То, чего боюсь

То, чего боюсь

Большинство человеческих страхов
Берут начало из человеческой глупости

То что я сейчас расскажу, конечно не может быть рассмотрено вами как попытка смягчить приговор или как моё расскаяние. Тем более это не должно восприниматся вами как оправдание, ввиду моего поступка, как я считаю многие подумают, а также которое невозможно. Это моё последнее слово и я хочу хоть немного направить вас на путь понимания, ведущий к моему столь злодейскому и бесчеловечному поступку, по справедливому следствию которого я здесь и являюсь. А завтра я, и всё моё оставшееся человеческое существо, надеется на то что меня не будет в живых. Именно поэтому я больше не представляю возможности излить душу кому- либо, кроме вас. И надеюсь на то что мой горький и последний опыт, прольёт свет на хоть какие- то тёмные уголки извилистой, человеческой природы, загадочной для большинства для вас. И несмотря на то что вы готовы разорвать меня в клочья, я всё же прошу немного внимания к моему рассказу, настолько пропитанному сумашедствием и безнадёжностью, что многие из вас плюнут на меня и уйдут по своим делам. Но тем не менее я начну.
К такому убожеству и моральному ничтожеству, которое вы видете перед собой и на которое вам противно смотреть даже через эти толстые решётки, я пришёл не в одно мгновенье как многие думают. Это пришло постепенно и незримо, как к примеру в мозгу растёт раковая опухоль, до тех пор пока она не даст о себе знать, но тогда будет уже поздно. Всё так случилось и в моём случае. Ещё с самого моего детства я постоянно подвергался всевозможным болезням и хворям. Всё от свинки до оспы, от ветрянки до воспаления лёгких переносил я на своём слабом, еле сдерживаемом дух теле. От этих всех болезней перенесённых мной только в детстве, наверное как иной старик не перенесёт за всю свою жизнь, моя психика принимала инфекции как должное, и в моём мозгу разраслась огромная фобия, перед чем- вы уже и сами поняли. Из за моей почти сверхъестественной болезненности я практически не ходил в школу, а моя семья не могла позволить себе нанять даже самого дешёвого домашнего учителя. Поэтому к своему совершеннолетию у меня имелось лишь начальное образование, открывавшее мне дорогу только на самые низы общества. И не имея другово выхода, так как кормить меня за так больше никто не собирался, я собрался и уехал в Париж. Там я, к своему колоссальному разачорованию и страху застал ипедемию чумы. Сотни тел лежали вдоль догог, распростроняя ужасающий смрад, и ждали своей очереди на очищающий огонь, были свалены кучами. В тот переод времени я был вне себя от страха, и поэтому молился что- бы чума не затронула меня. Возможно, господа, именно с того времени моя потологически- паническая боязнь перед возможностью заразится чем бы то ни было начала прогрессировать, беря начало с корней моего детства.
Позже в Париже я нашёл работу, и там же познакомился со своей будущей женой. Ей от её родителей досталась маленькая квартирка в которой мы и поселились. Так прошло много лет, по улицам проносились эпидемии одна за другой ( то грипп, то туберкулёз, то чехотка ) и моя паническая, потаённая боязнь всё больше развивалась во мне, окутывая меня паутиной словно паук, всё больше и больше бредовыми предрассудками и несусветными страхами. Всё это подкреплялось местом нашего обитания- то гетто в котором ошиваются проститутки переносящие сифилис и нищие кашлявшие лёгочными инфекциями. Я более замкнулся в себе, стал выходить из дома только на работу и только в кожаных перчатках и весь закутанный с ног до головы. У меня не было друзей, так как я боялся заразится при разговоре с кем либо или подцепить полезнь через рукопожатие. На рот и нос я цеплял повязку смоченную в спирте и прикрывал её шарфом, дабы это никто не увидел, и быстро ходил по улицам уткнувшись взглядом в грязный асфальт под ногами . Жена моя тем не менее видевшая всё это, порой хохотала с моей, как ей казалось просто причуды, а иногда и сильно раздрожалась и бранилась, особенно если я следуя своему паническому предчувствию перед болезнями- оставался дома, отказываясь идти на работу. Всё это давило на меня с невероятной моральной и психической силой, но тогда я ещё не окончательно превратился в того кем я являюсь сейчас. Но без сомнения существенным толчком к этому моему состоянию, оказалось истина- то что я бесплоден. И это без сомнения было следствием ещё в детстве перенесённой мной свинки. Тогда несомненно я был на грани срыва, и чудом не убил в гневе жену, неоправдонно виня её во всех бедах.
