6/42. День первый. 22:12.

День первый. 22:12.

Из-за резкой смены освещения перед глазами плавают яркие круги. И он физически не видит куда идёт, делая шаг в пустоту. Пустота оказывается холодной на ощупь. Ледяной, кафельный пол, бетонные стены. Чьи-то руки не дают упасть, и направляют в нужную сторону. Они то же холодные, а пальцы больно впиваются в кожу на плече.
- Имя, фамилия, возраст?
Холодно. Хотя, не так, не совсем. Просто он раздет и продрог ещё до того, как его впустили сюда. Босые ступни непроизвольно ищут место потеплее, и он невольно переступает с ноги на ногу. Руки скрестить на груди или прикрыться не дали, велев стоять смирно. Его ощупывают, измеряют, замеряют давление и пульс, температуру и берут кровь на анализ. Больница?
- Жизненные параметры в норме.
Он стоит, хотя его все ещё шатает. Он физически ощущает, как тело не послушной куклой, постоянно хочет завалиться на бок. Слабость такая, что хочется сесть и больше не вставать на ноги. Только глаза все ещё ищут ответы на ни кем не заданные вопросы. Врачи в белом, даже лица под масками. Одни сидят за письменными столами, вбивая что-то в таблицы на мониторах компьютеров. Другие измеряют и замеряют.
- Вторая положительная. Резус отрицательный. Рост сто шесят четыре, вес пятьдесят два. Шестнадцать лет.
Их четырнадцать, если не считать врачей. Семь парней, семь девушек. Все разного возраста, роста и веса. Даже цвет волос разница. Кто-то стоит не подвижно, лишь зыркая по сторонам не понимающим, злым взглядом. Кто-то крутится, стараясь рассмотреть все тщательнее. Но все молчат. Паники ещё нет, но страх уже зародился в подсознании. Страх поражает мысли и голосовые связки. Сколько бы не пытался, он ничего не может из себя выдавить. Сухие, потрескавшиеся губы, кажется, приросли намертво, и их больно разъединять. Да и голос засевший в голове твердит одно и то же, что разговоры не помогут.
- Одевайся.
И кивок головы в сторону одиноко стоящего стула, на котором сложена стопкой одежда и стоят подле ботинки. Он слушается и даже делает шаг в сторону стула, когда с противоположной стороны доносится вопль.
- Отпустите! - Ей, наверное, не больше четырнадцати лет. Худощавая, с растрепанными светлыми волосами, частично прикрывающие аккуратную, маленькую грудь. - Отпустите, кому говорю!
Она не стоит, она вырывается из цепких рук врачей, рвётся из захвата и верещит так, что уши закладывает. Двое не справляются, и уже на помощь бегут ещё двое.
- Не подходите! - Почему все стоят и ничего не делают? Почему лишь бессильно наблюдают за тем, как одна девочка даёт отпор четырем взрослым людям. Она уже и голос сорвала, и крик больше походит на звериный рык. А она все требует и требует ответа. Отпрыгнула в сторону, отпихнув руками врача. Прижалась острыми лопатками в стену. - Я сказала, не подходите!
В помещении тихо, не смотря на только что слышимые вопли. Только в висках кровь стучит, да сердце отсчитывает мгновения жизни. Время будто растянулось, став тягучим. Ему бы шевельнуться, рвануть вперёд, помочь девчонке. Что-то подсказывает, нашептывает, что как раз таки и надо сопротивляться. Но, сил нет. Или храбрости. И лишь беспокойные взгляды оставшихся тринадцати человек, так же как и он, не знающие что делать. А в её глазах паника сменилась злобой, отчаяние затопило разум. Под руку подвернувшийся стул стал щитом, выставленным перед обидчиками. Она переводит затравленный взгляд с одного на другого, облизывая пересохшие губы. А они так и продолжают стоять, лишь переглядываясь, да ожидая не понятно чего. Будто ждут особого указания или действия, не замечая, как уже все решено за них. А вот она это видит. Видит и открывшуюся с боку дверь, и вышедшего из неё человека, что сжимает в пальцах что-то матовое и чёрное. Видит, как в замедленной съёмке, как на неё направляют дуло пистолета. Выстрел. Он грохнул на столько неожиданно, что многие дернувшись, присели или вскрикнули. Девчонку отбросило назад, и она заваливаясь на бок, прочертила на стене красным, последнее в своей жизни послание. И ещё один выстрел, но уже в паренька. Того отбросило в стол, и монитор компьютера опасно закачался, когда мертвое тело упало совсем рядом.
Больше ни у кого желания протестовать не обнаружилось. В полной тишине, все подошли к стульям, машинально одеваясь. Песочного цвета брюки, песочного цвета, лёгкие куртки. Чёрные футболки, и ботинки по размеру с носками. И лишь на правом рукаве куртки, разница в написании букв у каждого. И одна мысль на всех, что их сейчас на двоих стало меньше. И страх, что до этого сидел на подкорке, вылез наружу, заставляя кровь быстрее циркулировать по венам. И замечать больше. Как врачи обеспокоенность переглядываясь, продолжили свою работу, заполняя таблицы. Как тот, в чёрном, убирая пистолет в кабуру разгрузки, облокотился плечом в дверной косяк. Как каждый, не зависимо от состояния, понял, что их могут расстрелять прямо тут. Не сказав даже ни слова, не объясняя причину поступка. От этого знания легче не стало, но от чего-то паника улеглась.В одежде стало как-то спокойнее, даже показалось, что теплее. Привычнее.
- Заходим по одному.
Дверь открылась так же, как и первая, не заметно. Просто отодвинулась в сторону одна из, казалось монолитных, стен. Открывая зияющую пасть в полутьму нескончаемой бездны.
- Пошевеливаемся.
Идти туда не хотелось даже под угрозой расстрела. Веяло от туда чем-то таким, от чего волоски на руках, укрытыми куртками, вставали дыбом. И комок в горле застревал, мешая глотать и дышать. Страшно было не только им, но и врачам, что отошли от своих мест и теперь маячили где-то позади, прижимаясь к стенам. Зато охраны поприбавилось. К тому черному прибавились ещё трое, с автоматами. Все они застыли у двери, и теперь выжидающе смотрели на подростков. Интересно, автоматы от них, или от того, что за дверью?
- Чего встали?! - Окрик вышел грозным и довольно громким. Приказным и требовательным. Военный, солдат, охранник, не понятно как его называть в сложившейся ситуации, вцепившись в цевье двумя руками, не терпеливо дернул дулом автомата в сторону прохода. Видимо решив таким образом, поторопить не двигающуюся очередь.
В помещении стало ещё тише, хотя куда тише, уже не понятно. То, что было за дверью пугало своей не известностью. К тому же, освещения в том месте скудное, и стоя тут, сложно хоть что-то разглядеть. Все решилось, как и в первый раз с девчонкой. Военный цапнул из толпы самого щуплого, и схватив за шкирку, просто выводок бедолагу за дверь. Он упал лицом в пол, успев только в последнюю секунду выставить руки, что бы не разбить нос. Остальные за двигались без особого приглашения. Медленно, с неохотой, один за одним, переступали порог и скрывались в полу тьме. Последних буквально выталкивали в коридор. И, кажется, даже вздохнули с облегчением, когда за подростками закрылась дверь.