Серпантин

Серпантин Хельга Яр У Вики все под строгим контролем: работа, дом, семья. Так ей кажется до тех пор, пока не умирает отец. Теперь на ней приемные брат и сестра, мать, которой лишь бы выдать дочь замуж, а тут еще сразу после совещания Макс сваливается с сердечным приступом. Инстинкт спасателя заводит Вику в такие дебри, что страшно открыть глаза: повсюду монстры прошлого, а у кого-то и настоящего. И хотя Макс богат и красив, за глянцевой обложкой Вика найдет отнюдь не гламурные картинки идеальной жизни. В мире нет ничего идеального, но Вика умеет прощать. Хватит ли ей сил простить Максу его прошлое? И что делать, если она больше не может контролировать не только его, но и себя? Содержит нецензурную брань. Хельга Яр Серпантин Глава первая В четверг Вика похоронила отца, а в пятницу, озябшая и простуженная, тряслась в пригородной электричке и молилась, чтобы тетка в облезлой шубе перестала орать в трубку, перекрикивая металлический лязг. Тишины хотелось так остро, что Вика вышла раньше и добежала до офиса через парк, промочив заношенные сапоги. Утро, хрустящее подмороженными лужами, казалось, было исполнено одиночества, в котором хотелось утонуть и забыть о нудных совещаниях, невыполненных планах и растворимом кофе из автомата на цокольном этаже. «Зато завтра выходные», – утешила себя Вика, думая, что непременно вернется к оградке, крашенной в синий цвет, и к черно-белому керамическому портрету, на который она сама походила, как две чистые ноты, взятые мужским и женским голосами. Она бы и пятницу взяла за свой счет, но совещание сама назначила еще на прошлой неделе. Московские подрядчики уже приехали, и неловко было заставлять их ждать, продлевая гостиницу. К вечеру как-то успокоилась, тем более москвичи оказались не такими напыщенными снобами, как она себе рисовала, и даже заставили улыбнуться. – Сейчас подойдут наши специалисты, – объясняла им Вика, проводив в тесную переговорную, где плазменный телевизор в полстены неубедительно заменял окно. – Трое. Двое юристов и директор по безопасности. Постарайтесь уговорить их, что вам можно доверять, ладно? – Не сомневайтесь, – белозубо улыбнулся тот из москвичей, которого можно было смело выставлять вместо манекена на витрине «Армани» – никто бы и не заметил подмены. Юристы, видимо, считали чувство юмора тяжелой патологией. От их высокомерных взглядов у Вики заломило затылок. А может взгляды были ни при чем, и напоминала о себе бессонная ночь, полная ужаса перед будущим без отца? Денег он, конечно, почти не приносил, все вкладывая в храм, но его сила духа питала Вику надеждой, что вместе они все переборют. А теперь предстояло со всем бороться в одиночку. Между тем минуло уже двадцать минут, а собрание оставалось неполным. Вика исподтишка придвинула к себе мобильный и набрала сообщение: «Ждем тебя, где ты?» С отделом безопасности они пересекались часто, но поскольку их офисы разделяло почти десять этажей, очные встречи случались только на корпоративах, а там, среди двух тысяч других сотрудников и дрожащего от басов танцпола, непринужденно не поболтаешь. «Бегу», – пришло в ответ. Вика выдохнула. Стрелки часов приближались к окончанию рабочего дня. Расслабившись и отдав инициативу в разговоре юристам, Вика представляла, как субботнее утро начнет с прогулки по лесу, как уцелевшая листва будет хрустеть под ногами, как прохлада окутает лицо, как шарф грубой вязки покроется инеем и занемеют кисти рук. Такие дни – лучше всех, жаль ускользают солнечным зайчиком, моргнешь – и нет их. Дверь в переговорную с шелестом распахнулась, явив Макса – коренастого, гладко выбритого, вечно пугающе серьезного. Вика думала, что он, наверное, хотел, чтобы его боялись. Но получалось скверно: ему бы бороду отпустить, а то ведь подросток, даром что в рубашке и очках. Впрочем, и рубашка, и очки вместе стоили столько, что не Вике было судить, как ему себя преподносить – она месяц могла бы впахивать с утра до ночи, и все равно хватило бы в лучшем случае на его запонки. Юристы упрямо гнули свое: аудит провести строго по регламенту, шаг влево, шаг вправо – расстрел. – А тела – в бетон, – поддакнул им Макс. – Мы ж строители, неугодных подрядчиков на строечку вывозим. Есть предпочтения по району? Москвичи заискивающе посмеялись. Вика бросила на Макса укоризненный взгляд, но он не заметил. В движениях его гостила суетливость, он попеременно хватался то за телефон, то за шариковую ручку, хотя писать ему было нечего и не на чем. – Ну вот, теперь, когда вы достаточно просветлены, – перебил он монотонную проповедь юристов, обращаясь к москвичам, – я вам расскажу, чего еще вы не сможете у нас делать. – Человек-препятствие, – улыбнулась Вика, наконец, получив ответную усмешку. – Именно так в трудовой и написано, – Макс крутанул ручку в пальцах, и она с грохотом упала на каменную столешницу. – Однако, если вы накосячите, за жопу возьмут меня, а не вас… – Максим! – возмутилась Вика, правда, возможно, недостаточно убедительно. По крайней мере, все, кроме юристов, хихикнули. – Пусть коллеги знают, что их ждет. Подготовятся, к нотариусу зайдут опять же. Хотя зачем далеко ходить? – Макс выразительно взглянул на юристов. – Вы завещания составлять умеете? Те почти синхронно фыркнули. В одинаковых строгих костюмах они и без того были страшно схожи, а теперь Вике и вовсе начало казаться, что у нее двоится в глазах. Так и не оценив юмор Макса, юристы чинно удалились. Их спины выражали крайнюю степень презрения. – Интересно, это правило такое? – протянул Макс, явно обескураженный, но ничуть не расстроенный. – За поступление на юрфак дьяволу продают чувство юмора? – Зато ты, видимо, давно продал ему совесть, – Вика захлопнула папку с документами и передала москвичам. – И не только ее. Он у меня вообще постоянный клиент. – Спасибо, коллеги, – Вика сложила ладони перевернутой горстью на столе, собрав последние силы. – Думаю, мы закончили. Москвичи откланялись. Незаметно натекло на полчаса больше, чем вмещал рабочий день. На ближайшую электричку Вика уже опоздала, и торопиться, в общем, было некуда. Хорошо бы мать оклемалась и не забыла накормить младших, а то ведь нахватаются бутербродов и конфет. С другой стороны, им тоже нужно справиться с болью утраты. И хорошо, если хватит одних конфет… – Вик, – напомнил о себе Макс странно сдавленным голосом. – Принеси воды. «Совсем зазнался, – возмутилась Вика. – Два шага до кулера уже не дойти…» – Щербаков, ты точно совесть продал, – начала она, но осеклась. Макс откинулся на спинку кресла и одной рукой тщетно пытался ослабить и без того расстегнутый воротник рубашки, а вторая непроизвольно потирала грудь с левой стороны. Он резко начал походить на выточенного из мрамора актера пантомимы – носогубные складки углубились, уголки губ безвольно съехали вниз, он жутко побледнел и хватал воздух рваными вдохами. Несколько секунд Вика тщетно пыталась сопоставить только что шутившего Макса с тем безмолвным призраком, что теперь боролся с пуговицей негнущимися пальцами. И все вдруг сложилось в единую картинку, и от того, как сложилось, стало так страшно, что Вику саму заколотило. Просьбой о воде она пренебрегла, но схватила Макса за руку, придавив пульс большим пальцем, словно бегущего муравья. Пульс рвался из-под кожи, как бешеный. – Болит? – спросила Вика, ощупывая свободной рукой стол и не находя на нем телефона. – Да, – выдох. – Жжет, сука. – Посиди так, я сейчас вернусь, – ей страшно не хотелось оставлять его одного, но куртка висела в шкафу кабинета напротив и была единственным шансом Макса на дальнейшее «долго и счастливо». Вика распахнула стеклянную дверь, на ходу набирая номер неотложки. Слава богу, не пришлось уговаривать диспетчера Скорой прислать машину – волшебное слово сработало, как и три дня назад. Вика долго не могла попасть в карман куртки, но затем выудила маленький скользкий блистер с мелким бисером красных капсул. В переговорную вернулась на ватных