Приятная жертва. ГлаваVII. Открой свои глаза для любви вокруг тебя.

- Эми, Эми...постой...где ты? ...Это ты гладишь мои порезанные руки, Эми, ты?...Эми...
Я была вся в холодном поту, я еще долго произносила имя Эми, но больше я ее не видела. Мою встречу с Эми прервало что-то яркое, ослепляющее глаза – это было солнце, но теперь, с этого момента на него я смотрела как-то по-другому, теперь солнце не вызывало у меня отвращения, оно не напоминало мне о слезах отца, оно напоминало мне о Эми. Я не скажу, что я полюбила солнце, это было какое-то странное чувство, чувство возращения Эми, я ее чувствую, она все еще где-то здесь! Мои руки, точнее вены, были перевязанные, и боль становилась не такой ужасной, но я знаю, что это не бинт укротил мою боль, это все Эми – это она прикоснулась к моим рукам и выпила этот яд, яд, который я занесла себе своим же отчаянием. Это все Эми... я чувствую... и она все еще где-то здесь. Было утро. Во рту у меня пересохло, губы были очень сухими, говорить мне было сложно, я потеряла много крови, но не смотря на все это я подняла свой рюкзак, который Эми освободила, и хоть едва слышно, но прошептала: “Доброе утро, Эми!”. Я лежала, ко мне часто заходили врачи, осматривали меня, потом, когда я оставалась одна, я смотрела на солнце, а и с глаз текли слезы, как у отца. В палате было прохладно. Я укуталась одеялом, я вся дрожала, но где-то в области сердца я чувствовала тепло, это было тепло не от одеяла, это было внутреннее тепло, которое я уже много лет не ощущала. Мне казалось, что, как будто кто-то взял мое сердце в руки и согревает его, не переставая дышать на него теплом своей души. Слезы катились снова и снова. В моей памяти изобразилась вся картина вчерашних событий. Наверное, сегодня ночью я взяла в руки лезвию из-за чувства вины, из-за потери всех и всего, что я любила, и, наверное, из-за страха...остаться одинокой. Я помню, в тот момент у меня в голове смешались все картинки жизни, как черно-белое, смешалось все: я видела картинки хорошие, сменяющиеся картинками плохого; в тот момент я поняла, что я устала, устала быть той, которой стала, я никогда не надевала маски, я никогда не пыталась выдавать себя за ту, кем я не была, я всегда была той, кто я есть, но я устала от себя, устала именно от себя самой, я хотела что-то изменить...но первое, что попалось под руку для изменения себя стала лезвия...
...Мой дом стал по-настоящему одинок. Брат, Мэтью, уже полгода как умер от передозировки, он не смог изменить свой образ жизни. Где-то, в глубине души я беру эту смерть на себя, я вспомнила, как я просила Бога о его смерти, но неужели Бог услышал меня? Вот мой брат умер, но мне от этого не легче, я чувствую брошенной еще одним, родным мне человеком...
...И все-таки тот человек отодвинул стул на котором стоял с петлей у себя на голове...это я о папе, он, как и я, вскрыл себе вены...но его не спасли. Он тоже бежал по той тропинке, и на которой, как и я, порезал себе руки. А куда или к кому он тогда бежал, три месяца назад? К Эми? Или он просто бежал, не важно по какой дороге, лишь бы бежать, интересно: тоже от самого себя? Отца нашли в ванной, он пролежал в ней больше пяти часов. Я была нужна ему, он ждал меня целый год, ему была нужна я! А я тем временем шла по стопам брата во всей точности всего. Я беру вину смерти отца на себя...
Мать...После смерти Мэтью и отца мать осталась жить одна, я не знаю осознала ли она что-то для себя или нет, но знаю только одно: когда она осталась одна, она выкупила то пианино, на котором Эми создала для меня нашу мелодию. Пианино стояло на том же месте, оно тоже снова было открытое, еще соседи говорили и о том, что она часто приходила на берег моря, садилась на одно и то же самое место на пирсе и долго смотрела в море. Я узнала то место – это было мое любимое место, куда я часто приходила после ссоры с мамой. Почему я говорю о прошлом – да потому, что ее тоже нет в живых. Наш дом был старинным и внешне выглядел красиво, но внутри он был бедным, мы жили не очень благополучно. Одной ночи, когда мама была уже одна, в дом вошли грабители, они наверняка думали, что в таком доме должны быть деньги. Грабители требовали от мамы денег, которых у нее не было, потом одному из них надоело все это и...он жестоко нанес маме ножевые ранения, их на ее теле было десятки. В смерти матери я виню тоже только себя, ведь я ее так проклинала, и я не оправдываю себя, но ведь именно она виновата в смерти Эми, а, может, Эми там и лучше. Хорошо, я беру смерть мамы на себя.
После того, что я узнала о своей семье - жить я не захотела, мне казалось, что жизни не так я не достойна, как она меня – сама жизнь. Но теперь, теперь после встречи с Эми я буду, я просто обязана жить.