Хирургический роман

Хирургический роман Кэтти Спини Что делать, если в жизни случается несправедливость? Правильно: позвать друзей и объединенными усилиями устранить ее. А если твоими друзьями являются неунывающий анестезиолог и прилежная (но не дающая спуску) ассистентка, а сам ты – суровый (временами) кардиохирург, то все может сложиться куда интересней и веселей. И, кстати, не верьте анестезиологам, что у суровых (временами) кардиохирургов нет сердца, способного неожиданно влюбиться… Внимание: в романе приводится художественное описание операции. Место действия: Тренто. Настроение: мстительно-юмористическое Кэтти Спини Хирургический роман Глава 1 В конференц-зале клиники старинного города Тренто собрались сотрудники отделения, в руках которых во время операций оказывается самый важный орган человека: сердце. Врачи других отделений, конечно, поспорили бы о том, какой орган самый важный: пульмонологи попросили бы не забывать про легкие, неврологи отметили бы, что сигналы проводятся нервами, да и гинекологи, коварно подмигнув урологам, тоже вряд ли бы смолчали. Однако кровь ко всем органам качает сердце, и разговор пойдет о нем. Повод был банальным, но важным: заведующий отделением собирался уйти на заслуженный отдых и освободить свое место более молодому и энергичному коллеге. На самом деле, весь коллектив сожалел об уходе престарелого руководителя, но, с другой стороны, все знали, что его ждет достойная смена. Ни для кого не было загадкой, кто займет должность заведующего кардиохирургическим отделением: опытный, знающий, ответственный, к тому же красивый и достаточно молодой хирург Франко Боско. Этого в меру строгого, но душевного врача уважали и любили все сотрудники, боготворили все пациенты, ценили все коллеги из других больниц, потому что помимо его высокого профессионализма, он обладал невероятной харизмой, на него можно было положиться, спросить совета, ему хотелось довериться. Его также любили за характер: он мог быть жестким и непреклонным в случае необходимости, но в то же время он лучше всех мог подбодрить ассистента, поддержать пациента, найти для каждого правильные и добрые слова. Он мог накричать и вкатить строгий выговор, а мог пошутить так, что коллеги и пациенты смеялись до слез. Он действительно являлся всеобщим любимчиком, хотя, будучи весьма скромным человеком, сам себя Франко не считал какой-то экстраординарной личностью, но прекрасно понимал, что именно его назначат на эту высокую должность. Хотя руководитель больницы еще не сделал официального заявления и вообще никак не высказывался на эту тему, все понимали, что по-другому быть не может: у Франко имелся неоспоримый потенциал, и никого лучшего на этой должности невозможно было вообразить. Разумеется, Франко радовался предстоящему назначению, ведь он был амбициозным человеком и намеревался покорить все вершины в своей области. К тому же в этом случае он получит желанную привилегию: как руководитель кардиохирургического отделения он отныне сможет проводить те операции, которые для него лично будут представлять наибольший интерес. Но это станет его единственной привилегией, а в остальном – работы только прибавится. А вот что Франко печалило – так это перспектива расставания со своей ассистенткой, с которой, помимо совместной профессиональной деятельности, его связывала крепкая дружба. Аннунциата, или ласково Нунция, была младшей сестрой его лучшего друга детства. Несмотря на то, что между ними существовала разница в десять лет, брат всегда и всюду таскал сестрицу с собой, потому что родители работали, а старшее поколение жило очень далеко, и маленькую девочку не с кем было оставить дома. Франко даже казалось, что Нунция являлась и его сестрой, и он любил ее братской любовью. Спустя несколько лет Франко уехал учиться в университет Тренто, а впоследствии остался работать в этом тихом городе. И вот однажды друг позвонил ему и попросил об одолжении: помочь сестре поступить на факультет «Медицина и Хирургия», ибо она решила пойти по стопам Франко. Франко был искренне изумлен, услышав такую новость. Он много лет не видел Нунцию, поскольку давно не ездил в свой родной город: его родители тоже перебрались в Тренто, а друг женился и уехал в соседний регион. Но они с ним регулярно общались, а друг ни словечком не обмолвился о планах сестры… Как помочь Аннунциате поступить в университет, Франко не имел ни малейшего представления. Он знал только, что необходимо получить максимально высокий балл при сдаче esamidimaturit? (прим.автора: «экзамен зрелости» – это заключительный экзамен, который сдают по окончании обучения школы второй ступени в Италии (и ряде других европейских стран). Те, кто сдал этот экзамен, имеет право поступать в университет. Те, кто не сдал, остается учиться дальше. Обычно школу второй ступени заканчивают в семнадцать-девятнадцать лет), а потом получить максимально высокий балл по вступительному тестированию, но в этом тесте, разумеется, не могли быть какие-то специальные вопросы по медицине, только общие науки: физика, математика, химия и культура. Конкурс на этот факультет высокий, и выбирать будут лучших. Но ведь Франко не мог сдать тест за Аннунциату! Как же тогда он мог помочь подруге? Франко предположил, что друг хотел попросить его «замолвить словечко» перед профессорами, но Франко был категорически против протеже в медицине. Хирурги, которые не в состоянии проштудировать за семестр учебник в три тысячи страниц, а потом не могут отличить печень от селезенки, его глубоко раздражали. Профессия хирурга – это та профессия, куда идут добровольно, осознанно и с целью приносить себя в жертву ежедневно. Потому он дал лишь единственно возможную рекомендацию: усиленно готовиться. И был искренне рад, узнав, что Нунция оказалась зачисленной в ряды студентов того факультета, который когда-то закончил он сам. Когда Франко приехал встречать девушку на станцию, он поймал себя на мысли, что сердце радостно бьется от предстоящей встречи с давней подругой, которую он уже лет пять не видел. «Интересно, какой она стала? Когда мы виделись в последний раз, она была еще девчонкой… Теперь она наверняка превратилась в красивую девушку… Ей ведь уже девятнадцать…» Но его предположения не оправдались. Когда Франко увидел Нунцию, он едва не расхохотался. Девушка была нелепо одета, волосы зализаны в косматый хвостик, а из-под очков в толстой оправе на него взирали огромные испуганные глаза. Она напоминала удивленную черепаху. Или взъерошенную курицу. По правде говоря, вид ее всегда был таким, только раньше она была маленькой и забавной, а теперь стала несуразной, хотя и осталась маленькой: роста в ней оказалось сто шестьдесят сантиметров. В тот момент Франко попытался тщательно скрыть то впечатление, которое произвела на него Аннунциата: в конце концов, для братских и деловых отношений внешность уж точно не имеет значения. Он помог ей обустроиться в Тренто, а потом помогал в учебе: консультировал перед экзаменами, помогал выполнять самостоятельные работы, дипломный проект, готовиться к государственному экзамену, а в процессе обучения даже устроил на прохождение всех предусмотренных программой практик в свою клинику, непосредственно под личную опеку. Когда через шесть лет она сдала государственный экзамен в университете и поступила в ординатуру, Франко, несмотря на то, что ненавидел sistemadeiraccomandati (с итал.: Raccomandato – рекомендованный кем-то. В Италии очень важно иметь друзей, которые могут замолвить словечко. Прийти «с улицы» и получить рабочее место – весьма сомнительное мероприятие. Зато если прийти рекомендованным кем-то, рабочее место будет практически гарантированным. В этой связи должности часто занимаются самым несправедливым образом), процветающую в Италии, внес в нее свой вклад: он устроил девушку работать в клинику своей ассистенткой. Но он считал этот вклад достойным: он сам помогал Аннунциате готовиться к экзаменам, она проходила практику под его руководством, и он прекрасно видел, что из нее растет добросовестный и ответственный медик. За годы ординатуры, в течение которых Нунция была ассистенткой Франко, она даже превзошла все ожидания своего непосредственного руководителя. Он понял, что вырастил достойного хирурга, который совсем скоро приступит к самостоятельной практике. И вот теперь, когда его назначат на более высокую должность, Франко намеревался добиться, чтобы именно Аннунциату поставили на его место. Но не только совместная профессиональная деятельность связывали Франко и Аннунциату. Помимо того, что они работали бок о бок и провели немало серьезных операций, они были еще и близкими друзьями, и Франко искренне желал подруге профессионального роста и продвижения по карьерной лестнице, а потому готов был всячески содействовать ее успеху. Но, несмотря на легкую грусть от предстоящих изменений, сердце Франко билось радостно, так как помимо шага вперед в профессиональной сфере его ожидало еще одно приятное событие: почти личный секретарь. Не то, чтобы он радовался тому факту, что наконец-то у него будет личный секретарь, скорее радость дарила сама сотрудница – его любимая девушка Мариэлла. Она начала работать в секретариате кардиохирургического отделения два года назад, став также и непосредственным секретарем пожилого заведующего. Теперь, когда Франко займет новый пост, они будут работать вместе. История их любви началась не сразу. Франко вообще относился к категории трудоголиков и серьезно перерабатывал. Он мог выйти из операционной в два часа ночи, а на следующий день в восемь утра уже присутствовать на конференции в каком-нибудь далеком Турине. Непредвиденные задержки, ночевки в клинике, командировки по Италии, невозможность спланировать не то, чтобы отпуск, – выходные, постоянные неожиданные изменения в графике работы – все это приводило к тому, что времени на отношения у него катастрофически не хватало. Таким образом, он вынужден был довольствоваться редкими и короткими интрижками, хотя незамужние женщины, работающие в клинике, спали и видели, чтобы красавчик-хирург, быстро и стремительно шагающий по коридору из ординаторской в операционную, обратил на них благосклонный взор своих красивых глаз. Франко и обращал на них свой взгляд, но исключительно деловой, требовательный и строгий. И вот однажды Мариэлла потеряла сознание прямо на его глазах. Точнее она рухнула в объятия Франко, побелев, словно простыня, когда он, гневно сверкая глазами, ворвался в секретариат и принялся ее отчитывать за неподготовленные документы на проведение плановой операции. – Почему история болезни синьора Мирелли до сих пор не лежит на моем столе?! Его сердце, вырезанное и пульсирующее, уже лежит в стаканчике в операционной, а я до сих пор не видел его историю болезни! Как вы думаете, долго ли пациент протянет с сердцем в стаканчике на прикроватной тумбочке, пока вы наобщаетесь с подругами в соцсети?! У девушки задрожал подбородок, на глаза навернулись слезы, потом она побледнела, покачнулась и начала оседать. Франко едва успел подхватить ее. После этого происшествия Франко пару раз зашел узнать о самочувствии секретаря, а она поведала, что потеряла сознание от страха перед его суровостью, а вырезанное и пульсирующее сердце в стаканчике отныне снится ей в кошмарах. Причем сердце это принадлежит ей, а вырезал его он, Франко Боско. Чтобы исправить нелестное о себе впечатление, Франко пригласил Мариэллу вместе поужинать. Правда, ужин состоялся лишь через несколько дней ввиду нескончаемых непредвиденных обстоятельств, возникающих неожиданно в жизни хорошего хирурга, но тот вечер закончился у него дома в постели. Как это случилось – Франко и сам толком не понял, но вот, наконец, под сорок лет он осознал, что нашел свою любовь. Правда, жить к нему Мариэлла так и не переехала, а лишь время от времени ночевала в его квартире. Говорила, что ее родители будут против совместной жизни с мужчиной, пока она не выйдет за него замуж. Франко такой принцип считал пережитком прошлого, тем более в отношении двадцатипятилетней женщины. Но он вынужден был уважать мнение родителей свой возлюбленной и уже подумывал о том, чтобы предложить ей руку и сердце. Правда, у него не было никаких идей, где найти время на свадьбу, но он твердо решил поговорить с Мариэллой об этом сегодня, когда они отправятся отмечать назначение на руководящую должность. – … таким образом, уважаемые коллеги, я хотел бы представить вам нового заведующего кардиохирургическим отделением, – услышал Франко сквозь свои приятные мысли голос Патрицио Бранцоли, руководителя клиники. В тот же миг он почувствовал два толчка. В правый бок его пихнула Аннунциата, а в левый – его лучший друг, Джанкарло, неунывающий анестезиолог, с которым они вместе учились в университете, а потом начали работать в одной команде. Франко радостно подмигнул им и смущенно опустил глаза. По залу пронесся взволнованный ропот. Присутствующие замерли, готовые взорваться искренними аплодисментами, едва директор произнесет имя всеобщего любимчика. – Вашим новым руководителем я решил назначить отличного, хотя и молодого специалиста Габриэле Сантини! – триумфаторским тоном объявил синьор Бранцоли и энергично зааплодировал. Звенящая тишина звучала ему в ответ. Все застыли, словно неожиданно замороженные. Улыбки сползали с лиц, будто медицинская маска, у которой неожиданно лопнули завязки. Никто не мог произнести ни звука, все только с глупым видом смотрели на директора и пытались понять, не было ли это неудачной шуткой. Потому что назначение на эту должность какого-то неизвестного Габриэле Сантини, а не обожаемого Франко Боско могло быть только неудачной шуткой. Но к изумлению всех медиков, присутствующих на собрании, некий