Изгой

Изгой Александр Брежнев Решили стать джедаями, когда нам было по 12.Друзья для этого пошли в Можайку, я пошел своим путем. Теперь уже седой и лысый – я пережил и многое и многих. Субъективно, но честно о том, что сбылось, а что нет. О Космосе, любви, о нас… Немного постреляли, немного развлеклись, детям читать не давайте. Книга содержит нецензурную брань. Изгой Александр Брежнев © Александр Брежнев, 2020 ISBN 978-5-0050-2249-3 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Глава 1 1,1 Делаю это иногда. Я псих, по-вашему? – может быть. Не часто, но, бывает хочу – и делаю. Если выключить все, и ничего не включать. Имеется в виду выключить вообще все. И тогда наступает тишина и темнота. Сначала, это напрягает. Не верится, что, действительно, ничего сейчас не ворвется через какие-то органы чувств к тебе в мозг. Нужно пару минут посидеть в этом, чтоб поверить, удостовериться, что на самом деле абсолютно ничего не видно и не слышно, ничего не прикасается к тебе, не навязывается и не берет твое внимание. Часы выключены и нельзя понять сколько времени продолжается кайф пустоты. Но по ощущениям – он короткий. Потом начинается страх. Не надо бояться, надо продолжать сидеть и прислушиваться к себе. Лютый ужас от пустоты нарастает быстро и вдруг уже кажется, что-то сейчас лопнет от животного страха. От той секундной радости свободы не остается ничего, ни что так не пугает, как ничто. Не грозит что-то конкретно, оно даже не грозит. Но в коленках возникает пустота, по спине стреляют разряды, ниже спины каменеет тазовая кость. Ощущение, что каждая секунда может быть последней – прямо сейчас все кончится. Это не страх перед угрозой – угрозу можно преодолеть… А «в этом» преодолеть нечего, ужас в том, что «это» не преодолеть. «Это» точно сильнее тебя, оно переживет тебя в любом случае. И в «этом» нет ничего твоего, для тебя, оно тебя не ненавидит. Оно не соприкасается с тобой и никогда не соприкоснется, но оно может при этом просто раздавить тебя, расплющить, проехать по тебе. Этот ужас можно только перетерпеть, хоть он и кажется невыносимо долгим. Будто летишь с крыши на неизбежный асфальт, но о-очень медленно… Потом, за страхом, следующая станция – обида. Когда ощущаешь, что не убит, страх притупляется и сначала, незаметное, потом сильней, наступает разочарование. А потом обида. Чувствуешь, что «это» – не пустое, в нем что-то есть. Но ты ему безразличен. Оно тебя видит, слышит, знает все твои мысли, хотелки и мечты, но оно тебя не уважает, не ценит. Оно вечное, ему плевать на твои рождение и смерть, все мысли и желания. Ты для него пустое место. И оно тебя не любит, никогда не полюбит.  А ничего кроме «этого» нет. Отчаяние доходит до дрожи, плечи и челюсти сжимаются, давит виски и накатывает гнев. В гневе, как в страхе, есть моменты зависания времени. Ты хочешь уже долететь до асфальта, ударить его, но его нет. В ушах, как будто стоишь под ЛЭП, гудит такой же только очень громкий, оглушающий зуд. Локти вдавливаются в кресло, ноги сгибаются так, что ступни вжимаются со страшной силой в сиденье снизу. Ладони – даже не сжимаются в кулаки, их сводит в какой-то судороге, пальцы согнуты и дрожат. Глаза, кажется, лопнут, и вместо темноты ты видишь перед собой искры, вместо тишины слышишь гул крови по сосудам, Ты не можешь ухватить пустоту, не можешь ее взять, но руки уже чувствуют сами себя, а потом кресло, в которое вцепились, Задница чувствует сиденье, чувствует пот. Все тело слышит даже не тепло, а огонь. Ты как нырнул в ванну с кипятком. Просто переполняет сигналами от всех органов чувств – слышно пальцы, даже волосы на голове слышно. Злоба сходит внезапно. Просто, все чувства исчезают, опять тишина и темнота. Какое-то время устало ухает сердце. В висках слышно его отзвуки, как будто падают на бетон тяжелые мешки. Потом опять пустота. Это уже не та свобода, что в первые секунды – счастливая, любопытствующая, храбрая. Это усталость, которая расплющивает по креслу, размазывает, голова валится на бок. Щеки, дрожавшие в гневе, расслабляются и повисают мятыми шторами. Челюсть свисает, еще идут какие-то ощущения от пальцев, которые в гневе расковырял ногтями до ран. Но в этом чувстве безысходности ничего уже не волнует. В этом состоянии напрасности и бесполезности, смотришь, склонив голову на бок, на пустоту – без надежд и просьб. Как на что-то поломанное или мертвое. Так можно сидеть долго. Лениво смотреть и слушать, видеть и слышать, что «это» не двигается, не реагирует, не светится и молчит. Может, его нет? Организм как-то сам решает, когда включить фон. Я не припоминаю, чтоб когда-то осознанно принимал решение выходить из своего путешествия и возвращаться обратно. Просто руки вдруг сами включали фон. Сначала, включаю имитатор шума двигателя.  Раньше любил часто менять трек, искал разные фоны с приколами. Долго летал под трек, где гул движка был красиво сведен с африканскими барабанами. Сейчас я уже старый, чтоб страдать всей этой лажей. У меня настроен негромкий легкий гул, без мелодий и вообще без высоких частот. Мир вокруг обретает звучание – приглушенное, едва заметное, без рокота, даже без отбивки ритма. Потом включаю свет. К старости тоже стал избегать всяких оттенков (когда-то любил красный, потом любил синий). Просто неяркий вечерний свет, ровный, без вспышек и спецэффектов. Никогда не нравились все эти креативные светоколебания, как будто у тебя в доме елка новогодняя или въехала прямо в хату полицейская машина с мигалкой. Тут не надо спешить включать все сразу. Посиди, братан, вот в этом – в тихом шуме движка, в уютном покое дежурного освещения. Полюби свою машинку – лошадку работящую, дорогую свою красавицу. Осмотри спокойно салон – мягкий белый, с матовым оттенком, потолок, серебристые, под металлику, стены, пол стилизованный под бетонные плиты. Мебели у меня не много – но, дорогая кстати, делали под заказ. Шкафы, столы – все четенько, про кресло немного уже говорил – оно огромное, с регулируемой мягкостью седалища и температурой, вращающееся, катающееся, трансформирующееся в топчан и в минидиван. Гордость моя – кровать, про нее потом. Откинув голову назад на удобный валик, расслабив ноги, просто свесив их вниз, расслабив руки на подлокотниках, немножко посижу и посмотрю на свое жилище. Бывает, оно надоедает до того, что хочется взорвать все… Но сейчас после «путешествия» мне тут хорошо, комфортно, я доволен собой, всем, что меня окружает. В какой-то момент я чувствую, что улыбаюсь. Немножко правая щека поехала в сторону и губы скривились, правым краем вверх. Лоб чувствует, как по нему пошли морщины – это и есть моя тихая радость. Не знаю, как это выглядит снаружи, но кажется, что у меня сейчас немножко светятся глаза. Не искры восторга, конечно, но такие как бы мерцающие угли самодовольства. В такой момент очень нравится смотреть на погасшее кострище, где в черной золе бегают крохотные быстрые огоньки – прячутся в безднах, выныривают и искрят. Костер разводить на борту не будем. Для этого момента у меня есть любимая имитация панорамы внешнего обзора. Фирменная вещь. Хорошо сделанная, продуманная до деталей. Как-бы разъезжаются в стороны ставни и открывается вид на окружающий космос. Черная бездна с красными огоньками звезд. В нее можно смотреть бесконечно. Может не настолько долго, но я, оставаясь в кресле, посмотрю в эту бездну минут пять. Сегодня, под настроение, я поставил скорость «как бы своего движения» в этом космосе на ноль, и буду смотреть на неподвижную черную мглу со статичными, звездными искрами. Они, конечно, не статичны. Если смотришь в какой-то кусок черной пустоты, начинаешь там различать со временем, маленькие звездочки, всматриваешься глубже, и видишь еще – программа дорисовывает то пространство, в которое смотришь бесконечно, так, что можно в нем утонуть. Космос завораживает этой бесконечной глубиной, необъятностью, неизмеримым обилием и одновременно простором. Дух захватывает, когда думаешь… Нет не думаешь, а чувствуешь даже, безграничные возможности – куда можно двинуть, чем можно заняться… Там, во все стороны, во все плоскости, по всем осям, куда ни лети, можно лететь до вечно. И везде что-то особенное, не похожие друг на друга миллионы миров. И везде есть чем заняться… В принципе все необходимое управление машиной умещается на маленьком приборе – клава и монитор 20 см диагональ. Но сейчас включу свою мегапанель управления. Два метра в высоту и пять метров в длину. Почти пятьсот индикаторов, с бегающими циферками и буквами, голограммы графиков состояний, карт, курса. Справа вверху большая плазма. Машина показывает сама как бы новости о своем состоянии. Можно этим управлять и включать обзор разных агрегатов и отсеков, а можно отдать все компьютеру – он сформирует «выпуски новостей о состоянии разных узлов машины, скорости, тангаже и курсе, о внешней обстановке, об объектах с которыми сближаемся… Девушка-ведущая (ее образ я конструировал сам) все рассказывает голосом, внизу экрана бежит бегущая строка с инфой. В общем-то сильно полезной информации тут нет, но эта панель управления создает ощущения «наполненности бытия» событиями. Вот сейчас, например, ведущая Полина сообщает новости о расходе электричества, дает аналитику и прогноз. Насколько хватит аккумуляторов при таком раскладе, а насколько при эдаком. В другом углу показывают ближайшую планету с ее картами и сводкой основных данных. Виды из окна, новости, мерцание панели управления – оживили меня, вот я встал уже с кресла, прошелся по салону. Мой холодильник – не имитация. Открываю и изучаю круг возможностей. В синем слегка нервном свечении нахожу пельмени и острую капусту. Полкило пельменей послушно отправляются в кастрюлю, где уже бушует готовый ко всему кипяток. Надоели кетчуп, майонез и прочее. Сваренные пельмени заправлю желтым сливочным маслом и сверху насыплю много, больше, чем считается нормальным, черного молотого перца. Со жгучей капустой все это выставлю на сверкающий зеркальный металлический стол. Оснащенный ложкой, заняв боевую позицию сидя на стуле, вступаю во взаимодействие с ужином. Законы физики – одно из немногого в этом мире, что не требует имитации или украшательства. Трансформация энергии может быть разной. Она может перемещаться в пространстве, может трансформироваться из одного вида энергии в другой, например из энергии движения в электрическую, а может изменяться с точки зрения восприятия того, кто ее наблюдает. Но в любом случае, когда где-то убывает, в другом месте прибывает. Я, ненапряжно размышляю об этом, глядя, как пельмени, которые сначала были энергией, наблюдаемой моими глазами, и я с ними взаимодействовал через световые волны, постепенно исчезли, оставив моему взгляду пустую и неинтересную тарелку. Но в то же время ожил впечатлениями живот. Брюхо, про которое, я не вспоминал много часов, теперь слало восторженные месседжи о своей наполненности ощущениями, впечатлениями и пельменями.  Если бы у моего живота был бы телефон, а в нем инстаграмм, он бы засыпал сейчас ленту постами, словно сияющая юная девочка, добравшаяся до моря, надевшая новый купальник, и фоткающаяся на новый телефон. Как надежный и щедрый «папик», умиляющийся восторгу такой юной девочки, гордится своим величием в такие минуты, так я был сейчас умилен искренней и непосредственной радости своего желудка. И не то чтобы горд, но доволен собой, что не пухну с голоду и не жру какую-нибудь грошовую химию. Пельмень, конечно, не мясная вырезка… Но в той заднице, в которой я сейчас торчал, это очень даже не кисло. ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх Наконец, пора «погружаться в реальность». Не хотелось сразу идти туда, куда нужно, поэтому открыл общую ленту новостей со всех подписок. Надо же, «Демиург» опять анонсирует проект материализации виртуальной идеальной женщины. Две прошлые попытки были неудачные. Названия прошлых их проектов подтверждали истину, что как корабль назовешь, так оно и поплывет… Их первый проект «Лилит» провалился, потому что материализованные «девочки» полностью выходили из-под контроля. Их программы так сбоили, что они получались гораздо независимей живых и начинали жить своей жизнью, при чем загадочной и непредсказуемой. Девочки из следующего проекта «Ева» были лучше защищены от вирусных атак и меньше поглощали кэш-мусора из сети, но зато были слишком зависимы от ПО изготовителя и, фактически, управлялись ихними админами. Получалось, что эти Евы были в общем-то не твои. Кто-то «там» решал, что она будет делать, а что нет, и мысли ей тоже внушали «оттуда». В итоге оба проекта были отвергнуты потребителем, высмеяны блогерами, наказаны инвесторами. Но упрямые парни из «Демиурга» через столько времени, как видим, выплыли из дерьма с очередной попыткой. Новый проект назвали «Солярис» и обещали, что учли весь прошлый негативный опыт… Я толком не пробовал созданий из предыдущих проектов. Но про себя подумал, что «Солярис» – пожароопасное название. Наверное, вспыльчивые, как соляра. Сколько не чисти подписки, лента все равно заполняется постепенно рекламой. Подпишешься на нормальный аккаунт, а он, подонок, наберет фолловеров по-больше и продаст рекламщикам. И вот тебе в ленту пылесос. Мотаю вниз ленту – за туалетной бумагой, новые комбезы, инструмент и много разного ПО. – Опс, вот оно! Бывает, чего-то ждешь долго, знаешь, что вот-вот уже это случится, но когда это происходит, то, как гром среди ясного неба. Аргунские стратегические силы наносят в эти часы комплексный удар по Каулнинскому району. Бросаю ленту, включаю новостные каналы системы Z Аполлона на плазму во весь экран. Подгружаю туда спецпрограммку (на нее эксклюзивная закрытая подписка. Я – один из всего лишь нескольких миллионов пользователей), она дает трехмерную голограмму происходящего в любой точке 5-й планеты системы Z Аполлона, с анализом и сведением схожих многочисленных объектов в единицы. Позволяет, выделив квадрат быстро получить всю стату и инфу по всему, что в нем находится. Быстро можно приближать и удалять картинку, брать в любом масштабе. Я смогу сейчас увидеть в реальном времени панораму происходящего на какой-нибудь площади в центре Каулнина, а могу посмотреть картину боевых действий в целом, как на карте. Судя по огромным черным пятнам, лежащим посреди города – по Каулнину уже успели отработать аргунские шахтные стратегические комплексы. Сейчас над городом плавно парили, заходя на новый удар, тяжелые бомбовозы, оживляли все салютиками зенитки.  Когда бомберы меняли направление и выстраивались на удар, когда становилось возможным попробовать предугадать, куда они посыпят свои бомбы… Даже моя эксклюзивная программка беспощадно глючила, и картинка то тряслась, то расплывалась, то зависала. Миллионы чатов сейчас наполняли сеть подсказками тем, кто там «внизу», куда бежать, чтоб спастись. Родные и друзья, нанятые помощники слали «вниз» эсэмэски своим. Коммерсы пытались в последний момент вбросить ставки, воры, мошенники, юристы, брокеры – всех не перечислишь, какая уйма народу сейчас уставилась в гологравизоры, в карту, в новостную ленту, глядя на войну, как на мамку, как тот щенок, выглядывая, как ухватить за сиську. Сытное корыто устроили сегодня аргуняне, и со всех галактик сюда сейчас спешат падальщики, хищники, диванные аналитики… Аргуняне, стараясь обмануть ПВО и наблюдателей, резко развернулись над центром города и завернув петлю над рекой, шесть бомберов поползли к промзоне. Секунд десять они приближались к заводской застройке. Картинка безжалостно висла, и, наконец, бомбовозы сбросили свои подарки на индустриальный район. Полоса длинной километров десять и шириной в два, протянувшаяся вдоль железной дороги вспыхнула белым, как нить накаливания в лампе. Потом на секунду заиграла всеми цветами радуги, потом стала багровой, и тут картинка повисла окончательно. Там, как будто остановилось время, а пространство начало искажаться и ломаться. Миллионы чатов повисли на вопросах, кто остался жив, а кто нет. Чьи-то матери сейчас застыли, глядя в эту черно-красную дугу, ожидая ответы от детей. Хозяева предприятий пытались выяснить уровень ущерба на свих объектах. Понимая, что программа будет теперь глючить минут пять, я отвлекся на сводку новостей в эфире. Час назад аргунская истребительная авиация поднялась в воздух с аэродромов в Урге и Морабоне. Несмотря на ожидаемость удара, 30 «ястребов» застигли ордынцев врасплох. Подавили часть ПВО, потеряли 5 машин и отошли на восток, встречая истребители Орды, поднявшиеся по тревоге и летевшие спасать Каулнин. Через 30 минут к Каулнину подошли 10 тяжелых бомбовозов, одновременно достигли цели стратегические комплексы шахтного базирования. ПВО ордынцев сбила 2 комплекса из 4. Уцелевшие 2 попали в электростанцию и центр связи, вырубив внизу свет и соответственно связь. 5 бомбовозов пропахали аэродром, превратив в кашу взлетные полосы, все наземные постройки, стоявшие на земле самолеты и вертолеты. Другие пятеро бомберов прошлись к западу от города по расположению 22-й дивизии, прикрывавшей Каулнин, и ее частей снабжения. По ходу этого огнем ПВО были уничтожены 4 стратегических бомбардировщика. Оставшиеся шесть собрались в боевой порядок (вращающийся круг) над центром, и потом всей мощью накрыли промзону. По всей видимости, там израсходовали весь боезапас, так как три уцелевшие машины (три были сбиты ордынскими зенитчиками над заводами) развернулись над западными пригородами, над Каул-горой, и пошли на юго-запад в сторону своей базы в Аргунске. Наконец, горе, нервы, ужас и ярость миллионов приутихли, и задвигалась голографическая картинка. Промзона теперь представляла собой серое бесформенное длинное пятно, слегка вытягивающееся по ветру на север. Мегаполис, без электрических огней, выглядел голым и побитым. Так выглядят в морге трупы – синеватый, помятый, с задранной майкой, он как будто смотрел в космос то ли с укоризной, то ли с безразличием. Линии проспектов прорезали грязную кожу микрорайонов, как следы от кнута. В дымке город слегка вздрагивал, как будто боялся нового удара. Озеро, с синей набережной, как подбитый глаз, смотрело испуганно в небо. Странно, все-таки, как аргунянам удалось добиться внезапности. Их удар ордынцы ждали два месяца, но всего лишь дипломатический маневр, начало ничего не обещающих переговоров третьих сторон (под патронажем антеев в Гротхилле собрались лавандосы, северные каряне, и партийцы – все соседи Аргунии и Орды) даже без официального участия противников (были неофициальные представители на уровне советников глав государств) без даже формально заявленной повестки дня… Там просто поговорили. Да, СМИ подали это как луч надежды. И ордынцы на пару дней поверили в эту надежду. Но можно ли аргунян считать вероломными? Ведь освобождение Каулнина они всегда открыто называли своей главной целью и с этим лозунгом приходили к власти все их президенты последние 40 лет, что Каулнин был оккупирован Ордой. Внезапность – странная вещь. Любой мало-мальски шарящий диванный аналитик понимает, что главная цель стратегического удара – электростанции, центры связи, транспортные узлы и в первую очередь промышленные объекты. В итоге стратегические силы Аргунии сейчас отработали на «5», и уж точно сейчас их генералы уже ковыряют в кителях дырки под ордена. Это была блестящая операция, их имена войдут в историю, этими именами назовут новые бомбовозы и истребители следующих поколений. Но ведь всего лишь несколько кругов бомбовозов над центром Каулнина заставили тысячи людей поверить, что удар будет нанесен по губернаторскому дворцу. Зенитчики сместили внимание туда и дали отбомбиться по промзоне почти беспрепятственно. А сколько тысяч лишних людей из-за этого остались в промзоне и погибли? А сколько трейдеров не успели слить ценные бумаги компаний-собственников этих заводов, ошибочно решив в последний момент, что заводы уцелеют? Новостные каналы погнали «СРОЧНО!» с безлюдного района в пятистах километрах к востоку от Каулнина, где в небе сцепились истребители с двух сторон. Ордынцы, шедшие на выручку, были встречены аргунянами, прикрывавшими отход своих бомбовозов. Яростная стычка уже ничего не решала. А смотреть высокоскоростной бой истребителей на гологравизоре никакого удовольствия, уследить за их сумасшедшими выкрутасами все равно не реально. Проще посмотреть таблицу потерь. 25 аргунских «ястребов» против 30 ордынских «соколов». Потери – 6 ястребов, 4 сокола. Но ордынцы, видимо осознавая отсутствие внятной цели – отразить удар по Каулнину они не успели, на вторую атаку не пошли, а полетели к северу. Аргуняне, дождавшись, что бомберы уже почти вернулись в Аргунск и стали недосягаемы для соколов, полетели на юг, а оттуда на базы, тем и закончив сегодняшнее воздушное сражение. Биржевые ленты уже «подбили бабки», выбросив первые цифры- итоги сражения. В денежном эквиваленте 4 использованных шахтных стратегических комплекса составляли 200 тыс. условных золотых, 18 потеряных бомберов и истребителей 1 440 тыс. золотых – всего Аргуния потратила на этот налет 1 640 тысяч. золотых. Для Орды потерянные в бою и на земле 14 самолетов и 12 вертолетов стоили 1 400 тыс. золотых. А разрушенные 4 промышленных завода на земле и электростанция с учетом невыпуска продукции в ближайшие минимум два года наносили ущерб Орде минимум на 7 500 тысяч. А главное, в случае затяжной войны, отсутствие Каулинского промкомплекса на чаше весов не даст перевесить ордынской экономике экономику Аргунии. Аэропорт и центр связи – это копейки. Но не дворец же губера бомбить при таких ставках, которому цена не больше 2 тысяч золотых – это даже если с гаражом и памятником? Пока у трейдеров ползали вверх-вниз линии поддержки и бегали строчки с прогнозами. Начали выдавать обобщенные предварительные результаты сражения политические каналы. Говорили о небольших потерях ордынской армии (около пятисот военнослужащих) и примерно ста тысячах погибших мирных жителей – тех самых, которых аргуняне сегодня начали освобождать от Орды. У меня там не было ни родных, ни ценных активов, и я не очень эмоционально воспринимал сейчас зрелище дымящейся каулнинской промзоны, ставшей коптилкой для ста тысяч трупов. У меня в Каулнине был друг, но этот черт-то уж точно не мог торчать там, куда падают бомбы. Он цел, невредим, и работает. Может, через месяц он свяжется со мной. хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх Было +10, но Ратмир взмок даже в летнем комбезе. Он никогда раньше не был на войне, Орда не воевала уже 20 лет, хотя был уверен, что готов к стрессу боя. Но эвакуация гражданских из Каулнина, в которой ему, армейскому капитану, пришлось участвовать со вчерашнего вечера до сегодняшнего утра – это что-то с чем-то. Ратмир не понимал, как не хватает кондтратий женщин – гражданских медиков. Его солдаты иногда отходили за вагон – блевануть, а иногда блевали прямо на месте. Сложно было сказать, что хуже – грузить в вагоны больных или грузить здоровых. Погрузка пациентов и персонала городских больниц была организована, на самом низком управленческом уровне. Автобусы и грузовики где-то задержались, и пришли за 10 минут до отправки эшелона. Тянуть было нельзя, задача была отправить с этой станции за ночь 30 составов. Чтоб успеть погрузить 400 лежачих больных женщин решили нарушить правила и подпустить к пациентам солдат (без халатов и повязок, в грязных полевых комбезах, грязными руками, не имея ни малейших навыков). Парни бодро хватали носилки и каталки, какие-то приборы и втаскивали по ступенькам в вагоны. Конечно, бились какие-то пузырьки, валились треноги с капельницами в грязь. Когда споткнулся солдат на лестнице, носилки накренились, и какая-то голая облезлая грузная старуха полетела вниз, звонко ударившись головой о железо вагона и глухо чвокнув всем весом в грязную жижу на земле.  Врачихи пустыми глазами смотрели, как разбился какой-то явно дорогой агрегат с кучей ламп и трубочек. Когда катили каталку от машины, зацепились за какие-то крюки покрывалом и сорвали. Солдат, подскользнулся и уткнулся мордой в голый живот женщины – в гной, в какую-то едко вонючую слизь, похожую на опарышей. Бойца тошнило ей на живот, баба стонала… «Кто придумал использовать армию для эвакуации? У парней потом не встанет!», думал  Ратмир и удивлялся, что пацаны в эту ночь даже не матерились. Молча работали. Впереди свистнуло, в телефон, закрепленный на груди, пикнули, Ратмир махнул рукой, и солдаты начали оттискивать народ от вагонов. Первый эшелон ушел вовремя, и загрузить 400 человек больных и 200 персонала получилось. Запихали, конечно, как попало, но там в пути разберутся, разлягутся. На следующий эшелон уже было 30 минут, а ребята приноровились, все прошло более-менее. В 4 утра пошли здоровые – с каких-то организаций. От того, что они были ходячие, было не легче. Ломились, как скоты. Когда один здоровый лоб с чемоданами втиснулся в узкую дверь тамбура, оттолкнув коляску с ребенком, коляска упала, ребенок вывалился в лужу, порвалась сумка, из не посыпались в лужу какие-то сосиски и белье. Ребенок орал, мать визжала, мужик рявкнул на нее матом, солдат наотмашь ударил его прикладом. Жлоб, взмахнув руками, повалился спиной вниз, и упал в лужу на ребенка, коляску и сосиски, рукой зацепив женщину, которая упала на него сверху. Солдат бросился за ноги тянуть ее вверх в вагон, бойцы внизу пинками сапогов сковырнули мужика и стали доставать из грязи орущего ребенка и коляску, втаптывая сосиски и белье в грязь. Ратмир зашел в вагон – там толкались в тускло освещенном коридоре люди, ругаясь последними словами делили полки и места для сумок под сиденьями. Некоторые мрази были пьяными, некоторые нытики уже вопили, что их обокрали. Ратмир с двумя солдатами пошел по вагону. Кулаками и ногами распихивали народ, заставляя усесться и улечься. «Кто, сука, встанет с места, – пере…бу нах!», – орал Ратмир, вбивая ударом ноги чей-то баул с прохода под сиденье. Кому-то солдаты размозжили голову прикладом, он сидел, лицо обливалось кровью, тараща глаза. Но остальные приутихли. Ратмир пошел по остальным вагонам. Как ты думаешь, он смог так пройти 20 вагонов? – смог. С третьего вагона он просто перестал различать перед собой людей – шел, словно продираясь, через заросли или плыл через какую-то вязкую гадость. Такого ни в одной компьютерной стрелялке не придумали. Трое солдат, что шли с ним этот марш, выйдя из последнего вагона без сил рухнули в грязь. Ратмир набрел на деревянный палет и улегся на него. Впереди свистел электровоз, Ратмир махнул рукой, и 600 эвакуируемых счастливчиков медленно поползли на восток веселой вереницей огней. Их спаситель встал с деревяшек встречать следующий эшелон, удивляясь, что больше всего почему-то у него устала нижняя челюсть и глаза. Рук-ног он в принципе не чувствовал. Вчера почти одновременно с авианалетом на Каулнин аргуняне перешли в наступление своими сухопутными частями, удивительно и позорно легко, использовав фактор внезапности, смяв ордынские войска, прикрывавшие границу. Ургинский корпус, двигаясь с юга на север, смял 20-ю дивизию Орды, Морабонский корпус сделал тоже самое с 21-й дивизией, двигаясь с запада на восток. Из 14 тысяч ордынских солдат, вступивших в бой, погибли около 5 тысяч. Остальные даже не попали в плен. Им выбили все тяжелое вооружение и просто оттеснили с дороги. Перепуганные и потерянные, они теперь бродили по лесам и полям грязными оборванными толпами, глядя как мимо них по всем дорогам едут на Каулнин колонны чистеньких аргунских танков и бронемашин. Аргунские бригады с юга и с запада быстро двигались к Каулнину. Сейчас им осталось до города по сотне километров. Сегодня к вечеру они будут здесь. Из столицы пришел приказ организовать эвакуацию мирного населения – вывезти из города как можно больше народу. Солдат 22-й дивизии, прикрывавшей город, передали на ночь в распоряжение губернатора для оказания помощи в организации эвакуации. Наверное, кто-нибудь другой сделал бы эту работу изящнее, но рота капитана Ратмира, по крайней мере, со своей задачей справилась. Так думал Ратмир около семи утра, когда начало светать. Он тяжело дышал на койке в купе проводника отставленного на запасном пути вагона. Девочка-проводница в чистой красиво отглаженной форме улыбалась и накладывала ему в тарелку конфеты. Он потягивал принесенный ею стакан с чаем и курил. Внезапно он снова почувствовал себя самим собой – Ратмиром, классным парнем, бравым воякой, задиристым 28-летним кобелем. Он вдруг начал осознавать, свое величие и крутость. Он тут за ночь спас семнадцать тысяч человек, выпихнув их из обреченного на мясорубку города. Как говорится, это было не просто, но он, Ратмир, со своими парнями сделал это. Проводница в красном кителе с яркими золотыми петличками крутилась рядом, нагнулась подобрать упавшую на ярко синюю ковровую дорожку ослепительно белую салфетку. Перед глазами капитана была туго затянутая в красную юбку «правильная» модельная задница. Офицер положил на нее ладонь, нагибаясь помочь поднять салфетку… Она хихикала, он хохотал. Потом она, взяв в руки стакан и за чем-то ту белоснежную салфетку, ушла, задвинув за собой дверь купе. Ратмир лежал, чувствуя боль по всему телу, усталость и ушибленные локти и плечи. Слушал утреннюю тишину и смотрел на стену купе, на столик с конфетами в утренних сумерках. Во рту еще был вкус ее помады. Нос еще слышал тягучий запах ее туго затянутых в хвост черных волос. Он понимал – она считала, что его сегодня или завтра убьют. Она отдавала так свой типа долг стране, мужикам-защитникам и все такое. Он думал нравится, ли это ему или нет. Решил, что ему нравится, что было хотя бы это. И еще ему нравятся именно такие девушки, с такими, как у нее искристыми удивленными глазами, улыбающимися узкими губами и, конечно, с такими, как у нее тонкими руками с узкими ладонями, длинными пальцами, накрашенными ярко красными коготками. Его роте дали несколько часов отдыха, солдаты спали сейчас вповалку, битком набившись в три вагона на запасном пути. В 10 утра надо, построившись, ждать у ангаров локомотивного депо. Подойдут машины, его роту и другие – весь батальон, что работал на этой сортировочной станции, отвезут на южную окраину города. Там они займут позиции, освоятся к вечеру, и будут ждать подхода частей Ургинского корпуса аргунян. Если окажется время, до утра можно будет закрепиться и вовсе как следует и быть готовыми к любым неприятностям. Если солдат как следует подготовился, он может сам стать неприятностью для врага. 22-я дивизия собиралась упереться рогами и биться в городе, за каждый квартал, за каждый дом. 5-миллионному Каулнину хана, тут не останется камня на камне, но дивизия сможет продержаться тут пару недель, а может, и месяц. А там подойдут подкрепления с востока, и еще не известно тогда, кто кого. 1,2 Итак, война началась, и все идет по плану. Я зашел на условленный сайт знакомств, нашел в поиске чудесницу Мэгги из Иксша, послал ей сердечко, и написал, что хочу увидеться. Мой друг в Каулнине увидит это и поймет, что я на месте, и готов. Когда придет пора, Мэгги ответит мне, скажет, приходи, и сообщит, сколько она стоит в час – из этой цифры я пойму, какая в итоге сумма на кону и, скорее всего, приму решение вступать в игру. Но до моего выхода на сцену еще примерно месяц. Корабль готов. Заряжены все 20 аккумуляторных батарей. 3 нужно для стандартной посадки на планету со средней гравитацией. Для перелета на нужное расстояние нужно еще 3 батареи на стартовый импульс. 2 батарей нужны для маневровых двигателей, чтоб уворачиваться от препятствий и исправлять возможные курсовые ошибки.  