Матросский танец Яблочко.

Матросский танец Яблочко.

Рассказ.

Часть 1.

Краснознаменный Туркестанский военный округ. Афганская граница. Пустыня, степь, песок, верблюжья колючка, не выносимая жара, высокое без облачное небо, с утра раскаленное солнце, знойные ветра. Тяжелый, изнурительный Среднеазиатский климат, с апреля по ноябрь нет дождей. В апреле жара до +35градусов в тени, до сентября жара 40-50градусов в тени, а тени почти нет. На солнце с 11 часов дня до7 часов вечера находиться невозможно. Отсутствие воды, привозная вода это уже благо. С декабря по март, постоянный мелкий дождь, морось. Зимой и летом Афганцы – ветер, несущийся из-за Амударьи, поднимающий тучи мелкого, коричневого песка, закрывающие окружающее пространство, закрывающие все вокруг,- небо, землю. В трех-четырех метрах уже ничего не видно. Афганец беснуется, злобно свирепствуя, как будь-то бы, испытывая людей и пустыню на прочность, несет тучи песка, два-три дня, не переставая. Страшная круговерть мелких песчинок в небе и на земле. Иногда несколько дней длится ад на земле. Песок всюду- в домах, на улице, в ушах, глазах, одежде, обуви, на оружии, боевой технике, машинах.
За высоким двухметровым бетонным забором, среди бескрайних песчаных барханов, затерялся не большой авиационный гарнизон;- несколько солдатских казарм, санчасть, штаб, баня, солдатская столовая, чайная, солдатский клуб все одноэтажное, все размещено плотными рядами, а далее за большим, с плавным течением полноводным арыком орошающим в знойное Среднеазиатское лето многочисленные хлопковые поля ДОСы (дома офицерского состава), там живут семьи офицеров.
Полковая солдатская казарма;- длинное одноэтажное здание, толстые саманные стены казармы изнутри и с наружи заштукатурены и побелены, на высоких окнах решетки. Вечереет. Спала дневная жара, высоко в небе медленно проплывают редкие кучевые облака, подул слабый прохладный ветерок, после дневной жары приятно дышится свежим воздухом, в ветвистых кронах высоких акаций, плотно растущих вдоль длинного здания казармы, громко и многоголосо гомонят сварливые майнушки.
На бетонном широком входном крыльце казармы стоят, курят, праздно болтая, несколько солдат со второй эскадрильи. Сверху, над входом, на стене казармы выложен, кирпичом, глубоко вдавленным в стену, год постройки казармы 1952. Механик второй эскадрильи, солдат прослуживший полтора года,- черпак ( по сроку службы, на солдатском жаргоне), высокий, худой, светлые волосы коротко, по-солдатски, острижены, на русском языке говорит с акцентом, литовец Юргис ни к кому конкретно не обращаясь сказал показывая сигаретой, зажатой в пальцах правой руки, на год постройки; -казарма 20 лет уже простояла, ну лет 20 еще простоит и развалится, саман это тебе не кирпич.- С ним не согласился карел, Витя Аверьянов, по сроку призыва тоже черпак, родом из небольшого затерянного в лесах поселка в Калерии, он низкорослый, как все карелы, плотный, русоволосый, глаза серые, большие: -Я, до армии закончил строительное ПТУ, строитель, в строительных материалах толк знаю, хороший саман, он еще и крепче кирпича,- спорит он с литовцем.
Из казармы на крыльцо вышел рядовой Леха Симонов, старик, ( т. е. солдат, который дослуживает последние полгода и в мае демобилизуется из Вооруженных Сил) высокого роста, среднего телосложения, русоволосый, лицо худощавое, глаза голубые, над ними короткие светлые брови, тонкие губы и твердый подбородок выдают в нем жесткий, упрямый характер. Родом с Урала, рос без отца, отец ушел из семьи, когда он еще учился в пятом классе, а его младший брат пошел в первый класс, сестренка еще только начала самостоятельно ходить. Мать замученная, издерганная непосильной тяжелой работой и жизнью одна поднимала их, постоянно во всем отказывая себе. По этой причине и сыпались ежедневные упреки, подзатыльники и шлепки детям, в семье подзатыльники, шлепки дело было не редкое и привычное. Особенно доставалось старшему, старший с него и спрос, ему и отвечать, Леха и отвечал. После восьмого класса с радостью поступил в ПТУ, почувствовав хоть какую-то свободу от матери, где и получил специальность помощника машиниста тепловоза. После армии, на гражданке, планирует работать по специальности,- как он сам говорит « на железке».
Подошел к Сайданову, по-уральски окая, размахивая дымящей сигаретой и пуская дым изо рта в лицо узбеку Сайданову;- Ты чурка, запомни, я из тебя сделаю настоящего солдата, запомни салабон служба в ТУРКВО школа мужества. По-русски ты хоть плохо, но говоришь. Я тебя учу, и еще буду учить, как надо плясать мой любимый русский танец яблочко. Понял молодой?-
Молодой, рядовой Шавкат Сайданов, прибыл в полк осенью в ноябре, несколько месяцев назад из учебной части, отучившись там шесть месяцев. Шавкат, стоит молча, опустив голову, кажется, мысли его были далеко, далеко отсюда, где-то там на его родине в небольшом тихом кишлаке, расположенном вдоль узкого мелководного арыка в Ферганской долине. Черные, жесткие волосы на голове острижены коротко, уши от этого кажутся большими и оттопыренными. Лицо темно-смуглое, скуластое, на щеках следы оспы, глаза темные. Он невысокого роста, худощавый, говорит по-русски плохо с акцентом. Может быть по этому постоянно молчалив. –Так- то, чурка,- ты чо молчишь, я с тобой разговариваю,- ударив кулаком в грудь молодого солдата, -крикнул в лицо ему дед Симонов.


