Когда право лукавой ночи, до заката, в могилу канет, в предрассветной, тоскливой корче, оживут и застонут камни. Вид их жалок, убог и мрачен под крупою росистой пудры. Вы не знали, что камни плачут ещё слаще, чем плачет утро, омывая росой обильной ветви, листья, цветы и травы? Камни жаждут, чтоб их любили. Камни тоже имеют право на любовь, на х

Остров сокровищ

-
Автор:
Тип:Книга
Цена:128.00 руб.
Язык: Русский
Просмотры: 394
Скачать ознакомительный фрагмент
КУПИТЬ И СКАЧАТЬ ЗА: 128.00 руб. ЧТО КАЧАТЬ и КАК ЧИТАТЬ
Остров сокровищ Константин Александрович Костин Эта история началась с того, что в гостинице на о. Русский появился странный постоялец. После череды зловещих событий, приведших к его смерти, Дима находит среди вещей гостя карту, на которой указано местонахождение острова, таящего в себе богатства, накопленные оружейными баронами… Остров сокровищ Константин Александрович Костин © Константин Александрович Костин, 2018 ISBN 978-5-4493-1473-4 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Остров сокровищ ВНИМАНИЕ! В настоящем произведение имеется описание сцен употребления алкоголя, табачных изделий, насилия и жестокости, описание денег и способов их потратить. А еще нецензурная брань и красивые, местами обнаженные женщины. В общем, все это вредит здоровью, а книга не рекомендуется для прочтения ни для кого. Все описанные события имели место быть в другой книге. Любое совпадение персонажей с реально существующими людьми – вымышлено. Часть первая. Старый солдат 1. «Адмирал Казакевич» Сразу отмечу – Торопов, Листьев, Смольный и другие уважаемые люди были категорически против того, чтобы я писал эту книгу. Но, тем не менее, душа просит, руки чешутся, и я напишу все, что знаю про Остров Сокровищ, утаив, разве что, его точное географическое положение. Может, я и идиот, но не конченный – ведь на острове осталась целая гора оружия, и некоторая часть самих сокровищ, которые мы так и не вывезли, и указывать их точное месторасположение было бы, как минимум – глупо. И, вот, в нынешнем 2015 году, я, фигурально выражаясь, берусь за перо, и мысленно возвращаюсь в то золотое время, когда небо было голубее, трава – зеленее, девушки – моложе, а у меня была небольшая гостиница «Адмирал Казакевич» на острове Русский. Кто не знает – это в заливе Петра Великого, в Японском море, неподалеку от Владивостока. И вот в этой гостинице и поселился отставной военный… Его доставили рыбаки – в те времена Русского моста еще не было. Не было даже его проекта, насколько я знаю. Пыхтя дизелем, катер пристал к причалу у гостиницы, и высадил высокого, широкого мужика с военной выправкой и шрамом от пули на левой щеке. Хрустнув шеей, он осмотрел бухту и прибрежные скалы, и, опираясь на трость, заковылял к гостинице, напевая «Мы не мыши, мы не птахи, мы ночные ахи-страхи…». Проигнорировав звонок, и меня самого, мирно попивающего свой утренний кофе на крыльце, он нетерпеливо забарабанил кулаком по двери. Открыла ему Леночка… Черт, а наверно я потому и женился так поздно! Из-за этой чертовой гостиницы! Едва ли не единственный мужик на пару километров вокруг, и несколько молодых, красивых девушек персонала. И поесть приготовят, и постирают, да и вообще… с работой в наших краях туго, уехать во Владик не у каждой хватало силы характера, так что я мог позволить себе попривередничать, подбирая персонал, и отбирая лучших из лучших. Итак, открыла ему Леночка… – Пить, – потребовал посетитель. – Сок? Вода? С газом, без газа? – Совсем дура? – скривился военный. – Пива! – Уважаемый! – привстал я, оценивая шансы. И они, эти самые шансы, были не в мою пользу. Чтобы справиться с таким шкафом, таких как я нужно было человек пять. Ну, в крайнем случае – три с половиной. – Сожалею, и прошу прощения, – произнес гость. Причем было понятно, что он ни о чем не сожалеет, и просит прощения… ну, примерно, как крокодил у антилопы. Извините, я откусил вашу превкуснейшую ножку. Ой, извините, еще одну. – Эта дорога совсем измотала меня. А так – неплохое местечко. Народу много? – Никого, – развел я руками. – Не сезон… – Это хорошо, – кивнул путешественник. – Не люблю я этих… людей… Эй, ты, там, – неожиданно гаркнул он рыбакам. – Тащите вещи. К этому времени подоспело пиво, заняв внимание военного. В несколько больших, но неторопливых глотков, он осушил запотевшую полулитровую кружку, и потребовал повторить. Рыбак, нагруженный тяжестью огромного армейского баула, поднялся на крыльцо, и остановился, вопросительно глядя на меня. Я посмотрел на гостя. – А-а-а, – протянул он. – Ну да. Военный достал из внутреннего кармана бархатный мешочек, а из него – перстень с самым большим бриллиантом, что я видел. До определенного времени. Раньше я как-то не интересовался ни камнями, ни золотом, так что для меня это была обычная побрякушка. О том, что он просто гигантский, я узнал через пару дней, сгоняв во Владик, от Марка Абрамовича – хозяина ломбарда. За те деньги, что старый еврей предложил за кольцо, постоялец мог прожить в «Адмирале Казакевиче» год, ни в чем не нуждаясь. А за те деньги, что я продал перстень, отказавшись сначала, но будучи остановлен Абрамовичем в дверях – все полтора. – Думаю, на первое время этого хватит. А как закончиатся – свистни. – А документы? – спросил я. – Покажите какой-нибудь документ, чтобы убедиться, что вы вообще есть… – Усы, лапы и хвост – вот мои документы! – ответил путешественник, вновь запуская руку в карман. – Честного, благородного слова бельгийских ювелиров будет достаточно, чтобы убедиться в моем существовании? Он положил мне на ладонь еще один перстень, с камнем поскромнее. – Годится, – кивнул я. – А если… – Порешаем, – посетитель многозначительно покачал портмоне. – Леночка, проводи гостя в двести четвертый, – улыбнулся я. – Кстати, а как вас… – Можете звать меня Полковником, – ответил военный, заходя в помещение. И в самом деле, армейское прошлое безошибочно читалось в осанке, жестах и даже походке посетителя. Но он не был похож на простого солдата или лейтенанта – тяжелый взгляд, командирский голос – все говорило, что новый знакомый – офицер, причем не из мелких. Рыбак на обратном пути рассказал, что Полковник несколько дней ошивался в порту Владика, расспрашивал об окрестностях, гостиницах, где мало кто бывает, и, услышав, что «Адмирал Казакевич» стоит на отшибе, практически у черта на куличках, несказанно обрадовался. Вот, собственно, и все, что удалось узнать о новом постояльце… Человеком он был молчаливым. Все чаще бродил по берегу, реже – взбирался на сопки с морским 50-кратным биноклем, и часами всматривался в горизонт. По вечерам он сидел в ресторане, всегда выбирая одно и то же место – в дальнем углу, у окна, лицом к двери. Он пил ледяное пиво, умудряясь высосать до трех литров за вечер, и ел жареную свинину, доведенную практически до состояния угля, но всегда с большим количеством лука, и, обязательно – гренки из черного хлеба с чесноком. Стоило кому-то занять его место – Полковник молча поднимал наглеца за шиворот, и выдворял из-за стола. Как-то раз любимый угол военного заняла компания прилично выпивших ребят в полдесятка человек, которые никак не хотели решить дело миром… дело кончилось телесными повреждениями различной степени тяжести, несколькими выбитыми зубами, сломанной рукой и целой лужей крови. Причем, все это – не у нашего постояльца. Тогда-то он и познакомился с участковым. Разговор происходил в комнате гостя, и занял не более двух минут. После чего милиционер, мечтательно улыбаясь, вышел из гостиницы, произнеся на прощанье: – Очень хороший, понимающий человек! Водилось за Полковником еще несколько странностей. Во-первых, он не получал никакой корреспонденции, и сам никому ничего не писал, и даже не звонил. Никаких новомодных гаджетов, типа сотовых телефонов, в последнее время появившихся почти у каждого, тоже никто не видел. Но они были и бесполезны у нас – граница рядом, военные глушили все частоты. А, во-вторых, он сторонился других военных. Стоило в «Адмирале Казакевиче» появиться человеку, в котором угадывалось армейское прошлое, путешественник сперва отправлял на разведку Леночку, потом – сам наблюдал за ним поодаль, и лишь после этого спускался в ресторан. И в присутствии таких людей сидел тихо, как мышь, навострив уши и ограничиваясь одной кружкой пива. Но – это относилось лишь тем, чей возраст был от сорока и выше. К холуаевцам, бывшим частыми гостями в «Адмирале Казакевиче», отправившись в увольнение или самоволку, он оставался совершенно равнодушным. Вопреки остальным странностям, объяснение этой не дал даже разговор с Леночкой. Скорее – наоборот, породил новые вопросы, рисковавшие остаться без ответа. Девушка призналась, что Полковник пообещал платить ей дарить по хорошей цацке каждый месяц, если она будет держать ухо востро, и предупредит постояльца, если в гостинице появится одноногий человек. По ее словам – этого одноногого военный боялся ни на шутку. Мне стало до жути интересно взглянуть на этого жуткого одноногого, способного нагнать жути на Полковника, нагонявшего жуть на большую часть завсегдатаев. Он представлялся мне этаким Рэмбо, в тельнике, с двумя патронташами крест-накрест, Маузером в одной руке, и старой гранатой, напоминающей по форме бутылку, в другой. Но не только я гадал на счет одноногого… после того, как информация протекла, девочки шушукались то здесь, то там. Версии были самые разнообразные – от прозаических, что наш постоялец отгрыз и съел ту самую ногу, когда Полковник, и одноногий, бывший еще двуногим, попали в авиакатастрофу в тайге; до вовсе фантастических, что одноногий – это киборг-убийца, построенный японцами, ногу которого выкрал наш гость, работая шпионом. Поскольку проверить правдивость той или иной догадки не представлялось возможным, каждая из них имела право на существование, и вероятность ровно в пятьдесят процентов – или правда, или нет, но, забегая вперед, скажу, что первая была ближе к истине. Дни сменялись днями, недели – неделями. Постоялец закладывал за воротник все больше и больше, оставаясь трезвым все реже и реже, иногда приглашая всех к своему столу, требуя кружки. В эти моменты он рассказывал, все больше, про Африку, пресекая любые попытки перебить себя ударом пудового кулака по столу. По мнению Полковника это означало лишь то, что слушали его недостаточно внимательно, что, в свою очередь, свидетельствовало о недостаточном к нему уважении. И не терпел, если кто-то отказывался пить, или пытался уйти из-за стола раньше времени. Улизнуть от военного можно было только тогда, когда он сам, нализавшись в стельку, засыпал прямо на стуле. Но деньги, вырученные с перстня грели мой карман… Молодежь и вовсе восхищалась рассказами гостя про пустыни и джунгли, бушменов и львов. Казалось, Полковник всю жизнь прожил в Африке, и знал про нее больше, чем кто бы то ни было, причем не только сегодняшнюю, но и вчерашнюю и позавчерашнюю. Он излагал такие факты, каких нет ни в одном учебнике истории, и в таких подробностях, словно сам при этом присутствовал. Правда, порой, его рассказы были и вовсе жуткими – про болезни, червей и жуков, залезающих в мозг через нос и уши, и откладывающих там личинки, после чего люди сами пыряли себя ножом в ухо, чтобы избавиться от жутких болей. Или про кошмарные пытки и казни – как людей живьем варили в котлах с нечистотами, или, накормив слабительным, привязывали в джунглях, после чего жуки и прочие твари съедали беднягу заживо. Некоторые из девочек считали, что наш постоялец распугивает клиентов, и скоро и вовсе придется закрыться. Но бухгалтерия говорила об обратном. Полковника, в самом деле, побаивались, но через день посетителей снова тянуло к нему – послушать истории, какими бы ужасными они не были. Лишь один человек мог поставить военного на место – доктор Листьев, сам в прошлом военврач, а в настоящем – хирург в местной больнице. Заходил он к нам достаточно редко, в основном – днем, когда Полковник имел обыкновение прогуляться по побережью, а оттого и не пересекался с нашим замечательным гостем. До одного прекрасного вечера. Военный, по своему обыкновению, был пьян, и