Сердце Арронтара. Проклятье для оборотней

Сердце Арронтара. Проклятье для оборотней Ника Соболева Их разделяет почти сто лет. Они волки-изгнанники, отрекшиеся от клана и стаи. Волки, так и не принявшие свою суть. Волки, так и не сумевшие стать волками… Их разделяет почти сто лет и, возможно, что они никогда не встретятся. Кроме как… во сне?.. … Может быть, тот лес – душа твоя, Может быть, тот лес – любовь моя, Или, может быть, когда умрём, Мы в тот лес направимся вдвоём. Н. Гумилёв Часть первая Рональда Над лесом вставало солнце. Верхушки деревьев стали нежно-розовыми, само небо окрасилось в ярко-оранжевый, с примесью малинового, цвет. Ночная безнадёжность уходила, уступая место утренней прохладе, новому дню и чарующей неизвестности. Я смотрела на небо, лёжа на небольшом пригорке, и улыбалась. Я больше всего любила час рассвета, особенно когда можно было просто молча полежать в одиночестве, ни о чём не думая, ни о ком не беспокоясь, забыв про собственную жизнь, потому что, глядя в рассветное небо, кажется, что всё это совершенно неважно. Ветер шелестел листьями деревьев, заставляя их перешептываться между собой. Скосив глаза, я наблюдала, как из своей норки вылез тушман – маленький пушистый зверёк-грызун – и принялся с упоением тереть глазки-бусинки, чтобы прогнать сонливость и умыться. С каждой минутой воздух всё больше светлел, и я уже могла разглядеть и пространство вокруг себя, и деревья, обступившие меня со всех сторон, словно они желали меня обнять. Забавно, ведь на самом деле, кроме них вряд ли найдутся охотники до объятий со мной. Над лесом полилась тихая, мелодичная песнь какой-то маленькой птички. Прислушавшись, я узнала трели калюжницы – эта крошечная птица с красным брюшком и забавным жёлтым хохолком на голове больше всего любила петь именно на рассвете, словно желая поприветствовать начинающийся день. Наконец, солнце выглянуло из-за верхушек деревьев и на миг ослепило меня. Я улыбнулась. Оно делало так каждое утро, а я радовалась – думала, что солнце играет, подмигивает мне, подбадривает… И никогда заранее не жмурилась, чтобы не пропустить тот, самый первый, лучик света, который заглянет мне в глаза. Ведь каждый день это был совершенно новый лучик. И, поймав это приветствие от наступающего дня, я с наслаждением потянулась, не вставая с прохладной почвы, чувствуя, как трава щекочет мои голые пятки… Наверное, вы так и представляете это себе – рассвет, и прекрасная девушка в красивом платье лежит на земле, такая же свежая, как это утро, сияющая, словно солнце, и очень юная? Как бы не так. Впрочем, насчёт юной вы угадали. Мне всего двадцать два года. А с остальным… Хм. Представьте себе низенькую, нескладную, полную девушку, со светлыми, но настолько жидкими волосами, что моя голова напоминает ощипанную курицу. Нос – толстый, мясистый, как пятачок у свиноматки. Огромные губы, из-за которых меня когда-то прозвали жабой. Хоть уши не торчат и зубы ровные, и на том спасибо. Представили? А теперь срочно забудьте, а то вдруг я вам в кошмарном сне привижусь, потом ещё заикаться начнёте. Единственная красота – глаза. Они у меня голубые, как лепестки лесной фиалки, очень редкого летнего цветка, и достаточно большие, выразительные. Были бы они на каком-нибудь другом лице, может, и ничего, но на моём смотрится, как насмешка природы. Тем более, что у всех нормальных оборотней глаза жёлтые. Точнее, они становятся жёлтыми после первого обращения. А до этого могут быть самыми разными. И то, что мои глаза до сих пор остаются голубыми, говорит только об одном… – Рональда! Я вздохнула. Ну вот, начинается. А я так надеялась полежать здесь ещё хотя бы десять минут… – Рональда! Рональда, ты слышишь меня? Отцу срочно нужна твоя помощь! Я хмыкнула. Ну конечно, кто бы сомневался… – Иду, Сильви. Над моим голосом природа тоже поиздевалась. Нет бы сделать квакающим, как у настоящей лягушки, но она наделила меня довольно приятным, ласковым тембром… по крайней мере если меня не видеть, то можно подумать, что перед тобой действительно прекрасная девушка. Я встала с земли, отряхнула юбку, нацепила башмаки, а затем сошла с пригорка и направилась в сторону от своего любимого места, навстречу сестре. Увидев меня, Сильви как всегда нахмурилась. – Ну где ты пропадаешь? Каждый раз так! Неужели ты не можешь подойти поближе к Поляне?! – Могу. Но не хочу. Сестра поджала губы. – Пойдём. Отец просил привести тебя как можно скорее. Я последовала за Сильви, не говоря больше ни слова. Не люблю разговаривать с теми, кто меня презирает. Сестра, в отличие от меня, унаследовала замечательную во всех отношениях внешность нашей матери. Сильви была обладательницей прелестных кудрявых волос цвета золота, ярко-жёлтых глаз, изящного рта и стройной фигурки. Она выше меня на целую голову и сумела впервые обратиться в тринадцать лет, как и положено. Сильви очень сильная самка, не смотря на свой возраст. Сейчас ей всего восемнадцать. Кроме неё, у меня есть ещё одна сестра. И двое братьев. Я – самая старшая. И все мы – дети главы клана белых волков, или, как его у нас называют, калихари. Я думала, он будет встречать нас с Сильви у входа в деревню, как обычно, но нет. Видимо, случилось что-то действительно серьёзное. Вместо того чтобы повернуть к дому калихари, сестра вдруг повела меня в ближайшее строение. Значит, раненых даже не стали тащить в усадьбу. Хм… – Да шевелись ты! – зашипела на меня Сильви, сверкнув ярко-жёлтыми глазами. Я, по своему обыкновению, ничего не ответила. Возле дома, к которому мы шли, в нос вдруг ударил резкий, металлический запах крови. Запаха было много, воздух им просто пропитался… Дверь распахнулась. – Рональда! Я моментально остановилась, чуть присела и опустила голову – так у нас полагалось приветствовать любого из трёх глав кланов. – Калихари. Я никогда не называла его отцом. – Пойдём, – я и опомниться не успела, как он вдруг развернулся и вошёл в дом. – Джерард не смог вовремя остановиться… Больше отец ничего не сказал, но мне больше и не требовалось. Джерард – старший из моих братьев. И самый неуравновешенный. Он, конечно, ара – так называют сильных, крупных самцов – но пока не может понять, что быть ара – это тяжёлая работа, а не игра в «догони, поймай, укуси». Суть любого оборотня – двойственность. Двойное сознание. Есть человек, а есть волк. И чем сильнее твой внутренний волк, тем сложнее его контролировать. Настоящий ара должен быть прежде всего не сильным хищником, а сильным человеком, чтобы подчинить своего волка. Процесс «подчинения» занимает от пяти до десяти лет. По крайней мере обычно так и происходит. Но Джерард мучается уже чуть больше восьми, а подвижек всё нет и нет. Отец думает – это из-за его вспыльчивости. Возможно, он прав, и прежде, чем подчинить своего внутреннего волка, брату придётся побороться с собственным характером. В комнате, куда завёл меня калихари, царил настоящий разгром. На полу валялись черепки от разбитой посуды, куски окровавленной ткани, ещё какой-то хлам, неподдающийся опознанию. А у окна стояла кровать, на которой и лежал он – получеловек-полуволк, с ног до головы вымазанный собственной (а может, и чужой) кровью. Он не двигался. – Я дал ему сонного зелья. Рональда, это Нери, сын Кендры… Я только вздохнула. Всё понятно. Кендра – ближайшая подруга моей дражайшей матушки, и понятное дело, обе очень расстроятся, если я не сумею помочь бедолаге. Что ж, ладно… Я подошла ближе к постели и почти сразу оцепенела… Да, Джерард, подкинул ты мне работёнку. – Калихари, – я обернулась к отцу, – нужна очень хорошая верёвка или куски длинной, крепкой ткани. Пошлите Сильви в мою хижину, пусть принесёт с полки три бутылочки. Одна зелёная, другая красная, третья синяя. Надеюсь, она не перепутает, от этого зависит жизнь Нери. Отец молча кивнул и вышел из комнаты. Я вновь повернулась к раненому. Случай был сложный и практически безнадёжный. Когда Джерард, потеряв над собой контроль, начал трепать Нери, как тряпичную куклу, бедняга то ли от боли, то ли от отчаяния и страха, решил перекинуться обратно в человека. В результате он застрял посреди трансформации. Вывести из этого состояния вообще очень сложно, а тут ещё такие ранения… Считается, что регенерация спасает оборотней практически от любых повреждений. Но это всеобщее заблуждение. Во-первых, в течение десяти-двадцати лет с момента первого обращения она почти не работает, а только формируется, а во-вторых, если оборотню отрубить голову, она точно на место не прирастёт. Ну и даже обладая такой мощной регенерацией, как калихари, выздоровление после очень тяжёлых ран требует много времени и жизненных сил. Удастся ли мне вытащить Нери из лап Дариды[1 - Дарида – богиня смерти и перерождения, в которую верят все жители Эрамира и Мирнарии.], я не имела понятия. Но попробовать стоило, и вовсе не потому, что я боялась гнева матушки или хотя бы жалела этого молодого оборотня. Я уверена, когда он очнётся, то и видеть меня не захочет, как и все остальные, кого я лечила. Мне просто было интересно, смогу ли я… – Вот, – сказал калихари, заходя в комнату. В руках у него были три бутылочки – те самые, что я требовала, Сильви ничего не перепутала, – и крепкая верёвка. – Тебе нужна помощь, Рональда? – Нет, – я покачала головой. – Выйдите, пожалуйста. Несколько секунд отец просто смотрел на меня своими пронзительно-жёлтыми глазами. Желтее они только у дартхари – нашего Вожака… – Хорошо, – сказал наконец отец и, тряхнув своей темноволосой головой, вышел из комнаты. Я сразу же бросилась к Нери и приступила к делу. Сначала я привязала его руки и ноги к крепким крюкам, торчащим прямо из стены. Подобные крюки есть в любом доме оборотней на случай, если придётся силой усмирять разбушевавшегося волка и связывать его. Затем усилила свои узлы заклинанием – так, на всякий случай, мало ли что… Содержимое красной бутылочки первым делом отправилось в рот Нери, зубы которого я еле разжала, чтобы напоить его обезболивающим. Именно это зелье хранилось у меня в бутылочках красного цвета. Теперь нужно было выбрать, в какую сторону нам двигаться. Я, прищурившись, вгляделась в тело Нери. Так… всё-таки он явно сейчас больше человек, чем волк, значит, пойдём туда. Я намазала всё его тело обыкновенной заживляющей мазью из зелёной бутылочки и, с удовлетворением заметив, что раны стали медленно, но затягиваться, села на кровать рядом с Нери и положила свои ладони ему на глаза. Я умею работать с магией Света и Тьмы, хотя, признаться, чародейка из меня довольно слабая. Но в клане белых волков я – единственная, кто умеет колдовать. Вообще-то оборотни не должны этого уметь, ведь наша магия – это сама возможность превращаться из человека в волка и обратно. Какой-либо другой магией оборотни владеют очень редко. Я в числе этих «счастливчиков». Возможно, именно поэтому я так и не смогла обратиться… Раньше для раненых молодых оборотней приглашали человеческого мага-лекаря из ближайшей деревни, но уже шесть лет его функции выполняю я… Освободив голову от лишних мыслей, я закрыла глаза и сосредоточилась. Постепенно мои ладони начинали светиться. Сначала совсем слабо, но потом всё сильнее и сильнее. Я подняла веки Нери и направила этот слепящий свет прямо в его зрачки. Оборотень дёрнулся. – Нери! Ты слышишь меня? Нери! Это твоё имя, тебя так зовут. Ты видишь свет, Нери? Иди на него! Иди к нему! Давай, Нери! Он дёрнулся ещё раз, потом зарычал и громко, протяжно завыл. Ох, надеюсь, сюда никто не явится после этих его трелей… – Иди к свету, Нери! Иди сюда! Оборотень задрожал, но ничего по-прежнему не происходило. Его только сильно трясло, как в лихорадке. Я продолжала звать его по имени ещё несколько минут, но… Да, так мы до вечера провозимся. Тогда я, наклонившись над Нери, поцеловала его в губы – мне нужно было как-то пробудить его человеческую сущность… Пусть хотя бы таким примитивным способом. – Давай, Нери. Иди ко мне. Странно, но этот поцелуй оборотню понравился. Он довольно заурчал и подался вперёд, словно требуя ещё. – Нет уж, Нери. Иди ко мне, и получишь ещё. Обещаю. Сначала он зарычал, а потом… Я и моргнуть не успела, как оборотень, стремительно вытянувшись, стал человеком… Чтобы почти тут же взвыть от боли, которая должна была раздирать его на части даже не смотря на обезболивающее. Нери распахнул жёлтые глаза и посмотрел прямо на меня. Я улыбнулась. Как хорошо, что он сейчас не видит, кто перед ним, а то бы с испуга обратно в волка перекинулся. – Всё хорошо, Нери, – сказала я и быстро влила ему в рот содержимое маленькой синей бутылочки. Это было крепкое сонное зелье вперемешку с заклинанием, запирающим оборотня в одной из ипостасей, в данном случае в человеческой. Когда он закрыл глаза и затих, я встала с постели и вышла из комнаты. У двери толпилась такая куча оборотней, словно я только что не какого-то обыкновенного молодого волка спасала, а как минимум принимала роды у императрицы. – Как он, Рональда? Голос отца дрожал. Волнуется, значит. А обо мне он никогда не волновался. Ни разу в жизни. – Хорошо, калихари. Я не стала смотреть ему в глаза. Не взглянула я и на Джерарда – он стоял тут, рядом с отцом и нервно заламывал руки. Прошла мимо недовольной, как и всегда, Сильви, и вышла из дома незнакомых мне оборотней. Я не знаю, сколько времени я лечила Нери, но небо уже стало нежно-голубым, как лепестки лесной фиалки, воздух ощутимо потеплел, утратив утреннюю прохладу. И я, не оборачиваясь, направилась к себе – за пределы деревни клана белых волков, где я жила вот уже шесть лет в маленькой деревянной хижине, потому что была отверженной. – Рональда! – раздался позади меня голос Джерарда. Интересно, что ему могло понадобиться? Я остановилась, но не обернулась. – Да? Я услышала тяжёлые, гулкие шаги брата за своей спиной. Он подошёл почти вплотную, и от этого мне стало немного неуютно. – Ты не хочешь повернуться ко мне лицом? Его голос был злым. Впрочем, как и всегда. – Не хочу. – Ронни… – Хватит, – я не выносила, когда меня называли этим детским именем. – Говори, зачем я тебе понадобилась. Несколько секунд Джерард молчал. – С Нери действительно всё в порядке? – Да. – Тогда почему ты не хочешь посмотреть мне в глаза? Вздохнув, я обернулась. – Твои глаза не имеют никакого отношения к выздоровлению Нери. Хватит нести чушь. Если это всё, я пойду. Когда-то давно я очень любила эти тёмные жёсткие волосы, острый нос, резкие скулы… Только тогда его глаза были карими. А сейчас – жёлтые и злые. Губы Джерарда сжались в тонкую ниточку, а потом он резко развернулся и пошёл прочь от меня, слегка прихрамывая. – Джерард! Он обернулся, и в глазах брата мелькнуло что-то странное. – Держи, – я кинула ему крошечный пузырёк с зельем, усиливающим регенерацию. – Выпей или намажь больное место. Перестанешь хромать. Когда я выходила из деревни, брат всё ещё стоял на месте, сжимая в руке пузырёк с зельем, и смотрел мне вслед. *** Я возвращалась к себе в хорошем настроении. До следующих игрищ целых две недели, и за это время меня наверняка никто не побеспокоит. Если только роды нужно будет принять или простуду у какого-нибудь маленького оборотня вылечить. В воздух взмыла стайка вечно чирикающих силиц. Этих жизнерадостных птичек было полным-полно в той части леса, которую я считала своей. Земли оборотней, или Арронтар, лежат в западной части Эрамира. Так называется наша страна-континент, включающая в себя поселения самых разных рас. Орки, тролли, гоблины, оборотни, светлые и тёмные эльфы, гномы… ну и, конечно же, люди, коих здесь большинство. Чуть больше двухсот лет назад император Интамар объединил земли Эрамира. До того момента все расы жили отдельно друг от друга и яростно воевали между собой. С тех пор мы все живём под предводительством человеческого императора, чей замок находится в Лианоре – столице империи. В отличие от людей, чей престол всегда занимает наследник по праву рождения, у оборотней стать калихари или дартхари можно только одним способом – победив нынешнего главу клана или Вожака. Оборотни делятся на кланы согласно цвету шерсти волков, в которых мы обращаемся. Кланов всего три – белых, серых и чёрных волков – соответственно, калихари тоже трое. Когда-то были ещё рыжие волки, но они вымерли уже давно. Вожак же у нас один. Победить – не значит убить. До убийства дело не доходит, потому что любой оборотень с детства воспитан в уважении к своему калихари и дартхари и понимает, что все рано или поздно стареют и вынуждены освобождать дорогу молодым и более сильным. Мой отец калихари уже двадцать лет. Именно поэтому он так переживает за Джерарда – хочет, чтобы его победил собственный сын, а не какой-то другой волк. Брат действительно самый сильный самец в клане, но… пока он не научится брать под контроль своего внутреннего зверя, не сможет бросить вызов отцу. А делать это можно каждые две недели на игрищах. Туда приходит и дартхари, но на моей памяти никто ещё ни разу не бросал ему вызов. Наш Вожак – очень старый, но невероятно сильный оборотень, он дартхари уже больше тридцати лет. Однако ни один из его детей не может с ним сравниться, хотя детей у него много, причём от самых разных волчиц. Но для того чтобы бросить вызов калихари или Вожаку, нужно быть совершеннолетним, уравновешенным ара. Более слабые или слишком молодые самцы будут отвергнуты, впрочем, вряд ли когда-либо найдутся подобные сумасшедшие. Оборотни всегда чуют силу и признают её. Именно поэтому меня так презирают в клане. На игрищах молодые волки дерутся друг с другом в качестве тренировки силы воли и дрессировки своего внутреннего зверя (в остальное время несовершеннолетним не разрешают становиться волками, дабы избежать трагических случаев), а также там проводят ритуалы первого обращения, когда оборотень впервые пытается перекинуться. Помню, как я впервые увидела подобный ритуал. Мне тогда было пять. Восхищение, благоговение, страх… и волк, показавшийся мне огромным, посреди Великой Поляны. Именно так называется то место, где уже много веков проводятся игрища. Территория Вожака – в центре Арронтара, это место называют Сердцем леса. Великая Поляна находится недалеко от усадьбы дартхари, деревня белых волков, откуда родом я – на севере, чёрные обитают на юго-западе, а серые – на юго-востоке. Шесть лет назад я ушла из родной деревни и поселилась в лесу. Эта земля ещё считается землёй оборотней, но сюда редко заходят мои сородичи. Однажды я слышала, как парочка молодых волчат лет десяти-двенадцати в разговоре назвали это место Жабьим лесом. Возможно, вас удивляет такое отношение ко мне, однако в нём действительно нет ничего странного. Все оборотни красивые, крепкие, спортивные. Я же – маленькая, толстая, с отвратительным носом и жуткими большими губами, произвожу на них отталкивающее впечатление. Так было всегда. Я вижу в глазах окружающих меня оборотней лишь одно презрение с тех пор, как мне исполнилось три года. Думаю, оно было и раньше, просто именно в этом возрасте я начала понимать, за что и почему. И сейчас я шла по узенькой, наполовину заросшей тропинке к своей хижине, между делом собирая со всех ближайших кустов в передник – он у меня с большими, глубокими карманами – красную сморокву. Эти маленькие ягоды – прекрасное средство от простуды. В обычном виде они ядовиты, но при должной обработке становятся настоящим спасением в зимнее время года. Подойдя к своей хижине, я громко свистнула. И почти сразу, широко зевая во весь свой зубастый рот, с крыльца поднялся Элфи – мой хати[2 - Хати – особенная порода собак-компаньонов, которых в Эрамире разводят только оборотни. Среднего размера, с густой шерстью, эти собаки выбирают себе хозяина на всю жизнь ещё будучи щенками и служат ему до самой смерти. Если первым умрёт хозяин, хати через какое-то время тоже умирает от горя и тоски. Эти собаки легко поддаются дрессировке и считаются чрезвычайно умными. Один из исследователей хати утверждал, что единственное отличие этих собак от человека в том, что они не умеют говорить.]. Вообще-то щенка хати дарят всем оборотням сразу после первого обращения, которое я так и не прошла, как ни пыталась. Однако Элфи почему-то сам признал меня. Он сбежал из коробки, в которую засунули щенков перед игрищами, и прибежал ко мне. Когда остальные оборотни опомнились, Элфи уже успел лизнуть меня в нос – это значило, что он признал во мне хозяина. И было поздно что-либо делать – скорее небо рухнет на землю, чем хати предаст того, кого однажды лизнул в нос. – Вставай, соня, – я улыбнулась и потрепала Элфи по лохматой голове. Он у меня большой, гладкошерстный, треугольные ушки вечно стоят торчком, шерсть серая, а глазки голубые. В общем, красавец. Такие хати считаются элитными. Я знаю, что похожего много лет назад дартхари подарил императору Эдигору Второму… а мне вот Элфи достался случайно. Но это, пожалуй, самое лучшее, что случилось со мной за всю жизнь. – Я уже успела сходить в деревню и вылечить там одного молодого дурака, который решил поиграть сегодня ночью с моим братцем. А ты всё дрыхнешь, Элфи. Будем завтракать? – Рры, – кивнул хати, и я, ещё раз погладив его по пушистой голове, направилась к своей хижине. Понятия не имею, кто и когда её построил. Старая, покосившаяся на один бок, некоторые брёвна наполовину сгнили… Когда я её нашла, она заросла мхом по самую крышу и поначалу мне казалось, что жить здесь нельзя. Но выбора у меня не было, так что я хижину подлатала, помыла, укрепила заклинаниями и почистила. Если хочешь жить в тепле, её приходится очень сильно отапливать – буквально пара часов, и всё тепло уходит в никуда. А осенью иногда начинает протекать крыша. Но это не беда. Моих познаний в магии и умений обращаться с деревом хватает, чтобы заделывать дыры. Я нашла свою хижину шесть лет назад, когда однажды убежала из деревни. Точнее, её нашёл Элфи, хвостиком последовавший за мной в лес. Я помню тот вечер так ясно, будто он был вчера. Стояла ранняя осень, шёл проливной дождь, я плакала и мчалась непонятно куда, не обращая внимания на то, что уже давно промочила ноги. Элфи тыкался холодным носом мне в ладонь и тихонько, жалобно повизгивал, чувствуя моё состояние. И вдруг он ринулся вперёд с громким тявканьем… – Элфи! – закричала я, подняла промокшую юбку и побежала за хати. Сначала я думала, что передо мной просто какой-то холм или пригорок. Только потом различила торчащую вверх печную трубу и поняла, что это старый, заросший деревянный дом, покосившийся на один бок. Стремительно темнело, поэтому я начала искать вход в него, чтобы поскорее забраться внутрь и больше не мокнуть под дождём. Помог, опять же, Элфи. Оглушительно тявкая, он привёл меня к двери, которая выскочила из петель и грохнулась на пол, как только я к ней прикоснулась. Внутри было сыро, и поначалу мне показалось, что даже сырее, чем снаружи. Но я тем не менее вошла и огляделась. Из мебели здесь имелся только стол и старое, насквозь вымокшее кресло, которое я на следующий день торжественно сожгла на улице. Но на столе, к моему удивлению, даже нашлась посуда. Глиняные горшок и кувшин, деревянная тарелка и обыкновенная металлическая вилка. Я пользуюсь всем этим до сих пор. Не знаю, кому принадлежала сия посуда и кто жил в хижине, но думаю, что он был так же одинок, как и я. Стекло в одном из окон было выбито, поэтому внутрь намело столько мусора, особенно старых осенних листьев, что мне казалось – пола здесь нет вообще, под ногами земля. Хорошо, что я ошиблась. Тем не менее, в хижине было уютно. Теперь-то я понимаю – эта развалина показалась мне уютной только потому, что здесь не было никого, кто мог бы громко воскликнуть: «Жаба!» – и бросить в меня камень. Ту ночь мы с Элфи провели на столе, прижавшись друг к другу и дрожа от холода. Именно тогда я и решила, что буду здесь жить… … Тряхнув головой, я отодвинула в сторону воспоминания о событиях шестилетней давности и вошла внутрь своей хижины. Теперь там всё по-другому. Только стол – тот самый, я поставила его между двумя окнами. Слева от двери находится огромный и длинный шкаф, наполненный книгами и разными банками-склянками с травами, мазями и зельями. Справа – печка, потом моя импровизированная кровать, похожая на птичье гнездо (впрочем, её можно назвать и так, ведь я «сплела» своё ложе из тонких, гибких прутиков удивительного дерева ирвис – оно растёт только в Арронтаре и очень высоко ценится, потому что древесина у него считается самой крепкой и гибкой) и шерстяное одеяло для Элфи. Прошло минут двадцать, прежде чем я вынесла на крыльцо, где мы с Элфи любим завтракать, дымящийся горшок с ароматной кашей, две миски и кувшин с прохладным морсом из погреба. Морс я сварила вчера, набрав полную корзину клурики – сейчас как раз время для этой летней и очень вкусной ягоды. На крыльце, под крышей, чтобы сберечь от дождя, у меня всегда стоят плетёные креслице и столик. Их я тоже очень давно сама сплела из ирвиса. Это было трудно, но в конце концов у меня получилось… Тем более, что времени у меня всегда предостаточно. Никто не беспокоит страшную жабу в её лесу. Я наложила кашу нам с Элфи, села за стол, хати увлечённо ею зачавкал, и тут вдруг по ушам ударил знакомый голос. – Рональда! По тропинке, явно двигаясь в сторону моей хижины, шагал калихари. Элфи заворчал, увидев его, но когда я успокаивающе погладила хати по голове, он успокоился. Наверное, что-то случилось с Нери. – Калихари, – я встала и почтительно наклонила голову, стараясь не заглядывать отцу в глаза. У него, когда он на меня смотрит, вечно на лице написаны такая брезгливость и презрение, что просто тошно становится. Некоторое время калихари молчал, оглядываясь по сторонам. Ну конечно, впервые же к дочери «в гости» явился, чего бы не поглядеть, как я тут живу-поживаю. – Если не возражаете, я вернусь к завтраку, – сказала я и, не дожидаясь ответа отца, вновь села в кресло и начала есть кашу. – У тебя нет второго кресла? Или хотя бы стула? – его голос был недовольным. Я покачала головой. – Нет, калихари. – Могла бы держать… Вдруг гости придут… – проворчал отец, и я ухмыльнулась. – Кто же ко мне придёт? Лесной олень? – мой голос просто сочился сарказмом, и я думала, что отец в ответ на эти слова тоже скажет что-нибудь обидное, но он почему-то промолчал. Я спокойно доела свой завтрак, выпила большую кружку освежающего морса и только потом, встав, обратилась к своему «гостю». – Я слушаю вас, калихари. Я по-прежнему не смотрела отцу в лицо. Мой взгляд находился где-то в районе его рук, но и по ним было видно, что он нервничает. – Ты не сказала, как нужно лечить Нери. Я пожала плечами. – Пусть проспится хорошенько. Как проснётся – накормить, можно дать общеукрепляющее на всякий случай. Больше ничего. К следующим игрищам будет как новенький, но подпускать к нему Джерарда я всё же не советую. Впрочем, вам виднее, калихари. Отец вздохнул и нервно сжал пальцы. – Я пришёл к тебе, чтобы поговорить о Джерарде. Вот тут я удивилась. – О Джерарде?.. – Да, Рональда. О твоём брате. Я сжала зубы. – У меня нет братьев. Так же, как и сестёр. Я отреклась от всех шесть лет назад. От родственников и от стаи. Вы и сами знаете, калихари. Несколько секунд я слышала только его тяжёлое дыхание. А потом отец заговорил… и каждое слово причиняло мне боль. – Я обратился к одному лекарю-человеку… Хотел понять, что происходит с Джерардом. Ещё никогда ара не пытался так долго подчинить своего волка. Обычно все молодые самцы-ара справляются за пять лет, Джерард мучается уже больше восьми. Это ненормально, так не должно быть. И тот лекарь… он сказал, что это из-за тебя, Рональда. В груди что-то кольнуло. – Я практически не вижусь с Джерардом, вы ведь знаете, калихари. – Да, я знаю. Но дело не в этом. Лекарь сказал, он винит себя в том, что случилось с тобой. Чувство вины, боль, невозможность исправить давят на него. Именно поэтому Джерард до сих пор не стал полноценным ара. Чувство вины… боль… Ну конечно. Так я и поверила. Видимо, именно это он ощущал, когда кидал в меня камни. – Что вы хотите от меня, калихари? – Поговори с ним, – голос отца был почти умоляющим. – Скажи Джерарду, что ты не винишь его. Что ты его простила. Я невесело улыбнулась. О Дарида, и этот оборотень пришёл к своей отверженной дочери, от которой когда-то отрёкся, чтобы попросить за того, кто когда-то сам громко кричал: «Жаба! Жаба!»… И швырял в меня булыжники. Шрам от одного такого, брошенного Джерардом, до сих пор красуется у меня на виске. – Это всё, калихари? Отец сделал шаг вперёд, но почти тут же остановился и застыл. – Ты… скажешь? Я не выдержала – подняла голову и посмотрела ему в глаза. Ожидание, надежда… Да, он действительно очень любит Джерарда. – Я скажу. А теперь, пожалуйста, уходите. Он с облегчением улыбнулся, а потом кивнул, развернулся и пошёл прочь от моей хижины. Когда высокая подтянутая фигура отца скрылась среди деревьев, я села на пол рядом с Элфи и тихо заплакала. *** Я помню день, когда он родился. Мне тогда едва исполнилось два года, но я всё равно помню[3 - Оборотни растут быстрее людей. Двухлетний оборотень по развитию равен пятилетнему человеческому ребёнку.]. Потому что я с нетерпением ждала, когда же наконец из маминого живота вылезет мой драгоценный братик. Я скакала по своей комнате, прижимая к груди какую-то игрушку, и напевала, наблюдая за снующими туда-сюда взрослыми. Тогда я была не в силах понять – что-то идёт не так. Встревоженные лица, громкие крики, бледный отец… Джерард застрял и никак не хотел вылезать наружу. Повитуха – старая женщина-оборотень из нашего клана – делала всё возможное, но достать ребёнка никак не получалось. Во всей этой суете меня совершенно упустили из виду. Впрочем, так часто бывало. Я уже тогда росла довольно страшненькой и была настоящим разочарованием как для матери, так и для отца. Прошмыгнув между ногами взрослых, я подобралась к кровати и, вытянув шею, увидела потное, раскрасневшееся лицо матери. Её живот показался мне просто огромным. И ещё я каким-то невероятным образом почувствовала, что она никак не может разродиться… Тогда я рванулась вперёд, изо всех сил подтянулась и положила ладошки на мамин живот. Конечно, не сверху, а сбоку. – Выходи! – закричала я и, зажмурившись, направила сквозь свои руки такой поток энергии, что через пару секунд от слабости повалилась на пол. – Рональда! Что здесь делает Рональда?! – закричал отец, но в тот момент повитуха вдруг охнула: – Ребёночек… Он выходит, калихари! Это был день, когда проснулась моя сила. Я помогла Джерарду родиться. Я помню сияющие глаза отца, когда он прижимал к себе новорождённого сына, помню смех мамы. Помню, как повитуха сказала, что ребёнок остался жив только благодаря девочке, но все вокруг лишь отмахнулись. Если до рождения Джерарда родители хотя бы изредка обращали на меня внимание, то после перестали замечать совсем. Они погрузились в его воспитание полностью, предоставив меня самой себе. Однако находиться рядом с братом мне разрешали. И я помню, как впервые наклонилась над спящим, недавно родившимся Джерардом… Он был прекрасен. Несмотря на красную кожу и скрюченные ножки и ручки. Он казался мне самым прекрасным существом на свете, никогда в жизни – ни раньше, ни позже – я не чувствовала ни к кому такой всеобъемлющей, бесконечной, трепетной любви и нежности. И в тот момент, когда я в первый раз склонилась над Джерардом, брат открыл свои тёмно-карие глаза и улыбнулся мне. – Привет, Джерри, – прошептала я, опуская свой маленький пальчик в люльку. Джерард загукал и ухватился за него, плотно сжав в кулак. Он делал так постоянно… в течение десяти лет. Брат не мог заснуть, если я не сидела рядом, держа его за руку. Всё исчезло, когда мне исполнилось двенадцать. Но тогда я этого не знала. Я просто была счастлива. А ещё я думала, что у меня наконец появился тот, кто будет любить меня по-настоящему, а не как родители. И первое время моё желание сбывалось. Видя мою преданность Джерарду, родители позволяли сидеть, гулять и разговаривать с ним, читать ему книги. Постепенно я научилась кормить и переодевать брата, и в дальнейшем зачастую делала это вместо мамы. Я просыпалась ещё до восхода солнца, быстро одевалась и бежала в комнату Джерарда. Он сразу начинал тянуть ко мне руки и я, смеясь, усаживала его на деревянный стульчик, кормила специальной смесью – у матери почему-то никогда не было молока – а потом мы одевались и шли на утреннюю прогулку. В любую погоду… Солнце, дождь, снег или ветер – всё это не имело значения. Если было холодно, просто одевались потеплее. Я научилась читать в два с половиной года, и мы с Джерардом с удовольствием проводили время в библиотеке, читая сказки и рассматривая большие энциклопедии с красивыми картинками. Именно тогда и началось моё увлечение природой, животными и растениями. Я запоминала рисунки и выискивала то, что видела в книгах, во время прогулки, радуясь этому, как ребёнок… Впрочем, я ведь и была ребёнком. Джерард называл меня Ронни. Поначалу это так смешно у него выходило – «Лонни». А себя он величал «Джелли». Но я никогда не смеялась над его картавостью, только старалась сделать так, чтобы он побыстрее научился выговаривать все буквы. Мне было четыре, а Джерарду два, когда родилась Сильви. Я никогда не понимала, по какому принципу родители выбирали имена всем нам. Рональда на старом наречии – «надежда», Джерард – «стремительный», а Сильви – «прелестная». Но так или иначе, они угадали. Сестра действительно была прелестной с самого первого дня, Джерри поражал своей энергичностью и бойким характером, а я… Я жила надеждой. Надеждой, что… впрочем, я не люблю говорить об этом. Сразу после рождения Сильви мама ушла от отца, забрав её с собой. Что случилось у них с калихари, я по сей день не знаю, но почти два года мама и Сильви жили отдельно, в деревне чёрных волков. Иногда она приезжала навещать Джерарда, а меня в это время запирали в своей комнате. Мне было шесть, а брату четыре, когда мама и Сильви вернулись в нашу жизнь. На самом деле те два года, что они жили в деревне чёрных волков, были для нас замечательными. Отец часто отсутствовал, и мы могли делать, что душе угодно. Я в то время практически переселилась в комнату брата. Мы постоянно были вместе. Идиллия кончилась с приездом матери и сестры. Мама, соскучившись по Джерарду, практически отняла его у меня. Она стала уезжать вместе с ним и Сильви в гости к своим подругам под предлогом того, что её дети «должны играть со сверстниками» и, конечно, никогда не брала меня с собой. Я помню своё отчаяние однажды утром, когда прошла неделя с отъезда мамы, Джерарда и Сильви. Сестру я тоже очень полюбила, пусть меньше, чем любила Джерри, но у меня практически не было времени на то, чтобы её узнать. Сильви поначалу потянулась ко мне, ей нравилось играть с нами и слушать, как я читаю сказки, но после первого же посещения маминых подруг сестра резко отстранилась. – Там говорили такие ужасные вещи про тебя, Ронни, – шептал тогда верный Джерри, роняя слёзы мне в ладошку. – Такие ужасные… Зачем?.. У меня разрывалось сердце, но я не знала, что сказать и как объяснить брату, почему меня не любит никто, кроме него? А в то утро, спустя неделю после их отъезда, я впервые за последний год решила выйти в деревню. Одна. Мы с Джерардом обычно играли в саду дома калихари, а если шли в деревню, то вместе с кем-то из слуг. Но мне не хотелось тогда видеть кого-то рядом с собой… и я пошла одна. До того дня я не понимала до конца всю глубину неприязни ко мне. Маленькая, полненькая, большегубая девочка… Спустя полчаса мне в спину прилетел первый камень. – Жаба! – прозвенел чей-то голос позади. Я обернулась и еле успела уклониться от нового камня, летевшего мне прямо в лицо. А потом я побежала. Они бежали следом, свистя и улюлюкая – целая компания из мальчиков и девочек примерно моего возраста. Я бежала, как дикий зверь, плутая между домами, надеясь только на свои натренированные забегами с братом ноги… Несколько раз я падала, но быстро вскакивала и продолжала бежать дальше, потому что понимала – нельзя останавливаться. Сердце колотилось, как бешеное, когда я добежала до усадьбы калихари и скрылась за воротами. Тяжело дыша, я обернулась… и тут же встретилась взглядом с отцом. Именно тогда на меня снизошло настоящее откровение. То, что было прежде, не шло ни в какое сравнение с тем, что я почувствовала, когда увидела жёлтые глаза отца, полные презрения, неприязни и… досады. Я была позором для калихари. Он презирал меня. Он хотел, чтобы те дети забили меня камнями насмерть. Я знала, что такое уже случалось с другими оборотнями, родившимися такими, как я – уродами. В тот момент вопрос: «Почему ты не скажешь, чтобы они оставили меня в покое, папа?» – застыл у меня на губах. Я выпрямила спину, стараясь не заплакать, и склонила голову в почтительном поклоне. – Калихари, – спокойно сказала я и прошла мимо отца, не поднимая глаз. Больше я никогда не называла его папой. Раньше я думала – родители испытывают ко мне хотя бы капельку нежности… Но я ошибалась. Никакой нежности, только презрение. У меня остался только Джерард. Сильви против меня настроила мама и её подруги, но брат пока не поддавался… пока… Они уезжали всё чаще и всё на подольше. Я скучала. В усадьбе было совершенно нечего делать, и поэтому рано утром, пока в деревне все спали, я уходила в лес. Несколько раз на обратном пути домой меня засекали и гнали, как дикое животное, но постепенно я привыкла к таким гонкам и начала воспринимать их спокойно. И я никогда не боялась. А в лесу мне было хорошо. Я искала знакомых по энциклопедиям птиц и зверей, собирала растения и цветы, чтобы потом сварить из них какое-нибудь интересное зелье или сделать духи. Недалеко от деревни я нашла замечательное, чистое, небольшое озеро с прозрачной водой – мне нравилось сидеть на его берегу и, свесив ноги, болтать ими в воде, пока пальцам не становилось совсем холодно. Вода в озере в любое время года была практически ледяной, наверное, из-за каких-то подземных ключей. Иногда, когда я чувствовала особенно дикое отчаяние, я купалась до посинения и стука зубов. Это помогало мне справиться с мрачными мыслями и вновь смотреть на мир, не испытывая ненависти к нему. Когда возвращался Джерард, всё менялось. У меня снова появлялось своё солнце… свой смысл жизни. Он взахлёб рассказывал о том, что видел в гостях, и я иногда жалела о том, что никогда не смогу поехать вместе с братом куда-либо. Первый тревожный звоночек раздался, когда мне было десять. В то утро мы с Джерардом сбежали из дома и весь день гуляли по лесу. Я зарисовывала растения в свой маленький альбом, Джерард носился за каким-то грызуном по поляне рядом с озером, и было так хорошо, что от счастья у меня перехватывало дыхание. Но на обратном пути мы попали в засаду. Нас поджидали семь маленьких оборотней – мальчишек и девчонок. Я хорошо знала их всех, некоторых даже по именам. Но я была не уверена, что они знают, как зовут меня. – Жаба! – один из них успел только раз крикнуть моё прозвище, как я схватила Джерарда за руку. – Бежим! Клянусь, мы никогда не бегали так быстро раньше. Но в тот раз я волновалась… волновалась за брата. Больше жизни я боялась, что с ним что-нибудь случится. И моё волнение не прошло даром – в один прекрасный момент мне в спину влетел камень, я споткнулась и упала в грязь. – Беги! – пыталась я отпихнуть Джерри в сторону, но брат продолжал держать меня за руку. – Не трогайте её! – закричал он, бесстрашно шагнув вперёд и выпятив грудь. Один из мальчишек, на вид старше его года на четыре, засмеялся. – Дурачок! Отойди в сторону. Потом ещё спасибо скажешь. Джерард нахмурился. – Нет! – Ну как знаешь… – пробормотал парень, поднимая руку с камнем. Я приготовилась броситься вперёд, чтобы спрятать брата за своей спиной, но это не понадобилось. – Сдурел? – воскликнула одна из девочек, повиснув на руке мальчишки. – Это же старший сын калихари! Позор на наши шкуры, если ты попадёшь в него! – Он защищает жабу! – огрызнулся парень. – Он ещё маленький! Потом поймёт, что существование этой жабы позорит всех оборотней клана. Вмешательство девчонки спасло нас, и мои обидчики, неуверенно переглянувшись, отступили, напоследок прошептав что-то типа: «Мы тебя ещё достанем». Но мне было всё равно. Я знала, что ещё не раз встречусь с ними. – Почему они обижают тебя? – прошептал Джерард, помогая мне подняться. Я постаралась улыбнуться. – А ты разве не видишь, какая у тебя сестра, Джерри? – Какая? – прошептал брат. Лицо у него было бледное. – Посмотри внимательнее. И вспомни, какими были те ребята… Высокие, стройные, красивые. Я – маленькая и толстенькая. Видишь, какие у меня большие губы? И нос какой ужасный. За это они меня и не любят. Несколько секунд брат рассматривал меня так, будто впервые увидел. А затем сказал: – Но… я люблю тебя, Ронни… – Я тоже люблю тебя, Джерри. Но я всегда буду такой… жабой. Помни об этом. Зачем я так сказала?.. Наверное, потому что понимала – однажды какой-нибудь камень попадёт в цель. Прошло ещё два года, прежде чем случилось то, чего я так боялась. Мама тогда увезла Джерарда, Сильви и нашего нового брата – Арента – почти на четыре месяца в гости к своей подруге из клана чёрных волков. А когда они вернулись… я не узнала Джерарда. Брат стал молчаливым и замкнутым. Он больше не звал меня к себе в комнату, чтобы поболтать или почитать книжку, не засыпал, взяв меня за руку. Он вообще, кажется, не хотел со мной разговаривать. А потом прилетел тот камень. Я тогда шла по деревне, возвращаясь из леса. Были сумерки. И практически в полной тишине из-за угла прилетел камень, ударивший меня в плечо. Я обернулась и увидела Джерарда. Он стоял в компании с остальными оборотнями, мучившими меня всю жизнь, и улыбался. Я никогда не видела у него такой улыбки… – Бей жабу! – закричал кто-то. А я стояла и смотрела на Джерарда. На эту его улыбку, на карие глаза, тёмные волосы, узкое лицо моего обожаемого брата… И понимала, что потеряла его навсегда. Я не чувствовала ударов, пока один из камней не попал мне прямо в грудь, вышибив дух. Я упала на землю и подняла руку, пытаясь заслониться от полетевших в меня камней… В тот раз я сильно пострадала. Наверное, они бы убили меня, если бы их не спугнул какой-то взрослый оборотень, проходивший мимо – он вдруг встал на мою защиту, прогнал моих обидчиков и отвёл к лекарю. Кажется, это был мужчина, но я совсем не помню его лица. Мне оставался год до Ночи Первого Обращения[4 - Ночь, когда молодой оборотень впервые пытается обратиться – это происходит во время игрищ на Великой Поляне. Обычно Ночь Первого Обращения назначается на 12-ый (у мальчиков) или 13-ый (у девочек) день рождения юного оборотня.], и весь год я только и делала, что бегала от оборотней, мечтавших, по-видимому, чтобы я не дожила до него. Но я дожила. О чём теперь очень жалею. Во время обряда надо выйти в центр Поляны, раздеться, выпить специальное зелье и попытаться обратиться. Я прочитала кучу книг про первое обращение: как его правильно пройти, какие должны быть мысли и эмоции, что ты будешь чувствовать… Но всё равно – когда я вышла в центр Поляны и начала раздеваться, меня захлестнула паника. Они смеялись. И я понимала, почему. Я обладала настолько несовершенным телом, что стыдилась его, хотя оборотни обычно не стесняются наготы. Я старалась не обращать внимания, но не могла – смешки доносились со всех сторон, у меня дрожали руки… – ТИХО! – прогремел над Поляной чей-то голос. От него веяло такой силой, что мне немедленно захотелось упасть на колени. Я сразу поняла, что он принадлежит дартхари. До того момента я ни разу не видела нашего Вожака. Поэтому не смогла обуздать своё любопытство и обернулась – дартхари стоял за моей спиной. Он был почти таким, как я его себе представляла – довольно высокий, мускулистый, если не сказать, мощный, с совершенно седыми волосами до плеч и ярко-жёлтыми глазами. И когда я в них заглянула… Я не знаю, что это было, но мне показалось, что надо мной разверзлись небеса и молния пронзила всё моё тело от макушки до пальцев ног. Кажется, я даже перестала дышать. Меня охватывал какой-то необъяснимый, но очень ощутимый трепет. Теперь я понимала, почему все наши женщины говорят о дартхари с такой страстью в голосе. Вожак тоже смотрел на меня, но на его лице не отражалось никаких эмоций. Даже неприязни, что было удивительно. – Продолжай, – сказал он тихо, но я услышала. – Обряд ещё не закончен. Пока я раздевалась, никто больше не смеялся. Но я понимала – это только потому, что так приказал Вожак, никто бы не осмелился ослушаться нашего дартхари. Я разделась. Одна из девушек-оборотней поднесла к моим губам кубок со специальным зельем, вызывающим трансформацию, я выпила и раскинула руки, ожидая, что сейчас начнётся обращение, но… Ничего. Я не чувствовала ни-че-го. О Дарида, я больше чувствовала, когда родился Джерард… и когда он бросил в меня свой первый камень. Пустота. Только слёзы текли по щекам. На Поляне стояла тишина. Все ждали. Я боялась открывать глаза… А потом я услышала шаги. И я знала, кто идёт ко мне… С тех пор, как я впервые заглянула в его ярко-жёлтые глаза, я всегда чувствовала его присутствие так ясно, будто он был частью меня. Подойдя ко мне вплотную, дартхари положил свои руки мне на плечи. Я ждала, что он скажет: «Ты – позор для всех оборотней»… Но Вожак сказал иное. – С этой минуты Рональда, дочь калихари белых волков, находится под моей защитой. Каждый, кто посмеет обидеть её, будет отвечать за свой проступок на поединке со мной. От удивления я широко распахнула глаза. И почти сразу пожалела об этом – мне бы хватило загоревшейся, как от прикосновения к огню, кожи под его ладонями на моих плечах. А когда я ещё и глаза открыла… Теперь всё горело и внутри меня самой. Особенно – в сердце. А лицо дартхари было непроницаемо… – Все присутствующие поняли моё слово? Присутствующие ответили нестройным хором голосов: – Да, дартхари… А потом он отпустил мои плечи, отвернулся и зашагал на своё обычное почётное место. Я же схватила одежду в охапку и побежала прочь с Поляны, домой – в то время я ещё называла усадьбу калихари домом – где заперлась в своей комнате, упала на кровать и почти сразу уснула… *** Я не знаю, чем можно объяснить то, что случилось со мной в ночь после того, как я не прошла своё первое обращение, но… так или иначе, именно тогда я впервые увидела его во сне. Никогда раньше у меня не было таких реалистичных снов. Я шла по лесу к озеру. Стоял очень яркий, тёплый летний день, и я почему-то была в белом платье, хоть у меня никогда не водилось белых платьев… Вокруг было так красиво! Конечно, наш лес вообще замечательный, но в том, самом первом сне он стал совершенно необыкновенным. Листва на деревьях и трава казались ярче, воздух – чище и прозрачнее, вода в озере была тёплой и нежной. Я с удовольствием погрузила в неё свои ноги, сев на берегу. Я просто сидела и смотрела на солнечные блики на воде, стаю рыбок в озере, цветы на другом берегу, чувствуя, как меня наполняет умиротворение. Всё было хорошо, правильно… и этот мир – в моем сне – любил меня по-настоящему. Так, как никто из родных. Теперь уже даже Джерард… Я потеряла его… Но во сне эта мысль не успела даже родиться, она сразу