Похождения барда

Ник Ковалёв.
Похождения барда.
Том первый: Безнадёжный.

Сей труд, если его можно так назвать, пишу я без какой либо надежды на всеобщее признания, как его так и меня. Не хочу чтобы вы думали что этими своими строками я подражаю кому либо. А если и подражаю, так только тому герою который и здесь и описан, и по воле которого я раскритиковал в пух и прах все свои прежние жизненные устои, которые после встречи с ним я кардинально, хоть и втайне от самого себя, пересмотрел. Я не стал молится по утрам, и как мне не стыдно это писать, но мне кажется что я забыл все молитвы божие. Я не стал соблюдать пост, не стал следить за своим поведением. Бывает например, в особенности если у меня не выходит какое либо дело, что я разражаюсь бранью на всё округу, проклиная небеса и всех кто мне попадётся на глаза. Само сабой раньше, ещё до встречи с ним я не мог себе такого позволить: а теперь запросто! Зато я стал часто навещать публичные дома и пить вино, втайне надеясь что за этим моим занятием никто не застанет меня из прежней жизни. Конечно я понимаю что если посмотреть на меня со стороны, то вам покажется что я всё тот же что и прежде. Разве только немного постарел, и в глазах пляшет похмельный огонёк. Но уверяю вас, всё не так. Этот человек, о котором пойдёт речь, напоил меня до краёв концентрированной тоской, хоть сам ещё тот весельчак. Но почему то, с тех пор я стал обиженным на весь белый свет, за то что потерял слишком много на своём сколько ровном, так и ложном пути. От того мой первый том моего безнадёжного труда и носит заглавие- Безнадёжный.
Даже и незнаю что толкнуло меня сесть за перо и заводить им по листу, с задумчивым выражением подражая(явное противоречие, но я же не профессионал) древним мастерам пера.

Струна первая.
Что- бы не впутатся в пороки греховные, которые на каждом шагу проросли- любил говаривать один аббат средних лет по имени Акилл- нужно просто избегать их. И не просто избегать, а обходить десятой стороной .Так он время от времени, поднимя указательный палец вверх, говорил всем молодым монахам поступившим под его попечительство. В монастыре отец Акилл был высоко почитаем монахами, и являл собой образец для подражания. Монастырь его лежал в очень уединённом месте, средь гор - там куда простой человек забредал очень редко. В этом безлюдном месте было множество достоинств, таких как: тихая и спокойная жизнь вдали от мирской суеты, и воссоединение с природой, чистейшая родниковая вода, и.т.д. Но были и минусы. Такие как непроходимость горных троп, по которым и на коне не проедишь. За редкими припасами ( в основном всю провизию изготовляли в монастыре ) в ближайший город приходилось отправлятся своим ходом, с чем благополучно и справлялись молодые монахи. Иногда они ходили в город и продавали вино и сыр- знаменитые изготовки монастыря. Но иногда и самому настоятелю монастыря следовало прогулятся, и посетить соседнии святыни. Что и делал ( точнее заканчивал делать ) сейчас отец Акилл. Он шёл в свой монастырь из другово монастыря который находился в городе, где решал какие- то свои церковные дела, со своим давним другом. Тоже настоятелем монастыря. Вот в знак дружбы тот настоятель и угостил отца Акилла своим монастырским, игристым вином. Сейчас Акилл тащил этот большой бурдюк вина в свой монастырь, а вот воды у него не было ни капли. Изнемогая от жары и жажды отец Акилл плёлся по дороге, и читал про себя очередную дневальню. Как назло в его сторону никто не ехал, а до манастыря ещё добрых пол дня пути. И источников воды в округе не было. Правда была по пути одна придорожная таверна, где можно было взять воды. Но отец Акилл никогда не заходил в такие "гнёзда греха и разврата" как он называл такие заведения. Ему была противна даже мысль что он зайдёт в это облако греха, ведь он чтил себя праведным человеком. Но жажда была мучительной, а дорога ещё длинной. Так он и решил зайти в таверну и взять воды, а затем побыстрее выйти оттуда. Так он и сделал. Подойдя к двери он перекрестился и вошёл внутрь. Отец Акилл никогда не был в таких заведениях, и сейчас он искренне сожалел что нужда заставила его зайти в такое скверное место. В воздухе стоял дым, пахло жареной рыбой в перемешку с табаком. Пол был устлал уже начавшим гнить сеном. Отовсюду раздовался смех и похабные речи. За одним столом расположилась распутная девка и смеялась над похабными шуточками одного пьяного детины. Отец Акилл моля про себя бога о прощении всех этих людей торопливо направился к стойке, где и стоял трактирщик. Трактирщик лишь улыбнулся увидев приближающегося к нему аббата.