Но слабый луч надежды замерцал на нашем с ней горизонте, ровно тогда- когда для других он просто погас. Родной брат моей жены, активист кокого- то движения, я уже не помню какого, погиб на одной из уличных столкновений, в те дни так процветавших в Париже. Жены у него не имелось и детей тоже, хотя ходили слухи будто он имел связи с некоей женщиной и от которой у него есть ребёнок. Но их брак не был зарегистрирован, а единственной наследницей всего его состояния и большого дома в приличном районе Парижа стала моя жена. Я был неимоверно рад этому событию, хотя жена моя была немного расстроена гибелью своего брата. Конечно эта её скорбь быстро прошла, как только мы вселились в наш новый законный дом. Наконец то я был счастлив, хоть на короткое время. Я бросил работу, так как запасов и разной живности на этом поместье имелось в избытке. Начал хорошо одеватся, пить дорогое вино, и даже на время забыл о своём страхе. Но всё это рассыпалось в один короткий дверной звонок.
На пороге моя жена обнаружила корзину с годоволым младенцем в ней. Там же нашлась и записка обьясняющая столь трогательную картину. Оказалось этот ребёнок- сын покойного брата моей жены, сын его любовницы котороя и оставила его нам на пороге. Имя этому ребёнку было- Грегуар.
Конечно моя жена, имя которой я не называю из этических соображений, до того сердобольная и добрая приняла это за знак свыше, так как если вы помните, у нас не могло быть детей. Я конечно тоже был рад этому, но только с виду. В душе я протестовал против. И каким- то внутренним чувством ощущал угрозу от этого малыша. Ведь почему она его оставила? Та женщина лица которой я никогда не видел, но котороя вероятнее всего сидит в этом зале, его мать, почему она столь хладнокровно оторвала его от себя. Вероятно, отвечала моя жена кормя Грегуара из бутылочки, она настолько бедна что не может содержать даже себя, неговоря уже о малыше.
Грегуар- наш приёмный сын рос с каждым годом, а моя боязнь пред болезнями роста столь- же стремительно. Позже, когда к четырём годам Грегуар так и не прогизнёс ни слова, несмотря на постоянную возню с ним моей жены, самые худшие опасения подтвердились. Оказалось что он с рождения болен слабоумием, как выразился доктор, и до конца дней своих по развитию едва ли превысит интелект пятилетнего. От этой новости я был неимоверно растроен и подавлен. Вот почему я протестовал в душе против него с момента его появления в нашем доме, а теперь я протестовал в открытую, вот почему его оставила его никчёмная мать. Он был болен, самой страшной болезнью когда либо видевших свет - слабоумием!
Всё это неимоверно повергало меня в шок, я уже не чувствовал себя в безопасности в своём доме, там где человек и должен чувствовать защиту. Мой нрав и характер за этот переод времени изменился, и мне трудно это признавать, не в лучшую сторону. Я стал раздражителен и вспыльчив, я ни с кем не общался боясь подхватить какую- нибудь заразу, я в конце концов даже по дому ходил в перчатках и в марлевой повязке, распространяя резкий запах спирта и чеснока. Подвалы мои, до этого под завязку набитые всевозможными винами и ликёрами стремительно пустели. Моё зрение проходило через винные пары и марлевые повязки, а очищалось оно всё реже и реже. Наконец я поднял руку на своё жену. Даже слабоумный Гренуй и тот начал меня избегать, хотя я сам делал всё возможное что- бы он не попадался мне на глаза. А в те моменты когда он всё- же попадался мне в сопровождении и наньканье моей жены, меня всего передёргивало от отвращения. Я видел его безумные, пустые глаза, всаженные надо сказать в голову семилетнего ребёнка, который к слову должен был уже ходить в школу и знать алфавит, и не понимал то о чём он сейчас думает. Иногда, и в такие моменты я ели сдерживался что- бы не ударить его, он неуклюже хватал меня под смех моей жены за штаны, и с безумным мычанием тянул за них. Я с раздражением и отвращением вставал и удалялся, подальше к бутылке вина, только- бы не видеть его безумно глупых и пустых глаз.