молодой мужчина, который, вероятно, и был тем самым Сантини, вдруг материализовался перед молчаливыми взорами коллег. Он имел образ голливудского актера, только что вышедшего из гримерной, чтобы сыграть героя-любовника в каком-нибудь любовном боевике: безупречно уложенные волосы, закрепленные гелем, костюм без единой складочки, черные лакированные туфли, гладко выбритое лицо и надменный взгляд темных глаз. Речь, которую он произнес в качестве приветствия своего нового коллектива, выдавала его излишнюю самоуверенность, но при этом была пустой, как использованная ампула. Врачи в недоумении смотрели на мужчину; Франко превратился в каменную статую, которая, не мигая, рассматривала того, кто занял его место; Аннунциата открыла рот, но, не произнеся ни звука, закрыла его, а Джанкарло для верности даже почесал в ухе и протер глаза, предположив неожиданные нарушения в функционировании своих органов восприятия. Но все в его организме функционировало исправно. Неполадки, видимо, случились в организме руководителя клиники. – Габриэле, буквально через пару минут вы сможете непосредственно познакомиться со всеми членами вашей новой команды. А сейчас разрешите представить вам секретаря кардиохирургического отделения и вашего личного помощника – Мариэллу Бригги, – произнес наигранно бодрым тоном синьор Бранцоли, но в голосе явно послышались нотки удрученности. – Мариэлла, прошу тебя, – пригласил он девушку жестом руки. Мариэлла поспешно поднялась со своего места и направилась к новому заведующему отделением. Габриэле галантно поцеловал ей руку, дерзко разглядывая секретаря. Мариэлла покраснела и повернулась к залу. Лицо ее пылало от смущения, а губы расплылись во взволнованной улыбке. Она была единственной из коллег, кто улыбался. Глава 2 – Что за клоун будет нами руководить?! – со злостью сокрушался Джанкарло, когда трое лучших друзей вошли в ординаторскую. Он с чувством пнул ножку стула, и тот со скрежетом передвинулся. – Ты так возмущаешься, будто он занял место, предназначенное тебе, – с мрачной язвительностью усмехнулся Франко. Аннунциата стояла, прислонясь к закрытой двери, и переводила взгляд с одного на другого. Больше в ординаторской никого не было. – Он занял твое место! – огрызнулся Джанкарло. – Все – все до единого! – были уверены в том, что назначат руководителем тебя, с которым мы годами работаем, который знает тут все до мелочей, с которым у всех взаимопонимание с полуслова! А это кто такой? Ты его знаешь? – кипятился анестезиолог. Франко отрицательно мотнул головой, и Джанкарло всплеснул руками: – Вот и я нет! И никто не знает. Хорошо, если хоть родители в курсе о его существовании! А судя по его ответам на вопросы, он ни черта не смыслит в кардиохирургии. Это худший вариант raccomandato, какой я только видел! И все это осознают, но молчат! – А ты что предлагаешь делать? – исподлобья посмотрел на друга Франко. – Поднять мятеж! – сердито сказал Джанкарло. – Пойти к синьору Бранцоли и высказать ему все! Я уверен, что пойдет все наше отделение! И кардиологи пойдут! Ты видел лица присутствующих в зале? Казалось, будто им каждому по пятилитровой клизме влили. Никто не улыбнулся, кроме этой шлюхи! – сорвалось с губ Джанкарло нелицеприятное слово, и он, прикусив язык, резко замолчал. – Какой шлюхи? – ровным каменным тоном спросил Франко. Его друг молчал. – Ответь: какой шлюхи, – повторил Франко, а в голосе зазвенели суровые ледяные нотки. – Ребята! – порывисто вмешалась Аннунциата, торопливо подходя к мужчинам. – Вы спятили?! Мы и так в сложной ситуации, у всех нервы раскалены, а вы еще ссориться вздумали?! Ни разу не ссорились – и вдруг нашли подходящий момент! Вы еще драку устройте в ординаторской! – В ординаторской – банально. Куда интересней – в операционной, – насупясь, буркнул Джанкарло. – Представь: пациент лежит, сердце рядышком бьется, подпрыгивая на столе, а хирург мутузит анестезиолога. Франко испепелял его взглядом и, похоже, готов был не дожидаться следующей операции, чтобы помутузить анестезиолога, но звонок, раздавшийся в кармане, заставил его отложить подобное намерение. Правда, изначально он даже не шелохнулся, но Аннунциата настояла. – Франко, ответь! – потребовала подруга, хватаясь за эту трель, как за кровь редкой группы. – Pronto, – тоном робота ответил Франко. – Хорошо, сейчас буду, – добавил он через несколько секунд и направился к двери. – Куда ты? – окликнула его Аннунциата. – К синьору Бранцоли, – бросил Франко, не оборачиваясь, и вышел из ординаторской. – Что на тебя нашло?! – напустилась Аннунциата на Джанкарло. – Ты что, умом тронулся?! Как ты смеешь называть девушку лучшего друга подобными эпитетами?! – А что, если он мой лучший друг, то я должен шлюху называть невинным младенцем? – с мрачным ехидством спросил Джанкарло. – Как ты… как ты можешь говорить в таком духе? – у Аннунциаты даже дыхание сбилось от изумления. Джанкарло с мрачным видом подошел к окну и уставился на улицу. – Ou! Джанкарло, что с тобой? – Со мной все в порядке, а вот с Франко, увы, нет. Мариэлла не испытывает к нему никаких высоких чувств. – С чего ты взял?! – округлила девушка глаза. – Ты хоть понимаешь, о чем говоришь?! Он ведь… собирался предложить ей выйти замуж. Джанкарло резко обернулся и испытующе посмотрел на ассистентку своего друга. – Идиот! – прокомментировал он и снова отвернулся. – Объяснишь ты мне, что происходит, или нет?! – требовательно сказала Аннунциата. – Не собираюсь я никому ничего объяснять, – раздраженно бросил Джанкарло. – У тебя свои виды на Мариэллу? Ревнуешь? – насмешливо хмыкнула Аннунциата. – Ты в своём уме?! – возмутился он. – А что еще я могу предположить, если ты беспочвенно награждаешь девушку грубыми комплиментами? – Беспочвенно? – вдруг зажглись глаза анестезиолога гневом. – Полгода назад она провела ночь в моей постели! А до этого – в постели моего знакомого! Аннунциата уставилась на Джанкарло с открытым ртом не в состоянии сформулировать ни одной разумной реплики. – Но… как… – бессвязно бормотала она. – Что ты делал с ней в постели? Сексом занимался? – Нет, проверял новые методы анестезии. – Вот stronzo (с итал.: сволочь, негодяй)… – ошарашено произнесла она. – Кто, я?! – Ну не я же… – Я stronzo? Не она? – уточнил анестезиолог. – Ты же сказал, что она провела ночь в твоей постели. Значит, ты ее туда затащил. – А вот и не угадала. Я пошел с другом в бар расслабиться в свой законный выходной. А там она с подружками отдыхала. Они подсели за наш столик, начали флиртовать. Я, честно, уже выпил пару бокалов, был весьма расслаблен и не задумывался об играх судьбы. К тому же, я не предполагал, что Франко так серьезно ею увлечен. Думал, переспал пару раз – и basta. А потом она предложила поехать ко мне, и я, как нормальный мужик, не слишком сопротивлялся. Наутро она мне пригрозила, что никто об этом знать не должен, особенно Франко, иначе она всем в клинике расскажет, что я ее взял силой. Мне такой скандал, разумеется, был ни к чему. А потом тот друг, с которым мы проводили вечер, рассказал, что и в его постели она недавно побывала. Глаза Аннунциаты за увеличительными линзами очков выглядели огромными, словно две чашки Петри (прим.автора: прозрачный лабораторный сосуд в форме невысокого плоского цилиндра, закрываемого прозрачной крышкой подобной формы, но несколько большего диаметра. Применяется в микробиологии и химии). Она пребывала в настоящем шоке, ибо Мариэлла казалась ей вполне обычной девушкой, и такого поведения от возлюбленной Франко она никак не ожидала. – Как это возможно? – задала она себе под нос риторический вопрос. – Что же делать? Ведь надо открыть ему глаза? Нельзя же допустить, чтобы он женился на ней… – Можешь рассказать все Франко, – сдвинув брови, насуплено произнес Джанкарло. – Уверен, что она выполнит свое обещание, ибо она даже фотку нас в постели сделала. Меня уволят, Франко мне не поверит, поскольку любовь слепа… – Но тот твой друг разве не подтвердит? – Может, еще поищем свидетелей в Тренто? – язвительно предложил Джанкарло. – А Франко потом скажет, что я просто выкручиваюсь, чтобы обелить себя. – Тогда нужно сделать так, чтобы он сам увидел… Дверь распахнулась, и на пороге ординаторской возник Франко, еще более мрачный, чем когда уходил. Джанкарло и Аннунциата вопросительно воззрились на него, но он молча прошел мимо них и сел за свой стол. – Что-то ты быстро… Что сказал синьор Бранцоли? – нарушила ассистентка гнетущую тишину. – Что мы должны принять нового руководителя, как дар свыше, – презрительно ответил Франко. – Ты хоть послал его? – вновь вскипел Джанкарло. Франко смерил анестезиолога испытующим взглядом, потом изрек: – Нет. – Почему?! Неужели тебе хочется работать под началом этого клоуна?! – А какой будет толк, если я пошлю директора клиники? Меня это как-то избавит от работы под началом клоуна? – сузив глаза, спросил Франко. – Хотя ты прав: избавит. Ибо в этом случае мне придется искать новую работу. – И что ты предлагаешь? Безропотно подчиниться? Делать все за этого бездарного медика, брать на себя его ответственность только потому, что он вшивый родственничек друга синьора Бранцоли?! – возмущенно размахивал Джанкарло руками. Франко вдруг расхохотался. У него даже глаза увлажнились от смеха. Анестезиолог с ассистенткой изумленно смотрели на хирурга, не понимая, отчего тот так веселится. – В своей тираде ты не угадал только по поводу его вшивости. Парикмахер, что делал ему укладку, не допустил бы такой черной рекламы, – с сарказмом пояснил Франко причину своего смеха. Но потом улыбка моментально испарилась с его губ. – В остальном ты угадал. Синьор Бранцоли попросил меня во всем содействовать и помогать этому Сантини, поскольку «опыт в управлении отделением у него не такой большой». А я подозреваю, что он вообще отсутствует. И моя задача отныне – вывести заведующего отделением кардиохирургии на должный уровень, поскольку он «сын очень дорогого друга и очень талантлив», – пафосно изрек Франко, передразнивая начальника клиники. – И ты согласился? – с искренним ужасом спросил Джанкарло. – Да. Я согласился. Я помогу ему, – отрывисто произнес Франко, глядя в невидимую точку перед своим носом. – Я помогу ему выйти на должный уровень. Чтобы показать всю свою некомпетентность и убраться отсюда! И вы мне в этом поможете. Я прав? – пронзительно посмотрел он на друзей. – Разумеется! – с энтузиазмом воскликнул Джанкарло. Аннунциата лишь шокировано кивнула головой в знак согласия. – Прежде всего, надо добыть любую информацию о его образовании и опыте на предыдущем месте работы… – У меня есть подруга в отделе персонала, – откликнулась Аннунциата. – Отлично. Поговори с ней, а потом решим, как действовать далее. – А пока будем уважительно с ним общаться? – осведомился Джанкарло иронично. – Или начнем готовить восстание среди масс? – Важно понять, кому мы можем доверять, – задумчиво проговорил Франко. – Брось, Франко, нас поддержит вся клиника, я тебя уверяю! – эмоционально возразил Джанкарло. – Потому я не вижу смысла пресмыкаться перед ним! – Пресмыкаться не надо, – жестко ответил Франко. – Мы его не знаем, и, как любому вновь прибывшему, ему нужно еще заслужить уважение. Уверен, он не сможет этого сделать, а нам нужно лишь ускорить его провал, чтобы этого Сантини как можно скорее выкинули отсюда. А я очень жажду этого, поскольку мне совсем не нравится, что он будет ошиваться около Мариэллы. Почему ты, кстати, назвал ее шлюхой? – совершенно внезапно спросил Франко, пытливо посмотрев на анестезиолога. Джанкарло опешил от неожиданности и принялся судорожно искать ответ. Бросив мимолетный взгляд на Аннунциату, он сбивчиво произнес: – Извини, Франко… У меня сорвалось случайно. Я был страшно зол из-за этого назначения… И был страшно зол в частности на нее за то, что она стояла и улыбалась ему, будто только и мечтала о таком руководителе. Она в тот момент в моих глазах выглядела, как продажная… – он на миг запнулся. – Как предательница всего нашего отделения. Извини! – выпалил анестезиолог и снова взглянул на Аннунциату, будто ища у нее поддержки. **** Следующие два дня оказались слишком напряженными, чтобы думать об интригах. Франко сделал по две операции на сердце и по три – на сосудах. Одна из них оказалась сложной и затянулась дольше предполагаемого времени, и Франко провел шесть часов на ногах без воды и еды, так как был основным хирургом и не имел возможности покинуть операционный зал. Аннунциата в паре с еще одним медиком ему ассистировала, потому была менее изможденной к концу дня. А вот Джанкарло был изнурен, как и Франко: случай оказался сложным, и ему постоянно приходилось, следя за функционированием основных систем организма, не только контролировать адекватность обезболивающих средств и поддерживать способность блокировать болевые импульсы, но и корректировать возникающие нарушения. Операционную бригада врачей покинула за полночь, но Джанкарло домой не пошел: ему еще предстояло дежурство в отделении реанимации до тех пор, пока пациент не выйдет из сна. Но следующим утром трое друзей, на удивление бодрые, встретились в ординаторской выпить кофе. Пауза-кафе – явление редкое в хирургическом отделении, но, видимо, судьба наградила их таким подарком после успешно проведенной операции накануне. – Подруга из отдела персонала не смогла сообщить ничего интересного, – огорченно доложила Аннунциата, делая глоток ароматного кофе. – Говорит, что синьор Бранцоли забрал все документы, касающиеся нового руководителя. – Разве она не внесла данные в систему? – недоверчиво спросил Джанкарло. – Она сказала, что не успела. – Я не понимаю: его официально не оформили? – Джанкарло даже остановился на полушаге. – Оформили, но она не успела заполнить его