Марки

1983 год. Зима. Марки.

                                         I
Вернусь на десять лет назад из 1993 года. Сейчас я буду прыгать по годам тудв-сюда постоянно. Я вас предупреждал в предисловии, если вы его читали конечно.

Не помню кто первый это начал. Кто первый показал. Но всех мальчишек в нашей школе, начиная от нас - младшеклассиков, заканчивая старшими пацанами обуяла страсть к коллекционированию почтовых марок.
Не минута сия чаша и меня, и моего друга - Сашку С-кого.
Марки разных стран, нам мальчишкам, живущим в далёком северном городе, в самой прогрессивной и справедливой стране Мира - были окном в какую-то другую, сказочную жизнь.
Сколько их было! Ярких, цветных, с непонятными для нас надписями, прямоугольных, квадратных, треугольных. Больших, очень больших и маленьких.
Мне купили большой тяжёлый специальный альбом - кляссер, и я стал собирать.
У Сашки такого роскошного альбома не было, мать развелась к тому времени с его отцом, машинистом тепловоза, и работала в железнодорожной больнице. Денег не хватало. И поэтому она купила ему два маленьких альбомчика. Дешёвых.
Чтобы коллекционировать (мы говорили "собирать") марки их нужно покупать. Потом меняться с другими. Или не менять, а только показывать завидующим, упиваясь своими сокровищами.
Для покупки марок нужны были деньги. Их у нас
не было. Конечно, мне взрослые марки дарили, но не всегда те, что мне были нужны. Те марки что мне не нравились я отдавал Сашке для пополнения его коллекции.
Я пускался во всяческие ухищрения, чтобы раздобыть хоть двадцать копеек. Сашке давала деньги мама, но не часто. Сумма на какую нибудь серию марок копилась долго, и много раз бывало, когда мы с моим лучшим другом приходили за вожделенными прямоугольника ми из бумаги, их уже кто-то купил до нас.
В то время мне до зарезу нужны были шесть рублей. Огромная для меня сумма! Купить я хотел серию с тропическими глубоководными рыбами. Они, эти рыбы, такие чудные, так поразили моё воображение, что я надолго зависал над витриной разглядывая зубастых чудовищ, живущих в глубинах океанов.
С каждым моим походом в "марочный рай" - магазин "Союзпечать", желание обладать этим сокровищем возрастало.
У нас, мелюзги, марки прежде всего ценились не за редкость, или ещё что-то. А прежде всего за красоту, необычность формы или размера и тематики.
Никому были не нужны разные бородатые мужики: физики, химики, писатели. Что на них смотреть!
Мы ведь любовались той необычной красочностью, что хранилась в наших альбомах. Или в альбомах друзей, или недругов (они, эти недруги были тогда игрушечными, не настоящими. Это потом, когда чуть повзрослели...)
Бесплатно можно было: выменять, выпросить, выкрасть (да, да и крали), чего только не было.
Не мог я скопить шесть рублей, постоянно на глаза попадались какие-то другие марки, и я тратился.
Рыбы же всё плавали за стеклом, загадочно смотрели на меня - маленького мальчика со светлыми прямыми волосами и голубыми глазами, одетого в  пальтишко с воротником из кролика, в кроличью же шапку-ушанку с опущеными ушами, и рукавички связанные мамой. Кажется они были на резинка, как у маленького, чтобы не потерял. И я не хотел их носить из-за этого, ведь уже учился в третьем классе, ходил на дзюдо, а тут варежки на резинке! Валенки не носил никогда, не любил. Поэтому на ногах детские унты из собаки. Как одет был Сашка в ту зиму я не помню. Но бедны они были, мать санитарка мало получала.
В общем и целом с финансами дела у нас обстояли плохо. Денег вовсе не водилось.
Успеваемость тоже хромала, по не любимым троечки, четверочки. По любимым - пятерки. Вот с поведением было совсем плохо. Оно было стабильно неудовлетворительное.
Ну как можно в девять лет сидеть в классе во время перемены? Вы, когда учились в начальной школе сами, спрашиваю вас, вот именно вы! Пробовали просидеть всю перемену не двигаясь за партой?
Да? Жаль мне вас!
Мы вот с Сашкой и другими мальчишками на перемене увидеть не могли. Ведь столько игр!
Шквара. Ляпа. Три Пятнадцать!
Беготня. Крик. Визг. Вот бывает, убегаешь, оглядываешься на преследователя...и в этот миг влетаешь в живот. Хорошо если к старшеклассники. Они правда сами в наш коридор ходить боялись. Или они на нас наступят ненароком, или мы толпой их затопчем. Но случалось и им у нас оказаться.
Вот врезался ты в живот старшекласснику. Ударился лбом о белые пуговицы на его пиджаке. Он тебя осторожно поднимет, спросит:"Не больно?". Я мотну головой. В он так же осторожно отставит в сторону. Пока в руках наверху, успевают ещё увидеть всех кто за мной погоню устроил, стоят, ждут, рубашки вылезти из штанов, красные, плотные, и дышат тяжело.
Вот сколько можно заметить, когда оказываешься в руках старшеклассника!
Ну к если ты врезаешься злой училке из третьего "А"? Она вон на родительском собрании говорит чтобы ремнем по жопе били.
Всё, неуд по поведению и запись:"Бегал на перемене".
А что ещё на перемене делать? Сиднем сидеть?
Насиделись на русском этом, с правилами. Все свои маленькие задницы отсидели. Нам двигаться надо! Мы живчики!
Значить получить гипотетическое вознаграждение в виде энной суммы за примерное поведение и оценки нам не светило. Да и не платил никто тогда денег детям за оценки. По крайней мере у нас в классе. Даже круглым отличникам.
Может на улице поискать.
И ведь искали же! Надеялись на чудо.
Вижу как мы вдвоём идём медленно. Головы опущены вниз, глаза рыскают по снегу. Ищем.
В один из таких "поисковых" дней.
Женский голос.
- Мальчики, что с вами случилось? Почему такие грустные? Головы повесили. Обидел кто? Или двоек нахватали?
Поднимаю голову и вижу толстую повариху из столовой которая вместо детской площадки стоит у нас во дворе. Когда строили дом, столовая уже была. Там и осталась.
Повариха толстая - значит хорошая. Толстые поварихи всегда вкусно готовят. Это я знаю.
Худая какая повариха наготовит чего, наварит там. Все не вкусное, самой пробовать не охота, вырвет ещё.
А толстой нравится что сама приготовила. Стоит возле плиты, пробует.
"А как там соль? Может мало?" - и ррраз ложкой, черпанет и соленость определяет.
"А как там лук? Ужарился ли?" - и опять ложкой ррраз, ужариваемость лука пробует.
Вот и толстеют от этого они. Слыхал про это от кого, или сам додумался, не помню.
Про худых и говорить не охота. Продукты только переводят.
Спрашивает нас повариха, которая толстая. А нам и сказать нечего. Не будем же мы говорить что деньги ищем.
Подумает ещё, родители сказали купить что-то в магазине, а они растяпы такие шли, баловались (Всем известно что мальчишки вдвоём ходить спокойно не могут, они всегда баловаться начинают. Один мальчик идёт, как-то сдерживается, чтобы не баловаться, а вдвоём никак), и деньги потеряли.

