На острие

На острие Кутузова Елена Двумя взмахами меча он разрушил мою жизнь. Стоя над телами родителей, я поклялась отомстить, чего бы мне это ни стоило. И если придется опуститься на самое дно Трущоб, я это сделаю. А потом поднимусь на самый верх и тот, кто растоптал меня, ответит за все. Даже если мне придется узнать, что от самой жгучей ненависти до любви – один шаг. В оформлении обложки использованы фото со стока фотографий и изображений depositphotos. Содержит нецензурную брань. Свеча выхватывает обрывки картины: похожий на змею дракон в окружении экзотических цветов. Интересно, такие бывают на самом деле, или художник приукрасил? Обвожу контур кончиком пальца, едва касаясь, чуть-чуть, на грани, но мужчина вздрагивает. Он ждал чего угодно, но только не того, что я стану любоваться его татуировкой. Да мне и хочется… другого. Гнев, ярость, боль прошлого – они никуда не исчезли, только подернулись пеплом времени, словно догорающие угли. Но пока не остыли, и не стоит торопиться, ведь месть – это блюдо, которое нужно подавать холодным. Где я услышала эту фразу? Кто знает, только сейчас, стоя за спиной мужчины, снова убеждаюсь в её мудрости. Пламя трепещет, когда я наклоняю свечу. Расплавленный воск расползается по коже кляксой. Мне не нравится форма, приходится добавлять еще, и еще, и еще, пока он не стекает каскадом по вздрагивающей спине. Отступаю, чтобы полюбоваться. Дракон уже не кажется таким милым – распахнутую пасть заливает кровь. Ну что поделать, если свеча оказалась из красного воска? Хорошо получилось… Правда не так, как если бы это была настоящая кровь… Как на полу моей квартиры. Боль возвращается. И тоска. И отчаяние. Хочется вонзить ногти и содрать кусок кожи, до мышц, а потом уже поливать воском их… Останавливаю порыв, напоминая себе: месть – это блюдо, которое подают холодным. Оно готовилось слишком долго, потом выдерживалось на льду… Я потратила много времени и терпения, чтобы позволить себе испортить изысканный вкус. Поэтому просто провожу пальцем вдоль алой полоски, чувствуя тепло воска. Ниже, ниже… Руки, опутанные веревкой, напрягаются. Я проверяю узлы: идеальные, красивые… Ставлю свечу на пол и отступаю, чтобы полюбоваться картиной целиком. Мужчина на коленях. Нет, не так. Мой враг – на коленях. Связанный. Беспомощный. И не смеет даже кричать. Идеально! – Поверни голову! Шепот теряется в глубине огромной комнаты. Но он услышал и подчинился. Даже это простое движение далось ему нелегко: плечи напряглись, словно мужчина пересиливал себя. – Выше! Мужчина снова слушается, хотя спина уже деревянная. Чувствую, с каким бы наслаждением он вскочил на ноги и сомкнул пальцы на моей шее. Вон как вонзил их в собственные предплечья, наверняка останутся синяки. На миг задумываюсь и прихожу к мысли, что мне это нравится. И тут же пугаюсь: в кого я превратилась? Я, та, что могла проплакать полдня над мертвой бабочкой, своими руками мучаю человека? Обрываю неправильную мысль: не человека. Убийцу. Тварь, которая отняла у меня все. Подхожу тихо-тихо, осторожно ступая босыми ногами. Мужчина услышал и напрягся. Говорят, у слепых обострен слух, может, дело в этом? Черная повязка на глазах мешает моей жертве видеть. И мне нравится то, как он прислушивается к каждому шороху, как пытается предугадать… Внизу живота становится тепло. Предвкушение – лучшая из прелюдий, а эту придумываю я сама. И отбрасываю мысль заткнуть мужчине еще и уши. Торопиться некуда, времени достаточно… Не стоит отказывать себе в удовольствии провести своего врага по собственным следам. Он испытает все, что испытала я. – Тебе нравится? – очередная капля воска падает на середину цветка, добавляя яркости краскам. – Все, что угодно моей госпоже… Голос… Кажется, я сейчас сойду с ума. Низкий, чуть хрипловатый и прерывающийся… Не от боли или возбуждения. От гнева. Враг вынужден подчиниться, и сдерживает его не шелковый шнур, обвивший тело, а долг. – Ты же понимаешь? – шепчу в самое ухо. По спине мужчины пробегает судорога. Он чуть выгибается… и это движение не может меня обмануть. Обхожу кругом, подношу свечу сначала к лицу, любуюсь на острые скулы, крепко сжатые челюсти, скольжу взглядом по смуглой коже. Грудь пересекают несколько шрамов, но меня интересуют не они и не плоский живот. – Выпрямись! И снова эти несколько секунд борьбы с самим собой. Они заводят больше, чем все остальное. И не только меня… Почему-то хочется, чтобы он почувствовал, куда я сморю. На рвущийся из штанов член. *** Я столкнулась с ним в дверях кафе, куда мы с подружкой забежали после школы, чтобы слопать по пирожному. Огромный, на целую голову выше меня, в идеально сидящем костюме из последней коллекции Керуо. Мы только сегодня её рассматривали – Санька притащила в школу журнал, который ей дали почитать «до вечера». Все это я отметила в один миг, а потом до сознания дошла маленькая, но очень важная деталь: в левой руке этот потрясающий мужчина сжимал меч. Тонкий и чуть изогнутый, с оплеткой на длинной рукояти. Что саро делает в простой забегаловке, меня уже не интересовало, потому что правая рука потянулась к оружию. Бежать было чревато, но остаться значило умереть. Я нашла в себе силы и на подгибающихся от ужаса ногах сумела проскользнуть мимо мужчины, едва не вписавшись в стеклянную дверь, и припустила по улице. Сзади слышался топот. То, что это всего лишь стучит в висках кровь, догадалась не сразу. И решилась оглянуться. Погони не было. Похоже, саро нашел меня недостойной внимания. Или опешил от такой наглости: какая-то девчонка не только не отступает с дороги, но еще и толкается вместо того, чтобы принести извинения! Извинения в мире Клана были всем. Нас с детства учили уступать дорогу, опускать взгляд и извиняться. Стоило обидеть кого-то из Высших, и расплатой становилась смерть. Они же не просто так эти свои мечи таскают! Говорят, даже спят с ними, на всякий случай: вдруг придется самоубиться. Уф, сегодня удача явно на моей стороне и, поправив на плече школьный рюкзак, я нырнула в дыру в заборе, потому что домой не тянуло. Ну кому в такой солнечный весенний день захочется сидеть за уроками? Я их и вечером сделаю, а пока хоть не буду слушать нравоучения. Родители каждый день напоминали, что меньше, чем через год меня ждет Экзамен и нельзя упускать время! Наверное, они были правы: обучение стоит дорого, не у всех находятся деньги на то, чтобы получить хорошее образование. Мне светил только местный колледж, а после, если повезет, работа на предприятии одним из крохотных винтиков гигантской машины корпорации. Должности получше оставались для деток богатых и влиятельных семей. И для выпускников Университета. Раз в год это учебное заведение устраивало Экзамен, принять участие в котором мог любой желающий от восемнадцати до двадцати одного года. Трое лучших обучались за счет государства и после могли сами выбирать работу – приглашения приходили пачками. Еще десятерых спонсировали корпорации. Они оплачивали учебу и содержание, получая высококлассных специалистов. Так что конкуренция была огромной, и готовиться приходилось серьезно. Я мыслей родителей об Университете не разделяла. Конечно, училась хорошо, даже в языковых олимпиадах участвовала, но рискнуть на экзамене? Ну уж нет! Родители могут верить во что угодно, хоть в розовых единорогов, но я себя лучше знаю. Провалю первый же этап! А значит, зачем терять время? Особенно молодость! Железный прут, обычно подпирающий дверь подвала в полуразрушенной заброшке, стоял прислоненный к стене. Справа от входа и чуть наискосок. Значит, внутри все свои. Может, и Ларс там? Он сидел в продавленном кресле, листая бумажную книгу. И где только достал? Пусть потрепанная, с пожелтевшими страницами, с обложкой, заляпанной чем-то жирным, но – редкость. – Что это? – подскочила сзади, обняла за плечи и шею, вдохнула его запах – сложная смесь городской пыли, табака и чего-то еще, сладко-дурманящего. – Комикс! – Ларс отстранился, чтобы показать рисунок. – Едва уговорил Роко уступить. Что-что, а уговаривать он умел. Недаром считался в нашей компании лидером. А еще Ларс был моим парнем! Родителям это очень не нравилось, но кто дал им право вмешиваться в мою жизнь? Мне уже семнадцать, меньше, чем через год я стану совершеннолетней и никто не посмеет указывать, что делать и кого выбирать. Но пока нужно слушаться. Потом тоже, все-таки я люблю и маму, и папу. Поэтому жечь мосты не собираюсь. Просто поищем компромисс! – Куда идем? – мне очень хотелось усесться Ларсу на колени, но сейчас он обнимался с новым комиксом, значит, место занято. Поэтому устроилась рядом, на стуле с высокой спинкой. – Пока никуда, а после – в ночной клуб. – Нечестно! – возмутилась я. – Меня туда не пустят! – И правильно сделают! Тебе еще в Колледж поступать, нельзя светиться в этих забегаловках. Вот почему родители не любят Ларса? У них же даже взгляд на мое будущее совпадает! Колледж, не меньше! – Не пойду на Экзамен! – Куда ты денешься! – Ларс перевернул страницу. – В наше время нужно иметь стабильную работу, иначе глазом моргнуть не успеешь, как окажешься в Трущобах. При упоминании о страшном районе, где властвовали саро, тени в углах словно сгустились. – Не будем о плохом! Может, прогуляемся? – сидеть в полутемном подвале, когда на улице светит солнце, а на небе ни облачка, настоящее преступление! Почти такое же, как отвлекать Ларса от комикса. – Я хотел поработать! – он кивнул на блокнот и несколько карандашей. – Ну Ларс! – Тем, кто не имеет достаточно мозгов, чтобы решиться на Экзамен, приходится пробиваться самостоятельно! Ларс мечтал стать известным художником комиксов. И, хотя его историй ждал весь район, он считал, что рисует недостаточно хорошо, чтобы принять участие в конкурсе. – Мозгу нужен кислород! И отдых! Иначе он не сможет работать! – я отняла карандаш и блокнот. – Так что идем гулять! Встреча в кафе совершенно вылетела у меня из головы. Было бы о чем помнить! День пролетел незаметно. Солнце скрылось за горизонтом, небо потемнело, но на это никто не обратил внимания, потому что город сиял огнями, и тут было светло в любое время суток. – Сгоняем в «Аврал»? – предложил Ларс остальным. – Говорила же, что нельзя! – возмутилась я. – А тебя и не зовем, маленькая еще! – Ларс щелкнул по козырьку кепки, натягивая её мне на нос. – Беги домой, малявка. И учись как следует! Вот это было обидно! А ребята уже подходили к ведущим в подвал ступенькам ночного клуба. Охранник скользнул сканером по запястьям, считывая с чипа возраст, и махнул рукой, пропуская. Я осталась снаружи, не зная, обижаться на Ларса или восхищаться. Решила – второе. Он же хочет, чтобы я поступила в Университет! Сару и Кори не прогнал, об их репутации ему заботиться незачем! Над головой вспыхнул рекламный экран. Диктор привычно напомнил о комендантском часе для несовершеннолетних – появляться на улице после одиннадцати вечера без сопровождения опекунов не разрешалось. Цифры на заднем плане мигнули, начиная обратный отсчет – у меня осталось чуть больше получаса. Успею! Срезая путь через подворотни, ныряя в дырки в заборе, удивилась, что за весь вечер никто не позвонил. Ни мама, ни папа. Обычно чуть задержусь, и коммуникатор начинает разрываться от сообщений. Правда, из кафе я написала, что пойду к подружке делать физику, с которой не могла разобраться самостоятельно. Наверное, поверили? Дом встретил сиянием окон. Снизу было невозможно разглядеть свои, но знала – они мягко светятся, маня в тепло и уют квартиры. Мама, наверное, напекла к ужину печенья, и мы будем говорить обо всем. А потом разойдемся по своим делам: мама заканчивать какой-нибудь срочный заказ, папа – мыть посуду, а я засяду за уроки. Двери лифта разъехались с легким шипением. Щелкнул замок, среагировав на отпечаток пальца. В квартире царила тишина. И темнота. – Я дома! Отзываясь на звуки голоса, под потолком загорелась лампочка. И я чуть было не выскочила обратно за дверь: по полу рассыпались осколки зеркала вперемешку со всякими мелочами, которые всегда лежали на узкой консоли, ключами, проездными жетонами и стикерами для быстрых записок. – Мам? Никто не ответил, и я, не разуваясь, сделала первый шаг. Под ногами захрустело стекло. Так громко, что показалось, слышно даже на улице. Я замерла, а потом рванула в комнату. В огромное – от пола до потолка – окно врывался свет софитов и рекламных щитов. Обычно его отсекали тяжелые занавески, но сейчас они не были задернуты. А на полу… – Мама? – не поверила собственным глазам. – Пап? Кровь уже застыла, превратившись в липкое желе. Я долго не решалась наступить в темную лужу, но не подойти к неподвижным телам не смогла. – Пап? – позвала еще раз, понимая, что он не ответит – через всю спину тянулся длинный порез, перебивший позвоночник. У мамы было перерезано горло, а в руках она сжимала длинный, тонкий клинок. Точно такой же, как носили саро. Откуда он у неё? И что здесь произошло? Тихие шаги отдались в ушах набатом. Не думая, я выхватила из материнских рук меч и выставила перед собой. – Кто здесь? Шаги прекратились, а вспыхнувший свет на мгновение ослепил и меня, и убийцу. Я пришла в себя первой – все-таки глаза уже привыкли к рекламным софитам, заливающих комнату, а вот преступник вышел из темноты. Короткая стрижка. Наглый, чуть кошачий прищур темных глаз. Костюм от Керуо. И тонкий клинок в правой руке. – Ты! – воскликнули одновременно. Не знаю, почему я успела среагировать первой. Наверное, помог адреналин, говорят же, что в экстремальных ситуациях человек способен на многое. А я боялась, до дрожи в коленях, до невозможности дышать, до… В общем, я распахнула окно прежде, чем убийца сделал хоть шаг. И замерла, балансируя на краю. – Не надо! Тихий, чуть хрипловатый голос утонул