Часть 2.

Дневальный, узбек рядовой Мумин Джураев, сменившись с «тумбочки», зашел в спальное помещение своей первой авиационной эскадрильи на военном жаргоне, просто кубрик. Джураев дослуживает полтора года, по возрасту, он старше на два года тех солдат, с которыми призывался, так как призвали его в армию после окончания техникума. Среднего роста, полноватый, медлительный. Короткие черные волосы с прямой челкой, черные густые брови, лицо смуглое темное, глаза карие, небольшие черные усы, широкий нос, выглядит старше своих лет.
На улице дневная жара, здесь в помещении казармы прохладно. Толстые саманные стены прогреваются только во второй половине дня, окна раскрыты, слабый ветерок чуть шевелит короткие оконные светло-синие занавески, в помещении тихо, никого нет.
В первой эскадрильи дневные полеты в ПМУ, весь личный состав эскадрильи с рассветом убыл на аэродром. Вдоль обеих стен вытянутого спального помещения эскадрильи стоят в два яруса солдатские кровати, заправленные темно-синими одеялами в изголовьях подушки, выравненные по нитке. Между кроватями тумбочки, у каждой кровати по две табуретки. Это и есть весь нехитрый интерьер спального помещения.
Джураев заступил в суточный наряд вчера в шесть часов вечера, устал. Вытянув ноги в солдатских ботинках, лег спиной на табуретки, стоящие у кровати (днем на кровати, согласно требования воинских уставов, лежать запрещено). Своей солдатской панамой закрыл лицо, веки сомкнулись, задремал. Сразу же нахлынули и унесли домой, приятный полусон, полудремота. Хаудаг, далекий родной кишлак в Кашкадарьинской области Узбекистана, старая мать, седой, согнутый нескончаемой повседневной работой отец в тюбетейке, многочисленные братья и сестры, он восьмой ребенок в семье. Снится ему, сидят всей семьей на курпаче, постеленной на земляной пол во дворе дома под виноградником, а на досторхане горячая шурпа в глиняных расписных косушках, стопка свежих, горячих пшеничных лепешек, только, что из тандыра, зеленый чай помогающий переносить жару, к чаю нават желто золотистого цвета. Такой хороший, вкусный, обильный обед редкость в большой семье Мумина.
Вот отец заговорил о том, что начали собирать калым;- пора женить Мумина, из армии пришел. Мать в подтверждение правильных слов отца, молча, согласно кивает головой. Заговорили о будущей невесте. Короткий, но сладкий сон приснился солдату.
Второй год служит Мумин, второй год не видел он ни отца, ни мать, братьев и сестер своих. Скучает по дому, домой хочет. После школы поступил в Каршинский техникум Советской торговли, закончил, и сразу призвали в армию. Скучает, скучает даже во сне, скучает черпак-рядовой Джураев.
Вздрогнул всем телом, задремавший, Мумин, открыл глаза, прислушался, из соседнего спального помещения второй эскадрильи раздался громкий голос, топот ног, хлопки в ладоши, затем негромкий голос земляка Сайданова. Поднялся с табуретки прошел в спальное помещение второй эскадрильи. Там на своей кровати голый по пояс, свесив босые ноги на пол, развалился дед Симонов, а около его кровати неуклюже топчется, хлопая в ладоши и приседая, салага Сайданов, изображая танец яблочко.
Не доволен Леха тем, как танцует перед ним яблочко Сайданов. Лень вставать старику с кровати, запустил в голову салабону свой солдатский ботинок, промахнулся, запустил второй ботинок, на этот раз удачно,- в голову попал. Кричит;- Плохо салага, я тебя научу, будем тренироваться. На дембель не уеду, пока не сделаю из тебя настоящего солдата, запомни салабон, армия это школа мужества.- Весело старику, служба, можно сказать, позади скоро домой, всего несколько недель осталось. Веселится Леха, хорошо ему, скоро дома будет, служба легко пошла, Леха дед. Все ему нипочем.
Смотрит Джураев, качает головой, по-узбекски, неодобрительно цокает языком, обращается к Симонову;- зачем так, так не надо?- Ты черпак не дергайся, не суйся, куда не спрашивают, распустились, стариков на вас нет.-Чо приперся? Час по башке надаю, - закричал Леха, вставая с кровати. Дед он, все ему нипочем. Веселится он, хорошо ему, скоро дома будет, служба легко пошла. Хорошо старику Лехе, дни летят быстро, домой скоро, на гражданку.
Часть 3.

