Снежинки счастья

Снежинки счастья Юлия Кузнецова На вечеринке у одноклассников Марии, чтобы не проиграть в споре, пришлось спеть. От смущения девушка забыла слова, но, когда ей начал подпевать симпатичный парень, она поняла – это лучшее, что с ней могло произойти. Вот только красавчик оказался наполовину испанцем и после Нового года вынужден возвращаться домой в далекую страну. Но разве чудес не бывает, особенно если их так ждешь? Юлия Кузнецова Снежинки счастья Вступление – Бабах! Я хватаюсь за лоб и отскакиваю. Подбежал охранник, который до этого момента спокойно курил, наблюдая за тем, как я шла прямо на стеклянную дверь торгового центра. – Слушайте, я думал, вы прикалываетесь, – с недоумением сказал он мне и толкнул стеклянную дверцу. Она провернулась вокруг своей оси и вернулась на место. Я не двигаюсь: мой взгляд прикован к бейджику охранника, на нем название торгового центра – «Наполеон». Оно будит воспоминания, тревожит память, причиняет боль. – Не в себе, что ли? – сердится охранник. – Надо было шагнуть, когда она крутилась! Он снова толкает дверцу и на этот раз, для верности, и меня – в спину. Запихивает меня в огромный многоуровневый торговый центр, словно монетку в копилку. – Все нормально? – спрашивает вслед. Я киваю, не поворачивая головы. Молча. Я не могу говорить. Точнее, я не могу ему объяснить, что я не хотела заходить в «Наполеон». Я не хотела даже приезжать сюда, на другой конец Москвы, да еще и в такой снегопад, когда кажется, что снег решил покончить с новогодними лампочками, фонариками, рекламными растяжками и гирляндами и просто засыпать все, что сверкает и мигает. Но ноги сами привели меня сюда. Ведь это наше место. Наше с ним. Ноги делают еще пару шагов, и я опускаюсь на стул кофейни, находящейся прямо у входа. Стараюсь не думать, что мы сидели вдвоем вон там, в углу под пальмой, что я пила латте из бокала на высокой ножке, а он подливал себе в крошечную чашку кофе из френч-пресса. Так же стараюсь не думать о том, что хотя Новый год кончился, вряд ли раскупили все игрушки, гирлянды, а главное – новогодние костюмы. И тот, жуткий, шуточный, ведьмин, с розовой резиновой мордочкой, с ярко-зелеными тенями и сигаретой в желтых зубах, – тоже, наверное, висит там же, где висел до Нового года. Передо мной возникает официантка. Она улыбается и протягивает меню. – Когда это началось? – Простите? – не понимает она. – Когда это все началось? – спрашиваю я то ли себя, то ли ее, то ли кофе-латте, нарисованный на первой же картинке меню. – Вдруг он помнит? – Вы что-то пытаетесь вспомнить? – догадалась официантка. Улыбка не сходит с ее лица, словно она – человечек из конструктора «Лего». Я киваю. – Тогда я принесу вам наш новый кофе! Ореховый капучино. Он поможет вам вспомнить все! Как в том фильме с Колином Фаррелом, смотрели? И не забудьте взять купон на бесплатный второй кофе. Приходите сюда со спутником или подругой – и вы сможете их угостить! Казалось, что ее губы растянуты так, что шире улыбнуться уже и не выйдет, но она как-то ухитряется это сделать (конструктор «Лего»: теперь улыбки наших человечков еще шире!) и удаляется. Я смотрю ей вслед. «Со спутником», «со спутником» – бомкает мое сердце в такт этим простым словам. Я должна вспомнить точку отсчета. Я зажмуриваюсь и вижу Олино белое лицо. Белое и распухшее. Она начала задыхаться как-то внезапно. Никто не ожидал, что она упадет на пол, схватится за горло, как в каком-то ужастике, а ее щеки станут расти на глазах. Я кожей чувствовала страх остальных. А он поднялся с пола и крикнул: – Амбулансия! Все впились глазами в его широкую спину в белом свитере крупной вязки, и не только я, а все поняли, что он сейчас что-то сделает, чтобы страх, который охватил нас, развеялся. Нет, не то, не то… Все это началось ведь гораздо раньше… Передо мной со стуком и каким-то вежливым восклицанием ставят кофе. Пахнет орехами и ванилью, но я не притрагиваюсь к бокалу. Я тру лоб, пытаясь вспомнить. Интересно, останется шишка от столкновения с дверью? Вообще, удивительно, как я изменилась! Притащилась на другой конец Москвы, чтобы просто посидеть и подумать. А был бы этот «Наполеон» на Эвересте, я бы и на Эверест взобралась без страховки. Да что там, на Луну бы полетела… Проблема в том, что не нужна я оказалась ни на Луне, ни в далекой стране под названием… Хватит. Просто надо думать о том, что я изменилась. Я была такая ленивая… Сейчас бы лежала на подоконнике на животе и смотрела бы в окно на то, как кружатся в ритме сумасшедшего танца снежинки… Стоп! Снежинки. Вот оно. Вот, когда все это началось. Глава 1 Снежинки За окном метет и метет. Подоконники у нас широкие – можно лечь на живот, повернуть голову, прижаться носом к холодному окну и наблюдать за потоком снежинок. Мне их жаль. Что за жизнь у снежинок? Выскочила из снежной тучи, пролетела минут десять (ну двадцать!), упала на землю и… растаяла. Даже если не сразу растаяла, полежала чуть-чуть на асфальте, все равно… Короткая жизнь у снежинок, что и говорить! – Дзинь! Это у Туськи за моей спиной что-то упало – или колба, или стеклянная палочка для перемешивания жидкостей. – Наталья! – говорю я, изображая низкий сердитый голос моей мамы. – Если ты опять разобьешь у нас