ногах. «Собирайтесь, в больницу поедем, – бормотал невнятно в голове голос фельдшера. – У вас инфаркт, самый что ни на есть настоящий, прямо как по учебнику». «Не поеду я, – вздохнул тогда отец с улыбкой, которой одаривал всех – и праведников, и грешных прихожан. – Не могу приход бросить. Вы мне доктор, укольчик сделайте, чтобы не болело, а я уж дальше сам». В упрямстве с отцом не стоило и тягаться – в нем он был бойцом с чёрным поясом. И фельдшер, пожав плечами, оставил Вике упаковку нитроглицерина, теперь уже едва начатую. Худшие опасения, к счастью, не сбылись: Макс дышал, рвано и хрипло, но дышал. Верхнюю пуговицу с рубашки попросту вырвал, оставив корешки ниток, правда, легче, судя по всему, ему не стало. – Давай под язык, – Вика наклонилась к нему и надавила капсулой на холодные губы. – Немного потерпи, уже едут. – Кто едет? – в слабом голосе Макса засквозило подозрение. – Скорая. – Зачем? «Затем, чтобы ты не умер, – воскликнула Вика про себя и, как мантру, повторила: – Не бывает так. Дважды в одну воронку – не падает». – Удостовериться, – голос ее, тем не менее, прозвучал твердо. – Что тебе ничего не угрожает. – Мне угрожает потеря чести, – попытался улыбнуться Макс, – если кто-то узнает. – Очень смешно, – буркнула Вика, а у самой отлегло – пусть лучше шутит. – Изверг ты, Синицына, – Макс попытался распрямиться, но опал обратно, как потревоженная ветром штора. Рука, прежде боровшаяся с пуговицами, дернулась к сердцу, будто собираясь удержать его в груди. – Я тебя всего лишь попросил воды принести, а ты устроила цирк. – Цирк еще в пути, – утешила его Вика. – Заберет главного клоуна и сразу на гастроли. Макс хрипло рассмеялся и смежил веки. Вика схватила его за руку, сжав до хруста. – Не закрывай глаза, – попросила она. – Видеть тебя не хочу, – пожаловался Макс. – Лучше телек мне включи. Там «Спайдермен» как раз начинается… Вике хотелось и отвесить ему хорошенькую затрещину, и поблагодарить за стойкость. На окнах заиграли синие блики. Каблуки застучали по ракушке лестницы внизу. Хоть бы все уже разошлись – Вика меньше всего хотела, чтобы к ним сбежались со всех отделов. Двое фельдшеров – мужчина с залысинами и женщина без талии, – вломились в переговорную, тяжело пыхтя. Грубо отодвинули Вику к стене и начали командовать. Она слушала их однотипные, вмерзшие в память вопросы сквозь шум листвы на кладбище. Зашуршала упаковка шприца, хрустнула головка ампулы, игла вошла под кожу, выпустив багровую каплю. Минуты текли так же мучительно медленно, как эта капля, будто застрявшая у Вики в зрачке. Голова закружилась, и она в предобморочной полутьме выбралась из переговорной в коридор. Ничего ему не угрожает, иначе бы сразу забрали. А раз ведут себя спокойно и даже пренебрежительно – стало быть, не боятся. И ей не надо. – Девушка, – женщина в зелёной униформе тронула ее за локоть. – Вы ему кто? – Коллега, – пролепетала Вика. – А, ну вы того, может объясните вашему этому, что ему в больницу надо. – Он отказывается? – Вика прикрыла веки, на обратной стороне которых тут же явственно проступил профиль Макса. – Сами с ним разбирайтесь, нам некогда, – устало вздохнула фельдшер. – Другие больные ждут из-за вас. Вика уставилась в ее водянистые безжалостные глаза. Сочувствия в них не было, только накопленная за сотни смен усталость. Макс сидел в том же кресле, на снежно-белом лице чернели глаза, губы высохли и слились в тонкую, но по-прежнему упрямую линию. Он укоризненно смотрел на врача, державшего в руках бумажную ленту кардиограммы. – Где подписаться? – явно не в первый раз спросил Макс. – Вы не понимаете, – упрямо втолковывал ему медик, – у вас предынфарктное состояние. Вы умереть можете. – Я понял, – ледяным тоном ответил Макс. – Меня это устраивает. Где подписать? Фельдшер неохотно протянул ему бумагу и взглянул на Вику с таким укором, будто это она настаивала на отказе от госпитализации. – Макс, – подала она голос, дрожащий и совершенно неубедительный. – Может?.. – Помолчи, Синицына, – оборвал ее Макс тем тоном, с которым наверняка увольнял подчиненных. – Не лезь не в своё дело. Он не глядя подмахнул отказ и откинулся на спинку кресла. Левая рука его сдавила подлокотник, но взгляд был непоколебимо упрям. Фельдшер тяжело вздохнул и начал собирать оранжевый кейс. – Никто не может вам запретить, – уходя, заметил врач. – Но надеюсь, что констатировать вашу смерть будет не наша бригада. – До свидания, – проронил Макс сквозь зубы и проводил фельдшеров прищуренным взглядом. Глава вторая Вика стояла рядом, скрестив руки на груди. Ей до сих пор не верилось в происходящее, не верилось, что ей снова не хватило духу убедить, уговорить, хоть силой, хоть ценой хорошего отношения. Она снова взяла на себя ответственность. Хоть и могла оправдаться Максовым упрямством – он сам все решил, его жизнь, его право ей распоряжаться – но только чувствовала, что расплачиваться в случае печального исхода будет она, и сбросить это ярмо с шеи не удастся, сколько ни пытайся. «Ты много на себя берёшь, – не раз упрекала ее мать. – А выходит у тебя медвежья услуга – силёнок-то не хватает. Свою жизнь сперва устрой, а потом уже в чужую лезь и то – если попросят». Она, конечно, намекала на себя, на то, что Вика вечно попрекала ее рюмкой и выговаривала за беспорядок в хозяйстве и воспитании детей. И иногда, чаще ночами, Вика признавала, что не вправе командовать матерью. Но только к утру понимание рассеивалось, и Вика снова вступала на тропу сопротивления ради высоких, как ей казалось, целей. – Надеюсь, ты счастлива, – мрачно заметил Макс, хотя от острой неприязни, с которой он обращался к фельдшеру, осталось тихое эхо. – Надеюсь, счастлив будешь ты, – едко поправила она. – Когда-нибудь. – Да мне уже нормально, – он повел левым плечом, прогоняя отголоски боли. – Скажи, где взяла такие шикарные колеса? – Позвони жене? – предложила Вика, чувствуя, что теряет последние крохи сил. И выходные показались такими нестерпимо далекими. Макс ощутимо напрягся и помрачнел ещё сильнее. Поднялся из кресла, покачнулся. Вика тоже вскочила, но обошлось – он благополучно добрался до кулера. – Спасибо. Позвоню. – Я подожду. Вика и раньше замечала за собой особую чувствительность ко лжи. Сейчас ей казалось, что где-то далеко что-то разбилось, и звон витал в спертом, пропахшим антисептиком и резиновыми перчатками воздухе. – Иди домой, Синицына, – Макс ободряюще улыбнулся, но в глазах его затаился тлеющий огонёк предостережения. – Со мной все нормально. Извини, если напугал. Не хотел. «Напугал, – повторила про себя Вика. – Не то слово – напугал». – Позвони и пойду, – упрямо повторила она, сложив руки на груди. – А то поверю тебе, а завтра твой труп найдут и на меня повесят за оставление в опасности. Взгляды их столкнулись, и звон разбитого стекла сменился лязгом разозлённой стали. Вике показалось, что ударной волной ее вжимает в кресло. Она ждала взрыва, но Макс, пошатнувшись, уцепился за столешницу. Вика злилась – до следующей электрички оставалось меньше получаса. Если пропустит и ее, то Машка уснет с матерью, а Федя и вовсе может разнести дом в щепки. Она встала, намереваясь высказать Максу все о его упрямстве, но, оказавшись рядом, передумала. – Я не придираюсь, – вкрадчиво сказала она, остановившись в шаге от него. – Нужно, чтобы кто-то за тобой присмотрел. Поверь, я знаю, о чем говорю. – Откуда? – Макс, слава богу, воздержался от ёрничества. – Просто знаю. – Вика шумно сглотнула. – Если не хочешь пугать жену, можно кого-то другого попросить. – Может, тебя? – А если родителей? – отринула она его вариант, не рассматривая. Легко представить, что сделается с Федей, притащи она посреди ночи незнакомца в дом. – Нет, – Макс взмахнул рукой, снял очки и протер глаза двумя пальцами. – Не хватало ещё их до инфаркта довести. Вика не сводила с него взгляда, и он казался ей маяком – противостоящим буре, несгибаемым и совершенно непоколебимым. И сдвинуть его с места голыми руками не стоило