Сердце Арронтара. Две судьбы

Сердце Арронтара. Две судьбы Ника Соболева Их двое. Волки-изгнанники, отрекшиеся от клана и стаи, покинувшие Арронтар… навечно? Две судьбы, такие разные и такие похожие. Связанные друг с другом даже сквозь время и расстояние. И прежде, чем снять проклятье, они должны разобраться в себе. И сделать свой выбор. Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес, Оттого что лес – моя колыбель, и могила – лес, Оттого что я на земле стою – лишь одной ногой, Оттого что я о тебе спою – как никто другой… М. Цветаева Пролог В коридоре так сильно пахло кровью, что Грэй даже задыхался, несмотря на то, что не был оборотнем. Казалось, ещё чуть-чуть, и сам воздух превратится в кровь. Мышцы и внутренности – всё скручивало в узел, отжимало, как половую тряпку, и до боли безжалостно стискивались кулаки. Но он не мог себе помочь, и легче не становилось ни на секунду. Наоборот. Чем больше проходило времени, тем сильнее Грэю чудилось, что он вернулся в прошлое. В ту ночь, когда он потерял смысл жизни. Свою единственную любовь. Своё сердце. И вот теперь это сердце, которое вообще не должно было биться, заходилось в лихорадочном стуке, словно от его сокращений зависела жизнь тех, кто остался за дверью. Но на самом деле, конечно, от Грэя больше ничего не зависело. И он просто продолжал стоять в коридоре, прислонившись к стене, испепеляя взглядом дверь детской, а потом медленно опустился на пол… Когда его в последний раз подводили ноги? Он не помнил. Он сейчас вообще ничего не мог вспомнить отчётливо, кроме Эдди, захлёбывающегося чёрной кровью, и Рональды с остановившимися, мёртвыми глазами. В комнате что-то происходило. Он слышал какой-то шум, звуки глухих ударов, чей-то приглушённый всхлип, громкий шёпот… И спокойный голос Нарро. – Элли! Я здесь, с тобой. Мы удержим её, я обещаю. Полное равнодушие накрыло Грэя, словно посланное свыше. Мышцы слегка расслабились, и теперь он хотя бы мог чуть разжать челюсти. И он знал, кого за это благодарить – даже там, за стеной, стоя возле уходящей к Дариде девушки, Нарро не забывал о тех, кто был рядом. Эллейн и Грэй. Сколько времени прошло, прежде чем звуки в комнате стали тише? Прежде чем запах крови стал почти невыносимым? Прежде чем дверь чуть задрожала и открылась?.. Грэй не знал. Но когда в проёме показалась Эллейн, вскочил на ноги и уставился на герцогиню требовательным, ждущим взглядом… и замер. Она была белее простыни. Белее снега. Если бы мужчина не заметил, как по абсолютно белым щекам текут, словно тонкие ручейки, прозрачные слёзы, то подумал бы, что Эллейн мертва. Потому что живые люди не бывают такими бледными. Она остановилась в проёме, словно не находила сил идти дальше, и прислонилась к косяку. Алые волосы, полураспущенные, растрёпанные, единственные казались в ней живыми. Будто пламя костра. Элли глубоко, с каким-то странным присвистом вздохнула, прижала руки к груди… и Грэй вдруг заметил, что они по локоть в крови. Кровь капала с её пальцев на пол. Кап. Кап. Кап. Он хотел спросить, чья это кровь, не ранена ли Эллейн, но почему-то не смог вымолвить не слова. Только наблюдал, как герцогиня подняла одну руку и дотронулась до своей бледной щеки, оставляя на ней след от окровавленных пальцев. А потом она всё-таки посмотрела на Грэя. И тень той ночи вновь мелькнула перед его глазами… – Даже не думай, – вдруг прошептала Эллейн. – Я бы не позволила. К Дариде бы отправилась сама, но не позволила… Они будут жить, Грэй. Закашлявшись, она вдруг пошатнулась и как-то неловко, словно внезапно лишившись ног, кулем упала на пол. И мужчина уже сделал шаг вперёд, чтобы помочь, но остановился, осознав… Вспомнив… Летний вечер, и голос Рональды, ласковый и прозрачный, сказавший то, что тогда поразило Грэя до глубины души. Без сердца будешь жить. Тебе покажется – вечность, а на самом деле – миг. Многим больно сделаешь, и себе, и близким. Но всё когда-нибудь заканчивается… закончится и это время. И сердце вернётся… не столь юное и пылкое, но оно вернётся, когда та, которую ненавидишь, принесёт его тебе в окровавленных руках. Та, которую ненавидишь… Что-то загорелось в груди. Забилось, как птица в клетке, которой не терпится отправиться в полёт. Затеплилось, словно уголёк в давно погасшем костре. Сердце?.. В памяти краткой вспышкой промелькнули глаза Рональды. И сердце забилось сильнее… … Из детской вышел Нарро и, увидев застывшее на полу тело Эллейн, подхватил герцогиню на руки, прикоснулся губами ко лбу и коротко вздохнул. – Нарро, – прошептал Грэй, до конца не представляя, что собирается сказать. Но, как это часто было с дартхари, он всё понял без слов. И покачал головой. – Но почему? – тихо спросил Грэй. – Она же оборотень и любит… Нарро осторожно погладил Эллейн по щеке. Пальцы его засветились, и кожа герцогини чуть порозовела. – Почему? – дартхари грустно улыбнулся. – Потому что это её выбор, Грэй. Он перехватил тело женщины поудобнее и просто ушёл, не сказав больше ни слова. Часть первая Дартхари Нарро Арронтар, около 30 лет назад Той ночью шёл дождь. Он зарядил с того самого момента, когда новый Вожак впервые ступил в усадьбу, и лил до самого утра. Стеной. Словно небо хотело выплакать всю боль, которая переполняла сердце Лирин, будто нарыв, что никак не мог прорваться. Только вот легче ей не становилось. Наоборот, казалось, что она сейчас растворится в этом дожде и уйдёт в землю вместе с водой. И хотелось, очень хотелось, чтобы так и случилось. Но почему? Почему?! Ведь Лирин ждала его пятьдесят лет. Пятьдесят лет! Она должна быть счастлива! Должна. Должна! Но вместо этого женщина стояла возле окна и наблюдала за ливнем, обхватив себя руками и дрожа от холода и боли. Да, она дождалась. Только вот… всё было зря. Абсолютно всё. Она должна быть счастлива… Нет, не должна. Потому что тот, кого она дождалась, не был тем, кого она ждала. *** Нарро распахнул створки и глубоко вздохнул. Воздух, наполненный ароматом воды и земли, вошёл в его лёгкие. Но легче не стало. Внутри будто раскалённое железо, а не сердце. Что он делает? Зачем? Новый Вожак… Какая ирония. Злая улыбка мелькнула на губах Нарро, но почти сразу исчезла, будто смытая дождём. Наклонив голову, он уставился на свои руки. Теперь даже они были совсем другими. Большие ладони, сильные пальцы… да, сейчас в нём действительно было очень много силы. Силы зверя, которую так любили и ценили его сородичи. С каждым прожитым годом Нарро – точнее, тогда ещё Дэйн – становился чуть выше и шире. Больше, сильнее, мускулистее. Менялись даже черты лица, только глаза оставались прежними. – Изменения происходят из-за твоего внутреннего состояния, – объяснял Форс. – Ты чувствуешь себя увереннее, значительнее, больше – и вот результат. Ты же маг Разума, Дэйн! Понимаешь, что это значит? Ты такой, каким себя ощущаешь. Он такой, каким себя ощущает. Да уж. И когда-то… Маленький худенький горбун. А теперь – новый Вожак, дартхари. Зачем?! Если бы Нарро понимал! Он просто хотел забыть. Всегда хотел. И рядом с Фрэн ему это удалось. Но после её смерти… Что-то тянуло сюда, в Арронтар. И это что-то было сильнее. Зачем и почему, Нарро не знал. Странное противоречие – он одновременно и желал быть здесь, и мечтал просто плюнуть и вновь уйти. Куда угодно, только бы прочь отсюда. Не видеть ничего и никого, тем более – её. Сестру. Меньше всего на свете Нарро хотел думать о Лирин. Но ему думалось, и мысли эти вызывали такое количество эмоций, что он выпускал когти и впивался ими в ладони. От краткой вспышки боли и крови, текущей по запястьям, становилось легче. Но ненадолго. Потом – опять. Как она постарела! И эти седые пряди… Особенно одна, возле левого виска… Откуда они? Что такого случилось в жизни Лирин, почему она не стала ара? Почему поседела? Нарро злился на себя. Да какая разница! Зачем он думает о ней? Пятьдесят лет почти не вспоминал, и не надо. Он не нужен Лирин. И никогда не был нужен, если не считать совсем уж глубокого детства. Но оно осталось так далеко и уже не имеет значения после стольких брошенных камней и прожитых лет. Прожитых без неё. И сейчас… Просто не надо думать. И вспоминать тоже не надо. Раз он стал Вожаком, нужно делать своё дело. И всё. И не обращать внимания на это ужасное желание – схватить, обнять изо всех сил, расцеловать каждую седую прядку, чувствовать запах её тела… Такой родной и знакомый, похожий на запах клурики, только теперь почему-то более солёный и горький. Сестра. Нарро вновь усмехнулся. Нет. Он больше не совершит прежних ошибок. Не станет привязываться, любить, думать и беспокоиться. Брата Лирин звали Дэйнаром. И он умер в тот самый миг, когда бросил в Море Скорби их с Фрэн обручальные кольца. Дэйнара больше нет. Есть Нарро. Дартхари Нарро. *** На рассвете, когда дождь начал стихать, новый Вожак вышел из своего кабинета. Прошёл по дому, распахнул входную дверь и спустился по лестнице, не замечая восторженно-удивлённых взглядов стражников. Нарро хотелось сбежать из усадьбы – она душила его. – Дартхари… – прошептали стражники, и он едва заметно вздрогнул, услышав это обращение. Чуть сжал зубы, заметив, как они поклонились, и, ничего не ответив, зашагал прямиком в лес, по направлению к деревне чёрных волков. Почему именно туда, Нарро толком не знал. Главное, что он не хотел пока возвращаться в Северный лес, особенно к тому озеру и своей хижине. Интересно, как она там? Устояла или рухнула под грузом прошедших лет? Усмехнулся, вспомнив, как почтительно и подобострастно поклонились стражники. Да уж, знали бы они, с кем имеют дело… Впрочем… Даже если бы знали – ничего не изменишь, он уже дартхари. И останется им, пока кто-то из сородичей не победит его в поединке, точно так же, как Нарро победил прежнего Вожака. Вот только… пока среди оборотней не было ни одного, кто мог бы соперничать по силе с бывшим горбуном и изгоем. Какая ирония. Отойдя подальше от усадьбы, Нарро опустился на сырую траву и запустил кончики пальцев в мягкую после дождя землю. Она отозвалась лёгким дрожанием и слабым покалыванием в ладони. Нарро улыбнулся. Не мог не улыбнуться. – Ты вернулся… – прошелестели листья у него над головой. – Вернулся… – пропела земля. – Вернулся! – захлопали птичьи крылья. – Вернулся, – заскреблись звери в своих норках. – Вернулся! – прокричало само небо. Его смех, по-прежнему звенящий от силы, долетел, казалось, до каждого уголка в Арронтаре, и растворился в окружающем пространстве, наполнив волшебный лес радостью, ожиданием и надеждой. *** – Куда он пошёл? Лирин изо всех сил сдерживала собственное отчаяние, сжимая и разжимая пальцы на руках. Стражники недоуменно переглянулись – впервые они видели первого советника в таком странном состоянии. – Мы не знаем, зора Лирин, – ответил старший, – дартхари ничего не сказал, даже не поздоровался. Сердце её сжалось. – Но вы должны были заметить хотя бы, в какую сторону он пошёл! Иначе для чего вы тут вообще стоите?! – прошипела женщина, грозно сверкая светло-жёлтыми глазами. Старший сглотнул. Пусть Лирин и не была сильным оборотнем, её всё же опасались – ведь дартхари менялись, а она оставалась на своём месте, незыблемая, как скала. – Да, зора. Дартхари пошёл туда, – ответил он, махнув рукой по направлению к деревне чёрных волков. И слегка открыл рот, когда Лирин, не сказав ему больше ни слова, поспешила за Вожаком. – И чего, спрашивается, она так торопится? – удивлённо прошептал младший в отряде. – Можно подумать, дартхари что-то угрожает. Да он же сильнее нашего прежнего Вожака раз в десять, если не больше. Третий стражник хмыкнул. – Мне кажется, зора Лирин просто влюбилась. Она же слабенькая, а тут такая силища, вот и поплыла. Ничего, как дартхари её поимеет, сразу легче станет… – Тихо! – гаркнул старший. – Вы чего тут, на базаре, что ли? Всем заткнуться! Но Лирин всего этого не слышала. Она бежала так быстро, как только могла, хотя ей уже было трудно бегать – возраст не тот. Но Лирин бежала. Потому что боялась. О Дарида, как же она боялась! Боялась, что он передумает и уйдёт опять. Только не это, нет, она больше не вынесет… …И тут лес задрожал. Дрожало всё вокруг – земля, деревья, трава, цветы, даже небо, казалось, тоже дрожало… Смех. Это был смех. Он смеялся! Он просто смеялся! И вызывал этим смехом реакцию всего вокруг, словно говоря: «Да, я вернулся. Я действительно вернулся». И Лирин не выдержала – упала на колени, прижалась ртом к дрожащей земле, ловя губами вибрацию от смеха того, кого она так ждала. Ждала не меньше, чем сам Арронтар. Это был единственный для неё способ прикоснуться к брату. Целуя землю, которая дрожала от его смеха, наполняя измученное сердце Лирин радостью и надеждой. *** Неподалеку от деревни чёрных волков располагался питомник, где выращивали хати. Нарро совершенно забыл об этом факте, пока не наткнулся на спрятанное среди деревьев строение. И застыл, несколько мгновений не понимая, где оказался. А потом он почувствовал запах – запах щенков и взрослых собак – и улыбнулся. Конечно, питомник, что же ещё! Нарро так хотел побывать здесь в детстве, но не смел, зная, что никогда смотритель не пустит внутрь жалкого горбуна. Поэтому даже не пытался. А ему так хотелось хати! Хотелось до тех пор, пока он не встретил Чару. Нарро вздохнул и сделал несколько решительных шагов вперёд. Потом остановился. Хати… выбрать себе щенка хати? Нарро не думал о том, что это будет предательством по отношению к Чаре – знал, она была бы рада, если бы у него появился друг. Нет, дело не в этом. Просто хати настолько плотно ассоциировались у Нарро с оборотнями, что он прекрасно понимал – взять своего щенка, значит, признать, что он – один из них. Сделать ещё один шаг. Нет, он пока не готов… И Нарро уже собирался уйти, как вдруг послышался чей-то испуганный голосок: – Дартхари?.. Позади него, сжимая в руках ведро, полное ключевой воды, стоял мальчишка. Взъерошенный, сильно пахнущий псиной подросток. И таращился на нового Вожака с такой паникой в глазах, что Нарро стало смешно. Хотя он понимал, почему мальчишка так напуган. Даже взрослого оборотня сила Нарро впечатляла и сбивала с ног, что уж говорить о детях. Этому на вид лет четырнадцать, внутренний волк не подчинён, и ара мальчик не станет. Ничего удивительного, что он так перепугался. – Покажешь мне последний выводок? Волчонок прерывисто вздохнул, всё-таки нашёл в себе силы поставить ведро с водой на траву и уже потом заорал: – Ба-а-а-ать! – Чего ты орёшь, оболдуй? – заворчал кто-то за дверью питомника. – Такая рань… Дверь тихо скрипнула, выпуская наружу темноволосого мужика с бородой, из которой торчали в разные стороны прутики сена. Увидев Нарро, оборотень пошатнулся и чуть было не сел на землю. – Ох… Дартхари… Д-доброе утро… – Последний выводок, – повторил Нарро ещё раз. – Я хочу увидеть его. – Д-да… К-конечно… «Прекрасно, – мрачно подумал Вожак. – Сначала они меня презирали, а теперь все поголовно будут заикаться. Замечательно. Всю жизнь мечтал». В питомнике было не очень светло, но сравнительно чисто. В отдельных клетках сидели несколько взрослых хати – видимо, их готовили к вязке. Половозрелых собак всегда на какое-то время забирали у хозяев – сначала для вязки, потом, в случае с суками, для родов и ухода за щенками. – В-в-вот, – смотритель провёл Нарро мимо клеток со взрослыми хати, которые не издавали ни звука, только смотрели на Вожака. – Т-т-тут у нас щеночки-то… Пятеро. Вон тот самый сильный, чёрненький… Щенки жались друг к другу, даже не пища, только глядели на Нарро одинаковыми голубыми глазами. – А я-то думаю, что это у меня замолчали все разом… Собаки-то… Почуяли, значит, вас… – пробормотал мужчина за спиной у дартхари. А Нарро смотрел на щенков и… ничего не чувствовал. Совсем. Ему не хотелось открывать клетку, брать на руки и позволять этим созданиям – точнее, одному из них – лизать его в нос. – Больше нет? – К-к-кого? Нарро резко обернулся и рыкнул: – Щенков! И прекрати заикаться. Не съем я тебя. Смотритель испуганно сглотнул и уже хотел ответить, но ему помешали. Из противоположного угла, рядом с большой кучей соломы, где не было никаких клеток, только сухая трава и грязные миски с вёдрами, раздался какой-то странный звук, напоминающий то ли писк, то ли хрип. – Что там? – Нарро сделал шаг вперёд, но ничего не мог рассмотреть там, в углу – лишь валяющийся на полу хлам и солому. – Э… Да не обращайте внимая, дартхари, там щенок один на утопку… – На что? – в первый момент он даже не понял, о чём толкует смотритель. – На утопку. Ну, бракованный он, такого не захочет никто. Утопим его сегодня. Бракованный. Такого не захочет никто. Нарро усмехнулся. – Пойду посмотрю, что у тебя там за бракованный щенок. – Э… Но… В большом ведре прыгало, билось о стенки, пищало и хрипело нечто пушистое и чумазое до безобразия. Увидев Нарро, «оно» запрыгало ещё пуще, словно стремилось… стремилось… Что-то тёплое возникло в груди Вожака. Он наклонился над ведром как можно ниже, пытаясь рассмотреть щенка, как вдруг тот, отчаянно подпрыгнув, оказался у него на руках, пачкая рубашку, восторженно взвизгнул – и лизнул Нарро в нос. – Э-э! – возмутился смотритель. Кажется, он говорил что-то ещё, кроме своего любимого «э», но дартхари не слушал. Он смотрел на странное существо, которое ворочалось у него на груди, возбуждённо похныкивая и радостно виляя хвостиком. У щенка были глаза орехового оттенка – очень необычно для хати. Шерсть, длинная и пушистая, но такая грязная, что не поймёшь, какого цвета. Холодный и мокрый нос, который сейчас то и дело тыкался Нарро в щёку, и шершавый язык, похожий на язык Чары. – В-в-в-ви! – взвизгнул щенок ещё раз и вновь лизнул дартхари, словно утверждая свои права на самого сильного оборотня в стае. – Я забираю его, – сказал Нарро, чувствуя, как губы растягиваются в улыбке. И, не слушая больше возражений – впрочем, их и не было, смотритель просто изумлённо молчал – вышел из питомника. Яркое летнее солнце заглянуло Нарро в глаза и позолотило радужку, в глубине которой вспыхнули и закружились голубые искры. Дартхари погладил щенка по чумазой голове и произнёс: – Я назову тебя Вимом. Ты знаешь, что это значит, малыш? Вим – «мой». – В-в-ви-и-и! – восторженный визг и ещё один «поцелуй» в нос стали Нарро ответом. *** Лирин встретила брата неподалеку от питомника хати. Она шла туда, он – обратно. И в руках он держал что-то непонятное, грязное и издающее какие-то странные звуки, похожие на писк полузадушенной мыши. Нарро остановился, увидев Лирин, и несколько мгновений она даже пошевелиться не могла – так её поразил этот холодный взгляд, которым он смерил своего старшего советника. – Дартхари, – в конце концов Лирин отмерла и наклонила голову. Сглотнула, заметив не менее холодный, чем взгляд, кивок Нарро, но всё же продолжила: – Я искала вас. – Искали? – ни малейшей искорки интереса и уж тем более – симпатии. Абсолютно ледяной голос. – Что-то случилось, зора? – Лирин, – сцепив руки перед собой, прошептала женщина. – Меня зовут Лирин. Нарро очень хотелось, чтобы она сама ушла с дороги и перестала маячить у него перед глазами. Но он не хотел грубить Лирин. По правде говоря, он вообще не хотел с ней разговаривать. Поэтому промолчал, когда она назвала своё имя. Только, опустив глаза на секунду, заметил, как дрожат её пальцы… – Я… Ничего не случилось. Я просто думала, возможно, вам понадобится моя помощь… Лирин почувствовала себя глупо. Она уже давно не чувствовала себя настолько глупо! – Нет, зора. Мне ничего не нужно. Спасибо. Вежливый, но такой ледяной ответ. – Вы возвращаетесь в усадьбу? – Лирин не понимала, как у неё вообще хватает духу стоять перед Нарро вот так, и задавать свои наглые вопросы, когда он совершенно ясно дал понять, что не желает её слышать и видеть. – Да. По-прежнему краткий и ледяной ответ. – Позволите мне сопровождать вас, дартхари? Как она вообще смогла это произнести? Как у неё язык повернулся? А Нарро молчал, и Лирин уже умоляла про себя – скажи хоть что-нибудь, хоть пошли меня к дохлым кошкам, только не молчи… – Хорошо. Пойдёмте. *** «Да уж, Фрэн гордилась бы мной – иду по Арронтару, в руках хати, рядом сестра. Просто идиллия!». Нарро был зол. На себя, что позволил Лирин сопровождать его, на Лирин, что она вообще существует на свете, и даже на хати, который просто заснул у него на руках. Вот беспечное существо! – Вы ходили в питомник? Она явно нервничала. Голос слегка дрожал. – Да. – И этот хати… вы выбрали… его? – Да. Нарро не смотрел на Лирин, но услышал, как она сглотнула. – А… назвали… как? «О Дарида, за что мне это?..» – Вим. К его удивлению, она мгновенно отреагировала: – «Мой»… Хорошее имя, – впервые в голосе Лирин слышалась улыбка, и у Нарро будто открылась и закровоточила старая рана. Где-то внутри, ближе к сердцу. Он вздохнул, в который раз подавляя это чувство. – Вы знаете древнее наречие оборотней? – сказал и сразу же мысленно обругал себя: ведь не хотел задавать ей вопросы! – Да, конечно. Это моя обязанность. Я очень хорошо знаю все существующие эрамирские языки, в том числе даже эльфийский. Нарро уже открыл рот, чтобы спросить, почему Лирин вообще захотела стать советником, но почти сразу захлопнул его. Нет уж. Хватит разговоров. И, в конце концов, зачем она за ним тащится? Неужели… узнала? Нет, это глупости. Тогда зачем? И тут Нарро внезапно догадался обо всём – и почему Лирин побежала за ним, и зачем тащится теперь, и по какой причине так нервничает. Она же самка! Слабая самка. Все слабые самки испытывают к сильным самцам нечто вроде физического влечения. И чем слабее самка и сильнее самец, тем больше это влечение. А Лирин, насколько Нарро мог судить, была самой слабой самкой во всём Арронтаре. Поняв это, оборотень даже остановился. Застыл посреди дороги, прижимая к себе сопящего хати, чувствуя, как волной накатывает разочарование. Только бы ошибиться! Лучше пусть Лирин его узнает, только не это! Если она когда-нибудь превратится в волчицу и поднимет перед его носом хвост, он со злости может ей что-нибудь сломать. – Дартхари? – тихий голос Лирин ворвался в мрачные мысли Нарро. Он обернулся и посмотрел на неё не менее мрачно. Старший советник, как и Вожак, застыла посреди дороги. В её светло-жёлтых глазах плескалось недоумение. – Что-то случилось? И тогда он решился. – Ты умеешь обращаться? Недоумение превратилось в настоящее изумление. – Что?.. Да, дартхари, умею… Но мне это очень тяжело, я слабая совсем. Я обращаюсь не чаще, чем раз в месяц, любое обращение для меня – почти пытка. Нарро вздохнул – и рубанул с плеча: – Ты хочешь часть моей силы? *** «Ты хочешь часть моей силы?» Лирин не верила своим ушам. Этой фразой сильные самцы приглашали слабых самок… приглашали к совокуплению! Такие красивые слова – «часть силы» – но по сути всё очень банально и… грязно. Её приглашали… и не раз! Она отказывалась – всегда. Но меньше всего на свете Лирин желала услышать подобное «приглашение» от собственного брата. И у неё защипало в глазах… *** Нарро не знал, что и думать, когда Лирин вдруг сделала шаг назад. – Нет… Она прошептала это едва слышно, с таким отчаянием, что дартхари моментально понял – он ошибся. Лирин не хотела часть его силы. Она просто его узнала. Единственная из всей стаи. – Нет… В её глазах Нарро заметил слёзы. И от этого зрелища его грудь будто сжали железные тиски. Лирин уже собиралась убегать, разворачиваясь как-то неловко и медленно, когда Нарро вдруг поймал её руку. Прикосновение обожгло