Фильтр из близнецов

Фильтр из близнецов Максим Волжский Опыты арийских эзотериков создали параллельный мир. В погоне за фантомом Иван Бунтовской попадает в портал, связывающий два города: русскую Москву и её немецкую копию. В мире где во Второй мировой победила Германия, Москва стала рядовым немецким мегаполисом, где почти не осталось русских людей. Но Иван встречает своего кармический брата – Иоганна Бута. Русским близнецам выпал шанс спасти обе планеты, оттого что мёртвые дуги порталов опутали Землю, убивая и тех, кто создал арийскую страну, и тех, кто не знает о параллельном мире. Максим Волжский Фильтр из близнецов Глава 1 Полдень. Москва. Метро задыхалось от давки и толчеи. Людей было так много, что парня внесли в вагон, словно куклу. Он схватился за поручень и повис. Его худощавое тело страдало, хотелось опереться на что-нибудь устойчивое, закрыть глаза, а если повезёт, то уснуть. Было грузно, словно долгую ночь поднимался он в отвесную гору, а за спиной всё время висел рюкзак, набитый сотней кирпичей: таких красных с дырочками – тяжёлых и недвижимых, как морские камни под ступнёй. Казалось, парень вот-вот рухнет, но он устоял; его снова спасла толпа. Людей в вагоне, как грибов в кадушке или ещё говорят, как шпрот в банке: но ни первое, ни второе сравнение не подходит, потому что измученный пассажир больше напоминал пустую бутыль, подвешенную на верёвочке. Человек безвольно болтался, раскачиваясь в такт вагону. Справа и слева, спереди и сзади его поддерживали плечи попутчиков: кто-то брезгливо подталкивал, некоторые желали отшвырнуть худощавого выпивоху, – и лишь мясистая лопатка неизвестного мужчины помогла почувствовать облегчение. Уткнувшись лбом в надпись «СМУ-24», измученный путешественник понял, что поездка превращается из нестерпимой в сонно-убаюкивающее мытарство, – и никакой запах бензина и горелой листвы, излучаемый брезентовой курткой, не смеют остановить приближение фатального конца. Парень спрятался за кряжистой спиной, хотя давно не ребёнок. В его возрасте пора самому принимать решения и не быть размазнёй. Он и принимал решения сам, как казалось ему. Утром он оделся без чьей-либо помощи. Вышел из дома тоже сам и на свои кровные оплатил проезд. Далее, сам приложил карточку, увидел своими глазами одобрительный зелёный сигнал и прошёл через турникет на своих ногах. А после, как и все – попал в поток и щепкой поплыл по течению. У кого повернётся язык сказать, что парень не сам себе хозяин? Да он вершитель – никак не меньше! Его поездка занимала минут двадцать пять. Ухватившись за поручень, он надёжно застолбил себе местечко и настолько понадеялся на толпу, что и впрямь уснул. – Станция «Строгино», – послышался голос диктора. По совокупности неожиданной новости и толчков, поредевших попутчиков, парень проснулся и понял, что проехал свою станцию. Он резко оторвал руку, словно блестящая труба превратилась в раскалённый металл; рванул к открывшимся дверям, переступая через сумки, куда-то ехавших бабушек. Совсем немного: ещё шаг, второй, третий и горемыка материализовался на перроне. Не беда – надо вернуться всего на одну станцию. Одна остановочка, это быстро – сдюжит. Но чёртово похмелье! Как тяжело даются шаги, когда заплетаются ноги. Он слышал, как грохотал перестуком колёс поезд. Чёртово похмелье! Чёртова голова! Да что там голова, всё тело не подчинялось хозяину. Его несло на волне неизбежности, притягивая магнитом к тяжеловесной машине из семи бесконечных вагонов. Несчастный не хотел, но бежал, видел, как белая граница мелькнула под ним. Он переступил последний рубеж, выставил вперёд руки, зачем-то оттолкнуться от края платформы и камнем рухнул на рельсы. Послышался звучный гудок головного вагона, парень закрыл ладонями лицо, словно стало стыдно за неряшливый вид, он стиснул зубы, будто столкновение с электричкой можно преодолеть – и всё, конец: остыли желания, прекратились страдания, земная жизнь оборвалась расчленением туловища на две неравные части; из той половины, где находится голова, на шпалы вывалились внутренности, а правая рука вцепилась за конец кишки и подтянула её ближе ко рту, словно связку сосисок. Машинист дал по тормозам, но было поздно. «Самоубийца! Но это его право жить или умереть. Он сам выбирает свою судьбу. Вершитель!» – судорожно размышлял человек за штурвалом. …Прибыла полиция, медики. Тело убрали с рельс. Люди выходили из вагонов, смотрели на покрытый тканью труп, ощупывая колени и разминая ушибы. Кто-то крестился, некоторые качали головой. Иные сплёвывали слюну на мраморный пол, потому что не любят у нас самоубийц. – Здесь ещё пострадавшие! – заглянув в одну из дверей невезучего состава, крикнула женщина в форменной одежде. Врачи и полицейские отреагировали на призыв и через минуту стояли внутри вагона. Экстренная остановка заставила людей толкать друг друга и падать. Многие из тех, кто не удержался на ногах, обошлись без травм. Совершив несколько кульбитов, они отряхнулись, забыв о неприятностях. Но двоим пассажирам не повезло. Широко открыв глаза, грузная женщина лет пятидесяти, смотрела куда-то сквозь потолок, из её раны на голове стекала тоненькой струйкой алая кровь. В посиневшей ладони мерцал огоньками телефон. Разноцветьем радуги мигали стрелочки, взрывались мячики, огненными фейерверками манила реклама столичной недвижимости: недорого, всего в минуте от новой станции метро и подземная парковка в полцены. Уже не молодая дама ещё минутой назад развлекалась, проходя очередной уровень в телефонной игре. Но поезд предательски разрушил её мирок. Пухлое тело неудержимо швырнуло в сторону; сминая всем своим весом маленького пассажира, она ударилась виском о никелированный поручень. Рядом с женщиной в неестественной позе, подогнув под себя руки, лежал худенький мальчик лет десяти. Он так и не понял, что произошло. Торможение закончилось смертельным столкновением разных полов, возрастов и весовых категорий; а ещё говорят, что человек живучей кошки: полная ерунда и дело случая. Удара хватило с лихвой – и женщина, и щупленький мальчик были мертвы. – Упавший на рельс не суицидник, он настоящий убийца, – еле слышно прошептал машинист. *** Иван Бунтовской вцепился взглядом в понурого бедолагу. На анализ времени не осталось совсем. Парень среднего роста, на нём осенняя куртка, узкие джинсы и вязаная шапка, натянутая на бровь. Взгляд рассеянный, отрешённый, усталый. Наркоман – заключил Ваня. Обречённый еле стоял на ногах, и если бы не люди, окружавшие его со всех сторон, лохматый обязательно рухнул бы на заляпанный грязью пол. Бунтовской почувствовал его в толпе, когда спускался на эскалаторе. Ехал Иван совсем в другую сторону, но, предвидя дальнейшие события, решил не бросать человека в беде и отправился вслед за ним. Потому что парня ещё можно спасти – как и тех ни в чём не повинных людей: грузную женщину с телефоном и десятилетнего пацана. Куда он едет, откуда? Да какая разница! Ваня сбивался с мысли. Сколько всего намешано – столько лишнего: чужие волнения, беспричинная радость или, наоборот, необоснованные страдания, коих просто не существует. Отвлекали несколько параллельных суждений, не дающие остановиться на главном. Ваня ругал себя и тут же оправдывал. Почему он переживает только за школьника? Мальчика, значит, жалко, а что на женщине крест нужно ставить? Да нет, конечно, никаких крестов. Поможем, спасём! Ей ещё жить да жить! «У неё внук недавно родился, – ловил свежие ощущения Ваня и водил в воздухе носом, будто искал причину чихнуть. – Нет, у неё родилась внучка. Неделю назад. На всех парах мчится к доченьке и малышке» Если Иван ничего не предпримет, то погибнет три человека. Но разве всего три? Бунтовской чуть не потерял ускользающий от разума элемент, одну деталь – это машинист. Он сломается после трагедии, сомнений нет. Жизнь пойдёт под откос, как его бешеный поезд. Товарищ начнёт пить, лишится работы, превратится в бывшего машиниста и потеряет жену. А ведь у него всё только начинается – цельная, наполненная смысла жизнь впереди. Неплохой человек: честный, трудолюбивый. Возможно, месяц, может быть, больше и его любимая забеременеет… Получается: дамочка с телефоном, мальчик, исполнительный машинист, его супруга да плюс, будущий ребёнок. Далее предвидеть жизнь людей, изменившуюся после падения пьяного тела на рельсы, не имеет смысла. Необходимо остановить трагедию незамедлительно, здесь и сейчас. Ваня осторожно извлёк из внутреннего кармана куртки документы и всё, что хранилось в виде – то ли мусора, то ли архива. Пёстрые визитки, чек с гарантией на годовалое обслуживание пылесоса и ещё какие-то бумажки он сразу спрятал обратно, оставив в руке только паспорт. Насчитав под корочкой несколько тысячных купюр, Иван сунул документ в задний карман джинсов лохматого пассажира. Молодой человек ничего не заметил, потому что неприлично расслабился. Уткнувшись мокрым носом в плечо коренастого мужика в брезентовой куртке, он безмятежно дремал. Дело сделано, оставалось дождаться, когда поезд прибудет на нужную станцию. Выигранные ожиданием несколько минут Иван решил уделить себе, расставляя приоритеты мистического и служебного характера. Увязавшись за парнем, он не поехал на важную встречу… ну, как важную? Дело касалось сезонного контракта на поставку машинных масел, тосола и прочего горюче-смазочного материала для фирмы своего друга, у которого и работал Иван. Но когда речь идёт о спасение человека, а скорее о его душе, разве разговоры про незамерзайку имеют смысл? Контракт подпишут в любом случае. Одному бизнесмену нужно продать, другому купить, чтобы продать. О чём здесь вообще рассуждать? Договорятся. Поставят подписи, печати, пожмут руки, выпьют водочки или коньячку. Днём раньше, днём позже – всё сложится и без содействия Ивана. А вот парня с заросшей головой можно спасти. Он ещё не потерян. Его отведут в баньку, подстригут, переоденут; велика вероятность выздоровления – новые друзья позаботятся о нём. Пригодится ещё человечек стране. Людьми разбрасываться нельзя! Народ редел на глазах. Появились свободные места. В центре вагона остались стоять только трое: сам Иван, мужик в спецодежде с надписью «СМУ-24» и парень-наркоман. Работяга обладал воистину ангельским смирением. Вероятно, он продолжал бы терпеть и дальше, но состав прибывал на нужную станцию. Поезд остановился. Мужчина закинул руку за спину и, шевеля пальцами, будто играет на невидимой арфе, вышел из вагона. Скорчив недовольную гримасу, гражданин кряхтел и сопел, не дотягиваясь до мучившего его зуда. Он морщился, и, казалось, страдал, словно под лопаткой предательски застряла стрела кровожадного ордынца. Подскочив к колонне, он прижался могучей спиной к мраморной плите и блаженно почесался. Наверное, его пращуры были медведями – жили они в лесах, ловили рыбу, поедали ягоды, оставляли метки острыми когтями на гигантских соснах; но речь совсем не об этом… Двери захлопнулись. Вагон тронулся. Состав звонко свистнул, прощаясь с терпеливым пассажиром. Иван сделал короткий шажок, отпрянув от парня. Ещё раз просверлил взглядом задний карман – проверил, не вывалился ли паспорт. Затем сверился с надписью, сообщающей о времени и станции прибытия. Ваня слегка, чтобы не уронить дремавшего парня, толкнул его в спину. – Станция «Строгино», – сообщил голос диктора. Молодой человек встрепенулся, часто заморгал, осоловело засеменил на выход из вагона. Иван вышел следом. Парень стоял на перроне, смотрел по сторонам, мучительно принимая решение, как жить далее. Цепко схватив за рукав куртки, Ваня повернулся в сторону степенно прогуливающегося полицейского и завопил во всё горло. – Товарищ милиционер! Человек в чёрной форме обратил внимание на взывавшего к нему. Иван утвердительно кивнул: да-да, это я кричал, я. – Пожалуйста, помогите, меня ограбили! – вопрошал Бунтовской. Увидев полицейского примерно одного возраста с ним, нечёсаный парень пятился в сторону прибывающего состава. Он чувствовал: там его место – нужно обязательно разогнаться, потом свалиться на рельс, да так, чтобы кишку прикусить. Мимо промелькнуло сосредоточенное лицо машиниста, уверенно ведущего свой состав. Поезд прибыл по расписанию. Кто-то входил в вагоны, некоторые выходили. – Гад… что же ты творишь? – простонал лохматый, делая слабые попытки, освободиться. Не замечая жалоб, Ваня ещё крепче сжал пальцы. – Лейтенант Лебедев! – представился симпатичный офицер с правильными чертами лица. – Что у вас происходит, господа? – Поймал вора, – соврал Ваня. – Этот гражданин, документы у меня стащил. Обыщите его. Полицейский внимательно оглядел странную парочку. Оба молоды. Одному чуть за тридцать. Обвиняемый в краже, совсем плохой. «Точно наркоман» – подумал лейтенант и согласился, что парень похож на преступный элемент. Пока полицейский хлопал по карманам, Ваня проводил взглядом поезд, который мог стать роковым для целой группы людей. В последнем пустом вагоне он заметил женщину, играющую в своём телефоне. Её широкое русское лицо улыбалось, горя счастьем от рождения долгожданной внучки. Женщина счастлива и ещё не раз поможет родственникам добрыми делами. Рядом с ней сидел десятилетний мальчик. Пацан поправлял очки с одной стороны заклеенные пластырем. Возрастная болезнь глаз не мешала читать увесистый шахматный журнал. «Так он лошадок любит… чёрных и белых. Всё-таки шахматист!» – понял Иван и обрадовался этой новости. Полицейский продолжал выполнять свои обязанности. После недолгого поиска нашёлся паспорт, в нём несколько купюр, заправленных за обложку. Но самое интересное лейтенант обнаружил в карманах куртки. Сюрпризом оказались пакетики. Как только был изъят первый кулёчек с белым веществом, сзади на запястьях, нечёсаного страдальца, захлопнулись наручники. – Улика! – показав Ванин паспорт, предупредил лейтенант и спрятал документ в карман. Всего лишь работа. Поймали мелкого наркодилера – дел-то на грош. Такого сброда в Москве хоть отбавляй. Одного сажают, а на его место тут же приходит другой отчаянный продавец беды на развес. Лови, не лови, а радоваться здесь нечему – просто работа. Полицейский, что-то сообщили по рации. Рация хрипела и кашляла, передавая нечеловеческие звуки. – Послушай, друг, – заговорил напрямую Ваня, – пожалуйста, верни мой паспорт, да я пойду. У парня неприятностей, лет на сто. Зачем меня мучить его проблемами? Отпусти, не трать моё время. Лейтенант мысленно взвесил количество порошка в пакетах и принял безответственное решение – избавиться от лишнего свидетеля. Он сделал несколько снимков и вернул Ване паспорт. – С боевой фамилией Бунтовской самое место в органах. Будьте здоровы, Иван. Вы свободны, – полицейский хитро улыбнулся и, прощаясь с бдительным гражданином, отдал честь, козырнув раскрытой ладонью – при этом манерно, не по-нашему щёлкнули его каблуки. «Странный лейтенант… не местный, что ли? Может, московский латыш или питерский эст?» – подумал Ваня, провожая взглядом полицейского. Когда лейтенант и наркоман скрылись в толпе, Бунтовской представил, что ожидает задержанного. Немного аналитики и прозорливого взгляда, как открылась явственная картина. Парень москвич – из хорошей семьи. Деньги у вечно занятого работой папы и постоянно блуждающей по магазинам мамы, имеются – хоть отбавляй. Шальные бабки в своё время и развратили студента, учившегося в одном из престижнейших институтов. Вместо посещения лекций он шиковал и тащился. У него была дорогая машина, отчаянные друзья, шикарная квартира в центре. Мутные пацанчики, лишённые застенчивости девочки, шумные вечеринки, затем откровенные сексуальные оргии – испортили парня. Но, что здесь поделать – смотреть надо только вперёд. Сейчас ведут его под тонки рученьки, сгибают слабеньки ноженьки да сажают сладкую попочку на скамеечку для подсудимых. Закроют его обязательно, но много не дадут, если попался в первый раз – зачтётся. Судья за папины деньги сжалится, и парень получит всего годик. Отсидит половину срока, возьмётся за голову, перестанет колоться. Излечиться от наркомании – это уже много значит. Выйдет он на свободу с красной, откормленной мордой, потому что папа и мама не оставят своё чадо в беде. Родители взгреют всю зону, лишь бы их мальчик был сыт и одет. Ох, и обрадуется братва такому соседству! «Любят, наверное, богатеньких москвичей зеки» – подумал Иван. Глава 2 Силы не безграничны – сколько ни выхватывай несчастных из смертельной ловушки, сколько ни спасай, рано или поздно герой возвращается к родному очагу; время подвигов сменяется уютом, желанием отдохнуть да любимую обнять – если она ещё не сбежала. Иван вернулся в свою квартиру, где уже пять лет проживал с девушкой, которая была страсть как привлекательна и носила прекрасное имя Лиза. Её чуть вздёрнутый носик, серые глазки, чувственный рот и аппетитное тело – будоражили мысли несвободных и неженатых мужчин. Она родилась на берегах Волги в военном городке; после школы окончила мединститут и, желая, получить от жизни, что-то больше, чем предначертано логопеду в Саратовской больнице, на свой страх и риск переехала в Москву. Мучения в съёмной квартире закончились в кинотеатре «Балтика» встречей с Иваном. Каждый получил что хотел: Ване нужна верная женщина, а покорительнице столицы – московское жильё. С помощью шоколадных конфет, скромных цветов и доступности Лизаветы, произошёл гормональный взрыв, приведший к постельному этапу влюблённой пары. Подогревая интерес пока ещё упругими женскими формами, любовь поглотила Бунтовского целиком. Иван с наслаждением купался в водах, которые принято называть океаном счастья, а Лиза не на миг не забывала, кто она в этом городе и для чего так страстно обнимает доброго парня со Сходни. Замуж Лизавета не спешила, он не торопился жениться. Любовь и страсть, переросли в нежные прощения невеликих шалостей. Кто-то рациональный скажет: гражданский брак беда современного мира. Найдутся и другие голоса, которые едко