Деление на ноль (Огрызок № III)

- Эдгар?
- Да.
- Ночь кончается.
- Поспи немного.
- Не хочу.
Где-то внизу, по заброшенным коридорам и лестничным пролетам, прокатился леденящий душу вой. Ветер, точно призрак дикой охоты, мчался, сметая на своем пути листы пожелтевшей принтерной бумаги, коей тут было просто завались. Когда-то давно, возможно даже в другой жизни, Эдгар, игравший в сталкера, приметил здание, что совершенно невозбранно стояло почти в самом центре города. Прогулявшись по заброшенным подвалам и пустующим коридорам, порывшись в брошенной мебели в малюсеньких офисах, юный Редрик Шухарт остался вполне себе доволен простором и царящей здесь атмосферой запустения.
Вскоре на последнем этаже (Эдгар никогда не страдал одышкой) появился маленький тайничок со спичками, сухим спиртом и прочими принадлежностями для комфортной ночевки (все было хорошо припрятано, да и находилось достаточно высоко, дабы даже случайно забредшие сюда бомжи, а тем более сталкеры-конкуренты, не разграбили заначку).
Времена юношеской романтики, навеянной Стругацкими, тайн урбанистических пейзажей и апокалипсических пророчеств прошли – любитель побродить в одиночестве по индустриальным зонам отрастил волосы подлиннее, запрятал подальше в шкаф хороший немецкий камуфляж и поступил в институт, одев доселе непривычные рубашку и галстук.
Эдгар задумчиво подкинул еще бумаги на тлеющие остатки мебели – хрустящие листы мгновенно вспыхнули оранжевым язычком пламени, дав еще немного тепла.
Просто удивительно, какими раньше глупостями была забита его голова. Но, все же, эта маленькая тайна на последнем этаже сослужила хорошую службу даже через несколько лет. Конечно, Эдгар не думал, что вернется на свое место для игры в войнушку именно так, как это произошло сейчас, однако залечь на дно было самым выгодным решением в данный момент.
Гретель лежала неподвижно, закутавшись в спальный мешок, и смотрела в костер, который развел ее спутник, предварительно сходив вглубь офисов и разломав там пару столов. Пламя окрашивало ее бледное лицо в красный цвет, на котором темными пятнами выделялись круги под глазами. Эдгар не пытался заговорить с ней по поводу того, что же она такого увидела, когда спала – все равно ведь не скажет. Увиденное отпечаталось в сознании юной девушки отныне и навсегда, изменив ее до неузнаваемости, что, несомненно, беспокоило его.
Беспокоило так, что Эдгар даже на секунду пожалел о том, что расположился так высоко.
На секунду.
Где-то позади, в огромной дырище, по ошибке названной «французким окном», красной нитью забрезжил рассвет, робко бросая первые лучи на все еще влажный и искрящийся город.
- Где мы? – спросила Гретель. – Что это за место?
- Какая-то иностранная фирма строила здесь свой комплекс, но потом разорилась и стройку заморозили, - пожал плечами Эдгар.
- А как же мебель? – удивилась Гретель, наблюдая как языки пламени лижут лакированную ножку стола.
- Потом здание выкупил кто-то другой, и строительство закончили в срок, - продолжил он, ворочая угольки ножкой от стола, отчего в воздух взметались все новые и новые искры. – Во время стройки погибло несколько рабочих и тела двоих из них так и не нашли.
