Приемщица

Приемщица Виктор Улин Женские судьбы #3Мужчина и женщина #20Нестандартные отношения #1 Пренатальный центр «Астарта» – место действия романа – никогда не существовал в природе. Но героини его обуреваемы вполне реальными страстями. Их любовь нетрадиционна, но она лишь ответ на враждебность мира, приспособленного для мужчин. Они непросты, но их судьбы вызывают сочувствие. © Виктор Улин 2012 г. – фотография. © Виктор Улин 2021 г. – дизайн обложки. Содержит нецензурную брань. Виктор Улин Приемщица Анжелике N. «И всюду страсти роковые, И от судеб защиты нет.» (Александр Пушкин. «Цыганы») 1 «Ася я так долго и трепетно ищу родственную душу. Я так одинок в этом космосе бездушных людей и так счастлив что на черном небосводе одиночества вдруг появилась звездочка вы.» «Стася мне хочется дружбы и общения мне хочется интересных содержательных бесед на различные темы которые оказались бы волнующими для нас обоих.» «Настя, когда же мы наконец встретимся. Моя душа и тело трепещит при мысли о тебе я тебя ни разу в жизни не видел но чуствую что мы одиноки и созданы друг для друга хотя бы на короткий момент встречи.» «Анастасия я изнываю. Я так мечтаю о том как мои руки расстегнут твою кофточку и погладят твои упругие сосочки. А потом я коснусь языком твоего тела и пройду ниже через пупок и дальше и осторожно сниму твои прозрачные трусики. Ты раздвинешь свою киску и получишь от меня такой потрясающий канилингос какого ты в жизни не имела.» Я сидела перед компьютером и перещелкивала окна, по кругу читая сообщения. Меня сильно раздражало отсутствие знаков препинания. Но особенно бесил этот «канилингос» в последнем письме. Потому что даже дурак мог посмотреть, как правильно пишется этот тупой термин. Изобилие ошибок в одном слове говорило о количестве извилин в мозгу автора. Я с детства терпеть не могла людей, неправильно говорящих – и тем более пишущих. Хотя больше всего меня должен был взбесить тот факт, что все послания написал один и тот же человек. Носящий претенциозный ник «Ловец жемчуга». Правда, глупый ловец не подозревал, что под разными именами на фотографиях разных лет, в разных видах – не вовсе голых, но и не совсем одетых – под разными как бы одеждами скрываюсь одна и та же я. Сорокатрехлетняя Анастасия Звягинцева, зависающая на сайте знакомств в поисках мужчин. С самой простой и вполне определенной целью. Как уже давно привыкла делать одинокая российская женщина. Не знаю, как обстояло дело с жемчугом, но по отношению к женщинам этот Ловец был ужасающе ненаблюдателен: не требовалось служить в розыске, чтобы узнать одну меня в разных лицах. Общее наверняка просматривалось и в анкетах; и даже в никах, которые я, не мудрствуя лукаво, придумывала от своего имени. Как Анастасия я залогинилась первой, как Ася – последней. Зачем я так сделала? Мне было лень напрягаться. И, кроме того, хотелось таким образом ввести в заблуждение всех местных искателей приключений – чтобы какой-нибудь из них мучился, выбирая приоритет на ближайший вечер между ипостасями Стаси – а потом раскрыться и всласть поиздеваться над его глупостью. В том, что все мужчины глупеют, когда ими движет томление в паху, я убедилась давно, еще до своего неудачного замужества… И особенно после – когда, оставшись на свободе, пошла вразнос. Впрочем, аналогичные ощущения в точке схождения моих прекрасных ног мне тоже ума не прибавляли. Правда, опыты приносили мне пользу и после каждого нового я на какое-то время прозревала. Во всяком случае, у меня уже не возникало мысли связать с одним из этих ловцов дольше, чем на одну ночь… В последнее время – даже вечер; теперь я предпочитала ложиться одна в спокойной тишине и среди приятных запахов, а просыпаться без чьей-то небритой рожи на соседней подушке. Такой разумный подход требовал постоянного обновления и все новой новизны – поэтому я уже несколько лет подряд вечера проводила в интернете. И, если честно, все чаще мои поиски, начавшись у компьютера, около него и заканчивались. Сайтов знакомств даже в нашем, не слишком большом городе имелось несколько: как я давно поняла, все они пользовались общей базой, но слегка отличались вариантами подачи и направленностью информации. На одном можно было узнать, какие книги уже прочитал тот или иной аватар – если, конечно, он умел читать, а не только слушать новости по радио. На другом – какие он любит фильмы: тупые американские сериалы про ФБР или слезливые российские, про современных принцесс с силиконом в ягодицах. На третьем: что предпочитает есть утром, чем насытится днем, а что оставит на ужин. Хотя оптимальным вариантом были бы простые фотографии половых органов – крепких мужских и влажных женских – без всяких комментариев. В последнее время мне эти игры стареющих младенцев уже стали надоедать и я начала подумывать над заменой ежевечернего серфинга по сайтам для своей личной жизни… которая у меня уже почти сошла на нет. Я несколько раз закрывала свои страницы, но создатели сайтов предусматривали такую возможность – и, помаявшись в одиночестве неделю-другую, я все восстанавливала до даты полного удаления. Сейчас я переживала в себе мысли об очередном закрывании – причем намерения были гораздо более серьезными, чем прежде. Соискатели и ловцы начали утомлять своей однообразностью Моя телесная зависимость от их недостойных достоинств стала меня напрягать… Ну если не совсем уж напрягать, то по крайней мере вызывать злобу за то, в чем виновата была я сама. Хотя, если говорить честно, из многих десятков, прошедших через мою жизнь, нормальных мужчин я могла пересчитать по пальцам, не выпуская мыши: одной руки хватило бы с лихвой. Да и те были безнадежно женатыми. Я находилась в состоянии неустойчивого равновесия и стояла на каком-то не то чтобы перепутье, но при ответвлении других дорог. И я понимала, что надо хотя бы попытаться что-то изменить в своем привычном распорядке. По крайней мере на какое-то длительное время мне стоило оставить всю эту бесполезную возню и занять себя чем-то конструктивным – свойственным другим, не столь озабоченным женщинам. Например, вечным рукоделием – к которому у меня никогда не было склонности. Или прогулками на свежем воздухе, способными осветлить мое и без того светлое лицо. Но сегодня меня насмешил дурачок, упорно ищущий жемчуг в глубинах навозной кучи. Фотографии на все свои аккаунты я загрузила самые красивые из имевшихся; не обделенная приятностью от природы, я была еще и довольно фотогеничной. Разные тряпки и разные парики делали меня разной, несмотря на отсутствие темных очков и в общем одинаковый стиль макияжа. Блондиночка Ася скромно сидела, выставив кругленькие коленочки – в коротеньких шортиках и футболке на голое тело. Златовласая Стася кое-как обернула свои нескромные места полупрозрачным парео. Жгучая брюнетка Настя хохотала, затянувшись в глухой купальник: гимнастический по фасону, но насквозь мокрый и потому просвечивающий везде, где положено. А рыжая Анастасия стояла в минимально допустимом бикини со стразами, которые даже на снимке резали глаза. Ловец подцепил всех четырех и написал всем по очереди. На данный момент Анастасия прочитала четыре сообщения, Настя – три, Стася, – два, а Ася еще только начала восхождение к завлекательному «канилингосу». Я не сомневалась, что набор заготовленных писем у Ловца достаточно велик, хоть и убог. И если я отвечу еще раз, то Анастасия получит обещание «фонтана белоснежной спермы в коралловый ротик» или чего-то еще в подобном ключе, а у Аси спросят, «какого цвета трусики ласкают ее пушистую киску». В принципе меня это не удивляло и даже не злило. На сайтах знакомств цель общения у всех была одна. И зачем он избрал длинный путь через «одиночество и звезды»? Точно не подманивал к постели зрелую женщину – правда, на сайте я переставила цифры и там мне было всего тридцать четыре – а пытался пощупать за коленку ученицу шестого класса. Ему следовало написать просто и даже по слогам: «Хо-чу те-бя трах-нуть». За строчками подразумевалось бы: хочу, очень хочу, все равно кого, но вот подвернулась ты и потому сейчас я хочу именно тебя. Тогда-то и там-то, при таких-то условиях. Прямо, просто, грубо, но честно. За словесами, посланными мне, прятался какой-то утонченный идиот. Возможно, даже неполноценный и боящийся женщин в совокупности. По идее ему стоило послать простую фразу: «Пошел ты туда-то, придурок!» Но я с детства не любила хамить людям, тем более, что этого Ловца в глаза не видела. Поэтому скопировала во все четыре письма лаконичный ответ: «Извини, но ты мне не интересен» – и отправила корреспондента в черные списки. Которые – я знала – все равно время от времени разблокировались сами по себе. Потом быстро проглядела переписку с другими претендентами на мои интимные места. Они были по сути одинаковыми и общем не отличались от ухищрений Ловца. С этого сайта действительно стоило уходить. Мне он надоел – как надоели и другие подобные.. Но все-таки я не стала прямо сейчас закрывать страницы, не стала выключать компьютер, даже не вышла из браузера. Подобно усталому грибнику с пустой корзиной, увидевшему новый березовый колок, я ощутила иллюзию, что стоит пройти… то есть подождать еще немного, и я в самом деле найду нечто стоящее. Я встала и пошла немного подкрепиться, решив дать сайту последний шанс. Ведь стояло самое многолюдное время: полтретьего ночи. Из кухни я слышала, как компьютер несколько раз пропищал, принимая новые сообщения. Заев кофе половиной темной шоколадки, я пошла чистить зубы и невольно посмотрелась в ванное зеркало. Я не увидела своих «темных плоских сосков, лежащих по краям небольших крепких грудок и порочно глядящих сквозь невесомый пеньюар, отороченный снежным заячьим мехом». И не потому, что драгоценности мои были нежно-розовыми, до сих пор хранили некоторую девичью припухлость и росли не по краям, а по самым что ни на есть центрам этих самых «небольших». Которые, кстати, небольшими не могли именоваться ни по каким критериям. Просто самого пеньюара на мне не имелось, а заячий мех пришел на ум только по причине своей снежности. В нашем панельном, растрескавшемся во всем швам доме каждую весну по отключении отопления воцарялся арктический холод. И приходя с улицы, я не раздевалась, а одевалась теплее. Подумав о том, как удивились бы ловцы и стрельцы, увидев нежную Асю, загадочную Стасю, задорную Настю и роскошную Анастасию в виде бесформенной капусты в ста одежках без застежек, я ощутила необъяснимое желание посмотреть на себя в натуральном виде. Процесс самораздевания не обещал быть быстрым, но я никуда не спешила: наутро предстояло воскресенье. И я принялась за дело – начала с теплых тапочек, потому что нижняя часть моего желанного тела всегда замерзала медленнее, нежели верхняя – аккуратно растряхивая вещи и без суеты складывая их стопкой на стиральной машине. Разувшись и сбросив толстые носки из действительно заячьего – хоть и серого – пуха, по одной стащила со своих прекрасных ног гамаши, потом спустила лосины с безвкусным узором из красных и зеленых ромашек по черному фону. Цветочки на своих конечностях я всегда считала излишеством, они были и без того прекрасны, но в магазине «40 ден» только эти оказались достаточно толстыми. За лосинами пошли кремового цвета рейтузы… к сожалению, без начеса. Потом полминуты ушло на новые черные колготки, которые мне не хотелось зацепить ногтями. Отправив следом черные хлопчатобумажные трусы – не узкие и не широкие, а самые удобные и без всяких украшений, я перевела дух. Важнейшая часть меня сияла нетронутой наготой, но это было не все. Раздернув молнию, я спустила фиолетовый жилет на синтепоне, который мне пытались продать как пухо-перовой. Затем выпросталась из пуловера салатной ангорки. Под ним был простой серый джемпер, надетый на просторную белую рубашку мужского покроя, которая не натирала мне подмышками. И наконец я завела руки за спину и расцепила черный бюстгальтер. Он имел конусообразные чашки и радикально сдвигал мои конуса. Ходить в таком дома было некомфортно, но вернувшись из субботнего рейда в гипермаркет, я не то чтобы поленилась его снять, а просто не захотела раздеваться и мерзнуть хоть десять секунд. В ванной было тепло; горячую воду еще не отключили и полотенцесушитель гнал ко мне жаркую волну. Я огладила себя по тем местам, где остались следы от бретелек, застежек и резинок домашней одежды и наконец взглянула на себя. Точнее, ту меня, что жила в зеркале. Определенно, несмотря на неумолимо приближающуюся середину пятого десятка, Ася-Стася-Настя-Анастасия была хороша. Я не стала разглядывать своего лица и любоваться глубиной своих глаз, которые, как александрит, меняли цвет от серого до зеленого: лицо интересовало всех в последнюю очередь. Но фигура моя была отличной – даже не для моего возраста, а просто отличной – хотя из-за врожденной лени спортом я пренебрегала. Плечи мои были ровными и соразмерными, не