и пытаться. Зачем она к нему привязалась? Не маленький, позаботится о себе. Макс оттолкнулся от стола, явно намереваясь утвердиться в своей независимости, но не сделав и пары шагов, цепляясь за стену, сполз по ней спиной и взлохматил влажные от пота волосы. Вика видела, что его неудержимо колотит, что он борется, но проигрывает, и шторм вот-вот сожрет его, раскрошит в пыль, не соберешь. – Я вызову такси, – решилась Вика, присев перед Максом на корточки. – Хорошо? Он поднял на неё взгляд. В глазах метались тени, прежде обитавшие где-то на дне души, а теперь разбежавшиеся из-за неожиданно охватившей его беспомощности. И он кивнул. Вика старалась не думать о том, в какую сумму ей обойдётся поездка в пригород. Впрочем, из чего было выбирать? Не могли же они в самом деле дожидаться электрички, а потом трястись в душном вагоне. Ничего, где-то сэкономят. Есть же вещи поважнее денег. Пока ждали машину, Вика села плечом к плечу с Максом. Какой длинный день. – Покурить бы, – протянул Макс, глядя на датчики дыма на потолке. – Как думаешь, работают? – Давай не будем проверять? – устало откликнулась Вика, хотя идея ей отнюдь не претила. – Или хочешь полную коллекцию городских служб по твою душу? – Это мои дивиденды за честно уплаченные налоги. – Все в один день? Я, пожалуй, не готова к такому золотому дождю. – Ты же первая и начала. Вика повернула к нему голову и отчего-то улыбнулась. Поймала себя на мысли, что какую бы чушь не нес человек, она всегда лучше необратимого молчания. Горло вдруг онемело, покуда из живота поднималась горячая волна слез облегчения. Говори, говори, Щербаков, шути, сколько влезет, обвиняй, не жалко, ничего не жалко, лишь бы только никогда не входить снова в эти дикие воды. – Ты чего, Синицына? – Видимо, выражение лица у нее стало слишком уж выразительным. – Радуешься, что я коней не двинул и не бросил твои проекты на произвол судьбы? – Идиот, – беззлобно проронила Вика. – Да ладно, тебе ведь понравилось. – Смотреть, как ты мучаешься? – Быть спасительницей. Да если б я хоть на секунду поверил, что ты меня отпустишь, мы бы тут с тобой не болтали. Но ты же не такая, да? Вика порывисто встала. Одновременно мурлыкнул телефон – подали такси. Макс сверлил ее взглядом, оставляя ноющие раны на сердце. И почему она решила, что он ничего не понял? Понял прекрасно. – Ты мог умереть. И до сих пор можешь. – Знаю. И что? – Обычно людей это пугает. – Ну значит, я не обычный. Или не человек. – Вот уж точно. Вика колебалась: желание отменить такси, отменить поездку, отменить Макса застило глаза. Она злилась, чего с ней давно не случалось. Но все же протянула ему руку, помогая подняться. Макс ответил не сразу, и Вика успела пожалеть, что снова поддалась самой себе. Но и он снова поддался ей. Заняв переднее сидение, Вика то и дело украдкой подглядывала в зеркало – Макс улёгся на бок, свесив ноги, и, кажется, уснул. – Не блеванет? – хмуро спросил усатый и зеркально лысый таксист. – Вряд ли, – успокоила его Вика, а сама написала матери сообщение, что вернётся не одна. Когда машина начала вихлять по раскатанной колее меж двухэтажных загородных домов, Вика обернулась и потрясла Макса за руку. Он встрепенулся, будто от испуга, но потом расслабился, вспомнив, где и как оказался. Машина встала как вкопанная покосившегося забора, за которым тихо тлели окна Викиного дома. Макс тут же выбрался на воздух и доковылял до ограды, за которую уцепился, как за крохотное деревце на горном склоне. Вика сунула водителю две тысячных купюры. «Шкода» взревела, будто нарочно обрызгав со спины до самых плеч, и Вика убедилась, что сегодняшний день точно проклят. В сумерках деревянный двухэтажный дом довлел над покосившейся оградой – отец все собирался подновить старые клинья, но не хватало денег и сил. Янтарный фонарь над крыльцом ласково оглаживал волну плотно сбитых рыжеватых бревен. Пока шла к Максу, Вика разглядывала дом с открытой верандой как впервые. Всего здесь касалась рука отца: и сплетенной из ивового прута скамейки, и клумбы в распиленной надвое винной бочке, и крошечного пруда, в котором одно лето даже жил настоящий карп. Как теперь со всем этим справиться? Как не разрушить? – Я все понял, – хрипло проговорил Макс, когда Вика остановилась перед ним. – Но если ты хотела избавиться от моего тела, не обязательно было вести меня в такую глушь. – Я здесь живу, – возразила Вика невозмутимо и кивнула на забор. – Сам отлепишься или помочь? Макс самостоятельно отделился от ограды и добрел до Вики, пошатываясь, как на палубе в бурю. Она едва устояла, когда он обхватил ее за плечи и навалился всем солидным весом. – Что, Синицына, тяжела ноша матери Терезы? – съязвил он. – Будешь думать в следующий раз. – Уже подумала, – продолжила упорствовать Вика. – А то, что ты – неблагодарная сволочь, не мои проблемы. – Ошибаешься. Я очень даже благодарная сволочь. Уже замаячила облупившаяся дверь, уже поднялась с крыльца навстречу долговязая тощая фигура. Федька изумленно уставился на сестру, рот у него беззвучно приоткрылся. Он ошалело поморгал, попятился и, размахивая руками, кинулся обратно в дом. – Вот это теплый прием, – хмыкнул Макс, не подозревая, какой эффект на самом деле произвел. – Ты когда-нибудь замолчишь? – вздохнула Вика. Осталось преодолеть три ступени крыльца, но они будто стали вдвое выше. – Нет. Или брось меня, или терпи до конца. Единственная комнатка, в которую Вика могла определить Макса, была до смешного тесной, даже кукольной, но кровать в нее худо-бедно уместилась, а тюль развевался от ветра из приоткрытого окна. Сгрузив Макса на вязаное покрывало, Вика обернулась и увидела в дверях Федю – он продолжал таращиться на гостя, дергая за цепочку висевший у входа бра. – Сделай нам чай, пожалуйста, – попросила его Вика, не особенно рассчитывая на отклик. Но к ее удивлению и облегчению, Федя молча удалился, что-то невнятно промычав. Макс, сидя на тахте, проводил мальчишку взглядом, выражавшим что-то среднее между жалостью и отвращением. – Что это с ним? – РАС, – бесцветно ответила Вика и на всякий случай перевела: – Расстройство аутистического спектра. Он неважно говорит, но отлично все понимает, так что будь добр, не язви в его сторону. – Ты меня, Синицина, за чудовище держишь, – Макс вроде бы обиделся, но глаза его говорили об обратном. – И не зря, конечно. – Мне все равно, кто ты, – Вика пожала плечами. – Если не нарушаешь покой в моем доме. – Но ведь это ты меня сюда притащила! – возмутился Макс. – А теперь диктуешь условия… – Хорошо, что мы договорились. Я сейчас вернусь. – Но мы не… – Сейчас вернусь, – повторила Вика и вышла за дверь. В коридоре чуть не выдернула ящик с корнем и начала перебирать выглаженные вещи отца, чувствуя себя, будто копошится в клубке змей. Вчера думала, что никогда до них не дотронется. Но судьба – девка злая. – Кого притащила? – раздался низкий голос с хрипотцой за спиной. – Неужели хахаля? Вика отобрала плотную белую футболку и спортивные штаны на завязках. Обернулась к матери и взглянула в ее глубоко запавшие глаза, очерченные коричневыми кругами. Обрюзгшая, с сальными, забранными в косу почти уже седыми волосами – старуха, а ведь и полвека не разменяла. Раньше запросто полное ведро из колодца тягала, пока отец стоял на службе, а теперь как будто распухла, обмякла, словно дождь, как картонную, размочил ее. – Коллегу, – вежливо ответила Вика, с вызовом выпятив грудь, словно подставляя ее под удары. – Ему нужна помощь. – А то у нас калек мало, – мать преградила коридор, уперев руки в бока. – Откуда деньги на такси взяла? Видела я, как вы из машины вывалились. – Мам, давай потом. Человек чуть инфаркт не заработал. А мне одних похорон хватило. Мать задохнулась от возмущения, потом глаза ее заволокло слезами, и голос задребезжал, будто какая-то деталь от него оторвалась и бряцала на каждом выдохе: – Не жалеешь мать, бессовестная. Земля еще не осела, а ты глумишься… – Я не глумлюсь, – перебила Вика. – Он