в доме свои духи… – Это не духи, – ворчит Туська, – и вообще, мне она говорила, что гости хвалят приятный запах в вашей гостиной. – Конечно, – подхватила я, – духи-то ты разбила в маминой спальне! В гостиной, может, и приятно пахнет. Но в спальню папа три дня войти не мог! Все ворчал, что там – парфюмерная фабрика, которую ограбили и по дороге перебили всю продукцию! И вообще, зачем тебе понадобилось смешивать свои духи… – Это не духи! – Ладно, масла… Почему именно в спальне моих родителей? – Потому что во всех остальных комнатах у вас чем-то пахнет! На кухне – едой! У тебя – твоими духами! – Кстати, они милые. – Может быть, но они мешают мне! В гостиной пахнет цветами, которые твоей маме на день рождения надарили. Спальня – единственное свободное от запахов место в вашей квартире. – В нашей квартире, – повторяю я со значением. Я поворачиваю голову и смотрю на подругу. У Туськи – несчастное выражение лица, но вообще она красавица – две черные толстые косы, огромные синие глаза, стройная, в белом халате, который ей, брюнетке, очень идет. Хотя халат, конечно, жутковатый – один рукав короче другого, по подолу тянется бахрома, но мне он очень нравится. Еще бы, я сама его сшила Туське на уроке технологии еще в восьмом классе. Она корчит обиженную рожицу, и я понимаю – в их квартире вообще нет ни одного места, свободного от запахов: в каждом свободном углу Туська поразбивала по одному, если не больше флаконов своих аромамасел, а если не поразбивала, то просто что-нибудь ими обмазала – или торшер, или подлокотник кресла, или полотенца в ванной. – И чего ты хочешь добиться? – ворчу я и снова отворачиваюсь к окну – наблюдать за снежинками и жалеть их. Интересно, если бы снежинки умели думать, они выбрали бы себе такую жизнь – прыгать вниз с несусветной высоты и быть счастливыми всего несколько минут? Я бы точно предпочла остаться в туче. Я ленивая настолько, что если меня бросить в болото с крокодилами, я не сразу начну выбираться – посплю пару часиков, если крокодилы будут не против. А Туська – энерджайзер. Мне кажется, если выключат свет, то можно любой электроприбор подсоединить к Туське – он зарядится на неделю вперед. Даже не поворачиваясь к ней, я вижу, как загорелись ее глаза. – Я хочу придумать такой запах, понимаешь, особенный! Чтобы он нравился всем людям. И чтобы он воздействовал на них определенным образом. – Парфюмер у Зюскинда тоже хотел, – зеваю я, – как его звали? Гренуй? Он тоже все ходил, особенный запах изобретал. И чем все закончилось? По-моему, его съели, когда он этим запахом намазался. – Это был запах абсолютной красоты, который притягивал, вызывал любовь к тому, кто им намажется. А я хочу придумать такой, чтобы в человеке, который его на себя нанес, открылось все самое лучшее! Все способности, все эмоции! Чтобы он не боялся показать себя с лучшей стороны. – Представляю, сколько мне придется проспать, если ты активизируешь этим запахом мою лучшую способность, – пробормотала я, снова зевая. От моего теплого дыхания на окне образуется кружок. Я рисую на нем сердечко. И только я прикладываю к его центру палец, чтобы закрасить серединку, с внешней стороны вдруг прилепляется снежинка. Она огромная, слепленная из нескольких. Я отдергиваю палец, а она, задержавшись на пару секунду, отрывается и улетает прочь, подталкиваемая порывом ветра. «А если это здорово? – мелькает вдруг в моей голове. – Лететь на всех парусах, дышать полной грудью, видеть весь мир – пусть даже и несколько минут». Но тут же одергиваю себя – глупости! Гораздо приятнее лежать на животе на подоконнике в теплой квартире и болтать ногами в белых шерстяных носках и предвкушать чаепитие. Туська обязательно заварит горячий индийский чай с корицей, гвоздикой, кардамоном и молоком, как только закончит свои смешные опыты с аромамаслами… Подушку бы еще… Я, не поворачиваясь, протягиваю руку, надеясь дотянуться до дивана и стащить одну из подушек-думочек, сшитых моей мамой из мягкого коричневого плюша. Вдруг кто-то кричит: – Ага! Свистать всех наверх! И раздается жуткий свист. От неожиданности я чуть не падаю на пол. – Туська! – сержусь я, все же повернувшись к подруге. – Ну сколько тебя просить: не меняй ты рингтон без предупреждения! Но она не слышит, она уже болтает с кем-то по сотовому. – Да? Когда? Сегодня? Сейчас? Ну… Мария! Нас с тобой зовут… Я делаю огромные глаза и изо всех сил качаю головой. Нет! Никуда я не пойду! Они что, с ума сошли?! Снегопад на дворе! – А сколько там у вас народу? – спрашивает Туська. – Двадцать человек? Я качаю головой так яростно, что она, кажется, сейчас оторвется. Туська бросает взгляд на стол, заставленный колбами, пробирками, штативами и армадой маленьких плотно закрученных баночек из темного стекла – ароматическими маслами. – Придем, – обещает она, и я, со стоном схватив подушку-думочку, швыряю ее в Туську. В ноги, конечно. Не хватало еще в гостиной грохнуть двадцать банок с аромамаслами! Меня родители из дома выгонят на мороз. Хотя Туська вроде бы тоже собирается это сделать. – Прекрасно, – бормочет она, раскрывая чемоданчик, в котором она переносит ароматическое добро и лабораторную посуду, – просто прекрасно! – Ужасно, – передразниваю я ее, – просто ужасно! Куда