трубят о свободе и толерантности. Голоса настаивают, что вольные шашни, это вовсе не грех, а достижение раскрепощённого человека. Но сколько бы ни соперничало прошлое с настоящим, двадцатидевятилетняя Лиза не жаловалась на судьбу, а Ваня в свои тридцать три, словно герой былинных сказок продолжал одной ногой греться у печи и никуда не спешил. И в школе, и в университете Бунтовской был незаметен, будто ещё в детстве его накрыли сказочным колпаком, превратив в кроткого, заурядного мальчика. Внешностью он обладал обычной, телом был лёгок, ростом усреднён; умом награждён, как и любой из людей: немного и немало, чтоб дураком не выглядеть, но и нос не совать, куда страшно. Но был в Ване один важный талант, дороже артистической красоты, спортивной силы и уличной злости. Бунтовской всегда находился в таком месте, где сушился образный спасательный круг, в углу ждала фигуральная запаска, а на гвозде висело аварийное снаряжение. Иван из тех редких людей, кто мог заглянуть в будущее и изменить его, – и даже спасти чью-то жизнь. Жил Бунтовской на грани реальности и невозможности. Иногда видел поджидающую в засаде смерть и невообразимым образом умел прервать её замысел. Он мог спасти наркомана в метро, подсказать пешеходам у светофора. А однажды в Сочи Иван остановил череду смертей, всего лишь вернув на рабочее место спасателей; отчитав задумавших раннюю пьянку парней, Ваня выручил девочку, свалившуюся в волну с надувного матраса. Ребята на вышке заметили малышку и спасли, а отец и мать несостоявшейся утопленницы, так и остались на берегу невредимыми. Семья у Вани была обычная. Новомодных дворян с витиеватым генеалогическим древом или прочих несметно богатых родственников у него не было. Провинциалам, ничего не знающим о Москве, представляется, что люди в Белокаменной или миллионеры, или везунчики, на которых сыплется бриллиантовый град. Но всё это вымысел – кексы на деревьях с изюмом или без него не растут даже в Кремле. Москвичи пашут, словно кто-то безжалостный гонит их в поле кнутом, не забывая по вечерам награждать сладким пряником. Чтобы достойно жить в нынешней столице Руси, приходится работать по двенадцать часов в сутки, а ещё и подрабатывать. Необходимо уснуть до заката и встать ни свет ни заря; потом отзавтракать на ходу и пулей лететь в метро, а дальше в душный офис-муравейник или на производство чего-нибудь вкусного и ужасно вредного для желчного пузыря. Так день за днём. Это не жизнь – это каторга! Любой москвич мечтает вырваться из объятий дикой цивилизации. По ночам ему снится загородный дом, мычание пегой коровки, жужжание шмеля и ласкающее пение лесных птичек. Но мечтать о свободе духа можно сколько угодно: сладостных грёз, свежего воздуха и шелестящих купюр от фантазий не прибавится. Рутина и стресс, вот она плата за право обитать в жестоком мегаполисе. Лиза, как человек практичный свою жизнь наладила на зависть многим приезжим. По документам и печатям в паспорте Елизавета не москвичка, но сей факт не расстраивал девушку. Статус настоящего столичного жителя дело наживное и совсем не главное для неё. У Лизы прекрасная, высокооплачиваемая работа, уйма свободного времени и бесконечное стремление к совершенству. Образование врача логопеда и клинического психолога – позволили ей устроиться в одну из частных клиник. Полное имя Лизы – Елизавета Францевна Мартенс: а это значит, у девушки в груди билось немецкое сердце, в жилах текла германская кровь, плавно при ходьбе покачивались округлые арийские бёдра, – и что самое важное, это прагматичный мозг, с дополнительно-утилитарной извилиной, присущей этому народу. – Лиза, ты дома? – Привет, дорогой. Я всегда прихожу в одно и то же время, зачем ты спрашиваешь, посмотри на часы и всё станет ясно, – поцеловала в щёку Лизавета. – Прости. Немного запарился на работе, – как всегда извинялся Ваня. – Бюро добрых услуг снова открылось? – хохотнула девушка. Иван никогда не рассказывал Лизе, что видит недоступное другим. Скрывал, почему опаздывает на важные встречи, забывает закрыть холодильник или рвётся спасать каждого встречного бедолагу. Никогда не говорил о фантомах. Молчал о виде?ниях. Не распространялся о причастности к чему-то необъятному и непознанному. Как Ваня расскажет о парне, который мог погибнуть под колёсами поезда – история вызовет лишь улыбку непонимания. Сколько ни старайся подробно в деталях объяснять, почему не пошёл на работу, а отправился выручать лохматого наркомана – она не оценит, не поймёт. Бесполезно даже заикаться о спасённой душе. Лиза жила в своём практичном мире. Иван Бунтовской плыл по волнам более тонких сфер. Так зачем лишние слова? Пусть Лизавета считает его олухом с путаными мыслями и лоботрясом с ерундовыми запросами – словно Ваня не столичный житель, а бородатый дядька, вышедший с балалайкой из подмосковного леса. – Ты обещал зайти в магазин. Купил, что просила? – задала вопрос Лиза и снова послышались требовательные нотки. – Нет. Я забыл, – снимая обувь, зажмурился Ваня. – Я это… сейчас сбегаю. – Не надо никуда ходить. Всё купила сама. – Что бы я без тебя делал? – бормотал под нос Иван. Бунтовской переоделся, умылся и, чувствуя, как сосёт в желудке, отправился прямиком на кухню. Присев, хотел, что-то сказать вроде того, как ты прекрасна или как ты отлично выглядишь, но не успел. Остановил телефон, звеня знакомой мелодией. Иван принял вызов: – Алло. – Здорово, Вань, – послышался голос на той стороне. – Привет, Андрюха, – суетился Иван. – Куда пропал? Тревожил Ваню – Андрей Дмитриев: друг детства, непосредственный работодатель и просто босс, от которого Иван получал задания на день, а за выполненный труд раз в неделю награждался деньгами. – Я не смог встретиться, – начал выкручиваться Ваня. – Там понимаешь, там долго рассказывать… – Спокойнее!.. и правильно, что не успел, и хорошо, что долго рассказывать, – прервал жёваные оправдания Андрей. – Ты его напугал. Старик решил, что мы съезжаем со сделки. Леонид Абрамович перезвонил и цены дал просто шикарные. Я уже перестал удивляться, но твои блуждания, непонятно где, приводят к фантастическому результату. – Вот и отлично! – изобразил восторг Ваня. – Значит, до завтра? – Ага. Пока друг. Утром встретимся. Тебе нужно ещё в одно место съездить… даже боюсь сказать, куда и зачем, – веселился Андрей. – Пока, – вздохнул Иван и понял, что абонент сбросил вызов. Ваня улыбнулся. Работа исполнилась сама собой. Бизнес идёт и процветает. Масла с незамерзайкой скоро поступят во все Андрюшины магазины. Всё хорошо – всё здорово! А если учесть тот момент, что попутно он спас ещё несколько человек, то получается, день прошёл не зря, и можно отблагодарить судьбу, откупорив бутылку. Пусть это лимонад «Буратино» и брызги шампанских вин не окропят выцветшую скатерть, зато разум останется ясен и свеж. С лимонадом, оно куда трезвее и спокойнее. Да и здоровье беречь нужно. Здоровье, как говорится, одно и его не купишь. – Ты что пить собрался? – изумилась Лиза. – Это «Буратино». – У нас дел по горло, – махнув ладонью над головой, вспылила девушка. Она давала понять, что хватит бездельничать: надо сделать, что-то полезное в этой квартире. Что точно Лизавета ещё не решила, но это дело времени. – Думаешь, у нас всё хорошо? Тебе кажется, что пора успокоиться? Нет, Ванечка, ты поспешил. – Тебе налить? – Иван показал этикетку с длинноносой куклой. – Сам пей эту химию, – отмахнулась она. – Ты мне ответь: ты успокоился… у нас всё в порядке… дом полная чаша? Старая песня – нельзя сдаваться, а нужно и просто необходимо постоянно учиться и идти вперёд. Да кто бы спорил? Только всем по-разному видятся будущие цели: у Лизы ориентиры свои, у Вани свои высоты. Человек он был неравнодушным, никогда не проходил мимо людского горя, если знал, что способен помочь. Сегодня сделал всё, чтобы спасти парня, женщину и мальчишку; выручил совершенно незнакомых людей, а судьба, вселенский разум или, возможно, силы добра, это кому как угодно, вознаградили Ивана позитивным зарядом. Вот только сам Бунтовской – ни сном, ни духом. Накопленной за день энергией Ваня делился, не замечая, как творил добро – не получая заслуженной похвалы. Например, его друг Андрей, совершенно не прилагая усилий, получил выгодный контракт. За какие заслуги всё сложилось так прибыльно и запросто всё уладилось само собой? Никто не мог дать точного ответа, почему так происходит. Но Андрей Дмитриев знал Ваню с детства и заметил некую закономерность, которую рационально объяснить невозможно. Ещё совсем малышами, учениками младших классов они бегали по стройкам и играли – то в «войну», то в прятки, то прыгали из окон недостроенных домов в кучи песка, изображая из себя храбрых десантников. Несколько раз Ваня останавливал друга Андрюшу перед тем, как тот собирался совершить необдуманный поступок. Бунтовской предупреждал и других пацанят, но те слушались редко. Когда делали, как им хочется, получали шишки, синяки и ушибы. Андрей помнил, как однажды Ваня отговаривал ребят от прогулки по строящейся многоэтажке. Доски, по которым шли дети, оказались слабенькими и хрустнули, когда несколько маленьких человечков встали на них. Никто не погиб, но сломанные кости непослушных друзей навсегда запечатлелись в памяти. И кто знает, отчего предостерёг в тот день его друг. А что Лиза? Неужели она не чувствует, как Ваня невидимой рукой подталкивает её по карьерной лестнице вверх? Девушка ни выдающийся врач и ни светоч психологии, не Парацельс нашего времени, но всё же… в коллективе Лизу уважали и доверяли самых тяжёлых – самых богатых клиентов. Больные, которых лечила доктор Мартенс, имели кошельки, набитые златом размером с сундук арабского шейха. Отсюда и доход. Уйди она из Ваниной жизни, то непонятно надолго ли хватит её терпеливых слов. И если бы не энергия Ивана, то неизвестно, сколько зарабатывала бы девушка. Лизавета знала, что сила исцеления пришла к ней негаданно, свалившись приятным сюрпризом. Её коллеги были поражены результатами рядовых бесед, но связи между врачебными способностями и Ваниными «залётами», Лиза не находила, а, наоборот, чувствовала хитрыми фибрами женской души, что-то особенное в себе. Вероятно, она родилась под счастливой звездой – и оптимизмом, и трудолюбием заслужила награду; а, возможно, девчонка просто не знает себе цену? Она умна, красива, талантлива, – и Ванечка здесь совсем ни при чём. – Хватит ругаться, – отхлебнув лимонада, бормотал Бунтовской. – Давай в субботу сходим куда-нибудь. Посидим. Отдохнём… – У тебя каждый день праздник, – снова отмахнулась Лизавета. – За что тебе только Андрюша деньги платит? – Значит, есть за что. Не желая ссориться, Ваня тихонечко встал со стула, чтобы скорее сбежать. – От судьбы не уйдёшь! – вдогонку крикнула Лиза. – Это тебе милый только кажется, что всё хорошо. Живёшь в параллельной реальности, Ванюшка. Глазки-то открой, приглядись… мир совсем не такой, каким ты его рисуешь. Иван развалился на диване, включил телевизор и, наверное, в первый раз задумался, что Лиза может оказаться права. Например, сегодня: что если парень совсем не собирался падать на рельсы – прямо под поезд? Если нет, значит, Ваня не спас человека, он его практически убил – испортил жизнь, отправив в места не столь отдалённые. Выходит, что нет никаких виде?ний – виде?ния вымысел, игра больного воображения. Ваня испугался. По спине пробежали мурашки размером с тропического муравья. Футболка вмиг намокла, словно попал под проливной дождь. Захотелось зажечь сигарету. Затянуться. Так принято переживать в кинофильмах о человеческих трагедиях. Герой нервничает, достаёт дрожащими пальцами из мятой пачки кривую сигарету – закуривает. Но Ваня никогда не курил и даже не пробовал. Он встал с дивана, скинул футболку, взял из шкафа чистую. «Парень продавец наркоты, – подумал Бунтовской, – Нечего травить людей. Поделом!» *** Наступила ночь. Ваня лежал на спине и разглядывал еле видимый в темноте потолок. Он не делал резких движений, потому что рядышком спала Лиза. Вечерний скандал потух в самом начале. После недолгого нравоучения и последующего примирения они посмотрели голливудский фильм о супергерое в обтягивающем трико. Насладившись победой американо-космической силы над всемирным злом с русским акцентом, молодые люди пожелали друг другу спокойной ночи. Лиза уснула быстро, а Ваня уже больше часа вздыхал, зевал и почёсывал в раздумьях живот. Мысли о растрёпанном наркомане не давали покоя. Ещё холодильник на кухне тарахтел, как бешеный трактор времён коллективизации. «Дверь, что ли, не закрыл?» – подумал Иван и незаметно соскользнул с кровати. Встав на цыпочки, прошёл мимо Лизы и будто сломленный голодом фанат похудения проскочил на кухню. Дверь действительно оказалась открытой. Захлопнув её, Ваня удалил последний источник света, излучаемый лампочкой внутри. Холодильный аппарат отреагировал и благодарно заткнулся. Ваня решил, что задача выполнена – докучавший шум устранён, – и только собрался, вернуться на спальное ложе, как услышал шорох в одном из кухонных шкафов. По звону потревоженных вилок понял, откуда издаётся звук. Он сделал шаг в сторону шкафчика со столовыми принадлежностями и ощутил, как под ногой что-то хрустнуло. – Твою мать! – выругался Ваня, об это «что-то» порезав стопу. Надо включить свет. Оставалось добраться до стены напротив, но услышав детский голос, Иван замер. Голос принадлежал мальчику. Ребёнок всхлипывал и пискляво взывал к Ваниной совести: – Помогите мне, дяденька… – Кто здесь? – позабыв о порезе, Бунтовской встал на две ноги сразу. То ли яркая луна заглянула в комнату, то ли Иван привык к темноте и стал видеть куда лучше прежнего. В шаге от кухонного шкафчика валялись детские очки: одна половинка была заклеена пластырем, у второй – оправа пуста. Стекло разбилось на мелкие кусочки, и именно эти острые осколки порезали ступню. Но пугало другое: из-за приоткрывшейся дверцы выглядывал напуганный мальчик, тот самый мальчик из поезда. Он шмыгал носом, а по его щекам текли слёзы. – Помогите, пожалуйста. Мне нужна помощь… мне страшно, – заклинал малыш. Страшно было не только мальчику. Ваня оцепенел, ощутив на себе всю мрачную прелесть ночного кошмара. У молодого, довольно крепкого духом парня парализовало всё: отнялись руки и ноги, онемел язык, и несгибаемым стержнем сковало позвоночник, словно его посадили на жирный кол, причём без государева суда и справедливого следствия. Голос ребёнка такой тихий и жалобный пугал до смерти, пронизывая страхом от макушки до окровавленной пятки. Мысли путались, оставляя лишь небольшую лазейку для здравой оценки. Его лёгкие уже наполнились воздухом, и когда, казалось, что весь пятиэтажный дом услышит вопль дикого марала, Бунтовской сумел собраться, не дав полночным завыванием вырваться на свободу. Ваня захлопнул дверцу, убирая мальчишку с глаз долой. Но как только он закрывал, дверь снова отворялась, и мальчик-шахматист, прожигал взглядом вновь. – Почему ты оставил меня? Найди меня… помоги мне, – плакал паренёк. – Я сейчас вытащу тебя, – с трудом выдавил слова Ваня. Вдруг на кухне зажёгся свет. Иван вздрогнул, будто его поймали на месте преступления. Обернувшись, увидел Лизу. Одной рукой девушка прикасалась к выключателю, другой – вертела пальцем у виска. – Ты совсем рехнулся, что ли? – изумлённо спросила она. – Вань, ты чего здесь индейцем скачешь? Бунтовской прищурился, огляделся. Очков на полу нет, стёкол тоже, зато повсюду наляпано кровью. Его следы везде. Отпечатков пяток не было разве что на стенах. По количеству следов складывалось впечатление, что Иван не меньше часа, как сумасшедший бродил в темноте. Даже мухи летают вокруг фонаря по более предсказуемому маршруту, а он, как лунатик заблудился на собственной кухне. Его ступня кровоточит, в глазах испуг. – Я ногу порезал, – прикрыл дверцу шкафчика Ваня. Тяжкий груз свалился с плеч, когда он не увидел мальчишку. Кошмар, душивший его, улетучился. Не было ни напуганного паренька, ни раздавленных очков, но остался осадок панического страха, застывшего на лице. – С ума сойти, – сокрушалась Лиза. – Ты меня напугал. Стоишь здесь среди ночи… весь в крови и воешь. Ты нормальный вообще? – Я ногу порезал, – повторяясь, прыгал мимо девушки Иван. – Мне бы в ванну. Включив тёплую воду, он смыл кровь, но не заметил пореза. Пятнами заляпан весь пол на кухне, а раны нет. – Откуда кровь, Бунтовской? – выглядывая из-за плеча, не успокаивалась Лиза. – Или ты, сок разлил? Не было у Вани ответа. Он присел на стиральную машинку, развёл в стороны руки. В этом жесте была и трагедия дневного спасения в метро, и незнание, откуда появились пятна бурого цвета, и невнятный ответ на другие справедливые вопросы. Девушка задавала вопросы, на которые у Ивана нет ответа. Но простое решение есть у неё. – Я ухожу от тебя Иван. Мне всё надоело. Ты просто псих! Глава 3 После семейной ссоры прошло два дня. Лиза работала в клинике, а возвращаясь домой, погружалась в соцсети, совсем не замечая своего парня. Безразличие лишь увеличивало шансы на полный раздрай, но уходить от Ивана в неизвестность она не спешила. Следуя нехитрому плану, девушка наняла риелтора для покупки квартиры в Москве. Риелтор с ходу предложил несколько вариантов, полностью соответствующих накопленной денежной массе. Ваня невольно подслушал телефонный разговор с продавцом недвижимости и расстроился, оттого что хорошо знал Лизавету – если она что-то решила, значит, остановить её уже невозможно. И потому Бунтовской терпеливо ждал, как и чем разрешится конфликт. Несмотря на грядущий разрыв, Иван не забыл о ночном приключении. Кухонный кошмар стал вызовом – перчаткой, хлещущей по щекам. Будто, кто-то нарочно будил в нём скрытые возможности через страх и плач ребёнка. Ваня чувствовал, что преследующие фантомы становятся непонятней и таинственней, они нависают над ним вопросом, призывая ответить. Отвлекаясь от домашних проблем, Бунтовской искал утешение