Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга восьмая

Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга восьмая Владимир Борисович Броудо В сборники «Благословенно МВИЗРУ ПВО» вошли художественные произведения выпускников и преподавателей Минского высшего инженерного зенитного ракетного училища ПВО страны разных лет. В восьмом сборнике Рыжик Анатолий Игоревич представляет свою повесть «Жизнь в зелёном мундире. Командир зенитно-ракетного дивизиона», а Марьян Казимирович Гриневецкий – рассказ «Есть что вспомнить». Благословенно МВИЗРУ ПВО Книга восьмая Редактор Владимир Борисович Броудо ISBN 978-5-4496-5240-9 (т. 8) ISBN 978-5-4496-1702-6 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Рыжик Анатолий Игоревич (вып. МВИЗРУ ПВО 1971 г.) Рыжик Анатолий Игоревич Жизнь в зелёном мундире (Продолжение. Начало в Сборниках «Благословенно МВИЗРУ ПВО», книги пятая, шестая и седьмая 2019 г) Командир зенитно-ракетного дивизиона Предисловие Жизнь категория временная, имеющая начало и конец. В моём понимании: жизнь – это путь. Путь у всех разный. Свой путь. Двигаясь по одному пути, мы порой движемся в разных направлениях…. Идя в одном направлении, мы можем двигаться по разным дорогам… Один начиная свой путь, идёт по бездорожью, по такому, что иногда приходится и ползти. Но он упрямо идёт вперёд. Упорно, не боясь сложностей. Дорога по бездорожью – борьба. С ямами, ухабами и грязью. Для чего? Очевидно, чтобы выжить, показать, что можешь, что ты не хуже. Тут не заснешь! Можешь обогнать таких же барахтающихся в грязи, как и ты. А если ты силён, если повезёт – можешь даже догнать того, кто с рождения осуществляет движение по ровной дороге. Главное не суетиться, выдержать и не завязнуть. Глядишь и видишь – дорога улучшается, становится твёрдой, исчезает грязь… Другой с рождения плавно перемещается по прекрасной дороге жизни, совершенно не предполагая, что есть другие – плохие пути. Он уверен – это не для него. Иногда происходит неожиданное падение в яму, причём в такую глубокую, что сложно выбраться. А он не готов, не знает, как, не выдерживает… И всё же ровная дорога хороша: летишь пулей, никого не замечаешь. Вперед и побыстрее…. А куда? К чему? А что дальше? Промчался к концу пути и …ВСЁ. Жизнь – это дорога, имеющая начало и конец. А что ты видел кроме гонки, которая размазывала вокруг тебя видимость и мироощущения? Как ты себя чувствовал, когда обгонял, забрызгивал грязью отстающих? Можно ехать поспокойнее, ровно и монотонно держа скорость. Возникает опасность заснуть и не заметить кювет. Или проснешься и ахнешь – уже конец пути. Приехал… Некоторых устраивает путь в колее. Очевидно, это самый простой, спокойный и незаметный способ перемещения по жизни – куда выведет. «Чужая – эта колея…» Видна спина (иногда и ниже) впереди идущего. Зато, обернувшись можно увидеть завистливые выражения лиц, следующих за тобой. Тебе путь определён именно в этом порядке, на этом месте. Не вырваться вперёд, не обогнать. Но ведь и тебя никто не обгонит! Вроде бы хорошо. Спокойно, надёжно и размеренно-определено: куда все – туда и я. Бег на месте, одним словом. Не интересно. Конечно, путь редко у кого получается одинаковым на всём его протяжении – монотонным и однообразным. А если так выпало, «повезло», то и по нему можно идти по-разному. Интересно идти. Обычно путь – это дорога по жизни с чередой меняющихся стремлений и желаний достичь каких-то целей. Идут по пути с разной жизненной энергией, разным состоянием здоровья. Здоровье надо не беречь – его надо рационально использовать. Силы нельзя тратить на ерунду. Береги их. Главное – чтобы хватило сил! Однажды я поехал с генералом Янушкевичем на охоту. Втроём: он, я и солдат – водитель нового, только что полученного УАЗика. По дороге застряли в грязи так, что полуоси скрылись, а машина почти легла набок. Хоть и новая машина – но бездорожье… Водитель боролся с «засасыванием» машины в грязь как мог: откапывал колёса, а жижа опять нещадно засасывала их, подкладывал в колею доски и тряпки, но они исчезали в бездонной грязи. Взмокший и отчаявшийся солдат доложил генералу – выехать невозможно. Тогда тот сам сел за руль. Дал команду открыть двери с противоположной завязшей стороны