раскалённым железом… *** Когда Нарро взял Лирин за руку, ей показалось, что она больше никогда не сможет сделать вдох. От его ладони в её ладонь полилось тепло – нет, даже не тепло – настоящий жар. И Лирин вмиг согрелась… Уже пятьдесят лет ей было холодно, и она думала, что так будет всегда. – Хорошо. Нет так нет. Зачем убегать? Мы же идём в усадьбу. Вот только голос был таким же холодным… – Я никогда… ни с кем… не принимала никогда я этих приглашений, я… – Я понял. Лирин подняла голову и, наткнувшись на его бесстрастный взгляд, вдруг решилась: – Они будут задавать вопросы… – прошептала она, чуть сжимая пальцы, боясь, что он уберёт свою руку. – Ты понимаешь? Где ты был столько лет, такой сильный… Они начнут шептаться очень скоро. Ты ведь чужак, это удивительно для всех. Понимаешь? Несколько секунд Нарро смотрел на неё, и Лирин не понимала, о чём думает брат – взгляд его по-прежнему был абсолютно лишён эмоций. А потом он спросил: – Вопросы… А ты не будешь задавать их, Лирин? Услышав своё имя из его уст – впервые за последние пятьдесят лет – она вздрогнула. – Нет. Не буду. Он усмехнулся. – Простым «нет» не обойдёшься. Я запрещаю тебе задавать вопросы о моём прошлом. Мне или кому-либо ещё. Это был прямой приказ, и Лирин, как советник, никогда не сможет его нарушить. В её душе шевельнулась обида, но почти сразу рассыпалась пылью. – И от других не будет никаких вопросов. Никогда. Я об этом позабочусь. Он отпустил её руку и, отвернувшись, зашагал по направлению к усадьбе, бросив короткое: – Пошли. «Как собачонке», – подумала Лирин. Но не обиделась. Она знала, что никогда не будет обижаться на брата, что бы он ни делал. *** – Где второй советник? Я не видел его на игрищах, когда ты приносила клятву Верности. Это был первый вопрос, который Нарро задал Лирин, когда они вошли в усадьбу и дошли до кабинета бывшего дартхари, который стал теперь кабинетом Нарро. Он сел в кресло и положил на колени Вима, ничуть не страшась, что грязный щенок может испачкать одежду. Лирин встала чуть поодаль, не зная, что ей лучше делать – стоять или садиться. И если садиться, то куда? О Дарида, с прежними дартхари она никогда не задавала себе подобных вопросов! – Второго советника сейчас нет. Он умер несколько недель назад, а ты ведь знаешь, советников так просто не назначают… Никто не хочет. – Н-да? – с сомнением протянул Нарро. – Это очень странно. На моей памяти желающих всегда было предостаточно. – Я неверно выразилась, – Лирин переступала с ноги на ногу, и даже круглый дурак заметил бы, что она нервничает. – Желающих много, просто среди этих желающих нет ни одного нормального. – Нормального? – Вожак удивлённо поднял брови. – Что значит, нормального? Она вздохнула, а потом всё-таки решилась: – Могу я хотя бы… сесть? – А я разве запрещал? Голос дартхари по-прежнему был ледяным, и Лирин не стала отвечать, просто села в кресло напротив. А потом продолжила: – Все эти оборотни, желающие стать советниками, на самом деле просто хотят славы и почёта. В последнее время Вожаки часто менялись, очень много в стае тех, кто равен по силе. А советники… советники остаются. Ни один дартхари не рискнёт выгнать старого советника, ведь на обучение нужно потратить очень много сил. Я училась почти десять лет прежде, чем стала вторым, младшим советником. А те, кто приходят в последнее время, не желают учиться. Они просто жаждут славы. Поклонов, почтительных взглядов. Они не понимают, что это значит – быть советником. Нарро так хотел спросить Лирин, зачем она сама пошла на это. И почему не стала ара, ведь должна была стать. Но спросить подобное – значит, стать друг другу чуточку ближе. Нет уж. – Я подумаю, что с этим можно сделать. Ты ведь сможешь выполнять свои обязанности одна? Лирин улыбнулась. Теперь у неё была совершенно другая улыбка, не такая, как в детстве. – Разумеется. Я почти всегда одна. «Ты не должен ей сочувствовать. Не должен». – Ладно. А теперь расскажи, что здесь вообще происходило за последние пятьдесят лет. «Без тебя – ничего хорошего, брат». – Что именно тебя интересует? – Всё, что необходимо, по твоему мнению, знать дартхари. Я слишком давно не был в Арронтаре и вряд ли смогу быть Вожаком, если не буду иметь понятия о том, что здесь происходило. И для начала… Скажи мне, Лирин, что я должен сделать, если хочу нормально позавтракать? Она снова улыбнулась и опустила голову, чтобы спрятать от него эту улыбку. – Потом я познакомлю тебя с зорой Катримой. Она готовит еду и следит за тем, чтобы в усадьбе всегда было чисто. Нужно просто спуститься на кухню или позвонить в колокольчик, если ты занят и не можешь спуститься, тогда я приду и спущусь сама. И через полчаса завтрак, обед или ужин будет подан туда, куда ты скажешь. – Прекрасно. Тогда иди скорее и скажи – если дартхари в ближайшее время не покормят, он слопает единственного в стае советника. Голос Нарро был совершенно бесстрастен, как и всегда, но Лирин обрадовалась даже такой ледяной шутке. Она встала с кресла и уже направилась к выходу, когда вслед ей донеслось тихое: – И, пожалуйста, никакого мяса. Нарро не мог увидеть, как ласково и мягко замерцали глаза сестры в тот момент, когда он произнёс эти слова. Он только услышал ответ Лирин, и тон её голоса так его потряс, что он потом несколько минут не мог пошевелиться. – Я помню, – очень тихо сказала женщина, и Нарро показалось, будто перед ним сейчас стоит не Лирин, а Фрэн, которая с нежностью дотрагивается кончиками пальцев до его щеки и, улыбаясь, шепчет нечто такое, отчего он чувствует себя самым счастливым во всём Эрамире. *** Тот день был долгим. Лирин много говорила, а Нарро много слушал. Он уже давно так долго никого не слушал – им с Фрэн чаще всего не нужны были слова, а с Форсом и Аравейном, кажется, обсудили за пятьдесят лет всё, что только было можно и нельзя. Узнав, что Лирин живёт в усадьбе, Нарро был немного удивлён и раздражён. Такая постоянная близость к ней его не устраивала, но сказать об этом дартхари не успел. – Я перееду, – говоря это, она старалась не смотреть на брата. – Мне не трудно. Я просто всегда отдавала всю себя работе, поэтому не видела смысла заводить собственный дом, он бы вечно пустовал. Теперь вернусь к родителям. К родителям… Эти слова неприятно кольнули Нарро, но он ничего не сказал Лирин. Только кивнул. Вечером, занимаясь помывкой и причёсыванием Вима, он чуть было не пропустил время сна. Но успел. Положил щенка в корзинку рядом со своей кроватью, медленно разделся до нижнего белья и впервые за последние пятьдесят лет лёг в пустую постель. А за окном в это время еле слышно шептался Арронтар. То ли радуясь, то ли печалясь. *** – Я уж думал, ты не придёшь. Форс добродушно, но немного тревожно ухмылялся, сидя на пороге собственного дома. – Прости. Я долго возился с хати, совсем забыл о времени. – С хати? – наставник удивлённо поднял брови. – Да. Я знаю, что ты скажешь, так что можешь ничего не говорить, Форс. – Н-да? – толстяк забавно прищурился. – Чего же ты тогда припёрся в мой сон, волчара, если заранее знаешь, что я скажу? – Наверное, потому что соскучился, – улыбнулся оборотень. – Как там Рэнго? – Сходи и спроси сам. – Не успею. Мне нужно к Аравейну. С Рэнго я и завтра пообщаюсь, а вот у Вейна мне необходимо навестить сейчас. – Тогда иди скорее, Дэйн. Давай, вали. А то наш белобрысый проснётся, у него настали трудные времена. Спать некогда. Он улыбнулся, кивнул и уже закрыл глаза, чтобы перенестись в сон второго наставника… но вдруг передумал. – Знаешь, я сегодня весь день разговаривал с Лирин. И всё время хотел задать ей один вопрос, но почему-то не задал. – Какой же? – Дело не в том, какой, а в том, почему, Форс. Потому что я боялся её ответа. Точнее, не самого ответа, а то, что это скажет именно Лирин. Решил – пусть лучше кто-нибудь другой. Он вновь закрыл глаза. – А какой вопрос-то? Я ж теперь спать не буду от любопытства. – Вопрос… – он ухмыльнулся. – Про Вима, моего хати. Я хотел узнать, почему его собирались утопить. Что в нём не так. Почему он считается бракованным. – Что ж не спросил-то, Дэйн? Форсу пришлось изрядно напрячь уши, чтобы услышать ответ. Он произнёс его очень тихо: – Представил, как она скажет что-то вроде: «У Вима слишком пушистая шерсть». Или: «Глаза чересчур большие». Или: «Хвост коротковат». Представил и… не смог. И это просто ужасно, Форс. – Я запутался, мальчик мой… Ужасно-то почему? – Потому что Фрэн оказалась права. А я всегда думал, что она ошибается. – В чём права?.. Но он не стал больше отвечать – растворился в мутном воздухе сна, и Форс только тяжко вздохнул. Нет, конечно, старый наставник всё прекрасно понимал, и задавал свои вопросы только для того, чтобы узнать – понимает ли это сам Дэйн. Впрочем, понимать и принимать – разные вещи. – Да, путь нам ещё предстоит долгий, – пробормотал Форс перед тем, как закрыть глаза и унестись в заманчивый мир сна без сновидений. *** Отправляясь в сон Аравейна, меньше всего на свете новый дартхари оборотней ожидал, что попадёт к Морю Скорби. Солёные брызги полетели в лицо, ветер ударил в грудь большим кулаком, чуть не снеся его со скалы. Только ночное небо и звёзды были красивыми – остальное ему не понравилось. – Вейн! Какого… О Дарида, мы не можем поговорить в каком-нибудь другом месте?! – Чем тебе не нравится это место? – ровным голосом поинтересовался сидящий на краю отвесной скалы маг. – По-моему, очень даже хорошее. – Хорошее? Ну да, разумеется. Ветер свистит в ушах так, что я ничего не слышу, и он холодный. А вода вообще ледяная, летит прямиком в лицо. Просто идеальное место! Знаешь, я тут жить буду. Уйду из Арронтара и буду тут жить. Вот на этой скале. Всегда мечтал! Аравейн засмеялся. – Дэйн, ты иногда ужасно напоминаешь мне Форса. Даже хочется вновь съездить к нему. – Ну и поезжай. Кто тебе мешает? Маг вздохнул. – Ладно. Сейчас немного подправим декорации, раз тебе тут не нравится… Так лучше? Теперь ветер больше не свистел и вода не брызгалась. Аравейн будто установил перед скалой невидимую стену, отражающую всё, даже ветер. – Лучше, – проворчал оборотень, усаживаясь рядом с наставником. – Я тебя спросить хотел кое о чём. Вот только теперь не уверен, что ты сейчас в состоянии отвечать на вопросы. – Ну я же до сих пор тебя не выгнал из своего сна. Так что, как говорит Форс, валяй. Несколько минут он всё-таки молчал – то ли подбирал слова, то ли просто любовался на звёзды. У Моря Скорби они всегда были удивительно красивыми. – Я вернулся в Арронтар. Ты ведь знаешь? – Да, Форс сказал. – Так вот… – он вздохнул. – Я думал, что проклятье будет снято, как только я вернусь. Я на самом деле так думал и… я даже хотел, чтобы так оно и было. Но этого не случилось. – Ну разумеется. – А почему? Аравейн улыбнулся. – Условие снятия проклятия – не возвращение, а прощение. Ты можешь обмануть самого себя, Дэйн, считая, что простил, но ты никогда не сможешь обмануть Арронтар. Он знает, что это не так. – Просто прекрасно… Я практически себя изнасиловал на обратном пути, я не хотел возвращаться, а теперь оказывается, что этого ещё и недостаточно. – Недостаточно. Когда полностью избавишься от ненависти, пустившей корни глубоко в твою душу, когда сможешь простить по-настоящему, от чистого сердца – тогда проклятье будет снято. Только так, и никак иначе. – Я не ненавижу их. Я их презираю. И не хочу… О Дарида, если бы ты знал, Вейн, как я хочу просто уехать оттуда! И никогда не возвращаться. Не видеть, не слышать и не вспоминать. Оборотень ждал, что Аравейн на это что-нибудь ответит – но наставник молчал. Молчал несколько минут, вглядываясь в тёмное ночное небо и мерцающие звёзды. Но потом всё-таки сказал… но совсем не то, что ожидал от него собеседник. – Я давно хотел тебе рассказать… Этого ты нигде не найдёшь, Дэйн, нигде. Ни в одной из книг. Даже Форс не знает. И я сам не сразу понял, что это важно, – он вздохнул. – Ты помнишь, как на древнем наречии оборотней будет «небо»? – Конечно. «Ри». – Верно. А «земля»? Не «почва», а именно «земля», Дэйн. Это очень старое слово… – Не «почва», а «земля»? – он нахмурился. – Не вижу особой разницы. – Разница есть. «Земля» в том смысле, что включает в себя это слово, значит и почву, и воду, и даже деревья. «Земля» – это поверхность, на которой есть жизнь. И тогда он вспомнил… – «Дэр»… – Верно. А теперь сложи эти два понятия. «Земля-небо». Ну же… – Дэрри… Аравейн улыбнулся. – О да. Вот оно – то самое непереводимое с вашего древнего наречия слово. «Земля-небо». То понятие, о котором вас заставил забыть сам Арронтар. – Я не очень понимаю, Вейн. Форс говорил, это слово значит что-то вроде «единые» и обозначает пару оборотней, которые… – А ты посмотри вперёд, Дэйн, – кивнул наставник то ли на море, то ли на небо. – Видишь? Земля-небо. Такие разные… но всегда – единые. И это слово – дэрри – означало единство двоих твоих сородичей. На земле – то есть, в жизни – и на небе – то есть, в посмертии. Ты никогда не видел, как пишется это замечательное слово? Это круг, пересечённый чертой, и внутри самого большого круга – бесконечное число мелких кругов, которые рисуются до тех пор, пока не кончится место на листке бумаги. Эти круги – как символ той самой бесконечности, повторяющихся жизней, где вы – дэрри – всё равно не сможете быть друг без друга. – Я не понимаю. При чём здесь проклятье? – При том. Дэйн… прощение – это не единственное условие. И оно должно быть… не только твоим. Ему показалось, будто Аравейн ударил его. – Ты шутишь? Скажи мне, что ты шутишь. – Увы. Он на миг прикрыл глаза и рассмеялся. – Где я возьму дэрри? Они же больше не рождаются! – Она родится. Теперь, когда ты вернулся в Арронтар, лес позволит ей родиться… Он ведь сам хочет избавиться от проклятия. Дэйн, будь начеку. Смотри в оба… Потому что она, скорее всего, будет такой же, как ты. – Я не понимаю… А как же Фрэн? Я ведь слышал музыку, когда был с ней. Форс говорил, что дэрри слышат музыку, когда встречают друг друга. Как он это назвал… – Зов. Или Песнь Арронтара. Дэйн, послушай меня… ты ведь теперь не Дэйн, верно? – Верно. – И какое имя ты взял? – Нарро. – Нарро. Мне нравится. Так вот, Нарро. Раз ты – не Дэйн, то и Фрэн – не Фрэн. Понимаешь? Он сжал зубы и резко выдохнул. – Неужели… – Есть ещё кое-что, – Аравейн наконец отвернулся от созерцания океана и неба и посмотрел на собеседника. – Несмотря на то, что дэрри связаны друг с другом как при жизни, так и после смерти, при жизни они могут и не быть вместе. Выбор, мальчик мой. Ты оборотень, вы связаны с Арронтаром, но ты уехал, потому что сделал свой выбор. Так же и с дэрри. Это просто слово. Это почти такая же связь, как между родителями и детьми, братьями и сёстрами… Но выбор всегда важнее. – Ты думаешь, она может… Аравейн улыбнулся. – Если она будет такой же, как ты, Дэйн, то она сможет всё. *** Ровно через пять дней желание сбежать из Арронтара начало просто сжигать Нарро изнутри. Почтительное благоговение сородичей раздражало, особенно бесили волчицы – если мужчины только уважали силу нового Вожака, то женщины просто «слюнями исходили», как сказал во сне Форс. Ни одну из них Нарро не хотелось. Ни в каком смысле – ни физически, ни духовно, никак. Ещё и Лирин добавляла. Нет, она, конечно, не присоединялась к поклонницам тела Вожака, но легче от этого Нарро не было, ведь женщина повсюду ходила за ним. Хвостиком, почти как Фрэн. Вот только присутствие Фрэн никогда не раздражало его, а Лирин… Хотя Нарро вообще предпочитал не думать о том, что к ней чувствует. Радовал только Вим. Щенок отъедался и с каждым днём становился всё пушистее. Нарро он слушался беспрекословно, а вот всех остальных не любил. Некоторой долей снисхождения пользовалась Лирин, а к другим оборотням Вим относился очень настороженно. Поначалу Нарро собирался отдать приказ насчёт того, что никаких щенков – какими бы уродливыми они не рождались – топить нельзя под страхом изгнания, но после понял, что это не понадобится. Смотритель питомника был хоть и простым, но понятливым оборотнем, а остальные члены стаи, как только узрели Вима, сразу же поменяли приоритеты. А как же иначе, ведь Нарро пользовался среди сородичей просто безграничным уважением, граничащим с благоговением. И это благоговение… О Дарида, как же оно его бесило! Рассказывая о своих чувствах Аравейну, Нарро, честно говоря, ожидал чего угодно, только не той реакции, что последовала после этих признаний. – Поезжай в Лианор, – сказал наставник, не отрывая взора от Моря Скорби – в последнее время оно неизменно появлялась в его снах. – В Лианор? – с недоумением переспросил Нарро. – Что я там забыл? – Ты же хотел познакомиться с Эдигором. А тут и официальный повод – день рождения императора. Заодно и развеешься, проветришь мозги… Ну и привези ему щенка, что ли. Думал дартхари недолго. И спустя сутки после разговора с Аравейном, забрав официальное приглашение на празднование тридцатилетия императора – оно пришло ещё при предыдущем Вожаке – Нарро снарядил карету, выбрал щенка хати и… отправился в путь. Сопровождающая дартхари охрана в количестве десяти оборотней должна была отправиться назад в Арронтар, как только они достигнут ближайшего города – император обещал Нарро охрану из обычных людей и магов, чтобы не доставлять неудобств сопровождающим Вожака оборотням – всё-таки шесть недель вдали от Арронтара могли выдержать без последствий далеко не все. Накануне своего отъезда Нарро долго сидел в кабинете и смотрел на пляшущие языки пламени в камине. И почему-то думал о том, что всё это просто дурной сон. Сон, и сейчас он закроет глаза, глубоко вздохнёт… а потом откроет их, и вновь окажется там, в далёком городе за Снежной пустыней, возле камина, и рядом, как обычно, будет сидеть и нежно улыбаться Фрэн… *** – Нарро… Этот голос разрушил всё, о чём в тот момент думал Вожак. Заставил вздрогнуть и поморщиться. Он ведь уже и забыл, что Лирин попросила остаться в кабинете. Забыл… и забылся. – Да? Нарро не стал поворачиваться – незачем. Она и так скажет всё, что хотела. Наверное. Несколько долгих, каких-то мучительных мгновений… Треск поленьев в камине… Шелест ткани платья, сминаемой в кулак… Вдох… Выдох… – Ты никогда не простишь меня? Она прошептала это так тихо, что Нарро подумал – он ослышался. И поэтому переспросил: – Что? Голос Лирин дрожал, когда она повторила: – Ты никогда не простишь меня? У него моментально испортилось настроение. Больше не хотелось ни смотреть на огонь, ни думать… ничего не хотелось. Поэтому дартхари медленно поднялся с кресла и обернулся. Лирин стояла возле окна, нервно сжимая и разжимая в кулак шуршащую ткань платья. Там, за окном, давно уже сгустилась ночь, и казалось, что у Лирин за спиной – какая-то огромная чёрная дыра, комок из боли и воспоминаний, которые ни он, ни она не могут ни забыть, ни пережить. Нарро сделал несколько шагов вперёд и остановился, не пройдя и половины комнаты. Вгляделся в лицо сестры… Жадное, с голодно мерцающими глазами и дрожащей губой. Оно ему не понравилось. – Разве ты просила прощения? *** «Разве ты просила прощения?» Глупая, глупая Лирин… Что ты ожидала услышать? Ты ведь давно поняла, что он не забыл и не простил. Тот Дэйн, которого ты знала, конечно, простил бы. Но Дэйна больше нет, он умер, а Нарро… он не простит. Но ты ведь не можешь просто сдаться? Да, ты не можешь. Потому что прощение – единственное, что тебе по-настоящему нужно, единственное, чего ты ждёшь. И ты выдыхаешь, вновь сжимая руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, только бы не разреветься, как маленькая девочка: – Прости… Его лицо напоминает жёсткую древесную кору. Или камень. Даже глаза, кажется, выточены из камня. Всё тот же холод и равнодушие… – Прости… Ты повторяешь это слово, как молитву, делаешь шаг вперёд… Нарро останавливает тебя всего лишь одним движением головы. – У кого ты просишь прощения, Лирин? У кого? Она не понимает, о чём он ей говорит, что именно спрашивает, только сжимает ладони всё сильнее, чувствуя, как по щеке медленно ползёт маленькая слезинка. Не плакать… Нет-нет, нельзя плакать! Всего на одно мгновение в глазах Нарро что-то меняется, словно тень какого-то чувства… Ты даже не успеваешь понять, какого… А потом… – Я отвечу за тебя, Лирин. Ты просишь прощения у дартхари. И дартхари тебя не прощает, потому что он… Он – не твой брат, Лирин. «Он – не твой брат». Эти слова крутились в её голове, бесконечно повторяясь, когда Нарро медленно выходил из кабинета. Уже на пороге он тихо сказал, не оборачиваясь, словно боялся, что пожалеет: – Когда сможешь прийти ко мне не как к дартхари, а как к брату, тогда и поговорим. Он шагнул за порог, а она осталась стоять возле окна. И заплакала, больше не смущаясь и не таясь – беззвучно, но оттого не менее горько. А утром он уехал. *** Чем дальше Нарро отъезжал от Арронтара, тем сильнее недоумевал. С одной стороны, ему стало легче – всё-таки стражники, в числе которых не было оборотней, лишь обычные люди или маги, относились к нему безо всякого подобострастия – и это подкупало. А с другой стороны… А вот о другой стороне он предпочитал не думать. Вообще. Поначалу это было трудно, а потом… А потом новые впечатления затмили собой мысли о том, что – точнее, кого – он оставил в Арронтаре. По дороге в столицу всё было совсем другим. Даже небо, даже деревья, даже воздух. Нет, тоже очень красиво, но… не волшебно. У Арронтара было тело. Кровь. Сердце. Душа. Живой волшебный лес, подаривший ему великий Дар, назвавший его своим Хозяином… Ему не было равных. И теперь, после стольких лет вдали от Арронтара, после собственного возвращения, Нарро понимал, как никогда – Фрэн была права. Его место там. Подобные мысли вызывали досаду. Нет, не из-за правоты Фрэн, а оттого, что он не мог принять этот факт – ведь он отрёкся от тех, кто унижал, швырял камни и мечтал убить, он уехал, он прожил пятьдесят лет вдали от Арронтара… И всё-таки его место было там. Невероятно! И что с этим делать, Нарро не знал. Забыть, простить и жить так, будто ничего не случилось, будто не существовало никогда мальчика по имени Дэйнар, которого презирали все без исключения? Нет, он был не готов к такому. И Лирин лишь подливала масла в огонь. Нарро злился, когда она смотрела на него своими умоляющими глазами. Он злился, потому что понимал – попросить прощения теперь, когда перед тобой стоит дартхари, сильнейший оборотень в стае – очень просто. А вот попросить прощения у Дэйнара, маленького мальчика, горбуна в лохмотьях, с синяком на щеке – очень сложно. И Лирин не видела в нём этого мальчика, не видела… Хоть и узнала, но не видела. И просила прощения не у него, а у дартхари. А ведь Вожаку не было нужно это её «прости». Оно было нужно только Дэйнару. Маленькому обиженному мальчику, который любил свою сестру даже тогда, когда она бросала в него камни. *** Все эти мысли оставили Нарро, как только он прибыл в столицу империи. До дня рождения Эдигора оставалась всего пара дней, поэтому в замке царил настоящий хаос. Слуги размещали гостей, мыли и чистили дворец, готовили еду. Императрица Дориана, хоть и находилась на последнем месяце беременности, управляла всеми хозяйственными делами твёрдой рукой. Чтобы гости не скучали до празднования, им было разрешено всё вплоть до посещения императорской библиотеки. Особенно скучавших – в основном это были эльфы – принцесса Луламэй, сестра Эдигора, сама водила в сокровищницу на длительные экскурсии. Нарро же в основном занимался