покатыми и не прямыми. Грудь росла вперед и вверх, не раздаваясь в ширину и – я знала – до сих пор не показывалась сзади. Подумав о спине, я попыталась увидеть свою нежную попу. Этого не удалось, но я представляла те места очень хорошо. Покупая зимой цветочные лосины, я примеряла их в кабине с тремя зеркалами и, не сворачивая шеи, рассмотрела все свои изгибы, вполне меня удовлетворившие. Правда, лосины сильно утягивали, но я помнила некоторых удачливых ловцов, утверждавших, что попа у меня чудесная и за нее не только удобно меня держать, но и смотреть на нее тоже приятно. Не могла как следует рассмотреть я и свою важнейшую часть: теснота ванной комнаты не позволяла этого сделать, даже вспрыгни я на стиральную машину… На которой не раз и не два проверялись и качества моей попы при поддержке со стороны и длина моих ног для захвата собственными силами. Видела лишь прекрасную, четко выраженную талию и приятно – но не слишком сильно! – расширяющиеся бедра. Живот, который даже сыну не удалось испортить своим ненужным появлением на свет, радовал пупком: аккуратным и не втянутым как у толстух, с родинкой чуть повыше. Дальше картинку обрезала рама зеркала, но я знала, что еще ниже сильно заросла. Пляжный сезон закончился прошлой осенью, любви к бассейнам или фитнесу я не имела, а последний раз, когда мне довелось порадовать кого-то ухоженностью «дельты», случился как минимум месяц назад. Но это меня не волновало, мелкие недостатки лишь подчеркивали мою яркую индивидуальность… до сих пор никем всерьез не оцененную. Я зажмурилась и представила себя неким сторонним, оказавшимся сейчас тут. Увидела свои ровные тугие бедра и круглые, сверкающие без всяких кремов колени и в меру полные икры и аккуратные узенькие ступни, и… Ванная дверь имела щель над порогом, откуда веяло холодом. Один из давних ухажеров – видимо, имевший опыт – впервые оказавшись тут, окрестил мою квартиру «вытрезвителем». Оставалось лишь недоумевать, как чукчи могли всю жизнь проводить в чумах и при том исправно размножаться… При мыслях о размножении чукч я открыла глаза и опять посмотрелась в зеркало. Лет десять или пятнадцать назад один мой приятель, фотограф, эстетически наслаждался мною, зажавшей бюстами букетик васильков. Сегодня для фотосессии он бы мог использовать первосентябрьский пучок гладиолусов. Подержав себя за нежные места, повертевшись, оценив свой классический торс и анфас и в профиль, я запрыгнула в ванну. Стоя под ласковой теплой водой после нескромного самосозерцания, оставившего нечто приятное в отдельных частях тела, я даже захотела себя чуть-чуть порадовать… но передумала. Ведь мне, черт бы меня побрал, предстояло просмотреть пришедшие сообщения – и, возможно, даже на них отвечать, а после всего подобного я становилась никакая и мне хотелось только спать. Вымывшись гелем, вытершись насухо, но не растираясь, чтобы не портить свою нежнейшую кожу, и снова укутавшись: находиться даже пять минут неодетой было невозможно – я вернулась в спальню. Точнее, в свою единственную комнату, выполнявшую сразу три функции: помимо широкой, хоть и редко используемой во всю свою ширину кровати, там стояли гардероб в одном углу и компьютерный стол под теплым розовым торшером около шкафа с сотней постоянно перечитываемых книг – в другом. Сообщения меня разочаровали. Точнее, не порадовали; разочарованной я чувствовала себя давно. Я закрыла их одно за другим, мельком взглянув на текст и увидев клишированные фразы. Честно говоря, я просто разозлилась и посетовала на саму себя за то, что не упала, разнеженная, спать, сразу выключив компьютер. Мужчины оставались полными дураками, но я была не лучше их, до сих пор находясь в зависимости от них…. точнее, от самых вонючих частей их неблагоуханных тел. Последнее письмо хотела уничтожить даже не взглянув: в нем не имелось фотографии, а вместо ника значилась «Служба поддержки». Оно пришло от администрации виртуального публичного дома, с которой я не желала иметь дел. Не знаю, что меня побудило все-таки не выбрасывать его вслепую – наверное, простое женское любопытство, двигающее мир, который иначе давно бы умер в руках рассудительных мужчин. Там оказалось несколько строчек. «Социологическая служба проводит опрос среди женщин старше сорока лет на тему секса. Все данные строго анонимны. Мы делаем это для помощи вам. Просим откликнуться. Опрос ведется по телефону с 12-00 до 15-00 ежедневно и занимает 10 минут.» Дальше значился сотовый номер. Больше не было ничего. Никаких извещений о выигрыше миллиона долларов в австралийской лотерее или внесении в базу данных для богатых женихов дикого Запада. Мне просто предлагался некий «Опрос на тему секса». В этот момент я была настолько зла на всех и вся, что записала телефон на первое, что подвернулось под руку. Хотя никакой опрос меня не интересовал. Я просто решила кому-то позвонить и выдать анонимно все, что думаю о сексе в этой стране – особенно с помощью этого сайта, где барахтались одни придурки типа Ловца жемчуга. Я никому не проговорила эту фразу: проговаривать было абсолютно некому – но даже мысленное обилие слов меня успокоило. Выключив компьютер, я пошла спать: кофе среди ночи всегда действовал на меня как снотворное. 2 Записывала телефон я в непонятной досаде на бессмысленные часы в серфинге по сайтам знакомств. И потому, увидев утром на столе бумажку, хотела выбросить ее в мусор. Но извечное любопытство взяло верх: начав, я уже не могла остановиться. Я спрятала телефон в сумочку и тут же о нем забыла: воскресенье предполагало некоторые хозяйственные операции, которые я поленилась совершить в субботу. Вспомнила я об этом дурацком опросе в понедельник, на работе. В обед никто из моих сослуживиц не остался подогревать вонючие каши со свеклой в насквозь просаленной микроволновой печи, а все убежали одновременно. Куда-то и зачем-то – меня не интересовало, куда и зачем. У меня никогда не было по-настоящему близких подруг, тем более я не собиралась заводить их в огромном бестолковом ЖЭУ, где работала сейчас. Работала от отсутствия других вариантов. Или, скорее, от лени: когда развалилась одна очень серьезная контора, где я работала по своей специальности инженера-технолога на прекрасных условиях, я перебрала много всего и нигде не задерживалась. В конце концов осела в этом тупиковом ЖЭУ лишь потому, что оно находилось в трех кварталах от моего дома. Несерьезность зарплаты меня расстраивала не сильно, поскольку жила я одна, а запросы мои в последние годы как-то сами собой уменьшились. Я осталась одна в большом кабинете – конечно, в любой момент мог нагрянуть начальник или даже прорвавшийся посетитель. Но поскольку наша работа носила во многом телефонный характер, без опасения сняла трубку и набрала номер, не желая тратить на невнятный опрос даже копейки своих сотовых денег. – Добрый день, – быстро отозвался равнодушный и молодой женский голос. – Центр… Дальше шло несколько слов, вроде бы сказанных, но на самом деле не сказанных, потому что я не разобрала ни одного. –…Центр чего-то там слушает! – Здравствуйте… – я вдруг испытала смущение и даже кашлянула. – Я насчет социологического опроса. Ну, на сайте знакомств… – А, опрос! – голос изменился и стал приветливее. – Спасибо за звонок и готовность ответить на вопросы. – Всегда готова, – ответила я. Но девушка на том конце в пионерах побывать не успела и шутки не приняла. – Меня зовут Оксана, а как мне обращаться к вам? «Оксана» казалось мне самым затасканным из современных имен и я решила, что девчонка намеренно взяла безликий псевдоним. – А под каким именем вы нашли меня на сайте? – ответила я вопросом на вопрос. – Вы меня не так поняли, – девушка говорила довольно вежливо. – Мы вас не находили, это анонимный опрос по желанию. Мы дали заявку на сайт с просьбой разослать всем пользовательницам старше сорока лет. После чего лентяи администраторы, не загружаясь, переслали письмо всем женщинам подряд, – хотела сказать я. Но тут же подумала, что они как раз знали психологию сорокалетних дур – к которым принадлежала и единственная на свете я – сбавляющих себе лет по десять. – Меня зовут Анастасия. – Хорошо, – согласилась девушка. – Отмечу вас как Анастасию. – Не «как», а просто Анастасию. Это мое настоящее имя. И вообще я вся настоящая. – Повторяю, опрос анонимный и подлинного имени от вас никто не требует. Но ваша искренность радует. Потому что позволяет надеяться на правдивость в ответах. Итак, Анастасия, сколько вам лет? – Тридцать четыре, – сходу ответила я. – Тридцать… – Извините, – я быстро поправилась. – Получилось на автомате. Мы говорили о сайте, а там мне тридцать четыре. Понимаете меня как женщину? Невидимая Оксана промолчала. – На самом деле мне наизнанку. То есть сорок три. – Очень хорошо… Девушка сделала паузу и я поняла, что она делает какую-то запись. –…Потому что нас интересуют лишь женщины больше сорока. Прошу вас, будьте полностью откровенной. Может быть, вам и не сорок три? – Нет, сорок три. Пока. С половиной. – Хорошо, в наши рамки вы входите. Теперь я буду задавать вам вопросы. Некоторые из них могут показаться очень интимными. Прошу отвечать кратко, точно и правдиво. Никакие сведения о вас не будут никуда переданы. Для нас главное – достоверность информации. Видимо, она быстро прочитала отпечатанную инструкцию. – Мне нечего бояться. Спрашивайте, что угодно. Отвечу честно. Зачем я так сказала? Я не знала сама. Просто чей-то интерес к моей полустершейся персоне несколько оживил и удивил одновременно. – Замечательно. Тогда первый вопрос. Вы замужем? – Была. Но так давно, что как будто и не была. – Поясните, пожалуйста. – Развелись больше десяти лет назад. С тех пор о муже ничего не знаю. Я хотела добавить «и знать не хочу», но удержалась. – Дети есть ? – Сын. Двадцать четыре года. Семь лет живет отдельно. Женился на женщине старше себя, отношений не поддерживаем. – Вы одиноки? – Ну я же сказала! – Вы сказали про мужа и сына, – девушку было невозможно сбить с направления. – У вас есть гражданский сожитель? – Нет. – А постоянный партнер? – Тоже нет. Я вспомнила последнего – Вадима – с которым рассталась года три назад и до сих пор жалела, что не сделала того раньше. – Родители ? – В другом городе. – То есть вы живете абсолютно одна? – Абсолютно. Я не понимала, зачем это нужно для социологического опроса. Обычно таким образом – я знала по детективам, когда еще читала эту никчемную писанину – у одиноких стариков выманивали квартиры. Но старухой я еще не была и формально даже не являлась одинокой, имея наследником сына. Да и вообще мне почему-то казалось, что этот опрос – не авантюра. – Хорошо, Анастасия, – на том конце, видимо, подвели какой-то итог. – С этим разобрались. Теперь вопросы по главной теме. – Давайте, Олеся, – сказала я. – Оксана, – поправила девушка. – Но это неважно… И в том была права: от Оксан и Олесь сегодня было некуда ступить. –…Скажите, Анастасия, вы любите заниматься сексом? «Покажите мне женщину сорока с чем-нибудь лет, которая не любит заниматься сексом – и это окажется либо старая дева по убеждениям, либо богомолка, всю энергию носящая в церковь», – намеревалась сказать я. Но не хотела показаться болтливой стареющей бабой и ответила просто: – Да. – Вы испытывает оргазм? – Оргазм… – я все-таки поперхнулась от вопроса. – Ну… кончаю, конечно. Как и все. Но не сразу так… то есть не с первого раза. – Вы часто занимаетесь сексом? – Нет, – призналась я. – Сейчас редко. – Причина? – Не с кем. Запишите точнее: нет постоянного сексуального партнера. Для чего, по вашему, я регистрировалась на сайте? – Понятно. Когда вы в последний раз занимались сексом? – Если честно… – Честно. – Не помню. Месяц назад или около того. – Мастурбируете? Голос звучал так просто, точно Оксана спрашивала, пью ли я кофе по утрам. Я покосилась на дверь кабинета. Из коридора не доносилось ни звука. И я ответила так же спокойно, поскольку Олеся меня не видела и не имела на то перспектив. – Разумеется, а что еще остается? Я живой человек с живыми желаниями и живыми реакциями живого тела… Девушка молчала и я добавила, проясняя ситуацию: – Захожу в ванную… там тепло. Раздеваюсь, смотрюсь в зеркало, трогаю себе грудь и все прочее. Потом залезаю под в душ и там уже… Конкретно? Сажусь на корточки и пускаю снизу струю, куда следует. – Но вы хотите заниматься настоящим сексом? – Да. – Как часто? Я вспомнила, что подобные вопросы бывали и на сайте. Слово «секс» повторялось практически в каждой анкете, а ответы имели предуказанные градации: «раз в месяц», «раз в неделю», и так далее – до «несколько раз в день». – Хотя бы раз в день, – ответила я так, как думала на самом деле. – А больше? – Можно и больше. Я не видела разницы в том, говорить «больше» или «меньше» о том, чего мне никогда не было вдоволь. Всего однажды мне попался – именно попался на один день – мальчишка лет двадцати с небольшим, который наслаждался мною непрерывно в