машины и повиснуть нам на них. Несколько рывков – и …машина выехала! Вот так и в жизни: один бьётся как рыба об лёд, а другой, умудрённый опытом, мгновенно решает трудную задачу. Один в начале пути – многого не знает, другой опытный, но уже в конце, ослаб. Учись! Какой путь лучше? Конечно, тот, по которому идёшь ты. В этом будь уверен – иначе, зачем ты его выбрал? Если он не хорош и тебя не устраивает, не тяни, смени его, а то далеко зайдёшь. Не туда. Но если ты даже убежден, что находишься на верном пути, то всё же посмотри, как идут другие. Сравни и подумай. Всё познаётся в сравнении. И ещё. Не забывай – ты не один. С тобой любимые люди, те, за кого ты ответственен. С тобой те, кто дал тебе жизнь, знания, навыки. Кто переживает и любит тебя, даже если ты не прав. За тобой идут как в связке те – кто дал тебе жизнь и кому ты дал жизнь, те, кто верит в тебя как ни в кого другого. Сделай для них все, что только возможно, для того чтобы их путь был легким и это, пожалуй, лучшее, что ты сможешь сделать. Не подведи, не предай. Иначе сам предан, а то и проклят будешь… С тобой друзья. Цени дружбу больше чем сиюминутную цель, даже если эта цель быть первым. На меня произвел впечатление случай, который произошёл в Сиэтле несколько лет назад на Олимпиаде инвалидов. Забег на сто метров. На старте девять спортсменов – они все инвалиды: или физические или ментальные. Прозвучал выстрел и начался забег. Не все бежали, но все хотели принять участие и конечно победить. Они уже пробежали треть дистанции, когда бегущий мальчик споткнулся и, перевернувшись несколько раз, упал заплакав. Остальные восемь участников услышали его плачь. Они замедлили бег и оглянулись. Они остановились и вернулись обратно…. Все! Девочка с синдромом Дауна присела радом с ним, обняла его и спросила: «Теперь тебе лучше?». Потом все вдевятером, пошли плечом к плечу к финишной линии Стадион долго аплодировал стоя… Мы не настолько больны, чтобы чувствовать чужую боль, но мы достаточно здоровы, чтобы понять и то, что нашу боль никто не примет как свою. Жизнь – это путь. Твой путь – тебе и выбирать. Глава первая Часть 1 До пословицы смысла скрытого Только с опытом доживаешь; Двух небитых дают за битого, Ибо битого – хрен поймаешь… Навалилось… Наступило «череповецкое» лето. В любом виде – лето есть лето, тем более оно было не таким уж плохим. Так говорят… Увы, я не видел – мне было не до него. В конце мая командир дивизиона убыл в Калининскую (ныне Тверь) академию ПВО, поступать на командный факультет. Я принял должность и был назначен приказом командира бригады, временно исполняющим обязанности командира седьмого зенитно-ракетного дивизиона 79-й гвардейской бригады. Поставили исполнять должность меня, хотя начальник штаба был выше по должности и имел звание «майор». Он был суетливым, безграмотным по специальной подготовке и прибыл в дивизион «дослуживать» до пенсии. Толку от него было мало, и командир перед своим убытием в академию отпустил его в отпуск. Это было неверным решением – офицеров не хватало, но майор Музыкин – начальник штаба сумел уговорить командира. Шёл пятый год моего пребывания в войсках. Лето 1976 года. Дивизион претерпевал сильнейшие кадровые изменения, да такие, что всвязи с переводами к новому месту службы в подразделении осталось пять офицеров и один прапорщик! Это при штатной численности в 19 офицеров и 15 прапорщиков (сверхсрочников). Несмотря на это, комиссия, приехавшая из бригады проверять готовность дивизиона к несению боевого дежурства, допустила нас к выполнению боевой задачи (очевидно не видели другого решения проблемы). Об этом я доложил заместителю командира бригады о том, что у меня не хватает номеров боевого расчёта, и мы не в состоянии нести дежурство. Тот в свою очередь доложил о таком положении с численностью дивизиона командиру бригады. Выход командование нашло такой – отдать приказом в состав боевого расчёта офицеров соседнего дивизиона. Тех, кто только что сменился с дежурства. Они обязаны были приехать теперь в мой дивизион и, находясь в командировке – продолжать нести дежурную службу. В указанный срок никто из соседнего дивизиона на дежурство не приехал. Я обратился опять к замкомбрига. Тот мне сказал, что