Еще 3 нужно иметь в запасе для обратного взлета, если там, по какой-то причине нельзя будет зарядиться. Еще 5 в запас для непредвиденных ситуаций, коротких перелетов, устранения аварий и прочего. Наконец, 1 батарея – НЗ для блока спасения. И 3 батареи расходуются системами жизнеобеспечения, хватит на полгода. (Одна – электроэнергия для бортового оборудования и всех систем, в том числе освещения и связи. Другая тратится на выработку воды и воздуха. Третья на имитацию гравитации внутри корабля). Кто-то скажет, что 3 батареи в год – это роскошь, есть те, кто управляются с одной. Сидят в потемках, дышат пылью, пьют собственную очищенную мочу, ею же и моются. Я во многих вопросах аскет и могу обходиться без многого. В летном училище нас приучили стойко переносить тяготы. А пробыв 3 года на Маскале, я еще и узнал в реале, что такое тяготы. А потом я 2 года летел с этой Маскалы в переполненном транспорте, где тысяча человек теснилась, как в бочке на трехъярусных койках, пристегнутые, чтоб не взлетать и не сбиваться ночью во сне в один вонючий немытый шар. Но, блин, сейчас у меня стакан твердо стоит на столе, а стол на полу, и я не летаю, как муха по салону, а хожу. Дышу настоящим «горным» воздухом а не дешевым химическим бздом из баллонов с Траншая. И моюсь речной водой с химсоставом, как в родниках Улиады, а не протираюсь салфетками с химпропиткой. И свет у меня горит с той яркостью, какая мне нравится, и на траффике я не экономлю, и на имитаторах. Может, и корабль у меня великоват для одного моего рыла? Может быть. Я вспомнил, когда только взял его с десятилетней рассрочкой, думал, вот начинается моя нормальная жизнь. Вот моя летающая норка для двоих… Потратился на широченную кровать, шкафы и тумбочки, мягкие стулья и кресла. Белье, одеяла, постелил ковры даже… Она улетела своим курсом, другая в мое гнездо не попала, а потом все так закрутилось… Моя жизнь оказалась одиночным плаванием. Женщины на этом борту бывали, но шлюхи равнодушны к коврам и пуфикам. Весь этот хлам, что должен был формировать уют, либо продан, либо подарен, большей частью выброшен. Шлюхам, да и мне, важнее оказался санузел. На него и потратился. У меня огромная ванна, где можно лежать, нормальный, извините, унитаз, душевая. Все в кафеле, с подсветкой. И не буду я на этом добровольно экономить. Но чтоб так жить надо работать. Зарядка одной батареи стоит 20 золотых. До большой игры еще месяц, и все это время корабль будет питаться из батарей, а значит, надо пополнять баланс, чтоб из заряжать. Текущих заработков у меня было два и один из них электронная биржа. Я зашел на трейдсервис, – галактический биржевой ресурс, в свой профиль-банк. У меня там сотня золотых. Золотой – единица, к которой так или иначе, привязаны все валюты в этой галактике, примерно равная средней цене 10 грамм золота. Я активировал свой профиль, послав знак своему клубу, что готов к игре на месяц. Я не на самом плохом счету в клубе и такому вольному брокеру, как я подбросили с общего банка еще 400 золотых для игры. Капиталом 500 единиц я больше заработаю – а клуб получит через месяц свои 400 +3%. У меня несколько правил игры на бирже. Первое – я классический консервативный игрок. Поэтому играю по малу и осторожно. Конечно, кто не рискует, тот не пьет шампанское, но я и не люблю шампанское. Рисковых парней я видел – они очень быстро переходят на водку, а потом исчезают, оставив долги и суицидные реплики в чате. Второе, мое личное. Я не играю на бирже там, где занимаюсь еще чем-нибудь. Поэтому я сейчас сразу ищу для игры что-то подальше от системы Z Аполлона, хотя там из-за войны сейчас скачут курсы, как оглашенные, и можно заработать. Есть причина, по которой я не полезу сейчас в систему В Зеры. Для начала я посмотрел на ставки по срочным депозитам. Диктатура в системе Х Гарпии на 7-й планете фигачит госзаймы под 5(!)%. Известное дело, это не к добру, скоро там, по всей видимости, рухнет бюджет, дело у них пахнет революцией, гражданской войной или распадом империи на кучку феодальных хищников. Но я более-менее ориентировался там в обстановке. Сейчас я полчаса посмотрел заголовки новостей оттуда, посмотрел на поведение знаковых хедж-фондов, посмотрел курсы местных энергетических компаний и остался уверен, что до дефолта им еще не меньше 3 месяцев. Смело положил к ним на депозит 400 золотых с правом немедленного изъятия. 50 золотых оставил на балансе своего профиля – мой резерв на случай, если облажаюсь, и надо будет спасать игру. А остальными сейчас буду играть. Правило играть только 10% процентами своего капитала я чту твердо, не обращая внимания на тех, кто считает это онанизмом. Клуб дает мне деньги «на счет раз» именно потому, что знает мою осмотрительную манеру. Для игры у меня давно была одна задумка, к которой я мысленно обращался несколько раз, прокручивая в уме ее снова и снова. В системе G Медузы какие-то умники придумали скачивать из атмосферы планеты-гиганта гелий с помощью платформ, которые его прямо на месте перерабатывали в субпродукты и перебрасывали потребителям уже упакованные в виде чего-то похожего на цистерны. Цистерны отстреливались от платформы, имели заряд для полета в один конец. Дистанционно управляясь диспетчерами компании, они, не нуждаясь в космодромах и обслуживании, могли прилететь клиенту хоть прямо на двор завода. Подсоединяй и пользуйся. Все это получалось намного дешевле, чем у традиционных консервативных производителей, возившимися с добывающими атмосферными базами, тяжелыми звездолетами, большими партиями. Конечно, временами, эти цистерны исчезали где-то в космосе или садились не там, где надо. Не на всех планетах вообще разрешалась посадка беспилотных аппаратов. Но в целом, бизнес GМ-serv выглядел перспективным. Сегодня у них годовая отчетность, с ними я и поиграюсь. Отчетность они дают в местной валюте. Еще раз глянув новости и посмотрев фундаментальные показатели, удостоверившись, что ничего непредвиденного не случилось, я решил, что после оглашения отчетности вырастет их курс акций, а курс местной валюты и индекс цен на гелий и линейку субпродуктов упадет. Вывел на свою плазму все необходимые графики и ленты новостей и жду. Линия поддержки у акций GМ-serv примерно на -10% от текущей цены. На ленту вылетела новость про очередную исчезнувшую цистерну (отправлена, не прибыла к клиенту), гневные отзывы клиента, вялые комменты представителя службы доставки, что, мол, пришлем новую и возместим. Дело обычное, но новость вбросили перед докладом отчетности, чтобы сбить цену акций, спекулянты готовятся играть на волне. Я, тот самый спекулянт. Сейчас из-за негативной новости, неуверенные или неосведомленные держатели акций начали продавать, цена акций стала снижаться. Не очень-то бодро график пополз вниз, я понял, что к минимумам, на линию поддержки он не сползет. Забил покупку акций на значении -3% от стартовой сегодняшней цены. Куплю на 20 золотых. Соответственно, бросил 10 золотых на продажу местной валюты, 10 на продажу гелия в значениях +1,5%. Еще чирик зажал в резерв главного удара. Акции ушли на -5% и застыли. Все, как я думал. Вдруг на ленту выпала новость о ЧП на одной из платформ – что-то там загорелось, жертв и разрушений нет, но на месяц прекращена работа. Это уже интересней – акции рванулись вниз по-живей, а я сидел и вчитывался в новость – это блеф спекулянтов или кризис компании? Хладнокровно глядя на графики, летевшие «не туда» я вчитывался в новость, смотрел дубли в других СМИ, нашел первоисточник. Дело было неделю назад. Значит, это именно вброс – спекулянты, да и сама компания хотят, разогнать амплитуду волны сегодняшнего скачка курсов по круче. Ладно. Оставшиеся 10 золотых поставил на покупку акций в позиции -10%. Скоро курс туда пришел, график продолжил ползти вниз. Возможно, я сегодня как тот самый на базаре, – продал по-дешевле и купил по-дороже, с чем и уйду. Но, график, пробив поддержку остановился на -12% и встал. Началась публикация отчета. Читать некогда, да и нет смысла. Я выставил половину акций на продажу в позиции +10% от стартовой сегодняшней цены, а гелий и валюту на покупку в позиции -5%. И стал ждать. Отчет был явно хорош. Зеленые линии вскочили вверх. Любители сейчас увеличивают масштаб графика, всматриваясь в копейки, выглядывая там микроколебания, и успевая купить и продать по пять раз в минуту, сшибая эти копейки ведрами. Я – лентяй, я сижу и жду верхний предел. Наконец, вышли в +10, продал две трети акций, купил гелий и валюту. Оставшиеся акции на 10 золотых можно сейчас продать тоже, но… Если компания так скрупулезно подошла к обвалу, может, они что-то придумали и на подъеме? Может, будет еще новость с плюсом? Не продал. Блин, публикация отчетов закончилась, график встал на +11%, замер и пошел в откат вниз. Сейчас он стабилизируется на +8%. Придется продавать последние акции не по +10, как можно было пятнадцать минут назад, а по +8. Я уже почти нажал зеленую кликалку «слить», как увидел в ленте новостей – ту самую бомбу. Рейтинговое агентство HPLA зачислило эту компанию в свои листы с минимальным рейтингом. В листе 100 крупнейших компаний этой части галактики. Но это в основном банки и самая передовая промышленность.  Сырьевиков тут не больше десятка, и это только самые мегамонстры. То, что GМ-serv вошла в клуб крутых, это явно аванс, впереди у них что-то серьезное. Я смело выставил их акции в продажу на +20%, далеко за линию сопротивления. График вылетел на +18% и подвис, поелозил и медленно-таки задел мою красную черточку, в динамике ласково блюмкнуло, акции продались. График G-serv поцеловал +20% и пополз вниз, где стабилизируется на длительный срок где-нибудь на +15%. Я, счастливый, считал прибыль. Минус все комиссионные, и я заработал 7 золотых. Почистил остатки, выведя все в условные. Теперь у меня 400 на депозите, 57 в свободе, возможно к трате, и 50 я залил в гелий, который, конечно, отойдет от сегодняшнего отката на целых -10%, и за месяц в любом случае только немножко подрастет в цене, и будет неплохим хранением средств до будущей игры. +7 золотых на балансе – большой успех, который можно отметить. Теперь точно можно будет перед вылетом пополнить запасы провианта. Будет нормальная еда, не сублиматы с Траншая. А значит, сейчас можно подойти к холодильнику и взять, что душе угодно. Помню, как в детстве, с соплями и слезами, сталкиваясь с главной очевидной мыслью об этой реальности, обиженно дрожа плечами, выл: «Меня никто не любит!» Потом, в прыщавой и нескладной юности, в этой фразе скорее сквозило удивление, чем обида: «Меня никто не любит?» Этот вопрос и гнал меня к приключениям, провел по дорогам через довольно стремные места… пока не привел в летное училище на Хомланд. Потом много десятилетий эта мысль придавала скорее твердость и решительность. «Меня никто не любит», – сжав зубы, думал я и оставлял позади все ненужное, брал, что нравилось и летел дальше. С этой мыслью хорошо работается, воюется. Если надо, то надо, – мир все равно не станет лучше. Счастья не будет, но успех возможен и многие желания вполне реализуемы… А сейчас я сидел в своем кресле-трансформере, закинув ноги на стол, приглушив свет, включив негромко лиричный музон, потягивая хороший вискарь из стакана, дымя хорошим табаком, переваривая в животе хорошо проперченый говяжий стейк (распечатал последнюю упаковку с настоящим мясом), глядя то на плазму с графиками курсов акций и валют, то на «звезды в окне». И слегка улыбаясь в блаженном спокойствии думал: «Меня никто не любит». В этом было торжество и, может, быть счастье. Странно, почему эти придурки в «Демиурге», столько десятилетий безуспешно возившиеся с цифровыми бабами, не догадались лучше создать цифрового кота. Я представил, как было бы сейчас кайфово, гладить мурлыкающего сытого нахала, и вместе улыбаться уютному салону корабля, и вместе радоваться, что нас никто не любит, и что нам при этом так хорошо… Я зашел на сайт этой горе-конторы и отправил умникам свой совет – не получается с бабами, потренируйтесь на кошечках… И подумал, что кота-то я мог бы и настоящего прокормить. И правда, может, заведу кота? Потом, когда сделаем дело? ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх Она с подругами сидела, как обычно, на ресепшене втроем за широким столом, стоявшим на лестнице на площадке между этажами. По широкому коридору, появившись из крашенной зеленой двери, ступая по серой ковровой дорожке, к ним иногда подходили люди. Шли 10 метров по проходу без окон, освещенному мягким матовым серым светом из длинных ламп в потолке и стенах, молча. Большинство были сосредоточены и деловиты, некоторые торжественны или даже пафосны. Большинство скрывали свое беспокойство или, может, и не испытывали его, и выглядели довольно буднично, как будто ничего экстраординарного не происходит, как будто происходящее – просто маленькая бытовая необходимость. Вроде, как поход в баню что ли… Подойдя к столу, стараясь не смотреть в глаза девчонкам, гости показывали свои билеты. Девушки мило улыбались и говорили, куда идти дальше – на верхний или на нижний этаж. Большинство шли вниз по лестнице и там исчезали в коричневых дверях. У тех дверей стояли стилизованно экипированные охранники, которых называли моранами. Молодые чернокожие ребята, рельефные, стройные, подтянутые, одетые, как древние африканские воины – в набедренных пестрых повязках, в перьях в пышных прическах, с лицами, украшенными ярким макияжем. В руках они держали острые, настоящие копья, на поясе висели настоящие боевые ножи. Когда посетители проходили в нижний зал, они еще раз сверяли билет, и пропустив гостя к двери, ритуально скрещивали за ним свои копья, звонко ими лязгая и высекая яркую искру, на мгновение озарявшую проход вслед за уходившим человеком. Этот парень в черной куртке ей сразу показался странным. Одет он был как-то по-уличному, как если бы шел на работу или по магазинам. Он вошел быстрым шагом, как будто от кого-то убегал, озирался вокруг недоверчиво. Он не делал вид, что происходит что-то само собой разумеющееся, но и не был напуган или подавлен. Он именно не доверял… Когда он подошел к столу и показал свой билет, он сделал то, чего никто не делал – посмотрел ей в глаза. Она увидела там. Нет она не скажет, что там было – теперь уже она не верила. Но ей стало смешно и интересно. Когда она посмотрела в билет, стало еще не понятней. Это был билет в верхний зал. Это просто очень дорогой билет, с такими приходят большие начальники или бизнесмены. Чаще всего про них предупреждают и к ним готовятся. Вообще гость наверх – большая редкость, случается не каждый день. Но билет был настоящий. Девушки, улыбнувшись, кивнули парню, завлекающе погладили себя по волосам, подмигнули и показали кивком наверх. Он также быстрым шагом, и также недоверчиво озираясь, пошел по лестнице вверх к белым дверям. Открыл их, осветив все вокруг светом ярких белых ламп из верхнего зала, и скрылся за ними, мягко затворив за собой деревянные створки с серыми лакированными ручками. Девушки оглянулись друг на друга и улыбнулись. «Интересно, кто это?» – спросила Рыжая. «Может, лотерею какую выиграл?» – предположила Светлая. Она молчала, вспоминая его взгляд. Клиентов проходят мимо сотни в день. Девочки, конечно, обязаны их помнить на всякий случай хотя бы до конца смены. Но всех не упомнишь, да и за чем? Но этот запомнится, уже знала она. Ей стало грустно, что она не узнала о нем по больше, а теперь уже и не доведется. Подружки захихикали, почувствовав ее мысли и прочитав ее молчание. Однако, совсем скоро белые двери вверху открылись, и из них вернулся этот в черном. Такого уж точно не бывало. Клиент проходил всегда в одну сторону, выход был в другом конце зала, и через ресепшен никто не возвращался. Да и время – он точно не отбыл там в белом зале оплаченный срок… Парень спустился к ним, на его лице было еще больше недоверия, чем в начале. Он снова протянул им билет. Она смотрела внимательно на него и на билет, показала подругам, и они серьезно, кивнули – там все правильно. Но, в конце концов, даже если бы этому явно небогатому гражданину достался бы ВИП-билет по ошибке, – оставался бы там, раз повезло… Но парень не выглядел, как если бы ему повезло. Он смотрел ей в глаза снова – это был честный взгляд. Честнее она не встречала, но не понимала, что ему нужно, и что она может сделать. Не отправлять же из заведения восвояси. Потом, если прогнать вон, может случиться какая-то проверка, с девчонок спросят, почему выгнали человека с ВИП-билетом. Но в белый зал он точно не хотел. Перемигнувшись между собой, девушки показали парню на лестницу вниз. Звякнули в медный колокольчик с розовым бантиком, привлекая внимание моранов. Показали им на парня, сказав несколько слов на их языке. И еще раз указали парню на лестницу вниз. Он пошел туда покорно, подошел к африканцам и показал им билет. Мораны впустили его коричневые двери, и он, пройдя мимо их копий, скрылся в желтом полутемном зале. Она чувствовала – что-то не так. Какая-то ошибка. И, возможно, девчонкам еще достанется за то, что он ушел не по билету. Дело в том, что билеты не продавались за деньги, а присваивались различными организациями и ведомствами в соответствии со статусом, заслугами и прочим. Их заведение отдавало должное каждому, кто входил в их двери… Билеты соответствовали спискам, которые приходили из организаций. Теперь наверху, не досчитавшись своего клиента, могут поднять шум. Да и внизу, его могут случайно в толпе как-то вычислить. Ведь он не похож на обычного представителя тамошней непритязательной публики. Обычно туда идут семейные мужики, простоватые, иногда быдловатые, туда же идут и тетки – чаще всего пузатые мамаши, примерные жены, заслужившие, наконец, достойный отдых. Девчонки, думая об этом парне, уже ждали, что сейчас коричневые двери откроются, и он выйдет из них, опять тыча своим билетом и глядя ей в глаза. Но двери не открывались, мораны стояли неподвижно, чернея на черном фоне, пестрея яркими красными повязками и перьями. – Наверное, понравилось, – хихикнула тихо блондинистая подружка. – Желание клиента – закон, – буркнула рыжая. Она с удивлением почувствовала огорчение от того, что история на этом закончилась. Работа привратниц – редкостная скукотища. Там в залах, с клиентами – настоящая жизнь. А тут сидишь и смотришь на билеты, сверяешь со списками. За все бесконечные смены не было ни одного не соответствия. Администрация в заведении работает четко и накладок нет. Вся работа привратниц – быть милыми и улыбаться. И вот, впервые, столкнулись с какой-то непоняткой. И все равно же не знали, что делать. За спинами у девушек было что-то вроде внутреннего холла. Там в тени был у них холодильник, была микроволновка и чайник. Блондинка воткнула чайник в розетку и стояла в раздумьях, открыв холодильник. Белый, тихо гудящий, он был в основном заполнен хавчиком моранов – консервами, йогуртами и нарезкой красной рыбы. Блондинка достала свое клубничное варенье, вынула из пакета над микроволновкой батон хлеба и позвала подруг перекусить. Пережевывая белый хлеб с красным вареньем, запивая чаем с лимоном, снова обсуждали того парня. «Потеряный какой-то», – говорила блондинка. «Может билет нашел просто?», – предполагала рыжая. «Беспонтовый какой-то. Голодранец, а глаза, как у … Не пойму, что за взгляд у него странный», – размышляла блондинка. Они умели различать людей по их взгляду. Есть взгляд холопа, есть взгляд барина, взгляд затравленной жертвы, вора, мента, купца, учителя… А этот? Вообще чем-то на мента похож, на опера – очень внимательный и пронизывающий, но для мента он себя как-то слишком потеряно вел. К ним часто приходят менты – уверенные, твердой походкой, с улыбочкой – сильной, властной. Может, правда, опер, или проверяющий? Инспектор? Вот это мы огребем тогда, – думали девушки, почему-то не боясь этого, греясь чаем, наслаждаясь тем, как варенье прикасается к языку. ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх Батальон длинной колонной грузовиков шел по центральному широченному проспекту Каулнина – проспекту Балдура. Пять полос в сторону центра были очищены от всех, кроме военных, и грузовики ехали быстро. В кузове под тентом солдат трясло на скамейках. На чистом синем небе горело яркое октябрьское солнце. Вчера с разбитой промзоны тянулись черные тучи, сегодня они были бурые и ржавые, с ними иногда влетала кислая вонь железа и химии. Ратмир видел, как на него смотрели солдаты – бледные не выспавшиеся худые лица, почти детские глаза искали и находили надежду в нем – в своем ротном. «Каждому военному в лучшее верится, может быть кто-нибудь выживет из нас…», напевал под нос веселую песенку из детского мультика про крокодила Ратмир. Он сейчас себе нравился. Он высокий, метр девяносто, широкоплечий и худой, атлетичный, спортивный, живучий. Он добрый, он сильный. Он блондин, что редкость для Орды. Его мама родом из Каулнина, в ней западная кровь. В детстве он жил в недалеко от столицы, а в Каулнин ездил на лето к бабушке. После военного училища, он три года покомандовал взводом в джунглях Флорины, а потом ему удалось перевестись в 22-ю дивизию, в любимый город. Отцовское могучее телосложение восточного ордынца и высокий рост в добавок к светлой шевелюре и серым глазам каулнинца часто заставляли его высоко оценивать свою внешность. Всегда была доля сомнения, как и сейчас, – а может Ратмир понравился той утренней проводнице? Может, она сейчас думает о нем? Колонна разворачивалась на эстакаде, выкатываясь на проспект Саара, ведущий в южные района города. Под эстакадой медленно ползли, полностью запрудив улицу, автобусы – продолжалась эвакуация населения. Проехав минут десять по проспекту, свернули в проулки, с остановками, начали петлять дворами, расползаясь группами по 17-му микрорайону, выходившему к южным окраинам. Рота Ратмира пятью машинами выкатилась на площадь перед спортивным центром «Батыр». Спешились, бряцнув сапогами об асфальт с высоты кузова грузовика. Комбат прислал сообщение в полковом закрытом чате, «Батыр» – опорный пункт роты Ратмира. Спортцентр – трехэтажное мощное бетонное сооружение с подвалами и разветвленными подземными коммуникациями. За его задним торцом клином уходят к пустырям две жилые девятиэтажки. Рядом большой торговый центр с ресторанами, но это бесполезная стекляшка, интересная только подвалами и выходами в подземные коллекторы. За девятиэтажками хороший обзор на юг. А до леса почти два километра пустоши. Ратмиру повезло – в других местах город плавно перетекает в пригороды и промзоны, что затрудняет оборону. А эта площадка вокруг «Батыра», как крепость… Ратмир отправил по одному взводу в жилые дома, третий взвод, связистов, медпункт и кухню начал размещать в спортивном центре. Роте подбросили усиление – тяжко припыхтели, спрыскивая в стороны вонючие струи горелой вони, три танка. Незаменимая вещь. Подкатили два пехотных артиллеристских комплекса ПАК. Легкобронированная полевая арта – гроза танков, оснащена пусковыми комплексами, надежно убивающими танки или бетонные укрепления управляемыми снарядами на дистанции до 3 км. Но здесь, в городе толку от нее мало. Биться придется в ближнем бою, где эти ПАКи упакуют в момент. Позже всех, мягко шурша и гудя, как трансформаторная будка, подошла зенитка. Поможет, если что, от вертолетов. Ратмир стоял у окна девятиэтажки на пятом этаже и смотрел в лес, в котором уже, наверное, аргуняне. Связист подошел сзади и показал прибор контроля – на экранчике елозили и вздрагивали красные столбики. Это значит, эти дома сейчас кто-то осматривал с помощью тепловизоров, дистанционных металлодетекторов и газоанализаторов. Аргуняне обнюхивали эти каменные строения, и, конечно, уже учуяли Ратмира, его солдат, и его танки. Капитан поежился от этого враждебного внимания, и, с неудовольствием, ощутил нервные разряды в пояснице, тяжесть в костях, ноющую пульсацию в коленках. Сильный промозглый ветер задувал в окно, пронизывал, Ратмир почувствовал себя беззащитным и обреченным. От страха есть два надежных способа. Когда вдруг ловишь себя на этом чувстве, похожем на дрожь у человека, входящего в ледяную воду, надо не плавно входить, а нырять сразу с головой. Ощущение грани между воздухом и водой, зыбкой грани между реальностью и страхом неопределенности, исчезает, если не задерживаться на этой грани. Поэтому в драке Ратмир сразу нападал первым, если чувствовал, что махач не избежен. И страх не успевал помешать. В боевом уставе, другими словами, но было сказано тоже самое – атаковать противника, лучше, чем ждать его атаки. Но сейчас Ратмир не будет атаковать этот темный непроглядный лес, а останется в обороне, на удобной позиции, «проявит выдержку», а страх одолеет вторым надежным способом. Над вспомнить женщину, например, ту проводницу… Он скрупулезно восстанавливал перед своими глазами ее глаза, коленки, лодыжки, ладони. Медленно брел памятью по спине, по руслу ложбинки вдоль позвоночника. В паху стало тяжелеть, нервные электрические разряды переместились с поясницы в лобок. И тут Ратмир вспомнил – сразу за копчиком у нее ямка. Нет, не «та», а между ней и кобчиком – маленькая ямка. Ратмир застрял на этом воспоминании – серый утренний свет из окна купе, бросал четкие тени, и ямка была видна, как маленький кратер на луне – четкая, с резкими очертаниями. Думал ли он этим утром, что будет вспоминать эту ямку перед смертью? Ратмир почувствовал, как от этой мысли, у него затряслись плечи, а губы растянулись в трудно сдерживаемом смехе. Страх исчез. Капитан, знал, что сейчас у него храбро и бодро блестят глаза, а лицо приобрело веселую уверенность хищного зверя, и решил пройтись по позиции, подбодрить солдат. Он шел по этажам и лестницам, трогая каждого бойца – кого ласково за локоть, кого с шуткой хлопая по спине, кому-то со смехом давая несильный подзатыльник. Он смотрел им в глаза, как бы молча делился с ними своей секретной ямочкой, отпускал какие-то грубые шуточки, поправляя на парнях шлем-сферы, бронежилеты, подтягивая ремни, проверяя оружие. Был энергичен, быстр, как бы расталкивая ребят, как бы сообщая им свою энергию движения. В таком состоянии мысль лучше работает. Он решил «попортить» ПАКи – снять с них пусковые комплексы и вместе с боекомплектом втащить на этажи. Оставшиеся безоружными легкобронированные базы от ПАКов, он будет использовать, как бронетранспортеры для маневра пехоты или эвакуации раненых. Задачка физически тяжелая, но бойцы с радостью взялись за дело. Карабкаться по лестнице, матерясь и ударяясь о железяки и друг об друга – намного лучше, чем сидеть на бетоне у холодного окна, смотреть в тот лес и бояться. Они любили его, Ратмира, в том числе и за эту его выдумку. Он всегда знал, как схитрить перед начальством и пробить для них лишние сутки к отпуску или хотя бы торт на воскресенье, мог выручить залетевших за пьянку или самоволку. А теперь вот придумал, как сделать собственное, уникальное супероружие. ПАКи уже были установлены в «своих квартирах», танки, напустив вокруг себя бесформенные серые непрозрачные для радаров голограммы, «растворились» во дворах среди детских площадок, микросквера на десяток берез и мусорки. Зениточка въехала в проем между спортивным и торговым центрами. Солдаты поели, укрепили окна и проемы мешками с песком, и даже вздремнули. Медпункт в холле спортцентра разложился на бывшем ресепшене своими склянками, банками, выложив в гардеробе матрасы для будущих раненых. Около 3- часов дня, фактически на ночь глядя, связист сообщил Ратмиру, что радарами учуял движение аргунских танков лесу. Их пехота там торчала с полудня, их командир сидел в овраге за поляной, прячась за сосновыми голограммами и трансформируя свои шумы, под шумы ручья. Но танки означали, что в сумерках, они ударят. Ратмир побежал вместе со связистами в левую девятиэтажку, «на квартиру» к одному из артиллеристских расчетов. С другими он договорился общаться в открытом чате какой-то найденной наспех группы этого микрорайона в соцсети, обеспокоенной скидками в магазинах. Закрытый полковой чат сто пудов аргуняне уже читали, командиры сейчас начнут вызывать по рации – их скрипучие голоса будут трещать вперемежку с фоном, как из каменного века… Добравшись до арты, Ратмир стал показывать им овраг, где прятался командный пункт противника. Они шарили своими щупами среди фуфловых сосен, двигали ушами над ручьем, пока не уперлись в точку – там.  Ратмир приказал им выцелить эту точку и ждать. В чате шопоголиков он связался с двумя другими ПАКами и объяснил, что несмотря на военное положение и бардак, детское молоко для мамочек продолжают отпускать со скидками просто на новом «таком-то» адресе. Артиллеристы, поняли из этого, где стоят «их танки», через десять минут прислали «Ок», что значило, что они взяли цели и готовы. Условившись со всеми, бить залпом по условной команде в чате шопоголиков, Ратмир спустился во двор и по рации, получив добро от штаба полка, связался с минометчиками, приданными полку в составе артдивизиона. Договорился с ними на 15-52 – дадут 15 блоков мин в «его» лес. Все это была импровизация, ее не было в плане обороны, но случай надо использовать, тем более хороший – не всегда удается так хорошо и вовремя разглядеть танки противника. В 15-52, Ратмир, прилег у окна на лестничной клетке, глядя в лес и держа мобилу в руке. «В 3-м павильоне дают сосиски, дешево!», – бросил он своим шопоголикам в чат и лежа, уставился в окно. Управляемые комплексы с ПАКов тусклыми лампами выскочили из окон и по кривой неуклюжей траектории полетели к лесу. Узкие длинные полоски белого огня, похожие на лампы дневного света в учреждениях, быстро утонули в серой хмари вечереющего неба над лесом. Вдруг в этой хмари вспыхнули три вспышки. Надежность огня ПАКов стопроцентная, Ратмир был уверен сейчас, что выбил два танка и уничтожил командный кунг, возможно вместе с командиром. «Вот же я сука!», приговаривал, уставившись в окно, «Вот же я сука!» Над домами пролетели с легким свистом минные блоки. Их выпускали из трех ствольных пушек, откуда-то из глубины 17-го микрорайона. Над позициями аргунян в лесу, блоки лопались, как салюты, из каждого на небольшую окружность рассыпалось по 5 мин. Стекла дрогнули, по ушам пришел удар – это докатилась волна от трех взрывов от ПАКов, от мин пошли бодрые частые хлопки. Блоки прилетали еще и еще, по три в залп. Лес накрыло облако пыли и дыма. «Вот же я сука!», – думал Ратмир, представляя, себе, как под минами мечется по осенней грязи в лесу аргунская пехота, как светятся раскаленные до плазмы остовы двух танков и, как, может, быть от вражьего командира не осталось даже гриля в превратившемся в золу автокунге. Бойцы, кряхтя и сопя тащили ПАКи по коридору к лестнице – хорошо бы успеть вытащить их из здания. Сейчас будет неминуемая и суровая ответка. Ратмир со связистом резво бежал по лестнице вниз вместе с солдатами и орал «Все во двор! На прогулку, дети, на прогулку!» Были уже во дворе, когда почувствовали, как вокруг подернулось рябью пространство. Девятиэтажка чуть двинулась и как бы вздрогнула, ее очертания стали расплывчатыми. Так работает плазменная гаубица. Что будет дальше, солдаты знали. Внутри, между третьим и пятым этажом ослепительно пыхнуло белой вспышкой. Секунду назад здание было целое, но в следующую секунду оно пробралось уже не целиком, как будто у отдельных кусков оказалась разная траектория жизни. Был звук сначала невообразимой силы шлепка, а потом треск камня и железных труб. С грохотом начала осыпаться вниз секция второго подъезда, вниз валились огромные плиты, трубы и мелкая красная кирпичная пыль. «Вот же я сука…», – повторял про себя Ратмир, глядя как сыпятся кусками дома вокруг. Аргуняне посчитали его серьезным противником и удостоили удара корпусной артиллерии… Досталось не только двум использованным им в бою девятиэтажкам, но и нескольким соседним зданиям. Плазмой прошивали в домах, как автогеном, дыры. Над собой Ратмир услышал снова ветер и почувствовал расслоение пространства. Подняв голову, увидел в небе, что-то вроде шрамов или трещин – это обнаружили огневые точки аргунской плазма-батареи ордынские артиллеристы и стали долбить своими плазма-гаубицами. Судя по разрушениям и времени воздействия, по роте отработали три вражеские плазмы, ордынцы ответили очень быстро («Красавцы», – думал про них Ратмир) и скорее всего успели хоть кого-то накрыть. Он, Ратмир, очень неплохо начал свою войну. «Вот же я сука», – мысленно твердил он, – «это вам не 20-ю дивизию по лесам гонять, тут вы у нас огребете по полной». 