останется у нас и ему нужно в чем-то спать. Думаю, отец бы меня не осудил, а вот тебя – вполне. – Он хоть рукастый? – с надеждой спросила мать и икнула. – Не вздумай его к чему-нибудь припрячь, – предупредила Вика. – Мы сами со всем справимся. Она, конечно, врала. Врала самой себе, защищая душу, как хлипким зонтиком от идущего на неё урагана. Отец и впрямь редко добавлял в общий кошелёк, но детей любил, читал им на ночь, обнимал и жалел, на что Вике никогда не хватало сил. Но что важнее – он единственный мог урезонить взбесившегося Федю, не дав ему разнести дом по щепкам и вмазать сёстрам с размаху. С похорон Федька вёл себя тихо, но Вика с тайным ужасом ждала, когда страх и непонимание переполнят его и вырвутся наружу. Когда Вика вернулась в комнату, застала интересную картину: Федя стоял в изножье кровати и сжимал в ладонях дымящуюся чашку. Макс смотрел на него, как дикого зверя, стараясь не шевелиться. Он и в самом деле боялся ляпнуть что-нибудь не то. Вика воспользовалась его замешательством и выдала собранные в аккуратную стопку вещи. – Переоденься перед сном, – распорядилась она. Дверь приоткрылась и заглянула мордашка в ореоле белесых кудрей. Девочка в васильковом свитере протиснулась внутрь, с любопытством разглядывая гостя. – Через пятнадцать минут пойдем мыться, – пообещала ей Вика. – Поиграй пока. – Не хочу, – робко отозвалась девочка. – Тогда иди сюда, – Вика посмотрела на Малышку. – Познакомься с моим другом. Машка нахмурила едва заметные бровки и заколебалась. В отличие от Феди, посторонних она не боялась, но отчаянно стеснялась. Однако, как любому ребенку, любопытство ей было неподвластно, и она выскользнула из-за спины Федьки. Вика искоса поглядывала на Макса, опасаясь, как бы он ляпнул глупость. Но заметив, как девочка подволакивает правую ногу, он, кажется, оробел и окончательно лишился голоса. – Это Макс, – представила его Вика, а Машка насупилась еще сильнее, подойдя вплотную к кровати. – А это наша Малышка. Несколько мгновений они просто разглядывали друг друга: ребенок-калека с кукольными голубыми глазами и занимающий высокую должность в гигантском холдинге мужчина, к которому последние два часа внимательнее обычного присматривалась смерть. Убедившись, что ей ничего не угрожает, Машка протянула маленькую ручку с браслетом из розовых бусин. Макс не сразу ответил, будто тоже убеждался, что знакомство не принесет ему беды. – Вы очень красивая леди, – заговорщицким тоном объявил он, отчего Машка невероятно смутилась, смешалась и тут же бросилась вон из комнаты так быстро, насколько позволяла искалеченная нога. – Федь, присмотри за ней и, пожалуйста, окажи мне услугу, помоги матери убрать со стола, – продолжила она, заметно смягчившись, чтобы Федя не воспринял просьбу, как приказ. – Не хочу, – закрутил он головой. – Хочу играть. Поиграешь со мной? – Попозже, – поспешила согласиться Вика, опасаясь, как бы брат не вышел из мнимого равновесия. Дверь за ним тут же захлопнулась, объявив тишину, как временное перемирие. Макс растер лицо ладонями, а Вика заволновалась: – Тебе получше? – спросила она, надеясь на положительный ответ, который позволил бы ей, наконец, заняться делами. – Они… твои? – спросил Макс. – Брат и сестра. Приемные, – добавила она, опередив следующий вопрос. – Синицына, ты что, одна их всех содержишь? На одну твою нищенскую зарплату? Вика уставилась в потолок, запрокинув голову. Не ответила. Конечно, для него Викина зарплата так – пару раз в продуктовом закупиться. Но не объяснять же, что если нужно, во всем себе откажешь и детям отдашь? – Дверь не закрывай, – не глядя на Макса, предупредила Вика. – Вряд ли кто-то будет ломиться, но, если понадобится помощь, я не хочу разбивать окно. Будет плохо – стучи в стену, услышу. Если не заснешь, есть снотворное, но лучше все-таки без него. – Подожди, – Макс поймал ее взгляд, когда она тенью остановилась в дверях. – Так и уйдешь? – У них режим, – развела руками Вика. – Потом будут колобродить. Она хотела добавить, чтобы он все-таки позвонил жене и предупредил, что не вернется, но передумала. Тогда, в переговорной она ясно почувствовала, как он напрягся от одного упоминания о доме. Успокоился – и хорошо. Выспится и завтра не вспомнит ни о чем. Можно будет даже вытащить его на прогулку – свежий воздух пойдет на пользу. – Вик, – окликнул он в дверях, помолчал, будто подбирая слова и, отыскав нужное, закончил: – Спасибо. – Спи, мученик, – улыбнулась она и постаралась выкинуть из головы все, что не касалось детей. Уложив детей, Вика заглянула на кухню: мать механистически мыла тарелки в раковине. Невидящий взгляд ее вонзался в окно, выходившее на ворота. Вика не сомневалась, что мать, как и она сама, еще видит призрак отца, подпиливающего яблоне мертвые ветки, рубящего поленья с тупым гулким стуком, влетавшим в распахнутые окна. Отца, который один держал на себе весь дом и приход в километре дальше по проселочной дороге. Если бы он все еще был здесь, то урезонил бы мать, а Вику обнял за плечи и сказал, что она все сделала правильно. Даже если ничего хорошего в Максе не было. Глава третья Ночью дождь норовил вышибить стекла, рычал, напрашивался в дом, как пьяный ломится в соседскую дверь. Грохотало так, что Машка перебралась к Вике под одеяло и котенком свернулась у нее под боком. А Вика снова почти не спала: за ревом грозы боялась не услышать стука из-за стены. Проваливалась в черные дыры, где плавала в невесомости и выныривала, наглотавшись каких-то диких фантазий, горчивших теперь на языке. В шесть утра выскользнула из-под одеяла, не разбудив Малышку. Заглянула в соседнюю комнату, убедилась, что ночь для Макса кончилась благополучно – он спал, свесив руку с массивными часами на запястье – и вышла на крыльцо. Природа, измученная грозой, порывисто дышала осенним ветром – он бросился на Вику, как оголодавший, умыл моросью и завил в кудри растрепанные волосы. Она подставила лицо под его поцелуй, и он не удержался. В хрустальной тишине был слышен далекий перестук колес о рельсы, ругань ворон за плесневелую горбушку, шелест листвы, капель с крыши и журчание по водостоку – жизнь, не тронутая глупыми разговорами, пустыми обещаниями и угрозами. Только в таких мгновениях Вика понимала ее смысл. – Синицына, ты точно человек? – нарушил идиллию глуховатый со сна, насмешливый голос. Вика вздохнула. Вот поэтому и не выйдет замуж, говорила мать, – какой муж потерпит, чтобы жена больше всего любила слушать тишину? – А ты? – переспросила она, думая, как избавиться от компании. – Даже не знаю, – протянул Макс. – Жена считает, что нет. – И кто тогда? – Кобель, конечно. Вика не особенно удивилась ответу – он вполне соответствовал Максовой непосредственности, но ей стало противно. Сам по себе разговор нарушал девственную утреннюю тишину, а на такую тему – тем более. Но Макс стоял с ней плечом к плечу и явно ждал ответа. – Она права? – уточнила Вика скорее из вежливости, чем из любопытства. – Нет. Но кого это волнует. Как бы заставить его уйти, но не уехать? Стоило признать – вчера Вика согласилась с тем, что выходные потратит на него. Заключила пари со смертью, пообещав старухе пожертвовать самыми счастливыми днями на неделе в обмен на жизнь Макса. Черт его знает, почему старуха согласилась, но обманывать ее нельзя, не простит. В низком сизом небе невидимая рука углем начертала острый угол птичьего бегства. Инстинкты вели их к лучшей жизни. Жаль у людей все наоборот. – Возьми, – Макс беспардонно схватил Вику за запястье и сунул в ладонь две жесткие купюры. Отчего-то их хруст показался Вике хрустом ее собственных костей. Она разжала пальцы, и ветер радостно взметнул по-осеннему рыжие клочки бумаги в небо. Переменчивыми порывами их то выгибало, как паруса, то укачивало на невидимых волнах, но стоило им опасно сблизиться с нестриженой травой, как их снова закручивало в танце. – Пожалуй, лучше на карту переведу, – Макс взглядом проводил кружащийся дуэт за соседский