никто и не приедет: приказ составлен «для прокурора» – если что случиться. Люди везде измотаны. Я со своим расчётом обязан «как-то справиться». «Как-то» означало только одно – не делать смену дежурных сил! Это недопустимо по физическим данным человека – непрерывное дежурство, поэтому я усилил расчёт ещё одним номером – планшетистом, и разрешил офицеру ночью спать на командном пункте зрдн. Планшетист дублировал, находясь в другой боевой кабине, дежурного телефониста, и обязан был при поступлении на КП боевых сигналов докладывать офицеру – начальнику дежурной смены сокращённого боевого расчёта. Получилось двойное резервирование. Эта система заработала, но у меня были ещё одни проблемы – трудности и с нехваткой солдат. Поздней осенью 1975 года закончилось строительство сооружения «Панцирь», которое предназначалось для хранения спецракет ПВО. Ранней весной «Панцирь» был «обвалован» землёй и подключен к специально выстроенной котельной. Сооружение покрасили, подготовили документацию и оборудование. Всё это делалось силами солдат дивизиона, которых и без этого не хватало для решения всех стоящих перед подразделением задач. Такое строительство в армии прозвали «хозспособом» подразумевая, что объект стоится в «свободное от службы время». Как будто такое есть. Так строили казармы, навесы, свинарники …так мы строили и …сооружение «Панцирь», в котором должны были разместиться три специальные зенитно-управляемые ракеты ПВО. Раз должны были разместиться, то и разместились. Снаряжение и загрузку в хранилище произвели в мае 1976 года, и это опять свалилось дополнительными серьёзными задачами на мою «бедную голову»! Как только построили сооружение «Панцирь» и загрузили его ракетами, то сразу в дивизионе появился новый пост – особой важности. Была дана команда ставить на этот пост «самых лучших» солдат, а их даже плохих не хватало. Откуда им взяться – штат никто не увеличивал. Сам пост – сооружение «Панцирь» оградили тремя рядами колючей проволоки, а начальник штаба бригады подполковник Столяров «сочинил» «Табель поста» и «Особые обязанности часового по охране специального сооружения». Эти обязанности Столяров должен был разработать со своим штабом исходя из важности объекта, но в соответствии с уставом. Документацию разработали и начали в соответствии с ней нести службу. Сразу возникли вопросы по разработанным подполковником Столяровым обязанностям часового, а особенно по положению о применении оружия. Его разрешалось применять при подходе нарушителя ближе трёх метров к рядам колючего ограждения. Без предупреждения! То есть без окрика и предупредительного выстрела. Вроде есть смысл – нечего ходить, где не следует. Но в дивизионе угольный склад котельной спецсооружения находился в десяти метрах от внешнего ряда колючей проволоки. Я боялся, что ночью кочегар пойдёт «не в ту сторону» и часовой его застрелит. Перенести склад в другое место по технологии отопления сооружения «Панцирь» не представлялось возможным. Доложил о своих сомнениях подполковнику Столярову. Он меня внимательно выслушал, подтвердил, что это нехорошо, но, тем не менее, оставил документацию без правок. Объяснил мне это он так: – «Часовой в соответствии с этим положением применяет оружие без предупреждения по нарушителю. Остальным там нечего делать». Я попытался возразить: – «Мало ли чего… Кочегары угорят в котельной и попрутся…, это же рядом с границей поста…, менее 10 метров!». Начальник штаба задумался, а потом изрёк: – «Ну, ты Рыжик нагнетаешь обстановку…. Следи лучше за тем, чтобы был порядок в дивизионе, и чтобы не ходили там, где не положено. А по «своим» часовой, если он не дурак, оружие применит с предупреждением, следовательно, он сделает окрик, затем предупредительный выстрел. Никуда твои кочегары после этого не полезут – испугаются!». Ошибся подполковник Столяров, и эта ошибка стоила жизни кочегару и пять лет тюрьмы часовому… Убийство В этот злополучный день меня вызвали на подведение итогов в бригаду. Я попытался отпроситься у комбрига, сославшись на боевое дежурство и нехватку расчёта дежурной смены, куда входил и я. Мне категорически было отказано – подведение итогов в бригаде проводилось за месяц и моё присутствие обязательно. Рано утром