тем же, чем и всю дорогу до Лианора – натаскивал щенка хати, которого намеревался подарить Эдигору, учил его различным командам и пресекал всяческие попытки лизнуть себя в нос. Точнее, эти попытки пресекал в первую очередь Вим, страшно ревновавший своего хозяина к Рэму – так Нарро временно назвал щенка. Это имя означало «подарок». Только принцесса Луламэй знала, что собирался подарить дартхари оборотней императору, и именно она принесла Нарро рубашку Эдигора, которую тот скинул после долгих упражнений с мечом во дворе. Эта рубашка великолепно подходила для того, чтобы научить Рэма узнавать и признавать запах своего настоящего хозяина. Она пахла Эдигором очень сильно. Накануне праздника, оставив уставшего и уснувшего после тренировок Рэма в комнате, Нарро вместе с Вимом решил наведаться в библиотеку. Он с удовольствием повидался бы с Аравейном, но тот был так занят, что удостоил своего бывшего ученика лишь парой разговоров, остальное время посвящая каким-то своим делам. Так что Нарро решил посетить библиотеку. В конце концов, о ней ходили легенды, а он, пребывая в замке вот уже второй день, так её и не видел. – Не вздумай ничего грызть, Вим, – предупредил щенка дартхари, стоя перед внушающими трепет и благоговение резными дверями небывалой высоты. Нарро никогда не видел ничего подобного. Искусная резьба по дереву с изображением большой летящей птицы была выполнена так хорошо, что птица казалась почти живой. Каждое пёрышко на её теле было вырезано с любовью и трепетом. Тот, кто делал эту дверь, явно очень сильно любил свою работу. И был настоящим волшебником. Подняв правую руку, Нарро сделал всё так, как говорила Луламэй – приложил ладонь к поверхности и произнёс: «Эм эндорро Эдигор» – день рождения Эдигора по-эльфийски. Несколько секунд полнейшей тишины – и в двери что-то щёлкнуло, а затем словно в самом воздухе вокруг возникло птичье пение, настолько прекрасное, что Нарро даже на миг перестал дышать. А потом двери открылись. Точнее, они просто раздвинулись, пропуская дартхари вперёд, в библиотеку, а над его головой, когда он входил внутрь, переливалась всеми красками чудесная птичья песнь… Это была самая удивительная магия, которую Нарро встречал за всю свою жизнь. И только оказавшись в библиотеке, Вожак забыл об этой магии, потому что представшее его взору помещение потрясало своим величием. Башня, уходящая так далеко ввысь, что не было видно крыши; книги, заполняющие все пространство по стенам; лестница, обвивающая всю башню; широкие площадки с уютными диванчиками, креслами, стульями, столами и лампами на небольших расстояниях друг от друга; и запах – удивительный запах такого огромного количества книг, что и за всю жизнь не перечитать. Даже за такую долгую, как у Нарро. – Ничего себе, – пробормотал он, задирая голову к потолку и пытаясь рассмотреть, где заканчивается этот праздник переплётов, бумажных страниц и корешков. – Согласен, – раздался вдруг голос позади, и дартхари чуть было не подпрыгнул от неожиданности. Как он умудрился не почувствовать, что сзади стоит человек?! Он, самый сильный оборотень Арронтара! А обернувшись, Нарро увидел, что это не просто человек. Облокотившись на постамент с огромной книгой, там стоял сам император. До этого момента Нарро видел Эдигора всего несколько раз. Тот был вечно занят и только приветствовал дорогих гостей, отдавая их затем на растерзание Луламэй, Дорианы и вездесущих слуг. Так было и с дартхари. Нарро не обижался. Он прекрасно знал, что эти дни были решающими перед поимкой заговорщиков, которые уже давно портили Эдигору кровь, поэтому решил, что пообщается с императором после празднества, когда всё будет кончено. И совсем от себя не ожидал, что, увидев Эдигора в библиотеке, вдруг ляпнет: – Ты был бы очень сильным волком. Всего на одно мгновение в глазах императора промелькнуло изумление, которое затем сменилось на что-то совершенно удивительное, когда он сказал, чуть наклонив голову: – Благодарю. А потом, улыбнувшись, продолжил: – Знаешь, а ведь право на посещение библиотеки было даровано всем гостям, но ты первый, кто им воспользовался. Книги, особенно в таких устрашающих количествах, интересуют немногих. – Даже эльфов? – Даже их. У Робиара своя библиотека, не менее впечатляющая, чем эта, только там всё на эльфийском. Так что эльфов больше интересуют, как ни странно, еда и танцы. Из всех эрамирских рас именно эльфы сильнее всех остальных любят покушать и поплясать. Именно покушать, выпить у нас гномы мастера, а тролли обожают церемонии – стоять столбом и делать важные лица для них удовольствие. Нарро расхохотался. – А что любят оборотни? Эдигор перестал облокачиваться на постамент и сделал несколько медленных шагов вперёд, с любопытством всматриваясь в торчащую из-под куртки Нарро мордочку Вима. – Ты ведь и сам знаешь, что. Больше всего на свете вы любите свой Арронтар. Он протянул руку и тихо спросил: – Могу я погладить? И Нарро сам не понял, почему так же тихо ответил: – Конечно. А ведь он никому не разрешал трогать Вима, даже Лирин… Хотя почему – даже? Тем более Лирин! Но этот странный человек с тёмными глазами и движениями настоящего хищника завораживал Нарро. И когда Эдигор осторожно прикоснулся длинными пальцами ко лбу Вима и на лице императора мелькнула широкая и совершенно мальчишеская улыбка, Нарро вдруг понял, что хотел бы узнать императора получше. Настолько «получше», чтобы иметь право называть его другом. А Вим между тем, понюхав пальцы Эдигора, довольно и очень смешно зафыркал. – Интересный хати. Я таких никогда не видел. Насколько я помню, все хати должны быть гладкошёрстными и желательно с голубыми глазами. А твой пушистый, да и глаза тёмные, почти карие. – Вима должны были утопить, потому что всё это – и шерсть, и глаза – считается браком. Пальцы Эдигора на мгновение приостановили своё движение и застыли на холке Вима, затем, чуть дрогнув, продолжили свой путь. – Утопить совершенно здорового щенка… – пробормотал император, покачав головой. – Знаешь… я рад, что дартхари у них теперь именно ты. И пока Нарро переваривал эти слова, Эдигор поднял голову и, посмотрев ему прямо в глаза, спросил: – Расскажешь? Почему-то Вожак сразу понял, о чем спрашивает император. И почему-то не смог отказать. *** Эдигор попросил, чтобы им принесли чай и завтрак на площадку, как он сказал, «сектора О», и теперь они неспешно поглощали принесённое, беседуя обо всём и ни о чём. Нарро даже не понял, как постепенно поведал о себе очень многое. Может быть, тому виной был удивительно вкусный чай, а может, невесомый сырный пудинг с печёными овощами? Или взбитые сливки с фруктами? А возможно, резвящийся на ковре Вим, кусающий себя за хвост?.. – С тех пор, как ты родился, Аравейн практически перестал навещать нас с Форсом. А я всё хотел на тебя посмотреть. Он очень тобой гордится. Как сыном. Ты знаешь? – Знаю. Если бы не Аравейн, я никогда бы не узнал, каково это – иметь отца. У моего настоящего отца вечно не было на меня времени. Они обменялись понимающими взглядами. – А у моего – желания. Эдигор улыбнулся и задумчиво посмотрел в маленькое окошко над головой Нарро, из которого в библиотеку лился яркий и ласковый солнечный свет. Этот свет серебрил волосы Вожака, и императору, когда он в тот момент взглянул на Нарро, почему-то было очень покойно. Как же мало было подобных минут в жизни Эдигора… – Помнишь птичье пение, которое послышалось, когда ты открыл библиотеку? – Конечно. – Это эксперимент одной девушки… Я очень виноват перед ней. Очень. И возможно, завтра она погибнет. Я пока не знаю, будет так или иначе, но в любом случае хочу тебя попросить – если ты увидишь где бы то ни было в замке девушку с ярко-алыми, как кровь, волосами – поговори с ней. Просто поговори. – Почему ты просишь об этом именно меня? Чашка тихо звякнула о поверхность стола, когда Эдигор, грустно усмехнувшись, поставил её на место и, вытерев губы салфеткой, ответил: – Если бы я знал, Нарро… Если бы я знал! Но мысль об Эллейн не даёт мне покоя уже очень много дней. И почему-то мне кажется, ты сможешь ей помочь… – Ей или тебе? Эдигор сразу же понял, о чём спрашивает Нарро, и кивнул, соглашаясь. Наверное, именно эта черта так понравилась дартхари в императоре – он был честным. В первую очередь перед собой. У Нарро не всегда получалось быть честным перед самим собой… – Нам обоим. Ты сможешь помочь нам обоим. Я хочу, чтобы Эллейн была счастлива. Я слишком много ей должен. Но не только по этой причине… Я прошу тебя, Нарро, не отказывай. Он сказал «я прошу», хотя мог приказать… Может быть, ещё и поэтому Эдигору было так сложно отказывать? – Я согласен. Император вздохнул и благодарно улыбнулся. – Спасибо. – Но кое-что я попрошу взамен, – Нарро лукаво прищурился. – Покажи-ка мне, где здесь стоят книги про оборотней. – Неужели ты что-то про них не знаешь? – рассмеялся Эдигор. – Вряд ли. А вот про Арронтар вполне возможно. Ну так что, покажешь? – Далеко ходить не надо. Вон, – император кивнул на ближайший стеллаж, – стоят пять томов, видишь? Шестая полка снизу. Красные корешки с золотыми буквами. Два тома ваших сказок, ещё два – словарь древнего наречия оборотней, и последний – история и хронология. Очень куцый такой томик. Несколько десятков лет назад жил один историк, человек, ездил по Эрамиру, записывал хроники всех рас. Можешь себе представить, в каком «восторге» были эльфы? Они же сами свою историю пишут. Остальные ничего не имели против, хоть и восторга не выказывали – у всех рас, кроме эльфов, есть ведь официальные хронологи, назначаемые императором, и тут вдруг приезжает непонятное существо, которое хочет, чтобы за свои труды его бесплатно кормили. Короче говоря, закончилось всё тем, что отовсюду его со временем выгоняли. Даже из Арронтара. Ваша официальная история есть в твоей библиотеке, а этот томик практически краткое содержание. Очень краткое, я бы сказал. Нарро достал все пять книг и, положив их на стол перед собой, принялся листать. Минут через двадцать активного изучения бумажных страниц он, вздохнув, отложил всё в сторону и покачал головой. – Нигде нет того, о чём рассказывали мне Аравейн с Форсом. Ни в одной из книг. Даже слова-то этого – дэрри – тоже нет, хотя я думал, должно быть… Но все дэрри исчезли так давно, что никто уже и не помнит, что это значит. – Хм… А что они тебе рассказывали, поведаешь? Очень интересно. Хотя нет, ты лучше напиши. – Что? – удивился Нарро. – Напиши. Там, в книгах. Вставь в них несколько страниц – попрошу потом кого-нибудь из магов вшить эти страницы в книгу – и напиши на них то, о чём знаешь. Если, конечно, это не какая-то тайна. – Да нет, какая тайна… – Ну вот и напиши. И Нарро, взяв со стола перо и чернильницу, действительно написал, одновременно рассказывая Эдигору обо всём – об Арране и Таре, о благословении Арронтара, о проклятии и, конечно же, о дэрри. А когда закончил, время перевалило за полдень. – Одна-а-ако… Ну и наворотили вы дел, – покачал головой Эдигор, доедая последний ямол из тарелки. – Значит, ты считаешь, если проклятие не снять, оборотни постепенно вымрут? – Да. Вымерли же рыжие волки, а ведь их было довольно много, но они просто перестали рождаться… – Интересно, почему именно ты? Это всё длится уже много веков, насколько я понял, так почему именно ты получал шанс снять проклятье? – Я давно пытаюсь это понять, – вздохнул Нарро, – но пока безуспешно. – Да и нет желания снимать проклятье, правильно? – Правильно. Эдигор улыбнулся. – Знаешь, что у тебя общего со всеми остальными оборотнями? Все вы любите Арронтар, как я и сказал в начале нашего разговора. И ты делаешь всё то, что ты делаешь, только ради него, не ради сородичей. Нарро кивнул. – Это и будет прощением – когда ты начнёшь любить и уважать не только лес, но и тех, кто в нём живёт. И я не имею в виду птичек. – Я бы сказал, что это непросто, но не буду – ты и так знаешь. – Знаю. Несколько секунд они молчали, а потом Эдигор просто сказал: – Ты справишься. Именно в тот момент Нарро впервые почувствовал примерно то же самое, что чувствовал Форс, когда говорил, что верит. Без всякой магии, без огромного количества слов и уверений… Просто: «Ты справишься». Но в голосе Эдигора в ту секунду, когда он говорил это, волшебства было больше, чем в любом заклинании Аравейна. Только какого-то совсем другого волшебства, в честь которого Нарро и взял своё имя. – Пойдём? Мне пора возвращаться к делам. Давно у меня не было такого длинного завтрака… Аравейн будет доволен, а то вечно ворчит, что я мало ем. Дартхари засмеялся. Да уж, есть вещи, которые не меняются… *** Ещё три дня тоже пролетели почти незаметно. Хотя на самом праздновании дня рождения Эдигора было жарковато, в какой-то момент Нарро даже подумал, что закончится всё плохо. Но обошлось. – Когда-нибудь мы с тобой будем рассказывать эту историю потомкам, – смеялся император вечером того же дня. – Впрочем, я никому не смогу рассказать всего… – Да это и не нужно, – улыбался дартхари, глядя на Вима и Рэма, играющих друг с другом на ковре в комнате Эдигора. От Рэма, кстати, император пришёл в полнейший восторг и сказал, что это самый лучший подарок за всю его жизнь, чем невероятно польстил Нарро. И несколько вечеров подряд после дня рождения они проводили время в комнате Эдигора, или в библиотеке, или на крыше, глядя на закат и занимаясь со своими щенками. И разговаривая. Вновь и вновь, и темы всё никак не кончались… Хотя у Нарро было достаточно времени и для того, чтобы побыть без Эдигора. Бо?льшую часть дня император был занят, освобождаясь только ближе к вечеру, и был он таким уставшим, что ни на что, кроме разговоров, сил не хватало. Правда, один раз у Эдигора получилось уделить Нарро время ещё и с утра. Это было как раз через два дня после пышного празднования. Накануне император страшно удивился, когда узнал, что дартхари практически не владеет мечом, и заявил, что магия магией, а оружие – всё-таки вещь незаменимая. – Завтра проведём первый урок, – сказал, как отрезал, но Вожак только посмеялся: ведь у Эдигора очень мало времени, а заниматься с кем-то ещё Нарро совершенно не хотел. Но император удивил его. Заявился утром в комнату дартхари и вытащил того на тренировочное поле, всучил – какой позор! – деревянный меч и начал показывать базовые движения. Спустя два часа мокрый от пота Нарро, отработав все показанные навыки почти до автоматизма, запросил пощады. – Пощады не будет, даже не надейся, – рассмеялся Эдигор, отбирая у него изрядно покоцанный меч. – Завтра продолжим. Ну, если получится. А если не получится – вечером. Я ещё сделаю из тебя второго воина в империи! – Почему второго? А кто первый? – Я, разумеется. – Да, как же я сразу не догадался… Ты такой скромный! И кто же тебя назначил самым лучшим воином? – Я, конечно. – Знаешь, а это очень удобно… Сам себя назначил, сам себя раззначил… В зависимости от настроения! – Ну должно же быть у моей работы хоть одно достоинство, а? Нарро усмехнулся и хлопнул его по плечу. – Да уж, должно… *** Покинув тренировочное поле, Эдигор сразу же отправился в замок, его ждал очередной доклад от герцога Кросса – главы Тайной службы – о поимке следующей порции заговорщиков. За последние несколько дней их поймали настолько много, что мест в городской тюрьме стало не хватать. Ну а Нарро решил, что пока не хочет возвращаться в свою комнату. В столь ранний час в императорском парке никого не было, поэтому он решил прогуляться. В более поздние часы, наоборот, многие гости выползали из спален на свежий воздух, а встречаться с ними дартхари не хотелось. Большинство гостей Нарро не нравилось, а терпением Эдигора он пока не обладал. Императора ничто не могло вывести из себя, а вот Нарро через пятнадцать минут активного интереса к своей персоне со стороны каких-нибудь юных дамочек человеческого происхождения, начинал раздражаться. А уж от количества запахов – духов юные леди на себя лили, не жалея – вообще чесалось в носу и хотелось чихать, не переставая. Но в этот раз Нарро ошибся. В парке он был не один. Отойдя чуть подальше от замка, дартхари обнаружил небольшой пруд, выложенный по берегу круглыми серыми камушками. Поверхность пруда отражала постепенно голубеющее небо, и на ней выделялись пятна зелёных кувшинок с мелкими белыми цветами. Здесь было красиво. Просто красиво, без лишних изысков и вычурности, иногда присущей императорскому парку. И очень тихо. А потом Нарро заметил её. Чёрное платье и ярко-алые волосы, закрывающие спину, плечи и лицо. Бледные руки на коленях и чуть наклонённая голова – так, будто девушка вглядывалась в поверхность пруда, словно надеялась что-то там увидеть. Нарро сделал несколько шагов вперёд и в нерешительности остановился. Какого дохлого кота он делает? И почему Эдигор попросил поговорить с ней именно его? Ведь ни он, ни кто-либо другой – никто не был нужен сию минуту женщине с алыми волосами. И вдруг она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. У неё были сухие потрескавшиеся губы, как будто она долго ничего не пила и не ела. Бледные щеки… Кожа на них казалась прозрачной. И не только на них. Но она всё равно была красивой. Она была самой красивой женщиной из всех, кого Нарро видел ранее. Она осторожно облизнула губы – не для кокетства, просто чтобы выговорить: – Здравствуйте, – и закашлялась. Нарро слышал её голос там, на дне рождения Эдигора, но тогда он звучал совсем иначе. Сейчас же казалось, что она простужена. – Здравствуйте, – ответил дартхари, делая ещё один маленький шаг вперёд. – Я думала, никого не будет здесь так рано, – она вновь кашлянула. – Но я ошиблась. – Ошиблись, – подтвердил Нарро, делая последний шаг и садясь на траву рядом с ней. Это было очень нагло и нахально, и она имела полное право воспротивиться подобному поведению, но… у неё просто не было сил на возмущение. – Вы дартхари? – она больше не смотрела на собеседника, вновь наклонив голову и уставившись на поверхность пруда. – Да. Меня зовут Нарро. А вас как зовут? – он никак не мог вспомнить её имя. Бледные ладони, лежащие на коленях, сжали в кулак ткань платья. Что-то этот жест ему напомнил… что-то… – Эллейн, – ответила она наконец очень тихо, опустив голову ещё ниже. – Меня зовут Эллейн. Он улыбнулся. – А вы знаете, на что похоже ваше имя? «Эллайна» – «пламя» на древнем наречии оборотней. Очень красиво. Вам подходит. – Я Эллейн. Не Эллайна. – А это неважно. Имя не важно, важен тот, кто его носит. Тут она впервые покосилась на Нарро с лёгким интересом во взгляде. А он в тот момент вдруг заметил, какого чудесного цвета у неё глаза. Зелёные… как листва в Арронтаре летом. – Когда-то меня звали совсем не Нарро, – сказал он почему-то. – А теперь я ношу это имя. – А как вас звали? – Дэйнар. Несколько секунд она молчала, словно превратившись в камень. А затем неожиданно вздрогнула и, схватив обе его руки в свои ладони, закричала: – Дэйн!.. Это же ты – Дэйн! Ты помог… Ты придумал это заклинание! Помнишь?! – и она приподняла цепочку, висевшую у неё на шее, обнажив кулон с ярко-бирюзовым камнем в форме капли. Нарро помнил. И хотя он мог поклясться, что никогда не слышал от Аравейна имя Эллейн, тем не менее, сейчас на её шее висел тот самый амулет, который когда-то маг принёс ему и попросил подумать над тем, что сам считал невозможным. – Помню. Эллейн улыбнулась. – Спасибо. Спасибо! Спасибо! – повторяла она без конца. А из её глаз вдруг потекли слёзы. Нарро сам не понял, почему он придвинулся ближе к Эллейн и осторожно вытер её слёзы собственными ладонями. – Не плачь. Она всхлипнула. – Я прошу тебя, не плачь. Я не слишком хорошо умею обращаться с плачущими женщинами. Она рассмеялась, продолжая плакать. – Почему ты плачешь? Нарро даже не ожидал, что она действительно ответит… но Эллейн ответила. Очень тихо, почти шепча, но она ответила. – Я не знаю, что делать… – Что делать… с чем? – дартхари подался вперёд, положил одну руку на талию девушки и чуть наклонился, чтобы лучше слышать, потому что следующую свою фразу Эллейн скорее подумала, нежели сказала. – Со своей… жизнью… Нарро не успел ничего спросить – она продолжила: – Я думала, что умру. Я готовилась, я ждала, я смирилась… Но она спасла меня, спасла от смерти, подарила второй шанс, подарила жизнь… А я не знаю, что с ней делать! Я знала, что делать со смертью, но жизнь… Это так… сложно… Нарро медленно поднял руку и погладил Эллейн по волосам. – Вариант «просто живи» тебе не подходит? – Если бы я знала, как это… Но я не знаю… Никогда не знала… – она на мгновение прикрыла глаза, а потом вдруг выпалила: – Забери меня с собой! – Что?.. – Забери меня с собой… Пожалуйста! Ты ведь скоро уезжаешь… Одна я не смогу уехать… Это было так странно. Он сидел, осторожно касаясь её волос, гладил их, стараясь утешить её, и чувствовал, что всё правильно. Хоть Эллейн и была совершенно незнакомой женщиной. А теперь она ещё и попросила взять её с собой… Зачем? И в каком качестве? Впрочем, это было не важно. Важно было лишь то, что сейчас она подняла голову и смотрела на Нарро с такой дикой надеждой во взгляде, что у него внутри всё переворачивалось. – Хорошо. Поедем вместе. Когда ты хочешь уехать? Эллейн на секунду застыла, а потом, зажмурившись, выдохнула: – Завтра. *** Если бы не она, неизвестно, когда бы Нарро уехал из Лианора. Ему нравилось в императорском замке, нравилось общаться с Эдигором, гулять по парку и не думать об Арронтаре. Ну или по крайней мере делать вид, что он не думает об этом. Почему Нарро согласился на предложение Эллейн уехать завтра? Если бы он знал. Он не знал этого тогда, не знал и позже, спустя несколько недель, месяцев, лет. Просто чувствовал, что всё правильно. Эдигор воспринял новость об их скором отъезде спокойно. Только улыбнулся и, пожав Нарро руку, тихо сказал: – Береги её. Аравейн же долго молчал, а потом, вздохнув, произнёс: – Я так и знал, что этим кончится. Дартхари не стал уточнять, почему. Просто обещал, что не обидит, и отправился собирать вещи, которых, правда, было немного. Все они влезли в один заплечный мешок. А на утро следующего дня, спустившись вниз и выйдя на улицу через главные двери, Нарро обнаружил, что у Эллейн вещей ещё меньше. Точнее, их у неё не было вообще, только одежда, которую девушка надела на себя – чёрное платье, тяжёлые кожаные башмаки и… всё. В сочетании с чёрным платьем и алыми волосами, заплетёнными в тугую косу, кожа Эллейн казалась бледнее обычного. – А где твоя сумка? – спросил Нарро вместо приветствия. Девушка поглядела на него исподлобья и пожала плечами. – Мне ничего больше не нужно. Он лишь вздохнул. Ладно, пусть так. В конце концов, не силой же заставлять её брать с собой сменное платье, бельё и непромокаемый плащ. – Нарро! Дартхари обернулся. По главной лестнице, перепрыгивая через ступеньку – что совсем не подобает императору – мчался Эдигор. – Я боялся, что вы уедете и я не успею… Дурная моя голова, совсем забыл отдать тебе это, – и он протянул Нарро кольцо с гербом Эрамира. – Что это? – Знак моей защиты. И дружбы. Прошу тебя, возьми его. Это кольцо открывает многие двери. – Единственная дверь, которая нужна мне открытой – твоя. Эдигор вздохнул. – Я так и знал, что ты откажешься. Между прочим, я могу и обидеться… – Попробуй, – усмехнулся Нарро. Император рассмеялся и покачал головой. – Обязательно попробую, но в следующий раз. Мы ведь ещё не закончили, ты так и не научился владеть мечом. Вот как научишься – так я сразу и