забор. – Гордая, да? – Скорее упрямая. – Я заметил вчера. – Он хмыкнул. – Так значит, ты здесь живёшь? На чем добираешься? – На электричке. – Долго, наверное? – Полтора часа. Я привыкла. Макс помолчал, но потом продолжил допрос: – Но их ведь не ты усыновила? – Нет. Отец. Он был священником, и им с мамой помогали. А три дня назад он умер. Макс порывисто сунул руки в карманы спортивных штанов Викиного отца, покачался с пятки на носок, прикусив нижнюю губу. Взлохмаченный, утопающий в слишком просторной футболке, он ничем не ассоциировался с тем представительным молодым мужчиной, которого некоторые боялись, некоторые – недолюбливали, но большинство – завидовали. – Сочувствую, – проронил он. – Спасибо. Вика хотела добавить: «Почти как ты вчера», но не стала. Какой толк? Пугать его уже поздно, а в остальном его жизнь – это его жизнь. Макс тем временем присел на первую ступеньку крыльца и потёр переносицу. С яблони в саду сорвалось последнее яблоко, гнилое с одного бока. Вика тоже опустилась рядом, хотя собиралась пройтись по лесу. – Я тебе должен, – констатировал Макс безрадостно. – Если деньги брать не хочешь, давай что-нибудь полезное сделаю? Прибью там или распилю. Чем вы тут занимаетесь? Вика улыбнулась. Представить, что Макс в его строгой рубашке, подчеркивающей регулярные тренировки в зале, с его гладкими ладонями и чистыми ногтями, в его до блеска вылизанных ботинках возьмется за топор или молоток, не удавалось. – Отдыхай, – Вика оперлась на его плечо, чтобы встать. – Каким образом? – Макс запрокинул голову. Глаза у него посветлели. – Как здесь можно отдохнуть? Вика колебалась. Пожалуй, конечно, не стоит оставлять его одного – мать вцепится клешнями и вытрясет даже то, о чем он никогда не думал. Испортит настроение. Детей переполошит. – Пойдем со мной, – она махнула рукой. – Научу. Но прежде заскочила в прихожую и забрала две пары резиновых сапог. Одни свои (ну или матери, кто первым встал, как говорится), вторые – отца. Что ж, Максу не привыкать. – Натягивай, – протянула она ему сапоги. – Рано еще, роса не сошла. – Это, – Макс выразительно кивнул на обувь, – я в последний раз натягивал в детстве. Потом приоритеты поменялись и теперь в основном натягивают меня. Но он покорно стащил ботинки стоимостью в Викину зарплату и оставил их за дверью. Большего доверия от него, наверное, ждать не стоило. В молчании миновали калитку и вышли на узкую занесенную листьями и желтой хвоей тропу. Лес растекся по пологому холму золотисто-изумрудным пятном. Над правым краем занимался тусклым румянцем рассвет, просачиваясь сквозь корабельные мачты сосен, занимая их иллюзией пожара. Тропа виляла, взбиралась по скользким от мха валунам, уводя в совершенно сказочную рощу. – Ты уверена, что правильно понимаешь слово «отдохнуть»? – отдуваясь, спросил Макс. Вика смерила его взглядом: как-то не подумала, что ему лучше сердце не напрягать. Но ничто внутри нее не тревожилось. Прохлада обволакивала, лечила растраченные нервы. И Макс даже перестал казаться ей противным самовлюбленным идиотом. – Расслабься, – предложила она. – Дыши глубже. Почувствуй, какой ты… незначительный. – Я очень даже значительный, – возразил Макс. – Судя по тому, сколько у меня подчиненных. – Чем ты занимаешься? – спросила Вика, когда впереди забрезжил просвет. – Ну кроме того, что мне помогаешь. – Присматриваю за чужими мешками денег, – он хмыкнул. – Если хоть один исчезнет, меня можно поминать добрым словом. – Кажется, ты слегка преувеличиваешь. – Ну да, слегка. Я всего лишь отвечаю за безопасность счетов. – Тебе нравится? – Вика отвела в сторону последнюю еловую ветку, преграждавшую путь. Они вышли на пологую площадку, с которой открывался вид на круглое, как пятак, и такое же металлически-серое озеро. Внизу на берегу несли вахту рыбаки. Даже сверху был слышен скрип причалов и всплеск волн о каменистый берег. – Да, – ответил Макс, подумав. – С детства любил фильмы про супергероев. А потом выяснилось, что за это еще и платят неплохо. – Заметно, – расслабленно протянула Вика и присела на поваленное дерево, где проводила все свободное время. Издалека уже был слышен катер, выходивший каждое утро до первого льда. – Значит, противостоишь злодеям и защищаешь слабых? – Это в основном одни и те же люди, – Макс пожал плечами и сел рядом, вытянув ноги в здоровенных черных сапогах. – Или не люди. Я еще не определился. – Или люди, попавшие в трудное положение? Отчаявшиеся и беззащитные. – Синицына, ты, видимо, святая. Люди просто гады прямоходящие. И даже те, кто неплохо маскируются, на поверку оказываются жадными ублюдками. Ты не представляешь, как меняется образ мыслей, когда перед глазами оказывается пара лимонов в валюте. – У тебя тоже? – спросила Вика. Катер рассекал озеро пополам, оставляя белый пенистый хвост. – Иногда, – подумав, ответил Макс. – Сейчас уже меньше. Я – трусливая сволочь. И хорошо, что таких, как я – большинство. Они помолчали. Макс сорвал сухой колосок с каплей росы на острие и зажал в зубах. Контраст от его лощеного лица и несоразмерной одежды уже не так бросался в глаза. Кажется, он умел приспосабливаться. – Ну давай, – чересчур вызывающе бросил он. – Спрашивай. Ты же хочешь знать, почему я поехал с тобой? – Не особенно, – отрицательно покачала головой Вика. – Я только надеюсь, что ты сам справишься и не позволишь тем причинам, что пытались убить тебя вчера, добиться своего. – Я развожусь, – брякнул он. Признание ухнуло в пустоту вместе с Викиным сердцем. Меньше всего ей хотелось вникать еще и в эту проблему, как будто не хватало своих. Но Макс многозначительно замолчал, и Вика поймала себя на мысли, что так вот молча он мог бы истекать кровью на ее глазах. Или уже истекал, а она не замечала? – Посоветовать адвоката? – предложила Вика, давая понять, что не ведает жалости к нему. – У нас в штате есть один. – Вот и все твое хваленое сочувствие? – возмутился Макс. – А как же подставить левую щеку? Пожалеть, приголубить? – Ты справишься. Не сомневаюсь. – Ну да. Вчера вон как справился. Вика повернулась к нему вполоборота. Заметила, какие острые у него скулы и что зубы могли быть ровнее. Но вместе с тем упоительная энергия полной уверенности в себе захлестывала и успокаивала. Вика не смогла бы объяснить то, почему ей так легко было его прощать за колкости, кроме как злодейским обаянием. Но она и не искала объяснений. – Вернешься, сходи на обследование. И побереги нервы. Никакой развод не стоит жизни. – А если я не хочу разводиться? Если мне в таком случае жить… например, неинтересно? – Здесь метров двадцать обрыва, – Вика кивнула на грань, где от холма будто ножом отсекли кусок и багровый глинистый срез кровоточил вчерашним дождем. – Быстро и почти не больно. – Нет, Синицына, – Макс покачал головой. – Ты не святоша. Ты – дьявол под прикрытием. И это по ходу тебе я продал совесть, душу и что там еще? – Видимо, смелость. – Точно. Он встал и направился к обрыву. Вика сверлила взглядом его спину, подумав вдруг, что совсем не знает, но что он действительно способен. Сильные люди слишком туманны – в них не разглядишь отчаяния. Но проблема была, наверное, в ином: она не верила, что он сильный. – Если я попрошу, – поинтересовался Макс, – прыгнуть со мной, согласишься? А взамен я все деньги оставлю твоей матери и детям. Им надолго хватит. – Какой же ты дурак, – вздохнула Вика. – Меня не купишь, сколько еще повторять? – Очень неудобно, – посетовал Макс, возвратившись и присев на корточки напротив Вики, совсем как она перед ним накануне. – Я у тебя в долгу. А кредиты меня конкретно бесят. – Про благотворительность слышал? Мне нравится помогать. Я получила больше, чем ты, так что никаких долгов. – Я так не могу. – Мне жаль, – Вика встала одновременно с ним и угодила запястьями в капкан его горячих пальцев. – Лучшей благодарностью будет, если подобное больше не повторится. Постараешься? – Маловероятно. Вика поджала губы. Что за упрямец! Она попыталась высвободиться, но