Отрывок

- Иногда мне очень хочется вернуться в то время, когда мы были рядом. Хотя чаще, я просто вспоминаю твоё лицо и понимаю, как мне одиноко. Мне больно от того, что ты оставила меня одного, особенно в такие дни. Когда мне снятся кошмары, друзья говорят, я просыпаюсь, произнося твое имя. Прости меня… Прости меня за все.
Со щеки очень молодого человека скатилась слеза. Его синие глаза смотрели в пустоту, а в руках он держал женский амулет, который однажды достал с пепелища. Он сидел один, очень далеко ото всех, среди кустов и деревьев, где никто не мог его потревожить. Бывали дни, когда он уходил в себя и начинал разговаривать с этим женским амулетом. Бывало, он носил его на шее. Но чаще, он прикреплял его к поясу или ремню с патронажем.
Он сидел на седле, сброшенным на землю, перед маленьким костром и перебирал в руках этот амулет. Рядом с ним в землю был воткнут красивый кинжал. Когда, по мнению молодого человека, пришло время, он выковырял из костра уголек, ножнами разбил его, подождал, когда пепел, зола остынут на земле, подобрал их и по старой традиции, оплакивая умершего, осыпал пеплом землю вокруг кинжала. Потом с непередаваемой нежностью взглянул на кинжал, словно увидел любимого человека, а не холодную железку.
- Я так давно не говорил с тобой. Прости. Но я не могу всегда вести себя так… так странно. Они и так уже считают, что я тронулся умом. Все, даже Он, - выделил он голосом последнее слово, - Знаешь, я лучше помню день, когда ты погиб, нежели, когда ты подарил мне этот клинок, - он перевел взгляд с кинжала на амулет, - хотя, я кажется, рассказывал тебе, как он мне его подарил, да? Но три года назад я помнил эту историю лучше, - и снова к кинжалу, - Прости все же, друг. Скажу лишь, что, не смотря на то, что вас двоих нет со мной – у меня все хорошо. Жить без вас трудно. Без тебя, друг, почти невозможно, но я должен. Я должен, потому что я дал ему слово, восемнадцать лет назад, пройти с ним путь до конца. Но как же мне вас не хватает… - из глаз его покатились слезы, голос задрожал. За это короткое время он уже сказал больше слов, чем за несколько прошедших дней. Он взял кинжал, аккуратно вытер его от пепла и земли, прикрепил его к поясу, туда же, к кинжалу он скоро прикрепит и женский амулет, - Прости меня, друг, - продолжал говорить он, крепя кинжал, - когда-нибудь я хорошенько погорю с тобой обо всем. Просто пока я помню твой голос и вижу твое лицо, когда мне нужен твой совет. А её… Ты не поверишь, но я теряю её. Я не слышу её голоса… Я совсем не слышу её голоса… И уже так смутно помню её лицо, - голос его снова дрогнул, но потом выровнялся. Он заставил себя успокоиться. Взять себя в руки. Он даже попытался улыбнуться, но как всегда – ничего не вышло. Никто и никогда не говорил юноше про этот амулет. Не смотря на то, что он был откровенно женским – никто не осмеливался усмехнуться над синеглазым молодым человеком. Никто не упрекал его. Скептично к этому амулету относился лишь один человек, но он никогда не говорил это вслух. Не из-за уважения, а просто из-за убеждений, что выскажи он свое отношение к тому, что синеглазый носит женский амулет на поясе или на шее – это сломало бы синеглазого окончательно.
Но была еще одна причина, почему никто никогда не пытался насмехаться над молодым человеком за этот амулет. Около двух лет назад, в каком-то городе, какой-то пьянчуга увидел этот амулет на юноше и начал над ним издеваться. Мародер не знал, над кем издевался и причину, почему синеглазый относился к женскому амулету, как к святыне и кто была для него бывшая владелица безделушки. Синеглазый, лишь молча взглянул на мародера, но тот в глазах юноши увидел все. Юноша вспылил в мгновение ока. И никто из тех кто стоял рядом не смог даже среагировать. Юноша уже вскинул ружье и прицелился, пока тот пытался встать и убежать. Тогда под властью неконтролируемой ярости, одним выстрелом он разнес голову пьяного невежды в ничто.
Юноша, сгорбившись, сидел перед костром, приводя свои эмоции в порядок, он не должен плакать, как бы больно ему не было от того, что он чувствовал. Он прекрасно научился сдерживать все свои эмоции за эти три года. Потому что он верил в то, что именно эмоции – из-за них и погибла эта девушка. Успокоившись, он снова взглянул на амулет.