обижусь. Будешь доказывать мне свою правоту с помощью клинка. – Как пожелает ваше величество, – Нарро отвесил шутливый поклон, и Эдигор, подмигнув ему напоследок, повернулся к Эллейн. Она стояла неподалеку, напряжённая, натянутая, как струна. Нервно перебирала пальцами кончик своей косы и не знала, куда деть глаза. А когда император сделал шаг вперёд и положил свою ладонь поверх её руки, вздрогнула. – Возвращайся, Элли. Если сможешь. – Я… – начала она дрожащим голосом, но Эдигор не дал ей продолжить. – Не нужно. Не говори ничего. Я всё понимаю и не требую от тебя положительного ответа. Я вообще больше никогда не буду от тебя что-то требовать, клянусь, Элли… Я такой болван. У неё задрожала нижняя губа. – Нет-нет, Элли, не нужно… Я просто хочу, чтобы ты знала – я буду рад, если ты вернёшься. Но если нет… я пойму. Пожалуйста, будь счастлива. У Эллейн дрожала уже не только нижняя губа, но и всё тело. Поэтому девушка просто молча кивнула и слабо улыбнулась. А Эдигор сделал мимолётное движение рукой – и к парадным дверям подкатила карета. Самая обычная тёмная карета, без изысков и гербов. – Всё как договаривались, Нарро – она отвезёт вас к границе леса, там и оставит. Ты уверен, что не хочешь с комфортом прокатиться до Арронтара? – Уверен. – Хорошо. Тогда… Идите скорее. Скорее уедете – быстрее вернётесь. Напоследок ещё раз пожав императору руку, Нарро осторожно подхватил будто бы оцепеневшую Эллейн под локоток и повёл по направлению к карете. Через несколько минут они, застыв на сиденьях напротив друг друга, смотрели в окно на быстро мелькавшие мимо столичные улицы. И оба не знали, что делать дальше. *** – Я думала, мы поедем в карете. – Ты же слышала, о чём я говорил с Эдигором. – Да. Но я не понимаю, зачем… – Скорее, почему. Сюда я ехал в карете, потому что торопился попасть на день рождения императора. А сейчас я никуда не тороплюсь. Несколько минут они молчали, оглядываясь по сторонам. В Тихом лесу было, как обычно, тихо. Только ветер шелестел в кронах деревьев. Погода была по-летнему жаркой, время близилось к полудню, и Нарро, принюхавшись, сказал: – Невдалеке есть ручей, пойдём туда? Я хочу попить, а потом можно будет собираться в путь. «Что же мне с ней делать?» – эта мысль вертелась и крутилась в голове Нарро, пока он пил из обжигающе холодного ручья, жевал кусок сыра и кормил Вима сушеным мясом. Эллейн сидела на траве, уставившись в пространство совершенно пустым взглядом. Её глаза, сливаясь по цвету с зеленью травы, ничего не выражали. – Ты ведь маг, Элли? Она кивнула. – По силе, наверное, как Аравейн? Я чувствую. У него магия в каждой клеточке, он из неё будто соткан, и ты тоже. Она пожала плечами. – А ты можешь в кого-нибудь превратиться? Эллейн вздрогнула и наконец-то перевела взгляд из неизвестности на Нарро. – В каком смысле?.. – Ты можешь превратиться в какое-нибудь животное? В собаку, например. Она вздохнула, расслабившись, а затем покачала головой. – В собаку не пробовала, не знаю. Я могу стать птицей. На очень долгое время, это моя индивидуальная особенность… Птицей! – Это прекрасно! Так и отправимся дальше – я побегу в образе волка, а ты полетишь. Кажется, она удивилась. – Но… А твои вещи? Я могу стать птицей прямо в одежде, но оборотни… – Я не совсем обычный оборотень, Элли. Нарро усмехнулся, надел обратно свой заплечный мешок и, потрепав Вима по холке, потянулся… Эллейн даже не поняла, как так получилось – перед ней стоял Нарро, крупный и мускулистый мужчина, а затем она моргнула – и обнаружила, что на месте мужчины появился большой и совершенно белый волк с голубыми глазами. С заплечным мешком на спине. Она раньше никогда не видела оборотней во второй ипостаси, и поначалу даже испугалась. «Не бойся», – раздался голос Нарро у неё в голове. Эллейн прижала ладони к груди и прошептала: – Все оборотни такие… большие? «Нет, конечно. Все разные, как и люди. Бывают маленькие и слабые – мы называем их анта. Бывают «середнячки» – адме. Самые сильные и крупные – ара». – Ты – ара? «Я дартхари. Вожак». Эллейн медленно оглядывала его с ног до головы. И вдруг спросила: – Можно… погладить? Если бы Нарро мог, он бы рассмеялся, но в зверином обличье это было невозможно. «Можно». Элли чуть приподнялась от земли и, не вставая, практически поползла вперёд. Она напоминала Нарро маленькую и испуганную рыжую кошку. Которая, достигнув большого и сильного белого волка, с удовольствием погрузила свои коготочки в его густую шерсть. – Ох… Он зажмурился и старался не рычать, чтобы не спугнуть Элли. Хотя Нарро всегда порыкивал от удовольствия, когда его гладила Фрэн, но Эллейн – не она… – Какой ты мягкий… Удивительно… «Я думал, у меня жёсткая шерсть». – Смотря с чем сравнивать… Если с человеческими волосами, то да, – и Элли неожиданно улыбнулась. Впервые с тех пор, как они познакомились. Нарро всё-таки рыкнул и, обхватив девушку передними лапами, рухнул на землю – Дарида с ними, с вещами! – прижал к себе и позволил ей гладить свой живот. Эллейн хохотала. Ей было мягко и тепло лежать сверху на таком большом белом волке, и ей было щекотно от его шерсти, лезущей в нос. Алые волосы смешались с белой шерстью, человеческие пальцы с восторгом ощупывали звериные когти, смеющиеся голубые глаза смотрели в не менее смеющиеся зелёные, и было так хорошо и спокойно… «Элли! Ну же, хватит! Нам пора! Обращайся в птицу, я тоже хочу посмотреть на твои пёрышки!» Нарро не знал тогда – не узнал и после – что Эллейн обещала самой себе не обращаться птицей до возвращения той, которую она называла своей маленькой сестрой, но… В тот момент она меньше всего на свете хотела отказывать Нарро. И просто, кивнув, превратилась в птицу. Такую же белоснежную, как и шерсть волка, сжимающего её в объятиях. *** Так прошла неделя. Нет, они отправились не в Арронтар. Они шли – точнее, бежали и летели – от Лианора на запад, по направлению к Арронтару, но не в Арронтар. Кружили по полям и лесам, проходили мимо человеческих деревень и крошечных городов, нигде не останавливаясь. И даже почти не разговаривали друг с другом. На ночь Эллейн и Нарро останавливались в лесу. Он спал в обличье волка – так теплее – Элли же, обернувшись обратно в человека, прижималась к его боку, укрываясь единственным одеялом, которое Нарро захватил из императорского замка. Готовили на костре по очереди, хлеб покупали в человеческих деревнях, сушеное мясо для Вима тоже. Щенок, кстати, был в восторге от этого «похода» и с удовольствием бежал рядом с Нарро, стараясь не отставать. Только по вечерам навёрстывал силы, питаясь удвоенными, а то и утроенными порциями. Нарро нравилась Эллейн. Ему нравилось, что она никогда не жаловалась, даже когда – он чувствовал – уже с трудом летела или очень сильно хотела есть; ему нравилось, как она по ночам прижималась к его боку и, даже не замечая, закидывала на него одну ногу, чем страшно смешила; Нарро нравился и её запах. В зверином обличье все запахи обостряются, и обычно Нарро не нравилось, как пахнут люди. Все, кроме самых близких. Запах Элли ему понравился сразу. На седьмой день они были уже достаточно далеко от Лианора, и не менее далеко от Арронтара. Тихий лес давно кончился, начался другой – на карте он значился как Арден, а вот жители близлежащих деревень и городов прозвали Лихим – лес славился своими разбойными отрядами, в нём обитающими. Впрочем, Эллейн с Нарро никаких разбойников в первый день нахождения в Ардене не встретили. Но это их и не волновало. Разбойникам, которые на своём пути повстречали бы Эллейн Грант, по силе равной Аравейну, и дартхари Нарро, лучшего мага Разума в Эрамире – можно было только посочувствовать. В тот вечер Нарро, оставив Элли у костра, пошёл в кустики неподалеку – набрать грибов для супа. Он чувствовал их запах и, сняв с себя рубашку, отправился на поиски, собираясь использовать рубашку вместо корзинки. Когда Нарро спустя примерно двадцать минут вернулся к костру, то чуть не уронил свой грибной «улов» на землю. Они с Эллейн остановились на берегу быстротекущей реки, точнее, даже на обрыве. Внизу шумела и пенилась вода, течение было столь быстрым, а сама вода – столь холодной, что никто из них даже не помышлял о купании. Но, вернувшись, Нарро обнаружил, что Эллейн стоит в одной нижней рубашке на краю обрыва и смотрит вниз. – Элли?.. Она медленно обернулась. Закатное солнце, находящееся в тот момент сзади, обрисовывало контур её фигуры, которую Нарро прекрасно видел и без его помощи – рубашка ничего не скрывала. Длинные стройные ноги, тонкая талия, высокая грудь с розовыми вершинками сосков, распущенные алые волосы… Элли соблазнила бы даже святого. Он осторожно положил свой грибной улов на землю и, перешагнув через него, в несколько широких шагов оказался возле Эллейн. Она по-прежнему продолжала молчать, только смотрела на Нарро своими удивительными глазами цвета весенней зелени, полными невыплаканных слёз. А потом тихо вздохнула, сделала шаг… и, обвив его шею руками, прижалась тёплыми, сладкими губами к его рту. Запах… Её запах… Обычно не менее сладкий, чем её губы в тот миг, когда она целовала Нарро, обнимая его и прижимаясь к нему всем своим телом… В тот миг запах Элли стал горьким. Он пробрался в ноздри Нарро, заставив его зажмуриться и от неожиданности сжать ладонями талию девушки. Она вздрогнула и, вновь вздохнув, приподняла одну ногу, позволяя его руке соскользнуть ниже, гораздо ниже талии. Выгнулась, и его губы прочертили дорожку от её рта к беззащитной шее… Запах Элли стал ещё более горьким. Улыбнувшись, Нарро подхватил девушку на руки и, дождавшись, пока она прижмётся к нему всем телом и скрестит ноги сзади, шагнул вперёд, вниз с обрыва… *** Когда они падали в бурлящий водный поток, Элли визжала. Она визжала так, что Нарро думал – навек оглохнет. А потом был удар об воду, и ощущение дикого холода, впившегося в кожу, мышцы и даже кости, стремительное движение поперёк течения реки – главное, не выпустить эту наивную соблазнительницу из рук – вперёд, к берегу… Неважно, к какому, потом разберёмся, лишь бы почувствовать под ногами твёрдую землю, пока они оба не утонули. Почувствовали, вынырнули… Они стояли в ледяной воде примерно по пояс, стараясь удержаться на ногах и глядя друг на друга вытаращенными от шока после падения глазами… А потом Эллейн всхлипнула. И не успел Нарро среагировать, как она, всхлипнув ещё раз, запрокинула голову и расхохоталась. Она прижимала обе свои руки к животу, совершенно не смущаясь промокшей насквозь нижней рубашки, которая и раньше-то ничего не скрывала, и хохотала так искренне и громко, что спустя некоторое время Нарро тоже не выдержал и засмеялся. Хохоча, они оба выбрались из реки. Хохоча, поднялись по наиболее пологому месту к оставленному костру. Хохоча, плюхнулись на землю и, обнявшись, продолжали хохотать… Через какое-то время Нарро перестал смеяться, а смех Эллейн превратился в рыдания. *** – Прости… Прости меня… – Перестань. Это ерунда. – Нет, нет, ты не понимаешь… Не понимаешь! Никто и никогда не делал что-либо ради меня просто так, всем и всегда было что-то от меня нужно. Отцу, Эдигору, Люку, и даже Аравейну. Всем… Я никому не была нужна просто сама по себе. Требования, условия, просьбы, приказы… – она всхлипнула. – Я попросила тебя взять меня с собой под влиянием момента, а потом задумалась: что нужно тебе? Я даже в мыслях не допускала, что ничего, понимаешь? Я думала, ты хочешь… А сама хотела, чтобы это кончилось побыстрее, чтобы ты получил то, чего хочешь, и мы были в расчёте. Прости… Нарро обнял её покрепче и легко поцеловал в висок. – Прощаю. Забудь, Элли. Но она будто не слышала. Вновь рассмеялась и продолжила: – Я просто шлюха… Шлюха! Я так привыкла думать и действовать, как шлюха, с чего я решила, что отъезд это изменит! С чего я решила, что смогу измениться и изменить… я никогда не стану никем, кроме шлюхи! Нарро оцепенел. Он знал об Эллейн совсем мало, поэтому не слишком понимал, о чём она говорит, и уж тем более не представлял, почему она может называть себя шлюхой. Вим тоже не представлял, и вообще недоумевал, с чего они валяются на земле, поэтому сидел рядом, тревожно и тихонько поскуливая. – Элли, перестань. Ты никакая не шлюха, что за глупости… – Ты просто не знаешь, – она нервно хихикнула, а потом икнула. – Ты ничего про меня не знаешь… – Так расскажи. Она на секунду сжалась в комочек, но почти тут же разжалась и кивнула. – Хорошо… – Только давай сначала оденемся в сухое и сделаем ужин? – Нет! Иначе я не решусь… Пожалуйста, давай так… – Тогда я обращусь хотя бы. Эллейн кивнула и Нарро, вздохнув, стал волком. Сжал лапами её ледяное и мокрое тело, незаметно растирая его, боясь, как бы она не заболела. А Элли, прижавшись покрепче к волку и зарывшись одеревеневшими от холода пальцами в его шерсть, начала рассказывать. *** Никогда раньше Нарро не слышал ничего более печального. История о девочке, проклятой собственной матерью ещё до своего рождения и мечтающей просто о том, чтобы умереть, как все нормальные люди – маги и не маги. Ведь в этом и была суть проклятья – Эллейн не могла умереть, потому что на самом деле она не была живой по-настоящему. История о девушке, которая влюбилась в наследника престола, а тот, узнав про её «талант» менять внешность как душе угодно и переноситься в любое – даже защищённое – место, решил привлечь Элли к работе на Тайную службу. И она работала, делала всё, что было нужно, и даже – спала с главарём заговорщиков. История о девушке, которая всё-таки нашла способ умереть. И умерла, но её спасли и подарили второй шанс – жизнь, ту же самую жизнь, только сняли проклятье. Элли не знала, что делать с жизнью, потому что всегда жила только мыслью о смерти. – Я хотела, чтобы такие, как я – проклятые маги – больше не рождались. Я хотела найти способ закрыть Источник, питавший проклятье, и просто умереть, потому что я не верила в свою возможность быть счастливой. Нарро гладил её по голове и молчал, не зная, что сказать. – Я хочу, чтобы ты понял – Эдигор не заставлял меня, не мучил, я сама… Не вини его… Достаточно и того, что он винит сам себя. Но я поступила бы так же, даже не проси он меня о подобной работе. Потому что иначе не получилось бы снять проклятье, понимаешь? – Понимаю. – Эдигор хороший человек. Он… – Ты его любишь? Всё ещё любишь? – Нет… По крайней мере не так, как тогда, двенадцать лет назад. Я… То чувство… Оно осталось позади, мы изменились, оба… Понимаешь? – Понимаю. А твоя мать? Эллейн вздохнула. – Что – моя мать? – Она ведь прокляла тебя. Нарро осторожно прикоснулся мохнатой и когтистой лапой к подбородку Элли, заставляя её приподнять голову, чтобы видеть глаза девушки. В них дрожали слёзы. В ту секунду её глаза напоминали Нарро Море Скорби в ясный день – зелёное, бурлящее, пахнущее солью, оно тоже всегда было полно слёз, и брызгало ими на всех, кто к нему приходил… – Да. Она прокляла меня, – прошептала Эллейн едва слышно. – Она ненавидела меня ещё тогда, в своём животе, ненавидела так сильно, что прокляла. А потом я умерла и встретилась с мамой. Она держала мою душу в ладони, плакала и просила прощения за свою ошибку. Я помню её глаза, тепло её рук, дрожащий голос и слова: «Прости меня, дочка. Я была молодой и глупой, я не понимала… Прости меня за это проклятье». Они замолчали. Несколько секунд Нарро и Эллейн просто лежали. Где-то в вышине летела маленькая птица, слышался шум от бурлящего потока воды, на лес медленно опускалась вечерняя прохлада, Вим забавно похрапывал, устроившись у костра… А они всё молчали. – Ты простила? Маленькая слезинка выкатилась из зелёных глаз и затерялась в густой белой шерсти. – Да. *** Просто «да», без лишних слов и рассуждений. Просто «да»… Наверное, так и нужно прощать – от чистого сердца, без лишних слов? Нарро не знал. Он не умел прощать. Он не простил насильников Фрэн, когда они спустя несколько лет по очереди приходили в дом и винились, просили, умоляли. Она – простила, он – нет. Что-то не давало Нарро покоя, сжимая сердце, как птицу в клетке, когда он думал о возможности простить. Он не понимал, что для этого нужно делать. Как отпустить обиду и боль? Как сказать только одно слово – «да» – и знать, что это действительно правда, без лишних слов? Как?! «Ты выбрал не того оборотня, Арронтар. Не того…» …Если бы волшебный лес, находящийся в ту секунду далеко от дартхари, умел улыбаться, он бы улыбнулся. И непременно ответил бы, что Нарро не прав. И на самом деле он уже прошёл больше половины пути. *** С того дня, как Эллейн рассказала Нарро о своей жизни, их отношения изменились, да и само путешествие тоже стало другим. Теперь они больше разговаривали, делились мыслями и подробностями из прошлого, играли с Вимом и учили его – вместе. Ещё примерно через одну неделю Элли вдруг заинтересовалась необычным видом мха, на который они наткнулись однажды вечером, останавливаясь на ночлег. Она долго рассматривала растение, нюхала и щупала его, пока Нарро рассказывал о том, что этот мох называется кудрявым и из него получается необыкновенный укрепляющий волосы шампунь. – А ещё его добавляют в противорвотную настойку для беременных как основной компонент. И вообще при отравлениях, если нет настойки, можно просто пожевать кусочек мха – сразу легче станет. При пищевых отравлениях, конечно, на яды это свойство не распространяется. Тогда Эллейн промолчала, но после стала спрашивать про то или иное растение всё больше и больше. Нарро рассказывал. Они даже купили в одной деревне большой альбом для рисования, где Элли начала конспектировать его «лекции» и схематично зарисовывать растения. А потом и не только растения… Грибы, ягоды, даже животных. – Откуда ты столько знаешь? – Я потратил на это всю жизнь, – отвечал дартхари, улыбаясь. – Я изучал природу, повадки животных, свойства растений. Мне нравилось. Потом придумывал зелья и лекарства. Я ведь лекарь, Элли. В первую очередь именно лекарь… а потом уж всё остальное. Она вновь промолчала, лишь закусила губу. А Нарро не задавал вопросов. Он замечал, как Эллейн пряталась от собственных мыслей за альбомом для рисования, рисуя и слушая его. Замечал, как при этом разгорались, словно от страсти, её глаза, видел румянец на щеках… И старался рассказать как никогда интересно, вспоминая всё, о чём когда-то слышал или читал. В этом их блуждании по разным лесам и полям не было никакого смысла, Нарро понимал. Но понимал он и кое-что другое. Иногда нужно просто сбежать. Вот они и сбежали… *** Однажды вечером ветер принёс с собой запах кислого молока. Он был настолько сильным, что Нарро на несколько секунд застыл, раздувая ноздри и пытаясь вдохнуть как можно глубже… Молоко… да. И кровь. – Что с тобой? – обеспокоенно спросила Эллейн, когда её спутник, игравший с Вимом, вдруг застыл и уставился пустым взглядом в никуда. – Женщина, – прохрипел дартхари. – Рожает. Тяжело… Очень тяжело. Я чувствую. Я должен идти. Эллейн оторопела. – Идти?.. Куда?.. – Деревня. Недалеко… Идёшь со мной. – Не вопрос – утверждение. – Вим, ты тоже. Она не успела ответить – Нарро схватил девушку за руку и потащил за собой, прочь от поляны, где они даже не успели разжечь костёр, куда-то в чащу леса. Правда, через несколько минут быстрой ходьбы действительно показалась маленькая деревенька, окруженная покосившимся частоколом. В самой крайней избе кто-то громко кричал, что-то билось, лаяли собаки… Они замолчали, как только Нарро быстро перепрыгнул через частокол, взяв Эллейн на руки. Просочившийся сквозь колья Вим деловито огляделся, отряхнулся, будто от воды, и важно зашагал за хозяином. В дверь стучать не понадобилось – она была распахнута настежь, а выбежавшая из дома молоденькая девушка, в панике мявшая фартук, с размаху налетела на Нарро и, громко ойкнув, непременно свалилась бы на землю, если бы мужчина не подхватил её под локоть. – Здравствуйте. У вас переночевать можно? Мы с сестрой очень устали, – вежливо сказал дартхари. – Что вы! – девушка всплеснула руками. – Мама моя… рожает она у нас! Уже столько часов, так мучается, мочи нет слушать! А лекарь-то наш помер третьего дня, послали в город за новым, да не поспели… – и она, всхлипнув, разрыдалась. – Вот говорила я бате – куда ты, старый дурак, обрюхатил мамку, как она рожать-то будет, ей годков-то уже… А он – сдюжим да смогём! Смогли! Ох… Эллейн даже сама всхлипнула – почему-то ей было ужасно жаль и эту девушку, и её маму, и даже незадачливого «батю». – Вам повезло, мы с сестрой как раз лекари. Может, позволите пройти в дом и осмотреть вашу маму? Впрочем, позволения Нарро решил не дожидаться – попросту переставил немного обалдевшую девицу в сторону и вошёл в избу. Запах крови ударил в нос, почти вытеснив из воздуха аромат кислого молока. Эллейн немного испуганно оглядывалась по сторонам, не очень понимая, зачем она здесь нужна и что ей теперь делать. Но тем не менее пошла за Нарро вглубь комнаты, по направлению к ещё одной двери, успев заметить на столе таз с окровавленной водой и какие-то спутанные тряпки. Мужичок, метнувшийся им навстречу, пытался что-то сказать, но дартхари просто отодвинул его в сторону, а девушка пискнула из-за спины Эллейн: – Батя, это лекари! Лекари… Последним, что видела Элли перед тем, как Нарро затащил её вслед за собой во вторую комнату, был мужчина, резко выдохнувший от облегчения и прижавший к груди свою дочь. – Здравствуйте, – сказал Нарро, заходя в помещение, пропитавшееся запахом крови и пота. – Не бойтесь, мы лекари. Мы можем вам помочь. Эллейн прищурилась, пытаясь рассмотреть лежавшую на кровати женщину в задранной до груди рубашке, и еле удержалась от испуганного вздоха – такой измученной она выглядела. Бледное лицо, только на щеках яркие пятна, лихорадочно блестевшие глаза, руки, судорожно вцепившееся в одеяло, и запах… теперь и она его чувствовала. – Ребёнок. Спасите, – прошептала роженица еле слышно. Нарро улыбнулся, сел на стул рядом с кроватью и положил свои руки на живот женщины. Прикрыл глаза и сосредоточился… В комнате вдруг наступила тишина. Эллейн с удивлением покосилась на роженицу, как-то разом начавшую правильно дышать и прекратившую нервничать, а потом поняла: Нарро просто использовал магию Разума. – Элли, иди сюда. – Зачем?.. – Ты нужна мне. Она неуверенно приблизилась к дартхари, и тот, взяв Эллейн за руки, посадил её на кровать. Затем Нарро перехватил обе её ладони, переплёл её пальцы со своими и вновь прижал свои руки – вместе с руками Эллейн – к животу роженицы. Мягко поглаживая одновременно и живот, и дрожащие пальцы, дартхари тихо сказал: – Просто почувствуй, Элли. Там, внутри, есть жизнь. Маленький человечек с бьющимся сердцем. Закрой глаза… и почувствуй. Смотри сквозь свои руки… представь, что у них есть глаза, которые знают и видят эту жизнь. Ты сможешь, я верю. Ты видела смерть, сможешь увидеть и жизнь. Она почувствовала, как потеплели пальцы, закрыла глаза и задрожала, потому что действительно увидела. Да и разве можно было не увидеть?.. – У него синие глаза… – Да. – И волосики… рыженькие… – Да. Эллейн всхлипнула. – Он задыхается… Нарро, я вижу, он задыхается! – Ты ведь хочешь ему помочь? Она кивнула. – Тогда следуй за мной. Элли не успела спросить, что это значит – почувствовала, как из их с Нарро рук будто что-то тянется, какая-то ниточка, которая становилась всё шире и крепче. И она обвивала ребёнка, обхватывала его со всех сторон, словно создавала кокон. Эллейн подалась вперёд, прижимая свои ладони к ладоням