-Не найдётся ли у тебя воды, брат?- спросил Аббат.
-Воды?.. Конечно найдётся.. но может что покрепче?- спросил в ответ трактирщик. Отец Акилл торопливо закивал головой.
-Упаси бог.. только воды, если можно. Трактирщик пожал плечами и достал кувшин с водой.
-Ты же из монастыря который в горах? Так ко мне время от времени заходят твои братья попить пива, у меня славное пиво..
-Верно ты что- то путаешь, брат, нам монахам не дозволены возлияния спиртного, ибо грех это- отвечал Отец Акилл.
-Да как- же я путаю! В округе лишь ваш монастырь один, и заходили ко мне монахи, тобишь братья твои- настаивал трактирщик- правда всегда поодиночке, и молвили что не возбраняется им кружку пива выпить.. Аббат лишь промолчал. Он знал что раз в две недели кто- нибуть из молодых монахов ходил в город за особыми припасами. А тут он узнаёт что его монахи, которым он вдалбливал что грех подстерегает повсюду, заходят в таверну и отдаются дьяволу. Теперь ясно почему монахи всегда спорят когда надо идти в город. Так аббат размышлял и тем временем пил воду. От души напившись, он поблагадорил трактирщика. И только направился к выходу как его кто- то спросил.
-А зачем тебе вино, разве у вас в монастыре его нет?
-Мне?- непонимающе переспросил Отец Акилл. Он посмотрел на того кто задал вопрос. Этот человек сидел за стойкой рядом с трактирщиком и вероятно слышал весь разговор аббата- Это для нужд монастыря, сын мой.. И он вновь направился к выходу, но был вновь окликнут этим человеком.
-Святой отец мне надо исповедоватся, ибо грешен я. Отец Акилл нетерпеливо ответил.
-Приходи в монастырь сын мой, там есть церковь, и я тебя исповедую.. Но тот человек не собирался так просто сдаватся.
-Моя нога больна- он неуклюже поднял её, так что было- бы видно манаху, и тут- же опустил с гримассой боли на лице- Так- что врятли я дойду до вышего непреступного монастыря. И разве нет в вашем завете пункта, в котором говорится исповедовать всех тек кто в том нуждается, независимо от места и времени? Отец Акилл сжал зубы, он не хотел боле оставатся в этом греховном месте, дабы не напитатся им самому, но правила есть правила, и этот незнакомец кто- бы он ни был говорил верно.
-Да, конечно сын мой- сказал аббат и вновь подошёл к стойке и уселся напротив незнакомца. На вид этот человек был как обычный городской пижон. Хоть и немного странно одет. Новомодная куртка из телячьей кожи, волосы отпущенные и зачёсанные назад. Шея его перевязана странным двухцветным шарфом. Щетина, котороя вот- вот перейдёт в бороду. И ухмылка, казавщаяля насмешливой.
-Как твоё имя, сын мой?- спросил Отец Акилл.
-Плуторий Дрен- ответил человек.
-Сколько прошло с твоей прошлой исповеди, сын мой? Немного подумав отвечал Плуторий.
-Четырнадцать лет прошло, отец мой-сказал он. Отец Акилл аж подпрыгнул на стуле. Нахмурился.
-Как же так вышло, что не исповедовался ты столь долгое время?- спросил отец Акилл. Плуторий лишь пожал плечами.
-Зачем часто исповедоватся, если можно за раз исповедоватся в грехах учинённых за целых четырнадцать лет? Отец Акилл ещё сильнее нахмурился. И как только он хотел ответить на такие кощунственные речи, как кто- то из толпы перебил его.