мы идем? – К Егору Клюеву. У него дома вечеринка. Кристина звонила, правда, почему-то с Алиного телефона, говорит, весело. – Слушай, – нахмурилась я, – это подозрительно. Мы их всех, включая Алю с Егором, видели три часа назад, в школе. И никто не сказал нам про вечеринку! Это странно. – Почему? – пожала плечами Туська. Я закусила губу. Нет, пожалуй, не стоит ей говорить, почему то, что одноклассники не позвали нас на вечеринку, – странно. Я не хочу обидеть Тусю. Потому что у меня мелькает подозрение, что им там смертельно скучно. И они позвонили именно ей, чтобы она пришла, а они потом над ней поржали всласть. В школе никто не позволяет себе этого, но я замечаю взгляды, ухмылки, пальцы у виска, когда Туська увлекается и слишком громко рассуждает о том, как отличить хорошее лавандовое масло от подделки. Да, наверняка ее зовут для потехи. Будут делать вид, что слушают ее, позволят себе нанести духи на запястье… А сами начнут переглядываться и хихикать в кулак. Мол, опять придурочную понесло… Но как сказать об этом моей подруге?! И еще – мой слух царапнуло это «Кристина звонила, правда, почему-то с Алиного телефона». Значит, это Алина идея – позвать нас. А Аля никого не зовет просто так. – Туськ, – начала я, – мы с тобой так устали после школы. Ты, что ли, забыла, как мы приползли и рухнули прямо в прихожей? Вечер пятницы, подруга! Надо отдохнуть! – Вот именно – вечер пятницы, – ответила она невозмутимо, укладывая в чемоданчик свои пузырьки, – а отдых в нашем с тобой возрасте означает тусовку! – Ты ведь не тусоваться идешь? – прищурилась я, спрыгивая с подоконника. – Ты ведь что-то задумала. Туся взяла один из пузырьков и поднесла к глазам. – Да, – тихо сказала она, – я хочу попробовать это средство. Я найду там кого-нибудь, кто хочет себя показать с лучшей стороны, и договорюсь с ним, чтобы он нанес себе на лоб и запястья новое масло. Я качаю головой. Отлично… Она еще и про новое масло им будет втирать. Вот уж потеха ждет наших милых одноклассников. – Сегодня пятница, – повторяю я, – и я хочу заниматься любимым делом. – Это каким же? – Ничегонеделаньем, вот каким! – А мне кажется, у тебя есть еще одно любимое занятие, – хитро улыбается подруга, – как насчет «данеток»? Или, может быть, «ассоциаций»? Или «я никогда не»? Я закусываю губу. Это правда. Я терпеть не могу двигаться, но игры я люблю. Именно такие, психологические. Или просто в слова и «да-нет». Мне кажется, люди раскрываются в таких играх. И всегда приятно догадаться о чем-то важном для человека, о чем-то, что он скрывал раньше. Тут уж неважно, кто это – одноклассник, которого ты знаешь тысячу лет, или какая-то новая девчонка в компании! В «три факта обо мне» интересно играть даже с родителями – такое о них узнаешь, чего даже и представить себе не мог. Я задумчиво кусаю губы. Что ж, вы нас позвали? Держитесь! Я вас обыграю, всю толпу. Я придумаю такую «данетку», что они с ума сойдут отгадывать! И тогда у них не будет времени на то, чтобы смеяться над моей подругой. Наоборот, мы с Тусей славно повеселимся, когда вернемся домой. – Ладно, – ворчу я, – только меня, чур, ничем не брызгать! И перед выходом ты мне чая с молоком обещала! На улицу надо выходить с чем-то теплым в животе. Мама так говорит. Чай заваривается долго, поэтому мы с Тусей сговариваемся на чашке какао. Она быстро готовит по кружечке для себя и меня, и мы, обжигаясь, пьем горячий ароматный напиток. Потом вдеваем руки в рукава пуховиков – у меня темно-синий, у Туськи – бордовый, повязываем шарфы, нахлобучиваем смешные шапки – у меня с кисточками, у Туськи – с помпоном. И, хотя какао и смешные шапки немного примиряют меня с действительностью, и мне уже не так противно выходить из теплой квартиры на холод, я все равно бурчу для порядка, а Туська терпеливо слушает, кивает, утешает меня и обещает развлечений. Сама же при этом сосредоточенно закупоривает пузырек, в котором смешан «волшебный аромат», и устраивает его в кармане. – Варежки надень, там холодно! – советует она мне, когда мы спускаемся в лифте. – Да, мамочка, – хмыкаю я, – сама надень! Туся кивает, лезет в карман за любимыми серыми варежками-трансформерами и вдруг раздается: – Дзынь! И сразу запах. Не могу сказать, что плохой. Просто очень сильный. Я различаю жасмин, эвкалипт, лимонник и что-то еще, неуловимое, но очень приятное. – Елки зеленые! – огорчается Туся. Она шагнула в сторону и села на корточки. Вынула из кармана пачку платочков и привычными движениями принялась собирать осколки пузырька. Мне жаль Туську, но в голову тут же приходит мысль, которую я озвучиваю: – Так можно никуда не идти?! Супердухи разбились и эксперимент придется отложить! – Фигушки, – ворчит Туся, поднимаясь, – я запасной пузырек взяла! И сколько раз тебе повторять? Это не духи! – Ну ладно, ладно, – примиряюще говорю я, – на самом деле это даже хорошо, что они разбились… Жильцы дома будут тебе благодарны за приятный запах в лифте! Туська обиженно сопит – ей жаль разбившейся склянки. Мы выходим на улицу, задираем головы. У нашего подъезда помигивает фонарь, и в его свете кажется, что сноп снежинок летит прямо на нас. Я зажмуриваюсь на секунду, а потом смотрю на варежку и, к своему изумлению, обнаруживаю ту самую