загорланил какую-то песню. Листьев же, попыхивая сигареткой, лишь сделал телевизор погромче. Полковник повысил голос, доктор в ответ еще увеличил громкость телевизора, доведя ее до максимума. Там шел выпуск биржевых новостей, и сильно сомневаюсь, чтобы Листьева в самом деле так интересовали все эти котировки, акции и облигации. Скорее, сказывалась его природная упертость. – Эй, очкарик! – гаркнул военный. – А ну выруби свой ящик! – Ты это мне? – спокойно поинтересовался Олег Павлович. – Тебе, кому еще? – А не пойти ли тебе… – Что? – взревел постоялец. Он схватил со стола бутылку, саданул ею о край, делая розочку, и резко вскочил на ноги, с грохотом опрокинув стул. Доктор тоже встал с места. Стремительно быстро, и совершено беззвучно. До сих пор помню этот контраст – здоровый, раскрасневшийся от ярости шифоньер, размером два на два, и весом килограммов в сто двадцать, со сверкающей в свете ламп разбитой бутылкой в руке. И Листьев. Ниже Полковника на две, а то и две с половиной головы, раза в два уже в плечах, с длинными, тонкими пальцами настоящего хирурга, и бликующих очках. – Сколько я зарезал, сколько перерезал, – как-то буднично пропел доктор. – Олег Палыч, вы же доктор! – напомнил кто-то из присутствующих. – Вот такой я хреновый доктор, – улыбнулся Листьев. И в этот момент наш постоялец кинулся на хирурга. Ринулся, как танк. Сопя при этом, как паровоз. Стулья разлетелись в стороны, прочие гости вжались в стены. Лишь военврач стоял, не шелохнувшись. И вообще выглядел он каким-то отрешенным. Я уж было подумал, что Олегу Павловичу самому в ближайшем будущем потребуется доктор, причем, вероятнее всего – тот, что на самом деле изучает внутренний мир человека – патологоанатом. Но нет! Листьев шагнул в сторону, провел финт рукой, и Полковник, словно потеряв вес, оторвался от пола, сделал головокружительный кульбит в воздухе, и рухнул спиной на стол, разнеся посуду на мелкие осколки. – Весело у вас тут, – покачал головой доктор. – Думаю, теперь я буду заходить чаще… И, оставив упаковку анальгина, хирург покинул ресторан. А наш постоялец, полежав еще пару минут, со стоном встал, и поднялся в свой номер, где безвылазно просидел несколько дней. А когда вышел – на его поясе висели рыжие ножны с штык-ножом, с которым он после никогда не расставался. 2. Дядя Степа Спустя неделю случилось первое из тех загадочных событий, благодаря которым мы избавились от Полковника. Но, как показало время, это лишь добавило головных болей… То было прохладное августовское утро. С моря дул необычайно сильный ветер, но это не помешало Полковнику пойти, по своему обыкновению, на прогулку. Пройдя мимо меня, тоже верного своей привычке, пьющего утренний кофе на крыльце гостиницы, и не удостоив даже малейшего взгляда, с неизменным биноклем и тростью, военный удалился к сопке. Через приоткрытую дверь доносился звон посуды – Леночка готовила завтрак для постояльца. Я уже допил кофе, и собирался, было, зайти внутрь, как на дороге, ведущей от деревни, появился человек, которого я ранее никогда не видел. На нем были армейские ботинки, джинсы и длинная куртка цвета хаки до середины бедра, которая, тем не менее, не скрывала конец деревянной кобуры, висящей через плечо. На левой руке у него не хватало двух пальцев. В путнике без труда угадывался человек военный, хотя на военного он не особо и был-то похож. Но, проработав в гостинице столько лет, повидав столько людей, я научился сходу определять профессию посетителя. Сперва я напрягся, но, пересчитав ноги, убедился, что их две. А про пальцы Полковник ничего не говорил… – О, – щелкнул языком человек, поравнявшись со мной. – Сложно не зайти в заведение с таким названием! А можно ли у вас перекусить по-быстрому? Голос его был какой-то мягкий… даже слишком мягкий. Я бы сказал – вкрадчивый. – Конечно, – кивнул я, поднимаясь на ноги. – У нас отличная кухня. Мы прошли в помещение. Я хотел было предложить посетителю столик у камина, но он по-хозяйски уселся за сервированный для военного стол. – Извините пожалуйста, – улыбнулась Леночка. – Но это завтрак для нашего постояльца. – А вашего постояльца, случайно, зовут не Сан Саныч? – Не имею ни малейшего представления, как его зовут, – ответил я. – Он сам настаивает, чтобы его называли «Полковником». – Хорошо, что не генералом! – хохотнул гость. – Впрочем, Сан Саныч, не щелкни он ушами, сейчас вполне мог бы быть полковником. У него шрам на щеке и очень приятное обхождение, особенно когда напьется. Стоять, детка! Посетитель выдернул из кобуры Стечкина, и направил его на Леночку, бочком продвигавшуюся к выходу. – Вижу, что я не ошибся, – улыбнулся военный. – Давайте никто никуда не будет убегать, и тогда я ни в кого не буду стрелять. Поверьте мне – это очень неприятное зрелище – собственные мозги на стене. – Полковник уже идет, – девушка кивнула на окно. – Замечательно! Вы оба, – гость качнул стволом пистолета. – Садитесь за стол, и только попробуйте пикнуть! Собственные мозги на стене… – Да-да, это очень неприятное зрелище, – закончил за него я. – Не люблю умников, – отрезал посетитель. Мы сели за стол, а друг Полковника встал за дверью. Только теперь я заметил, что его колотит не по-детски! Я был испуган, а наш новый знакомый трусил еще больше! Военный, не глядя по сторонам, вошел в ресторан, и успел сделать несколько шагов, прежде чем увидел нас с Леночкой, сидящих за его столом, перепуганных до полусмерти. Только теперь он заподозрил неладное, и начал медленно разворачиваться, нащупывая штык-нож на поясе. – Здоровенькi були, Сан Саныч, – поприветствовал его незнакомец, стараясь придать своему дрожащему голосу твердость и смелость. – Дядя Степа! – выдохнул полковник. Он резко побледнел. А шрам, бывший, наоборот, обычно более светлым, стал пунцово-красным. У военного был вид человека, встретившегося с приведением. Или с самим дьяволом. И в этот момент он как-то… не знаю – постарел, что ли? От того грубого, надменного, уверенного в себе человека не осталось и следа. Теперь в ресторане «Адмирала Казакевича» стоял простой