в городском шуме. – Остановись! Я все объясню! Что объяснишь? Что решил отомстить за тычок в кафе? За то, что не извинилась? Знаю ведь, что у вас и за меньшее пальцы отрезают. Или заставляют вспороть себе живот. Мама всегда говорила, чтобы я не слушала чушь и лучше училась… Мама… Ох, я бы что угодно сейчас отдала, я бы даже в Университет, я бы… – Отойди от окна! – убийца сказал этот так, словно не сомневался, что послушаюсь. И мне захотелось повиноваться! Сделать шаг вперед, перестать чувствовать пахнущий выхлопами и пылью ветер, закрыть окно, отсекая шум… – Ну же! – поторопил саро. – Не балуйся, все-таки семьдесят второй этаж! И я шагнула. Прямо в распахнутые створки окна. Последнее, что услышала – отчаянный крик. Ветер ударил в спину, помог, прижал к стене и ступни встретились с узким карнизом. Я уже пробегала по таким, даже не замечая. Но не на семьдесят втором этаже! Признаюсь – мечтала. Скользнуть по стеклянной стене, упереться в бетонный выступ. Два шага вправо и снова – скольжение, наискосок, как следует оттолкнувшись. Это карниз пошире, стоять на нем безопасно, можно даже осторожно двигаться. Люди в квартире спрятались за толстыми занавесками. Меня они не увидят, а от саро, который наверняка высматривает сверху, скрывает козырек. И темнота. Черная толстовка на фоне черных окон – попробуй разгляди! И я замерла, чтобы не выдать себя даже легким движением. Ветер тут сильный, трикотажная ткань не спасает от холода, да и стоять, прижавшись животом к стене, неудобно. Ноги затекают, а это опасно. Еще чуть-чуть, и можно сорваться. Наверное, придется рискнуть. Сантиметр за сантиметром остаются позади. От напряжения болят мышцы, но угол дома все ближе. Там есть несколько вентиляционных отверстий, они четко были обозначены на плане, который я изучала, порываясь в очередной раз сбежать от надоедливого надзора родителей. Ну что же, мечты сбываются. Только не так, как хотелось. Усмешка вышла горькой. Я не вижу себя в отражении стекла, но знаю, потому что веселиться не с чего. Хочется плакать, но нельзя – затуманенный взгляд может стоить жизни. Шажок, еще один… Шум снизу усиливался. Но его тут же заглушило гудение – я добралась до панелей, прикрывающий воздуховоды. За ними было немного места – как раз чтобы сесть, подтянув ноги к животу. Пыль въелась в бетон, а еще это место облюбовали голуби. Плевать на загаженный пол, я просто вползла за панель и затихла, обняв колени руками. Пустота обступила со всех сторон, она давила так, что нельзя было вздохнуть. Лежала, глотая ртом воздух, и не знала, что делать дальше. Слез не было. Лишь темное, невозможное отчаяние… И неверие. Неужели это все? Неужели ничего нельзя исправить? Это не сон? Может, в лимонад, которым угощали в схроне, что-то подмешали? Наркотик или галлюциноген? Знаю, что ребята ими баловались, но Ларс строго следил, чтобы мне ничего такого не предлагали. И сам не употреблял. И все-таки это казалось лучшим вариантом. Рано или поздно наркотический бред развеется, и я приду в себя. На диване в подвале, в больнице или дома, в собственной кровати – неважно. Главное, что мама и папа будут живы, и эта пустота исчезнет… В попытке проснуться я укусила себя за руку. И взвыла от боли. На коже отпечатались следы зубов. Ровное полукружье с капельками выступившей крови. Не сон. Это. Не. Сон. Слез не было. Отчаяние выжигало их еще внутри, не позволяя вырваться наружу. Жизнь рушилась, как рушится старая кирпичная стена. А может, это и есть – конец? Нужно просто подойти к краю и боль исчезнет? Ну и что, что вместе со мной? Зато не надо будет снова и снова переживать этот кошмар… Один шаг. В пустоту, где нет спасительного козырька. Я даже поднялась на ноги и подползла к обрыву. Внизу творился кошмар. Сверкание проблесковых огней, куча машин, вой сирен… Как будто случилось что-то ужасное. Да оно и случилось! Моих родителей убили! Но даже сейчас, не понимая, как жить дальше, я сообразила: смерть простых граждан не может вызвать такого столпотворения. Полиция, медики, какие-то черные машины… Я даже потянулась к коммуникатору на запястье, чтобы посмотреть новости. Но вместо этого решительно выключила устройство. Наверное, надо бы выкинуть, по нему меня отследить пара пустяков, но рука не поднималась. Это означало окончательно порвать с прошлым. Признать, что все изменилось. Но я пока была не готова. И прыгать вниз – тоже. Пустота начала заполняться. Боль отступила, освобождая место ярости. Меня решили наказать? Лишить всего? Ну так они узнают, что не только саро умеют мстить! Нужно лишь… Панель вспыхнула, заставив меня отшатнуться вглубь ниши. Вскоре она осталась единственной защитой от ослепляющего света, залившего фасад дома. Да что все-таки случилось? Я понятия не имела, что делать дальше, ясно было одно: пора сматываться. А думать буду потом. Вариантов спасения оказалась три. Первый – спускаться по стеклянной стене – я отмела сразу: заметят, да и устала так, что могла потерять осторожность. Второй – по вентиляционной шахте. Но огромные отверстия были забраны мощными решетками, отогнуть которые голыми руками не получится. Оставался третий – через узкую дверцу в стене. Она открывалась очень редко и только для обслуживания воздуховодов. Оставалось вскрыть замок. У меня не было смазки, не было отмычек. Но и механизм оказался примитивным! Мы вскрывали такие в заброшках тонкой проволокой. Её у меня тоже не было, и тут вспомнилось о сломанной собачке на молнии. Она давно ждала починки, мама ругалась, что я хожу со скрепкой, но толстовка была любимой, и расстаться с ней даже на несколько дней, пока у мамы руки дойдут перешить молнию, было выше моих сил. Пара минут, и отмычка готова! Замок немного клинило, но кого это остановит. Интересно, чтобы сказала мама, увидев дочь, вскрывающую замки, как обыкновенный медвежатник? Мысль скользнула на грани сознания и исчезла. Не время. Думать о родителях буду потом, когда выберусь из западни. Щелчок показался небесной музыкой. А вот скрип давно не смазываемых петель оглушил. Кажется, теперь вся округа знает, где меня искать. А, может, суматоха поднялась по другому поводу? Если рассудить здраво, кому сдалась простая девчонка, школьница? Даже саро не настолько мелочны, чтобы бросать на мои поиски всю полицию района. Ну, мне показалось, что всю. Но что тогда произошло? Я терялась в догадках и понимала одно: нужно сматываться. Думать буду потом. Дверь закрывалась медленно, словно нехотя. На ней даже доводчиков не было, пришлось прилагать усилия. Сразу стало темно, но я успела разглядеть бесконечные ступеньки в бездну. Эхо подхватывало звуки и швыряло на стены. Они отскакивали гулкими мячиками и уносились вниз. Если решат проверить этот проход, я попалась. Но, к счастью, это никому и в голову не пришло, так что спустилась я спокойно. Только вот ноги стали подгибаться. Немудрено: сначала этот бешеный спуск по наружной стене, теперь вот – по бесконечным ступенькам… Ведущую на подземную стоянку дверь решилась открыть не сразу. Долго сидела на полу, приходя в себя и прислушиваясь к тому, что творится снаружи. Там шумели. Что-то кричали, хлопали дверями авто… Выходить сейчас казалось безумием. Оставалось ждать. Напряжение, усталость и темнота высасывали силы. Спать было нельзя, я до синяков щипала руки, закусывала губы так, что они покрылись коркой, но все равно проваливалась в подобие бреда, когда не знаешь, сон это или явь. За дверью послышались шаги, заставив замереть. Я боялась даже дышать и закусила руку, чтобы не вскрикнуть, когда узкая створка распахнулась, полоснув по глазам лезвием света. В проеме показался темный силуэт – мужской, ошибиться было невозможно. Эхо подхватило стук его каблуков, умчалось куда то за спину, по лестнице, заглушая стук сердца, и я не сразу поняла, что даже оно перестало биться от ужаса: передо мной стоял саро. Тот самый. Он успел переодеться, сменить костюм на серый. Взгляд скользит по белоснежной рубашке и замирает у воротника – две пуговицы не застегнуты. Но пугает не это. Смотреть сейчас в глаза саро значит… умереть. А жить хочется до боли, до тошноты, до тугого узла в животе! У меня одна надежда на спасение – мчаться прочь, вверх по лестнице вслед за эхом! Стальная накладка ножен гулко ударяется об пол. А я, зажатая между стеной, саро и мечом, оседаю на пол. Это… конец? Видеть, как приближается смерть, не хотелось, и я закрываю глаза так сильно, что вижу разноцветные круги. И чувствую дыхание. Оно пахнет чем-то сладким. Роза? От неожиданности открываю глаза. Он улыбается! Эта сволочь еще и улыбается! Ехидно и чуть снисходительно. А потом тянет руку к лицу. Прикосновение жжет, словно кислотой плеснули. Хочу смыть его с себя горячей водой, нет, кипятком! И бежать! А не получается! Я как кролик перед удавом. Его глаза – бездна, и я падаю, падаю… Вижу резкий замах и холодный блеск стали, чувствую боль… И просыпаюсь. Это… сон? Но какой правдоподобный! Даже удар меча почувствовала, бок до сих пор болит. Осторожные ощупывания показали, что это край ступеньки впился в тело, пока я спала. Всего лишь неудобная поза, а ощущений от неё – масса. Нет, я так свихнусь, надо выбираться. Парковка оказалась полупустой. Да она всегда была такой, машины имелись не у всех, жильцы дома предпочитали пользоваться общественным транспортом: метро, монорельсом или фуникулерами. А значит, можно проскочить незамеченной. Главное вспомнить, где здесь камеры. Ну почему я не изучала их расположение так же тщательно, как схему внутренних коммуникаций? Теперь придется положиться на удачу! Я выскользнула из коридора, перекатилась за широкую квадратную колонну и поняла, почему никто так и не догадался проверить, что за дверью. Они её просто не увидели! Узкая, выкрашенная в тон основных стен, да еще утопленная в нише, она была незаметной! Прячась за авто и колоннами, я пробралась к выходу и влилась в людской поток. И… все? Никто не преследует, не хватает за руку с криком «поймал», не указывает пальцем. Неужели получилось? От счастья даже голова закружилась. Я шла, сама не зная куда, лишь бы подальше от дома, прочь от преследователей и ночного кошмара. Осознания, что это все на самом деле не было. Казалось, я действительно напилась чего-то запретного и осталась ночевать в подвале. Вот явлюсь, получу от сходящих (с ума?) от беспокойства родителей трепку и пойму: все хорошо. Ноги сами повернули обратно. Спохватилась, только когда увидела знакомый экран, на котором крутили новости – окна моей комнаты выходили как раз на него, можно было даже телевизор не покупать, а просто раздвинуть шторы и приоткрыть форточку. Сейчас диктор с озабоченным видом вещала, что этой ночью в одном из домов произошли бандитские разборки. Пострадали ничем не повинные люди, и Клан взял это дело под особый контроль. У погибших была несовершеннолетняя дочь – на экране появилось моя фотография, – всем, кому известно хоть что-то о её местоположении, нужно позвонить по номеру… Цифры бежали по нижней части экрана непрерывной строчкой. Никто не обращал на них внимания, впрочем, как и всегда. Люди торопились по своим делам, им было не до бандитских разборок. Я свернула в небольшой сквер, упала на лавку. От возмущения даже дышать не могла. Надо же, как вывернули! Особый контроль! Так я и поверила после того, как столкнулась с членом этого Клана в собственной квартире! Стоп! А не слишком ли много шумихи? Ну, убил и убил… Кого касаются дела Клана? Кто посмеет сунуть в них нос? Голова шла кругом. Но думать не получалось: я слишком устала и почти не соображала, где нахожусь. Хотелось спать и есть. Я знала только одно место, где можно было спрятаться: заброшка. Там ребята, Ларс… он старше, он умный и он обязательно что-нибудь придумает! И накормит. В подвале всегда был неприкосновенный запас еды: несколько банок консервов, упаковка печенья и минералка. Просто на всякий случай. Главное, добраться туда без приключений. Казалось, все вокруг только и делают, что пялятся. От любопытных взглядов даже капюшон не спасал. Я убеждала себя, что это из-за грязной толстовки, что утренние новости ни при чем, но все равно было очень неуютно. Может, поехать на автобусе? Я даже достала проездную карточку, но тут же спрятала обратно в карман. Она именная, а меня ищет Клан! Наверное, уже все терминалы отслеживают. Пришлось менять планы. Идти недолго, через полчаса буду на месте. Надеюсь, что Ларс уже там, тогда я окажусь в безопасности. Предвкушая отдых, даже шаги ускорила и не сразу услышала пиликанье коммуникатора. Это еще кто? Потянувшись к мерцающему экрану, я четко вспомнила, как нажимала кнопку выключения. Как? Как такое возможно? Может, я включила его случайно? Во сне, например. Но это было невероятно. Коммуникатор светился, требуя прочитать сообщение. Темные буквы чуть мерцали: – Не прячься, тебе ничего не угрожает. Да, так я и поверила! После того, что Клан устроил у меня дома, показываться им на глаза опасно. Но и в убежище, получается, тоже идти нельзя? Если они сумели задействовать выключенный прибор, то и все мои маршруты знают! Ой, мамочки! Ребята! Они в опасности? Первым порывом было мчаться в наш подвал, предупредить… Но я тут же передумала: а что они знают? Только адрес. Клановцы быстро поймут, что от моих друзей им никакой пользы, и отстанут. Саро, конечно, те еще мудаки, но просто так, без вины, не убивают, а у ребят достаточно ума, чтобы не нарываться. Скажут правду и все. И что теперь делать? Меня найдут везде, разве что от коммуникатора избавиться. Этого не хотелось. Последний подарок родителей. Не самая новая модель, но популярная: и выход в сеть, и кино посмотреть, и связаться с кем угодно можно… А жизнь все равно дороже! Расстегнула пряжку и, зажав крохотный прибор в