрёстке повернуть на право, а там ловить попутку.
Соломон прошёл по указанному маршруту, встал на обочину и стал голосовать. Машины проходили не останавливаясь. Один из самосвалов, проехав мимо Соломона метров сто, остановился. Соломон бегом направился к нему. Самосвал, видимо, сломался. Водитель, подняв капот, возился с мотором.
- Помочь? - предложил Соломон.
- Обойдёмся - ответил водитель, закрыл капот и, спрыгнув с бампера, залез в кабину. Он попытался запустить двигатель, но ничего не получилось.
- Эй! - окликнул водитель Соломона - На ручку, помоги завести, аккумулятор сел. Соломон взял ручку, вставил в паз и провернул на несколько оборотов, двигатель запустился. Возвращая заводную рукоятку, Соломон спросил водителя - До "Октябрьского" не подкинешь?
- До "Октябрьского" не могу, у меня два куба бетона, до поворота довезу, всё равно по пути.
- Давай хоть до поворота - согласился Соломон и залез в кабину.
- А чего ты там забыл? - поинтересовался водитель.
- Где? - не понял Соломон.
- В "Октябрьском".
- Отец там живёт.
- А... Надо забирать оттуда стариков, леспромхоз сдох, молодёжь разбежалась, жрать нечего, старики вымирают, короче полный апокалипсец. Больницы там нет, и не было, медпункт закрыли, если что случится, помощи ждать не откуда, можно сразу в гроб ложиться. Раньше там поблизости войсковая часть была, а при ней фельдшер, теперь и части нет - расформировали, разворовали, распропили. Абсолютное запустение и одичание. Несколько поколений строило - строило, пришёл один придурок и всё разрушил. Герострат в сравнении с ним - невинная овечка, а ему за это - Нобелевскую премию...
- Да что б тебя перекосило, - выругался водитель, - опять сдохла!
Вырулив на обочину, он остановил машину, вылез из кабины и залез
под капот. Через несколько минут он объявил - Всё, приехали! Катушка сгорела. Тащить надо.
Соломон вылез из кабины и встал на обочине, надеясь остановить попутку.
На встречном направлении ехал УАЗик, прозванный водителями "буханкой". Он остановился рядом с самосвалом, дверь открылась и водитель, в форме сержанта милиции, не вылезая из машины, спросил - Что случилось?
- Сломался, тащить надо - ответил водитель.
- Цепляй, дотащу! - распорядительным тоном предложил сержант.
- УАЗик не возьмёт, в кузове два куба бетона.
- Цепляй, я таскал!
- У меня троса нет.
- Как ты работаешь, без троса, водила? - в голосе сержанта прозвучали ноты моралиста. - Садись, сейчас в карьер смотаемся, там тросов море.
Водитель, после секундного замешательства, подошел к Соломону - Слушай, дружище, тебя как зовут?
- Соломон.
- А я - Александр. Соломон, смотайся в карьер за тросом, а я здесь покараулю, наши ребята должны проезжать, оттащат.
- Хорошо - согласился Соломон и залез в УАЗик. В "буханке" рядом с сержантом сидел лейтенант милиции, а сзади две хохочущие девицы. Все были пьяны. На полу валялись четыре пустых бутылки и четыре бутылки ещё не откупоренные лежали на сидении. - Портвейн 33 - прочитал Соломон.
- Смотри не раздави - наблюдая в зеркало за Соломоном, предупредил сержант и, видимо подогреваемый выпитым спиртным, рванул с места как заправский гонщик. Соломона, не успевшего сесть, отбросило назад и он, не удержавшись на ногах, завалился на пол, а на него, со звоном, покатились бутылки. Сержант, услышав звон бутылок, сбросил газ - Все целы? - повернувшись, спросил он. – Вроде, целы - ответил Соломон. Сержант вновь утопил педаль газа. Направив машину на карьерную дорогу, сержант, казалось, выжимал из УАЗика всё, на что тот был способен. Повороты и ухабы его не смущали, он пролетал их, не сбавляя хода. На одном из поворотов перед "буханкой" вдруг возникла небольшая речушка пересекающая дорогу. Вместо мостка через неё были переброшены два бруса. Сержант, не придавая этому обстоятельству никакого значения, даже не думал снизить скорость.
- Ты куда летишь, придурок?! - закричала одна из девиц и сзади бросилась на сержанта, пытаясь схватить его за руки.
- Сядь, дура! - сержант отшвырнул её на место. Как попали на эти два бруса и пролетели речушку, сержант и сам не понял. В карьере сержант так резко повернул руль, что вторая девица упала на колени и угодила лицом в живот Соломону и тот, рефлекторно прижал её голову рукой. Сержант, вероятно, раздражённый увиденной в зеркало сценой, процедил сквозь зубы - Троса нет – и повернул машину обратно. Переправу через речушку, он проезжал уже с особой осторожностью. Подъехав к самосвалу, сержант бросил Соломону - Приехали, вытряхивайся!- Соломон, едва вылез из машины, как та с визгом сорвалась с места.
Соломон подошёл к Александру - Троса нет.
- У Володи есть - Александр кивнул в сторону водителя грузовика. - Мне повезло, что Вован ехал. Мы сейчас смотаемся за шкворнем для буксировки, а ты, Соломон, сделай доброе дело - начинай выбрасывать бетон, а то схватится и тогда горе мне будет.
- Хорошо - Соломон взял лопату уже приготовленную Александром и полез в кузов.
- Только на дорогу не бросай, бросай на обочину - проинструктировал Александр, сел в машину Владимира и они уехали. Доехав до поворота в карьер, они съехали в лес, развернулись, и стали наблюдать, как Соломон выбрасывает бетон.