снежинку! Огромную, слепленную из нескольких других, но очень красивую, кружевную! Что это, где она была? Почему не сразу упала на землю? Я трясу головой: глупости! Эта снежинка не может быть той же самой. Мало ли снежинок! Хотя, конечно, похожа, очень похожа. Почему она снова подлетела ко мне? Может, зовет с собой куда-то? – Какой-то бред! – вырывается у меня, и я стряхиваю с варежки приставучую снежинку. Ветер, словно рассердившись, швыряет мне в лицо горсть других. – Что? – переспрашивает Туся громко, пытаясь перекричать ветер. – Какой-то бред, говорю! Вроде я далеко стояла от тебя в лифте, а твои суперду… э… аромат на меня попал! Так что я теперь тоже буду вести себя наилучшим образом! – Дело не в том, чтобы ты хорошо себя вела! Дело в том, чтобы ты раскрыла себя, понимаешь? Показала все лучшее, что в тебе есть! – Интересно, что лучшее покажут жильцы нашего дома, когда вдохнут твой аромат в лифте, – проворчала я. Я потуже завязала шарф и взяла Тусю под руку. Мы направились к дому Клюева. – Ты ж сама сказала, что они будут благодарны! – Они-то будут, а вот буду ли я – за то, что ты облила меня духами и вытащила на эту вечеринку, – не знаю! Хотя… тьфу! – Это я выплюнула снег, залетевший мне в рот. – Хотя я уже буду рада любой вечеринке, хоть у Клюева, хоть в зоопарке. Только бы спрятаться от этого холода! Глава 2 Модное мороженое Мы подошли к подъезду, но открыть дверь не успели. Она распахнулась сама, и на крыльцо выскочили две девицы, модно одетые, из тех, что умрут от холода, но не наденут шапки даже на Северном полюсе и будут мерзнуть в тонких пальто даже в сорокаградусный мороз. Мне становится холодно даже при одном взгляде на таких – как-то я подхватила какой-то жуткий грипп, забыв дома шарф, в тот раз мне, кстати, здорово помогло масло апельсина, которое Туська заставляла меня носить в специальном аромакулончике. – Юль, давай вернемся? – попросила одна девчонка вторую, тощую, с острым вздернутым носом. – Ну что он такого обидного сказал? – Дело не в том, что он сказал! – еще выше вздернула нос ее подруга. – Дело в том, что он меня заподозрил! В том, что я с ним кокетничаю! – Ну, ты сама начала про кинотеатры спрашивать, – возразила первая девочка, ежась от холода. – Я спросила про фильмы! А не про кинотеатры! А он сразу – я не могу тебя пригласить в кино, я не могу с тобой встречаться, понимаешь, у меня такое дело… Какое дело у неудачного кавалера – мы не расслышали, заскочили в подъезд, перевели дух. – Бр-р, – дернулась я, стащила варежки и принялась греть ладони дыханием, а Туська засмеялась. – Думаешь, про кого они? – кивнула она на дверь подъезда. – Не знаю, – протянула Туся, – похоже на Антонова. Хотя они, может, вообще не с клюевской вечеринки сбежали. Мы поднялись и так долго старательно топали у двери, стряхивая снег с сапог, что Егор открыл нам без звонка. – Доставка пиццы, – мрачно сказала я. – Правда, что ли? – растерялся он. – Сними очки, Егорыч, – покачала я головой и прошла в квартиру. – А, прикалываетесь, – с облегчением сказал Егор, но солнцезащитные очки все же снял. Смешно: кому, кроме Егора, может прийти в голову ходить в квартире в темных очках? Но наш Клюев – да, он такой. Вычитает где-нибудь, что в тренде черное – и будет неделями ходить в тонких черных джинсах-дудочках и майке с угрюмой рожицей. Так и с очками, а еще – с гаджетами, у него их тысяча, с клубами, в которые ходит, с музыкой, которую слушает. Он всегда на пике моды, наш Клюев, но мне лично кажется, что живет парень в страхе. В страхе узнать о чем-то модном не первым. Как-то Миха притащил совсем крошечную флешку с гигантской памятью, отец привез ему из Америки, так Клюев побледнел, покраснел и сразу убежал домой. Назавтра пришел в школу без такой модной флешки, но с новостью, что он заказал себе точно такую на Амазоне. Я иногда думаю, что потешаться над Егором было бы справедливее, чем над Туськой, но у Егора крутые родители, а значит – частые вечеринки в квартире, куча газировки, чипсов, айпэдов и айподов, а над такими обычно никто не смеется… Вот и сейчас мы, скинув куртки, вошли в комнату и, конечно, не обнаружили там никакого веселья. Девчонки сбились в углу в кучу вокруг Али. Рядом с королевной самые близкие члены свиты – Кристина и Полина, близнецы, которых вместе с Алей можно было принять за тройняшек – настолько одинаково все выглядели: распущенные волосы цвета «пепельный блондин», короткие джинсовые юбки с заклепками, обтягивающие черные футболки, множество серебряных браслетов и, конечно, боевой раскрас. Судя по всему, девчонки обсуждали маникюр: руки вытянуты перед собой, у Кристины – пузырек с лаком. Двоечник Антонов и хохотун Сергеев, которые вместе с Клюевым составляют гордое и неповторимое мальчишеское трио нашего гуманитарного класса (за глаза мы зовем их Пузырь, Соломинка и Лапоть), сидели за компом и делали вид, что выбирают музыку. На самом деле, как только я подошла к ним, чтобы спросить, как называется новая песня Земфиры, которая сейчас как раз звучала, они быстро защелкали клавишами, скрывая окно, в котором сидели на каком-то сайте. В другом углу развалился в кресле старший брат Егора, Дима, а рядом с ним – две наши одноклассницы, Оля и Вика, но все трое