В субботу вечером, когда дневная жара спала, незадолго до вечерней поверки сидел дембель Симонов, вытянув ноги в солдатских ботинках, по пояс раздетый на своей кровати скучал, считал дни, оставшиеся до дома. Правильно говорили, солдаты- деды, дембель неизбежен, как крах капитализма. Совсем немного осталось служить. В помещение эскадрильи зашел, сменившийся с наряда Сайданов обрадовался Леха, весело улыбаясь, заорал на все помещение;- Салага, ко мне бегом,- вздрогнув всем телом, остановился, побледнел Сайданов, стоит не движется. Командует дембель;- Пляши яблочко, весели меня. Плясать начинай где стоишь и двигайся в мою сторону,- ну, чурка, пошел, начинай, кому говорю,- хлопая в ладоши и притаптывая ногами, кричал Леха; - пляши как я тебя учил.
Шавкат размахивая руками, медленно и неуклюже потоптался на месте, слегка раскачиваясь телом;- Какой это тебе танец яблочко, обезьяна, ты, когда у меня научишься плясать яблочко? - Вопросительно уставился на него старик Симонов. Резко, встав с кровати, в злобе пнул ногой в поясницу Сайданова и тут же ударил его кулаком в голову. От удара Шавкат согнулся, схватился за голову, свалился на колени. Стоя на коленях, закрыв обеими руками лицо, мелко всем телом вздрагивал. – Запомни салабон, пока не научу тебя плясать яблочко, как его пляшут настоящие матросы, на дембель не уеду.- Посмотрев, на ползающего, на полу Сайданова и плюнув в его сторону, хрипло сказал Леха.
Сосед по койке, Вася Киселев, сибиряк из Омской области, призванный в армию с третьего курса строительного техникума, дед, одного призыва с Симоновым, в учебке вместе учились, недружелюбно посмотрев на Леху, сказал;- Поосторожней ты с этой дедовщиной, завязывай.- Усмехнувшись, ответил Леха;- А, ты чё уже забыл, как нас с тобой салабонов воспитывали старики, эти салаги и не нюхали то, что мы с тобой прошли молодыми, пусть и они тоже понюхают.- Ни сказал ему больше ни чего сибиряк. Рядовой Киселев среднего роста, светловолосый, нос небольшой курносый, брови светлые редкие, глаза серые улыбчивые, общительный, добродушный, открытый слыл он в эскадрильи заядлым книжником, читал много, в любую свободную минуту читал. Читал все;- книги, журналы, газеты. Постоянно ходил, как он сам говорил, с каким-нибудь чтивом, читать умудрялся даже стоя в строю. По-возможности все свободное время проводил в библиотеке, находящейся в солдатском клубе.
В библиотеке, небольшом помещении, плотно стояли высокие книжные стеллажи забитые книгами, на двух столах, стоящих у стены, лежали журналы и подшивки газет. Библиотека в гарнизоне постоянно была востребована, в ней толпились солдаты, рылись в стеллажах, читали подшивки газет. Зачастую в выходные дни, очередь солдат сдающих и получающих книги, выстраивалась до входных дверей, да и у дверей плотно толпились. Единственный библиотекарь, Галина Васильевна, она же заведующая, активно общалась с посетителями, рекомендовала, что взять почитать.
Галина Васильевна, худощавая молодая, черноволосая женщина, в очках, интеллигентная, приветливая. Москвичка, Галина Васильевна, эрудированна, высокообразованная, закончившая один из престижных столичных ВУЗов. Жена капитана Никулина инженера полка по вооружению, прибывшего в полк после окончания академии два года назад.
Солдаты гарнизона ее хорошо знали, уважали, так как она зачастую вечерами задерживалась в библиотеке сверх положенного времени стараясь дать им больше возможности пообщаться с книгами, провести время в библиотеке.
Леха Симонов читать не любил, да и в библиотеку не ходил. Был как-то раз там, посидел минут тридцать, полистал текущую годовую подшивку газеты» Красная Звезда», на этом и все, не переступала его нога больше порога библиотеки. Да и на гражданке не ходил он в библиотеки, никогда в них не был записан. Учась в школе, читать, тоже не любил, презирал ребят одноклассников, любивших книги, записанных в библиотеках.