же умерла. Кажется, здесь не было места плохому. Здесь существовало и находилось только хорошее… Но в моей жизни хорошего было не очень много, поэтому я просто сидела на берегу и смотрела на воду. А потом я вдруг почувствовала, что рядом со мной кто-то есть. Этот кто-то сидел слева, тоже опустив ноги в воду, и молчал. Странно, но почему-то это присутствие не разозлило и не взволновало меня. Наоборот – я знала, что так и должно быть. Мне не было тревожно, только спокойно и радостно. Тот, кто был рядом, понимал меня. Я сама не знала, откуда взялась эта мысль, но осознавала – это правда. Сколько мы так сидели, я не ведаю. Вода в озере ласкала наши ноги, наших пальцев касались солнечные блики, в небесной вышине тихо пела какая-то птица… в глубине озера плавали рыбки. Когда пришло время, я повернулась. Рядом со мной сидел юноша лет восемнадцати. У него были светлые, почти золотые волосы, ярко-голубые глаза и ласковая улыбка. На щеках и носу я заметила россыпь веснушек. Я тоже улыбнулась, и тогда он взял меня за руку. Некоторое время мы смотрели друг на друга, а потом я спросила: – Кто ты? Он ответил: – Дэйн. Я кивнула, и больше мы не разговаривали. Мы смотрели на воду, на рыб, слушали ветер, играющий в кронах деревьев, и пение невидимых птиц. Иногда смотрели друг на друга – просто для того, чтобы улыбнуться… Мне никогда не было так хорошо, как в том сне. Просто я знала, что дома. *** Просыпаться было больно. Я не хотела уходить из сна, который был моим домом, я боялась, что больше никогда не увижу золотоволосого мальчика по имени Дэйн. Но чем сильнее я цеплялась за свой сон, тем дальше он уходил от меня. И в конце концов мне пришлось открыть глаза и вернуться в реальный мир. Я не прошла обряд. Я не смогла обратиться в волчицу… Что теперь? Я не знала. Я никогда не слышала об оборотнях, не прошедших свою первую трансформацию. Что будет дальше? Мне дадут второй шанс? Или нет? Я вспомнила дартхари и его слова: «С этой минуты Рональда находится под моей защитой»… Зачем он так сказал? Теперь никто не осмелится бросить в меня камень… Теперь никто не осмелится бросить в меня камень! Моё сердце яростно забилось, когда я осознала, что можно перестать прятаться. Больше не нужно бегать! В дальнейшем были моменты, когда я жалела о заступничестве дартхари. Потому что быстрый бег от преследователей помогал мне справиться с мрачными мыслями. Теперь же, когда бегать было не от кого, я всё больше погружалась в уныние. Двое суток после той ночи я не выходила из комнаты, не ела и не пила. Я не могла – да и не хотела – видеть своих «родных», не желала слышать их голоса, наполненные презрением. Я думала, что тот сон с Дэйном будет единственным, но я ошиблась. Он приснился мне и на следующую ночь. Мы по-прежнему сидели рядом, смотрели на озеро и не разговаривали. А на третью ночь Дэйн решился прервать молчание. – Тебе нужно выйти из комнаты, Ро. – Его глаза были серьёзными. Я ничуть не удивилась тому факту, что Дэйн всё знает – так и должно было быть. Он действительно знал обо мне всё… и всё понимал. – Почему Ро? – улыбнулась я. – Меня никто не называл так раньше. Дэйн пожал плечами. – Но ведь это хорошо, что никто не называл, правда? В реальности его слова причинили бы мне боль, вызвав воспоминания о Джерарде. Но здесь не существовало боли. А может быть, он просто не пускал её. – Правда, Дэйн. Он тоже улыбнулся, и мы вновь замолчали на несколько минут, наблюдая, как маленькая птичка с красными крыльями – я знала, что она называется либри – пьёт нектар из самого сердца цветка розовой водяной лилии. – Пожалуйста, выйди из комнаты, – тихо повторил Дэйн, когда либри отлетела от лилии и умчалась ввысь. Я молчала, и тогда он взял меня за руку. – Пожалуйста, Ро. Я подняла голову и посмотрела Дэйну в глаза. – Скажи… этот сон – правда? Он рассмеялся, и от этого смеха, который я слышала тогда впервые, в моей груди возникло что-то очень тёплое. – Правда… Ро, а что это вообще такое – правда? Для тех оборотней, которые называют тебя жабой, это прозвище – правда. Они верят в него, когда кидают в тебя камни. Я смотрела на улыбку Дэйна и думала. Получается, правды не существует? Есть только наше отношение и наши поступки. – Этот сон – правда для нас с тобой, Ро. В тот момент мне было достаточно этого объяснения, поэтому я просто закрыла глаза и прижалась щекой к тёплому плечу Дэйна. Проснувшись утром, я решила, что действительно пора заканчивать своё добровольное затворничество. В конце концов, разве я могу столкнуться с чем-то новым? Презрение, ненависть, агрессия – всё это мы уже проходили. Только вот проявлять свою агрессию моим обидчикам теперь официально запрещено. Первым, с кем я встретилась на лестнице, выйдя из своей комнаты, был калихари. Я остановилась и поклонилась отцу, стараясь не смотреть ему в глаза. – Рональда, – голос калихари был наполнен показным равнодушием, – тебе приказано явиться в усадьбу дартхари как можно скорее. Я не успела ничего спросить – отец поспешил уйти. В усадьбу дартхари… Я раздумывала над тем, что могло понадобиться Вожаку от меня, позора клана белых волков, пока шла по деревне, в противоположную от моего любимого Северного леса сторону, на юг, где находилась резиденция дартхари. Слова Вожака о том, что я нахожусь под его защитой, подействовали на жителей деревни. Теперь вслед мне не летели камни и оскорбительные слова… только взгляды. Но взгляды не сможет запретить даже дартхари. Как и мысли, впрочем. И эти взгляды действовали на меня не хуже камней. Особенно когда я увидела Джерарда… Он стоял рядом с компанией детей подруг матери и смотрел на меня так, будто я сделала что-то ужасное. Будто я предала его. Я отвернулась, потому что выносить такое отношение к себе Джерарда была не в силах. Если бы я могла вернуть любовь брата, то сделала бы это, не колеблясь. Пусть в меня вечно бросают камни, только бы он вновь относился ко мне так, как раньше. Пусть бьют ногами и кнутами, пусть презирают, только бы рядом был мой Джерри. Я очень хорошо помню тот день после заступничества дартхари, когда я впервые прошла по деревне совершенно свободно. Выпрямив спину, я двигалась вперёд, не смотря ни на кого, гордая и одинокая. Остальные оборотни молчали, только сверлили меня взглядами. Мне очень хотелось расплакаться, но я знала, что не должна этого допустить. Мне было всего тринадцать… и остальной мир ненавидел и презирал меня. Я шла и шла вперёд, перебирала ногами, чувствуя себя приговорённой к смерти, и каждый шаг причинял боль. Я ненавидела себя вместе со всеми остальными оборотнями… ненавидела за собственное бессилие. Не за внешность, не за свою полноту, безобразный нос и толстые губы – я ненавидела себя за то, что ничего не могу с этим поделать. Я почувствовала себя лучше и свободнее только когда вышла из деревни и оказалась на лесной дороге, ведущей к усадьбе дартхари. Я ни разу ещё не была в этой части Арронтара, поэтому постаралась отогнать от себя грустные мысли и огляделась по сторонам. Здесь росли в основном ирвисы – большие и сильные деревья с тонкими, но невероятно гибкими и крепкими ветками, которые так ценились во всём Эрамире. К одному такому дереву с невероятно широким стволом я и подошла. Положив ладонь на кору, покрытую мхом, я закрыла глаза и сосредоточилась… Энергия леса текла в мою руку через одно из самых старых деревьев в этой части Арронтара. Лес шептал что-то ласковое, утешающее… Я не могла разобрать слов, но знала и чувствовала – в отличие от оборотней, он любит меня, потому что у него нет глаз. Он смотрит в душу. Моё путешествие к усадьбе дартхари продолжалось около двух часов. Я не торопилась, часто останавливалась и рассматривала что-нибудь или кого-нибудь, привлекшее моё внимание. Когда я набрала в свой передник целую кучу лепестков шинги[5 - Маленький красный цветок, растущий на обочинах дорог в Арронтаре, является основным компонентом при создании любых духов (закрепитель запаха).] и испачкала платье тягучей смолой ирвиса, то вдруг вспомнила, что иду не куда-нибудь, не просто гуляю, а собираюсь в резиденцию дартхари! Я даже застонала, когда поняла, в каком виде приду туда – подол испачкан смолой, ботинки все пыльные и грязные, передник полон лепестков шинги, а они же безумно вонючие… Я чуть не повернула назад, но почти сразу опомнилась и пошла дальше. Вряд ли дартхари есть хоть какое-то дело до того, как я выгляжу. Кроме того, выглядеть хорошо я не могла по определению. Когда из-за поворота дороги показалась усадьба Вожака, я остолбенела. Я слышала, что она сказочно красива, но такого не ожидала: построенная целиком из светлого дерева, с величественными голубыми куполами (тоже деревянными), усадьба казалась ненастоящей, игрушечной. А ещё она будто бы была нерукотворной частью самого Арронтара, а не просто зданием. Резные столбики между окнами, ставни, купола – словно продолжение неба… Я не могла посчитать этажи, потому что усадьба состояла из нескольких строений, соединённых между собой на разных уровнях. Центр выдавался вперёд и венчался небольшим куполом. Это был вход. У подножия большой и широкой лестницы стояли четыре оборотня в светлой форме с синими пуговицами и гербом Арронтара[6 - Герб Арронтара – солнце, встающее над лесом.] на груди. Двое из них были из клана чёрных волков, и по одному из остальных кланов. Кстати, любой оборотень – даже такой, как я – способен по запаху определить, к какому именно клану относится сородич. Этой способности никто не учит, она похожа на инстинкт. – Доброго дня, уважаемые зоры[7 - Зор – уважительное обращение к любому оборотню-мужчине в Арронтаре. Зора – обращение к женщине.], – поздоровалась я. – Мне сказали… – Имя? – буркнул один из стражников, смерив меня цепким взглядом. – Рональда, дочь калихари Винарда, клан белых волков. Они тут же расслабились. – Пойдёмте, зора. Я провожу вас, – сказал стражник из клана серых волков, подхватив меня под локоть и помогая взбираться по лестнице. Внутри усадьбы было ещё красивее, чем снаружи. Мягкие шерстяные ковры под ногами (кажется, даже мирнарийские[8 - Мирнария – вторая наряду с Эрамиром страна-континент. В отличие от Эрамира, Мирнарию населяют только люди.], а ведь мирнарийцы славятся своими великолепными изделиями из шерсти, на которые они, правда, заламывают безумные цены), красивые вазы, полные цветов, на каждом шагу, картины на стенах, и запах… Потрясающий запах дерева, который источала сама усадьба. Меня так восхищало всё вокруг, что я даже забыла поволноваться перед встречей с дартхари. И когда мой провожатый распахнул одну из дверей, то я чуть не упала, наткнувшись взглядом на фигуру нашего Вожака. – Пришла зора Рональда, дартхари, – сказал стражник, поклонившись мужчине, стоявшему у окна. Я опустила глаза сразу, как только мы вошли в комнату, оказавшейся библиотекой – огромные стеллажи с книгами занимали всё пространство от пола до потолка. – Да, спасибо, Риш. Можешь идти, – услышала я голос дартхари, от которого моё сердце тут же бешено забилось. О Дарида! Пожалуйста, пусть он не заметит, какой трепет вызывает у меня… Я не перенесу ещё и этого унижения! Когда мой провожатый удалился и закрыл за собой дверь, я услышала, что дартхари отошёл от окна, и с каждым его шагом мне всё сильнее хотелось развернуться и убежать, куда глаза глядят… – Подними голову и посмотри на меня, Рональда. Я зажмурилась изо всех сил. – Я не достойна, дартхари. – Не достойна чего? – его голос был мягким, он обволакивал меня, дарил ощущение тепла, надёжности, уверенности… – Не достойна смотреть на вас, дартхари. Несколько секунд он молчал. А потом подошёл вплотную и приподнял кончиками пальцев мой подбородок… Я не знаю, как это получилось, но я открыла глаза. Сама. – Не нужно так думать, Рональда. Мой подбородок горел от его прикосновения. Но я не хотела, чтобы он отпускал его. И изучала все черты лица дартхари почти с жадностью… Ярко-жёлтые, ярче, чем у остальных оборотней, глаза, спокойные, как вода в моём любимом озере. Совершенно седые, почти белые, волосы до плеч. Губы не слишком тонкие, но и не такие, как у меня. И сила… Сколько же в нём силы! Я знала, сколько силы в моём отце, но в дартхари её было раз в десять больше… – Разве я не права? – шепнула я еле слышно. Он улыбнулся. – Нет. Вопрос о том, кто чего достоин, вообще один из самых сложных, и наши с тобой сородичи решают его просто и незатейливо. – Сила, – опять прошептала я, и дартхари кивнул. – Верно. У меня она есть, у тебя… почти нет. Но у тебя есть кое-что другое. Скажи мне, Рональда, какой магией ты владеешь? Я удивлённо моргнула. – Магией Света и Тьмы. Но… совсем немного… И откуда вы знаете? Дартхари опустил руку с моего подбородка на плечо, и чисто теоретически я могла отвести взгляд… но не хотела. – Вижу и чувствую. Скажи, ты развиваешь свои способности? Я покачала головой. – Нет, конечно. В доме калихари вообще нет ничего по магии, кроме одной крошечной брошюрки о зельях. – Хочешь научиться? – Чему? – от неожиданности я не сразу сообразила. – Колдовать. Если хочешь, можешь приходить в мою библиотеку хоть каждый день. Здесь, – дартхари указал мне на один из стеллажей, – очень много литературы по магии Света и Тьмы. Пока почитаешь самостоятельно, а через пару месяцев я найму тебе учителя. Хочешь? Я не верила своим ушам. Учиться магии… Я мечтала об этом с самого детства! Но среди оборотней не было магов… – Но… зачем это вам, дартхари?.. Он улыбнулся так тепло, что у меня немедленно перехватило дыхание. – Зачем же гробить твой талант, Рональда? Маги нужны нам, и если ты будешь хорошо учиться, то через несколько лет сможешь стать лекарем. Он не сказал этого, но я и так поняла – как-то надо жить, чем-то заниматься, ведь неизвестно, смогу ли я когда-нибудь обратиться. А лекарь – почётная профессия… по крайней мере я буду заниматься тем, что люблю. – Значит, я могу приходить сюда в любой день? – Да, можешь. – А я… не помешаю вам, дартхари? Вожак рассмеялся. – Разве может помешать такая маленькая девочка? Почему-то это замечание меня обидело. Ну какая же я маленькая? Тринадцать лет, и толстушка, к тому же… Ростом не вышла, конечно, но тем не менее – не совсем уж клоп… А ещё… я относилась к нему так… трепетно… А он вдруг – маленькая девочка… Невероятно, но дартхари каким-то образом почувствовал, что меня задели его слова, потому что сказал вдруг совершенно серьёзно, спрятав улыбку: – Не обижайся, Рональда, просто мне намного больше лет, чем тебе. И даже чем твоему отцу. От удивления я глупо открыла рот. Раньше я никогда не задумывалась о том, сколько лет нашему дартхари. – Но вы совсем не выглядите старым, – нахмурилась я, изучая его совершенно ровное, без единой морщинки – если не считать уголков глаз – лицо. – Просто я сильный оборотень и буду жить очень долго. Как эльфы. Через несколько минут я выходила из библиотеки, находясь в немного шоковом состоянии. Из-за всего сразу – магия, усадьба, возможность заниматься с учителем, сам дартхари… Кстати… Сойдя с крыльца, я обратилась к одному из стражников: – Извините, зор… – Да? – он обернулся, и я с удивлением заметила, что в его взгляде нет даже тени презрения. Хорошо же Вожак их воспитал… – Скажите, а… как зовут нашего дартхари? У него есть имя? Оборотень, кажется, едва сдержался, чтобы не расхохотаться. – Конечно, есть, как и у всех. Его зовут Нарро. Нарро… Внутри меня что-то сжалось, когда я поняла, что имя нашего дартхари означает «вера»… *** … Вспоминая события своего детства, я плакала, прижимаясь к Элфи – единственному существу, любившему меня искренне и совершенно бескорыстно. И после всего… Калихари ещё смеет приходить ко мне и просить сказать Джерарду, что я его простила! Мне было невыносимо вспоминать о том, что было дальше, поэтому я встала с пола, отряхнула юбку и решила наконец заняться делами. Сначала мы с Элфи сбегали к озеру, чтобы помыть посуду после завтрака и набрать воды. Потом я замочила красную сморокву, которую собрала по пути из деревни домой, собираясь вечером приготовить из неё сухой порошок – он великолепно помогает при простуде. Занятие это, конечно, ужасно нудное, вода испаряется долго, зато зимой потом в деревне почти никто не болеет. А если заболеет, то быстро выздоравливает. Времени до вечера было ещё достаточно много, поэтому я решила сходить в усадьбу дартхари, чтобы выполнить наконец задание моего учителя магии, а то уже вторую неделю всё не могу решиться. Оставив Элфи в хижине, я аккуратно обошла деревню – ну не люблю я заходить туда, грешна – и направилась на юг, к усадьбе нашего Вожака. И конечно, как это всегда бывает, когда я куда-то иду в полном одиночестве и рядом никого, кроме птиц, меня начали посещать разные мысли и воспоминания. А ведь я так не хотела вспоминать… *** После заступничества дартхари жить мне, конечно, стало намного легче. Но взгляды чаще всего действовали не хуже брошенных камней, поэтому я предпочитала либо сидеть в комнате и читать взятую в библиотеке Вожака книгу, либо пропадать в усадьбе. Там я действительно никому не мешала. Я всегда знала, когда дартхари в Арронтаре, а когда нет, а не было его достаточно часто. Но даже когда Вожак был в усадьбе, виделись мы редко. А если и виделись, то он в основном просто приветственно кивал и улыбался. Впрочем, мне и этого хватало, чтобы потом вспоминать об этой встрече целый день. Однажды, на третьей неделе моего штудирования стеллажей по магии Света и Тьмы, я впервые застала в библиотеке кого-то ещё. До того момента я считала, что сюда никто не ходит, кроме дартхари. Посреди комнаты, листая книгу, стояла женщина-оборотень из клана белых волков, не слишком сильная и довольно старая. Волосы, скрученные в тугой пучок на затылке, были когда-то светлыми, но теперь уже наполовину поседели. На лице я заметила сеть мелких морщинок – явный признак приличного возраста. Оборотни живут около ста пятидесяти лет. И чем сильнее оборотень, тем дольше будет продолжаться его жизнь. Этой женщине было, наверное, около ста лет. – Доброе утро, зора, – негромко поздоровалась я. Она подняла голову от книги, и я даже вздрогнула, потому что никогда не видела раньше таких лиц у оборотней. Горько опущенные уголки губ и очень печальные, какие-то виноватые глаза… Увидев меня, женщина улыбнулась безо всякой враждебности. – Здравствуй. Ты Рональда? – Да, – кивнула я, про себя подумав, что это довольно глупый вопрос – вряд ли во всей стае найдётся ещё хотя бы одна такая же страшная девушка. – А меня зовут Лирин. Это имя означало «песня». – Очень приятно, – ответила я настороженно. – Я вам не помешаю, зора Лирин? – Можно просто по имени. И конечно же нет, ты не помешаешь. Нарро… то есть, дартхари просил сказать, что завтра к полудню в библиотеку придёт твой учитель магии. Ты сможешь быть здесь? – Что?.. – я охнула. – О Дарида! Конечно, я непременно приду! Лирин рассмеялась. – Нарро говорил, что ты обрадуешься. Она называла дартхари просто по имени… Это была огромная честь. Интересно, кем ему приходится эта женщина? Точно не жена, Вожак не женат. Мне было настолько любопытно, что я брякнула: – А вы… кто ему? Я имею в виду… Вы просто по имени дартхари называете… Извините… – вконец смутилась я, заметив, как погрустнела Лирин. – Я старший советник, – вздохнула она. – Странно, что ты не знаешь. Никогда не обращала внимания на то, кто стоит слева от дартхари на всех игрищах? Впрочем, о чём это я… Конечно, ты не обращала. Никто не обращает. От Нарро невозможно глаз отвести, верно, Рональда? Лирин сказала это совершенно беззлобно, скорее, дружелюбно, но я тем не менее всё равно покраснела. Я хотела что-то ответить, но она, кажется, не ждала ответа, потому что взяла со стола книгу, которую листала при моём появлении в библиотеке, и протянула мне. – Возьми. Нарро сказал, ты захочешь просмотреть её до завтрашнего первого урока. Он прав? Это был учебник «Основы лекарского дела». И автор… – О Дарида! – воскликнула я. – Учебник Эллейн Грант! Я мечтала его заполучить, даже искала в библиотеке дартхари… – Теперь он твой, – улыбнулась Лирин. – Вообще-то весь тираж ушёл в Гротхэмскую академию целительства, Нарро специально для тебя просил Эллейн подарить ему хотя бы одну книжку из её личных запасов. «Специально для тебя…» Как же это замечательно звучало! Так я начала учиться магии. Упор мой учитель – звали его Карвим – делал на лекарское дело, таково было пожелание дартхари, но и другой магии мы уделяли внимание. Учитель Карвим постоянно жил в пригороде Лианора и считался одним из самых хороших целителей столицы, ко мне он приезжал два раза в месяц почти на целый день. Это был дружелюбный, лысый, невысокий старичок с тёплыми карими глазами и руками, которые умели творить настоящие чудеса. Карвима умиляло моё искреннее восхищение его способностями, он говорил, что пройдёт совсем немного лет, и я стану лекарем не менее высокого класса, чем он. – Но до Эллейн мы с тобой никогда не дорастём, Рональда, – смеялся учитель, показывая, как правильно нужно разрезать живот женщины, если естественные роды невозможны. – Почему? – Если увидишь её когда-нибудь – поймёшь. С тех пор я мечтала когда-нибудь доехать до Лианора и познакомиться с главным дворцовым лекарем его величества Эдигора Второго. Лирин я встречала чаще, чем дартхари. Постепенно я научилась называть её просто по имени. Мне было легко с ней… наверное, потому, что в её глазах никогда не было неприязни. Только печаль. Примерно каждые три месяца я пробовала вновь пройти Ночь Первого Обращения. Но все попытки были тщетными. Правда, надо мной теперь никто не смеялся. После второй такой попытки случилось то, что я до сих пор считаю чудом. В то время, когда всем остальным прошедшим первое обращение юным оборотням «раздавали» щенков хати, я стояла в стороне, наблюдая, как Джерарду достался красивый рыжий щенок. И вдруг… Он возник, словно ниоткуда. Просто оказался у моих ног. И я, опустившись на колени, хотела отнести его обратно, к тем, кто его действительно заслуживал… к прошедшим первое обращение… Но Элфи решил иначе, лизнув меня в нос, как только я взяла его на руки. Я видела лица остальных оборотней, когда они поняли, что произошло. И до сих пор помню тихий, но твёрдый голос дартхари: – Щенок хати останется у Рональды. Он сам выбрал её. И теперь тоже находится под моей защитой. Все услышали моё слово? В тот момент, с трудом оторвав взгляд от лица Вожака, я чуть скосила глаза и увидела рядом с ним Лирин. Она действительно стояла слева от дартхари и смотрела на него так, что я сразу поняла: Лирин любит его. В глазах этой женщины светилось искреннее, невероятно сильное чувство… но почему-то очень печальное. Не знаю, дартхари виновен в печали Лирин или совсем не он, но я видела, что по какой-то причине она очень несчастна. В дальнейшем я несколько раз пыталась расспросить её, что случилось, но Лирин каждый раз уходила от ответа. *** Однажды, возвращаясь после очередного урока с Карвимом, недалеко от усадьбы дартхари я наткнулась на одного юношу-оборотня. Он был всего на пару лет старше меня (мне в то время было четырнадцать), довольно высокий, светловолосый и желтоглазый, я сразу почувствовала в нём ара. И сильного. Да и смотрел он на меня, как остальные жители деревни клана белых волков – словно на… жабу. Только вот он был чёрным волком. – Кто это у нас здесь? – сказал парень с откровенной насмешкой в голосе. – Маленькая уродина… Я задохнулась от неожиданности: меня давно никто не оскорблял открыто. Смотрели, скрежетали зубами, но запрет дартхари был законом для всех… Тут оборотень схватил меня за локоть, причём так сильно, что я зажмурилась