руке, пошла вдоль припаркованных на обочине машин. Повезло почти сразу: кто-то переезжал, и маленький грузовичок стоял с открытым багажником. Никто и не заметил, как туда полетел коммуникатор. Пусть побегают! А мне в другую сторону. Об отдыхе нужно забыть. Воспользоваться общественным транспортом невозможно, придется топать своими ногами, а это долго. Но выхода не было. Запретный район, а попросту «запретка» расположился почти в центре города. Почему его не снесли, загадка. Возможно, оставили, как памятник Последней Войне, а может, и потому, что так было безопаснее: ходили слухи, что бактериологическое оружие, которое тогда применялось, оказалось настолько серьезным, что последствия не могли расхлебать до сих пор. Сумели только остановить заражение, локализовать его в одном месте. Вот и стояли за забором с колючей проволокой остатки древнего города, разрушались понемногу, и никому не было до этого дела. Даже Клану. Разумеется, запретку облюбовали те, кому не нашлось места в Городе. Таких оказалось немного: бомжей рано или поздно вылавливали, остальным тоже нет-нет да и приходилось выбираться из запретной зоны, и они попадались в ловушки. Облав не страшились только паркурщики. Мы точно знали, что здесь нет никаких чудовищ, что все это истории, которые рассказывают детям, чтобы не лазали, куда не следует. Нет сжирающих все и вся бактерий, нет заразы. Есть только полиция и облавы, от которых легко уйти по обрушивающейся под ногами крыше или балансируя на какой-нибудь ржавой балке метрах в тридцати над землей. Туда за нами не совались. А еще здесь глохли все высокотехнологичные приборы. Высокий бурьян принял, как родную, укрыл от чужих глаз, узкой тропкой провел к подъезду, железная дверь которого давным-давно лежала в стороне. Сквозь проржавевшие дыры лезла к солнцу трава, и даже виднелся тонюсенький стволик клена. Если никто не сломает, лет через двадцать его корни и ветви раскрошат бетонную кладку и окончательно разрушат эту стену. А пока она крепко стояла на мощном фундаменте и исправно удерживала лестничные пролеты. Там, где не рос мох или вездесущий вьюн, виднелись остатки краски, синей и зеленой. Кое-где прилипли разрушенные осиные гнезда – этих тварей выживали быстро, не хватало еще быть покусанным! На высоте третьего этажа в давно лишившееся рамы окно упиралась стрела подъемного крана – стройка так и не была закончена. Бежать, как обычно, не глядя по сторонам, не решилась – усталость взяла свое. Я перебралась сначала в кабину, а уже оттуда перепрыгнула на железную балку, чуть задержалась, ловя равновесие, и перешла на другую сторону недостроя. Разбег, прыжок, и вот я уже на козырьке, который был когда-то балконом. Оставалось подняться на крышу и, перепрыгивая с одной на другую, добраться известным маршрутом до дома с отвалившейся боковой стеной. Онаросто отошла, как кусок слоеного пирога, и осыпалась на землю грудой кирпича. Теперь она поросла дерном, и ходить там не рекомендовалось. Осколки еще пробивали зеленые пласты травы. Поднявшись по ступенькам, я толкнула недавно смазанную дверь и вошла в Логово. Так мы называли эту огромную квартиру, которую трейсеры облюбовали и обжили давным-давно. Вспомнилось, как стояла на пороге впервые, открыв от удивления рот, так что Ларс пошутил про ворону. Легкая мебель из стальных труб и настоящего дерева сохранилась почти в первозданном виде. Её изредка подкрашивали, чтобы не ржавела сильно. И даже стекла панорамного окна мылись раз в год – как они уцелели, для меня до сих пор было загадкой. Но думать об этом сейчас сил не осталось. Добраться вон до того дивана и спать! Но сначала – напиться. Вдосталь, как следует, смачивая пересохшее горло. Для этого в шкафу стояла батарея бутылок со свежей водой. Обновлять запасы тоже входило в непреложный закон нашей компании. Рядом лежала упаковка соленых галет. Но я так устала, что о еде не думала. Спать! Все – потом. *** Солнце светило прямо в глаза. Я попыталась отвернуться, чтобы поспать еще немножко, но услышала шаги. Сон как рукой сняло. Миг – я и на ногах, готовая бежать без оглядки. – Лара! Ты чего? – Напугал! – я упала обратно на диван. – Напугал… Паника не прошла, осталась холодом в позвоночнике, напряженными мышцами, обостренным слухом. Казалось, я слышу то, что происходит в соседнем доме. – Ну, тише, тише! – Ларс уселся рядом, обнял. – Рассказывай, что стряслось. В новостях кошмар что творится… И я рассказала. Спокойно, без эмоций, как будто книжку читала. Даже плакать не хотелось. Внутри поселилась пустота. Ларс не перебивал, только крепче прижимал к себе, словно старался укрыть от несчастий. – Я когда тебя на экранах увидел, думал, с ума сойду. Кинулся к дому, а там полиция, клановцы, врачи. Суетятся, свидетелей ищут. Понял, что тебя не нашли, и свалил на всякий случай. Всю ночь просидел в подвале, ждал… – А я… не пришла. – Да только утром догадался, что если ты жива, то будешь прорываться в запретку. Ну, и рванул сюда. А с коммуникатором хорошо придумала. Он обнял меня уже двумя руками. И холод, заставляющий дрожать даже в это жаркое лето, отступил. Зато пришло понимание, что случилось страшное. Что я одна, что никогда больше мама не будет ворчать на не помытую посуду, а папа не подмигнет хитро, подсовывая в рюкзак шоколадку. Что никто не будет заставлять учиться, и не будет семейных ужинов, когда болтаешь обо всем, слушаешь, что произошло за день, рассказываешь о своем, обсуждаешь новый фильм или планируешь совместный поход в парк. В горле стало больно. Слез не было, вместо них наружу вырвался звериный вой. Я кричала, срывая голос, хотелось, чтобы все оказалось неправдой, не верилось, что это не кошмарный сон. Ларс крепко стиснул мои плечи, не позволяя упасть. Прижимал к себе, гладил по спине, лицу, шептал что-то неразборчивое. Но его усилия помогли – глаза защипало и хлынули слезы. Рыдала также, в голос. Плакать было больно, в глаза словно песка насыпали, а потом меня накрыло опустошение. – Ларс? – подняла голову, чтобы заглянуть в его серые глаза. В них плескалась тревога. – Прости, я не знаю, чем помочь… – он наклонился к самому лицу, дыхание коснулось моей щеки. И губ. Поцелуй пах мятной жвачкой. «Двойная свежесть». Даже летом от этого вкуса кидало в дрожь. А теперь он действовал, как заморозка. Как-то мне вправляли выбитый на трассе сустав, делали анестезию. Правда, руки потом долго не чувствовала. Теперь было точно так же. Боль ушла. Не совсем, но забилась куда-то в уголок, свернулась клубочком, готовая возвратиться, как только пройдет действие лекарства. Хотелось, чтобы чтобы он никогда не заканчивался, этот поцелуй со вкусом дешевой жевательной резинки. Я тянулась в Ларсу, к его губам, пила поцелуи, словно микстуру от всех болезней, и мечтала о большем. О том, что заставит забыть о боли навсегда, вернет все на свои места, позволит жить… Что это – я не знала. Но точно связано с Ларсом. Он отстранился первым: – Прости, не нужно было… Стало холодно. Я обхватила себя руками, стараясь согреться хоть немного. На плечи тут же опустился старый, затертый до прозрачности плед. Несмотря на заплатки, натуральная шерсть еще грела, поэтому мы берегли эту роскошь, которую кто-то из группы притащил в Логово. Так давно, что мы уже не помнили, кто именно. – Вот, – Ларс добыл из рюкзака термос. – Я подумал, тебе понадобится. От запаха куриного бульона скрутило желудок. Пришлось подтянуть ноги к животу, так меньше болело. – Спасибо. Не хочется… – Ты, вообще, когда ела в последний раз? На глаза снова навернулись слезы. Теперь – от заботы. Без родителей, конечно, пусто и больно. Но почему я решила, что я – одна? А Ларс? Единственное, чем могла отблагодарить за заботу – выпить весь бульон. Желудок угомонился почти сразу. По телу разлилось тепло, потянуло в сон. – Отдыхай. – Ты не уйдешь? – получилось слишком жалобно. И тут же стало стыдно: Ларс из небогатой семьи, школу в прошлом году закончил и теперь вынужден подрабатывать, чтобы сводить концы с концами. Ему некогда сидеть тут и утирать мне слезы! – Не уйду, – его рука нежно погладила по щеке. – Я никуда не уйду! Он передвинул кресло так, чтобы быть поближе, и достал из рюкзака планшет. Дешевенький, но на какой денег хватило. А я ведь хотела подарить ему на день рождения новый, посовременнее. Даже деньги копила, иногда подрабатывая после школы в кафешках посудомойкой или уборщицей. Теперь счет заморожен, если только кто-то дотошный не нашел коммуникатор раньше полиции и не подсуетился. Переживания, усталость и сытость сделали свое дело. Я хоть и проспала большую часть ночи, а отрубилась мгновенно. И проснулась глубоко после обеда, когда в Логово стали подтягиваться остальные. Новости они приносили неутешительные. Мои фото по-прежнему крутили на всех новостных экранах. Ларс тут же заметил, что, видимо, Клану от меня что-то надо, иначе бы полиция не рыла землю копытом, а потихоньку тянула дело, уповая на случай. А уж после того, как явившиеся близнецы заявили, что в подвале был обыск и там разнесли все, найдя заначку травки, просто взбесился: – Какой идиот там эту гадость хранил? Говорил же: курить – курите, а закладки не делать! Опять Ольга с Марком дурили? Или вы? Близнецы переглянулись. Изредка они набивали кальян марихуаной, но особо не увлекались. И хором запротестовали: – У нас никто «Зеленого Дракона» не курит. Ларс сжал кулаки: эта смесь стоила дорого, из наших многим была не по карману. Тем более что основные обитатели подвала – трейсеры, они почти не позволяли себе лишнего, понимая последствия. – Подкинули? – пискнула я, кутаясь в плед. Несмотря на то, что солнце заливало комнату, меня знобило. – Как пить дать! – близнецы начали разминаться. К ним присоединилось еще человека два. – Ларс? А ты? Он покачал головой: – Сегодня без меня. Я знала, что это значит – отказаться от бега. От полетов с крыши на крышу, от прыжков и трюков. Больше, чем движение, Ларс любил только рисование. И в глубине души жила надежда, что меня. – Может, пойдешь? Он покачал головой: – Не сегодня. Устал. Ложь. Милая и такая приятная! А для меня – крохотная искорка хоть чего-то хорошего в пучине безнадеги. Как только мы остались одни, Ларс достал из рюкзака блокнот и карандаш: – Попозируешь? Меня? На бумаге? Он редко позволял себе делать такие наброски, берег для комиксов. И вот… Конечно, я согласилась. Уселась, как велели, чтобы свет падал красиво, чтобы тени лежали как надо. И пусть ноют уставшие мышцы, я останусь неподвижной столько, сколько нужно! Жаль только, мысли одолевают. Хотя нет. Их не было. Ни одной, лишь пустота. Я так и не смогла поверить, что все это – взаправду. – Что думаешь делать дальше? – Ларс кинул на меня короткий взгляд и снова уткнулся в блокнот. – Не знаю. Не думала. – Понятно, – он оживленно черкал в альбоме, иногда останавливался, закусывал губу и доставал ластик: не нравилось. – Но что-то надо делать… Действительно. Куда идти? Меня ищут, даже на подработку не устроишься. И в город не выйдешь. – Подвал перевернули, еще немного, и доберутся до Логова, – Ларс словно читал мысли. – Если уже не… – Думаешь? – мне было все равно. – Наверняка сдали, об этом месте многие знают. Он был прав. Друзей, таких, которые «своих не выдают», у меня было немного. В подвале, да и здесь встречались скорее «по интересам», подчиняясь одному правилу: склоки не затевать, свинарник после себя не оставлять, чужих без разрешения не приводить. Так что… – Ладно, близнецы не сдадут, мировые ребята. А вот Ольга… Ларс снова попал в точку. Ольга давно положила на него глаз. Высокий, сильный, лидер – мечта любой девчонки. Убрать соперницу легальным способом – это дурой надо быть, чтобы не воспользоваться. – Значит, пора уходить, – мышцы затекли, и я встала, чтобы сделать несколько упражнений. А заодно заглянуть через плечо художнику. Ларс этого не любил, но интересно же! Какая красота! Даже не сразу поняла, что девушка, сидящая на краю крыши – я. Потому что я никогда не была такой красивой. – Нравится? – Ларс повернул рисунок, чтобы было лучше видно. – Потом еще сделаю и подарю тебе, хочешь? Разумеется, хочу! Восхищение талантом на мгновение вытеснило даже растерянность. А Ларс уже убирал блокнот в рюкзак: – Только сначала решим, что дальше. Здесь тебе оставаться нельзя – одной, в темноте, да еще облавы эти… Я же с ума сойду! – И что делать? – Искать укромное место. Прыгать сможешь? Разогревайся! Разминалась через боль. Труднее всего давалась растяжка, но я только крепче стискивала зубы – уже то, что вчера не свернул шею по пути до Логова – чудо. – Вы куда? – удивились вернувшиеся близнецы. – Бегать. Ларе нужно отвлечься! Движение. Оно всегда помогало. И после очередной двойки по математике, и после тяжелого разговора с родителями, когда в наказание на неделю запирали дома. Прыжок, кувырок через голову, мягко, как кошка. И также ловко вскочить на ноги, чтобы рвануть вперед, пить бьющий в лицо ветер и чувствовать, как он хлещет по глазам, больно, до слез. Главное, не признаваться даже себе, что ветер тут ни при чем. И бежать дальше, готовясь оттолкнуться и лететь над пропастью, чтобы встретиться на той стороне с бетонной плитой, поросшей кое-где чахлой травой. – Стой! – Ларс хватает за руку, и бег останавливается. – Что? – Совсем рехнулась! – в серых глазах боль и злость. – Жить надоело? Восторг уходит. Наваливается пустота. И темнота, пусть солнце еще и не думает подплывать к горизонту. – Что? – кажется, получается слишком грубо. Вместо ответа Ларс подвел меня к провалу. Мамочки! Я это собиралась перепрыгнуть? Да тут только если крылья отрастить! – Возвращаемся! – Ларс хрипит, словно что-то мешает говорить. – Перекантуемся в Логове, а там посмотрим. – Опасно! – я вспомнила его слова. – Если