- Я видела фотографии.
Эдгар непонимающе посмотрел на Гретель через пламя.
Она поближе пододвинулась к костру, усевшись перед ним поудобней и обхватив руками колени. Гретель сняла свои тяжеленные, на взгляд Эдгара – далеко не женские, гриндерсы-унисекс и отставила их в сторону, давая отдых маленьким ступням в черных колготках, робко выглядывающих из-под подола.
- Фотографии на столах, – пояснила она, заметив непонимание в его глазах. – Когда я шла по коридору, там были фотографии в каждом кабинете. С траурными лентами. Иногда по одной, иногда по две или три.
- Любопытно… – пробормотал Эдгар, оставив угли в покое.
В этом здании действительно имели место быть странные и пугающие случаи, кои и привлекли Эдгара, в свое время развлекавшимся поисками чертей в ступах.
Сначала люди просто падали с лестниц, ломая себе ноги, механические измельчители бумаги зажевывали пальцы, с подозрительной регулярностью били током выходящие из строя кофеварки, ломалось отопление, и странный гнилостный запах заполнял весь офис. А потом кто-то, очевидно не выдержав, повесился в туалете, положив начало сокращению поголовья офисного планктона на квадратный метр здания…
Что-то треснуло в глубине костра.
А потом был пожар.
Выгорел как раз тот самый этаж, на котором расположились Эдгар и Гретель. Фирма, не пережив финансового краха, разорилась, генеральный директор – как это обычно бывает – случайно выпал из окна своего кабинета абсолютно без посторонней помощи.
Купившая офис за бесценок новая фирма быстренько отстроила этаж заново, но съехала с выгодного места, не продержавшись и месяца.
- Наверное, мне просто показалось, - неуверенно прошептала Гретель.
- Это точно, - даже не повел бровью Эдгар, мысленно беря на заметку странное совпадение.
- Глупо, да? – улыбнулась она.
- Ты просто уста…
Эдгар замолк на полуслове, внимательно что-то разглядывая. Затем, все так же – ни говоря ни единого слова, он потянулся за ее сапогом и, взяв его, поднес ближе к глазам, наивнимательнейшим образом рассматривая его.
- Что-то не так? – забеспокоилась Гретель, заметив мимолетную тень, что промелькнула у него на лице.
- Нет, все в порядке, - улыбнулся он. – У тебя подошва треснула. Видишь?
Эдгар ткнул пальцем в едва заметную (а в предрассветном полумраке и не видную вовсе) трещинку на подошве, чем всегда грешили ботинки с платформой.
Гретель засмеялась, вытянув ноги в черных чулках и потянувшись как кошка. Ей было смешно, что Эдгар, дорогой, милый Эдгар, после всего того, что случилось с ним сегодня по ее вине, может так спокойно говорить об ее обуви.
Пока Гретель веселилась на грани истерики, Эдгар незаметно вытер руку, испачканную в пепле.
«Да, тебе действительно все показалось».
- Эд.
-Что?
- Ты можешь лечь рядом со мной?
- Нет.
- Почему?
Эдгар кивнул на угли, а потом снова посмотрел на Гретель:
- Тут слишком мало места. Ты обожжешься.
Густой и жирный – точно из крематория – пепел, в котором были измазаны сапоги (а позже Эдгар заметил, что и подол тоже), все никак не выходил у него из головы.