от боли. – А ты знаешь, о чём просил твой отец, а, жабочка? – он улыбнулся какой-то поганой, злой улыбкой. – Калихари вчера приходил к дартхари, жабочка… И просил… как думаешь, о чём он мог попросить Вожака, а? Эти его «а?» страшно раздражали. – Пусти! – зашипела я, пытаясь вырваться. – Калихари умолял дартхари сделать тебя волчицей, жабочка. А Вожак отказался. Никому ты не нужна, понимаешь, а? Ты такая страшная, что тобой ни один оборотень никогда не заинтересуется, жабочка. Услышав всё это, я застыла. Отец… просил… сделать волчицей… Неужели это правда?.. – А хочешь, я сделаю? – зашептал новый знакомый мне на ухо. – Хочешь? Давай, а? Это будет даже интересно. Тебе понравится, жабочка… – Лоран! Я так задумалась об отце и его просьбе, что не почувствовала, как обычно бывало, приближения дартхари. Его высокий холодный голос, казалось, заморозил даже воздух вокруг. И юноша, сжимающий мой локоть, немедленно отпустил его и выпрямился. А потом он обернулся и наклонил голову, сказав: – Отец… В тот момент я открыла рот от удивления. Этот жуткий хам – сын дартхари?! Какой кошмар. Вожак сделал несколько шагов вперёд, остановился и с размаху треснул Лорана по лицу так, что юноша немедленно упал. Я охнула, а из глаз моего нового знакомого брызнули слёзы. – Если ты ещё раз подойдёшь к Рональде ближе, чем на расстояние в два шага, я публично выпорю тебя, Лоран, – дартхари говорил тихо и совершенно спокойно. – Если ты ещё раз посмеешь оскорбить её, я изгоню тебя из стаи, невзирая на то, что ты мой сын. Ты понял, Лоран? Юноша встал и выпрямился, из последних сил пытаясь сохранить собственное достоинство. Правда, у него это не очень получалось. – Да, отец. – Неверный ответ, – глаза Вожака рассерженно сверкнули. Лоран вздохнул. – Да, дартхари, я всё понял. – Хорошо. Тогда брысь отсюда. Услышать слово «брысь» для любого оборотня – оскорбление, которому нет равных, ведь его обычно говорят кошкам… И поэтому я понимала, почему Лоран выглядел так, будто дартхари его как минимум жестоко избил. Сын Вожака, видимо, не привык к оскорблениям, в отличие от меня. Когда Лоран удалился, я заметила, что дартхари по-прежнему смотрит на меня, и в его взгляде была напряжённость. – Что он тебе сказал, Рональда? – Я думала, вы слышали… – прошептала я, не в силах отвернуться. – Нет. Но зная своего сына, я могу предположить. Вчера Лоран подслушал мой разговор с твоим отцом. Про него шла речь? – Да, – я моргнула, с ужасом ощутив, что на глаза наворачиваются слёзы. – Рональда, – дартхари вздохнул, – что тебя задело больше, скажи? То, что сделал твой отец, или то, что сделал я? Я задрожала. «Сделать волчицей»… Так говорили о девушках, которые становились женщинами. Это значило, что отец просил дартхари лишить меня девственности, говоря человеческим языком. Некоторые оборотни считали, что слабым самкам полезно спать с сильными самцами – сила девушки увеличивается… Отец, видимо, думал, что я смогу обратиться, если дартхари… Но вопрос Вожака… Что меня больше задело… О Дарида, от отца я уже давно не ждала ничего хорошего, но дартхари… Я боялась признаться даже самой себе, что всегда жду встречи с ним и на игрища хожу только из-за него. Как это глупо… Я вздохнула и опустила голову, не в силах ответить что-либо членораздельное. Тогда он подошёл совсем близко, как тогда, в библиотеке, и, прикоснувшись кончиками пальцев к моему подбородку, заставил приподнять голову. – Рональда, – сказал дартхари тихо, – постарайся понять своего отца. Он очень хотел бы, чтобы ты обратилась, но его предложение – не выход. Ты понимаешь? Я кивнула. – Что же касается меня… Дартхари осторожно коснулся большим пальцем моей нижней губы, и я тут же потеряла способность дышать. – Я просто считаю, что это неправильно, Рональда. Я сглотнула. – Но у вас много детей от совершенно разных женщин… – Ты верно сказала, – он улыбнулся. – От женщин. А ты – девочка. Кажется, у меня задрожала нижняя губа. – Я, наверное, кажусь вам отвратительной… – Ты ошибаешься. Никогда не берись судить о том, что о тебе думает кто-то другой, Рональда. – А что думаете обо мне вы? – Я думаю, – дартхари осторожно погладил меня по щеке, – что тебе нужно расти и учиться. Ты торопишь время. Никогда не торопи время, Рональда. Вожак давно не стоял так близко ко мне, и теперь я изучала его лицо… в который раз. И каждый раз я находила там что-то новое… Вот и сейчас я вдруг поняла – нечто общее было между дартхари Нарро и его первым советником, зорой Лирин, нечто общее в выражении глаз. – Не торопить?.. – Да, Рональда. Время всё расставляет по местам. И лечит. – Я тоже умею лечить, – буркнула я, наверное, ещё раз доказав Вожаку, какой на самом деле ребёнок… – Верно, – он кивнул. – Вы с ним союзники. И когда-нибудь вместе вылечите одну очень хорошую девочку с большим добрым сердцем. – Кого? – я нахмурилась. Дартхари улыбнулся. – Тебя, Рональда. *** Это был наш самый длинный разговор. И я помню каждое слово, каждое выражение его лица, прикосновение тёплых пальцев к моим губам и щеке. Глупо, но эти воспоминания делают меня ближе к дартхари Нарро. Так мне кажется, во всяком случае. Эту мою тайну знает только Дэйн. Я всегда рассказывала ему абсолютно всё… впрочем, то, о чём не рассказывала, он всё равно откуда-то знал. Я стараюсь не думать об этом, но иногда, когда накатывает плохое настроение, я понимаю, что Дэйн – всего лишь фантазия, порождение моего сознания, а на самом деле его не существует. Но в конце концов, так ли уж это важно? Засыпая каждый день, я знаю, что увижу своего друга во сне. И сон этот будет прекрасным, ярким и настолько настоящим, что я буду искренне счастлива там. Дэйн ведь сказал, что правда – это то, во что ты веришь. И я верю в него… в нас. – Почему ты приходишь не всегда, не каждый день? – спросила я однажды своего друга, когда мы прогуливались по лесу и плели венки из осенних листьев. – Я прихожу тогда, когда нужен тебе, – ответил Дэйн. – Ты сама зовёшь меня. Просто не замечаешь этого. Я действительно не замечала… Наверное, мой крик о помощи был настолько глубоко спрятан в душе, что его действительно никто не слышал, кроме Дэйна. – Ты существуешь? Он улыбнулся. – Я – прошлое, Ро. Ты – настоящее. Я не понимала, что это значит, но когда Дэйн взял меня за руку, подумала, что это неважно. Прошлое, настоящее, будущее… Сон существует вне времени и пространства, не в прошлом и не в будущем, и в нашем сне мы были вместе. Хотя иногда мне очень не хватало присутствия Дэйна в реальной жизни. Я вздохнула и поёжилась, погружаясь в дальнейшие воспоминания… *** Тогда шёл дождь. Он лил с самого утра, не прекращаясь ни на секунду. Под ногами противно чавкало, когда я сквозь сплошную стену из воды бежала к усадьбе дартхари за новой книгой, которую посоветовал мне учитель Карвим. Я всегда любила дождь, потому что остальные оборотни, наоборот, предпочитают не высовываться из дома, в то время как с неба льют потоки воды. Мне нравилось, что на улицах деревни почти никого нет, а те, кто есть, смотрят не на меня, а под ноги, полностью игнорируя присутствие ненавистной жабы. Мне в ту пору уже исполнилось шестнадцать. В Арронтаре начиналась осень, деревья облетели почти наполовину, и идти по такой погоде к усадьбе дартхари было не слишком приятно. Ветер задувал под юбку, ноги я промочила, а к концу своей прогулки ещё и носом начала хлюпать. Вожака не было в усадьбе, хотя из самого Арронтара он не уезжал. Я разочарованно вздохнула, поднимаясь по лестнице в библиотеку – в такой холодный день мне хотелось его видеть, как никогда раньше. Как оказалось, не одной мне. В библиотеке я обнаружила Лирин и огромного, совершенно белого хати. Лирин, как обычно, стянула свои волосы в пучок на затылке, и на фоне окна казалось, что на голове у женщины большая пушистая шапка. Это было бы смешно, если бы от её силуэта не веяло такой тревожностью, что я поёжилась. Услышав тихий скрип двери, хати сразу же обернулся и негромко зарычал. – Ч-ш-ш, Вим, – сказала Лирин, не отрывая взгляда от унылого пейзажа за окном. – Это Рональда. Удивительно, но хати моментально замолчал, будто знал моё имя и кто я такая. – Добрый вечер, Лирин, – поздоровалась я. – А это ваш?.. – Хати? Нет. Вим принадлежит Нарро. Я с интересом разглядывала собаку Вожака. Я никогда не видела таких хати – белый, как снег, и очень пушистый, он казался большим облаком, залетевшим в библиотеку по ошибке. А глаза у Вима были ореховые. В сочетании с белой шерстью это смотрелось очень красиво. – Никогда не видела таких… – прошептала я. – Пушистый… и белый… – Ну, раньше Вим не был белым. Он просто старый уже, поседел. Когда-то был просто серым. А вот пушистость… конечно, это редкость для хати, но такие щенки иногда рождаются. Правда, обычно их топят. Я поперхнулась. – А Вима почему не… – Повезло. Голос у Лирин был напряжённым, да и сама она казалась натянутой, как струна. И всё время смотрела в окно. – Лирин… что-то случилось? Женщина вздохнула, и плечи её опустились. – Ничего, Рональда. Ничего не случилось. Я покачала головой. – Неправда. Я никогда не видела вас такой… тревожной. Я подошла к окну и встала рядом с Лирин. Она на меня даже не посмотрела, ни на секунду не отводя взгляд от дорожки, ведущей в лес. На улице было пасмурно, солнце почти не выходило из-за туч, и в свете его тусклых лучей лицо женщины казалось каким-то особенно бледным. Словно оно принадлежало не живому, а давно мёртвому существу. – Он ушёл туда один, – прошептала вдруг Лирин. – Опять. Не взял меня… Никогда он не берёт меня с собой, никогда… Как я ни умоляла, как ни просила… Я так боюсь… Боюсь, что однажды он не вернётся… – Кто? – сердце будто чья-то невидимая рука сжала, когда я поняла, о ком говорит Лирин. – Мой… Нарро… Я вздохнула. «Мой»… Я бы никогда не посмела назвать дартхари своим… Впрочем, я же не знаю, какие отношения у них с Лирин, почему она смотрит в окно так, будто потеряла самое главное в жизни. – А куда он ушёл? – В Западный лес. Я потрясённо моргнула. В Западный лес… Но сейчас же осень! И туда могут нагрянуть аксалы! Никогда заранее не знаешь, когда они прибегут, в начале или в конце сезона. Правда, за последние тридцать лет их набеги стали намного меньше, но не исчезли совсем. – Зачем? Лирин, зачем он пошёл туда?! Она улыбнулась. – Рональда, неужели ты думаешь, численность нападающих на нас аксалов с каждым годом сокращается сама по себе? Это благодаря Нарро. Он уходит в Западный лес перед набегом всегда почти на сутки. Я не знаю, что он там делает, но их действительно становится всё меньше и меньше год от года… Лирин устало наклонила голову и прикоснулась лбом к оконному стеклу. – Почему он до сих пор не женился? – выпалила я вдруг вопрос, который давно мучил меня. – Что?.. – Лирин очень удивилась, даже повернулась ко мне лицом. – Рональда… Я не думаю, что мне стоит обсуждать этот вопрос с тобой. – Почему? – Я не могу говорить о личной жизни Нарро. Считай, он не женится, потому что пока не нашёл себе подходящую пару. – Подходящую?.. В каком смысле? Она вздохнула. – Во всех смыслах. И больше не слова на эту тему, прошу тебя. Когда-нибудь ты всё поймёшь сама… я надеюсь. … Возвращаясь в дом родителей, я думала о том, что сказала мне Лирин. Конечно, я волновалась из-за дартхари и Западного леса, но… если он делает так уже давно, почему что-то должно случиться с ним именно сейчас? С какой стати? Другое дело – поведение Лирин. Я видела в ней много нерастраченной любви, будто она хотела подарить её Вожаку, а он… не принимал. Так ли это? И насчёт «подходящей пары»… Во всех трёх кланах было очень много сильных женщин-оборотней, и некоторые даже рожали от дартхари. Наверное, людям это кажется странным, но так уж заведено у нас, оборотней. Добрачная близость в волчьем обличье никем не порицается, наоборот, считается «полезной». Особенно если один из партнёров намного сильнее второго. Соответственно, желающих… хм… провести ночь с дартхари действительно очень много. И от подобных связей, конечно, иногда появлялись дети. Это интересный парадокс. Дети у оборотней рождаются только после физической близости в волчьем обличье, соответственно, у человека и оборотня не может быть потомства. И подобная связь, как я уже говорила, не порицается, а вот спать в человеческом облике можно только с законным мужем или женой. Правда, в эти моменты детей зачать невозможно. Мне всегда казалось это странным. Но традиции есть традиции. В обличье волка ты можешь быть с кем угодно, а вот в человеческом – только после свадьбы. Был ещё один интересный момент: иногда самки (самцы гораздо реже) и после замужества хотели проводить ночи с кем-то ещё, кроме законного мужа. Такое желание обычно испытывали слабые самки (мы называем их анта) к самцам-ара. Особой популярностью, конечно, пользуется дартхари. Но прежде чем прийти к нему с подобной «просьбой», женщина должна попросить разрешения у собственного мужа. Я знала, что Вожак соглашается на связь только с такими самками. Молодым и незамужним он всегда отказывает. Думаю, дартхари понимает, насколько в таких случаях велика вероятность того, что молодая девушка влюбится в него. Да и зачем ему далеко ходить, достаточно хотя бы на меня посмотреть… Калихари, конечно, поступил странно, когда попросил Вожака сделать меня волчицей, ведь я не умею обращаться. Наверное, именно это и сказал дартхари отцу. Закон – он один для всех. Даже для Вожака. На меня вообще ни один оборотень не посмотрит, как на желанную женщину, потому что любой самец чувствует самку и обращает внимание только на равных по силе или более сильных. А такие, как я… У людей считается преступлением заглядываться на детей, и я для оборотней – всё равно, что ребёнок. Я не пахну самкой, соответственно, не могу вызвать ни в ком физическое влечение. Ни один оборотень не согласится взять меня в жёны. … Дома на своей двери я обнаружила записку от Джерарда. Это было удивительно, ведь последние несколько лет мы с ним почти не общались. Рональда! Пожалуйста, приходи на Поляну, мне нужно с тобой поговорить. Джерард Почему я ничего не заподозрила? Почему я сразу же побежала на место встречи, только быстро поменяв накидку, защищающую от дождя? Почему не взяла с собой Элфи?.. Наверное, тогда я ещё доверяла Джерарду. И даже обрадовалась… Я помню, как мчалась к Поляне, не обращая внимания на дождь, и моё сердце бешено колотилось. Я думала, брат хочет помириться. Думала… ох, чего я только не думала. Тот вечер окончательно убил мою веру в оборотней. Мою веру в брата и всю семью. В жизнь. Когда я ступила на Поляну, начинался вечер. День и так был тёмный, солнце почти не выглядывало из-за туч, а теперь становилось всё темнее с каждой секундой. Джерард уже был здесь, стоял посреди Поляны лицом ко мне. Один. И когда я подошла ближе, брат улыбнулся. – Привет, Ронни. Ему тогда недавно исполнилось четырнадцать, и с каждым годом Джерард становился всё красивее. Впрочем, так бывает со всеми оборотнями. – Здравствуй. Ты хотел меня видеть? – Да, – он кивнул. – Пойдём, я кое-что покажу тебе. Джерард направился к Древнему Камню, и я с интересом последовала за ним. Древний Камень – просто большой булыжник, который лежит посреди Поляны. Никто не знает, откуда он тут взялся, и говорят, что раньше, много сотен лет назад, Камень светился. Но сейчас он выглядит просто как булыжник. – Джерард? Что ты хотел мне показать? И как только я спросила это, из-за Камня вышел Лоран. В тот момент сердце у меня упало. Страшно не было, нет… Дело было вовсе не в страхе. Просто я в очередной, и теперь уже в последний раз разочаровалась в брате. – Пришла всё-таки, а? – ухмыльнулся сын Вожака. – А я думал, ты умнее окажешься. В следующее мгновение Джерард схватил меня за руки, заломил их назад и так приложил лбом о поверхность Камня, что искры из глаз посыпались. – Я держу, Лоран, давай. Я напряглась, пытаясь вырваться – на слова и уговоры решила не тратиться – но Джерард, конечно, был намного сильнее. Он прижимал меня обеими руками к Камню, а Лоран пытался задрать мокрую юбку. Я пихала его ногами, но ничего не помогало – через несколько секунд юбка всё равно оказалась у меня на голове, полностью закрыв лицо, а потом сын Вожака выпущенными когтями (выпускать когти, не обращаясь, умеют только самые сильные ара) разорвал мне исподнее, и холодный воздух вперемешку с дождём коснулся обнажённых бедёр. Я не кричала. А смысл? Поляна находится не настолько близко к деревне или усадьбе дартхари, чтобы кто-нибудь мог меня услышать. Страха я по-прежнему не чувствовала, только холод… и к горлу подступала тошнота. Я ничего не видела из-за юбки, накинутой на голову. Джерард по-прежнему держал мои руки и наклонял вперёд так низко, что заплетённой косой я касалась земли. Наверное, хотел, чтобы Лорану было удобнее меня насиловать. – А ты тут симпатичная, – услышала я глумливый голос сына Вожака. – Прекрати, – зашипел на него Джерард. – Давай быстрее. – Боишься? – засмеялся Лоран. – Никто её не хватится… Я почувствовала, как внутренней стороны бедра коснулось что-то очень горячее, и задержала дыхание, боясь, как бы меня не вырвало. Почему-то в тот момент я подумала о Дэйне. Вспомнила, как мы сидели возле озера, опустив босые ноги в воду, и смотрели на распускающиеся розовые лилии. Это были одни из самых красивых цветов, появляющиеся летом на воде. Они источали прекрасный запах, напоминающий мне что-то очень сладкое, но свежее… Он наполнял мои лёгкие и был таким аппетитным, что я начинала облизывать губы, а Дэйн смеялся. В памяти яркой вспышкой возникли его глаза. Голубые и ласковые, как вода в озере. А вслед за этим воспоминанием меня чуть с ног не сбило, потому что на Поляне вдруг появился дартхари. Я не видела его, но почувствовала. Так же, как Лоран с Джерардом – силу Вожака невозможно не почувствовать. Оба испуганно вскрикнули, и брат тут же меня выпустил. Я выпрямилась и поправила юбку дрожащими руками, а потом подняла глаза и… Никогда больше – ни раньше, ни позже – я не видела ничего более страшного. Да и Лоран с Джерардом, думаю, тоже, потому что они стали белыми, как снег. Стоящий шагах в пяти от нас дартхари был в ярости. Я чувствовала его ярость, как свою собственную, и от этого мне хотелось упасть на колени. Сила Вожака была устрашающей, уничтожающей собственную волю, она подминала под себя, заставляла что-то внутри меня жалобно поскуливать. Скулить я не умела… в отличие от Джерарда и Лорана. Глаза дартхари светились ярко-жёлтым, губы широко раскрылись, обнажая острые, огромные клыки. А потом он зарычал так громко, что уши у меня заложило. Это был призыв на собрание для всех оборотней. Противиться ему или проигнорировать его невозможно. Я затрясла головой, чтобы избавиться от звона в ушах, а потом вновь посмотрела на Вожака. Только тогда я заметила, в каком он был состоянии – штаны все в грязи, рубашка насквозь мокрая и облепила тело так, что видно, как под ней перекатываются мышцы. Но дартхари смотрел не на меня, а на Джерарда с Лораном, которые тряслись от страха, стучали зубами и непроизвольно поскуливали. – Щенки. Я никогда не слышала у него такого голоса. Он рычал, как зверь… да и эти клыки, вытянувшиеся, словно у настоящего волка – я и не знала, что подобное возможно! – Подойди сюда, Рональда. Я вздрогнула. Впервые в жизни я боялась дартхари. Такого, как сейчас – очень боялась… Он, наверное, понял это, потому что взгляд Вожака смягчился, клыки уменьшились, и голос был почти нормальным, когда он сказал: – Подойди. Не бойся. У меня подкашивались ноги, пока я шла к нему. Я ждала чего угодно, только не того, что сделал дартхари. Он взял меня за плечи и прижал к себе. От его руки под мою кожу полилось тепло. У меня даже кончик носа перестал быть ледяным, согрелся. Между тем на Поляну прибывали оборотни. Они ничего не говорили, только удивлённо поглядывали на всех нас, особенно на меня. Ещё бы… дартхари по-прежнему держал одну руку на моём плече, словно защищая. Я не знаю, как Вожак понял, что на Поляне собрались все. Он просто неожиданно заговорил. – Помнят ли собравшиеся здесь, что я сказал о Рональде, дочери калихари Винарда из клана белых волков? – Да, дартхари, – прогремел нестройный хор голосов. – Сегодня двое из стаи нарушили слово, данное мне. Лоран и Джерард, что вы можете сказать в своё оправдание? Я была благодарна дартхари за то, что он не стал рассказывать всем присутствующим, что именно Лоран и Джерард хотели сделать со мной. Хотя вообще это полагалось раскрывать перед собравшимися. Я посмотрела на брата, по-прежнему бледного, как снег. Я была уверена – отец знал всё и, возможно, даже одобрял. Раз дартхари в своё время не согласился, можно использовать его сына… тем более что Лоран вырос настоящей скотиной. – Дартхари, – сказал Джерард, делая шаг вперёд, – я надеялся помочь Рональде. Ей ведь уже шестнадцать, а она до сих пор не может обратиться… – И ты надеялся помочь телу, уничтожая душу? Подумай об этом, мальчик. Лоран, что скажешь ты? – Что я скажу? – фыркнул сын Вожака, нарочито храбрясь, хотя в его глазах при этом плескался страх. – А что я могу сказать, отец? Я не могу понять, зачем ты защищаешь эту жабу! Она ведь жаба! Она недостойна… На несколько секунд над Поляной повисла тишина. А потом… – Советники Лирин и Гранш, прошу вас подойти, – громко сказал дартхари, обводя толпу взглядом своих спокойных жёлтых глаз. Да, теперь они вновь были спокойными. Лирин и ещё один оборотень, которого я несколько раз видела мельком в усадьбе, отделились от остальных и подошли к Вожаку. Лирин с тревогой посмотрела на меня, а Гранш одобряюще улыбнулся, отчего я немного растерялась. – Прошу вас засвидетельствовать наказание для Джерарда и Лорана. Я говорил, что каждый, кто обидит Рональду, будет отвечать за свой проступок на поединке со мной. Джерард и Лоран, по итогам этого поединка вас ждёт изгнание. – Нет! Я не смогла удержаться от крика. Вывернувшись из-под руки дартхари, я встала перед ним и заглянула ему в глаза. – Рональда? – Прошу вас смягчить наказание для моих обидчиков, – произнесла я тихо. – Они молоды и глупы, дартхари… Накажите их, но не изгоняйте из стаи… Я сделала это ради Джерарда. И сама себя ненавидела за слабость. Да и Лоран… каким бы гадом он ни был, оборотню жить вдали от Арронтара очень трудно. Мы привязаны к лесу будто какой-то магической верёвкой… – Если таково твоё желание, Рональда, я исполню его, – ответил дартхари. – Лоран и Джерард, на следующих игрищах вы ответите за свой проступок на поединке со мной. Исход не будет смертельным. И после поединка первый советник зора Лирин оденет на вас обоих амулет, запирающий вторую ипостась. Лорану запрещается перекидываться год, Джерарду – три месяца. Лечить раны, полученные на поединке, также запрещается. Я вздохнула. Конечно, я понимала, что дартхари наверняка потреплет и своего сына, и моего брата, и у них потом всё будет очень долго болеть, но… так или иначе, изгнание намного хуже. Я улыбнулась. Изгнание… Кажется, теперь я знаю, что нужно делать. Ещё месяц назад я бы ни за что не приняла подобное решение, но сейчас… стоит ли тянуть? Перед тем как высказать это, я взглянула на отца, маму, Арента и Сильви. Они стояли недалеко от меня, среди других оборотней. Сердце моё обливалось кровью… но я знала, что моё чувство никогда не будет взаимным. Пора перестать надеяться на любовь. Какой жестокой иронией было имя Рональда – «надежда»… – Дартхари, – я опустилась на колени и подняла голову, чтобы посмотреть в глаза Вожаку, – я, Рональда, дочь калихари Винарда из клана белых волков, с этого момента и навечно, отрекаюсь от своих родных