Физиономистика. Пропасть межу американским и европейским кино

Физиономистика. Пропасть между американским и европейским кино

Сегодня я узнал, что Джулия Эндрюс - а н г л и й с к а я актриса.
"Ну вот! - вздохнул я с некоторым облегчением. - Этого следовало ожидать (или: что и требовалось доказать)!"
И обругал себя, что - сам - раньше не догадался.
В самом деле, ведь мог бы быть повнимательней, присмотреться попристальней - с чего это на эту актрису всегда интересно смотреть, её приятно видеть?
Ведь в целом я давно понял секрет - какая непреодолимая пропасть лежит между американскими и европейскими актёрами.
И понимать, ощущать это я начал довольно давно.
Когда-то, на заре нашего "слияния с Западом", когда Железный занавес только что пал, и к нам хлынул поток западной культурной продукции, которая до этого притекала к нам тонкой струйкой, строго дозированно и идеологически выверенно, мне попали в руки несколько иностранных журналов.
Это были "Пари Матч", и на последней странице одного из них я, в частности, узрел галерею парадных портретов полутора или двух десятков пар. После, задним числом, я определил, что это были пары американских актёров на какой-то торжественной церемонии - вполне возможно, что на мероприятии вручения премии "Оскар".
Я внимательно, по очереди, разглядывал эти гламурные пары, пока... Взгляд мой не дошёл до очередного персонажа (кажется, сколько я помню, он был один, без спутницы).
Это был довольно красивый брюнет в смокинге... И вот тут меня перевернуло.
Внезапно я понял, что из всей этой галереи портретов, я впервые увидел ж и в о е лицо.
Все прежние оказались для меня вдруг "зачёркнутыми", превратились в вереницу всего лишь статичных манекенов - потому что только в этом персонаже била ключом, кипела настоящая жизнь, он был единственным, чей взгляд горел - на фоне тусклых и ничего не говорящих взглядов других.
Одним своим присутствием этот человек превратил всех остальных в безжизненные восковые фигуры.
Я был потрясён. И хотя имени этого актёра я тогда ещё не знал, ничто не помешало мне после это имя определить - приписать к ранее запомненному лицу (Так бывает. Когда я, ещё не зная большинства американских и просто западных актёров, посмотрел фильм (по повести Г.Г. Маркеса) "Хроника объявленной смерти", я после, когда их узнал, без труда определил имена увиденных в фильме актёров: Орнела Мути, Руперт Эверетт).
Имя этого "единственно живого" во всей череде лиц оказалось Аль Пачино.
Я бы, может, и забыл про этот курьёз, про этот удивительный контраст "неживых" и единственно живого лица, но этот курьёз забыть себя мне не позволил.
Примерно в то же самое время мне пришлось смотреть один американский фильм, довольно занятный, о жизни американской творческой тусовки в Париже где-то в 20ых годах прошлого века.
Коллизия там была довольно занятной, пока...
Пока где-то на 1/3 фильма там не появился новый персонаж.
И опять произошло то же самое: фильм для меня внезапно "перевернулся": это "первое живое лицо" вдруг уничтожило все предыдущие, отвергло их, превратило в безжизненных и картонных.
Все персонажи до этого, как я понял, просто действовали, двигались и говорили какие-то слова, а этот... - переливался множеством красок, струился, ежесекундно меняясь и являя собой множество оттенков и движений души в каждой секунде действия.
"Это лицо европейское!" - сразу определил я. - Вот почему все американцы рядом с ним - сразу обесцветились, превратились в ходячие схемы!
И я не ошибся. Позже я узнал имя этого актёра - вернее, актрисы. - Линда Фиорентино. И хотя, ещё позже, я узнал, что эта актриса родилась и выросла в США, итальянская фамилия (представьте, в какой семье, в какой атмосфере она с детства воспитывалась!) говорили сами за себя.
Европейские корни, европейские человеческие традиции - "взорвали" для меня добротный и небезынтерсный американский фильм. Фильм "Модернисты".
Так я понял, что это закон. Органично американцы смотрятся только на фоне себе подобных, стоит затесаться в их ряды европейцу, как внутренняя статичность и безжизненность американцев становится видна без всяких прикрас. "Ключа", бьющего внутри них потока микроизменений и микроэмоций, этих бесконечных переливов души, которые мы видим в европейцах (и русских) в них нет. И это отсутствие зияет пустотой, разверзается пропастью...
Сами они этого, кажется, на понимают, они, как дальтоники, не могут рассмотреть этого оттенка, этой разницы.
В этом я убедился, когда посмотрел один довольно заурядный (но страшно поучительный!) американский фильм, в который они умудрились пригласить британского актёра, да при том ещё великого!
В нудном (и проходном) фильме студии Дисней, где разворачивается история о проклятии бессмертия, которое не посчастливилось обрести одному семейству, вдруг появляется Злодей.
И опять, как по мановению волшебной палочки, все персонажи, действовавшие до его появления, превращаются в статичных, скучных, еле живых.
И всего лишь несколько эпизодов с этим актёром разом зачёркивают все потуги изобразить какие-то переживания у остальных. Он один среди них живой, он один - интересен... Какая неосмотрительность была - приглашать в американский статичный и маловыразительный фильм великого Бена Кингсли! В поделку "Вечные Таки"...

   Потому что в фильм ворвалась глубина, многомерность, множество оттенков переживаний, переходящих одно в другое в лице актёра, и одномерные, в одну краску американские исполнители обратились в одноцветных, почти неподвижных статистов.

   Как если бы в рисованном мультфильме вдруг появился настоящий, "игровой актёр. Человек-исполнитель сам, собственной персоной.

Я мог бы вспомнить эпизод из какой-то повести И. Грековой, где подлинность игры актёра она сравнила с "чтобы выходила собачка" (это по истории, когда новый актёр в театре едва появился на сцене в репетиции, как на сцену вышла собачка одного из членов труппы. По интонации новой звезды она определила, что репетиция з а к о н ч и л а с ь)...
Но, пока я это писал, я вспомнил другой эпизод, из истории МХАТа. Когда Станиславский и Немирович-Данченко решили ввести в один из своих спектаклей мастерицу настоящих русских распевов, они сразу увидели, как померкли, сделались искусственными все остальные актёры на сцене. П о д л и н н о с т ь народной певицы уничтожала всю их игру под самый корень.
Режиссёры не сдавались. Они окружили сильный и чистый распев - хором. Но эффект уничтожения всего остального не пропадал. Они ещё раз попробовали - задвинули певунью на самый дальний план. Но и это не помогло. Реальное народное пение вскрывало искусственность, условность, "сделанность" всего остального с той же неизбежностью.
От идеи ввести нечто "натуральное" пришлось отказаться. Чтоб не разрушить всю постройку спектакля, не разбить её вдребезги.
С подлинностью настоящей жизни соперничать пусть и хорошая, но условная игра актёров не смогла.
Вот поэтому - никогда не спрашивайте меня, кто из американских актёров мне нравится. Всё равно все, кого я назову, если копнуть глубже, окажутся европейскими. Это та пропасть, которую Америке не перепрыгнуть.
-----------------------------------
Отдельное замечание. Физиономистика - это способность понимать и чувствовать людей только по наблюдению за их лицами. Ничего общего не имеет с лженауками "физиогномикой" (помните у Лермонтова?) и тем более френологией. Да и на статус даже науки-лже она не претендует, потому что это не "наука", а искусство. Зависит от развития эмоционального интеллекта, эмпатии. И у каждого человека потому развита в разной мере. От полной слепоты до удивительной отточенности и проницательности, интуитивного понимания другого человека сразу, при одном только на него взгляде.