профиль в системе. – Вот лгунья! – процедил анестезиолог сквозь зубы. – Почему сразу «лгунья»? – наконец вмешался в разговор Франко. – Я полагаю, что синьору Бранцоли есть, что скрывать, вот он и прячет у себя документы. – И что, ты думаешь, он скрывает? – вопросительно поднял бровь Джанкарло. – Не самую звездную карьеру, – пожал хирург плечами. – Я не хочу предполагать недобросовестную практику или криминал, но такая награда, как пост заведующего отделением, даже за просто посредственную деятельность – очень опрометчивый шаг, который вызовет волнения в массах. – Сегодня по дороге в клинику я попыталась найти хоть что-то на имя «Габриэле Сантини», – задумчиво проговорила Аннунциата. – И?! – в один голос спросили хирург с анестезиологом. – И ничего. Никакого кардиохирурга, кардиолога или просто человека, связанного с медициной, с таким именем я не нашла. – Как это возможно?! – изумился Джанкарло. – Не мог он ведь попасть на эту должность без какого-либо опыта, сразу с университетской скамьи? – Вряд ли, – согласился Франко. – Но он мог работать за рубежом… Джанкарло принялся мерить ординаторскую нервными шагами. – Подговори свою возлюбленную втереться к нему в доверие и выпытать все, что сможет! – пылко произнес анестезиолог, резко останавливаясь напротив Франко и лихорадочно глядя на него. – Ты хорошо подумал, предлагая мне такое? – сухо спросил Франко. – Ты действительно думаешь, что я добровольно попрошу мою невесту лечь в постель к этому deficiente (с итал.: придурок, дебил)? – Про постель я ничего не говорил, – со злорадством хмыкнул Джанкарло. – Умная женщина способна добывать информацию, не продавая себя. Франко хотел что-то ответить, и вряд ли это должен был быть комплимент, но телефонная трель прервала его порыв. – Pronto! – Франко, звонит одна синьора и просит назначить с тобой встречу, – раздался нежный голос Мариэллы. – Моя пациентка? – уточнил Франко. – Нет, она позавчера попала в реанимацию к нам, сейчас лежит в кардиологии. Ей грозит операция, и она хочет с тобой поговорить. – У меня сейчас не приемные часы, Мариэлла, я не могу отвечать на звонки потенциальных пациентов круглосуточно, мне хватает моих состоявшихся пациентов! – устало ответил Франко. Но ведь однажды он дал клятву Гиппократа и взял на себя благородную миссию: делать все возможное, чтобы спасти человеку жизнь. – Спроси фамилию, я сам свяжусь с кардиологией и схожу к ней, если будет нужно. Но в данный момент у меня нет времени на разговоры. – Ее фамилия Фоссини. – Хорошо, я выясню, что там с ней, спасибо, – поблагодарил Франко и отсоединился. Потом на ходу внес пометку в свой блокнот и порывисто направился к двери. – Куда ты? – удивилась Аннунциата. – Я совсем забыл, что сейчас явится практикант, который последующие месяцы будет работать с нами. Именно мне выпало счастье встретить его и ввести в наш священный храм. – О, практикант – это замечательно, – потирая руки, обрадовался Джанкарло. – Хоть какое-то развлечение, – хмыкнул Франко. – Смотрите, не отбейте у человека желание стать медиком, – назидательно подняла вверх указательный палец Аннунциата. – Кто бы говорил, – изогнулись губы анестезиолога в саркастической улыбке. – Ты первая будешь отбивать у него желание стать медиком. – Настоящего медика ничем не испугаешь, а ненастоящие нам не нужны, – бросил Франко и скрылся за дверью. Аннунциата перевела испытующий взор на анестезиолога, который налил себе вторую чашечку кофе. Он вопросительно посмотрел на девушку. – Почему-то у меня такое ощущение, что ты был бы только рад, если бы Мариэлла легла в постель к синьору Сантини. – Я даже лично попросил бы ее о такой услуге. И уверен, что она с удовольствием согласилась бы. Но в данном случае это не имеет смысла, ибо она все равно пригрозит мне чем-нибудь, чтобы я молчал. Потому предпочитаю, чтобы она сама туда прыгнула, Франко об этом узнал, а я был бы непричастен, – ехидно хмыкнул анестезиолог. – И тебя не заботит, что твой друг будет страдать? – Страдать? – удивленно переспросил Джанкарло. – Франко некогда страдать, cara (с итал.: дорогая), он иной раз двенадцать часов только в операционной проводит, а прибавь сюда текучку, психологические беседы с пациентами да вот практикантов, – иронично махнул он рукой на дверь, за которой скрылся Франко. – И потом, Нунция, кардиохирурги в принципе лишены всякой сентиментальности. Когда ты видишь пульсирующее сердце сквозь раздвинутые ребра и берешь на себя ответственность за то, чтобы после всех твоих игр с сердечком оно продолжало исправно пульсировать, ты уже не можешь сильно впечатляться и страдать из-за того, что твоя возлюбленная оказалась в постели с другим, – цинично усмехнулся Джанкарло. – Разве за годы ординатуры ты этого еще не поняла? Аннунциата одарила анестезиолога странно хмурым взором. Но ее несуразные очки эту хмурость сглаживали и даже, наоборот, придавали лицу забавное выражение. Джанкарло не удержался и рассмеялся, тепло обняв подругу за плечи. – Знаешь, Нунция, я всегда восхищался тобой, – добродушно сказал он. – Ты не падала в обморок на первых операциях, стойко переносила все страшные картины, мелькающие в операционном зале. Мне даже в свое время было жаль, что Франко так безжалостно сразу же привлек тебя к суровой хирургической действительности, и ты быстро потеряла всякую сентиментальность. Потому твой вопрос меня поражает. Разве единственное сердечное страдание, в которое ты веришь, – это не боль в сердце в результате какой-нибудь патологии? – Любовь – куда худшая патология сердца, – мрачно изрекла Аннунциата, убирая с плеча его руку. – Потому что не лечится. Джанкарло изумленно уставился на девушку. – Откуда ты… знаешь о любви? – с глупым видом спросил анестезиолог. Он был абсолютно уверен, что Нунция об этой лирике вообще не задумывалась. К тому же отсутствие внимания со стороны противоположного пола ситуацию только усугубляло. – Хирурги не бревна бесчувственные. Тем более кардиохирурги. По крайней мере, не такие бревна, как анестезиологи, – с сарказмом улыбнулась она, и выражение странной мрачности, написанное на ее лице еще несколько секунд назад, бесследно исчезло. – Анестезиологи – бревна?! – со всей искренностью возмутился Джанкарло. – Да мы самые душевные и человечные люди! – Угу, божественные ангелы, – усмехнулась Аннунциата. – Именно! – подтвердил Джанкарло. – Знаешь, что говорили древние римляне? «Divinum opus sedare dolorem» – «Божественное дело – успокаивать боль». Мы, анестезиологи, не только жизнь спасаем, мы избавляем людей от страдания! А вас, хирургов, – от советов пациентов во время операции, между прочим. Чем мы не ангелы? – Только от любовных страданий ни один анестезиолог, увы, не спасет, – пробормотала девушка. – Что? – не расслышал Джанкарло. Аннунциата вздрогнула и резко подняла на него глаза. – Я говорю, что кардиохирурги тоже имеют проблемы с сердцем, – меланхолично ответила Аннунциата и решительно покинула ординаторскую. Глава 3 Франко вернулся в ординаторскую в компании молодого человека лет двадцати пяти, гладко выбритого, аккуратно причесанного и одетого. Было ясно видно, что он хочет произвести хорошее впечатление с первого взгляда. В дверях они столкнулись с двумя хирургами, выходящими из ординаторской. Медики торопились, потому на бегу пожали руку студенту и умчались в конец коридора, а Франко с практикантом вошли внутрь. – Вот и твой будущий коллега, на следующей неделе заступит на дежурство, – сказал Франко, обращаясь к Джанкарло. Тот пожал протянутую руку молодого человека и представился: – Джанкарло. – Антонио, – ответил парень. – Добро пожаловать в священный храм кардиохирургии, – хмыкнул Джанкарло. – Как тебя угораздило сюда попасть? Нравится играться с чужими сердечками? – Нет, – рассмеялся Антонио. – Друг моего отца работает в этой больнице, только в инфекционном отделении. – Ясно, – скептически скривил губы Джанкарло и сел за свой стол, будто студент потерял для него всякий интерес. – Надеюсь, ты пошел в медицину не потому, что отец заставил, глядя на успешную карьеру друга? – добавил он с иронией. – Нет, меня вообще никто не заставлял, а этот друг – дальний друг, – пожал плечами Антонио. – Я про него случайно узнал, а поскольку мне очень хотелось попасть именно в эту больницу, отец и попросил его помочь. – Почему именно в эту больницу? – с живым интересом осведомился Франко, опередив Джанкарло. – Ну… Это ведь самая крупная больница города. Мне кажется, тут все по-настоящему, без прикрас, реальная медицинская атмосфера… – с мечтательным выражением в глазах ответил парень. – В маленькой частной клинике, где я проходил прошлую практику, все не так. А мне хочется окунуться в реальную жизнь. – Хм, – довольно хмыкнул Джанкарло. – Похвально. Только реальная жизнь вряд ли пахнет розами. – Это я в курсе, – снова засмеялся Антонио. – Но я не упал в обморок, попав впервые в операционную, хотя запах, должен признать… – он на миг замолчал, подбирая слова, – … сильный, в общем, запах. А ты почему пошел в кардиохирургию? – спросил он Джанкарло. – Случайно, – невозмутимо ответил тот. – Я особо не выбирал. – Как это – случайно? – не понял Антонио. – Я прочитал в объявлении, что в кардиохирургии пациентам требуется обезболивание души и резекция памяти, и не смог отказать. Антонио несколько мгновений хлопал глазами, обмозговывая слова Джанкарло. – В каком смысле – «резекция памяти»? – Чтобы пациент ничего не помнил после пробуждения. – Так ты анестезиолог? – догадался парень. – Смышленый, – похвалил Джанкарло. – Рад знакомству, – воодушевленно сказал Антонио. – Я, кстати, подумывал о том, чтобы дальше пойти на специализацию «Анестезия, реанимация и терапия боли»… – Не советую, – покачал Джанкарло головой. – Почему это? – Проведешь бесславную жизнь. Пациенты, скорее всего, вообще не узнают о твоем существовании: они знают имя хирурга, а вот имени анестезиолога никто никогда не слышал, да и лица не видел. А если и видел, то просто с кем-то перепутал. С ангелом, например. Антонио смотрел на Джанкарло, как на искусственный аппендикс, а тот, зевая, невозмутимо добавил: – Да и скукота это страшная. – Скукота?! Разве анестезиология – это скука? – изумился Антонио. – Да. В нашей профессии девяносто восемь процентов работы – это скучнейшая рутина, – кисло произнес Джанкарло. – Но остаются два процента веселья, – с надеждой посмотрел на него практикант. – Остаются два процента нервов. Веселиться некогда. Представления Антонио о мире явно пошатнулись, и он беспомощно переводил взгляд с одного медика на другого. Он уже ранее успел испытать на своей шкуре, что врачам верить на слово нельзя: они над практикантами злостно подшучивают. Но Джанкарло показался ему таким серьезным мужчиной, и в словах его звучала такая искренняя горечь, что бедный студент никак не мог определиться, верить анестезиологу или нет. Тогда он в замешательстве взглянул на хирурга и спросил, пытаясь спастись из моря сомнения: – А ты, Франко, почему пошел в кардиохирурги? – Чтобы на законном основании иметь возможность смотреть на обнаженных женщин и беспрепятственно щупать их за грудь, – с самым серьезным видом ответил Франко. – Хахаха, – прыснул со смеху Антонио. – О такой причине я даже не догадывался. – Ты много о чем не догадываешься, поверь мне, – назидательно изрек Франко. – Люди идут в медицинский университет, не имея ни малейшего представления о реалиях жизни медиков, – согласился Джанкарло. – А потом разочаровываются. – Почему это? У меня родители медики. – Неужели? – удивился Джанкарло. – И что, это они посоветовали тебе пойти в медицину? – Нет. Они отговаривали, – хмыкнул Антонио. – Вот видишь. Именно в тот самый момент дверь в ординаторскую отворилась, и на пороге материализовалась Аннунциата. – О! А вот и наш без пяти минут хирург, чудесный специалист, – подошел к девушке Джанкарло и обнял ее за плечи, подводя к Антонио. – Нунция, – протянула девушка руку для пожатия. – Антонио, – несколько растеряно произнес парень, во все глаза разглядывая Аннунциату. – Ты так на нее смотришь, будто никак не ожидал увидеть здесь представительницу слабого пола, – усмехнулся анестезиолог. – Признаться честно, да. Немногие женщины идут в такую суровую область. – Факт, – подтвердил Джанкарло. – Любой нормальный человек, тем более женщина, упал бы в обморок или сошел бы с ума от ужаса при одной только мысли о том, чтобы кому-то вскрыть грудную клетку, остановить сердечко, поковыряться в нем, ткнуть пальчиком, чтобы оно запустилось заново, и как ни в чем не бывало зашить грудину и пойти пить кофе. А Нунция делает это, не моргнув глазом. Так что никогда не связывайся с женщиной-хирургом. Это страшные люди. – Страшнее женщин-хирургов только мужчины-анестезиологи, – невинно улыбнулась Нунция и, высвободившись из объятия Джанкарло, прошествовала к своему столу. – Я вижу, у вас тут царит взаимная любовь, – хмыкнул Антонио. – Точно! – подтвердил Джанкарло. – Хирург без анестезиолога, как шприц без иглы. – Хорошему хирургу анестезиолог не нужен. Потому что пациент, крепко закрепленный на столе, не нуждается в наркозе, – с непроницаемым видом сказал Франко. Антонио аж рот раскрыл и глаза распахнул. – Запомни, дорогой коллега, – взял Джанкарло под локоть практиканта и перешел на разговор вполголоса, словно для того, чтобы друзья его не слышали. – Хирург – это садист, это кровь, а анестезиолог – это невидимый добрый ангел, который пытается скрыть от пациента весь этот садизм. Но прежде всего, анестезиолог – это мозг. Потому в команде с хорошим анестезиологом даже хирург может стать хорошим врачом. – Ну, ясно, – послышался суровый голос Франко, но Джанкарло с Аннунциатой видели смешинки в его глазах, – мы чернорабочие, а вы люди искусства, маги