- Я скучаю по тебе. Ты сейчас так далеко, я никогда не увижу тебя. Никогда тебя не коснусь. Три года… Прошло три года со того дня, как мы вернувшись, похоронили ваши тела. Три года, с тех пор, как я нашел этот амулет на месте, где ты погибла. Я помню его на твоей шее, помню, как перебирал по нему пальцами, когда ты стояла напротив меня. Помню, каким он был тогда на ощупь. Но я почти совсем не помню твоего лица. Я помню лишь цвет твоих глаз, синие, как те цветы, что ты так любила. И помню твою улыбку… И тот Свет, что видел перед тем как ты… Свет… что был ярче солнца…
- Ты тут? – Оборвал его внезапно появившийся молодой человек. Он был такого же возраста, как и синеглазый юноша, сидевший перед костром. Около 25-27 лет. Смуглый, черные, как вороное крыло, и длинные волосы были убраны в конский хвост, на поясе красовался меч, который сейчас мало где можно найти.
Молодой человек, сидевший перед костром, прошептал «Ярче солнца… Я люблю тебя», и поднявшись закидал костер землей, прикрепляя амулет к ножнам кинжала. Затем повернулся к пришедшему. В глазах его не было больше нежности, печали, грусти, боли и одиночества. Это было пустые и холодные, равнодушные глаза. Он ничего не сказал пришедшему. Но чернявый молодой человек и так знал, что говорить.
- Сделал, как ты велел. Мы с Брэндоном доскакали до места, где указанная им дистанция заканчивалась. Там никого. Предупреждая возможные вопросы, я осмотрел почти всю местность вокруг и даже проскакал дальше. Ты ошибся, ты предполагал, что они просто ускакали дальше, сбившись с указанной скорости, но они пропали.
Синеглазый холодно кивнул, и пошел к лагерю. Посыльный, двигаясь за ним, пересказывал все свое путешествие.
Когда они вышли к лагерю… К остаткам их лагеря (основной лагерь был поделен их лидером на два неравных отделения, и меньшее было сейчас тут), оглядел небольшое количество людей, нашел нужного человека и окликнул его по имени.
- Брэндон.
Мальчик, лет на пять-шесть младше синеглазого вышел из толпы и приблизился к человеку, который его подозвал. Брэндон с ними совсем недавно. Молчаливый, замкнутый в себе юноша был родом из этих краев и сбежал в их ряды из последнего города, в котором они были с Господином.
Они переглянулись, ставший молчаливым и замкнутым молодой человек и молчаливый замкнутый мальчик.
- Что думаешь? – спросил молодой человек с синими глазами, опираясь на опыт юноши в чтении следов.
- Плен, - ответил юноша так же бесстрастно.
Синеглазый кивнул.
- Невозможно! – громко заметил чернявый, - Мы ведь…
- А мне кажется, их версия вполне реальна, - вдруг подал голос блондин со шрамом на лице, стоявший совсем неподалеку от Брэндона.
- Ерунда какая-то получается, - язвительно заметил чернявый, - что, все эти старые дураки вдруг вмиг обменялись голубиной почтой с портретами людей, который надо взять в плен за преступные деяния? Многовато чести!
- Мы наделали дел в двух прошлых городах, и предполагаю, власти этих городов лишь приняли соответствующие меры - усмиряя пыл черноволосого, заметил блондин со шрамом и, ища поддержки, взглянул на синеглазого. Тот кивнул, вновь попытавшись улыбнуться. Чернявый от этой улыбки поморщился, - Мы прекрасно знаем нашего лидера, а Брэндон прекрасно знает здешние традиции. Они правы, признай это.
- И что тогда, черт подери делать?
- Ты знаешь, что делать – спокойно заметил синеглазый, поправляя на плече ружье и проводя рукой по ножнам и амулету.
- О, Дориан, - простонал Мэйти, - Бай снова каким-то образом нас подставил под удар этим «тактическим» разделением на два отряда. Нет, я вовсе не осуждаю тебя как лидера… но сама стратегия….
- Отнюдь, - покачал головой синеглазый Дориан, не этот раз улыбнувшись более искренне.
- Вот именно, - поддержал его Аллегро, - тут самые ловкие, самые лучшие и надежные люди. Он выбрал нас зная, что мы… Ну или хотя бы он, - он улыбнулся указав пальцем на Дориана, - разобьемся в лепешку, но вытащим их, - Аллегро улыбнулся обаятельно и злобно одновременно, - Он знал. Даже предвидел. Так что неудивительно, что мы втроем оказались тут.
Мэйти кивнул, и все так же обреченно, но более бодро спросил.
- Неужели они все умудрились попасть в плен?
Увидев, как губы Дориана разошлись в еще более искренней и красивой улыбке, он улыбнулся сам.
- Что, думаешь не все?
Дориан, улыбнувшись одной стороной лица, кивнул.
- Я, кажется, понимаю, кто мог не попасться… - Проговорил себе под нос Мэйти.
- Фирс. Ребекка Фирс, - хором сказали все троя. Аллегро и Мэйти засмеялись, а Дориан холодновато улыбнулся, размышляя, что как им действовать, начиная охоту на хитроумную женщину, которая всегда выходит невредимой из любой передряги.