и всей стаи. С этого момента я перестаю считать себя оборотнем и прошу, чтобы вы подтвердили моё решение. Что-то странное мелькнуло в глазах дартхари. Боль? А потом он тихо сказал: – Калихари Винард с семьёй, подойдите. Отец, мама, Арент, Сильви и Джерард – все они встали рядом со мной, а потом опустились на колени. – Отрекаешься ли ты от своей дочери, Винард? – Отрекаюсь, дартхари. – Отрекаешься ли ты от своей дочери, Прайма? – Отрекаюсь, дартхари. Я сжала руки в кулаки. Отрекаюсь, отрекаюсь, отрекаюсь… Даже Арент произнёс это дрожащим голосом. Всего одно слово, перечеркнувшее моё прошлое полностью. Как много… и как мало. – С этой минуты и навсегда Рональда больше не принадлежит стае. Но по-прежнему остаётся под моей защитой. Того, кто посмеет обидеть её, ждёт смерть. Все услышали моё слово? Не изгнание, а смерть. Я вздрогнула. Зачем он сказал это? Почему продолжает защищать меня?.. – Собрание закончено. Можете расходиться. Мои бывшие «родные» поднялись на ноги и поспешили прочь. Они уходили, не оглядываясь… Да и мне пора последовать их примеру. Я встала с колен, закрыла глаза на мгновение, а потом побежала прочь по направлению к Северному лесу. – Рональда! Теперь я могла не слушаться его приказов. Теперь он мне больше не дартхари… Только вот от этой мысли было так горько, что я заплакала, продолжая бежать всё быстрее, всё дальше и дальше в лес… *** Именно в тот вечер, после того как я отреклась от стаи и всех родных, я и нашла свою хижину. Вернее, как я уже упоминала, её нашёл Элфи. Он присоединился ко мне чуть позже, когда я мчалась сквозь Северный лес, стирая с щёк слёзы вперемешку с дождём. Не знаю уж, как Элфи почувствовал, что нужен мне, и особенно – как он вообще сбежал из усадьбы калихари, но так или иначе – хати нашёл меня очень быстро… и больше не покидал. Когда я впервые уснула в своём новом доме, прямо на старом столе, мне приснилось, будто я продолжаю бежать по лесу. Всё вокруг было мрачным, над головой темнело небо, в кронах деревьев свистел холодный ветер. Я задыхалась, спотыкалась, но старалась бежать как можно быстрее, чтобы никто не настиг меня. Но он настиг. Догнал и обнял, прижал к себе, погладил по голове… Я уткнулась в грудь Дэйна и разрыдалась. – Ро, малышка… Зачем я убегала от него? Сейчас, когда Дэйн обнял меня, я почувствовала, что его руки согревают и успокаивают. – Ты убегала не от меня… Ты убегала от самой себя… Ну разумеется… Ведь ты – это я… – Ро, посмотри на меня. Я послушно подняла голову. Дэйн, ласково улыбаясь, осторожно стер с моих щёк слёзы, а потом, обхватив ладонями моё лицо, тихо сказал: – Я – это не только ты, милая Ро. Я гораздо больше. Пожалуйста, не плачь. Не дожидаясь ответа, он поднял голову и оглядел окружающий нас мрачный лес. – Не нравится мне здесь. Думаю, ты не будешь возражать, если я сменю декорации… Дэйн улыбнулся и засвистел совершенно по-птичьи. Я охнула, когда внезапно вместо жуткого тёмного пространства оказалась возле нашего любимого озера. Светило яркое солнце, и вода из-за отражавшегося в ней ясного неба казалась совершенно голубой, прозрачной… – Дэйн… Это сделал ты? Я почти забыла о своих горестях, оглядываясь по сторонам. Раньше сон никогда не менялся… он оставался таким же, каким был в начале, мы с Дэйном ни разу не «перемещались», как сейчас. Он кивнул. – Я. Правда же, здесь гораздо лучше? Я рассмеялась. – Безусловно. Несколько секунд мы молчали. Я рассматривала лицо Дэйна, силясь понять, почему он появляется в моих снах, обладая именно такой внешностью. Мне всегда больше нравились темноволосые оборотни, а Дэйн был светленьким. Да и оборотень ли он вообще?.. Я никогда не спрашивала. – Не хочешь искупаться? От неожиданности я вздрогнула. – Что?.. – Давай, Ро, – Дэйн, улыбаясь, сделал шаг вперёд и положил руки на мои плечи. – Мы с тобой чего только не делали, но ещё ни разу не купались в озере. Это неправильно. Смотри, какое оно замечательное. – Но… Дэйн, в чём мне купаться? Не в платье же… Он расхохотался. – Глупая! Это же сон! Я рассмеялась вслед за ним. Всего одна мысль – и вот, я уже стою перед озером в белом купальном костюме. И поначалу вся неприглядность внешнего вида меня совершенно не беспокоила… до тех пор, пока я не увидела полуголого Дэйна. Вот тогда я смутилась. Даже здесь, во сне, я ничего не могла поделать со своей внешностью – как была пирожком, так и осталась. Только раньше, когда мы просто сидели, гуляли или разговаривали, я не задумывалась над этим. Как всегда, Дэйн всё понял. – Ро, – он подошёл и взял меня за руку. – Зачем ты так плохо думаешь обо мне? – Что? – я удивилась. – Неужели ты думаешь, что я разочаруюсь в тебе, если увижу в купальном костюме? Я вздохнула и покачала головой. – Нет, Дэйн. Просто… ты красив, словно… словно бог, а я больше похожа на пирожок с мясом. Его глаза заискрились смехом. – Глупышка. Пошли лучше искупаемся. Вода была очень тёплой, совсем не такой, как в реальности. Мы соревновались друг с другом, кто быстрее достигнет противоположного берега, кто глубже нырнёт, кто выше прыгнет… Дэйн в очередной раз гнался за мной, а я изо всех сил молотила руками и ногами по воде, стремясь уйти от погони, когда он вдруг сделал то, чего никогда не делал раньше. Догнав, он крепко обнял меня, привлёк к себе и поцеловал. Пусть это было во сне, но… мой самый первый поцелуй был прекрасен. Его губы были нежными и тёплыми. Он держал меня за талию, а я обнимала его за шею, чувствуя, как покрываются мурашками руки – то ли от капелек воды, то ли от самого поцелуя, который рождал в моей душе что-то очень горячее и трепетное. – Всё будет хорошо, Ро… Кажется, так говорил Дэйн между поцелуями, но я плохо его слышала – кровь шумела в ушах. – Ты придёшь завтра? Он улыбнулся и погладил меня по мокрым волосам. – Конечно, приду. Если позовёшь. – Позову… Я не знаю, сколько времени продолжался этот сон. Он постепенно растаял, как туман, но когда я утром встала со стола, служившего мне постелью, я всё ещё чувствовала на своих губах вкус поцелуев Дэйна. Наверное, это невозможно. Но я чувствовала… *** Если бы не он, я вряд ли бы на следующий день вообще смогла подняться на ноги. Дэйн очень помог мне. Я не знаю, как он это делал… да и делает до сих пор. Первое время после случившегося я даже не помышляла о том, чтобы вернуться в деревню. Занималась тем, что «заделывала дыры», ломала голову над проблемой выбитых стёкол и делала заготовки на зиму. О том, что будет теперь, когда я отреклась от стаи, думать не хотелось. Слишком уж сильно болела эта рана… Как выживать в лесу одной, да ещё и зимой, я тоже старалась не думать. На самом деле я просто надеялась, что не доживу до весны. Эту мысль выбить из меня не мог даже Дэйн. Возможно, если бы он существовал в реальности… … Я сидела на крылечке вместе с Элфи и плела из ирвиса своё будущее кресло, когда вдруг услышала рядом прозрачный голос Лирин. – Рональда! Я чуть не уронила свою работу на землю, увидев, как она, улыбаясь, торопливо идёт к моему обиталищу. – Здравствуй, Рональда, – сказала она, подойдя ближе. – Добрый день, Лирин, – я кивнула и тоже улыбнулась – на неё я не сердилась. – Что привело вас ко мне? Она рассмеялась. – Ты думаешь, я не могу прийти к тебе просто так? – Нет, Лирин, – я покачала головой. – У вас не настолько много времени, чтобы ходить по гостям к отверженной девчонке. – Но это не значит, что я бы не хотела прийти, – ответила она очень серьёзно. – Просто… он запретил, Рональда. – Запретил? Но почему тогда?.. – Сегодня он разрешил. Нарро поручил мне кое-что сказать тебе. Рональда… Ты не хочешь быть лекарем клана белых волков? А в перспективе, возможно, и остальных кланов. – Лекарем? Но… – Карвим считает, что ты сможешь. Он научил тебя очень многому. Да и обучение у него ты продолжишь, он по-прежнему будет приезжать в Арронтар два раза в месяц. От волнения я вскочила с места. – Это правда? Я буду продолжать учиться?.. Лирин кивнула. – Верно. – Но я ведь отреклась… – Для Нарро твоё отречение ничего не значит. – Что?.. – от удивления я едва дышала. – Но… – Он не похож на остальных оборотней, – сказала Лирин с такой любовью в голосе, что я моментально отошла от своего оцепенения. – Но не бери в голову. Лучше скажи, хочешь ли ты быть лекарем? За эту работу ты, конечно, будешь получать плату. Подумай, Рональда… Тебе ведь нужна одежда, обувь, кое-какая еда? Это отличная возможность. – Лирин, – я засмеялась, – но ведь вся деревня белых волков ненавидит меня, называет жабой. Они бы с удовольствием прибили меня, если бы не… – Если бы не дартхари. Да, я знаю. Но теперь Нарро сказал, что любого, кто обидит тебя, ждёт смерть. Они не посмеют, тебе не о чем беспокоиться. Прошу тебя, подумай… не отказывайся сразу, хорошо? Я приду завтра за ответом. Я кивнула, а Лирин, опустив глаза, вдруг побледнела. Зрачки её расширились, отчего глаза стали почти чёрными. – Что это?.. Я посмотрела себе под ноги. Там, среди веточек ирвиса, лежала грубая, недоделанная дудочка. Я нашла её в первый же день почти на том самом месте, где она была сейчас. Почему-то я думала, что эту дудочку когда-то сделал тот, кто построил эту хижину. Вернее, он её не доделал. Не знаю, что ему помешало, но она была слишком грубо выстрогана, да и дудела плохо. – Это дудочка. Она валялась тут, под крыльцом. Наверное, её сделал бывший хозяин хижины. Лирин задрожала, как листик на ветру, глаза наполнились слезами. – Пожалуйста, Рональда… Пожалуйста, отдай её мне… Сколько мольбы было в её голосе! Ни разу в жизни я не видела старшего советника дартхари в таком состоянии. – Хорошо. Я наклонилась, подняла дудочку и протянула её женщине. Она сразу же схватила её и прижала к груди, закрыв глаза и как-то странно, прерывисто вздохнув. Посмотрев на лицо Лирин, я увидела, что по её щеке скатилась маленькая слезинка. – Спасибо, Рональда, – прошептала она и улыбнулась. – Ты даже не представляешь, что сделала сейчас для меня. Спасибо. – Не за что, – я пожала плечами. Интересно… может быть, Лирин знала того, кто жил в этой хижине? Я очень хотела спросить её об этом. Но почему-то не посмела. Наверное, просто боялась услышать ответ. А когда Лирин пришла на следующий день, я сказала ей, что согласна стать лекарем клана белых волков… *** Вот так всё и началось. И продолжается уже шесть лет. Уже шесть лет я регулярно бегаю во все три деревни – да, со временем я стала лечить ещё чёрных и серых волков – и борюсь с простудой, принимаю роды, облегчаю боли в спине… За эту работу я, конечно, получаю небольшие деньги. На них я покупаю себе одежду и обувь, хлеб, иногда – молоко. Ещё из трав, грибов, фруктов и ягод я делаю различные настойки, которые продаю всем желающим. Особой популярностью пользуются настойки против нежелательной беременности. И вот теперь, спустя шесть лет, я шла в усадьбу дартхари, чтобы выполнить задание учителя Карвима. Он приезжал неделю назад и попросил меня попробовать сделать амулет. Я раздумывала о том, какой амулет буду делать, когда вдруг услышала чей-то громкий крик в стороне от дороги, ведущей в усадьбу. Принюхавшись, я с удивлением поняла, что оборотнем в той стороне не пахнет. Наоборот… тот, кто кричал, был человеком. Кажется, мужчиной. Заинтересовавшись, я пошла вглубь леса, ориентируясь на запах чужака. Обоняние у меня всегда было хорошее, несмотря на то, что я уже не имею права считаться оборотнем. Я угадала – это был мужчина. Обеими ногами он застрял в замаскировавшемся под овражек болотце, а над ним, ехидно хихикая, прыгала на ветке шалунья[9 - Маленькая птичка с розово-оранжевым оперением. Своим завораживающим голосом она привлекает путников, заманивая их в различные ловушки, а после смеётся над ними, подражая человеческому смеху. За свои проделки была названа шалуньей. Водится только в западных землях Эрамира, преимущественно в Арронтаре.]. Я, прищурившись, сначала наблюдала за чужаком издалека. Тёмные волосы чуть выше плеч, глаза карие, большие, фигура спортивная. Высокий. Одет во всё чёрное. На правой руке – кольцо с гербом императора. Всё ясно. Высокий гость дартхари решил прогуляться по лесу и, конечно, погнался за шалуньей. Я покачала головой. И где только воспитывают таких необразованных лордов? Шалунья, при всём её замечательном внешнем виде, птичка очень опасная. Она и утопить может… – Добрый день, – сказала я, выходя из кустов на свет. – Вам помощь не нужна? Мужчина резко обернулся, отчего не удержался на ногах, которые накрепко завязли в болоте, и плюхнулся спиной в грязь. Я кинулась к нему, не дожидаясь ответа. Связала в воздухе материальную ниточку из магии Света, обернула её вокруг талии чужака, дёрнула – и вот, он уже стоит рядом со мной, весь грязный, и отдувается. Даже сейчас, весь в болотной тине с ног до головы, он был очень красив. Только лицо очень уставшее, а глаза грустные. – Спасибо, – сказал чужак, улыбнувшись мне. – Если бы не вы, не знаю, что бы я делал. Дурацкая ситуация… Он смотрел на меня совершенно нормально, без всякого презрения. Непривычно… Раньше на меня так смотрели только дартхари, Лирин и советник Гранш. – Не за что. Вам следует запомнить, лорд[10 - Знать в Эрамире делится на Старших и Младших лордов. Отличий между Младшими и Старшими лордами немного, но весьма принципиальных. Младшие имеют право именоваться графами и графинями и могут владеть максимум двумя поместьями и сравнительно небольшим куском земли, при этом они вполне могут работать на себя или кого-то ещё. Такой титул обычно даруются за какие-либо заслуги. Титул Старшего лорда (то бишь, возможность именоваться герцогом или герцогиней) обычно передаётся по наследству. Такие люди имеют право состоять только на государственной службе, работая исключительно на императора, владеть сколькими угодно домами и большими наделами земли.], что не стоит бегать за шалуньей по лесу. Её шутки бывают жестокими. – Я постараюсь не забыть, – мужчина смущённо улыбался. – У меня всегда были плохие оценки по ботанике… – По… чему? – губы у меня задрожали. – По ботанике?.. И, не выдержав, я громко расхохоталась. Прижимая к животу ладони, я смеялась так, как, наверное, не смеялась ни разу в жизни. Чужак присоединился ко мне спустя несколько секунд, когда сообразил, почему я веселюсь. – Ой… не могу… по ботанике… Ох… – я вытерла навернувшиеся на глаза слёзы. – Кажется, я выставил себя круглым дураком, да, зора? Это его обращение – зора – заставило меня замолчать и моментально прогнало улыбку с губ. Какая я, к дохлым кошкам, зора… – Нет, – ответила я, вздохнув. – Всё в порядке. Это я вела себя непочтительно. Простите, лорд. Мужчина наклонил голову, вглядываясь в моё лицо. Интересно, что он там заметил? Или наконец сообразил, что таких страшных оборотней просто не бывает? – Простите, если я обидел вас. Кажется, я просто чего-то не знаю… или не понимаю. Как вас зовут? – Рональда. А вас, лорд? – Называйте меня Грэем, Рональда. Безо всяких лордов. Просто Грэй. – Вы гостите в усадьбе дартхари? – Верно, – он кивнул. – Пожалуй, мне сейчас стоит вернуться туда. Нужно смыть с себя всю эту тину, пока меня не приняли за какое-нибудь чудовище. Мне кажется, Грэя не приняли бы за чудовище, даже если бы он с ног до головы вымазался сажей. Я вызвалась проводить мужчину до усадьбы, и когда мы вышли на ровную дорогу, оказалось, что Грэй выше меня почти на полторы головы. Но, тем не менее, разговаривать с ним было легко. Наверное, потому что в его глазах я не видела даже тени сомнения. Он будто бы не замечал, рядом с какой уродиной находится. – А вы – Старший лорд или Младший? – Старший. – Значит, герцог. – Значит, – он почему-то очень развеселился, услышав это моё замечание. – А вы, Рональда, какая волчица? – Никакая, – я решила ответить честно. – Как это? – Грэй, кажется, удивился, потому что даже остановился посреди дороги. Я обернулась и посмотрела ему в глаза. – Разве вы не видите? У всех оборотней глаза жёлтые, а у меня голубые. Так что я никакая не волчица. – Значит, вы человек? – Нет, – я рассмеялась. – Я никто. Не думайте об этом, Грэй. Мы с вами наверняка больше никогда не увидимся, так что… зачем вам забивать себе голову? – Так вот что мне показалось странным в тебе! – Грэй вдруг хлопнул себя по лбу. – Ты воспользовалась магией, чтобы вытащить меня из болота! Но ведь оборотни не умеют… Я начинала злиться. К тому же, он ещё и на «ты» перешёл. – Прощайте, – сказала я, разворачиваясь обратно к своей хижине. Но Грэй не дал мне уйти, схватив за руку. – Не злись, – сказал он мягко, не сделав больше никаких резких движений, чтобы меня удержать. – Я не хотел тебя обидеть. Честное слово. – Обещайте, что больше не будете говорить со мной на эту тему. – Обещаю. Тогда я кивнула и продолжила путь в усадьбу вместе с Грэем. Он сдержал своё слово – больше ничего не спрашивал у меня. Просто шёл рядом и напряжённо о чём-то думал, хмуря брови. После того как мы вошли в усадьбу, Грэй направился смывать тину и водоросли, а я поспешила в своё «святилище» – библиотеку. Там было пусто, и я вздохнула с облегчением. Я чувствовала, что дартхари где-то здесь, поэтому нужно поскорее закончить с домашним заданием учителя Карвима и уходить. Я подошла к одному из стеллажей, в котором хранились книги об амулетах, и в задумчивости провела кончиками пальцев по корешкам. Где же это… Вот! «Амулеты для начинающих». Карвим говорил, чтобы я попробовала сделать нечто из первой главы. Я отошла к столу, села в кресло и, открыв книгу, принялась читать. В первой главе автор долго и пространно рассуждал о том, что такое амулет. По его словам, это какой-либо предмет, в который создающий его вкладывает определённый смысл и собственную силу, чтобы он работал. В качестве примера предлагалось сделать амулет, заговорённый на удачу. Что за ерунда! Я чуть было не захлопнула учебник. «Возьмите любой предмет (лучше всего камень), наполните его энергией чистого Света – это и будет амулет, заговорённый на удачу». Интересно, с какой стати? А если камушек Тьмой наполнить? Наоборот, неудачи будут преследовать? Я уже начала рассерженно фыркать, как вдруг уткнулась взглядом в дальнейший текст… «Вы уже смеётесь? Или действительно пытаетесь создать подобный амулет? Не пытайтесь. Я пошутил. Для того чтобы приманить удачу не обязательно наполнять камень какой-либо энергией, достаточно просто верить в то, что этот камень будет приносить удачу. Удача, равно как и невезение – понятия достаточно абстрактные. На них не бывает амулетов. Точнее, вы можете объявить любой предмет таким амулетом, но в действительности он им, конечно, не станет. Амулеты можно создать только на что-то конкретное. Например, амулет, оберегающий от огня. Амулет переноса. Амулет против эмпатии… Этот, кстати, считается самым популярным. Почему, я могу только гадать. Эмпаты – явление достаточно редкое». Уже интереснее… Я перелистнула несколько страниц назад, чтобы посмотреть автора книги, и замерла, увидев там Аравейна Светлого. Теперь понятно, почему Карвим советовал мне именно этот учебник. К словам самого сильного мага в Эрамире стоит прислушаться. Я не знаю, сколько времени читала книгу, настолько погрузилась в текст и увлеклась. Создание амулетов оказалось занятием очень интересным, не менее интересным, чем изготовление лекарств и проведение операций. Всё зависело от конечной цели. Если ты хочешь создать что-либо известное, например, амулет переноса – это один вариант. Схемы создания таких амулетов Аравейн зарисовал в конце книги. Но задача учебника, насколько я поняла, была иной – научить выводить собственные формулы амулетов… От волнения у меня пересохли губы. Всё почти как в математике – если ты понимаешь суть и логику, то можешь создать формулу амулета сам! Это несложно. Достаточно только понимать, что первично… И как он будет работать в конечном итоге. Несколько лет назад, когда я рыла землю в поисках подземных грибов – они очень полезны для костей, особенно при переломах, – то наткнулась на очень необычный камень. Я знала, что такие камни называют ириалами. Они представляют собой давно засохшую и затвердевшую смолу ирвиса. Их находят очень редко, поэтому ириалы так ценятся. Эти камни ещё называют Сердцем Арронтара. Хотя мне больше по душе другое название – Слёзы Арронтара. Камень, который я нашла, был не очень большой, продолговатый, тёмно-жёлтый, и он так сильно походил на глаза дартхари Нарро, что я не смогла удержаться. Сделала вверху маленькую дырочку и повесила себе на шею. С тех пор не снимала… Я сжала в руке свой ириал и изо всех дёрнула. Верёвка с громким треском порвалась. Положив камень на листок бумаги, я вздохнула и задумалась. Итак, у меня есть «предмет» для создания амулета – Сердце Арронтара. У меня есть цель – амулет от насильственного перевоплощения. Как его сделать? Аравейн в своей книге не писал ни о чём похожем… С того дня, как я впервые увидела дартхари в волчьем обличье, я стала бояться за него. Возможно, это глупо, но… Я знаю, что оборотни уважают и признают силу, но ещё я думаю, что её избыток должен вызывать у них зависть. И в дартхари Нарро силы было очень много. Я даже не представляла, сколько, потому что обычно видела его в человеческом облике. Он редко перекидывался на игрищах, чтобы не смущать всех остальных, особенно самок. «От Нарро невозможно глаз оторвать», – так однажды сказала Лирин, и она была права. Я осознала это в полной мере, когда пришла посмотреть, как Вожак будет трепать Джерарда и Лорана за их проступок. Наверное, я волновалась за брата. Не знаю. Во всяком случае, я в тот вечер спряталась на краю Великой Поляны, в кустах, и затаилась, дабы видеть всё, что будет происходить. У них не было ни единого шанса. Когда дартхари снял с себя одежду и стал огромным белым волком, даже я, так и не прошедшая Ночь Первого Обращения, почувствовала всю его силу. Точнее, мощь. Вожак был раза в два больше всех остальных оборотней… и это только если судить по размеру его волчьего тела, но ведь важна ещё и внутренняя сила… А она просто потрясала. В тот момент на Поляне не было ни одной обращённой самки, но тем не менее я заметила, как задрожали все женщины. А потом я учуяла в воздухе запах возбуждения. Сладко-пряный, он заставлял меня дрожать не меньше, чем всех остальных. Но я при этом чувствовала ещё и какую-то звериную ревность. К моему удивлению, сам Вожак в тот момент не пах никаким возбуждением. И это было странно… Общему настроению поддались все. Кроме него. Он спокойно порвал в ту ночь Джерарда и Лорана, да так, что я несколько раз чуть не выскочила из кустов на помощь брату. Я не думала, что в той куче окровавленного мяса могла остаться жизнь. Но она там осталась… А сам дартхари не получил ни царапины. Но с тех пор я боюсь… Мне кажется, однажды какой-нибудь кучке оборотней надоест невозможность победить Вожака и они решат убить его. Я знаю, единственный способ победить дартхари Нарро – запереть его в человеческом облике, чтобы он не мог перекинуться и высвободить своего внутреннего волка. Человека, даже такого сильного, как Вожак, сможет победить и кучка слабых самцов. Чтобы запереть любого ара в человеческой ипостаси, достаточно дать ему специального зелья. Нарочно подмешать это зелье в пищу не получится – у него специфический вкус и запах, который почует любой оборотень. Да и чтобы эффект от зелья был, его нужно пить неразбавленным и в достаточно большом количестве, а не по две капли на тарелку с супом. Так что вариант с зельем отпадает. Насильно напоить дартхари они тоже не смогут. Остаётся только заклинание. Заклинание, запирающее вторую ипостась. Так оно называлось. Я прочитала о нём всё, что могла найти. Оно