в работе. Он добросовестно выполнял задания босса, а вечером спускался в метро. На станции «Строгино» присаживался на лавочку в центре зала и ждал. Его просто тянуло именно сюда, как влечёт грибника в осенний лес, а парашютиста несёт к земле. И грибник, и храбрец, ныряющий в облаках – оба экстремалы, подвергающие свою жизнь опасности. Первый может отравиться ложными опятами или другими поганками, у второго – вариантов распрощаться с телом ещё больше. У Ивана задача куда проще; так почему бы не начать поиски с самого очевидного. Бунтовской заглянул в опорный пункт полиции. Не терпелось поговорить с лейтенантом Лебедевым, чтобы узнать о судьбе лохматого парня. Нужно понять, есть ли связь между наркоманом, мальчиком из ночного кошмара и душевными страданиями последних дней. Ваню встретил дежурный офицер. Капитан сидел за рабочим столом похожим на школьную парту. Полицейский перелистывал бумаги, что-то писал. Иван представился знакомым Лебедева. Просил подсказать, когда начнётся смена лейтенанта. Дежурный своим ответом озадачил: человек с такой фамилией ему незнаком, и в метро на его участке нет – ни Лебедева, ни Кукушкина, ни даже Альбатросова. Может быть, лейтенант служит в другом месте и совсем не в метро, или, возможно, Ване всё приснилось? Такой ответ получил Бунтовской от дружелюбного капитана. Попытка найти простое решение, оказалась провальной. А что если не было никакого Лебедева и расчленённый наркоман тоже вымысел – как не было плачущего пацана на кухне. Может быть, нужно избавиться от ненужных мыслей и просто жить? Наслаждаться тем, что можно пощупать, купить и выбросить, когда надоест. Надо помириться с Лизой, предложить ей руку и сердце, создать эдакую московско-саратовскую ячейку, а далее, вернуться к делам практичным, а не бродить по огромному городу в поисках несуществующих фантомов. Вероятно, Иван сошёл с ума, но следующим вечером он снова приехал на известную станцию и с маниакальным упорством чего-то ждал. Первый час ночи. Поезда ходят всё реже и реже. Людей на перроне нет. Ещё полчаса и метро закроется. Ваня сиротливо вздыхал посреди пустого зала. Прибыл поезд, высадил запоздалых пассажиров. Люди засеменили к эскалатору, через минуту скрылись. Вдруг послышался мужской голос. На дальней стороне перрона человек в чёрной форме, держа ребёнка за руку, что-то ему объяснял. Мальчишка в очках смотрел снизу-вверх на полицейского, а затем, о чём-то договорившись, они вместе спустился на рельсы. Не мешкая и полицейский, и парнишка смело отправились в тёмный туннель. Ване показалось, что это тот самый лейтенант Лебедев и тот самый мальчик-шахматист из поезда. Ваня спрыгнул вниз, пошёл следом. Он потерял из виду странную парочку, но чувствовал, что мужчина и пацан за поворотом: в метрах пятидесяти от него. Аккуратно, чтобы не споткнуться, Бунтовской пробирался вдоль пыльных проводов. Свет в туннеле был слаб, но достаточен, чтобы видеть препятствия под ногами. Знакомясь с новыми ощущениями, Ваня чувствовал себя словно на охоте. Это, конечно, не сафари в Африке и сравнить нельзя – потому что тот, за кем он крался, был неведомей и опаснее самого хищного зверя. Послышал шум. Приближался поезд: последний состав, что должен был отвести Ивана домой на поклон к Лизавете. Заметив выступ, а далее дверь, ведущую в одну из комнат подземки, он нырнул в проём. Так близко, в таком интересном месте Ваня никогда не наблюдал сверкающий огнями состав. Несколько секунд поезд грохотал скрипом креплений и перестуком колёс. Затем исчез последний вагон, и стало тихо. Иван покосился на дверь. Она заперта на громоздкий замок весь покрытый ржавчиной. Дёрнув за ручку, убедился в крепости петель; после шагнул на бетонные шпалы, продолжив движение в лабиринте туннеля. В полумраке услышал неразборчивое эхо. Ещё десяток секунд и тенью мелькнул силуэт лейтенанта. Под светом одинокой лампы полицейский, что-то снова поучительно говорил ребёнку. Но что они делают здесь? Почему парнишка не спит в своей кроватке, а разгуливает по ночам? Иван спрятался за угловатой металлической балкой. Это был действительно Лебедев. Присев, он ласково, по-отцовски теребил пацана по светловолосой макушке, как любимого, родненького. Но парнишке совсем не нравилось, как с ним обращаются. Мальчик морщил кожу на лбу, отводил глаза, сжимал кулачки. Полицейский встал в полный рост, достал из кармана форменных брюк небольшую коробочку и, откинув крышку, что-то высыпал себе на ладонь. Взмах руки, и в воздухе сверкнули серебряные огоньки. «Он что решил развлечь малыша фокусами? – мелькнула забавная мысль. – Колдовство началось? Волшебная пыль из шкатулки?.. ну-ну…» Искры выглядели мистически привлекательно. Они парили, мерцали, кружились – пока бесформенное образование, не приняло идеальную форму шара в человеческий рост. Серебряная сфера зависла над бетонным полом, не касаясь тонкого слоя пыли. От шара исходили лёгкие колебания, которые Иван уловил, словно его обогнула низенькая морская волна. Сигнал был нечётким, призрачным, но явственным, как невидимый воздух зимы. Первым исчез паренёк. Сделав всего шаг, он скрылся в сверкающих огоньках портала. Перед тем как последовать за мальчиком, лейтенант оглянулся. Можно ставить сто против одного, смотрел он именно на балку, за которой таился Бунтовской. Ваня зажмурился, в надежде стать ещё не заметнее. Полицейский прощально пожал плечами, что-то прошептал и ушёл в марево перехода, оставив после себя, только мигающие искры магического шара. …Полчаса назад Иван, сидя на лавочке, размышлял, сомневаясь в своих видениях. Взвешивал ошибки и почти уговорил себя не замечать туманных фантомов; он хотел забыть о хныкающем мальчишке в шкафу… но куда исчезли полицейские и пацанёнок в очках? – Ничего себе вечерок! – прошептал Иван. – Что б меня!.. Серебряный шар медленно крутился, словно заигрывал с ним; шар призывно звал присоединиться к поискам ответа. Ваня, почему-то вспомнив Лизу, смело запустил руку в бездну мерцающих огней, и пальцы почувствовали стужу. Внутри серебряных искр холод и пустота. Там за порогом яви Ивану представился великий, загадочный космос – неведомый, притягательный, леденящий. Бунтовской ощутил восторг и страх, сравнимый с детским знанием, что путь не вечен, что ждёт его на небе Боженька; но здесь на перепутье можно поменять судьбу. Вращающаяся сфера огней открывала новую дорогу, которая виделась далёкой… бесконечной… но мглистой и опасной… – Что тебе дома-то не сидится? – сделал маленький шаг Иван и тут же исчез в искрах таинственного портала. *** Длина ресниц, цвет глаз – всё было, как прежде, но что-то изменилось. Ещё вчера у Лизы были русые волосы до плеч: такие нежные, родные, пахнущие карамелью. Ваня сотни раз просыпался рядом, поправлял её локоны, радуясь утренней встрече. Но сейчас на него смотрела совсем другая девушка. «Перекрасилась, что ли? Да ещё… подстриглась?.. зачем так коротко?» – изумлялся Иван. Хотя ей идёт. Огненно-рыжий цвет совсем неплох. Она выглядит, как-то особенно: горячо и ярко. Свежий образ дарил жажду эмоций. – Вставай, говорю, – толкнула его плечо девушка. Бунтовской зарылся с головой под одеяло, разрешив рукам гладить её везде. – Нет, Иоганн, не сейчас… на службу пора. Вставай! – сопротивлялась рыженькая. Ваня невинно выглянул из-под укрытия, понимая, что пора остановиться. – Иоганн?.. я что, похож на композитора? – пробурчал он. Прикоснувшись босыми ступнями к полу, почувствовал тепло. Подогрев работал отменно. Пяткам комфортно, почти как на пляже в Турции. Как приятно ступить на тёплый пол. Так!.. стоп!.. но кто его согрел, вернее, что?.. откуда взяться тёплым полам в «хрущёвке», построенной ещё в прошлом веке, ремонта в которой не было уже лет десять, если не больше! Дом готовят под снос, это не квартира, а привет из прошлого – из далёкого советского прошлого. Мебель в квартиру приобреталась только по крайней необходимости: в том году шкаф из «Икеа», дешёвый диван, которому пара на костёр, небольшая кушетка, простенькая кухня без вытяжки, а ещё достался от бабушки дубовый комод – и вдруг подогрев пола? Да, ладно! Ваня разглядел просторную белую комнату с высокими потолками. Повсюду новая мебель: зеркальный шкаф-купе, широкая кровать с мягкой спинкой, женский столик с выдвижными ящиками, цветные пуфики, стульчики, коврик. Огромные окна от пола до потолка закрыты шторами. Над кроватью, на стене висят десяток фотографий в серебряных рамках. На двух снимках Бунтовской заметил своё изображение рядом с Лизой. Над рамками лепестки светильника. Изящные фонарики везде – и над фотографиями, и на потолке, и на козырьке шкафа. Один из лепестков поймал солнечный лучик, весело сверкнув в ответ; а Ваня вспомнил мерцающий шар из метро. Тут же сами собой ожил образ лейтенанта и парнишка в очках: полицейский, что-то шептал, пряча в карман свою серебряную шкатулку – у мальчика-шахматиста в руках колода карт. Пацан улыбался щербатым ртом и словно иллюзионист ловко жонглировал шестёрками и тузами. – Во сколько я домой пришёл? – насторожился Бунтовской. – Перестань… это уже не смешно, – потянулась девушка. – Я серьёзно. Где мы? Ты квартиру купила? – Купила… лет пять назад. У тебя снова приступ фантазии, Иоганн? Хорошо себя чувствуешь? – Не совсем, – Ваня подскочил с шёлковой простыни, расшитой голенькими Купидонами. Купидоны-пухляши метились маленькими луками, улыбались и подмигивали. Они издевались, смеялись над ним… и не только они. Само провидение хохотало в блеске серебряных искр: её причёска, тёплый пол, новая мебель, неизвестная квартира – что ещё изменилось? Что произошло после того, как он ступил в серебряную сферу? – Год? Какой сегодня год? – решив, что очутился в будущем, оживился Иван. – Ну, началось! Бут, ты иоганнку-то не валяй! Сделай мне яичницу с беконом, да поживее. И, будь добр, прекрати глупые игры. Рыжеволосая указала пальцем на круглую арку. – Если ты забыл, где кухня… иди за мной, я тебе покажу. Накинув лёгкий халат, девушка фыркнула. Ваня почувствовал её запах. Проводил взглядом известное и совсем незнакомое тело, а затем увидел своё отражение в зеркальных дверях шкафа-купе. Что стало с причёской? На голове разноцветные перья, наголо сбриты виски; обе брови и верхняя губа во множестве мест пробиты пирсингом. Это просто ужас! А ещё на нём стринги – и почему-то красного цвета. Трусы так врезались между половинок, что захотелось разорвать их в клочья. Бунтовской нахмурился гроздью металлических колец и снял с себя позор парня со Сходни, оставшись голышом. – Что за бред-то, блин?! – выбросив трусы, куда-то за кровать, возмущался Иван. Откатив дверь шкафа-купе, он обнаружил три полки, заполненные мужскими вещами. В отглаженной стопке нашёл короткие шорты с германским флагом на заднем кармашке. – Ты чего в Баден-Баден собрался? – рассмеялась рыжеволосая, наблюдая, как Ваня натягивает на голое тело шорты. Затем, будто что-то вспомнив, прикрикнула, подгоняя его: – Иоганн, соберись! Или ты в цирке мозги оставил? Готовь завтрак, а я в душ… опаздываю! Кухня оказалась вместительней, чем самая большая комната в его «хрущёвке». Всё в ней сверкало и радовало. Огромный холодильник, каменная столешница, мойка в цвет столешницы, ящики, шкафчики, полочки, а серебряные ручки, начищенные до блеска, каждым бликом напоминали о волшебном шаре – и мире, перевернувшимся с ног на голову. Ваня открыл холодильник. Картофель, морковь, капуста и прочие овощи – всяк стручок на своём месте. На верхней полке под лампочкой обнаружил яйца и бекон. Оставалось найти сковороду, растительное масло и лопатку, но вместо этого он включил воду. Тёплая струя омывала ладони. Ваня брызгал себе на лицо, совсем позабыв о завтраке. Минуту он смотрел, как утекает в дырку вода, потом схватил куриные яйца, вскинул руку и потряс несостоявшимися цыплятами, словно погремушками, слегка по-испански пританцовывая. – Она назвала меня, Иоганн? Я что… музыкант? Возможно, музыкант, может быть, нет, но что делать с завтраком? Ваня осмотрелся. Мелькнула мудрая мысль, что без телевизора жизнь не имеет смысла. И действительно, как можно существовать человеку, даже в будущем – без вездесущей рекламы, без песен пучеглазых королей эстрады и новостей, отрывающих от повседневных проблем. Прямоугольное стекло больше метра в ширину, обрамлённое тонкой серебряной рамкой, крепилось к стене прозрачным кронштейном. Ваня подошёл к предполагаемому телевизору, шлёпнул попкой яйца в середину экрана. – Где мой завтрак? – выйдя из ванной, раздражённо спросила рыжая. Заметив, чем занимается её парень, снова послышались нотки раздражения: – Ты стулом бей со всей дури… как умеешь. – Просто пошутил, – пряча руки за спину, улыбнулся Ваня. – Включить телевизор, первый канал, – на выдохе скомандовала девушка и, цокнув язычком, вышла из кухни. Экран вспыхнул сияющими огнями сцены и танцующими в блеске софитов людьми. Четвёрка молодых певцов: две девушки и двое парней с ещё более странными причёсками, чем у Ивана – напевали мелодию, напоминающую знаменитый хит группы «АББА» про деньги. Зрелище, конечно, диковинное, когда телевизор включается с помощью голосовой команды, но не приводящее в трепет. Бунтовского посетила разумная мысль: было бы неплохо, чтобы борщи и яичницу в этом доме готовила машина-автомат. Всего лишь нужна команда, и из холодильника пища сама, прямо по воздуху или по магическому конвейеру попадёт в духовку. Осталось узнать, что говорить кухонному кашевару и забыть о готовке. Но на кухню снова зашла рыжеволосая. Отбивая желание, мечтать, она хмурилась тонкими бровками. Российская медицина сделала гигантский шаг вперёд, если её сотрудники носят такую привлекательную и, можно сказать, вызывающе сексуальную одежду. На Лизе выразительная, строгая форма. Чёрный китель смотрелся просто очумело, а юбка чуть выше колен снова будоражила кровь. На плечах кителя плетённые змейкой погоны, на голове чёрная пилотка, прошитая по краям белыми вставками, на стройных ножках классические туфли на невысоком каблучке. Только почему петлицы со скрещёнными костями? Такая же эмблема и на пилотке. Что за пиратские символы? Народ у нас креативный, но не настолько же. Девушка приблизилась к Ване. Она не шипела, не извивалась, не жалили, но всё равно напоминала чёрную мамбу, только в пилотке. – Спасибо, Иоганн, за завтрак! Спасибо, любимый, что накормил! – Прости меня. Я не в себе, – пожал плечами Иван. Ему хотелось сбежать от рыжей. Выйти из квартиры, уйти в лес или нырнуть в метро, а там затаиться, пока не вернётся назад его прошлое. Стараясь не переиграть в безразличие, он спросил. Вопрос звучал глупо, по-детски. – Подскажи, дорогая… где мои ключи от входной двери? Что-то я сам не свой. И сон странный приснился… – Ты всегда начинаешь издалека. Вот только не рассказывай мне о русской Москве. Мне надоело, наслышана! А ключи твои на дне запрещённого юмора, Иоганн. У тебя ещё день домашнего ареста, помни об этом. В совокупности с формой, очень похожей на мундир подразделения СС, взгляд девушки казался зловещим. Сейчас начнётся пытка. Она достанет пассатижи, и если Иван скажет, что подзабыл об аресте, то рыжая вырвет ему все ногти на руках и на ногах вырвет тоже. – Я помню… – почти шёпотом ответил Бунтовской, присев на стул с изогнутой хромированной спинкой. – Я никуда не пойду. Буду ждать тебя дома. Рыжая пронзительно посмотрела на Ивана, подошла так близко, что их колени соприкоснулись. Она прижала ладони к гладко выбритым щекам, наклонилась и страстно поцеловала в губы. Непривычно мешал пирсинг, но Ваня с удовольствием ответил, нежно целуя чувственный рот. – Я люблю тебя, не смотря, ни на что! – девушка коснулась пилотки, залихватски сдвинув её набок. Теперь она походила на сытую, чуть пьяную кобру. – Будь хорошим мальчиком, Иоганн. Не нарушай закон и всё будет прекрасно. *** Входная дверь закрылась, автоматически сработал замок. Бунтовской остался один. Он сидел за столом на кухне и пялился в телевизор. Шёл концерт. На сцене стоял здоровущий конферансье, за его спиной на экране косяком летели журавли, а зрительный зал аплодировал стоя. – Ну, дела! – причмокнул Ваня. Ведущим оказался знаменитый актёр, Арнольд Шварцнегер – тот с могучими мышцами, что носил бревно на плече и голым прилетает из будущего. Рослый, широкоплечий мужчина с неземной тоской, излучая вселенское горе, объявил песню: «Летят журавли». На сцену вышел средневозрастной толстячок во фраке, с длинным носом, похожий на зажравшегося стрижа. Под мелодию, знакомую каждому человеку, рождённому на просторах бывшего Союза, он запел о погибших солдатах. – Да перестаньте… не может быть, – отвернулся от экрана Иван. Его волновало совсем другое. Сделав шаг в серебряный шар, он каким-то фантастическим способом очутился в ином мире – этот факт не вызывал сомнений. «И всё же она прекрасна! – вспоминая девушку в обтягивающей юбке, подумал Бунтовской. – Но почему Лиза в таком наряде? И что за странные символы с костями? А погоны?.. а Арнольд?» Ваня подошёл к зеркалу, бережно, чтобы не поранить себя, стал отстёгивать бусинки на шпильках и прочие металлические предметы. Он вытащил из брови несколько колец, освободил уши от семи легковесных серёжек. Всё богатство высыпал на стол рядом с яйцами и беконом. – Так будет лучше, – потянулся Иван, заглянув во вторую комнату. Комната оказалась такой большой, что в ней можно играть в футбол. И вообще, квартира удивляла, каким-то эффектным колоритом. Всё в ней было диковинно. Но в целом жилплощадь понравилась. Уединившись в уютном туалете, Иван воспользовался розовым унитазом, а затем проверил наличие горячей воды в шикарной ванной, сравнимой с маленьким бассейном. Вернувшись на кухню, подошёл к окну. Сделав дырочку в яйце, Иван посасывал белок, свободной рукой ощупывая странные шторы, сделанные из непонятного материала. Шторы запросто пропускали неяркий свет с улицы, наполняя кухню золотом сентября. Ваня