В столовой я конечно был и раньше. Ещё летом, когда переехал в новый дом и подружился с Сашкой С-ким. Мы бегали туда и покупали вкусные горячие пирожки с рисом-мясом.
Металлические столы с отверстиями для кастрюль огорожены длинным деревянным забором до потолка.
Перед этим "забором" (я его так называл тогда) стоят столы с пластиковым покрытием на железных ножках. На них чистые подносы и стаканы с тарелками. В горшочках алюминиевые вилки и ложки. Стоят два таза с хлебом. Чёрным и белым. Хлеб, как и горчица, чёрный молотый перец и соль - бесплатны.
Над хлебом - плакат, там комбайнер и поле с пшеницей. Как растёт пшеница я видел только на картинках и по телевизору. Внизу пшеничного поля на плакате надпись:"Хлеба к обеду в меру бери, хлеб драгоценность - его береги." Понятно, что хлеб бесплатный, но надо брать столько сколько съешь. Почему он "драгоценность", я не понимал.
Ещё над пластмассовыми подносами другой плакат: "Помоги товарищ нам, убери посуду сам!" - это чтобы тарелки не оставляли на столе, а в окошко уносили. Наверное уносят плохо, потому что внизу ещё один со стихотворением, без рисунков. На нем: "У нас порядок такой! Поел - убери за собой!" Два стиха лучше чем один, и нижний мне больше нравится. Люди читают и уносят грязную посуду.
Мы стоим на пороге. Толстая повариха говорит:
- Чего же вы потеряли, мальчики?
- Ничо мы не теряли, - отвечаю я, - нам по "природе" за снегом надо наблюдать.
- Вот ведь! Наблюдатели! Нашли где наблюдать. Он же грязный от тепловозов и угля. Железка рядом!
Врёт она. Чистый снег, я ел. И ничего, живой хожу.
- Да мы уже понаблюдали...
- Ну и хорошо, покормлю вас, кто накормит, родители на работе...
- Я разогреть могу - важно и враждебно отвечаю я, что маленький что ли, кастрюлю на плиту поставить и включить...
- Раздевайтесь давайте, "наблюдатели", "разогреватели"...напевает повариха и уходит за деревянный забор- загородку.
Обед у рабочих  с железной дороги уже прошел, в зале нет никого.
Мы с Сашкой снимаем варежки, шапки и пальтишки. Остаётся в темно- синей школьной форме. И у него и у меня октябрятские звёздочки с маленьким кудрявым Лениным. Вещи на пустые стулья и мы идём за едой.
Повариха наложила нам картофельное пюре с котлетой и налила клюквенный кисель.
Мы поели, отнесли посуду в окно приёма грязной посуды и оделись.
- Спасибо! Очень вкусно! - хором благодарим с Сашкой толстую повариху.
- Пожалуйста! Заглядывайте в гости "наблюдатели"...
Мы выходим в белый от снега мир. Мороз. Нам жарко. И мои варежки болтаются на резинке.
Поиски потерянных кем-то денег отложены. Я прощаюсь со своим другом, и иду к своему подъезду. Сашка живёт через два подъезда от моего.
На следующий день мы тоже ничего не нашли. И потом. А в четверг я украл десять рублей у своего отца. Красивую купюру с Лениным. Специально воровать я не хотел. Отец пришёл пьяный с работы, он часто приходил пьяный оттуда. У ни всегда "отмечали". Он говорил от пьянки увильнуть никак нельзя. Это торговля и какая-то "порука". Слова такого я не знал и для меня оно было страшным.
Отца привозили на машине, и всегда с подарками, каким нибудь "дефицитом" - это слово обозначало для меня вкусные продукты и вещи.
В тот день, доставая что-то из кармана, он рассыпал бумажные деньги. Я принялся помогать собирать, и не помню как, но у меня в кармане школьных брюк оказалась красная десятка.
Решив, что если её хватятся, я полезу под кровать и вроде бы найду ее, поэтому успокоился.
Денег не хватились.
А в пятницу, утром (мы учились во вторую смену) мы с Сашкой пошли за марками.
Марки продавались на привокзальной площади где стоял старый двухэтажный вокзал.
Жилой вагончик был приспособлен под магазин "Союзпечать". Там, под стеклом и лежали они - пацанячие мечты. Возле витрин постоянно толпилось много мальчишек учившихся во вторую смену. Это утром и днём. Что было вечером, не знаю. Вечером мы туда не ходили.
Я купил своих вожделенных рыб, их никто не успел забрать, они все таки дорого стоили. Потом таких марок больше не привозили. Глубоководные рыбы плавали только в моём альбоме.
Сашка купил на подаренные мной три рубля кубинских боксеров - негров.
Рубль я приберег.
В тот день был мороз, и в "Союзпечати" покупал марки кроме нас, ещё мальчик нашего же возраста восемь-девять лет. Его мы знали плохо, он жил другом дворе и учился в третьем "А".
Но он пошёл с нами вместе. У всех троих в рукавичках зажаты конверты с марками.