течение нескольких часов, а уж я… Мне не хотелось вспоминать о том, что именно ощущало это самое «я», чтобы не вгонять себя в ненужную тоску. – Вы могли бы заниматься сексом несколько раз в день с разными партнерами? – С разными, наверное, еще интересней, – я засмеялась, восприняв вопрос как шутку. – И… – Так «да» или «нет»? Оксана была явно запрограммирована до самого конца этого странного опросника. – Да. Еще раз да. И в третий – тоже «да». Меня несло, как Остапа Бендера в шахматном клубе деревни Васюки. – Какими видами секса вы занимались? – В смысле? Лесбиянством? Слово «лесбиянство» казалось столь неприменимым ко мне, что я опять усмехнулась. – Нет. Обычным – вагинальным, оральным, анальным. – Каким угодно, кроме анального, - – Вы занимались групповым сексом? – невозмутимо продолжала Олеся, поставив где-то нужную галочку. – Нет. – А хотели бы? Я замялась, посмотрела вокруг себя. Стены молчали. Телефон не был запараллелен. А во мне от этого «социологического опроса» уже скакал какой-то бес. – Каким образом? – со смешком спросила я. – Одна с двумя, или две с одним, или еще радикальней? И пояснила, пока девушка не ответила: – Любой нормальный человек, если он не упертый дурак, мечтает хоть раз в жизни попробовать групповой секс. Только мало кто в этом признается даже самому себе. – Ни первое, ни второе, – невозмутимо сказала собеседница. – Я неправильно выразилась. Под групповым сексом имеется в виду половой акт, совершаемый при посторонних. – Посторонней при половом акте может считаться даже видеокамера, – сказала я, вспомнив одну из своих практик. – Но она не мешает, а как раз наоборот… Конечно, хотела бы – можно сказать, жажду изо всех своих последних сил. – Следующий вопрос, – не принимая шутки, продолжала Оксана. – Очень серьезный. Сколько сексуальных партнеров у вас было? – Если честно – не помню! – я открыто захохотала в трубку. – На второй сотне сбиваюсь. На самом деле сбивалась я то на семьдесят втором, то на семьдесят третьем из своих мужчин, когда по какой-то причине решала из пересчитать. Но небольшое отклонение в сторону увеличения казалось мне лишь пользой для своего неповторимого образа. – Вы когда-нибудь болели венерическими заболеваниями? – Нет, – легко ответила я и даже добавила: – Судьба Онегина хранила. Ведь несмотря на всю свою… периодическую полубашенность, я всегда была осторожной при последнем слове выбора и никогда ничем подобным не страдала. Года полтора назад я сильно заболела ангиной и терапевт на всякий случай направил меня к гинекологу. Тот поразился чистоте моих женских мест: там не нашлось хламидий, которыми сейчас страдали даже иные девственницы. – Следующий вопрос может показаться оскорбительным. Но в нем нет желания вас обидеть. Нам нужна только статистика. – Спрашивайте уж, – я вздохнула, поглядела на часы. – Вы когда-нибудь занимались проституцией? – Нет, – сказала, хотя такого вопроса, честно говоря, все-таки не ожидала. – Еще один вопрос. Вы могли бы заняться сексом с незнакомым человеком, которого видите впервые? – То есть быть именно проституткой? – уточнила я. – Нет. Абсолютно не то. Не по принуждению. По доброй воле в первую из встреч заняться сексом. При условии, что это нормальный, опрятный, чистоплотный молодой мужчина. – А почему бы и нет? – я в очередной раз заслонилась вопросом от ответа. – Я несколько лет живу на сайтах знакомств. Там секс служит целью всех встреч, они всегда бывают первыми, и почти всегда – последними. – Так все-таки – «да» или «нет»? – опять нажала Олеся. – Да. На том конце повисло какое-то удовлетворенное молчание – хотя я не могла взять в толк, почему. –…В заключение несколько вопросов конкретно о вас… – Валяйте! – неизвестно зачем я вставила слово не из своего лексикона. – Ваш вес, рост? – Не помню, честно говоря, – я вздохнула. – Не слежу, климакс еще впереди. Роста я среднего. А насчет веса – вас интересует худая я или толстая? – Именно так. – Я никакая. Не худая и не толстая. Обычная. – Как вы сами оцениваете свою внешность ? – В каком смысле? – не поняла я. – Ну… – Оксана принялась читать перечень вариантов и мне показалось, что она озвучивает форму анкеты с сайта знакомств.– Фотомодель, красавица, сексапильная, выше среднего, средняя, ниже среднего? Я поправила чашечку на своей левой выпуклости, заслонявшей мне все остальное. Переложила телефон в другую руку и поправила на правой. Поддернула юбку так, что показался край трусов. Вытянула перед собой ногу, увидела свое великолепное во всех отношениях колено. Сбросила туфлю и полюбовалась недавно накрашенными ногтями, игриво просвечивающими сквозь плотные колготки – Ниже среднего, – подвела я итог. Подумав, что неведомая Олеся не поверит в фотомодель, развлекающуюся дурацкими опросами. – Ниже среднего, записываю. Мне показалось, что в голосе девушки прозвучала радость. – И наконец последний вопрос. Вы удовлетворены своей работой? – Разумеется нет, – усмехнулась я. Невольно оглядела облупленные стены, исцарапанные столы с допотопными гробообразными мониторами и кучами бумаг, грязный электрочайник, когда-то бывший белым… – Милая Оксана, я ничего не собираюсь от вас скрывать. Я работаю инженером в ЖЭУ – найдите человека который был бы счастлив такой работой. – Замечательно, – радость стала еще более явной. – Открою вам секрет. Наш опрос не социологический. Вы имеете возможность сменить деятельность и найти работу, которая будет удовлетворять вас во всех смыслах. – Понятно. Я одернула юбку. Мне стало скучно: обо всем можно было догадаться сразу. – Вы набираете штат в подпольный бордель. По сути дела вся логика вопросов именно к тому. Выбивались из рамок лишь возрастной ценз и принятая Олесей «внешность ниже средней». Хотя каких только извращенцев не находилось в наше время даже в такой зашоренной стране, где мне выпало несчастье родиться. И даже в таком убогом городе где мне приходилось жить. У меня однажды был партнер, которого выворачивал наизнанку вид шарообразных задниц с порносайтов. Зато он требовал, чтобы на свидания я надевала трусы, ношенные минимум два дня кряду… что представляло для меня серьезные неудобства. И по большому счету, если бы меня пригласили, я пошла бы и в бордель: там не могло быть хуже, чем в ЖЭУ – унылом, как сон о смерти. – Нет, Анастасия, – на том конце, похоже, улыбнулись. Видимо, каждая женщина спрашивала примерно одно и то же. –…Речь идет о нормальной работе с трудоустройством по ТК РФ, соцпакетом, пенсионными отчислениями и так далее. – Но… – начала я. – Дальше не телефонный разговор, – жестко отрезала Оксана. – Кроме того, мы должны убедиться, что вы годитесь по ряду других параметров. А вы – понять, подходит ли вам такая работа. Если есть интерес, приходите лично. Подтвердите телефонные данные и получите документы для оформления. – А… куда приходить? – вопрос вырвался так, будто кто-то во мне уже все решил. – И когда? – В любое время. Можете в обеденное. Приедете, позвоните по этому номеру и я выйду вас встретить. Записывайте адрес. – Записываю, – я вздохнула, чувствуя, что любопытство заставляет сделать еще один шаг к пропасти. 3 На следующий день, выдумав больные зубы – причину, всегда и везде считавшуюся святой – я отправилась на поиски приключений. Разумеется, при всех моих недостатках полной дурой я не была. С момента развала всего я находилась в постоянных поисках работы. Не обязательно более денежной, но хотя бы не такой унылой. А самое главное – не в женском коллективе, где все были готовы вцепиться друг другу в глотки, – все сразу и одновременно. Разумеется, женщине моего возраста, с инженерным образованием и не матери-одиночке: они сейчас особо ценились у работодателей, нанимавших за гроши – найти нормальную работу было трудно. Практически невозможно. В кадровых агентствах со мной разговаривали, как на похоронах, а по объявлениям о вакансиях «помощника руководителя» я нарывалась на сетевой маркетинг, которого развелось сейчас по нашему городу как плесени в непроветриваемом погребе. Одни брэнды умирали, их место занимали другие. Но одни и те же несчастные – учительницы, врачи, бывшие инженеры – бегали взад-вперед, согнувшись под тяжестью сумок с выкупленной косметикой, обогащая нескольких старших менеджеров и владельцев. Поэтому заранее звонить Олесе я не стала. Ведь несмотря на чисто сексуальный характер вопросов, это могло оказаться просто особо изощренным ходом. Я, конечно, имела железо в характере и никто никогда не смог бы склонить меня к открытию «своего бизнеса», заключающегося в распространении какой-нибудь гадости. Но сетевые зазывалы оказывались липкими до дурноты, и даже просто войдя и выйдя из помещения, где они обрабатывали очередную партию желающих быть обманутыми, я ощущала себя заглянувшей на помойку. И поэтому избегала любых контактов с такими компаниями. Я решила явиться тихо и осмотреться, никак заранее не засвечиваясь. Разумеется, перед уходом с работы я открыла «Желтые страницы», где в конце имелся атлас города. Две страницы, относящиеся к нашему району, были давно кем-то вырваны, но моя цель лежала в другой части города. Как ни странно, по указанному адресу значился… родильный дом. Не бизнес-центр и не гостиница – где сборища сетевиков или мормонов были обычными – а именно родильный дом. В примыкающем квадратике, с дробью, находилась женская консультация. Я взглянула в бумажку: номер был именно тем. Но и это ни о чем не говорило. При нынешнем ситуации с медициной я допускала, что предприимчивая заведующая консультацией пробила дополнительную дверь и сдала в аренду кабинет со входом с улицы. Наше ЖЭУ размещалось в стандартной бойлерной среди дворов. С другой стороны здания пристроилась почта, половина которой была завалена разнокалиберными сетевыми коробками. Сами по себе ни роддом, ни женская консультация ничего не гарантировали. Равно как и с сексом были связаны меньше всего. То есть, конечно, как раз только с ним и были связаны – но… не тем образом, какой имелся в виду при опросе. Понять все оставалось на месте. Здания оказались такими, как я и ожидала. Четырехэтажный роддом за черной кованой оградой с кирпичными колоннами всем видом говорил, что государство требует новых рабов и сил на то не пожалеет. Пристроившаяся с ближнего торца женская консультация заявляла о своей причастности к делу. Я очень медленно – точно за мной следили и в любой момент могли насильно утащить на чудотворную лекцию – приблизилась. Скользнула в ворота и пошла по хорошо заасфальтированной дорожке, покрытой граффити, благодарящими Оксан и Олесь за прибавление семейства. На голых еще березах покачивались воздушные шарики, подвешенные в разное время, и уродливые надувные сердца. Первым признаком вербовочных пунктов сетевого маркетинга бывало наличие озабоченных женщин моего возраста – перебирающих бумажки, роющихся в кошельках или сгрудившихся вокруг упитанного мужчины. Ничего подобного не наблюдалось. Женщины были – беременные разных возрастов. Были и мужчины и небольшие компании с цветами. Я дошла до роддома, вернулась к консультации, обогнула ее туда и обратно. Никаких дополнительных ходов не нашлось, окна были наглухо зашторены, как полагалось в таких местах. Единственную дверь украшала унылая сине-белая табличка «ЖК №5». Ниже сияла вывеска желтого металла с названием из трех слов – понятным из которых было только одно - «ПРЕНАТАЛЬНЫЙ ЦЕНТР «АСТАРТА»» и стилизованным изображением очень сильно беременной женщины. Слова «пренатальный» я не знала, но к сетевому маркетингу это явно не имело отношения, и я вошла. Прямо открывался ход в женскую консультацию. Толстый охранник что-то жевал, читая книжку с голой женщиной на обложке. Рядом бабка в зеленом халате торговала синими бахилами. А на стене висел лист формата А4 со стрелкой вправо и тем же загадочным названием. – Извините, – обратилась я к охраннику, решив играть дурочку до конца. – Мне назначили собеседование… Олеся? Как ее найти? – Оксана, – не переставая жевать, он махнул рукой. – Секретарша Николай Николаича. Это туда. И пояснил, не взглянув на меня: – В пердальный центр. В центр пускали без бахил. Вдоль стены с окнами я прошла дальше, миновала сырой гардероб, по следующей стрелке спустилась в низкий тупичок. Я понятия не имела, кто такая эта Астарта, но устроилась она в какой-то египетской гробнице. Путь преградила дверь, осененная все той же переносившей беременной. Я повернула ручку и оказалась в глухом коридоре. Который, однако, не производил гнетущего впечатления, поскольку был недавно отремонтирован в бело-желтых тонах. Вдоль стен стояли диваны, стулья и столы. Везде копошились посетители, не похожие на искателей личного бизнеса – семейные пары среднего возраста, чем-то сильно озабоченные. На меня взглянули быстро и тут же погрузились обратно в дела. Перелистывали какие-то бумаги, что-то шепотом обсуждали. Подняв глаза, я увидела, что обе стены увешаны фотографиями. Слева все