меня мало интересовали – они были настоящими ботанами, и до меня долетали обрывки их разговора: – А вы собираетесь участвовать в фестивале научно-технических и инженерных проектов? Там вроде с тринадцати лет можно заявки подавать! Меня передернуло, как от холода. Я и так-то ленивая, а такие вещи заставляют меня осознавать мою лень как жуткий порок. Нет уж, лучше подальше от этих умников. Я шагнула назад и услышала: – Осторожнее! Я обернулась. За дверью сидел незнакомый парень, темноволосый. Свитер – вот на что я обратила внимание. Он был в белоснежном свитере крупной вязки, с деревянными пуговицами на воротнике. Парень сидел на полу, уставившись в айпэд, и я чуть на него не наступила. Он сказал мне: «Осторожнее», не поднимая головы. Мне показалось, что у него есть небольшой акцент. Но какой? Не станешь же просить: «Повтори, пожалуйста, что ты сказал?» Ясное дело, он попросил меня под ноги смотреть. Поэтому я и ответила: – Простите… То есть прости! Парень молча кивнул, так и не посмотрев на меня. Какой надменный! Просто царь Иван Грозный в белом свитере. В комнату вошла Туська, подсела к столу, отодвинула миски с чипсами и полупустые пластиковые стаканчики и достала свой пузырек. Аля опустила руки и, внимательно глядя на Тусю, что-то негромко сказала. Девчонки, как по команде, повторили Алины жесты. Все уставились на Туську, а она, ничего не замечая, открыла пузырек и поднесла к носу. Земфира осеклась, вместо нее зазвучало: «Запах пива несет закат от асфальтовых акваторий…» Сергеев толкнул Миху в бок локтем, оба прыснули. – Антонов! – грозно сказала я, выбрав такой тон, чтобы он вспомнил – между прочим, сегодня утром именно я дала ему скатать алгебру. – А что? – развел он руками, глупо улыбаясь. – Это «Несчастный случай». – Классная группа! – подтвердил из кресла Дима. – А я думала, «Несчастный случай» – это ты про Тусю, – с деланым изумлением сказала Аля, и ее присные захихикали: способность моей подруги разбивать собственные склянки где попало ни для кого не была секретом. Я закусила губу: ну погодите! – Мороженое будете? – крикнул из коридора Егор, и все засмеялись еще громче. – Ты сдурел? – удивился Сергеев, перекрикивая Кортнева из «Несчастного случая». – Хочешь устроить нам «Ледниковый период-5»? – А что? – удивился Егор, входя в комнату с подносом, полным разноцветных баночек. – Вот в Испании мороженое и зимой едят. Он обернулся на новенького парня за дверью, но тот по-прежнему не отрывал взгляда от айпэда. Он вообще не реагировал на шутки, даже не улыбался. Хм, и вовсе не обязательно есть мороженое, чтобы сделать ледниковый период, – у нас уже есть ледяной царь, от которого так и веет холодом. – Оно с фисташками, – жалобно сказал Егор, – это же айс! – Клюев, ты не в теме! – крикнула с места Аля. – Айс – это мороженое с чесноком! По «Домашнему» показывали этого модного повара… как его? Короче, он делал с солью и чесноком. – С чесноком? – растерялся Егор, нахмурившись и пытаясь понять – прикалываются? Или он и правда упустил какую-то модную тенденцию? – И салом, – добавил кто-то, и последовал взрыв хохота. Даже Туся оторвалась от своего пузырька и хихикнула. – Да ну вас, – обиделся Клюев и развернулся, чтобы уйти, но все завопили: – Егорушка! Егорушка! Не уходи! Давай сюда немодное морожное! – Оно модное, – чуть не плакал Егор. – Ладно! Съедим и будет модное! Мы же самый модный в мире класс. – По крайней мере, самая модная его часть, – со значением сказала Аля и, вытянув ноги, разгладила мягкую ткань юбки. Все подскочили и расхватали баночки с мороженым с подноса у Егора. Светленькая Оля взяла даже две баночки и добавила со смущенной улыбкой: – Раз модно, то… Егор просиял. Мы с Тусей переглянулись – какой он смешной, не видит, что Оля давно уже потеряла от него голову. – Ну что? – капризным голосом спросила Аля. – Играть-то будем? Тут в комнату вошли те две девочки, которых мы встретили у подъезда. – Юля! Маша! – обрадовался Егор. – Как хорошо, что вы вернулись! Юля фыркнула и уселась на диван. – Я вас познакомлю, – сказал Егор, – Маш, вот, садись на стул. Я не повернула головы, «Маша» явно относится к новой девочке – Егор знает о том имени, на которое я откликаюсь. – Итак, – сказал Егор, обращаясь ко мне, – это Юля и Маша, а это… Он указал на Тусю: – Наташа и… – Тоже Маша! – встряла Аля. Я бросила на нее короткий взгляд. – Мария, – четко сказал Егор, показывая на меня – это Мария. – То есть тоже Маша? – не поняла Юля. – Нет, – покачал головой Егор, – она не любит, чтобы ее называли Машей. Только Марией. Антонов кивнул, подтверждая его слова. Еще бы – утром я не давала ему тетрадь с алгеброй, пока он не сообразил, что кричать «Машка! Машка!» – не лучший способ со мной законтачить. – Так и говорить – Мария? – продолжала недоумевать Юля. – На «вы», что ли? – Зачем, можно на «ты», – улыбнулась я ей и протянула свое мороженое – мое горло не окрепло еще достаточно после того гриппа. – Как в Испании, – добавил Егор, – там же нет никаких «Маш», только «Мария». – Просто Мария, – со смехом сказала Аля, и близнецы тут же послушно фыркнули. «Солистка и хор девочек-зайчиков!» – подумала я сердито, но тут заметила, что парень за дверью поднял голову и смотрит на меня. Смотрит