Нарро, стремясь помочь и не зная, что делать. – Элли… Мне нужна Вода, совсем немного. Ты сможешь дать её мне? Туда, в кокон. Ты ведь владеешь этой стихией. Она кивнула, по-прежнему не открывая глаз. – Тогда давай. Совсем немного. И наблюдала, как Нарро распределяет капельки воды по всему кокону, увлажняя и постепенно расширяя пространство, чтобы ребёнок мог выйти наружу. И он действительно начал выходить – медленно, но верно… – Элли, когда я скажу «давай», ты отпустишь мои руки, опустишься вниз и примешь малыша, хорошо? – Да… Несколько ударов сердца, кокон, который Нарро постепенно отпускал, короткий и резкий вздох роженицы… – Давай! Эллейн распахнула глаза, упала на колени перед кроватью и протянула руки туда, где уже показалась головка новорожденного. Осторожно обхватив её ладонями, девушка помогла малышу выйти наружу и, распрямляясь, не успела даже ничего сказать – Нарро, наклонившись к ребёнку, шлепнул того по попке, отчего он начал громко вопить. Последующие события смешались в голове Эллейн – она помнила, как Вим с важным видом сидел на коврике перед дверью, а Нарро говорил что-то матери новорожденного, мягко и спокойно улыбаясь, но не помнила, как он перерезал пуповину и мыл руки; помнила, как пылко и страстно благодарили их «батя» и старшая дочь, но не помнила, что она им отвечала и отвечала ли вообще; помнила, как Нарро бережно обнимал её и целовал в лоб, сидя на кровати в какой-то комнате, но не помнила, как они очутились в этой самой комнате… Эллейн очнулась, когда Нарро уложил её в постель и накрыл одеялом. – Не уходи… – Элли, я сегодня не буду обращаться – замка на двери нет, не хочу пугать хозяев. – Всё равно… Я ведь знаю, какой ты, и это неважно, в каком ты при этом обличье, человек или волк. Не уходи. – Элли… Она приподнялась и, схватив Нарро за ворот рубашки, утащила за собой на кровать. Он рассмеялся, когда девушка почти сразу застыла, уткнувшись носом в его грудь и обвив руками шею. – Элли, пусти. Мне нужно хотя бы снять сапоги. Нарро перестал смеяться, когда она подняла голову и посмотрела на него глазами, полными слёз. А потом вдруг прошептала: – Я хочу жить. Я хочу жить, Нарро… Он моментально забыл про сапоги. – Что?.. – Я хочу жить! – сказала Эллейн чуть громче и, подняв руку, стерла слёзы с глаз. – Я не знаю, как и почему, но сегодня, когда мы помогли этому ребёнку и его матери, я поняла, что хочу жить и что я при этом хочу делать. Нарро… я родилась заново… сегодня. Благодаря тебе. Она вновь обняла его за шею и прижалась щекой к щеке. – Я люблю тебя. Я никому не говорила этого, даже Эдигору… Но тебе я хочу сказать… Я очень тебя люблю. Нарро улыбнулся. Ему было тепло. Впервые после смерти Фрэн. – Элли, я тоже тебя люблю. И никому не дам в обиду. И если ты хочешь стать лекарем, то я научу тебя всему, что знаю… – Да, очень хочу! – она рассмеялась. – Я так и думала, что ты догадаешься! – Я догадливый. Нарро поднял руку, погладил девушку по голове и запустил пальцы в алые волосы Эллейн, удивляясь, насколько изменился её запах после этого разговора, став более лёгким и совершенно утратив горький привкус. – Ты возьмёшь меня с собой в Арронтар? – Возьму. Он немного помолчал, а затем спросил: – А как ты поняла, что я хочу вернуться? Она улыбнулась. – Я ведь тоже догадливая. *** Эллейн провела в Арронтаре почти пять лет. Она иногда уезжала в Нерейск или куда-либо ещё – изучала растения, советовалась с лучшими лекарями или просто ездила в гости к Форсу, которого очень полюбила и которому полюбилась сама. Нарро тоже составлял ей компанию в таких поездках, навещая не только наставника, но и сына. Жила Эллейн в усадьбе дартхари, причём проводила с Нарро так много времени, что все оборотни в стае считали её «женой» Вожака. Он не знал только, что по этому поводу думала Лирин, да и не желал знать. Нарро никогда не обладал Эллейн, как женщиной. Он обладал ею совершенно в другом смысле этого слова. Нарро был тем, благодаря кому она захотела жить. Он был тем, кто подарил ей смысл жизни, научив тому, чего Эллейн по-настоящему желала. Он был её первым настоящим другом. А сам Нарро… Рядом с Элли ему становилось легче, он не терзался и почти не вспоминал, не злился на Лирин и всегда пребывал в хорошем настроении. И был благодарен ей за то, что она никогда не говорила с ним о прошлом – ни о своём, ни о его. Они оставили прошлое позади и жили настоящим. Нарро действительно очень любил Эллейн. Быть может, потому, что она олицетворяла всё то, чего он пока никак не мог достичь. А быть может, просто так, безо всякой причины. И именно поэтому однажды утром он её отпустил. *** Она не взяла с собой никаких вещей, кроме тетрадей с конспектами. И стояла посреди его кабинета в простом белом платье – живя в Арронтаре, Элли очень полюбила белые платья – и с заплечным мешком в руках, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. – Так странно. – Что именно? – Я хочу и не хочу уезжать. Одновременно… И даже не знаю, чего больше… Нарро подошёл ближе, забрал у неё заплечный мешок, отложил в сторону и ласково сжал руку Эллейн. – Неважно, чего ты хочешь больше. Просто это тебе нужно. – Уехать от тебя? – Нет, глупенькая. Вернуться к ним. Твоё место там, так же, как моё – здесь. Это был только вопрос времени. Нарро поднял её руку и поцеловал ладонь. – Но прежде, чем ты уедешь, я хочу кое-что тебе подарить, – он достал из кармана тонкий и витой серебряный браслет, похожий на веточку какого-то растения, и застегнул его на запястье девушки. Эллейн смотрела округлившимися глазами то на браслет, то на дартхари. – Что это?.. – Я бился над формулой два года, Элли. И наверное, никогда бы не закончил, если бы не ты. Я так хотел, чтобы ты могла навещать меня чаще, чем раз в полгода… Это артефакт перемещений. Не амулет, а артефакт. Я назвал его «Эллайнейро» – «прожигающий пространство». Эллейн продолжала ошеломленно молчать, и Нарро рассмеялся. – Ну хватит, закрой ротик, а то муха залетит. Посмотри на браслет. Видишь, эти звенья – на самом деле не просто кусочки серебра, а силовые руны. Соединяясь в цепочку, они образуют формулу пространственного перемещения. – Но откуда они возьмут энергию для подобного перемещения? – Эллейн, наконец, отмерла. – Из Лианора в Арронтар или наоборот! Нарро, это слишком далеко! – Верно. И эту загадку я решал ещё целый год. Но, как ты любишь говорить – ничего невозможного. Дай-ка палец. – Что?.. – Дай палец, говорю. Элли протянула ему сразу всю ладонь и только слегка вздрогнула, когда мужчина, поднеся безымянный палец к губам, осторожно прикусил его, затем выдавил каплю крови и размазал её по всей поверхности браслета. Тот на секунду из серебряного будто бы стал бронзовым, но потом вновь вернулся к прежнему цвету. – И что это было? – Связь. Ты-я-браслет. Моя кровь в нём уже была, осталась твоя. Теперь он всегда будет знать, к кому перемещаться. – Ты не ответил на вопрос. Откуда браслет возьмёт энергию для перемещения? – Из тебя, Элли, – заметив её удивлённое лицо, Нарро расхохотался. – Нет, ты при этом останешься жива и даже ничего не почувствуешь. Этот артефакт относится к накопительным, он накапливает силу, и берёт её отовсюду. Если кто-то рядом творит заклинание, часть силы попадёт в артефакт. А так как ты у нас маг, то сама постоянно будешь его подпитывать, при этом даже ничего не чувствуя. Эллейн посмотрела на Нарро с восхищением. – Ты гений! – Я просто хотел, чтобы ты почаще приезжала, – ответил он тихо, а потом сделал шаг вперёд и осторожно обнял девушку. Она всхлипнула, чувствуя, как защипало в глазах. – Пожелай мне удачи. Нарро улыбнулся, пропуская сквозь пальцы мягкие алые волосы. – Ты сама – чистая удача, моя Эллайна. *** Когда она вернулась, во дворе императорского замка было пусто. А потом навстречу из кустов выскочил маленький мальчик. У него были тёмные волосы и глаза, как у Эдигора. Увидев Элли, мальчик остановился, как вкопанный. Серьёзно посмотрел на неё и нахмурился. «Сколько ему сейчас? – подумала девушка, тщетно пытаясь прикинуть, сколько именно времени она отсутствовала. – Должно быть, пять?.. Или четыре?..» – Ты кто? – спросил мальчик, по-прежнему хмурясь. – Я тебя не помню. – Ты и не можешь меня помнить. Я раньше жила здесь, но уехала до твоего рождения. Он молчал несколько секунд, разглядывая её. А потом серьёзно сказал: – Давно. Эллейн изо всех сил старалась не засмеяться. Мальчик между тем продолжил: – Меня зовут Интамар. А тебя? – Элли. Он шмыгнул носом. – Хорошее имя. А я своё не люблю. – Почему? – Важное такое. Почти как «ваше высочество». – А ты тогда придумай себе другое имя. Интамар посмотрел на неё с интересом. – Это как? – Очень просто. Хочешь, научу? – Хочу! – А что ты вообще делаешь здесь один? – Я не один, – он удивился. – Я просто прячусь. – От кого? – От Лил. Она водит. Интамар вдруг заозирался. – Мы слишком громко разговаривали! Она может услышать! Надо бежать в кусты! Элли всё-таки не выдержала и тихо рассмеялась. – Совсем и не нужно. Я маг и накрыла нас куполом, так что теперь никто тебя не видит и не слышит. – Здорово! – восхитился Интамар. – А Аравейн так никогда не делает, говорит, что магия – это детям не игрушки. «Да уж, это вполне в духе Вейна…» – А хочешь, я расскажу тебе одну историю? Давай на лавочку сядем? Мальчик кивнул. – Только недолго, а то Лил будет беспокоиться. Она ведь всё равно должна будет меня найти, иначе нечестно! – Ну разумеется, не волнуйся. Эллейн опустилась на лавочку и, взяв Интамара на руки – он с удовольствием сел к ней на колени – начала рассказывать: – Жила-была одна маленькая девочка. Жила она в одном небольшом приморском городке, и был у неё только папа, мама умерла так давно, что девочка её и не помнила. Звали эту девочку Ассоль. Интамар слушал очень внимательно и серьёзно. – …А после сказал волшебник, что однажды, когда Ассоль станет совсем-совсем взрослой, за ней приплывёт корабль с алыми парусами. – Что значит – с алыми? – Ну, как мои волосы. – А-а-а! – Приплывёт корабль, и на нём будет принц, который скажет Ассоль, что он увидел её во сне очень далеко отсюда, и приплыл сюда, чтобы увести навсегда с собой. И там они будут жить весело и счастливо, как никогда прежде… Эллейн всё говорила и говорила, радуясь и печалясь вместе с Интамаром, а тот, слушая сказку, совершенно забыл обо всём… – …И тогда купил Грэй много-премного алой ткани, сделал из неё паруса, нашёл оркестр, чтобы они играли весёлую музыку, и поплыл к берегу того города, где жила Ассоль… А когда Эллейн закончила, Интамар вздохнул и сказал: – Да… Это хорошо и правильно… Чудеса должны случаться с теми, кто их заслуживает. Она рассмеялась и погладила мальчика по голове. – А хочешь, я буду называть тебя Грэем? Хорошее имя? На несколько секунд он застыл, словно задумался. А потом вдруг улыбнулся и кивнул. – Да! Мне нравится! – Вот и прекрасно. Ну что, пошли к Лил, да, Грэй? Грэй вскочил с коленей Эллейн и, возбужденно подпрыгнув, закричал: – Да! Пошли! Нет, побежали! – развернулся и побежал прочь по дорожке по направлению к тем самым кустам, откуда вылез некоторое время назад. А Элли, рассмеявшись, последовала за ним. «Как же ты прав, Нарро. Моё место действительно здесь». Часть вторая Рональда Они приходили за мной. Я осознала это не сразу. Тогда, сидя у подножия лестницы, прижимая к себе Эдди, я думала только о том, как хорошо, что с мальчиком ничего не случилось. Мне казалось, если я хоть на миг выпущу Эдвина из объятий, произойдёт что-нибудь непоправимое. В таком состоянии меня и нашли Араилис с Дрейком. Именно они пришли в дом Карвима, чтобы проводить нас с Эдди до дома. Я помню – они оба что-то кричали. Дрейк, накрыв моё обнажённое тело своим плащом, пытался забрать Эдди, но мальчик только головой мотал и цеплялся за мою шею изо всех сил. Потом Ари вызвала Эллейн, Аравейна и ещё одного мужчину, который, как я позже узнала, оказался главой Тайной службы императора. Герцог Кросс, именно так его звали, ушёл почти сразу вместе с Аравейном, захватив с собой напавших на нас тёмных эльфов. Элли и Араилис хлопотали возле Карвима, а Дрейк… Дрейк сидел рядом со мной и молчал. Он уже не пытался отнять Эдди. А я… я смотрела ему прямо в глаза и думала: зачем это тебе? Ведь это ты, ты, больше некому… Тёмные эльфы, магия Крови… Но не слишком ли это просто? Все стрелки указывали на Дрейка, будто специально расставленные… – Как ты? Какие чёрные глаза. Даже зрачков не видно. Я промолчала, и тогда он вновь спросил: – Тебе не холодно? Я помотала головой. – Ронни… Пожалуйста, встань. Нужно возвращаться домой. Элли попросила меня проводить тебя. Я вздрогнула. – Я не хочу идти с тобой. Наверное, это прозвучало очень грубо, но в тот момент я действительно испугалась. Не за себя – за Эдди. На губах Дрейка заиграла насмешливая улыбка, но в глазах я почему-то заметила что-то, напоминающее обиду и горечь. – Боишься? Что ж, я понимаю тебя, всё-таки я тоже эльф и маг Крови. Ари! Девушка оторвалась от ощупывания моего учителя и недовольно буркнула: – Ну? – Можешь проводить Ронни до мастерской? Она не хочет идти со мной. Несколько секунд Араилис молчала. А потом протянула: – Ма-ам?.. Эллейн отмахнулась. – Да, идите. Дрейк, тогда ты давай сюда, поможешь. Ари, а ты после того, как доставишь Рональду домой, возвращайся сразу во дворец. Никуда не ходи больше, поняла? Араилис кивнула, подошла ко мне и положила свою руку на моё плечо. – Вставай, Ронни. Я встала… а плащ Дрейка упал. И раньше бы я непременно начала стесняться и переживать по этому поводу. Но теперь мне было абсолютно всё равно. Я только вздрогнула от прикосновения эльфа к своей спине, когда он накинул плащ обратно на моё тело, и, подняв глаза, наткнулась на какой-то напряжённый взгляд Дрейка. – Будь осторожна, Ари, – и сказал он это, глядя по-прежнему на меня. Пристально, изучающе… но почему-то без прежней ненависти. – Буду. Не переживай. Пошли, волчица. А волчонок, что, спит? Я улыбнулась и посмотрела на Эдди. – Спит… *** Лианор уже был во власти ночи, когда мы с Араилис и Эдвином возвращались домой. Мальчик дремал, уткнувшись тёплым носом мне в шею, а мы… мы почти не разговаривали. В окно кареты дул прохладный ветерок, он пах приближающейся осенью, и я наслаждалась этим запахом, прикрыв глаза. Я всё ещё не могла прочувствовать и осознать до конца, что теперь действительно могу называться оборотнем. Радовало это меня или огорчало? Не знаю. Ничего не знаю… – Ронни… – тихий голос Араилис ворвался в мои ленивые мысли. Я отвернулась от окна и посмотрела на девушку. – Когда мы приедем… идите с Эдди сразу наверх, я всё расскажу Грэю сама. Грэй… Он ведь мог потерять сегодня сына. Как хорошо, что этого не случилось. Я кивнула и вновь отвернулась к окну, но Ари не собиралась пока прекращать разговор. – Ты не сердишься на меня? – Сержусь?.. – то ли вопрос, то ли утверждение… я сама не поняла. Белые волосы Араилис сейчас казались мне продолжением лунного света. Красиво. Я в шестнадцать лет была совсем другой… впрочем, я и сейчас не слишком отличаюсь от себя прежней. Нос и волосы только стали иными. – Да. Ты не сердишься? И не обижаешься? Ронни, пожалуйста, скажи. Я улыбнулась. – Кто из нас прорицательница, Ари? Ты же сама должна знать, сержусь я или нет. – Я знаю не всё… И не всегда… Ронни, ну пожалуйста!.. Мне очень хотелось протянуть руку и прикоснуться к ней, чтобы утешить и поддержать. Араилис было очень трудно. Наверное, труднее, чем всем остальным, ведь она знала всё-таки немного больше других. Знала, но не говорила. Но я не могла толком пошевелиться – боялась потревожить Эдвина. – Я не сержусь и не обижаюсь, Ари. Честное слово. Она так обрадовалась, будто я сказала что-то совершенно замечательное. А потом вдруг подалась вперёд и сжала мою руку. В ту секунду глаза Араилис, вобравшие в себя лунный свет, казались мне не голубыми, а серебряными. – Я хочу, чтобы ты знала, – произнесла она мягко. – Я уже давно никому и ничего не говорила, но тебе я хочу сказать. С Эдди в любом случае всё будет в порядке. Ты понимаешь? В любом случае. У меня перехватило дыхание, а сердце на миг будто остановилось. А потом забилось вновь – с удвоенной силой, когда я осознала, что именно поведала мне Араилис. В любом случае… Это значит, что Эдвин останется жив во всех вариантах развития будущего! О Дарида, спасибо! Я хотела выразить Ари свою благодарность, но никак не могла найти правильных слов, и просто хлопала ртом и глазами. Но она, кажется, и так всё поняла, потому что тихо рассмеялась и сказала: – Только не говори об этом больше никому, как бы ни хотелось. И береги… своего волчонка. Я кивнула и, закрыв глаза, прижалась щекой к тёплому лбу Эдди. *** Как странно – я не прожила здесь и месяца, а уже в мыслях называю мастерскую Дарта и Тора домом. Именно об этом я думала, когда карета остановилась возле деревянного здания, и я в сопровождении Араилис вынесла Эдди наружу. Вокруг нас замерцал воздух – это Ари прощупывала пространство на предмет незваных гостей. Но их не было, и мы спокойно вошли в дом. – Ронни? Ари? Что случилось, вы должны были прийти уже давно… И где Дрейк? – раздался прямо передо мной вдруг голос Грэя. – И почему на тебе его плащ?.. Я никак не могла сосредоточить на мужчине взгляд. Черты отца Эдди расплывались, размывались, словно отражение на водной глади. – Я объясню тебе всё сама, Грэй. Ронни, иди наверх! – Но… – Оставь её, потом поговорите. Эдвин забормотал что-то во сне, и я, кивнув, поспешила на второй этаж. Действительно – потом поговорим… Быстро уложив мальчика, я направилась в свою комнату, на пороге которой меня встретил громким лаем взволнованный Элфи. Я села рядом с хати прямо на пол и обняла его лохматую шею. – Привет, дружок. Он обнюхивал меня, и я почти физически чувствовала удивление Элфи. – Да, всё верно. Сегодня я впервые превратилась в волчицу. – Р-гав, – ответил хати. – Почему так получилось?.. Я очень сильно испугалась за Эдди. Очень сильно. И… вот. Взгляд умных голубых глаз напомнил мне о Дэйне, и я, встав с пола, направилась к кровати, на ходу сбрасывая плащ Дрейка. Постель была такой холодной, что я поёжилась и непроизвольно поджала пальцы ног, укрываясь одеялом с головой и по своему обыкновению сворачиваясь калачиком. И вспомнила дартхари. Интересно, он был бы рад, если бы узнал, что я всё-таки стала оборотнем?.. Я думала, что усну очень быстро, но этого не случилось. Потому что в тот момент, когда моя голова коснулась подушки, я вдруг осознала невероятный факт… Они приходили за мной. *** «Где девчонка?». Именно так сказал один из эльфов, когда Карвим открыл дверь. Значит, им была нужна именно я. Ни Эдди, ни учитель – я. Почему? Кому я помешала? Зачем я была нужна этим эльфам? Или тому, кто их послал. Я сжала кулаки. Теперь я не боялась. Как сказала Араилис, с Эдди в любом случае всё будет в порядке – а с остальным я разберусь. Но всё-таки… как я умудрилась расшвырять их так быстро и просто? Они ведь тоже маги, а я победила их, будто они были обычными людьми. Я закусила губу, вспоминая… И вспомнила, но не сразу, что в тот момент, когда я обратилась в волчицу, из меня вырвалась магия Разума, сковав моих противников по рукам и ногам – так, как я и хотела сделать в самом начале, но не смогла. Почему-то обращение помогло мне сосредоточиться… *** …В этот раз сон пришёл внезапно, будто кто-то ударил сзади чем-то тяжёлым по голове, вызвав не сон, но обморок. Я сразу же узнала место, в котором оказалась – Великая Поляна. И вздрогнула от ужаса, осознав, что попала не просто на Поляну – я вернулась в прошлое, очутившись здесь в ту ночь, когда должно было свершиться моё первое обращение. Всё было точно так же, как тогда – я шла в центр Поляны, чувствуя, как подкашиваются и дрожат ноги (да и руки тоже), как темнеет в глазах. В горле пересохло. Я попыталась сглотнуть, но не смогла. Холодными и немеющими пальцами я принялась раздеваться, постепенно скидывая на землю одежду, чуть не плача, потому что они смеялись – по-прежнему смеялись, как и тогда… Что же это такое?! Прошло почти десять лет! Очнись, Рональда, та ночь давно ушла, растворилась в небытие, исчезла!.. Смех. Ехидный, злой, презрительный и беспощадный. И так хочется втянуть живот и прикрыться руками… но я не смела. – ТИХО! Этот голос… он пронзил меня насквозь, как молния пронзает небо во время грозы. И я обернулась – как в ту ночь, сразу же обернулась, потому что больше жизни хотела увидеть обладателя этого голоса. Дартхари смотрел на меня, а я смотрела на него, вновь переживая то удивительное чувство, когда впервые увидела его. Только теперь у меня почему-то сильнее сдавило грудь, в глазах защипало, а сердце забилось так, словно хотело выпрыгнуть из горла. – Продолжай. Обряд ещё не закончен. Да, именно так дартхари сказал тогда. И после его слов я вдруг осознала по-настоящему – это сон. Сон, в котором не имеет значения, что я сейчас сделаю – потому что на самом деле всё это происходит лишь в моей голове. И я просто пошла вперёд. Не обращая внимания на собственную наготу, не слыша удивлённых вздохов и возмущённых шепотков, ничего не слыша… Я смотрела на дартхари Нарро. Смотрела так, как никогда не смела смотреть – прямо и открыто. В его присутствии мне всегда хотелось опустить глаза, но только не сейчас. Я шла вперёд, не отрывая взгляда от Вожака, и остановилась лишь тогда, когда подошла к нему так близко, что вполне могла бы дотронуться. – Сегодня я впервые обратилась, – сказала я тихо. Лёгкая улыбка появилась на губах дартхари. – Я знаю. – Знаете? Откуда? – Просто знаю. Чувствую. И тогда я сделала то, что всегда хотела сделать – шагнув вперёд, я подошла к Нарро вплотную и положила обе ладони ему на грудь, вмиг ощутив биение его сильного сердца. – Это сон, – прошептала я, обвивая руками его шею. – Просто сон, в котором я могу делать всё, что захочу… – Я и не спорю, – ласковая улыбка, а потом… а потом я ощутила его ладони на своей талии и спине… обнажённой спине. Пальцы пробежались вдоль позвоночника и остановились где-то в районе лопаток. – Какой хороший сон, – рассмеялась я, прижимаясь щекой к груди дартхари. – Даже слишком хороший. – Почему «слишком»? – голос Нарро вибрировал, словно от сдерживаемого смеха. Я подняла голову и призналась: – Потому что я ложилась спать с мыслью о том, как было бы замечательно сказать вам, что я всё-таки стала волчицей. Видимо, поэтому вы мне приснились. А ещё… а ещё я так рада вас видеть. И сейчас я гораздо счастливее, чем наяву. Я не поверила своим ушам, когда Нарро вдруг наклонился и, целуя меня, прошептал: – Я тоже, Рональда. Я тоже. Мир вокруг закружился – быстрее-быстрее-быстрее… А наш поцелуй, наоборот, стал медленным и нежным. И неважно, что на самом деле этого поцелуя не было, никогда не было, он мне просто приснился… А потом всё исчезло – Великая Поляна, оборотни, дартхари. И я погрузилась в сон без сновидений, в котором меня почему-то будто обнимали чьи-то сильные и крепкие руки. *** Утро разбудило меня запахом потрясающе вкусного завтрака. Я ещё какое-то время лежала в постели и глупо улыбалась, ощущая на подушке запах коры ирвиса и осенних листьев. Вспоминала свой сон и лениво жмурилась. Но потом всё-таки встала, оделась и… заглянула в зеркало. Нет, я сделала это просто для того, чтобы причесаться. Но я никак не ожидала, что застыну немым изваянием перед собственным отражением. Каждый раз, когда с моим внутренним волком что-либо случилось, я менялась. В