облава… – Тогда и будем думать. А пока тебе опасно бегать. Возвращаемся! И осторожно! Путь в Логово показался бесконечным. Восторга больше не было, да и Ларс не позволял выйти за рамки: следил за каждым моим шагом, каждым движением. Дай волю – обвязал бы страховкой и переправил по веревкам. – Уже? – вся компания была в сборе. Пришли даже те, кто предпочитал бегать в других местах. – Уже, – Ларс открыл бутылку с водой и долго пил, а потом огляделся: – Лара пока поживет здесь. Узнаю, что кто-то выдал… И посмотрел так, что все невольно вжали головы в плечи. Поверили. Да и не зря – драться Ларс умел и любил, не раз доказывал правоту кулаками. Потому и не совались к нам другие компании. – А что она есть будет? Вопрос снял напряжение. Некоторые полезли в рюкзаки, доставая прихваченные из дома припасы. Не бог весть что: бутерброды, печенье, синтетическая лапша быстрого приготовления, такие же супы… – Вот это и будет! Где кипяток? – Сейчас! Газа и электричества в запретке отродясь не бывало. Каждый выкручивался как мог: кто-то жег костры, кто-то приносил автономные туристические плитки, кто-то разживался солнечными батареями. У нас же имелось несколько баллонов сжиженного газа. Откуда – Ларс молчал, зато в любой момент можно было не только вскипятить воду для чая, но и приготовить поесть. Правда, до такого не доходило, здесь никто никогда не оставался дольше, чем на сутки, а это время можно и на сухомятке посидеть. В руки мне сунули бутерброд с дешевым сыром и кружку горячего супа. На поверхности плавали кусочки сушеных овощей, в основном морковная ботва и лук. Я выпила залпом. И поскорее зажевала бутербродом – после домашнего бульона есть это было невозможно. – Ну, насмотрелись? – Ларс явно злился. – Расходимся, дайте человеку отдохнуть. Ребята послушались. Ободряюще хлопали по плечам, девочки лезли обниматься, отчего становилось только хуже, и ныряли в проем. – А ты? – спросила, когда мы остались одни. – Что? – он явно удивился. – Сказал же, что здесь переночую! – Когда? – я такого не помнила, разве что упоминания вскользь чего-то насчет «перекантуемся». Но обрадовалась: оставаться одной в зарпетке не хотелось. Страшно. Предыдущая ночь была не в счет. Остаток дня просидела, свернувшись клубочком в кресле. Ларс что-то рисовал, уже на планшете, и отложил его, только когда стало совсем темно. – Есть хочешь? Я не хотела. Я вообще ничего не хотела. Разве что умереть. Лучше – еще до того, как решила пойти в проклятое кафе. – Какого черта он туда сунулся? – спросила у пустоты. – Ты о чем? – О саро. Зачем он пришел в это кафе? Они же предпочитают что-то посолиднее, подороже… Ларс присел перед креслом на корточки: – Рассказывай. Что за саро? И что за кафе? Да, верно. Об этом я умолчала. Но слова рвались наружу, и рассказывать было легко. Ларс мрачнел. – Действительно… какого. Но ты не виновата! Слышишь? Не виновата ни в чем! Подумаешь, толкнула! – И прощения не попросила. Почему я этого не сделала, Ларс? Спина бы сломалась от простого поклона? – Может, – он привстал, чтобы обнять, – потому что была не виновата? И это не ты его толкнула, а он – тебя? Возможно, так и было. Память отказывалась помогать. Сам момент встречи вылетел из головы. Я помнила только потемневшие глаза, широкий разворот плеч и ладонь, тянущуюся к мечу. Тонкому, длинному, с мэнуки в форме стрекозы. – Не знаю, – обхватила руками гудящую голову. – Ничего не знаю! – Тсс, – я сама не поняла, как оказалась на коленях у Ларса. Он обнимал, гладил по спине, укачивал, как ребенка. Шептал что-то ласковое… И было так хорошо выплакаться на его надежном плече, а потом заснуть, согреваясь теплом сильных рук. Проснулась оттого, что луна заглядывала прямо в окна. В её свете предметы казались чужими, меняли очертания, и в тенях таилось что-то жуткое. Захотелось спрятаться под одеяло с головой, зажмуриться, отгораживаясь от страхов. А потом стало все равно. Чего мне бояться? Самое страшное уже произошло. Мысли не давали заснуть снова. Крутились в голове бесконечной лентой, завязывались в узел и возвращались к началу. Ларс тихо сопел, подложив под щеку ладони. Стало стыдно. Верчусь тут, а он, вместо того чтобы провести ночь в своей постели, ютится на продавленном диване. Ему утром на работу, да и дома будут неприятности – несмотря на совершеннолетие, родителям не нравилось, если сын не приходил ночевать. Осторожно села, нащупала кроссовки и тихо подошла к окну. Луна казалась огромной. Она заливала бледным светом все вокруг, и в стекле отражался беспорядок, царящий в комнате. Я поняла, что задыхаюсь. Что не могу стоять на месте, тело требовало движения. Ларс не проснулся, когда я приоткрыла дверь. Петли тщательно смазывались, так что она не скрипела, а ходить бесшумно я научилась давным-давно: если не умеешь владеть телом, в паркуре делать нечего! Как и сумасшедшим, решившим бегать ночью. Но мне терять было нечего, а горе требовало выхода в движении. Я чувствовала, что рехнусь, если не подчинюсь безумному желанию, и не видела ничего, только тропу, ведущую к луне. Железная балка, перекинутая от стены к стене. Где-то внизу, невидимые в темноте, торчат пруты арматуры, острые и ржавые, как и почти все вокруг. Бетонное перекрытие, достаточно широкое для разбега. Крыша другого дома ударяет в плечо, когда я приземляюсь перекатом. Вскочить и мчаться дальше, выше, быстрее. Так, словно от этого зависит моя жизнь. Перемахиваю покосившиеся перила какого-то балкона, перескакиваю на другой, пониже, карабкаюсь, чтобы тут же скользнуть по наклонной доске… А потом снова вверх, на надрыве, до боли в ногах и легких, до ощущения, что сердце вот-вот вырвется из груди… Я не видела, куда наступаю. Не замечала, что перепрыгиваю. Смотрела только на цель – самое высокое здание в запретке. Оно торчало осколком гнилого зуба, щерилось металлическими каркасами и перемалывало смельчаков бетонными краями крошащихся плит. Я не видела этот оскал. Не сегодня. Не сейчас. Главное – луна! И плевать, что сорваны ногти, что одежда в грязи и порвана, что кровоточат руки. Главное – вперед! Я смогла отдышаться, только стоя на самом верху. Прозрачно-серые пятна на Луне ничуть не уменьшали её сияния. А вот звезды блекли перед величием ночной госпожи, и даже далекие огни Города казались тусклыми. Они мерцали вдали и напоминали планктон на поверхности океана. Я никогда не видела, как светится море, но давно умершие авторы любили описывать это явление в своих романах. Красиво до боли. И также холодно. И одиноко. Меня обступала темнота. Свет – он был далеко, слишком далеко, чтобы дотянуться, чтобы стать его частью. А вот мрак казался глубоким и вечным. Он манил не меньше далеких огней, переливающийся, словно драгоценности, которыми высшие саро украшают своих женщин. Несмотря на теплую ночь, ветерок уже успел нахвататься сырости в заброшенных домах и теперь остужал разгоряченное бегом тело. Меня знобило, но уходить не хотелось, так прекрасен был ночной Город. И Луна. Она вставала над ним огромной жемчужиной, светящимся шаром, напоминая о вечности. Пройдет время, и разруха раковой опухолью расползется от запреток к новым пока домам. Разрушит здания, погасит огни. Успокоит вечный шум, не будет ни рева двигателей, ни музыки, ни смеха. Не останется ничего. Меня тоже не останется. А главное – утихнет эта ноющая боль! Так, может, и не стоит ждать так долго? Раскинуть руки и сделать один шаг. Оттолкнуться и прыгнуть как можно выше и как можно дальше? – Стой! – меня откинуло от края. – С дуба рухнула? Идиотка! Растрепанный Ларс не стеснялся в выражениях. Даже замахнулся пару раз, но ударить не посмел. А я смотрела на него, лежа на жестком бетоне, и чуть не плакала от досады. Не успела! Всего один шаг – и не успела! – Ты хоть понимаешь, что чуть не натворила? Ларс присел на корточки и наклонился. Его лицо оказалось близко-близко, и щеки блестели, словно мокрые. – Ты… плакал? Почему? – Ну точно идиотка! – меня рывком подняли на ноги и оттолкнули подальше от края. – Сама не догадываешься? Я огляделась. Город все так же мерцал вдалеке мириадами разноцветных огней. Луна по-прежнему висела над головой, а темнота затаилась в углах и между осколками бетона. Но очарование уже пропало. Это были просто ночь, луна и Город. На смену восторгу пришла усталость. – Прости, – наверное, надо было сказать что-то еще, но сил не осталось. – Давай возвращаться. Движение все так же приносило удовольствие. Но эйфория, которая привела меня на высотку, не вернулась. Оно и к лучшему – безопаснее. В Логове Ларс толкнул меня на диван и упал сверху. Под спиной жалобно застонали старые пружины. Ларс приподнялся на руках, так, чтобы оказаться лицом к лицу. Резкие тени искажали реальность, и глаза казались бездонными: – Дура, – меня обдало мятным дыханием. – Какая же ты, Ларка, дура! Разве можно вот так просто отказаться от жизни? Я не боялась того, что должно было случиться. Лежала на диване, парень – сверху. Между нами только одежда, не мешающая чувствовать. Будь что будет! От моего прикосновения Ларс дернулся, как от удара. И тут же скатился на пол. – Извини! – настала его очередь просить прощения. – Я просто очень сильно испугался. На языке вертелась колкость, но я сдержалась. Он меня хотел, что чувствовалось даже через джинсы. И почему-то это казалось правильным. – Ларс, – протянула руку, погладила по голове, взъерошила и без того лохматые волосы. – Не надо, – он отстранился и потянулся к рюкзаку. Стало страшно, что он сейчас уйдет, оставит одну в темноте, наедине с луной и городскими огнями, и чуть не заскулила от ужаса. Но Ларс просто достал термос, в который еще вечером налил кипяток. – Наверное, кофе нам обоим не помешает. Порошок сублимата растворился мгновенно. Сахара не было, да еще Ларс не отмыл термос после бульона. Так что мы пили пахнущую курицей кисловатую бурду и смотрели в окно. – Зачем ты это сделала? – прервал Ларс тягостную тишину. – Не знаю, – сказала честно. – Сама не понимаю, что на меня нашло. – Наверное, это шок. Мы снова надолго замолчали. Да, так и есть. Шок. Я грелась, прижавшись к Ларсу, слушая его дыхание, успокаивалась и думала, что последняя дура, если решилась на такое. Наверное, лучше какое-то время никуда не выходить, чтобы снова не поддаться тоске. – Почему ты остановился? Он отпил кофе и повернул голову. Луна на миг отразилась в темных глазах и исчезла. – Потому что это неправильно. Совсем неправильно. Здесь все не так: не пойми где, на старом диване… Ну и не хочу, чтобы ты потом говорила, что я воспользовался ситуацией. – Знаешь ведь, что не скажу. – Знаю, – улыбнулся он. – И все-таки… давай подождем. – Квартиры, хорошей кровати и свежих простыней? – Хотя бы твоего совершеннолетия! – легкий щелчок пальцем по носу заставил поморщиться. – Я так понимаю, что спать мы сегодня больше не будем? Тогда, может, попозируешь? – Если только покажешь, что получилось! Темнота скрыла грязь на одежде и опухшее лицо. Ларс поставил меня к окну, и луна с городом превратились в фон. – Вытянись, как будто пытаешься взлететь! – Раскинь руки. Шире! Ты хочешь обнять весь мир! И я послушно тянулась, обнимала, садилась на пол или приподнималась на цыпочки. А потом, когда Ларс разрешил передохнуть, вцепилась в его планшет. И снова себя не узнала. Эта девушка на рисунках была кто угодно, но только не я! Тонкая, стремительная, прекрасная… – Нравится? – У тебя настоящий талант! Ты будешь знаменитым художником, вот увидишь! – Твои слова да Богу в уши… – Ларс вздохнул и принялся исправлять рисунок. Там тень лежала не так, как хотелось бы художнику, а здесь линия показалась нечеткой. – О чем думаешь? – сейчас он казался очень далеким, этот гений. – Да так… О разном. – Например? Я видела, что ему не хочется говорить. Но любопытство оказалось сильнее такта. – Ну Ла-а-а-арс! – Ты несовершеннолетняя! – отрезал сердито. Так вот в чем дело! Я отскочила к окну, встала так, чтобы луна освещала целиком, как учил Ларс. И одним движением сбросила сначала толстовку, потом футболку. – Прекрати! – Ларс оказался рядом, схватил за руки, не давая продолжить. – Что ты творишь? – Сегодня такая безумная ночь… – я понимала, что он прав, но остановиться не могла. – Так дай же побезумствовать! – Только белье не снимай, – попросил Ларс осипшим голосом. И отступил. Пришлось подчиниться. Джинсы, кроссовки. Но не трусики, хотя меня смущала скромная ткань – я не любила кружева и носила простой трикотаж без швов. Он не стеснял движений и сейчас казался таким убогим! – Замри! Так и застыла вполоборота к окну, подняв руки, чтобы поправить волосы. Их пора было помыть, но темнота скрыла несовершенства. Ларс рисовал. Планшет мягко подсвечивал его лицо, а я была готова вечно любоваться этой линией скул, тонким прямым носом, твердым подбородком, всегда гладко выбритым. Он был безумно красив, мой Ларс. Не то что я. Но на его портретах я преображалась. Менялась. Становилась прекрасной. Нестерпимо захотелось увидеть рисунок. – Покажи, – бетон холодил ступни, но кого это волнует. Какая разница, замерзну или нет, когда там… такое! Дыхание перехватило. – Это… я? Нет, определенно – нет! Потому что такое просто невозможно! Огромная луна заглядывала в окно. Не знаю, как Ларс умудрился нарисовать прозрачные стекла, но они там были! Ловили призрачный свет, чтобы серебряным потоком вылить его на… богиню. Высокая, прекрасная, далекая и… высокомерная в своей порочности. Идеальное тело и длинные волосы не скрывают безупречного изгиба спины. И мне сейчас неважно, что на самом деле ношу короткую стрижку, потому что это… все-таки я. Недосягаемая звезда. Совершенство. Неужели он действительно видит меня… такой? На глаза навернулись слезы. Из груди вырвался всхлип, который заставил Ларса поднять