я прибыл в дивизион, провёл «развод» личного состава по местам работ и занятий, затем на УАЗ-469 выехал в Питино – где находился штаб бригады. Итоги были «как всегда» – из них следовало, что все выполняли свои служебные обязанности очень плохо, и, судя по докладу начальника политотдела полковника Абдурагимова «Наша Социалистическая Родина из-за этого опять находилась в серьёзной опасности». Ничего нового. После подведения я сделал коё-какие дела и уже собирался выезжать обратно в дивизион как меня срочно вызвал комбриг – полковник Денисов. Я прибыл к нему в кабинет. Там находился начальник политотдела и заместитель командира бригады подполковник Хозяинов. Комбриг сообщил: – «У тебя в дивизионе чрезвычайное происшествие – часовой стрелял в солдата. Что произошло, твои балбесы толком не доложили. Вроде тот, в кого стреляли, ещё жив, и его транспортируют в Череповец на операцию. Срочно выезжай в дивизион. С тобой поедут подполковник Хозяинов и полковник Абдурагимов». Мы немедленно выехали в дивизион. Всю дорогу начальник политотдела причитал: – «Ну, как это произошло? Как он мог стрелять?… Зачем ты поехал на совещание и бросил дивизион? Хоть бы солдат живой остался…». И, обращаясь к Хозяинову: – «Виталий Николаевич! Надо было с собой начальника штаба взять – это его участок…. Много нареканий на этого коммуниста… Нам тоже башку оторвут, если узнают, что в дежурном дивизионе всего пять офицеров. Сейчас комиссии округа и корпуса «пачками» будут приезжать в бригаду и к Рыжику». Хозяинов его успокоил, сказав, что дал команду, и в дивизион выехала группа офицеров с соседнего подразделения для усиления состава боевого расчёта. Мы загрузились на паром, и он вскоре отошёл. Я заметил: паром с противоположного берега реки двигался необычно близко, приближаясь к нашему. Когда судна сблизились на минимальное расстояние, то мы увидели грузовую машину моего дивизиона, в открытом кузове которого (в белом халате) стояла и махала руками фельдшер. Она кричала мне: – «Ранили рядового Ишкова. Пулевое ранение в грудь, в область сердца». Я прокричал ей вопрос: – «Он жив? Как состояние?». Она ответила, что не может понять: он в коме или уже умер. Фельдшер кричала что-то ещё, но уже нельзя было разобрать. Паромы быстро разошлись, удаляясь друг от друга на безопасное расстояние. До дивизиона мы ехали молча. Я дико переживал, понимая, что произошло и что за этим последует. Посмотрел на подполковника Хозяинова и полковника Абдурагимова. Первый был спокоен, а второй сразу как-то посерел и ссутулился. Начальник политотдела уже не причитал, а глубоко погрузился в свои мысли. У въездных ворот нас встретил старший лейтенант Салахов – исполняющий обязанности комбата старта. Утром, уезжая на совещание в бригаду, я его оставил «за командира». Салахов подал команду: «Смирно» и представился. Абдурагимов в сердцах вскипел: – «В дежурном дивизионе одни лейтенанты! Идиоты! Безответственные сволочи! Дежурный дивизион один из первых со спецракетами, а мы оставили в нём всего пятерых лейтенантов! И я тоже „хорош“ – полгода в дивизионе нет замполита! Оторвут нам башку…. Точно оторвут! Но до этого момента кое-кто из руководства бригады „положит на стол“ свой партийный билет – получит выговор по партийной линии!». Эти слова он произнёс с болью и горечью в голосе, видно было – сам здорово переживает. После выплеска эмоций Абдурагимовым, мы пошли на пост, где случилось ЧП. По дороге Салахов рассказал, что произошло. В первой половине дня на посту №7а часовым стоял рядовой Поздеев. Он перемещался между рядов колючей проволоки, в соответствии с тем как предписывалось в табеле поста. Когда Поздеев приблизился к угольному складу котельной спецсооружения, то его окликнул кочегар рядовой Ишков – он его что-то спросил. Часовому разговаривать не положено. Поздеев не ответил, а кочегара это разозлило: – «Ты что из себя строишь? Видишь, никого из посторонних нет, чего молчишь?». Часовой молча продолжал движение, тогда Ишков кинул куском угля ему в спину (судебная экспертиза подтвердила это, найдя на плащ-накидке часового следы удара угля). Поздеев остановился, повернулся к Ишкову лицом и молча, сняв карабин с плеча, взял его в положение «наперевес». Тут Ишкова «понесло»: – «Никак мне угрожаешь? Подожди, разберёмся…» – он подошел к ограждению поста. Теперь он находился вплотную с первым рядом колючей проволоки. Наклонился и, подняв ряд проволоки, попытался пролезть на пост. Когда Ишков просунул сквозь ограждение голову и половину туловища, то Поздеев, в соответствии с положениями устава, стал «действовать штыком и прикладом» – нанеся ему несколько неглубоких уколов в тело. Ишков выскочил обратно и рассвирепел: – «Я сейчас тебя угроблю скотина…» – он, взял как копьё большую сапёрную, штыковую лопату, которой откалывал уголь. Поздеев загнал патрон в патронник и перевёл карабин в готовность к стрельбе… Ишков продолжал агрессивные действия: – «Ах, ты так… Ты чего – стрельнёшь? Да я, тебя, козла…» – он размахнулся, метнул лопату в часового. Поздеев повернул корпус влево – лопата ударила его в плечо (это тоже установила судебная экспертиза), развернувшись обратно, он произвел выстрел… Ишков «кулем» упал рядом с ограждением – находясь в зоне применения часовым оружия без предупреждения. Пуля вошла ему в грудную клетку (задела сердце – как мы узнали потом), и вышла в области копчика, повредив позвоночник. Салахов рассказывая, доложил, что он долго делал Ишкову искусственное дыхание – не помогло. На последние слова уже никто не обратил внимания – мы пришли на пост. Возле колючей проволоки, со стороны кочегарки, лужа крови и кровавые тампоны. За ограждением часовой… Поздеев! С карабином на перевес – шел пятый час его пребывания на посту! Я спросил у Салахова, почему его не сменили сразу же после происшествия, тот ответил, что «закрутились» было не до того. Наш разговор услышал полковник Абдурагимов и заговорил шепотом – вооруженный Поздеев стоял в пяти метрах от нас: – «Рыжик! Что? На посту стоит тот, кто стрелял? С тех пор? Немедленно разоружи его! Только осторожно, не то он ещё кого-нибудь…. Или от переживаний себя…». Я с начальником караула и сменой прошёл на пост. Подошел к Поздееву. Он был спокоен, только смотрел куда-то мимо меня. Передо мной он принял строевую стойку, поставил карабин в положение «к ноге». – «Главное успокойся» – сказал я ему. – «Ишков негодяй. Разберёмся. Всё будет нормально. А сейчас сдай мне оружие и иди, отдыхать в казарму». Поздеев ни слова не сказав, отдал мне карабин. Начальник караула выставил на пост другого часового. Последствия ЧП Надо отдать должное полковнику Абдурагимову – он начал серьёзно и въедливо разбираться в причинах произошедшего убийства. (Из бригады сообщили, что рядового Ишкова привезли в больницу уже мёртвым). Начал начальник политотдела с опроса знания своих обязанностей личным составом караула. Они отвечали хорошо – для меня это небыло неожиданностью. Я систематически проверял караульную службу, и к своему удовлетворению отмечал, что обязанности солдаты знают. Не сразу, но полковник Абдурагимов «нащупал» слабое место – рядовой Поздеев действовал в соответствии с разработанными штабом бригады «Особыми обязанностями часового по охране специального сооружения». Через пару часов он побеседовал с Поздеевым. На вопросы по правам и обязанностям часового, по табелю постам и по уставу караульной службы тот ответил блестяще. На просьбу рассказать, что произошло на посту – Поздеев не промолвил ни слова. Молчал глядя в никуда…. Поздно вечером Абдурагимов и замкомбрига убыли из дивизиона, а я собрал офицеров в штабе. Хотелось проанализировать ситуацию, в которой мы оказались, и продумать дальнейшие действия. Офицеры сидели, понурив головы. Салахов отвечая на мои вопросы, повторял и повторял свой рассказ. Каждый раз, долго «мусолил» фрагмент происшествия, когда он делал Ишкову искусственное дыхание, пытаясь того спасти. Я попросил его на этом не зацикливаться, но эмоции были сильны, и когда в очередном рассказе он опять с жаром стал описывать «этап спасения», я его остановил: – «Салахов, я не хотел Вас расстраивать, но судебно-медицинская экспертиза установила: Ишков умер от удушья. Вы что-то не так делали, да и вообще – кто Вам сказал, что при таких ранениях делается искусственное дыхание?». Салахов побледнел, замолчал, а когда ему вернулся дар речи, он произнёс: – «Я так и знал, что меня сделают виноватым…». На следующий день, рано