1,3 Биржа – не единственный мой заработок. Часто он приносит больше денег, но все-таки – не основной. Главная работа – по специальности. То, чему меня научили в Хомланде, работа с информацией. По договору с несколькими компаниями я готовил новостные публикации для СМИ и вел несколько аккаунтов в социальных сетях. Последний год я работал репортером на планете Васту в системе Х Антары. Возможности связи и соцсетей позволяли полностью погружаться в реальность этой планеты и выдавать репортажи «оттуда» с эффектом присутствия. СМИ, конечно, предпочли бы иметь собственного корреспондента там на месте, но это слишком дорого. А я, и тысячи мне подобных, делали эту работу гораздо дешевле. На Васту лет тридцать назад пришли к власти религиозные фанатики – планета была пустынна и мало населена, поэтому цивилизованным обществам было поначалу на это плевать. Да, там создали какой-то первобытный режим с властью священников, божьим судом, рабовладелием и постоянными репрессиями над несогласными. Но толком это никому не мешало за пределами планеты и считалось, что они имеют право жить так, как им нравится. Со временем, Священный совет Васту решил стать религиозным центром Галактики и стал созывать со всех планет тех, кто истинно верил и хотел жить по божьим законам. Оказалось, что таких не мало – люди бросали все – работу, семьи, продавали все за бесценок местным религиозным общинам, и взяв билет в один конец, летели на Васту. Скоро и без того скудная планета была перенаселена, там началась настоящая нищета. И вот, пожалуйста, свергнув старых священников-аскетов, к власти пришли ребята по проще. Они обвинили во всех бедствиях – все остальные миры. Мол, Галактика погрязла в грехе, преклонилась перед ложными богами и специально душит Васту голодом, чтоб не дать встать на ноги истинно правильному обществу. Самых истовых и крепких стали собирать в бригады Святой Гвардии, отряды которой стали нападать на соседние планеты системы Х Антары, сбивать пролетавшие мимо корабли, пока не стали угрозой для планеты Балат, где добывали энергоресурсы серьезные дяди. Фанатики никогда не были умелыми бойцами. Подохнуть геройски они часто, действительно, готовы, но победить – нет. В общем, им довольно быстро вкачали по самое не хочу. Священный город сожгли лучом из космоса. Разбомбили все, что можно было назвать строениями, вплоть до последнего сарая. На Васту высадился международный контингент и, казалось бы, на этом все. Но вмешались гуманно мыслящие люди и убедили галактическое сообщество не дожимать святых отцов. Местным и всем пришлым фанатикам разрешили снова избрать себе священников, укомплектовать органы власти и жить по законам, которые им нравятся. Международные организации стали выделять им гуманитарную помощь и финансирование с единственным условием, чтоб они больше ни на кого не нападали, а жили сами по себе. Предполагалось создать тут настоящий религиозный центр Галактики – с монастырями, Академиями, союзами художников и т.п. Но эти люди сами по себе жить не смогли. На планете сформировались куча враждующих государств, воевавших между собой за нюансы священных писаний и транши гуманитарной помощи. Те, кому не доставалось подачек от погрязшей во грехе Галактики, нападали на международный контингент и на соседние планеты. С тех пор там тридцать лет сплошная война всех со всеми, голод, разруха. Теперь, это галактический центр какого-то запредельного маразма, и главный поставщик чернушных новостей для СМИ. Если кто-то сытый, довольный и слегка заскучавший в этой Вселенной хочет чуть-чуть мерзости, – он просто смотрит новости со Священной планеты Васту. Мне всегда было странно видеть верующих и слышать, что кто-то во что-то верит. Конечно, иногда и я во что-то верил, но только очень локально, да и то временно, пока вера не сталкивалась с неумолимыми фактами. Конечно, как все, кто родился в эту эпоху, я был крещен по вере в Единого. Не очень хотел, но заставили родители. Я был против, но это было модно и им хотелось непременно кого-нибудь покрестить, покрасоваться, пофоткаться у алтаря. Я был против, но мы нашли компромисс, – я не буду поститься и каяться на исповеди. Навру попу, что не кушал вчера весь день, и скажу первый попавшийся любой грех, чтоб «покаяться». Поп поставит галочку, старшие будут счастливы, а от меня на этом отвалят… Крестик я не носил. Родители хотели, но на том месте висел кулончик с патлатой мордой одного революционера, это был уже принципиальный вопрос и образ огненного героя на не пойми чего я не променял. Ни у меня, ни у кого из заслуживающих моего доверия друзей молитвы не исполнились. Значит, эта машинка, как минимум не работала. Можно сказать, я зато лично знаком с Сыном Единого. Не таращьте глаза. Со мной в параллельном классе в школе учился мальчик по имени Пет. Похоже их с матерью бросил отец или с ним что-то случилось… Мальчику старшие наговорили, что отец у него моряк, где-то за морем, но когда-то вернется. У нас в школе толком не было тусовки, у каждого было по два-три друга, какого-то сообщества, как обычно показывают в кино про школьников, не возникало. А этому мальчику хотелось тусовки, и при этом быть ее гвоздем. То ли он нас хотел всех одарить любовью, то ли нашей хотел любви, но никто из нас не испытывал потребности в общении с ним. Просто не интересен был. А в то время все дети буквально были помешаны на «вкладышах». Нынешняя молодежь не знает, конечно, что это… Это фантики от заморской жевачки. Жевачка стоила рубль, вкладыш тоже стоил рубль, саму жевачку обычно выбрасывали. Цветные эти фантики были, как деньги, их можно было обменивать, у кого их было много, того уважали, их любили девочки… Привозили это добро те родители, которые бывали за морем. И вот, этот Пет стал каждому из нас обещать, что его Отец скоро приедет и привезет много вкладышей, и он каждому подарит по несколько штук. Мы молча кивали, мол спасибо, и сворачивали тему. Но он повышал ставки обещал уже десятки фантиков, но главное, требовал общения, уважения и любви уже сейчас, раз он такой щедрый и добрый и ему ничего для нас не жалко. Кого-то это раздражало, кого-то смешило, но скоро нашлись и те, кто разозлился. Кто-то из старшего класса был в плохом настрое, когда Пет опять подошел к нему с обещаниями. Этот кто-то ударил его «в душу», под грудь. «Где мои вкладыши, сука? Ты мне уже 20 обещал, ты за базар отвечаешь?», – проорал он мальчику в ухо, и поставил на проценты. Назавтра мальчик ему должен 21 вкладыш, через день – 22… и каждый день, если не принесет будет бит. Никто, конечно, не верил, что будут вкладыши, но игра в травлю многим пришлась по душе. Мальчика встречали уже на крыльце школы и били с каждым днем сильнее. Скоро он был должен тысячи фантиков. Мне хочется верить, что я не участвовал, по крайней мере не помню, чтоб бил его сам. Но это было событием каждого дня, встречать Сына заморского отца собиралась толпа, кто не бил, тот смотрел. Ему таки удалось собрать вокруг себя что-то вроде тусовки. Помню, как трещала у него голова, когда его уже лежащего на коричневом кафеле били ногами. Это первый мой детский опыт вида крови, соплей и слез. Дети бывают свирепы, как звери, на мальчике не оставалось живого места, а он все твердил, что скоро приедет Отец, и вкладыши будут. Не понимаю до сих пор, почему эту историю не прекращали учителя, почему его не перевели вовремя в другую школу. Потом, конечно, перевели – в другой город, в спецшколу – у него уже были явные отклонения в психике. Так я и понял потом, что не надо верить в Отца, ни вкладышей, ни подарков, ни чего, о чем бы не просил – не будет. Каждый раз, когда мне говорят про Отца небесного и его дары, я вспоминаю трепыхающееся, изгибающееся от ударов тощее тело того верующего в своего заморского папу мальчика. Поэтому, когда, видел в храмах, распятого и замученного Сына Отца (очень кстати похож на тощего побитого Пета), не удивлялся – то же небось до конца верил, что сейчас небо раздвинется, папа придет и спасет… Верующие в Единого, столпившиеся возле замученного, со своими просьбами к его Отцу, всегда мне напоминали моих одногодок в школе, казалось, это они его и мучают. Как-то прикола ради озадачил одного из них – типа если вам его так жалко, как вы все говорите, так снимите его, что ж он висит две тысячи лет и страдает. Мужчина, подумав с пару секунд ошарашил своим глубоким пониманием вопроса – «он за наши грехи там висит, а грехи еще не кончились». Он развернулся и пошел на выход из храма с видом человека совершенно точно идущего грешить дальше, пока «этот» за них повисит. На Васту этим летом международным силам пришлось разгромить очередное священное государство, созданное в относительно плодородной долине Чобан между двумя горными хребтами. Государство создали молодые священники и собрали истинно верующую молодежь со всей планеты. Замутили какую-никакую экономику, экспортировали овощи, не просили ни у кого гуманитарной помощи и вроде не слишком грозили соседям. Проповедовали мир и любовь. К ним даже прилетали фанатики с других планет, слетались со всех миров девушки, чтоб выйти за муж за местных парней и жить в счастье и с богом. Теперь уже толком не понятно, что там случилось – почему-то соседние священные государства на них ополчились, и стали жаловаться в гуманитарные организации. Случилось несколько пограничных конфликтов. Потом были нападения на международные конвои, а потом произошел взрыв на Балат, в котором погибла тысяча человек и был понесен большой финансовый ущерб. Следствие пришло к выводу, что взрыв – дело рук боевиков из долины Чобан. Долину плотно пробомбили с воздуха, потом там высадились войска. Парни-фанатики оказались упорными, а их города неплохо укреплены. Бои были жестокими, международная бригада умывалась кровью в каждой деревне, упрямо все-таки, ровняя с землей город за городом. Истинно верующих хоронили тысячами в длинных траншеях вдоль дорог. СМИ хорошо платили за репортажи оттуда. Я мониторил местные чаты и группы в соцсетях, общался с местными, вел аккаунт якобы местного светского оппозиционного политика с «усредненными идеями, за все хорошее». Выдавал «оттуда» интервью, репортажи, «делал» фото и видео (скачиваешь реальное фото оттуда и с помощью специальной программки делаешь фото этого же события чуть с другого угла). За этот месяц я надеялся так заработать 20 золотых с учетом эксклюзивности любого материала из горячей точки и возможно какой-нибудь запредельной жути или мерзости, которая так и прет с новостями с Васту и собирает миллионы просмотров в считанные минуты. Сейчас я нашел в городском сообществе Линдах видео входящей в него колонны танков из международной бригады. Видео было опубликовано две минуты назад – новость свежая и важная. Линдах стоял на перекрестье путей к горам и к столице Чобан. Я создал в программе несколько проекций этого видео с разных плоскостей, разложил на фрагменты и отредактировал, переработав шумы. Получилось вполне уникальные две минуты. Увеличив и рассмотрев номера и символы на танках и машинах, форму на военных, я понял, что это колонна 3-й роты 5-го батальона. По спискам узнал, кто командир, сверил его портрет на официальном сайте бригады с лицом майора, командовавшего солдатами на видео, удостоверился, что это он. Нашел его профиль в соцсети и увидел его пост «Мы без потерь в Линдахе» и фото. Фоточку я тоже развернул до степени уникальности. Отправил в информагентство с пометкой СРОЧНО!: «5-й батальон международной бригады силами одной роты танков и пехоты в эти часы занимает Линдах. Как сообщил командир батальона Эрих Клосс, лично возглавляющий операцию, взятие города прошло без потерь. Сопротивление боевиков сломлено. В ближайшее время подробности от нашего корреспондента в Линдахе». И прикрепил к текстовому файлу видео и фото. Потом зашел в программу, где давалась спутниковая панорама Васту, спустился на улочки Линдаха, осмотревшись, что где. На окраине вдоль улицы Пробуждения рыли траншею и стаскивали туда трупы. В западной части города что-то горело и дымило. Танки расползлись по главным площадям. Пехота прочесывала дома, сгоняя кого-то толпами к траншеям, а кого-то к центральной площади. «В западной части Линдаха боевики оказали солдатам Клосса отчаянное сопротивление, но были подавлены огнем из танков. Всех мужчин сгоняют сейчас в северную часть города, на улицу Пробуждения. Как рассказали мне местные жители, рабочие там уже роют траншею с помощью инженерной военной техники. На подходе к городу полицейская группа и мобильный трибунал. Все это вместе, возможно, означает скорые расстрелы. Женщин собирают на площади Звезд в центре города. Известно, что среди них много иностранок и инопланетянок, приехавших по программе божественной любви и вышедших замуж за боевиков. Жители соседних деревень вдоль трассы сообщают о движении в сторону Линдаха колонны автобусов. Видимо, на них женщин будут вывозить в лагеря вдов». Этот текст я отправил вдогон первому письму. Кое-что я тут додумал, но не выдумал, пусть и виртуально, но я уже в этих краях год, и знаю, чем здесь все кончается.  Теперь надо пообщаться с участниками событий. Под аккаунтом политика я стал списываться с местными «друзьями», отправил запрос на полную информацию в пресс-службу военных, и майору Клоссу. К вечеру у меня уже было достаточно информации для обширной итоговой статьи для своего информагентства. Клосс сообщил, что к вечеру у него погибли двое солдат на мине. Местные жители набросали кучу эмоционального контента о своих трагедиях – их соседей и друзей сейчас пытали и расстреливали на улице Пробуждения. Были вполне слезливые истории, с фотками будущих жертв этой ночи, их биографиями и убедительными на взгляд друзей доказательствами невиновности… Пресс-секретарша Женского Союза написала мне, что все девушки – жены боевиков получили питание и медицинскую помощь, с ними пообщался психолог. В общей сложности 1229 иностранок и инопланетянок отправлены еще до наступления темноты в ближайший лагерь вдов неподалеку от села Таркхай. Когда хочешь по-настоящему добиться эффекта присутствия, приходится много тратить времени не только на сбор информации, но и на «просто общение». Сегодня это особенно необходимо. Пришлось кого-то успокаивать, получив базу данных по задержанным, делиться ею с жителями, пытающимися выяснить судьбу родных. Помогать координировать действия правозащитников и активистов – мы научились в таких случаях создавать мобильные волонтерские группы, которые собирали детей, оставшихся в результате без родителей. Сейчас ребятню кучковали в детсаду, куда неравнодушные по нашему зову несли еду, игрушки и шли сами, чтоб ухаживать за самыми маленькими. К концу дня я уже забыл, что я нахожусь у себя на корабле. Я полностью себя чувствовал в Линдахе, знал, что творится в любом углу города, слышал залпы на улице Пробуждения, плач сирот в детсаду и, казалось, слышал запах дыма горящих домов и запах горячих лепешек из тех домов, что уцелели. Между прочим, зафрендился с Клоссом, «как местный» я сообщил ему некоторые нюансы обычаев Линдаха и кое-какую оперативную информацию, важную для него. Перебросившись за день с майором десятком фраз, я, видимо, добился его уважения и доверия настолько, что он вечером обещал мне позвонить, как освободиться – просто поболтать. К вечеру, я сделал себе сзади соответствующий фон (голограмма на базе фото обычной комнаты в обычном доме в Чобане) и одел идиотский костюм с галстуком, какие носят в тех краях оппозиционные светские политики. Майор вышел на видеозвонок – у него за спиной был фон армейского командирского кунга. Клосс говорил в основном сам, а я слушал. Майор говорил, что только полгода на Васту и на этой войне, и до сих пор не привык к расстрелам. «Одного не могу понять, – чесал подбородок комбат, – может, ты мне скажешь, доктор Фадир (это меня так звали в долине Чобан), как местный, – с чего вдруг? Откуда берется этот фанатизм? Ведь с виду такие же, как мы с тобой. Что им неймется? Чего они хотят, ради чего готовы умирать вот так бессмысленно? Я что-то замямлил про низкий уровень образования, гонения на свободную прессу и светских политиков, оголтелую пропаганду… Майора это не убеждало. – Я отлично, знаю, как люди умеют притворяться и делать вид, что они верят любой пропаганде, изображать из себя правоверных. Но никто не готов умирать из-за пропаганды. А эти готовы за своего бога погибать. Они настоящие как-бы… Я неделю назад видел обобщенную справку по всем досье задержанных боевиков в Чобане с начала боев. Похоже, только я обратил внимание, это даже не выведено в отдельную графу. Из 300 тысяч задержанных почти 270 тысяч – дети из неполных семей, безотцовщина. Ты же знаешь, что на Васту безотцовщина редкость редкостная, я имею в виду именно случаи, когда отец ушел из семьи, а не погиб. Здесь таких 200 тысяч и еще 70 тысяч – прилетело таких же с других планет. Ты слышишь, доктор, залпы с улицы Пробуждения? Это мы, получается, там расстреливаем ублюдков. Они думали, что нашли здесь небесного отца, который подарил им эту долину, плодородную землю, жен… Они за это умирают. Дальше разговор пошел с оговоркой «не для прессы», которую я свято чту. Майор – не идиот, он понимал, что вина Чобанцев за взрыв на Балате доказана не ахти как убедительно. Роль сыграло политическое желание угодить другим, более управляемым режимам на Васту, сыграли роль какие-то денежные потоки, может что-то еще… Клосс допивал вискарь, курил сигару и глядя в камеру, говорил мне: «Чертова работа, получается, я должен прибраться за ними, и перестрелять их ублюдков…» Пользуясь «таким» доверием, я посетовал, что нет никакой инфы по обстановке в лагерях вдов, а это волнует все сообщества. Слишком много слухов о том, что женщин там унижают и калечат, используют для секс-услуг. Кому они там могут в пустыне эти услуги оказывать не известно, но слухи надо развеять чем-то внятным. Майор ответил, что это очень «закрытая тема» и военных туда не подпускают и на милю. Но в обмен на информацию о настроениях в Линдахе пообещал дать мне контакт одной бабы – «Если выжмешь из нее что-то – все твое». Выходить мысленно из каши на Васту и приходить в себя, сидящего в комфортном кресле-трансформере на борту – всегда не просто. Какое-то время кажется, что чувствуешь вонь от канализационных ям, от грязных матрасов, тряпья и людей. Кажется, что слышишь и чувствуешь мух. От этого надо отойти, но в этот раз не давал – торчал в мыслях Клосс с его ублюдками. Я решил его смыть, разделся и пошел в ванную, залившись горячей водой с душистой пеной. Включил плавный музон и приглушил свет. Майор в поцарапанной каске, в выцветшей мабуте, все равно торчал перед глазами, рассказывая про траншеи с мертвыми искателями отца. Я вспомнил своего отца – спокойного пофигиста, читающего газеты лежа на диване. Когда у тебя есть отец, ты с детства понимаешь, что не надо ждать от него вкладышей или сказочной земли Чобан. Понимаешь, что если бы и был где-то среди звезд Отец Небесный, то это был бы кто-то такой же – на небесном диване, с небесной газетой, и ему до тебя не менее пох, чем земному. Возможно, сейчас, продвинутый и современный небесный отец лежит и смотрит спокойно в телефоне мои новости, как в Линдахе закапывают в траншее его ублюдков. ххххххххххххххххххххххххххххххххххх Привратница время от времени становилась уборщицей. Сейчас – очередь Черной, и она, сняв каблуки, натянув на ноги тапки, перчатки на руки, взяв в руки тряпку и мешок для мусора, воткнув в уши наушники с музыкой, пошла в зал, находившийся за столом ресепшена, за каморкой с холодильником, микроволновкой и чайником. Отдернула черные тяжелые занавески. Потянула на себя легкие, как свет, разноцветные двери, открывшиеся за занавесками, и вошла. Огромный зал включал себя разные углы, отличавшиеся разной цветовой гаммой. Вход и середина были бордовыми. Длинная бордовая дорожка, вдоль нее красные постаменты с темно-медными табличками, на постаментах – фигуры восхитительно прекрасных людей. Статуи, сверкавшие белизной – атлетичные мужчины, прекрасные девушки, милые дети, мудрые и спокойные старцы. Они были кто в гневе, кто в страсти, кто в размышлениях, – но все улыбались, радовались своей красоте и красоте соседей, красоте жизни, которая была видна только им, где-то вне этих стен. Уборка здесь – формальность, здесь нужно только смахнуть пыль. В этот зал никто не ходит все те, годы, что Черная работала тут на ресепшене. Когда-то, говорят, это был главный зал, некоторые говорят, что даже единственный. Но потом бизнес заведения расширился, поток клиентов стал огромным и бесконечным – и построили два модернизированных новых огромных зала, куда и отправляют всех клиентов. А этот – закрыли, даже двери спрятали занавесками, чтоб у гостей не было вопросов – что там? Черная любила здесь находиться. Протирая тряпкой пыль с этих красавцев, с их мощной груди, крепких рук, фигуристых задниц, маленьких члеников, – она улыбалась им, и тогда казалось, что и их улыбки были  обращены к ней. Одни каменные парни улыбались узенькими губками и хитрыми глазами, намекая на что-нибудь эдакое. Другие улыбались широко и открыто, как добрые, но справедливые папочки, казалось, они могут подарить телефон, если действительно нежно пройтись тряпочкой по их мощным бедрам, гороподобным плечам. Женщины были не менее привлекательны, и многообещающи. Казалось, с ними можно было бы выпить вина, посидеть, поболтать, похихикать над всеми мужиками. Черная любила и их, нежно проходясь тряпицей по их острым сосками, окатистым кудрям, веселым ладошкам. Наконец, она подходила к их боссу. Крепкий мужчина, властные глаза, широкий взмах руки. Он не был похож на современного начальника – уставшего, боязливого, раздавленного между стыдом и страхом, как между наковальнями. Было сразу видно, что «над» этим боссом нет никого, Уверенное лицо говорило об отсутствии даже подобия страха, широко расставленные в стороны ноги – об отсутствии даже понятия стыда. Дальше, за людьми, тут были удивительные животные – крылатые, ползучие, бегущие. Они тоже любили ласку, и Черная им дарила ее. Протирала аккуратно и кота, и быка, козла, и огромного ящера, и черного ворона, и с каждым мысленно говорила. Закончив в зеленом пространстве зверей, проходила к темной части зала, где в тени, среди черных и темно-серых ковров стояла женщина – тоже прекрасная, строгая, молчаливая. С ней рядом были суровые неулыбчивые воины и псы. После них, брала пылесос и шла по коврам, массируя их ворс гудящей щеткой, возвращая яркость и радость. Черная всегда, когда была здесь, чувствовала, что может загадать желание, и оно исполнится. Но у нее не было желаний, ей просто нравилось здесь быть, нравилась эта работа, особенно после всего, что уже довелось пережить в прошлом. Маловато платят, бывает скучновато, но это лучше, чем…. Каждая девушка с ее внешними данными знает, как можно зарабатывать много. А если, даже глупышка не соображает, ей всегда кто-то подскажет… Ее бросили родители и улетели к другой планете, когда ей было 17, и она училась на первом курсе медицинского. Мать сказала, что с таким личиком, она в большом городе не пропадет. Черная, конечно, не пропала. Конечно, она не закончила институт, несколько раз смотрела смерти в глаза. Мальчики, особенно, военные, думают, что смерть и кровь – только их стихия. Они, мол, идут на войны, чтобы уберечь мирных и, особенно, девчонок от всего этого. Знали бы эти гордые сильные дебилы, что должна пройти 17-летняя девочка в глубоком тылу в мирное время чтобы выжить. И кто больше раз смотрел смерти в лицо… На этом девчачьем фронте всегда, каждые сутки, большие потери, а война бесконечная. И каждый день знаешь, чувствуешь, что твоя красота – это биоресурс, вроде нефти и газа, которые качает твоя страна, гонит на экспорт, смазывает им, как маслом, грохочущие железяки своего государственного механизма. И не отвалит от тебя, пока не выкачает до дна, оставив черную дыру, пустоту, ненависть и безысходность. Черная была сильнее, она не просто выжила, но даже слиняла. Пьяный, грязный, пахабный какой-то начальник, один из ее постоянщиков, однажды был вдруг в странном настроении. Его глаза были широко распахнуты и как будто остановились. На лбу были свежие морщины, на висках свежие седые волосы, казалось, она чувствовала его слезы и страх. Неизвестно, что с ним случилось, это был ее самый не разговорчивый посетитель. Но он вдруг спросил ее, хочет ли она свалить. И помог. Теперь она здесь на ресепшене. Зарплата – только на жилье и еду. Но она больше не пойдет «туда». Раньше, казалось, что человеческие голые тела, уже навсегда ей отвратительны, что она уже не сможет никогда подумать, что это мясо может быть прекрасным. Но ловила себя на мысли, что статуи в этом зале ей нравятся. Ей нравится, что они хотят выполнить ее желание. И у нее на самом деле что-то было. Чего-то хотелось, но не было ни слов, ни даже мыслей, чтоб сформулировать. ххххххххххххххххххххххххххххххххххххх Бой шел второй день. Вчера с такого начала, аргуняне не стали атаковать на участке Ратмира. Пару раз накрыли минометами, но короткими залпами, чтоб успеть отъехать и не схватить ордынскую ответку. Но утром их ПАКи, аналоги наших, как-то выцелили одну из квартир ратмировых артиллеристов. В жаркой вспышке исчезла целая секция – несколько квартир, вместе с расчетом одного из ПАКов. Их минометчики один раз удачно накрыли во дворе пехоту. За утро Ратмир потерял 20 солдат. Около 10 утра в лесу опять появились танки. Прошли в этот раз незаметно, выкатили на опушку леса и дали несколько залпов. Один выстрел был метким, выбил ордынцам пулеметный расчет в одной из квартир в 9-этажках. Танки не ждали, чем им ответит Ратмир и исчезли в лесу. В лесу связисты фиксировали какое-то невнятное копошение. По этой «невнятности» пару раз долбили из пулеметов. Но скорее всего, это были какие-то отвлекающие имитации, состряпанные ихними связистами из шума, тепла, света и голограмм. Нащупав опорные пункты ордынских рот, аргуняне решили наступать на стыках позиций, через незащищенные кварталы. Справа от роты Ратмира через дворы поползли танки и пехота. Маневр ожидаемый, орда знала, как с этим быть. Вчера транспортными вертолетами в Каулнин перебросили целый полк десантников. По-батальонно они встали за позициями 22-й дивизии именно для таких случаев. По кварталам, в которые вошли аргуняне, массированными залпами отработала плазма и минометы, над домами появились боевые вертолеты, выжигавшие танки. Потом в эти кварталы вошли танки из резерва, а потом десантура пошла на зачистку. От нескольких кварталов не осталось камня на камне, но прорыв аргунян был остановлен. То, что от них осталось, под прикрытием шумов, дымов и голограмм, отползло назад в лес. В отместку по 9-этажкам Ратмира и по спортцентру опять била плазма и минометы, короткими залпами… Так прошел день. К вечеру Ратмир заскочил на ресепшн спортцентра, посмотреть , что с раненными. На матрасах, под капельницами лежали 11 ребят. Еще пятерых «тяжелых» грузили на базы от ПАКов под тенты, готовясь отправить в тыл, к полковым докторам. Ратмир помогал втащить на платформу бойца, уложенного на палатке. В момент, когда, палатку втягивали наверх, у парня соскочил наркоз и он начал стонать, бешено озираясь вокруг. Тут то он и понял, что у него больше нет ног… Лапы ему отдавило плитой в обрушенной квартире, куда днем ударил танк. Врачи, делая все правильно, ампутировал обе конечности по самые бедра. Сейчас этот парень смотрел в глаза Ратмиру – первому, кого увидел. Капитан почувствовал, как он сейчас потеряет сознание от этого взгляда. Туда, в эти глаза не расскажешь сейчас ничего бодрого и патриотичного, про священную войну и воинский долг. Чувак сейчас осознавал, что в 19 лет стал калекой, человеком «с ограниченными возможностями», вряд ли он найдет нормальную работу, вряд ли женится и сделает детей, вряд ли он будет счастлив хоть когда-то в этой жизни. Он – обуза для родителей, сиделец в очереди за соцпомощью, сиделец дома до конца дней… Ратмир хотел было улыбнуться по-свойски, хлопнуть его по плечу, сказать что-нибудь про спортсменов параолимпийцев, про то, что надо взять волю в кулак и бороться… Или что-то про достижения медицины и крутые современные инвалидные коляски… Но молчал. Заполненный от шлем-сферы до носков в сапогах тяжким клеем стыда и виноватости, он молча впихивал палатку с парнем на платформу. Растерянно продолжая смотреть в эти глаза, скомандовал водиле трогать, и потом смотрел вслед удалявшейся в темноту машине. Сзади подошел батальонный врач по прозвищу Доктор Ливси из-за сходства с мультяшным персонажем – все время хохотал. В общем-то это всегда придавало бодрости и помогало преодолеть бойцам и командирам обычный человечий страх перед медицинскими делами. Ливси и сейчас душеподъемно ржал, интересуясь у Ратмира, как здоровье, как нервишки? Капитан отвечал, что все норм, но вдруг вспомнил про свой нюанс: – Вообще просраться не могу уже третьи сутки, никогда с этим не было проблем… – Так это ты взрослеешь, братан. Запоры – командирская болезнь, у солдата понос. Это в тебе чувство ответственности укореняется, нервная деятельность усложняется. Ты теперь не газель пугливая и легконогая, простая на посрать. Ты теперь лев, а лев неделю может готовиться, место искать, ветер подгадывать… Вон, комбат без слабительного уже вообще не может. Как наркоман. А у тебя то пока, что все ок, не волнуйся. Но если еще через три дня так и не просрешься, дам тебе волшебных капель и все будит тики так. Ливси, продолжая хохотать, побрел дальше к раненым. А Ратмир смотрел на угол фойе, где в ряд лежали 32 трупа – его безвозвратные потери на данный момент. Почему-то на них было проще смотреть, чем в глаза тому безногому. Он подошел, вглядываясь в лица, узнавая ребят. Эти – с арты, эти со второго взвода пехотинцы.  