глаза от планшета. – Что случилось? Лара, ты же вся дрожишь! Руки ледяные. Ну-ка! Он усадил меня в нагретое им самим кресло, укутал в плед. И притащил горячий кофе, пахнущий куриным бульоном: – Подостыло уже, чай не заварится. Подожди, я принесу твою одежду! И от этой заботы становилось сладко и больно, так что я не могла остановиться и плакала, плакала, плакала… А Ларс снова укачивал, как маленького ребенка, целовал в мокрые щеки и называл себя идиотом. От этого тоже становилось хорошо. Когда небо за окном посветлело, Ларс посмотрел на часы – откуда в логове взялся механический монстр с маятником, не знал никто. – Я тут подумал… В художке всегда нехватка моделей, а у тебя фигурка – закачаешься. И позируешь как надо. Конечно, не бог весть что, платят копейки, но хоть что-то… – Спасибо! – еще вчера я не знала, как и на что буду жить, а теперь в безнадеге появился хоть какой-то просвет. – Главное, там документы не спрашивают. Это было определяющим. Куда мне сейчас официально оформляться, с лицом, засвеченным на телеканалах. – А если меня узнают? – Всем пофиг. Говорю же – хороших моделей нет, рисуем уродцев. Людой поймет, что если сдаст тебя, снова будет пялиться на стариков и жирных телок. Ну? Рискнешь? – Рискну! Все равно выхода не было. – Вот и ладненько. Одевайся, а я сгоняю за завтраком и позвоню родителям, чтобы не волновались. И пойдем жилье искать, иначе с тобой рехнуться можно. – Тебе же на работу! – Обойдутся денек, – отмахнулся Ларс. – Знаешь, чувствую себя семейным человеком… уже и квартиру ищу! Из окна хорошо было видно, как парень преодолевает маршрут. Неужели он действительно любит? Настолько, что готов поселиться в этой проклятой заброшке, лишь бы уберечь от опасности? И работу почти что нашел, сама бы я ни за что не догадалась. Теперь можно было зажечь конфорку не боясь, что кто-то увидит отблеск пламени. Вскипятить чайник, достать галеты и вчерашние бутерброды. Неужели это… навсегда? Вот так прятаться, вздрагивать, подозревать всех и вся? С чашкой чая я снова подошла к окну. Небо стремительно светлело, избавляясь от остатков ночи. От понимания, что еще несколько часов назад я хотела покончить с собой, стало жутко. Чтобы отвлечься, включила планшет и пролистала рисунки. У Ларса талант. Для того, чтобы брать уроки в убогой художественной школе, он пашет как проклятый. А теперь еще меня готов содержать, а значит, лишать себя чего-то очень важного. Возможно, мечты. Допустить такого я не могла. А если повторить ночную вылазку? От этой мысли стало по-настоящему страшно. Дура! Кто-то разрушил твою жизнь, а теперь уничтожает будущее единственного близкого человека. Покорно проглотить и исчезнуть? Я перевела взгляд на призрачное отражение в стекле. – Ты спустишь это ему с рук? Ну уж нет! Но чтобы противостоять саро, нужны связи. А значит, я просто обязана сдать чертов Экзамен, потому что другой возможности получить престижное образование и выбраться из этой дыры нет. – Какой Экзамен? – ухмыльнулось отражение. – Ты объявлена в розыск! – Значит, куплю новые документы. – На какие шиши? – не унималось мое второе я. – На те, что заработаешь в дыре под названием «художественная школа»? Все верно. Чтобы исчезнуть и возродиться под другим именем, нужны деньги. Много денег. Легально столько не заработать. – Хватит! Я подышала на стекло. Отражение пропало, скрывшись за крохотными капельками. Вот бы так же легко было заставить исчезнуть убийцу! Горький смех перешел в кашель, но вернувшегося Ларса встретила улыбка: – Что принес? Я жутко голодная! Мой любимый парень рассмеялся и поставил на стол пакет с логотипом ближайшей забегаловки. Вредно, но сытно, вкусно и недорого. – Давай завтракать. День предстоит тяжелый. *** Мы успели улизнуть до того, как в Логово явились остальные. Впрочем, с утра сюда мало кто приходил, являлись после школы и работы еще до того, как стемнело, а потом перебирались в заброшку в Городе. Для меня же он, сияющий, прекрасный и полный жизни, был закрыт. – Не волнуйся, – вынырнул из очередной дыры Ларс, – дольше месяца мы здесь не задержимся. Все успокоится и вернемся. От этого «мы» снова хотелось плакать. Не верилось, что я все-таки не одна, и в то же время было страшно за Ларса. У человека есть мечта, работа, родители, а он тратит время на какую-то ерунду… На меня. Но протестовать не хотелось, не было ни сил, ни желания. Все-таки это очень приятно, когда о тебе заботятся. – Давай-ка вон туда заглянем, – указал Ларс на очередные развалины. В отличие от прошлых, это здание когда-то было двухэтажным. Крыша провалилась, часть стены развалилась, осев на землю грудой кирпича. Но за ней щерилось осколками стекла подвальное окошко. Крохотное, только-только проскользнуть. Внутри уже кто-то оборудовал жилище, но судя по слою пыли и кучкам песка, давным-давно сюда не заглядывал. – Отлично! Тут даже плита есть! Притащу газовый баллон, выкинем мусор, занавеску повесим… Я тоже заразилась энтузиазмом Ларса. Ну и что, что мы здесь только до осени? К тому времени страсти поулягутся, можно будет вернуться, а если еще и работу найду… Снаружи кто-то выругался. И тут же смолк, словно и эти звуки были лишними. Захрустели под ногами камешки, тихо, сторожко. Ларс прижал палец к губам и кивнул на стоящий торцом к стене шкаф. Покосившиеся дверцы трогать было нельзя, скрип тут же бы выдал нас, но если втиснуться в угол и присесть, натянув на лицо темный капюшон, можно отсидеться. Ларс прокрался к окошку. И тут же присел, давая мне знак затаиться. В поле зрения мелькнули ноги в тяжелых форменных ботинках. Армия или полиция? Неужели… облава? Время от времени в запретке появлялись служители закона. Они прочесывали все более-менее целые здания, заглядывали в подвалы, искали нарушителей. Обычно довольствовались бомжами и наркоманами, на высоту или в сильно разрушенные дома не совались, так что мы спокойно отсиживались в Логове, как и остальные группы. Просто не тренировались в этот день да старались не подходить к окнам. Но сегодня что-то пошло не так. Люди в форме заглядывали во все дыры, во все щели. Даже пытались карабкаться по выщербленным стенам. Наш подвал спасала груда битого кирпича, но ненадолго. Ларс жестом указал на что-то у меня за спиной. Клочок тени! Такой густой, что не увидеть собственную вытянутую руку. А от окна прикрывает шкаф! Снаружи донеслись тихие голоса. Заметили! Я сжалась в комок, Ларс замер рядом. Мы оба, не мигая, следили за ярким пятном – в окошко светили фонарем. Он скользнул по стене, выхватил дальний угол, мазнул по полу рядом со шкафом. – Пусто! – послышалось разочарованное. – Хорошо проверил? Может, заглянем? – Если тебе так хочется, лезь сам! Я шею в этих трущобах ломать не намерен! – Смотри! Если упустим, тебе её сломает Клан. Сердце ухало где-то в горле. Казалось, его слышали даже на улице, но, потоптавшись возле окошка, люди ушли. Мы замерли. Слушали, как ходят за стенкой, как переговариваются. Сквозь щели даже долетел запах табака. Настоящего, а не пропитанной ароматизаторами массы. Снаружи послышались крики, топот, кто-то упал, выругался, куда-то побежал… Шум отдалился, и Ларс схватил меня за руку: – Скорей! Трогать дверь с проржавевшими петлями означало громко заявить о себе. И мы выбрались так же, как и зашли – через окошко. Скатились с горы битого кирпича, пересчитав, наверное, каждый. И, пригнувшись, кинулись прочь. И все-таки нас заметили. Засвистели, закричали вслед. Но мы уже знали, как будем уходить. Никогда я так не бегала, не прыгала по балкам и не рисковала. Казалось, под ногами огонь разлился, задержись хоть на мгновение, и прожжет толстую подошву кроссовок, опалит ступни. И я бежала. Задыхалась, хватала ртом воздух и – бежала. А рядом мчался Ларс. Наконец, преследователи отстали. Им снизу не очень удобно было перепрыгивать завалы, они то и дело теряли нас из виду. Остановились мы только когда голоса остались позади. Согнулись пополам, ловя ртом воздух, и упали, где стояли. Несколько минут я слышала только свое сердце и шумное дыхание запыхавшегося Ларса. А потом мы переглянулись и рассмеялись. В унисон, до болящих ребер, до кашля. – Вот это была гонка! – Ларс окинул взглядом проделанный нами путь. – Давно так не бегала, – отозвалась я и осеклась, вспомнив ту ночь и луну. – Ну, не удирала! Ларс уселся и обхватил руками колени. – Интересно, чем ты так досадила Клану, что они даже облаву устроили? Он был прав. Меня искал Клан. И простого столкновения в дверях для такого было недостаточно. – А, может, это не за мной? Кто знает, кто еще здесь прячется? Может… Надсадный крик и звук упавшего с высоты тела заставил заткнуться. Мы осторожно выглянули из укрытия. Люди столпились вокруг распростертого на земле человека. Я хорошо знала этот недостроенный дом. Мы остерегались там бегать: торчащая в фундаменте арматура не оставляла оступившемуся даже шанса. Но от кого он убегал? Все были внизу. – Проклятье! – выругался Ларс. – Альпинисты! Вдоль некоторых стен свисали веревки. Хорошо экипированные люди карабкались наверх, обкладывая убегающих со всех сторон. – Деру! – скомандовал Ларс. – Должны успеть. Ух, как мы мчались! Ветер свистел в ушах, заглушая крики. Альпинисты не добрались до этого места. Они уже поднимались, но чтобы достичь верхних этажей, им требовалось время. Мы же просто проскочили опасные участки, пробежали по тонюсеньким балкам и помчались дальше. Впереди замаячила окружающая запретку стена. Поверху тянулись спирали колючей проволоки, путь выше – провода под высоким напряжением. А за ними взрывались проблесковыми огнями полицейские машины. Ларс выругался. А я, утонув в азарте погони, не сразу поняла, что это конец. Они перекрыли все лазы, а крыльев, чтобы перелететь заслон, у нас не было. Сзади догоняли те, кто смог вскарабкаться по веревкам. Прозвучала команда остановиться. – Вот уж хренушки! – Ларс, схватив меня за руку, рванул вперед. – Что ты творишь? – разговор сбивал дыхание, но не спросить не могла. – Тебя же просто штрафанут… – А тебя прихлопнут! – отмахнулся Ларс и резко выкинул руку вправо. Там возвышался древний строительный кран. Непонятно, почему он еще не упал. Стойки проржавели настолько, что в металле видны были дыры. При малейшем ветерке вся эта конструкция раскачивалась и стонала, как неупокоенный призрак. Или души тех, кто решился на восхождение, забыв о том, что техника безопасности пишется кровью. В здравой памяти я ни за что бы не решилась на такое. Но длинная стрела ржавым мостом нависала над забором, словно указывая путь к спасению – туда даже полицейские альпинисты, отчаянные головы, вряд ли сунутся. Ржавчина пачкала руки, куски металла цеплялись за одежду, резали ладони. Адреналин не позволял замедлиться и посмотреть, что к чему. Потом, все потом. Сейчас, главное, уйти от погони! Здесь, наверху, властвовал ветер. Он гудел, раскачивал кран и старался столкнуть в бездну. Люди внизу казались маленькими, как фигурки из настольной игры. – Что дальше? – голос перехватило, я едва выдавила пару слов. Ларс вцепился в железку и крутил головой, соображая. Конец стрелы водило влево вправо, но, что самое страшное, за ним была пустота. Ближайшее высокое строение находилось на приличном расстоянии, не допрыгнуть при всем желании. – Может, сдадимся? – вот теперь стало страшно по-настоящему. Ларс зажмурился и замотал головой: – Я лучше прыгну, чем в камеру. На миг вернулось ощущение полета. Не то, что приходит, когда перепрыгиваешь с крыши на крышу, а другое, то, которое предвкушаешь, заглянув в пустоту. Я даже ощутила, как мы делаем этот шаг вместе, взявшись за руки. – Не смей! – прохрипела Ларсу прямо в ухо. – Слышишь? Не смей! Легкий стрекот прервал истерику. Здесь, на границе запретки, техника работала, хотя и с перебоями. Сейчас к крану направлялся примитивный дрон с механической камерой. – Похоже, они жаждут наших фото! – съязвил Ларс и поглубже натянул капюшон. Я машинально повторила движение и осмотрелась. Деваться было некуда, а крылья отращивать я не умела. Оставалось… – Ларс! Как думаешь, там подвалы соединены? Он оторвался от стойки и всмотрелся в силуэты домов. – Скорее всего. Думаешь, успеем? – Должны! Опасно бегать по заброшкам, но по вздрагивающему от ударов ветра строительному крану – и вовсе самоубийство. Но на что не пойдешь, когда у тебя на хвосте полиция! Выбор небольшой: камера для обоих, штраф для Ларса и электрический стул для меня. Так лучше сорваться… или обмануть смерть! Возле самой стены, почти примыкая к ней, сохранилось старое здание, даже частично обитаемое. По крайней мере, ночами в нем горели электрические лампы, а не свечные огарки. И крышу подновляли, чтобы не текла. А еще оно было высоким. Ощущение полета длилось мгновение и не успело захватить. Приземление получилось жестким, подошвы словно электрическим разрядом прошило, пришлось даже перекат делать. Ларс мягко упал рядом и тут же вскочил, высматривая дальнейший путь. Но сейчас вела я, ему оставалось только не отставать. Расчет оказался верным: никто не подумал, что мы сунемся в помещения охраны. Сейчас они пустовали – всех выгнали на облаву, и проскочить здание насквозь оказалось просто. А там – открытое окно, асфальт под ногами и – безумный, выматывающий бег. Я петляла, как заяц. Неожиданный финт помог обойти полицейских и даже нескольких саро. Но техника работала исправно, тысячи, миллионы камер накрывали Город сетью, и негде было укрыться от их черных глаз. Разве что нырнуть в проулок, такой узкий, что раскинув руки, можно коснуться стен. Добежать до тупика и резко, на пределе сил взлететь по отвесной кладке и приземлиться уже на той стороне, а потом шмыгнуть в ближайший подвал. Спину обжигает холодом, и я спотыкаюсь: нас все-таки увидели. Саро. Высокий, в