утром в дивизион приехал начальник штаба бригады подполковник Столяров. Красивый слаженный, всегда уверенный в себе в этот визит он был чернее тучи. Не сказав ни слова – прошёл в караульное помещение и заменил «Табель поста» и «Особые обязанности часового по охране специального сооружения», на «вновь разработанные». Это был порядочный офицер и ему было крайне неудобно это делать при мне. Очевидно поэтому он произнёс: «Те были сделаны неправильно. Об этом доложено. С нами, кому положено, разберутся». Оказывается, по приезду в бригаду, Абдурагимов доложил комбригу о результатах своей работы и тот дал команду немедленно привести документы в соответствии с уставом, не придумывая новые особенности применения оружия. Как мне передали комбриг сказал: «Срочно выполнить и доложить, пока у кочегарки не перестреляли весь дивизион!». Всю ночь штаб перерабатывал документы, устраняя ошибки. Часовой, в соответствии с вновь разработанным положением, при подходе нарушителя к границе поста применял оружие с предупреждением, и обязан был делать вверх контрольный выстрел! Столяров как приехал, так и уехал – проронив только одну фразу. Он осознавал ошибку штаба и то, к чему она привела. К Поздееву я «приставил» двух солдат и приказал его ни на секунду не оставлять одного – он был в коматозном состоянии. Приехал следователь прокуратуры. По его команде я поставил людей на поиск пули, которая по расчётам должна была влететь в угольный склад. Десять человек вместо подготовки к караульной службе и отдыха перед заступлением в наряд (солдат катастрофически не хватало) колупали и просеивали уголь. Пулю нашли через неделю – она «прошила» большую толщу угля. Поздеева забрали спустя сутки после ЧП – приехала прокуратура на спецмашине, переодели в черную робу и увезли. Комиссии приезжали одна задругой. Из прокуратуры, корпуса, бригады. Опрашивали солдат по произошедшему происшествию, проверяли знания устава и обязанностей часового. Комиссии из политработников проверяли, были ли неуставные взаимоотношения, связанные с разностью сроков службы Ишкова и Поздеева. Благоприятным было то, что они были одного призыва и «дедовщина» как версия не состоялась. Так же не было между ними ссоры и ненормальных отношений до ЧП. Причиной убийства была признана «стычка на посту». Приказали написать служебные характеристики на Ишкова и Поздеева. Первый был крайне отрицательным героем, поэтому служил, работая кочегаром. Больше он не на что не годился. Служебную характеристику ему написали крайне плохую, в отличие от Поздеева – отличника боевой и политической подготовки. Поздееву нами была дана такая служебная характеристика, которая пишется при представлении на орден. Аналогичную характеристику «дала» комсомольская организация. Мы не боялись «не угодить» начальству. В дивизионе делалось всё возможное, чтобы спасти Поздеева. Работали в условиях постоянных комиссий мы целый месяц. Конечно, не только солдаты, но и я был измотан. Как-то раз после службы я пришёл домой, сел на крыльцо и впервые пожаловался Анне: – «Вот так „вкалываешь“ на майорской должности исполняя подполковничью будучи старшим лейтенантом и не получишь капитана!». Этот каламбур родился не случайно. Дело в том, что у меня вышел срок службы (три года) до воинского звания «капитан». Должность у меня была майорская, то есть был запас – ещё три года и можно было стать майором. Звание присваивалось согласно занимаемой должности, по прохождению определённого срока. Мне отправили представление на «капитана» за неделю до ЧП. Во время событий, связанных с убийством было не до мыслей «о себе». Теперь, когда последствия произошедшего шли на убыль – я задумался: что будет со мной и с моей карьерой. Я был уверен в том, что почти не виноват в произошедшем, основная причина трагедии была порождена в управлении бригады. Они это признали, но я так же понимал: «виноватого» с успехом можно найти среди невиновных. Это в армии случалось достаточно часто, не зря Салахов испугался моей злой шутке, что именно он задушил Ишкова. ЧП могло вывернуться непредсказуемыми последствиями для кого угодно. Свежо было в памяти, как переделывали документы караула – спасая честь штаба бригады (позже я узнал что был неправ: о