одёрнул шторину в одну, затем в другую сторону. Ничего не вышло. Вверху и внизу края ткани фиксировались в раздвижных пазах – не сломав, не сдвинуть. – Сим-сим, хочу видеть город! – громче обычного произнёс Ваня, понимая, что не только телевизор включается голосом. Но шторы не шелохнулись. Тогда Иван сказал спокойно, уже всерьёз: – Открыть окно. Медленно и плавно каждая из половинок, когда-то цельной преграды, разъехались по углам. Окно открылось полностью, и Ваня замер, увидев перед собой неизвестный город. От русской Москвы не осталось и следа. Это был абсолютно чужой мир. Он находился в высотке. Сравнив с домами неподалёку, примерно измерил количество этажей: навскидку, двадцать пятый. Справа и слева, и прямо вдалеке за изгибом реки, видны сотни одинаковых зданий. Какие-то выше, какие-то ниже, но все построены в одном стиле, сверкающих домов-свечек. Внизу между высотками, словно кустарник в джунглях, пригрелись трёх или семиэтажные постройки – это торговые комплексы, школы, спортивные залы и бог весть что ещё. Все дома и высоченные, и коробочки внизу располагались с невероятной точностью. Между зданиями чёткими линиями с яркой разметкой пробегали автодороги, создавая, где-то одностороннее движение, где-то сливаясь, словно весенние ручьи дороги превращались в оживлённые магистрали. Магистрали, в свою очередь, пересекаясь между собой, рождали кольцевые развязки, похожие с верхотуры на громадные гнёзда драконов. Масштабы Москвы поражали грандиозностью. Совокупность небоскрёбов, стреловидных дорог и переплетёных развязок – производили нереальное впечатление. Футуристическая картина подогревалась удивительным фактом. Ваня заметил, что машины, передвигающиеся по городским шоссе, всего двух цветов: чёрного или белого. Оттого правильность одинаковых расстояний выглядела ещё поразительнее: светлое авто, за ней в трёх метрах чёрная машина, затем снова в трёх метрах белая, далее, на таком же расстоянии чёрная. Завораживающей, бесконечной вереницей машины двигались пять рядов в одну сторону, пять в другую. Ехали они безостановочно, синхронно и довольно быстро. Некоторые автомобили шустро сворачивали с центральных дорог, проникая к магазинам и во дворы. Парковались они организованно, ничуть не мешая остальным участникам. Шашечный порядок движения наводил на мысль, что управляют гигантским потоком совсем не люди. Иван проследил за одной машиной. Ярко-оранжевый автомобиль сбавил скорость; плавно свернув, устремился вглубь жилых строений. Остановившись во дворе дома, где сейчас находился Иван, задняя дверь откинулась вверх, из машины вышли три человека в синих комбинезонах. Неторопливыми действиями и вальяжной походкой люди в спецодежде напоминали сотрудников службы ЖКХ. Лиц, конечно, не разглядеть, но по тому, как мужчины не торопясь выгружали ящики с инструментами, стало понятно – ребята знают себе цену. – Перекройте стояк! В четыреста первой квартире протечка унитаза! – громко скомандовал Ваня и вдруг почувствовал вибрацию у себя за спиной. Он ощутил уже знакомый холод и воздушные колебания, скользнувшие по стенам; пространство дрогнуло, раздался еле слышный хлопок, посередине кухни образовалось мерцающее марево, из которого материализовался мужчина. Пришельцем оказался тот самый – лейтенант Лебедев. Бунтовской знал, что этим всё и закончится: или его инопланетяне похитят, или попадёт он в поток энергии, а когда очнётся, то узнает, что унесло Ванюшу в мир, где всё наоборот – где рыбы ходят на двух ногах, а у людей есть жабры и плавники. – Наконец-то мы встретились. Ну, здравствуйте, Иван! – приветливо сказал полицейский из метро, только без формы. На рыбу он был не похож, дышал свободно, вполне расслабленно. – Пришло время познакомиться ближе. Моё имя Александр, фамилия Фогель. Но вы Иван, можешь звать меня просто Алекс. Не упуская ни малейшей детали, Бунтовской впился взглядом в нежданного гостя, быстро оглядев его от замшевых туфель до идеальной причёски. Господин Фогель молод – вероятно, нет и тридцати. Светлые волосы зачёсаны назад. Виски гладко выбриты, словно только что посетил парикмахера. У него осанка как у военного. Видна выправка… хотя, возможно, всё дело в занятие спортом. Он похож на пловца. Походка лёгкая, слегка небрежная – идёт, как плывёт. Вот только рост не выше метра восьмидесяти. С такими габаритами пловцу олимпийских медалей не видать, если перед стартом скипидаром густо спину не смазывать. Но судя по живым глазам, скипидаром Фогель не пользовался и алкогольной или другой вредной зависимостью не страдал. Одет Алекс несовременно. На нём серые брюки свободного покроя, лёгкие туфли, свитер с воротничком; в руке он сжимал перчатки из тонкой кожи. Напоминал Алекс игрока в гольф. В доказательство не хватало клюшек за спиной и стука о пол, рассыпавшихся мячиков. – Вы слегка шокированы. Понимаю. Давайте присядем, – предложил Фогель. – Да-да, конечно, – задумчиво отреагировал Ваня. Ещё несколько часов назад город-герой Москва радовал Ивана незамысловатой архитектурой станции метро «Строгино», как вдруг всё изменилось – и город, и любимая девушка, и он сам; а лейтенант Лебедев превратился в Алекса Фогеля… а его Лиза, вообще, непонятно кто. Голова у Ивана соображала быстро, может быть, не всегда точно давая оценку происходящему, но сегодня права на ошибку нет. Надо думать, запоминать, анализировать молниеносно. Иоганн на немецком наречии звучит, как его собственное имя – Иван. И потому вывод напрашивался сам собой. Возможно, он в таком мире, где русские люди зовутся немецкими именами. Но почему немецкими? Чертовщина какая-то! Фогель вёл себя уверенно, по-свойски. Он присел на стул. – Понимаю ваши чувства. Вы переживайте и слегка напуганы, – сказал Алекс. – Заметно, что я взволнован? – сел напротив Иван. – Любой на вашем месте растерялся бы. Не каждому дано пережить подобный опыт, а очутиться в параллельном мире удаётся лишь избранным. – В параллельном? – переспросил Бунтовской. – Так точно. Именно в параллельном. Шаг за грань, это величайшее из приключений, – улыбнулся Фогель. – Вам повезло. – Надеюсь, приключение принесёт мне только радость, – поёжился Ваня. – Разумеется, – кивнул улыбчивый гость. – Поскольку немного вижу будущее, а хорошо зная прошлое, настоящее воспринимается особенно. – Вы не полицейский? – догадался Бунтовской. – Вовсе нет. Лейтенант, это вымышленный персонаж. Русская фамилия Лебедев вполне созвучна с немецкой, Фогель. В твоём мире я пользуюсь русскими именами, здесь же ношу имя, данное мне при рождении. Понимаешь меня, Иван? – перешёл на дружеское «ты» Алекс. – Интересно, – кивнул Ваня. – Вы и мальчишка заманили меня в метро, запудрили мозги серебряной пылью, вероятно, обозначая вход в портал… а потом я попал в эту квартиру. Но, как я очутился в постели… и с кем? Бунтовской задумался, вспоминая ту, с которой проснулся утром. – Эльза Мартенс. Кармическая сестра Лизаветы Мартенс, – подсказал Фогель. – Эльза сестра Лизаветы, – покосился на Фогеля Ваня. – Если всё так и мир параллельный… значит, существует и мой брат… моя копия. – Ты очень сообразителен, но об этом чуть позже, – продолжал улыбаться Алекс. Бунтовской перевёл взгляд на окно. – Где же мы тогда? Что это за город? – А давай-ка я покажу, – хлопнул перчатками о ладонь Фогель. Он поднялся со стула, подошёл к окну, жестом подозвал Бунтовского. Ваня послушно встал рядом. – Видишь шоссе, Иван? Приглядись, у дороги рекламные щиты. Кто изображён на одном из них? Придорожная реклама работает в любом из миров. Обычно на щитах пишут лозунги различные финансовые компании; чаще банки тратят деньги, предлагая населению раскошелиться или взять кредит; иногда чиновничий бизнес размещает на баннерах белокурых моделей, чтобы наврать – мы такие же, как вы!.. мы часть простого народа! Но сегодня реклама была особенной, можно сказать, вопиюще пугающей. Подтянутый старичок в военном кителе с седовласой чёлкой и чёрными, прямоугольными усиками, вскинув руку, приветствовал горожан, проезжающих мимо. – Это же, Адольф Гитлер! – приподняв искалеченную дырочками бровь, удивился Иван. – Это что, розыгрыш? Алекс повернулся к включённому телевизору. – Прочитай, пожалуйста, что здесь написано. Мальчиковая группа исполняла душещипательную песню. Внизу экрана бежала текстовая строка: чьи-то номера телефонов и прочая реклама от магазина ритуальных услуг до сайта, торгующего авиабилетами. Но самое невероятное, что увидел Ваня, это буквы. Бунтовской читал сообщения одно за другим. Остановился на поздравлении с днём рождения Франца от Отто и Люси. И совсем не имена смущали Ивана – поражали сами слова, – все они написаны латинскими буквами на немецком. Это означало, что Иван говорил, читал и думал на неизвестном ранее языке. – Что-то я не пойму, мы в Германии, что ли? – Совершенно верно, друг мой! Мы в мире, где во Второй мировой победил рейх, – раскрыл тайну Фогель. – На рекламном щите вождь нации Адольф Гитлер, в телевизоре ты видишь немецких артистов, а на дорогах германские машины и арийский порядок. Мы в Германии, Иван! Лицо вождя истинных арийцев узнаваемо даже из квартиры на двадцать пятом этаже. Седые волосы, усталые от возраста глаза и морщинистый лоб сообщали, что изображённому на щите Адольфу далеко за восемьдесят. Его взгляд устремлён в будущее, а вскинутая рука, указывает путь потомкам. Белые и чёрные немецкие авто едут мимо, зигующего фюрера, и на секунду показалось, что люди, сидящие в машинах, потому и не управляют транспортом, оттого что руки их заняты радостным возвеличиванием тирана. Загибая напряжённую ладонь, пассажиры что-то дружно восклицают, и Ваня уже слышит страшные слова. – Невероятно! Адольф и сейчас живой? – Фюрер покинул наш мир, – перестал улыбаться Алекс. – Но это неважно. Ты пойми, Иван. Так случается, когда одна страна побеждает другую. Нюрнбергского процесса нет и красных знамён над рейхстагом тоже. А что мы имеем? Германские флаги над разрушенным кремлём и уничтожение прежнего порядка. Главный заступник повержен, а когда нет России-матушки, кто защитит слабых? И потому, эта планета принадлежит исключительно немцам – это держава арийских победителей, Иван! – Невозможно в такое поверить, – поражался Ваня и не осознанно сам перешёл на «ты». – Алекс, кто ты такой? И почему я здесь? – Прекрасный вопрос, – похвалил Фогель, скрестив руки на груди. – Я учёный. Согласен, мои исследования не вписываются в привычные понятия о науке; но всё-таки я учёный. Я создал параллельный мир немецкого счастья. Плохо это или хорошо – у нас на оценку нет времени, да и кто сможет назначить цену творения? Кто эти судьи? Но ты Иван непростой наблюдатель. Ты наделён способностями, в силе которых нам ещё предстоит разобраться. Мы вырвем страницу прошлого и взвесим достижения настоящего… ты и я повернём колесо истории в нужную нам плоскость. Очень скоро мы с тобой, словно небесные Создатели будем управлять мирами. Где-то между лопатками пробежал холодок от весьма пафосных слов. Затем Иван вспомнил о знаках, предшествующий путешествию, например, о Лизе и её национальности. Она всегда подчёркивала принадлежность к немецкому роду, недобро отзываясь о тех, кто в сорок пятом брал Берлин. Затем мелькнула фрагментом обтягивающая, гиперсексуальная форма рыжеволосой девушки из мира германской славы; будто Ваня стоит у гранитного подиума, по которому марширующей походкой расхаживают женщины в военных костюмах. Некоторые фрау демонстрируют форму лётного отряда, другие морского флота; но только германские медики победившего фашизма могут носить чёрные мундиры со свастикой на погонах. А именно в таком зловещем наряде мелькала Лиза или Эльза… или, как её там… – Я, кажется, понял, – забегал глазами Иван. – Я в этом мире настоящий раб! – С чего ты взял? – поперхнулся Алекс. – В немецком мире нет рабов, есть только люди, у которых чуть меньше прав, чем у подавляющего большинства граждан великой страны. Признаюсь, я не фашист. И, вообще, настоящих, фанатичных нацистов почти не осталось. Люди арийского мира достаточно умны, образованны и приветливы, чтобы продолжать дело отцов, угнетая народы другой крови. Например, у русских даже есть своя автономия. Пусть небольшая, но своя. – У русских автономия? – захлёбываясь, повторил Ваня, словно очутился в потоке людской реки. Так случалось, когда посещало видение. Иван сопротивлялся чуждому сознанию толпы, которым дышал народ в том потоке. Он на секунду зажмурился, сжался, выпрыгивая из угрюмого стада, чтобы снова услышать жестокие слова Фогеля. – Русские живут в Сибири, со столицей в городе Тикси. Население триста тысяч человек, – продолжал удивлять Алекс. – Я могу ошибаться в цифрах, но всегда можно почерпнуть знания в гебсети. – Что такое гебсеть? – уточнил Иван. – Гебсеть, это сеть Геббельса. Интернет германского мира. – Геббельс… министр просвещения и пропаганды? – Так точно. Под его началом разработали действенный способ оповещения населения востребованным материалом. Такой способ радикален, но невероятно эффективен. В честь своего вдохновителя и назвали проект – гебсеть. Алекс видел, насколько Ивану больно принять параллельную действительность. Как говорили в лихие девяностые, вороватые служители порядка, складывая в кейсы кровавые пачки зелёных денег: а кому сейчас легко? – Иван, ты не для того проделал такой сложный путь, чтобы впадать в уныние. На арийской планете есть много плюсов; достижения, свершения и успехи в параллельной реальности – невероятно комфортны для населения. И вообще, тебе не приходило на ум, что немцы в твоём мире не сокрушаются, оттого что не выиграли войну. Ведь так? Ваня задумался лишь на секунду: – Побеждённые немцы не живут за полярным кругом и не носят дурацкие трусы… и щёки у них не пробиты всякой ерундой, – сказал русский парень и осёкся. Он вспомнил, что в современной Германии достаточно граждан, которых назвать мужчинами, не повернётся язык. Именно эти существа среднего пола по соображению Ивана являются законодателями разного вида извращений и продвижения в массы идеи гендерной толерантности, от которой стыдно нормальному мужику. Наверное, в стране победившего фашизма поменялись роли. Теперь граждане бывшего Союза ходят в красных стрингах, носят женские украшения и размахивают радужными знамёнами на парадах. А современные немцы круты и брутальны – потому что они победители, а не нация, безропотно кивающая миловидными мордочками, когда отдают приказы хозяева. Мужчины и их немецкие жёны ходят в храм, веруют во Христа и всем арийским сердцем привержены традиционным семейным ценностям. Ваня совсем расклеился. Он напряжённо сжал губы и, не поднимая глаз, задал следующий вопрос: – А, может быть, мне всё снится? Я просто сплю. Или меня сбила машина… или я сам рухнул на рельсы в метро? Валяюсь в реанимации или того хуже, в морге; потому что это всё невозможно. Нет параллельного мира. И билборда с изображением фюрера нет, – тяжело вздохнул Ваня и растерянно посмотрел на своего собеседника: – Отправьте меня домой, а… Алекс? На кой я тебе сдался? Фогель выдержал жалостливый взгляд, ответив просто и честно: – Всё, что происходит за дверьми этой квартиры, реально и по-настоящему. Сделав шаг в серебряный шар пути назад нет. Ты и я должны стать одной командой. Иван шевельнул бровью: – Если русские живут в Тикси, почему я нахожусь в Москве? Нестыковочка. – Потому что Иоганн Бут умный парень. Он сумел обойти систему. Из русских выходят приличные программисты и виртуозные циркачи, вот только дисциплина хромает. Таков уж русский народ… Вот это новость! Сложив два и два, Ваня сообразил, кто такой Иоганн Бут. Это его брат – кармический, мистический или, может быть, зазеркальный. Но, как не называй братца: Иоганн точная копия его самого, одной с ним крови, одной плоти и, вероятно, одних способностей. – Ты абсолютно прав. У тебя есть двойник, – снова озарил улыбкой Алекс. – А твой отец живёт в маленьком, но уютном домике на берегу моря Лаптевых. Ты можешь взять телефон и позвонить своему отцу – прямо сейчас. Поговори с ним от имени Иоганна. Разве тебе не хочется услышать голос человека, с которым ты не виделся семнадцать лет? Параллельный мир, немцы победители, его кармический брат, а ещё папа, умерший, когда Ване исполнилось всего шестнадцать. Бунтовской так взволновался, что в мгновение погрузился в мир фантомов, очутившись в мире иллюзий, который был явственным, наполненным реальными людьми, их заботами, переживаниями и надеждой. Он сделал лишь глубокий вдох и взлетел над ровными полями, заснеженными лесами и потоками рек, стремящихся к солёным океанам. Его видение с каждой секундой полёта становилось ярче, конкретнее, правдоподобнее. Иван остановился возле одноэтажного дома в полукилометре от берега всегда холодного моря, почувствовав скорбь и вкус горьких слёз на губах. Бунтовской помнил этот вкус утраты. Он чувствовал общую боль, когда плакала мама, горюя об ушедшем муже и отце; а здесь в суровом краю, где не растут деревья и лишь мох, и лишайник служат украшением пейзажа, горюет теперь его отец об ушедшей жене. Зависая над домом с бесцветной крышей, Иван заметил могилу и деревянный православный крест – всего в десятке шагов от покосившегося крыльца. Намоленное место тянуло его, будто потусторонний магнит, и Ваня понял, что там захороненная мать Иоганна. Могила – это слёзы кармического близнеца, его стимул, его злость и желание мстить. Но вдруг всё закончилось. Кто-то схватил его за плечи. Ваня открыл глаза и снова увидел Алекса. – Как говорят русские: ищут вчерашний день, – кивнув в сторону окна, тихо сказал Фогель. – На нас охотятся? Это опасно? – приходя в себя, встревожился Бунтовской. – Сегодня ночью, когда произошёл переход, случился сбой электроники. На трёх этажах вверх и вниз кое-что погорело. Видишь оранжевую машину? Это транспорт монтажников. Ребята перезагрузят сервер, подключат камеры видеонаблюдения, отрегулируют