Некоторые соображения касательно графомании

Любовь к написанию можно сравнить с любовью к интересной игре, полной нюансов, экспериментов и открытий, игре требующей умения, знания правил, умения импровизировать и готовности к труду. Эта любовь является при удачном стечении - предпосылкой к тому, чтобы стать писателем, но и в «неудачном» останется человеку маленькой выручалочкой в жизни, как и любая любовь к какому-либо процессу. В трудное и тоскливое время такой человек может взять и написать стишок, этот процесс поднимет ему настроение. У каждого это что-то своё – кому-то поможет рубанок и верстак. Спросите у человека, занимающимся любимым занятием – зачем он тратит на это время? Для него это будет странный вопрос.

Предпосылки к мании закладываются, когда человек хочет получить результат, не представляя самого по себе процесса. Или представляя, но воспринимая его как неизбежные издержки. Вот писатель – он же что? – его все узнают, спрашивают автографы, шлют гонорары, одним словом куда не плюнь – классно. Ну и решает человек – стану писателем. Пишет. Написал. Бабушка в восторге, друзья говорят – «ну надо же» и поехало. В принципе в голове уже создался образ, что он без пяти минут рупор человечества. Мания получит свой шанс при столкновении этого воображаемого образа с реальностью.

Границу, за которой начинается графомания переходят ( или не переходят) в зависимости от внутренней реакции на негативную критику незаинтересованных читателей. Рассмотрим три варианта такой реакции. 1. «Ну нет, так нет, попробую себя в чём-то другом»; 2. «А что не так-то?. Надо разобраться в чём моя ошибка» 3. «Вы не правы, вы не поняли, сами дураки». Третий вариант и есть начало пути графомана. Взглянув в мир, словно в зеркало, он не хочет признать, что видит своё отражение. Он не может быть таким неумелым, банальным и вообще скучным! Все эти люди – ошибаются, или завидуют.

Второй вариант («а что не так-то?») - это те, из кого МОГУТ получиться писатели. Они постигают ремесло тяжёлым трудом и зачастую достигают больших результатов, нежели их влюблённые в писание собратья по цеху, о которых шла речь с самого начала. Тяжёлым, потому что им само по себе писательство радости не приносит. Но, работая с промежуточными задачами, решая их упорно и дисциплинированно, шаг за шагом наращивая мастерство, от каждого такого шага они получают удовлетворение и прирост сил. Разница их с теми первыми, что пишут играючи - велика! – приземлённые трудяги на фоне беспечно поющих соловьёв! Хотя секрет соловьёв так прост.

У «соловьёв» и «трудяг» на первом месте всегда стоит процесс . У первых - любимая игра, у вторых – преодоление нового шага. Хотят ли они раздавать автографы и получать гонорары? Да. Для трудяги это стало бы что-то вроде заслуженного ордена, для соловья – приятным бонусом. Для графомана же, оторванного от действительности – нет ничего, кроме образа успеха. Игра ему не интересна, к труду он не готов. Поэтому он продолжает писать, ожидая того, что ему, как он уверен - положено и предначертано. Несчастливый и неблагодарный путь. Человек обрекает себя не только заниматься тем, что по-настоящему не любит, но ещё и лишён шанса на получение какой-либо награды.

С его стороны собственная избранность - это не знание, а вера. И вера, плохо выдерживающая испытание действительностью. Поэтому ему так важны хоть мало-мальские доказательства, которые он станет собирать по крупицам - все эти лайки, грамоты, письма, любые намёки на то, что он тот за кого себя выдаёт. И никого так не ранит любая критика, как его. Критики без малого покушаются на самое святое. Ведь если из-под графомана выбить веру в его исключительность и избранность – что ему останется? Жизнь как у всех и даже хуже, потому что пока «обычные люди» делали вклады в своё будущее, графоман в этом не нуждался – его будущее было для него очевидно.

Как отреагирует соловей на критику? Он хорошо разбирается в своей любимой игре и тут важно, насколько критика компетентна, не исключено, что она его заинтересует, хотя может и расстроить – ведь тут был такой эксперимент, такой, понимаешь выверт, что он сам от себя не ожидал и вдруг ему – скучным серпом по причинному месту. Впрочем, жизнь это соловью, мягко говоря, не сломает: петь всё равно будет. Между прочим, угадайте – кто будет критиковать соловьёв?
Трудяги, конечно. Они, «выстрадавшие» каждый шаг, очень хорошо знают как надо и как не надо. Даже слишком хорошо, так как обладая знаниями, находящимися, разумеется, исключительно в пределах изученного - трудяги склонны считать их единственно верными. Им самим критика только на пользу, если она достаточно конструктивна и пропорциональна возможностям.

Есть ли для графомана способы изменить создавшееся положение вещей? Конечно. И они так же просты, как способы излечить человека, отказывающегося принимать факт своей болезни. Я их вижу два: те самые оставшиеся из изначальных. Вводные для всех трёх вариантов были одинаковы, напомню: а)Человек пишет и сталкивается с тем, что внешнему миру такой продукт в таком виде не нужен. б) Человек пишет, мотивированный не любовью к процессу, а образом успеха (каким бы этот успех не представлялся). Итак, первое, что необходимо сделать – это посмотреть правде в глаза, спустившись с воображаемого Парнаса. Второе – отдать себе отчёт в степени своей готовности (или неготовности) подниматься на тот Парнас упорным и долгим трудом, без всякой гарантии на успешное завершение подъёма…

Путь без любви к пути - стоит ли он времени жизни потраченного на него? Окупят ли это время атрибуты успеха, если их получится завоевать? Вокруг – множество путей иных, неиспытанных. Возможно, на каких-то из них само путешествие - будет в радость?

Напоследок хотелось бы развеять иллюзию избранности, вернувшись к самому началу публикации. Те, кого мы привыкли считать одарёнными свыше – люди, любящие то, чем они занимаются. Им легко получать новые знания, их не тяготит труд, до тех пор, пока их любимая игра им интересна. А чтобы любимая игра оставалась интересной, она становится всё более искусной. Трудяги преодолевают преграды, соловьи гребут по течению.

Что же до вдохновения, то его роль преувеличена и мистифицирована. Когда мысли человека всё время крутятся вокруг какого-то предмета не в силах отыскать путь к пониманию, случается, что сознание предоставляет понимание напрямую, без пути. Озарение, вспышка света – так вот оно что! «Если долго мучиться, то что-нибудь получится». По своей сути такое озарение всего лишь убыстряет наступление понимания, это такой автобус из пункта А в пункт Б. Будет ли писатель стоять в пункте А в мучительном ожидании автобуса, который может и не приехать? Да нет конечно, пойдёт пешком, как обычно. Дорога-то дальняя.