пространство до потолка занимали обнаженные женщины. Изображения отличались качеством и были довольно целомудренными: головы и самые интересные места остались за кадром, снимки демонстрировали лишь раздувшиеся до булкообразного состояния признаки млекопитающих над огромными животами. Я сразу поняла, что разглядываю не Интернетские картинки, а изображения реальных женщин, беременных на восьмом месяце. Ну другой стороне пестрели фотографии детские. С лицами и даже с именами – правда, без фамилий. У меня мелькнула догадка насчет того, чем занимается этот «пердальный» центр. Но оставалось непонятным, зачем сюда понадобилась я. В конце коридора нашлись еще двери: налево, направо и одна посередине. На последней было написано: «Приемная». Я поняла, за которой открывается моя новая жизнь. Приемная оказалась маленькой. Точнее, она была большой, вмещала много шкафов книжных полок и еще чего-то. Но секретарский стол стоял бастионом, не пуская вглубь. По краям бастиона молчала еще пара дверей. Левая не имела ни опознавательных знаков, ни даже ручки. Около правой висела табличка. Под табличкой стоял маленький диван, на нем поджалась одинокая пара. Я подняла голову. «Заведующий пренатальным центром доктор медицинских наук, профессор, заслуженный деятель науки Николай Николаевич…» Фамилию я прочитать не успела, потому что из-за монитора приподнялась секретарша в белоснежном халате: – Вы ко мне или к Николай Николаичу? – Вы Оксана? – на всякий случай уточнила я. – Да, – ответила девушка. Голос был тот, что я слышала по телефону, но на вид этой самой девушке здорово перевалило за тридцать. Остренькое личико ее не смог бы назвать красивым даже моряк, вернувшийся из полугодового плавания. – А вы, простите, кто? – А я Анастасия. Помните, мы вчера с вами говорили по телефону и вы назначили встречу. Я номер куда-то засунула, позвонить не смогла… – Ах, Анастасия! – женщина посмотрела на меня очень внимательно. Я стояла молча, не предполагая дальнейшего. – Супруги Мироновы, выйдите ненадолго в коридор. Николай Николаевич вас скоро примет, но мне необходимо отлучиться. Две серых тени поднялись и скользнули вон. Оксана же вышла из-за стола и заперла дверь приемной изнутри. Я отметила, что у нее очень густые волосы, подобранные сзади в большой узел. Довольно красивые икры сияли из-под халата колготками невидимого цвета – отметив это, я поняла. что в приемной на удивление тепло. Задники секретаршиных туфель с высокими каблуками сияли серебристой складчатой кожей. Однажды я видела такие в одном из бутиков самого современного из местных торговых центров. Я забыла, в каком именно, помнила лишь, что туфли были итальянскими, обозначались «ограниченной капсулой» ручной работы, а цена выражалась числом, приближающимся к пятизначному. – Присаживайтесь к столу, Анастасия, – проворковала гламурная Оксана, выкатив для меня стул. – Давайте посмотрим ваше телефонное интервью. Правильно ли все записано? Если да, поставьте сегодняшнюю дату и подпись. Она выудила из кипы бумажек заполненный опросник и передала его мне. Быстро просмотрев все, ошибок я не нашла и молча подписалась в конце. И хотела спросить: подхожу ли я, и что это за работа… –…Следующий этап, Анастасия, – Оксана, не дав мне раскрыть рта, выложила целую пачку скрепленных листков: – Вы должны представить свой медицинский профиль. – Медицинский профиль? Что это такое? – Данные о вашем здоровье. Они подразделяются на три группы. Первая – вопросы про некоторые инфекционные болезни, факт которых невозможно проверить. Это идет под вашу ответственность. Если на самом деле болели, а напишете, что нет, у вас потом будут неприятности. – Ясно, – сказала я, хотя мне ничего не было ясно. – Вторая группа. Анализы. Это в КВД – полный анализ крови, мазок, бакпосев и все прочее. Обратите внимание, что результат нужен не на бланке лаборатории, а на нашей форме, и после каждого результата должна стоять подпись исполнителя и печать заведующего. Она пролистала передо мной страницы с названиями болезней и анализов. – Гепатит С, СПИД, реакция Вассермана – то есть сифилис – гонококки, хламидии, микоплазмы, уреоплазмы… – Двадцать анализов – двадцать печатей? – усмехнулась я, про последние «плазмы» даже никогда не слышав. – Да. Двадцать анализов – двадцать печатей… И наконец третья группа. Вы должны сходить к стоматологу и вылечить все инфекции ротовой полости. Последнее – отметка вашего участкового гинеколога, что вы не болели инфекционными гинекологическими заболеваниями. – Так все-таки – в чем будет состоять моя работа? – я наконец спросила самое важное. – Она вам понравится, я уверена, – секретарша как-то странно улыбнулась. – Заполняйте медпрофиль, и все узнаете. – А… какой срок? – глупо спросила я, хотя это не имело никакого значения. – Как успеете. Лучше быстрей, потому что могут прийти другие кандидаты. – А… – Анализы обойдутся недешево, – перебила Оксана. – Но если профиль окажется чистым и вы будете приняты, затраты вам возместят. – Но кем я буду принята? – не выдержала я. – Чем занимается ваш… центр? – Планированием семьи, – секретарша улыбнулась, но улыбка вышла не слишком милой. – Обо всем остальном – когда принесете анализы. Я встала. – Анастасия, – остановила она. – Один маленький женский совет… Я повернулась. – Если вы что-то знаете, но думаете, что анализы этого не покажут, то лучше бросьте все, не ходите и не тратьте зря деньги. – Я знаю, что анализы не покажут ничего, – спокойно ответила я. – Тогда удачи и до встречи, – ответила секретарша, отпирая дверь. За ней, вероятно, уже истомились супруги Мироновы. 4 – Ксения! – крикнул моложавый профессор с прочитанной наконец фамилией «Шанин», высунувшись из своего кабинета в приемную. – Меня ни для кого нет, никого не впускать и ни с кем не соединять. Я уехал! – Неужели в облздрав? – как-то нехорошо усмехнулась секретарша. Начальник сверкнул глазами и пробормотал что-то невразумительное – Хорошо, Николай Николаевич, – она ответила серебряным голоском и что-то переключила на большом телефоне. – Меня, кстати, вызывают в цех. – Иди, только не задерживайся. Видела, сколько народу в коридоре? Шанин захлопнул дверь, повернул внутренний ключ на два оборота и уселся в свое кресло. Я уже успела осмотреться. Кабинет заведующего «Астартой» меня поразил. Здесь царила не просто медицинская чистота, а идеальный порядок вплоть до выровненных в один ряд цветных постиков. Казалось, своим появлением я вношу сюда хаос. Мне импонировала подобная обстановка – хотя бы потому, что в ЖЭУ было все наоборот. Сам доктор мне тоже понравился. Он был высок ростом и белый халат его почти хрустел от свежести. – Итак, голубушка Анастасия Павловна, – начал он, проведя рукой по идеально блестящему столу. – Посмотрим… И придвинул мой безупречный медицинский профиль, который я успела сделать за пять дней. – Можно без «Пална», – сказала я. – И даже лучше. – Я тоже так думаю. Он посмотрел на меня. Лицо его было энергичным и собранным. – Итак, Анастасия, вы решили, что хотите у нас работать. – Решила, – я усмехнулась. – Правда до сих пор понятия не имею о самой работе. – Оксана вам не прояснила?.. Ах да, правильно, я же ей на этот раз давал такое указание… Мы – центр планирования семьи. Это… – Можете не объяснять, – перебила я, сразу давая понять, что перед чистеньким доктором сидит не торговка с вещевого рынка. – Я знаю много слов. Я бывший инженер. Ну то есть я просто инженер, а бывшая… Запутавшись в словах, я махнула рукой. – Похвально, похвально. У нас тут почти все с высшим образованием. С образованными людьми, понимаете ли, легче работать. Доктор посмотрел с тонкой улыбкой, и я сразу поняла, что он раскусил мои тайные мысли. – Значит, вы понимаете, что центр планирования семьи – это просто станция искусственного осеменения женщин. Донорство спермы и все прочее. – Конечно, – я кивнула. Но не спросила, какое место в процессе могу занимать я, поскольку решила больше слушать и меньше говорить. – Искусственное зачатие вещь давно известная. Можно сказать, вековой давности. Только в наше время эффективность его сильно понизилась. – Доноров не хватает? – все-таки не удержалась. – И это тоже есть. Генотип испорчен, трудно найти хорошего донора. Но не это главная проблема. Человек, видимо, вымирает как биологический вид… впрочем, не будем распространяться на эту тему. Скажу только: сейчас женщины беременеют с гораздо большими трудностями, чем, скажем, сто лет назад. Даже естественным путем. Я слушала молча. – Вы представляете, как происходит осеменение донорской спермой? – Ну… теоретически. – Сперма используется точно так же, как донорская кровь. Мужчина извергает ее путем мастурбации, ее помещают в хранилище – особые условия, низкая температура… ну не важны тонкости. А когда наступает момент, вынимают ампулу и вводят пациентке специальным шприцом. И все. – И все, – невольно повторила я. – Ну да. Если женщина приходит не на бегу, а наблюдалась несколько месяцев и у нее точно установлен срок овуляции, то беременность наступает стопроцентно. Вот так просто было. – Было? А сейчас? – А сейчас возникают проблемы на ровном месте. Человечество утрачивает способность к размножению. Приходится прибегать ко все более радикальным мерам. Одна из школ извлекает из матки яйцеклетку, осеменяет ее in vitro, потом время внедряет обратно. Довольно сложная операция… Доктор заговорил, употребляя термины, и хотя в целом я кое-что понимала, голова уже плыла от ожидания и слушала я вполуха. А Шанин пересказывал теорию какого-то профессора о человеческом факторе, который может улучшить результат, еще о каких-то опытах, проводившихся то ли недавно в Англии, то ли в Германии еще при немца… Очнулась я, когда доктор продиктовал, постучав авторучкой по столу: – …Нашей школой найдено новое решение проблемы. – Надо же, – я откликнулась так, словно слушала внимательно. – И… какое? – Оплодотворение свежей спермой, полученной в процессе нормального полового акта. – Донора с… пациенткой, – догадалась я, гордясь пониманием медицины. – Ни в коем случае! – доктор даже всплеснул руками. – Между донором и реципиенткой исключен любой контакт. Ради гарантии от осложнений в будущем, не вам объяснять, какая в России демография. Если раньше показывали портреты доноров, то сейчас даже этого не делается. Ведется компьютерный подбор по принципу фоторобота. К тому же половой акт может породить психологический ответ со стороны самого донора, один черт знает, что ему придет в голову. Да и наконец – даже при очень большом желании иметь ребенка лишь малый процент женщин согласится на то, чтобы их за довольно большие деньги, извините, трахнул незнакомый мужик. – Но как тогда… –…Вставляется одно звено. Приемщица семени. Вот эту должность я вам и предлагаю. – А куда его принимать? – невольно спросила я. – Туда, куда положено. Во влагалище. – В… мое? – уточнила я. – Умница, Анастасия. В десятку, – доктор усмехнулся. – В ваше драгоценное и – судя по анализам – прямо-таки ангельское влагалище. – А… – я была ошарашена, но меня увлекла логика понять все до конца. – Но если я… в свое, то как потом… Отсасывают клизмой? – Можно без клизмы. Специальным вакуумным отсосом экстрагировать, разделить на центрифуге и осадить. Проблема в несовместимости микрофлор. И до этого наша школа еще не дошла. Донор работает в презервативе. Содержимое обрабатывается и буквально горячим вводится реципиентке. Конечно, это не то, что живой акт, но пока это – наш предел. Я слушала внимательно. Оксана не ошибалась в предчувствиях насчет того, что работа мне понравится. Нравиться она мне еще не могла, но сама перспектива вызывала интерес. Он, конечно, не казался здоровым… но что, связанное с природным делом, могло похвастаться здоровьем интересов? – Мы работаем по такой методике третий год. Ясное дело, сдать сперму путем полового акта – не то же самое, что мастурбировать на порножурнал. Среди доноров много женатых, они могут как угодно маскироваться. Все позволяется, потому что результат налицо. Вы видели фотографии в коридоре? Я кивнула. – Это наши результаты. Причем не все. Некоторое ни в какую не соглашаются ни пузо свое фотографировать, ни принести карточки детей… Доктор помолчал. – Но я вижу, вас такая перспектива не вдохновляет. Или у вас… легкий шок от цинизма? – Скорее второе, – покраснев ответила я. – Я понимаю так, что меня будет иметь донор… – Не иметь, а совершать с вами половой акт по производственной необходимости, – поправил доктор. – Они ходят не в бордель отдыхать, а трудиться на ниве искусственного осеменения. Поймете разницу, если будете работать. – «Работать», – я засмеялась. В моем прежнем понимании слова «иметь» – то есть «трахать» – и «работать» могли соседствовать лишь при описании проститутки. Но тут, похоже, имелась научная организация. – Работать, – повторил Шанин. – В трудовой, учитывая ваше инженерное прошлое, запишем так: «Инженер по приемке