ломри

- Пап! Ты знаешь, как будет по-хинди "лиса"?
- знаю, ты вчера говорил.
- не, так нечестно, скажи, что не знаешь!
- Ну ладно - не знаю
- Ломри!
Папка смеется: "ломри", ну надо же!
Сегодня воскресенье, мы идем в баню. Отец в одной руке несет синий чемоданчик с бельем, а другой - держит меня за руку. Изнутри на крышке чемодана написаны мое имя - фамилия и номер отряда - остались с пионерлагеря. Переулок Оскалено сияет чистейшим снегом, общественный транспорт по нему не ходит, а другого почти и не было тогда.
- А как пишется, знаешь?
- Откуда?
- Смотри… - и я пишу на снегу буквы, сверху по ним провожу черту.
- А черта зачем?
- У них все слова с чертой…
Замолчали, только снег хрустит и где-то звенит трамвай.
- Я хочу с тобой поговорить сынок," - как-то необычно и торжественно вдруг произносит папа.
не зная что сказать, выдавливаю что-то невнятное.
- Я, наверное, уйду от мамы…буду жить в другом месте, с другой тетей, в смысле,недалеко тут…Она хорошая…" - видно, что разговор ему дается трудно, он комкает фразы и прячет глаза.
- Она лучше мамы?
Отец не знает что ответить - "Ну…не лучше, но, как тебе объяснить, ну ты еще маленький, вырастешь -поймешь…"
но я не понимаю, зачем уходить, если она не лучше мамы, о чем ему и говорю.
Отец тяжело вздыхает: "Ну…"
тут мы подходим к дверям бани, и разговор к радости отца, окончен.
Общественная баня - это церемония: раздевалка с "местами", билеты, банщик, которого все знают,моечное отделение со скользкими мраморными скамейками, по которым так здорово кататься голой попой, если намылить, парилка, где "поддавать" может только "спец" и из которой раздается дружный крик: " Не выстуживай!, если ты замешкался с дверью… Пиво внизу, у лестницы…
Встретили Николай Степаныча из соседней квартиры, отец с ним долго о чем-то говорил, я скучал и хотел есть...
На обратном пути отец, улыбаясь, говорит: "знаешь, сынок, никуда я не уйду!
Будем ходить в баню, ты выучишь хинди, станешь дипломатом… как ты там говорил? Ломри?"
- "Ломри!" и мы весело смеемся.

Через много-много лет, прийдя к отцу в больницу, когда он окончательно слег, и сделав все, что положено по гигиене, я сел рядом и взял его за руку. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами. Лечащий врач сказал, что - "скоро". Я сидел и смотрел на него. Смотрел, смотрел, и вдруг спросил: "Пап, а помнишь "ломри"? " не знаю, почему, спросилось как-то вдруг…и его рука чуть взрогнула. И я припал к ней лбом.
…Мы снова шли по заснеженной улице, держась за руки, в баню на Приморском проспекте…
А дипломатом я так и не стал, к слову сказать, но несколько песен по хинди помню...