Не все 32 можно было назвать трупами. То, что осталось от уничтоженного расчета ПАКа и от пулеметчиков – кучи горелого тряпья, соскобленного с обугленных стен. Потом в тылу по ДНК найдут в этих кучах что-то из их тканей и отдадут родителям для торжественных похорон. Ратмир вспомнил про отца. Представил, как старик сейчас сидит на кухне и что-то по обыкновению строгает или чешет наждаком. Отец до старости любил что-то все время мастерить, успокаивал себя этим. Он, конечно, сейчас принципиально не смотрит новости, не смотрит в электронные почты и чаты. Мать, скорее всего сидит одна в большой комнате с выключенным телевизором и смотрит в стену. Она представляет себе Ратмира лежащим так же в фойе в виде обугленного куска мяса, обернутого в горелые тряпки. Отец, выстругивая деревяшку, по-своему колдует. Как ладно вытачивается деревянная хрень, так же ладно должно все сложиться у сына – без заусенцев, ровно, тютелька в тютельку, между пулями… Старый солдат сосредоточенно покусывает губы, что-то бормочет тихо под нос. На третьи сутки без сна у Ратмира начало гудеть в голове, и временами мельтешить перед глазами какой-то песок. За эти три дня и три ночи он толком и не прилег. Жрал что-то находу в сухомятку. Кухня у него работала норм, солдат кормили горячим, супами, кашей. Но он все толком не успевал подсесть к тарелкам. Хлестал воду из фляги. Пошел в конце концов к Ливси, просить хоть кофейку, чтоб не вырубиться. Спать было нельзя. Аргуняне в лесу постоянно что-то затевали, двигались и неожиданно били чем ни попадя. После провала «атаки в соседнем дворе», ясно, что они скоро снова ударят здесь, а внезапными эти твари умеют быть, спроси у 21-й дивизии, что разгромлена ими на границе. За эти три дня им удалось проползти на какие-то сотни метров на разных участках обороны ордынцев. Пару раз они прорывались чуть глубже, но их выбивали десантники. Ясно, что со дня на день, а, может, через минуту, они где-то ударят всей дурью по уже разведанной вдоль и поперек обороне. Ливси не дал кофе, а вколол ему прямо через китель что-то из синенькой ампулки, усмехнувшись, пообещал, что капитан не уснет еще трое суток и будет себя чувствовать огурцом. «Правда, потом вырубишься внезапно даже для себя. Просто, упс, и вырубишься на ходу». Ливси сказал, что ему дали команду колоть этой микстуркой всех офицеров на передке. Типа, через три дня по любому их сменят местами со вторым эшелоном и резервами. Ратмир удивлялся неожиданной ясности сознания и приливу сил. «До чего дошел прогресс, до невиданных чудес», – напевал он, пробегая из квартиры в квартиру, по позициям своих солдат, проверяя посты. Бойцы-то спали по очереди и не нуждались в снадобьях доктора. Рядом с ухом взвизгнуло и брызнуло искрами. Пуля вошла в стену. Снайперок в лесу пристрелялся. Вообще огонь из леса становился все прицельней. Они уже досконально знали позиции ордынцев, и поделать с этим уже ни чего было нельзя. Перемещаться и менять позиции было негде, все хорошие точки уже использованы. Теперь рота Ратмира для них, как нарисованная на карте, они только выбирают места и моменты для удара. В соседнем здании ахнул взрыв, доложили, что вражеские артиллеристы сожгли нам еще один ПАК. Надо было уходить отсюда, сдвигаться в бок или в тыл. Здесь торчать уже было слишком героично…  Но приказ комполка был однозначный, держать этот участок «до конца». Ратмир вызвал саперов и начал минировать первые этажи 9-этажек, проходы между ними и стекляшку торгового центра. Один танк с его голограммами загнал в вестибюль спортцентра. На старых позициях оставил 20 человек. Всех остальных, один оставшийся ПАК и два танка, весь лазарет (раненых оттуда уже отправили в полк всех) и тыл своевольно выдвинул в дома, нависавшие над спортцентром слева, чуть вглубь микрорайона, при этом, хорошо торчавшие на пути противника, если он пойдет по бульвару слева. Лес разродился атакой около 7 утра, с первыми лучами солнца. Залп из 6 плазменных выстрелов фактически, доровнял многострадальные 9-этажки. Минометы накрыли двор так плотно, что не осталось ни одного не распаханного участка. ПАКи что-то ворошили в развалинах 9-этажек, подбрасывая взрывами крошево из ломаных бетонных плит. Из леса, выкатились 6 танков и два десятка бронетранспортеров с пехотой, быстро одолев поле, вошли во дворы. Танк из спортцентра успел сжечь один вражеский танк и был порван выстрелом ПАКа. Аргуняне заполняли площадку перед спортцентром, скверик и двор. Они были у солдат Ратмира как мишени в тире прямо перед носом. Ордынцы заработали из всех стволов. Вспыхнули еще два танка, посыпалась на землю покошенная пулеметами и стрелками пехота. Аргунские танки, развернув башни начали рвать дома, в которых засели бойцы Ратмира. Капитан слышал тяжкое уханье слева и справа – туда попадали танковые снаряды. Он вызывал в чате свой ПАК, но арта не отвечала, похоже, какой-то один из танковых выстрелов достался им. У последнего ратмирового танка, что заглючило, враз исчезла защитная голограмма, и он оказался виден, ясной темной точкой среди берез в сквере. Похоже, в него одновременно попали два вражеских снаряда. Башню оторвало и выбросило на развалины спортцентра. Танк стал похож на плоский блин, с пылающей сердцевиной. Ратмир махал рукой гранатометчику на ставший видным вражеский танк, когда почувствовал тупой удар по всем своим костям сразу. Каменный хруст окружил все вокруг. Стены задергались и как вода подернулись рябью, пол под животом задвигался. На несколько этажей выше по зданию ударила плазма. Сейчас сверху посыпятся этажи и может раздавить плитой, трубой или летящим сверху на бешенной скорости белым унитазом… Ратмир рявкнул своим прыгать в окна, броском подскочил к окну и сиганул с третьего этажа вниз. На газоне, куда падали солдаты, они оказывались прямо под огнем аргунян. На подвернутых и ушибленных ногах, они как зомбаки из кино аляповато, размахивая руками бежали в сторону соседнего здания, где можно было укрыться. В глазах темнело от искр, под ногами чвокали пули, разбрызгивая грязь. Перед Ратмиром кто-то упал, и он, перепрыгнув через этого кого-то, бежал дальше. Молча, без мыслей, видя перед собой только спасительный подъезд. Вбежав в него, вломился в какую-то квартиру на первом этаже и стал смотреть в окно. С ним добрались до дома еще трое. Пятеро лежали на газоне молча, двое вопили – ранены. В чате отзывалось еще человек двадцать живых, засевших, кто где по окрестным домам и ямам. Ратмир за плечо подтащил к себе гранатометчика и ткнул ему пальцем в окно второго этажа в доме напротив – оттуда их на газоне косил пулемет, а сейчас строчил по окнам навскидку, надеясь хотя бы случайно выцепить уцелевших. Граник послал ему вспышку – там засветилось, и пулемет затих. Вражий танкист оценил этот выстрел. Снаряд вошел в перекрытие между этажами над Ратмиром и его гранатометчиком. Ахнуло, вдавило в пол, обожгло спину, потом с тупым треском ударились падающие куски бетона. Ратмир ничего не видел в мутной пыли. «Ек», – успел он подумать и исчез. После неизвестного времени темноты и тишины, его вернул в реальность знакомый смех Ливси. Ратмир открыл глаза, почувствовал себя в горизонтальном положении, пахло медициной, горели синие лампы. Над ним лыбилось лицо доктора. «Тебя к награде представили, клево воюешь», – сказал Ливси, встретившись с ним взглядом, и удостоверившись, что капитан в сознании, хотя бы частично, спросил «как ты в целом?» Ратмир вдруг почувствовал странную свежесть ниже пояса и проверил руками вдоль бедер: – Где мои штаны? – Выбросили, мне твои анализы не нужны. Я ж тебе говорил, не волнуйся за свои запоры. Просрался как миленький, и проссался тоже. А так, вообще, ты хорошо отделался. Контузия и несколько ушибов. Считай, остался невредим. От роты твоей тоже кое-что осталось. Вы там много аргунян набили, потом еще туда десантура лазила, кому-то животы повспарывала. В общем обстановочка на фронте не плохая. Мы отошли на заранее подготовленные позиции, отступили на километр-два на разных участках. За неделю боев у них потери втрое больше наших. Сейчас все увязло в уличных боях и пока еще далеко от центра города. У нас есть все шансы продержаться еще три недели, тогда успеют прийти войска с востока. Может статься, что удержим мы этот Каулнин. Глава 2 2,1 Ситуация на 5-й планете системы Z Аполлона была выведена на весь экран плазмы. Скорее, я смотрел не на ситуацию, а просто в сторону экрана. Не требовалось уже вчитываться в цифры статы и инфу с новостной ленты. Не было смысла увеличивать куски карты, разглядывать разгромленные улицы Каулнина и его пригородов. Ясно, что аргуняне не взяли город сходу, понесли огромные потери и увязли в продолжительных уличных боях. Орда смогла за месяц боев по разбомбленым дорогам перебросить в этот удаленный от ее основной территории анклав одну общевойсковую дивизию и несколько батальонов обеспечения, компенсировав почти полную потерю 22-й дивизии. Аргуняне все еще имели здесь двойной перевес в силах, но резервов, способных кардинально изменить расклад в их пользу у них не было. Значит, они будут брать город квартал за кварталом еще пару месяцев – не меньше. До того, как решится судьба Каулнина, к войне не подключатся другие игроки… Значит, мне там как минимум еще два месяца не чего делать. Прямо сейчас я туда не лечу. На всякий случай зашел на «любимый сайт знакомств» и нашел Мэгги – у нее/него горел значок «в сети». Отправил сообщение: «Очень соскучился, когда же увидимся?» – Сейчас очень занята, может, через пару месяцев. Дождешься, милый? Я отправил ОК и букет чмоков, улыбок и цветочков. Чем мне заняться? Торчать в космосе два месяца и прожирать продукты, воздух и электричество не имеет смысла, надо куда-то смотаться не надолго и хорошо бы с пользой. Посещение планет дороговато стоит. 6 батарей на взлет и посадку, не кислая оплата стоянки на космодромах, визы, ненужные вопросы и т.д. На такие затраты можно идти, когда планируешь на этой планете поиметь больше. Сейчас планов не было, ни во что серьезное не хотелось ввязываться. Неделю назад наткнулся в сети на Радость – однокашника и одногруппника по Хомланду. Близким корешом он мне никогда не был, но потусить с ним можно было весело. И он, вроде общался сейчас с интересными людьми, могли быть полезные знакомства. Радость, рыжий черт, с круглым, как солнце лицом и вечной простоватой лыбой, был примерно в этих краях и собирался перекантоваться на 45-й станции. Такие станции, разбросанные по галактике, специализировались на подзарядке батарей космических кораблей и размещались на пересечении оживленных трасс. Это был такой летающий реактор, с которого заряжали аккумуляторы. Заодно там был отель, парковка, какая-то тусня и развлекуха, и там можно было переждать месяц-другой. И я стосковался по живому общению и свежим слухам. На перелет к станции я потрачу полбатареи на маршевый импульс. Там я этот заряд возмещу и дозаряжу батареи, расходуемые на обеспечение живой среды на моем корабле. На все это уйдет 20 золотых, набью себе холодильники жратвой и пополню все виды запасов на 10 золотых, месяц парковки – еще золотой. И еще несколько золотых потрачу на отель, рестораны и прочее. Примерно столько я и заработал в этом месяце на бирже и на Васту. Тогда я через два месяца буду полностью заряженный, готов если что лететь на Аполлон. Перед перелетом не грех полностью проверить все системы корабля. Многие ограничиваются подключением к интернет-ресурсу, проверяющему корабль. Но при обмене данными есть пусть и не большой риск схватить вирус или допустить утечку информации в чужие руки. Я не экономил и раз в год покупал лицензированную железку. Сейчас я подключил диск с проверочной программой к центральному блоку управления кораблем и дал команду на тотальную проверку всей конструкции, всех систем и всего программного обеспечения. Проверка займет не один час. Включил программу-штурман и ввел координаты 45-й станции, дав команду рассчитать курс. Это тоже несколько часов. За это время можно подбить концы. Вошел на Трейдсервис и сообщил клубу, что не буду играть следующий месяц. Вывел к ним в банк их 400 золотых плюс 12 золотых по процентам. Диктатура в на 7-й планете системы Х Гарпии не подвела, ее госдолг не рухнул, с депозита я снял за вычетом доли клуба и оставил себе 8 золотых. За две активных игры на отчетах я заработал 7 и 6 золотых, сбыв сейчас остатки товаров и акций, я в общей сложности имел на счете изначальные 100 золотых + 27 золотых прибыли. Связался с Интер-Медиа (моя редакция-работодатель) и сообщил, что временно отхожу от дела. От них капнуло 20 золотых за месяц работы. Получается, если я не хочу тратить стольник, 30 потрачу на корабль и припасы, у меня еще целых 17 золотых сверху. На это можно по-настоящему погулять на станции и зажечь как надо. Может, еще что прикупить полезного – на станциях беспошлинные магазины, они же экстерриториальные. Правда, с Васту надо нормально выйти. Я вошел в сети под профилем доктора Фадира. Мечтательно глядя в потолок, я размышлял, какую хочу себе беду, чтоб она была полезной, вызывала сострадание и уважение, и объясняла мое будущее отсутствие. Но мысли были уже на 45-й с Радостью, бухлом и шлюхами. От крови и грязи в долине Чобан хотелось скорее избавиться. Я бросил достаточно близким и достаточно болтливым френдам краткое сообщение: «Меня подстрелили на заправке по дороге на Рандан. Везут в международный гуманитарный госпиталь в Сияхе. Вроде ничего страшного». Вытащил с интернета фото внутри машины Скорой помощи на Чобане. Увеличил и повернул, качество получилось не ахти – и я убавил свет, типа ночь, усилив красные огоньки аппаратуры. Сделал из этого объемный кадр и вывел к себе на стену фоном. Скорчил потерянное, но твердое духом лицо и сделал селфи. Потом на готовом фото подбледнил себе кожу лица, добавил бороду. Готово. Бросил это в сеть на свой аккаунт, под левыми аккаунтами перепостил это, чтоб попало в СМИ. Скоро на родном Интер-Медиа появилась заметка СРОЧНО! «Недалеко от Линдаха в долине Чобан террористами ранен из огнестрельного оружия местный светский политик доктор Фадир, много делающий для международных и местных гражданских организаций, помогающий миротворческим войскам находить общий язык с местными общинами и оказывающий широкое содействие гуманитарным программам в регионе. Фадир сообщает, что жив и полон решимости продолжить борьбу. Врачи из госпиталя в Сияхе говорят, что он ранен в плечо, и получил множественные ушибы, однако жизненно важные органы не пострадали, его жизни ничего не угрожает». Далее следовало мое фото в салоне Скорой. Я себе понравился. Жаль, что денежку за этот эксклюзив получу не я, а неведомый автор. Неведомый прогнал лажу, выдумав от балды про плечо и ушибы, но я решил поддержать. Поэтому, когда посыпались в чатах вопросы от обеспокоенных друзей, знакомых, союзников и врагов, я рассказывал им, что пулю из плеча сейчас будут вынимать, и болит все тело. «Но могло бы быть хуже. Не волнуйтесь, скоро буду в норме». Позвонил майор Клосс. Мужик и вправду волновался – как меня угораздило. Я объяснил, что «ехал в Рандан по делам, на заправке вышел из машины купить воды в ларьке. Угроз не получал, стреляли молча. Кто? Сложно сказать». Клосс рассказал, что со своим батальоном уходит из Линдаха, оставляя его полиции. Но он помнит про лагерь вдов, и как только встретит ту знающую мадам, сразу меня с ней сведет. «Давай, выздоравливай, Фадир, ты крепкий, ты настоящий, ты нужен тут!» – говорил он и улыбался с экрана. Я говорил только по звуку, сказав, что не хочу включать видео – не в костюме типа. Лень было сейчас городить себе какой-то больничный фон. Проверяльщик крякнул, показав, что закончил проверку, нарушений не выявил и предложил почистить лишний кэш, я просмотрел по-быстрому список ненужных файлов и нажал «Удалить». Штурман показал, что курс готов. Я вошел на сайт 45-й станции и написал им, что хочу стыковку, парковку и номер в гостинице на месяц, и, конечно, заправку батарей. Сайт ответил: «Уважаемый Бр (в космосе я работал под настоящим своим именем), Ваш сигнал очень важен для нас. Наш менеджер скоро свяжется с Вами, Вам у нас понравится». Я пока мониторил новости и чаты, не пропустил ли чего интересно. Перелет займет две недели, связи все это время не будет. Нормальные каналы при такой скорости все равно не держатся, а кораблю и пилоту лучше все внимание переключить на контроль пространства, через которое летишь. Один раз из тысячи, когда оказывается, что летишь прямо в лоб какому-то метеориту или другому кораблю. Но из того, что я видел – одного раза достаточно, второго никому не требуется. Поэтому все возможности систем корабля назначают на контроль пространства и возможность реагирования на угрозу столкновения. Поэтому лечу без связи. –Уважаемый Бр, рады будем Вас видеть у нас на станции, Ваш стыковочный узел № 76, – пропели на сайте 45-й. Далее следовало предложение перевести им на счет золотой за месячную парковку. После перевода прислали пароли и логины для входа в личный кабинет и настройку на ихний центр управления стыковкой. Я загрузил курс из программы-штурмана в блок управления, выключил всю внешнюю связь, включил контроль пространства, вывел на большой экран плазмы инфу от силовой установки, параметры курса, задал внутреннему «новостнику» сбор информации о полете и вывел на экран карту зоны перелета. Поставил на окна программу-имитацию звездного пространства, соответствующую зоне перелета. Теперь в иллюминаторах будут показывать то, что я бы видел, если бы, это были настоящие окна – слегка только увеличивая звезды-ориентиры и жирно выводя возможные встречные корабли, метеориты и прочие незапланированные объекты. Дал машине команду «Старт!» В ощущениях внутри корабля это не передается. Некоторые, особенно новички в космосе, любят устанавливать имитацию рывка движков, тряски и прочего, гул и тому подобное. Я этим уже не баловался, а уселся в свое кресло, глядя на экран и удовлетворенно наблюдая, что все идет нормально. Маршевая батарея дала импульс. Мощный разряд выделил сейчас сильную световую вспышку и энергию, которая толкнула меня в соответствии с назначенным курсом к 45-й станции. А дальше мы просто летим камнем из пращи, слегка следуя волнам гравитации удаленных масс. Тихо и молча. хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх Мечтатели, кто не был в космосе, обманутые приключенческой романтикой, песнями и фильмами про Звездные войны, думают, что космические перелеты – это фантастически интересно и увлекательно. Жизнь джедая, мол, наполнена событиями и ощущениями, всегда чем-то новым… Космические перелеты – это смертная тоска, не больше наполненная чем бы то ни было, чем сам космический вакуум. Только узнает об этом средний звездный волк слишком поздно, когда его жизнь уже нельзя изменить. Две недели перелета до 45-й – время условное или приборное. Материалы машины износятся на 330-340 часов, примерно так же это время оценивает силовая установка. Принято доверять этим показателям, а не лезть в дебри типа делить относительное расстояние на относительную скорость. И тем более не стоит доверять ощущениям. Психика любой перелет дольше трех суток ощущает, как вечность. Четвертые сутки – критичный порог, когда от бездействия и замкнутого пространства начинаешь сатанеть. Я сидел, уставившись в пол, разглядывая серые плитки. Спать-жрать-срать не хотелось. Мысли остановились, и внутри все застыло. Во время перелета даже нет смысла включать «пустоту», она и так вокруг тебя. В «окнах» также застыли, не двигаясь, словно мысли такого же как я летуна, звезды. Я смотрел на них, а они на меня, и мы молча и недвижимо тупили, по ощущениям, уже тысячи лет. Я вспомнил Лилит. Да, однажды я все-таки пересекался с этими созданиями Демиургов. Жгучая черная патлатая стройная и нервная. Покупатель от нее избавился – она нахватала с интернета всякой вирусни и полностью вышла из-подчинения кому бы то ни было. Так и болталась, где хотела, шляясь по станциям вроде 45-й. Для начала, она считала, что она главнее мужика, даже если берет деньги на подзарядку и апгрейд. Много знала про семью пуналуа, бытовавшую у людей в каменном веке на земле. Типа патриархат ввели вместе с сельским хозяйством и вообще производящим хозяйством. А до того все было как сейчас – присваивающее хозяйство. Спорить с ней было сложно – последний раз я вживую видел человека, непосредственно создающего что-то, очень давно. Галактика жила именно с какого-то собирательства. Я смотрел за тем, как растут акции, войны, народы – они росли как ягодки и корешки. Я должен был знать, где грибная поляна, а где ягодная, знать, когда туда заявиться, чтоб собрать урожай, который, конечно, не я сеял и растил… Есть, конечно, и охотники, но пахарей, точно осталось мало. Вот Лилит и считала, что она теперь должна быть главной, как в матриархальной деревне, хранительницей очага и т.п.. Для игр в фемдом такая ее философия вполне подходила и у нас с ней были незабываемые сессии. Но, когда не знаешь, в каком облаке, с каких сайтов она черпает вдохновения – это возбуждает, но и пугает. Каждый раз кажется, что она сейчас задушит насмерть или резанет ножом веселее и глубже… Да, сейчас начнется вопль, мол, так мы и знали, что все джедаи – извращенцы. Просто, когда ты годами без секса, редкие возможности хочется использовать так, чтоб уж точно торкнуло, чтоб до самого озверения… Женщина на борту у космического странника – это запредельно дорого, особенно с учетом оплаты для нее обратной дороги. Вообще, в космосе, в том числе на станциях, женщин почти нет. Те бабы, которые сами летают – не в счет, точней на любителя. Специфика летной работы такова, что эти пилотки превращаются в стокилограммовые бесформенные мешки с прелым салом. Редко у кого они вызывают влечение… Вероятность встретить красавицу в космосе не выше, чем столкнуться лоб в лоб с метеоритом. А значит естественный процесс приводит космонавта в бордель, а уж там то надо попробовать все. Или к экспериментальным образцам вроде Лилит. Она не брала денег за свои часы, но надо было заряжать ей аккумуляторы, покупать одежду, оплачивать трафик. Она предлагала мне продать корабль и все имущество, отдать ей деньги, а самому убираться куда угодно – подыхать. Если я на это не готов, значит я не люблю ее по-настоящему, не готов раствориться и исчезнуть в ее жизни. Сейчас, на пятые сутки полета я ее любил всем сердцем. Вспоминал, почему-то ее ухо, и пустоту за ухом, между кожей и пышными волосами. Казалось, там пульсирующее пространство, в котором меняется давление, и оно всасывает всего тебя в эту темную глубь, как в пещеру. Вспоминал ступни ее ног, которые вылизывал, пятки, которые аккуратно чесал зубами. На ступнях были, как карты, маленькие морщинки – густой сетью таинственных знаков и обозначений. В голове у меня сейчас давило, рот сжимался, я вспоминал узор этих линий и в них тонул. А потом ясно перед собой увидел ее глаза – как смерть, как конец всему. Я стоял на четвереньках в ванной, впившись зубами в деревянный обод умывальника, задрав левую ногу коленом на бортик ванной, трясясь и выгибая спину в кольцо, правой рукой, как подстреленный, скользя рукой по кафелю на стене, казалось, что глаза сейчас вывалятся из глазниц и упадут на полотенце, лежавшее на полу. Видя перед глазами трясущуюся серую хмарь с быстрыми искрами, слыша звенящий хаос в ушах, пополз боком по стене и, наконец уселся в ванной и успокоился. Тупо и отрешенно сидел и направлял струю душа на испачканную стену, пока не отмыл. Колотило от холода, и я лег на спину в глубину, включив на полную поток горячей воды с пеной. Согреваясь, смотрел теперь в потолок над собой, вслушивался в тишину, доносившуюся из салона, нет ли сигналов какой тревоги. В эти секунды казался себе слабым, никчемным, раздавленным, беззащитным перед любым летящим навстречу метеоритом, коварным пиратом. Пылинкой, которая «Бах!» – и нету, и все. Вода грела, шампунь-пена пахла и искрилась, синева отливалась отблесками в запотевших кафеле и в зеркале. Лежал и старался почувствовать воду и тепло разными клетками тела, прислушивался, как ее чувствуют ноги, как руки и как живот и спина… Согревшись, встал и вытерся большим махровым полотенцем. Не одеваясь, пошел босиком в салон. Все это вокруг – вся эта железная махина, хитрое и умное оборудование, комфортная мебель, – все это я создавал для Нее. Для Той, с которой думал вместе лететь во вселенную, до края… Она была той самой, я это точно знал. Когда мы шли вместе – каждый куст на дороге, каждая птица на дереве, все звезды хором говорили, кричали мне, что это она. А машины, проезжавшие мимо, подмигивали фарами, кивали капотами на ухабах, подтверждали. Воздух рядом с нами становился торжественным и венчал нас, объявлял созданными друг для друга. Когда она не захотела лететь со мной, я был готов, был согласен, и я тогда мог это, не покупать корабль, а купить дом на какой-нибудь планете. Мы жили бы там вместе, пусть одну и совсем короткую жизнь, без всяких временных петель, искривлений пространства, без джедайских штучек с «сохранялками» и «неубивашками». Неужели я так много хотел? Неужели это было невозможно? Она отказывалась не от полетов, а от меня. Не хотела быть со мной. Все эти молчаливые ледяные звезды, вся эта пустота, весь этот космос – они вместо нее. Все это бесконечное метание между постылыми планетами и станциями, между разными жизнями и мирами – вместо того домика, где нас с ней ждало счастье. Мне все это время казалось, что она где-то рядом, совсем близко, хотя бы одному какому-то из известных измерений. Но по остальным измерениям она недосягаема навсегда – в другом времени, в другом кольце пространства, в другом варианте возможностей, уже исчезнувшем, и больше не возможном. Я чувствовал лицом вплотную прижавшуюся ко мне пустоту и бесконечность. Джедай лежал на полу в салоне корабля, головой к экрану плазмы, боком к чудо-креслу-трансформеру. Бровью, скулой и носом давя, что было сил, в пол. Вдавливая до синяков ребра в серые плиты. И колотил кулаками пол. Надеялся сквозь обшивку достучаться до пустоты, чтоб она услышала, как он ее ненавидит. За то, что она вместо Нее. У звездного волка мутнели глаза, подернувшись влажной пленкой, дергались плечи, он приподнялся на локтях и коленях и выл. Протяжно, громко во всю силу легких и спины. Выл, от того, что впереди еще больше недели перелета, еще много лет перелетов, еще целая бесконечность бессмысленных перелетов из пустоты в пустоту. Вой мерно наполнял салон корабля, как орган в костеле. Звезды смотрели в «окна» безразличными прохожими в большом городе. Чернота космоса как будто даже гармонировала с этой звуковой волной и гасила ее в своем вечном тихом вое. И на невидных планетах, разбросанных вокруг, миллиарды живых существ не слышали, как воет над ними одинокое нечто, проносясь мимо их миров камнем отчаяния и тоски. ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх Сидел и смотрел на свои ноги. Сколько-то времени назад отжался от пола, подтянулся на перекладине, прокачал ноги, задницу, пресс на тренажере, пробежал 5 км на дорожке. Съел пару белковых брикетов. Не знаю, как долго сидел и смотрел на пальцы ног – внимательно, без мыслей и эмоций, пока не блюмкнуло в динамике и на экране не показался зеленый значок. Меня засек диспетчерский центр 45-й, я уже в их зоне. Диспетчер просил меня подключить к нему свой блок управления. Я нажал ОК, вошел в личный кабинет на сайте 45-й, ввел логин и пароль и разрешил своему кораблю выполнять указания диспетчера для стыковки. Сейчас 45-я своим магнитным лучом стащит меня с моей траектории, и будет подтягивать к себе. Сближение и стыковка займут несколько часов, я пошел приводить себя в порядок. Сполоснулся в душе, сбрил двухнедельную бороду и щетину, подстригся, как любил, почти налысо, под солдатика. Вытянул из шкафа цивильный прикид. Ветровка цвета металлики, поверх толстовки с капюшоном, штаны с накладными карманами, удобные легкие берцы. Не следил сейчас за модой и следовал классике, придерживаясь правильного образа космического странника. Включил камеру переднего вида и вывел изображение на плазму. 45-я – два больших шара, соединенных несколькими плоскими панелями. Один шар – реактор, второй – отель. В плоских длинных панелях-досках стыковочные узлы, парковки, ремонтные мастерские. Эта штуковина плавно приближалась, шар-отель переставал казаться монолитным, становились заметны выщерблены, щели, торчавшие штыри. Живое не бывает плоским. На таких станциях, как эта, обычно одновременно находились полторы-две тысячи проезжих и еще человек семьсот персонала. Территория не принадлежала никакому государству, порядок здесь обеспечивала собственная охрана. Поэтому терся здесь кто угодно, конченных отбросов станция не собирала, охрана могла отказать в стыковке тем, кто ей совсем не нравился. Но людям с деньгами не отказывали. Охрана могла тебя арестовать и отдать внешним властям только если ты в розыске по интерполу, но для этого надо натворить слишком много. Если ты поссорился с властями только одной какой-то страны или содружества, станцию это не касалось… Также здесь сквозь пальцы смотрели на разные психотропные вещества, на проституцию, на азартные игры. Строго было с оружием и всем взрывным. В общем, если ты хорошо себя ведешь на станции, тебе здесь всегда рады, и не будут парить вопросами и проверками. Такие правила, кстати, привлекают сюда не только криминал, но и вполне хороших людей вроде меня (смайлик). По крайней мере лучшие мои знакомства случились на подобных станциях. Тут какая-то приятная атмосфера свободы и безопасности одновременно. На станциях есть своя уникальная культура поведения, общения. Там себя чувствуешь именно так, как ты себе представлял космос, когда решал связать с ним судьбу, посмотрев в юности «Звездные войны». Те, кого здесь встречаешь, могут принадлежать к самым экзотическим расам, быть не похожими не то что на людей, а вообще ни на что не похожими. Но они покажутся более родными, чем даже жители твоего родного города. Местный дух чем-то напоминал Хомланд, тут было уютно, и было приятно предаваться воспоминаниям о молодости и об учебе. Джедаи любили торчать на таких станциях. С тех пор, как от Хомланда ничего не осталось, а на планетах у каждого были свои затеи, пересекались мы только на таких вот нейтральных территориях, как 45-я станция. На земле среди кучи предметов, которые вас окружают, легко ориентироваться и понимать врет дальномер или спидометр, или нет. Ты и сам видишь и понимаешь расстояния. Тут в безориентирной пустоте ваш гипофис в тоске, ему нечего не с чем сопоставлять, вы не чувствуете, где что находится. Если дальномер говорит, что до объекта 700 метров, значит 700, лучше не париться. Большинство катастроф происходят именно из-за ошибок программ пространственного ориентирования. Но сейчас мой полет рассчитывает и мой корабль, и диспетчер, снижая шанс одинаковой ошибки. Меня подтаскивали к торцу одной из панелей, уже были видны в ней блоки стыковок – круглые диски с крупно горящими номерами. Меня разворачивало мордой в круг «76» и тихо подтягивало все ближе к красным цифрам на металлическом диске. Оказавшись в 30 метрах от него, мой борт застыл, ровно вытянувшись по оси на диск. Диск разъехался, несколькими лепестками в стороны, скрывшись в створках. Впереди в ярком белом свете открылось пространство шлюза. Рывком, как патрон в патронник, меня дослали внутрь – мой борт оказался внутри, а лепестки у меня за кормой съехались в сплошной диск, изолировав меня внутри шлюза. К носу протянулся крюк захвата и защелкнулся на моем стыковочном узле. Впереди разъехался лепестками следующий диск и меня крюком втянули внутрь палубы, вставив в ячейку – парковку. За мной блокировали дверь, придется подождать минут тридцать, пока в ячейку вкачают правильное атмосферное давление и состав воздуха. Пока что я установил на всех своих приборах местное время, отключил свой корабль от диспетчера. Включил внешнюю связь, нашел местные чаты, поискал Радость. Рыжий был уже здесь, и быстро откликнулся. «Давай, братан, в 19-00, подваливай в Камелот, правильное джедайское место». Я ОКнул в ответ и увидел зеленый сигнал на мониторе – можно выходить наружу. Выключил все, кроме дежурных систем, разблокировал свой собственный входной шлюз и вышел «на улицу» приятно пружиня ногами по чужим железкам. Приятельски по обычаю хлопнул обшивку корабля ладонью, и пошел к выходу из ячейки. За дверями был узкий продольный коридор, по которому я пошел в сторону отеля. Встретил рабочего в комбинезоне, администратора в костюме с бейджем и группу каких-то спешивших пассажиров с чемоданами. Можно было проехать на транспортере, но я решил пройти по галерее – 500 метров с огромными иллюминаторами с красивейшей имитацией космоса, подлетающих и улетающих кораблей. Между иллюминаторами вдоль стен были банкоматы, магазинчики, диваны на которых сидели люди (сейчас и далее людьми называем всех разумных существ независимо от расы и социального положения. Я не коммунист и не демократ по убеждениям, но мне просто так удобней). Были какие-то группки людей, весело болтавших и хихикавших. Я бы остановился и просто постоял рядом, но как-то неудобно. А вообще, я в открытом космосе больше года, и живые голоса, смех, кажутся чем-то настолько охрененным… На выходе из галереи над аркой, ведущей в отель, красовалось «Добро пожаловать!» и впереди ждала шумная веселая бурлящая жизнь. На ресепшене были живые девчонки, а не роботы. Они улыбались мне, здоровались со мной и мило спрашивали, как долетел. В такие секунды млеешь, как плейшнер и харахоришься, как брюс уиллис. Глядя в эти игривые глаза, не станешь жлобиться, а широким жестом, улыбаясь, закажешь номер по лучше – с удобствами, на этаже бизнес-класса… Получив из прелестной руки