ситуации замены табеля постам было доложено по инстанциям, Столярова с должности сняли). Я уже не мечтал о повышении в должности – стать командиром дивизиона было нереально. Хотя бы «капитана» присвоили! Чего тут лукавить? Конечно стать капитаном хотелось и не только потому что у него больше всех звёзд, а потому что я как любой нормальный офицер мечтает иметь звание повыше. Да и звучит то как «КАПИТАН»! Капитан Очевидно, Господь меня миловал – в начале июля Приказом Главкома Войск ПВО мне было присвоено воинское звание «капитан». Сбылось! Тогда мне казалось, что такое «ожидание» получения звания будет самым сложным за всю мою службу – остальные пройдут легче. Сейчас-то я знаю, что самое тяжёлое ожидание у меня связано получением звания «майор», несмотря на то, что я занимал должность подполковника. Несколько месяцев я ходил капитаном, а командование мне не доводило что я уже полгода как майор. Но об этом позже. Итак, капитан! В то время это звучало гордо и не только для меня. Появилась уверенность и силы для дальнейшей службы, сказал бы «борьбы за выживание». Жизнь в дивизионе начала налаживаться. Был назначен новый замполит, мой ровесник – капитан Кнутовицкий. Прибыли для прохождения службы три молодых офицера – после окончания училища. Штат начал заполняться. Вернулся из отпуска майор Музыкин – начальник штаба. Всё становилось на свои места. Вскоре пришла новость из академии: командир дивизиона поступил в Калининскую академию ПВО. Все замерли в ожидании – кого пришлют на эту должность? Знали, что после свершившихся событий ждать долго не придётся. К этому моменту закончилось следствие по делу Поздеева. Оно «вершилось» очень быстро – следователи работали, не покладая рук. Вскоре, в клубе бригады, был назначен суд. Я дал команду: максимальное число солдат вывозить на судебный процесс для поддержки Поздеева. Адвокат попался (их назначали) грамотный и въедливый. Защищая, он правильно формулировал положения устава и воинских наставлений, несмотря на то, что был сугубо гражданским человеком. Основные направления защиты опирались на следующие формулировки устава: – Часовой лицо неприкосновенное. – Он обладает особой охраной прав и личного достоинства. – Оружие применяется без предупреждения в случае явного нападения на часового или охраняемый объект. Так трактует устав. А теперь что произошло. – Было оскорбление личного достоинства Поздеева. – Часовой рядовой Поздеев убил рядового Ишкова, который осуществил явное нападение на часового – кидал углём, бросил в него лопату. – Ишков пытался проникнуть на пост. Экспертизой зафиксированы на трупе уколы штыком – значит осуществлялось нападение на охраняемый объект. Вывод, сделанный адвокатом: «Ишковым было нанесено оскорбление часовому. Затем он совершил явное нападение на часового и охраняемый объект. Часовой рядовой Поздеев действовал в соответствии с положениями устава, правомерно применил оружие». Зал аплодисментами встретил речь адвоката. Основную вину Поздеева сторона обвинения сфокусировала во фразе: – «Поздеев не имел права убивать Ишкова. В этом просто небыло необходимости». Тогда все были возмущены такой трактовкой дела, и только сейчас, спустя многие годы, я думаю, что очевидно обвинение было во многом право. Каков бы не был Ишков – он человек. Вызови Поздеев начальника караула нажатием кнопки «нападение на пост» – такая была, и Ишков был бы жив. Я и офицеры моего дивизиона были молоды, категоричны: есть положения устава, есть служба. Причём тут жизнь какого-то рядового Ишкова, тем более что он был разгильдяем? Суд длился трое суток. Совершенно неожиданным для всех оказался приговор, вынесенный Поздееву – пять лет тюрьмы общего режима. Зал возмутился, но в армии всё решается просто – дали команду: «Встать. Выходи строиться» – и всё стихло. Я подошел к адвокату, поговорил с ним. Спросил, повлияло ли то, что была сменена документация караула, будет ли подана апелляция. Адвокат сказал, что смена документации не выгородила командование бригады и на приговор Поздееву особо не повлияла. А ещё адвокат меня заверил – апелляция, конечно, будет подана, более того, он уверен в том, что Поздеев при пересмотре дела получит два-три года. Отбудет срок не более года. Все