У Вас 3 новых сообщения!

|Сохранить?|

 Пост # …32
Lairell написала:
Что случилось?

Пост # …33
Ania 90-60-90

Эй, почему позорище? Что случилось-то? Ты совсем ничего не пишешь(((

 Пост # …32
Demon 666 написал:
Сочувствую, чувак…

|Удалить все?|

Они болтали о том и о сем, Эдгар шутил – Гретель смеялась в ответ. Она совсем не была похожа на человека пытавшегося вскрыть себе вены, а потом два раза выкинуться в окно вдобавок. Эдгар вспоминал какие-то старые истории своей жизни, придумывал на ходу новые, рассказывал смешные случаи, о которых когда-то читал в интернете.
И ей было хорошо. Гретель видела, как старается Эдгар, как ему тяжело говорить так много и, главное, все зараз. Наверняка он чувствует себя кем-то вроде придворного шута или скомороха…
Или скоморохи – пели? Или то были трубадуры?
Гретель напряглась, припоминая какой-то исторический фильм, но ничего не смогла вспомнить кроме круглого стола и рыцарей короля Артура за ним.
Ее глаза слипались.
Не важно… Она прекрасно понимала, как трудно Эдгару пересилить себя и с благодарностью принимала его дар… как же хочется спать…
Костер, разведенный прямо на дорогом ламинате, уже давно погас – лишь легкий сизый дымок поднимался от побелевших углей. Первые солнечные лучи уже залили город, но еще не прогрели ночной воздух. Утро все еще было холодным, заставляя зябко кутаться в пальто. Они встречали зарождение нового дня на последнем этаже высотного здания вдвоем.
Что может быть лучше?
Гретель подобралась поближе к Эдгару и положила голову ему на колени, не без удовольствия отметив про себя, как он запнулся, растерявшись на секунду.
Его джинсы были влажными от дождя, водолазка тоже вся пропиталась водой и теперь пахла мокрой шерстью.
Вдруг Гретель почувствовала, как нога под ее головой едва заметно подрагивает. Это не было похоже на нервный тик – Эдгар был человеком несколько другого сорта, что бы выдавать свое напряжение подобным образом. Скорее всего, он просто замерз. Она все-таки целую ночь провела в его пальто, благополучно забыв свой кожаный пиджачок в клубе.
Гретель стало совестно. Подумать только – она причинила ему столько хлопот, отобрала пальто несмотря на спальный мешок (предоставленный, опять же, Эдгаром), заставила болтать целую ночь напролет, словом, повела себя как настоящая эгоистка, и Эдгар, в итоге, вытерпел целую ночь осеннего холода.
- Эд, ты замерз?
- Нет.
Дрожь в ноге мгновенно пропала, словно ее никогда и не было – Гретель скулой почувствовала как, каменея, перекатываются мышцы под влажной джинсовой тканью.
Слишком двусмысленно звучал вопрос.
- Ты не подумай. Я просто хотела…
- Поспи немного. У тебя глаза слипаются.
Гретель вздрогнула:
- А если… – она осеклась, понимая, что сейчас сболтнет лишнего и ее окончательно примут за сумасшедшую.
- Что, «если»? – прищурился Эдгар.
- Ничего.
- Ты ведь что-то еще видела во сне, да?
- Что значит «что-то еще»? – возмутилась Гретель.
- Погребальные фотографии вряд ли бы произвели на тебя такое впечатление, - выдал необыкновенно длинную тираду Эдгар. – Там было что-то тако…
- Ничего, - надулась она. – Ничего там не было.
- Совсем ничего? – хмыкнул Эдгар, отчего Гретель стало не по себе. Словно он знал и понимал гораздо больше, чем она сама, и лишь насмехался над ней, вынуждая рассказать то, что и вспоминать-то страшно.
- Ничего я не видела! – настроение девушки резко испортилось, и Гретель резко встала, по-крестьянски отряхивая платье.
- Ох! – она оступилась, схватившись за низ живота. Новая, едва оформившаяся жизнь уже напоминала о себе внезапными болями.
Мгновенно – точно тень, точно молния – рядом оказался Эдгар, словно он специально только и делал, что дожидался подходящего момента. Аккуратно подхватив ослабевшую Гретель, он попытался уложить ее на место, но девушка вырвала руку.
- Оставь меня!
Эдгар молча, точно киборг из фильмов, отошел в сторону, продолжая внимательно наблюдать.
Гретель опустилась на колени, прижав руки к животу.
Как больно… это не схватки – это что-то другое…
«Господи, какая же я дура… - крутилось в голове у нее. – Эдгар… он такой… такой…»
Сильные руки подхватили ее под мышки, подняли с коленей и переложили на спальный мешок. Сам Эдгар, скрепя сердце, улегся рядом, прижав голову рыдающей Гретель к своему плечу, а вторую руку положив ей на больное место.
- Боль скоро утихнет. – Успокоил он ее. – Это всего лишь бунтуют нервные клетки. С тобой ничего не происходит. Постарайся расслабиться.
- Я беременна, Эд, – прошептала она в плечо. – Я беременна… что мне делать?
Он молчал, поглаживая ее живот. И действительно – боль постепенно стихала.
Теперь Гретель просто беззвучно рыдала, вцепившись ему в плечи.