и волшебники… – сделал он характерный жест рукой. – Только без нас, простых работяг, вы, маги, остались бы без работы, никому в принципе ненужные, – ехидно подхватила Нунция. – Подумай, какие великие дела мы творим независимо от вашего существования: пересаживаем сердце, мозги… – Независимо от нашего существования? – саркастично уточнил Джанкарло. – Кому нужна ваша пересадка сердца или мозгов, если мы не сможем разбудить после этой пересадки пациента? – То есть как «не сможете разбудить пациента»? – пробормотал Антонио. – Разве это анестезиологи будят? – Ты в операционной на прошлой практике что делал? – спросил Франко. – Крючки держал… – Аааа… В этот раз будешь резать. А потом, может, Джанкарло покажет тебе, как пациент просыпается после твоего вмешательства в его организм. Если, конечно, просыпается… – добавил он с обезоруживающей улыбкой. **** – Поужинаем вместе, а потом ко мне? – бодро произнес Франко в трубку, выходя из ординаторской. Сегодня у него наконец-то намечался своевременный уход домой. Конечно, на сто процентов ни в чем нельзя быть уверенным, но шансы высоки. – Прости, Франко, но сегодня я не могу… – послышался извиняющийся голос Мариэллы. Франко опешил. За год, что они были вместе, Мариэлла ни разу ему не отказывала! Она хорошо знала о его напряженном и непредсказуемом графике работы и своими глазами видела истинное положение вещей. И она понимала и принимала эту ситуацию. По крайней мере, Франко так казалось. – Что-то случилось? – напряженно спросил он. – Нет-нет! – поспешно заверила девушка, но потом резко замолчала, будто пожалела о том, что эти слова сорвались с ее уст. – Ты ведь знаешь, что потом можно ждать долго благосклонности бога хирургии, – с горьким упреком усмехнулся он. – Франко, я не могу всю мою жизнь подстраивать под твою работу! – вдруг с раздражением произнесла Мариэлла. Или это только попытка найти себе оправдание. Что бы там ни было, а Франко это решительно не понравилось, ибо он нутром чувствовал в ее интонации какой-то подвох. Да, время от времени она выражала свое недовольство или досаду, но никогда слова не были такими резкими, а тон – таким раздраженным. – Мариэлла, ты ведь знаешь, что я кардиохирург, а не пиццайоло (прим.автора: тот, кто готовит пиццу). Хотя даже у пиццайоло бывают наплывы клиентов и сверхурочная работа! А у меня – пациенты, жизнь которых под угрозой! Я не могу бросить больного на операционном столе с разодранной грудной клеткой, если операция пошла не так, как хотелось бы, только потому, что в семь вечера у меня свидание! И не могу бросить пациента, если у него прихватило сердце, и надо спасать его жизнь, понимаешь?! – Да, я понимаю, Франко, – послышались виноватые нотки в голосе девушки. – Но я думала, что скоро все изменится… – С чего это ты так думала? – У заведующего отделением нет подобных непредвиденностей. По крайней мере, не каждый день! – пылко заявила она. – Я работала с синьором Ди Белли и знаю, о чем говорю! – Да, но это не моя вина, что вместо меня на эту должность поставили этого… – со злостью начал Франко, но резко замолчал. Несмотря на любовь с Мариэллой, он полностью доверял только Аннунциате и Джанкарло. – Вот именно, Франко, что теперь нет никакой надежды на то, что жизнь скоро нормализуется! – Я не понимаю: ты решила расстаться со мной?! – ошеломленно спросил Франко. Короткая заминка – но этого было достаточно, чтобы сердце его потяжелело. – Франко, не драматизируй! Я всего лишь сказала, что мы не можем встретиться сегодня! – Понятно, – сквозь зубы проговорил Франко. – Buonanotte (с итал.: спокойной ночи), – добавил он, хотя солнце за окном еще даже не думало отправляться спать. Отключив телефон, он на миг застыл неподвижно, уставившись в одну точку. Потом вздохнул и направился, мрачно сдвинув брови, в корпус кардиологии. Как и обещал, Франко уже связался с коллегами и навел справки о пациентке по фамилии Фоссини. Пациентка была молодой, ей недавно исполнилось только тридцать два, а проблемы она имела весьма серьезные: ей действительно нужно было делать операцию. Но не это являлось проблемой. Настоящей проблемой стала ее беременность. Франко пока имел только общее представление о ситуации, но с профессиональной точки зрения случай для него обещал быть интересным. Он в последние годы занимался проблемами с сердцем у беременных, провел несколько успешных операций и защитил на эту тему диссертацию. Взять на себя этот случай было мечтой для Франко. Правда, услышав заключение коллеги из кардиологии, он озадачился и пообещал при первой же возможности заглянуть в соседний корпус. Вердикт кардиолога был суровым: делать аборт и спасать мать. И нельзя его обвинять в бесчеловечности, ибо существует принцип, которым руководствуются все медики: спасают в первую очередь мать, а не еще не родившегося ребенка. Тем более на таком сроке: двадцать вторая неделя. – Ты уверен, что она не протянет хотя бы еще шесть недель? – задумчиво спросил Франко, изучая анализы. – Шесть? А, до того момента, когда можно будет достать ребенка, готового к жизни, – понял кардиолог ход мысли Франко. – Как видишь, она уже оказалась в реанимации, – развел руками медик. – Давление поднялось до угрожающего максимума. Еще чуть-чуть – и у нее бы случился отек легких. Полагаю, что в ближайшее время это и произойдет, если не заменить клапан аорты. Франко прекрасно понимал, что оперировать аортальный клапан у беременной женщины – очень сложное и рискованное занятие. Но он уже провел несколько успешных операций на сердце беременным, потому полагал, что в этом случае тоже стоит собрать консилиум и попробовать найти выход. Конечно, куда проще прервать беременность и прооперировать больную. Но, как догадывался Франко, она вряд ли захочет расстаться с ребенком. – Как кардиолог, я выхода, кроме аборта, не вижу, – сказал коллега. – Но ты, Франко, кардиохирург, возможно, ты его увидишь. Во всяком случае, я тебе этого искренне желаю. – Сколько у нас времени? – спросил Франко, рассматривая снимки. – Не знаю, Франко… Думаю, две-три недели… Не получится дотянуть до двадцать восьмой недели, – обреченно вздохнул кардиолог. – Это я уже понял. Но чтобы принять оптимальное решение, надо провести еще обследования, обсудить вопрос с коллегами… Я для этого спрашиваю: есть ли время или хирургическое вмешательство нужно буквально на днях. – Пара-тройка недель, Франко. И то, если пациентка будет находиться в состоянии покоя. Любые нагрузки только ухудшат ее состояние и приведут к отеку легких. Действительно слишком опасно для нее оставаться беременной. Впрочем, и, не будучи таковой, она долго не протянет, если не провести операцию. Стремительной походкой Франко вошел в палату, где находилась синьора Фоссини. Пасмурный свет проникал сквозь стекло, мягко освещая помещение. Одна койка была свободной, а на второй лежала бледная и изможденная девушка. Если бы Франко не знал о ее возрасте, то подумал бы, что ей лет двадцать. Худоба и бледность лица делали ее значительно моложе своих лет. Каштановые волосы были заплетены в короткую косичку, а большие темные глаза впились в вошедшего медика напряженным взглядом. Любопытство смешалось в них с испугом. – Salve (с итал.: здравствуйте!), я кардиохирург, Франко Боско, – дружелюбно представился он, приближаясь к койке. Девушка тут же оживилась, и в глазах ее зажглась надежда. Такая надежда часто зажигалась в глазах его пациентов, Франко был привычен к этому. – Buongiorno (с итал.: добрый день!)! Спасибо, что пришли, – искренне улыбнулась девушка. – Вчера я звонила в секретариат, и мне пообещали, что вы свяжетесь со мной. Правда, я уже потеряла надежду… – Зачем вы хотели меня видеть? – полюбопытствовал Франко. Хотя об ответе он догадывался: наверняка кто-то посоветовал больной именно его, или она сама навела справки. Но это был хороший повод наладить с пациенткой контакт: спросить о чем-то отвлеченном, а не говорить только о болезни. – Вы оперировали отца моей подруги с тем же диагнозом, какой поставили мне. Подруга сказала, что вы ангел, который спас жизнь умирающему человеку. Я хотела попросить вас, чтобы вы спасли меня… – умоляюще посмотрела она на хирурга, и глаза ее наполнились слезами. Франко видел немало таких слез и немало мольбы слышал в разных голосах, но он всегда старался дать пациенту ощущение, что каждый больной значит для него много, и подарить уверенность, что сделает все ради спасения жизни больного. – Отрадно слышать, что я совершил чудо. Как нынче поживает отец вашей подруги? – с улыбкой спросил Франко. Он понятия не имел, о ком речь, но ему было достаточно, что пациент живет и радуется жизни, а как его зовут – не столь важно. – Хорошо, – улыбнулась девушка и с восхищением посмотрела на Франко. – Неужели вы помните его? – Кардиохирурги помнят всех своих пациентов, – заверил Франко. И это было правдой, потому что кардиохирург не просто режет грудную клетку и колдует над сердцем или сосудами, зашивает и уходит из операционного зала, даже не взглянув на неподвижно лежащего человека, а кардиохирург еще и ведет своего пациента до и после операции. А даже если операция случается с экстренно поступившим больным, то послеоперационное общение так или иначе оставляет хоть какое-то воспоминание о пациенте. – Синьор Боско, помогите мне… Мне сказали, что я должна сделать аборт… Для меня лучше умереть… – всхлипнула девушка. – Я так люблю этого кроху! Он уже шевелится внутри меня, понимаете?! Я не могу его убить! Франко за свою практику видел много слез и боли, но для любого настоящего врача судьба каждого пациента становится частичкой его судьбы. Он упрямо посмотрел на девушку – и улыбнулся. Солнечно и беззаботно. Ему было жизненно необходимо вселить в нее веру, что солнце будет для нее всходить еще очень много раз. – Синьора… – Аделе, – протянула девушка худенькую руку. – Франко, – горячо сжал он ее ладонь. – Нет, я не могу звать вас по имени, Signore (прим.автора: помимо обращения «синьор», переводится также, как «Бог, Господь», то есть как обращение к богу), – возразила она. – Почему? – приподнял Франко бровь. – Вы для меня бог. Так вас охарактеризовала моя подруга: бог-хирург. Франко искренне рассмеялся. Похвала приятным теплом отозвалась в душе и немного смутила. – Как максимум, я его представитель на земле, – подмигнул он. – А значит, я обычный человек. Потому поговорим, как обычные люди, – предложил Франко. – Как вы себя чувствуете? – Хорошо. – А что с вами случилось до этого? – Жжение и боль в левой груди, одышка… Потом я потеряла сознание. К счастью, это произошло на работе, и коллега вызывала врачей, – рассказала Аделе. – У вас врожденный аортальный стеноз. Неужели вы ничего об этом не знали? – Нет, – мотнула Аделе головой. – Слабые шумы обнаружили только месяц назад. Но я уезжала на три недели и лишь в ближайшие дни собиралась наведаться к кардиологу. – Весьма экстремальным способом решили наведаться, – хмыкнул Франко. – Увы… – печально вздохнула Аделе. – Неужели у меня нет шансов сохранить ребенка? – умоляюще посмотрела она на Франко, непроизвольно прикладывая руку к животу, которого даже не было видно под одеялом. – Конечно, шансы есть. Надо только придумать, как это сделать. – Вы действительно волшебник и бог… – прошептала Аделе, и почти счастливая улыбка озарила лицо девушки, а глаза засияли. В них читались облегчение и надежда. – Я разговаривал с кардиологом, вас курирующим, видел ваши снимки. Положение, прямо скажем, рискованное, и мне предстоит посоветоваться с коллегами: с анестезиологом, акушером-гинекологом и прочими. Я уже несколько лет работаю с беременными пациентками, а за последние четыре года провел некоторым из них успешные операции. Поэтому смею вас заверить, что сделаю все возможное, чтобы починить ваше сердце и спасти вас и вашего малыша. Но вы должны мне помочь. – Конечно! – порывисто села Аделе на кровати. – Прежде всего, вы не должны вот так порывисто реагировать на внешние раздражители, – улыбнулся Франко, но тем не менее взгляд его был суров и давал понять, что сейчас не время для шуток. – Вам нужен полный покой. Любая, даже самая маленькая нагрузка приведет к серьезным последствиям. – Понимаю, – кивнула Аделе, осторожно откидываясь назад. – Мы проведем дополнительные обследования, после чего я проконсультируюсь со своим коллегой из Рима, который тоже проводит операции на сердце беременным. Потом, если анестезиолог даст добро на вмешательство, которое мы решим предпринять, мы сделаем вам операцию. – Но почему… анестезиолог? – Без анестезии мы вряд ли справимся. Тем более в вашем случае. Он должен найти способ обезболивания, приемлемый для вас. – Я просто думала, что хирург говорит свое слово, а остальные подстраиваются, – смущенно улыбаясь, пояснила Аделе. – Это заблуждение, – заиграла на губах Франко снисходительная улыбка. «Хорошо, Джанкарло не слышит моих слов, иначе стал бы смотреть на меня как бог на грешника», – подумал Франко и пояснил свою мысль: – Разрешение на оперативное вмешательство дает анестезиолог: ведь если пациенту нельзя сделать анестезию, о какой операции может идти речь? – А если он скажет, что нельзя? – со страхом спросила Аделе. – Не волнуйтесь, он у нас маг и волшебник, – хмыкнул Франко, вспомнив недавний разговор с Джанкарло, – он непременно изобретет какое-нибудь зелье, чтобы я смог поколдовать над вашим сердцем. Аделе растерянно смотрела на врача. Франко прекрасно знал, что пациенты плохо понимают роль анестезиолога в операции. Больной полагает, что анестезиолог вкалывает наркоз и уходит пить кофе. И Франко этот миф развенчивать не собирался: незачем пугать пациента подробностями о туманной деятельности коллеги-невидимки. Потому он всегда пытался говорить непринужденно, не