противопожарные датчики и уедут. Они не опасны. А вот служба надзора, это серьёзные господа. Агенты всегда проверяют неполадки в системе после иррациональных сбоев. Если настройки сбились, работа сыскарей провести расследования и отчитаться перед начальством. И потому придётся отложить нашу беседу до лучших времён, – осторожно, поглядывая в окно, говорил Алекс. – Знаю, у тебя много вопросов, но мне пора уходить. С агентом надзора справишься без моей помощи. Ответишь ему односложно: никого не видел, ничего не знаю. Я скоро вернусь. И запомни, твоё имя – Иоганн Бут. – Всё-таки Иоганн, – нахмурился Ваня. – Но почему ты бросаешь меня одного, я не могу даже яичницу приготовить! – Ты справишься. Гарантирую, тебе будет любопытно, – сказал Алекс, и Бунтовской снова почувствовал волну открывающегося портала. Глава 4 У небоскрёба беззвучно остановились две белые машины с синей полосой на борту – на крыше красно-синие маячки. Из машин вышли шестеро взрослых мужчин в строгих костюмах. Двое агентов надзора приступили к опросу жителей во дворе, четверо зашли в подъезд. «В каждую дверь постучат? Работы здесь до утра» – наблюдая в окно, подумал Ваня, понимая несчётное количество квартир в доме. Агенты беседовали с пожилой парой и мамашами, гуляющими с ребятишками. Старики, женщины и даже дети ничуть не боялись представителей власти, наоборот, они были очарованы вниманием и с радостью помогали детективам. Один пацанёнок лет пяти предлагал пострелять из пластмассового автомата, а старик, которому далеко за восемьдесят, бурно реагировал на вопросы и готов был сам ринуться на поиски преступника, чтобы навести должный порядок в городе. Опрос был недолгим и закончился вскидыванием правой руки вверх, – и только после, зигующего жеста, гражданские помощники отправлялись по своим делам. Прошло три часа. За это время вернулась рыжеволосая Эльза, быстро переоделась и в воздушном халате впорхнула в комнату. – Ты без меня скучал? – игриво потянулась она и словно пушинка опустилась на постель, но вспомнив о машинах у подъезда, спросила: – Ты не в курсе, что делают в нашем доме агенты надзора? Не за тобой ли пришли, мой любимый? – Да на кой я им сдался? – ответил Ваня и плюхнулся рядом, заманивая красотку к себе под бочок. Женская военно-медицинская форма действует на нормальных, а особенно на влюбчивых мужчин, магически. Обтягивающая юбка, чёрный приталенный китель, да и прошитая вставками пилотка – будили животный инстинкт. Даже после того, как рыжеволосая переоделась, Бунтовской продолжал заманчиво поглядывать на немецкую подругу. Иван загорелся желанием, словно очарованный весной мартовский кот, заметивший в кустиках рыжую кошку. Раскинув хрупкие ручки, девушка, невероятно похожая на Лизу, лежала рядом и казалась доступной и нежной – такой любимой, как в первые дни знакомства. А его желания понятны, потому что просто необходимо проверить всё опытным путём. Нужны твёрдые доказательства, что параллельные миры существуют и являются чем-то цельным. Надо разобрать в деталях интимной игры и понять, чем отличается Лизавета Матренс из Ваниного мира, от Элизабет с той же фамилией из мира торжествующей арийской нации: всё ли у неё на месте, вдруг сзади хвостик, а на животе три пупка. – Позже, – видя недвусмысленные заигрывания, покачала пальчиком Эльза. – Агенты с минуты на минуту придут. – Давай не откроем. Пошли они все… – подмигнул Ваня. – Ты неисправим. Мало тебе досталось в последние дни? Удивительно, что сразу не пришли сюда, к известному на всю Москву хулигану. Иван смутился, присел на краешек кровати. – А что я такого сделал? Чуть что, сразу Иоганн! – Хватит стонать! Язык у тебя длинный, а мозг вялый, как у твоих сородичей из Сибири. Меньше надо анекдоты про евреев рассказывать, – строго отчитала Эльза Ваню – за то, что настоящий Бут месяц назад, нашептал электрику Дретману парочку бородатых шуток. …Иоганн служил в цирке и считался парнем-оторвой, способным как на глупости, так и на подвиги. Его ненавидели и любили, кто-то плевал ему вслед, иные восхищались и даже завидовали. Месяц назад после вечернего представления он задержался на работе и немного выпил белого шнапса со штатным электриком Дретманом, которого считал своим другом. Когда пришло время расходиться, Иоганн рассказал анекдот: про то, как русский, немец и еврей оказались на необитаемом острове. Электрик послушал шуточную историю и, не оценив юмор, настучал в службу надзора, в которой, кстати говоря, Бут был не на добром счету. За подобное правонарушение строго не карали: давали от трёх до пятнадцати суток домашнего ареста. Иоганну дали семь, и он добросовестно чалился в четырёх стенах. А вот с Дретманом случилась неприятность: сдохли все аквариумные рыбки, и прижучила внеплановая проверка, обнаружив недостачу казённого инструмента. За подозрения в халатности и растрате – электрик был отстранён от работы и, вероятно, его отдадут под суд. Но к маленькой мести Иоганн был непричастен… ну или почти непричастен… Ваня знал, что за каждое неловко брошенное слово придётся держать ответ, но чтобы посадить человека под домашний арест, если он рассказал глупый анекдот, пусть про чукчей или евреев – да нет такого наказания на планете Ивана – нет, и всё! За это могут прибить в тёмном переулке, всадить нож в печень, но, чтобы арест… – Значит, встретились как-то немец, русский и еврей… – решил пошутить Ваня. – Вот именно: русский и еврей. Встретились и пора расходиться пока все целы. Можешь, не продолжать. Запомни, анекдоты про иудеев запрещены, это табу! Не нарушай правила, Иоганн. Я всегда прошу тебя об одном и том же. – Немцы анекдоты запретили? Да ну… а голубей кормить можно? Понимаю наказание за драку, за приставание к женщинам, за оскорбление властей, а наказание за шутки – это перебор. – Драку? За драку пять лет дадут, милый. Будешь сидеть на корточках и горох перекатывать. Или того хуже, отправят морошку собирать туда, где олень не пасётся. Это я тебе как психолог со стажем говорю. У нас в клинике работала девушка-секретарь: бумаги в стопки собирала, отвечала на звонки, кофе главврачу варила. И вот однажды решила она пошутить. Юмористка! У клиента одного фамилия была необычная – Юдалевич. Так она взяла на его карточке звезду Давида карандашом пририсовала, а в центр звезды серп и молот впихнула. Если бы эту карту только врачи видели, сам Юдалевич вызвал службу надзора. Секретаря быстро уволили, затем суд и полтора года исправительных работ. Не трогай иудеев, Иоганн. Не прикасайся к ним; а голубей корми сколько хочешь. Только учти, что мусорить нельзя. Пусть твои птички склюют всё до последней крошки, иначе придётся подметать, либо снова сядешь под домашний арест. – Про мусор согласен. Но почему запрещены анекдоты? Этого я понять не могу. – Иоганн, ты с ума сошёл? Забыл, что твои соплеменники натворили? – И что же мы такого сделали? – снова присел на кровать Ваня. – В чём проблема? – Концлагеря. Печи. Расстрелы. Вы устроили геноцид. Вы в крови по самую шею. Не помнишь, как русские коммунисты умертвили целый народ? Миллионы… миллионы людей убили! Нет больше евреев на Земле. И ты спрашиваешь, что вы сделали? Не дури, Иоганн Бут! Мне не нравится, когда ты прикидываешь идиотом. Ваня чесал подбородок, спорить не стал. Доказывать Эльзе Мартенс, кто на самом деле строил лагеря смерти – занятие бесполезное. Его Лиза, фройлян упрямая и бывает весьма прямолинейна – если, что-то вдолбила в голову, то назад не вытащить ни клещами, ни уговорами. Очевидно, что Эльза из той же породы. Упряма, как фрау Меркель… а может быть, ещё несговорчивей. Бунтовской осмотрел комнату, выискивая нечто похожее на ноутбук или процессор. Если есть интернет, значит, есть и компьютер – как бы он ни назывался. Там он собирался разузнать всю правду о германском мире. – Ладно… бывает со мной, как понесёт-понесёт, не остановить. Глупость сморозил, – на всякий случай извинился Ваня. – Ты планшет мой не видела? Не могу найти. – Что ты сказал? – Компьютер, говорю, ищу. Мне в гебсеть зайти надо. Надеюсь, это не запрещено? – Лист под подушкой. Но, как можно забыть о нём? То не оттащишь его, то не помнит название любимой игрушки. Листом оказался обычный гаджет в серебряной рамке с прозрачным экраном, размером с обычный планшет из мира Ивана. «Включить лист» – дал приказ Ваня, и экран тут же вспыхнул, но Бунтовского остановила Эльза Мартенс. – Бут, ты страх потерял? – вырывая лист, возмущалась она. – Не слышишь звонок? Девушка покрутила пальцем у виска, точно так же, как делала прежняя Лиза, гневаясь на Ивана. Она цыкнула и пошла, открывать дверь агентам службы надзора, потому что звонок запел второй раз. Высокий, худощавый агент в тёмно-синем костюме и чёрном галстуке, смело переступил порог. В руке у него какой-то прибор. Глядя в небольшой экран, он следил за бегущими символами. «Ищет след от портала. Да нет, ерунда, какой портал… просто идентифицирует личность» – резонно предположил Бунтовской. Иван не прятался и не делал вид, что занят, чем-то важным, а храбро встал точно за спиной рыжеволосой девушки. Заметив Ваню, агент еле заметно кивнул: – Я агент Майер. Представьтесь, пожалуйста. Ваше имя? – Иоганн Бут, – спокойно ответил Иван. Эльза заискивающе рассмеялась: – Это мой друг. Мой жених. Пять лет: всё жених и жених. – Вы под домашним арестом? – перестав, смотреть в малюсенький экран, снова задал вопрос сыщик. – Да, всего денёк остался. Отбываю наказание… исправляюсь, – улыбнулся служивому Бунтовской. – Вы сегодня выходили из квартиры – ничего странного не заметили? – Не заметил. Потому что не выходил. – Может быть, слышали, что-нибудь? В окно что-то видели? – Нет, не слышал. Я книжки листал, читал весь день. Просвещался. Как говорится: ученье свет, а не ученье тьма. – Что значит листал? Иоганн, вы читаете бумажные книги? – подозрительно бросил взгляд сыщик. Эльза сложила руки на груди, спасая себя и болтливого парня. – Иоганн любитель истории. Труды Фюрера перечитывает в гебсети. Сегодня читал воспоминания Германа Геринга. Признаться, это очень захватывающе. Помните его письмо Эрнсту Рёму? Пронзительные там слова, не правда ли? А Иоганн просто неточно выразился, поскольку он, знаете ли, русский. В Тикси родился, что с него взять? Недалёкие люди имеют право на ошибку. И в моём доме нет бумажных книг! – вспылила девушка, перейдя в атаку. – Вы не верите? Может быть, устроите обыск? – Ваше имя Элизабет Мецлер? – Элизабет Мартенс, – поправила рыжая. – Я работаю в клинике доктора Менгеле. Я психолог высшей категории. Секретность первого уровня. И чистота моей крови не подвергается сомнению. Ваши уловки неуместны, агент Майер. – Извините моё пристрастие. Вероятно, это усталость, – ариец широко улыбнулся. Лицо его стало добрым, местами любезным. Агент снова посмотрел на Ивана, вспомнил о работе и сказал весьма резко: – К вашим услугам, доктор Мартенс. Ещё раз прошу простить за излишнюю любопытность. Это наша работа. Слава Германии! Майер вытянулся в струнку, вскинув правую руку перед собой. При этом он так звонко щёлкнул каблуками туфель, что показалось, будто на высоком мужчине чёрные, начищенные до блеска хромовые сапоги. Агент развернулся через левое плечо и почти строевым шагом вышел из квартиры, отправившись по коридору к двери напротив. Ваня поглядывал то на шкаф, в котором хранилась медицинская форма, то на Эльзу, то косился на входную дверь. Название клиники, в которой работала девушка, повергла в оцепеняющий шок. Доктор Менгеле, зверь и убийца, всем известный, как «доктор смерть» – и его кровавое имя присвоено городской клинике, работающей здесь в Москве? И в этой больничке трудится рыжеволосая подружка? Теперь ясно откуда на петлицах и пилотке череп с костями. Как говорится: гестапо не курорт. – Ты зачем агенту о чтении книг рассказал? Что с тобой? – спросили девушка, возвращая Ивана в реальность. Она нервничала, закусывала губу, не находила слов, чтобы выразить весь ужас и удивление. Хотя перед агентом Майером Элизабет держалась молодцом, не допустила ни малейшего промаха, даже заставила извиниться. Но этот парень? Почему он заговорил о книгах? Неужели случилось – то, о чём предупреждал Иоганн Бут? «Сказки, в которые я не верила, всё-таки сбываются» – с сожалением подумала Элизабет. – Ты не знаешь, что для книг построены специальные библиотеки и только там им место, это закон, Иоганн. Книги в квартире запрещены. Нет комнат-библиотек, нет книжных шкафов и полок. – Да быть такого не может, чтобы книжки нельзя читать в собственном доме. И вообще, это начинает надоедать… то сокрушительная победа Германии, затем русские концлагеря, холодный Тикси, запрещённые анекдоты про евреев, да ещё этот садист – доктор Менгеле! Ладно, победа… бес с ней, чёрт с ним с Менгеле… допустим, он классный мужик; но почему книги? В детстве я читал фантастический роман, как книги в будущем запретили, но ведь это фантастика – жанр такой в литературе. И если всё это правда, то я могу тебя поздравить – будущее наступило! Охрененно весёлое будущее! Эльза покачала головой. Парень не понимает. Он думает – с ним шутки шутят. – За Бертольда Брехта и Шекспира грозит десять лет лагерей. Тебя отправят обратно в Сибирь и посадят в тюрьму, а я потеряю работу. Мне придётся рассказать, где приобрела книги. Я предам друзей и останусь совсем одна. Ты хочешь испортить мою жизнь? Ваня отлично помнил, как нацисты в далёких тридцатых годах двадцатого века устраивали ша?баш, сжигая тысячи книг. Факельные шествия, горящие костры и марширующие под барабанную дробь штурмовики, совершали акт очищения арийской расы. Всё это было ещё до войны с Советским Союзом. Наверное, фанатики жгли и позже – почему бы и нет. Фашисты топили печи миллионами людей, что говорить о каких-то бумагах… но чтобы сейчас в двадцать первом веке запрещать книги и вводить наказание за их хранение – это походило на немыслимую глупость и запредельное невежество. – Эх, Лиза… Лиза, как можно запретить книжки? Миром правят одни уроды… что у нас, что у вас: глупые шоу и ничтожная мишура… – бормотал под нос Ваня и не заметил, как перешёл на русский. Элизабет не поняла ни одного слова, но услышала язык врага. Сколько бед и несчастий принесли русские дикари трудолюбивым, дисциплинированным, терпеливым немцам. Сложно представить, как страдали арийцы в прошлом от «красной чумы». А этот парень, похожий на её любимого Иоганна без запинки, что-то шепчет на жгучем диалекте и, видимо, крепко ругается. Девушка прикрыла лицо руками, села на стул и заплакала. – Я не Лиза. Моё имя – Элизабет, – всхлипнула она, ещё раз убеждаясь, что Иоганна рядом нет. Бунтовской обнял рыженькую. Так больно, когда она плачет. Женские слёзы работают, словно корабельный насос при крушении – высасывают все соки из неравнодушных мужчин. Но что может сделать Иван: всё рассказать? Начнёт с того, что существует другой мир – параллельный. Поведает, что тот мир более справедлив; но, справедлив ли? Хотя в нём свободно продаются книги, и нет плакатов с профилем Фюрера. Рассказать, что есть другие вожди, другие громоздкие стенды, но господина Гитлера точно нет. Обрадует ли такая информация девушку? Поймёт ли она? А, может быть, нужно промолчать и всё само уладится. Потому что все живы, здоровы, никого не пытают – и, слава богу, не убивают. *** Первое, что случилось, Ваня заново вспомнил русский язык. Он начинал предложение на немецком, а заканчивал на родном могучем. Все краски, мудрёные пируэты русской речи и даже сквернословие, вернулись в лексикон, ничуть не мешая германской логике. Второе, что не менее важное – бытовые детали из жизни Иоганна Бута, заплутавшие в извилистых коридорах мистического портала, проникли в сознание Бунтовского. Ему явилось знание, как включать духовку, как пользоваться ванной комнатой, для чего нужны гаджеты и в каком районе города он проживает. Воспоминания упростили весьма запутанную ситуацию, потому что всё вокруг напичкано электроникой – умной, хозяйственной, помогающей в быту. Ванная комната напоминала поликлинику будущего. Кто бы мог подумать, что в обыкновенной зубной щётке спрятан проницательный доктор, определяющий зарождающуюся болезнь. Каждый день человек ухаживает за зубами – и кому, как не пронырливому чистильщику знать о проблемах во рту. Кончики волокон щётки снабжены специальными сесорами для обнаружения малейших повреждений, а найдя проблему, они сообщают о травме или злобном кариесе на небольшом экране. Вообще, профилактика здоровья завораживала изобретательностью. Например, настенный диспенсер – аппарат, заправленный жидким мылом, оказалось удивительно толковым терапевтом. Лёгким прикосновение в ладонь впрыскивались не только несколько грамм мыла, при нажатии на кнопку из пальца производился забор крови. Безболезненный укол не причинял ни неудобств и был совсем незаметен – и не успевал человек смыть пену, как приходило сообщение на телефон. Анализ выявлял вирусные заболевания, предупреждал о воспалительных процессах, а далее, нужно воспользоваться приложением и записаться к врачу, если болезнь обнаружена. Местный интернет сражал наповал. Забавная штука оказалась, эта так называемая гебсеть. Листая страницу за страницей, Ваня изучая мир параллельной реальности: в прямом смысле реальность была параллельной и в то же время фантастической. Главные новости в поисковике посвящены марсианской колонии землян. Уже как несколько дней колонисты обнаружили пещеру кристаллов. Поселенцы с Земли размещали на своих страничках в соцсетях снимки кристаллической пещеры, подписывая фотографии забавными комментариями. Ещё в конце двадцатого столетия межпланетная станция под названием «Адольф-3» высадилась на Марсе. Два марсохода: брат-Фёдор и брат-Ганс – бороздили поверхность планеты, транслируя данные на Землю. Полученные знания позволили немецким учёным изучить атмосферу и составить подробную карту территории, где предположительно должен