старик. Дряблый, испуганный старик. – Можешь сесть за стол, Сан Саныч, – разрешил гость. – Я и сам, пожалуй, перекушу… а вы, оба, брысь отсюда. Дядя Степа подождал, пока Полковник сядет за стол, а затем, не сводя с него ствола пистолета, сел и сам. – Ты нашел меня, старлей, с чем тебя и поздравляю, – произнес наш постоялец. – Вот он я. Они-то тебе зачем? Отпусти! – Нужны они мне, – усмехнулся гость. – Пусть валят. Хотя нет… девчонка пусть сперва принесет пива. И учтите! У меня здесь, – незнакомец покачал петардой. – Двадцать патронов. А это значит, что я успею положить двадцать человек в случае чего… а собственные мозги… – Да помню я, – прервал я. Всей шкурой чувствуя направленный на свою спину пистолет, не оборачиваясь, я вышел из ресторана. И только здесь смог вздохнуть. Леночка звенела посудой, а эти двое пока молчали. Переведя дух, я на цыпочках, замирая каждый раз, когда под ногой скрипела половица, прокрался в кладовку, где из кучи всякого барахла достал обрез Арисаки и горсть патронов. Плохой аргумент против Стечкина, но за неимением лучшего… в былые времена, когда боезапас был поболее, я навострился даже без мушки попадать по бутылке с двадцати шагов. Чем, собственно, и сократил количество боеприпасов раз в пятьдесят. Зарядив обрез, я прокрался обратно, где за стеной у двери уже спряталась Леночка, прислушиваясь. Но разговаривали они слишком тихо, чтобы я хоть что-то мог разобрать. Однако голоса становились все громче, и мне удалось уловить несколько слов, главным образом ругань, и в большинстве – от Сан Саныча. – Хрен тебе! – закричал Полковник. И потом опять: – Скорее я сдохну, чем отдам тебе ее! Посмотрим, чья клюква краснее? Последовал взрыв ругани, звон посуды и грохот мебели. Затем громыхнул выстрел и кто-то дико завопил. Выставив вперед обрез, я шагнул в дверной проем, как раз вовремя, чтобы увидеть спину Дяди Степы, выбегающего на улицы. За ним тянулся кровавый след. Полковник вскинул руку и метнул штык-нож, и, вероятнее всего, пригвоздил бы своего приятеля, если бы в последний момент не поскользнулся на лужи крови, и нож с глухим ударом вошел в притолоку. В этом месте до сих пор можно увидеть выщерблину. Но на этом битва не закончилась. Военный схватил оброненный Стечкин, и выскочил вслед за дядей Степой. То удирал по дороге с необычайным проворством. Перехватив пистолет обеими руками, Сан Саныч дал несколько очередей, но все мимо. Наконец, рука с разряженным оружием повисла, и только теперь я заметил, что с рукава полковника тоже капает кровь. – Водки! – потребовал он. Швырнув петарду в пыль, слегка пошатываясь, военный вернулся в ресторан. – Ты ранен! – воскликнула Леночка. – К черту все! Водки! – повторил он. – Нужно рвать когти. Водки, я сказал! Девушка убежала выполнять приказание, а я пошел было за аптечкой, как вдруг что-то грузно грохнулось на пол. Я обернулся и увидел полковника, растянувшегося во весь свой немалый рост. Вернувшаяся Леночка выронила бутылку и истошно завопила: – Убили! – Кого убили? – раздался знакомый голос. На пороге стоял доктор Листьев. Что же… он обещал заходить почаще! – Спасите его, Олег Палыч! – закричала девушка. – Он ранен! – Ранен? Какая глупость! – ответил военврач, осмотрев руку. – Это просто царапина! Леночка, вскипяти чайник, а мы с Димычем поднимем эту тушу в его комнату. Мы с доктором уложили Сан Саныча в его кровать. Я только сейчас сообразил, что теперь белье будет в крови, которая весьма хреново отстирывается, но теперь было поздно. Листьев достал из своего портфеля хирургические ножницы, и разрезал рукав до самого плеча. Пуля, в самом деле, лишь чиркнула полковника, оставив небольшую царапину. Кроме нее обнаружилось еще несколько старых шрамов, и пара татуировок – летучая мышь с распростертыми крыльями, заслонившая собой мишень, и череп, оскал которого был стилизован под римскую IV. К этому времени подоспела девушка с чайником. Доктор промыл рану, продезинфицировал ее и мастерски наложил повязку – сказывалось военное прошлое. После чего извлек какую-то ампулу, набрал ее содержимое в шприц и брызнул им, выпуская воздух. Я при этом побледнел больше самого больного – уколов боюсь панически. Прошло еще несколько минут, прежде чем полковник открыл глаза. – Где этот гандон? – произнес он. – Здесь нет никаких гандонов, кроме вас, Григорьев, – заметил Олег Павлович. – Я не Григорьев, – поспешно ответил раненный. – Не важно, – отмахнулся хирург. – Слышал я про одного Григорьева, когда служил в Анголе… может, это и не вы. А теперь слушайте меня внимательно. Вы слишком много пьете. Вас хватил удар. Фактически – я вытащил вас с того света. Стаканчик пива или рюмочка водочки вас, конечно, не убьют, но если не бросите пить – то очень скоро будут пить за вас. Не чокаясь. Запомните – слово «бухло» и слово «смерть» для вас одно и то же. Завяжете с бухлом – и будет вам счастье. – Доктор, я видел счастливых людей, и трезвых среди них не было… – ответил постоялец. Но Листьев был неумолим. Оставив полковника на попечение Леночки, мы спустились вниз. Попросив меня сварить кофе, доктор вышел на улицу, и вернулся с брошенным военным Стечкиным. – Стрелять умеешь? – осведомился он у меня. – По бутылкам, – признался я. – Я оставлю тебе коробку патронов. Но лучше, в случае чего, хватай девочек, прыгай в свой Паджерик, и вали в деревню. А еще лучше – в Аякс. Найдешь там Торопова… ну бывшего помощника мэра Владика. И ждите меня у него. А я сгоняю во Владик, наведу справки. Если все будет хорошо… вернее, если все будет плохо – вернусь завтра к вечеру. – А если… – А если не вернусь завтра к вечеру – значит вернуть позже. А ты можешь спокойно жить и радоваться. На том и порешили. 