Так параноя моя всё больше и больше разросталась во мне, и мне уже начало казаться что этот маленький безумный адов выродок сам заразит меня своим безумствои. А мои постоянные возлияния спиртного- всё больше подкрепляли мою растущую ненависть к окружающим. И иногда смотря на жену, как она возится со слабоумным, меня передёргивало и я не понимал- почему она потакает этому распространению безумства?
Однажды, в пьяном ничтожном угаре, я вернулся домой. Время было за полночь, и тем более я удивился и ужаснулся когда увидел безумца посреди кухни. Он стоял с большой железной кружкой воды, в одной майке и насмехаясь смотрел на меня своими пустыми маленькими глазами. Меня тут- же сковал приступ отвращения, который впрочем быстро сменился гневом. Я схватил его за волосы, благо мои руки были в перчатках, и швырнул его в угол, так что вода из его кружки окатила меня всего. Приступ ещё сильнее прежнего, разбудил моих гневных демонов мирно спавших до этой поры. Ярость заполнила меня всего и застила мне глаза, так как мне казалось что эта вода которую он пил передаст мне его безумство, словно ветер переносит чуму. Я схватил кухонный нож со стола, вывернул безумцу руку, и не чувствуя ни сострадания ни сожаления, отсёк ему указательный палец! Следом за этим моим злодейским действием, весь дом окатило полное боли мычание безумца. Только тогда моя пелена ярости спала, приведя меня к действительности. Затравленно ищя выход из ситуации я схватил его отрезанный палец и кинул в мясорубку, в те дни только проникавшие на кухни богатых домохозяек, стоявшую рядом на столе, потом схватив нож сунул его в карман и в этот миг прибежала моя жена. Она тоже дико кричала от ужаса метаясь взглядом то на меня, то на перепачкаеого в крови безумца.
-Глупый Грегуар, по своему слабоумию он сунул палец в мясорубку!!! Кричал я в притворном отчаяньи. Моя жена не стала долго разбиратся, а тотчас схватила его и вызвав соседку побежала за доктором.
В тот же час я с отвращением скинул свою одежду и сжёг её. Вместе с ней так- же перчатки которые, как я пологал, носят инфекцию безумства, и этот злосчастный палец. Спал в ту ночь я крепко, положа очищенный спиртом нож под подушку.
На утро, как мне не стыдно и прискорбно это сообщать, я почти не чувствовал вины перед своим злодейством. Наоборот я чувствовал бодрость и моральное удовлетворение, как извращённо бы это не звучало. А когда я утолил свою жажду крепким ликёром, та вина которая и мелькала где- то на горизонте неясными контурами, и вовсе испарилась. С того дня, надо сказать, я вовсе стал наглым и бесчеловечным. Я ходил по дому и при каждом удобном случае срывался на жену, когда мне под руку попадался безумец Гругуар, я отвешивал ему пинков, так что он теперь и вовсе завидев меня забивался в угол. О том случае с пальцем, жена моя завела речь лишь однажды, и наврав ей с три короба я жутко разъярился, и орал о том что- бы она лучше смотрела за своим сыном. Тогда вероятно она и начала меня подозревать в моей перешедшей грань, и уже опасной странности.