-Спой нам, что- нибуть Плут!!!- выкрикнул кто- то, его тут же подхватили несколько голосов.
-Извините святой отец, мне нужно работать, я быстро прийду и тогда мы продолжим- сказал Плуторий и встал (не без усилий) и медленно, почти не опираясь на больную ногу, а опираясь на близлежащие столы поплёлся на середину зала. Там он уселся на один из столов и ему подала лютню одна из распутных девиц. Теперь отец Акилл понял что этот Плуторий Дрен собрался и вправду петь. И следовательно он был бард. Отец Акилл ненавидел бардов, все они были авторами похабных богомерзских песенок и стишков, которые так приветствовались в пьяном обществе. И благодяря этому бродячие барды за последнее время снискали такую популярность. А этот ещё и возымел наглости попросить об изповеди в таком богомерзком месте. Тем временем Плуторий выйдя на серидину зала начал песнь. Ударил по струнам. Раз, второй. И получилась довольна слаженная весёлая мелодия. А потом он вступил и начал петь один из своих похабных стишков. С первых строк отец Акилл воспылал праведным гневом, такого богохульства и брани как в этой песни он никогда не слышал. И едва ли Плуторий дошёл до серидины своей богохульной баллады, как в порыве праведного гнева не выдержав отец Акилл, вскочил с места и голосом святого фанатика, который мог обрушить крышу на головы этих грешников, закричал. Смех тут- же прекратился, все уставились на аббата.
-Как вы можете!!? Вероотступники, так глумится над заповедями Господа Бога!! Молите у него прощения за ваши грешные души! Как вы можете смеятся над этими гнусными, богомерзскими речами, этого сына дьявола!? Ни видать вам прощения! Сказав это отец Акилл быстрым шагом пошёл к выходу. Но проходя мимо барда остановился, так как тот ухватил его за рукав. Пару раз рванув руку отец Акилл высвододился. Люди смотрящие на всё это разразились хохотом. Кто- то расхохотался в открытую, кто- то тихо прыснул, боясь святого отца.
-Да как ты смеешь прикосатся ко мне, ты, рассадник греха!?- крикнул аббат, возмущённый поведением Плутория. Плуторий спокойно отвечал на то.
-Подожди отец мой, ты отказываешься исповедать меня, и осуждаешь то чем я зарабатываю на хлеб, вот уже четырнадцать лет?
-Распространения греха ты называешь заработком хлеба? Так пусть тот хлеб встанет у тебя в горле, ибо он куплен на грешные деньги!- в ответ прокомментировал аббат.
-Каждый волен делать то что он умеет- ответил Плуторий- И я не считаю что я самый грешный человек на земле, в моей жизни было много чего, и хорошего тоже. И думая об этом я прихожу к мысли что некоторые продавцы овощей нагрешили куда больше чем я.
-Я не исповедую тебя, ищи другово монаха, но не меня. Я не могу исповедовать того, кто в корне является самим противоречием праведности. Но Плуторий твёрдо решил исповедоватся.
-Как же так! Мне отказывают в исповеди! Инвалиду! Я даже все десять заповедей соблюдаю! Отец Акилл ешё сильнее нахмурился, хотя сильнее уже казалось некуда. Да и как верить такому как он? Это же бродяга, а все бродяги сплошь преступники. Как против веры, так и против закона.
-Прости сын мой, но я не исповедаю тебя. Уже более спокойно сказал он.
-Почему? Не успел отец Акилл ответить на вопрос, как дверь в таверну со скрипом открылась и на пороге показался ещё один аббат. Этот аббат был с того- же монастыря что и отец Акилл. Он был обсолютно лыс, и маленького роста, и от этого казался немного комичным. Имя ему было Энгардо. А сейчас он в меру своей врождённой рассеяности, направился прямиком к трактирной стойке, так и не заметив отца Акилла который стоял немного в тени, в окружении людей. Но от этого сам отец Акилл прекрасно видел своего брата монаха. И ещё он прекрасно видел как трактирщик с широкой улыбкой на лице, подал аббату здоровенную кружку пива, с прекрасной шапкой пены на верху. Видя всё это Плуторий расхохотался.