готовойпродукции». Пойдет? – Пойдет, – сказала я так, будто уже на все отважилась. Хотя до конца еще не решила. Не потому что испугалась. Просто слишком уж внезапным было предложение подставлять себя кому ни попадя. Ну не кому ни попадя, но все равно… Заниматься сексом в качестве работы. – Вопросы? – продолжал доктор. – А сколько вообще этих приемщиц? – спросила я. – Если не секрет. – Три. Было три, осталось две, потому что одна… уехала в другой город. Поэтому мы и ищем… искали кандидатуру. – А доноров? – Ожидал такого вопроса, – доктор кивнул. – Доноры обладают текучестью. – А почему? – Потом поймете. В общем, они меняются, но по штату мне разрешено иметь тридцать единиц. И на каждые десять держать одну приемщицу. Больше не получается: отчисления на бонус фиксированы, работать станет невыгодно. – Так значит, меня…– пробормотала я, чувствуя одновременно и жар и холод и томление и даже не спросив, какой бонус имеется в данном случае. – Будут именно трахать десять разных мужиков? – Нет, не десять, – усмехнулся доктор. – А по сути все тридцать имеющихся на данный период. Я ошарашенно молчала. – Объясняю. Оптимальный срок созревания спермы в мужском организме составляет пять суток. Донор пять дней воздерживается, каждый шестой приходит сдавать продукт. – Но… – Повторяю: каждый, независимо от наличия реципиенток, ждущих осеменения. Донор – тяжелая высокооплачиваемая работа. Помимо своего метода, мы регулярно консервируем сперму и продаем в банки других центров и даже других городов, где работают по старинке. Сюда каждый день является в среднем шесть доноров. Сегодня одни шесть, завтра другие шесть. Рано или поздно вас оприходует каждый. – Но… – я замялась. – Если приходят шесть доноров, а приемщиц три, то получается… – Получается, что каждая совокупится с двумя донорами. Или с тремя, если у одной месячные. За процессом следит Александра, начальник донорского отдела, чтобы всем в итоге шли одинаковые количества сеансов. Иначе у вас будет большая разница в бонусе. Услышав уверенное «у вас», я невольно поднесла ладони к лицу. – Да не бойтесь вы! Вы же сами говорили в анкете, что готовы заниматься сексом несколько раз в день с разными мужчинами? А доноры все как на подбор. Тридцать три богатыря, мать их в душу без царя… Не старше двадцати пяти, красавцы, и стопроцентно чистые. Это сейчас на словах слушать страшно – потом понравится так, что в воскресенье будете считать часы до понедельника. Ксения говорила, вас выцепила с сайта знакомств? – Да, с него самого. – Так вот. Сколько тысяч… десятков тысяч наших женщин сидят на этих сайтах и общаются со старыми павианами и озабоченными малолетками лишь потому, что не могут найти достойного сексуального партнера. А вы будете жить, как в раю. Работать в светлом помещении и каждый день вас будут… с вами будут совокупляться несколько молодых приятных мужчин… Это же не жизнь, а малина. Или… Доктор посмотрел на меня очень внимательно, словно хотел увидеть насквозь. – Или вы собираетесь еще раз выйти замуж? – Вот уж от чего увольте, так увольте, – твердо заявила я. – Попробовала, до сих пор тошнит. Одного раза достаточно. На черта мне мужик дома – чтобы ему носки стирать? Доктор засмеялся. Я представила, как буду ходить на работу, чтобы… Чтобы получать то, в чем я давно чувствовала себя обделенной. Получать от молодых мужчин, каждый день разных, без риска что-то подцепить или опасения завести обременяющую связь… Ощущение было сходным с тем, какое охватывало меня при взгляде из самолета на ползущую внизу землю: от сладкого яда высоты захватывало дух. Но при этом внутри все дрожало от страха: я ни на секунду не забывала, что самолет железный и летит вопреки законам притяжения. Но… –…В общем, я согласна. Это сказала другая Анастасия… а может, и не Анастасия вовсе, а какая-то незнакомая женщина, решившая вперед меня. – Замечательно. Я в этом не сомневался… Тогда осталось последнее – осмотр. Доктор встал и растворил дверь в углу кабинета: – Пройдите туда и разденьтесь. Я понятия не имела, зачем меня осматривать, если я уже сдала сто анализов, но спрашивать ничего не стала. Но все-таки нашла в себе силы пошутить: – До пояса или до белья? – Догола, – серьезно ответил доктор. – Скажете, когда будете готовы. Деликатность удивила; гинекологи всегда любили искоса смотреть, как я раздеваюсь и почему-то еще больше – как одеваюсь. Я прошла, ожидая увидеть стандартное кресло, которое ненавидела, как любая женщина старше двенадцати лет. Однако за дверью нашлись кушетка под белой простыней и даже с маленькой квадратной подушкой, несколько стульев и вешалка с плечиками. Я через голову сняла кофточку, спустила бюстгальтер, сдернула юбку, стянула колготки вместе с трусами, снова обулась и крикнула, что готова. Доктор появился и несколько секунд – уже в белых резиновых перчатках – молча смотрел на меня. А я стояла, голая и в сапогах, втягивала отсутствующий живот и начинала медленно, как школьница, краснеть. – Да уж, – сказал наконец он. – Что «уж»? – уточнила я. – Уж не хочет груш. Если это ниже средней, то я президент Японии, какого никогда не существовало. – А что, разве не так? Что хорошего? Ну титьки у меня большие, а остальное… – Повернитесь, пожалуйста, посмотрим и это остальное. Я повернулась, как на рабском рынке в секции невольниц для гарема. И думала о том, что, знай об осмотре, прихватила бы сюда свои лучшие туфли из натуральной кожи питона. На тонком каблуке, с оранжевым низом и блестящими чешуйчатыми носами а’ля Маленький Мук… –…На стул встаньте, пожалуйста. Пожав плечами, я стряхнула с босых ног неприятно сырые сапоги и влезла на стул. Доктор развел мне ягодицы – я поджалась от неожиданности. – Так-так… – в голосе слышались нотки кота, увидевшего чашку со сметаной. – Что – «так-так»? – нервно выдавила я. Не ответив, он погладил нижние поверхности моих задних частей. Которые – я знала точно! – целлюлитом еще не страдали. – Н-да…– Шанин вздохнул. – С внешностью вы нас обманули, однозначно. – А все-таки скажите мне, – не выдержала я, все еще возвышаясь всей своей задницей. – Зачем для такой… работы вы ищете женщину старше сорока? Да еще ваша Оксана радовалась насчет «ниже средней». – Голубушка Анастасия, тут есть своя тонкость. Профессор Ивановский считает – и это подтверждают некоторые исследования – что сперма, содержащая достаточный процент активных сперматозоидов, выбрасывается не одномоментно, а готовится в течение полового акта длительностью не менее пятнадцати минут. Поэтому донор имеет временнУю норму работы с приемщицей, а если он ее не выдерживает, то получает штраф. Так представьте себе, набрал бы я двадцатилетних девок с молочными железами вашего калибра и всем остальным вашего же качества. Какой молодой мужчина после пяти дней полного воздержания продержался бы с ними – извините за каламбур – дольше еще двух минут? Идеальна приемщица настолько непривлекательная, что донор почувствует женщину, только ею овладев. – Так если сначала не почувствует, то как он ею овладеет? – усомнилась я, невольно втягиваясь в предстоящее. – Резонно, – доктор довольно хмыкнул. – Для этих целей есть Александра, она из всех готовит к труду и обороне своего хилого отечества. Но в отношении вас этого не понадобится, это точно. Вы, голубушка, Анастасия, будете для них как сладкое пирожное, изредка достающееся каждому. А теперь, пожалуйста, лягте на кушетку, разведите ноги и согните в коленях. Я спрыгнула со стула, босиком шагнула к кушетке, легла и послушно раскрылась. – Ноги, ноги сильнее! Мне нужна ваша вульва. Доктор присел на край кушетки, одной рукой ухватил меня за то место, которым предстояло работать, а вторую запустил в меня. Прикосновения его были жесткими, но какими-то бесполыми. Все – включая Шанинский белый халат без единого пятнышка – напоминало привычный визит к гинекологу. Но там всего лишь изучали мои недра под светом фонарика то этот доктор следил за моей реакцией. Он переместил руку, почти вынул, надавил изнутри снизу вверх – я почувствовала, как во мне становится жарко и все нужное сокращается само по себе. Мне было одновременно и неприятно и сладко какой-то ошеломительной жутью. – Вы… что делаете… – облизнув губы, пробормотала я, стараясь не встать сразу на мост. – Что вы там… нашли? – Да ничего… Смотрю вашу реакцию на возбуждение зоны «G»… Матку вам не задевал, когда пальпировал? – Нет, – выдохнула я. – Матка в порядке. Она у меня в самом центре Земли. Никогда не задевали, даже на четвереньках. – Это хорошо, хорошо… Доктор отпустил меня так неожиданно, что я дернулась: мое тело, несмотря на дикость ситуации, уже не хотело расставаться с его руками. – Ну… вагина у вас самая средняя, – спокойно сказал он, выпрямляясь. – Это хорошо или плохо? – Конечно, хорошо. Сможете принимать любого донора без проблем для него… и для вас. А теперь ноги еще пошире, пожалуйста. Я растащилась руками, пытаясь лежа сесть на шпагат. – Волосы убрать, – продолжал Шанин, трогая меня резиновыми пальцами. – Все вообще. И здесь, и здесь, и здесь тоже… Можете сделать депиляцию, можете ежедневно брить, если не лень. Но чтобы все было гладко, как у младенца. – Слушаюсь, – сказала я, привстав на локтях. – Куда вы вскочили? – остановил доктор. – Ложитесь обратно. – Как? – спросила я, не понимая, что еще можно у меня смотреть. – На спину, как лежали. Опустите руки и расслабьтесь. Я легла, подсунула под голову подушку, поскольку без нее вряд ли сумела бы расслабить тело на ровной поверхности. И пока возилась – это заняло пару секунд – то не сразу заметила, что доктор скинул халат и стоит рядом обнаженный. – А… Я не успела договорить. Мягким движением доктор взобрался на кушетку. Я почувствовала влажное прикосновение к своему бедру, но не стала туда смотреть. – Это… что? – ошарашенно спросила я. – Проверочное совокупление. Своего рода тест на профпригодность. – Прямо так и сразу? Я не могла понять: испугана я, рассержена, или… обрадована. Скорее всего, я ощущала все вместе. – Прямо сразу и так. Или вы отказываетесь? – Н-нет, почему, просто я… – Точно не отказываетесь? – Точно, – твердо ответила я. – Я же согласилась у вас работать. И сунула руки под ягодицы, слегка выгнулась вверх. Я знала свои особенности – партнеру было легче войти именно при таком моем положении. – Ну ладно, тест пройден, – непонятно сказал доктор. Соскочил с кушетки и снова влез в свой идеальный халат. – А… проверочное? – пробормотала я, не понимая, чего хочу. – Голубушка Анастасия, – доктор грустно поморщился. – Я же сказал – это тест. – А… Иметь меня вы не будете? – Повторяю, то был психологический тест. Последняя ступень. Потому что говорить можно долго и о многом. Но когда дело доходит до того, что предлагают взять и все испытать, не отходя от кассы, с партнером, знакомым всего в течение десяти минут. Я вздохнула, почти раздосадованная. Но все-таки подумала, что педикюр делала не зря. – Ну неужели вы думали, что я, ваш начальник, стану приходовать вас в своем кабинете? – Всякое бывает, – я пожала плечами. – Всякое, да не у нас, – возразил Шанин. Отошел от кушетки, наклонился к отсвечивающему окну – поправил халат и пригладил седоватые волосы. – Наш донорский отдел – очень хорошее место работы, – без связи заговорил он, снова повернувшись ко мне и явно думая о чем-то своем. – В иных городах за наружное оплодотворение собственной яйцеклетки спермой мужа берут две тысячи долларов. У нас за обычное осеменение донорским продуктом платят меньше. Но, скажем так, не на порядки. Львиная доля идет устроителям, но и доноры получают достаточно, и вы будете получать не так уж мало. Да, забыл сказать, оплата у нас сдельная. Александра все учитывает, в журналах расписываетесь, будете получать определенную сумму за каждый половой акт. И кроме того, начисляется оклад. Постоянный, чтоб вы не умерли с голоду, если эти… д-доноры… вдруг все разом подхватят… грипп. График шесть плюс один, неделю перерыв на месячные… Кстати, как у вас с месячными? – Ну… – я пожала плечами. – Скажем так – нерегулярно. – И с чего бы они были регулярными, если в вашем возрасте у вас такая половая жизнь, как в анкете сказали? – доктор вздохнул. – Но в наших условиях у вас организм заработает, как часы. – Вы так думаете? Я уже смирилась с тем, что красные отметки в моем календарике плясали туда-сюда на целые недели. – Уверен. Работа здесь полезна для женского организма. Вы, конечно, не предохраняетесь? – От чего? – нахально спросила я, прекрасно уловив предмет вопроса. – От того самого, – усмехнулся доктор. – Нет конечно. Я же все сказала именно в той самой анкете. Не-ре-гу-ляр-но. – С сегодняшнего дня предохраняйтесь, потому что будет регулярней некуда. Посоветуйтесь с гинекологом. Вы рожавшая, оптимально поставить спираль и забыть об всем на пару лет. В крайнем случае принимайте таблетки. – Но зачем? – спросила я. – На случай, когда в вас будет попадать сперма. – А… Но вы же говорили, что