3. Черная детка Остаток дня я был сам не свой. Хотя алкоголь я не очень люблю, но пару раз приложился к бутылке. И достаточно крепко. Не способствовал успокоению нервов даже пистолет. За поясом сзади он сильно мешал ходить, за поясом спереди – сидеть. К тому же, когда Стечкин торчал спереди – я сильно боялся, что он выстрелит, и жизнь утратит свой смысл. Наконец, я убрал его в барную стойку, и на том и успокоился. К вечеру Леночка спустилась от полковника, и сказала, что он зовет меня. Хочет переговорить. Во мне же алкоголя было уже столько, что я сам был не против поговорить, главным образом – об уважении, причем все равно, с кем. – Димон, дружище, – обрадовался больной, увидев меня. – Я видел людей, в которых почти не было людей. Но в тебе человека больше, чем в любом из человеков! И я знаю, ты не останешься глухим к страданиям старого, больного человека, и скажешь этой ведьме, чтобы принесла мне бутылочку водочки? – Доктор сказал… – К черту этого доктора! – зашипел Сан Саныч. – Я бывал в таких местах, где мясо можно на камнях жарить! Бывал и там, где плевок замерзает, не долетая до земли! И знаешь, что меня всегда спасало? Спирт! Чистый медицинский спирт! А тут – какая-то водка! Спирт был для меня всем – хлебом, мясом, водой и даже женщиной! Доктор сам сказал, что я не помру от рюмочки водочки. А без нее – наоборот, помру. И моя смерть будет на твоей совести! – Удачи, – помахал я рукой и повернулся к выходу. – Дима, подожди! – продолжал полковник жалобным голосом. – Ну посмотри на меня. Посмотри, как дрожат мои руки. И я не могу их остановить! Дима, я многое в жизни повидал… я видел, как черномазые едят людей… да, чего греха таить? Я и сам пробовал человечинку… а уж скольких я отправил на тот свет – не пересчитать! И когда я трезв – они приходят ко мне. Нехристи… все эти ужасы… я и сейчас вижу старого Али – вон там, в углу, у тебя за спиной, Дима. Ну ма-а-аленькую рюмочку. Совсем маленькую! Я заплачу тебе штуку баксов! – Хрен с тобой, – сдался я. – Только деньги… оставь – тебе на похороны пригодятся. Я принес бутылку водки, которую больной ополовинил прямо из горла. Теперь полковник заметно порозовел, глаза заблестели, а дыхание успокоилось. Нащупав пачку сигарет и зажигалку, он задымил. Некоторое время военный молча курил, а я боялся уйти – как бы он не заснул с сигаретой, и не спалил всего «Адмирала Казакевича». – Ты видел сегодня этого человека? – спросил, наконец, Сан Саныч. – Дядю Степу? – Да, его! Это редкостная гнида. Но, те, кто послали его – еще хуже. Это бездельники, которые промотали все, что у них было, и теперь зарятся на мое. Вот я – человек бережливый, я не спускал бабки на силиконовых дур, не просаживал их в казино, и не кололся всяким дерьмом. Но ничего, я опять их надую. Я немного полежу, очухаюсь, и снова свалю… Полковник снова замолчал. При этом он бледнел прямо на глазах, а на лбу выступила испарина. – Чертов доктор доконал меня… – произнес постоялец. – В голове шумит. Слушай меня, Димон. Если у меня не получится свалить раньше, чем появится кто-то из них – знай – они охотятся за пакетом. Там, в бауле… тогда хватай ноги в руки и дуй к этому проклятому докторишке. К участковому не ходи – он жидковат. Но у этого доктора есть яйца. Пусть он тогда собирает всех, всех, кого найдет, всех, кого сможет собрать – и дует сюда. И накроет всю шайку. Димыч, я богат! Я так богат, что ты и не можешь себе представить! Эти ваши Абрамович с Березовским передо мной никто! Я один знаю, где Колян все спрятал. Он умер на моих руках там, в этой проклятой пустыне… точно так, как сейчас умираю я. И он завещал все мне. Только мне! До последней копейки! И я все разделю с тобой, по-братски. Слово офицера! Голос его слабел. Полковник начал заговариваться, повторяя одно и то же. Вскоре он отключился. Я уж забеспокоился, как бы наш гость не склеил ласты, но нет – его грудь вздымалась и отпускалась. Я оправился спать. Это была самая беспокойная ночь в моей жизни. Я ворочался и постоянно просыпался. Чудился то скрип половиц, то чьи-то голоса. Посередь ночи я сообразил, что забыл пистолет за барной стойкой, и спустился за ним. Ночь была безоблачная и необычайно лунная. Мне даже не потребовалось включать свет, чтобы дойти до стойки и найти Стечкина. Голова трещала от выпитого, и я решил сделать пару глотков холодной минералки. Стоя у холодильника, жадно глотая леденящую влагу, я почувствовал на себе чей-то взгляд. Я обернулся достаточно быстро, чтобы увидеть тень, мелькнувшую в окне. От неожиданности я даже выронил бутылку. Или показалось? Тяжесть пистолета в руке нифига не успокаивала. Некоторое время я стоял, размышляя, стоит ли сходить и проверить – есть там кто, или почудилось. Но сообразил, что во всех ужастиках героя съедают именно тогда, когда он идет и проверяет – есть ли там кто, или нет. Как правило, оказывается – есть. Внутри «Адмирала Казакевича» все же спокойнее. А если кто-то вздумает ломиться – я успею десять раз услышать. И я отправился к себе. Сон не шел до самого утра, но на рассвете меня срубило, и я продрых до самого обеда. А когда я спустился вниз – Полковник, как ни в чем ни бывало, уже сидел за столом и обедал. Правда, без пива. Впрочем, сегодня он поприветствовал меня, подняв вилку и слегка кивнув, что уже было далеко не обычным делом. Размышляя о том, что вчера мне почудилось, а что нет, и сколько правды, а сколько бреда было в словах больного вчера, я сварил себе кофе, и вышел на крыльцо. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как из причалившего к пристани катера сходит человек. Вернее – не человек, а женщина. Я так и застыл с кружкой в руке. И было, от чего! Женщина с совершенно потрясающей, подтянутой фигурой, но вместе с тем – с хорошими, широкими бедрами и грудью размера больше среднего. С длинными черными волосами и в круглых темных очках. Но было в ее внешности еще одна примечательная особенность – она была черной! Да-да, самая настоящая негритянка! Ну, может и мулатка… У нас тут, на Дальнем Востоке, к иностранцам привычные – японцев, китайцев, корейцев и вьетнамцев полно. Да что там! У меня у самого фамилия Хо – китайская или корейская, с уверенностью могут сказать лишь мои предки, но в таком далеком колене, что спросить уже не у кого. Но негритянку так близко я видел впервой. Тем более – такую! Женщина… я говорю «женщина» потому что было понятно, что она уже далеко не девочка, лет ей было не меньше тридцати, а то и