строиться космический городок. Прошло всего пятнадцать лет и первые астронавты отправились в долгожданный полёт, чтобы примарсианиться на планете. Год от года колония росла. За десять лет она ещё не стала городом в земном понимании, но оживлённой деревней вахтовиков её можно назвать не задумываясь. Ваня ознакомился с видеоотчётами астронавтов. Прогулки пешком и на гусеничных вездеходах, обзор стеклянной оранжереи растений, привезённых с Земли, а также просмотр свеженького видео кристаллической пещеры – уверяло, что покорение Марса, чистая правда, а не вымысел арийской фабрики грёз. Бунтовской обнаружил танцевальный флешмоб, устроенный рабочими в серых скафандрах. Человек двадцать пять синхронно выплясывали под зажигательную мелодию. Высоко подпрыгивая, они отрывались от поверхности, чётко выдерживая строй. А в конце собравшись в хоровод, вскинув руки, земляне распыляли рыжий песок, чем привели в неописуемый восторг зрителей канала, – и, кстати, это представление собрало больше миллиарда лайков. Следующее, что заинтересовало Ивана, это политическая карта мира. Марсоходы нарисовали ландшафт красной планеты, но что начертили немецкие картографы, здесь на Земле? Континенты, острова, моря и океаны никуда не сбежали, не уплыли, не провалились в земные трещины – вот только привычных государственных границ не было, как не ищи. Все границы, разделяющие страны стёрты. Существовала одна-единственная держава – это Германия. Ваня искал информацию о разнообразии народов Земли. Материалы были скудными и явно недостоверными. Куда исчезли китайцы, гебсети неизвестно – нет такого народа, и будто не было никогда. Нет упоминания об индусах. Людей древней цивилизации в этом мире тоже нет, как впрочем нет, и других азиатов. По отрывкам путаной информации Бунтовской выяснил – те, кто выжили в жёстком переделе мира, будь то шведы, итальянцы, ирландцы или венгры, все эти народы стали именоваться немцами. Десятки миллионов европейцев сменили национальность, имена и фамилии, присягнув новой сверхдержаве. Германцы соорудили гигантскую гору из разноязыких книг и сожгли прошлое, чтобы не осталось и следа. А вот теперь на груде пепла можно строить свой исключительный мир: пусть параллельный, пусть дважды параллельный, но свой уникальный мирок с заоблачной космонавтикой и медициной. России всё-таки нашлось место на карте. Её столица в городе Тикси. Официальное название территории – Федеральная Земля Рус, с населением в триста тысяч душ. И на том спасибо, что поселили в вечной мерзлоте с максимальной температурой в двадцать градусов. Но есть настоящая зима. Лютые морозы и промёрзлая почва – мечта русского человека. У Земли Рус даже имеется выход в бескрайнее море Лаптевых – ледяное и мрачное, как невесёлая жизнь бородатого мужика. Бунтовской торопился. Хотелось выведать больше информации, пока не отобрали лист или снова не позвонили в дверь агенты надзора. Он вбил в поисковую строку имя: Александр Фогель. Пришёл ответ, сообщающий о программе «Пророк» и о пятерых участниках проекта; а возглавлял мистиков именно Алекс. «Что же ты за птица такая, Фогель? И сколько тебе лет, лебедь ты распрекрасный? Не выглядишь ты столетним аксакалом!» – подумал Ваня и приступил к чтению. Информации немного. Сведения о родителях, дата и место рождения в городе Потсдаме, годы учёбы в Берлинском университете, работа в секретном проекте на территории лагеря альпийских егерей. Подробно, чем занимались молодые учёные, какие проводили опыты и для чего создан «Пророк» – не упоминается. Известен день смерти Фогеля: 24 сентября 1943 года; но снова история путанная. Алекс вместе со своим другом Карлом Ланге отправился в горы близ военного лагеря, в котором служили учёные. Предположительно Фогель и Ланге проводили какой-то эксперимент. Для опыта использовали заряд небесной молнии, но, видимо, просчитались. Если верить статье, оба парня погибли. Их тела были смыты потоком грязевой лавины во время урагана в озеро неподалёку. На берегу найдены личные вещи. Более полную информацию об эзотерике Александре Фогеле найти не удалось. По утверждению гебсети его нет в живых, хотя Ваня разговаривал с ним ещё утром. Бунтовской продолжил знакомиться с параллельным миром и узнал, что численность немцев, проживающих на планете, перешагнула за два миллиарда. Оказалось, что в сорок восьмом году двадцатого столетия заработала программа «большая семья». Изобретательные головы рейха запустили тест-вариант гражданской инициативы, а народ дружно подхватил начинание. Суть проекта была в следующем. Каждая немка, достигнув шестнадцатилетия, отправлялась на генетическую и антропометрическую экспертизу. Женщины, которые не прошли проверку, подвергались стерилизации, то есть, хирургической необратимой контрацепции. Тем, кому повезло сдать экзамен, в справке ставился штамп со свастикой. Годным девушкам вручался золотой паспорт матерей Германии и гражданская обязанность: раз в три года приносить потомство, словно фрау не человек, а домашняя кошка или пчелиная матка на пасеке. В тех, кто сомневается в патриотичности арийских женщин – просто мало оптимизма и любви к уникальному этносу. В мире тотальной пропаганды возможно всё. К тому же медики изобрели искусственный способ оплодотворение, и чудотворные процедуры одарили Германию небывалыми щедротами, увеличивая население в десятки раз. Строительство детских садов, медицинский уход и внимание к мамочкам, привели к тому, что немцы заселили всю планету. Программа «большая семья» работала ровно до двухтысячного года и только после наступления «миллениума» женщины вздохнули спокойно. Таким, как Элизабет Мартенс, повезло. У девушек её поколения есть работа, личная свобода, выбор места жительства и законное право на брак. Иван нашёл несколько публикаций, посвящённых странам Северной Америки. Прочитал, что на территории бывших Соединённых Штатов, если опять же верить гебсети, в 1943 году произошла революция, и к власти пришли выходцы из Германии. Без кровопролитных войн, без немыслимых разрушений народ, победившей демократии, присоединился к арийской империи, полностью подчинившись Берлину. Возникли некоторые сложности с негроидной расой и коренными американцами, но эта проблема решилась скоро и ожидаемо просто. В настоящее время все уже забыли, что когда-то США населяли африканские рабы, краснокожие апачи и другие индейцы. О народах Африки и Латинской Америки информация отсутствовала. Зато повсюду реклама, приглашающая, посетить речные круизы по Амазонке, Нилу и реке Амур, где можно прогуляться по Великой Германской стене, отстроенной древними арийцами тысячи и тысячи лет назад. Благородного вида стена, чистая и только что убранная шампунем, с башенками в готическом стиле, протянулась на сотни километров, завлекая к себе туристов со всей неметчины. Небывалое открытие – немецкая стена вдоль горной цепи Иньшань… *** Элизабет проснулась за полночь, налила себе стакан молока, с болью посмотрела на Ваню и снова легла в постель. – У нас в доме есть книги? – поинтересовался Ваня. – Да, – просто ответила Эльза. – Где мы их прячем? – выключая лист, спросил Иван. – Знать бы, отчего такие страдания. – В обувной коробке… в шкафу… в нашей комнате, – зевнула рыжеволосая. Ваня откатил зеркальную дверь. Нашёл нишу, заставленную туфельками и сапожками. В нижнем углу обнаружил хорошо припрятанную коробку. Столько шума и переживаний всего из-за двух тоненьких книжек? В коробке хранились потёртые издания трагедий Уильяма Шекспира и совсем худенькая брошюрка со стихами Бертольда Брехта. Английский поэт и немецкий драматург, взявшись за руки через века, прятались среди сандаликов и форменных башмаков Эльзы Мартенс – скрывая таланты в картонной коробке. В просвещённой Германии, покорившей Марс и зубной кариес, не было места классикам мировой литературы – оттого что голос из прошлого не вписывался в новую реальность. – Ложись спать, Иоганн, – грустно улыбнулась Элизабет, видя, как удивлённо разглядывает книги этот русский. – Завтра суббота… завтра день памяти павших. Я отведу тебя на праздник и познакомлю с традициями моей страны. Они разочаруют тебя, но не забудутся никогда. Обещаю. Глава 5 1943 год. Альпийские горы. Люди, увидевшие впервые вместе Александра Фогеля и его друга Карла Ланге – принимали их за братьев… хотя Фогель был на два года старше. Оба парня светловолосые, стройные, оба имели средний рост, одну комплекцию; в одежде придерживались одного стиля: классические брюки, светлые рубашки, тёмные свитера и всегда идеальные туфли. Девушкам парни нравились, но каждый по-своему. Лицо Алекса было аристократичным. Прямой нос, глубоко посаженные, мыслящие глаза, испытывающий взгляд и чуть пухлые губы. Лицо Карла слегка отмечено рытвинами, оставшимися на щеках после гормонально-юношеского взросления. Он умел широко улыбаться; мог выглядеть не по возрасту строго и представительно. Губы у парня тонкие, подбородок был несколько крупнее, чем у Фогеля, более волевой – и сообщал, что у Карла своенравный характер, возможно, как у рыцарей тевтонов, с коими имелись общие корни. Род Ланге был древний, гордый, но обедневший. Герба и средневекового замка не сохранилось. Осталась лишь воля и ничем не подкреплённые воспоминания деда, сказанные Карлу в детстве мифами и легендами. Фогель возглавлял команду учёных, работавших в проекте «Пророк», но именно Карл считал себя главным виновником – и потому первым предложил изменить ход истории, чтобы исправить ошибку. Он допустил создание временно?й петли и настаивал, чтобы Алекс сгенерировал поток энергии, перенеся сознание на два года назад. Вначале мысль звучала несбыточно смело; когда-то открытие канала телепортации, вообще казалась волшебством, а сама идея лишь забавляла. Говоря простым языком, Карл предлагал отправиться в прошлое. Но осуществить переход одному даже такому сильному экстрасенсу, как Фогель невероятно сложно, а вот в связке с последним изобретением Ланге, с его «звёздными часами» – вполне можно рассчитывать на успех. Карл уверял, что скоро завершит труд над магическим аппаратом и тогда они всё исправят. Какие материалы использовались в приборе, знал только сам создатель. Алекс в работу не вмешивался, поскольку безмерно доверял другу. А Карл трудился над своим детищем, не прося награды, быстро реализуя замысел. Даже невероятно одарённому Фогелю без педантичного исполнителя, такого, как Ланге – сложно добиться результата. Карл компенсировал отсутствие таланта нечеловеческой интуицией, обладая незаурядной памятью и феноменальным умом; он верил в результат и шёл к цели, преодолевая себя и разгульный нрав своего лучшего друга. Из всей пятёрки мистиков программы «Пророк», только Фогель мог видеть будущее. Дар явился ему с рождения и с каждым годом только усиливался. Но ценность видения, его предназначение – Алекс распознавал не всегда. Как осознать, для чего приходит информация, если нет шпаргалки, нет учителя, который даст домашнее задание, вызовет к доске и, пожурив, всё объяснит. Фогелю во всём приходилось разбираться самому, а лучший преподаватель – это его собственный опыт. В раннем детстве Алекс боязливо ощущал неведомым чувством, когда придёт домой мама и где прячутся любимые игрушки. В школьные годы мог заглянуть в будущее куда дальше, чем на несколько минут – и относился к видению, как к чему-то естественному, словно это не исключительный талант, а проверка на прочность или даже жестокое наказание. Состязаться в предвиденье было не с кем, а доказывать самому себе, на что способен, мешала острая боль. После фантомной картины всегда тошнило, и раскалывалась голова. Иногда боль длилась минуты, чаще сутки напролёт – и Алекс понял, узнав будущее, он неминуемо его перестраивает, но изменив, вряд ли улучшает; а за сомнительно полезное пророчество всегда подвергается мистической порке. Боль, это кара за дар видеть недоступное – его неразлучный спутник, сдерживающий волшебную силу. После мучительного открытия Фогель по пустякам не заглядывал в завтра. Лишь иногда Алекс использовал дар ради забавы, поскольку живущий в нём мальчишка – озорной, непоседливый, привыкающий терпеть страдания – побеждал прагматика. *** 1930 год. Город Потсдам. Алексу было пятнадцать лет. Жил он с родителями в небольшом городе, что недалеко Берлина. Однажды, проснувшись на рассвете, юный Фогель почувствовал боль в груди и горечь на губах. Ночью ему приснился кошмар: горело неизвестное строение, рядом был водоём городского парка, вдали у могучих сосен пожарные несли на носилках обезображенные трупы. Сон был странный, путанный, призывающий к действию. Алекс позавтракал, но боль и тревога продолжали напоминать о себе и тащить его, словно непослушного бычка к озеру в парке. Он точно знал, что в это утро нужно оказаться на берегу у причала и ждать. В глубине парка веселила молодых и старых горожан игровая зона платных развлечений. Там располагалась детская площадка с огромными качелями в виде древней ладьи с головой дракона и несколько каруселей: одна для совсем маленьких, а на второй и третьей могли запросто кататься взрослые. Далее, за сувенирной лавкой и летним кафе, находилось средних размеров озеро. Дальний берег казался, диким; ближняя сторона была обустроена набережной, с тремя причалившими катамаранами, пятью вёсельными лодками и двухместной яхтой с заправленным в чехол парусом. То утро выдалось пасмурным. Надвигающаяся непогода отпугивала отдыхающих горожан. Только несколько детских сорви голов гоняли на шустрых велосипедах по узким тропинкам, да парочка молодых влюблённых, не обращая внимания на прохладный ветер, скрывалась от неминуемого дождя под ветвями широкоплечего дуба. Алекс купил в кассе часовой абонемент на катамаран. Его время аренды с десяти до одиннадцати. Он спрятал билет в карман, подошёл к берегу, проверил – прохладна ли вода. Присев, бросил взгляд сквозь туман, скопившийся над гладью. Облачная пелена скрывала дальний берег. Тогда Фогель всмотрелся пристальней, включая свой дар. Два десятка пенсионеров, многим глубоко за семьдесят – прогуливались на ухоженной лужайке. Кто-то задумчиво отдыхал в кресле-качалке, некоторые сидели на лавочке и играли – то ли в шахматы, то ли в карты; иные старики, опираясь на трости, медленно проплывали вдали. Именно проплывали, потому что только таким образом посещали видения. Фантомы являлись лишь в мистической дымке. Двигались они медленно, словно нехотя – будто не касаясь земли. Конечно, у Алекса бывали видения ещё более непонятные и совсем расплывчатые. Плохо различимые силуэты фантомов в мареве неизвестности, вуалируя своё присутствие, приходили к нему и шептали неразличимые слова. С такими видениями особенно сложно. Но сегодня он видел призраков хорошо… или не призраков? Непонятно одно, для чего старики явились ему? Алекс решил подобраться ближе. Он скинул верёвку с металлического крюка, запрыгнул в один из катамаранов и отправился в путь. Но отплыв от берега, очутился в густом облаке. Туман оказался непроглядным; он заблудился на просторах маленького озера, будто пересекал океан. Фогель потерял берег с печальными стариками, не зная, откуда отправился в это короткое плавание. Перестав крутить педали, вслушался в гул, принесённый ветром, оттого что начинался дождь. Падающие с неба капли заливали лицо. Вот уже полностью намокла рубашка. Вода добралась и до брюк. Следующей жертвой дождя неминуемо станут ботинки. Алекс снова всмотрелся в туман, ловя дуновение ветра и шум листвы с берега. Попытка пробиться сквозь пелену увенчалась успехом, а то, что увидел он, не поддавалось логике. Двухэтажный дом из бруса пылал изнутри, вовсе не пугаясь вездесущего дождя. Но дом стоял в том месте, где его попросту нет. Дальний берег озера принадлежал только лесу. Поговаривают, что в сосновом бору жила семья оленей и даже встречались кабанчики, но здесь никогда не было здания, горевшего так, словно его облили керосином. Зарево пожара освещало поляну, на которой только что прогуливались старики. Все пожилые люди куда-то исчезли, оставив в одиночестве кресла-качалки, длинные лавочки и столики, с разбросанными шахматными фигурами на досках. Фантомы стариков растворились, будто дождь смыл свежие краски с холста. Алекс прибавил хода. С каждым метром видение становилось всё расплывчатей, потому что даже у фантома есть свой срок годности. Визионеру даётся короткое время, а когда частицы песочных часов прекратят свой поток, то марево растворяется, как дым, погасшей спички. И только опытный талант сможет в остатках мистического видения найти смысл, разгадав который, откроется истинная значимость снов. Слабые, еле слышимые голоса смешались с шумом стихии и казались эхом. Но с каждым поворотом педалей катамарана голоса слышались всё громче, пока не превратились в вопли и стоны. Алекс не видел жаждущих помощи, только слышал удушливый хрип, словно из коверкающего звук сломанного граммофона. И тут юноша понял, что старики никуда не исчезли, они лишь попали в ловушку. А дом, в котором им уготовано умереть, находится в другом месте города. Но где этот дом? Может быть, плыть дальше к призрачному фантому, но зачем – ведь это всего лишь мираж; а что если, закричать? Закричать громко, пугая велосипедистов на берегу и любовников под старым дубом. А может быть, рвануть назад, причалить, накинуть швартовую верёвку на крюк и забыть объятый пламенем ужас… и бросить страдающих стариков. Алекс не мог позволить себе такую роскошь, он давно усвоил урок: видения никогда не приходят от нечего делать; если взору открылось, что-то необъяснимое, пугающее до боли, то, значит, это его обязанность вмешаться и спасти. Это новое задание, его головоломка, которую он должен решить. Необходимо действовать немедленно, чтобы распознать знаки. Фогель верил, что космическая карма подмечает особенных людей и награждает способностью и талантом. Иногда творческое начало управляет особенным человеком, другой раз интуиция, а порой и тяжёлая болезнь приносит ответ; оттого что Вселенная ведёт извилистым путём к намеченной цели, в итоге на финише, наделяя мистическими способностями, которых нет ни у кого другого. Глухой выстрел разорвал пелену, и Алекс увидел пронзающий, яркий луч. Словно отголосок тысячи блистательных стрел космического арбалета луч пробился к нему сквозь непроглядную стену. Вселенная отблагодарила Алекса: за отзывчивое сердце, за желание помочь, за терпение и бесстрашие. Луч вознаградил избавлением от боли и посвятил юношу, превращая в уникальную личность. Пройдя через миллионы нейронов мозга, искра проникла в самое сердце. И казалось, что в эту секунду плёнка тончайшего, внеземного металла обволакивает благородной фольгой его душу, превращая мальчика во взрослого и невероятно сильного мужчину. Прикоснувшись к космической истине, произошло нежданное избавление, и словно побывав у лучшего из врачей, Алекс вылечился в одночасье. Головная боль и тошнота, сопровождавшие, сколько он помнил себя, внезапно отступили, проиграв битву на озере. В одно мгновение разум прояснился, не замечая льющуюся из чёрных туч воду. Наслаждаясь космическим светом, Алекс услышал колокольный звон – так тревожно кричит начищенный до блеска колокольчик в пожарной службе. Звон заставил не только услышать себя, но и понять, где случится пожар. Бревенчатое здание, это дом престарелых на другом конце города, и если поторопиться, то можно успеть. Фогель нажал на педали и устремился к берегу. Педали? Ах да, ему пригодится велосипед! Он позаимствует его у одного из мальчишек, гоняющих по парку. Так будет быстрее, и он обязательно успеет предупредить пожарных. Тот, у кого отнимут велосипед, конечно, расстроиться, но что значат мальчишечьи слёзы в сравнении с муками стариков. Туман не отступал. Алекс снова заблудился, не понимая, куда направить катамаран. «Где берег? Куда дальше?» – думал юноша, выбирая путь. Он с надеждой взглянул в небеса, но вместо космического луча из глубин само?