иметь меня будут в презервативах? Я, кажется, все-таки чего-то не уловила. – Хотел вам потом разъяснить, но раз уж сразу заговорили… Фиксированная зарплата вам будет идти независимо ни от чего. Примерно… Доктор назвал сумму, которая втрое превосходила мой заработок в ЖЭУ. – …Так вот. Условия хорошие. Вплоть до того, что вам будут приносить горячий обед из кафе по заказанному меню, а удерживать сущие копейки. Но по сути… скажу вам по сути… По сути наша работа – это сексуальная тюрьма. – Тюрьма?! Вот теперь я не понимала уже вообще ничего. – Возьмите донора. Человек получает деньги, но он фактически лишен половой жизни. По контракту ему запрещено иметь сношения с посторонними лицами. Между днями сдачи он не может себя облегчить мастурбацией. При приеме проводится замер движущихся сперматозоидов в поле зрения, и это сразу обнаружится при сверке. Кроме того, ему нельзя употреблять алкоголь, и так далее. А вы? Вам тоже запрещена половая жизнь на стороне. Вы понимаете смысл этих слов? В любой день любой сотрудник – хоть штатный, хоть донор – может быть отправлен на анализы. Обычно так бывает пару раз в месяц. Если что-то найдется – штраф и увольнение. Я хотела спросить, как можно сочетать штраф с увольнением, но не стала. – Это сексуальная тюрьма в самом прямом смысле. Никто из вас не имеет права половых сношений за пределами нашего круга. Доктор вздохнул. – Но внутри этого круга по сути дела все совокупляются со всеми. Ханже, дураку и человеку далекому от наших проблем все покажется развратом. Но на самом деле это производственные отношения. Понимаете? Мы работаем в сфере воспроизводства человека. Секс для нас и работа и жизнь, их трудно разделить. Каждый донор в день сдачи имеет право на физиологическую разрядку. То есть может совершить нормальный половой акт с любой из наших сотрудниц. Хоть с вами приемщицами, хоть с Александрой, хоть даже с Ксенией – моей секретаршей. Или даже со всеми тремя по очереди, если давление тестостерона повышено. Я молчала, представив себе трех женщин, которых по очереди обрабатывает один мужчина. –…Поэтому будьте готовы к тому, что вас будут иметь каждый день сверх оплачиваемой нагрузки. Без презервативов и без отсчета времени. – А скажите… – я так и лежала голая, в моем теле все еще плясал какой-то бес, меня не напугало даже известие о неоплачиваемой нагрузке. – До меня приходило много… кандидаток? – Приходили многие, врать не буду. Ни одна не прошла последнего этапа. Краснели, шипели, когтились и уходили. Это сообщение меня почему-то обрадовало. – И еще… – Шанин внимательно посмотрел на меня. – Со стороны ваша работа очень напоминает работу проститутки. – Но я… – Нет, вы дослушайте. Со стороны. Вас использует не тот, кого вы любите и хотите, а кто назначен. И вы получаете за это деньги. Но если смотреть с такой стороны, то и жена по отношению к законному мужу иногда исполняет обязанность проститутки. Особенно когда ему надо, а ей не хочется. – Мне это знакомо, Николай Николаич, – сказала я, впервые назвав доктора по имени. – Можете не объяснять. – Но главное не это. Мы заняты процессом деторождения, а это дело связано с сексом. И когда вам вдруг покажется, будто вы проститутка – выйдите в коридор, посмотрите на галерею беременных и на детские мордашки. И вы поймете, что работая своим главным органом, будете служить серьезной цели: спасению человечества от вымирания. Причем вполне официально. Я кивнула. – Хотя не уверен, что это человечество заслуживает спасения… – вполголоса добавил доктор, глядя в окно. Кивнув еще раз, я села на кушетке. Шанин вышел в кабинет, отпер дверь и высунулся в приемную: – Ксения! Оформляй Анастасию! С завтрашнего дня она у нас работает. Секретарша появилась не сразу. Она была голоногой, а халат сидел так, будто она только что надела его и даже забыла одернуть. Не успев одеться, я, кажется, покраснела и попыталась прикрыться успевшими остыть трусами. Доктор засмеялся: – Не надо стесняться, Анастасия. Отныне вашей рабочей формой будет именно такой вид. – Да? – вырвалось я меня. – Да и никак иначе. По прибытии будете всю одежду вешать в шкаф и весь день ходить в чем мать родила. Распорядок нестабильный, вам не будет времени одеваться-раздеваться. Будете жить в простоте древних греков. С утра до вечера будете принимать одну сплошную воздушную ванну. – Но как… Я невольно посмотрела на снежно-белый радиатор отопления и меня передернуло при воспоминании о своей квартире, где голышом не продержалась бы и пяти минут, хотя здесь почему-то не мерзла. – Не волнуйтесь, – усмехнулся Шанин, перехватив мой взгляд. – Наш перинатальный центр – это в самом деле медицинский бордель. Но нас приютило особое здание. Не просто медицинское учреждение, а родильный дом, где температура поддерживается постоянно. Своя бойлерная, воду не отключают никогда, при необходимости будут топить даже в июле. Я шагнула к окну, положила ладонь на батарею – в меня хлынуло тепло. Умиротворяющее и… обнадеживающее. –…Правда, сейчас вам все-таки стоит одеться. Народ в коридоре поймет вас неправильно. Я пожала плечами и принялась одеваться. На этот раз доктор стоял у двери и с улыбкой смотрел на меня. И, кажется, вздохнул с сожалением, когда я натянула сапоги. – А кто такая Астарта? – спросила я в последний момент у Шанина. Внутри у меня от всего этого – разговоров, топтания голышом, обследования и финального одевания на его глазах – горело и плавилось. Мне предстояло хватать такси, чтобы скорее добраться до дома и присесть в ванне над перевернутой душевой лейкой, пока не прошел этот сладостный озноб. – Астарта – египетская богиня плодородия, – спокойно пояснил Шанин, глядя как я сквозь кофточку поправляю на себе бюстгальтер. – Ее культ сопровождался разнузданными оргиями на поле будущего посева. Мы занимаемся примерно тем же самым. Только не на грядках, а в условиях нынешнего тысячелетия. 5 Из ЖЭУ меня отпустили без проблем и уже на следующий день я пришла оформляться в «Астарту». У Оксаны я подписала огромный многостраничный договор, где по пунктам были прописаны все мои служебные обязанности. Несмотря на привычку к чтению длинных документов, я так и не смогла прочувствовать его до конца. Запомнила лишь кое-что. При приеме продукта я должна была принимать донора либо на спине, либо на четвереньках и «не позволять себе бурного оргазма», чтобы не сорвать рабочий процесс. Я не имела права заводить с донором разговоров и тем более выяснять его личность или его внешность, если она окажется скрытой. А в процессе «физиологической разрядки» я была обязана выполнить все желания донора – за исключением одного варианта, отказ от которого был зафиксирован. Последним пунктом было обязательство не заражать никого венерической болезнью и подтверждение знания о том, что в противном случае я буду привлечена к судебной ответственности. После всего этого мне выдали белый халат – как настоящему медработнику. Он имел модный покрой, молнию вместо пуговиц и блестящие кнопки на нагрудных карманчиках. Я успела его только рассмотреть – доктор взял меня за руку и повел в донорский отдел пренатального центра. По каким-то бессветным потайным коридорам, пологим пандусам и узким лестницам. Сам отдел – дверь которого доктор открыл электронным ключом – мне понравился не просто свежим ремонтом, а чистотой, которая поддерживалась на стерильном уровне. И в то же время тем стоял въевшийся в стены запах продукта. Будоражащий и настраивающий на какой-то новый лад. Сначала мы попали в крошечный тамбур, дальше открывалась большая комната с глухо забеленными окнами: тот самый цех, в котором мне теперь предстояло зарабатывать на жизнь. Там были выгорожены боксы, привычные когда-то в кабинетах физиотерапии, но без наружных занавесок. Сначала у меня разбежались глаза, потом я сосчитала: всю стену по ширине занимали семь отсеков, в каждом стояла широкая кушетка и висели большие настенные часы. Когда мы вошли, на одной из кушеток белокурый парень ритмично дергал задницей, выше него качались темные женские ноги с плотными икрами. Донор и приемщица работали, не обращая на нас никакого внимания. – Вот чем вам предстоит заниматься, – сказал доктор, сделав широкий жест. – Вижу, – просто кивнула я. Нельзя было сказать, что простое зрелище меня не шокировало, но шок был каким-то поверхностным и почти веселым. Ведь я уже представляла себе, на что иду. – Теперь посмотрим все по порядку. Вот тут доноры раздеваются и моются… Доктор толкнул дверь около тамбура, я увидела маленький предбанник со шкафчиками. Оттуда можно было пройти в туалет и в душевое помещение, которое напоминало операционную. В одной из кабин шумела вода. Там стоял высокий мужчина и намыливал себя красным и пенистым – явно взятым из диспенсера, сверкавшего на белой кафельной стенке. Увидев нас, он повернулся спиной. Я смотрела на узкий белый зад, поросший темными волосами, и с неожиданным предвкушением думала, что через некоторое время я стану прижимать к себе точно такой же – или даже этот самый! – в то время как часть, загороженная сейчас мускулистой спиной, будет раздражать мне и зону «G» и все прочие… – …Пойдемте в цех, – доктор тронул меня за рукав. – Этого добра еще насмотритесь. Мы вернулись обратно; донор все еще нарабатывал продукт: видимо, обязательные пятнадцать минут еще не прошли. Я осмотрелась внимательнее. Комната оказалась очень большой – видимо, под нее приспособили рекреационный зал. С краю примостилось нечто, напоминающее гостиничный «ресепшн». Над высокой стойкой висели фотографии двух женщин, как около приемной Шанина. Только эти – мои ровесницы или около того – имели и лица и все прочие части тела, и сидели, вывернув ноги и растянув себе все, что могли. Лиц я не рассмотрела. Рядом висела еще одна рамка, пустая. – Это ваши коллеги, – пояснил доктор, проследив за моим взглядом. – Третья рамка ждет вас, Анастасия. Сфотографируем завтра с распахнутой вагиной и – тоже на стену. Для полной свободы выбора. – Какого выбора? – я не поняла. – Разве приемщицы идут… работать не по графику? Вы же говорили… – Да, по графику, чтобы выработка была одинаковая. Но доноры имеют право выбрать на разрядку любую из свободных или подождать, если она занята. Так работа идет эффективней. В нескольких метрах от нас работа продолжалась. Ритмично, тихо и деловито. Видеть все это мне не было противно. Я никогда не подсматривала за чьим-то сексом, не имев к тому интереса. Но оказалось, что увидеть со стороны, как это делают не порнозвезды, а обычные люди, было любопытно. Как любопытно было бы наблюдать любое незнакомое явление. Около ресепшн была еще одна кушетка под чистой простыней, над ним возвышался стеллаж. Там виднелись коробки, банки, одноразовая посуда. Один стаканчик стоял на стойке, на нем чернели номера – сверху пятизначный, снизу просто «2». – Это что? – я уже начала интересоваться всерьез. – Тара для продукта, – ответил Шанин. – Сейчас пройдет время, Александра примет презерватив, сольет семя в стакан и сразу передаст в лабораторию… во-он, в то окно. В стене напротив «ресепшн» виднелась низкая глухая дверца с панелью кодового замка. – Ну, а теперь познакомьтесь с вашей непосредственной начальницей, – продолжал доктор. За стойкой прятался низкий стол с компьютером, видеодомофоном и стопками документов. Над раскрытым журналов склонилась молодая женщина. Халат ее – такой же модный, как и у меня – висел на спинке кресла, а она осталась в паре черных чулок с кружевными резинками, словно шарж на развратную медсестру. На ее гладко выбритом причинном месте синела расплывшаяся и не опознаваемая татуировка. Самыми красивыми местами мы могли сравниться, хотя мои лишь за последние лет десять из скромных пирожков превратились в пышные булки, а эта девушка была явно моложе моего сына, которому зимой исполнилось двадцать пять… На самых выдающихся ее точках блестели хромированные железки в форме звезд. На руке у девушки болтался странного вида браслет; я не сразу поняла, что это электронные ключи. – Александра, знакомься! – доктор перегнулся над стойкой. – Это Анастасия, работает с сегодняшнего числа. – Добрый день, я Саша, – хмуро ответила девушка, бросив взгляд из-под черной челки. – Не думайте, Анастасия, – Шанин улыбнулся. – Наша Александра светлая личность, просто у нее такая манера поведения. Девушка подняла голову и лицо ее осветилось быстрой нежной улыбкой. – На ней держится весь рабочий процесс, – вполголоса говорил доктор, оттеснив меня обратно к моечной. – Она устанавливает порядок работы. Запускает доноров, проверяет их после душа, промывает, одевает, раздевает и сдает. И еще черта в ступе. Ее используют и для разрядки, и она проводит контрольный акт с соискателями в доноры. – Контрольный? – перепросила я. – Ну да. Я же говорил про пятнадцать минут, не всякий может. Первый раз пробуют с Александрой, она засекает время, делает отметки, потом и перед работой обрабатывает анестетиком, чтобы