он только крепче сжал тиски ладоней. Его взгляд лез ей прямо в душу холодными слизистыми щупальцами, ощутимо и болезненно. Вика отвела глаза, но облик Макса уже отпечатался на сетчатке. Когда-то все это уже было – пройдено, прожито, забыто. Когда-то давно, когда она еще думала, что сможет покориться. Когда покориться хотелось до дрожи, но оказалось – не нужно. И она поклялась не повторять ошибок. Ради детей. – Отпусти, – велела строго, но не подействовало. Макс потянул ее к себе. Получилось грубо. – Нет. – Ты не в себе, – Вика испугалась. Он был точно сильнее физически, а за спиной у него простиралась пропасть, в которую он звал ее с собой. – Макс, пожалуйста. Мне больно. Пальцы ослабли. Вика поспешила отойти на безопасное расстояние, но он не собирался ее преследовать. Только потер лоб, поморщившись не то от боли, не то в сомнении. – Прости, – пробурчал он. – Я правда не в себе. И, скрипя сапогами, ринулся обратно к тропе. Вика дернулась следом, но остановилась, приложив ладонь ко рту. Потом обхватила себя руками, зябко поеживаясь. – Макс! – окликнула она его совершенно тщетно. – Я не то хотела… Только хруст веток отозвался на ее сожаление. Глава четвертая Вика прослонялась по лесу почти час без малейшего удовольствия. Промерзла и вымокла от колен до голенищ. Силилась сосредоточиться на работе, деньгах, матери, но непременно скатывалась к Максу. Злилась невыносимо: за испорченное утро, за вновь пробужденные сомнения, которые с таким трудом удалось уместить в тайную нишу за сердцем. «Глупости, – убеждала она себя, покуда возвращалась к дому, вся на взводе. – Хоть бы уехал. А потом забудется». Но ботинки из мягкой светлой кожи по-прежнему не вписывались в облик сырого крыльца, как пулями, изрешеченного серебристыми шляпками гвоздей. Хуже того – их владелец тоже сидел на верхней ступени, снова в рубашке без верхней пуговицы и строгих брюках, а подле него на расстоянии вытянутой руки примостился Федя, что-то задумчиво крутивший в пальцах. Он то и дело вздевал руку к небу, будто изучал предмет на прозрачность. Заметив Вику, брат оживился, закачался по кругу и загукал, выражая тем самым восторг. – Что это? – спросила Вика, разглядев в руках Феди серую флешку с электронным экраном на одной из сторон. – Генератор случайных чисел, – ответил Макс, посмотрев на Вику с таким оскорбительным спокойствием, что она чуть не фыркнула. – Зачем? – удивилась она, застыв перед ними и чувствуя себя до странности уязвимой, будто Макс вытащил ее сердце и держал на ладонях. – Лучше тебе не знать, – хмыкнул он. – Не хватало еще твою жизнь под угрозу ставить. – Снова преувеличиваешь? – Вика сложила руки на груди, прикрыв невидимую брешь слева. – Немного, – он устало улыбнулся. – Это ключ от сейфа. Числа, конечно, не случайные. Если ввести их в нужном месте в нужное время получится фокус-покус, из-за которого я, пожалуй, спокойно уеду годика на три в глушь, подобную этой. – Федь, верни, пожалуйста, игрушку дяде Максу, – не дрогнув, велела Вика, хотя внутри тревога щекотала крыльями бабочек. Федя завелся, и стоило Вике протянуть руку к его новой игрушке, вскочил, отпрянул, замотал головой и замахал руками перед, будто отгоняя невидимый комариный рой. – Нет! – выпалил он. – Она моя! – Тебе только посмотреть дали, верни, пожалуйста, – продолжала упорствовать Вика. Вот поэтому она и не хотела привозить Макса сюда. И никого не хотела, за что беспрестанно пилила ее мать. Но ведь не станешь объяснять у калитки правила пребывания в доме, особенно если хоть сколько-нибудь хочешь понравиться? Или как вчера: вряд ли Макс с туманом в глазах и застрявшим в сердце шипом стал бы слушать. А теперь попробуй убеди Федю расстаться с находкой. – Нет! – выкрикнул он, краснея. – Не трогай! Его затрясло, он метнулся в прихожую, запнулся о Максовы ботинки, чуть не упал. Флешка вылетела у него из разжатого кулака, но он уже и забыл о ней. Животный вой разнесся по дому, Федя заметался, принялся срывать с крючков и вешалки наваленные в кучу куртки и телогрейки, а едва Вика рискнула приблизить запустил ей сапогом в живот. Она отпрянула, невольно скорчилась от боли, и почувствовала горячие ладони на своих плечах. Обернулась. Макс смотрел ошеломленно и зло. Он явно готовился к драке. – Уйди! – взмолилась Вика и тогда в прихожую выскочил хромой ангел в пижаме. Машка встала перед Федей, как дрессировщик перед взбешенным тигром. И хоть в руке у нее вместо хлыста гремели старинные счеты, выкупленные у кассирши ближайшего ларька, этого оказалось достаточно. Федя вырвал их у сестры и, присев на корточки, начал передвигать деревянные черно-желтые бусины по выгнутым спицам. Машка взглянула на Вику и необычайно серьезно кивнула: «Я уведу его». Вика медленно попятилась к дверям, мысленно умоляя Макса молчать. И он услышал мольбу и отступил вместе с ней единым фронтом. Они снова оказались на крыльце, такие разгоряченные, что чуть пар не валил от обоих. Вика устало опустилась на плетеную отцом скамейку и почувствовала себя выпитой до дна. – Извини, – Макс в замешательстве стоял посреди веранды, одинокий и потерянный, как ребенок. – Я не знал, что так будет. – Ты не мог знать, – утешила его Вика. – Не бери в голову. Он через полчаса и не вспомнит. Она протянула ему незаметно подобранную с пола прихожей флешку. Макс бережно спрятал ее в карман брюк. Помедлив в раздумье, он присел на противоположный от Вики край скамейки. – Сколько нужно на операцию для девочки? – спросил он, имея в виду Машку. Вика удивленно уставилась на него. – Нисколько, – соврала она. – Мы стоим в очереди на квоту. Уже скоро. – Ты же не собираешься делать ее в бесплатной больнице? – с подозрением спросил Макс. – Скажи, сколько нужно, я переведу. – Я уже сказала, – упрямо повторила Вика. – Мы сделаем ее по квоте. А если тебе так уж некуда деть деньги, отдай их в какой-нибудь фонд, их сейчас много. И прикусила язык. Не хотела ведь лезть к нему с советами, а снова сорвалась. Как будто он не знает, что может и чего не может. Но нет, ему нужно расплатиться лично с Викой, чтобы списать долг и вычеркнуть неприятный эпизод из жизни. Только вот, прими она его подношение, получит очередной рубец на сердце, и он долго будет тянуть, особенно по ночам. – Ты – хороший человек, Синицына, – подвел невидимую черту Макс и поднялся со скамейки. – Так держать. Вика в замешательстве наблюдала за тем, как он переобувается, и не могла сформулировать ни единого внятного комментария. На этот раз ей было совершенно очевидно, что она больше его не удержит, если предположить, что она вообще этого хотела. Ведь всем станет легче, если он уедет и не вернется, тогда отчего на нее накатила ватная слабость и щеки запылали, будто кто-то к огню толкнул? – Подумай ещё насчёт денег, – добавил Макс, спускаясь с крыльца. Тени снова затаились на дне светло-серого омута. – Тебе нельзя оставаться одному, – предательски севшим голосом попыталась объяснить Вика. – Уж поверь, один я не останусь, – хмыкнул Макс. Издалека донёсся шорох гравия – за калиткой остановилась чёрная блестящая «Ауди». И судя по тому, что никто и никогда здесь таких машин не видел, она точно явилась по Максову душу. Тогда Вика поверила ему. Вспомнила про развод и кобеля – и поверила вдвойне. Только зачем он тогда так старательно пытался отплатить? Из одной лишь благодарности? – Напиши, как доедешь, – с каждой секундой чувствуя себя все ничтожнее, настояла Вика. – Доеду куда? – ухмыльнулся Макс. – Нет, Синицына, лучше тебе не знать. А захочешь, чтобы я вернулся, задави свою гордость и просто позвони. Адьос! Вика с минуту не двигалась, а затем вскочила и побежала, собираясь объяснить все на свете: как устроена ее Вселенная, почему в ней так мало звезд, куда ведут млечные пути и с какой скоростью она проваливается в холодную пустоту. Но, добежав до калитки, так и застыла посреди дороги с бессильно опущенными руками, все пытаясь вспомнить, когда грохнул выстрел. И почему она его