внимательно, словно я стала экраном айпэда, и на мне тоже показывали что-то интересненькое. Он оказался кареглазый. Крупный нос с горбинкой, тонкие губы. – Ешьте мороженое, оно тает! – сказал кто-то над ухом. Но таяло не только модное фисташковое мороженое. Неожиданно растаяла и я – под взглядом этого парня. Никто не смотрел на меня так: прямо, смело и внимательно, ни капельки не боясь, что его будут дразнить. Сердце забилось, глухо и больно – тук-тук… тук-тук… Мы как будто очутились в комнате одни. Голоса остальных доносились словно через пелену тумана. Мне почудилось, что он слышит глухие болезненные удары моего сердца. Слышит их и видит меня насквозь. Из забытья меня вывел насмешливый голос Али: – Тусенька! Тебе удалось донести до нашей вечеринки целый пузырек и не расколотить его? – Один в лифте разбился, – бесхитростно призналась Туся. Послышался смех. – Ну показывай, чего принесла! – велела Аля. – Это духи для чего? Они помогут мне окрутить физрука так, чтобы он двояки постирал? Я тряхнула головой. Нет, нельзя дать им издеваться над Тусей! – Аля, – крикнула я через всю комнату, – ты же хотела поиграть? Так вперед? Ассоциации? Или «я никогда не»? – В «я никогда не» – не хочу, – обиженно надула губы Аля, – потому что я уже все попробовала на свете, а вы все – все «никогда не»! – Тогда давай в «три факта» обо мне? – предложила я, перекрикивая смех. Я сощурилась, и Аля наклонила голову и сощурилась в ответ. Потом кивнула. Приняла, значит, вызов. Что ж, я сделаю их всех в эту игру и докажу, что мы с Туськой – сильнее Али и ее шайки, и они не смеют над нами издеваться. А еще было бы круто выиграть на глазах этого парня, который по-прежнему смотрел на меня так, словно был застывшей восковой фигурой, не способной повернуть голову в другую сторону… Глава 3 Три факта обо мне Играть в «три факта обо мне» довольно просто. Особенно с теми, кто тебя не очень хорошо знает. То есть вдвоем с Туськой играть было бы сложновато – она в курсе всего, что происходило со мной, а я знаю в мельчайших подробностях обо всем, что случилось с ней. Мы ведь часто остаемся друг у друга на ночь и болтаем до тех пор, пока не начинает светать. А вот с одноклассниками играть легко. Они же не знают, что ты, например, делаешь на даче или даже после школы. Да и в школе – кто там смотрит друг на друга? Только Оля на Егора, но ей можно, она влюблена… Так вот, загадываешь три факта о себе. Например, «я съела вчера две стограммовые шоколадки подряд», «родители дали три тысячи на карманные расходы за раз», «я влюблена в парня своей сестры». Два факта из них – правда. Один – ложь. Нужно угадать, на каком факте ты соврала. Иногда это очевидно – ну, например, как с родителями. Кому придет в голову дать на карманные расходы три тысячи рублей?! Но бывает так, что для кого-то это очевидно, а для кого-то – не очень. Потому что, например, Егору, бывает, дают и по две тысячи, а он рассудит: где две, там и три – и скажет, что этот факт – правда. А две шоколадки – ложь. А Оля с Викой, например, возразят, что вчера готовились к олимпиаде и съели по две стограммовые шоколадки подряд и что этот факт – наверняка правда. В общем, очень увлекательно, а главное, можно узнать друг о друге удивительные вещи. Ведь ты не болтаешь со всеми одноклассниками по ночам до рассвета, а только ночью можно признаться в самых невероятных невероятностях. Мы расселись на полу по кругу. Все, кроме ледяного царя, конечно. Он снова уткнулся в айпэд. Ну что ж, погоди! Вот уж я загадаю три факта! Начала Кристина. – Первый факт, – сказала она, – я люблю пауков. Второй – я люблю лягушек. Третий – я люблю крыс. – Полинка, молчи! – велела она сестре, которая тут же открыла рот, чтобы сделать предположение. – Про пауков – вранье! – заявила Аля, поморщившись. – Кто их может любить? – Мне кажется – про лягушек, – возразил Дима, – они же такие скользкие, бр-рр… – У них крыса вроде была, – задумчиво сказал Антонов, следя за Полиной, – значит, она ее любила. Полина чуть улыбнулась. – Я тоже думаю, вранье про лягушек, – согласился Антонов, – пауки маленькие, безобидные. – А я считаю – о пауках, – упрямо повторила Аля. – Давайте голосовать? – предложил Егор. – Кто за то, что Кристина не любит пауков? Подняли руки все девочки. – Кто за лягушек? Парни подняли руки. – Итак? – сказал Егор. – Тинка? – Крыс! – засмеялась Кристина. – Я крыс не люблю! – У вас же была крыса! – удивился Антонов. – Но она ее терпеть не могла, – проворчала Полина, – я нашей Шушере и клетку чистила, и воду меняла. – Это нечестно! – возмутилась Маша. – Неправильно загадывать о том, кто что любит. Это необъективно. А то, пока загадывала – любит, а потом – передумала. – Я не передумывала, – возразила Кристина. – Маша права, – поддержала подругу Юля, – давайте именно факты. Я упала с лошади, например. – И с тех пор я такая, – негромко продолжил Сергеев, и они с Антоновым расхохотались. Юля надула губы, но она вообще горазда была обижаться на всех, ну точно как наш Егор. – Тусь, вперед! – скомандовала Аля, подтолкнув мою подругу, которая села с Алей рядом, приободренная Алиной просьбой рассказать о пузырьке. Та вздрогнула, наверное, не ожидала, что ее так быстро спросят, и промямлила: – Я