снизить чувствительность. А сама она… Он не договорил, поскольку из моечной появился мускулистый мужчина – одетый и вполне добропорядочный. Что-то сказал начальнице и шагнул к выходной двери, встретившей мелодичным звонком. – Смотрите завершение процесса, – сказал доктор, разворачивая меня обратно к цеху. – Ага, – ответила я. Из бокса ударил мощный заряд нецензурной брани; голос принадлежал женщине. Почти сразу донор резко встал и зашлепал к стойке. С него свисал темно-синий презерватив. Девушка Саша вышла из-за стойки – я мгновенно отметила, сколь высоки ее тонкие черные шпильки – ловким движением сдернула резиновый мешочек, перехватив его сверху, потом выдавила порцию в пронумерованный стакан. Донор почти упал на кушетку у стены и стиснул в кулаке свое мокрое достоинство. Начальница отдела черкнула что-то в маленькой бумажке, шагнула от стойки, приложила таблетку к панели около. Раздался короткий писк, дверца открылась внутрь. – И что теперь? – мне уже казалось, что я смотрю фильм о каком-то клонировании инопланетян. – Что там будет дальше? – Продукт пошел в лабораторию. Его там ждали. Пока номер двадцать один четыреста тридцать восемь обрабатывал Екатерину, в осеменении какая-нибудь великовозрастная дура уже лежала раскинув ноги, ожидая шприц со спермой молодого кобеля. – А почем обязательно дура ? – я невольно удивилась такой аттестации. – Потому что если у женщины нет детей, значит так постановила сама природа. И нет большей ошибки, чем поправлять ее решение. В итоге все равно не выйдет ничего хорошего, уж поверьте мне. – Но ведь вы этим занимаетесь? – Мы этим занимаемся, – поправил Шанин. – Поскольку иначе человечество вымрет. А кроме того, это один из способов не умереть с голоду нам самим. Хотя можно умереть и от другого… Из-за стены что-то спросили – Саша подалась в окошко, что-то отвечая. Я отметила, сколь совершенна ее задница. Разумеется, она была принципиально иной, чем та, которую я видела в моечной – округлая, вытянутая вниз, она сияла, как раздвоенный экзотический плод с почти жемчужной кожицей. Пожалуй, это была самая красивая из всех виденных мною женских задниц… хотя, честно говоря, задницами женскими я еще не любовалась никогда. Доктор вздохнул и звонко шлепнул девушку по ее красивым местам. Она не отреагировала, продолжая с кем-то говорить. А я, задержав взгляд дольше необходимого – никогда в жизни не видев вот так близко голую женщину – заметила, что на Сашиных ногах до самых колен темнеют и блестят влажные полосы. Девушка выпрямилась, отвернулась от захлопнувшегося окошка, шагнула к стойке, потянулась к кипе бумаг. Отработавший донор встал с кушетки и схватил бедра над черными резинками. Саша продолжала писать – он поддел ее снизу и принялся молотить так быстро, словно ожидал, что в любой момент тело у него отнимут. Начальница отдела не обращала внимания, находившийся внутри предмет ее не волновал – заполнив один журнал, взяла со стола следующий. Парень коротко вскрикнул и притиснул девушку к себе, потом отвалился – на белых ягодицах еще пару секунд алели отпечатки пальцев – и, тяжело дыша, поплелся в душевую. А начальница писала и писала, не обращая внимания на жидкость, ползущую из нее по чулкам. Дописав, положила ручку на стол и направилась в бокс, где работал использовавший ее донор. Нагнулась над кушеткой – я невольно отметила, сколь хороши ее ноги, ненастояще длинные из-за тонких шпилек – и вышла со скомканной простыней в руках. Вернулась за стойку, открыла еще одну, не замеченную мной узкую дверь, исчезла в темноте. – Гигиена у нас на всей высоте научно-технического прогресса, – сказал доктор. – После каждого акта белье меняется, даже если осталось чистым. У Александры в кладовой кипа свежего, после конца рабочего дня использованное забирают в прачечную, и так далее. Начальница цеха защелкнула дверь, вернулась бокс и принялась застилать кушетку. При этом она наклонялась так, что я невольно отвела глаза, чтобы не увидеть всего, что темнело и блестело у нее между белых ягодиц над черными краями чулок. – Вот это и есть наш процесс, – подытожил Шанин. – И это еще не предел. Ну, теперь вы все видели, пойдемте знакомиться с коллегами. – Куда? – спросила я, поняв, что помещение имеет бездну всяких закоулков. – В бытовку, – коротко ответил доктор, увлекая меня в дальний конец цеха. – Надеюсь, вам понравится и там. – Я тоже, – я кивнула, поняв, что здесь все продумано до мелочей. Краем глаза я увидела, как Саша протирает шваброй идеально блестящий пол. 6 «Комната отдыха» приемщиц – как правильно именовалось помещение, где мои новые коллеги коротали свободное время – в самом деле мне понравилась. Слепо забеленные до откидывающихся фрамуг окна не мешали ощущению света. В одном углу стоял горшок с высокой драценой, в простенке около двери сияло ростовое зеркало, как в магазине одежды, наполнявшее помещение простором. В комнате разместились три кушетки, шкафы, несколько стульев, большой стол с набором, привычным для заведений, где сотрудники целый день не выходят из помещения: электрический чайник, банка с растворимым кофе, жестянка не самого дешевого печенья. Не было только грязной, как вокзальный туалет, микроволновой печи: обещанные Шаниным ежедневные обеды из кафе избавляли от удовольствия вдыхать вонь перегретых домашних похлебок, привычных по всем моим прежним местам работы. Табличка на двери обозначала санузел, оборудованный только для нас. Поистине организаторы учли все, чтобы женщины, служащие сосудами для сбора предоплаченного продукта, в свободные минуты могли себя восстановить и даже приумножить. Когда доктор меня привел, обе приемщицы оказались на месте. Та смугловатая, которую на моих глазах имел донор, разрядившийся потом в начальницу отдела, сидела около стола, закинув ногу на подоконник, и медленно пила кофе. Вторая, светлая, расположилась на стуле – точнее, сразу на двух, положив на каждый по одной своей половинке. И, склонившись, пинцетом для бровей выщипывала интимные волоски. Обе были без одежд, как и предупреждал доктор. И обе в общем соответствовали описанному критерию отбора. Смуглая была идеальной с точки зрения внешности «ниже средней». Лицо ее было жестким и даже суровым, скорее мужским, нежели женским. Она состояла из двух частей. В нижней раздалась по-женски, имела бедра-брусья и очень длинные голени. А верхняя осталась почти подростковой. Ее признаки млекопитающих представляли собой довольно жалкое зрелище: размерами они не превышали моих ладоней. В довершение женщина была подстрижена под ноль и выкрашена басмой. Вторая представляла полную противоположность: белая и гладкая, чрезмерно обильная. Над круглыми белыми плечами возвышалась большая красивая голова с благородным профилем. Ей бы пошли светлые кудрявые волосы изрядной длины. Но она тоже имела короткую стрижку и казалась сивой. На огромной ягодице я рассмотрела цифры 1340, написанные черным маркером. Доктор представил меня: темную звали Катей, светлую – Адой. Женщины прервали свои занятия, попросили сразу перейти на «ты» и с поразившим меня радушием предложили выпить кофе всем вместе. С новыми коллегами с первой секунды было необычно легко и просто. Сначала я даже подумала, что их радушие наиграно. Везде и всюду, где мне приходилось работать, нас женщин – точнее, это я была женщина, а они оставались просто бабами – имелось огромное количество и жили мы, как скорпионы в банке. Но здешний коллектив сразу оказался бесконфликтным. Мне налили кофе и, чтобы завязать разговор, я начала с того, что меня в самом деле заинтересовало. – Слушай, – я обратилась к белотелой Аде. – Можно вопрос? – Хоть два. Спрашивай, я тебе не съем. – И я не съем, – добавила Катя. – Разве что немного покусаю. Ее голос оказался низким и приятным. – Пока один и только к Аде, – я тоже засмеялась. – Я поняла, что доноры кодируются пятью цифрами, вас… то есть нас всего три штуки и не кодируют. Что означает четырехзначный номер на попе? – Это не номер, – Ада захохотала, тряся всеми складками. – Это время последней сдачи. Тебе доктор говорил про срок пипира пятнадцать минут? – Говорил, – кивнула я, сразу поняв смысл неизвестного слова. – Так вот, когда ты с донором идешь пипириться на сеанс, Алексис тебе рисует время, раньше которого нельзя сдавать молочко от бешеного пёсика. Иначе ему штраф, а ты без бонуса. – Но почему именно на заднице? – я в самом деле чего-то недопонимала. – Не только на заднице! – сказала Катя. – На переднице тоже. Опустила длинную ногу с подоконника, встала из-за стола и показала мне плоский живот с полустертым номером. – Ничего не понимаю, – я была сбита с толку. – Почему кому-то сзади, кому-то спереди? – Нет, Настя, ты в самом не поняла, – опять захохотала смешливая, как видимо, Ада. – По правилам донор может пипирить тебя или сзади или спереди. На животе тоже пишется время. Только спереди я его уже смыла, а сзади еще не удосужилась. Смою, когда пойду готовиться на следующий сеанс. – Это нас обычный процесс, – добавила Катя. – И сколько раз вы сегодня… – осторожно начала я, еще не зная, о чем здесь можно спрашивать прямо, а о чем все-таки нельзя. – Время смывали? – Я четыре, Адка пять, – спокойно ответила напарница и снова закинула ногу на подоконник. – Вас обработали девять человек?! – я изумилась, вспомнив, как доктор определял пятерых в день. – Что так много? – Накладка вышла, – пояснила толстушка, придвигая печенье. – Один после командировки, другой вчера был на сутках и смог прийти только сегодня, еще у кого-то еще что-то… Бывает время от времени. – Еще не так бывает, – Катя усмехнулась. – Вот когда набежит человек пятнадцать, еще и новеньких наберут, а у нас обеих менстр. – И что тогда? – Тогда настоящий аврал. Оксанка из приемной приходит, Сашка и готовит и сама же у кого-нибудь принимает. В общем – кино и немцы под Москвой. Мне стало ясным, что слова про «всех со всеми» тут не пустой звук, а объективная реальность, с которой придется мириться независимо от желаний. – Но и сегодня было неслабо, – добавила Ада. – И что… Как? – Нормально, – Катя махнула чашкой, поняв невнятно сформулированный вопрос. – Как видишь, обе живы-здоровы… – …И даже в меру упитаны! – А почему ты пять, а Катя четырех, а не наоборот? – продолжала я, решив узнать в первый раз как можно больше. – Потому что у Адки вагина большая, – ответила за напарницу Катя. – Ведро, – гордо кивнула та. – Без ручки, зато с ногами. – А из девятерых один был Валерка, у него пенис толщиной с мою ногу. Только она и может принять. – «Валерка»? – я удивилась. – Но разве доноров… – Ну да, их фамилии не упоминаются и они по номерам, – сказала Ада. – Но кое-кто с нами разговаривает, и мы знаем их имена. – Хотя Валерка толстых не очень любит, предпочитает мои кости трясти, – усмехнулась Катя. – Так что его перед сеансом с Адкой Сашка между титек возбуждает дополнительно… Эти слова меня не удивили. Я изучила мужскую природу достаточно – в частности, знала, что мужчина любит разнообразие. И если есть возможность, будет иметь то сухощавую Катю, то жирную Аду, то еще кого-то, но обязательно попеременно. И если чрезмерный размер его навсегда привязывает к Аде, то он все равно станет требовать предварительной подпитки Сашиными молодыми богатствами. – Кстати, покажись-ка ты нам наконец, – попросила Ада. – В каком смысле? – В прямом. – Халат надеть? – Халат свой можешь повесить в шкаф, он там и останется. Тебе его выдали только если к Шанину позовут. Ощутив стеснение лишь на долю секунды, я быстро сняла с себя одежду и аккуратно сложила ее в пустой шкафчик, дверцу которого услужливо открыла Ада. – А ну повернись, красотка кабаре, – скомандовала Катя. – Пройдись взад-вперед. Я прошлась, повернулась, подняла и опустила руки, потрясла всем, чем могла, и во все стороны. Напарницы рассматривали меня внимательно, разве что не щупали внутри. – Ну Катрин, теперь мы на разрядке отдыхаем! – добродушно подытожила Ада. – Будем кофе гонять и решать кроссворды. – Почему? – я слегка насторожилась. – Ты на нас посмотри и на себя, сисястая пиписька! Вся разрядка будет твоя. – Ты Адку не слушай, она сейчас наговорит три кучи и недорого возьмет. Оплачиваемую работу распределяет Сашка. А вот простым вниманием ты будешь пользоваться однозначно. Я никогда прежде не сидела в компании обнаженных женщин, не подставляла себя их взглядам. Даже в бане я бывала всего один раз на одной из проходных работ, но там все мои коллеги и мылись и парились и остывали в купальниках. Но меня почему-то не шокировало положение, принятое здесь. Ведь обе женщины, несмотря на далеко не сексапильный вид, были ухожены, от них всегда пахло хорошим дезодорантом и веяло чистотой. – А как вообще тут? – я задала вопрос, который был главным. – Можно жить, или как? – Можно, если осторожно – Катя кивнула и, не спрашивая, потянулась насыпать мне еще кофе. Причем делала она это с поразившей меня кошачьей ловкостью, не