не услышала. «Ауди» уже исчезла, обдав на прощание сутулый забор комьями грязи. Тёплая ладонь забралась в Викину руку. Белесая макушка едва доставала ей до локтя, а взгляд голубых глаз беспокойно метался меж сосен. – Он не вернётся? – спросила Машка тихим усталым голосом. Вика отрицательно покачала головой и вдруг поняла, что готова расплакаться. Глава пятая Ни звонка, ни самого захудалого сообщения так и не дождалась. Правда к середине дня уже закрутилась в суете повседневности – пока помогла Феде с домашним заданием, пока сыграла с Машкой десяток партий в шашки, пока нажарила к ужину котлет с золотистой картошкой, уже на цыпочках подкрался вечер. Протяжно распевались лягушки у пруда, черной галькой падали и снова взмывали в небо ласточки, свившие гнездо под водостоком. Вика вышла прогуляться, и Федя увязался за ней. Она и раньше замечала, что он куда охотнее покидал дом под траурной вуалью мрака и тогда же преображался, будто ночная лилия. – А этот, – спросил он совершенно осмысленно, когда они шли по дороге вдоль разномастных деревянных домов, – он надолго? – Нет, – отозвалась Вике, но спазм в груди настойчиво возразил ей. – Жалко. – Это ещё почему? – Вика удивленно взглянула на брата, крепко державшего ее за руку. – У меня стол сломался. Кто починит? – Вместе починим. Завтра, идет? Федя остановился и, по-птичьему склонив голову к плечу, рассматривал сестру. Пальцы его беспрестанно выкручивали большую круглую пуговицу на вязанном матерью свитере – к вечеру распогодилось, и темнота потеплела. – Ты ведь тоже не любишь… чужих? – спросил Федя. – Люблю, – возразила Вика. – Просто нужно время, чтобы притереться. – Нет! – Встряхнул он головой, словно лошадь, отгоняющая слепня. – Если начинаешь притираться, можно так стереться, что тебя совсем не станет. – Так ты хочешь, чтобы Макс вернулся или нет? – запуталась Вика. – Хочу, – кивнул Федя. – Лучше, чтобы он приехал, чем ты – уехала. – Я не уеду, – Вика повернулась к нему и, как всегда чувствуя подкожный страх, взяла за худые плечи. От колючей шерсти свитера засвербели ладони, но Феде отчего-то он нравился. – Хорошо, – согласился брат и обстоятельно пояснил: – Потому что кроме тебя меня никто не понимает. За поворотом в свете фонаря серебряной вспышкой сверкнула хромированная решетка радиатора и два белых луча пронзили темноту. Вика придержала Федю за руку, думая, что зачастили в их края неприлично дорогие машины, но, когда отполированный не хуже отцовского гроба «BMW» поравнялся с ними, почувствовала, как спину сковало морозом. Тонированное стекло опустилось, явив насмешливо улыбающегося Макса в небесно-голубой рубашке. – Свежий воздух перед сном, – кивнул он, глядя Вике в глаза, – лекарство от всех бед? – Некоторые беды очень навязчивые, – фыркнула Вика и испуганно потянула Федю за собой. Садиться в машину Макса она точно не собиралась. – Запрыгивайте, – предложил он, но Вика упрямо шагала по раскисшей грязи, не замечая, как тяжелеют от мокрых комьев резиновые сапоги. Поняв, что предложение отвергнуто, Макс неспешно покатился вслед за своенравной парочкой, вышагивающей вдоль обочины. Вика старалась на него не смотреть и не вслушиваться в собственные мысли. Федя по-прежнему держался за нее, с интересом поглядывая на машину. Затем неожиданно вырвался и забежал перед капотом так, что Макс судорожно вдавил педаль тормоза. Не прошло и минуты, как Федя вприпрыжку возвратился к Вике и на ухо зашептал: – Четыреста семьдесят девять миллионов тысяча шестьсот. – Что? – не поняла Вика. – Если сложить цифры в номере, получится двенадцать. А факториал двенадцати – четыреста семьдесят девять миллионов… – В уме посчитал? – Вика наклонилась и поцеловала его в макушку. – Ты молодец. Они снова зашагали к дому, а Макс опасливо догнал их, продолжая вещать в открытое окно: – Синицына, хватит изображать мать-героиню! Холодно! Я простыну! Вика не ответила. Она едва сдерживалась, чтобы не вспылить. И не столько потому, что Макс все время пытался ее поддеть, не потому, что он явился на роскошной машине, а потому что она обрадовалась. Обрадовалась его возвращению. – А сквозь стены ты тоже проходишь? – продолжил допытываться Макс, но по правую руку уже показался знакомый устало накренившийся забор, на который он сам напирал сутки назад. – Иди в дом, – Вика подтолкнула Федю, а тот напоследок бросил еще один взгляд на номер Максовой «Бэхи», и губы его беззвучно зашевелились, что-то высчитывая. Вика остановилась у калитки и скрестила руки на груди. Макс выбрался наружу. Оживился. Выглядел даже отдохнувшим. И то, каким уверенным он снова стал, камнем сбило Вику в полете – еще утром она имела над ним хоть какую-то власть, но теперь он снова принадлежал только самому себе. – Что ты тут забыл, Щербаков? – зло выпалила она. – Вижу, тебе уже хорошо. – Нет, – не меняя тона, ответил он, и в глазах за стеклами очков блеснуло что-то нехорошее, голодное, измученное. – Мне совсем не хорошо. Вика ждала, что он ляпнет какую-то глупость, от которой им обоим станет неловко, но он промолчал. Светлая щетина надбавила ему пару лет сверху настоящего возраста. И дальше убеждать себя в его непривлекательности Вика не стала. – И что еще нужно сделать, чтобы Его Величество успокоилось? – едко спросила она, сощурившись. – Открой ворота. Или мне придется таскать весь хлам на себе, а я создан для большего. – Они заржавели, – покачала головой Вика, сама не зная, зачем упирается. Но снова пускать его на свою территорию казалось ей бесповоротным предательством. – Ладно, – он махнул рукой, обошел машину и открыл багажник. Оттуда сам собой вывалился гигантский игрушечный медведь. Смешно было наблюдать за тем, как низкорослый Макс почти полностью скрылся за плюшевой тушей, приняв медведя в объятия. Не без труда он дотащил игрушку до калитки и, пыхтя, пробормотал: – Разрешишь мне занести его в дом или бросить прямо тут? Вика колебалась, но тут раздался такой визг, что сомнений не осталось – Федя донес о возвращении утреннего гостя. И Машка уже летела по мощеной дорожке, путаясь в ногах разной длины и чуть не падая. Но встреча с медведем состоялась. Правда унести его сама она не смогла, и Макс, отдуваясь, дотащил плюшевое чудовище до крыльца, где герои сказки наконец воссоединились. И понеслось. Багажник оказался поистине бездонным – из него появлялись и появлялись пакеты с детскими вещами, игрушками, коробки с ноутбуками, игровая приставка, телевизор, который Федя с Машкой едва не разбили о не вовремя захлопнувшуюся дверь. Следом за ними – продукты, конфеты, замаринованное мясо и мангал к нему. Дети суетились, шумели, чуть не сбивали друг друга с ног. А Викина мать растерянно застыла в коридоре, слившись с остальной мебелью. Спустя час угомонились: Федя завис у приставки, а Машка уснула прямо на медведе. Мать твёрдой рукой усадила Макса за стол и опрокинула сверху ушат благодарностей. Он, было заметно, старался смотреть на неё без высокомерия, но оно нет-нет да и просачивалось в коротких ответах и беглых взглядах. – Ужин приготовь, – бросила она старшей дочери, но Макс вмешался: – У нас там ведро шашлыков. А это дело исключительно мужское. Так что, позвольте. Он, кажется, был рад ускользнуть из-под опеки. – Надеюсь, ты его не профукаешь, – не успела за Максом закрыться дверь, шепнула мать Вике. – Золотой мужик. – А вчера ещё был калекой, – напомнила Вика устало. – К тому же он женат. – А чего тогда тебя подарками осыпает? – Из благодарности. – Ну вот что, – мать подбоченилась и сверкнула глазами. – Благодарность – это уже кое-что. Иди, помоги. Я представляю, сколько у него бабок – ты всю жизнь корячиться будешь. Самой не нужен – нам сгодится, поняла? Вика кивнула. Не потому что поняла, а потому что никого это в сущности не интересовало. Макс возился с мангалом – закатал рукава до локтей, а Вика только теперь заметила, что он в джинсах и кроссовках. Непривычно. – Только не вздумай снова помогать, – предостерёг он, соединив