Часть 4.
Рядовой Симонов, резко вздрогнув, проснулся, кажется от собственного, негромкого крика проснулся. Проснулся весь в поту, не от того, что было душно в казарме. Проснулся от тяжелого, какого-то непонятного сна, сна тревожного, незабываемого, сна вещуна. Сна предвестника, который снился, казалось, как будь-то бы всю ночь.
Приснилась Лехе, учебка в Туркмении, учебная воинская часть в которую он, как и все будущие авиационные механики, был направлен после призыва в армию на полгода для обучения будущей воинской специальности. Учился он хорошо, учеба давалась легко. Приснилась учебка, будь-то бы, сдает их четвертый взвод физподготовку перед окончанием учебки. Командует сержант Хоменко, зам. комвзвода, Хоменко дембель, то есть отслужил свое, через несколько недель ему на гражданку. После окончания учебки, он был оставлен в этой же учебной части, так как во время учебы, как истинный хохол, проявил большое старание и желание остаться в учебной части на должности младшего командного состава. Здесь же, в этом четвертом взводе и прослужил два года.
Сержант среднего роста, плотный, лицо круглое, на щеках румянец, нос прямой с небольшой горбинкой, светловолосый, глаза серые, родом с Полтавщины говорит с украинским акцентом. Поднаторел сержант на командной должности. Команды отдает зычно, резко и уверенно. Поэтому и стоит в стороне, в тени под развесистым карагачем командир четвертого взвода лейтенант Васильев. Взводный не торопливо записывает в большой перекидной блокнот результаты сдачи физо. Сержант и без него хорошо справляется.
Сдают полосу препятствий, а точнее преодоление полосы препятствий. Снится Лехе, бегут они, в паре с солдатом белорусом из его отделения. Светлый затылок белоруса Гриневича, длинного парня впереди, добежал Гриневич до рва, (согласно наставлений, ров должен быть наполнен водой, да какая вода в жаркой Туркмении) перепрыгнул с разбега, бежит дальше, за ним прыгает Леха. Не перепрыгнул, в ров свалился и будь-то бы, на дне рва Туркменский песок раздвинулся. Проваливается рядовой Симонов под землю, а земля во рву Уральская, родной глинозем. Рвется Леха из рва, тянет руки в верх, кричит беззвучно, зовет на помощь, но ни кто его не слышит, не видят солдаты, не видит сержант как все сильнее и глубже затягивает Леху родная земля, родной Уральский глинозем. Сопротивляется, рвется рядовой Симонов наверх, крепко держит его земля, глубже и глубже затягивает его родной глинозем, вот и затянул совсем, успел лишь Леха на-последок слабо крикнуть.
Лежит Леха на кровати, отходит от страшного сна. За окнами казармы светлеет, тихо переговариваясь, прошли по коридору казармы в каптерку старшины второй и первой эскадрилий прапорщик Степанов и старший прапорщик Булыгин. Скоро подъем подумал Симонов и приготовился одеваться, в подтверждение его мыслей, через несколько минут, раздалась команда дежурного;- Эскадрилья подъем.-
Обычный подъем. Зарядка, обычное утро, день. Ничего не предвещало беды. В обычной повседневной армейской налаженной деятельности забылся тревожный ночной сон.