летом упала с велосипеда. Я… я… люблю гулять под дождем… Ой, люблю нельзя, да? – Смотря кого ты любишь, – усмехнулась Аля, – а то расскажи – мы послушаем! И все засмеялись – гораздо больше, чем того требовала слабая шутка. Сергеев просто заржал, как конь, – но его чипсами не корми, только дай над чем-нибудь похихикать. Я сжала край своего свитера в кулаке. «Не смей обижать мою подругу, Алька!» – огненным зигзагом пронеслось в моей голове. – Я делаю духи. И я… Я никогда не крашу ногти. – Ну, духи она точно делает, – усмехнулся Сергеев, кивая на пузырек. Я улыбнулась – Туське удастся их провести. – Глупый ты, Сергеев, – перебила его Аля, – духи – это со спиртом. А она просто масло смешивает. Так что это и есть вранье! Туся кротко кивнула. Я вздохнула. Мда, быстро они ее раскололи. – А, кстати, намажь-ка меня своими новыми, – предложила Аля, протягивая руку, – для чего они, говоришь? Тусиного ответа я не услышала – свои три факта стала загадывать Юля. Я ее слушала вполуха – дальше была моя очередь, и мне очень хотелось придумать что-то эдакое. Включилась я, когда они начали спорить по поводу Юлиных фактов. – Да не проводила она ночь в отделении полиции! – кричал Егор. – Ну быть такого не может! За что ее могли туда посадить? – А может, и проводила, – засомневался его брат, – в универе, куда я хожу на дополнительные, была демонстрация студенческая, так всех, у кого транспаранты были, забрали на ночь в отделение. Потом выпустили. Так что вполне может быть! – Не верю, – качала головой Аля. – А я верю, – неожиданно для себя самой подала голос я. – Аргументируй! – потребовала Маша. – Это самый необычный факт из всех, – пояснила я, – скорее всего, он и есть правда. А что у нее было еще? Я посмотрела на Тусю, но та была увлечена – шептала Але на ухо о том, на что влияет ее новое супераромамасло. – «Я не доела мороженое» и «Я хожу дома босиком». – Я – за мороженое, – сказала я уверенно, – потому что на самом деле – она его наверняка доела. – Согласен, – кивнул Сергеев, – клевое было мороженое! – Ну я же говорил, – расплылся в улыбке Егор, – Мария, голосую за мороженое! Нас с Егором поддержали все остальные, даже Дима. Только Аля упрямо голосовала за «отделение полиции». – Мария права, – улыбнулась Юля, показывая всем свою баночку из-под мороженого, она действительно оказалась пустой. – Ха! – сказала я, вскидывая кверху кулак. – Она профи в играх, – кивнула моя Туся. – Ну давай, загадывай ты, профи, – сказала Аля. – Слушайте. «Я кормила скатов на берегу океана сырым мясом». «Я пою на испанском». «Я связала шарф». – Какой шарф? – спросила Вика. – Тот, что в прихожей, – пожала я плечами. Егор вскочил, исчез на секунду, а потом вернулся – с моим шарфом в руках. – Лейбла нет, – сообщил он. – Дай-ка, – протянула руку Аля, – да, фирма не указана, но он фабричный. Так что – отпадает. – Может, она так хорошо вяжет, что получается как будто фабричный, – подала голос Оля, и я улыбнулась ей в благодарность за комплимент. – Да ладно, – не поверила Аля. Еще бы, она каждую мою «пятерку» в школе провожает этим восклицанием. – А мне кажется, скаты – вранье, – сказал Дима, – какие скаты, Мария? Электрические? – Нет, – покачала я головой, – обыкновенные. Черные или серые. С хвостами. Они подплывают, и у них на спине такое отверстие, вроде рта. Берешь кусочек сырого мяса и засовываешь им в этот рот. Они хватают и уплывают. – Довольно подробно, – кивнул Егор, – я верю. – А я нет, – покачал головой его брат. – А мне можно участвовать? – подала голос Туся. Я кивнула. Почему нет, пусть участвует. Даже веселее будет. – Я никогда не слышала, чтобы ты пела по-испански, – сообщила Туся. Все уставились на нее. – Они лучшие подруги, – сказала Полина, – я согласна с Тусей. Где Мария могла выучить испанский? Я улыбалась с хитрым видом. – Ну что? – спросила я. – Сдаетесь? – Еще чего! – воскликнул Антонов. – Голосуем! – Я – за испанский! – сказала Туся, и с ней согласились все, кроме Али. – Дураки вы, – заявила она, – шарф фабричный! – Ты тоже за испанский голосуешь? – спросил Егор у брата. – Ты же скатов подозревал? – Ну, раз лучшая подруга говорит, – развел руками Дима, – и потом, и правда – про скатов она все очень подробно рассказала. – Так, за испанский – большинство! – подытожил Егор. – Мария? – Скаты, друзья мои! – хмыкнула я. – Я знал! – завопил Дима. – Это нечестно! – Что – нечестно?! – Нечестно так натуралистично описывать! Откуда ты вообще знала об этом – как их кормят? – Мама рассказывала, – пожала плечами я, – они ездили с папой в свадебное путешествие на какие-то острова и там кормили скатов. – Рассказывать, может, и честно, – холодно заметила Аля, отшвыривая в сторону мой шарф, – но вот врать – нечестно. – И где я соврала? – сощурилась я. – Этот шарф фабричный! – Да. – Да?! – Конечно. В прихожей есть еще один шарф, связанный моими руками. – Мой, – улыбнулась Туська. Народ засмеялся, Аля нахмурилась. Выхватила у Туськи пузырек и стала втирать капельки масла себе в запястья. – Дай мне тоже попробовать? – попросила Оля, протягивая руку. – Так приятно пахнет. – На! – воскликнула Аля и, опрокинув в ладонь чуть ли не полпузырька, намазала масло на Олину руку. – Много не надо! – заволновалась Туся. – Не