опустив ноги с подоконника. – Самое главное – не забывай перед выходом в цех прочитать нашу мантру! – добавила Ада. – Какую… мантру? – я в очередной раз удивилась обилию мелочей, составляющих местный быт. – Где она написана? – Да вот, над дверью! – Ада тронула меня за плечо. – За твоей спиной. Я обернулась, не вставая со стула. Над выходом из комнаты, от стены до стены, висела полоса обоев, приклеенных оборотной стороной. Я ее еще не видела, зайдя сюда и сразу сев к столу. На белом фоне огромными разноцветными буквами, отчеркнутыми рамками и даже осыпанными мелко истолченными блестками, было написано: ВСЕ мужики КОЗЛЫ. Без дефиса и даже без восклицательного знака – как истина, не нуждающаяся в чрезмерном подтверждении. – Это что? – я поразилась; увидеть такой лозунг в центре планирования семьи казалось по меньшей мере странным. – Это осталось с прошлого нового года, – пояснила Катя, наливая мне кипятку. – Готовились не по-детски. Танька, что до тебя работала, когда-то где-то оформительствовала. – Аксинья у своего сына взяла кисти и другие краски, – подхватила Ада. – Целую неделю все расписывали. Потом этот решили оставить. – И читаем его каждый раз, отсюда выходя. – Слушайте… – я снова повернулась к столу. – Как-то это не вяжется. Доктор мне расписывал благородное дело, и все прочее. – Плодить кривоногих уродцев – дело в самом деле благородное, – Катя кивнула. – По крайней мере, для наших зарплатных карточек. Но что касается разрядки – там козлиная сущность этих козлов проявляется полностью. – И в это верю даже я, между пипирами, – подтвердила Ада. – Как и в то, что мне надеть нечего. – Что – «надеть»? – опять не поняла я. – Халат… – Да ничего не надо надевать. Просто вспомнила, как у нас в школе молодая математичка говорила, что у нормальной женщины есть три аксиомы. Первая: все мужики – козлы. Вторая: мой ребенок – лучший на свете… – Не пробовала, но уверена, – вставила Катя. – Я пробовала – подтверждаю, – сказала я. –…И третья – мне надеть нечего. –…Девчонки! В комнату отдыха, размахивая всем телом, влетела Саша и остановилась на пороге. Наша начальница каждой из нас годилась в дочери, но обращение с первого раза показалось мне естественным. Ведь любая женщина до определенного момента старается увеличить свой возраст, а после – уменьшить; в данном случае встречные интересы совпадали. – Заходи, – сказала Катя. – Я… что-то спросить хотела, – ответила девушка, покосившись на меня. – По ходу из головы вылетело. Вспомню – зайду. Попозже. Я мгновенно догадалась, что здесь происходит еще нечто, и я как новенькая кажусь лишней. Допив кофе и взглянув на часы, я соврала, будто мне надо съездить на прежнюю работу, подписать приказ об увольнении и забрать трудовую книжку. Напарницы тепло со мной попрощались, а Саша помогла найти выход через параллельный коридор в Оксанину приемную. 7 Шанин сказал, что первое время мне нужно не работать, а присматриваться и запоминать правила, не думая ни о чем ином. Сначала я делала это, не высовываясь из комнаты и почти не вставая со стула, а лишь развернувшись лицом к выходу. Это получалось без труда, поскольку наша забеленная дверь всегда стояла открытой; все происходящее по обе ее стороны шло на глазах у всех и никого не смущало. Работа поразила меня в первый день. Но еще больше потрясла «физиологическая разрядка» – точнее глубина и полнота действия, которое посторонний человек назвал бы элементарной половой разнузданностью. На второй или третий день после моего появления начальница нашего отдела ходила в плотных трусах. Никому из женщин объяснения причин не требовалось, но донор, отработавший с Катей, сдавший продукт и теперь требовавший разрядки, в женских тонкостях не был сведущ. Или был, но не желал их принимать в расчет. Мужчина топтался у стойки, Саша кивала в сторону настенных фотографий, показывала рукой на Аду, которую в этот момент работали на четвереньках, хлопала ладонью по своим трусикам – он мотал головой и тянулся к звездам на ее груди. Девушка что-то возражала, потом до меня донесся ее голос: – В рот я не беру, чтоб ты знал!.. Донор заговорил что-то еще. Саша пожала плечами и сняла трубку внутреннего телефона. – Сейчас вызовет Ксанку, – пояснила Катя, зачем-то встряхнув банку с кофе. Меньше, чем через минуту по боковому коридору пролетел цокот каблуков, и к нам в комнату вошла секретарша. – У Саши праздник красных трусиков, твоего портрета еще не вывесили, – сказала она мне и взялась за молнию белого халата. Привычно и никого не стесняясь. Я сразу поняла, зачем ее вызвали. Когда Оксана осталась в темно-вишневом кружевном гарнитуре, я отметила, что бедра ее имеют грушевидную форму, любимую некоторыми мужчинами. Живот подкачал: после родов он не сократился, был весь в складках и морщинах. Впрочем, к моему возрасту у этой милой женщины все еще могло подтянуться. Но когда секретарша разделась полностью, я ее искренне пожалела. Мой первый мужчина – институтский философ, приобщивший меня в летнюю сессию второго курса – человек нехороший, но умный, повторял, что обнаженная женская грудь принципиально не может быть некрасивой. Этот девиз, внедренный в мое сознание почти одновременно с мужским предметом, внедренным в мое девственное тело, сослужил добрую службу. Я пребывала в счастливой убежденности, что голая я прекрасна уже потому, что голая, до тех пор, пока не поумнела. Но к тому моменту мое тело развилось до нынешней степени совершенства и никакие мантры уже не требовались. Не знаю, что сказал бы похотливый философ об Оксаниной груди. Но я смотрела на нее и мне в голову приходили даже не собачьи уши, а что-то еще более неподходящее. Оксана заметила, что я ее рассматриваю, усмехнулась, но не прикрылась. Глотнув кофе прямо из Катиной чашки, секретарша поспешила в цех, оставшись в туфлях на толстых красных подошвах. Она шагала с нарочитым эротизмом, и я отметила, что у нее очень красивые волосы – волнистые, темно-русые, покрывающие всю ее спину. Чуть ниже на пояснице красовалась отвратительная цветная татуировка в кичевом стиле, напоминающая то ли орнамент из колючих веток, то ли условные знаки каких-то самурайных придурков. А икры ее, пока их до нужного места прикрывал халат, были куда красивее, чем в голом виде. Донор увидел ее и расплылся улыбкой во всю физиономию. Они перекинулись парой слов – видимо, уточняли детали. Мужчина лег на кушетку, Оксана устроилась верхом. Я невольно отметила, что еще одним некрасивым местом ее тела оказались колени: в такой позе они казались костистыми. Донор охватил ее груши, она взяла себя за уши – и началось то, что в книгах иногда обозначается многоточиями, а в фильмах моей молодости всегда прерывалось затемнением. Ада отработала – донор отпустил ее зад и пошел к стойке. Сдав дозу и расписавшись, он сел в боксе, соседнем с тем, где разряжала секретарша. – Аксинью вызвали, видели? – потная и чем-то страшно довольная, Ада ввалилась в комнату и смаху упала на стулья. – Нет, не видели, – усмехнулась Катя. – Раздевалась она не здесь, от Шанина уже голая прибежала. – Забиваемся? – непонятно спросила толстуха. – Как обычно, – кивнула напарница. – Уже давно было пора. Ада удовлетворенно кивнула, намочила ватный диск спиртом из бутылочки и принялась оттирать черное время со своего живота. Мне короткий диалог был непонятен, и я отвернулась к цеху. Там все успело перемениться: Оксана была уже снизу, приподнялась над кушеткой и несколько секунд стояла мостом, удерживая немаленькое мужское тело. Едва удовлетворившийся донор пошел мыться, как из соседнего бокса выскочил парень, только что излившийся в Аду. Он налетел на Оксану, как ураган; казалось, что он изо всех сил пытается уложить женщину плашмя, а она – тоже изо всех сил – сопротивляется. Мы наблюдали молча; это был не рабочий сеанс и даже не просто разрядка, мы видели совокупление двух диких зверей, каждый из которых спешил получить удовольствие вперед другого. Само тело секретарши, по прежнему стоящее мостом, излучало блуждающее удовольствие… Зрелище животного удовлетворения было омерзительным – и еще более омерзительно было осознавать, что и мне самой в скором времени предстоит то же самое с вариациями. Я не выдержала и отвернулась. Когда посмотрела снова, мужчина стоял посреди цеха, мутно оглядываясь. Лицо его горело всеми оттенками красного. Оксана шла к нам, покачиваясь на подворачивающихся каблуках и оставляя непристойные жидкие следы на полу. – Ну и? – поинтересовалась Катя. – Сколько сегодня? Секретарша улыбалась – молча и ошалело. – Сколько? – Ада приподнялась. – Один. Зато как… – С тебя банка, – удовлетворенно сказала Катя. – Сегодня с меня, в следующий раз будет с тебя, – беззаботно усмехнулась толстушка и полезла в шкафчик. Оксана отуманено смотрела на нас, переступая с ноги на ногу. – Кофе нам бесплатно, но всего одна банка в месяц, – Катя улыбнулась, увидев мое недоуменное лицо. – Сама понимаешь, при наших дозах это ничто. Прикупаем – через дорогу от роддома супермаркет, выйти никто не запрещает. Но скучно просто так – вот мы с Адкой и забиваемся на сколько раз Ксанька испытает оргазм. – В следующий раз будешь в доле? – спросила Ада. – Конечно, – я кивнула. – Небольшой тотализатор на количество оргазмов – как раз то, что мне нужно. – Тогда еще добавим торт, – сказала Катя. – Адке нельзя, мне в самый раз. – Ксюня, не в службу, а в дружбу, – сказала толстушка, протягивая зеленую купюру. – Мы, как всегда, на тебя поставили, и я проиграла! Сходи, пожалуйста, мне из-за пяти минут трусы надевать лень. – А ты без трусов иди, – в голосе напарницы звучало счастье не на тысячу, а на целый миллион. – Тебе не привыкать. – Как всегда, «Чибо»? – уточнила Оксана, пряча деньги в карман халата, висевшего на вешалке. – Как всегда, – Катя кивнула. – Большую банку. – Сдачи не надо! – Ада сделала царский жест. – Купи себе таблетки, чтобы в следующий раз меня не подвести! Одарив нас счастливейшей из улыбок, секретарша открыла дверь санузла. – Разуйся! – остановила Катя. – Испортишь в один миг свои лабутены. С невероятным стуком туфли одна за другой упали на пол. – Аксинья, шапочку!– добавила Ада. – Сама знаешь, у нас все хорошо, но фен дохлый – дует чуть-чуть и каждые пять минут выключается. При наших хрущевских прическах некритично, а вот ты час будешь сушиться. – А… – Оксана махнула рукой. – Все равно голову мыть, он мне волосы уделал. Она закрыла дверь, в санузле зашумела вода. – Эх, Ксюня, Ксюня, – вздохнула Ада. – Что бы она делала при другой работе? – А что? – не поняла я. – В каком смысле? – Да в прямом. Единственное что у нее есть – это волосы, да и с ними одна морока. Ходит враскоряк, сиськи оторви да выбрось, про остальное молчу… – Да ну, – возразила я, желая поддержать секретаршу. – Когда дело доходит до сисек, то уже все равно, какими они окажутся. – Так-то оно так. Но сначала нужно именно дойти. А у нее условий нет етиться. Дома сын, с ее коленками не то что на съемную, даже в ресторан для начала никто на не пригласит, а без коленок – и вовсе… – Да, – сказала Катя, проведя ладонями по груди. – Именно в коленках вся наша сила против мужиков. Я отметила, что эти части ее ног великолепны. –… А тут – сиди себе в приемной, не дергайся, никуда не звони, никого не ищи. Сами позовут и отпипирят тебя по самые уши без всякого риска… И с небритой писькой будет счастливая, как пиписька. – Писька у нее отрастает слишком быстро, от депиляции никакого толка, – Катя возразила так серьезно, словно все это имело значение. – Брить каждый день не может, у нее раздражение. – И правильно, что не бреет, – опять вступилась я. – Вот я еще месяца не хожу с бритой писькой, и никак не могу привыкнуть. И колется она и жирнится, и трусы куда не надо забиваются. И как весь цивилизованный запад ходит бритый там, где сама природа оставила нам волосы? –…Катя! – Саша возникла на пороге бесшумно, как привидение. – Теперь он тебя просит. Не напихался еще. – Просит так просит, – приемщица пожала плечами, отставляя недопитую чашку. – Желание клиента… точнее его пениса… есть закон. И пошла в цех, где на краю кушетки сидел татуированный парень, только что обработавший Оксану. – Слушай, Ада… – спросила я. – А что… Разве разрядка положена не с одной женщиной? Доктор мне не говорил. – Если бы доктор сказал тебе сразу все, ты бы развернулась и ушла, – усмехнулась напарница. – На разрядке донор имеет право поепстись с кем угодно и сколько угодно. – То есть после сеанса мы становимся именно проститутками. – Точно так. Только высокооплачиваемыми и на окладе. Я покачала головой, глядя, как Катя сидит на кушетке, склонившись к животу татуированного донора и двумя руками помогая своим щекам. – Сейчас Катрина ему покажет китайскую акробатику, – сказала Ада, проследив мой взгляд. – И даже не захлебнется. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/viktor-ulin/priemschica/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.