Германия. По насиженным местам... Часть 5.

В клинике нас помнят. Мама толстенькая, добренькая, безвредная, её все тискают и обнимают. Я к объятиям не располагаю, тем не менее, мне тоже все очень сердечно жмут руку в знак приветствия. Доктор всё объясняет, рассказывает и показывает на большом экране. План операции назначен, все бумаги уже подписаны, сбежать ещё можно, пока не ввели в наркоз. В среднем, операция длится 6-7 часов: доктор будет работать, мама спать, а мы болтаться возле клиники в томительном и неприятном ожидании - нет ничего хуже бездействия и осознания того, что ты никак не контролируешь ситуацию. Поглядев на нас, беспокойных, настоятельно порекомендовали ехать домой.

Дома, нервная, подпрыгнула от громкого стука в окно - не каждый день тебе стучат в окно на третьем этаже. На подъёмнике стоял белокурый дяденька и подавал мне знаки, чтобы я открыла жалюзи: хотел то ли помыть, то ли почистить, то ли залезть в квартиру из любопытства. Жалюзи открывались, закрывались в моих руках, но подниматься не желали никак. Так он и ушёл ни с чем, а я призадумалась: так старательно запираю дверь на ключ, а тебе запросто могут въехать в окно.

Сказали, что нам позвонят, когда всё закончится, однако мы не вытерпели и рванули в клинику без звонка. Операция уже прошла, меня пропустили в реанимацию, убедиться, что у пациентки всё на месте. Вместо маминого лица меня встретила огромная, отёкшая, бледная шайба, семь часов пролежавшая лицом вниз. Наркоза нам отсыпали щедрой рукой, поэтому мама ничего не видела, не слышала, не понимала и не говорила, но к моей вящей радости шевелилась и даже пыталась встать. Я привыкла, что это я ничего не понимаю и не слышу, когда родители что-то требуют от меня, а тут всё наоборот и мне даже стало немного страшно. Нас ещё на два часа отправили домой, чтобы больная могла прийти в себя.

В итоге, я осталась ночевать в реанимации, так как мама совершенно не понимала, что ей говорят, нервничала и буйствовала: командовала медсёстрами, которые тоже её не понимали, требовала каких-то одной ей ведомых лекарств и ежеминутного доклада о своём давлении и пульсе. Понимаю, почему врачи не любят лечить врачей: во-первых у них всегда всё не слава богу, а во-вторых, они постоянно вмешиваются в лечебный процесс, даже если совсем не разбираются в этой специальности. Распоясалась мама от страха, что вот-вот умрёт, ну и, отчасти, подсобил наркоз. Когда я начинала с ней разговаривать, она успокаивалась, пришлось, правда, один раз даже прикрикнуть, потому что было очень стыдно перед персоналом, искренне пытающимся помочь. Бригада медсестёр заходила в реанимационную палату каждые полчаса. Доктор - энтузиаст своего дела, при сложных операциях тоже остаётся ночевать в клинике и несколько раз за ночь заходит проверить своё рукоделие, а на следующий день, не выходя с работы, уже опять там.

Утром нам стало легче, мама повеселела, заулыбалась, стала шутить и мы поняли, что кризис миновал.

А мне скрутило спину. Видимо, это заразно: ни наклониться, ни повернуться, ни сесть. Сюда на одной коляске приехали, обратно поедем на двух, так как вставило по полной программе. На стрессе я пробегала, а когда ситуация разрешилась, меня согнуло в три погибели, не хуже мамы. Битый небитого везёт, но есть те, кому в данный момент хуже, поэтому я молчу и делаю вид, что всё ок.

Спасли меня привезённые из дома лекарства. Иначе, нужно было звонить в страховую компанию, где я застрахована на 30000 евро (хватит на парочку экстренных операций) идти к доктору и получать помощь либо рецепт, без которого в аптеках только вежливо улыбаются и разводят руками. Спать нужно на твёрдом, пышный матрас тут не помощник. Твёрдых поверхностей в квартире только две: пол и стол. На стол влезают только мои тарелки и я разместилась на коврике возле кровати, как собачка. Сплю рядом с кроватью на полу я в первый раз. Другая страна, другие ощущения!

На фото работа автора. Фрайбургский трамвайчик. Скетч. Бумага, лайнер, фломастер. 21х30 см. 2018 г.