жадничай! – огрызнулась Аля. – Олька, давай другую! Раскроешь все лучшее, что в тебе есть! – Ладно, поехали дальше, – сказал Егор, – Сергеев, твоя очередь. – Подождите! – сказала вдруг Туся. – Мария, а про испанский поясни? Это что – правда? Я кивнула. – Ты умеешь говорить по-испански? – Нет. Я пою. По-испански. Не говорю – только пою. Те песни, которые мне нравятся. – Правда? – удивилась Туся, и я кивнула ей, глазами показывая, что, мол, хватит. Дома поговорим. Не хватало еще, чтобы кто-то сообразил попросить меня… – А спой! – попросил Антонов. – Да! – поддержала Аля. – А то так мы можем много чего заявить. Вон, Кристинка на индийском умеет петь, скажи? – Джимми-джимми, ача-ача! – принялась кривляться близняшка, изображая индианку. – И все? – Ага! – Мария, ты так же умеешь петь? Тогда мне кажется, ты все же нам наврала. – Нет! – вспыхнула я. – Я по-настоящему петь умею! – Ну покажи! И докажи! – посыпалось с разных сторон. «Ну, Туся, – возмутилась я мысленно, – ну, удружила, подруга!» Я чувствовала себя ужасно. Ведь я всегда пела только для себя. В душе или когда мою посуду. Даже родители не слышали моего пения на другом языке! Вот позор-то получится, если я забуду слова. Я зажмурилась на секунду, выбирая песню. Росана? Нет, в «Талисмане» есть сложноватый куплет… Так… пусть будет Хуанес. Главное, расслабиться и довериться своей памяти. Эту песню крутили в каждом киоске прошлым летом, я должна была запомнить ее просто автоматически. – Тенго, – начала я, стараясь, чтобы мой голос звучал низко, – тенго ла камиса негра… порке негро тенго эль альма… Я пела, а слова бежали передо мной на воображаемом экране. И бежали они ровно до «те диго кон дисимуло», что означает «я говорю тебе с мучением», а потом – все. Экран опустел. И напрасно я всматривалась в пустоту. В ней не было слов, которые можно было спеть. Я почувствовала, что краска заливает мои щеки. Повисла тишина. Кто-то кашлянул, кто-то обменялся насмешливыми улыбками. – Ке тенго ла камиса негра и дебахо тенго эль дифунто! – вдруг послышалось из угла. Я вздрогнула. Все обернулись на парня в белом свитере, который с улыбкой допел мою песню хрипловатым низким голосом. Он отложил свой айпэд в сторону и поднялся. Я задрала голову, ловя каждое его движение. Он оказался таким высоким, наверняка выше меня, а я – самая высокая в классе. Парень продолжал петь: Тенго ла камиса негра Ой ми амор эста де люто Ой тенго эн уна альма уна пена И ес пор кульпа де ту эмбрухо… А я подпевала, вполголоса, и мне казалось, у нас выходит просто потрясающе. Допев, он опустился на пол рядом со мной. Я мельком глянула на него и поняла – мы же одинаково одеты! То есть на мне, конечно, нет свитера крупной вязки с огромными деревянными пуговицами, но на мне – белая футболка с длинными рукавами, а джинсы у нас – одинакового глубокого темно-синего цвета. И волосы тоже: он, как и я, сдувает со лба каштановые локоны, слегка закручивающиеся на концах от влажной погоды. У меня запульсировало в ладонях от волнения. Я отвернулась, чтобы не выдать своих чувств, и увидела, что Аля наклонилась к Тусиному уху и что-то прошептала, поглядывая на меня. – Неплохо поешь, – сказал мне тихо парень. У него и правда был акцент. Легкий, но все равно – слышался. – Ой, а я тебя забыл представить! – хлопнул себя по лбу Егор. – Мария, это Анхе?ль. – Анхе?ль? – растерялась я, и парень засмеялся. – Издеваетесь надо мной? – обиделась я. – Раз я пою по-испански… Сотовый запищал! Мне пришло сообщение. От Туси! Я с удивлением глянула на нее, а потом прочла: «Надо поговорить. Это касается Анхеля». – «Не хочу я с тобой говорить, предательница, – написала я в ответ, – зачем заставила меня петь и позориться?» – Нет, нет, – торопливо проговорил парень, – я не Анхе?ль! – Я понимаю, что Клюев демонстрирует свое суперское чувство юмора, – холодно сказала я. – Я Анхель, – продолжил парень, напирая на «А». – А почему тебя так зовут? – спросила я, глядя в экран телефона на новое сообщение от Туси: «Это важно. Мне Аля кое-что рассказала. В него нельзя влюбляться». Ответить Анхель не успел. Оля вдруг схватилась за горло и стала задыхаться. Она упала на бок, прямо на Сергеева, тот еле успел ее подхватить. Щеки девушки покраснели и стали раздуваться. Из ступора всех вывел резкий окрик Анхеля: – Амбулансия! Как это по-русски, забыл?! – Да, точно! – спохватился Дима. – Надо «Скорую» вызвать! Он сдернул с журнального столика телефонную трубку, с грохотом уронив на пол сам аппарат. Глава 4 Олю забирают По телефону врач сказал дать срочно Оле супрастин, но пока Егор с Димой хлопали ящиками, перерывая в них горы разных коробок с лекарствами, приехала «Скорая». Грузная полная врач вбежала в комнату, не отряхивая снег с сапог, опустилась рядом с Олей на колени, начала нащупывать пульс. Ее широкая спина, обтянутая халатом, оказалась как раз у ног Сергеева, и он, не сдержавшись, хмыкнул, за что тут же получил тумак от Антонова со словами: «Заткнись, придурок, нашел, над чем ржать!» Я сразу зауважала Антонова, хотя до этого презирала как законченного двоечника и тупицу. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/uliya-kuznecova/snezhinki-schastya/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.