Слабость. Слабость бывает скрытой и явной, слабость бывает милой и омерзительной, слабость бывает порочащей и обеляющей, подчас слабость может быть, как это ни странно – слабостью, а в иной раз – силой.
Но что значит слабость?
Неумение или нежелание преступить через себя, через свое воспитание или моральные принципы?
Или просто одна из наших характерных черт, дающая нашей личности какие-либо отличительные особенности?
Однако слабость – прекрасная маска, для самообмана нас самих же в первую очередь. Люди имеют свойство преуменьшать свои собственные недостатки, мотивируя это своей внутренней слабостью. Неумение сказать себе «нет» в определенный момент, нежелание сделать что-либо значимое, чем-то пожертвовать, привлечь к себе внимание…
Кого мы обманываем – себя или окружающих?
Маски имеют свойство прирастать к лицам.

- …а клуб? – спросила она, не открывая глаз. – Как мы здесь…
- Я донес тебя.
- А что…
- Он умер, - спокойно ответил Эдгар, словно не случилось ничего особенного.
В Москве каждый день, если кого-то не умирал в связи с насильственными действиями, то он точно разбивался на машине. Утренние новости и сводки «дежурных частей» (тоже умело замаскированных под утренние новости) были похожи на перечень жертв холокоста.
Город словно пытался очистить себя сам.
- Ты уверен? – Гретель сильнее прижалась к мокрой одежде Эдгара, стараясь отдать в благодарность все тепло своего тела.
- Да.
- Когда я вошла… - начала она. – Я плохо помню что именно… А ему нельзя было помочь?
Эдгар покачал головой.

Заподозрив неладное, он пошел искать Гретель – благо старомодных школьниц в клубе больше не водилось – и, словно по какому-то извращенскому наитию, зашел в комнату для девочек как раз в тот самый момент, когда Гретель собиралась проверить, в порядке ли ее «сосед» по кабинке.
Едва войдя и заметив брызги и лужу чего-то вонючего на полу, Эдгар сразу понял что делать. Вернее даже не понял – он просто сгреб уже собравшуюся закричать Гретель и, за неимением времени, просто зажал ей рот, получив при этом остреньким локотком между ребер.
Быстро, буквально волоком, вытащив отбывшую в неведомые края девушку обратно под шум концерта, Эдгар перекинул ее руку через плечо и дотащил до маленьких диванчиков возле кальянной.
Пара порций водки в голове и эпилептический – словно обухом по голове – зеленый свет в темноте танцпола только подстегивал Эдгара, заставляя его абстрагироваться от окружающей действительности, думая быстрее и четче. Каждое мгновение было на вес золота – в туалет могли затесаться люди абсолютно посторонние и крайне нежелательные в столь щекотливой ситуации с трупом.