тридцати пяти. Конечно, слабый пол мастерски скрывает свой возраст, но у меня-то глаз в этом деле наметан… так вот – женщина с грацией дикой кошки поднялась по ступенькам, приблизилась ко мне почти вплотную, улыбнулась ослепительной белоснежной улыбкой, и одарила меня взглядом своих карих глаз поверх очков. – Бьянка, – представилась она, протянув руку. – Дима.. а-а-а! Она вывернула мою руку, заставив припасть на колено. Кружка, расплескав остатки кофе, с жалобным звоном разбилась, повстречавшись с досками крыльца. – А теперь веди меня к этому вашему Полковнику, – прошептала женщина мне на ухо, обдав жаром своего дыхания. – Ах ты, стерва! – прошипел я, пытаясь высвободиться. – Живо! – негритянка заломила руку еще сильнее. Деваться было некуда. Согнутый пополам, с высоко торчащей вывернутой рукой, я прошел в гостиницу, ведя ее за собой. Хорошо, идти было недалеко. Увидев нас, Сан Саныч попытался встать, но у него, видимо, не хватило сил. Лицо постояльца перекорежило от испуга. – Бьянка, ты! – Не бойся, любовничек, – улыбнулась женщина. – Я пока просто поговорить. Помни – ты обязан мне, как минимум – несколькими лишними часами жизни. У тебя есть время до десяти вечера. Или ты отдашь то, что принадлежит нам, или… или сам знаешь! Отпустив меня, негритянка резко развернулась, и пошла прочь. Несмотря на дикую боль в руке, я не мог не залюбоваться, глядя на плавные движения ее бедер, обтянутых джинсами. Какая женщина! Полковник некоторое время сидел молча, глядя в одну точку. Затем неожиданно вскочил, и быстро-быстро заговорил: – Десять! Десять вечера! Отлично, у нас еще целых самь часов! Полундра! Димон, свистать всех наверх! Звони этому своему доктору, пусть собирает, кого может! Мы им еще покажем! Мы им всем… всем… Военный внезапно побледнел, схватился правой рукой за грудь, а левой попытался схватиться за воздух, но не удержался, и с грохотом рухнул на пол. Я кинулся к нему, но было поздно. Сан Саныч отдал концы. На шум вбежала Леночка, и, увидев мертвого постояльца, зашлась слезами. – Да не убивайся так, – произнес я, приобняв ее. – Другого найдешь. Лучше. – Я беременна! – прорыдала девушка. – Вот это дела, – покачал я головой. Хотя… я начал догадываться о чем-то таком, когда она металась в поисках капустного мороженого. 4. Армейский баул Оставаться в «Адмирале Казакевиче» и дальше было небезопасно. Я оставил Леночку причитать, а сам пошел заводить свой потрепанный Паджерик, который, не без вливаний полковника, планировал в скором будущем заменить на новый. С моря наползал туман. Более удачного вечера злоумышленники, кем бы они не были, не могли выбрать! Уже подходя к автомобилю, я обратил внимание, что он непривычно низкий. Неудивительно! Все четыре колеса были спущены, а на резине красовались длинные ровные порезы! Эти ребята подготовились! Вдобавок, я обнаружил, что снова забыл пистолет, на этот раз – в спальне. Туман густел прямо на глазах. Я вернулся в дом. Здесь, сидя на коленях перед телом полковника, Леночка уже не рыдала, а просто качалась, обняв себя. Я уж было испугался, что девушка повредилась головой… – Он мне должен! – решительно заявила она. – Чего? – Алименты на ребенка, – повторила Леночка. – Он мне должен! – Попробуй, забери теперь… – буркнул я, беря телефонную трубку. Гудков не было. – А где Таня с Катей? Сегодня же их смена? – Их не было… Выругавшись, я поднялся в спальню, и достал из-под подушки Стечкина. В доме, несмотря на то, что вечер даже еще не начался, темнело. Туман уже успел заволочь бухту, торчали лишь верхушки сопок. В коридоре прозвучали чьи-то шаги. Ладони моментально стали липкими от пота. Подняв пистолет, я начал двигаться к выходу. Из комнаты Сан Саныча доносились подозрительные звуки. Поразмыслив с секунду, я, все же, решил проверить. Какого черта? Запас времени еще был… Выставив вперед ствол пистолета, я прокрался до двери номера почившего постояльца. Снял Стечкина с предохранителя. Прислушался. Шорох продолжался. Ударив ногой по двери, я поднял пушку и нажал на спуск… Леночку спало только то, что я забыл загнать патрон в патронник. Но перепугалась девчонка неслабо… она так и застыла посередь номера, среди разбросанных вещей полковника. – Ты чего это тут делаешь? – поинтересовался я. – Деньги, – прошипела она. – Мне нужны деньги! На что я одна ребенка растить буду? Сиротинушку… И Леночка снова зашлась слезами. Положив пистолет на тумбочку, я заглянул в баул. С самого верха лежала военная форма, еще офицерского образца, с капитанскими погонами и эмблемой инженерных войск. Несмотря на возраст, она отлично сохранилась, но в настоящей ситуации была совершенно бесполезной. За ней последовала фляжка, котелок и прочий хлам, представляющий собой ценность, скорее, как предметы эмоциональной привязанности Сан Саныча, нежели какую-либо ощутимую, реальную стоимость. Пока что самым ценным предметом была коробка кубинских сигар, но, открыв ее, я ощутил лишь разочарование… сигары рассохлись и рассыпались в труху от малейшего прикосновения. На самом дне сумки лежала свернутая плащ-палатка, выцветшая от солнца. Леночка нетерпеливо откинула его, и мы увидели последние вещи, лежавшие в сумке: Стечкин в кобуре с запасным магазином, офицерскую планшетку и увесистый, перетянутый скотчем, черный полиэтиленовый пакет, который, судя по всему, был забит пачками денег. Девушка коготками разорвала пакет, и, о чудо, там и в самом деле оказались деньги! Каких только купюр здесь не было! И пластиковые шекели, и турецкие лиры, и индийские рупии… и вовсе непонятные ассигнации с надписями на арабском языке, с бородатыми дядьками в чалмах, а то и вовсе – с птичками. Но больше всего – американских баксов – сотенные купюры в плотных пачках. Если в каждой было по сто банкнот, то тут было не менее двухсот тысяч. – Пусть эти жулики увидят, что я – честная женщина! – заметила Леночка. – Я возьму только доллары! И в этот момент я услышал звук, от которого кровь застыла в венах, а волосы на голове зашевелились – рокот мотора мощного катера. В наших краях ни у кого такого не было! Моя