вдаваясь в подробности. Когда хирург собрался уходить, Аделе улыбалась уже почти счастливо. – Спасибо вам, Франко! Вы действительно потрясающий врач! – с восхищением поблагодарила Аделе, не в силах красноречивее выразить свою признательность. – Потрясающий я или нет, вы сможете оценить, только выйдя из этой больницы здоровой, – заметил Франко, поднимаясь. – Знаете, я всегда с ужасом думала о том, что мне придется лечь под нож хирурга. Они все представлялись мне жестокими и брутальными мужчинами, потому что только такие могут, не моргнув глазом, резать живого человека, будто это бифштекс какой-то. А теперь вижу, что хирурги – душевные люди. – Ни один хирург, уверяю вас, не воспринимает пациента, как бифштекс. Иначе мы все были бы вегетарианцами. И кстати, вы полагаете, что хирургами становятся только мужчины? – Нет… – неуверенно пожала плечами Аделе. – Хотя я в основном слышала рассказы именно о хирургах-мужчинах… – Мне будет ассистировать женщина. Даже скорее девушка, – подмигнул Франко. – Может, это успокоит вас немного. – Я всегда недоумевала, откуда девушки находят столько смелости, чтобы пойти в хирурги. Она, наверное, особенная? Франко на миг отвел глаза от лица Аделе и устремил задумчивый взгляд в окно. Честно признаться, он никогда не размышлял над этим вопросом. – Да, она особенная, – подтвердил Франко. – Женщина-хирург – это особая субстанция, – теплая улыбка озарила его лицо. – И смею вас заверить, что она отличный специалист, потому вы должны быть вдвойне спокойны: ведь два хороших хирурга – это еще надежней, чем один, – наконец, рассмеялся Франко, и Аделе ответила ему солнечной улыбкой. – Берегите себя. И мужа попросите вас беречь, – подмигнул он своей пациентке. Улыбка вдруг сползла с ее уст, и Франко даже испугался, внимательно вглядываясь в ее лицо. – Я не замужем, – призналась Аделе. Франко молча смотрел на нее, опасаясь задавать вопросы. Он понятия не имел, почему Аделе одинока, и боялся эмоционально нагрузить ее без того перегруженное сердце. – Десять лет назад я вышла замуж, но не могла забеременеть, и муж подал на развод. Целый год я провела в депрессии, а потом встретила отца моего малыша. Мне казалось, что он искренне любит меня, ведь он с пониманием отнесся к известию, что я, возможно, никогда не смогу иметь детей. Оказывается, это было просто удобно для него… – печально опустила Аделе голову. – Когда тест показал две полоски, я едва не сошла с ума от радости. Я столько лет мечтала о малыше! Я не хотела сообщать эту новость своему мужчине по телефону, а решила поехать к нему в офис. При нашем первом знакомстве он дал мне свою визитку, как возможному клиенту, и она лежала у меня в кошельке. Но я впервые отправилась туда, потому что офис находится не в Тренто, а в получасе езды. Когда секретарь спросила мою фамилию, я почему-то решила назвать вымышленную. Она проводила меня до кабинета… Когда я вошла, он побледнел… В кабинете стояли два стола, и за соседним сидела женщина его лет. Он, к слову, на пятнадцать лет меня старше. Она поднялась и представилась. Оказалось, она его жена… – сообщила Аделе ровным тоном. Франко остолбенел. Когда женщина борется за жизнь не родившегося ребенка от любимого мужчины – это понятно. Но часто женщины, которых обманули, ненавидят и отца, и ребенка. По логике вещей, она должна была бы счесть за благо такую причину прерывания беременности, как аортальный стеноз! А она готова рискнуть своей жизнью ради спасения жизни ребенка от мужчины, который ее обманул. – Вы удивительная… – медленно сказал он. – Другая бы ненавидела этого ребенка… – Причем тут ребенок, если я сама была идиоткой? – пылко возразила она. – Ведь это я не видела очевидные вещи! И потом, знаете, я очень хочу ребенка… Подарите мне радость материнства, пожалуйста, – умоляюще сложила Аделе руки. – Я постараюсь, Аделе. Обещаю вам. – У меня правда есть шансы? – Разумеется. Нам с коллегами нужно только выявить самый оптимальный из них, – беззаботно сказал Франко. Простившись, Франко вышел в коридор. Лицо его тут же стало серьезным и сосредоточенным. Случай Аделе едва ли можно было назвать простым: и она, и ребенок были под большим риском. Но и без того испуганному пациенту об этом знать вовсе не обязательно. Никому не станет легче, если больной будет паниковать. Глава 4 – Ну, что рассказывает твоя возлюбленная о своем новом начальнике? – тщательно скрывая сарказм, невинно спросил Джанкарло у Франко, когда друзья остались в ординаторской втроем. – Ничего не рассказывает, – буркнул Франко. – Я не разговаривал с ней на эту тему. – Вчера вечером времени только на секс хватило? – хмыкнул Джанкарло. – А время-то все дальше уносит тебя от заветной должности… – У меня снова создается ощущение, что это тебя оно уносит от заветной должности, – недовольно пробурчал Франко, не поднимая головы от бумаг, которые он сосредоточенно просматривал. – Меня оно все дальше уносит от нормальных условий работы. Вчера я отправился к нему подписать документ по пациентке. И что ты думаешь? Он раздраженно выдал: «Стучать надо!» Porcamiseria (с итал.: черт подери!), он, может, еще часы приема укажет? – кипятился Джанкарло. – Анестезиологи: понедельник-среда-пятница с десяти до одиннадцати, хирурги: вторник-четверг с пятнадцати до шестнадцати, а суббота-воскресенье: выходной? – А почему это хирурги два раза в неделю, а анестезиологи – три? – сердито спросил Франко, наконец отрываясь от бумаг. Джанкарло характерным жестом взмахнул рукой и нервно прошелся до окна и обратно. – Ты что, смирился? – остановился он напротив друга. – Нет! – раздраженно всплеснул руками Франко. – Но эти дни ты сам провел вместе со мной в операционной! Было у тебя время подумать, как избавиться от этого недоумка? Вот и у меня нет. – Да, но ты мог бы спросить у Мариэллы… – Да не видел я ее! – нервно прервал его Франко. – У нее вчера дела какие-то нашлись, не встречались мы! Аннунциата, заполнявшая журнал, подняла голову и внимательно посмотрела на широкую спину Франко. Потом поймала быстрый взгляд Джанкарло и нахмурилась. – У меня тоже есть к нему разговор. Вот и схожу, познакомлюсь наконец поближе, – со злой иронией добавил Франко. – Сегодня утром я спросила у наших, знают ли они этого Сантини, – подала голос Аннунциата. Мужчины одновременно повернули головы и вопросительно посмотрели на коллегу. – Никто понятия не имеет, кто это такой. Зато Роберто тоже имел счастье сходить к нему и обсудить предстоящую операцию. – И? – поторопил Джанкарло Нунцию, видя, что она замолчала. – Ничего. Сантини сказал, что еще не вошел полностью в работу и не может решать такие проблемы. – А кто будет решать такие проблемы? – задал риторический вопрос Джанкарло. – Или нам теперь к самому руководителю клиники, к синьору Бранцоли ходить по поводу каждой салфетки? В ординаторской повисла тишина, напряженная, пропитанная недовольством. – Сейчас я к нему схожу. Посмотрю, что за гения нам подсунули. Потом обсудим, что делать, – медленно произнес Франко, поднимаясь из-за своего стола и беря папку с бумагами. – Кстати, Джанкарло, нас ждет интересный, но чрезвычайно сложный случай. Я уже Нунции рассказывал, теперь мне надо с тобой обсудить. Для тебя там намечается работка в лучших традициях академии магов. – Ух, красота… – воодушевленно потер руки анестезиолог. – Меня всегда радует, что ты с оптимизмом смотришь на такие случаи. Другой бы, может, давно бы утопился, а ты оптимист, – тепло хлопнул Франко друга по плечу, проходя мимо. – Я анестезиолог, Франко. А как иначе жить великим грешникам? – Может, это и хорошо, что ты грешник. Праведник с задачей не справился бы. – Что, так серьезно? – притворно испугался Джанкарло. – О, ты не представляешь, насколько. Нам с Нунцией предстоит совершить чудо, о котором я писал диссертацию. – Понимаю, – кивнул Джанкарло. – И помни, что хирург способен совершить любое чудо. Но только то, которое ему позволит совершить анестезиолог. Выйдя из ординаторской, Франко зашагал к кабинету заведующего отделением. Впервые в жизни идти туда было неприятно. Печаль, страх, радость, сомнения, напряжение, удрученность – это Франко испытывал по дороге в кабинет непосредственного руководителя много раз. Но отторжение и неприязнь – никогда! Подойдя к двери и взявшись за ручку, он на миг замер и на несколько секунд прикрыл глаза, настраивая себя на позитив. Франко хорошо понимал, что конфликт не приведет ни к чему, кроме невыносимых условий работы. Вообще, по пути сюда он задумался над словами Джанкарло и увидел в них рациональное зерно: втереться в доверие к новому начальнику может быть весьма полезным ходом, ведь таким образом проще обнаружить его слабые места и поточнее ударить в них. Странные звуки, доносившиеся из-за закрытой двери, заставили Франко вынырнуть из раздумий. Что это были за звуки, он не понял, но они вызвали неприятную вибрацию в груди. Он решительно нажал на ручку и распахнул дверь. Мариэлла за секунду до того момента, как Франко ее увидел, явно совершила какое-то молниеносное движение: спрыгнула со стола, вскочила или отшатнулась от Габриэле Сантини, который, вместо того, чтобы находиться за дверью своего личного кабинет, почему-то торчал в приемной рядом со столом секретаря. Франко с потяжелевшим сердцем застыл на пороге, а отвратительные мысли, еще даже не приобретшие законченную форму, принялись терзать мозг. – Стучать надо, прежде чем дверь открывать, – раздраженно сказал заведующий кардиохирургическим отделением. Франко хотелось запустить в него каким-нибудь скальпелем. Если врач приходил к заведующему отделением, то не ради того, чтобы выпить кофе или обсудить результаты воскресного тура Серии А (прим.автора: основной Чемпионат Италии по футболу). Медики сюда приходили по делу и чаще всего по срочному делу, когда нет времени ждать разрешения войти. Потому и не стучали. – Мы в хирургическом отделении, а не в поликлинике, – сухо изрек Франко. – Часто у нас нет времени даже на стук. Мускул на щеке Сантини отчего-то нервно дернулся. – Что вы хотели? – несколько смутившись, спросил Сантини. – Что-то срочное? – Да. Нужно срочно собрать консилиум по поводу проблемной пациентки и принять решение, – все также сухо изрек Франко. Потом посмотрел на Мариэллу. Та взирала на него с нескрываемым ужасом. – Но почему… причем тут я? – неконтролируемо дрогнул голос Сантини. – Вы заведующий отделением, или я что-то не так понял? – зазвучали едва заметные саркастичные нотки в голосе Франко. – Да, но я только на днях заступил на работу! Я еще не вошел в курс дела… – Пациент не может ждать, когда вы войдете в курс дела. Нужно принимать немедленное решение. – Но как я могу взять на себя такую ответственность, я ведь ничего не знаю об этом случае?! – расширил глаза Габриэле. Франко оторопело воззрился на заведующего. – Для того мы и собираемся на консилиум, чтобы рассмотреть результаты анализов, вникнуть в ситуацию и общими усилиями решить, как помочь больному, – без эмоций сказал Франко. – Или вы имели в виду, что ничего не знаете о кардиологии? – не сдержался он, и в голосе прозвучала нескрываемая язвительность. – Да как вы смеете?! – побагровело лицо Габриэле от злости. – Значит, на консилиуме вы без проблем вникнете в ситуацию, – совершенно не испугавшись праведного гнева оскорбленного начальника, снисходительно улыбнулся Франко. – И даже будете готовы при необходимости ассистировать на операции, – добавил он. Лицо Сантини из багрового стало бледным. Мысль об ассистировании его явно испугала, и этот факт позволил Франко сделать определенные предположения: либо Сантини вообще не хирург, либо в операционном зале произошло нечто, что теперь заставляет его вздрагивать при слове «операция». – Вы оперировали? – смело глядя на начальника, решил тут же уточнить Франко, широко улыбнувшись и тщательно скрывая сарказм. – Да, разумеется! – заверил Сантини. – Я кардиохирург! Не понимаю, почему вы позволяете себе сомневаться?! – снова отразился гнев на его лице. – Потому что вы говорите такие вещи, которые ставят под сомнение род ваших занятий. Даже если вы пришли сюда не с позиции управляющего, вы должны были с ним общаться и знать, как построено это общение. – Я работал не в Италии! – А, – коротко произнес Франко, впрочем, очень сомневаясь, что в других странах практика сильно отличается от итальянской. – Подготовьте мне документы по этому случаю… – пробормотал Габриэле. – Чтобы я подготовился к консилиуму, – быстро пояснил он. – Когда он будет? – Никакие документы готовить не требуется. Мы встретимся завтра, в девять утра, и обсудим, – недобро улыбнулся Франко, потом, бросив убийственный взгляд на Мариэллу, покинул секретариат. Не успел Франко сделать и двадцати шагов, как буквально наткнулся на синьора Бранцоли, поспешно вывернувшего из-за угла. – О, Франко, какая удача! – воскликнул он, будто увидел родного сына, который не был дома, по меньшей мере, лет десять. – Я весь день пытаюсь поймать тебя, но ты неуловим, как ветер! Франко мог бы порадоваться, что начальник так мечтал о встрече с ним, но что-то в движениях и интонации синьора Бранцоли наводило на мысль, что такое жаркое стремление продиктовано отнюдь не желанием пригласить подчиненного в кино или похвалить за достижения в медицине. Нервозность сквозила в его наигранно счастливой улыбке, а жестикуляция была чрезмерно экспрессивной для всегда сдержанного и меланхоличного руководителя. – Что-то опять случилось? – осведомился Франко. – Опять?! Разве у нас что-то постоянно случается? – удивился Бранцоли. – Да, жизнь в отделении кардиохирургии весьма непредсказуема, – хмыкнул Франко. – Так чем могу быть полезен? – Ты очень спешишь? Может, дойдем до моего кабинета? – Я очень спешу, – невозмутимо подтвердил