идеально сидящем костюме, с убранным в ножны мечом… – Ларка! – шипит Ларс и тянет меня дальше, к другому окошку, а оттуда – в подворотню. А так хотелось развернуться и вцепиться ногтями в это чисто выбритое лицо, погрузить пальцы в глазницы, вырвать эти безумные, но такие страшные глаза. – Ларка! – оплеуха приводит в чувство. – Рехнулась? Бежим! Мы не знали этот район также хорошо, как свой. Но взгляд привычно подмечал упоры для ноги, щели, дыры в подвалах, куда можно нырнуть и спрятаться. Разглядеть бы еще камеры! Через пару минут к нам присоединились еще бегуны. Мчались чуть впереди, словно показывая дорогу. Знак, понятный всем паркурщикам Города, сообщил, что парни просят довериться. Выхода не было, и мы помчались за ними. Подворотня, щербатая стена, балкон… Громкие и злые крики вслед – кто-то из жильцов остался недоволен, но провожатые даже не замедлились. Еще с четверть часа гонки по незнакомой трассе, и они нырнули в какую-то сараюшку. – Сюда! – легко отодвинули кресло, под которым оказалась дыра. – Отсидитесь там. И, оставив нас в темноте, исчезли. – Что дальше? – спросила у Ларса. Тот напряженно прислушивался к тишине. В какой-то момент она сменилась голосами, топотом ног, грохотом роняемой мебели. Я закусила губу, чтобы не закричать от страха и почувствовала, как пальцы Ларса сжали мою ладонь. Стало спокойнее. Над головами заскрежетало – это сдвинули кресло. Не знаю, почему они не увидели закрытый деревяшками лаз, похоже, что-то помешало, потому что шаги простучали к выходу и все стихло. – Что дальше? – билось в голове, но сказать это даже шепотом я не решалась. Единственной связью с реальностью оставалась рука Ларса, в которую вцепилась, как в соломинку. Наши пальцы переплелись, и страшно было, что эта связь прервется. Я сильнее прижимаюсь к мужской груди и чувствую напряжение. Невидимое в темноте движение, и скорее угадываю, как он смотрит вверх, туда, где деревянный настил отделяет нашу крохотную, примерно два на два метра каморку от охотников за головами. Хочется шептать, говорить, кричать – что угодно, только не эта глухая тишина, и тут же рука Ларса проводит по голове, спине, плечам, успокаивая. А потом я чувствую на пальцах дыхание и невесомый поцелуй. Машинально тянусь к лицу Ларса. Он не брился пару дней, губы царапает щетина. Плевать! Подумаешь, нежности какие! Запах мятной жвачки почти выветрился. Понимаю, что прежде я никогда не ощущала истинного вкуса поцелуев, а он невероятный! Сладковато-свежий, мягкий. Такой же, как у жасмина, если убрать тычинки и лизнуть желтоватую серединку. Язык сам тянется ощутить эту сладость, мягкие губы послушно раздвигаются, но проникнуть внутрь не получается: Ларс переходит в наступление. Его язык сильнее и настойчивее. Зубы закусывают нижнюю губу, тело как разрядом тока прошибает! Воздуха не хватает, да и какая разница? Ларс тяжело дышит, стараясь не издавать громких звуков. Верно! Нельзя шуметь, никак нельзя! Плевать! Целоваться можно и не шевелясь! Губам горячо, жар разливается по лицу, спускается на грудь, так что приходится расстегнуть толстовку. Жадные руки ту же оказываются под футболкой, ласкают спину, заставляют выгибаться навстречу движениям. Где я? Это уже неважно. Темнота усиливает ощущения, и когда Ларс касается груди, сдвигая чашечку лифчика, с трудом сдерживаю стон. Почему нельзя шуметь, уже забыла. Если это условие игры, его нужно выполнять. Руки скользят по ткани, а хочется ощутить кожу, её шелковистость, мягкость, почувствовать под пальцами сильные мышцы. Я знаю, какие они – не раз массировала Ларсу плечи и спину. Сейчас же это что-то другое, кончики пальцев зудят от желания прикоснуться. Кажется, между нами вот-вот проскочит яркая, видимая искра. Ладони скользят по спине, ласкают грудь. Хочу ответить тем же, но Ларс неожиданно поворачивается, и пальцы наталкиваются на ткань штанов. Он топорщится, и жар стыда спускается до самого живота, зажигая между ног пламя. Я знаю, что происходит между мужчиной и женщиной. Видела не раз, как парни обжимались с девчонками, слышала сладкие стоны. Точно такие, как сдерживаю сейчас. Только видеть – это не то. Совсем не то. А ощущать – странно. Смущение длится только миг. Это же Ларс, мой Ларс, чего мне стесняться? Узел расходится практически сам. Горячая кожа, живот дергается, когда провожу по нему кончиками пальцев, зарываюсь в мягкие волоски. Ларс вздрагивает и отстраняется только на миг, а потом в ладонь толкается что-то твердое. «Что-то». Я прекрасно знаю название, и все же даже самой себе сказать пока стесняюсь. Это не мешает наслаждаться прикосновениями. Ну чистый шелк, нежный и гладкий. Экстаз для пальцев. И причина продолжить исследования. Мне нравится, как вздрагивает Ларс. Пытается отстраниться и тут же прижимается снова. Даже жаль, что лица не видно! Оно всегда такое живое, хочется видеть все эмоции, до единой! Проклятая темнота! Слова уже сорвались с губ, как сверху послышался шум. Мы оба уставились на потолок, и глаза запорошила пыль – человек прошел от одного угла к другому. Все это время он находился там? Затаился и ждал? Страх и растерянность неожиданно вытеснила злость. Я задрожала, но не от ужаса, а от возбуждения. Острого, как лезвие бритвы. Враг наверху? Прекрасно! Пусть ждет! А нам здесь есть чем заняться! Но Ларс думает по-другому. Желание пропало, я чувствую это ладонью. Тепло и… мягко. Попытки вернуть ощущения привели к тому, что Ларс просто вытащил мою руку из своих штанов, а потом и вовсе отстранился. Обида, разочарование, злость… Теперь я дрожала не от возбуждения, а от гнева. Хотелось наплевать на условности, подняться наверх и прибить помешавшего нам нахала! Так хорошо было! И Ларсу тоже. Я же почти забыла, что происходит, и даже боль от потери родителей отступила. А теперь – вернулась. Глаза защипало. Как плохо быть беспомощной! У этого, наверху, есть все: сила, право, дом и семья, даже если он не из Клана, а простой полицейский. А у меня нету! Ничего не осталось, а теперь лишили еще и Ларса! Понимание пришло внезапно. Ох, мамочки, что же он обо мне подумает? Злые слезы сменились жгучим стыдом. Захотелось сквозь землю провалиться, но было некуда даже сбежать. А охранник наверху походил немного и направился к двери. Я очень надеялась, что он не вернется. Мы оба надеялись. Темнота скрыла пылающие щеки, а необходимость соблюдать тишину просто спасла – я все равно не могла выдавить ни слова. А тут еще Ларс отодвинулся как можно дальше. Спасибо, руку не выпустил, иначе хоть волком вой, хоть с ума сходи от стыда и ужаса. Почему я думала, что люблю темноту? Ненавижу! До остановки дыхания – ненавижу! Отныне она всегда будет ассоциироваться с беспомощностью, ведь это невыносимо, сидеть вот так и до звона в ушах прислушиваться к звукам, доносящимся сверху. Шаги. Не спокойные, как у полицейских, не уверенные, а быстрые и легкие, словно летящие. Шорох, облако пыли и в конуру врывается свет. Я долго морщилась – слепит. Ларс подхватил, передал наверх, сильные руки приняли, поставили на деревянный пол. Под попой оказалось пыльное кресло. – Ну вы и даете! – слышится восхищенное. Глаза уже привыкли и можно оглядеться. Обычная заброшка, облюбованная местной молодежью из тех, у кого нет денег на клубы по интересам. На стенах – граффити и распечатанные на простой бумаге фотографии, в основном – прыжки или трюки. Все становится на свои места. Кому, как не трейсерам помогать друг другу? Эти парни наверняка тоже бывали в запретке, скакали по крышам, перелезали с балкона на балкон, исследовали внутренности домов в попытках найти что-то, сохранившееся с древних времен. На черном рынке давали неплохую цену, я сама не брезговала зарабатывать таким образом на карманные расходы, хотя родители регулярно пополняли счет. Но свое – это свое, кеш нравился мне куда больше. Потому что дура была. Ларс уже что-то выяснил у незнакомцев. Я очнулась от резкого окрика одного из них: – Помалкивай! Твою бабу весь Город разыскивает, так что позвоним в полицию сразу после того, как выведем вас с территории, нам не нужны неприятности. Поэтому чем меньше мы будем знать о тебе, тем меньше сможем рассказать на допросе! Ларс кивнул – умно. В руки сунули по бутерброду из ближайшего гипермаркета и по банке сладкой газировки. Достаточно, чтобы не умереть с голоду, но слишком мало для того, кто с утра пораньше промчался через всю запретку, а потом долго-долго сидел в темной конуре. При воспоминании о том, что там случилось, кровь снова прилила к щекам. Мамочки, я же практически предлагала себя Ларсу! Девочка, девочка из приличной семьи, называется! Хорошо, что нас прервали. Да ни черта не хорошо! Я ведь тогда, в отличие от Ларса, не обрадовалась, так хотелось продолжения. Да кому вру-то? Испугались оба, но я и не подумала прекращать! Осознание того, что нас могут обнаружить в любой момент, что мы не одни, только обостряло ощущения. И убивать я была готова не за то, что прервали, а за то, что оставили одних. Внизу живота потянуло. Это я так от воспоминаний возбудилась? Ой, мамочки! Чтобы отвлечься, прислушалась к разговору. – Не боитесь новой облавы? – Ларс переводил взгляд с одного парня на другого. – Нет, мы проверили. Полиция давно уехала, только саро… – Кто? – я чуть банку не уронила, хорошо, не успела открыть. – Саро. Сидел тут, как таракан в щели, выжидал чего-то. Мы его до границ района проводили, так что точно не вернется. Значит, все-таки не ошибка. Меня ищет Клан. И желание ребят донести на нас понятно: ради полиции они бы пальцем о палец не ударили, но с правителями Города шутки плохи. – Мы пойдем, – аппетит пропал. Хлеб, только что казавшийся вкуснее пирожного, теперь напоминал сухую траву. – Не торопись, еще не стемнело, – отозвался один из парней. Невысокий, коренастый… Как он умудряется бегать с таким телосложением? Еще, небось, и трюкачит? Зачем я об этом размышляю? Ответ лежал на поверхности: чтобы отвлечься от того, что произошло в подвале. Думать о чем угодно, только не о собственной распущенности! Забыть как страшный сон! Мама ведь предупреждала, а папа только сказал один раз, что голову оторвет… И мне, и ему. Под «ему» подразумевался Ларс. Ох, знали бы родители, что именно он остановил непотребное! – У тебя температура? – прохладная рука легла мне на лоб, смущая еще больше. – Бежать сможешь? Я только кивнула, голос мог выдать. – Тогда – пора. Парни хорошо знали окрестности. Вели там, где не было ни фонарей, ни, я смела надеяться – камер. Пустынные переулки, балконы темных квартир – их хозяева еще не вернулись с работы, крыши невысоких зданий и широкие карнизы. – Все, – оба остановились у невидимой глазу границы. – Дальше сами. Через пару часов позвоним в полицию, так что удачи! Мы могли только поблагодарить и ринуться в неизвестность. – Куда? – спросила коротко, сохраняя дыхание. – Ко мне, – Ларс даже приостановился, чтобы ответить. – Мои на работе, до утра перекантуемся. А там видно будет. Дом! Переночевать в настоящей квартире, помыться и поесть по-человечески! Как мало я ценила такую возможность прежде, а теперь не знала, когда она появится снова. И, сцепив зубы, мчалась, выплескивая раздражение, злость, стыд в движение. Эмоции помогли выдержать. Я не сорвалась, не отстала, не сбавила темпа. И мышкой скользнула в пропахший кошачьей мочой подъезд. Подниматься пришлось по лестнице – в лифте, несмотря на убогость жилища, стояли камеры. На площадках тоже, но мы преодолевали их снаружи, по перилам. Оставалось войти в квартиру Ларса так, чтобы оказаться вне поля зрения техники, реагирующей на движение. Заклеивать глазок было нельзя – во-первых, сразу бы поднялась тревога, а во-вторых, начни саро тайные поиски, именно это стало бы подтверждением его причастности. – Через окно залезешь? – Конечно! Двенадцатый этаж, невысоко, да и балконов полно. Быстро вскарабкалась и скользнула в квартиру. Семья не шиковала, но и с голоду не пухла. Пусть жили в непрестижном доме, зато имели три комнаты и холодильник не пустовал. – Обедать или мыться? – Ларс кивнул на дверь ванной. – Конечно, мыться! Мягкое полотенце легло на руки пушистым зверьком. Сверху Ларс кинул чистую футболку: – Наденешь пока. Про нормы помнишь? Воды хватало, чтобы как следует помыться, но долго нежиться под душем не стоило – за перерасход нужно было доплачивать. И все-таки отказать себе в удовольствии несколько минут постоять под горячими струями я не смогла. Они били по плечам и спине, стекали на грудь и живот, и ниже… Я жмурилась от удовольствия и не сразу услышала шаги: за дверью ходил Ларс. Преграда из тонкой фанеры – вот и все, что разделяло его и меня. При желании хлипкий шпингалет не станет проблемой. И от понимания, что стою голая, и Ларс это знает, внизу живота стало томно. И сладко, как только вспомнились другие шаги. Спокойные, и очень опасные. Да о чем я думаю! У меня родителей убили, я бездомная, за мной охотится целый Клан! Выдавила на ладонь шампунь, вспенила. Пока мыла голову, сильно дергала за волосы – спутались без расчески. А огонь между ног не угасал. Раздраженно сдернула с вешалки мочалку, намылила зло и сильно. Пена покрыла руки до локтя, кинула её в лицо. Глаза защипало, а кожу тут же неприятно стянуло. Вот так! Что угодно, лишь бы отвлечься! Но стоило жесткой мочалке коснуться кожи, как желание вернулось. А когда я начала мыть между ног… Ладонь мягко скользнула по намыленной коже. Палец прошелся между складочек. Меня даже выгнуло от остроты ощущений. Будь что будет, но в таком состоянии показываться Ларсу на глаза нельзя. Я же со стыда сгорю! К счастью, душ здесь на гибком шланге и головка легко откручивается. Направляю струю воды между ног, выискиваю самое удачное положение, чтобы она не била, не жалила, а