этот раз глупо было не ждать изменений, но я действительно совсем их не ждала. И сейчас, резко выдохнув, подняла руку, прикасаясь пальцами к губам. Куда делся мой большой жабий рот? Нет, он по-прежнему был большим, но теперь не казался огромным. Просто губы. Большеватые, но вовсе не безобразные. Это преображение изменило моё лицо, сделав его… почти привлекательным. Но если бы это было единственным изменением! Я приблизилась к зеркалу почти вплотную, разглядывая собственные глаза. Они остались нежно-голубыми, как небо в ясный день, но если присмотреться, можно было заметить крошечные ярко-жёлтые искорки, вспыхивавшие на свету вокруг зрачка. И это было действительно очень красиво. Я никогда не видела ничего подобного. Я повернула голову вправо, любуясь, как искорки, словно снежинки во время снегопада, кружатся в моих глазах. Затем влево – они вспыхнули совершенно иначе, но не менее красиво. Интересно, почему мои глаза не стали жёлтыми, как у остальных оборотней после первого обращения? Ответ на этот вопрос я не знала, но радовалась, что всё осталось почти как прежде. Я любила свои глаза. Они напоминали мне о Дэйне. Дэйн… Я вздохнула. Как жаль, что друг так и не пришёл ночью в мой сон. Но ничего, сегодня я непременно расскажу ему о случившемся, и всё будет хорошо. В дверь тихо и осторожно постучали. – Ронни?.. Я отпрыгнула от зеркала и ответила почти сразу, не думая: – Да, Грэй! Видимо, он решил, что я одета, потому что моментально вошёл, закрыл за собой дверь и только потом посмотрел на меня. Лицо мужчины окаменело. Я почувствовала, что мои щёки начинают гореть, будто я целый час стояла на открытом солнце. – Прости, – пробормотала я, непроизвольно поджимая пальцы босых ног. – Я совсем забыла, что не одета… Отвернись, пожалуйста. Несколько секунд Грэй продолжал стоять, как приклеенный, но потом всё-таки отвернулся. Только тогда я смогла выдохнуть, чувствуя, как краска сползает с щёк. Ерунда, ночнушка почти до пола, из плотной ткани… Почему же я так смутилась?.. Тем более, что подобная ситуация однажды уже была… Я решительно подошла к шкафу, распахнула створки, скинула ночнушку и принялась одеваться. Простое серенькое платье на сегодня вполне пойдёт. Пару минут, пока я натягивала на себя одежду, Грэй молча стоял, и я каким-то шестым чувством ощущала его напряжение. Неужели я настолько плохо выгляжу?.. – Всё, можешь оборачиваться, – я наконец застегнула все пуговицы на платье и вновь шагнула к зеркалу – волосы продолжали струиться по плечам и спине пушистой золотой волной, их следовало хорошенько расчесать. Я взяла в руки расчёску и прежде, чем начать расчёсывание, метнула быстрый взгляд на Грэя. Наверное, я зря это сделала, потому что выражение его лица меня изрядно напугало. Напугало так, что расчёска выпала из рук и с оглушительным стуком повалилась на пол. – Что случилось? – я резко развернулась… и удивительным образом оказалась стоящей почти вплотную к Грэю. Видимо, когда я оборачивалась, он сделал несколько шагов вперёд. – Ничего. Теперь уже ничего. Подняв руку, мужчина легко дотронулся до моих волос. – Спасибо, Ронни. – За что? – почему-то от этого прикосновения перехватило дыхание. – За Эдвина. Если бы не ты… – тёплые пальцы переместились с волос на щёку, от чего мне резко захотелось закрыть глаза и заурчать. – Спасибо. То выражение лица Грэя, которое так испугало меня, теперь постепенно исчезало, сменяясь такой удивительной нежностью, что хотелось… хотелось… И я сделала то, чего мне так хотелось – подняв руки, обняла его крепко-крепко, прижалась, и почувствовала, как он легко касается губами моих распущенных волос… почему-то улыбаясь. – Тебе не за что меня благодарить. Я очень люблю Эдди. Как же уютно… Так не хочется, чтобы Грэй разжимал руки. Сейчас его ладони лежали на моей спине, и казалось, что пока я так стою, не может случиться ничего плохого. В детстве Джерард, когда хотел спрятаться, говорил: «Я в домике». Вот и я в объятиях Грэя чувствовала себя… в домике. – Пожалуйста, пойдём сегодня со мной в императорский дворец, – прошептал мужчина, запуская пальцы одной руки мне в волосы в районе затылка, чтобы затем медленно провести по всей их длине, заставляя закрыть глаза и тихо выдохнуть от удовольствия. – Прошу тебя, Ронни. Я очень боюсь оставлять теперь вас с Эдди вдали от себя. – Знаешь, я бы сейчас согласилась на всё, что угодно, – прошептала я, поднимая голову и встречаясь с Грэем взглядом. – Абсолютно на всё. Поэтому – да. Он улыбнулся и спросил: – Почему? Я ответила абсолютно серьёзно: – Потому что об этом просишь ты, Грэй. Я сделаю всё ради тебя. И ради Эдди. Странное тепло разливалось в груди, будто я прижимала к ней чашку с горячим чаем. А Грэй… он тоже смотрел на меня очень серьёзно, и в его глазах я видела своё отражение. Впервые в жизни это отражение показалось мне удивительно прекрасным. А потом он посмотрел на мои губы. И я почему-то замерла. Почему, я не понимала, путаясь в собственных ощущениях, но непроизвольно подняла голову выше, чтобы ему было удобнее… Губы Грэя почти касались моих, когда с первого этажа раздался оглушительный грохот и чей-то вопль: – Ари!!! Мы непроизвольно отпрянули друг от друга, я схватилась за бешено скачущее сердце, тяжело дыша… да и Грэй выглядел не лучше. Несколько секунд мы молчали, прислушиваясь к крикам с первого этажа, а потом я предложила: – Пошли вниз? Он кивнул и, развернувшись, первым вышел из моей комнаты. *** Вообще-то Ари не сделала ничего необычного, просто расколотила горшок с кашей. Но Гал этим фактом был очень недоволен – ведь получалось, что теперь нам с Грэем нечем позавтракать. Все остальные, даже Эдди, уже поели. – Да их во дворце покормят, – огрызалась девушка в ответ на упрёки тролля. – Там сразу притащат к столу любимое блюдо его высочества, ты же знаешь… – А какое у его высочества любимое блюдо? – спросила я ещё с верхних ступенек лестницы, широко улыбаясь: раскрасневшиеся в пылу ссоры Араилис с Бугалоном выглядели действительно очень забавно. Кажется, я спросила что-то не то, потому что Гал резко побледнел, и даже Ари смутилась. Ответил Грэй. – Яичница с гренками. Принц Интамар на завтрак больше всего любит яичницу с гренками. – Фи, как неромантично, – я рассмеялась. – Он же принц! И тут вдруг – яичница с гренками! Мужчина улыбнулся, но как-то натянуто. – Принцы тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо, – буркнул он, а потом обратился к Галу: – Где Эдвин? – В мастерской вместе с Элфи. С лица Грэя сразу схлынули все краски. – Я же просил следить за ним, Ари!! – зарычал он так громко, что я пошатнулась и чуть не упала с лестницы. Араилис же только чуть поморщилась. – Да не волнуйся ты. Там… ну, в общем, в мастерской мама. На щеках Грэя появились два красных пятна. – Эллейн? Что она здесь делает? – Собирается сама проводить тебя, Ронни и Эдвина во дворец, – Араилис нахмурилась. – И если ты против, говори ей об этом сам! Я не собираюсь лезть под горячую руку. Только я собиралась спросить, отчего рука у Элли сегодня горячая, как дверь, ведущая в мастерскую Дарта и Тора, распахнулась, и на пороге появились Эдди и сама Эллейн. – Доброе утро, – сказала она доброжелательно и вполне спокойно, но отчего-то вдоль моего позвоночника сразу же побежали мурашки. – Доброе! – радостно закричал Эдди, побежал вперёд и вмиг оказался рядом со мной. Я подхватила мальчика на руки и прошептала ему на ушко: – Доброе, мой волчонок. Помни о своём обещании не называть меня мамой при папе. Эдвин серьёзно кивнул и чмокнул меня в щёку. – Мы можем добраться и сами, герцогиня, – услышала я вдруг напряжённый голос Грэя. – Совершенно не обязательно нас провожать. Я опустила Эдди на пол и посмотрела на Эллейн. Она спокойно улыбалась, глядя на мужчину, вот только глаза её светились жутковатым зелёным светом. – Я прошу позволить мне проводить вас… герцог, – Элли улыбнулась чуть шире, склонила голову и слегка присела в почтительном поклоне. Лицо Грэя в тот миг исказилось от ярости и бешенства. – Да как ты смеешь… – он сжал кулаки, быстро посмотрел на удивлённо-испуганного Эдвина и усилием воли заставил себя улыбнуться. – Хорошо. Провожай. Пойдёмте, Ронни, Эдди. Ботинки Грэя зло скрипели, когда он выходил из дома на улицу. Я взяла ладошку его сына в свою руку и поспешила следом. *** В карете, что доставляла нас в императорский дворец, несколько минут висело напряжённое молчание. Ровно до тех самых пор, как Эдди воскликнул: – Элли, покажи фокус! Улыбка осветила лицо Эллейн, совершенно преобразив его, сделав ещё более волшебным, чем обычно. Герцогиня подняла руки, свела их вместе, сжала в единый кулак, а потом, подмигнув Эдди, убрала одну из рук. На второй ладони плясал огонёк. Небольшой, с полпальца высотой, он удивительным образом осветил каждый уголок кареты, отразился в наших глазах… – Хочешь – дотронься, – сказала она Эдвину. – Этот огонь не обжигает, только греет. Мальчика не пришлось долго упрашивать – он наклонился и моментально попытался схватить пламя своими пальчиками. Не получилось. Ладошка только погрузилась в огонёк, он вспыхнул и выпустил вверх несколько искр. – Ух! Совсем не обжигает, Элли! Греет немножко. Папа, попробуй! – и Эдди, не спрашивая разрешения, схватил руку Грэя и поднёс её к огненному цветку на ладони Эллейн. Я ожидала, что мужчина отодвинется, но Грэй застыл, будто громом поражённый, и смотрел он при этом герцогине в лицо. А она смотрела на него. – Знаешь, как будет «пламя» на древнем наречии оборотней, Элли? – сказала я тихо, стараясь не потревожить ту удивительную гармонию, что воцарилась в тот миг между главным дворцовым лекарем и воспитанником императорской четы. – Как? – прошептала она, и я заметила, что огонёк на её ладони чуть вырос и будто пощекотал руку Грэя. – «Эллайна». Правда, красиво? И похоже на твоё имя. Карету качнуло, наваждение схлынуло, Грэй отодвинулся, Элли выпрямилась и, чуть наклонив голову, взглянула на меня. – Да, очень красиво. Жалко, что меня зовут не так. Ведь имя Эллейн ничего не значит, в отличие, например, от твоего, Рональда. Мои родители были простыми людьми и не вложили в него никакого смысла. – Имя не имеет значения, – я улыбнулась ей. – Главное, что они тебя любили. Она вздрогнула и отвела взгляд, слегка побледнев. А я, удивлённая этой странной реакцией, неожиданно подумала – а может, Элли тоже не повезло с родителями, как и мне? Нет, это глупо, её-то за что ненавидеть? Она такая красивая, умная, сильный маг… Карету вновь качнуло – приехали. Грэй с Эдди на руках выбрался на улицу первым. Затем вышла я, последней ступила на землю Эллейн. Ветер пошевелил выбившиеся из косы прядки волос, будто играя. Странное ощущение в области сердца… ощущение чьего-то присутствия. Здесь, совсем рядом. Я огляделась. Воздуха почему-то не хватало, хотелось открыть рот как можно шире, и дышать, дышать, дышать… Что со мной? Мы уже стояли возле дворца, неподалеку раскинуло свои гибкие ветви араэу, а на лестнице, ведущей ко входу в замок, стояли двое стражников и дворцовый управляющий. Все трое склонили головы, завидев нас. Интересно, это они Элли кланяются или… кому? Наверное, всё же ей, она всё-таки герцогиня. – Ронни, – окликнул меня Грэй, – я пойду… император ждёт. Пожалуйста, не уходи домой до того, как я освобожусь… и приглядывай за Эдди… Вот о последнем можно было вообще не напоминать. – Конечно, Грэй. Мужчина передал мне мальчика и, напоследок чмокнув сына в щёку, поспешил вверх по лестнице. Двое стражников и дворцовый управляющий, к моему удивлению, последовали за ним. А я осталась с Элли, которая, дотронувшись до моей руки, улыбнулась и тихо сказала: – Не против немного прогуляться по закрытой части императорского парка? Ты что скажешь, Эдди? Мы с моим волчонком были солидарны, ответив: – Да. *** Чем глубже мы уходили в парк, тем тревожнее становилось у меня на сердце. Не понимая, в чём причина подобного состояния, я нервно оглядывалась по сторонам, но не замечала решительно ничего необычного. А в воздухе всё сильнее пахло осенью. И даже листья уже начали немного желтеть. С самого края, и совсем чуть-чуть, но всё же. Осень в Арронтаре я всегда любила, интересно, полюблю ли здесь? Впрочем, главное, чтобы рядом были Грэй и Эдди… – Ронни… Я обернулась. Задумавшись, я не заметила, как ушла чуть вперёд, и теперь Эдвин и Эллейн остались позади. Они играли в огненный мяч, на поверхности которого герцогиня то и дела выращивала волшебные цветы, отчего ребёнок поминутно радостно взвизгивал. – Кое-кто хочет с тобой поговорить. Иди по этой дорожке вперёд, а мы подождём тебя здесь. – Кто? – я удивилась. – Иди, – Элли улыбнулась. – Сама увидишь. Не бойся, с Эдди всё будет хорошо. Я кивнула – причин не доверять ей у меня не было – отвернулась и поспешила вперёд, ощущая, как мелкая галька чуть поскрипывает у меня под ногами… Дорожка привела меня к удивительному месту. Это был пруд. Наверное, искусственный или созданный с помощью магии, потому что таких идеально круглых водоёмов просто не может быть. А он был именно таким – идеально круглым, с выложенными вокруг берега темно-серыми камнями, спокойной водой, отражавшей голубое и безмятежное небо, и россыпью кувшинок на поверхности. Такие кувшинки назывались «путеводной звездой» – днём они были просто белыми и распространяли вокруг себя дивный сладкий аромат, а вот ночью светились, указывая путь заблудившимся. И росли эти цветы только в идеально чистой воде. На моем любимом озере в Арронтаре «путеводная звезда» тоже всегда появлялась в это время года… Я медленно подошла к краю пруда и, присев на корточки, погрузила в воду одну руку по самый локоть. Прохладные иголочки пробежались по коже, пощекотав её… Звук чьих-то тихих, осторожных шагов заставил меня приподнять голову, оторвавшись от созерцания плавающих на поверхности пруда ало-золотых рыбок. И я тут же застыла, не веря своим глазам… отказываясь верить… не понимая, как такое возможно… Ко мне с другой стороны водоёма медленно шёл дартхари Нарро. Я вскочила на ноги, сжимая руки в кулаки, чувствуя, как с одной ладони на траву капает вода. Вокруг стояла такая тишина, что я почти слышала стук капель, ударяющихся о землю. Это сон? Хотелось закрыть глаза, развернуться и убежать. Потому что на самом деле я прекрасно осознавала – это не сон! Ох, Элли… «Кое-кто хочет с тобой поговорить»… Ну зачем ты так со мной? Я пыталась смотреть на Нарро так, как я это делала во сне – прямо и открыто – но не получалось. И я, поняв всю бесполезность собственных попыток, всё-таки опустила голову и уставилась в землю. – Здравствуй, Рональда. Он остановился в шаге, всего в одном шаге от меня… И по всему телу вмиг пробежала дрожь, когда я услышала этот голос. Услышала по-настоящему, а не во сне. – Здравствуйте, дартхари. Молчание. И впервые в жизни мне почудилось, что я могу пощупать это молчание руками, ощутить его вязкость и тягучесть… Почему молчала я, я осознавала прекрасно, но вот почему молчал он?.. – Я… очень рада вас видеть. Он тихо рассмеялся, и я закрыла глаза, чувствуя, что ещё немного, и я просто не выдержу… – Ты даже не смотришь на меня. Разве это радость? Я опустила голову ниже. – Радость… она в сердце… Простите, дартхари, я не могу… Я дёрнулась, попытавшись уйти, но поняла тщетность своей попытки, как только почувствовала его руку на своем локте… вторая рука мягко прикоснулась к подбородку и заставила меня приподнять голову. Дартхари улыбался. Нежно и чарующе. И глаза… какие ласковые… Но ведь они и раньше были такими… всегда были! Почему мне понадобилось уехать, чтобы это осознать?.. – Ты счастлива здесь, Рональда? Сердце колотилось в груди, как бешеное. Я вспомнила, как дартхари спросил меня, хочу ли я уехать из Арронтара… Вспомнила, как он отпустил меня, и как я прибежала вечером, чтобы проститься… Вспомнила своё письмо. Наверное, он прочитал. Простите, но мне так хотелось хотя бы раз назвать вас просто по имени… Глупая, глупая Рональда. – Да. Я счастлива здесь, дартхари. Я сказала правду. Я никогда не могла лгать ему. Кому угодно, только не ему. В тёплых глазах Нарро вспыхнули и закружились ярко-голубые искорки… Совсем как у меня, только мои – ярко-жёлтые… – Что ты нашла здесь? Расскажи. Знакомые пальцы погладили подбородок, прикоснулись к нижней губе… Одно мгновение мне хотелось сделать глупость и лизнуть их. Ох, уймись, волчица!.. – Здесь приняли меня такой, какая я есть, не презирая и не ища оправданий моему уродству. Поддержали и полюбили… и я полюбила их тоже, дартхари. Полюбила, как… – Семью? Я вздрогнула, потому что он каким-то удивительным образом сказал то единственное слово, которое я носила глубоко внутри себя, но боялась произносить. Словно опасаясь спугнуть давно родившееся чувство. – Да, дартхари. Нарро вздохнул и погладил меня по щеке. Ласково, почти невесомо… – Я очень рад за тебя, Рональда. Мне тоже хотелось поднять руки и дотронуться до него. Ощутить ещё раз силу этих плеч, прижаться к груди, услышать биение сердца… Как тогда, во сне. Но я не смела. – Вы… не снимаете мой амулет? – Не снимаю, – он улыбнулся. – И не сниму, не волнуйся. Спасибо тебе за него. Большая тёплая рука скользнула на талию… точнее, на то место, где у обычных девушек находится талия. У меня она тоже была, но в гораздо большем объёме. Дыхание на миг перехватило. – Рональда… Я хотел спросить тебя… Ты могла бы вернуться в Арронтар? Как ты думаешь? Я ужасно удивилась, но Нарро спрашивал серьёзно, без улыбки, и в глазах его было что-то непонятное… – Зачем, дартхари? Там меня никто не ждёт. – И всё-таки? Я покачала головой. – Нет. Арронтар остался… в прошлом. Почему его глаза кажутся мне такими горькими? Как тогда, когда я сказала, что хочу уехать… – А если я попрошу тебя вернуться? – сказал он, и рука на талии чуть сжалась. – Рональда, ты могла бы вернуться… ради меня? Вот тут я задохнулась по-настоящему. Я не понимала… Зачем Вожаку просить об этом? И даже если он попросит… разве это что-то изменит? Разве это изменит моё прошлое, тысячи брошенных камней, предательство брата, презрение окружающих, отречение… Родителей, которые меня никогда не любили, жестокие слова, сказанные мне в совершенной уверенности в собственной правоте? Я больше не хотела быть жабой. Никогда. Ни единой секунды… И Нарро прочёл ответ на свой вопрос в моих глазах до того, как я его озвучила. – Нет. Я… не могла бы. Нет, дартхари. Впервые в жизни он опустил голову. Он, не я. – Дартхари?.. Он вдруг, вздохнув, крепко прижал меня к себе. Как в тот вечер, перед моим отъездом. И со слезами, вскипающими в глазах, я поняла – прощается. Нарро прощался со мной. Теперь уже – навсегда. Большая рука пробежалась по спине, погладила волосы, задержавшись на затылке. – Прости меня, Рональда. Прости меня, девочка. Прости за то, что так и не дал тебе того, чего ты всегда заслуживала. Прости за каждую секунду причинённой боли. Во всём этом виноват только я. Я один. – Нет, нет, что вы… Он приподнял мою голову, как всегда делал, мягко обхватив подбородок, а потом стёр слёзы с моих щёк и, грустно улыбнувшись, тихо сказал: – Ты ничего не знаешь, Рональда. Я глупец, слепец и трус. И… – Нет-нет! – закричала я, обнимая его изо всех сел. – Не говорите так! Вы самый лучший, вы… Если бы не вы, я бы не смогла… Я бы умерла, понимаете? Только вы давали мне силы всегда… Одно ваше присутствие! Я говорила правду. Тогда, после Ночи Первого Обращения, меня поддерживали только мысли о дартхари. И Дэйн. – Не вините себя ни в чём! Я… Я задохнулась. Почему я не могу сказать?.. Ведь он знает, всегда знал… Но почему я не могу сказать это вслух?.. Мне никогда не хватит смелости, даже если пройдёт пятьдесят лет. Так я подумала однажды, так подумала и сейчас. – Спасибо тебе, Рональда. Будь счастлива, – сказал Нарро негромко, и я чуть не умерла, когда он прижался горячими губами к моему виску. Потом к щеке, потом… к уголку рта. Всего на мгновение. – Буду, обещаю, – почему-то сказала я. Дартхари кивнул. Развернулся и… ушёл, не оборачиваясь. А я упала на траву и, чувствуя, как прорвавшиеся когти на руках впиваются в бёдра и на землю капает тёплая кровь, тихонько, но горько заплакала. *** Я вернулась к Эллейн и Эдди ещё спустя пятнадцать минут, когда мне удалось унять слёзы и, умывшись прохладной водой из пруда, привести в порядок лицо. Она что-то рассказывала ему, сидя на лавочке. Я не слышала ни слова, но её тихий и серьёзный голос успокаивал и убаюкивал. Вот и Эдди притих на коленках герцогини, смотря на неё своими блестящими карими глазёнками. Я выдавила улыбку на губы и подошла ближе. Эллейн заметила меня первой. Она подняла голову, и я вздрогнула, вдруг поняв: ей было стыдно. – Мама! – воскликнул Эдди, соскакивая с колен главного дворцового лекаря, и бросился ко мне. – Ты долго! Пошли в замок? Я погладила своего волчонка по голове и ответила: – Конечно, пойдём, Эдди. Но смотрела я в этот момент на виноватую улыбку Эллейн и в её тревожные ярко-зелёные глаза. Герцогиня встала с лавочки, сделала шаг и положила свою руку мне на плечо. – Да, нам лучше вернуться в замок. К тому же, ты не завтракала, Рональда. – Тогда вперёд! – закричал Эдвин и побежал по направлению к дворцу. Я только успела крикнуть, чтобы он не убегал слишком далеко, как Элли вдруг убрала свою руку с моего плеча и дотронулась кончиками пальцев до моей ладони. – Прости, – прошептала она едва слышно. Я усмехнулась и опустила голову, чтобы скрыть мгновенно повлажневшие глаза. – Не делай так больше, – попросила я. – Если бы ты сказала, я бы по крайней мере не чувствовала себя преданной. – Я боялась, что ты не захочешь говорить с ним. Я рассмеялась и всё-таки подняла голову, чтобы посмотреть Эллейн в глаза. – Я никогда не смогла бы отказать дартхари Нарро. Никогда… Она грустно улыбнулась и вздохнула. – Но ведь сегодня ты ему отказала, Ронни. Я отвела взгляд. – Да. Я… а откуда ты знаешь? Почему-то тот факт, что Эллейн в курсе содержания нашего с дартхари диалога, меня не удивил, но любопытно всё равно было. – Я просто догадалась, – она пожала плечами. – Это несложно. Пойдём скорее за Эдди, а то он уже далековато убежал. Через пару минут, когда мы нагнали мальчика, я вдруг заметила в небе серую птицу Эллейн. Она летела к нам со стороны замка, стремительно снижаясь, и, увидев её, герцогиня улыбнулась и прошептала: – Вовремя, Линн. Как же ты вовремя. К моему удивлению, спустя пару секунд птица развернулась прямо в воздухе и полетела обратно к замку. – Ты с ней разговариваешь? – вырвалось у меня. Эллейн лукаво улыбнулась. – Почему ты так думаешь? – Она летела сюда, а потом повернула. Наверное, ты что-то сказала ей… мысленно? Герцогиня кивнула. – А кто она, эта птица? У меня почему-то не получается её почувствовать. Совсем не получается, и я не понимаю, как такое может быть. Ведь магия Разума… – На неё не действует никакая магия, в том числе и Разума. Но не вникай в это, Ронни. Может быть, потом я расскажу тебе эту замечательную историю. Удаляющаяся к замку птица издала какой-то странный звук, напоминающий человеческий смех, и Элли почему-то тоже рассмеялась и кивнула каким-то своим мыслям. А я… я решила ничего не спрашивать. Потому что вспомнила о другом: – Как учитель Карвим? Он?.. – С ним всё будет в порядке. Не волнуйся. Утром он пришёл в сознание и даже начал ругаться, что из-за этих эльфов ему придётся неделю провести в постели. – А они чего-нибудь сказали? Кто их нанял? Улыбка исчезла с лица