наконец все детали мангала в четвероногую непрочную конструкцию. – До мяса дойдёт – так и быть. – Ни перед чем не останавливаешься, да? – спросила Вика, кутаясь в ветровку на два размера больше нужного. – Мне нравится, – согласился Макс. – Получаю больше. – А цена? – А за ценой не постою, – пропел он и сыпанул в мангал углей из хрустящего пакета. – Тебе пора смириться. Если я хочу быть здесь, я буду. – Боюсь, все не так просто. Видишь ли, в законе есть такое понятие, как частная собственность… – Ты ведь рада? – перебил он бесцеремонно. – Рада, что я вернулся? Не ври, Синицына. Если бы это была неправда, я бы уже уехал. Нет, не так – я бы даже не приезжал. Вика отвернулась. И все равно краем глаза наблюдала за ним – блестящая угольная взвесь осела на его руках, а когда он смахнул назад волосы, чёрная полоса пересекла лоб. И до того нестерпимо захотелось стереть ее, почувствовать тепло его кожи, настоящее, ровное, человеческое. Вика сжала в кулаках отвороты куртки. – Не называй меня по фамилии, – нервно попросила она. – Хорошо, Вика. Или лучше Виктория? Почти как королева… – Перестанешь когда-нибудь паясничать? – Когда-нибудь точно. На кладбище скорее всего, и то, честно говоря, вряд ли. – Зря ты про частную собственность не дослушал. – Вик, ну перестань, – он запалил угли, полив жидкостью для розжига. Пламя занялось мгновенно, скользнуло рыжим языком по пепелищу. – Не порти хороший вечер. Вика промолчала. Проблема уже ясно ощущалась и тянула в груди, но смириться еще только предстояло. И столько препятствий – Вика ясно их вообразила – они скрывали широкоплечую фигуру Макса почти что полностью, только вихрастая макушка выглядывала. «Нельзя, – твердо сказала она себе, – нельзя пытаться построить отношения, пока не сожжены все прошлые мосты». – Домой заезжал? – спросила она вроде бы невзначай, но с вполне понятным намерением поддеть. – Нет, – не повелся Макс. – Гостиницу снял. Адрес не скажу, и не проси. – Жаль, – обронила Вика. Он распрямился, взглянув на нее с осуждением. И отчего-то от решимости в его глазах ноги у Вики онемели. – Не начинай, Синицына, – упрекнул Макс. – Я только-только в себя вернулся. Вика пожала плечами и ушла в дом – нанизывать мясо на шампуры. И когда скользкий холодный кусок никак не накалывался на гнущуюся заточенную алюминиевую спицу, Вика почему-то снова представила собственное сердце, вынутое из груди, неподатливое, жесткое. Почему она так сражается? Он ведь не захватчик, хоть и несет на себе печать рыцарства. Хочет отблагодарить – его право. И вовсе необязательно искать за благодарностью подтекст. И вечер окрасился иными тонами – легкости, дрожащего в пламени воздуха, светло-серых глаз Макса. Вика лихо рубила овощи, Машка, уже не стесняясь гостя, помогала, расставлять посуду на веранде, а Макс попутно развлекал ее, фехтуя освобожденными шампурами. Пустое ведро из-под шашлыков Вика залила водой, а потом потащила к сточной яме у забора. В темноте дорожка была едва различима, но одинокий тусклый фонарь пролил на нее полукруг света. Вика подняла глаза и, вздрогнув, остановилась. Под фонарем, небрежно прислонившись к нему плечом, стоял мужчина и курил. Он ничем не выделялся – мятые, рваные на коленях джинсы, вытянутая футболка – такие часто приезжали на выходные из города. Но что-то тревожное было в нем. Что-то, что Вика уловила, но не смогла объяснить. – Ищете кого-то? – спросила она первая, переборов страх. – Да, – кивнул мужчина. – Савельевых. – А, это в конце улицы, – Вика расслабилась и упрекнула себя за подозрительность. – Синий с белым дом. – Спасибо, – ответил мужчина, бросил окурок в грязь и раздавил носком ботинка. Тень его отклеилась от дорожки и поползла плоским хвостом следом. Вика выплеснула воду в яму, а потом вдруг сообразила: ботинок, которым незнакомец затушил окурок – почти как у Макса. А Савельевы – пожилая пара, к тому же бездетная. С пустым ведром Вика вылетела за калитку, но мужчина исчез – как не бывало. И впервые за вечер ей захотелось, чтобы Макс остался. А он тем временем учил Машку определять готовность шашлыков. Язычок пламени, жадно облизнувший один из шампуров, вызвал яростный протест и шипение воды об угли. Вика растеряно унесла ведро в дом, а в дверях неожиданно столкнулась с Максом – наигранно возмущённым и румяным от близости огня. – Что ты мечешься? – укоризненно спросил он. – Сама же говорила – нужно уметь отдыхать. Пойдём. Теперь учить буду я. Он попытался обнять ее за плечи, но Вика высвободилась. Однако же ощущение горячих пальцев, скользнувших по предплечью, снова всколыхнуло в ней ту волну бессилия, от которой хотелось обратить время вспять. Когда воздух пропах дымом и пленительным ароматом жареного мяса, Федя появился на крыльце с затуманенным взглядом. Вике страшно хотелось обругать Макса за подарок, который позволит брату еще реже выходить из дома, но она отложила экзекуцию – не при матери же. Федя подошел, остановился напротив Макса, посмотрел по сторонам, будто убеждаясь, что за ним не следят, и неожиданно протянул ладонь для рукопожатия. – Если ты хочешь жениться на Вике, – сдобрил он свое признание Максовой состоятельности, – я согласен. Вика никогда так еще не краснела. Однако ни тени улыбки не промелькнуло в глазах Макса. Он пожал худые, с аккуратно остриженными ногтями пальцы Феди и для верности кивнул. Тут уже Машка, почивавшая в объятиях гигантского медведя, соскочила с места и в избытке чувств ткнулась носом в небритую щеку своего благодетеля, смутилась своей смелости, после чего ритмичный топот ее ног по лестнице был слышен даже на веранде. – Кто-то совершенно счастлив, – заметила Викина мать, которая прежде почти не вмешивалась в происходившее. – Мы ваши, Максим, пожизненные должники. – Если здесь кто-то и должен пожизненно, – Макс акцентировано ударил по последнему слову, – то это я. Мать прищурилась и смерила Вику взглядом, ясно говорившем: «Он не должен отсюда уехать, тащи его в постель, куда хочешь, тащи, но не вздумай упустить журавля из рук». – Всем пора по койкам, – громыхнула она, и выразительно дернула бровью в сторону Феди. – Прослежу, чтобы умылись и не болтали, – пообещала мать Вике, нелепо подмигнув, что, конечно, не укрылось от Макса. – Меня укладывает Вика, – возразил Федя, не двигаясь с места. – А сегодня Вике нужно помочь дяде Максиму прибраться, – проявила необычную для нее мягкость мать. – Если хочешь, я почитаю тебе… – Меня! Укладывает! Вика! – неожиданно взорвался Федя, бросился к Вике и больно впился в ее ладонь. – Пойдем, – Вика предостерегающе посмотрела на мать. – Попозже уберусь. В комнате Федя с ногами забрался на кровать и закачался вперед-назад, успокаивая себя. Вика ласково обняла его за плечи и поцеловала в горячий влажный затылок. Ей невольно вспомнился Макс в кресле переговорной – такой же потерянный, не в силах совладать с собой. – Извини, – еле слышно пробубнил он. – Но меня ведь правда укладываешь ты? – Конечно, – Вика крепче сдавила худощавые плечи брата. – Никаких проблем. Что будем читать? – Снежную королеву. Вика вооружилась цветной, разлохмаченной по углам книжкой, которую за пять лет выучила до последней запятой. Федя, не стесняясь, разделся до гола и скользнул под одеяло, замотавшись в него, как в кокон шелкопряда. Викин голос плыл по детской, когда Федя, уже закрыв глаза, прошептал: – Не бросай нас. Никогда. Вика сбилась, но тут же вернулась к потерянному абзацу и спасла тем самым Кая от верной смерти. После, напитавшись спокойствием Фединого дыхания, положила закрытую книгу на стул и неслышно спустилась по лестнице. Дверь в ее комнату кто-то плотно закрыл, из чего напрашивался вывод, что мать сумела уложить Малышку. Впрочем, вскоре нашлось и другое подтверждение – мать поймала ее в прихожей с непривычно расслабленным лицом и даже искрой тепла в давно опустевших глазах. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=64735198&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.