Так проходили дни, и моё воодушевление всё больше меркло, и я начал искать новые способы поднять себе моральное удовлетворение. Я зарубил всю домашнюю птицу и заколол всех свиней, обьясня жене что все они подвержены бешенству. Жена моя, на это сильно расстроилась, и теперь бросала на меня подозрительные взгляды на пару с безумцем. Я чувствовал что они сговорились, и вероятнее всего моя жена уже успела заразится безумством от Грегуара. Я знал это! Знал! И несмотря на ваши гневные выкрики, я продолжу.
Позже, я всё больше стал пропадать на улицах, хотя знал что это рискованно- ведь есть вероятность подхватить заразу. Но мой родной дом меня пугал больше. Там теперь обитало два безумца, и без сомнения они желали поработить и меня. Но я был хитрей их! И вот одной ночью, будучи уже полностью в плену зелёного змея, я проходился по улицам. Ноги сами меня завели в тот район, в котором я когда- то жил. Было темно, и я очень испугался когда меня кто- то схватил за плечо. То была проститутка, каких если вы помните в этих районах обитало несчётное количество. Она была грязная и с растрёпаными волосами, она презренно улыбалось и было видно как желты её зубы, и я почувствовал её дыхание. Больное и вероятнее всего заразное. Непомню почему она начала смеятся, вероятнее всего с моей медицинской маски, но это не важно. Важно то, что она дотронулась до меня своими заразными руками, и непомня себя от гева я выхватил нож, который я уже машинально носил при себе и которым отсёк палец безумцу, и с размаху вонзил его в её шею. Я победил её болезнь, и был этому воистину рад.
Придя домой я был несказанно весел и счастлив. Теперь я почти каждую ночь ходил по улицам и избавлял их от болезней. Я начал писать картины, вдохновление переполняло меня. Жены с маленьким безумцем я сторонился как мог, так как не хотел подвергать их моему гневу. Но все вы знаете, что самые страшные поступки происходят из благородных намериний.
В тот день было так- же. Я сидел за написанием очередной картины и за выпиванием очередной бутылки, как в дверь зашла моя жена.
-Пойдём- сказала она, подзовя меня рукой- Я тебе кое- что покажу. Я встал и хмуро пошёл за ней на первый этаж, всё гадая что она замыслила, и не безумец ли подбил её на это? И когда я идя за ней, вошёл в спалню Грегуара, я понял что это ловушка.
-Покажи Грегуар, что мы с тобой выучили! Давай же, смелей!- весело уговоривала она эту адову бестию. Взгляд мой, ожесточённый и испуганный одновременно, и взгляд безумца встретились. И он сказал. Он сказал.
-Мама- еле промычал он, смотря на меня своими дьявольски пустыми глазами. Жена захлопала в ладоши, а я отпрянул в ужасе назад врезавшись в дверь. Она была закрыта, и я понял что они вознамерились передать мне их безумство. Гнев и ярость загнанного в угол зверя воспламенили меня. Мне казалось что это его первое слово- сродни древнему и страшному заклятию, которое сейчас направлено против меня. Я просто обезумел от бешенства, и схватив настольную лампу со всей силы швырнул ею в безумца. Потом я выхватил свой нож и набросился бы на него, заколов на месте, как моя жена всем телом встала между ним и мной. На её лице отражался явный испуг и непонимание. Она ещё смела его защищать!!! Я в неимоверном бешенстве своём ударил её, и бессознательное тело её павалилась на пол, снеся за собой кучу детских игрушек лежащих на столе. А я устранив свою преграду надвинулся на дьявольского безумца и несколькими ударами, без чувства страха и стыда или зазрения совести- жестоко расправился с ним.
Совершив этот поистени чернейший поступок из всех которые только возможны, я с чувством ликования и с полнейшим хладнокровием начал искать способ избавится от трупа. Схватив его, благо руки мои были в как всегда в перчатках, я хотел было выбежать с ним на улицу, но вовремя опомнился. Бросив его в прихожей я вернулся в спальню и долго размышлял что мне делать с женой. Самым правильным вариантом, как мне кажется уже сейчас господа, я должен был убить её, так как она скорее всего и сама являлась переносчиком безумия, но в моём сердце сохранились ещё чувства и я заперев её в кладовой, где не было окон, отправился избавлятся от смердящего трупа.