Франко. Бранцоли обескураженно всплеснул руками, хотя и предполагал получить именно такой ответ. – В ординаторской у вас полно народу, наверное? – нерешительно предположил начальник. – У вас ко мне секретное дело? – изумился Франко. – Да. Мне нужно поговорить по поводу заведующего отделением… Да, я понимаю твои чувства, – выставил он вперед руку, увидев, как Франко, набрав воздуха, хотел что-то сказать. – Но жизнь не всегда идет так, как нам хочется. И ты, как никто другой, это знаешь. Разве у тебя на операционном столе не случается неожиданностей? – У меня на операционном столе сталкиваются законы физики, химические реакции и возможности техники, и это нормально, что их взаимодействие порой выходит за рамки наших предположений, – сухо ответил Франко. – А в повседневности сталкиваются наши грехи с законами жизни и сложной системой родственных и дружеских связей! – пылко проговорил Бранцоли, пытаясь сохранить спокойствие. – Я уже понял, что Сантини ваш протеже, но его коллеги и пациенты не обязаны расплачиваться за ваши грехи. – При чем тут мои грехи?! – слишком нервно для безгрешного человека воскликнул Бранцоли. – Вот и я не понимаю, при чем тут ваши грехи и назначение Сантини заведующим, – пожал плечами Франко. Бранцоли провел рукой по волосам, и Франко увидел, как едва заметно дрожат руки начальника. Пожалуй, нечасто он видел его в таком состоянии. – Мне нужна твоя помощь, – в упор посмотрел Бранцоли на хирурга. – Помогать людям – это моя специализация, – иронично ответил Франко. – Ерничаешь… – с досадой прокомментировал начальник. – Так вот, как я тебе уже сказал, Сантини – сын моего дорогого друга. А теперь слушай внимательно: последние три года он работал в одной клинике за рубежом кардиохирургом. Недавно он захотел вернуться на родину, а ты ведь знаешь, что в нашей стране не так просто найти работу. Вот его отец и попросил помочь. Как раз освобождалось место… Франко смерил руководителя возмущенным взором. Но промолчал, ибо Бранцоли ведь не обещал назначить именно его, Франко, заведующим кардиохирургическим отделением. – Так кого мне следует прооперировать? – мрачно улыбнулся Франко. – Прооперировать?! – Вы сказали, что вам нужна моя помощь. – Помочь Сантини войти в должность! – рассердился Бранцоли. – Он работал в другой системе и не знает, как у нас тут все построено! А ты был правой рукой Ди Белли и знаешь, как все протекает. Стань правой рукой Сантини, я прошу тебя! Больше всего Франко в тот момент хотелось взять и выплеснуть в лицо Бранцоли содержимое чьего-нибудь ночного горшка. Мало того, что руководитель клиники лишил его должности, на которую Франко претендовал и которую достоин был занять, так руководитель еще хочет, чтобы он, Франко, всячески содействовал укреплению конкурента (весьма сомнительного к тому же) на этой должности. Внутри хирурга поднималась неукротимая волна злости, возмущения и практически ненависти и к Бранцоли, и к Сантини. – Синьор Бранцоли, у меня нет времени помогать кому-то входить в должность. У меня еле хватает времени, чтобы помочь пациентам остаться на этом свете. Я иной раз по двенадцать часов только в операционной провожу. Главным хирургом! – уточнил он. – А на следующий день лечу в Рим или Брюссель на конференцию. Простите, но где я возьму еще время? Бранцоли обескураженно и даже виновато смотрел на Франко. Было явно видно, что он уже серьезно пожалел о своей просьбе, а, может, и о самом назначении. – Я не прошу ничего сверхъестественного, Франко, – пробормотал он. – Помоги ему провести планерки, ты все равно на них присутствуешь, так возьми это в свои руки. И по сложным случаям пока пусть… к тебе обращаются, – совсем стушевался Барнцоли, тщетно пытаясь сохранить остатки своей уверенности. – Ты и с синьором Ди Белли раньше разбирал эти случаи, а иногда и вместо него! Франко иронично смотрел на начальника, скрестив на груди руки. – А что тогда будет делать заведующий? – Франко, ему надо дать время! И пока он не войдет в процесс, я не могу рисковать здоровьем пациентов, репутацией больницы и своим местом, понимаешь ты это или нет?! Ты в этом отделении в последние годы был вторым главным человеком после Ди Белли, я всегда мог на тебя положиться, как на самого себя! Что сейчас за бунт?! Хирург молча разглядывал руководителя клиники. «Интересно, он в самом деле не понимает, с чего этот бунт, или прикидывается?» – Да, я понимаю… Ты и все в вашем отделении планировали увидеть на этом месте тебя, но… Поверь мне, Франко, это было не моим желанием и не моим решением – поставить на эту должность Сантини. – А чьим? – приподнял Франко бровь. – Указание свыше, – неопределенно и совсем неубедительно ответил Бранцоли, опуская глаза. Испытующе сверля руководителя пытливым взглядом, Франко быстро прокрутил в голове иерархическую лестницу медицинских учреждений в Италии, чтобы понять, кто свыше мог повлиять на назначение. – Франко, я прошу тебя. Я не останусь в долгу и при первой же возможности продвину тебя по карьерной лестнице. – Медик по карьерной лестнице должен двигаться сам, по заслугам, а не при поддержке влиятельных персон. Единственное, что я вам могу пообещать, – это что я не допущу, чтобы пострадали пациенты. А сейчас, извините, но я спешу, – произнес Франко и, круто развернувшись, направился прочь. – Спасибо… – тихо сказал ему в спину руководитель. Глава 5 Злой, как тысяча чертей, Франко вернулся в ординаторскую. Но поделиться эмоциями с друзьями у него не было возможности, ибо всех ждала операция. К счастью, случай оказался банальным, а хирургическое вмешательство прошло без эксцессов, и в 17:30 – о, чудо! – трое друзей покинули священный храм кардиохирургии. Слишком много вопросов следовало обсудить, потому было решено отправиться в любимую остерию, расположенную в самом сердце Тренто, где можно почувствовать дыхание города, его размеренный пульс и спокойное течение жизни по главным артериям. Трое врачей неторопливо шагали по одной из узеньких улочек, вдоль типичных итальянских домов, тесно прижавшихся друг к другу. На окнах и в кадках у дверей росли яркие цветы, раскрашивая город сочными оттенками и делая его неимоверно живописным. Повсюду попадались крошечные ресторанчики, пиццерии, кафешки, за столиками которых сидели в большей степени аборигены, чем туристы. Пока взрослые поглощали пасту, запивая бокалом рубинового вина, их детишки носились туда-сюда, играли в футбол и весело щебетали, словно птички во фруктовых деревьях, растущих вдоль улицы. Болтая о пустяках, друзья не заметили, как дошли до главной площади Тренто – Piazza Duomo. Эта площадь – словно маленькое ожерелье городского центра, а аккуратные домики различной высоты и покраски напоминают разноцветные бусинки, главная из которых, конечно, Дуомо. И окружает это ожерелье грозного и могущественного Нептуна. Он величественно возвышается над площадью и пристально следит за происходящим, а очаровательные ангелочки и изящные тритоны и морские коньки, поддерживающие чаши фонтана, составляют ему компанию. – Вы никогда не задумывались, – вдруг остановилась Аннунциата около фонтана, задумчиво глядя на скульптуру, – что делает статуя Нептуна, морского бога, в городе, который расположен далеко от моря? Джанкарло с Франко непонимающе воззрились на девушку, а потом перевели взгляд на скульптуру. В самом деле, странная идея установить статую морского божества в центре города, затерявшегося среди холмов. – Холмы… – вдруг озарилось лицо Франко догадкой. – Тренто на латинском называется Tridentum, что означает «город трезубца». Он ведь расположен на трех холмах, которые очень напоминают трезубец! – Который держит в руках этот самый Нептун… – продолжил мысль друга Джанкарло. – Главное, что ты догадался правильно, – похвалила Нунция Франко. – Я об этом на днях прочитала в одной интересной статье. – Теперь я понимаю, почему ты такой гениальный хирург, – с восхищением и одновременно с легкой иронией произнес Джанкарло. – У тебя очень быстро и хорошо работают мозги. – Быстро работающие мозги нужны анестезиологу, и, как видишь, они у тебя именно такие: ты моментально уловил мою умную мысль, – подколол Франко друга, и тот скривился в добродушно-язвительной гримасе. – А хирургу нужен не только быстрый мозг, но и его хорошая связь с пальцами, которые точно выполнят все указания мозга. Я всегда учил Нунцию, что хирург должен быстро думать, а вот делать должен не быстро, а четко, без лишних движений, суеты и с первого раза, ибо все его действия должны быть своевременны, а разрезы и швы – на своем месте… – Особенно в предстоящей операции нам это понадобится… – протянула Нунция. – Стоп! – выставил вперед руку Джанкарло. – Сначала мы дойдем до ресторана, а там за вкусной трапезой обсудим предстоящую операцию. Если мы начнем делать это здесь, то рискуем остаться без ужина. – В Дуомо бы зайти… – несмело предложила Нунция. – Ты верующая? – с любопытством посмотрел на нее Джанкарло, впервые услышав из уст Нунции подобное предложение, ведь они никогда не обсуждали религию и политику. – Ясное дело. – И как ты умудряешься с нашей работой посещать мессы? – Никак. Но верующий – это не только тот, кто не пропускает ни одной мессы, – скептически заметила она. – А ты что, атеист? – С моей работой только атеистом и быть… – пробормотал Джанкарло. – Сейчас уже поздно идти в собор, Нунция, – вмешался Франко. – Давай в другой раз? – Ловлю на слове, Франко. Мы так часто бываем здесь, но всегда поздно, а я так хочу попасть внутрь. – Неужели ты ни разу не была внутри? – удивился Джанкарло. – Была, когда только приехала, много лет назад. А ты каждый день ходишь? – язвительная усмешка появилась на ее губах. – Я тоже давно не был. Так что соберетесь – меня пригласите. – Всенепременно, – хором ответили Франко с Нунцией. Наконец, друзья расположились на летней террасе любимой остерии и принялись выбирать блюда. Аромат, витавший в воздухе, только усиливал чувство голода и поторапливал не зачитываться долго перечнем блюд, а поскорее определиться с выбором хотя бы закусок. Сделав заказ, Джанкарло с явным нетерпением посмотрел на друга. – Ну? – Тебе сначала проблемное или неприятное? – спросил Франко. – Бу… – возвел к небу глаза Джанкарло. – Ну, давай неприятное, чтобы я потом, засыпая, думал о приятном. – Едва ли это можно назвать именно «приятным»… – пробурчал Франко и пересказал друзьям разговор с синьором Бранцоли. – Вот это подставил кто-то нашего доброго руководителя! – покачала головой Аннунциата. – Что меня бесит – так это что подставили нас всех, а не только его! – сказал Джанкарло. – Вообще, у меня имеются серьезные сомнения относительно назначения свыше. – У меня тоже, – согласился Франко. – Я даже больше скажу: уверен, что «свыше» тут ни при чем. Скорее всего, это личные счеты Бранцоли с кем-то. – Знаешь, о чем я думаю? – задумчиво проговорил Джанкарло. – Мы можем сделать так, чтобы «свыше» заметили абсурдность этого назначения. – В смысле? – Ты как полагаешь, этот Сантини был руководителем или обычным хирургом? И вообще, хирург ли он? – Думаю, что хирург, иначе даже просто брать его сюда на работу было бы безумием со стороны Бранцоли, – уверенно сказал Франко, глядя на бутылку красного вина, только что принесенную официантом, и блюдо с закусками: различные сорта сыра и колбас, красиво уложенные на круглой деревянной доске. – Не думаю, что он выжил из ума, чтобы пойти на такое, – еще более уверенно произнес Франко, беря кусочек сыра. – Но я полагаю, что он так себе хирург, ничего выдающегося, иначе мы услышали бы разговоры о его таланте в наших кругах… – Ты же сказал, он работал за рубежом, – возразила Аннунциата. – Нунция, я ведь и на международных конференциях регулярно бываю… – снисходительно намекнул Франко. – А вот был ли он руководителем… Не знаю… Мне кажется, нет, ибо он, похоже, вообще не в курсе, чем занимается заведующий отделением. Не мог же он быть руководителем в другой сфере… – За это и зацепимся, – беря аппетитный кусочек, сказал Джанкарло. – Теперь как заведующий он должен проводить планерки и разбирать сложные случаи. На этих планерках присутствует не только наше отделение, вот и пусть посмотрят на этого вшивого руководителя. Ведь ему будут задавать вопросы, и, если он на них ответить не сможет, придется отвечать тебе. Коллеги сравнят, сделают выводы. Пойми, что для медика отсутствие мозгов недопустимо! – Мозги нужны всем без исключения… – прокомментировал Франко, наполняя вином три бокала. – Некоторые прекрасно доказывают обратное, – невозмутимо вставила Нунция. – А вообще, Франко… – медленно проговорил Джанкарло, и лицо его приняло выражение, типичное для человека, замыслившего заговор. Он замолчал, устремив вдаль отсутствующий взгляд. – Что? – поторопили хором Франко и Нунция. – Может, тебе действительно следует стать его правой рукой? – Я его не уважаю, чтобы становиться правой рукой, – с раздражением сказал Франко, разочарованно глядя на своего друга. – Ты не понимаешь! Если ты вотрешься к нему в доверие, то будешь в курсе всех дел и предстоящих событий, а также в курсе всех его слабых мест. Подумай о том, как мы сможем повеселиться, если тебе выпадет счастье помочь ему подготовить какой-нибудь отчет. – И как мы можем повеселиться? – недоверчиво спросил Франко. – Если он самый обычный хирург, не такой умный, как ты, то он не разбирается во многих деталях. Пара терминов из глубин темы – и все: он плывет и не может ответить на вопросы коллег. А это явно не идет на пользу его репутации. – Да, но за это его не снимут с должности, – возразил Франко. – Ясное дело, – согласился Джанкарло. – Зато когда он совершит какую-нибудь ошибку, слухи о его познаниях будут усугубляющим фактором. – И когда он совершит ошибку? А