было сложным, очень энергозатратным и удалось бы не каждому магу. Нужно владеть магией Тьмы и Крови. И я предполагала: для того, чтобы «обезвредить» этим заклинанием дартхари, понадобятся несколько подобных магов, но… мало ли? Мне казалось, рано или поздно найдутся охотники за головой Вожака. … Итак, ещё раз. Что мы имеем? Амулет должен защищать владельца от заклинания, запирающего вторую ипостась. Заклинание это базируется на магии Тьмы и Крови. Значит, попробуем использовать Свет и Кровь. Основой станет заклинание для зелья, вызывающего трансформацию. Именно его используют на ритуале первого обращения. Это заклинание не относится ни к одному из видов магии, оно само по себе, потому что на самом деле это не заклинание, а чистейшей воды фольклор. Песенка на древнем наречии оборотней. Трансформацию вызывает зелье, а проговариваемые над ним слова – просто традиция. Но пусть будет. Аравейн же пишет – если верить, то сбудется. Значит, буду верить. Я порезала ладонь ножом, который всегда носила с собой. И не просто так – я начертила на коже древний символ Арронтара – два глаза. Звериный и человеческий. Посмотришь, как обычно – человеческий, перевернёшь – звериный. Было, конечно, больно. Но ради дартхари Нарро я бы этим ножом могла и руку себе отрубить, даже не поморщившись. Кровь моментально наполнила порезы и закапала на стол. Я крепко сжала в руке ириал и начала бормотать слова фольклорного заклинания, одновременно стараясь наполнить камень чистой энергией Света. Почему-то в тот момент, когда я изо всех сил старалась превратить бесполезный, но очень красивый камушек в амулет, я вспомнила, как впервые столкнулась с дартхари после своего ухода из стаи. Я ведь избегала его. Я ходила в усадьбу только тогда, когда чувствовала – Вожака там нет. Гранш, которого я встречала тогда чаще, чем Лирин, смеялся и говорил, что я трусишка. Я помню – это был первый весенний день, но снега тогда намело по самую макушку. Он шёл с самого утра, пушистый и очень красивый. Я решила быстренько сбегать в усадьбу за одним справочником по травам Арронтара, нацепила самую толстую шерстяную накидку, на ноги надела тяжёлые, но тёплые сапоги, и побежала в Сердце леса, к резиденции дартхари. Элфи остался в хижине. Я совершенно не чувствовала Вожака, поэтому спокойно взбежала вверх по лестнице, поздоровавшись с вечными стражниками, и протопала по коридору, ведущему в библиотеку. Топала я громко, оставляя за собой грязно-мокрые следы, а бежала быстро – дел у меня тогда было невпроворот, поэтому я очень торопилась. Уже перед самой библиотекой, на углу, я врезалась во что-то большое и очень твёрдое. От удара с меня слетел капюшон накидки, и от неожиданности я чуть не села, потому что оказалось – врезалась я в дартхари. Я даже сказать ничего не смогла, только рот открыла и глаза вытаращила. Я по-прежнему его не чувствовала. Хотя вот он – стоит рядом, сжимая мои плечи своими большими руками. Выглядел дартхари очень плохо. Лицо было каким-то серым, под глазами круги. В тот момент я впервые осознала, что он действительно уже довольно стар по меркам оборотней. Но тем не менее, я не могла оторвать глаз от его лица. – Рональда, – произнёс дартхари и улыбнулся. От этой улыбки повеяло теплом. Словно вдруг весна наступила. – Я очень рад нашей встрече, – продолжил он. – Полгода тебя не видел. Ты выросла, Рональда. И как только он сказал это, я поняла одну вещь. Я действительно выросла. И вместе со мной выросла моя любовь к нему. Из любви маленькой девочки она стала любовью женщины. Именно этого я так боялась. Именно поэтому избегала встреч с Вожаком. Но от себя не убежишь, верно? – Я… – голос меня не слушался. – Я… простите… я вам тут наследила… Он рассмеялся. – Не страшно. Хотя зора Катрима, конечно, будет бурчать. Но это ничего, она часто бурчит. Зору Катриму я не знала, поэтому, наверное, спросила: – Почему? – Характер, – опять засмеялся дартхари. Почему-то с каждой секундой его глаза светились всё ярче и ярче… Вот только круги под ними никуда не исчезали. – Я вас совсем не чувствовала… Я думала, вас нет в усадьбе… Наверное, это прозвучало как оправдание. Я даже хотела опустить голову, чтобы больше не видеть его глаз. Но не могла. – Меня и не было. Я вернулся совсем недавно. Даже переодеться ещё не успел. Но я рад, что всё так получилось. Я давно хотел увидеть тебя. – А… – когда Вожак сказал это, у меня внутри всё задрожало, и я вновь едва не упала. Но он чуть сильнее сжал мои плечи, и я удержалась на ногах. – А… почему я вас не чувствую? – Ты обычно чувствуешь меня? – с интересом спросил дартхари. Кажется, я покраснела. – Да. И сейчас я до сих пор не чувствую… Хотя вот он вы… – Это ты верно заметила – вот он я, – Вожак улыбнулся. – На мне амулет, Рональда. Дело в том, что меня чувствуешь не только ты, но и все остальные оборотни. Особенно, конечно, Гранш и Лирин. А я, честно говоря, сейчас не расположен беседовать с кем-либо из своих советников. – Вы устали? Дартхари кивнул. – Хотите, я сделаю вам тонизирующий чай? – Спасибо, но как-нибудь в другой раз. Сейчас мне нужно просто выспаться. Правда, сначала я хотел кое-что тебе отдать. Раз уж ты мне сегодня встретилась… и непонятно, когда встретишься в следующий раз. Я покраснела ещё больше, а Вожак, подхватив меня под руку, повёл в библиотеку. Там он подошёл к одному из стеллажей, выдвинул несколько книг, что-то нажал сбоку на полке, и в задней стенке открылось маленькое потайное отделение, откуда дартхари достал небольшую растрёпанную и замусоленную книжку. – Вот. Держи, Рональда. Я посмотрела на обложку. Никаких надписей. Странно. – Пожалуйста, береги её. Второго экземпляра не существует. Сказав это, дартхари опустился на диван, а я с интересом открыла книгу. Оказалось, что это не совсем книга. Скорее, рукопись. Она была написана вручную и сшита давно пожелтевшими от времени нитками. Аккуратным, немного витиеватым почерком на первом листе было выведено: «Магия Разума. Неизвестная, но существующая». Я задумалась. Учитель Карвим никогда не упоминал магию Разума. Да и я, сколько читала книг, нигде не видела этот термин. – А что такое… – начала было я, но, подняв голову, моментально замолчала. Дартхари спал. На краю дивана, свесив голову набок. Во сне его лицо разгладилось и посветлело. Я улыбнулась, спрятала подаренную книгу в нагрудный карман платья и подошла поближе к Вожаку. Наверное, многие осудили бы мои дальнейшие действия. Но… я не жалею. Это было удивительно – дотрагиваться кончиками пальцев до его волос, лба, щеки. Аккуратно, стараясь не разбудить, укрыть собственной тёплой накидкой и уложить на диван поудобнее. А потом, наклонившись, легко поцеловать в висок. И теперь я, создавая для него амулет, вспоминала тот день. Прошло шесть лет… Я видела Нарро ещё много раз, но никогда не была так близко к ощущению собственного счастья, как в тот день. Счастья, но и несчастья тоже. Потому что в полной мере осознала глубину собственной любви к тому, кто на меня никогда даже не посмотрит. Я всегда буду для дартхари всего лишь маленькой девочкой. … Энергия Света утекала сквозь мою ладонь и оставалась в камне. Я сидела с закрытыми глазами, но откуда-то знала, что всё получилось. Амулет… мой первый амулет удался. – Рональда! Этот голос вторгся в мои мысли, заставил распахнуть глаза. Дартхари подбежал ко мне и схватил за плечи, а потом хорошенько встряхнул. – Очнись! Немедленно перестань, Рональда! Всё было, как в тумане… Я хотела сказать ему, что у меня получилось. Что учителю Карвиму понравится… Но я сделала это не для учителя, а для него. Для того, кого я никогда не смогу назвать по имени. Дартхари вырвал камень из моей ладони, и я перестала вливать в него энергию. В тот миг я поняла, в чём была моя ошибка – я чуть не угрохала в амулет весь свой магический резерв, а это значило бы для меня верную смерть. Об этом Аравейн тоже писал, говорил, что нужно уметь вовремя остановиться… – Глупышка… Я так и не поняла, сказал это дартхари или же мне просто послышалось – так или иначе, я потеряла сознание. *** Я медленно падала в густую, клубящуюся со всех сторон тьму. И эта тьма, казалось, пытается превратить мою кровь в лёд. Мне было холодно, я не могла нормально дышать, я задыхалась, но продолжала падать всё дальше и дальше. Вокруг не было ничего и никого, кто мог бы мне помочь. Только тьма и холод, останавливающий не только ток крови, но и само движение мысли. Внезапно чья-то горячая рука схватила мою ледяную ладонь. Во тьме мелькнули голубые глаза, а потом знакомый голос произнёс: – Держись, Ро! Сейчас я вытащу тебя, только держись, не отпускай… Я вцепилась в Дэйна изо всех сил, чувствуя, словно из его руки в моё тело течёт что-то, напоминающее горячий чай из дух-травы в морозный зимний день. Это была чистая сила. Свет. Он вливал в меня собственную силу, и тьма постепенно уходила, рассасывалась, исчезала. Теперь я ощущала биение своего сердца и могла вздохнуть полной грудью, не боясь, что она рассыплется на части, как разбитая ледяная сосулька. – Что это было, Дэйн? – Побочный эффект. Нельзя полностью «сливать» резерв… – тут Дэйн толкнул меня в грудь – не сильно, но вполне достаточно для того, чтобы я очнулась. Но открывать глаза я не спешила, потому что поняла – я нахожусь на чём-то очень тёплом и кажется, живом. И это «что-то»… Точнее, «кто-то»… Я боялась поверить. И открыть глаза тоже очень боялась. Я чувствовала, что сижу на коленях у дартхари, и он крепко прижимает мою голову к своей груди. О Дарида! Что это были за ощущения… И дело не только в том, что меня обнимал Вожак. Просто меня уже давно никто не обнимал. И от этих его объятий, от тёплых рук, от близости тела – у меня заболело сердце. Но я всё-таки нашла в себе силы открыть глаза. Правда, у меня тут же страшно закружилась голова. Наверное, в этот момент я как-то дёрнулась, потому что Вожак вдруг сказал: – Я рад, что ты наконец очнулась, Рональда. Сиди, не двигайся. Тебе нужно поесть и выпить чаю. – Но… дар… дар… дар… – я хотела сказать «дартхари», однако язык совершенно не слушался. – Помолчи, – Вожак только сильнее обнял меня, прижимая к себе. – Всё равно ты сейчас не сможешь сказать ничего вразумительного. Поэтому просто послушай. Рональда, ты уже не маленькая девочка. Ты изучаешь магию девять лет, это приличный срок. И тем не менее ты, как ребёнок, берёшься делать сложную вещь после первого же урока, когда ещё толком не понимаешь, как всё это работает. Ты способная, я не отрицаю, и амулет, кажется, у тебя получился. Но если бы я не остановил тебя вовремя, ты могла бы погибнуть. Ты понимаешь это, Рональда? Дартхари осторожно приподнял мою голову, и мне немедленно захотелось зажмуриться. Он был так близко! А ещё я чувствовала обжигающий душу стыд. Я действительно плохо подумала… точнее, я вообще не подумала. – Простите… – прошептала я, смотря в его ярко-жёлтые глаза, наполненные сейчас укоризной. Дартхари вздохнул и покачал головой. – Ты думаешь, я сказал тебе всё это для того, чтобы ты попросила у меня прощения? Нет, Рональда, мне не это нужно. Я хочу, чтобы ты поняла и запомнила – полное опустошение магического резерва означает смерть для мага. Ты сейчас подошла к самому краю, ещё бы чуть-чуть – и всё, конец. – Не думаю, что это хоть кого-нибудь бы огорчило … – пробормотала я тихо, но дартхари услышал. – Это огорчило бы меня, Рональда. Смертельно огорчило. Кажется, он говорил искренне, но я всё равно не могла поверить. Возможно, он неплохо относится ко мне, жалеет маленькую жабу, но… смертельно огорчило? Вряд ли. Неожиданно дартхари поднял руку и погладил меня ладонью по щеке, а потом рассмеялся. – Маленький дикий зверёк… Как же много нужно времени, чтобы понять, увидеть и поверить… Впрочем, разве может быть иначе? Я, наверное, хочу слишком многого. Я говорил тебе про время, Рональда, но сам забыл свои слова. А время не терпит, когда его торопят… Мне нужно помнить об этом. Я не поняла ни единого слова, но дартхари, кажется, и не ждал, что я пойму. Он осторожно пересадил меня со своих колен на диван и тихо сказал: – Сейчас тебе принесут чай и кое-какую еду. Пожалуйста, всё съешь и выпей, ничего не оставляй. И сегодня больше никакой магии, обещай мне. – Обещаю. Вожак удовлетворённо кивнул, а потом вышел из библиотеки, и у меня не хватило сил на то, чтобы попросить его остаться ещё хотя бы на пару минут. И взять амулет, который я с таким трудом для него сделала. Спустя какое-то время мне действительно принесли большую чашку с чаем и тарелку с салатом из овощей. Дартхари мог и не просить меня ни о чём – я сама была такой голодной, что уничтожила всё до последней крошки и капельки. Только после того как еда закончилась, я решила получше рассмотреть получившийся амулет. Ириал выглядел удивительно после моих манипуляций. Он будто бы ожил, стал настоящим Сердцем Арронтара – внутри что-то пульсировало, словно пульс. А сам камень потеплел так сильно, что иногда казался обжигающе горячим. А сколько в нём было теперь магии! Ну ещё бы, я ведь почти опустошила весь свой резерв… Правда, после обеда и лечения Дэйна я чувствовала себя более-менее нормально, но вот колдовать точно до завтрашнего вечера не смогу. Нужно подождать, пока магическая сила восстановится полностью, иначе можно опять улететь за грань. Только во второй раз мне уже будет не суждено вернуться. Я убрала амулет в один из потайных карманов на липучках, чтобы он не вывалился где-нибудь по пути – носить чужой амулет не стоило, иначе потом, когда я всё-таки наберусь смелости, чтобы подарить его дартхари, он не будет работать в полную силу. Когда я покидала усадьбу Вожака, день начинал клониться к своему завершению. Солнце золотило верхушки деревьев, напоминая мне о волосах Дэйна, где-то вдалеке слышалось чириканье чушек – эти небольшие птички своим пением всегда приветствуют наступающий вечер и грядущую ночь. Они чирикают, бултыхаясь в дорожной пыли, становясь от неё ещё более серыми и невзрачными, чем обычно. Пора домой. Элфи, конечно, не пропадёт, он почти всегда в моё отсутствие сам добывает себе пропитание – охотник он отличный. Но у меня там смороква отмокает, нужно ей заняться, да и не мешает навестить выводок рыжиков – на прошлой неделе одна юная самка родила четырёх детёнышей, они получились очень слабенькими, поэтому я помогала молодой мамаше тем, что носила ей в гнездо кое-какие орехи, засушенные ягоды и немного молока из деревни. По дороге к хижине на этот раз мне никто не попался. Всё было тихо, только ветер пел в кронах деревьев свои непонятные песни. Сегодня лес дышал спокойно, и от этого его дыхания мне стало так хорошо, что я стала еле слышно насвистывать одну из песенок, которой меня научил Дэйн. Это было очень давно. Мы делали из листьев и веточек кораблики и пускали их плавать по озеру. Друг изображал из себя ветер – надувая щёки, он дул так сильно, что некоторые из корабликов достигали противоположного берега. – Ты знаешь какую-нибудь песню, Ро? – вдруг спросил Дэйн. – Нет, – ответила я, вплетая в нос одного из своих корабликов крошечный белый цветочек. – Знала, когда Джерард был совсем маленьким. В основном колыбельные… Но теперь я уже ничего не помню. – А я помню. Много хороших песен помню. Хочешь, научу? Только они на старом наречии оборотней. Но всё равно красивые. Он действительно знал необыкновенно много замечательных песен. И голос у Дэйна был удивительный. Он звенел и переливался самыми разными цветами и красками, и будто постепенно растворялся в воздухе, впитываясь в окружающее пространство. – Мой голос – это ветер, Тебе поёт он песни. О крае, что так светел, Что нет его чудесней. Пусть он расскажет мне, Без сказок мне не спится - О том, как по весне Летят оттуда птицы… Песни Арронтара. Так их называл Дэйн. В первую очередь потому, что все они были от лица нашего леса. Так, будто это он сам говорил с нами, рассказывал о своей жизни и, быть может, хотел, чтобы мы поняли что-то важное. И теперь я пела одну из тех песен, с улыбкой наблюдая, как замолкают и прислушиваются все птицы поблизости. Это был мой маленький секрет. Я всегда хорошо ладила с животными, даже, можно сказать, умела понимать их речь. Я могла легко подобраться очень близко к любой птице или зверю и даже взять их на руки. А когда я пела, все они слушали очень внимательно, некоторые даже прилетали или прибегали специально, чтобы послушать, как я пою. И если бы не та странная книга, которую дартхари однажды отдал мне, я бы никогда не узнала, почему так происходит… *** – Рональда! Возле моей хижины стоял и истошно вопил мальчишка лет двенадцати. Надо же, какой смелый – обычно те, кого родители посылали «за лекарем», орали: «Лека-а-арь!» – Чего тебе? – поинтересовалась я, выходя из кустов навстречу своему гостю. Увидев меня, мальчишка вздрогнул, но не отшатнулся. Действительно, смелый. – Соседка наша, зора Арилла, рожает. Мама попросила сбегать за тобой. Очень некстати… Мало ли, что пойдёт не так при родах, а во мне магии сейчас не больше, чем в любом другом оборотне. – Тебя как зовут? Мальчишка, кстати, ещё был необращённый. Значит, нет пока двенадцати. Глаза серые, волосы русые, очень красивый нос, две ямочки на щёчках, одет просто – белая рубашка, грязно-серые штаны и самые обычные ботинки, которые носят все оборотни Арронтара – в них удобнее всего продираться сквозь лес. Из небогатой семьи мальчик. И удивительно – смотрит на меня не неприязненно, а скорее, настороженно. – Петер. – Пойдём, Петер, поможешь мне. – Куда? – глаза вспыхнули тревогой и страхом. – Не бойся, – я хмыкнула. – Я детей не ем. Донести мне поможешь всё необходимое, чтобы роды принять, хорошо? А то знаю я ваших рожениц – зачастую ни ткани нет, чтобы ребёнка запеленать, ни ножа хорошего, чтобы… Впрочем, этого тебе лучше не знать. Петер, слегка побледнев, зашёл со мной в хижину. Я дала ему в руки моток специальной мягкой ткани, которой меня снабжал Карвим, а потом набила свой заплечный мешок пузырьками с самыми различными зельями. Мало ли, что может понадобиться… Напоследок я, завернув все свои лекарские инструменты в кусок чистой тряпки, оставила Элфи еду и, потрепав его по холке, сказала: – Охраняй. Когда вернусь, не знаю, смотря как пойдут роды… – Р-р-р, – ответил мой верный хати. Бедняга, почти целый день я пропадаю… Ну ничего. Ещё будет время для Элфи размять лапы. Пока я собиралась, Петер разглядывал мою хижину глазами величиной с тарелки. Любопытный мальчишка. – Пошли, – буркнула я, закидывая за спину свой мешок, и вышла на улицу. Петер, секунду помешкав, последовал за мной. Молчал он, наверное, всего минуты две, а потом вдруг выпалил: – А откуда у вас такой хати? – Случайно повезло, – улыбнулась я. – А что, ты никогда раньше не видел моего Элфи? Я ведь довольно частый гость в деревне. Мальчишка, кажется, слегка смутился. – Ну… мы с мамой на краю деревни живём… Может, вы знаете… Ну конечно, как я сразу не догадалась. Поэтому Петер и смотрит на меня без особой неприязни, ведь они с матерью тоже отбросы общества. У оборотней – у всех, независимо от клана – считается позорным родить малыша незамужней женщине. Такое иногда случается… несмотря на то, что за молодыми самками следят и зелье от нежелательной беременности можно достать безо всяких проблем, да и стоит оно недорого. Я уже упоминала, что подобная настойка была одной из самых популярных. Именно из-за того, что на игрищах зачастую не только дрались. И итог в виде ребёнка устраивал далеко не всех. Одно дело – «соединяться» с оборотнем, чтобы, как здесь говорили, «взять часть его силы», а совсем другое – рожать. Поэтому многие родители предпочитали давать это зелье своим отпрыскам, ещё не подчинившим своего внутреннего волка, в качестве профилактики. Подростки неуравновешенны, и в этой ситуации многие предпочитали перебдеть. Однако, нежелательная беременность всё равно иногда случалась. Некоторые «залетевшие» девушки предпочитали избавиться от ребёнка, пока не узнали и не заклеймили позором. Почему мать Петера оставила своего малыша, я не знаю, но факт в том, что сейчас им, скорее всего, живётся нелегко. Зарабатывать такие женщины могли двумя способами. Что-нибудь шить, вышивать или вязать, либо… торговать телом. У оборотней не принято иметь близость в человеческом облике ни с кем, кроме законного мужа или жены, это порицается. Но некоторые игнорируют этот обычай. Причина проста – близость в человеческом облике приносит намного больше ощущений, чем в зверином. По крайней мере так говорят. У меня не было возможности оценить самостоятельно. – Твоя мама шьёт что-нибудь? – спросила я у Петера и, к моему облегчению, мальчишка кивнул. – Да. Они с зорой Ариллой часто работают вместе. А зора Арилла вяжет очень красивые кружевные платки из пуха. Но она не только вяжет, ещё к ней ходят разные… Дают ей денег… Мама говорит, это плохо. Я вздохнула, но ничего не сказала. Не думаю, что Петер в таком возрасте в полной мере понимает, почему к Арилле ходят «разные» и дают ей денег. А просвещать его мне совершенно не хотелось. Мне нравился этот мальчишка. – У зоры Ариллы есть ещё дети? Петер помрачнел. – У неё была дочка. Умерла год назад. Может, вы помните? Она с дерева упала, вас тогда тоже позвали… Я помнила. Помнила, потому что эта девочка была похожа на меня. Нет, внешне с ней всё было в порядке, просто её травили из-за матери – «шмары», как у нас тут называют таких продажных женщин. Девочке было пять лет. Она залезла на дерево, спасаясь от преследователей, не удержалась, полетела вниз и сломала себе шею. – Ты, наверное, дружил с ней, да, Петер? Мальчишка кивнул. В деревне белых волков есть специальная улица для таких, как Арилла и мама Петера. Она находится в отдалении от остальных построек, дома там кривые и покосившиеся, но мусора нигде нет, чисто, а в огородах всегда много цветов и зелени. Лица у женщин, живущих здесь, похожи одно на другое – печальные и бледные, а спины у всех сгорбленные, словно под тяжестью собственных жизней. Дом Ариллы был почти в самом конце улицы. Когда мы добрались до него, краешек солнца уже зашёл за верхушки деревьев. – О Дарида! – прошептала встретившая меня маленькая женщина, так похожая на Петера, что я сразу поняла – это его мать. – Как хорошо, что вы пришли, Рональда! Арилле очень плохо и больно, я боюсь, она может потерять своего малыша… А она так его хотела… С тех пор, как погибла Кати, Арилла всё о ребёнке мечтает… Я кивнула, забрала у Петера свою ткань и вошла в комнату, где на узкой кровати лежала роженица. Арилла оставалась красивой даже сейчас, когда лицо её было бледным и мокрым от пота. Чёрные вьющиеся волосы разметались по подушке, на белом лице алели губы, в ярко-жёлтых глазах я увидела отражение её боли. Как жаль, что магии нет… – Добрый вечер, – поздоровалась я, приподнимая белую рубашку, в которую была одета Арилла. – Вы неправильно дышите, милая. Нужно вот так… Показывая женщине, как дышать, я осторожно ощупывала живот. Ребёнок был повёрнут неправильно – ножками, а не головой, к «выходу». И кажется, пуповина вокруг шеи замотана, как шарфик. Да и малыш крупный очень, а таз у Ариллы узкий. Точнее, малышка. – Не волнуйтесь, – сказала я, отнимая руки от живота, когда роженица начала правильно дышать. – У вас всё хорошо, ребёночек здоровый родится. Просто он беспокойный очень, поэтому вам больно. Ножками перебирал и перевернулся, теперь ему выходить неудобно. Но я сейчас кое-что сделаю, и он опять перевернётся. И всё будет хорошо. Вы только не переставайте дышать, пожалуйста. Говоря это, я осторожно коснулась сознания Ариллы единственной оставшейся во мне магией – магией