ТАЙНА

Иван, ты чё такой идёшь? – Как будто волки тебя грызли!
Бутылку в сумке, можь несёшь? – Так заходи, на пару выпьем.
Поговорим о том, о, сём. – Поговорить бы Петя надо,
Я чокнулся видать по всём, ославился – эх буду гадом.

Я эту тайну сорок лет хранил, берёг, как глаз стеклянный…
Ну а вчера приехал к нам, сенс – прощелыга, окаянный,
И собирал он мужиков и баб, которые хотели.
И все чтоб были без штанов! – И ты? – И я, все ж в общем деле…

Сижу тихонько в уголке, курю, платочком прикрываюсь,
А он как пёс на поводке, орлиный глаз насквозь стреляет!
Доклад, какой – то говорит, молитвы всякие вещает,
И вроде на меня глядит, а мысли на лету хватает!

Ну, все тут хлопают ему, он руку кверху поднимает,
По залу прокоптил свечу – от всякой порчи избавляет.
- Аплодисменты ни к чему! На чёрта мне аплодисменты?
Мол, их с рожденья не терплю. - Теперь, пусть встанут импотенты,

И все, кто чем переболел по нашей, по мужичьей части.
- Мужик в углу, ты чё вспотел? – А я ему про свои страсти.
А у меня их целых две, и обе враз – так неудобно!
Особливо моей жене – Ей хочется, поочерёдно.

А он. – На сцену вас прошу! Болезнь я вашу уясняю,
Сейчас пасьянсик разложу, платок снимите! – Я снимаю.
Он глянул и с копытов, брык. Ну, а мои, от страха вспёрли,
А сенс, всё дёргает кадык – воды помощницы припёрли.

Его отлили кое – как, умылся он водой святою…
А я пред всеми, как дурак, со своей голой срамотою.
Потом он тихо говорит. – Какого чёрта, ты припёрся?
Один у всех, и не стоит, а ты, двумя тут распростёрся.

Я глянул в зал – все мужики в меня двустволками стреляют,
Корреспонденты – сосунки на фотокамеры снимают
Моё несчастье. – Я прозрел! – Пойду гулять по всей России!
И от стыда весь взмок, сопрел. – Ну, а они? – Стоят, взбесили.

Вниманья столько – в первый раз, а бабы к сцене подпирают,
Жаднющих не отводят глаз, ну а мою, не подпускают.
Она взревела. – Дура я? Доску от сцены оторвала,
И понеслася! – Мать моя! Всех в один миг пораскидала.

А экстрасенсу. – Чтоб, ты, сдох! Как ахнет той доской по крыше!
Пошёл он боком и в прискок, и ростом стал, как будто, ниже,
Понёс такую чепуху – блатные песни, про тюрягу.
Знать рыльце было – то в пуху... – Попасть в такую передрягу?

Народ взбесился, бьются вся, махают речи с трибунала.
Кому – то можно и по два? – А тут один и тот с изъяном!
Ну а супружница моя – доской своею всё махает.
- Гадюки, развелось бабья! А их, назло, всё прибывает.

И на меня как заорёт. – Слезай со сцены, гад ползучий!
Фотографируешь народ своей двойняшкою вонючей.
- Ой, Петь, позор! Все без штанов, а вновь прибывшие одеты…
Смеются с нас, как с дураков – витрина – сто сортов конфеты!

И мне Господь не дал ума! – Чего я в этот клуб попёрся?
Видать, не Ангел надо мной, а чёрт проклятый распрстёрся...
А Зинку – то, жену мою, толпой омоновцы связали…
А я стою перед тобой, с двумя своими кобелями.

Жена, когда её везли, кричала мне, вернётся, кончит,
А экстрасенса унесли – речь отнялась и рожи корчит.
Такие маски, просто жуть! – Святой, и где их нахватался?
- Зайди Петро, уж как ни будь – ведь я совсем один остался.

Кому я нужен – то с двумя? И оба только в одно время…
- Отрежь один! – Эх, брат, нельзя, мошну одну – то я имею.
Ну, я пошёл! – Постой Иван! Глянь, бабы дом твой оцепили,
Да, утворил же ты, болван – хреновые дела сгубили.

А бабы в два ряда стоят, на пары очередь разбили,
И в нашу сторону глядят, на крышу флаг водрузили!
- Петро, дружище, дай топор – рубить я буду своих гадов!
Стоят подлюки до сих пор, а я сопрел, пот сыплет градом.

- Иван, опомнись – бог ты мой! Когда мужик то, баб боялся?
В, подмогу, я пойду с тобой – твоим на помощь, мой поднялся.
Баранок только наберу – мой, вишь змеёю уродился!
И я, Иван, про то молчу – как трос вокруг ноги обвился…

Скалеченные в бой идут, на выручку тем, кто с изъяном.
- Мужицкий род не подведут, Петро с дружком своим, Иваном!

( Можете меня громить, в пух и прах, я не обижусь.
Я их не сочиняю, они вторгаются в мои мысли как интервенты )