                                              II
Выйдя из магазина все втроём, мы пересекли площадь и дорогу. Путь наш лежал между новых красных кирпичных пятиэтажек.
Стоял мороз и светило солнце. Машин проезжало мало, прохожих тоже почти не было. Шёл пар из подвала и подъездов дома.
- Эй пацаны! Марки посмотреть хотите? Может вам подарю...
Говорил это мужик. Мы его не знали. Я вот совсем не помню, молодой он был или старый, во что одет. Помню во что одеты были мы все трое. Я, Сашка и мальчик с другого двора. А вот во что тот одет был - не помню совсем.
Я и Сашка марки посмотреть хотели, третий тоже.
- Тут холодно, - мужик поёжился,- пошли в подвал, там тепло и свет есть...
- Пошли,- сказал я
И мы все три девятилетних мальчика пошли смотреть марки с незнакомым мужиком в подвал.
В подвале было тепло, влажно, и пахло канализацией. С двух сторон на потолке из бетонных плит светили неяркие жёлтые лампочки. Пол песчаный. А вдоль стены шли большие трубы обернутые рубероидом. Мужик шёл впереди, мы за ним. Нам не терпелось узнать какие же марки есть у этого мужика.
Он подошёл к трубам, достал откуда-то (я не видел) толстый альбом коричневого цвета. Альбом был меньше моего, но толще. Открыв его, он сказал почему-то шепотом:" Идите сюда, смотрите."
Я, Сашка и тот мальчик подошли, встали рядом и стали смотреть.
Таких марок я не видел ни у кого. На всех, на всех, всех, всех марках были нарисованы голые бабы. В разных видах и позах. Мне такие марки не понравились, рыбы были намного лучше. Я стоял и смотрел. Пацаны стояли и смотрели.
А потом я почувствовал как рука мужика лезет через двое трико, через трусики и трогает мою письку.
- Что? Стоит? У тебя стоит? - мне в ухо шептал мужик, он дергал мою письку, она не вставала. А он спрашивал, спрашивал, спрашивал меня:
- Почему у тебя не стоит? Должен стоять! Почему не стоит?
Он шептал мне в УХО как-то присвистывая, Пацаны стояли рядом. Я чувствовал их присутствие, но не мог отвести взгляда от марок. Я не понимал что хочет от меня этот мужик, ставший мне неприятным, зачем он трогает мою письку, и что у него должно стоять, или у меня.
- Давай, вставай. Смотри, смотри. Почему не стоит?, - шептал он. А потом рука убралась, и он сказал:"Импотент", этого слова я тоже не знал.
Рука просунулась вновь, уже сзади, и стала гладить мои маленькие половинки. Мне было жарко, очень жарко, но я чувствовал что мои ягодицы покрылись пупырышками.
Но мне не было страшно. Я точно это помню.
Я не понимал, что надо этому мужику от меня.
Рука убралась из моих штанов.
Настала очередь Сашки.
Я видел, он стоял сзади моего друга, а правая рука его была у Сашки в штанах. И делала наверное тоже самое, что и у меня только что.
- Стоит, стоит, почему не стоит? Почему не встал? Смотри какие марки, у тебя должен стоять!
Они же все и я, рядом стояли, все мы, и я все видел и слышал, мужик шипел и свистел:"Стоит, не стоит, почему не стоит...?"
Потом рука вылезла из Сашкиных штанов, и залезла под его пальто сзади. Сашка стоял не шевелясь, смотрел на марки с голыми женщинами. Поднял голову, посмотрел на меня, он тоже ничего не понимал.
Опять слово "импотент" - обидное, он таким голосом его говорил.
Третий мальчик. Все то же. Только мужик не шепчет, он кричит на пацана в ухо. Рука его спереди.
- Не стоит! Не стоит сука! Почему у вас всех не стоит?! Должен стоять! У тебя стоит? Должен, должен стоять!
Он кричит. Мы смотрим на него. Я не боюсь его, что он мне может сделать? Дурак какой-то! Трогает мою письку и жопу, и у Сашки, и у пацана. Что ему должно стоять? Я не знал тогда.