Разума. Мне нужно было успокоить её… Затем я вынула из одного кармана обезболивающее зелье и аккуратно влила несколько капель Арилле в рот. Женщина с трудом проглотила снадобье. Ну вот, можно начинать… – Петер! – Да? – мальчишка с опаской отозвался из-за двери. Далеко не отходил, как и его мать. – Песню знаешь какую-нибудь? – Знаю… а что? – Запевай! К моему удивлению, Петер запел одну из старых песен Арронтара, начинающуюся так: – Далеко за рекой, Там, где белый песок, За листвой золотой, Где овражек глубок… Голос у мальчишки был звонкий и смешной. Даже Арилла слегка улыбнулась. А я вновь положила руки ей на живот и сосредоточилась. Карвим учил меня этому, да и я много раз делала массаж, после которого ребёнок в животе у матери принимал правильное положение. Но делала я его при помощи магии. А теперь магии нет. И пуповина… Но сначала я хотела попробовать так. Разрезать Ариллу я всегда успею. Я стала делать аккуратные, но энергичные движения руками. Вокруг, вдоль, теперь надавить, отпустить, опять кругами… Роженица застонала. – Дышите-дышите, милая. Всё хорошо, ещё немного потерпеть осталось. Пуповина постепенно разматывалась, ребёнок в животе Ариллы начал медленно поворачиваться головкой к «выходу», голос Петера звенел от волнения. – Где трава высока, И пахучи цветы, Глубока там река, А поля все пусты… Там мой ветер гулял И песок разметал, Он леса там искал, Но искать их устал. Только белый песок, Тишина в небесах. Как прекрасен восток, Что я вижу во снах. Воспоминания о певшем эту песню Дэйне помогли мне перевернуть ребёнка Ариллы. Интересно, кто его отец? Какой оборотень согласился иметь близость в зверином обличье со «шмарой»? Случайная беременность исключена – любой волк всегда почувствует возможность самки понести, не заметить этого могут только очень молодые оборотни. Либо Арилла обманула какого-то юнца, либо кто-то сам согласился на связь с ней. Я глубоко вздохнула и стерла пот со лба. Как же тяжело без магии! Казалось, что у меня напряжена каждая мышца, будто это не Арилла тут рожала, а я сама. Теперь роды пошли легче. Я направляла малыша, не отпуская живот женщины, чтобы он вновь не перевернулся, взгляд Ариллы прояснился, дышала она легче и правильней. Петер продолжал петь, когда показалась головка ребёнка. – Вижу макушку, – я ободряюще улыбнулась женщине. – Осталось совсем немного. Несколько минут – и я, подхватив малыша, наконец достала его. Шлепнула по попке, и комната тут же огласилась громким, истошным воплем. Стоящая за дверью мать Петера засмеялась, а сам мальчик от неожиданности перестал петь. – Всё? Всё, да? Он род-дился? – от волнения Петер даже начал заикаться. – Не он, – ответила я, аккуратно перерезая пуповину. – Она. Поздравляю вас, Арилла, с рождением чудесной дочки. Я обмыла новорожденную, запеленала её чистой тканью и передала на руки матери. Женщина с нежностью дотронулась пальцами до щёчки девочки, и малышка, словно почувствовав это прикосновение, открыла глаза. Они были ярко-голубые и удивительно ясные. – Как назовёте? Арилла, улыбаясь, подняла голову и ответила: – Наррин. Я вздрогнула. «Верная» на древнем наречии оборотней, это имя напоминало мне о Вожаке. – В честь отца. Дартхари один не побрезговал дать мне ребёнка. После смерти Кати я была сама не своя, я погибала от горя и тоски. Я просила их… тех, кто приходил ко мне, но все отказывались… И однажды дартхари пришёл ко мне за платком для старшего советника, он хотел заказать очень сложную вязку… И тогда я набралась смелости… И попросила… Значит, Вожак – отец этой девочки. Я помогла родиться его ребёнку… Подняв руки, я посмотрела на свои окровавленные ладони. Смогу ли я когда-нибудь рассказать кому-либо, что ощущала в ту минуту, когда поняла, что новорожденная – дочь дартхари? Смогу ли я объяснить, что чувствует любящая женщина, принимая в свои руки ребёнка любимого мужчины?.. – Уже можно войти? – завопил из-за двери Петер. Я, стряхнув с себя все мысли, убрала то, на что мальчику смотреть было не нужно, помогла Арилле поправить рубашку и впустила Петера с матерью в комнату. Спустя десять минут, вымыв руки и дав Арилле необходимые инструкции по ухаживанию за ребёнком и кормлению, я покинула дом. Мальчик вызывался проводить меня, но я отказалась. Уже перед калиткой я вспомнила, что ещё хотела сделать. Достав из заплечного мешка крепкую тонкую верёвку, я отрезала от неё кусочек ножом и, повернувшись к Петеру, попросила его дать мне руку. Когда он протянул ладонь, я завязала на его запястье этот кусочек верёвки специальным узлом, который очень трудно развязать, и тихо сказала: – Я знаю, у тебя скоро Ночь Первого Обращения. Это – амулет, который поможет тебе её пройти. Ты обязательно станешь ара, Петер. Очень сильным ара. Глаза мальчишки округлились. – Правда?.. – Конечно. Только не снимай амулет. Когда ты впервые обратишься, он порвётся и спадёт с твоего запястья сам. Удачи, Петер. И я ушла, напоследок похлопав его по руке. Конечно, это был всего лишь кусочек верёвки. Но ведь сам Аравейн написал в своей книге, что главное – верить. А мне очень хотелось, чтобы Петер прошёл Ночь Первого Обращения и стал ара. Он этого заслуживает. *** Сгущались тучи. В воздухе чувствовался запах грозы. Я уже давно ощущала её приближение, но только теперь поняла, как кстати оно было. После всех сегодняшних событий… После разговора с отцом, вереницы воспоминаний, создания амулета и появления на свет дочери дартхари дождь был мне необходим. Оборотни разбегались с улицы. Здесь и в принципе всегда было немного народу, но теперь, когда с неба начинала потихоньку течь вода, все попрятались. Как и любые животные, оборотни недолюбливали дождь. Нет, я не буду плакать. Природа это сделает за меня. Я подняла руку, и мне на ладонь упала большая, тяжёлая капля. Самая первая… ещё не дождь, только его преддверие. Прямо над головой сверкнула молния, а потом раздался раскат грома. Здесь, на краю деревни клана белых волков, есть очень интересные ворота. В них почти никто и никогда не выходит, да и не заходит тоже. Я не знаю, зачем их сделали. Там, за этими воротами, находится то, о чём так пронзительно пел сегодня Петер, пока я принимала роды у Ариллы – Снежная пустыня. Арронтар стоит на возвышении, причём довольно большом. Граница его – река Арра, опоясывающая это возвышение, окольцовывающая его. И на западе, в самом широком и глубоком месте реки Арры, растут небольшие кусты с вечно золотыми листьями. Там много цветов и высокой травы – всё, как в той песне. А потом, за рекой, начинается территория Снежной пустыни – белого, как снег, песка. Она кажется бескрайней и вечной, но говорят, что за ней есть море. Правда, его никто не видел… по крайней мере никто из оборотней. Только вот я в это не верю. Если кто-то говорит, что там, за Снежной пустыней, есть море, значит, кто-то его точно видел. Теоретически, если выйти в ворота, находящиеся здесь, на краю деревни клана белых волков, можно дойти до Снежной пустыни. И до Неизвестного моря. Только вот зачем кому-то туда идти? Когда надо мной в очередной раз сверкнула молния, осветив окружающее пространство, я заметила рядом с воротами чью-то тёмную фигуру, закутанную в плащ. Не может быть… Это же… – Грэй! Вообще-то я не собиралась кричать. Это произошло, скорее, от неожиданности. Но что случилось – то случилось. Мужчина обернулся и, заметив меня, кивнул. Я улыбнулась и подошла ближе. – Наверное, это не моё дело, но что вы здесь делаете, Грэй? Вы заблудились? Он засмеялся. – Почему вы так решили, Рональда? – Хм, – я хмыкнула. – Всех Старших лордов учат отвечать вопросом на вопрос? – Вы угадали, – кивнул Грэй. – И этому нас учат тоже. – И конечно, по такому искусству ваши оценки были куда выше, чем по ботанике? – Несравнимо выше. Мне очень нравились его глаза. Они напоминали о маленьком Джерарде. Такие же тёмные и глубокие. – И всё-таки… вы не заблудились, Грэй? – Не совсем. Мне сказали, что здесь… м-м-м… есть гадалка. Я закашлялась от неожиданности. – Кто-кто?.. Гадалка? Ну-у-у, это кто-то с вами пошутил. На этой улице живут прекрасные швеи и… ещё кое-кто, но гадалок совершенно точно нет. Оборотни вообще не гадают. Конечно, Грэй соврал. Не мог он не знать, что в Арронтаре гадалок днём с огнём не сыщешь. Но раз соврал – значит, так надо. Значит, я лезу не в своё дело. – Вам не холодно, Рональда? Такой дождь, а вы без накидки. – Нет, совсем не холодно, я привыкла. А вы вроде бы начали называть меня на «ты». Передумали? – Только если ты присоединишься ко мне. Интересно, почему с ним так легко? Что такого есть в этом человеке, что с ним я забываю о том, кто я? О том, какая я? Может быть, это происходит потому, что он не оборотень?.. – А хочешь, я сама погадаю тебе, Грэй? – А ты умеешь? Тогда, конечно, хочу. Я ещё никогда никого не приглашала в свою хижину. Но Грэя мне хотелось пригласить – и я сделала это. Он несколько раз предлагал мне свой плащ, но я каждый раз отказывалась. Со мной под дождём точно ничего не случится, а вот он запросто может простудиться, человек всё-таки. Элфи выбежал нам навстречу, помахивая хвостом. Бедняга меня просто заждался – ещё бы, весь день пропадала, оставила его одного. – Познакомься – это Грэй, наш с тобой гость. Он хороший. Элфи внимательно обнюхал ладонь мужчины, и видимо, что-то в ней ему понравилось, потому что он чуть лизнул пальцы Грэя. – Красивый хати. У императора похожий. Дартхари Нарро подарил ему щенка на тридцатилетие. – О, так ты, оказывается, настолько хорошо знаком с императорской семьёй? Дождь почти кончился, поэтому я решила расположиться на крыльце, под крышей. Грэй отказался сидеть в кресле и притащил себе в качестве седалища здоровенное бревно, на которое я сверху постелила кусок непромокаемой ткани, чтобы мой гость ничего себе не застудил. Костром нам служила небольшая горелка[11 - Горелка с магическим огнём – металлическая пластина, наполненная магией Огня. Силы от одной горелки хватает примерно на сутки горения, потом её нужно «перезаряжать». Такие горелки не пользуются популярностью, так как обычные люди предпочитают обыкновенные костры, а маги могут зажечь магический огонь и без помощи горелки.] с магическим огнём. Когда-то давно я хотела её ликвидировать, но по каким-то соображениям оставила. И хорошо – магии сейчас во мне едва хватило бы на слабую искру. Сверху на горелку я поставила остатки супа, который сварила пару дней назад. Суп был простой, и я думала, что он придётся совсем не по вкусу Грэю, который привык к изысканной пище Старших лордов. Я же всегда питалась очень просто. – Конечно, я хорошо знаком с императорской семьёй, – ответил Грэй, усаживаясь на своё бревно. – Я вырос вместе с наследным принцем Интамаром. Мне было десять, когда его высочество заметил меня, грязного и оборванного мальчика-побирушку, на улице. Ему тогда тоже было десять, и Интамар, недолго думая, притащил меня с собой во дворец. – Император не оттаскал его за уши? – хмыкнула я, помешивая суп большой ложкой. – Нет, – Грэй понимающе улыбнулся. – Наоборот, было приказано меня отмыть и хорошенько опросить, дабы найти родителей. Оказалось, всё, что я помню – это улица, грязь и нищие. Тогда император разрешил Интамару оставить меня в замке. – А как же титул Старшего лорда? – С тех пор прошло уже двадцать лет, Рональда. Я дослужился. В шестнадцать стал Младшим, а пять лет назад – Старшим лордом. Суп согрелся, и я осторожно разлила его по тарелкам. Элфи сразу же сунул свой любопытный нос в одну из них. Так, эта тарелка, значит, будет моей… – А за какие услуги – секрет? Держи суп. – Спасибо. К сожалению, да, секрет. – Погоди, – я так разволновалась, что чуть не расплескала свой ужин. – Значит, ты знаешь Аравейна? И… леди Эллейн Грант? По лицу мужчины скользнула тень. – Да, знаю. – Завидую тебе, – я улыбнулась и принялась за суп. Некоторое время мы оба сосредоточенно жевали, а потом Грэй вдруг сказал: – Рональда… я так вкусно давно не ел. Вроде ничего особенного, но очень вкусно. Спасибо. – Плохо вас там, в Лианоре, кормят, – фыркнула я, – раз тебе моя стряпня понравилась. Да и вон ты худой какой. Наверное, голодом морят. Грэй рассмеялся и покачал головой. – Может, просто готовят не настолько вкусно? – В императорском замке? Так я поверила. Ты – большая врушка, Грэй. Его улыбка стала откровенно лукавой. – Кто-то обещал мне погадать, между прочим. Наверное, именно так проводят время обычные оборотни, люди, эльфы, гномы, орки, тролли… Болтая ни о чём, подкалывая друг друга, подтрунивая и улыбаясь. Со мной подобного не было уже очень давно. – Конечно, погадаю, раз обещала. Давай сюда лапу. – Я бы попросил! Это у вас, оборотней, лапы. Или вон у Элфи. А у меня – рука! А под лапой можно и ногу подразумевать. – Нет уж, никаких ног. Левую ладонь протяни. Да, вот так. Гадание – любое – это не магия. Магия – это способность к прорицанию, но её у меня точно не наблюдается. А гадание – нечто вроде околомагической дисциплины, его явно придумали не имеющие волшебной силы люди, дабы, так сказать, приобщиться. Разработали себе какие-то теории, написали книжки, верят в это… Наивно, но любопытно. Я читала несколько учебников по гаданию из библиотеки дартхари. Да, были там и подобные книжные редкости… Конечно, гадалка из меня примерно как из Элфи птичка, но ничего, Грэю и так сойдёт. – Вот, гляди, тут у тебя линия разума. Ну, что я могу сказать, умом ты не обделён… да его у тебя просто завались. Видишь, какая линия жирная? Много ума, значит. Вот тут – линия судьбы. Чёткая она у тебя. Предопределена судьба твоя с самого детства. Вот только здесь, в одном месте, надлом небольшой. Потрясение какое-то. Но потом всё опять – ровно, гладко… Он так внимательно слушал, что я даже почувствовала себя самой настоящей великой гадалкой… на одну секундочку. – Линия сердца… Я запнулась. Линия сердца у Грэя была странной. Сначала чёткая, затем она обрывалась, и какое-то время в том месте, где она должна была быть, царила пустота. Но потом линия появлялась вновь. Я не знаю, что произошло в тот момент, когда я держала Грэя за руку и смотрела на его ладонь. Я чувствовала волнение леса, его неспокойное дыхание, его шепот… И почти разбирала слова. – Без сердца будешь жить, – сказала я тихо, подняв голову. – Тебе покажется – вечность, а на самом деле – миг. Многим больно сделаешь, и себе, и близким. Но всё когда-нибудь заканчивается… закончится и это время. И сердце вернётся… не столь юное и пылкое, но оно вернётся, когда та, которую ненавидишь, принесёт его тебе в окровавленных руках. Откуда я это взяла? Кто говорил за меня в тот момент? Думаю, что сам Арронтар, чьей магией я была пронизана с самого детства. Мой голос, мои слёзы… моё сердце. Мужчина был бледен, как сама Дарида. Мне стало стыдно. – Грэй… Он отнял у меня свою руку. – Я не хотела тебя обидеть, честное слово. Извини, если что… – Ты не обидела меня, – Грэй слабо улыбнулся. – Просто поразила. Начала шутя, а закончила… Хм. Я, пожалуй, пойду. Мне… нужно подумать. Он был в шоке, я же – расстроена. Мне совсем не хотелось, чтобы Грэй думал о том, что я сказала. В жизни больше не буду никому гадать. Когда Грэй ушёл, я вздохнула и, погладив Элфи по пушистому загривку, решила наконец заняться смороквой. Легла я очень поздно, устав до такой степени, что заснула ещё на подлёте к кровати. *** – Это был такой кошмарный день, Дэйн. – Тс-с-с… Я знаю, знаю… Он был здесь, как всегда. Возле нашего озера. И сейчас я сидела на берегу рядом с ним и прижималась к его тёплой груди. Дэйн легко целовал мои волосы и гладил по голове, утешая. – Я обещала, значит, я должна, понимаешь? – Понимаю. – Я хочу, чтобы он стал ара… Чтобы он справился со всеми своими проблемами и победил наконец внутреннего волка… – Ро… – Дэйн заглянул мне в глаза и погладил щеку кончиками пальцев. – А если Джерард никогда не станет ара? Я оцепенела. – Как… не станет? – Это случается. Оборотень, не справившийся со своим внутренним волком, теряет силу. – Но… почему Джерард? Это не может случиться с ним… Дэйн покачал головой. – Может, Ро. И ты должна быть готова к этому. Я зажмурилась. – Я не хочу. – Ро… посмотри на меня. Как ему удаётся так легко заставлять меня делать то, что ему нужно, только с помощью ласкового голоса? – Я тоже не хочу. Ты просто должна быть готова к этому. И понимать, что ты не виновата. Ни в чём не виновата, Ро. Что бы ни случилось с Джерардом, ты будешь не виновата в этом. Я печально рассмеялась. – Ты повторяешь «не виновата», словно заранее знаешь, что я обвиню саму себя… – Конечно, знаю. Ты уже сейчас это делаешь. Но это не так, Ро, поверь мне, если не хочешь верить себе… Ты не виновата. Никогда не была виновата и никогда не будешь. Наверное, это прозвучит странно, но я поверила Дэйну. – Я виновата только в том, что любила его. И люблю до сих пор. Друг кивнул, а затем улыбнулся и поцеловал меня. С того дня, когда Дэйн впервые поцеловал меня, он делал это почти каждую ночь. И во сне я знала – всё правильно. Он имел право. Если не он, то кто? – Ты поговоришь с Джерардом завтра? – Да. Если наберусь смелости. – Куда уж смелее? Ты у меня и так – сама смелость, Ро… Мой смех отразился от воды в озере, взлетел в самое небо, растворился в его вышине и остался там, в этой стране снов, навсегда. *** Утром, когда я вышла из хижины, под моими ногами стелился туман. Он холодил кончики пальцев, заставляя поджимать их, чтобы хоть немного согреться. После вчерашней грозы рассвет был легким, невесомым и почти незаметным. Небо над лесом на востоке медленно светлело, пока не стало почти белым, а затем начало постепенно синеть. Словно вдруг вспомнило, что ему вообще-то полагается быть голубым, а не белым. Вода в озере меня чуть не заморозила, когда я прыгнула туда с разбега, чтобы вымыться. Последовавший за хозяйкой Элфи даже зафыркал, поняв, в какую прорубь я его заманила. – Ну-ну, малыш, не ругайся, – засмеялась я, отжимая свои паклеобразные волосы. – Высохнешь и согреешься. Нам не привыкать. – Ф-ф-ф-фыр-р-р, – Элфи вылез и хорошенько отряхнулся, обдав меня целым водопадом из брызг. Я натянула на себя приготовленное бельё и платье, заплела косу и направилась в деревню белых волков. На этот раз Элфи составлял мне компанию. По пути я ничего не собирала, хотя обычно всё бывало наоборот. Я просто не могла сейчас уходить с тропы в лес – это дело требовало ясности рассудка, а я пребывала в состоянии лёгкой паники. Я уже тысячу лет не говорила с Джерардом. С братом… Как такое возможно, я ведь отреклась от семьи и клана, но всё равно продолжала мысленно называть их всех, как и раньше, отцом, братом, сестрой… Может, это ужасно, но мне было обидно, потому что я понимала – я-то продолжала называть их, как прежде, но они меня никогда не считали родной. Это ощущение было сродни тому, что почувствовал бы каждый, если бы небо весило столько, сколько большая каменная гора. Мне хотелось взять перо и перечеркнуть собственные чувства, но я не могла. И отречение не помогло, нисколечко не помогло. Оно только убило во мне надежду на любовь, но саму любовь не уничтожило. Я по-прежнему продолжала вспоминать, как кормила и одевала Джерарда, как читала ему сказки, как он засыпал, сжимая мою руку. Я помнила самую первую улыбку Сильви и то, какими ярко-голубыми были когда-то её глаза. Я помнила, с какой нежностью и любовью отец и мама всегда смотрели на них, как они ими гордились. Аренту было четыре года, когда я ушла из деревни, а самая младшая моя сестра, Каррен, родилась спустя ещё пять лет. Я сама принимала роды. Маленькая Каррен походила на прежнего Джерарда – такая же темноволосая и темноглазая, в отличие от нас с Сильви и Арентом. … Когда этим утром я шагнула в деревню, там уже начиналась, но ещё не кипела жизнь. Я чувствовала запах горячего хлеба и булочек, слышала звон стали в мастерской кузнеца, детский смех и плач, лай чужих хати, тихие шаги прохожих и хлюпанье воды, оставшейся после вчерашней грозы. В усадьбе калихари не спали. Я осторожно постучала в ворота, а когда появился стражник, сказала: – Могу ли я видеть зора Джерарда? Интересно, как потом будет вести себя отец, если брат не захочет со мной разговаривать? Но чуда не случилось. Спустя пару минут меня пропустили и провели окольными путями, через крыло для прислуги на второй этаж, где находилась комната Джерарда. Взъерошенный, с сонными глазами и толком не одетый, брат выглядел очень смешно. И я бы обязательно улыбнулась, если бы не обстоятельства нашей «встречи». – Рональда?.. Он так удивился, что я мгновенно поняла – о моём приходе ему не докладывали. Видимо, доложили отцу. Что ж, это многое объясняет. – Доброе утро. В комнате брата ничего не изменилось. Только кровать теперь была крупнее. А так… Всё те же книжные шкафы и большой деревянный стол, за которым мы любили лопать лесные ягоды и читать книжки… И по-прежнему – трещина на одной ножке стола, которая появилась, когда мы играли в «кораблекрушение» и он служил нам спасательной лодкой. Зелёный ворс шерстяного ковра под ногами, голубые подушки, которые я подарила Джерарду на десятилетие… Остановись, Рональда, хватит, это уже невозможно вынести. – Что привело тебя сюда? Строгий, серьёзный… смешной. Джерри, почему ты поступил так со мной? Почему предал меня? Разве я хоть раз сделала тебе что-то плохое, как-то обидела или унизила? За что ты швырял камни в меня, Ронни, твою родную сестру? Маленькую девочку, которая кормила тебя с ложки, учила читать и писать, гуляла и играла с тобой? За что?.. Сказать правду или сделать то, что хочу?.. Очередную глупость… Сказать, что меня привела просьба отца?.. Или… – Я пришла, чтобы поговорить с тобой, Джерард. Почему мой голос не дрожит? Ведь внутри всё – абсолютно всё, даже сердце – дрожит от боли, обиды и унижения… – О чём? Пусть будет так. Пусть будет… – О тебе. И обо мне. Я хочу сказать, что простила тебя, Джерард. Ты ни в чём не виноват передо мной. Перестань терзаться. Я смотрела в лицо брату, когда говорила это. Как же оно вмиг изменилось… Из спокойного и даже холодного оно вдруг стало злым и насмешливым. – Зачем ты врёшь, Ронни? Я вздрогнула. – Что? – Зачем ты врёшь? – повторил Джерард, цедя слова сквозь зубы. – Тебя об этом отец попросил, ведь так? Да? Он считает, этот разговор поможет мне наконец стать полноценным ара… – Разве калихари не прав? Джерард рассмеялся, а потом подошёл ко мне и схватил за руки. Это было так неожиданно, что я чуть не упала. Брат сжал мои ладони очень сильно, но не больно, и прошептал: – Ты ведь никогда не простишь меня, да? Никогда? Я не понимала, что происходит. Я просто смотрела на брата, на его исказившееся от отчаяния лицо, сверкающие глаза, горько сжатые губы… – Ронни, скажи что-нибудь. Не молчи, пожалуйста! – Я уже сказала… – Ты врала. А теперь я прошу тебя сказать правду. Ты никогда не простишь меня? Казалось, внутри меня бушует и волнуется бескрайнее, бесконечное море. Так много чувств, мыслей, эмоций… Они набегали, как волны, а потом растворялись. И я впервые задумалась над этим… Смогу ли я когда-нибудь простить Джерарда? И не только Джерарда… Смогу ли? Как вы думаете, сколько времени понадобится обычному человеку, чтобы вычерпать море? Вот и ответ на вопрос… Брат увидел его в моих глазах. – Я всё равно скажу… Ронни, я всё равно скажу, потому что, может быть, когда-нибудь ты вспомнишь этот день. Когда-нибудь, я надеюсь, ты вспомнишь… Я никогда не переставал любить тебя. С самого детства ты – мой солнечный лучик, моя обожаемая старшая сестра… Я дёрнулась, пытаясь высвободиться, но Джерард держал крепко. – Послушай, прошу… Я был ребёнком, Ронни. Со всех сторон летели