главное – какую? – подозрительно спросил Франко. – Когда будет подходящая ситуация, – заиграла на губах Джанкарло дьявольская улыбка. – Что ты задумал? – с нотками испуга спросила Аннунциата. – Об этом я пока не думал, cara. Пока не бойся. – Вредя ближнему, надо позаботиться о том, чтобы не навредить себе, – поучительно изрекла девушка. – Умница! – похвалил ее Джанкарло. – Но Сантини нам не ближний, это во-первых. Во-вторых, мы пока не делаем ничего, что может нам навредить. И потом, – перевел он взгляд на Франко, – если он будет видеть в тебе надежное плечо, то некоторую работу начнет скидывать на тебя, а мы сможем придумать что-нибудь, чтобы его подставить. – Подставлять людей – это не то, что мне нравится делать, – мотнул Франко головой. – Мадонна! Не будь таким занудой! Я же не какой-то криминал тебе предлагаю! Я предлагаю нечто, чтобы помочь ему покинуть эту должность! – Кстати, последняя мысль мне нравится, – подала голос Аннунциата. – Можно создать ему такие условия, от которых он сам сбежит. – Типа? – вопросительно поднял Франко бровь. – Да начать хотя бы с того, что предлагает Джанкарло. Если он не сведущ в насущных вопросах, он сам почувствует себя не на своем месте и, возможно, захочет уйти. – Ты его не знаешь, Нунция! Он не похож на того, кого заботит мнение коллег. Он самоуверен и считает себя неотразимым со всех сторон. У него, похоже, есть только одно слабое место… – Какое? – одновременно спросили Аннунциата и Джанкарло, машинально подавшись вперед. – Ассистирование при операции, – медленно проговорил Франко, делая глоток вина. – То есть? – То есть когда я сказал, что он, как заведующий, будет ассистировать в сложных случаях, моя идея ему явно не понравилась. А точнее она его напугала. – Это уже интересно… – воодушевился Джанкарло. – Значит, нужно поставить его в условия ассистирования и лучше всего в присутствии кого-то со стороны или свыше. – Ты спятил?! Я не допущу такого издевательства над пациентами! – возмутился Франко. – Если он этого боится, он и не возьмется! – возразил друг. – Джанкарло, это рискованно! – воскликнула Аннунциата. – Прежде чем такое затевать, надо быть уверенным, что он не возьмется! – Вот я и предлагаю Франко втереться к нему в доверие и понять, на что мы можем рассчитывать! – горячо произнес Джанкарло. Франко тяжело вздохнул. Втираться в доверие к новому заведующему было выше его сил. Франко презирал его и ни за что не смог бы скрыть своих чувств. Появился официант с дымящимися блюдами. Перед Джанкарло он поставил восхитительно пахнущие «Tagliatelle al cervo e funghi porcini» (прим.автора: паста с олениной и белыми грибами), а перед Франко и Аннунциатой – по тарелке с canederli, типичного блюда для этого региона. Друзья склонились над блюдами и блаженно втянули носом дымок, поднимающийся вверх. Потом Джанкарло схватил вилку и принялся накручивать на нее пасту. Нунция и Франко, вооружившись столовыми приборами, приступили к своим аппетитным canederli. Несколько минут все трое молча и сосредоточенно поглощали еду, похоже, забыв обо всех проблемах. – Нет, изображать его друга я не собираюсь, – вдруг нарушил Франко молчание, утолив немного чувство голода и замедляя темп поедания ужина. – Если он плохо разбирается в теме, то другие это и так заметят, причем уже на завтрашнем консилиуме. А вот с умными отчетами можно что-нибудь изобрести. Надо подумать… – Ты мне нравишься, – сделал Джанкарло комплимент. – Спасибо, – мрачно сдвинул брови Франко. – А теперь поговорим о делах поважнее. У меня беременная пациентка, и ей надо делать операцию. – Что, сосуды так поистрепались за беременность, что их штопку нельзя отложить? – полюбопытствовал Джанкарло. – Нет, все куда прозаичнее: ей надо заменить клапан. Она на двадцать второй неделе. Джанкарло аж жевать перестал. – Клапан?! На двадцать второй неделе?! Чем она занималась, что он так внезапно сузился? – иронично спросил анестезиолог. – И не говори мне, что у нее врожденный аортальный стеноз, если не хочешь, чтобы я спрашивал тебя, какого черта она вздумала укокошить себя и ребенка. – Хорошо, я молчу. А ты за ночь подумай, какие в твоем распоряжении есть методы анестезии, чтобы завтра мы смогли их обсудить. – Франко, да ты в своем уме?! Ты хоть осознаешь риск подобной манипуляции для матери? – Джанкарло даже вилку отложил, чтобы удобнее было размахивать руками. – Надо прерывать беременность и спокойно спасать мать! – Прерывать беременность она не хочет, – невозмутимо пояснил Франко. – А умереть хочет? – задал Джанкарло риторический вопрос. – Весьма изощренный способ суицида она избрала, однако… – И нам придется не дать ей совершить столь опрометчивый шаг… – Франко, такой риск жизнью матери ради зародыша на двадцать второй недели не оправдан, неужели ты не понимаешь?! – пытался анестезиолог вразумить хирурга. – Для нее он не зародыш, а вполне себе ребенок, которого она ждала лет десять или около того, – примирительно проговорил Франко. Джанкарло лишь всплеснул руками. Будущие мамы не могут мыслить рационально, он это знал. – А что говорит ее муж? Он согласен на двойной риск? – Она не замужем. – Дьявольщина! Еще и мать-одиночка! – сокрушенно возвел глаза вверх Джанкарло. – До тридцатой или хотя бы до двадцать восьмой недели она не дотянет? – обреченность послышалась в его голосе. – Судя по имеющимся результатам анализа, нет, – развел руками Франко. – Завтра будут готовы более подробные снимки, и картина станет яснее. – Предлагаешь баллонную дилатацию (прим.автора: метод, при котором специальный баллон, который помещают внутрь клапана и надувают, чтобы расширить отверстие)? – с надеждой спросил Джанкарло. – Нет. Предлагаю операцию на открытом сердце, – прозвучал безапелляционный ответ хирурга. Джанкарло схватился за голову. – Боюсь, прямо с завтрашнего консилиума тебя отправят в психиатрическую лечебницу. Это безумие, Франко! – Безумие – это лишать жизни, когда можно попробовать спасти, – парировал Франко. – Баллонная дилатация – это временное решение, Джанкарло, – мягко вмешалась Нунция. – Однако на баллоне можно продержаться недель шесть, пока нельзя будет сделать кесарево без риска для ребенка! – горячо запротестовал анестезиолог. – Да, но клапан может не выдержать и разойтись! И тогда возникнет сердечная недостаточность. Погибнуть могут оба! – упрямо сказала Нунция. – А операция на открытом сердце не несет в себе риск для обоих? Насколько я знаю, несет и вполне серьезный. – Джанкарло, ты анестезиолог, а не кардиохирург, – сурово сказал Франко. – Ты занимаешься другими нюансами. И я хочу, чтобы ты подобрал анестезию под то хирургическое вмешательство, которое мы решим провести. Джанкарло поджал губы и принялся вновь жевать. – Не зря ведь это общепризнанный факт, что самый заклятый враг анестезиолога – именно хирург, и каким образом мне удается сохранить с вами не только сносные отношения, но и крепкую дружбу, я просто ума не приложу, – сердито пробурчал Джанкарло. – Это все потому, caroamico (с итал.: дорогой друг), что мы с Нунцией чрезмерно толерантны и обожаем тебя, – широко улыбнулся Франко. Нунция ласково похлопала Джанкарло по плечу, будто в подтверждение слов Франко, но анестезиолог лишь мрачно хмыкнул. Сумерки мягко опускались на город, и улицы принялись зажигать свои оранжевые огни, утопая в сиреневых плотных тенях, загадочно растворяясь вдали и заполняясь размытыми силуэтами: прогуливающихся становилось все больше этим теплым весенним вечером. Яркие цветы, засыпая, закрывались и словно бледнели, а дома, подкрашенные отблесками фонарей, приобретали рыжеватый оттенок. – Интересно, что все-таки заставляет женщину рисковать своей жизнью ради ребенка от мужчины, который обманул, обрек на одинокое материнство…? – меланхолично спросила Аннунциата, разглядывая засыпающий цветок в подвесном горшке рядом со столиком. – Почему тебя это волнует? – не понял Джанкарло – Она забеременела от женатого, правда, узнала о его семейном положении, когда пришла сообщить о своей беременности, – пояснила Нунция. Джанкарло озадаченно посмотрел на девушку, обдумывая ее слова, потом ехидно усмехнулся. – Если бы ты была обычной женщиной и обладала сентиментальным сердцем, ты бы влюбилась и поняла, – сказал Джанкарло. Аннунциата метнула на анестезиолога злобный взгляд, а потом начала активнее пережевывать кусочек, только что отправленный в рот. – Как так, что ты никогда не была влюблена? – внезапно спросил Франко, с любопытством посмотрев на свою подругу. Они с Джанкарло много раз пытались завести эту тему, но Нунция всегда пресекала их попытки. – Кто тебе сказал, что я никогда не была влюблена? – вдруг возмутилась Нунция. Франко от изумления застыл. – Я не слышал от тебя ни одной любовной истории, – произнес он аккуратно, стараясь не спугнуть удачу. Это в самом деле было удачей, что Нунция вдруг ответила, а не закрыла тему. – Я тоже, – с набитым ртом поддержал Джанкарло. – А я не декламирую свои похождения, как это делаете вы, – язвительно ответила девушка. Джанкарло с сомнением посмотрел на нее. – Необходимо найти тебе пару, – изрек он с самым серьезным видом, и Франко опустил голову, пряча улыбку. Аннунциата была на грани закипания. – Я не нуждаюсь в услугах твоего брачного агентства! – Но сама ты вряд ли справишься, а я мечтаю, чтобы у такого гениального врача остались наследники, – с улыбкой ответил Джанкарло. – И я совсем не хочу, чтобы они были от какого-нибудь женатого мужчины или результатом искусственного оплодотворения от неизвестного stronzo. – С каких это пор ты решил взяться за устройство моей судьбы?! – Ты мне небезразлична, – пожал Джанкарло плечами. – Надеюсь, ты не собрался помочь мне сделать наследников? – сердито спросила Аннунциата. Щеки и уши у нее пылали то ли от негодования, то ли от смущения. – Нет, tesoro (с итал.: сокровище как в прямом смысле, так и при обращении), я не хочу терять такого друга… – вкрадчиво проговорил Джанкарло. – Вот именно! – прозвучало вдруг непонятное отчаяние в голосе Нунции. – Что «именно»? – Мужчины всегда не хотят терять во мне друга, – мрачно сдвинув брови под большими очками, отрешенно проговорила она, отковыривая кусочек от canederli. Франко с Джанкарло озадаченно переглянулись. – Значит, я прав, и любовных отношений в твоей жизни до сих пор не было? – осторожно спросил Франко. Аннунциата вздрогнула и резко подняла глаза. Франко увидел, как промелькнула в них паника, быстро сменившись волнением. – Какая тебе разница, Франко?! – нервно взмахнула она рукой, схватила бокал и сделала пару судорожных глотков. – Просто интересно, – пожал он плечами, напуская на себя равнодушие. – Я бы никогда не поверил, что ты любила. Ты, Нунция, ни разу не была похожа на влюбленного человека, – подлил масла в огонь Джанкарло с единственной целью: вызвать ее на откровенность. – Я любила и до сих пор люблю! – вспылила Нунция, забыв о привычной осторожности. – Кого?! – раскрыли рты от изумления друзья. – Мужчину! – Это здорово, что ты не лесбиянка, – оценил анестезиолог. Франко внимательно разглядывал Аннунциату, задаваясь вопросом, что она знает о любви? Нет, он ее обожал, как сестру, как надежного и близкого друга. Но она была настолько непривлекательной, что он сомневался в интересе к ней со стороны сильного пола. Ее внешний вид скорее отталкивал. Не то, чтобы она была безобразной и отвратительной, но она была невзрачной, несуразной. Волосы вечно зализаны в пучок, коричневая оправа очков с толстыми линзами делала глаза огромными, почти выпученными, а из-за мешковатой одежды девушка выглядела какой-то бесформенной, и все в совокупности старило Нунцию лет на пятнадцать. То есть в свои двадцать семь она выглядела на сорок, а может, и старше, если сравнить с Франко или Джанкарло. Эти были как раз почти сорокалетнего возраста, а казались тридцатилетними красавчиками. Франко изначально, когда Нунция только приехала, даже не хотелось на нее смотреть, потому что ее внешность его отталкивала, но за годы совместной работы и дружеских посиделок, он привык к ней, покоренный ее умом, мудростью, легким характером и острым язычком. Но он никак не мог поверить, что у нее есть мужчина, потому что просто не мог представить такого мужчину, который вдруг почувствовал бы к Нунции влечение. А Франко был убежден, что физический аспект играет важную роль в отношениях. Да и потом, за столько лет Нунция ни разу не была замечена в окрыленном состоянии… Джанкарло полностью разделял мнение друга, хотя они с Франко никогда не обсуждали Нунцию за ее спиной. Вот и сейчас он во все глаза недоверчиво разглядывал девушку, не зная, верить ей или нет. Франко первый нарушил повисшее молчание: – Мне почему-то кажется, что эта любовь не делает тебя счастливой… – предположил Франко, в замешательстве глядя на подругу. – Он оставил меня. Полюбил другую и уехал, – неожиданно резко произнесла она, давая понять, что не собирается больше продолжать тему. Впервые Нунция так разоткровенничалась! Обычно она обсуждала только других, но что касается себя, то девушка всегда наотрез отказывалась говорить о своей личной жизни. Друзья догадывались, что это от отсутствия в жизни любовных приключений. А тут такая ошеломительная новость! И если Франко, сгорая от любопытства, мог тактично промолчать, принимая нежелание подруги разговаривать о своих чувствах, то Джанкарло был не из тех, кто так быстро сдается. – Не расстраивайся. Время – тоже неплохой анестезиолог, – изрек он. – Прошло уже много времени, а обезболивание не действует, – горько усмехнулась Аннунциата. – Много? – удивился Франко. – Сколько? – бесцеремонно пытался Джанкарло раскрыть ее душу. – Несколько лет. – Ты хочешь сказать…, что все еще любишь мужчину, который давно оставил тебя и женился на