карту-ключ, я еще раз улыбнулся, подмигнул, и пошел бросать якорь в номер. Ехал в лифте с какими-то барыгами, обсуждавшими цены на хлеб и пиво. На этаже вышел в общий зал – зеленые ковры, кожаные диваны и кресла вокруг, журчащие фонтаны, камни, цветы, большой экран телевизора и огромные щели иллюминаторов. Бар из которого пахло кофе. Все просто благоухало престижем и благорасположением. Прошел в коридор мимо улыбчивой горничной и добрался до своего номера. Нормальная кровать, телевизор, холодильник, стол. Оглянув вокруг себя быстрым взглядом, зафиксировал мысль, что здесь можно спать, работать, бухать с корешами, сюда можно привести девушку. До встречи в Камелоте оставался еще час, я плюхнулся на кровать поверх красного покрывала и врубил местный телек. Внешние новости по местному каналу не транслировались, чтоб не вызвать споров. Тут в основном были музыкальные передачи и сериалы. Давно не смотрел МузТВ, вот и занялся этим, за одно узнавая, что хоть сейчас слушает народ. Какие-то парни с Горгоны, мотали хвостами и клешнями, брызгали гормонами и юным максимализмом, пацанячьей агрессией и подростковым инфантилизмом, рубили басами и хрипами – рок-н-ролл. Потом прелестница с Лебедя проникновенно выдавала про любовь. В общем, все норм. Год, что меня не было, прошел без революций в искусстве. Пора в Камелот. Кабак был сделан а-ля средневековый замок. Приглушенный красноватый свет, как от факелов, камин в общем зале, дубовая мебель. По сторонам отдельные ниши со столами. В общем зале по средине танцпол. Шест посередине обещал стриптиз к вечеру. Радость знал хорошие места. Он улыбался в одной из ниш своей фирменной гагаринской улыбкой от уха до уха и сидел за массивным столом. Я заулыбался сам, искренней счастливой лыбой, и пошел к нему. Он встал, и мы обнялись, хлопнули друг друга по рукам и, радостные, уселись на деревянные лавки. Всегда удивляло, почему мы не стареем и вообще не меняемся внешне. Всегда узнавал «своих» с Хомланда в толпе за километр… Вот и Радость, сидевший рядом, ничуть не изменился за столько эпох. Можно, конечно, отыскать на лице несколько морщин, можно посчитать, что лицо стало по суше и чуть все-таки вытянулось. Но секрет весь в глазах. У большинства после тридцатника они гаснут, после сорока твердеют, после пятидесяти мутнеют. У Радости из глаз по-прежнему горели огоньки, как от семафоров в ночи, как от маяков или от стыковочных ориентиров. Иногда жесткие, иногда теплые, бывает, хитрые или под…бывающие огоньки из-за которых чувствуешь, что имеешь дело с живым человеком и сам тоже являешься живым. Мы уже хохотали, курили и хлебали вискарь. Вспоминали учебку, однокашников – кто кого где видел. Про общего кореша на Аполлоне не вспоминали, зато Радость, оказывается, знал о моих похождениях в долине Чобан. «Я уж думал, тебя правда подстрелили», – ржал он, глядя на официантку в средневековом стилизованном прикиде, принесшую мясо (!). Мы впились зубами в стейки из чего-то похожего на свинину, и сладострастно кусали, жевали, глотали, подкидывая в пасти овощи типа огурцов и помидоров. У Радости было ко мне деловое предложение. Он собирал команду 5-7 хороших стрелков для прохождения нового шутера. Игра была новая, но на ней уже были большие ставки. Надо было скрытно для большинства участников игры пристрелить местного босса. Заказчики Радости обязались доставить на нужный уровень игры в нужную локацию со всем необходимым оружием и опциями. Обещали даже не просто хорошо заплатить, но и вывести оттуда живыми. Дело предстояло не простое. Не факт, что получится с первого раза. Аванс, уже полученный рыжим командиром, позволял сделать три попытки. «Дело стремное, молчаливое. Грохнуть могут легко. Платят норм. Команду почти собрал – если ты согласен, то можно считать нас укомплектованными». Я сказал, что подумаю до завтра, и мы заказали еще виски. В голове уже шумело, когда у шеста появилась стриптизерша и заиграла соответствующая музыка. Радость сказал, что на 45-й сейчас тусует женский ансамбль и танцгруппа с Лебедя («Тебе же, Бр, лебедихи всегда нравились»). А еще обещал познакомить с интересными киношниками – «молодняк, пипец, талантливый и перспективный, могут пригодиться, ты же искусство любишь»). Наконец, в голове стало жарко, плечи размякли, кровь кипятком ходила по жилам, в глазах весело играли эффекты опьянения – объекты вокруг меняли плотность, яркость и контрастность, появляясь и исчезая, стриптизерша казалась перед самым носом и был виден пот у нее на спине, когда она изогнулась. В противоположную нишу за стол уселись трое бычар – таких всегда трудно разобрать, бандиты они или менты. Плоские квадратные большие морды, челюсти, плечи тоже огромные и квадратные. Уселись не как мы, откинувшись на спинки и широко раскинув руки, а сгрудились лбами к середине стола, сжав кулаки на столах перед собой. Заказали, правда, как и мы – мясо и вискарь. Я уже понимал, что будет дальше, и был этому рад. По всему было видно, что Камелот – это место, где это разрешается или по крайней мере не возбраняется. Никаких сладких парочек, интеллигенции, детей не видать. Мебель деревянная, посуда металлическая – все небьющееся. Я глянул в глаза Радости и спросил, когда? Он мечтательно глянул на стойку бара и сказал: «Когда попросят бармена включить блатняк». Мы смотрели на танцовщицу у шеста, старательно выветривая излишки хмеля и не обновляя его пока новыми порциями – ждали, когда нас догонят быки. Они были матерыми спринтерами, опрокидывали стаканы, как, строчили из пулемета. Сосредоточенно, не улыбаясь и не разговаривая толком, пили, как будто работали или воевали. Через полчаса они уже возбужденно бычили, цепляли соседей и, наконец, крикнули в бар – Э, поставь, короче, Грэда, про третью ходку! Словно этого не достаточно, один из них ткнул пальцем в нас и пробурчал своему товарищу в ухо – и эти пидоры тут, скайвокеры, нах». Его товарищ поднял голову и с трудом нацелил на меня взгляд. «Сам ты пидор», – не усложняя, сказал я ему туда в этот взгляд громко и внятно, чтоб точно расслышал через весь зал. Они, все трое встали из-за стола и в боевом порядке углом вперед пошли к нам. Чтоб нивелировать их численное превосходство, мы решили не выходить в зал, а ждать их у себя в нише, за своим столом, полагаясь не только на себя, но и на бутылки, тарелки и на сам стол, если потребуется. Он сглупили, влезли в нишу, сели к нам на лавки и в тесном пространстве между столом и стенами стали боком, скользя седалищами по скамьям, сближаться с нами. Третий и вовсе не влез сюда, и стоял перед столом пока не при делах. Тогда мы вскочили ногами на стол и по-футболистски, пнули обоим по голове берцем. Радость остался с этими двумя, присев на столе и тыча им по очереди кулаками в рыла. Я спрыгнул в зал, приземлившись на шею к третьему и свалив его на пол. Успел схватить за голову и ударить его затылком об пол. Потом он извернулся, сбросил меня, и мы встали друг напротив друга. Стриптизерша визжала рядом, ей явно нравилось. Я подпрыгнул на половину своего роста и в развороте вложив всю силу во вращение, ударил его ногой в висок. Он, покачнувшись рухнул. Радость тем временем выволакивал два вырубленных тела из-за нашего стола и укладывал их рядом с «моим». В этот момент в зал через дверь, не входя, заглянули охранники. Перекинувшись взглядами с барменом, они ушли, решив, что происшествий не случилось. Официанты-мужики унесли ребят из кабака – ближе к остановке лифта и оставили там. Вернувшись, один из них подошел к нам за стол и сказал, что те трое – в норме без серьезных травм. Мы с Радостью отсчитали ему наличных за беспокойство и заказали еще бутылку. Счастливые, размазавшись в этом мутном вечере, переваривая стейки, и хлебая дальше вискарь, сидели примерно еще час, пока не дошли до кондиции, чтоб порадовать окружающих «нашей» джедайской песней, одной из хомландских казарменных, которые в юности орали на подпольных пьянках. Другие гости бара, знавшие про культурные особенности звездных волков, благоразумно терпели, надеясь, что песня не длинная. Мы орали это для себя – громко, тут не надо красоты и голоса, только громкость, когда толкаешь воздух не только глоткой, но всей грудью, прессом, чуть ли не ногами. Топая в пол и кулаками грохая в стол под маршевый ритм речетатива: Мы летели к Альдебарану За бараниной для Императора 5 лет полета Вокруг только Космос, беспросветный Космос, беспонтовый Космос, гребаный Космос. БЕСКОНЕЧНЫЙ КОСМАААААС! Здесь нету еды Нету воды Нету баб только Космос, беспросветный Космос, беспонтовый Космос, гребаный Космос. БЕСКОНЕЧНЫЙ КОСМАААААС! Припев надо было орать так, чтоб на словах БЕСКОНЕЧНЫЙ КОСМАААААС, темнело в глазах. Так  мы и спели, оставив в культурном шоке персонал Камелота.. 2,2 Мы удачно, без шума и ни на кого не наткнувшись, прошли через сад и вышли к каким-то задним дверям, ведущим в хозблок дворца. Радость тихо штыком отковырял штапики, державшие стекла в окнах. Аккуратно вынув стекла и поставив их рядом, мы вшестером по очереди залезли в окно и оказались внутри. В это время здесь никого не должно было быть, так и случилось. Прошли мимо гудящих больших холодильников, шкафов, трансформаторов и дошли до кладовой, где стояли мешки с картофаном или чем-то типа того. Раздвинули в стороны мешки, стоявшие в середине, освободив люк, ведший в подвал. Сняли люк, спустились вниз, и светя фонариками пошли к двери. Заказчики снабдили нас ключами, мы открыли дверь и вошли в узкий коридор с трубами. Метров пятьдесят, и мы будем в подвале под дворцом босса. На 4-й планете А Скорпиона случилась попытка восстания. Народ хотел свергнуть местного диктатора, добиться выборов и поделить местную корпорацию по добыче энергоресурсов, делавшую 70% бюджета этой планеты. Молниеносной победы у восставших не вышло. На улицах всех городов уже год шли беспорядки, иногда переходившие в перестрелки, в деревнях завелись партизаны, начали отсоединяться какие-то регионы, военные стали местами самоопределяться. Само собой вне планеты было полно игроков, которые делали ставки на разный исход этой истории. Это легенда на новый мегашуттер, игрушку-стрелялку, в которой месились сейчас несколько сотен миллионов юзеров по всем галактикам. Тысяча уровней и локаций позволяла удовлетворять любым самым изысканным вкусам. Параллельно на экранах шел сериал по этой игре – серии снимали по итогам каждого месяца игры. Сейчас там уже были дорогие актеры на экране… Большие рекламные бюджеты, конкурирующие сценарные группы… Деньги огромные крутились в этой игре повсюду. Ставки делались на игроков, на команды, на курсы местных валют, на кандидатов на будущие выборы, на все. Корпорации кредитовали местные банки и компании под будущие дивиденды. Игроки покупали оружие, уровни, опции, сохранялки… Короче, Радости скинули хорошие деньги, чтобы он грохнул босса, круто изменив весь сценарий. Мы дошли до конца коридора и встали перед дверью, Радость включил подсказчик – ребята, взломавшие игру, кидали нам картинку происходящего по близости, и мы могли видеть, что за дверью сейчас никого. Открыли дверь и вышли к лестнице. Все шло как по маслу, в полуприсяди, теснясь к перилам, чтоб нас не видно было в окна со двора, поднимались на второй этаж, мимо офицерской, столовой, где жрали сейчас человек двадцать… Наконец мы на этаже. Среди нас бывший десантник, (боксер и автоматчик), бывший мент (этот самбист уверяет, что заломает руки за спину представителю любой формы жизни во вселенной), громила-пулеметчик из наемников, снайпер с какой-то дальней колонии, я да Радость. В генеральском баре за дверью от нас сидели босс и генерал за столом, двое охранников-спецов. Между входом и шефами был стол, за которым сидели еще пятеро бойцов. Оружие было у них под руками. Я через дверь слышал невнятный говор из-за двери, бряцание и звон посуды, тихую музыку. Из окна на лестнице было слышно птиц. Здесь на лестничной площадке странно смешивались запахи цветов и свежего воздуха со двора, запах хавчика из-за двери. У них там все по-военному, я слышал запах душистого супа, гречневой каши с котлетами, компота… А поверх этого, от генеральского стола неподражаемо и безошибочно бил фан от шашлыка. Все говорило, о счастье этих людей. Их предки, глядя с небес, были рады за них и горды собой. Ни эти люди, ни их предки с небес не видели нас шестерых, вставленных в их мир умелыми хакерами. Сейчас увидят. Десант с силой ударил по двери, распахнув ее настежь. Мент швырнул внутрь пригоршню минигранат. Стол с охраной должно было порвать в клочья, звукошок должен был оглушить всех, кто выжил, а плотный дым ослепить. Мы в своей программке могли видеть это помещение не задымленным, то есть без помех. Когда там ахнуло так, что рассыпались стекла в окнах, мы шагнули в этот дым. Я дал очередь в угол у барной стойки, где на корточках сидел боец, целившийся из пистолета в сторону двери. Боксер бил кого-то в другом углу. Снайпер с пулеметчиком побежали к окну – контролировать двор. Я и Радость подскочили к боссу и генералу. Радость сходу вонзил боссу штык-нож ударом сверху в глаз по самую рукоять. Я, впрыгнув, на стол сверху вниз пустил очередь генералу в лицо, забрызгивая белую скатерть на столе и белый кожаный диван, кровищей, мозгами и кусками костей.  Радость выволок босса из-за стола на пол и, вытащив из-за пояса пистолет, сосредоточенно приставил ствол боссу к груди на уровне сердца и выстрелил. Десант и мент кого-то дорезали у дверей. Во дворе зашевелились и забегали. Снайпер щелчком кого-то положил в клумбу. Пулеметчик обрушил огонь в дальний конец площадки, откуда хотела выбежать нестройная толпа военных, но под огнем прилегшая за деревьями в парке. Наш выход – на кухне, через которую мы должны выйти к другой стороне дворца, и выпрыгнув там в окна, бежать через теннисные корты к бассейну. В бассейне – выход из локации. Я достал из ранца за спиной бомбу, вторую достал десантник. Одну бомбу взрываем внизу на площадке под собой. Вторую ставим на замедление и взрываем прямо здесь. Десант дал взрыв внизу. Грохнуло и затянуло всю площадку черным едким дымом, который даст нам время для отхода. Я поставил свой взрыв на «через 45 секунд». Надо идти, но Радость все что-то возился со своим боссом. Все, что от нас требовалось, обеспечить трансляцию случившегося на закрытых чат-каналах, и мы это сделали. Труп босса крупняком, лицо во всех деталях было в кадре и сейчас скриншотилось всеми заинтересованными лицами. Но рыжий все что-то рыл в карманах мертвеца, чвокая руками в крови, взялся стаскивать с мертвого босса пиджак и лазить у него под майкой. Матерясь, он расстегнул покойнику штаны и полез в трусы. «Сука, извращенец!», – рявкнул, я, глядя на секундомер моей бомбы. Наконец, Радость вцепился в рукав пиджака босса и стал его рвать. Пиджак был крепкий, но рыжий таки с воем оторвал рукав, и щупая что-то под подкладкой, улыбаясь тащил оторванный рукав себе под куртку. На секундомере оставалось 5 секунд, мы уже не успеем уйти, и я отключил таймер и взрыватель. Внизу уже пришли в себя и, несмотря на огонь пулемета, добрались до нашей стены. Прямо под нами, этажом ниже активизировались офицеры в столовой, поднялись по лестнице, и сейчас вломятся сюда. Мы бегом рванули через окно выдачи в посудомоечный блок, а оттуда к котлам кухни. Сзади захлопали очереди из автоматов, вокруг загрохотали котлы, завизжала посуда. Снайпер с простреленной спиной упал в моечной, на него валились битые тарелки, над ним перебило трубу и хлестала вода. Мы ворвались в горячий цех. Пулеметчик лег в сток для воды, шедший вдоль огромных варочных котлов, и тарабанил очередями в сторону мойки, заставив там всех лечь на пол. «Сука ты, Радость», – со злобой сказал я товарищу, не предупредившему о какой-то своей игре, погубившей нас. Мент выглядывал аккуратно, прячась за холодильником, в окно, нет ли каких вариантов. Из окна и прилетело. Кто-то, не парясь, всадил к нам в окно из гранатомета, сделав «горячий цех». Кумулятивная граната – это сильная вспышка, страшный жар, и все тонет в темноте. Меня швырнуло в сторону, обо что-то ударило головой. Краем глаза видел, как Радость бросило о стену и уронило за котел, оставляя на стене кровавый след. Я пару секунд, лежа лицом в кафель на полу, чувствуя невыносимую боль, от которой казалось вылезут глаза, слышал, как жутко орет мент, а пулемет из-под котлов продолжает грохотать. Дикая тупая боль в боку – походу сломаны кости. Противно почувствовал горячую жижу на животе и в штанах, вылезали кишки или дерьмо. Я заорал от боли и сдох. Десантник вырвался в коридор за мойкой, добежал до туалетов, и выбив там раскрашенное окно, сиганул в кусты. Мент был еще жив, к нему подходили офицеры. Он трясся, держась руками за кровавый живот, и выл. Офицер забрал у него автомат. Десантник еще мог уйти, но Радость был против, да и мы все. Если он нас тут бросит, денег за убийство босса он от Радости не получит. О чем мы ему и сообщили в чат.  Он добрался до тихого места, где, рванув чеку подорвал себя гранатой. Трудней было с ментом, которому нужно было не попасть в плен. Усилиями нашего товарища-взломщика, он закатил глаза и охнул от скачка давления. Офицер дотронулся пальцем до его шеи за воротником и сказал своим друзьям «Сдох». Мы сидели все вместе в номере у Радости вокруг длинного стола. У меня до сих пор болел бок, кружилась голова, я потрогал бинты на животе, они были мокрые. Пулеметчик жаловался, что ничего не видит.  Каждая такая смерть – дорого обходится, мы все-таки не бессмертные… Игра проиграна, из-за наших трупов, попавших в руки охраны босса, заказчику проще признать живым самого босса и согласиться с хозяевами игры отыграть все назад. Теперь босс жив, и всего что произошло сегодня в генеральском зале столовой – не произошло. «Ты ничего не хочешь объяснить? – спрашивал я у товарища, – мы же все успели по плану, что ты искал там?». Мы все смотрели на Радость, а он, бледный, с синяками по всей морде, клацал пальцами в телефоне. Закончив, посмотрел на нас виновато: – Я накосячил, не вопрос. Сейчас перевел на ваши счета весь аванс, вам каждому капнул по сто золотых. Это больше, чем вы рассчитывали за одну ходку. На вопрос, что было в рукаве – не отвечу. Сейчас неделю ждем – если заказчик заплатит, а взломщики смогут нас вставить куда-нибудь на нормальную позицию, попробуем еще раз. Вряд ли, конечно, – охрана нас теперь будет ждать везде… Но недельку подождите, не разбегайтесь. Сейчас расходимся, друг друга не ищем, если что я вас всех сам найду. Идите, мне херово… Радость повалился на диван, держась за бок. Мы встали из-за стола на выход. Радость окликнул меня в дверях, сказав, что я забыл перчатки. Перчатки были не мои, но дружбан твердо тянул их мне в руки, и я взял. Разошлись в разные стороны. В лифте ехал один и сунул руки в перчатки. В одной из них оказалась симка. На своем этаже подошел к бару и купил новый самый простенький телефон. Вставил симку. Когда уже вошел в номер и улегся на кровать, пришла смс. «2-я палуба, 22-я парковка, транспортник RD-862, спроси у Дорсена через час». Как-то во время учебы на Хомланде, я попал под разработку контрразведки. Четыре с половиной часа меня били вчетвером, прикованного к стулу, я был тогда на волосок от гибели, мне было 20 лет. Я на всю жизнь запомнил ту щемящую тоску, беззащитность и страх. Это чувство всегда возникало у меня, когда приходилось попадать в переплеты «высокого уровня». И сейчас явно было что-то типа того. Холодок по спине, напряжение в затылке, когда шея сама втягивается, и ждешь очередной удар контрразведчика из-за спины – сильный под основание черепа, когда темнеет в глазах и кажется, что треснет кость, а душа вылетит вверх через эту трещину. ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх Радость явно что-то напортачил «за гранями дозволенного». Что ж там было в рукаве у босса? Я спокойным шагом пошел к лифту, спустился к 4-й палубе и по ленте транспортера пошел к своей парковке. Прошел шлюз и взошел на свой корабль. Оставил на столике все свои гаджеты кроме нового телефона, переоделся в робу вроде тех, что носят хозработники и инженерный состав. Открыл холодильник и взял из ящичка баночку с жидкими волосами. Налепил себе бороду, усы, патлы на голову, гелем изменил очертания морщин, нацепил мягкие пластины на зубы, скруглив таким путем щеки, вставил линзы, поменяв цвет глаз на серый. Вышел из корабля, не проходя через шлюз, уверенно нашел в потолке люк от кабельного контейнера, подтянулся, залез в него и по узкому желобу пополз в сторону вентиляционного хода над палубой. Там спрыгнул в коридор уже далеко от своей парковки и пошел к межпалубному лифту. Грязный железный контейнер меня, вместе с еще десятком рабочих в комбезах, похожих на мой, спустил на 2-ю палубу. По суете и гаму сразу нашел транспортник. Огромная хрень проходила полную зарядку, пополнение запасов и техосмотр. Тут крутилась уйма народу. А внутри транспортников куча пространства, толком не контролируемого охраной станции – поэтому на таких кораблях помимо рабочих торчат бомжи, лица, скрывающиеся от охраны, торгуют наркотой. Понятно, в общем. Один транспортник улетает, прилетает другой. Но такое место на станции всегда в итоге есть. Я уверенно прошел мимо главного трапа, вышел к приставной лесенке, шедшей в маленький люк под брюхом транспортника. Дорсен? – спросил я мужчину, стоявшего возле лесенки. И что? – спросил меня, видимо, все-таки Дорсен. – У меня встреча сейчас здесь. Дорсен ткнул пальцем в люк и сказал «прямо и направо». Я поднялся внутрь и пошел по узкому проходу между толстыми кабелями. В конце прохода справа оказалась серверная – там было сухо, тепло, еле-еле светло и мерно шумело электричество. Радость кивнул мне и сказал кидаться на топчан, сам сидел на железной табуретке за столом. Он откупорил бутыль виски, хлебнул с горла и протянул мне: – История такая, Бр. Я вляпался по полной. Сваливай быстро и далеко, нигде не вспоминай, что тут было. В игрухе тебя не идентифицируют, не реально. Парни тебя не знают. Если сам не пробрешешься, никто не вчухает. Но на всякий случай ближайшие три месяца будь аккуратен и не доверяй никаким случайным встречам или событиям. – Не канает, Радость, – я разлегся на топчане, уже согревшись вискарем, – рассказывай, что в рукаве было, чем тебе это грозит, чем я могу тебе помочь. Не корчись – мы с Хомланда, мы джедаи, мы ближе родных. Не бойся, я не герой, если ты на самом деле в жопе, и ничем помочь нельзя, я отвалю и не буду мешать тебе сдохнуть. Но молча сваливать ты не имеешь права. Обидно даже – не уважаешь что ли? Я изо всех сил надеялся, что Радость отшутится и пошлет меня. Я понимал, точнее чувствовал, что он краю бездны, и, что тут врать, – я хотел в тот миг, чтоб он шагнул туда один и желательно молча. Я просто должен вести себя как джедай, поэтому и предлагал помощь… – Там коды программы оболочки Play Galaxy, – сказал Радость. У меня внутри все упало, я понял, что уже стою рядом с ним у края пропасти. Play Galaxy – программная оболочка не только большинства игр, это оболочка в которой созданы почти все программы, что нас окружают. Все карты Галактики MAP Galaxy, большинство СМИ и социальных сетей в MEDIA Galaxy, да много чего. Браузеры тоже к ней привязаны, а еще банки, биржи… не перечислишь. Но ведь я знал Радость – ему не банки нужны и биржи… – В рукаве у босса флэшка, в ней коды, пароли, логины, закрытая часть. Программеры видели, что я знаю об этом и видели, что я пытался ее взять. Программеры считают, что джедаи не имеют права лезть в это. Это приговор, – разъяснил он мне обстановку. Я начал понимать, за чем на самом деле хакеры (а хакерами считаются программеры, которые хотят считаться хакерами, если им так удобно), за чем хакеры-программеры на самом деле вставляли нашу зондер-команду в игру. Ясно, что им нужен не какой-то вшивый босс, за которого заказчик-лох платил тысячу золотом. Босс полез не туда куда следовало. Возможно, восстание против него началось из-за этого. Но теперь полез куда не следовало рыжий психонавт. Да, нас с юности воспитывали, что программеры нам не указ, что мы свободны и галактика свободна… Программеры – обслуга и т.п. Но жизнь сложилась так, что галактика как тазом накрыта программными оболочками, а значит программеры правят этим миром. Это, конечно, не афишируется, но все, кто в курсе, смирились. Мы, джедаи, – теперь просто что-то между гороховыми шутами и безбашенными наемниками. Дон-кихоты, раздолбаи, вечные побродяги Вселенной. Мы давно не совесть мира и не духовный ориентир… Значит, Радость хотел стырить у богов их небо… Я смотрел на бледного напуганного друга, сосавшего виски с горла, в дыму недогашенной в банке сигареты, и меня щемила тоска. В первое лето обучения в Хомланде, в первый лагерный сбор в лесной крепости, когда мы только узнавали друг друга, познавали дисциплину и азы военного дела… Бесконечные часы строевой на огромном плацу, под круглосуточную барабанную дробь… Физо до изнеможения и очень скудный паек – туалеты сверкали белизной хлорки, так как мы никто ни разу не срали весь месяц этого сбора. Бессонные ночи в караулах, дозорах или на кухне… Постоянные вопли командиров и наказания, наказания… Как-то в самом начале сбора наш генерал, проходя перед строем и рассыпаясь ругательствами и угрозами проорал: «И чтобы никаких самоволок, никакого бухла, никакого острова пасхи! Сгноблю, если узнаю, что опять! Отчислю сразу – в солдаты, на космобазу! В черные дыры, бл…!» Конечно, мы обязаны были узнать, что за чертов остров пасхи такой. И узнали… В паре километров от лагеря длинный относительно крутой, как стена, обрыв холма, не видный из лагеря, зато очень заметный со стороны реки Чаки. В этот обрыв, как в стену были вбиты целой галереей вытесанные из могучих бревен фаллосы. Любовно отшкуренные до нежной бархатистости, ярко покрашенные бежевой краской, а где надо алой или пурпурной. Яйцами, как основаниями они крепились в грунте обрыва холма. Гордо и неукротимо глядя красными макушками в небо. Под каждым этим произведением искусства были вбиты таблички с годами, когда были установлены каждый из фаллосов – от года основания Академии, исключая только два года Галактической войны, – до наших дней. Последний был обозначен прошлым годом – его вбивали наши второкурсники, а тогда такие же как мы перепуганные новенькие на первом лагере. Дальше в бесконечность шло пустое пространство. Мы (нас там было сначала пятеро) поняли, что обязаны создать нечто подобное, вбить рядом и проставить свой год. Подключались еще ребята. По ночам, скрытно пробирались сюда, тихо (представляете, как это медленно) пилили высокую сосну. Решили голосованием, что «наш» будет тонким и длинным, и в дело пошла колючая красавица. Отпиливали ветки, ровняли рашпилем, потом шкурили, долотом выдалбливали рельеф. Как начинало светать, прятали изделие в кустах, и ползли в казарму. Лишь бы успеть раздеться и лечь в постель, чтоб на подъеме вскочить со всеми. Очень аккуратно подтягивали к делу сообщников. Командиры что-то чухали, за нами подглядывали стукачи и их надо было обманывать. Потом наших стали ловить и допрашивать. Когда меня поймали, я сказал, что выходил в ночь из казармы курить, был приговорен к трем суткам в наряде. Одного из нас схватили сержанты в лесу и били, но пацан не сознался. Мы видели, как его увозили утром медики в лазарет. Через допросы начали таскать весь курс – кто что слышал-видел. «Отчисление», «дисбат», – потоянно слышалось из-за двери канцелярии ротного командира. Каждый раз, когда я перся в лес к нашему «Хрену Павловичу» (в честь нашего генерала Антона Павловича), трясся, если вдруг треснула ветка, или внезапно полетела сумасшедшая встревоженная птица. Когда Палыч был готов, мы с Радостью должны были «родить» краску. Лунная ночь была некстати, но ждать часа по-темней было некогда. Мы пробрались к окнам склада, прячась от патруля. Тем самым движением Радость отжал штык-ножом штапики с окон, аккуратно, приняв на себя стекла. Мы влезли внутрь, светя фонариками, сыскали нужные цвета. Выключили фонарики и легли, пока проходил недалеко патруль. Потом вылезли с банками краски наружу. Веничком подмели за собой и на складе, и на окне, и на карнизе. Приставили стекло в окно и тихонько рукояткой штык-ножа прибили обратно штапики. Подмели за собой на асфальте под окном. Это кража, за нее реально дисбат, с этим не шутят. Я помню- до сих пор лицо Радости в тот момент, когда мы с банками краски и веником в руках, вжимались в землю под кустами, когда мимо, совсем рядом, в пяти шагах, опять шел офицерский патруль. Бледный, испуганный, упертый, готовый, что сейчас ему хана, но не готовый отступить, уверенный, что «так надо». Мы не могли оставить после себя «пусто место» там – на острове пасхи. Мы не могли допустить, чтобы прервалась линия времени… Вот такое лицо сейчас было у Радости, как будто не прошло с той ночи столько эпох… Я думал, сейчас пущу слезу, так щемило внутри. Потом, через много-много времени, мы узнали, что остров пасхи – педагогическая игра, что отчисленные после лагеря 30 человек – как раз те, кто раскололись и предали нас. Что офицеры знали каждый наш шаг и старательно вписывали в личные дела… На другом берегу реки Чаки была дача Антона Павловича. И когда мы, наконец, забили Х… куда надо, генерал и старшие офицеры любовались в окно с дачи и распивали водку. Но то были наши офицеры – старые боевые джедаи. А Play Galaxy – чужая свора, мы для них враги, это не игра… Радость стоял перед лицом смерти. Радость, бл…, что ж ты наделал, – сказал я, взяв его за плечо. Он все улыбался своей широкой лыбой, не говорил ничего, понимая, что я понимаю, что он прав. хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх Мы решили, что он снимается с якоря и летит в Альдебаран – система, нам более-менее знакомая. Я аккуратно и незаметно лечу следом за ним на дистанции. Он будет чем-то вроде наживки, – а я ловцом. Я буду смотреть за всем необычном, что его встретит. И либо вмешаюсь, когда на него нападут и спасу, либо хотя бы увижу концы – программеров, их схемы, может, возьму языка… Потом подключу или подключим надежных наших, и размотаем клубок. Мы, джедаи, не претендуем на галактическую власть, но заставим считаться с нами. Радость вылетает завтра, а я значит послезавтра. Я теми же окольными путями вернулся к себе на корабль, удостоверился, что батареи полностью заряжены, на счет капнули 100 золотых за ходку к боссу и еще 300 золотых – все деньги Радости, которые я обязался потратить на его спасение или на расследование его гибели. Хранить деньги на своей учетной записи Радость считал теперь уже легкомысленным. Я вспомнил, как собирался творчески пополнить запасы на корабле, обойдя все магазины на 45-й, заказав деликатесы и фрукты, хорошее пойло… Теперь на все это не было времени. Я зашел в интернет-магазин и сосредоточенно быстро клацал – мешками и коробками хватал простые овощи, зерновые, кофе, хлеб, сгущенку, брикетами мясо и рыбу, ящиками бухло… Плюс доставка. До полного израсходования запланированных на это дело 5 золотых осталось сколько-то мелочи, я докинул в покупку мешок мандаринов, и нажал заказ. Еще на 5 золотых предстояло взять всякой химии. Баллоны для воды и воздушной смеси на корабле, добавки для приборов, масла и спецсоставы для механизмов корабля, наконец, чистящие средства и медикаменты для аптечки. Не мудрствуя, фактически, заказал все в точности, что у меня было раньше в комплекте. Доставка продуктов назначена на завтра в 12-00, химия – завтра в 17-00. Остановился на мысли об оружии. В тайничке у меня есть минилазер, в простонародье пистолет. Но и он мне ни разу еще не пригодился. А идти сейчас покупать на нижних палубах что-то по тяжелее – лишнее палево. Мой план сейчас изображать спокойствие и расслабленность, а не попадаться на покупке пулемета. Кстати, о планах. До всех передряг мы собирались сегодня вечером зайти с Радостью к его знакомым киношникам. Вот к