НАМ БЫЛО 17 ЛЕТ

Я ненавижу себя. Я много лет ненавижу себя….

1986 год. Мне позвонил Пашка и сообщил, что он поссорился со своей Маринкой и у него есть «чирик». Я задумался.
- Слушай, Паш, ко мне через час Юлька придет, – пробубнил я виновато.
- Ты чё, Алик, какая Юлька? Мы же друзья навеки, мы мужики, а бабы – так…
дело ненадежное. – сказал Пашка. – Ну вот куда твоя Юлька денется? Сопли пожует и через два дня вернется…
Я не мог не доверять другу. Он был авторитетом мне во всем: говорил взрослыми фразами, знал на зубок текст всех песен Розенбаума, Токарева и Новикова, и Маринка его было на десять лет старше, а, значит, опытная и могла многому научить его.
- Да ладно, Паш, нет проблем, поссорюсь как делать не фига. – уже в какой раз я говорил ему эту фразу.
Мне очень хотелось показать свою браваду перед другом, и не было желания, чтобы в нашей компании называли меня подкаблучником.
- В общем, в «железке» водка есть, а в «36-ом» пивом затаримся. – сказал Паша, который знал весь ассортимент всех близлежащих «стекляшек», «железок», «ступенек», и в этом также сказывался его авторитет.
- У меня пять рублей есть, как раз на 10 бутылок «Ячменного». - осилил я арифметику.

Договорились. И я стал ждать Юльку, обдумывая план, как поссориться с ней и впоследствии напиться с Пашкой. Она пришла ко мне сразу же после занятий в институте. Мне нравилось в ней всё: чуть припухлые губы, которые, как казалось только мне одному, выражают обидчивость, голубые как небо глаза, маленький вздернутый нос… Я подолгу мог смотреть на нее. Я любил ее, но, следуя Пашиным рекомендациям, нечасто признавался в этом. «Мужчина должен оставаться мужчиной и не должен сюсюкаться с бабами. И знай, что впадлу мужику лизать бабам между ног», - так часто говорил мой друг.
- Ну почему ты такой сегодня серьезный? – спросила Юля, входя в комнату.
Она озорным взглядом посмотрела на меня, и я был готов ради этого взгляда послать к черту Пашку и не искать причин для ссоры. Мне хотелось быть с ней всегда. Всегда! Всегда - значит вечность. Ради ее улыбки и ее озорного взгляда.
«Какая же ты доверчивая, ведь я самый коварный мужчина на свете, которому суждено разбивать женские сердца и бросать их». – так утешительно для самого себя думал я, 17-летний юноша, но с реальностью это никак не совпадало.
- Я серьезный? – опомнился я от своих мыслей. – С чего ты взяла?
- Ну, у тебя было такое выражение лица, как будто ты собрался прыгнуть в бесконечность.
- Вечно ты фантазируешь. – с холодком в голосе сказал я.
- Я всегда говорю правду. – голос ее звучал уже более грустно. Она уже стала о чем-то догадываться, ведь такая ситуация повторялась не раз.
- Скажи, Алька, ты меня любишь? – она прижалась ко мне, положив голову на грудь и как бы прислушивалась к биению моего сердца.
Я обнял ее. Машинально. Это происходит всегда, когда любимый человек прижимается к тебе и как бы доверяет тебе всего себя. Когда любишь человека, то готов стоять так многие часы. Я это понимаю. Сейчас, но не тогда.
- Ну что ты дурацкие вопросы задаешь постоянно. – раздраженно ответил я.
И чтобы до конца сыграть раздражительность, я ее оттолкнул от себя.
Глупый какой-то повод, подумалось мне, в прошлый раз получилось более правдоподобно.
- Любишь, не любишь, - продолжил я с наигранной злостью, - сказал тебе уже один раз, сколько можно задавать один и тот же вопрос каждый день. Фильмов, что ли, насмотрелась?
- Я, может, хочу каждый день слышать от тебя эти слова. Каждый день. Много лет.
Глаза ее стали влажными и я думал, что она расплачется, но, чуть помолчав, она зло посмотрела на меня и сказала:
- Если ты хотел поссориться со мной и встретиться со своим дружком, то считай, что у тебя это получилось и ты об этом будешь жалеть всю жизнь.
Она резко повернулась и пошла ко входной двери. Я последовал за ней. Надо было доигрывать ситуацию и сделать так, чтобы и она чувствовала свою вину. Мужчины знают такой прием. Я уже самооправдался в своих глазах и не понимал, почему она так на меня рассердилась. Теперь оставалось лишь всю вину свалить на нее и спокойно ждать ее извинений. Когда? Через час? Через день? Она извинится. И я тоже извинюсь, скажу: «Я был дурак…не понимал…прости» и т.д. и это будет правдой.
Я остановил ее у дороги.
- И на что ты разозлилась на меня? – спросил я.
- Потому, что ты дурак
- Не часто же ты меня так называешь. Значит, есть за что?
- Отстань от меня
- Может у меня было плохое настроение, может, я…
- Всё понятно, можешь не оправдываться
- Ничего тебе не понятно. Ты ничего не знаешь и ты искала повод поссориться со мной. И тебе это самой удалось… да-а-а… ты сама пожалеешь о своем поступке..
Это были мои последние сказанные Юльке слова. Я грамотно выкрутился, и последние слова подытожили наш конфликт. Сам же я вошел в роль обиженного и играл эту роль
по-настоящему. И я пошел в сторону своего дома. Сделав несколько шагов, я услышал визг тормозов и глухой удар. Я обернулся и увидел стоящий посередине дороги микроавтобус. Не видя, что скрывает он за собой, я понял - произошло что-то страшное. Я боялся идти туда, я боялся увидеть то, чего не могло быть в моей жизни, но страх заставил меня идти, даже не страх, а надежда, что всё это неправда и я ошибся в своих мыслях……………..
…Она лежала в неестественной позе. Руки и ноги были вывернуты, часть лица была обезображена, а один глаз, в котором застыла слезинка, безжизненно смотрел в небо. «Неужели я могу любить такую? Нет, нет, это не она, это не моя Юлька, моя красивая и милая. Это ошибка». - именно так я хотел крикнуть на весь мир , пытаясь защититься от горя этими словами.

Прошло много лет. В дверь позвонили. На пороге стоял Паша.
- Алик! – нетвердым голосом сказал он, – прости, что пришел опять. У меня отец умер, одолжи червончик. Больше не попрошу. Один я на этом свете. Только ты у меня остался.
Я вышел на лестничную клетку, взял своего бывшего дружка под локти и засунул ему десятку в руку
- Вот что, Павлик-голубочек, – начал я, – даю тебе последний раз. У тебя уже все умерли, а значит, буду надеяться, что этот визит последний.

Больше мы с ним никогда не встречались. Достоверно знаю, что он умер, но никто не знает, где похоронили его.

Юлю похоронили на Домодедовском кладбище. Я лишь дважды навестил ее могилу. В первый раз через месяц после похорон и второй – через десять лет.За могилкой никто не ухаживал – некому, ее мать скончалась через год после ее гибели, а отца у нее не было.

Что у меня осталось от той любви? Только маленькая черно-белая фотография, которую я достаю тайком от всей семьи и вглядываясь в милое лицо юной Юли и шепчу: «Я люблю тебя... Я люблю тебя... Я люблю тебя...».