Нас всех троих спас Бог в лице не слишком трезвых сантехников. Я это понял через двадцать лет, когда мама нашла альбом с марками, она хранила его. Я увидел рыб и вспомнил все что предшествовало покупке этих марок и что случилось позже.
Мужика, его лицо, одежду...не вспомнил. Только голос с при свистом, и слово "стоит". И дыхание в ухо, с запахом не болгарских, а других вонючих сигарет.
А вот когда вспомнил. И все, все понял, что этому пидарасу надо было от нас девятилетних мальчиков. И у меня вот реально волна холода пробежала по телу.
Я как будто в могилу заглянул.
А если бы мы были уже пубертатные подростки? Что было бы? А если бы сантехники не пришли, проверить услышав крик мужика? А если бы он не стал кричать, а продолжил шептать?
Я позвонил Сашке. Мы помирились только после школы, очень сильно разругавшись в шестом классе по моей, только моей вине.
- Привет Сань, я что звоню...
- Привет, что?
- Помнишь марки и того мужика в подвале?
- Помню Вов, нам пиздец бы тогда был, если б сантехники не пришли.
- Да Сашка, пиздец, а я не вспоминал эту хуйню никогда, марки увидел и вспомнил.
- А я вспоминал, он мне снился потом..."Стоит?"...помнишь? "Почему не стоит?"
- Пиздец, а что ты не говорил?
- Кому? И зачем, помнишь же что дальше было?