ним я вечером и пойду, скажу, что корефан мой в запое, познакомимся. Если они – хорошие болтуны (я надеялся, что киношники должны быть говорунами), я разболтаю им свою легенду – куда вдруг так внезапно срываюсь на днях со станции. Ведь везде фигурирует, что я хотел тут пробыть месяц… Оделся опять в свой джедайский костюм и пошел по галерее палубы в сторону отеля. Они будут торчать в казино, а позже в концертном зале будет и ансамбль песни и пляски с Лебеди. Девушку мы не отменяем, наоборот, сейчас было бы особенно кстати. По дороге подошел к магазинчику с программами карт галактики. Спросил хороший имитатор и карту Лебеди, но выбрал из предложенных пакетов тот, где до кучи имелся Альдебаран. Никогда не играл в азартные игры, но казино обожал всегда, как все гламурное. Девочки с павлиньими хвостами, ярящиеся крутыми перцами мужики, музыка, танцы… Я скорчил глупую лыбу на лице и вошел, производя наилучшее впечатление на администраторов заведения. Взял в баре коктейль и, не торопясь, и улыбаясь пошел искать киношников. – Трое парней и две девушки в диапазоне 20-25 лет сидели скромно в стороне, в зоне «по дешевле». Значит, слегка посорив деньгами, я мог добиться их расположения, и сделал вид, что уже слегка пьян. Дяденьку-друга Радости, пришедшего слить бабла и угостить молодняк, встретили творческие ребята и девчата радушно, пустили сесть между девушками, их звали Лилит и Маат (видимо, творческие псевдонимы типа с налетом панкухи, готухи или чернухи, но выглядели они так нормально, сойдет). Парни звали себя в честь северных богов – Тор и Волос, а третий звался – Вагнер, и был среди всех главным режиссером. Вся эта компания прилетела сюда две недели назад с Лебеди (они родились, выросли и жили там на 3-й планете). Тут они тусуются, ищут полезные связи, а вообще ждут тот самый транспортник на 22-й парковке. Он везет грузы для геологоразведочной станции на одну планету совсем недалеко отсюда – на Персее. Этим бортом по договору с заказчиком они попадут к геологам – делать докфильм и несколько новостных сюжетов про их миссию разведки уникальной богатой ресурсами еще не обжитой планеты. Так же они должны наснимать исходников для будущих карт, имитаторов и прочих программ для этой планеты, обработать видеоархив, сделанный самими геологами. За все – 100 золотых на пятерых, не плохие для них деньги. Но еще они хотят там полазить и поснимать для себя. На планете есть уникальные по красоте и невообразимости локации, там они замыслили снять клипы для своего альбома. Вагнер делал музыку, Тор и Волос писали тексты, а Лилит и Маат, соответственно, пели. На 2-й планете Персея в диковинных пещерах, в каменных синих пустынях, на фоне лилового неба, в антураже разведстанции и всякой технотроники, они считали, что получатся зачетные клипы. По их лицам было видно, что они впервые в космосе, и, конечно, уже обескуражены тем, насколько это скучно и дорого. А ведь им предстоял еще перелет, пусть и всего лишь недельный, на транспортнике… Они, как раз обсуждали особенности полетов на транспортных кораблях, которые им стали известны – нет как таковых кают, вместо них закутки по углам, минимальная имитация гравитации, самый дешевый воздух, жесткие лимиты воды, слабая освещенность, туалет, в котором надо плотно усаживаться на грязный, конечно же, унитаз, чтоб он высасывал дерьмо под давлением, заменяющим силу тяжести, капельный умывальник… Девочки тонкой душевной организации готовились терпеть… Я предложил лучше хорошенько напиться, чем обсуждать неотвратимое. Заказал хорошего виски, салатов, сока и мяса, и все повеселели. За это и люблю молодых и бедных художников. Пожрали от пуза – вот и радость. Кстати, они крепко уважали Радость, и, похоже, давно его знали. Он им иногда подкидывал кое-какую работенку в виртуальных новостях – снимали для него в студии сюжеты новостей с разных планет. Я им сказал, что тоже заинтересован в таких делах, и, может, как-нибудь закажу репортажик-другой. Так мы становились постепенно друзьями. Я хохотал и рассказывал разные джедайские небылицы, а они слушали, раскрыв рты. Я окрылялся их вниманием и завирал, потеряв всякую совесть – хорошо бы они сняли потом какое кино по этим байкам. Потом они мне показали свои клипы на телефоне – это и правда была смесь готики и панка, здоровая примесь юношеского суицидального задора, крепкий заряд сатанизма и пессимистической романтики. Лилит раскраснелась, на ее белом мертвенном лице готической царевны проступали яркие румяные щечки, как у весенней крестьянки. Маат, когда смеялась басом, широко раскрывала счастливый рот, превращаясь из темной эльфийской охотницы в пьяного довольного сержанта. Я уловил во взглядах северных богов тоску, похоже они ревновали. Я не стал обижать парней, у меня впереди все-таки поход в ансамбль песни и пляски… Поэтому не заигрывал с их подопечными слишком рьяно. Вагнер после вискаря стал печально мечтательным и часто закатывал глаза в сторону люстры. По всему видно, что он мечтал именно о таком полете в космос, о встрече с джедаем на космической станции… Тор ржал, как лошадь, глаза светились, он становился похож на мальчишку, играющего в интересную игрушку. Волос просто смеялся наивным детским смехом, как будто вдруг оказался дома. Ледяной и пустынный, чужой и безразличный космос вдруг стал для них таким, каким они его ждали увидеть – веселым, загадочным, таящим приключения, страхи и радости. Такой космос – как приезд отца из дальней командировки для маленького сына. Когда отец весел, доволен, и играет с тобой, и дарит тебе подарки, и рассказывает интересное, и надежно защищает… Все вместе хмелели и я рассказывал байки о 3-й планете Стрельца, где в самом конце лета такая жара и духота, что сыпятся с деревьев плоды, тухнущая, зловонная жижа раздавленных под собственным грузом фруктов, бродит на солнце и течет настоящими винными реками, а злаки тем же путем дают реальные реки душистого, прозрачного, как слезы, самогона. Запах стоит такой, что нельзя там быть без скафандра, хотя, конечно, многие отчаянные алконавты смело дышат, и припадают на пологих берегах этих рек навзничь, чтоб, как говорится, испить от души. Пожалуй, это самая опасная планета во Вселенной, по статистике, оттуда не возвращаются чаще, чем, с системы Близнецов, где вечная анархия и война преступных кланов. По-настоящему крепкий джедай, правда, может дожить там до осени, когда вино и самогон прекращают течь реками, вместо них начинает бежать обычная вода, а ледяной ветер с полюсов довершает отрезвление. Тогда, уцелевшие туристы, осунувшиеся, дрожащие от тремора и холода, неуверенными тенями собираются вокруг своих кораблей и уносятся к звездам. Тор с горящими глазами предложил сделать об этой планете документальный фильм и снять там клипы. Не в обычной манере их команды, наоборот. Петь в кадре будут парни, они втроем, как герои бесстрашно будут хлебать из чудо-рек. Это будет рок-н-ролл, будут петь суровые мужские песни про свободу и войну, а девочки будут горевать и плакать в стороне.  Уже примерно прикинули фон и эффекты, и сколько стоит и каким маршрутом туда метнуться… Среди скайвокеров пьянство не поощрялось, но у нас не было командиров и начальников, звание джедая присваивалось по окончании Академии раз и навсегда, мы никогда не занимали должностей и не работали за зарплату. Короче говоря, нельзя джедая понизить или оштрафовать, уволить и вообще наказать. Приверженность к бухлу признавалась слабостью, с которой звездный волк должен бороться, но которая говорила о наличии у него живой души. «Пьет – значит, душа болит, а значит она еще есть», – утверждали наши философы. Некоторые даже полагали, что скайвокер без души опасен для Вселенной, поэтому простых и проверенных мер по предотвращению алкоголизма в Академии на Хомланде к курсантам не применялось. В спецслужбах агенты, например, пьют и не пьянеют, их так готовят. Садят курсанта за стол и заставляют пить. По мере появления признаков сильного опьянения, бьют током так, что у них едва не вылетают зенки из орбит. И так много раз. В итоге при приближении состояния опьянения, организм вспоминает лютую боль и автоматом вбрасывает в кровь тонну адреналина. Человек впадает на несколько секунд в ступор, а выходит из ступора уже трезвым. Опасно для сердца, но, полезно для их непростой службы. Ну а мы, скайвокеры, никому не служим, – объяснял я ребяткам, когда Тор начал блевать. Неловко пытаясь прикрыть рот ладошками, он блевал в рукава куртки – энергичными рывками двигая плечи – чувствовалась молодость и сила его организма. Вагнер встал, желая его поднять из-за стола, но, покачнувшись, рухнул назад в кресло. Девчонки стыдились друзей, но я сказал, что все отлично и стыдиться нечего. Может себе позволить напиться как следует только по-настоящему честный и свободный человек, каким без сомнений и был Тор. Мы с Волосом, который был еще вполне боеспособен, подняли Тора за плечи и поволокли к выходу. Лилит и Маат помогали идти Вагнеру. Вместе мы прошли через зал казино и вышли в холл к лифтам. Я вместе с ними доехал до их этажа, где были номера по проще – они снимали один на пятерых за ползолотого в месяц. Мы вошли у уложили Тора на кровать, свесив голову, он продолжал блевать на пол, пока мы не придумали ему тазик. Вагнер вырубился на своей койке, остальные собрались пить чай и предложили мне остаться, но я раскланялся и ушел. Договорились еще увидеться, а пока законтачились в сетях и чатах. У меня были планы на ансамбль песни пляски. Я, удовлетворенный тем, что не был слишком пьян, а только лишь навеселе, слегка пританцовывая шел по этажу к лифтам, чтоб вернуться на центральный блок отеля. Там, остановившись у огромных «окон» с офигительной имитацией космического обзора с искрами звезд, движущимися огнями приближающихся и удаляющихся к станции кораблей, восхитительным видом на реакторный блок станции, который сверкающим шаром вращался, отбрасывая синие и темно-красные отблески, иногда отсвечивал черным, иногда серебристым металлом, там, глядя на все это, спокойно покурил, убедившись, что точно не пьян. Двинулся, вежливо улыбаясь, интеллигентно раскланиваясь со встречными, к концертному залу. Вообще, 45-я славна не только казино и кабаками, но еще этим залом. Его акустику очень уважают профессионалы, и иногда здесь назначают центральные концерты мировых турне довольно именитые коллективы. В мировые новости 45-я, если и попадала, то только с сюжетами о супер-шоу в ее концертном зале. Хотя, конечно, хор девочек с Лебеди никогда не считался жемчужиной мирового искусства, а ценился исключительно озабоченными самцами всех рас за физическую привлекательность артисток. Концерт только что закончился, но я и не был огорчен, что не посмотрел в очередной сто пятьсотый раз их шоу. Я, мимо охранника, пользуясь респектабельным своим видом, прошел за сцену, в гримерки. С каменно невозмутимым мордом, расшаркивался со встречными, всеми, кто мог бы подумать, что меня здесь не должно быть. Пустил впереди себя успокоительную пси-волну, чтоб не скандалить, и добрался до двери с именем Джейс. 2,3 Я был знаком с Джейс давно – виртуально. Я уже, наверное, год ставил лайки под всеми ее фотками в инсте, иногда, добавляя восторженные комментарии.  Некоторые мои коменты даже удостоились ее лайков. Это, конечно, не знакомство, но это очень облегчает знакомство или, по крайней мере встречу. Вчера я ей написал, что схожу с ума, нахожусь рядом – на 45-й, и не прощу себе, если не выскажу свое восхищение, не припаду к ее ногам лично… Красавицы с Лебеди славятся стройностью и даже худобой, длинной шеей, в общем человекоязычное имя системы им очень подходит. Джейс сидела у зеркала и удаляла сценический макияж. Она была и вправду восхитительна – яркая брюнетка с капризными поджатыми губками, юными щечками, хитрыми глазками зрелой стервы. Ее волосы она уже выпустила из пучка, который был положен всем девушкам в ансамбле, и они роковой черной тучей-копной рассыпались по спине. Такие волосы – цвета пепла, затягивают взгляд, как черные дыры. Вглядываешься, тонешь там, пока не осознаешь, что прошел горизонт событий, время изменило ход, и теперь пространство скручивается в воронку и есть только один вектор движения – к ней. И время теперь отсчитывается в системе «до нее» и «после нее». Она еще была одета в свой форменный ярко-красный мундир. Острые плечи с подкладками, ворсистые эполеты, бархатные отвороты на вороте, тугая короткая юбка, голые без колгот ножки и красные же туфли на высоких шпильках. В молодости, сразу после Академии, мне перепало немало халявы от красоток на разных планетах. Тогда джедаи были окружены ореолом загадочности, благородства, романтики. Так уж устроены девушки, что падки на общественное мнение. Тогда каждая считала, что она отстой, если не затянула к себе в постель звездного рыцаря. Я пользовался, а они ставили себе в биографии отметку о выполнении этого пунктика. Я ловил, дареные оргазмы, радовался искрам головокружительных мгновений, а они в моем лице, видимо, трахались то ли с космосом, то ли с передовым человечеством… Я чувствовал каждый раз, что очередное тело сейчас не со мной, а с чем-то вымышленным, что я просто символ чего-то, что для них ценно. Но я не расстраивался, а брал, что давали. Потом, когда джедаи вышли из моды и стали синонимом придурков, я быстро догадался, что для быстрого секса теперь надо притворяться агентом безопасности. В то время «спецура» пришла к власти, интернет-безопасность была главной темой. Программеры защищали галактику от страшных пиратов, мятежных хакеров и лютых хейтеров. Каждый уважающий себя канал снял сериал про героя-агента, про них пели с придыханием певички с каждой сцены. Я одевал длинный черный плащ, отглаженные черные брюки и лакированные черные туфли, отворачивал ворот плаща, чтоб виднелась белоснежная рубашка, стригся коротко, аккуратно брился, делал строгое многозначительное лицо… – и шел трахаться. Девушки в моем лице давали чуть ли не лично Ему, великому программисту, создавшему все вокруг. Я видел его отражение в их глазах, когда они кончали. Понимал, что, дав мне чуть-чуть посувать, они надеются теперь на тайное покровительство, повышение, богатство или хотя бы прощение грехов. Ведь если она отсосала безопаснику, значит она – настоящий патриот. Я не расстраивался, ведь к тому времени, с кем бы не трахался, я представлял себе Ту, что отказалась быть со мной. Наверное, девочки видели в моих глазах ее отражение, но и они не обижались. Мир и так создан из тоски, скуки и чуть-чуть горя. Единственный язык, на котором мы общаемся – боль. Так зачем копаться в этих редких секундах радости и удовольствия? Кто кого обманывал, какая теперь разница? По Джейс было видно сразу, что она не такая. Она ждала трамвая. Поэтому я, не медля, вынул свой трамвай, вывалив его из штанов на стол. Трамвай был из трех вагонов – трех бумажек с портретами зеленого монстра, – 300 кроков, примерно 0,3 золотых в ходовой для этих мест валюте. По ее глазам я понял, что это как раз ее размер. Она рассмеялась. Я представил, что она, сидя перед зеркалом, до моего прихода представляла себе, визуализировала 300 кроков, и теперь они реализовались в моем лице. Представил это и тоже рассмеялся. Разговор, ненапряжный и простой, пошел сам собой. Джейс сказала, что очень устала в этом турне и давно мечтает об отпуске на курорте – где-нибудь, где теплое море, хорошие отели и только лебеди (На Лебеди лесбос почти основная ориентация, и от мужиков все эти джейс устают как от тяжелой работы – «таскать мешки» они это называют). Мечтая вслух о курорте, она соблазнительно улыбалась и обворожительным движением белокожей узкой ручки, тонкими пальчиками с длинным алыми ногтями, прибрала со стола мой трамвай, и развернулась ко мне лицом вместе с креслом… Я, теряя дар речи, бросился целовать ее ноги. Крепко вцепившись руками, впивался губами в верх ступни, облизывал языком голень, коленки, ямки за коленками, чмокал выше и выше, пока не уперся головой между ног… Джейс – это просто сказка, это космос, в хорошем смысле слова. Такие минуты, как будто оправдывают, все эти годы беспонта и холода. Сознание до верху заполнилось ее улыбкой, выражением глаз, жилками на бедрах, волнительными маленькими, почти плоскими белыми сисечками с бледно-розовыми большими сосками… Длинная шея, которую можно целовать до-о-олго, так долго, как хочется, пограничье между гладкой шеей и началом волос, куда можно тихонько подуть, ушки, которые кажутся хрупкими и тонкими, но которые жарко отзываются, если тихонько прикусить зубами их за мочки. Я не очень люблю тратить время на скучную классику, но тут вдруг вдохновился и вошел в нее с позиции миссионера. Я представлял себе, что я в ее глазах сейчас – Курорт или волшебный конь, на котором он доскачет до курорта. Походу, она представляла что такое же, потому, что схватила меня, как коня, за шею, как за холку, потянула мое лицо к своему и завизжала «Давай, ну!». Я неистово кончил, продолжая вталкивать ее в кровать фрикциями, смотрел в ее глаза, видел там смеющиеся портреты удовлетворенных зеленых монстров, ее довольных лесбо-подружек, счастливых курортских мальчиков-официантов. Я давал ей радость, и не обижался, что радость не во мне, а в зеленых монстрах. Я слышал, как сейчас на самом деле трое моих монстров трахаются у нее в тумбочке с ее монстрами, лежавшими там еще до меня. Мы с ней – просто необходимое приложение к программе трахающихся зеленых монстров. Это кроки должны были встретиться в этой тумбочке, просто использовав нас, как средство коммуникации. Теперь они всей кучей вцепятся в душу Джейс и заставят отвезти их на курорт, где они трахнутся с миллионом монстров, уже собравшихся там. И так они становятся все сильнее и сильнее, все организованнее, и все смешнее песни людей о свободе – все так или иначе подчиняется воле и тайному замыслу зеленых монстров. Я не расстраивался. В этот раз я даже не вспомнил Ту, это значит, что мне было по-настоящему классно. Джейс лежала, раскинув руки, на спине и шла большими красными пятнами по белому телу, смотрела в потолок и тяжело дышала. Я потрогал ее потные маленькие ягодицы. Пот быстро испарялся и кожа казалась прохладной. Я заглянул ей в лицо и понял, что мне лучше уйти, не портить впечатление и не надоедать. Жаль, я же хотел пробыть с ней весь месяц, как это было бы классно! По крайней мере, могло бы быть классно. Радость – чертов сука, гребанный революционер… Понимает этот рыжий мудак, что он у меня отнял? Я оделся, потрогал ее пяточку и слегка почесал отвердевшую кожу. Она улыбнулась, и сказала «все, иди». Мы сговорились, что увидимся завтра вечером, после концерта я зайду и, может, еще и сходим куда-нибудь, посидим… Я вышел по пустому темному коридору в темный провал зрительного зала. Посветил фонариком. Вверху на куполе в чудесном танце кружились греческие боги и богини, какие-то птицы и звери, белели руины парфенонов. Они были бесконечно прекрасны. У меня как-то непротиворечиво вдруг уложились одновременно чувство тонкости и уязвимости красоты и ее вечности, непреложности. Я, которого воспитали наши преподы в Академии быть защитником Красоты, быть готовым спасти и сберечь Это, теперь казался себе случайным набором частиц, мимолетным облаком пыли, беззащитным и смертным рядом с Красотой, которая безусловна, непреложна и вечна. Мое облачко пыли рассеется, а красота останется жить, она заложена в самом движении пыли, в самом механизме взаимодействия материй, энергий, пространств и времен. Она – главная формула этой жизни, в которой мы все -только миллионы переменных. Все вокруг – это огромный зрительный зал, в котором, отыграв свое, исчезают, актеры, декорации, даже зеленые монстры исчезают, сменившись другими бумажками с другими рылами, десятки творческих коллективов вспыхивают звездами, занимают все внимание и потом исчезают. Все артисты, примы и второстепенные персонажи, солисты и подпевалы, короли и шуты, деньги, оружие, горе и радость уходят согласно великому сценарию, меняя друг друга. Только этот зрительный зал, этот купол, эта сцена остаются. Я шел между рядами зрительских мест, по огромной бархатисто-красной координатной сетке кресел-ячеек, ступал по мягкому черному ковру и представлял себе, что Джейс уже наверное спит, а, может, пересчитывает монстров, листая хрустящие бумажки своими длинными пальчиками с красными коготками, и думает, сколько еще тяжелых мешков перетаскает, прежде чем доскачет на них, как на волшебных конях, до берега своей мечты, до прекрасного теплого моря, увидит мягкий золотой песок, белые колоннады отеля, пойдет с подругами на дискотеку, где будут веселиться и танцевать тысячи радостных огней. Я выбрался из концертного зала, умиротворенно брел по опустевшим коридорам и холлам 45-й, ехал на тихом лифте, пока не оказался у себя в номере и не уснул счастливым сном ребенка. хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх Проснулся на следующий день с трудом только около 11 часов (здесь на 45-й для удобства людей в сутках 24 часа). Продрал глаза и пошел бриться, умываться… Голова болела от киношников, все мышцы и кости болели от Джейс. Это была приятная боль, как звезда посреди сонных и нудных месяцев сенсорной депривации в космосе. Раздавил бутылочку светлого пива, перекусил красной рыбой с хлебом и маслом. «Ведь хорошо же живу, жаль, что это не надолго», – лениво скользили мысли в голове джедая. К двенадцати добрался до шлюз-парковки к своему кораблю, у створок шлюза уже ждал доставщик с тележками. 15 соединенных паровозиком тележек со жратвой мы с ним вместе вкатили в шлюз и подогнали к главной («человеческой двери») моего корабля. (В разных частях еще были люки, в которые я лазил, когда становился собственным рабочим или техником). По одной я вкатывал по помосту тележки на борт, пересчитывал и сверял с накладной содержимое. 115 позиций в накладной – мой набор продуктов на полгода, а, может, больше. Пересчитав одну тележку, я толчком вкатывал ее в салон и брался за следующую, доставщик спокойно ждал. На все ушел час, наконец, я расписался в накладной, спустился к доставщику и в его ручном кассовом аппарате произвел оплату своей картой. Вместе с доставкой, ровно 5 золотых. Доставщик ушел, а я взялся рассовывать хавчик по холодильникам. Основная часть (мясо, сыры, фрукты, консервы) в трюмный большой холодный бокс. Овощи, крупы и макароны – в сухой отсек. Спиртное в большой бокс-бар. Все это занимало много места, почти ровно столько же, сколько вся моя остальная обитаемая часть корабля вместе с санузлом, но приходилось с этим мириться. Всего по чуть-чуть отобрал и положил в холодильник, стоявший в салоне. Туда же загрузил пиво, а виски, водку и вино вставил в мой любимый бар, вмонтированный в корпус корабля под главным плазмой-экраном. Бар умел светиться разными огнями, отражать в зеркальных поверхностях калейдоскопами сторонние и свои собственные огни, имел тяжелые полупрозрачные затемненные створки-дверцы. В общем, выглядел величественно, таинственно и притягательно. В чате по обмену б/у деталями и всякой мелочевкой для корабельных конструкции, раздался клик, и я включился в сеть. Профиль под ником «Все б/у для электромеханики» прислал мне сообщение: «Лечу на базу 239, тебе что взять?» Это был Радость, мы с ним условились здесь общаться под видом покупки деталей и даже чуть смухлевав, слепили почти годовую историю этого чата и как бы моих покупок. Его месседж надо было понимать просто – он вылетел, по оговоренному курсу, все идет как сговорились. Я послал ему вдогон: «Навскидку ничего не надо, подумаю – напишу, будь на связи». От него пришла фотка кабель-разъема с вопросом – этого не надо? Я скачал фотку, и загрузил ее в программу сканирования пространства. В фотке был зашифрован сигнал с маяка его корабля. Фото из чата «нечаянно» удалилось, но я написал, что мне все равно не надо разъемов. Теперь сканер видел удалявшийся маяк Радости. Я закрепил в программу задачу слежения за маяком. Загрузил с купленного «серого» диска карту Альдебарана и всего пространства по траектории от нас до него. Привязал сигнал маяка и к этой программе тоже. Чат с Радостью на всякий случай задублировал себе на телефон и успокоился, что все сделал. Остальное, когда отстыкуюсь от станции, завтра. Раздался звон сигнала и загорелся желтый фонарик над створками шлюза. Уже 17-00, прибыл доставщик с химией. Я разрешил открыть створки и спустился из корабля вниз. Рабочие вкатывали шесть тележек с большими в человеческий рост баллонами. Два баллона химсостава для воды, два баллона химсостава для воздуха, баллон с реагентом-поглотителем пыли и «лишних газов», производимых телом джедая, баллон с реагентом-поглотителем биоотходов. Эти поглотители позволяли дольше использовать воду и воздух в системе. В седьмой тележке было несколько коробок с разной бытовой химией – очистители, средства для мытья, средства гигиены, стиральные порошки, всего по-немножку. А также химия для обработки деталей корабля, кабелей и электроники. Наконец, в восьмой тележке девять баллончиков с корабельным маслом. В отличие от хавки, химпродукты лучше проверять досконально, с ними часто накалывают. Я внимательно сверял наименования на этикетках со своим заказом, потом сканировал штрих-коды, потом собственным газоанализатором, хотя бы через обшивку баллона, проверял содержимое на приблизительный химический состав. Один баллон с химсоставом для воды стоит почти золотой – будет обидно узнать потом в космосе, что там вместо дорогого товара закачана какая-нибудь лажа. И заменить там это нечем, будешь пить, что есть. Все вроде било с накладной, вроде все ок. Я расписался в бумажках, произвел оплату и стал разбираться со всем этим хозяйством. С большими баллонами все просто – их надо вкатить и вставить в их рабочие ячейки, подсоединив каждый к своей системе. Бытовую химию я отволок в ванную, расставив по местам и полочкам. А с корабельными маслами и реагентами придется повозиться. Их лучше сразу и залить, каждый в свою систему. Я брал по очереди то баллончик, то баночку, то коробку с порошком, то тюбик, и шел с ним или лез к разным агрегатам. Смазывал, капал, сыпал, заливал, подсоединял. Иногда, спускаясь опять в салон, чтобы сделать несколько  глотков холодного пива, снова лез в узкие железные щели и дыры, в темные углы и тихие ниши. Отворачивал кранчики, открывал крышечки, нажимал кнопочки. Заодно, раз все равно лазил по всей машине, менял, где надо, лампочки, муфточки… Кое-где что-то менял из деталей, если протерлось, проплавилось, или прикручивал потуже, если разболталось. Программа проверки корабля видит только уже случившиеся косяки, а предотвратить уже почти назревшие можно только вручную – вот таким обходом, все осмотрев и пощупав. Вокруг ходовой части и силовой установки в полете и особенно на старте, посадке и на разгоне – сильные вибрации, тут все постепенно откручивается, отсоединяется, раздавливается. Вокруг аккумуляторных батарей соответственно – разряды высокого напряжения, всегда что-то расплавляется, перегревается, отваливается. Чем ближе к обшивке – тем чаще здесь что-то сгорает от сильного облучения или высоких температур. Я любил свою машинку. Очень. Иногда со всеми этими виртуальными играми, кажется, что уже все вокруг виртуально, что все – игра. Но моя машинка – настоящая, железочка моя милая… Тут все твердое, четкое, находится строго на своем месте, тут все любит точность до сотых долей миллиметра, до сотых долей градуса… Говорят, что люди – глупые и примитивные, тупые… А ведь создают такое совершенство. Вот, у меня, например, очень умная машинка, при этом красивая… Я сидел на условной крыше корабля, проливая маслом соединения слоев стабилизаторов. Трогал теплый гладкий металл, гладил его, похлопывал по-дружески. Казалось, я чувствую живое тело, сложноустроенное, с собственным нравом, а может, и убеждениями и ценностями… Вспомнил вчерашний зрительный зал, понял, что мой корабль – тоже часть красоты. Я фантазировал, какая муза вдохновила дизайнера нарисовать на чертеже будущей моей машины именно такие обводы, именно такие формы… Как у конструктора в результате причудливой игры случая, невообразимых законов взаимодействия разных полей с его нервной системой, возник именно такой проект корабля? Я растянулся на спине, довольный, что с кораблем все хорошо, что я уже все сделал. Прикоснулся затылком к теплой обшивке – твердой, надежной, могучей… Вспомнил про Джейс, написал ей в инсту, как на счет встретиться, например сразу после концерта в гримерке, а потом пойти в казино или в парк, или остаться у нее… Лежал, смотрел в терявшиеся вверху темные своды шлюза, чувствовал затылком и спиной корабль, ждал ответа Джейс. Это ли не счастье? Джейс ответила, что сегодня никак, прям совсем никак, давай, мол, завтра. Я напомнил, что завтра улетаю, «говорил же». «Ах, прости, забыла. Ну тогда ладно. Пока-пока, потом встретимся, может быть» Ясно, подумал я, пересела на другой трамвай. Что ж поделать, мечты должны сбываться, ей надо доехать до своего курорта. Я не расстраивался и мысленно желал ей счастливо добраться. Металл родного корабля за спиной придавал мне стойкости и каких-то мужественных фатализма, спокойствия и великодушия. Но мне очень хотелось, чтоб она не бросала чат – вот так, а прислала мне хотя бы смайлик. Прошли минуты, и вдруг ччччпок, и выскочило от нее сердечко. Я улыбался, отправил ей цветочек и два слова «доброго пути!» Поднялся на корточки, спустился в люк, и прошел в салон. Хлебнул еще раз пива, разлегся на диване, невнимательно глядя внутренние новости 45-й, и размышляя чем же тогда заняться этим вечером. Вспомнил про киношников и кликнул их в чате. Ответили быстро, что сидят у себя в номере и страдают бодуном. Я написал, что сейчас зайду и вылечу. Собрался, переоделся, сбросив робу, в комбез, заказал доставку к ним в номер много пива и пиццы. Выключил все на корабле, вышел, блокировал системы, и прошел через шлюз в коридор. ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх Ребятня сидела в номере в свете одного лишь слабого бордового торшера и в абсолютной тишине. Все пятеро сидели, обняв руками ноги, уткнув головы в колени. Пить им много еще нельзя, подумал я, входя, в это пристанище страдальцев. – Как дела? – Бодун, – ответил сухо Вагнер. Я начал тихим ненапряжным голосом медленно, почти нараспев, рассказывать о космогонических представлениях джедаев. – Кроме бодуна, по большому счету ничего нет в этой вселенной. Сначала не было вообще ничего. Потом появилось что-то по децелу, а потом вдруг «Бац!» и появился Бодун, который сотворил все вокруг нас. Бодун – чувак, Бодун – браток, Хвала Бодуну! – прогудел я мантру, и на этих словах в номер вошел доставщик с бочонком светлого пива и стопкой коробок с пиццами. Все это уместилось на стол, Ребята и девчата, вскочили с кроватей и побрели походкой зомби к нему. Разлили пиво и выпили. Народ веселел и начал улыбаться. Потом Бодуну стало скучно одному во Вселенной и он создал людей, и научил их пить. Чтобы смотреть как им весело во время пьянства, и как им больно с утра. Проходя этот путь бесконечно много раз человек, переживает вечность и учится чувствовать мир. Познает язык боли и радости, на котором говорят звезды. Бодун – чувак, Бодун – браток, Хвала Бодуну! Юные деятели культуры уминали пиццу и робко пока смеялись, а я рассказывал все дальше – о грехе и искуплении. И однажды Бодун спустился к людям и принес с собой бутыль – звездный граналь, в котором был самый чудесный и самый истинно правильный самогон. И угощал он детей своих и обещал им, что теперь не будет в них места страху и нерешительности, а всегда в них найдется сила. И люди пили и слушали. Утром, когда проснулись, они увидели, что про…бали священную пробку, и не могут теперь закрыть звездный граналь, и устыдились, что подвели Отца своего. Но Бодун сказал им – про…бать пробку – ваш страшный грех и постыдная неловкость. Но прощаю вам, ибо вы про…бали ее по пьяни. Но теперь те из вас, кто хочет познать не только вечность, но и свободу, должны будут идти и искать священную пробку. И не обретете истинной свободы, пока не найдете ее. Молодые киношники счастливыми мечтательными глазами смотрели на таинственный бордовый торшер, на золотое пиво в стаканах и смачные яркие куски пиццы. Тор, смеясь, сказал, что не слышал никогда этого мифа, но всегда чувствовал, что так оно примерно и есть. Вагнер сказал, что в общем-то, он «всю жизнь ищет что-то – какой-то то ли миг, то ли метр, то ли предмет, то ли мысль – что-то, открывающее свободу». Действительно, всегда казалось, что это нечто маленькое и ускользающее, вроде пробки. Лилит спросила, где ж ее искать? Как джедаи находят свои пробки? Я объяснял, что пока еще никто не нашел – смысл в самом процессе поиска, в вечном поиске. Маат сказала, что ей очень нужна свобода, и пробку надо именно найти, а не искать. Я скептично поинтересовался, чем им не хватает свободы – сейчас ведь и так уже все разрешено. Делай, что хочешь, лети, куда хочешь. Ничего не запрещено. – Сам поиск запрещен, – твердо вывалил Вагнер, – найти можно только то, чего еще не найдено, чего не было. Поиск – это когда находишь новое. А нам навязывают «поисковики» в место поиска. В поисковиках можно найти только то, что уже есть. Если я в поисковую строку забью «пробка» – мне не выйдет вариант ответа про «потерянную пробку», а только тысячи ссылок на уже найденные или даже не терявшиеся пробки. А ведь, как я понял Вас, сэр Бр, священной является только та пробка, которая не найдена, которую надо искать, а не любая другая, которая уже есть. Я смотрел на него и на них и удивлялся, где это так крепко готовят киношников по философской части. А главное, что же из них вырастет, если они уже сейчас такие резвые. Волос развивал тему – он полагал, что «поисковики» остановили время во Вселенной: Вселенная расширялась за счет появления новых пространств и объектов, она как бы находила их. Человек развивался, когда открывал для себя что-то и находил что-то новое. А теперь уже несколько эпох нет никаких открытий, не появляются новые миры, не узнают о новых законах физики или любой другой науки. Все по кругу идут одинаковые войны, по телеку одинаковое кино и одинаковая музыка, мода ходит кругами… Потому что нам не дают искать новое, а втыкают через поисковики всегда что-то уже бывшее. Когда тебе надоело пить пиво, ты не найдешь новое бухло, ты станешь пить водку, которую пил до пива… Ты не найдешь ничего нового в поисковике. В общем, ребята валили все на Galaxy Service, типа он внедрил поисковики во все программы и теперь возможности для настоящего поиска нет. Все накрыто его программами, как медным тазом. Чем бы ты не занимался, ты играешь в их игру, по их сценарию, прокрученному миллионы раз. Ты не можешь взять и снять «другое» кино, с другим сценарием. Только бесконечный ремикс чего-то хорошо забытого старого. Это значит, что они сделали пространство статичным, а время остановили, замкнув в кольцо, как на циферблате. После 12 часов – снова 1, а не 13. «13» – нет в поисковиках. Я слегка охреневал от этого потока сознания. Молодоваты они для таких мыслей. Может, они провокаторы Galaxy Sec? Вряд ли, Радость бы с ними не тусовался тогда…. Может, Радость их и накачал этим всем? Но это не в его правилах… Джедаи никогда не агитируют никого и не вербуют, мы не спецслужба. Мы можем помочь людям, если знаем, что они сами дошли до своих взглядов и что их мечты – это их мечты, выстраданные, осознанные. Значит, Радость знал, что они «настоящие», иначе не стал бы меня с ними знакомить. И потом, может, я просто не знаю, а на самом деле киношников готовят в каких-то академиях так, что джедаям не снилось? Лилит стесненно засмеялась и объяснила, что они никогда не учились ни на режиссерском, ни на театральном. Оказалось, все пятеро учились вообще в педагогическом – на учителей, но в школы после выпуска не пошли из-за того, что все пять лет учебы проторчали в самодеятельности. Это, конечно, ничего не объясняло. Но я решил, раз так, копнуть их мысли по глубже. – Вы же понимаете, что все новое лежит за пределами имеющегося опыта, а значит не обеспечено ни инструкциями, ни законами, ни, что очень важно, правилами безопасности. Все, что есть в нашем круге опыта – освоено, осмыслено, проанализировано и безопасно для человечества и вселенной, хотя бы в целом. Все новое, о чем вы мечтаете, – из-за пределов безопасного круга, непредсказуемо и несет угрозу – вам и всем окружающим. То, что делает Galaxy – необходимо, это миссия Хранителя. Он бережет Вселенную от хаоса, от неизвестности. Она же опасна реально. – Galaxy продает услуги, – зло встрял Вагнер, – я покупаю услугу, плачу за помощь в поиске свободы. А Galaxy мне за мои деньги обманом впаривает конвоира и тюрьму. Я не заказывал Хранителя. Мне не нужен их вседержитель, я имею право, чтоб меня не держали. Почему я в этой тюрьме? Покажите мне приговор, назовите срок заключения, в чем моя вина? Каким судом ко мне приставили конвой? – Не было суда, – очнулся Тор, – и нет приговора. Мы не заключенные, а военнопленные. Мы проиграли какую-то главную, настоящую войну. У военнопленных срок заключения не кончается. И нас конвоиры не выпустят никогда, если мы сами не выйдем. – Мы понимаем, что за стенами тюрьмы может быть и плохо, и хорошо, и там нет гарантий. Но мы знаем, что здесь точно не может быть хорошо. Galaxy – гарантия, что здесь хорошо быть не может. Наши мечты здесь не сбудутся. В их магазине нет того, что нам надо, – сурово приговорила Лилит. – Мы или соглашаемся жить под ихним тазом и соглашаемся бесконечно таскать старые шмотки, – гордо подняв голову, декларировала Маат, – или идем в этот ваш опасный хаос, и берем там все новое. Я смотрел на этот пионерский отряд и думал, на что я имею право, а на что нет. Эти кибальчиши просто напрашивались в дело. Но я их не знал. Дело даже не в том, что меня не впечатлили их возраст и дипломы. Я не мог знать, насколько они хорошо понимают, о чем говорят. Ведь на самом деле, от неизведанного нас отделяют не хранители, а Грань. Хранители не подпускают людей к этой Грани. Да к Galaxy сейчас есть вопросы – они обязаны пропускать туда всех, кто созрел или похож на созревшего. Как это узнать, конечно – другой вопрос. Но программеры Galaxy  взяли на себя не охрану Грани, а ее сокрытие. Они прячут ее от людей и самое страшное, обманывают, что никакой Грани нет. Мы, джедаи, считаем, что, если человек увидел Грань, значит он уже имеет право к ней подойти и попробовать перейти. Но хранители именно не дают людям ее увидеть. Да, из-за этого стало катастрофически мало новизны, а время сильно замедлилось. По крайне мере по ощущениям нас, живущих внутри вселенной, которая опять же по нашим ощущениям стала медленнее расти. НО. Эти ребята Грань явно увидели, пульсирующий Хаос из-за Грани явно услышали, и внутреннюю потребность пройти, судя по всему, испытали. Это, во-первых, значит, что Galaxy либо не всесильно, либо все-таки оставляет окна. НО. Знают ли эти гавроши, что Грань охраняет сама себя и гораздо жестче, чем хранители? Грань же ведь внутри человека, а не в программе или в какой-то точке галактики. Она, как верхний срез воды, когда к ней прикасаешься, чувствуешь просто неистовый страх. И этот страх – собственный, специально для тебя подобранный – так точно слепленный, как не слепит ни одна программа. Могут ли они представить себе этот страх и способны ли в него шагнуть? И умирали ли они уже раньше? Помнят ли свои смерти? У джедаев строго с вопросами помощи людям в выходе на Грань. Я, глядя, как чеканит правильные слова Маат, как решителен носатый профиль Вагнера, думал, как правильно с ними поступать. Есть три варианта описания их положения. Первый – их вызвал к себе Хаос и тащит за грань, а они согласны. Такое бывает с людьми творческого призвания. Тогда, независимо от возможных последствий, я не имею права мешать, но и помогать не должен. Если тому неведомому, что скрывается за Гранью, они нужны, он их сам протащит через Грань и поможет преодолеть Страх и не застрять в нем. А, может, убьет, но это не мое дело. Второй – они просто взбалмошная молодежь, ищущая вдохновения и креатива, желающая пощекотать себе нервы. Тогда я им не должен помогать, а сами они не смогут преодолеть барьеры программы. Побесятся – побесятся, а потом, с возрастом все пройдет. Выйдут замуж, женятся, обзаведутся хозяйством и детьми, и будут благодарить Galaxy за комфортный и безопасный мир. Третий – это люди, дошедшие своим умом и психикой до такого роста, что им не хватает места под тазом Galaxy, и реально увидевшие Грань. Тогда они имеют полное право попытаться через нее перешагнуть. Я имею право им помочь, могу быть их проводником, советчиком, и, при необходимости и возможности, подготовить их к переходу через Грань. Они описывают Грань очень реалистично, а в глупой байке про Бодуна услышали и разобрали скрытый смысл.  Я откинулся на спинку дивана, ударившись о стену – это была простая кровать без спинки. Вокруг был дешевый номер, эти комсомольцы болтались по космосу, согласны трястить в транспортнике, как конченные мудаки. В мусорном ведре у них валялись пластиковые стаканчики от химрастворов – самой дешевой еды. Они все это терпят, чтоб попасть на ту планету, на которой геологи им обещали показать какую-то глубокую пещеру, а, может, щель. Ясно, они ищут пробку, мечтают войти в чудесную щель, где мир наизнанку и свобода. – Ну хватит грузиться, уже, – сказал я наигранно сонно, – мне завтра лететь далеко. Давайте еще по пиву и о чем-то веселом. Байку давайте из вашего педагогического прошлого, какие у вас приколы были там в академии вашей. Маат захихикала и предложила друзьям рассказать мне про Белого Коня: У нас в Академии была сильная кафедра истории, она для своих организовывала каждое лето сборы – археологические раскопки на могильниках исчезнувшего государства. Копали мертвый город, склепы, храмы… Мы с ними ездили, думали в каком-то склепе найти эту вашу пробку… Там был обычай, каждый год старший курс должен был срежиссировать страшную историю для новичков-первокурсников. Нужно было устроить настоящий спектакль, так, чтоб они поверили во внушенный им страх и испугались до смерти. Профессор, начальник экспедиции ставил отдельный зачет «за сказку». Мы уже были знакомы с парнями из соседней деревни и сговорились с ними. По утрам, перед рассветом, когда наш лагерь поднимался и все бежали к туалетам и умывальникам, деревенские выводили к нам на самую кромку тумана – офигительного красивого белого коня. Конь, как тень маячил на границе тумана, потом исчезал. Мы рассказали младшакам, что на гробнице, которую мы скоро будем копать, как раз написано про такого Белого Коня, что он несет Смерть. Тысячи лет он является к людям перед рассветом. К кому он подойдет ближе – тот умрет. Это вообще и есть Конь Смерти. В одно утро сделали так, чтоб конь вдруг вышел из тумана и целенаправленно подошел к Вагнеру. Младшаки это видели. Конь дотронулся до Вагнера и ушел в туман. Мы все такие Вагнеру говорим – все хана тебе, сегодня помрешь и ржем. И Вагнер ржет. Мол ха-ха, напугали, все это байки. Вагнеру уезжать было надо в тот день из лагеря насовсем, но младшие же об этом не знали. Вечером он в столовой, так чтоб видели первокурсники, вдруг схватился за горло, стал хрипеть, выпучил глаза (наш кружок самодеятельности сработал), сел на пол, а потом свалился на бок, и стал быстро бледнеть (укольчик сделали загодя безвредный), дернулся и затих. Мы заверещали, позвонили типа в больничку, на самом деле знакомому фельдшеру в деревне. Он с приятелями приехал на машине Скорой, все в белых халатах. Подошли к Вагнеру, ткнули ему пальцем в сонную артерию и констатировали громко «Сдох». Не торопясь так, на носилках отнесли в машину Скорой, покурили, чтоб первокурсники подольше видели «труп», и уехали. Лилит такая в тишине и говорит: «Это же Конь Белый. К нему подходил сегодня Конь Смерти». Через два дня нужно было копать ту самую гробницу, про которую и ходила легенда о Белом Коне. И идти туда надо было именно за туалеты, то есть мимо Белого Коня, который, само собой ждал как раз на дороге. Младшаки в ступоре застыли и не моги сдвинуться. Профессор поставил нам зачет. Потом он стал стыдить первокурсников, что верят всякой лаже и в конце концов сказал, что, кто сейчас не пройдет мимо коня к гробнице, тому трусу нечего делать в археологии. Так первый курс впервые забарывает страх и идет через грань смерти. 19 человек испугались и не пошли – их отчислили сразу, там на месте. «Ах вы сучата, – ласково думал я, – так вот где вас таких растят подонков». Лилит решила объяснить «мне бестолковому»: Это специальная педагогическая игра. Первокурсникам потом объясняют, что сказку выдумали второкурсники, а через год они сами должны научиться выдумывать такие сказки. Археолог должен понимать, что все страшные сказки про гробницы и заколдованные города, все страхи господни выдуманы какими-то старшекурсниками из разных эпох, и он, если он археолог, то не боится. – А каким страхом пугали вас ваши второкурсники? –  спросил я, – вы мимо какого коня проходили в свое первое лето на могилах? Ребята переглянулись, решив, что рассказывать станет Волос. Но я посмотрел на часы и сказал – «Ох!» Типа пора мне уже спать, завтра утром вылет. А нам надо обязательно будет еще встретиться, тогда они мне и расскажут свой преодоленный страх. На самом деле мне было уже почти все ясно, но я хотел переварить, дать себе время и выждать. Это наши, надо чуть-чуть еще проверить… Слетаем с Радостью, разберемся в этой передряге, и я обязательно, этой командой смерти займусь. Тут я вспомнил, что Радость же мне их так дословно и представил «перспективные ребята». Мы обнялись с каждым, похохотали. Я был рад, что пиво их излечило, и они были бодры, веселы. Я оставлял этот отряд в порядке. А расставаться вот так на полуслове даже полезно… Глава 3 3,1 Диспетчер взял управление моим кораблем на себя, я, сидя в кресле, смотрел, как закрылся шлюз спереди, и знал, что сейчас открывается шлюз сзади. Крюк снялся с носа моего корабля и ушел в стену. За моей кормой открытый космос, разница в давлении потянула машину по монорельсу прочь из стыковочной камеры. Вот я уже снаружи и вижу на экране, как перед носом свернулись лепестки двери входного шлюза. Диспетчер лучом потащил меня медленно и аккуратно, как игрушку двумя пальчиками, прочь от станции. Камера обзора переднего вида выдавала на экран удалявшиеся постепенно два огромных блестящих металлом шара. Момент был оживленный, я видел, как стыкуется сейчас другой чей-то борт на 3-й палубе, и как плывут к станции еще две светящиеся точки кораблей. Наконец, 45-я уже так далеко, что сама кажется похожей на маленькую искрящуюся в темноте бабочку. Дальномер показал 30 км удаления от 45-й. Блюмкнуло в динамике, диспетчер отключился и передал мне управление. На экране вспыхнула строка «Доброго пути! До новой встречи на 45-й!». Меня разлогинили и сайт станции закрылся сам собой. Последнее сообщение было о том, что на мой счет перевели остаток за неиспользованные из-за досрочного отлета услуги парковки – 250 кроков. Мило… Оставшись один, без всевидящего ока диспетчера, я взялся за свои дела. Навел радар на маяк с корабля Радости, нашел его и зафиксировал радар, дав команду перекинуть сведения о маяке в программу-штурман для расчета курса полета на сопровождение. Потом навел на Радость локаторы с различными системами опознавания – на металл, на источник излучения, на движение. Теперь я фиксировал полностью все, что происходит с кораблем и должен быть заметить любые события. Еще несколько локаторов я зафиксировал вскользь траектории его полета, чтоб видеть любые изменения обстановки рядом с ним, и, конечно, всех его встречных, если таковые будут. Поставил задачу бортовому сигнализатору обозначать звуком и значком на экране любые события в секторах обзора локаторов. Пока туда-сюда, подгрузил в бортовой комп карту Альдебарана с диска, купленного на станции, в теории, он не зависим от MAP Galaxy, и напрямую не передает им информацию о моем полете. Сформировал на базе карты имитацию на свои «окна» внешнего обзора. Программа-штурман выдала курс, я загрузил его в систему управления полетом. Выключил всю внешнюю связь, оставив только чат про запчасти б/у. Дал команду на старт. Зашел в чат и написал абоненту «Все б/у для электромеханики» сообщение: «этот кабель-разъем нужен, да. Беру. Сколько есть?». Это значило, что я лечу по следу, все ОК. Радость ответил через секунду: «Сколько хочешь, ОК». Ну и ОК, подумал я. Теперь никто не знает, как долго лететь вот так, без дела и без интернета». Сидел час за часом глядя в зеленый значок Радости в чате (в сети), на красный огонек его маяка (в норме) и зеленое на черном крошево на локаторах вокруг него (все пусто). Сколько часов так сидеть или дней? Надо бы в такие часы повспоминать кого-нибудь, например, Джейс. Но Джейс оказалась в таком углу сознания, где ее не хотелось тревожить «в суе». Просто ограничился кратким ощущением нежности, не дав воли фантазиям. Мысли сами уткнулись в киношников. С Радостью вместе потом решим, что с ними делать, все-таки его креатура. Так-то ребят пора в дело, но проверять еще и проверять. Да, случилось им пройти через мистический страх, это важно. Но есть еще страх обычный – животный. Как всегда с такими интеллигентами, не понятно, если Вагнеру дать в репу с ноги – он сможет встать или ляжет? У десантников, например, это выясняется проще – дают в репу и смотрят. А Вагнера можно по неосторожности убить. И Волоса тоже. Тор выглядит по крепче, но это еще опасней, такие парни часто переоценивают свою живучесть. Про девчонок уже и говорить нечего. Надо аккуратней, в общем, но надо подтягивать к делам, это точно, – подумал я, и дальше было думать не о чем. День, два… Сука, бл… ТОСКА. Я, как раз смотрел в тот момент на экран, смотрел на этот долбанный зеленый огонек его маяка неизвестно сколько времени, не отрываясь. Он был у меня перед глазами, когда исчез. Я тряхнул головой, зажмурился что было сил, открыл глаза – его не было. Раздался звуковой сигнал и появился значок – потерян с радара. Я проверил все локаторы – в том месте, где должен лететь Радость, не было ни железного, ни электромагнитного, ни кинематического его следа. Укрупнил обзор – обломков тоже не было. Просканировал по секторам все вокруг – никаких объектов рядом. Никаких следов воздействий. Он просто исчез. Его что, тупо вытерли из программы? Да нет, он реальный объект, не игровой персонаж, не продукт программы. Можно стереть его изображение и сигнал. Но я бы видел его по возмущениям окружающего пространства… Реальную железяку удалить из программы нельзя, тем более из всех программ сразу. Я такого в общем-то не ждал… Я пустыми глазами смотрел на плазму экрана, шарил локаторами все шире и дальше, ничего не находя. К чему угодно был готов, но такого… Глянул в чат – «Все б/у для электромеханики» не в сети. На всякий случай тиснул ему «Если есть еще болты (много) – напиши. Возьму». На всякий случай я решил не лететь дальше тем же курсом, что и Радость, дал маршевому двигателю приказ на слабый импульс чуть в сторону. Дождавшись, что прошла пара часов, закачал историю записи со всех локаторов и бросил ее на анализ бортовому аналитику – выявить любые закономерности или аномалии… Пока за меня думала математика, самому что-то не думалось. Что могло случиться? Если без мыслей о программерах, то объект вот так комплексно и бесследно исчезает с радара по всем параметрам обзора либо при уничтожении сверхсильной энергией, достаточной для разрушения объекта на осколки размеров нечитаемых радаром и с такой скоростью разлета осколков, чтоб радар не читал их даже, как облако-скопление осколков. Я не слышал о зарядах такой мощности, но все однажды случается когда-то впервые… Только в данном случае это должен быть заряд какой-то формы энергии, которая не читается моими радарами – не движущийся снаряд, не электромагнитный импульс… Может быть, конечно, еще одно. Я перезагрузил все программы локаторов, карту, все кроме блока управления и аналитика. Когда все заработало вновь, маяк Радости не появился. История показаний приборов не изменилась. Если это программеры и их козни, то они или должны были меня заметить, чтобы устроить для меня такой фокус (дороговатый при чем для одного зрителя), или сделали фокус для бесконечно числа юзеров. Но в чем фокус? Он же не в их программе существовал. То, что они могли хакнуть игру так, чтоб всунуть нашу группу прямо во дворец босса – это брехня для лошков. Мы то в курсе, что это их игра, и они не взламывают ее, а управляют на правах создателя и админа. Само пространство-время они что ли хакнули? Или у них права админа? Аналитик выдал результаты своих сопоставлений. Единственной аномалией кроме самого исчезновения объекта, были какие-то нестыковки со скоростью объекта. В последние доли секунды скорость резко снижалась. Радар мерял по одной прямой – вдоль курса полета. Такие изменения бывают, если объект наблюдения поворачивает. Я еще раз просмотрел все, что у меня было на записях – никуда ни в какой плоскости он не поворачивал. Тем не менее скорость его в момент исчезновения уменьшилась до нуля не одномоментно, а в течение микросекунд. На автомате обыграл все по логике – если менялась скорость, что было с расстоянием и временем. Все приборы утверждали, что в районе событий никаких пространственно-временных аномалий не было. Что еще связано с этим? Посмотрим на массу. Вот что. Масса корабля Радости бешено увеличивалась в последние доли секунды. Хорошо, когда что-то с чем-то совпадает, но в данном случае это ничего не объясняло. Скорость и диапазон изменения массы примерно совпадали с такими же параметрами отрицательного ускорения. За примерно 5 сотых долей секунды – изменение массы примерно в 50 раз. Чем по нему так ударили-то? Вопрос остается тем, что и был. Что случилось, кто и как это сделал, что делать мне? Больше никаких зацепок, никаких следов, никаких мыслей. Я ни разу не слышал ни о чем подобном, чтобы сопоставить и выстроить логику хотя бы по двум случаям. Мент бы предложил провести следственный эксперимент и спокойно бы лег спать. Я посидел с этой мыслью пару часов. Сам соваться туда же не хотел. Во-первых, пропав, я бы Радости не помог. Во-вторых, программеры охотились за ним, и, возможно, не стали бы на мне показывать «свою суперпушку», а пропустили бы без внимания по этому курсу на Альдебаран, на который мне не надо. И вдруг понял. Да, точно, следственный эксперимент. Включил внешнюю связь и нашел в соцсети киношников. Они были уже на транспортнике, летели на свою чудесную планету. Списались, чмоки-чмоки, все дела. Я сказал им, что «есть важняк-работа, очень ответственная, творческая и срочная, за полтос. Если готовы, на 2-й Персея ждите от меня техзадание и аванс через 5 дней» (через три дня у них планировалась там посадка). Через полчаса они ответили: «давай, сделаем, полтос готовь, старый». Всем моим планам по их проверке и по правильной с ними работе хана. Придется втягивать прямо сразу, и в самое дерьмо. Но выбора нет. Похоже, Грань их зовет. Я дал задачу штурману посчитать курс в «сторону от» места происшествия, где Радость так резко обрел вес, на сутки перелета. Просто, чтоб не торчать тут и не отсвечивать перед возможными наблюдателями. Я размышлял, что пока лечу, должен придумать, как я потом их спрячу или выведу из-под удара. Возможно, им не случится доделать свое кино про пещеры на той планете и про мужественных геологов-разведчиков. Наверное, я их отправлю после всего куда-нибудь на другой конец галактики, а лучше придумаю им другие документы и профили, и пристрою в какой-нибудь медиа-конторе. Моя идея следственного эксперимента, на самом деле, простая, что даже рассказывать нечего. Потом увидите, в чем замысел. Но если получится спалить так программеров, можно ждать от них реальной истерики. Штурман дал курс, я грузил его в блок управления, и прикидывал, что с деньгами. Расход примерно полторы батареи на маршевых импульсах – 30 золотых. 50 пообещал ребятам, возможно придется дать им больше и потом потратить на их отход – примерно 50 на это надо оставить. Плюс затраты на «следственный эксперимент» – наверное примерно 10 золотых. В итоге 140. Нормально, блин, это половина всех денег Радости. А что нам даст этот эксперимент? Не факт, что он что-то даст, но я не мог просто улететь отсюда, расписавшись в предательстве. Тем более, что, если он потерял скорость не вдруг, а все-таки на небольшом промежутке времени, хоть и коротком, это все-таки был некий процесс. И этот процесс был как-то связан с процессом изменения массы. Есть, что расследовать, есть. ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх Нечасто в их культурном заведении орут матом, да еще и так громко. Девушки на ресепшене стояли, втянув головы, потупив взор. Черная, конечно, повидала в жизни всякого, но тоже была встревожена. Их заведение трахало начальство – по полной, шла уже вторая неделя ругани и проверок. Суровые люди ходили по этажам, ругались, повсюду совали нос, задавали бесконечные вопросы, и опять ругались. Ходили слухи, что могут быть увольнения или штрафы, а могут и разогнать саму контору. По итогам года, снижается посещаемость. Люди делятся в соцсетях негативными отзывами, что у них тут «беспонтово». И многие даже вместо того, чтобы идти по заслуженному билету, подаренному родной корпорацией или ведомством, сюда – покупают задорого билеты в другие заведения. Ужас, но проверка открыла книги отзывов и предложений в обоих залах. Так даже там было написано много гадостей, что «скучно», «разочарованы», «отстой». И главное, почему-то, еще и считается, что ресепшен виноват чуть ли не больше всех! «Вот мы-то при чем? Мы ж вообще не знаем, что там в тех залах. Наше дело – фронт-лайн, надо улыбаться и выглядеть норм. Мы улыбаемся и выглядим норм», – возмущалась Рыжая. Через три дня работы проверки выяснилось, что ресепшен очень даже виноват, и на них перестали орать, а проходили молча мимо, бросая злые взгляды. Выяснилось, что тот парень в черной куртке, – он потерялся. То есть он не только прошел не в тот зал, не в соответствии с билетом. Он еще и не вышел из него. Нет отметки на выходе, и билет не сдан, и не видел никто, как он выходил. Теперь нижний зал проверяли и даже обыскивали – парня не могли найти. «Я сразу почувствовала, что с ним будут проблемы, – как только он вошел», – говорила Рыжая. Черная не могла отделаться от мысли, что она когда-то где-то видела этого парня, он был смутно знаком. Но она осмотрительно не стала об этом говорить проверяющим. Тем более, что она могла с ним пересекаться на «старой работе», а про нее рассказывать тем более не надо. Вечером, когда все стихло, они втроем сидели за столом молча, глядя перед собой. Рядом, в пяти шагах стоял сам Гендиректор. Он не обращал на них внимания, задумчиво смотрел на лампы в стене коридора, на двери и ковры на полу. Стоял уже долго и явно сосредоточенно думал о чем-то своем гендиректорском. У него зазвонил телефон, он с кем-то поздоровался. Любопытные девчонки напрягли ушки, но толком ничего нельзя было разобрать. Шеф говорил слишком тихо и обреченно с кем-то из друзей. Долетали обрывки фраз «Я в курсе, Джефф, что такое мечта, у меня тоже есть мечты, я человек, как все…», «Нас вяжут по рукам и ногам, мы вообще не определяем наборы услуг в залах…», «Нам все спускают сверху, столько наших инициатив отвергли…», «Ты сам, себе представляешь, что может понравиться в этих залах?», «Даже этот твой профессор-физик плевался, а уж он-то не утонченный и избалованный клиент…», «Слушай, но старый зал же они все равно не разрешат открыть, значит просто воду будут в ступе толочь…»,  «ну, поговорить, это еще не худший вариант, ладно, поговорим…» Генеральный сунул телефон в карман и тяжко вздохнул. Посмотрел на девчонок «нормальными», не боссовыми глазами. Спокойно проговорил: «Что, красавицы мои, приуныли? Нормально все будет. Не так, так эдак». И ушел в дверь на улицу. Заведение должно было воплощать мечты и давать клиентам незабываемые впечатления, радость, и даже, скорее счастье. Хрен его знает, как угадать, настоящую мечту человека, как ему сделать именно его счастье… Но ведь раньше как-то удавалось… Рыжая была встревожена услышанными обрывками разговора начальства. «Слышь, подруги, не к добру это. Если вдруг откроют старый зал. Я слышала, что, когда работал старый зал, там у девочек на ресепшене были немного другие обязанности. Надо было вместе с клиентом идти в зал и там самой выполнять его мечты. Чаще всего трахаться». Да, Черная слышала, что раньше это заведение было чем-то вроде супер-вип-премиум борделя. Может, поэтому тот доброжелатель и смог ее сюда пристроить, иначе откуда такие связи… Но уже давно, здесь этим никто не занимался. В новых залах она не была, но слышала, что там все не про секс. И, кстати, не про выпивку или наркотики. И не игры азартные. То есть приличное во всех смыслах заведение. Хотя и вправду, тогда какое же там счастье? Она не хотела даже самой себе показаться примитивной и согласиться с тем, что только секс, наркотики и рок-н-ролл могут сделать человека счастливым. Она надеялась, что есть же какие-то «правильные» люди, которые кайфуют от чего-то другого. Может там красивые фильмы показывают, играют восхитительную музыку… Но на «старой работе» она научилась чувствовать приближение опасности. Это странное щекотание между ног и мурашки, бегущие где-то в затылке. И вот сейчас она снова, через много лет, почувствовала это. Что-то надвигалось – неизвестное, угрожающее и манящее, увлекательное и веселое. Она безошибочно чувствовала, что, как будто подвинулась стрелка часов, и жизнь сейчас начнет меняться. На следующий день им объявили, что меньше, чем через месяц у них в здании, в большом актовом зале пройдет съезд Dream Galaxy, их головной организации. Внеочередной, можно сказать, экстренный съезд представителей всех подразделений, акционеров, спонсоров, клиентских сообществ, ученого мира, духовенства и деятелей культуры. Планировалось более двух тысяч участников и, значит, бешеная организационная свистопляска, нервотрепка и беготня. Ходили слухи, что на съезде среди прочего будут обсуждать и судьбу заведения. Генеральный несколько раз заходил в старый зал, что-то проверял, требовал содержать его в чистоте и порядке. Потом туда нагрянула инвентаризация, срочно заказывали и завозили то, чего не хватало. Правда, при этом начальство требовало, чтоб про старый зал никому не рассказывали, посторонних туда не пускали. Но на прямой вопрос Рыжей, не готовят ли старый зал для клиентов, Джони, зам главного менеджера, сказал «Может, да, но скорее всего после съезда его решат наоборот ликвидировать от греха по дальше. Смотрите, перед ликвидацией будет тотальная проверка, чтоб все было на месте». Черная ощутила тоску и ужас. «Они», кто стоял в том зале на постаментах, занимали в ее жизни место друзей – уж какие были, и теперь ей было за них страшно. Когда она в очередной раз, протирала их тряпочкой, она плакала. А когда снова почувствовала, что они готовы выполнить ее желание, попросила, чтоб они не исчезали из ее жизни, а лучше бы ожили… «Вот это было бы весело», – внятно прозвучал у нее в сознании их ответ. А того парня так и не нашли. Охрана перерыла, говорят, весь зал, но его не было. Ходили мутные слухи, что про него тоже что-то будет на съезде, и вообще, этот парень чуть ли не главная причина съезда, всякие там сопли в жалобных книгах, мол, это уже заодно. ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх Ратмир выходил из здания штаба сухопутных войск Орды – в парадной форме, отутюженной темно-зеленой, с золотыми погонами, в белой рубашке, с Звездой Героя на груди. Все, кто шел навстречу, козыряли ему, все мало-мальски знакомые жали руку и поздравляли. Ратмир был горд и доволен собой. И ему казалось, что он именно это и должен был испытывать. Но почему-то примешивались странный стыд и сомнения. Он был окружен славой и уважением, но что-то было внутри неловко, не правильно. Не понятно, что. Когда он оклемался в полевом госпитале после ранения, его неожиданно перевели долечиваться в столицу – в Черностепь. В главном госпитале им толком не интересовались, врачи считали его уже здоровым, зато стали вызывать в штаб и беседовать разные полковники. В итоге ему рассказали, что он получит Звезду и назначение на должность командира батальона в другой регион. Документы на майорское звание уже оформлены, но их рассмотрение – долгое дело, погоны придут потом. Странное дело, но в штабе почему-то решили молодых, хорошо проявивших себя боевых офицеров, не отправлять назад в Каулнин, а разбросать на разные участки, где был вроде мир. Ратмир был доволен, что на него обратили столько внимания, но чувствовал себя не в своей тарелке и потому, увильнул от общения со столичными репортерами – на экранах красовались сейчас другие герои войны. Он взял такси и поехал к общаге, где жил все это время, в ожидании назначения. Ехал и смотрел в окно на чистый, блистающий свежей чернотой асфальта проспект, на переполненные тротуары, на нарядные фасады домов, на липы в бочках, стоящие вдоль кромки проспекта через каждые тридцать метров. Здесь не чувствовалось ни войны, ни горя. Даже многочисленные патриотические огромные плакаты были нарядными и праздничными. С них широко улыбались красавцы в камуфляже, прекрасные девушки в вечерних платьях слали воздушные поцелуи воображаемым солдатам, ухоженные детишки, писавшие письма папочке на фронт… Общежитие находилось рядом с пафосно-монументальным зданием Военной Командной Академии. Когда таксист огибал его, чтоб въехать в дворы, Ратмир увидел перед крыльцом главного входа, напротив колоннады строилась счастливая, веселая и шумная детвора в школьной форме, с цветами – собирались то ли поздравлять, то ли хоронить очередного героя войны. Ратмира удивляла его холодность к знакам народной любви к военным, а значит и к нему. Расплатившись, он вышел из машины и мимо дежурного офицера вошел в подъезд. Тут одновременно воняло и тухляком и хлоркой, и пищевыми отходами и половыми тряпками, насекомыми, потной одеждой, сапогами и сразу же дорогим парфюмом, дешевым бухлом, махоркой и сигарами. Он жил в комнате у старого своего корефана, однокашника – капитана Азиза, пристроившегося в Академии на кафедре стратегии. Должность не самая перспективная, но Азиз никогда и не мечтал ни о генеральских лампасах, ни о братской могиле, а хотел стать ученым, увлекался историей и любил играть в стратегические игры на Play Galaxy. Азиз был свой парень, точно не стукач, и с ним было можно говорить открыто. С ним и его товарищами с кафедры стратегии, которые иногда заходили «в гости» бухнуть и заодно расспросить Ратмира, «как там все было в Каулнине «на самом деле». Сегодня за столом вместе с Азизом уже ждал Марат – тонкий, черненький, с джигитскими усиками и джигитскими же манерами танцора. Когда Ратмир слегка перекусил лапшой с кетчупом и хлебом, Марат сказал, что, наверное, скоро начнется большая война по всему западному периметру Орды. Каулнин – только пролог, скоро нападут Лаванда, Лотранда, Парта и Карфа. Лаванда и Лотранда – маленькие республики к югу от Аргунии. Во времена империй, были ее провинциями. 60 лет назад Аргунская Империя была разгромлена союзными силами Восточной Орды и Океанской Федерации Антеи. Северо-восток империи со столицей в Каулнине отошел к Орде. Лаванда и Лотранда – к антам. Но со временем, анты сами дали им свободу, вывели войска, и эти две страны снова стали верными союзниками Аргунии. Их небольшие армии оснащались, обучались и вооружались Аргунией. У нас с ними не было территориальных споров, но они могли вступить в войну именно, как братья аргунян. Парта так же была 60 лет назад оккупирована антами, которые также со временем оттуда ушли, сохранив, правда, свое влияние в этом нефтеносном королевстве. У нас с этой страной была куча вопросов из-за границы, проходившей по кривым перевалам Дерских гор, богатых разными рудами. Анты удерживали лихих партийцев от конфликтов с нами. Но под общий замес эти жители пустынь могли попробовать что-то урвать. Еще южнее Карфа – большая страна, сопоставимая с Аргунией, после разгрома в той же мировой войне 60 лет назад попала одновременно в зависимость и от антов, и от соседей пилигинов с Островной Федерации, была очень разобщена и бедна. Но с одобрения пилигинов могла наплевать на мнение антов и напасть на нас, чтоб вернуть себе Флорину. Это огромное озеро, окруженное плодороднейшими равнинами посреди пустынь. Кроме джунглей, нефти и угля, там был главный туристический центр Орды. Марат считал, что эти комариные укусы маленьких государств с их армиями размером с аргунский корпус каждая – все вместе могу оказаться опасными для нас. Азиз предположил, что, если таких опытных офицеров, как я, командование решило не возвращать в Каулнин, а рассыпать по разным границам, – значит, в штабе думают также. Этот мир не воевал 60 лет, наличие на одной из сторон комбата с опытом боев в Каулнине дорогого стоит. Ратмир сомневался – все-таки есть Антея, есть мирные переговоры, да и вообще, он искренно не понимал из-за чего началась война. 20 лет назад, когда случилось Великое Открытие, и жители планеты узнали, что они не одни во Вселенной, вступили в контакт с другими мирами, с Галактическими Объединениями, вроде же на всех планетах Аполлона установился мир. Созданы были международные правила, согласительные комиссии, которые разруливали конфликты. Да и экономика изменилась так, что было не надо захватывать или оккупировать территории. Выигрывали те, кто раньше всех создавал и внедрял самые передовые технологии, развивал экономику… Анты с легкостью ушли со всех территорий, которые им достались после Мировой Войны, нигде не оставили даже самых маленьких гарнизонов, и теперь это самая богатая страна на Аполлоне… Орда 20 лет назад тоже хотела уйти из Каулнина, учредить там независимое государство этнических аргунян и оставить их в покое, как анты оставили Лаванду и Лотранду, сохранив с ними хорошие отношения и выгодные торговые контакты. Но 10 лет назад новый Джихангир Орды —Насыр Второй закрыл почему-то эту тему. Не только тему, закрыли в тюрьмы уже было подготовленных в наших же университетах будущих лидеров Свободного Каулнина и всех политиков, проповедовавших независимость, и всех артистов и писателей, начавших вспоминать аргунский язык и культуру. Почему так решили, не его, не Ратмирова ума дело. Хотя отношения с Аргунией стали заново портиться именно тогда. Они обвиняли Черностепь чуть ли не в геноциде народа Каулнина. Геноцид…. ордынские опричники расстреляли там за 10 лет максимум две-три тысячи политиков и артистов. А аргуняне-освободители за эти несколько недель отправили на тот свет уже триста тысяч гражданских в Каулнине и пригородах своими бомбами и артиллерией. Азиз – толстый даже для гражданского, не то, что для офицера, расплылся на табуретке, свисая жиром с ее краев, круглое лицо щурилось на вечернее солнце из окна… Он тоже удивлялся. Сколько было радости от Великого Открытия. Думали, что мир стал другим. Но быстро стало понятно, что другие планеты и звезды – это просто как новое кино. Лететь туда слишком долго и дорого. Ни торговли, ни туризма не возникло. О том, что творится на других планетах, мы смотрим только в новостях. Да и то, только что-нибудь смешное или страшное. Нам не может быть важно, как идут дела даже на 6-й Аполлона, не то, что где-нибудь на Центавра. Если там какой-то прикол случился, – то интересно. Информагентства уже давно это поняли, и новости с других планет гонят одновременно с развлекухой. Я знаю, – сказал Азиз, – что пожрала этим утром певица Клое на Центавра, но понятия не имею, какие там политические или экономические процессы. Марат спросил, неужели Азиз, правда верит, что Клое существует на самом деле? Видео с ней могли снять в подвале нашей общаги и запостить, как новость с Центавра. «У меня знакомые работают в шоубизе, там это запросто. Люди все равно не полетят в другую звездную систему и не узнают, как там на самом деле. Это если хотя бы верить, что есть какая-то Центавра. Может все это Великое Открытие придумали информагентства? Может, нет никаких инопланетян…» Азиз сопротивлялся, но Марат его добивал: – Ты вот следишь за войной на 5-й Льва. Ты быстро улавливаешь разницу, когда ты смотришь «новости» оттуда на Media Galaxy, когда ты смотришь сериал про эту войну на Cinema Galaxy или когда ты играешь в игру-стратегию про эту войну на Play Galaxy? Если их переставить местами, что-то у тебя тут в Черностепи изменится? Азиз предложил еще выпить. Ратмир согласился. Марат пошел в магазин. Азиз сказал уже наедине: «Между нами, меня иногда такие же мысли посещают. Бред какой-то». Ратмир предложил быть разумными. Вне зависимости от того, есть ли инопланетяне и межпланетные разные содружества, они на нашу жизнь по факту не оказывают воздействия, или только «савсэм нэмножк, савсэм чут-чут, мал-мал», – пошутил он в конце, изобразив правильный степняцкий акцент. Поэтому надо жить этим днем и этой землей. Великий Насыр Второй, может, так же и думал, послав на хрен все эти добрые советы то ли реальных, то ли вымышленных, мудрых гуманитариев с галактических объединений. Оставили себе Каулинин, да и все. Аргуняне против? Огребут. Вмажутся их мелкие дружки-соседи? – тоже огребут. Инопланетные дивизии и армии сюда не пришлют. Даже если новости и картинки на Media Galaxy настоящие, то и там скажут, что переброска даже сотни танков через космос – это запредельно дорого, разумнее слить хоть целый континент… Ратмир распалялся и делился убеждением, что вся эта мелочевка вроде Лаванды к нам не сунется. У них у всех вместе силы примерно равны нашим. В наступлении при таком соотношении сил у них шансов на успех нет. Тем более, как он видел в Каулнине, воюют они хреново. Марат принес. Азиз вытащил хлеба, лука, банку тушенки. Трое смотрели на закат в окне, багрово опустившийся на резные своды Академии, на небоскребы Сити вдалеке. Слева за окном был виден уже погрузившийся во тьму парк, расцвеченный яркими фонарями. Оттуда орали истошно утки. Снизу смеялись бабы и играла музыка в кабаке. Ратмир полулежал на боку, локтем уперевшись в подушку, курил, стряхивая пепел в баночку из-под сметаны. Азиз оплывал салом в отсветах заката. Марат сидел в темном углу комнаты, пуская кольца сигаретного дыма. – Нет, ну от нас в 20 километрах космодром. Там каждые пять-десять дней садятся и взлетают корабли. Десятки тысяч людей бывали на других планетах. Я же со многими общался – это реальность, – говорил Азиз. – Я не против, – мыслил Марат, – там все реально. Но то, что мы единая система галактическая – вот это не реально. Вот анты, например, никогда не слышали о такой звезде-певице с Центавра, как Клое. Знаешь, почему? Она не в их вкусе. Кореша мои в шоубизе сначала вычисляют вкусы аудитории, потом придумывают звезду точно под эти вкусы, а потом и ее прошлое – по интересней. Может, Клое также придумали специально для ордынской аудитории, а чтобы не париться с живой артисткой, придумали, что она на Центавре. – Ладно, а мировая закулиса – тоже придумана? – задался вопросом Ратмир, – Вот, анты отовсюду ушли и со всеми помирились, потому, что так им, якобы, велела мировая закулиса. Магнаты в межгалактических корпорациях. Неужели у них не было сомнений в реальности этих магнатов? И вообще, если по факту толком нет никакой межгалактической торговли, откуда появились эти магнаты? У нас межпланетный торговый оборот меньше, чем с Лавандой. То есть его почти нет. И у антов тоже почти нет. На чем зарабатывают эти магнаты? – Электронная же торговля есть, – размышлял Азиз, – биржи электронные. Есть торговля инвестициями, идеями, проектами. Это большие деньги. Кредиты опять же. – Вот мне интересно, – Марат, потушил сигарету в уже пустой банке тушенки, – что это за деньги. Чем они обеспечены, если любые реальные активы недостижимо далеко. Вот ты дал кредит под залог ста тонн зерна на Центавре. Тебе кредит не отдали – ты будешь тащить это зерно сюда на звездолете? То есть банк будет разбираться с зерном, а мне просто переведут деньги уже под залог честного имени этого банка. Но у этих банков все деньги обеспечены активами на разных концах галактики, по-простому говоря – не обеспечены. – Слушай, но система-то работает как-бы, – мирил друзей с реальностью Азиз, – деньги то ходят. Ты ж кредит брал на машину – тебе дали, а магазин эти деньги принял. У тебя машина реальная. – И процент, кстати, по кредиту, тоже реальный каждый месяц с зарплаты вычитается, – напомнил Марат, – но однажды эта пирамида рухнет. Останутся только реальные активы, например, территории. Правильно мы не отдаем Каулнин. Ратмир думал о реальности и не реальности. Все эти межзвездные истории и вправду могли быть сказкой. Вот Аргунская Империя, утопившая в крови пол планеты в прошлом веке – не сказка. Спроси любого деда в Орде – каждый прошел войну, и она была реальная, и геноцид, устроенный тогда в наших степях аргунянами был реальный. В каждой семье помнят жертв той войны – настоящих своих родственников. – Если дать аргунянам сейчас восстановить свою территорию целиком и собрать ресурсы, они снова возьмутся за старое. Это у них в генах. Возьмут Каулнин, присоединят Лаванду и Лотранду, потом опять пойдут к нам со своими концлагерями оседлости, с паспортами и заборами… Если им дать эту возможность, потом их никакие галактические объединения не остановят. Санкции введут – межпланетный оборот ограничат им, с нуля до нуля. Так и сошлись, что звезды звездами, гуманитарные идеи – идеями, а воевать надо. Марат ушел к себе на другой этаж. Азиз уже дрых. Ратмир смотрел в окно на ночной проспект, вдыхал свежий воздух из парка и радовался этим вечерам, что ему выпали так неожиданно вместо зловонного пепелища каулнинских руин. 3,2 Так как я раньше с этими киношниками не работал, то ТЗ писал максимально подробно, со всеми деталями, получилось 12 страниц, не считая схем и рисунков. Если вкратце, то вот какое мне от них было нужно кино: Надо создать объект, который был бы абсолютной копией корабля Радости. Нужна его точная визуализация, которая должна будет однажды, пусть и в другой дате, но абсолютно секунда в секунду то же время суток пройти тем же курсом через точку, где исчез Радость. Объект должен восприниматься любым наблюдателем, как настоящий, испускать сигналы связи, иметь ту же температуру поверхности, иметь ту же скорость и курс, локаторы должны видеть его металлическим, с той же массой, внутри должна отражаться биоформа, похожая на Радость. Это фуфло должно, по крайней мере с первого взгляда казаться совершенно настоящим. Внутри него должно быть установлено время, соответствующее времени на борту Радости. Его курс должен быть встроен по программе MAP Galaxy, чтоб его точно заметили. Понятно, что такая визуализация не выдержит даже краткой проверки. Но она должна вызвать такую проверку. Короче, в какой-то день, курсом, тем же, что и Радость, ровно в 12-24 с секундами, какая-то хрень, выглядящая, как минимум, как копия или отражение его корабля, с тем же временем на борту, входит в точку аномалии. Что будет делать тот, кто устроил эту игру? Как поведет себя организатор мероприятия, которое пошло как-то странно и имеет неожиданных гостей? Правильно, он кипишнет. Программеры не смогут оставить без внимания это событие, и должны будут хотя бы выяснить, что это за глюк программы, не посыпалось ли у них чего… Они начнут сканировать мое фуфло, возможно, приблизятся к нему, и я их смогу засечь. Вряд ли, конечно, но, может, повезет – и они включат свою супер-пушку. Но я уверен точно, что они засуетятся. И в этот раз я буду смотреть внимательно, особенно за всем, что могло бы действовать на массу, если бы у фуфла была настоящая масса. Старое Доброе Нае..алово должно сработать. Готовое ТЗ отправил киношникам. Попросил их подумать, что они могут предложить еще для реализма фуфло-корабля, но только быстро. Вагнер ответил сразу – им всем пятерым понравилась затея, и, как кстати, они давно уже думали, как сделать имитацию реального объекта – и у них есть идеи. «Все будет ОК, шли аванс». Я висел неподвижно примерно в сутках пути от места исчезновения Радости, и двигаться в ближайшие дни никуда не планировал. Спокойно включил внешнюю связь. Зашел в банк и перевел ребятам 25 золотых, бросил им в чат, что, если надо, подброшу 10 золотых на производственные нужды, но только с отчетом и чеком. А сам пошел бродить по разным мирам и временам. Ситуация на Аполлоне оставалась сложной, от Мэгги не было вестей. Каулнин продолжал быть ареной кровопролитного побоища, но вокруг сцепившихся в этой войне Аргунии и Орды уже толпились в нетерпении другие желающие поучаствовать в мочилове. Я три часа читал аналитику – вступят ли в войну Лаванда, Лотранда, Парта и Карфа. Но выводов сделать не смог – слишком все неочевидно. В конце концов, там сейчас мой кореш, он в теме, он и решит, что делать и когда. Проведал мою любимую диктатуру на 7-й планете Х Гарпии. У них все отлично, диктатор был бодр и здоров, полиция и гвардия верны, облигации госзайма продолжали гнать под 5%, и запас прочности народного терпения пока не иссякал. Значит, я сюда еще вернусь, когда снова буду играть на бирже. На Васту в Х Антары все было тоже без перемен. Я до вечера читал архивы новостей, чтоб не отстать от их жизни, не упустить настроения. Долину Чобан международные силы разделали по полной, от боевиков толком ничего не осталось. Массовые расстрелы, все, как положено. Росли лагеря вдов, это важная для меня тема, но по ней так и не давали в общий доступ никакой информации. Я решил, пока есть время, слегка оживить доктора Фадира. Поразмыслив, я решил, что доктор Фадир уже пришел в себя после ранения, но не может принять участие в дележе власти, так как очень скромен, а главное, должен выехать в Саадину, главное демократическое государство на этой планете теократов, где в столице проходил сейчас планетарный съезд всяких пацифистов, либералов, гражданских активистов – собирался весь цвет светских политиков. Это, во-первых, повышало авторитет Фадира, во-вторых, позволяло не спалиться в своей виртуальности. Все-таки при дележе власти это будет заметно. Я повозился как следует и сделал классное пафосное фото, как доктор Фадир поднимается по трапу самолета в аэропорту провинции Чобан, плюс несколько веселеньких селфи в аэропортовском кафе – за столиком, с чашечкой кофе в руке. Подписал, что все отлично, рука не болит, и я еду общаться с лучшими людьми планеты, чтоб им рассказать о трагедии долины Чобан, получить от них советы, а повезет, и помощь. Подписался на все страницы будущего съезда, особенно на фоторассылки – нужны будут селфи оттуда. Начали писать в чатах друзья и враги Фадира с вопросами, что и как. Всем подробно и терпеливо отвечал – мне нужны сейчас их посты и репосты. К утру уже было несколько публикаций в СМИ и два запроса на интервью, хотя бы в скайпе. Я соглашался и обещал, что постараюсь в здании ТехУниверситета, где будет проходить съезд, найти местечко, где уединиться с нотбуком и пообщаться с их читателями. В общем, к утру доктор Фадир был жив-здоров, опять известен и уважаем. Дни и ночи шли не скучно. Время от времени чатились с киношниками, перетирали детали, согласовывали некоторые параметры. Они прекрасно поняли суть задачи и отнеслись к делу со всей душой. На счет работ по подготовке звездного фуфла сомнений почти не было. Пока шли работы в съемочной студии на 2-й планете Персея, я внимательно следил за ходом съезда неверующих политиков в Саадине, публиковал посты с комментариями, фото и видео важных выступлений, отчеты о беседах в кулуарах с известными личностями. По имеющемуся фото и видеоматериалу, смастерил себе голограмму в салоне корабля – один из углов фойе главного здания Технического Университета. Два-три раза в день выходил в скайп оттуда и рассказывал чобанским каналам о главных событиях съезда. Мой авторитет рос – по сто тысяч подписчиков в каждой соцсети, по пять-десять тысяч репостов всех моих публикаций. Наконец, позвонил майор Клосс. Я специально для него придумал новый фон – из коридора рядом с конференц-залом съезда. «Здравствуйте, доктор. Простите, что не мог выполнить обещание. Девушка – мой контакт, не хотела ни с кем общаться. Но, когда сегодня узнала, что речь о Вас – согласилась. Она считает, что только Вы сможете правильно понять, что происходит в лагерях вдов, и что это такое. Она надеется, что Вы им сможете помочь и будет рада помочь Вам». Клосс дал мне скайп этой девушки по имени Мадина и пожелал успеха. Я горячо его поблагодарил и узнал, что он все еще в долине Чобан со своим батальоном – патрулирует один из районов. Со 2-й Персея прислали тяжеленный файл – модель корабля Радости. Он качался полчаса и еще час устанавливался. Но, когда это включилось, и у меня через салон полетел маленький, как настоящий, корабль моего товарища, то я чуть не кончил от восторга. Реально настоящая штуковина, отражавшаяся во всех спектрах, со всех углов и во всех плоскостях выглядевшая абсолютно реалистично. С нее шел исходящий сигнал связи на разных волнах и частотах, внутри фиксировалась биоформа. Ай да молодцы! Я много часов изучал модель, пока не остался доволен всем и не исполнился уверенностью, что эта штука сработает. Оставалось испытать. В реальном масштабе модель должна быть запущена киношниками завтра – пусть они ее опробуют на коротких расстояниях – а я посмотрю на нее своими локаторами. Связался с Мадиной, она была вполне общительна и рассказала, что сейчас в долине пять лагерей, в которых по тридцать-пятьдесят тысяч женщин, всего двести тысяч вдов убитых боевиков – гражданок иностранных государств, в том числе с других планет и систем. Администрация испытывает сложности, но добилась относительно нормальных санитарных условий и питания, какого-то подобия порядка. Но главное – нет понимания, что этих женщин ждет в будущем и соответственно, сколько их придется в этих лагерях содержать. Политики боятся притрагиваться к этой теме, потому что она при любом решении вредит их имиджу, может обойтись в огромные затраты. И вообще, по словам Мадины, есть какое-то презрение что ли к этой теме, или брезгливость. Мадина просила помочь заявить об этих лагерях по громче, чтоб все услышали. Но нужно заявить комплексно и вдумчиво. Нужна серия нормальных репортажей оттуда в ведущих СМИ. Я уже понял, кто будет делать эти репортажи, но не сразу сказал о своих мыслях Мадине. На Антаре не принято ничего говорить сразу. Я только сказал, что меня очень волнует эта тема, я считаю, что наш человеческий долг развязать эту проблему. Правда, сам не смогу приехать, но найду ей достойных журналистов – вдумчивых, но не пугливых и не брезгливых. Закончив с Мадиной, я сделал несколько постов о лагерях вдов по ее информации (без оценок и эмоций, только цифры и чудовищный масштаб проблемы), а сам стал прикидывать, как отправлю своих киношников на Васту в Х Антары. Это сейчас будет для них идеальный вариант – там и спрячутся, и дело полезное сделают, и профессионально подрастут. Главное, поймут кое-что и помогут понять мне. Мои подонки-подростки как раз просигналили, что дали пробный пуск фуфла. Я любовался на экране на изображения модели со всех сторон – все было в норме. Чувак, который это увидит, точно не отмахнется, а впадет в ступор и станет проверять, а, может, и спорет какую-нибудь горячку – тогда совсем хорошо. Я написал им, что меня все устраивает. Договорились, во сколько и как они завтра его запустят – сразу после этого я им отправляю 35 золотых (остаток платежа и 10 за производственные нужды, так и быть, без чеков и отчетов). Выяснил их планы и загруженность. Оказывается, эти трудяги все это время работали у геологов согласно плану – и поэтому почти закончили съемки, правда не брались еще вообще за монтаж. Тут я им и поведал, что дело с фуфло-кораблем опасное, поэтому после запуска, им лучше очень быстро закончить все натурные съемки и свалить с «места преступления». Монтажить будут потом в более спокойной обстановке. А куда им лететь я уже, мол, почти придумал – будет увлекательно. Тоже очень интересная работа, как раз для готов-панков-сатанистов. Связался со своим информагентством, зачатился с главредом ИнтерМедиа и объяснил, что есть тема – снять репортажи из лагерей вдов в долине Чобан. Но в лагерь пустят только уже согласованную мной с администрацией команду. Нужны удостоверения для пятерых человек, чтоб работали от нашего агентства, ну и хотя бы 30 золотых гонорар. Тогда весь материал -нам. Главред согласился, взял данные моих киношников и обещал выслать мне завтра их ксивы. Оплата – потом, по факту получения материала редакцией. Мадине я отрекомендовал их как отличных ребят, супер-профи, с которыми давно сотрудничаю по самым сложным темам. В команде две умные девочки, они будут работать в лагере. Ребята – на монтаже, на стреме и на подхвате, будет время – поработают с военными. Мадина заверила, что обеспечит моих людей проживанием, питанием и транспортом. Правда, гонорар может дать максимум 10 золотых, не больше. Я успокоил ее, сказав, что найду людей, которые им подбросят еще немного. Созвонился с Клоссом – поблагодарил за помощь, рассказал о съемочной группе и попросил, если возможно, дать парням пообщаться с военными, а если получится, – то с пленными боевиками. Ребята умные – можно им тему ублюдков, кстати, тоже дать, они поймут. Специально об этом не говорил, но Клосс, конечно, понял, что от него требуется еще и присмотреть за ними, чтоб их не грохнули. На счет спонсоров Мадине я, конечно, сбрехнул – никому из местных я эту группу светить не буду, придется что-то подбрасывать ребятам из своего кармана. Глянул в чат Мэгги, от нее/него сообщений нет. Лег спать сладким сном заговорщика. хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх Суматоха и перманентная вздрючка продолжалась три недели – все вокруг бегали и ругались, бесконечно распечатывали какие-то кипы бумаг и носились с ними по коридорам. Съезд Dream Galaxy собрал в стенах здания, где располагалось заведение, сотни и сотни самых разных людей. Им всем, черт бы их драл, было что-то надо. Они везде лезли и что-то спрашивали. Даже девушек с ресепшен вопреки всем правилам иногда подряжали на всякие работы. Наконец, оказалось, что в дни съезда заведение будет закрыто, а девчонки будут сидеть все время форума в актовом зале. Сначала они сидели на входе – на регистрации делегатов. Отмечали каждого в списках, выдавали бейдж. Потом их усадили рядом с президиумом за длинный стол – следить за работой записывающей аппаратуры и выдавать страждущим бутылочки с водой, планшеты, заряжать им аккумуляторы. «Хорошо, хоть туалетную бумагу не мы им выдаем под роспись», – ворчала Рыжая. На трибуну, прекратив шум в огромном зале, взошел приехавший их самый главный начальник —Президент Dream Galaxy Берт Улем. Он и открыл съезд. Его речь, как и последующие, должна была записывать на «главный диктофон» Черная. – В последние годы наша корпорация оказалась на передовом крае развития Вселенной. Мы – лидеры в новейших разработках, мы – первопроходцы, идущие в неизведанное, берущиеся за ранее не решавшиеся проблемы. Полно дел, полно ошибок, разногласий, миллион текущих задач. За этими каждодневными багами, глюками и организационными огрехами мы с вами не должны забывать, ради чего все это. Чего от нас ждут во всех уголках всех галактик наши пользователи? Чего мы хотим от наших клиентов? Какой мы видим прекрасную Вселенную будущего и каково наше место в ней? Программные продукты Galaxy – это и есть она, прекрасная Вселенная будущего. Наши продукты – это и есть наше место в ней. Упорядоченная, удобная в пользовании, простая, понятная и надежная Вселенная, доступная каждому. Мирная, динамично развивающаяся, дающая возможность каждому развиваться и, самое главное, быть счастливым. Организация всего пространства и времени, окружающего человека, в единую программную среду, универсальную для всех. Качественное и быстрое, индивидуальное, но системное обеспечение всех физических, культурных, социальных потребностей, обеспечение возможности духовного роста наших пользователей – вот, чем мы с вами занимаемся. База для этого в виде единой программной оболочки, объединившей все действующие в мире электронные средства нами создана. У нее безграничные возможности, и теперь ее нужно правильно настроить, дописать под реализацию основных человеческих потребностей. Сегодня, благодаря формированию галактических консультационных советов, комиссий и конференций, которые мы обеспечили всем необходимым информационным массивом и возможностями управления процессами, впервые в мировой истории получилось, фактически, прекратить войны. Единые информационные системы позволили не только урегулировать конфликты в наднациональных и надпланетных органах, но и предотвращать эти конфликты. Используя знания о культурных, психических и социальных механизмах, действующих в локальных обществах, научившись ими управлять, мы научились влиять на историю народов так, чтоб исключить их столкновения и позволить развиваться, не мешая друг другу, а лучше – помогая друг другу. Наши информационные базы, возможности скоростной передачи и обработки данных, позволили рынкам, крупнейшим корпорациям, банковской сфере, промышленности перейти на качественно новый уровень эффективности и управляемости. Никаких циклических кризисов, никаких депрессий, никаких обрушений пирамид. Наши электронные аналитические системы позволили на новый уровень вывести прогноз и управление там, где считалось, что лежит заповедник стихии и хищничества. Мы приручили рынок, он стал послушным, предсказуемым и здоровым. Наши программы позволили медиа сделать абсолютно неуязвимыми для внутренней субъективности или внешнего диктата. Сегодняшние медиа не имеют непрозрачных зон, видят все, и способны транслировать новости отовсюду моментально в режиме прямого эфира, в режиме репортажей очевидцев, в режиме полного ощущения присутствия на месте событий. И никто не способен остановить этот поток правды, скрыть от человечества что бы то ни было. Беспрецедентная открытость – лучшая форма контроля и гарантия демократии. Теперь к нашим скорбным делам. На коллектив Dream Galaxy были возложены самые сокровенные наши мечты и надежды. Чего стоит весь этот сытый, спокойный и удобный мир без счастья, искренней радости каждого живущего в нем? Как скоро, не получив от нас самое заветное, не реализовав свои настоящие желания, клиент отвернется от нас и уйдет в другие программы? Пусть, слепленные на коленке, пусть виснущие и глючащие, но – любимые? То, что мы хотим от вас, это, чтобы в нашей Вселенной был организован досуг, психологический комфорт и духовное развитие. Все, что для этого надо, у вас есть. Если чего-то не хватает, формулируйте запрос – дадим. Но мы ждем, бл…дь, от вас, суки результат! А его ни х… нет до сих пор. – Аплодисменты, бурные и продолжительные. На трибуну вышел, встав из президиума генеральный директор Play Galaxy (структурное подразделение Dream Galaxy) Хулл Амокс: – Команда Play Galaxy ведет работы по четырем ключевым направлениям, в основном самостоятельно, частично при поддержке Media Galaxy. Основное – игры. Электронные игры, как индивидуальные, так и сетевые выросли по вовлеченности на 129% за последние три года и достигли по нашим оценкам 10%. То есть в любую секунду в игре находится каждый десятый живой разумный организм во Вселенной. Чужие игрушки занимают уже не более 1% рынка. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/aleksandr-brezhnev/izgoy/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.