герцогини. – Там всё очень плохо, – ответила она негромко, но по моей спине почему-то побежали мурашки. – Мы залезли к ним в голову, чтобы выудить абсолютно все воспоминания, но без толку. Наниматель сделал всё, чтобы скрыть свою личность. Но за заказ было очень щедро заплачено, поэтому они и взялись, не сомневаясь. Да и что там сомневаться – в доме были только Карвим, ты и Эдди. Как глупо с моей стороны! – С твоей? – я удивилась. – При чём здесь ты? Эллейн уже открыла рот, чтобы ответить, но вдруг закашлялась, словно боясь проговориться о какой-то тайне, и виновато покосилась на меня. – В тот день, когда Грэй ушёл из дворца, забрав с собой новорождённого Эдвина, и заявил, что больше не хочет иметь ничего общего с императорской семьёй, его величество попросил меня следить за… безопасностью обоих. Именно поэтому я приставила к Грэю Араилис – так я всегда могла быть в курсе всего, тогда как меня саму он и близко к себе не подпускал, – Элли вздохнула. – Да и до сих пор… Грэй был против того, чтобы я даже просто общалась с его сыном, и очень злился на Араилис, когда она нас познакомила. И вчера я была обязана подумать о возможности нападения… но не подумала. Я покачала головой. – Невозможно так жить, всё время думать о возможности нападения… – Эдигор всю жизнь так живёт, – она рассмеялась, но смех получился каким-то горьким. – И не только он. Все приближённые к императору. Мы в тот момент уже подходили к замку. Эдди стоял на ступеньках лестницы и что-то увлечённо рассказывал улыбающемуся стражнику, который вмиг прекратил улыбаться, когда парадные двери вдруг отворились и на пороге появились его величество с птицей Элли на плече, Аравейн и Грэй. Мне захотелось развернуться и убежать. Куда угодно, только бы ни с кем не общаться. Я была просто не в состоянии делать над собой усилие и изображать светскую даму… После разговора с Нарро мне хотелось спрятаться от всех. – Дедушка! – закричал Эдди, кинулся вперёд и немедленно повис на руках императора. – Ронни! – Грэй сбежал по лестнице, встал передо мной, положил руки на плечи и заглянул в глаза. – Что-то случилось? Кажется, у меня задрожали губы. Я только не понимала – откуда он знает?.. Но ответить не могла – не находила слов. Почему-то когда я разговаривала с одной Эллейн, было легче, чем сейчас, когда вокруг столько людей… – Грэй! – послышался голос императора. – Я думаю, тебе сейчас стоит пойти вместе с Эдвином к Дориане, она будет рада вас видеть. Оставишь там мальчика и вернёшься в малый рабочий кабинет. – Но… – Без «но», – отрезал Эдигор. – Аравейн, Элли, проводите Грэя и Эдвина в покои императрицы. Я даже не обратила внимания, что его величество не назвал моего имени, пока вдруг не прозвучало: – Рональда, подойди. Я вздрогнула и подняла голову, внезапно осознав, что рядом действительно никого не осталось – все поспешили исполнить указание императора. Даже Грэй ушёл, забрав с собой и Эдди. И, как ни странно, я почувствовала облегчение. Если бы ещё Эдигор соблаговолил отпустить меня на все четыре стороны… Но он не соблаговолил – стоял на верхней ступеньке и ждал, пока я подойду. Я вздохнула и подчинилась. Император сегодня был во всём чёрном – чёрная рубашка, брюки, ботинки… И походил на мрачную предгрозовую тучу. Но этот его облик не вязался с ласковой улыбкой, которой он наградил меня, когда я подошла вплотную. – Ты ведь не завтракала? Я покачала головой. – Пойдём. Эдигор взял меня под руку, развернулся и повёл за собой во дворец. Я бы хотела сказать: «Не нужно, оставьте меня» – но не могла. Сил сопротивляться не было. Император шёл быстро, не выпуская моего локтя из своей железной хватки. Один этаж, второй, третий… Рядом мелькали разноцветные ковры, красивые вазы, каменные полы и стены, изысканные картины, свежие цветы повсюду… Я ни на чём не могла сосредоточиться, кроме собственного дыхания. А ещё моргала почаще, чтобы не разреветься. Неприметная деревянная дверь привела нас на неширокую винтовую лестницу, по которой мы поднимались всё выше, и выше, и выше… Пока наконец не очутились возле ещё одного дверного проёма, за которым оказался проход на крышу дворца. Я задрожала от восторга, делая вперёд шаг за шагом, чувствуя, как Эдигор отпускает мой локоть, позволяя отойти от него подальше. Здесь было удивительно. Вокруг раскинулся лес – эта башня находилась на такой высоте, что город можно было увидеть, только если подойти к самому краю крыши, а пока стоишь так, как я, впереди лишь лес… и небо. Синее, с белыми разводами облаков. И воздух, какой воздух! Слёзы всё-таки брызнули из глаз, потому что на одно мгновение мне показалось, что я вновь в Арронтаре. Только там я чувствовала себя такой свободной, только там я могла дышать полной грудью… несмотря на то, что была несчастна и одинока. Но эти слёзы принесли мне облегчение. – Я приходил сюда с самого детства, в те дни, когда был чем-то расстроен или просто не хотел никого видеть, – донёсся до меня тихий голос императора. – Здесь хорошо в любую погоду, даже в дождь. Это место всегда меня успокаивало. Я вспомнила наше с Дэйном озеро… Да, наверное, у всех есть подобные места, где можно отрешиться от мира и просто посидеть в тишине. – Возьми, – Эдигор встал сзади, совсем рядом, и протянул мне спелый ямол на открытой ладони. Я взяла плод, не колеблясь ни секунды. Он был тёплым и таким аппетитным, что я тут же откусила кусочек, чувствуя, как по подбородку и пальцам побежал ароматный сок. Пока я ела, император молчал. И лишь тогда, когда я разделалась с фруктом и застыла, не зная, куда деть косточку, забрал её у меня и тихо сказал: – Понимаю, это не полноценный завтрак, но лучше, чем ничего. Если хочешь, мы спустимся и… – Нет, – поспешила ответить я, – мне тут очень хорошо. Вы можете оставить меня, а сами возвращайтесь к делам. – Если не возражаешь, я пока побуду с тобой. Хлопанье крыльев. Птица Эллейн покинула наконец плечо Эдигора и полетела куда-то вниз. Наверное, ей наскучил наш разговор. – Разве я могу возражать? Это ведь ваше место. Император сделал ещё один шаг, я уже почти чувствовала спиной его грудь, и произнёс: – Если тебе здесь нравится, это место станет и твоим тоже. Лёгкое прикосновение к плечам… И несмотря на то, что никто и никогда не прикасался ко мне так, я вдруг поняла, что, наверное, калихари бы непременно делал это, если бы я не родилась жабой. Я не знала, что такое родительская ласка, но почему-то распознала её совершенно безошибочно, когда император вдруг положил свои руки мне на плечи. – Он обнимал тебя, Рональда? Хоть раз в жизни? Я сразу поняла, о ком спрашивает Эдигор. – Нет. Вздох. А потом я впервые в жизни оказалась в крепких отцовских объятиях. Обернулась, спрятала лицо у него на груди, как много раз хотела сделать в детстве, сжала в кулаки ткань рубашки и закрыла глаза. Крошечная слезинка выкатилась из уголка глаза и упала на одежду его величества. – Я не думала, что вы такой… – прошептала я, уткнувшись носом в грудь Эдигора. – Когда я представляла себе императора, то всегда думала о ком-то важном и чванливом, уверенном в собственном превосходстве… А вы такой… замечательный. Он негромко рассмеялся. – Спасибо, Рональда. – Зачем вы это делаете? – я подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. – Почему вы так относитесь ко мне? Когда Эдигор отвечал на мой вопрос, глаза его были серьёзными. – Потому что я очень хорошо знаю, что это такое – жить без родительской любви. Рональда… конечно, я не смогу заменить тебе отца в полном смысле этого слова, ведь ты уже взрослая девушка, но если тебе будет нужна моя помощь и поддержка – приходи не колеблясь. Как странно. Я, жаба-Рональда, стою на крыше рядом с императором, и он предлагает мне свою поддержку. Он готов принять меня такой, какая я есть, в отличие от… Ох, калихари… Отец… Мама, Сильви, Джерард… Почему же вы не смогли этого сделать? – Приду, – прошептала я, вновь утыкаясь носом в рубашку Эдигора и закрывая глаза. – Расскажи мне всё, – сказал он тихо, гладя меня по волосам. – Если хочешь. С самого начала. И я рассказала. Впервые в жизни. Абсолютно всё. Про родителей и брата, про любовь к Нарро, про встречу с Грэем… Даже про Дэйна. Я не знаю, сколько мы пробыли там, на крыше императорского дворца. Устав стоять, Эдигор сел и пристроил меня рядом с собой, а я, по-прежнему прижимаясь к его груди, всё говорила, говорила, говорила… Сам император почти всё время молчал, просто слушал. Но мне иного и не было нужно… Главное – он держал меня за руку. А когда я закончила, обнял и дал выплакаться. *** – Ты очень сильная, Рональда. – Нет-нет… Видите, как я плачу? Разве так бывает с сильными? – Всё бывает. А ты просто не веришь в собственную силу. Именно поэтому ты так долго не могла превратиться в волчицу – не верила в себя. – Потому что меня не любили. – Возможно. А может, ты просто не замечала. В любом случае, я говорю о твоей любви к самой себе. Ты презирала саму себя, хотя на самом деле ничто не мешало тебе себя полюбить. – Полюбить?.. Такую страшную, толстую жабу?.. Он прижал палец к моим губам и покачал головой. – Это неважно. Какая бы ты ни была, ты – это ты. И пока ты не научишься любить себя, счастливой не станешь. – Но в Арронтаре… – Теперь ты не в Арронтаре. И на самом деле от него не слишком много зависит. Всё зависит только от тебя самой, Рональда. Просто поверь. Я рассмеялась. – Просто?.. – Да. На самом деле это действительно просто. Ведь вера не требует никаких доказательств. Либо ты веришь, либо нет – вот и всё. Ветер пошевелил мои волосы, прошептал что-то на ухо… Но что, я не смогла расслышать. Нарро… «Вера»… Интересно, почему родители назвали его именно так? – А вы? – Что – я? – Вы… верите? В меня? Глубокие тёмные глаза императора смеялись, когда он ответил, легко касаясь ладонью моих волос: – Я бы не сидел здесь с тобой, если бы не верил. Но дело не во мне, и не в Эдди, и не в Грэе, и даже не в Нарро. Ты должна сама научиться жить, не оглядываясь на прошлое. Я опустила голову. – Арронтар остался позади. Отпусти его. И иди вперёд. Позади… – Но почему тогда так больно? – Возможно, больно будет всегда. А может, всё пройдёт. Посмотрим, – император чуть сжал мою ладонь. А я закрыла глаза, вспоминая… И обещая самой себе, что это в последний раз. Смех брата, улыбку сестры, холодные глаза отца, гордую осанку мамы, пустую хижину, полную гнилых листьев, презрительные смешки за спиной, аппетитный хруст снега, шепот ветра в кронах деревьев, запах дождя и мокрой земли… И дартхари. Удивительно, но когда я сидела на крыше дворца, и император сжимал мою руку, я вдруг почувствовала, что родилась новая Рональда. Именно в тот миг. Почему? Возможно, именно тогда я по-настоящему смогла перевернуть эту страницу. Не простить, нет. И не забыть. Просто перевернуть и посмотреть вперёд. – Спасибо. – Тебе не за что меня благодарить. Я улыбнулась. – А за веру? – За веру не благодарят. Так же, как и за любовь. Если бы словами можно было убить, я бы умерла в тот же миг. Я всегда считала, что не заслуживаю любви, и всех тех, кто относился ко мне хорошо, готова была бесконечно благодарить, а теперь оказывается, что за это не благодарят?.. А Эдигор улыбался, глядя на моё удивлённое лицо… – Пойдём вниз? Тебя Эдди наверняка уже заждался. Да и поесть нормально тоже не мешает. Я голоден, а голодный император – это очень страшно. Я кивнула и поднялась на ноги, неожиданно поняв, что проголодалась. Ведь время уже наверняка почти обеденное, а я до сих пор не съела ничего, кроме одного ямола. Да и его величеству пора возвращаться к делам, наверняка ему есть чем заняться, а он тут вместо этого со мной на крыше сидит. А ещё я вдруг подумала, что теперь вовсе не против познакомиться с остальными членами венценосной семьи, ведь сам император оказался совсем не таким, как я представляла. Вот только говорить это Эдигору я пока не решилась. *** По дороге я расспрашивала императора об эльфах, которые накануне напали на нас с Карвимом. Я в полной мере осознала, почему Эллейн утром была не в духе – Эдигора тоже совсем не радовал тот факт, что узнать ничего толком не удалось, кроме одного – эльфы были уверены, что наниматель также является представителем их народа. Но когда я сказала императору, что это неплохая зацепка, тот лишь рассмеялся. – Хороший маг он, вот и всё. И необязательно эльф. – Но магией Крови ведь владеют только эльфы, – попыталась возразить я, вспомнив, о чём ещё рассказали напавшие на нас: наниматель был магом Крови. Эдигор фыркнул. – Это распространённое заблуждение. Яркий пример – Эллейн. Она совершенно точно не эльф. Впрочем, я понимаю, что пример не очень удачный, Элли и Аравейн вообще нетипичные маги. Но, поверь мне, среди остальных рас тоже бывают маги Крови, даже среди людей, хоть и редко. Просто тёмные эльфы традиционно считают, что это их расовая особенность. Повторюсь, это заблуждение. Но в одном им не откажешь – именно тёмные эльфы создали самые извращённые проклятья. Тут уж они точно впереди всей империи. – Сомнительное какое-то достижение… – пробормотала я, а Эдигор рассмеялся. – Ну уж какое есть. Я в хороших отношениях с Повелителем Робиаром, и он охотно делится со мной всеми известными сведениями по проклятьям, пару раз эти сведения даже спасали жизнь главе Тайной службы, герцогу Кроссу, ночью ты должна была его видеть. Я кивнула. – Хотя кое-какие проклятья снять практически невозможно. К примеру, проклятье чёрной крови. Слышала про такое? Есть один способ, но для этого придётся пожертвовать жизнью. Нужно заменить кровь проклятого на собственную, а его кровь забрать себе. – На подобное немногие способны, – пробормотала я, имея в виду не только моральную составляющую, но и физическую: не все маги смогли бы поменяться кровью. Я, например, знала, как это делается, но чисто теоретически. – И что теперь будет с ними? Я имею в виду эльфов. Их… казнят? Император пожал плечами. – Возможно, – а потом, кинув на меня мимолётный взгляд, улыбнулся и укоризненно сказал: – Тебя учили магии, Рональда, но совершенно упустили из виду светское воспитание. Если бы ты хорошо знала законы империи, то не задавала бы подобных вопросов. Мне стало неловко. Я поняла это ещё путешествуя с Грэем – я была полным неучем по части законов, географии, истории и традиций других рас. Нет, конечно, что-то я знала, но уж по сравнению с императором… – Ну-ну, не переживай. Это дело наживное. Да и учить тебя будет самый лучший учитель из всех возможных. – Аравейн? – испугалась я. Нет, я, конечно, уважала главного придворного мага и императорского наставника, но вот учиться у него не хотелось совершенно. – Нет, – Эдигор рассмеялся. – Аравейну вполне хватает учеников на данный момент. Да и не обучает он никого истории и законам, для этого во дворце есть другие учителя. Но обучать тебя… буду я сам, Рональда. От удивления я остановилась посреди коридора, как будто меня кто-то в землю вкопал. – В-вы? – пробормотала я, с недоумением уставившись на улыбающегося императора. – Да. Тебя что-то не устраивает? – его голос чуть дрожал от смеха, и мне тоже вдруг стало смешно. – Всё устраивает, – фыркнула я, сдаваясь: спрашивать Эдигора о том, почему он решил обучать чужую ему девицу, было совершенно бессмысленно. Он бы просто отшутился. – Тогда будешь приходить сюда два раза в неделю. Когда именно, решим потом, – император, по-прежнему улыбаясь, подал мне руку. И я в который раз приняла её, мысленно поражаясь, как быстро, незаметно и непринуждённо этот человек вошёл в мою жизнь. И как умело он мной манипулировал. Впрочем, последнее неудивительно. Император всё-таки. *** Его величество отвёл меня в комнату, где был Эдди – он сидел на коленях у какой-то женщины и увлечённо рассматривал книжку размером с самого себя. Женщина мягко улыбалась, глядя, как он тыкает в страницы и что-то спрашивает, вскидывая голову, чтобы видеть её лицо. Я поняла, кто эта женщина, ещё до того, как она повернулась к нам с лёгкой полуулыбкой на губах. И тут же Эдди развеял все сомнения, воскликнув: – Мама! Дедушка! Посмотрите, какую книжку мне бабушка показывает! Идите сюда! Бабушка. Императрица. У неё было приятное лицо с мягкими чертами. Чуть смугловатая кожа, как у всех мирнарийцев – а императрица была именно мирнарийкой, уж этот факт я хорошо знала. Синее платье чрезвычайно ей шло, сеточка того же цвета держала тяжёлые тёмные локоны, оттеняя цвет глубоких серых глаз. Я бы назвала подобные глаза туманными – в них как будто клубился туман, закручиваясь в спирали… И я вдруг вспомнила, что подобные глаза всегда бывают у эмпатов. Я читала об этом очень давно, когда мы с Карвимом проходили их. Всего один урок, но он отложился у меня в памяти. Значит, императрица – эмпат?.. – Ана, позволь представить тебе ту самую Рональду, о которой мы так много слышали. Рональда, познакомься с моей женой – Дориана Альтерр, императрица Эрамирская. Я собиралась почтительно присесть, но Эдигор так сжал мой локоть, что я совершенно не могла этого сделать. Чуть дёрнулась, чтобы высвободиться, но застыла, услышав вдруг тихий смех императрицы. – Эд, ну зачем ты так официально? В конце концов, это же не приём. Иди сюда, Рональда, я очень рада с тобой познакомиться, – и Дориана кивнула на место на диване рядом с собой и Эдди. – Я вас оставлю, – сказал его величество, когда я осторожно опустилась на диван рядом с императрицей. – Ана, я тебя прошу ещё раз… – Я поняла, Эд, – она вздохнула. – Я не одобряю, но… обещаю. – Спасибо. Эдигор благодарно кивнул и вышел из комнаты. А мне оставалось только гадать, о чём они говорили. Сплошные загадки кругом. Между тем Дориана посмотрела на меня, улыбнулась, и возле её глаз появилась паутинка из мелких морщинок, напоминающих солнечные лучики. Я никогда не думала, что императрица может быть такой. Удивительно мягкой и уютной. Как странно… и как замечательно. – Сейчас принесут обед для Эдди и завтрак для тебя, Рональда. Ты, наверное, очень голодна? Я кивнула. – Мам, смотри! – мальчик дёрнул меня за рукав платья. – Тут книжка про птиц. Я таких никогда не видел! Смотри! Я, улыбаясь, наклонилась над книгой. Она была действительно очень красивой, с цветными рисунками на весь разворот. – Прочитай, что тут написано! Вот про эту птицу. Вот! – Эдди ткнул пальцем в морскую белую чайку, и я послушно начала читать ребёнку про понравившуюся птицу. А когда закончила и выпрямила спину, наткнулась на внимательный, но очень дружелюбный взгляд императрицы. И не удержалась от вопроса: – Вы эмпат? Она кивнула. – Наверное, это очень сложно? Всё время чувствовать окружающих… Дориана улыбнулась. – Да, непросто. Но во дворце почти на всех амулеты. Ведь здесь не только я эмпат. – А кто ещё? – удивилась я. Надо же, ведь эмпаты вообще не так часто встречаются, а в императорском замке их даже не один, а несколько. – Ещё Интамар. Ну и будущий эмпат сидит сейчас у меня на коленях. – Эдди? – я едва не подпрыгнула. И вдруг вспомнила… Ведь мальчик часто угадывал моё состояние. Его фраза, когда мы гуляли в парке с Араилис: «Не думай о плохом». И об эльфах, пришедших за мной в дом Карвима, он сказал, что они нехорошие… Я тогда ещё удивилась, а потом умудрилась забыть об этом факте. И только теперь поняла… – Мам? Он смотрел на меня тёмно-карими глазами, в которых не было никакого тумана. Впрочем, его и не должно быть, ведь Эдди всего четыре года, он ещё сам не осознаёт, что эмпат. Эмпатия обычно передаётся по наследству, но это явно не случай Эдди – если бы Грэй был эмпатом, глаза у него были бы как у императрицы.. – Всё хорошо, мой волчонок, – я улыбнулась и погладила мальчика по голове. – Читать дальше? – Ты испугалась, – Эдвин нахмурился. – Чего ты испугалась? Я не знала, как объяснить. Ведь учитель говорил, что многие эмпаты погибают в подростковом возрасте, когда полностью пробуждается дар – не выдерживают потока льющихся на них со всех сторон чужих чувств. И меньше всего на свете я бы хотела, чтобы это случилось с моим волчонком. – Мама испугалась за тебя, Эдди, – я вздрогнула, услышав голос императрицы. Мама… Она не просто знала, что мальчик считает меня мамой, она… приняла это? Так же, как император? – Скажи ей, что всё хорошо. Правда ведь? – Да, – он кивнул. – Всё замечательно, мам. А когда мы будем кушать? Дориана засмеялась и схватилась рукой за висевший у неё на шее переговорник. – Тадеуш, будь любезен, поторопись с едой. У меня тут голодный волчонок на коленях. Я хмыкнула, услышав это определение. Кажется, оно понравилось и запомнилось императрице. Секундой позже Дориана опустила руку и тихо сказала, обращаясь ко мне: – Не волнуйся, Рональда. С Эдди действительно всё будет в порядке. Эмпатия не погубит его, это я могу обещать. Её слова не избавили меня от тревоги окончательно, но стало легче, поэтому я благодарно кивнула и прошептала: – Спасибо. *** Остаток дня пролетел незаметно. Всё время я провела с императрицей и Эдди, ничуть не тяготясь этим. После завтрако-обеда мы прогулялись по саду, Дориана показала дворцовые конюшни, и от вида разнообразных лошадей Эдвин пришёл в настоящий восторг. А уж когда ему позволили покататься на одной из карликовых пород… В общем, я никогда ещё не видела Эдди таким счастливым. Да и сама отвлеклась от тревожных мыслей. Поужинали мы тоже в замке, вместе с Грэем и императором. Поначалу я немного смущалась, но потом полностью расслабилась, с улыбкой слушая, как Эдвин рассказывает отцу и дедушке о сегодняшнем путешествии на лошадке. Я немного запуталась в столовых приборах, но после слов Эдигора о том, что в дворцовом этикете правила поведения за столом – это самое легкое, вот только непонятно, зачем всё-таки было создавать такое количество разнообразных вилок и ложек, развеселилась и успокоилась. Возвращаясь в карете домой – на этот раз без Эллейн, зато с каким-то сурового вида магом из охраны самого императора – я спросила у Грэя, почему к ужину не спустился больше никто из венценосной семьи. – Ты кого имеешь в виду? – улыбнулся мужчина, легко поглаживая по волосам уснувшего Эдди. – Ну, Интамара, например. Или сестру императора с мужем. Или её детей. Сколько у неё детей, кстати? – Трое. Наследник и Луламэй – сестра Эдигора – сейчас у Лемены. – Это которая замужем за Повелителем тёмных эльфов? – Верно. Старшая дочь Луламэй и герцога Кросса. А Дженна… – Младшая дочь? – Да. Она не до конца ещё оправилась после родов и предпочитает пока не спускаться. Лестницы её утомляют. А почему ты спрашиваешь? Я смущённо улыбнулась. – Интересно было бы познакомиться со всеми ними. – Да? – Грэй удивлённо поднял брови. – Ты вроде не хотела? Почему передумала? Мне показалось, или он действительно обрадовался этому факту? – Всё оказалось совсем не так, как я себе представляла, – тихо ответила я, и Грэй, услышав это, понимающе улыбнулся. Вечером, поужинав и уложив Эдди, я сразу же направилась к себе, не стала сидеть внизу вместе с остальными, хоть и было ещё довольно рано. Просто мне хотелось побыть одной. Я старалась ни о чём не думать. И, обняв Элфи, села на кровать и застыла, глядя, как на Лианор медленно опускаются сумерки. Болело сердце. – Неужели я и правда сегодня разговаривала с дартхари? И зачем он приезжал? – шептала я, гладя своего хати по жёсткой шерсти. – И почему спрашивал у меня… такие странные вещи?.. Элфи молчал, только смотрел и лизал языком мои пальцы. Я так долго сидела на кровати и ждала наступления ночи, что не заметила, как уснула. *** Сегодня