мягко ласкала. Миг, другой и… Наверное, виной тому сегодняшний день. Он обострил восприятие, потому что оргазм пришел почти мгновенно. Мощный, сильный, резкий. Взорвался сотнями раскаленных иголок, выгнул тело, заставил ноги подкоситься. Я едва не упала, спасибо, под рукой оказалась батарея, холодная в это время года. Зато стало легче. Теперь я могла спокойно дышать и думать хоть о чем-то, помимо шагов за дверью ванной. И тех, других шагов. Да что это со мной? Мягкое полотенце уже не радовало. Хотелось жесткого, чтобы сдирало кожу, заставляло её пылать. Боль – хорошая расплата за такие мысли. Почему-то теперь, когда родителей не было в живых, это казалось особенно грязным, как и все, чего они не одобряли. К звуку шагов добавился голос. Ларс разговаривал с кем-то по коммуникатору. Я прильнула к двери и прислушалась: – Что? Реально? Нет, Ларку со вчерашнего дня не видел, как из Логова ушел. Какая погоня? Да не включал я новости, меня вообще в городе не было! Так, понял. Ты вот что, если узнаешь что-то о Ларе, сразу звони, хочу быть в курсе. Разговор перешел в обычный треп. Я быстро натянула футболку, замотала волосы полотенцем и вышла из ванной. Ларс запнулся. – Ладно, пока, – выдохнул в коммуникатор. И скользнул мимо меня в открытую дверь: – Моя очередь. Там, на кухне… Его выдавал голос. Растерянный, смущенный и… Я закусила губу. Не о том думаю! Кстати, а чего это мне в последнее время так крышу рвет? Вроде никогда нимфоманкой не была. Возбуждалась, конечно, но не настолько, чтобы ни о чем, кроме как о парнях, не думать. Об одном парне, – поправила себя и пошла в кухню. На столе ждал нарезанный хлеб, салат из выращенных на гидропонике овощей и котлеты из соево-белковой массы. Если правильно приготовить – очень вкусно, а мама Ларса готовить любила и умела. Но есть в одиночестве не хотелось. Ларс тоже голодный, нужно подождать. Он вышел и был так хорош с мокрой после душа шевелюрой, слегка осоловевшими глазами и растерянным выражением лица! – Нам нужно поговорить, – сообщил, отводя взгляд, и уселся напротив, – Сони звонил. Это я уже знала. Но что тот поведал такого, что Ларсу пришлось врать напропалую? – Тебя действительно ищет Клан. Лара, именно тебя! И я хочу знать, почему. Что ты натворила? В какое дерьмо вляпалась? Самой бы еще это узнать! О единственном грехе я рассказала давным-давно: – Если бы в дерьмо, а то в саро… – Да что ты ему сделала? Вот не верю, что только толкнула! – Только толкнула! – закивала так активно, что развязался тюрбан из полотенца. Сдернула его и кинула на стул. – Ну, и не извинилась. – И все-таки этого мало, чтобы такую облаву устраивать. Должно быть что-то еще… – Да не знаю я! – вскочила, уронив табуретку. – Не знаю! Я стояла полуголая в чужой кухне и изо всех сил старалась не заплакать. Слезы подкатывали к глазам горячей лавой. Ну почему Ларс не верит? – Успокойся, – он оказался рядом. Обнял. Сразу стало тепло-тепло. И уютно. Я подняла глаза. Ларс смотрел куда-то в сторону, между бровей залегла складка. И рука, поглаживающая по спине, двигалась машинально. – Поцелуй меня… Он не услышал шепота. Пришлось повторить: – Поцелуй меня. Никакой реакции. – Ларс! Он вздрогнул и ожил: – Что? – Поцелуй меня, – в этот раз попросила почти неслышно. Дыхание, пахнущее мятой. Мягкие губы едва касаются моих. По телу разливается нежность. Боясь спугнуть невесомое ощущение, замираю, не смея даже ответить, хотя хочется спрятаться за поцелуем, как за ширмой, как за броней. А Ларс не торопится. Его движения осторожны. Поцелуй. Еще один – в подбородок. И снова – в губы. По телу пробегает судорога, которая тут же сменяется теплом. А потом… Ларс отстраняется. И поднимает табуретку: – Сядь. Сказал же – нам нужно серьезно поговорить. Разобиженная на весь белый свет, я все-таки не могла не восхититься его выдержкой: штаны-то топорщатся, да так, что и слепой увидит. А еще была благодарна: он снова не воспользовался моей слабостью. Усаживаюсь, как примерная школьница складываю руки на коленях и киваю: – Давай поговорим. *** Ларс долго не мог подобрать слов, и тишина сгустилась напряжением. Я не выдержала: – Да говори уж скорее! – Помнишь, я предлагал тебе пойти в нашу художку натурщицей? – Да, и что? Завтра, вроде, собирались все решить? – Отменяется. Сдадут. – Но ты же говорил, что будут молчать, чтобы не остаться при толстых бабах и стариках? – Если бы речь шла о полиции, то да. Но когда вмешивается Клан… Директор первый тебя заложит. – И что делать? Я растерялась. Все рушилось. Весь тщательно выстроенный план. Возвращаться в Логово нельзя, оставаться у Ларса – тем более. И если пока тепло, можно помыкаться по подвалам, что делать осенью? А зимой? Без работы я сдохну быстрее, чем попадусь! – Есть вариант, – голос Ларса звучал глухо. – Правда, я надеялся, что о нем не придется даже рассказывать. Выражение лица показало: даже очень, просто мечтал, и если бы имелся хоть призрачный шанс избежать этого… В общем, я испугалась. – Не тяни кота за яйца, – Ларс вздрогнул от этих слов, но тут же понял: я на пределе, и заговорил быстро-быстро, как будто боялся передумать. – В городе есть Клуб Эстетствующих Художников… – От слова «худо» – не удержалась от древней и плоской шутки. Наверное, все-таки сдали нервы. От недовольного взгляда Ларса смешок застрял в горле, а он продолжал: – Да, звучит пафосно, но Клуб этот закрытый, попасть туда нереально. Моделям, кстати, тоже. – Почему? Извращенцы? – Хуже! Эстеты! Я ничего не понимала, пришлось Ларсу объяснять: – Члены Клуба любят рисовать… порок. С натуры. Обнаженные девушки и парни в откровенных позах, очень провокационных. Связывания там всякие… Ну, и… В общем, если рисуют любовь, то натурщики на самом деле… – Трахаются? – нахмурилась я. – Ты действительно хочешь, чтобы твою девушку… – Вот потому я и надеялся, что до этого не дойдет. И, кстати, там правило, возведенное в закон: к натурщикам не прикасаться. Взглядом можно все, но руками – ни-ни, сразу лишаешься членства. И потом… они хорошо платят. Или берут на полный пансион, с жильем и едой. Тогда, конечно, платят меньше. – Я лучше курьером… – Чтобы первый же заказчик сдал тебя Клану? – Ларс сразу понял, о какой работе я говорю. – А эти… не сдадут? – Нет. У них запрещено в клубе знакомиться. Все носят маски. И художники, и модели. Только некоторым гостям дозволяется являться с открытыми лицами. Это было уже что-то. Но все-таки… – Я могу попробовать договориться, – продолжал Ларс. – Если они согласятся, что не будет совокуплений… – А что тогда будет? Вместо ответа он достал планшетник. Древняя машина долго гудела прежде, чем допустить владельца до своих тайн. – Вот, – курсор на иконке папки, пара кликов… – Решай сама. На экран взглянула с опаской. Первый порыв – возмущение. Он мне ВОТ ЭТО предлагает? Второй… А ведь красиво! Тела переплелись в объятиях. Чувственно, живо… Маски скрывают верхнюю часть лиц, но двое тянутся друг к другу чуть дрожащими губами. Его рука мягко ласкает грудь с острым торчащим соском… Паутина из темных веревок опутывает девушку. Невесомая юбка задралась, зацепившись за узел. Белья нет, все видно в подробностях. Но как тянется нога к поперечной верёвке в попытке опереться, как изгибается бедро… И эта улыбка ярко-алых губ. И кто здесь жертва? Темные соски островами выглядывают из белой пены. Она разошлась кое-где и прозрачная вода не скрывает ни аккуратную дорожку кудрявых волос, ни алую плоть, ни изящный пальчик, что погрузился в нежные складочки… Верхней части лица не видно, а рот приоткрыт. Губы вздрагивают, чтобы выпустить сладкий стон… Да что же это такое? Какой стон? Какие дрожания веревки? Какие ласки? Это рисунки! Неподвижные, статичные… живые. – Ну и как? Я не знаю, что ответить. Сердце снова сладко замирает, в а животе тугой клубок и хочется в душ. – Не знаю… Вру! Знаю! И плевать, что это откровенное порно. А, может, все-таки эротика? Рисунки прекрасны, натурщицы – восхитительны! Но признаться Ларсу, что это понравилось? Да ни за что на свете! Я еще от стыда после подвальной выходки не отошла! – Думай. Тут тебе никто не посоветует. Я спрятала лицо в ладонях. Раньше все было просто: решение принимали родители, теперь же… даже Ларс не мог этого сделать. Все решения – мои собственные, а верные или нет, кто знает. – Говоришь, не выдают даже Клану? – Даже. Настоящее имена известны только владельцу Клуба. Раскрывать инкогнито запрещено как членам, так и моделям. – И платят хорошо? – Сначала не очень. Но если придешься ко двору, будешь обеспечена всем необходимым. Это даст тебе возможность подготовиться к Экзамену. Экзамен! Совсем забыла, что решила его сдавать! И что для новых документов нужны деньги. Тогда… чего тут думать? И мне даже неинтересно, откуда Ларс знает о Клубе так много. Выслушав, он кивнул: – Ложись спать в моей комнате. Я схожу в прачечную, надо твои вещи постирать. Ну, и мои тоже. Стиральные машины в таких домах не предусматривались. Для нужд жильцов в подвале оборудовались прачечные, где за символическую плату можно было постирать и посушить белье. Белье! Я покраснела: – Может, я сама? Ночь же, глядишь, никто и не узнает? – В таком виде? – Ларс окинул меня скептическим взглядом, прерывисто вздохнул и отвернулся: – Нет уж! Тем более что ночной тариф дешевле и там полно народу. Оставалось только молча смотреть, как он сгребает в корзину мою одежду. – Это на бережной? – ткнул пальцем в лифчик. Наверное, после того как я позировала только в белье, а потом устроила невесть что в подвале, стесняться было глупо. И я молча кивнула, подтверждая. – Ложись спать, вернусь поздно – надо насчет Клуба договориться. Спрашивать ни о чем не стала. Послушно скользнула под одеяло и закрыла глаза. Кровать. Чистое белье. Душ. Сытный ужин. Много ли человеку надо, чтобы почувствовать себя счастливым? Много. Потому что главное – чтобы близкие оставались рядом. Я закрыла глаза в надежде, что засну и не буду думать. В этот раз усталость оказалась союзником: она позволила отключиться прежде, чем пришли воспоминания. Проснулась от настойчивого писка будильника. И чуть не завизжала, услышав невнятное бормотание. На полу, на самовязанном коврике спал Ларс. Подмял под себя подушку, укутался в плед, спасаясь от утренней прохлады, и сладко сопел. Зуммер заставил его выругаться и перевернуться на другой бок. – Ларс, – позвала я, а когда не услышала ответа, дотянулась и потрясла за плечо: – Ларс! Он подскочил, дико оглядываясь по сторонам: – Что? Облава? И успокоился, увидев меня, сжавшуюся на кровати. – Что такое? Что-то случилось? А, будильник… Вставай, нужно слинять до прихода родителей. Я понимала такую спешку. Но отказаться от душа не смогла – за эти дни научилась ценить возможность помыться. Тем более что шла на собеседование. Наверняка попросят раздеться! От волнения меня потряхивало, не спасала даже горячая вода. Из ступора вывел настойчивый стук в дверь: – Ты там не утонула? – Иду! – выключила воду и завернулась в полотенце. На тумбочке лежала чистая одежда. При мысли, что Ларс стирал мое белье, пусть и в машинке, стало не по себе. Вчера я стыдилась куда меньше! Но, наверное, от этого чувства придется избавляться. В Клубе оно может только помешать. – Давай скорей! – на столе уже ждал омлет из сублимата. Специи и парочка поджаренных помидорок делали его вполне съедобным. Вот бы такое в Логово! Но хорошие сублимированные продукты стоили дороже лапши, которую почему-то называли бич-пакетами. Тайна названия терялась в веках, но прикипело оно намертво. – Давай-ка я тебя загримирую, – Ларс со вздохом кинул взгляд на часы. – Не хочется пешком тащиться. Далеко и долго, а мне еще на работу. Я подчинилась. Хоть какое-то время не решать самой! А Ларс принес коробку из-под обуви, полную всяких теней, пудры, карандашей для век… – Я, конечно, не визажист, так что… что получится. Получилось великолепно! Из зеркала смотрела молодая женщина, лет на пять старше меня настоящей, причем Ларс не накладывал ни тональник, ни пудру. Просто нанес где-то линию, где-то мазок… Он не наносил макияж – рисовал, используя вместо холста лицо. – Главное, руками не трогай! – он убрал следы «преступления» и настучал на домашнем компьютере записку для родителей. – Все, до вечера меня искать не будут, сказал, что на работе. Готова? Тогда – вперед! Идти по улице было странно. Спокойно влиться в людской поток, втиснуться в вагон монорельса. За проезд заплатил Ларс, но вышли мы на две остановки раньше, на случай, если решат отследить его передвижения. – Сюда! – указал он на дверь самого обычного офисного здания. Лифт поднял на тридцать первый этаж и распахнул створки с легким звоном. Дверь кабинета открыл невысокий подтянутый мужчина в идеально сидящем костюме. Посторонился, пропуская внутрь, и нажал кнопку автоматического замка. – Нам же не нужны свидетели, не так ли? От этих тайн стало не по себе, и чтобы скрыть волнение, я огляделась. Обычный офис со стандартной модульной мебелью. Столы, стулья, шкафы… Не вписывался только диван: большой, из черной кожи. А может, заменителя, кто его разберет. – Это она? – я насторожилась. Все же неприятно, когда о тебе говорят в третьем лице. Ларс только кивнул в ответ и подтолкнул в спину, заставляя сделать небольшой шаг. Мужчина наклонил голову: – Интересный мейкап. Может, умоетесь? – он кивнул на шкаф. Я послушно распахнула створки и ахнула: за дешевым пластиком, замаскированным под дерево, скрывался шикарный салон красоты! Большое зеркало с подсветкой, маленькое – увеличивающее. Полочки забиты пробниками брендовой косметики, я о такой даже мечтать не могла! – Не стесняйтесь, – подбодрил меня мужчина. А я вытащила из стопки ватный диск и застыла, глядя на россыпь сокровищ. – Попробуйте вот