Часть 5.

Во второй половине дня рядовой Симонов заступил, как и положено, на сутки дежурным по стоянке подразделения (ДСП), назначен в наряд по охране самолетов своей эскадрильи. После развода караулов и суточного наряда Симонов прибыл на аэродром. В обычных и привычных заботах дежурного по стоянке время шло быстро. Вечерело, дневная жара спала, дул легкий ветерок несущий прохладу. В высоком небе медленно плыли небольшие светлые тучки. Ожила природа, зашевелилось все живое, будь-то, радуясь вечерней прохладе. В Средней Азии сумерки надвигаются незаметно. Что-то тревожное, неуловимое металось в тихой, вечерней природе.
Леха, положив, автомат АК-74 на ящик с авиационными боеприпасами, стоящий недалеко от самолета, торопливо опечатывал, металлической печатью, очередной боевой истребитель эскадрильи. Услышал шелест шагов по верблюжьей колючке, обильно растущей на аэродроме, повернув голову, увидел приближающего к самолету рядового Сайданова с автоматом, болтавшимся от быстрой ходьбы, за правым плечом. Отвернувшись, не отрываясь от дел, весело улыбаясь, крикнул через плечо, -Чо, чурка соскучился, в гости пришел?- За спиной раздался металлический звон цевья и столь знакомый для уха любого военного, характерный металлический лязг передернутого затвора, секунды,- патрон в ствольном патроннике автомата.
Мгновенно похолодев, бледный, мелко трясущийся всем телом, с перекошенным в ужасе лицом, онемевший Алексей плавно и медленно будь-то в забытьи развернулся. Громко звякнула в тишине, упавшая на бетон, связка ключей с металлической печатью, в расширенные в ужасе голубые глаза Лехи направлен черный ствол автомата. Узбек, рядовой Сайданов сверкая, в злобе черными вытаращенными глазами, широко открыв белозубый рот, брызжа слюной, громко нервно крикнул;- Пляши узбекский танец, Навруз. Свинья, кому говорю, пляши, мой танец, Навруз пляши.- Все тело окаменело, бледное лицо, рот, перекошенный, с посиневшими плотно сжатыми губами, Леха будь-то, весь врос в бетон капонира.
Неожиданно и громко, в тревожной тишине, раздалась короткая автоматная очередь. Подкошенный почти в упор автоматной очередью рядовой Алексей Симонов мгновенно, всем телом упал на бетон, затих. Пятно густой крови выползало и расширялось около безжизненного тела. Лишь ноги, в солдатских ботинках, с полустертыми каблуками, несколько мгновений быстро и мелко-мелко поскребли бетонку, как будь-то бы, пытаясь все-таки исполнить узбекский танец Навруз, спасти этим Леху.
Из черного ствола автомата АК-74, рядового Сайданова, плавно вился легкий голубоватый дымок, разнося запах пороховой гари.
Потревоженный выстрелом быстро пробежал и спрятался в нору, за самолетом, тушкачик. Два серых варанчика, тенями мелькнули под ящик с боеприпасами. И снова тишина. Дул слабый ветерок, несущий вечернюю прохладу, поднимая легкую песчаную, коричневую поземку.
…………….
Стального цвета военно-транспортный самолет Ан-24, по- военному коротко, « Борт», готов к вылету. Готов к убытию на родину и « Груз-200», с рядовым Симоновым. В широко раскрытый задний люк солдаты занесли «груз-200», следом забежали сопровождающие. Заместитель командира эскадрильи капитан Громов тридцатилетний, рослый, широкоплечий, темноволосый, по характеру спокойный, уравновешенный, общительный. Солдаты его уважали за его порядочный характер и уважительное, ровное отношение к ним. За Громовым в люк забежал командир отделения младший сержант Соловьев. Белесый, среднего роста, спокойный, исполнительный уральский паренек, земляк, одного призыва с рядовым Симоновым, до призыва год отработал в копровом цехе на металлургическом заводе в родном городе, куда и планировал пойти работать после службы в армии.
Взревев, двигателями самолет плавно вырулил на старт, взлетев, взял курс на север, без традиционных в таких случаях в Военно-воздушных силах трех прощальных кругов над военным аэродромом. «Груз -200» не тот.