й Вселенной, увидел сверкнувшую молнию, а через несколько секунд услышал могучие раскаты грома. В небе трещинами мелькали молнии и одна из них самая меткая и злая, ударила в пышную макушку старого дуба – того самого дуба, под которым, обняв друг друга, прятались влюблённые. Гигантской силы разряд расщепил, казалось бы, нерушимый ствол вечного древа. Покоряясь судьбе и силе небесного грома, дуб накренился и со вздохом, скрепя, будто древний корабль, повалился наземь. Ещё какое-то время дерево качалось, как на волнах, ломая под многотонной тяжестью собственные ветви – и, наконец, умирая, рухнуло окончательно, придавив влюблённых расколотым надвое стволом. Вдруг родилась идея, которая ещё пять минут назад была обречена на провал. Алекс зажмурился и, пробуждая воображение, приблизил взор к поваленному дереву. Это невероятно, но у него получилось! Луч одарил новой способностью – оставаясь недвижимым, силой мысли видеть на расстоянии. Не зная насколько хорош новый дар, разум устремился в кудрявую крону. Словно призрак Алекс пробираясь сквозь ветви и листья, пока не добрался до тел несчастных. Ствол дуба рухнул точно на влюблённых. Он придавил и парня, и совсем юную фройляйн – не давая шанса вырваться из жёстких объятий. Алекс нырнул под толстую ветвь и близко увидел её глаза. В этих глазах не было страха или разочарования. Девчонка не успела испугаться, она умерла сразу; парень ещё боролся. Ловя новые ощущения восторга от неведомого полёта и ужаса от негаданной смерти – Фогель слышал, что шептали губы парня, перед тем, как уйти вслед за ней: «Ирма… Ирма, – глухо стонал слабый голос. – Это я, Фило… ты где?.. отзовись…». Девчонка ничего не ответила. Ей было уже всё равно. А вот огню, подбирающемуся к её вьющимся волосам, очень хотелось порезвиться и поджарить кого-нибудь. Ствол дерева уже занялся, и оставалось лишь наблюдать, как горит человек. Предательский дождь, который мог бы спасти от мучительной гибели парня, хлёстко шлёпал по листве, но лил он, где-то там наверху, совсем не борясь с огнём. Алекс вздрогнул, по-настоящему испугавшись, потому что против воли неведомая сила выдернула его из зелёной кроны. Он противился, цепляясь за первую ветку, вторую… но бороться с видением, срок которого истёк, всё равно что икринке сражаться с океанским отливом. Повернув время вспять, его дух понесло мимо катамарана обратно на берег, вернув на десяток минут назад. *** Фантом растворился, оставив Алекса одно у причала. Он посмотрел на часы: на них ровно десять утра; юноша спрятал билет, присел, потрогал пальцами прохладную воду. Лодки и катамараны покачивались на прежних местах. Дом и старики исчезли, а туман растворился, будто кто-то могущественный взмахнул громадным веером и разогнал непроглядные чары. Фогель посмотрел на небо – дождь скоро начнётся, может быть, через час, возможно, чуть раньше, а это значит, что у юного провидца ещё есть время в запасе. Алекс взглянул на могучий дуб. Ирма и Фило совсем нескромно обнимались. Он целовал её губы и шею, она не сопротивлялась и трогала его ниже пояса. Юный Фогель почувствовал на своих губах солоноватый вкус взволнованной девичьей кожи; в животе поднялась волна возбуждения, исходящая от Фило, но Алекс остановил зарождающийся фантом и тихо сказал: – Мне пора… Отбежав от берега, он заметил, что трое мальчишек поставили отдохнуть своих железных коней, прислонив их к высокой сосне, а сами расположились рядом, с детским восторгом рассматривая трудолюбивую бригаду муравьёв. Ребята настолько увлеклись, что не заметили, как Алекс оседлал двухколёсного жеребца и, набирая скорость, устремился к громадному дубу. Фогель крутил педали и думал. Ему необходимо найти слова, чтобы влюблённые поверили в серьёзность угрозы и немедленно ушли с этого гиблого места, потому что времени осталось совсем мало, а стариков надо спасти обязательно, – и кроме него, некому прийти на помощь. Алекс резко затормозил, оставляя задним колесом рваный след на траве. Не спрыгивая с велосипеда, завопил плачущим голоском. – Фило, ты предатель! Ты обещал моей сестре, что женишься на ней. Ты подарил вчера ей кольцо… Он и тебя обманет Ирма! – кричал юноша, а в конце для достоверности, добавил: – Гад ты, Фило! Вырасту – член тебе отрежу! Сделав, что должен, Фогель обернулся лишь на миг и заметил, как Ирма влепила сочную пощёчину. Затем она что-то в сердцах бормотала своему парню. Что сказала Ирма, Алекс уже не слышал. Он мчался только вперёд. *** Коренастый, невысокого роста пожарный с квадратным лицом и совиными бровями, нависающими на глаза – выслушал историю, рассказанную взволнованным юношей. Он пыхтел в усы редкой лихости; шевелил ими, словно развлекал публику в цирке и абсолютно не верил Алексу. Ему хотелось уйти в комнату отдыха, где ожидали его товарищи и раскурить с ними трубку. А ещё дождь, который вот-вот начнётся, заставлял прятаться, а не выслушивать детские фантазии. Да и парень какой-то странный, вроде бы взрослый, а плетёт невесть что. Разных шутников повидал на своём веку пожарный, потому и не верил салаге. – Это твой аппарат? – спросил он, скрутив колечком одну половину залихватского уса. – Нет, это чужой велосипед. Я украл его, вернее… взял напрокат, чтобы успеть к вам. Я должен спешить, – взывал к совести спасателя Алекс. – Понятно… стало быть, украл, – скрутил вторую половинку шикарных усов пожарный. – Как твоё имя, парень? – Александр Фогель. Я живу на улице Блюменштрассе, дом 8. Вы должны знать моего отца. Он работает в сапожной мастерской, а на крыше нашего дома есть голубятня. Вы помните голубятню? Расправив усы, пожарный кашлянул в кулак, постучал толстым пальцем по исцарапанному рулю велосипеда. – Голуби, говоришь… Я знаю твоего отца, – мужчина прищурился. Он поверил парнишке, но всё-таки задал ещё один вопрос: – Сынок, а ты часом не врёшь? – Они все умрут, если вы не поможете, – посмотрел печальными глазами юный Фогель. – Спасите стариков. Пожалуйста. Здоровяк прищурился и, наконец-то, решился: – Ну, смотри… Капитан пожарной команды развернулся и огромными шагами отправился к тому самому колокольчику, отголоски которого Алекс слышал сидя на катамаране. На призывный звон к машине, стоявшей во дворе, надевая на ходу каски, сбежалось шестеро готовых к бою человек. – Торопись парень, наш грузовик куда быстрее твоего велосипеда, – крикнул усатый, вскочив на подножку автомобиля с лестницей на бочке. Фогель запрыгнул в седло и, набрав приличную скорость, помчался мимо гуляющих по городу людей. Уже через несколько минут пожарная машина нагнала его, но парень хорошо знал потсдамские закутки. Свернув, он выбрал кратчайший путь к бревенчатому зданию и, петляя по узеньким переулкам, подъехал к пансиону почти одновременно с пожарной машиной. Перед домом никого. Все старики внутри двухэтажного строения. Наверное, пожилые люди легли отдохнуть. Задымления или открытых очагов горения не наблюдалось. Усатый пожарный ловко спрыгнул с автомобильной подножки и направился прямиком к Алексу. – Ты думаешь нам нечем заняться? Где пожар? – сожалея о зря потраченном времени, покачал головой командир огнеборцев. – Пожар внутри дома, – веря в себя и свои ведения, ответил парень. – Ну, если врёшь… я к отцу твоему приду, – рыкнул усатый, направившись к дому. Входная дверь оказалась открыта; нехотя он прошёл внутрь. Не прошло и минуты, как усатый выскочил из здания и громко отдал приказ подчинённым. Одни пожарные тянули рукав, других подсоединили шланг к бочке, крепившейся на машине, третьи качали воду с помощью ручного насоса. Совсем дряхлый старик, разум которого граничил с безумием, зачем-то зажёг керосиновый примус. Возможно, пожилой господин кипятил воду или преследовал другую цель, но всё вышло не так, как он пожелал. Горящий примус упал со стола, керосин вытек из колбы и вспыхнул. Если бы не пожарные, то дом через какие-то минуты полностью был бы объят огнём. Выбраться из здания не было ни единого шанса, потому что окна первого этажа зарешечены, а пожар отрезал проход к дверям. Это был несчастный случай. Подобная неудача могла произойти с любым из жильцов пансиона. Винить не?мощного старика, заплатившего за свою ошибку жизнью – всё равно что обвинять младенца в ночном недержании. Пожарные быстро справились с огнём, найдя в обугленном помещении бездыханное тело невезучего деда. Это огромное везение, что город отделался малой жертвой, но откуда парнишка по имени Алекс мог знать о грядущей беде? Усатый, наблюдая за тем, как дружная команда тушила возгорание, вспоминал бойкого юнца. «Из парня с таким чутьём выйдет отличный пожарный» – размышлял он, ловя широким лицом первые капли, начинающегося дождя. Довольный, что удалось спасти стариков, Алекс мчался по пустеющим улицам городка и думал, как повезло ему в жизни. Никто не сравнится с ним; ни у кого нет таких способностей. Он может всё! Сегодня он спас стариков, а завтра… Что будет завтра? Какие приключения ожидают его, какое знание откроется ему? Вся жизнь впереди – светлая, счастливая жизнь! Алекс буквально влетел на скользкую тропинку, ведущую к озеру. Крутил педали, пока не остановился возле сосны, откуда угнал велосипед. Оглядевшись, не увидел ребят. Это легко объяснимо – дождь лил как из бездонного черпака, и мальчишки давно сбежали домой. Кому хочется мокнуть, да ещё заболеть. Спрыгнув с двухколёсной машины, Алекс приставил велосипед к дереву и уже собираясь уходить, как невольно посмотрел в сторону векового дуба. Под деревом прятался от дождя один из мальчишек. Почему он не ушёл с остальными ребятами? Всё просто – пацан не может вернуться домой без дорогой игрушки: что скажет мать, а что сделает с ним отец? Фогель снова посмотрел на небо. Он помнил, что с минуты на минуту, произойдёт непоправимое. Бросив велосипед, Алекс побежал к мальчику – и когда оставалось с десяток метров, чтобы крикнуть ему, а тому бы услышать, раздался гром, и молния ударила точно в дерево. Дуб накренился, заскрипел как в видении и рухнул. Алекс с разбегу прыгнул в самую гущу низвергнутого великана. – Эй, ты где? – надрывно вопил он. – Парень, не молчи… отзовись… Но в ответ слышался лишь хруст веток, под проседающим многотонным стволом и щёлкающий треск безжалостного огня, который вот-вот охватит всё древо. Времени на раздумье нет. Необходимо найти мальчишку и вытащить, иначе… иначе смерть заберёт его. Алекс только что спас дом пенсионеров, неужели не получится спасти ещё одного человека? Если мальчик погибнет, то только по его вине – ведь именно Фогель заставил парнишку остаться в парке. – Малыш, ну, ты где? – раздвигая ветви, повторял снова и снова Алекс. – Я не малыш… я здесь, – послышался голос. – Мне ногу придавило. Самому не выбраться. Разрывая свою одежду и кожу под ней, Алекс полз в самый центр гигантского дуба. Листья кидали тень, мешали ветки, но он всё-таки увидел мальчика и крепко схватил его за руку. – Больно! – кричал паренёк. – Нога! – Всё будет хорошо… не бойся… я тебя вытащу. – Ты поможешь мне? – почему-то не по-детски спокойно спросил мальчик. – Конечно, помогу, – твёрдо ответил Алекс. – Как твоё имя? – Меня зовут Карл. Я Карл Ланге. Глава 6 Читая в гебсети исторические труды немецких летописцев, Ваня получил сокрушительный интеллектуальный хук в оба полушария сразу. Выдумки, высосанные из пальца, дарили бесплатную пищу для размышлений и топили в море волнительных впечатлений капли правды о русском мире. Тонуть было занимательно, поскольку перипетии арийского счастья завораживали складной ложью, как пленяет по утрам холодное пиво отравленный пьянством мозг. Ровно в восемь ноль-ноль прозвенел будильник. Привычно ощутив пятками тепло, Ваня пошлёпал в ванную. Медицинский аппарат в уборной сообщил, что зубы на месте, печень не шалит, а голова воспринимает информацию, как и прежде: здраво и максимально спокойно. Осмыслить факты германского мироустройства нелегко. Телевизор  на кухне эмоционально вещал о знаменательном дне, добавляя каплю абсурда на причёсанный берег вранья. Неподготовленному русскому можно сойти с ума, глядя на это ошеломляющее чудо. Ну, во-первых – речь шла о памятнике погибшим солдатам, возвышающемся на стодвадцатиметровую высоту в самом центре Москвы – это не считая основания в виде расколотой надвое пятиугольной звезды. Во-вторых – у Ивана захватывало дух от размера мифологической лжи, извергаемой этим самым мемориалом. Величие монумента, его значение, даже знающего историю Ваню, заставляли усомниться, а был ли победный май в сорок пятом? Отклик волнения находил и обелиск славы с выгравированными именами тысяч солдат, и огромный пехотинец с кудрявой девочкой на руках, но что важнее, это то место, где увековечена победа. Расписанные золотом гранитные плиты, скульптуры генералов и Вечный огонь – находились на территории бывшего кремля. Красная площадь стала неузнаваема, перестав существовать, какой знал её Бунтовской. Всё что осталось от древней крепости, это обрубок Спасской башни и разбитая часть кремлёвской стены. Только судя по цвету кирпича, подлинность строений вызывает смутные сомнения. Ваня смотрел на экран, гоняя вилкой по тарелке одинокую оливку. Ягода и та сопротивлялась. Она будто убегала, не желая, быть переваренной русским желудком. В общем, Бунтовской расстроился. Ну, ещё бы, такое приходится наблюдать нечасто. Все знают, что телевизор злой ящик, и правды в нём, как в отчётах гинеколога эротики… но сегодня ложь казалась редкостной, неприличной, эпохальной. – Знаешь, где находится пантеон погибшим героям? – тихо спросила Эльза. Ваня нацелился на оливку, наконец-то, пронзив её. – На Красной площади. В центре Москвы. Конечно, знаю, – ответил Иван и понял, что его раскусили, как ту самую несчастную ягодку. И что ему остаётся делать: заткнуться и сбежать? Так бежать некуда. Надо ждать Алекса… и, возможно, тогда всё прояснится. – Маленькая девочка на груди солдата, – вспоминала Эльза, – это так трогательно, так проникновенно. Малышка прижимается к освободителю и слёзно умоляет, спасти от расправы обезумевших «красных варваров». Глаза её заплаканы. Пухленькие ручки обнимают защитника. Одна ладошка на плече воина, второй – она теребит пуговичку на его гимнастёрке. А бронзовый солдат суров и неприступен. Гордо вскинув подбородок, взгляд пехотинца устремлён на восток. Правой рукой он обнимает маленькую еврейскую девочку, левой сжимает винтовку. Приклад оружия приставлен к кованому сапогу. На голове шлем. На груди наградной крест… – Да-а-а… впечатляет! – кивнул Ваня, не понимая, к чему ведёт огненно-рыжая красотка. Эльза пояснила. – Это строки из моего школьного сочинения. Я написала этот рассказ в десять лет; а бронзовому солдату уже больше шестидесяти. Сколько же бронзы потрачено на памятник?.. хочешь увидеть его? *** Московский пантеон победы, крупнейший из мемориальных комплексов на планете. По масштабу он превосходит даже Берлинский парк. Но Иоганн не любил посещать Красную площадь. По субботам Бут спал до обеда и если бы не полицейский надзор, то вообще бы забыл об этом дне; потому что знал – это не победа, это приговор его народу. Иоганн предупреждал Эльзу – когда он заговорит на русском, то колючие слова будут означать только одно: пришёл человек из другого мира. Из какого другого ему не известно, но замена произойдёт обязательно. Бут рассказывал о переселении чужака вдумчиво и обречённо. В рассказе не было горести и страданий, только вера, что замена непременно случится, как неизбежен закат или сама смерть – и он ждал этой встречи. Казалось, Иоганн жаждет поскорее встретиться с человеком из ночных видений. Но, девушка не верила его предсказанию. Эльза и сейчас сомневалась. Чудес не бывает – так учили её с раннего детства. Истинный ариец хозяин своей судьбы: всё решает только он сам. А что происходит сейчас? Куда пропал её парень, и кто рядом с ней? …Время к полудню. Они шли рядом. Эльза думала об