Единственного быстрого взгляда на тело (теперь уж точно «тело» – никаких сомнений на этот счет возникнуть не могло) было достаточно, чтобы понять, что никакие камлания реанимационной бригады тут уже не помогут.
По-правде говоря, Эдгар впервые видел такое.
То, что все кругом было заблевано рвотой кофейного цвета – представляло собой ровно половину беды. Куда большее впечатление производила здоровенная, лужа крови, подернутая едва заметной матовой пленкой. Словно гигантское, разбитое вдребезги, алое зеркало, оно нерешительно и робко отражало все от своей дымчатой поверхности.
Эдгар еще никогда в жизни не видел столь красивой, столь яркой и настолько правдоподобной крови. Забрызгано было все – от белоснежного фарфорового унитаза (яркие сочные разводы и подтеки со сгустками) и кафельных плиток (брызги, цвета спелой черешни, словно сорвавшиеся с кисти художника-авангардиста) – до стенок кабинки и, даже, немножко, потолка.
Эдгар задрал голову – интересно, какое же у него было давление, раз уж он так фонтанировал?
Кровь буквально сочилась из всех щелей посетителя: глаза, уши, рот, ноздри – кровеносные сосуды лопнули везде. Судя по огромным расплывшимся по штанам пятнам – кровотечение из прямой кишки и половых органов тоже было налицо.
Паренек застыл в нелепой форме зародыша – обхватив бока бледными красивыми руками и в изнеможении прижавшись щекой к холодному кафелю.
Подбородок был плотно прижат к середине груди.
Словно, истекая, он хотел спрятаться в утробе матери, поняв, что смерть неизбежна, и она настигла его в кабинке женского туалета.
Весьма глупая ситуация, к слову.
Засучив рукава, Эдгар рывком поднял тело, чтобы приступись к тщательному заметанию следов…
И отшатнулся, поскользнувшись на окровавленном кафеле.
Уже успевшее окоченеть тело парня глухо стукнулось об унитаз и сползло по стенке в угол. Что-то сырое, слипшееся от гноя – то, что, вероятно, и было глазами бедолаги – уставилось на него из-под челки. Эти два гноящихся комка плоти вселяли бы ужас и отвращение в любого, у кого самого глаза были еще на месте.
В любого, кроме Эдгара.
Тот присел на корточки и с – чисто медицинским – любопытством потыкал указательным пальцем в изуродованные глазные яблоки, стараясь подцепить ногтем краешек посохшей гнойной корки. Почему-то Эдгару пришли в голову мясные тефтели, которые ради смеха положили на глаза бедолаге вместо монет (но сравнение это пришло ему в голову гораздо позже – и то, потому что Эдгар был весьма и весьма голоден).
А еще лицо. Посмертная маска внушала невольную оторопь и смятение. Эдгар прекрасно знал, что лица у трупов дряблы и не имеют какого-то особенного выражения из-за мгновенного расслабления мимических мышц. Но этот паренек и здесь был большим оригиналом – его гримаса ужаса была просто бесподобна.
Тот самый пресловутый «Angst», который так любят восхвалять повернутые мозгами фанатики готики.
Что же, любопытно, нужно было увидеть такого, чтобы умереть с таким лицом?
Поняв, что засмотрелся, Эдгар с удвоенной скоростью приступил к работе: снова схватив тело под подмышки, он водрузил его на унитаз.
В углу стояла швабра с тряпкой, ведром и прочими принадлежностями – за пять секунд он загнал все признаки долгой и мучительной смерти под кабинку с трупом, уничтожив все следы пребывания здесь кого-то постороннего.
Опустив веки (для этого пришлось приложить немалые усилия – «тефтели» плохо помещались в глазницы) на заплаканные кровью «глаза», сунув напоследок швабру ему в руки, Эдгар захлопнул кабинку и, с помощью лезвия выкидного ножа, что обычно носил с собой в кармане, закрыл несложный замок.
Верхом творения его тайного криминального гения стала найденная в углу табличка «Не работает», повещенная на ручку импровизированного склепа.
Музыка в зале стала стихать. Наверняка напрыгавшийся народ немедленно ломанется по туалетам – заряжаться подозрительного вида веществами в таблетках.
Заметив на полу весьма дорогую – вероятнее всего заказную – опасную бритву и две небольших лужицы крови, которые не заметил до этого, Эдгар сразу догадался, (из) чьих рук это дело. За неимением времени, он, подняв и сунув бритву в карман, расстегнул штаны и помочился на кафель пола и на стены кабинки, не оставляя ни единого шанса судмедэкспертам даже приблизительно понять, что она принадлежит Гретель.
Затем Эдгар извлек из кармана небольшой флакончик пахнущего спиртом антисептика для обработки рук (он всегда заботился об элементарной гигиене) и быстро протер все возможные места, где могли остаться хоть какие-то наводящие отпечатки пальцев.
Быстро стянув резиновые перчатки для мытья унитазов, Эдгар распустил и взъерошил волосы, сокрыв добрую половину лица, и преспокойно удалился, не привлекая ненужных взглядов к своей скромной персоне.