я знала совершенно точно, кого увижу во сне. Потому что после всех событий стремилась к Дэйну всей своей измученной душой. Но я оказалась абсолютно не готова к тому, что случилось. Шёл проливной дождь. Впервые за все эти годы. Тяжёлые капли стучали по озеру, вода в котором была свинцово-серой, тёмное, тревожное небо нависло над головой. Холодно. Мне впервые было холодно здесь. Волосы моментально намокли под дождём, и платье тоже. Ноги, так некстати босые, словно превратились в две ледышки. – Дэйн! – крикнула я, обхватывая себя руками, чтобы хоть немного согреться. Что это? Мне, конечно, было плохо, но не настолько. Нет, не настолько. Я рискнула подойти ближе к озеру, потому что иначе не могла совсем ничего рассмотреть. Чуть не поскользнулась на сырой траве, но, удержавшись, вскинула голову и наконец увидела… Он был здесь. Сидел на том самом месте, где мы когда-то познакомились, на берегу озера, поджав под себя ноги. И смотрел на воду, задумчиво поглаживая по голове какое-то животное, которое лежало, положив мордочку Дэйну на колени. Проливной дождь обнимал его фигуру, и я внезапно поняла – дождь был отражением не моих, а его чувств. Но… разве так может быть?.. Я сделала ещё несколько шагов вперёд, и наконец разглядела, что за зверька гладит Дэйн – это был аксал. – Дэйн! – крикнула я, поняв, что рядом с ним сидит самое опасное животное Арронтара. – Что ты делаешь? Это же аксал! Друг не отреагировал, продолжая поглаживать зверя по носу. А сам аксал вдруг, приподняв голову, посмотрел на меня удивительно мудрыми тёмно-карими глазами. Будто всё-всё понимал. – Дэйн?.. Я опустилась рядом с ним, стараясь не обращать внимания на сковывающий тело и леденящий душу холод. Дэйн повернулся, и я вздрогнула, увидев его глаза, какие-то погасшие и безжизненные. – Что случилось? Почему тут… так? – я развела руками. Капли дождя стекали по его волосам, лбу, щекам… – Прости, Ро, – сказал Дэйн тихо. – Сегодня у меня нет настроения. – Почему? Я опустила глаза, глядя, как аксал осторожно слизывает дождевые капли с пальцев Дэйна. Я думала, что хуже просто не может быть. Но я ошиблась. Потому что он вдруг произнёс такое, от чего я оцепенела и телом, и душой. – Сегодня – наша с тобой последняя ночь, Ро. Я вздрогнула и подняла голову, наткнувшись на необыкновенно серьёзный, печальный взгляд Дэйна. – Что?.. Что ты такое говоришь? – Я больше не приду. Никогда, Ро. Я схватила его за руку, даже не замечая, что впиваюсь выпущенными когтями в ладонь Дэйна. Я хотела сказать, что это неправда. Я хотела сказать, что не отпущу его. Я хотела сказать… Я так много хотела сказать. Но почему-то не сказала. Только сидела, вцепившись в руку Дэйна, чувствуя, как по моим пальцам течёт что-то горячее… Его кровь… – Я приходил, потому что был нужен тебе. Ты и сама знаешь это. Теперь же… Я не приду, потому что я тебе больше не нужен. – Нужен… – прохрипела я. – Дэйн… Он вдруг притянул меня к себе, прижал и, обхватив ладонями лицо, прошептал, касаясь тёплым дыханием моих заледеневших губ: – Нет, Ро. Теперь я тебе не нужен. Пока я с тобой, ты будешь стоять на месте, а ты должна двигаться вперёд. Вперёд, Ро. Вперёд, моя маленькая волчица. Я не успела ответить – Дэйн поцеловал меня. Горячо и жадно, так, что всё моё тело вмиг согрелось. И даже струи обжигающе ледяного дождя, хлеставшего по щекам, не могли охладить жар, возникающий глубоко внутри и проникающий в каждую капельку крови. Я забыла обо всём, прижимаясь к Дэйну всем телом, и в какой-то момент оказалась у него на коленях. Не знаю, куда делся аксал. Не знаю, куда делся весь мир, и почему дождь вдруг из холодного стал тёплым… И моих волос коснулся луч солнца… Я ничего не знаю. Я знаю только, как ласковы были руки Дэйна, обнимающие мои плечи, как горячи были его губы, целующие мои, как прекрасна музыка, звучащая вокруг и внутри нас, и как не хотелось, чтобы это когда-нибудь заканчивалось… Но это закончилось. Дэйн перестал меня целовать и отодвинулся, заглядывая в глаза. И луч солнца, который секундой раньше касался моих волос, вдруг осветил его лицо… И я застыла, внезапно осознав… В его глазах, вокруг зрачка, кружились и вспыхивали ярко-жёлтые искорки. Совсем как мои. Какая же я была глупая! Сон… Только самые талантливые маги Разума умеют ходить по снам… Я ведь сама читала эту фразу в своём пособии! Я ведь знала это, всегда знала! Сон – проводник… Как я могла думать, что Дэйна не существует, что он – порождение моего сознания? Как?! Только если… Только если он сам хотел, чтобы я так думала. – Прости, Ро, – сказал Дэйн серьёзно. – Когда-нибудь ты всё поймёшь. И знай – я никогда не лгал тебе. Так же, как и ты мне. Прости, Ро. Я хотела сказать всё, что думаю о его поведении, но не успела – Дэйн наклонился и, легко коснувшись моих губ своими, прошептал: – Прощай, моя любимая волчица. Я схватилась за его рубашку изо всех сил, намереваясь держать и не отпускать, но… он просто исчез. Исчез! Растворился, будто и не было Дэйна, который всегда ждал меня на берегу этого озера. Который находил правильные слова. Благодаря которому я всё-таки смогла превратиться в волчицу… И я расхохоталась. Я хохотала так, что слёзы выступили на глазах. Ещё никогда в своей жизни я так не хохотала. А потом я побежала. Быстро, как молния, не обращая внимания на мелькающие вокруг стволы и кроны деревьев, уже на бегу превращаясь в белую волчицу, и пытаясь сделать только одно – нащупать своим Разумом маленькую ниточку, которая бы привела меня к Дэйну. И я её нащупала. Любой маг Разума, побывав в чужом сознании, оставляет там свой след. А Дэйн в моём сознании наследил основательно. И я, нащупав эту ниточку, рванулась вперёд, чувствуя, как подбираюсь всё ближе и ближе к его сознанию… Пока вдруг не наткнулась лбом на прозрачную, но от этого не менее крепкую стену. Я зарычала и прыгнула на неё. Удар. Прыжок. Удар. Ещё один прыжок. Удар, и кровь, полившаяся из рассечённого лба. Самый сильный за всю историю Эрамира маг Разума… Я вновь расхохоталась. – Они ведь имели в виду тебя, Дэйн! – закричала я, с силой ударяя лапой в стену из чистой магии Разума. – Именно тебя! Это ты написал моё пособие! Это ты разработал заклинание для Элли! Это ты переписывался со мной! Удар. Стена даже не дрогнула. Я зарычала от бессильной ярости. – Теперь я понимаю, почему не догадалась раньше. Только сильнейший из двух магов Разума может обмануть другого. И сейчас ты просто испугался, потому что я действительно становлюсь всё сильнее с каждым днём. «Теперь я тебе не нужен!» Да как ты смел сказать такое, Дэйн! «Я никогда не лгал тебе!» Да как ты… Я зарычала, с удовлетворением замечая, что по стене пошла небольшая рябь, будто по воде во время сильного ветра. – Клянусь, когда-нибудь я взломаю твой блок. Даже не надейся, что я оставлю эту затею. Клянусь, я взломаю! И проберусь в твой сон так же, как ты пробрался в мой!!! Одно мгновение мне казалось, что там, за стеной, мелькнули, но почти тут же пропали, глаза Дэйна. А потом… До боли знакомым почерком на прозрачной поверхности было выведено: Последний урок Ни к одному магу Разума нельзя пробраться в сон, даже к самому слабому, если он этого не хочет. Стена, которую ты видишь – не только моя, но и твоя, Рональда. И всё. И больше ни слова. Я упала на землю, глотая горячие слёзы, и закрыла глаза, не в силах больше видеть стену, навсегда отделившую меня от Дэйна, и надпись, сделанную почерком того, которого я называла «невидимым учителем». А потом я получила от него последний подарок – сон без сновидений, опустившийся и накрывший меня, словно мягкое одеяло. *** Никогда ещё утром я не ощущала себя настолько пустой. Никогда, даже после Ночи Первого Обращения. Даже после того как Джерард бросил в меня свой первый камень. Не хотелось вставать с кровати. Я просто лежала и глядела в потолок, чувствуя себя разбитой, растоптанной, уничтоженной. Я проснулась с первыми лучами солнца и теперь молча наблюдала, как свет ползёт по потолку, поглощая ночные тени, и старалась не думать. Но не получалось. Какой же я была глупой. Как я могла считать, что Дэйна не существует? Плод моего воображения… Разве плод воображения бывает таким реальным? Разве он может учить, утешать, целовать так жарко, что даже во сне чувствуешь силу рук и губ? Но зачем? Ведь это он внушал мне эту мысль о самом себе. Он сон за сном туманил мой разум, заставляя забывать возможные вопросы. Даже тогда, когда Дэйн явился наяву, когда целовал на самом деле, я ничего не заподозрила, я даже не задумалась. Самый сильный маг Разума в Эрамире… Кто ты? Почему поступал так со мной? И было ли хоть что-нибудь правдой? Хоть одно слово? Или всё, каждый мой сон, соткан из лжи? Я встала с постели и, не обувшись, ступая босыми ногами по прохладному с ночи полу, подошла к зеркалу. Светлые, золотистые волосы, чуть спутанные, тяжёлыми прядями спускались по плечам, груди, спине. Губы… большие, красные, даже алые, теперь я могла бы назвать их чувственными. Нос… удивительно изящный, тонкий, благородный. Глаза… раньше я любила только их, они нравились мне и сейчас… больше всего. Нежно-голубые, как небо в ясный день, а вспыхивающие вокруг зрачка искорки напоминали о солнечных лучах, тёплых и ласковых. Моё лицо изменилось. Теперь оно было почти привлекательным. Но стоило мне зажмуриться, как перед глазами вставало лицо прежней Рональды. Мог ли Дэйн полюбить её? Я, протянув руку, дотронулась до щеки своего отражения и покачала головой. Униженная, несчастная, страшная жаба. Нет, так не бывает. Являясь в мои сны, Дэйн делал это не потому, что любил. Он преследовал иные цели. Какие? Что ж, со временем я непременно это узнаю. Я перерою всю императорскую библиотеку, но найду всё о магии Разума… и отыщу Дэйна. Отражающаяся в зеркале девушка упрямо блеснула глазами и поджала губы. Своим решительным видом она могла бы обмануть кого угодно, только не меня. Я же прекрасно понимала, что на самом деле по-настоящему она хочет задать Дэйну только один вопрос. Только один. «Прощай, моя любимая волчица». Эти слова тоже были ложью? Всё остальное – возможно, но… Зачем было лгать напоследок? Зачем?! Или?.. *** – Мам! Громкий шепот Эдди возле моих коленок заставил меня вздрогнуть, прекратить размышлять и наклониться к мальчику. – Да, волчонок? Маленькие ручки обняли за шею, шмыгающий нос уткнулся в грудь. – Мне приснился кошмар. – Бедный мой, – я погладила ребёнка по волосам. – Что тебе приснилось, расскажи? Когда рассказываешь, сон уходит и больше никогда-никогда не потревожит тебя. – Честно? – Честно. Пойдём, ляжешь со мной, а потом расскажешь, что приснилось. Я отнесла Эдди в кровать, уложила, легла рядом и, укрыв нас обоих одеялом, прижала мальчика к себе. – Мне снились котята, – прошептал Эдвин, сдавленно всхлипывая. – Много-много мёртвых котят. А потом один из них зашипел и оцарапал меня. Было больно, мам! Что-то кольнуло сердце, какое-то невнятное чувство, будто я где-то это слышала или читала… Мёртвые котята. Мёртвые котята… – Это всего лишь сон, малыш. Выдумка. Нет никаких котят, ни живых, ни мёртвых. Здесь только я и Элфи. Мальчик судорожно вздохнул. – Он тоже так сказал. – Кто? – я оцепенела. – Мужчина. Я закричал и он… вошёл. И сразу стало совсем не страшно, мам! Но он сказал, что как только уйдёт, мне опять будет жутко, и велел идти к маме. Я и пошёл. Я правильно сделал, да? – Да, – я положила ладонь на лоб Эдди и, закрыв глаза, осторожно прикоснулась к сознанию мальчика. – Расскажи мне об этом мужчине. Какой он был? – Хороший. Большой. И глаза на твои похожи. Голубые. Сон не был наведённым, Эдди действительно приснился кошмар. По крайней мере он не был наведённым с помощью магии Разума, наоборот, кто-то с её помощью убрал страх мальчика. Кто-то… Я очень хорошо знала, кто. Мне даже казалось, что от Эдди немного пахнет Дэйном. Почерк своего «невидимого учителя» я всегда узнаю. Но что он делал здесь, в мастерской? Зачем приходил? – Он дал мне вот это. В полумраке я еле разглядела, что протягивает мне Эдвин в своей маленькой ручке. Но когда разглядела, мысленно изумилась. Дудочка! Дудочка, которую я отдала Лирин. Деревянная, незаконченная, небольшая дудочка, принадлежавшая её умершему брату. Как она оказалась здесь, у Эдди? Ведь я же сама подарила её Лирин! Я взяла дудочку и погладила давно потемневшую поверхность большим пальцем, недоумевая – зачем? Дэйн никогда и ничего не делал просто так. – Только грустный он был очень. Болит у него… здесь, – и Эдвин прижал ладошку к левой стороне груди, серьёзно глядя на меня. – У папы тоже так раньше болело. – Раньше? – Теперь не болит. Как ты вернулась – не болит. Я глубоко вздохнула и улыбнулась. Как же меня обрадовали слова Эдди о Грэе! – Давай спать, волчонок. Больше никаких страшных снов, обещаю. – Никогда-никогда? – Никогда-никогда, – я засмеялась и, легко коснувшись сознания Эдди, погрузила мальчика в крепкий здоровый сон. Пусть уже светало… пару часов поспим всё равно. Я повернулась на другой бок и, по-прежнему улыбаясь, закрыла глаза. *** Второе моё пробуждение было совсем другим. Тепло разливалось вокруг тела и души, окружало, проникало в каждую клеточку. Запах кислого молока… сладкий, такой сладкий, что хочется съесть, и родной… Запах моего волчонка. Я зарылась носом в мягкие волосы Эдди, поняв, что вновь не хочу вставать с кровати, но теперь уже совершенно по другой причине. Громкий стук в дверь просто оглушил, заставил поморщиться, Эдвин заворочался в постели и даже застонал. – Ронни! Я медленно открыла один глаз. – Ронни, Эдди пропал! В голосе Грэя чувствовалась паника, и я поэтому постаралась как можно громче прокричать: – Он у меня! Получилось плохо – голос со сна был хриплым. После этих слов дверь с грохотом распахнулась, и порог перешагнул совершенно взъерошенный и полуодетый отец Эдвина. Увидев спящего ребёнка, он немного успокоился, зато рассердился. Я села на постели, прижимая к себе Эдди, и мягко улыбнулась Грэю. – Ему приснился кошмар. – Это не причина убегать из детской! – возмутился мужчина, сложив руки на груди. – Эдди, ты слышишь? В следующий раз буди меня, а не Рональду! Проснувшийся мальчик открыл глаза и теперь с обидой смотрел на отца. – Я… – начал он, но Грэй не дал ребёнку сказать, опять взорвавшись: – Я чуть с ума не сошёл, когда проснулся и не обнаружил тебя в кровати! Дарт и Тор уже открыли магазин, Ари ещё не пришла, Гал дрыхнет без задних ног! Я думал, тебя похитили, Эдди! И вроде всё правильно говорит, а так обидно… – Больше никогда так не делай! Вместо ответа ребёнок зашмыгал носом и громко разревелся. Несколько секунд Грэй растерянно смотрел на Эдвина, который, заплакав, прижался ко мне и теперь комкал в кулачках ночную рубашку, а потом вдруг вновь начал возмущаться: – А ты куда смотрела, Ронни? Неужели не понимала, что утром я проснусь и, не обнаружив рядом сына, после недавних событий могу предположить самое худшее?! Тебе было так трудно отнести Эдди в постель, когда он уснул?! Я разозлилась. Ух, как я разозлилась! И вовсе не из-за слов Грэя – они были справедливы – а потому что Эдвин плакал! И мужчина, видя, что ребёнок расстроен, продолжал кричать, отчего Эдди плакал всё сильнее! Я вскочила с кровати и встала напротив Грэя. Если бы я могла, ткнула бы его в грудь пальцем, но руки были заняты – мой волчонок продолжал прижиматься и всхлипывать. – Не кричи! Расстроил ребёнка! Испугал! Ему и так ночью кошмар приснился, а ты! – я возмущённо вскинула голову, чтобы смотреть Грэю в глаза. Но вместо глаз посмотрела почему-то на нос – ноздри его раздувались, как у породистого скакуна. – Я не собираюсь потакать его капризам! В следующий раз он захочет пойти гулять, никого не предупредив, и пока вернётся, меня успеют трижды похоронить!! Грэй был прав, но от осознания этого я почему-то рассердилась ещё больше. – В четыре года?! Не мели чепухи! – Чепухи?! – мужчина сделал шаг вперёд и попытался отнять у меня рыдающего Эдвина. – Всё это идёт с детства, Рональда, и если не привить ребёнку понятие об ответственности за собственные поступки, через пару лет мы получим неуправляемое чудовище! Сразу видно, что у тебя никогда не было нормальной семьи, поэтому ты и… Меня кольнуло такой болью, что я непроизвольно разжала руки и выпустила Эдди. Грэй подхватил сына и обнял плачущего ребёнка, который уже, кажется, не соображал, из-за чего всё началось, но продолжал рыдать просто потому, что мы кричали… И мне было больно. Больно, потому что Грэй был прав – у меня действительно никогда не было нормальной семьи. Я прижала руки к груди и отвернулась, позволяя им уйти. И услышала, как мужчина, тяжело вздохнув, пошёл к двери, спустился по лестнице, что-то кому-то сказал… А я упала на постель и свернулась калачиком, как делала всегда, когда мне было больно, и закрыла лицо ладонями. Я не плакала. Зачем? Да и к чему слёзы, ведь Грэй не произнёс ничего нового. Ничегошеньки. Тогда почему так больно? Почему обычное и привычное причиняет такие страдания, если высказывается тем, кого ты ценишь, уважаешь и любишь? Камни, которые швырял в меня Джерард, всегда словно были крупнее и ударяли больнее. Презрительные взгляды отца заставляли сжиматься намного сильнее, чем взгляды остальных членов стаи. Злые слова мамы были обиднее всех других слов, сказанных посторонними оборотнями. Вот и сейчас… Да, Грэй, ты прав. И ничего нового. Но почему тогда так больно? Наверное, потому, что это сказал ты. Сказал, зная, что мне будет невыносимо это слышать – но всё равно сказал. Что-то мягкое коснулась плеча. Я дёрнулась, думая, что это кто-то из домашних, скорее всего, Гал, но… Но потом вдруг поняла, что рядом со мной нет абсолютно никого! И обернулась. На подушке, положив одно крыло мне на плечо, сидела птица Эллейн. И смотрела на меня своими серыми глазами, похожими на мягкий бархат. – Как ты сюда попала? – прошептала я. Птица кивнула на раскрытое окно, а потом аккуратно подтолкнула лапкой письмо, что лежало с ней рядом. Рональда! Жду тебя сегодня во дворце ближе к полудню. Грэй придёт чуть раньше, ты можешь прийти вместе с ним и подождать меня в библиотеке или саду. В любом случае я надеюсь на встречу с тобой в полдень. Будь добра, не забудь взять всё необходимое для записей. И надень платье. Подписи не было. Впрочем, мне и так было понятно, кто автор письма. На такое даже и отказом не ответишь – не посмеешь. Да и слов правильных не найдёшь – меня подобные письма составлять никто не учил. Я протянула руку и осторожно погладила птицу по голове. Она в это время смотрела на меня с такой снисходительностью, словно взрослый человек, который позволяет ребёнку играть с ним в «дочки-матери», причём взрослый играет роль «дочки». – Извини, – я попыталась улыбнуться, – просто ты такая мягкая, а я очень люблю животных. Ужасно захотелось погладить. Клянусь, это была самая настоящая улыбка. Самая настоящая птичья улыбка! Никогда не видела, как улыбаются птицы. До этого момента. – А я вспомнила, как тебя зовут. Линн! Она кивнула и фыркнула. – А меня – Рональда. Она вновь фыркнула. – Ну да, ты знаешь. Ты, наверное, всё знаешь? Птица перелетела ко мне на колени и чуть наклонила голову, смерив меня лукавым взглядом. Ну да, глупый вопрос. Никто не может знать всё. – А я не хочу спускаться вниз. Линн ласково клюнула меня в ладонь. «Не хочешь – не спускайся». – Тогда как?.. Вновь фыркнула и, взлетев, села на подоконник. – Я же не умею летать, – рассмеялась я, но птица укоризненно наклонила голову и взмахнула крылом. «Глупая! Не летать – через окно!» Я медленно встала с постели, схватила руками подол рубашки и стянула её через голову. Не хотелось бы порвать эту рубашку, она мне нравилась. Зябко передёрнув обнажёнными плечами, я посмотрела на Линн. – Тебе не кажется, что это безумие? Лукавый взгляд был мне ответом. «Возможно. Но разве кто-то запрещал тебе быть безумной?» Волчица уже чувствовала, что я собираюсь сделать, и в нетерпении выпускала коготки, царапая меня где-то в области желудка. – Не бойся. Я буду с тобой. Я так и не поняла, сказала это Линн или же мне только послышалось – прыгнула вперёд, перекидываясь на лету, зная, что в этот раз не будет больно. Не было. Только легко. Легко, будто я родилась такой – с белой шерстью, острыми зубами и когтями, большими и мягкими лапами – быстрая и стремительная… Впрочем, ведь я действительно родилась такой. Просто не знала об этом. *** Вдох. Прыжок. Подоконник, окно, трава. Выдох. Дорога, дома, люди, кареты. Вдох. Выдох. Прыжок. Хлопанье крыльев над головой и чьё-то радостное чириканье. Ветер в лицо. Прекрасно! Свободно! Чей-то удивлённый вскрик. Я рыкнула – на всякий случай, чтобы меня не смели останавливать – и бежала, бежала, бежала… Мысли растворились в этом беге, в скорости, в свисте ветра в ушах… Я даже не поняла, почему ворота открылись будто сами собой. Не поняла, почему стражники расступились, пропуская меня вперёд, в закрытый императорский парк… я ничего не понимала, пока навстречу мне не вышел человек, к которому я бежала. Он вышел из-за деревьев и остановился, словно я не могла сбить его с ног. Словно он не боялся. Хотя это, скорее всего, так и было. Я резко затормозила и уткнулась носом прямо в его тёмную рубашку. – Рональда, – в голосе звенел смех, – вставай-ка со своих замечательных четырёх лапок на две. Если в парке можно бегать в любом виде, то во дворец волкам, даже таким хорошеньким, вход заказан. Внутри меня что-то завибрировало. Волчица хотела рассмеяться, но не могла – волчицы не умеют смеяться. Поэтому я выпрямилась и улыбнулась, но уже в человеческом обличье. А Эдигор просто накинул мне на плечи темный плащ, и я благодарно запахнула его поплотнее. – Как вы узнали, что я бегу? Император кивнул на птицу, в тот миг севшую рядом на спинку скамейки. – Спасибо, что предупредила. Через такие высокие ограды я пока не умею прыгать. – Пока? – его величество расхохотался. – А ты нахалка, Рональда. Пойдём, я уделю тебе время, Грэй всё равно будет только через два часа. Но сначала заглянем кое-куда, тебя обязательно надо одеть. Или ты предпочитаешь заниматься танцами, завернувшись в плащ? Я испуганно вздрогнула. – Танцами?.. – А как ты хотела? Вздохнув, я обречённо пошла следом. Спорить с этим человеком бесполезно. Всё равно ведь научит. Лучше согласиться сразу – сэкономим время и мне, и ему. – Умная девочка. И как он понял, о чём я подумала?.. Император обернулся и подал мне руку, чтобы помочь подняться по лестнице. Как настоящей леди. – Знаешь, у Интамара тоже всегда было такое лицо, когда я собирался его научить чему-нибудь, с точки зрения принца совсем не нужному. Только вот он в то время ещё возражал. Ты же уже вышла из возраста бесполезных и бессмысленных возражений. – Ваше величество! – Да? И несмотря на ситуацию, мне было смешно. Нет, я совершенно не могу сердиться на этого человека! – Вы просто невозможны! Эдигор положил мою руку себе на локоть, ухмыльнулся и начал подниматься по лестнице. Слуги наверху уже начали распахивать входные двери, резные и безумно красивые, когда император вдруг ответил, продолжая ухмыляться: – Боюсь, это самое приличное из всего, что обо мне вообще можно сказать. И я не выдержала – рассмеялась. *** Лицо у неё было такое же круглое и сияющее, как солнце. И волосы вокруг этого лица – кудрявые, светло-рыжие, как… облако. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=42935786&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.