Все публикации автора ГКумохин

- Коль, а что значит «Другой?»,- спрашиваю я, а он не отвечает и только как-то растерянно улыбается.

Никогда не забуду, как появился в нашем доме маленький, красный от натуги, кричащий комочек.

Несмотря на семейные трудности, я привыкал к своему новому состоянию – жить единственной жизнью – и чувствовал себя довольно уверенно.

Я появился на новом месте как раз вовремя, как говорится, с корабля на бал. Здесь всей лабораторией готовили документацию по новой системе.

И только тюльпанцы не торопились. Сначала они собрали необходимое число голосов и получили право провести по этому поводу референдум. А затем и сам референдум намедни провели.

Между тем проблемы с работой возникали и у моих приятелей, а в одном случае завершились просто драматически.

И только один вопрос беспокоил нас, заканчивающих служить «двухгодичников». Как бы не вышел приказ о продлении нашей службы на всю «катушку» - двадцать пять календарей.

Если раньше, для опровержения неугодных взглядов, достаточно было назвать их антимарксистскими, то теперь для подтверждения ошибочности той или иной точки зрения ее объявляли марксистской.

- А на штанах у него прореха, - с каким-то горьким удивлением подумал я. «Нужен ли ученому дар перевоплощения? Нет, не нужен». А что же дальше там было написано?

Он немного картинно жестикулировал, плавно поводя руками то в одну, то в другую сторону, совсем как его шеф.

Ну, а в последний раз стать предметом внимания всей эскадрильи мне довелось уже в последнюю весну моей службы в авиации.

Я повернулся, отдал честь и произнес: - Извините, товарищ майор, не заметил.

Дело было в начале осени в воскресенье, ближе к обеду.

Незаметно, после горячих ветров исчезают мягкие волокна в стеблях ковыля, и они обретают аскетическую строгость оперенной стрелы.

В эскадрильской будке рассаживаемся по плотнее, перебрасываемся невеселыми шуточками, мол, давно не виделись.

Гуманистическая теория личности должна быть нацелена на исследование того, как личность в процессе творчества изменяет внешний мир, и общество в том числе.

Техник по электрооборудованию самолета, то есть я, отвечал за все электрическое: генераторы, электродвигатели, освещение, и электропроводку. На самолете было проложено десять километров проводов.

Я служил электриком на самолете дальней авиации, знаменитом ТУ-95. И, признаться, сердце у меня ёкает, когда я вижу знакомый, поджарый, как у всякого хищника, силуэт.

Стояли черемуховые холода. Бывают в средней полосе в самом начале лета такие холодные, пускай и ясные дни, когда кажется, что это не лето на дворе, а самое начало весны. И странно видеть, что все это происходит, когда так волшебно пахнут кипенно-белые гроздья черемухи. Мы встретились только на платформе «Абрамцево», хотя и добирались на одной и той же электричке.

Мы молчим и наслаждаемся сошедшим в наши души покоем и ощущением, может быть только сиюминутным, духовного лада наших сердец.

В душе его не было мира, и в поисках его он пришел в философию.

Мы спустились в излучину, чтобы посмотреть, отчего трава там выглядит небесно-голубой и поразились необыкновенной плотности растущих незабудок.

По утрам можно было наблюдать занятную картину: на поляне, покрытой цветущими желтыми маками, на резиновом коврике сидит один чудак в позе лотоса, а другой бегает вокруг и делает гимнастические упражнения.

Принципиально эта идея не была ни чем-то новым, ни тем более секретным, и однажды была даже напечатана в журнале «Техника молодежи»...

Каждый раз, проснувшись, я вижу в окошке перед собой горы: ослепительно – белую заснеженную гряду и полоску густо-синего воздуха над ней. И еще шум. Он слышится круглые сутки.

Я так и не понял, почему это здесь льдина голубая, а озеро зеленое, но спрашивать больше не стал.

Вот, мы идем по аллее на Ленинском проспекте, такие юные, и у нас еще столько всего впереди.

- Я должен сначала защитить кандидатскую диссертацию. Не знаю, сколько это займет у меня времени. Возможно, годам к тридцати я все-таки женюсь, но только, боже упаси, не на москвичке!

На его каменной террасе решалась судьба героев любимого нами романа «Мастер и Маргарита».
Полвека спустя внутри этого дома решилась и наша судьба.

Шепшиевич потирал, довольный, руки, а я явственно слышал хруст баранок.