подельница принялась рассовывать пачки по карманам, но не тут-то было – пачек оказалось явно больше, чем карманов. – Давай быстрее, – прорычал я. Схватил плащ-палатку, я побросал деньги туда и свернул его наподобие гигантского куля. Раздался металлический лязг входной двери – кто-то пытался ее открыть. Я взял пистолет, и передернул затвор, загоняя патрон в патронник. Вот, кажись, нам и хана… – Я заперла дверь, – с каким-то стальным спокойствием произнесла Леночка. Глухо ударили часы в холле, и пробили пять раз. Пять часов! Что-то рановато пожаловали бандиты… осталось еще пять часов! – Украшения! – воскликнула девушка. – У него еще цацок где-то уйма! – Совсем дура? – поинтересовался я. – Хватай, что есть, и сваливаем отсюда. Она начала препираться. Твердила, что у нас еще уйма времени, что она знает свои права, а разбойники – наоборот, не имеют никакого права приходить раньше назначенного ими же времени. Это вообще не по понятиям. Я настаивал на том, что с пулей в голове не особо-то отстоишь свои права, а понятия – это вообще не про них. Мы спорили до тех пор, пока внезапно не погас свет. Все пререкания разом прекратились. Мы переглянулись, и не сговариваясь одновременно вскочили на ноги. – Пошли, – сказала Леночка. – Я, для компенсации морального ущерба, возьму еще это, – ответил я, хватая планшетку и пистолет Полковника. Через минуту мы в полутьме спускались вниз. Туман, нашедший так внезапно, уже рассеивался. В глубине лощины, у гостиницы, и дальше – к воде, еще клубилась зыбкая завеса туманной мглы, но дальше, у подножья сопки, тумана почти не было. И разглядеть две фигуры на чистой дороге в сумерках для бандитов не представляло бы труда. – Куда? – отдернул я девушку, направившуюся к выходу. – Через черный ход! По окнам полоснул свет фонаря. Куль с деньгами, который Лена прижимала к груди, ее явно тормозил, но и бросить их она не могла. А я не мог бросить ее… как же я проклинал в этот момент свою сотрудницу и за ее шашни с постояльцем, и за ее жадность! К счастью, неподалеку оказался мостик через ручей, стекающий с сопок в море, туда я и нырнул, схватив девушку в охапку. Мостик был низенький – около метра высотой, и я почти сразу стукнулся головой о доски. На боль я не обращал внимания, надеясь только, что звук удара останется не услышанным злоумышленниками, ведь до «Адмирала Казакевича» было рукой подать – не больше тридцати метров. 5. Конец чернявенькой Не прошло и пяти минут, а по деревянному настилу моста прогрохотали чьи-то шаги. Я насчитал человек семь-восемь. – Где вас носит? – раздался с другой стороны голос, в котором я узнал Бьянку. – Мне опять все самой делать? – Я был бы не против, – хохотнул кто-то. И сразу раздался дикий визг. Любопытство побороло инстинкт самосохранения, и я высунулся из своего укрытия, надеясь, что чахлые кустики скроют меня от посторонних глаз. В самом деле, считая Бьянку, было восемь человек… а, нет, девять! Еще один, схватившись за промежность, катался по земле. – Еще раз – и вообще оторву, – холодно ответила негритянка. – Выносите дверь. Последовало несколько выстрелов, приглушенных глушителем, на каждый из которых дверь отзывалась жалобным звоном. Затем один из них – по силуэту я узнал Дядю Степу, саданул по двери ногой. – На себя, дебил, – прорычала женщина. Несколько человек вошли в дом, на крыльце остались Бьянка и еще один – тот, что получил по причиндалам. – Капитан убит! – раздался крик. – Обыщите его, – приказала африканка. – Остальные – наверх, к вещам капитана! Бандиты загремели ботинками по ступеням, весь дом задрожал от их топота. Затем снова раздались удивленные голоса. Окно в комнате постояльца со звоном распахнулось, и вниз посыпались осколки разбитого стекла. Из прямоугольника, освещенного изнутри фонарем высунулся человек. Его голова и плечи были хорошо видны на фоне желтого электрического света. – Бьянка, здесь уже побывали до нас! Все перевернуто! – Бумаги на месте? – завопила женщина. – Бумаг нету… только деньги! – К черту деньги! Ищите бумаги! – Да, к черту деньги… фантики, их хрен где обменяешь! – Ищите бумаги! – повторила Бьянка. – Да нету их тут! – О, Бьянка, тут золотишка нормально! – Там золота больше! Посмотрите, нет ли их на теле! – крикнула негритянка тем, кто остался внизу. – Ого! – раздался удивленный возглас. – Нашли? – Нет, но здесь не меньше десятки бакинских! – Ищите бумаги, придурки, там – миллионы! – Да нету ничего! – Нас ограбили! – догадалась девушка. – Это этот хрен… как его… Дима! Он не мог далеко уйти – только что горел свет! Переройте все, найдите этого гаденыша! В «Адмирале Казакевиче» начался настоящий бардак. Всюду гремели шаги, трещали выбиваемые двери, грохотала разламываемая мебель и звенела посуда… кавардак! Даже окрестные сопки подхватили этот звук, превращенный туманом в хлопанье крыльев гигантских, неведомых птиц, и заиграли им в эхо, перекидывая его друг другу, словно мячик в пинг-понге. Но все было напрасно. Бандиты выходили один за одним, и докладывали Бьянке, что меня там нет. Очевидно, это оттого, что я был здесь. Внезапно грохнул выстрел, и в небо взвился огонек. – Красная ракета! – сказал один. – Надо валить. – Куда валить? – завизжала Бьянка. – Он где-то здесь! Ищите его! Загляните в каждую щель! – Конечно, у тебя-то трахаль – депутат, он тебя отмажет, – заметил кто-то. – Тебе даже на ноль делить можно. Ответил ему пистолет в руках африканки. Кровь брызнула на стену, и разбойник, вытянув руки по швам, грохнулся на крыльцо. – Дебилы! Найдите карту, и сами купите кого угодно! Там миллионы! Тоже мне, мужики! У меня, у женщины, у бедной, беззащитной девушки, яйца крепче, чем у вас! Сыкло! Никто не рискнул пойти к Григорьеву, кроме меня! И теперь из-за вас я теряю свою счастье! Я должна раздвигать ноги под этим жирным тюфяком, когда сама могла бы покупать кого хочу! – Десятка баксов-то – нехилый улов, – возразил еще кто-то. – А чувак с картой поди давно свалил – ищи ветра в поле! – добавил другой. – Всех положу! – бесновалась негритянка, размахивая пистолетом. – Да пошла ты… Один