А дальше нас нашли сантехники с перегаром, мужик когда дверь открылась впуская белый дневной свет и морозный воздух, как-то быстро схватил своих голых баб и убежал в темноту подвала...
Полупьяные мужики спросили какого хуя мы тут делаем и почему не в школе.
Сашка сказал:"Марки смотрели."
Мы вышли на улицу. Так-же никого не было, мороз. В подвале я сильно вспотел тепло одетый, было жарко и мокро от пота...у каждого в руке, у меня, у Сашки, у мальчика с другого двора был зажат конверт с марками.
Никто не потерял.
- Дурак он - сказал я
- Пошёл он на хуй, стоит не стоит, чо стоит чо не стоит? - Сашка ругался матом, я только начинал
- А ты знаешь зачем письку трогал? Жопу?
- Нет, а ты?
- Нет,ну его на хуй, точно дурак - вынес я вердикт, и мы пошли домой.

Марки я собирал ещё год или полтора. Потом новые увлечения. Альбом забросил. Сашка тоже. И мы никогда не говорили про подвал. А я потом и забыл как что-то незначительное и не важное. И не вспоминал двадцать лет.

Этот случай ничему меня не научил, да и научить не мог. Чему учить, ничего же не было страшного. Через три года, в Феодосии у меня произошла встреча которая могла кончится для меня печально. Я ведь был очень красивым и доверчивым мальчиком. И тогда меня тоже спас Бог в лице четырнадцатилетнего татарченка - Руслана.

Ещё раз напомню, все что я тут пишу - правда. И если я немного художественно обработал рассказ, то только для того, чтобы не читалось как протокол, мусорской.
"Стоит не стоит" - это было со мной.