-Вот видишь аббат, даже твои братья не без греха. От этих слов отцу Акиллу стало нестерпимо стыдо за репутацию своего монастыря, и в порыве гнева он быстро подошёл сзади к нечего не подозревающему и втихомолку попивающему пиво Энгардо.
-Здравствуй брат мой... Энгардо- сказал отец Акилл. Монах повернулся на голос, и кружка до этого сжимавшаяся в его руке как бы расжалась, да и сам он как- бы переменился в лице.
-Приветствую,А.. Акилл, брат мой- непонимающе поприветствовал он.
-Найдёшь меня в монастыре, после того как допьёшь пиво... брат- сказал Отец Акил. После этих слов он быстро вышел из таверны, и направился в монастырь. Выбежавший вслед за ним Энгардо, долго оправдывался перед аббатом в совершонном им грехе. Все эти нелепые оправдания отец Акилл пропускал мимо ушей, и прошло не менее получаса чем отхлынувший гнев отлил от головы подарив тем самым ясность мыслей и он вспомнил о своём винном бурдюке, оставленном в таверне. Кляня свою забывчивость и искренне жалея что ему вновь предстоит войти (хоть и не надолго) в этот оплот сатаны. Конечно отец Акилл мог послать за вином Энгардо, уныло телепавшигося позади, но он ещё злясь на него не желал обращатся к непотребному монаху. Так он развернулся и поплёлся обратно в таверну. Наконец придя на место, и не забыв перекрестится прежде чем зайти внутрь, отец Акилл подошёл к месту где оставлял бурдюк. Но там его не было. И не для кого не будет секрет, что бурдюк взял себе Плуторий. Он нагло улыбаясь, сидел и пил вино монаха. На справедливое требования монаха вернуть ему вино Плуторий лишь, оскалился и ответил что "Это его вино и никому он его не собирается отдавать, но раз уж оно так нужно монаху, так он сможет ему подарить его, в обмен на исповедование". Возмущению отца Акилла не было предела, но будучи святым человеком, не любившим скандалы и конфликты, он поддался на это требование. Лишь бы побыстрее придти в монастырь. И так он уселся напротив Плутория (надо думать, монаху в тот момент казалось на пару минут) и вопросительно уставился на него. Плуторий сказал.
-Как я помню, в моей жизни было много мелких грешков, немного побольше средней тяжести.. а по настоящему тяжёлых- всего десять.. Монах пренебрежительно фыркнул, дивясь простоте барда. Плуторий это заметил.
-И именно в больших грехах я и хочу исповедотся вам, отец Акилл, дабы знаю я что вы самый святой монах в здешних краях, а что- бы не утомлять вас своими россказнями, и что- бы доставить вам хоть какое- то удовольствие и поняв вашу неприязнь к бардам, на каждый грех я буду рвать на своей лютне по одной струне, и если вы сочтёте хоть один мой грех непростительным- то я никогда боле не буду бардом, и при вас же и выкину свою лютню...Даю слово.. И после своих обещаний Плуторий взял лютню и со звоном выдернул одну из струн. Многие на звон обернулись, но ничего не сказали. Отец Акилл очень удивился таким речам и действиям, но видом удивления не подал, только сказал..
-Хорошо сын мой, да будет так- хотя про себя подумал, что верить такому как этот бард было бы непростительной глупостью, и чего бард хочет этим добится искренне не понимал. Разве трудно поставить новые струны? Или разве трудно такому как он нарушить правду исповеди? Но тем не менее монаху стало интересно, послушать что скажет бард. А бард начал так..
-Хоть и стыдно мне говорить о своих грехах, святой отец, но тяжесть их всё- же превышает стыд..
-Говори не бойся, никто ещё не согрешал говоря правду на исповеди- сказал отец Акилл.
-И всё- же начну я с самого безобидного на взгляд некоторых людей греха. Этот грех являлся в том, что я всячески отрицал существование господа, и своими словами подтверждал это при каждом удобном случае. Так и начал Плуторий, откровенничать с монахом, в таверне, в окружении подвыпитых рож говорящих о своём..