это, – хозяин офиса тут же понял, в чем дело, – а после смойте этим. Я послушно нанесла средство на диск, провела по лицу… Разве бывают такие чудесные вещи? Словно прикосновение облака! Я физически ощущала, как растворяется жир и грязь, налипшая на лицо, пока мы добирали. Как впитывается увлажняющее средство, и кожа буквально расправляется, становясь сияющей и гладкой. Через десять минут я любовалась собственным отражением. Какая хорошенькая! И ведь даже без макияжа! – Прекрасно! – мужчина тоже выглядел довольным. – Так… сколько вам лет, говорите? – Скоро будет восемнадцать. – А точнее? – мягкий, сочувственный взгляд проникал в самую душу. Хотелось расплакаться и рассказать этому человеку все, с того страшного момента в кафе и по сегодняшний день. Но я уже научилась помалкивать. – В ноябре будет восемнадцать. Тщательно уложенные брови на миг сошлись к переносице, но через мгновение лицо снова разгладилось: – Думаю, это не проблема. Вы можете раздеться? Вот оно! То, чего я боялась больше всего. Даже больше саро! На помощь, как всегда, пришел Ларс: – Подожди! Послушайте, прежде, чем вы примете решение, да и, вообще, станете её осматривать, у нас есть… условие. – Какое же? – мужчина выглядел заинтересованным. – Никакого секса. – Молодой человек, у меня Клуб, а не публичный дом! – Но это не мешает вашим членам рисовать с натуры некоторые моменты! А она – девственница! Взгляд карих глаз стал заинтересованным: – Вот даже как? Весьма… необычно. А, знаете, что! – он щелкнул пальцами, словно нашел какой-то потрясающий выход из положения, – а пожалуй, в таком случае я внесу в договор пункт о сохранении этой самой девственности. Это так… пикантно! Ничего себе определение! – Это… странно? – Понимаете, я же уже говорил, у нас закрытый клуб по интересам, а не публичный дом. Наши гости рисуют с натуры и получают от этого эстетическое удовольствие. Конечно, о моделях ничего не известно, но куда деться от слухов? И кто знает, возможно, кому-то это покажется интересным. Вам ведь рассказывали, что зарплата натурщиков зависит от их популярности? Конечно, какой-то минимум, чтобы не умереть с голоду, получают все, но основной доход зависит от востребованности. Так что ваша милая особенность может привлечь внимание и даже сделать популярной. Увы, невинность в наших кругах нынче так редка! Ну а теперь снимайте с себя одежду. Я зажмурилась. Одно дело скинуть одежду перед Ларсом, хотя до сих пор не знаю, что на меня нашло, и совсем другое – оказаться голой в присутствии чужого человека. Хотя… в этом моя работа и будет заключаться: раздеваться, чтобы богатенькие эстеты могли лапать меня взглядами. А значит, здесь, считай, и нет никого! Мужчина терпеливо ждал, а когда я потянула завязки толстовки, одобрительно кивнул. – Прекрасно! – сообщил он, когда одежда оказалась на стуле. – А теперь повернитесь! Я послушалась. – Очаровательно! Какая мускулатура, тонкая, гибкая… Приятно, когда молодые люди следят за своей физической формой. Вы спортсменка? Вспомнились крыши, балконы, балки, сумасшедший бег, ощущение полета. – Да. – Великолепно! Будьте добры прилечь на диван, я должен убедиться, что… – Стой! – выполнить указание не позволил Ларс. Схватил за руку так, что я вскрикнула от боли. А он моментально снял рубашку и накинул мне на плечи, и повернулся к мужчине. Не надо быть ясновидящей, чтобы понять: что-то пошло не так. Ласт напружинился, как зверь перед броском, ноздри трепетали от сдерживаемого гнева. – Какие-то проблемы? – владелец клуба выглядел удивленным. – Что. Это. Такое? – палец Ларса указал на дверь, вернее, на угол дверного проема. Я пригляделась. Там, в щели, замаскированной под естественный изъян, едва заметно блестел глазок видеокамеры. – Издержки профессии, – пожал плечами хозяин офиса. – Анонимность – альфа и омега нашего сообщества, и мне нужны гарантии, что девочки и мальчики не будут болтать лишнего. – Одевайся, – рыкнул Ларс. Я замешкалась: снова неудача. За что не возьмусь, хоть в петлю лезь! Но потом натянула трусики. Делать это под взглядами двух мужчин было неуютно, а еще эта камера… – Вот что, молодой человек, – владелец клуба потерял ко мне интерес и переключился на Ларса. – Вижу, честь подруги для такого, как вы, не пустой звук. А как вам предложение стать членом клуба, чтобы вы могли приглядывать за всем самостоятельно? Желваки на лице Ларса заиграли. Он упрямо мотнул головой, но мне привиделось, что в глубине серых глаз мелькнул интерес. – Отчего же? – удивление мужчины казалось искренним. – Вероятно, дело в ежегодном взносе? Ларс уставился на него в упор, но тот не замолкал. – В виде исключения я могу предоставить вам бессрочное членство без взносов со всеми привилегиями и правами. Скажем, до того момента, как эта особа, – он указал на меня, – не уволится или не потеряет девственность. Ну как, согласны? Ларс помотал головой. А потом прямо спросил: – Она вам так приглянулась? Ответом было легкое пожатие плечами: – Девственность – штучный товар, тем более в богемной среде. Ею гордятся, её вставляют напоказ, ею торгуют, в конце концов. Ну а уж натурщица… нет, мне даже не поверят, что такое бывает! – Вы что, считаете девушек из обычных семей шлюхами? – не выдержала я. – Упаси боги! – мужчина очень экспрессивно замахал руками. – Просто дело в том, что на эту работу идут, как правило, особы не самого тяжелого поведения. Нет, в обычные художественные студии или школы вполне, но у нас специфика! Естественно, я хочу удержать найденную жемчужину. И даже готов нанять ей охрану. Да-да, молодой человек, я о вас говорю. Считайте членство в клубе платой за труды, ведь строго приглядывать за своей девушкой та еще задача. Ларс молчал. Я видела, как ему тяжело. С одной стороны, сменить нищую студию на шикарный клуб, где преподают мастера своего дела. С другой – страх за меня и нежелание быть обязанным. – Ларс, – позвала тихо. Он вздрогнул: – Оделась? Пойдем? – Соглашайся. Мне будет спокойнее, если ты останешься. – Уверена? А может? – Уверена! И хочу, чтобы ты меня защищал! – Тогда… Я согласен, – обратился Ларс к владельцу клуба. – При условии, что будут подписаны договора! – Разумеется! – тот чуть не потирал руки в предвкушении. – Как без этого… Кстати, можете звать меня господин Би. А вы… Лара, кажется? Лара, у вас пластика кошки. Думаю, мы сможем на этом сыграть. Если… – Договора! – Ларс бросил взгляд на коммуникатор и поморщился. Похоже, опаздывает на работу. После вчерашнего выходного это было опасно. – Пожалуйста! – господин Би вытащил из стола пачку листов. – Это госпоже Ларе, а ваш, господин Ларс, нуждается в доработке. Если вы подождете несколько минут… С этими словами он достал планшет и начал сосредоточенно печатать. Вскоре принтер мигнул зеленым огоньком, и в бумагоприемник выползли несколько листов индивидуального договора. – Предпочитаете бумагу? – не удержался Ларс. Я тоже удивилась: традиционно соглашения заключались в электронном виде, бумага считалась роскошью. – Разумеется, – не смутился господин Би. – Это – он коснулся пачки договоров, – не взломать, не нарушить анонимность. И легко уничтожить без следа. Одна спичка, и останется лишь развеять пепел. Никакой мастер не восстановит! К тому же… Госпожа Лара, вы же находитесь в розыске? Я замерла, не веря своим ушам. Хотя чего еще можно было ожидать? Вряд ли господин Би не выяснил, кто просится к нему на работу. – В розыске, – не стала отпираться. Даже дернула за рукав Ларса, чтобы не вмешивался. – Но для вас это, вроде бы, не помеха? Господин Би несколько минут смотрел на меня, как на заморскую диковинку, а потом рассмеялся: – А вам, юная леди, палец в рот не клади! И знаете что? Мне это нравится! – Очень рада! – даже обманывать не пришлось. С плеч словно камень свалился. – Но вы должны понимать… секреты, да еще такие… они дорогого стоят! Я оглянулась на Ларса. О чем это он? – Несомненно, – вмешался тот. – Осталось выяснить, сколько именно. Пока они торговались, мне оставалось только взгляд с одного на другого переводить. Ларс и так может? Гордость за парня согрела душу. Наконец, спорщики пришли к единому мнению. В договор вписали цифры и Ларс объяснил: – Смотри, Лара. Ты работаешь в Клубе на этих условиях только пока девственна. Так что о личной жизни на какое-то время придется… забыть, – тут он запнулся, а я с трудом сдержала желание закрыть лицо руками. – Оплата приличная, грузчики зарабатывают меньше, плюс жилье. Питаешься за свой счет, личные хотелки – тоже, но это справедливо. Сценические костюмы предоставляет клуб, как и салон красоты раз в неделю. Взамен ты сама продумываешь образ, твоя забота, чтобы посетители не заскучали и хотели рисовать. – И маленькое уточнение, – вмешался господин Би. – В первые два месяца Ларе придется работать бесплатно. Это компенсация за новые документы. Они, как вы сами понимаете, нынче дороги! Конечно, на это время я оплачу питание и гардероб, тебе же понадобится одежда. Но это не благотворительность! Позже вычтется из зарплаты, так что в твоих интересах сделать все правильно. Спорить было трудно. – Я согласна. Единственное… я не знаю, что значит «составить образ», никогда этого не делала. – Ну, милая, на первых порах я помогу! Да и молодой человек не откажется, не так ли? – он сверкнул темным глазом в сторону Ларса. – А пока… Я уже говорил, что у тебя прекрасные мышцы и необычная пластика? И внешность… В роду были представители Азии? Вряд ли ближе прадеда… Внебрачный потомок какого-нибудь сумасшедшего саро? – Ага, и судя по тому, как меня разыскивают, этот саро глава Клана, не меньше! Господин Би рассмеялся, потирая руки. А потом протянул с восхищением: – Вот это характер! Да, я не ошибся, этот образ будет тебе впору. Он распахнул очередной шкаф и достал коробку. В ней на темном шелке лежала фарфоровая маска. – Ну, как тебе? Я приложила её к лицу и повернулась к зеркалу. Плевать на джинсы и толстовку, плевать на современную прическу, вернее, её отсутствие. Из-за прозрачного стекла на меня смотрело нечеловеческое существо. Глаза в чуть раскосых прорезях казались бездонными и черными. Белый фарфор рассекали волнистые линии и спирали, алые, как чистая кровь. Нижний край прихотливо изгибался, оставляя открытой губы и часть лица. Но маска села так хорошо, что не сразу можно было сказать, где заканчивается она, и начинаюсь я. Кицуне? Нет, совсем непохоже на легендарную лису. И точно не оками-оборотень. Тогда… – Кошка? – я не сдержала гримасу отвращения. Надо же, какая банальность! Отражение повторило движение губ. Я замерла, не веря, что это я, настолько все было изящно и даже аристократично. Ларка-аристократка. Несовместимость казалась такой сильной, что расхохоталась, от души, обхватив руками живот. Отражение сделало то же самое, но с такой непередаваемой грацией, что я застыла, не веря уже ничему. – Вот видишь? Господин Би плохого не посоветует, – он отобрал маску и положил обратно в коробку. – А теперь, раз все документы подписаны, пора заняться делами. Молодой человек, более не задерживаю, понимаю, что у вас свои заботы… У нас с Ларой они тоже есть. Всего хорошего. И не забудьте пропуск! – на стол легла черная с золотым тиснением карточка. – Жду в Клубе в любое время! И да, поскольку вы с Ларой изначально знакомы, нет никакого смысла запрещать ваше общение вне его стен. Но в договоре есть пункт о неразглашении, так что никаких бесед в неположенном месте, даже наедине! – Разумеется, – Ларс спешил, но оставить меня одну опасался. Мне тоже было не по себе: о каких делах говорил господин Би? Кстати, странное имя. Интересно, это фамилия или прозвище? – Да не беспокойтесь вы так! Я просто отвезу Лару в салон красоты, нельзя же её выпускать к художникам в таком виде? И чем ему мой вид не понравился? Вроде, чистая, не прыщавая, даже лицо не обветрено, хотя провожу на улице большую часть дня. А господин Би продолжал: – Ну а потом по магазинам, негоже девочку бросать без самого необходимого: шампуней, зубных щеток, пеньюаров. Упс! А это что за зверь такой? И слово какое… забавное. Иностранное, что ли? – Как видите, дел у нас с Ларой невпроворот, а времени мало. Так что прошу вас его не отнимать. Ларс обнял меня и неуклюже ткнулся губами в щеку: – Вечером увидимся. – Обязательно! – я изо всех сил старалась скрыть страх. Ларс и так волнуется, а вчера пропустил работу. Как бы не уволили! Едва за ним закрылась дверь, господин Би улыбнулся так, что зубы сверкнули: – Ну что, милая, за работу? Какую работу? Неизвестность сводила с ума, от страха я даже кивнуть не могла, не то что спрашивать! Господин Би понял: – Успокойся, никто не собирается бросать тебя в клетку с тиграми. Надеюсь, двух дней хватит, чтобы понять, что к чему. А там – работа. Так что времени мало, вперед, вперед! – он даже прихлопнул в ладоши, словно придавая ускорение. – Но меня… ищут. – И что? – мужчина выглядел удивленным, что не мешало ему настойчиво продвигаться к выходу. Набрал код, открыл дверь и повел в противоположную от лифтов сторону. – Видишь ли, в нашем деле нужно уметь не только выставить себя напоказ, но и прятаться. Или прятать. Прошу! Стена прямо перед моим носом разошлась. Я присвистнула – вот это техника! Голографическая маскировка! Такое только в кино показывают! Не удержалась, провела рукой. В кожу словно впились тысячи мелких иголочек. Не больно, а так, как будто батарейку к языку приложил. Кисло. – Насмотрелась? – поторопил господин Би. – Времени мало! У меня сегодня не только ты по плану, так что в темпе, в темпе! Лифт опустился на подземную стоянку. Тонированные стекла авто скрыли от любопытных взглядов. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/elena-kutuzova/na-ostrie/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.