- Хорошо бросает, однако - пошутил Владимир.
- Да.., чукча умный, чукча знает как надо - в тон Владимиру ответил Александр. - Это ему не на щепке в зубах бренчать и не оленей гонять по тундре, здесь работать надо - продолжал иронизировать Александр.
Владимир, понимая неловкость ситуации, разговора не поддержал. Минут десять они наблюдали за Соломоном. Владимир
закурил сигарету и прервал утомительное молчание - Поехали, поможем.
- А чем мы ему поможем? Лопата-то одна - возразил Александр.
- Ты сам говорил, что бетон кидать не оленей гонять, подменишь, он, наверное, устал.
- С чего ему уставать-то, ты посмотри, какой он здоровый. Был бы умнее, поднял бы кузов - бетон и свалился бы.
- Вот сейчас и подскажешь ему - ответил Владимир .
Подъехав к самосвалу, Владимир остановил грузовик. Александр вылез из кабины - Давай подменю! - предложил он Соломону.
- Всё уже, осталось подчистить.
- Чистить не надо, схватится, кувалдой отобью. Вылезай - распорядился Александр. Соломон спрыгнул с кузова.
- Вот что, чукча - вызывающе начал Александр - забирай свой чемодан и дуй прямо по дороге, километров через пятнадцать будет поворот на "Октябрьский", там знак висит, мимо не проскочишь и от знака до посёлка ещё километров десять, а мы разворачиваемся и в гараж, сломался, однако.
- Ты раньше этого сказать не мог?
- Мог, но кто бы выкидывал бетон, однако?
- Умный, значит?
- Да, я умный, а ты чукча!
- Ну, если ты такой умный, вылизывай бетон, однако! - посоветовал Соломон, схватил Александра за пояс и забросил в кузов.
- Владимир, наблюдая в зеркало за происходящим, взял монтировку, выпрыгнул из кабины и решительно направился к Соломону, но не успел даже замахнуться - сильным ударом в челюсть он был сбит с ног.
- Эй, умник! - Соломон обратился к сидящему в кузове Александру - Вылезай! Вези меня до поворота или я сам уеду, и тогда ты побежишь за машиной вприпрыжку, все пятнадцать километров.
Александр вылез из кузова самосвала и сел за руль грузовика Владимира, на пассажирское место уселся Соломон - Поехали, умник!
Доехав до поворота на "Октябрьский", Александр высадил Соломона, развернулся и, выглянув в окно, прокричал - Я тебя ещё достану, чукча!
Соломон, не обратив внимания на угрозу, направился к посёлку.

Тем временем, "буханка", отъехав от самосвала метров пятьсот,
прижалась к обочине и остановилась. Сержант, глядя через плечо на
одну из девиц, с издёвкой спросил - Ты чего там ползала на коленях перед этим чукчей?
- Ни перед кем я не ползала! - раздражённо ответила девица.
- Значит, мне показалось?
- Значит показалось!
- Ты из меня дурака-то не делай!
- Дурака из тебя сделали папа и мама. Летишь как угорелый. Здесь усидеть было невозможно, вот и упала!
- Упала, да так удачно, что носом в пупок воткнулась!
- А ты позавидовал?
- Я тебе сейчас позавидую! - угрожающе произнёс сержант и схватил девицу за кофточку.
- Убери лапы, придурок! - возмутилась девица.
- Остынь! - вступился лейтенант, и сержант отпустил девицу.
- Она права - поддержал девицу лейтенант. - Я уж думал, что на той речке нам все будет кердык. Куда ты торопишься, в могилу?
- Ребята! - подала голос другая девица - Зачем ругаться, давайте лучше выпьем - предложила она в надежде примирить спорщиков.
- Хорошая мысль! - согласился лейтенант - давай бутыль.
Девица подала бутылку и обняла сзади сержанта - Знаешь Миша, когда машину занесло, Саша не удержалась и упала, а чукча схватил её лапой. Ты видел его лапы? Как у медведя!
- Значит это чукча тебя лапал - обратился сержант к Саше.
- Никто меня не лапал! Тебе пить нельзя, у тебя начинаются галлюцинации.
- Ну, это мы сейчас выясним у кого галлюцинации - с угрозой произнёс сержант и начал разворачивать машину.
- Стоять! - скомандовал лейтенант - Опять ты торопишься! Ты знаешь, что сказал "чугунный шляхтич"?
- А мне по теннису, что он там сказал, по-моему, он больше маузером орудовал, чем говорил. Ещё тот был, засранец.
- Он сказал - не обращая внимания на ворчание сержанта, продолжил лейтенант, - чекист должен иметь горячее сердце и холодный рассудок...
- Ты намекаешь, что все мы - отморозки? - прервал лейтенанта сержант.
- Опять ты спешишь! Ты хочешь иметь всех и сразу, но это же безрассудство! Чему тебя учили в школе милиции?..
- Мозги вправлять!
- Тебя учили тому, что перед операцией необходимо разработать план действий, определить численность преступной группы, определить возможные пути её отступления, место дислокации, вооружение, а ты хочешь решить всё кавалерийским наскоком, тоже мне Будённый. Вот через недельку приедем к нему в гости и решим вопросы без свидетелей.
- А где он живёт?
- В "Октябрьском".
- Откуда знаешь?
- Слышал.
- А я, что-то не слышал.
- Это потому, что много говоришь.
- Оставьте парня в покое - вмешалась Саша, - что плохого он вам сделал? Сами предложили помочь, а теперь думаете, как ему физиономию разбить. Правильно о вас говорят - мусор, мусор вы и есть!
- Заткнись, дура! - рыкнул сержант.
- Останови машину! - потребовала Саша.
- Зачем?
- Я не хочу ехать в одной машине с козлами!..