отлично понимают ситуацию, но…. Но это потом, а не на показательном суде, целью которого было заставить задуматься командиров и солдат в необходимости и правомочности применения оружия. Чтобы уменьшилось количество расстрелов солдатами своих товарищей – их в армии было не слишком, но много. Рассадив личный состав дивизиона, бывший на суде по машинам, я собрался дать команду на начало движения, как прибежал нарочный: «Товарищ капитан! Вас срочно вызывает командир бригады!». Не ожидая ничего хорошего от вызова и сожалея, что не успел своевременно «смыться» я пошел в кабинет к комбригу. Комбриг был не один – опять с начальником политотдела «Сейчас начнётся» – подумал я. Комбриг произнёс: – «Товарищ Рыжик! Я представил документы на утверждение Вас в должности командира зенитно-ракетного дивизиона 79-й гвардейской бригады. Через трое суток Вы должны быть на беседе в отделе кадров корпуса, в Ярославле. После этого будет заседание руководства корпуса по вопросу утверждения в должности. Так называемая аттестационная комиссия. Проводит её лично командир корпуса генерал Акчурин. Он суров до жестокости. Мы же выдвигаем Вас после произошедшего ЧП. В такой ситуации Вам будет очень сложно пройти аттестационную комиссию – надо очень тщательно подготовиться к тяжёлому разговору с Комкором, изучить служебные обязанности командира дивизиона, повторить устав. С тактической подготовкой, разведывательной и правилами стрельбы ЗРК С-75 мне мои замы докладывают, что у Вас всё хорошо, и я не беспокоюсь. Думаю, понимаете свою ответственность за результат аттестационной комиссии». Комбрига дополнил начальник политотдела: – «Рыжик! Ситуация хуже некуда! За то, что произошло в дивизионе – тебя надо снимать с должности, а руководство бригады (в том числе и я) тебя выдвигает на повышение. У нас, в бригаде, просто лучше тебя нет кандидатуры! Нет специалистов ЗРК С-75. Ты не «подарок», но у тебя отличная подготовка и опыт работы. Ты толково прошел чрезвычайную ситуацию, связанную с убийством, неплохо выстоял все комиссии. Короче – «За одного битого…» Знаешь? Тогда иди и не обосрись на аттестационной комиссии, а то Акчурин с нас самих шкуру спустит. Не приведи Господь …, тьфу, я же начальник политотдела, если ты не выдержишь с ним беседы». От комбрига я вышел в состоянии прострации – совершенно не ожидая такого разворота событий, был к ним не готов. Медленно приходя в себя, начинал волноваться встречи с Комкором, хотя понимал, что рано. О командире корпуса генерале Акчурине ходили слухи, которые не позволяли быть уверенным в хорошем исходе предприятия: крутой, требовательный, бескомпромиссный с подчиненными. Об аттестационных комиссиях в корпусе я тоже был наслышан. Знал: на беседу по замещению вакантной должности прибывают по два-три кандидата, а кто не проходит аттестационную комиссию – повторно не выдвигается на повышение в течение последующих двух лет. Я зажал надежды, мечты, грёзы и эмоции от беседы с комбригом в кулак и поехал готовиться к аттестационной комиссии. У меня было всего три дня… Была ещё уйма времени – у меня было трое суток! Часть 2 Не место тем за трапезой кто сыт, Тем на балу, кто плачет и скорбит, Тем на войне, кто держится трусливо, При штабе тем, кто говорит правдиво. Третий корпус ПВО Очень хорошо помню свои мысли, и состояние души, когда я совершал путь (уже на УАЗ -469! из дивизиона под Череповцом до вокзала) на аттестационную комиссию в Ярославский корпус ПВО. Надеялся, что по этой дороге обратно поеду командиром дивизиона – тогда пять лет проведенные в лесах возле деревни (в четыре дома) под названием «Жары» не зря. Очень хотелось, чтобы сбылся мой девиз: – «Если служить в дивизионе, то только командиром!» Это были мечты, а суровая реальность была впереди. Я себя готовил к разговору на комиссии, мысленно повторяя возможные вопросы беседы. В Ярославль поезд приходил в пять утра. Проводник поднял всех пассажиров за час до прибытия, не дав поспать. По приезду, отсидев два часа на вокзале, я стал добираться в управление 3-го корпуса ПВО. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/vladimir-borisovich-broudo/blagoslovenno-mvizru-pvo-kniga-vosmaya/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.