другой? – пораженно смотрел на нее Франко. – Да! – с вызовом ответила Нунция, всем своим видом показывая, что на этом разговор окончен. – А вот это неразумно! – покачал головой Джанкарло. – Вокруг полно красивых мужчин! Аннунциата смерила его убийственным взглядом, но промолчала. – Поэтому ты такая мрачная? – не унимался Джанкарло. – Я мрачная?! – В смысле, в отношении мужчин. – Кажется, я вполне дружелюбна с ними. Даже вас двоих терплю! – фыркнула Нунция, еще сильнее покраснев теперь уже от возмущения и недовольства. В тот момент она серьезно пожалела, что открылась этим двум мужчинам: отныне и на всю оставшуюся жизнь она дала им повод для подтрунивания. – Ну мы-то ангелы во плоти, нас сложно не любить, – довольно улыбнулся Джанкарло. – Про «любить» я ничего не говорила! – процедила Нунция сквозь зубы. – Но ты нас любишь, мы это знаем! – наивно улыбнулся Джанкарло, на что Нунция только презрительно скривила губы. – Но дело не в этом. Мы-то друзья, а я говорю о лирике. Ты же со всеми мужчинами такая. – Какая? – Ты не пытаешься их очаровать, не пытаешься быть привлекательной, будто мужчины тебя не интересуют, как вид. – Я не собираюсь очаровывать мужчину длинными ногами и пышной грудью, – с неприязнью ответила Нунция. – Ему могут нравиться мои формы. На ночь или на неделю. А жить придется с моим умом и душой. Потому в человеке прекрасной должна быть душа, а не задница. Джанкарло с Франко прыснули со смеху, а Аннунциата обиженно выпятила губу. – Что смешного я сказала, циники несчастные?! – CaraNunzia, – ласково прикоснулся Джанкарло к ее щеке тыльной стороной ладони, – ты хирург, а так наивна! Пойми, что в любви физиология неотделима от психологии. Как можно спать с человеком, который физически тебе не нравится? – А как можно спать с человеком, с которым у тебя нет никакой душевной близости? – спросила она, прищурив глаза. – Физическая симпатия первична, – уверенно заявил анестезиолог. – Ага. На одну ночь, чтобы потом бояться, что тебя обвинят в изнасиловании, – посмотрела Аннунциата на него исподлобья. Джанкарло застыл, глаза его расширились. – Ты несправедлива к нашему коллеге, Нунция, – встал Франко на защиту друга. – Джанкарло умеет растягивать удовольствие, – со смехом добавил он, поднимаясь. – И даже страдать… Я скоро вернусь, – подмигнул он и направился в туалет. – Ты что, решила меня сдать?! – накинулся Джанкарло на девушку, как только Франко отдалился на безопасное расстояние. – Нет, просто хотелось наконец заткнуть тебе рот! – У меня слабое сердце, нельзя так! – укоризненно покачал Джанкарло головой. – Что на тебя нашло? Что ты так разнервничалась? – Эта тема мне неприятна! И не надо учить меня любви! – Прости, но ты не в моем вкусе, иначе я бы с удовольствием взялся бы, – рассмеялся Джанкарло. Нунция скорчила гримасу и показала ему язык. – Ладно, не кипятись, мы же по-доброму шутим, как три лучших друга. – Мужского пола преимущественно, – пробурчала Аннунциата. – Кстати, мужик из тебя вышел бы отличный! – Спасибо за комплимент, – скривилась девушка, но в глазах, тем не менее, промелькнуло страдание. – О чем это Франко сказал? – взяла она себя в руки, решив отомстить. – Ты умеешь страдать? – иронично спросила Нунция. Она должна была добыть противоядие от будущих нападок! – Ах… – улыбнулся Джанкарло. – Я давно забыл, что это такое: страдать от любви, – с притворной веселостью хихикнул Джанкарло, но Нунция уловила в интонации едва заметный отголосок грусти. Да и взгляд затуманился тоской, и на мгновение этот циничный и черствый анестезиолог вдруг показался ей обычным уязвимым человеком. – Неужели были времена, когда ты страдал? – натурально изумилась Аннунциата. – Если и были, то я о тех временах забыл и вспоминать не желаю, – сказал Джанкарло твердо, взял бокал и сделал большой глоток. – А потому сменим тему, – красноречиво посмотрел он девушке в глаза и вдруг улыбнулся своей привычной насмешливой улыбкой человека, которому чужды любые сентиментальности. Но глаза оставались серьезными, и горела в них такая настойчивость, которая не позволила Нунции ни подколоть его, ни задать новый вопрос. Она чутко уловила, что эта веселость наиграна и присыпана пеплом прошлого, и не стоит ворошить его, во всяком случае, не сейчас. Глава 6 Консилиум по поводу случая Аделе Фоссини затянулся на целый час. Медики двух отделений – кардиологии и кардиохирургии – собрались в светлом просторном кабинете за огромным круглым столом, на котором были разложены несколько снимков и отпечатанных бумаг с результатами анализов пациентки. Помимо первичных, сделанных в кардиологии, Франко предъявил коллегам более детальные снимки и результаты дополнительных обследований, из которых стало ясно, что все-таки можно попробовать протянуть до двадцать восьмой недели беременности. И даже кардиолог, который изначально предрекал Аделе две-три недели жизни, взглянув на детализированные снимки, согласился, что клапан на выходе из левого желудочка не настолько критически сужен, как показалось на первом обследовании. Но также было ясно, что в любой момент ситуация могла резко ухудшиться, если объем крови, прокачиваемой сердцем, достигнет своего максимума. – Так что ты предлагаешь, Франко? – спросил другой кардиохирург по имени Роберто, задумчиво потирая подбородок. – Полнейший покой и неусыпный контроль за состоянием пациентки. Нужно попытаться протянуть шесть недель, – уверенно ответил Франко. – Но если что-либо спровоцирует кризис, мы можем не успеть ее спасти! – резонно возразил кардиолог. – Если постоянно мониторить состояние больной, то мы вряд ли пропустим ухудшение, – не согласился Франко, и Роберто энергично кивнул, поддерживая коллегу. – Хорошо, если оно наступает, что тогда? – не сдавался кардиолог. – Тогда я сделаю операцию, – с непоколебимой убежденностью сказал Франко. Коллеги уставились на него, как на безумца, и принялись активно доказывать неопровержимость его сумасшествия. Но Франко спокойно и невозмутимо обрисовал подробный план операции, а также предъявил результаты международной статистики, согласно которой шансы на положительный исход подобного хирургического вмешательства были достаточно высоки. Конечно, Франко понимал, что врачи не очень любят публиковать отрицательные результаты, и вполне возможно, что в реальности негативных исходов куда больше, чем приведено в официальной статистике. Но раз основную часть составляли именно положительные исходы, значит, прерывать беременность просто кощунственно! Также Франко привел в пример римского коллегу, который за прошедший год провел две таких операции: одну – самостоятельно, а другую – в качестве второго хирурга. И оба хирургических вмешательства прошли успешно. По видеосвязи им тут же удалось связаться с коллегой (Франко заранее предупредил его, чтобы тот, по возможности, был доступен). Римский кардиохирург подтвердил информацию, но отказался делать прогнозы, заявив, что ему необходимо лично ознакомиться с результатами анализов, чтобы составить свое мнение об уровне риска такого вмешательства. Он предложил Франко прилететь в Рим, чтобы подробно обсудить состоянии беременной пациентки и шансы на успех. Что Франко особенно порадовало – это поддержка Джанкарло, который еще вчера назвал его безумцем, а сегодня смиренно согласился всячески содействовать коллеге. На самом деле, мнения о сумасшествии друга Джанкарло не изменил. Но Франко говорил очень убедительно, а Джанкарло знал, что друг не стал бы рисковать необоснованно. Если Франко верит в положительный исход, значит, шансы имеются, и весьма высокие. И потом, Джанкарло мог не дать добро на проведение операции, только если состояние пациента не позволяло сделать анестезию, а состояние Аделе Фоссини в этом плане ничем не отличалось от состояния других беременных пациенток. Коллеги постепенно умерили свой пыл и притихли. Потом кто-то несмело высказался: – Может, и правда риск того стоит… Раз есть опыт положительного исхода… А Франко изучал эту тему и проводил пусть не точно такие же, но подобные операции… Ведь так, Франко? – У меня за прошедшие полгода были похожие по сложности хирургические вмешательства беременным, а клапан не беременным я оперирую довольно часто, так что с этим проблем не вижу. Проблема только в специфике оперирования во время беременности, но с этим фактором я уже работал. – Значит, надо дождаться вердикта римского медика, – рассудительно заметил Роберто. – Учитывая, что он два раза решил точно такую же задачу, его мнение поставит окончательную точку. Как думаете, синьор Сантини? – обратился он к новому заведующему, который в течение всего консилиума отделывался общими фразами. – Почему нет? – уверенно проговорил Габриэле. – Я тоже менял клапаны, – с легкостью произнес он. – Не вижу проблемы. – Вы, синьор Сантини, оперировали беременных? – полюбопытствовал Роберто, в то время как Франко промолчал, смерив заведующего неприязненным взглядом. – Нет, но я не вижу особой разницы, – ответил Сантини. Коллеги воззрились на него в немом изумлении, и он, стушевавшись, добавил: – В том смысле, что операция та же самая, отличается только методом анестезии. Но об этом пусть думает анестезиолог. – Операция отличается не только методом анестезии, – жестко возразил Франко. – Операцию нужно провести очень быстро, потому что время подключения к аппарату искусственного кровообращения необходимо снизить до минимума. – Почему? – спросил Сантини. – Потому что длительное подключение может причинить вред ребенку, – снисходительно пояснил Франко. – Послушайте, мы в первую очередь думаем о жизни матери, а ребенок – как получится, – сердито возразил Сантини. Тон Франко задел его за живое. Джанкарло закрыл рот рукой, чтобы не высказываться; Франко с презрением посмотрел на заведующего. – Я думаю о жизни обоих. И никогда не полагаюсь на «как получится», – заявил он ледяным тоном. – Я поддерживаю Франко, синьор Сантини, – вмешался Роберто. – Он представил убедительные доказательства того, что можно спасти жизнь и матери, и ребенку, и мы обязаны это сделать. – Я и не говорил, что мы не будем этого делать! Я лишь говорю о том, что здоровье матери первично, – с некоторой злостью воскликнул Сантини. Никто не нашелся, как прокомментировать слова заведующего. К тому же всех куда больше беспокоили его предыдущие реплики, которые ставили под сомнение как профессионализм Сантини, так и его принципы врачебной практики. – Тогда ожидаем результатов консилиума из Рима, – сказал кардиолог, чтобы разорвать неловкую паузу. – Во всяком случае, чтобы вы с ним ни решили, можешь рассчитывать на любого из нас, Франко. – Спасибо, – искренне улыбнулся Франко коллеге. **** Готовящаяся в операционном зале операция, с точки зрения опытных медиков, была банальной и рутинной. С точки зрения практиканта, это было целым событием. Конечно, Антонио уже ассистировал при хирургическом вмешательстве: держал крючки. Но теперь предстояла операция по аортокоронарному шунтированию. Открытого сердца вживую Антонио не видел никогда. Он заметно волновался, его раздирали самые разнообразные чувства: любопытство, предвкушение, напряжение, но не страх. Конечно, когда он накануне признался в этом Франко и Джанкарло, они только ехидно хмыкнули и начали подшучивать. Но Антонио был этому даже рад, потому что чувство юмора среди медиков бесценно. Это как стакан воды после пересечения пустыни. И пусть вода мощно приправлена лимонной кислотой, жидкость всё равно неоценима. Антонио словно губка впитывал все, что говорили старшие, и среди шуток, сказанных с самым серьезным видом, пытался выудить полезную информацию и выполнить все предписания. «Не ешь и не пей слишком много, почувствуй себя пилотом Формулы 1», – сказал ему вчера Франко, и Антонио ограничился крошечной чашечкой кофе с одним круассаном. Конечно, пока он не главный хирург и волен выходить из операционной в любой момент, но лучше сразу привыкать к суровым будням, ведь впоследствии придется по несколько часов стоять у операционного стола без возможности покинуть зал. «Хорошо выспись, но помни, что в дальнейшем тебе это редко будет удаваться, потому учись уже сейчас спать мало, но чувствовать себя бодрым и отдохнувшим», – напутствовал Франко, и Антонио в кои-то веки не стал дожидаться полуночи, чтобы отправиться спать. «И помни, что даже если мы говорим, что завтра нас ждет самая банальная операция, это не значит, что все пройдет, как написано в учебнике. В каждом хирургическом вмешательстве кроется коварство, и самая рутинная операция всегда остается искусством», – добавил Франко на прощанье, серьезно посмотрев на практиканта. Но какой-то озорной лучик в его глазах заставил Антонио насторожиться. Но тут же он отбросил эту мысль о том, что старшие коллеги посмеют подшучивать над ним во время операции. И он, разумеется, жестоко ошибся. Когда Антонио надевал на себя хирургический костюм, Франко изрек: – Джанкарло, ты как после вчерашнего? Что-то меня лихорадит. – Я тоже не в своей тарелке, Франко, – с несчастным видом пробормотал Джанкарло. – Зря мы эти устрицы заказали. – А я тебе говорил, что под красное вино они плохо идут! – Говорил, не говорил… – пробурчал анестезиолог. – Мы и белое потом взяли, а толку-то? Все равно слабость… – Угу, – поддакнул Франко, пытаясь натянуть перчатки, – руки бы не дрожали, пока на сердце работать будем… – Это ладно, а если живот прихватит в самый неподходящий момент? – Давай не будем об этом, Джанкарло, – попросил Франко, покосившись на Антонио, переводившего оторопелый взгляд с одного на другого. Практикант начал подозревать, что его разыгрывают. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/ketti-spini/hirurgicheskiy-roman/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.