Иоганне, новый знакомый, словно боясь потеряться, прихватил её тонкие пальцы и не отпускал. – В моём мире здесь стоит храм… старинная церковь, с конфетными куполами, – указал рукой в сторону бронзового солдата Иван. Опустив руку, он перевёл взгляд на разрушенную часть кирпичной кладки: – За этой стеной находится крепость, и называется эта крепость, кремль. А на площади, которая во все времена звалась Красной, море людей. Они приезжают со всего мира, чтобы полюбоваться нашей столицей. На площади много китайцев, хорошо слышно гостей из Италии и Франции. Но больше всего русских. Они приезжают из дальних уголков необъятной страны. Отцы показывают своим детям мавзолей Ленина, брусчатку под ногами, храм с крестами и звёзды на башнях. Эльза на мгновение представила сказочный город, но одно слово изумило её так сильно, что она переспросила. – Гости приезжают в столицу? – задала вопрос девушка и недоверчиво качнула головой. – Столица Российской Федерации, город Москва, – прошептал Ваня и улыбнулся, понимая, что Эльза ему не верит. Площадь бурлила людьми. Все чего-то ждут, к чему-то готовятся. Тысячи горожан: взрослые и совсем маленькие строились специальным порядком, образуя широкий проход к памятнику бронзового солдата. «Готовятся к параду или к шествию, как у нас на Первомай» – подумал Ваня, видя, как организованно ровняются люди. Элизабет крепко схватила Ивана за руку. – Молчи! Повторяй за мной и не спорь. Без подсказки разобраться в происходящем невероятно сложно. Площадь за минуту превратилась в армейский плац. Мужчины и женщины, дети и старики, безусловно, являясь людьми гражданскими, выстроились в ровные шеренги. Эльза стояла справа, слева старушка за семьдесят лет, впереди девочка: невысокая, худенькая – руки её плотно прижаты по швам, ноги вместе, носки врозь; светловолосая головка вздёрнута, как по команде смирно. Иван покосился в сторону Эльзы и тут же получил шлепок по пятой точке, означающий – замри, дубина! Сложно поверить, но совсем незнакомые люди, выстроились, как по линейке, будто день за днём все они тренируются с самого детства. «Сейчас запоют!» – вспомнились Ивану слова мультяшного персонажа. В любом другом месте он расхохотался бы обязательно, но стоя в строю взволнованных общей идеей арийцев, сдержался и почему-то промолчал. Взгляды немцев устремлены вверх. Ваня тоже посмотрел в сентябрьское небо. Похоже, дождя не будет: солнце спряталось за тощими облаками, ветер дует тёплый; в общем, погода прекрасная – сейчас бы на природу… загород. Но вдруг послышалось тиканье часов. Звук раскатистым эхом заполнил площадь, размеренно выбивая ритм, отсчитывая нечто необъятное. Толпа замерла, ожидая развязки. После отсчёта раздался трубный гул невидимого оркестра, и комок подкатил к горлу. Удушье сдавило грудь, щемило сердце, словно Иван оказался в чуждой толпе, а на плахе готовят топор, чтобы четвертовать именно его. Люди наполнили лёгкие воздухом, готовясь, выкрикнуть страшные слова. Откуда-то сверху гремел мобилизующий зов из старого радиоприёмника со скрипом помех. Адским эхом голос взывал к собравшимся на площади людям: – Зик… Толпа выдыхала: – Хайль… И снова голос рвал московский сентябрь, и трижды отвечала ему толпа. Вскинутые руки в порыве любви и преданности превратили отточенные шеренги в подобие противотанковых ежей. Ваня кинул взгляд на Эльзу. Прекрасная девушка кричала вместе с ликующими арийцами. Троекратный клич встревожил осенний покой, и как показалось Ивану, разозлил древнюю столицу. Москва услышала чудовищные звуки, беззвучно ахнула и, закрывая пеленой лик, заволокла небо густыми облаками, спрятав от людей солнце. Нацистское приветствие заставило вспомнить бабушку, которая часто оплакивала родственников, погибших от зверств германца. Она плакала не только по праздникам, напоминающим о войне. Ей было так тяжело, что маленький мальчик, желая спасти бабулю от слёз, делился всем, что есть у него. Ваня складывал на её колени свои любимые игрушки: плюшевого, потрёпанного медведя, пластмассового индейца со сломанной рукой и деревянные кубики с наклеенными буквами русской азбуки. Он уговаривал её: «Ба, не плачь» – а сам тянул ручки и прижимался к ней. Старушка принимала подарки от внука, доставала из кармашка платочек, целовала Ваню в ответ, но плакать не переставала никогда. Бунтовской наклонился к Эльзе, нарушая идеальный строй. Два миллиарда немцев ждут волшебное слово вождя, а он осмелился попрать церемонию памяти. – Надо же… устроили цирк, – тихо сказал Ваня. – Встань на место! – зашипела Элизабет. Иван завертел головой, не отдавая отсчёт, где находится и что происходит сейчас. – Я домой хочу. Не хочешь идти, оставайся с этими… Стоя?щие рядом немцы, какими бы железными нервами ни наградила их природа, косились на взбунтовавшегося человека. Некоторые укоризненно мотали головой, другие демонстративно игнорировали непристойное поведение, а белокурая девочка обернулась и приструнила парня: – Не смейте! Замолчите сейчас же! Никакого почтения к героям! – поучала она и цокала язычком. – Отвернись, ты мне мешаешь, – по-русски произнёс Бунтовской, по-детски скривив лицо, передразнивая суровую малышку. Серыми глазками девочки вцепилась в Ивана. Она не поняла, что бормочет неадекватный господин, но слова, произнесённые им, разбудили в её душе страх. Слова звучали резко, агрессивно. – Повторите, что вы сказали! – потребовала она. – Тебе показалось. Я ничего не сказал, – натянул улыбку Ваня. – Не отвлекайся, сейчас ты увидишь солдат. У нас ведь лучшая армия в мире. Правда? – У немцев нет армии, – процедила сквозь тоненькие губы девочка. – Зачем Германии солдаты? С кем нам воевать? – Как это нет армии? А это кто? – указал за спину ребёнка Иван. Девочка обернулась. Она стояла в третьей шеренге и хорошо видела, что дорога пуста – впрочем, как и всегда. Никто из живых не марширует на площади по субботам. Только павшие герои в невидимом строю уходят в небо. А люди должны вспоминать их и не вести себя, как идиоты. Девчонка зажмурилась, вытянула тонкий, как стрела палец и заорала, что было сил в худеньком, но очень живом организме. – Этот человек говорит по-русски! – закричала она. – Вызовите службу надзора! Вызовите службу надзора! Этот человек говорит по-русски… Увидеть живого русского, знающего родной язык, сродни встрече с диким медведем, где-нибудь в метро. Откуда русскому взяться в Москве? Все русские живут на севере. Там холодно – там очень холодно! Но чудакам нравится студёный мороз. И вообще, зачем русские забрались так близко к полярным широтам? Странные они, эти русские; а маленькая, глупенькая девочка просто не выспалась. Люди смотрели на светловолосую крошку, но никто не сдвинулся с места, никто не позвал полицию. Только пожилая фрау с арийской выдержкой успокоила ребёнка. – Милая моя, последнего русского я видела, когда была такой же юной, как ты. Этот человек не дикарь, он настоящий немец. Посмотри, какой он красивый! – сказала старушка. Она повернулась к Ивану, развратно показала кончик потрескавшегося языка и подмигнула. Бунтовской замолчал, уловив первые ноты вступления гимна. Девочка прислушалась к словам пожилой фрау и отвернулась, а через мгновение запела, позабыв о русском, которого просто не может быть. Эльза не вмешивалась, наблюдая, как поведёт себя гость из другого мира, потому что знала – ребёнку никто не поверит. Она взяла Ивана за руку, чувствуя притяжение к загадочному парню. Добрые глаза, умеющие удивляться ум и бесконечно волнующая тайна, кто он и откуда, будили в ней неведомое настроение – она будто влюблялась, с каждой минутой всё безысходнее. Девушка не понимала, что в нём особенного, но только сердце подсказывало, что счастье близко, оно рядом и к нему можно прикоснуться прямо сейчас. Мелодия гимна стихла. Живая масса людей, просыпаясь от патриотического сна, пришла в движение. На прощанье девчонка посмотрела на Ваню, поправила собранные в хвостик волосы и растворилась в толпе. Элизабет и Иван сплелись пальцами, не замечали никого вокруг. – В твоём мире не поют гимны? – спросила она. – Ещё как поют. Но не так вдохновенно, как здесь, – улыбнулся Ваня. – На Новый год всей страной… на хоккее поём, когда побеждаем. – Новый год? – подняла бровки Эльза. – А что такое хоккей? – Новый год, это праздник после католического Рождества. А хоккей, это вид спорта. Знаешь, что такое спорт? – Знаю. Только немцам не с кем соревноваться. У немцев нет армии, нет спорта. Меня учили, что состязания приносят раздор – это вредно для сплочённой нации. В моём мире нет врагов и нет соперников, – пожала плечами рыжеволосая девушка. – А Новый год у нас не празднуют и Рождество тоже. – Как же вы живёте? Наверное, скучно? – Зато мы умеем петь гимн, – рассмеялась Эльза и повела Бунтовского за собой. Площадь опустела. Казалось, что в Москве остались только он, она и громадный бронзовый солдат с кудрявой малышкой на руках. – Предъявите документы, – послышался голос за спиной Ивана. Два оберштурмфюрера службы безопасности, словно выросли из-под земли. Оба в чёрной форме, оба с оружием. Один стоял поодаль, сложив ладони на кобуре, второй совсем рядом. Он козырнул ладонью и ждал ответа. Эльза расстегнула маленькую сумку, извлекая удостоверение медработника института доктора Менгеле. Ваня знал, что документы Иоганна Бута находятся во внутреннем кармане. Он распахнул куртку, достал паспорт. Удостоверение Элизабет Мартенс вернулось к хозяйке, а вот паспорт Бута отправился в карман стража порядка. – Пройдёмте с нами, – приказал Ивану оберштурмфюрер, – это не займёт много времени. А к Вам, – обратился он к Эльзе, – у нас претензий нет. Вы можете быть свободны. Второй полицейский, обошёл Ивана сзади, замкнув наручники на запястьях. Бунтовской и не думал сопротивляться. Он вообще не привык, чтобы его хватали и тащили куда-то. За свои тридцать три года у него ни разу не требовали на улице паспорт. Никогда ни один милиционер, а затем и полицейские города Москвы или области, или Сочи – да бог знает, где ещё бывал Ваня – не требовали предъявить документы. А здесь сразу металлические кольца и под ручки в отделение. Хорошо, если в отделения, а то и на расстрел оттащат… или в газовую камеру с окном над дверью, чтобы подсматривать сквозь него, как крючатся голые люди. Нет, так дело не пойдёт. Нужно дать отпор несправедливости и бежать. Но куда? Может быть, лучше перезагрузиться… ну, как в компьютерной игре… *** – Ты знаешь, где находится пантеон погибшим героям? – тихо спросила Эльза. Ваня словно проснулся. Он только что видел будущее. Его схватили люди в форме, надели наручники и… Бунтовской уставился на тарелку. Прогнал оливку по кругу, но не сумев её пронзить, оставил ягоду в покое, отложив столовые приборы. – Я знаю о мемориале. Не всё, но кое-что известно. Жуткое место, где могут арестовать, и нет правды. Хотя… почему нет правды? Её в избытке. Только на торжестве хозяев, рабу завсегда тошно, – брезгливо поморщился Ваня. – Ты отлично помнишь, что Иоганну не нравится германская суббота. Давай лучше спать – говорил он. Я тоже не хочу петь хором и строиться, словно в пионерском отряде. Потому предлагаю отметить этот день по-нашему… по-русски. В своём видении Иван прогулялся по Красной площади, лицезрел бронзового солдата, успел испугаться двух стражей порядка, требующих документы, а также наблюдал поразительное торжество, будто смотрел удивительный фильм, где актёры творят слаженно и жестоко. В этом фильме много персонажей, и одну из ролей в той картине сыграла белокурая девочка, – и как сыграла… Но ничего неожиданного не произошло, такое уже случалось. Ваня подглядывал за скорым будущим и не раз; но раньше в фантомном мареве он наблюдал за какими-то посторонними людьми. Бунтовской видел детей, когда был юн, иногда в тумане мелькали друзья, подруги, знакомые или вообще неизвестные сограждане, но чтобы наблюдать за самим собой – такой опыт пришёл впервые. Эльза не поняла, что Ваня погрузился в видение, но заметила другое. Самозванец, притворяющийся её парнем, наотрез отказался от поездки к мемориалу. По какой причине он заартачился – может быть, голова болит или чего-то боится? Рыжеволосая не сомневалась, он найдёт, что ответить и оправдать свой отказ. Вот и прежний Иоганн не любил площадь в центре и памятник пехотинцу не жаловал. Поминание павших для него хуже алжирской каторги – лучше без гебсети месяц промучиться, чем слышать звук гимна и час молитвенной веры. Именно в эти дни по субботам Иоганн Бут находил неприятности. То он сцепился сразу с тремя бородатыми добытчиками янтаря, приехавшими в Москву из Кёнигсберга, то анекдоты рассказывал в баре про немца, француза и англичанина (и кто только придумывает эти непристойные шуточки). А однажды около года назад Иоганн участвовал в конкурсе перетягивания каната в ПДФХ – в парке достижений фермерского хозяйства. На увеселительное мероприятие он записался за неделю до открытия, и каждое утро готовился – отжимался, приседал, качал пресс. Когда наступил субботний вечер, Иоганн жаждал борьбы, как одержимый… хотя совершенно был трезв. Из тридцати мужчин, которые были выше и тяжелее его, он взял да победил всех. Иоганн так сражал в шуточном действе, будто ненавидел толстую верёвку и непременно желал разорвать её к чёртовой матери. Ему не удалось объяснить Эльзе, почему на символическом награждении за победу в конкурсе он вёл себя как законченный кретин. Иоганн корчил физиономию, одной рукой хватал себя за гениталии, второй – показывал кулак могучему москвичу по фамилии Шмидт, у которого победил в финале, свалив его с ног на землю. В итоге завязалась драка. Свидетели как один твердили, что зачинщиком оказался её парень. И если бы не Эльзины рабочие связи с одним из бывших клиентов клиники, замминистра правопорядка города Москвы господином Мюллером, сел бы Бут в тюрьму надолго. Новый Иоганн, казался человеком куда более уравновешенным, чем прежний. Он явно, что-то скрывал, но внутренний мир человека Эльза видит, сколько ни прячь. Нельзя забывать, что доктор Мартенс опытный психолог. Она часто беседует с больными людьми, помогая им словом. Лечит терпением и упрямо разгребает завалы в душах клиентов; потому что вся хворь зарождается в мыслях человека – в его ожиданиях худшего – в его не всегда оправданных страхах. *** За час до начала торжества почтения павшим они вышли из сверкающего небоскрёба. Из-за худенькой тучки светило солнце, дул сентябрьский ветерок – погода была прекрасна. Ваня взял девушку за руку и, не отпуская, шёл рядом, знакомясь с невероятными ощущениями нового города на старом месте. Он предложил провести сегодняшний день особенно. Эльза, как девушка практичная и осмотрительная – уточнила, что подразумевается под выражением «особенно». Своим ответом Ваня шокировал, но не отпугнул. Он настоял, купить «огненной воды» с закуской и отпраздновать субботу дома; со слов Бунтовского – с размахом, по-человечьи… как в молодости! Короче, нажраться и поболтать… Молодые люди зашли в магазин. Напитки Иван выбирал сам. – Что у нас здесь? – шепнул Эльзе на ухо он, проходя мимо прилавка, заставленного диковинными бутылками. Бунтовской держал в руке поллитровку с прозрачной жидкостью внутри. Эльза покосилась на этикетку. – Белый шнапс, знаменитый сорокаградусный немецкий напиток, – разъяснила она. Ваня понимающе кивнул, и водка нежно легла на дно тележки. Затем он потянулся к угловатой бутылке. – Шнапс заокеанский, – оповестила девушка. – Исконно немецкий напиток и тоже сорокаградусный. Иван приблизил бутыль к уху, потряс ею, взвешивая шансы выжить и, не прислушиваясь к трезвому голосу разума, приземлил литрушечку виски в корзинку рядом с водкой. Название напитка тёмно-чайного цвета в следующей бутылке: пузатой с длинным горлышком, Ваня определил сам. – Это знаменитый виноградный шнапс. Напиток исконно немецкий и невероятно древний, как сам арийский народ, – Иван обнюхал пробку и заключил: – И тоже сорокаградусный. Как говорится, коньяк он и в Германии коньяк! Эльза улыбнулась, а Ваня поставил бутыль обратно на полку. Продвигаясь к кассе, он прихватил с собой: две увесистых упаковки настоящих баварских колбасок, хрустящий марсельский хлеб, кусок волгабурского сыра, свежие огурцы, помидоры в бумажном конверте, салат и зелень, а также несколько бутылок «колы», естественно, тоже немецкой. Ну и последней покупкой оказались самые настоящие пельмени из морозильника. Килограммовая упаковка шлёпнулась в корзину надписью вверх – «Пельмени мюнхенские. Нам двести пятьдесят». – Охренеть! – по-русски негромко изумился Ваня. *** Иван приготовил жареные колбасы и собственноручно нарезал сыр. В холодильнике нашлись красные яблоки, гроздь винограда и целый лимон. Ваня накрыл стол, включил негромкую музыку и зажёг две свечи. Затем он откупорил белый шнапс и длинным тостом пожелал девушке всего самого доброго на Земле. Впечатлённая Эльза выпила до дна. Через полчаса откровения посыпались, словно молодые люди были знакомы вечность. Элизабет поведала Ване, что немецкие мужчины если и выпивают, то совсем немного и очень редко, а женщины, тем более юные фройляйн – к которым себя причисляла она, махнув уже третью рюмку белого шнапса, – выпивают только светлое пиво или один фужер красного вина. Но сегодня особенный день. Людям из разных миров было о чём поговорить. Девушка задавала вопрос за вопросом; её интересовало всё – и что-то грандиозное, и нечто совсем простенькое, житейское. Она спрашивала, во сколько лет люди из Ваниного мира уходят на пенсию или что едят на завтрак; какого размера шпильки на туфлях модниц и где можно отдохнуть летом. Ваня отвечал правдиво и живописно. Видя, как горели глаза рыжеволосой девушки, он, где-то слегка приукрашивая, проявлял чудеса красноречия, не забывая о полноте рюмок и бокалов. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=42651360&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.