Сперва я хотел расчленить труп на мелкие куски и сжечь, но мне подумалось что от всей этой возни я и сам могу заразится. Поэтому я принял решение просто закопать его в бывшем свинарнике. Зделав это, когда уже стемнело, я вернулся к своей жене, к тому времени уже прешедшей в себя. Она была вне себя от ужаса, и всё пыталась привлечь меня к гласу жалости и молилась выпусить её. Но я не поддавался её мольбам. Я знал чем это черевато.
-Ты подвержена болезни, ты- лишена рассудка..- только и говория я ей, через дверь, слушая её всхлипы и мольбы.
Наконец- то я был свободен и облегчён, освобождён от этого бремя безумия с которым мне приходилось мирится долгие годы. То была ночь, когда я впервые спал так крепко и сладко, хоть и был обременён преступлением, но ради таково облегчения это было не напрасно. У жены моей, родственников не имелось, так что не было нужды опасатся что её начнут искать, так как она ещё нигде и не работала. Хотя пару подруг она завела, но это не имело значения, можно было сказать что она заразно больна, что по сути и было правдой.
Первое время моя жена кричала и звала на помощь, но со временем силы покидали её и она успокоилась. Так прошла неделя, и только пару раз в дверь мою стучали и спрашивали жену. На это я с улыбкой отвечал, что её нет, либо она больна и не может принять гостей. Мне конечно верили- и я сильно возгордился собой. Казалось я могу всё на свете, и за это всё- я не вкоем случае не буду чувствовать ни сожаления, ни сострадания. И именно тогда в мою голову взбрела та идея, по которой вы с радостью и разорвали бы меня, если- б, не эти решётки. Я решил что безумство- это самая страшная болезнь, и что- бы её искоренить нужно нечто большее чем просто банальное убийство одного безумца, одной шестерёнки всей системы которая у тебя под носом. Я был уверен в своём плане, и поведал эти благородные намериния своей жене, и несмотря на её крики и плач пошёл исполнять его в действие.
В больницу для душевнобольных я прошёл без затруднений, как я и предпологал. Сидевшую на входе старуху я оглушил одним ударом, и как позже я узнал- она скончалась от ушиба об пол. Я прокрался мимо спящей охраны на втором этаже и беспрепятственно вошёл в ночную палату. Я намеривался для вашего блага люди, и не надо этих угроз и оскорблений, я хотел избавить мир от безумства. От безумства которое проросло в каждом из вас, и которое вы не замечаете. Я хотел покончить с этим, вырубить это под корень. Но я просчитался в одном- я раскрыл свой план моей жене- которой я до сих пор верил каким- то остатком своей души. А она найдя выход из кладовой в которой я её запер, и не понимая всю грандиозность мною затеяного, посчитала меня сумасшедшим. И теперь я знаю, что не стоит раскрывать свои планы тем, кто сам порабощён тем, от чего ты их стремишся избавить.
Звук сирены я услышал, когда уже хладнокровно расправлялся не с первым корнем безумства. И ворвавшиеся в палату стражи порядка, были поражены в своём невежестве тем что я наделал... Я не скрываю что мне горько и обидно видеть сейчас непонимание и ярость на ваших лицах. Мне стыдно, но только за то что я не сумел исполнить то- что задумал. Мне обидно что в ваших глазах- я безумец. Проклятый и безвозвратный псих. А раз я псих- то значит моя болезнь может передастся от меня и вам, и единственный выход для меня- это смерть, которую я с радостью приму. И ещё я хочу сказать вам всем, и моей жене, я знаю, котороя сейчас меня слышит. Я хочу сказать одно. Мой приговор, единственное - то чего я не боюсь.
И в этот миг судья начал зачитывать приговор.