обвинения в твой адрес, я не понимал и половины, но злился на всех вокруг, что они не видят, какая ты хорошая, не любят тебя. Я не мог выразить этого словами, но теперь могу. Я злился не на тебя, я злился на них… Вот только срывался на тебе, потому что на других не мог. Они были старше и говорили, вроде бы, такие правильные слова… Я не знал, как защитить тебя. Ронни, я клянусь, я хотел защитить тебя, но я не знал, как! О Дарида… Пусть он замолчит… Я не могу больше слышать… Каждое слово – как кинжал в грудь. – Я был ребёнком. Я поддался общему настроению… И однажды во мне появилась эта злость… Я люблю тебя, а они – нет. Они считают тебя недостойной моей любви. И это ты, ты виновата в том, что они так считают! Ты никак не можешь доказать им обратное, поэтому ты виновата! Я дернулась. – Ронни, послушай… Это были мысли ребёнка, маленького мальчика, и мне нечем гордиться, но я хочу, чтобы ты поняла. Я никогда не переставал любить тебя… Я опустила голову и прошептала: – Камни ты швырял тоже… по большой любви? – Нет, – голос брата был полон горечи, – по глупости… большой глупости. Ронни, я очень жалею, не проходит и дня, чтобы я не жалел… Я уже давно всё понял и хотел поговорить с тобой, но не мог набраться смелости. Какой же я ара в таком случае? Он замолчал, а я не знала, что сказать. Слов не было. Мыслей тоже. – И в тот день… с Лораном… я просто хотел, чтобы ты смогла обратиться… Я знаю, это было глупо, но я… Ронни, ну скажи ты хоть что-нибудь! В окно заглянул солнечный лучик и, пролетев через полкомнаты, рассыпался в волосах брата миллионом песчинок света… Это было… трудно. – Твои слова, Джерард… Я знаю и понимаю всё, но… кто вернёт мне моего Джерри? Кто вернёт моего маленького брата, которого я так любила? Кто вернёт мне это ощущение счастья и уверенности в том, что он любит меня так же, как я его? Джерард поднял наши руки и прижал мои запястья к своим губам. Он весь дрожал – с ног до головы, весь… – Ты… жалеешь. Я знаю и понимаю. Но… что мне теперь от этой жалости?.. Костёр разжечь? Каждый твой камень… убивал меня. И этого не изменишь. Наше прошлое останется таким навсегда, Джерард. Что тебе до моего прощения? Живи и радуйся. То, что было – прошло. И потом… кого я должна прощать? Мой Джерри… он умер, как и Ронни. А ты, Джерард… не имеешь ко мне никакого отношения. – Ты ошибаешься. Джерри не умер, он здесь, перед тобой. Я покачала головой и наконец смогла отнять у него свои руки. – Нет. Он – здесь, – я прижала ладони к груди, там, где сердце. – Только здесь, и всё… Голова у меня кружилась, и я, обернувшись, пошла к выходу из комнаты. Я больше не могла находиться здесь и продолжать этот бесполезный разговор. Я уже была на пороге, когда мне в спину прилетел еле слышный шёпот брата: – Я люблю тебя, Ронни. В тот момент я поняла одну вещь. Не знаю, откуда пришло это понимание, но думаю, что я не ошиблась. Джерард никогда не станет ара. Его сила перегорит в нём почти так же, как перегорела моя. С той лишь разницей, что брат умеет обращаться, в отличие от меня. Я никогда не стану оборотнем, а Джерард никогда не станет ара… Такова наша цена за то, что мы предали друг друга. *** Элфи ждал меня снаружи, у ворот, и как только я вышла, он сразу же бросился вперёд и уткнулся холодным мокрым носом в мою ладонь. Какое спокойное, безмятежное небо. И тишина, даже птицы молчат. Только ветер шепчет… что? Я зажмурилась изо всех сил, сдерживая слёзы, и прислушалась. Ветер погладил меня по волосам, пощекотал щёки, высушил вскипевшую в ресницах влагу. Я так и не смогла разобрать слова, только знала, что Арронтар поддерживает меня. Но как, скажи, как жить дальше? Что делать? Ведь это совершенно невыносимо. Иногда кажется, что я сейчас разорвусь на части. Зачем мне жить? Чего ради? Впереди точно такие же дни, наполненные одиночеством, и ничем, кроме него. Без малейшей надежды на любовь и понимание. – Рональда… Распахнув глаза, я увидела Грэя. Он стоял рядом, всего в паре шагов от меня, и просто смотрел. У меня появилось странное чувство, будто он понимает, что я чувствую сейчас. Хотя Грэй не мог понимать, конечно, не мог… Ведь он про меня ничего не знает. – Удивительные у тебя глаза, – сказал вдруг мужчина и улыбнулся. – Будто лепесток какого-то цветка. – Лесной фиалки. – Точно. Ты разбираешься в этом намного лучше меня. А я только помню, как в детстве делал из них венки девочке, которая мне нравилась. Я не успела ответить – Грэй вдруг подошёл ещё ближе и продолжил: – Утром я пришёл к твоему дому, чтобы поговорить, но тебя там уже не было. Тогда я пошёл сюда, в деревню, и узнал, что ты вошла в дом калихари. Рональда… у меня есть к тебе один вопрос. Точнее, предложение. Грэй запнулся, а потом, глубоко вздохнув, продолжил: – Завтра я уезжаю, возвращаюсь в Лианор. Не хочешь поехать со мной? От неожиданности я вздрогнула. Никогда в жизни так не удивлялась… – Я не шучу, Рональда. Завтра в полдень прямо от усадьбы дартхари я отправляюсь в столицу. Предлагаю тебе поехать со мной. Я смотрела на Грэя и не понимала, что за чушь он несёт. Поехать с ним? Зачем? – Зачем? – повторила я, вглядываясь в его тёмные глаза, бывшие сейчас абсолютно серьёзными. – А зачем тебе оставаться здесь? Принимать роды и лечить от простуды, ловить на себе презрительные взгляды? Я слышал, как про тебя отзываются в деревне. В открытую не оскорбляют, конечно, благодаря дартхари, но между собой… Зачем тебе оставаться в Арронтаре? В столице ты сможешь заняться чем угодно. Сейчас там собираются открывать школу для человеческих магов, нужны учителя. Я рассмеялась. – Какой из меня учитель… – Рональда, это неважно – учитель, лекарь, хоть швея… Там тебя никто не будет презирать только за то, что ты не похожа на остальных. Ты будешь свободна, по-настоящему свободна. Я уверен, знаний и умений у тебя хватит, чтобы нормально зарабатывать и содержать саму себя. Да и Карвим может помочь с работой. – Ты знаешь Карвима? – я удивилась, и только когда Грэй рассмеялся, поняла, насколько глупым был этот вопрос. – Конечно. После Эллейн он – самый известный лекарь Лианора. Но поскольку герцогиня не всегда доступна для простых смертных, он, можно сказать, «народный лекарь». Ну, так что, Рональда? Поедешь со мной? Как странно… Грэй, совершенно чужой мне человек, предлагает уехать из Арронтара на пороге моего бывшего дома. Именно здесь я родилась, в этом дворе играла с маленьким Джерри в «догони, поймай, укуси». Хочу ли я уехать отсюда? Сердце сжалось. – Зачем это тебе, Грэй? – Неправильная постановка вопроса, – мужчина покачал головой. – Мне это ничего не стоит, так почему бы и нет? Я буду рад помочь тебе, Рональда. Ты несчастна здесь, и наверное, всегда будешь несчастна, если останешься. – Думаешь, в Лианоре я стану счастливее? Там ведь у меня никого и ничего нет. – А здесь есть? Этот вопрос был справедлив. Что есть у меня здесь? Только сам лес. Но этого мало, чтобы быть счастливой. Правда, ещё есть дартхари… Но он так «есть», что, в общем-то, без разницы, где при этом находиться – в Арронтаре или в столице. Я опустила голову. – Ты прав, Грэй. Есть только одно «но»… Любой оборотень может покинуть Арронтар только после разрешения Вожака. – Рональда, – мужчина мягко улыбнулся, – что за глупости? Ты ведь отреклась от клана. Ты уже шесть лет как можешь делать, что хочешь. Действительно. А я совсем забыла об этом. Наверное, потому что по-прежнему считала Нарро своим дартхари. – Но мы вполне можем попросить у него разрешения, – вдруг сказал Грэй. – Не думаю, что он откажет. Пойдём. И, схватив меня за руку, мужчина пошёл по направлению к выходу из деревни, а сзади, возбуждённо потявкивая, за нами скакал Элфи. *** Зачем мы идём к усадьбе дартхари, я осознала только, когда мы уже туда пришли. Всё это время Грэй что-то говорил, но я не слушала. Я пребывала в состоянии, сходном с известной столбнячной лихорадкой, когда больной не реагирует ни на какие внешние раздражители, просто пялится в пространство открытыми глазами, даже не мигает. Сходства со столбнячной лихорадкой прибавляло полное отсутствие мыслей. Только где-то внутри я уже начинала чувствовать подступающую панику. Возле усадьбы дартхари я наконец очнулась. Произошло это благодаря Лирин, вышедшей нам навстречу. – Доброе утро, Лирин, – поздоровался Грэй. – А Нарро у себя? Дартхари совершенно точно был в усадьбе. Именно осознание этого факта привело меня в чувство. Внутри взорвалась паника. Я резко попыталась вырвать свою руку из ладони Грэя, но он только сильнее сжал пальцы. Не хочу, не хочу, не хочу… – Здравствуй, Грэй, – улыбнулась Лирин. – Не знала, что ты знаком с Рональдой. Да, Нарро пока у себя в кабинете. Что-то срочное? – Более чем, – кивнул мужчина. – Хочу попросить у него разрешения забрать Рональду с собой в Лианор. Когда Грэй сказал это, Лирин резко побледнела. – Забрать?.. – Да, – и, не дожидаясь, пока старший советник сформулирует следующий вопрос, он потащил меня вверх по лестнице. Я еле успела дать знак Элфи, чтобы ждал меня снаружи. Где находится кабинет дартхари, я не представляла даже теоретически. Но мой «конвоир», кажется, знал это очень хорошо, потому что не тормозил на поворотах ни на секунду. Ну почему Нарро пренебрегает охраной? Возле дверей его кабинета никто не стоял, да и вообще – во всей усадьбе я ни души не увидела. В который раз я почувствовала неясную тревогу за жизнь дартхари. Постучавшись, Грэй замер, и только услышав тихое «Входите», распахнул двери и шагнул внутрь, увлекая меня за собой. Вопреки моим ожиданиям, комната была небольшой. Перед окном стоял громоздкий деревянный стол, заваленный бумагами, слева – диван, обитый тканью салатового цвета, а справа – книжный шкаф. Интересно, что за книги держит здесь дартхари? Я с интересом покосилась на содержимое полок, но не смогла разобрать ни одного названия. Когда мы с Грэем вошли, Вожак встал из-за стола. Его фигура на фоне окна была очерчена светом, волосы серебрились, и я даже зажмурилась на секунду. – Рональда? Грэй? Голос дартхари заставил что-то внутри меня задрожать. Теперь желание уехать казалось настолько глупым… – Доброе утро, Нарро. Мы к тебе за разрешением. Я предложил Рональде завтра уехать вместе со мной в Лианор. И она сказала, что любому оборотню нужно твоё разрешение. Я почувствовала, как Грэй чуть сжал мою руку. Он обращался к дартхари на «ты»… значит, он действительно очень близок императорской семье, ведь считается, что человек, называя Вожака на «ты», оскорбляет всех оборотней. Несколько секунд дартхари молчал. А потом вышел из-за стола и подошёл ко мне вплотную. Теперь, когда он стоял так близко, я была вынуждена взглянуть прямо ему в лицо. Спокойное, как и всегда, только глаза светились ярче, чем обычно. – Ты хочешь уехать, Рональда? – спросил он мягко. Хочу ли я уехать?.. Нет, совсем нет. Я хочу не уехать, а просто стать счастливой. Хочу, чтобы меня перестали презирать. Не называли больше жабой… – Да, хочу, дартхари. – Почему? Я глубоко вздохнула, и это было ошибкой. Он стоял так близко, что я моментально учуяла запах, исходивший от тела дартхари Нарро. Этот запах всегда напоминал мне аромат коры ирвиса, разогретой солнцем земли, осенних листьев… самого Арронтара. В глубине его жёлтых глаз вспыхнули и закружились ярко-голубые искорки. И в тот момент я поняла, почему на самом деле хочу уехать… Точнее, убежать. От своей безнадёжной любви. – Вы… знаете это и так, дартхари. Он чуть наклонил голову. – Я хотел бы услышать это от тебя, Рональда. Услышать от меня? Мне никогда не хватит смелости, даже если пройдёт пятьдесят лет. Дартхари продолжал смотреть на меня – спокойно, словно ждал, что я действительно всё расскажу. А потом вдруг как-то странно улыбнулся. Эта улыбка показалась мне очень горькой и почему-то печальной. – Правду говорить иногда гораздо сложнее, нежели лгать, да, Рональда? В тот момент мне показалось, что в комнате нет никого, кроме нас с дартхари. Воздух загустел и стал осязаем – словно не воздух, а вода. Он вибрировал, как натянутая струна, и я почти слышала музыку. То ли внутри меня, то ли вокруг. И дышать… дышать было так тяжело. Как будто все те камни, что когда-то бросали в меня, вдруг разом ударили в грудь. Я совершенно забыла о Грэе… Я просто стояла и смотрела в глаза Вожака, пытаясь понять его слова, мысли, чувства… – Я никогда не лгала вам, дартхари, – прошептала я. – Я знаю. Он поднял руку, на одно мгновение коснулся кончиками пальцев моей щеки, а потом, резко отвернувшись, тихо сказал: – Хорошо. Я даю своё разрешение. Ты можешь забрать Рональду с собой, Грэй. – Спасибо, Нарро. Когда мы выходили из комнаты, дартхари стоял у окна, чуть опустив голову, и мне почему-то показалось, что он по-прежнему улыбается той грустной, горькой улыбкой. *** Остаток дня прошёл как в тумане. Грэй почти сразу оставил меня, сказав, что ему нужно уладить ещё кучу дел, Лирин, как только мы вышли из усадьбы, побежала внутрь, бросив на меня очень странный взгляд, который я так и не смогла расшифровать. Я обошла весь лес, не веря, что завтра в полдень уеду из Арронтара. Навестила всех знакомых птиц и зверей, покормила их остатками пшена из деревни, перебрала свои вещи, кое-что постирала, упаковала в заплечный мешок самое необходимое, и только ближе к вечеру, усевшись на крыльце и обняв Элфи, задумалась. Не слишком ли я доверяю Грэю? Я ведь почти ничего не знаю о нём. Впрочем, почему я не должна ему доверять? Он относится ко мне очень хорошо, да и зачем ему меня обманывать? Если только просто так, но не похож Грэй на человека, который издевается над окружающими просто из-за любви к искусству. …День постепенно догорал на западе ярко-оранжевым, как пламя костра, цветом. Я смотрела на небо, почти не мигая, так долго, что даже заболели глаза. Так ли прекрасны закаты в Лианоре, как здесь? Что я буду там делать? Где я буду жить? Смогу ли я забыть дартхари? Я улыбнулась. Ответ на последний вопрос я знала совершенно точно. Я повернулась и почесала Элфи за ухом. Верный хати смотрел на меня своими прозрачно-голубыми глазами очень серьёзно, будто понимал, что я чувствую. – Мне нужно уйти сейчас, – прошептала я. – Подожди здесь, я думаю, это недолго… Но я должна проститься с ним. Ведь я не увижу его больше никогда. Вместо ответа Элфи просто лизнул меня в щёку, словно желая удачи. … Я почти бежала. Бежала сквозь свой лес, обогнула деревню белых волков, на одном дыхании пересекла Сердце леса, и вот – усадьба дартхари передо мной. Солнце уже скрылось, сгущались вечерние сумерки. Я чувствовала, что Вожак тут, по-прежнему в своём кабинете. И, кивнув стражникам, взбежала вверх по лестнице. Дверь распахнулась ещё до того, как я донесла до неё кулак, чтобы постучать. Дартхари подхватил меня под локоть и почти внёс в комнату, потому что я от неожиданности застыла и едва могла пошевелиться. Я открыла рот, чтобы сказать давно приготовленную фразу, но поняла, что не могу вымолвить ни слова. Так и стояла, наблюдая, как Вожак закрывает дверь, ни на секунду не отпуская мой локоть, а потом тоже молча застывает, спокойно глядя мне в глаза. В комнате горела только одна настольная магическая лампочка, в тусклом свете которой казалось, что по стенам бегают какие-то существа из древних сказок Арронтара. А его глаза напоминали луч теплого солнечного света. – Вы знали, что я приду? – наконец смогла прошептать я. – Я почувствовал, – дартхари тоже говорил очень тихо. – Я чувствую всех оборотней и всегда знаю, где они находятся. – Но я ведь так и не смогла обратиться. – Это не имеет значения, Рональда. Приближалась ночь, а с наступлением темноты волчья сущность всегда становится сильнее. Вот и теперь я ощущала силу дартхари намного ярче, чем утром. Она почти сбивала с ног. А ещё мне очень хотелось протянуть руку и коснуться его кожи в расстёгнутом вороте рубашки. – Вы знаете о Наррин? Секунду назад я не собиралась спрашивать об этом, но почему-то вдруг выпалила. Уголки губ дартхари дрогнули. – Знаю, конечно. Хороший, крепкий ребёнок. Спасибо, что помогла Арилле родить. Ты молодец, справилась даже без магии. Мне было неловко задавать следующий вопрос. Я несколько раз открыла, а потом закрыла рот. – Рональда, – дартхари по-настоящему улыбнулся, – ты можешь спросить у меня о чём угодно. Я разрешаю. – Вы… – я выдохнула. – Зачем вы дали ребёнка Арилле? – Я думал, ты сама догадываешься. Она умирала, сгорала от тоски. Младенец – единственное, что могло ей помочь. Я рассматривала его спокойное лицо, освещённое только неярким светом магической лампочки. Неужели дартхари было не всё равно, что случится со «шмарой» Ариллой? – Но девочку могут затравить почти так же, как Кати. Ту самую, которая упала с дерева. Вожак вздохнул. – Рональда, я не могу в одночасье изменить устои и предубеждения, складывавшиеся веками и тысячелетиями. Возможно, ты думаешь, что мне стоило бы просто приказать, взять этих женщин под свою защиту, как я когда-то взял тебя – но поверь, это не решило бы проблему. В тот день, когда мы с тобой впервые говорили здесь, в библиотеке, ты сказала, что недостойна. Эти женщины считают так же. И изменить их отношение к самим себе гораздо сложнее, чем поменять отношение к ним остальных оборотней. В подобной ситуации появление Наррин играет мне на руку. Никто не посмеет тронуть дочь дартхари… А сама Наррин, став постарше, поможет мне в борьбе с предубеждениями, и в первую очередь ради своей матери. Она будет ара, я чувствую это уже сейчас. Он вздохнул, а я, наоборот, слушала, затаив дыхание. – Если хочешь добиться успеха, нужно действовать постепенно, а не рубить с плеча. И я не могу изменить заблуждения остальных оборотней одним мановением руки. – А вы бы хотели? – Я не просто хочу этого, Рональда. Я считаю это своей главной задачей. Дартхари больше ничего не сказал, не объяснил, почему это так важно для него, но мне и не требовалось. Расстегнув пуговицу на потайном кармане платья, я достала оттуда сделанный вчера амулет и, прижав его на секунду к груди, прошептала: – Пожалуйста, возьмите, дартхари. Это амулет против насильственного обращения… Я пришла сегодня, чтобы отдать… Он взял его из моих рук и поднёс к глазам. Свет магической лампочки, попав на ириал, красиво преломился, вспыхнул и угас где-то в центре камня, словно играя в прятки. – Спасибо, Рональда. Твоя работа впечатлила бы даже Аравейна, поверь. О чём ты думала, когда создавала этот амулет? На этот раз я смогла ответить. – О вас. Я хотела опустить голову, но дартхари не дал мне этого сделать, коснувшись моего подбородка. – Ты боишься, что меня могут убить? – Очень, – не уверена, что я всё-таки сказала это… но подумала точно. – Почему? Дартхари ждал ответа, по-прежнему не отпуская мой подбородок. Но я молчала. – Не всё ли равно, что со мной будет? Тем более теперь, когда ты уезжаешь. Даже если убьют… появится другой дартхари. – Нет, – я чувствовала, как дрожат мои губы. – Может быть, для всех остальных. Но для меня не может быть другого… не может быть… Пожалуйста, дартхари, не спрашивайте больше, почему. Вы ведь всё и так знаете. Вы должны понимать, что я… с самого первого дня… и всегда… Мой голос сорвался, слёзы застилали глаза настолько, что я почти ничего не видела. Но это не помешало мне в полной мере ощутить собственную беспомощность, когда дартхари вдруг обнял меня. – Ты очень смелая девушка, Рональда, – прошептал он, гладя меня по волосам. – Гораздо смелее, чем сама о себе думаешь. И намного смелее меня. Пожалуйста, помни, что ты всегда можешь вернуться в Арронтар. По крайней мере пока я жив. И спасибо тебе за амулет. А теперь беги. Удачи и… будь счастлива. Дартхари, кажется, на секунду коснулся губами моего лба, а потом помог выйти из комнаты и спуститься по лестнице. Как я шла домой, в свою хижину – не помню. Слёзы текли и текли, и с каждой слезинкой сердце болело всё сильнее. Дома, обняв Элфи, я села прямо на пол, зажгла свечу, достала листок бумаги и написала первое, что пришло в голову. Теперь, когда я осознала, что больше не увижу дартхари, я поняла, насколько важно, чтобы он хотя бы прочитал то, что я никогда не смогу сказать вслух. Спасибо, что защитили меня в Ночь Первого Обращения. Спасибо, что позволили учиться магии и познакомили с Карвимом. Спасибо, что спасли от Лорана. Спасибо, что относились ко мне так, будто я обычный оборотень. Я приходила сегодня, чтобы сказать всё это, но так и не смогла. Если я когда-нибудь вернусь в Арронтар, то только ради вас. Я люблю вас, Нарро. Простите, но мне так хотелось хотя бы раз назвать вас просто по имени. Прощайте.       Рональда *** Утром я не стала закрывать дверь в хижину. Мне предстояло сделать ещё одну вещь, и я думала, что всё получится, ведь Лирин наверняка придёт прощаться со мной. По крайней мере я бы очень хотела, чтобы она пришла. Хотя бы для того, чтобы отдать письмо для дартхари ей, а не стражникам. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=42746884&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Дарида – богиня смерти и перерождения, в которую верят все жители Эрамира и Мирнарии. 2 Хати – особенная порода собак-компаньонов, которых в Эрамире разводят только оборотни. Среднего размера, с густой шерстью, эти собаки выбирают себе хозяина на всю жизнь ещё будучи щенками и служат ему до самой смерти. Если первым умрёт хозяин, хати через какое-то время тоже умирает от горя и тоски. Эти собаки легко поддаются дрессировке и считаются чрезвычайно умными. Один из исследователей хати утверждал, что единственное отличие этих собак от человека в том, что они не умеют говорить. 3 Оборотни растут быстрее людей. Двухлетний оборотень по развитию равен пятилетнему человеческому ребёнку. 4 Ночь, когда молодой оборотень впервые пытается обратиться – это происходит во время игрищ на Великой Поляне. Обычно Ночь Первого Обращения назначается на 12-ый (у мальчиков) или 13-ый (у девочек) день рождения юного оборотня. 5 Маленький красный цветок, растущий на обочинах дорог в Арронтаре, является основным компонентом при создании любых духов (закрепитель запаха). 6 Герб Арронтара – солнце, встающее над лесом. 7 Зор – уважительное обращение к любому оборотню-мужчине в Арронтаре. Зора – обращение к женщине. 8 Мирнария – вторая наряду с Эрамиром страна-континент. В отличие от Эрамира, Мирнарию населяют только люди. 9 Маленькая птичка с розово-оранжевым оперением. Своим завораживающим голосом она привлекает путников, заманивая их в различные ловушки, а после смеётся над ними, подражая человеческому смеху. За свои проделки была названа шалуньей. Водится только в западных землях Эрамира, преимущественно в Арронтаре. 10 Знать в Эрамире делится на Старших и Младших лордов. Отличий между Младшими и Старшими лордами немного, но весьма принципиальных. Младшие имеют право именоваться графами и графинями и могут владеть максимум двумя поместьями и сравнительно небольшим куском земли, при этом они вполне могут работать на себя или кого-то ещё. Такой титул обычно даруются за какие-либо заслуги. Титул Старшего лорда (то бишь, возможность именоваться герцогом или герцогиней) обычно передаётся по наследству. Такие люди имеют право состоять только на государственной службе, работая исключительно на императора, владеть сколькими угодно домами и большими наделами земли. 11 Горелка с магическим огнём – металлическая пластина, наполненная магией Огня. Силы от одной горелки хватает примерно на сутки горения, потом её нужно «перезаряжать». Такие горелки не пользуются популярностью, так как обычные люди предпочитают обыкновенные костры, а маги могут зажечь магический огонь и без помощи горелки.