из головорезов зарядил ей в челюсть. Удар был такой силы, что девушка полетела в одну сторону, а пистолет – в другую. Вдали, на дороге, блеснули автомобильные фары. Приближалось не менее трех машин! – Как думаешь, Дядя Степа, может, замочить ее? – предложил один из налетчиков. – Да ну ее… мараться неохота. Сваливаем. И разбойники бросились врассыпную. Кто-то вглубь острова, кто-то – наоборот, к бухте. Через минуту взревел мотор катера, и судно унеслось прочь. Бьянка осталась одна. Она поднялась на четвереньки, потом – на ноги. Покачиваясь, нетвердой походкой, женщина прошла мимо меня. – Мальчики, где вы? Куда вы подевались? Разве я плохо вас ласкала? Степа, Андрей, Женя! Вы же не кинете свою черную девочку? Африканка повернулась к морю. Автомобили тем временем приближались. Свет фар прошел по щелям в настиле моста, затем посыпалась пыль из-под колес и скрипнули тормоза. Загремели армейские ботинки. – Стой! – раздался оклик. – Не возьмете, суки! – ответила Бьянка. Она уже успела пройти приличное расстояние. Рука женщины метнулась к поясу, но пистолета там не было – он лежал где-то около гостиницы. Тогда она развернулась и побежала. – Стой, стрелять буду! Щелкнул автоматный затвор. – Пошел ты! – ответила на бегу атаманша. – Куда! – завопил я, высовываясь. – Там обрыв! Но было поздно… через секунду африканка исчезла с горизонта. – Димыч, ты? – прозвучал голос Листьева. – Да я это, я, – заверил я, поднимаясь на ноги. – Извини, подзадержался… – развел руками хирург. – Вот, холуаевцев с собой прихватил… похоже, не зря… – Черт, жалко бабенку, – цокнул языком солдатик, тот самый, что готовился стрелять. – Жопа классная была. – Ну-ну, – кивнул я. – Только до этого она одному по яйцам зарядила, а второму мозги вынесла. – Бр-р… – вздрогнул военный. Большая часть спецназовцев рассыпалась по скалам, в поисках сбежавших бандитов. Еще несколько остались, на случай если какому-то недоумку взбредет в голову вернуться. Эти ребята способны захватить без шума и пыли американский авианосец, а с шумом и пылью – целых три. Я же, вместе с Леночкой и Олегом Павловичем, вернулся в «Адмирала Казакевича». Хотя налетчики ничего не унесли, кроме кое-какой мелочи из кассы, стало понятно, что я разорен. Погром был страшный. В поисках бумаг Сан Саныча они даже посрывали картины со стен, а уж про мебель и говорить нечего – раздолбана в щепки, обшивка кресел и диванов вспорота. Чтобы все восстановить, и снова запустить гостиницу – нужно просто нереальное бабло. – Так ты говоришь, они искали еще что-то кроме денег? – подозрительно уставился на Леночку капитан – командир спецназа. – Ну да, – подхватил я, вцепившись в локоть девушке. – Они искали большие деньги. – Большие деньги? – переспросил офицер. – Ну да, – повторил я, кивнув на куль в Лениных руках. – А… – хотела было возразить любовница Григорьева, но я с силой сжал пальцы, так что она могла только вскрикнуть. – Видишь ли… мадам залетела от нашего постояльца… так что я считаю вполне справедливым, что сироте достанется хоть какая-то часть добра его покойного отца. Согласен? – Ну да, – кивнул военный, сверля меня взглядом. – Ну да. Но планшетку я заранее благоразумно перевесил на грудь, и застегнул куртку, так что увидеть ее он не мог… если только не обладал рентгеновским зрением. – Палыч, ты предлагал перекантоваться у Торопова, ежели чего? – напомнил я. – Кажется, большего ежели чего сложно представить… Доктор, слава Богу, мужик умный, не стал со мной спорить и задавать лишних вопросов. Оставив спецназовцев прочесывать окрестности, мы сели в его машину, и покатили в Аякс. Разумеется, по пути закинув девушку домой, к ее матери. 6. Планшетка Полковника Я откровенно завидовал выдержке Листьева. Он не проронил ни слова за всю дорогу, даже когда мы высадили Леночку. За девушку можно было не беспокоиться – она получила сумму даже большую, чем можно было мечтать в ее положении. Так, в полной тишине, нарушаемой лишь гулом тойотовского двигателя, мы доехали до дома Торопова. Ну как дома… Целого замка, окруженного кирпичной стеной, высотой в добрых три метра. Ворота нам открыл охранник, вооруженный кулаками, размером с мою голову. Или хирург был здесь частым гостем, или нас ждали – так или иначе, но охранник пропустил нас без вопросов, отметив лишь, что хозяин в своем кабинете. Доктор уверенно прошел по длинному коридору, застланному ковром, к нужной двери. Кабинет был квадратной формы, две стены которого оказались заставлены книжными шкафами, третья представляла собой одно сплошное окно, а у четвертой стены находился камин, по обеим сторонам которого весели сабли, шашки, палаши, рапиры, шпаги и прочее холодное оружие. Сам хозяин сидел за письменным столом с резными ножками, со столешницей, застланной зеленым сукном, и дымил трубкой. Про Торопова я неоднократно слышал от Олега Павловича, и знал лишь, что он – отставной подполковник, бывший замполит Листьева, но видел его впервой. Это был высокий, слегка седоватый, мужчина, ростом под метр девяносто, с круглым лицом, с хитрым прищуром глаз. – Привет-привет, – протянул он, приветствуя нас. – И тебе не хворать, – кивнул военврач, бухаясь в свободное кресло. – Как все прошло? – поинтересовался хозяин. – А, – отмахнулся хирург. – Пока рано судить… но, похоже, у нас кое-что есть… правда, Дима? – Что? – удивился я. – Да ладно тебе, Димон, – улыбнулся Палыч. – Ты же не хочешь сказать, что эти господа перерыли всю гостиницу только ради нескольких десятков тысяч баксов? – Вообще-то – около двух сотен тысяч баксов, – поправил я. – Да не важно, – махнул замполит. – Все равно это не та сумма, ради которой… постой, а ты, вообще, слышал что-нибудь про Николаса Буте? – Про кого? – переспросил я. – Николас Буте, он же – Николай Баранов, бывший полковник Четвертого Управления ГРУ, – пояснил Листьев. – На заре эпохи демократических преобразований он, вместе с еще парой-тройкой десятков человек, покинули вооруженные силы и занялись торговлей. – И торговали, надо полагать, не швейными машинками? – догадался я. – В основном как раз ими, с 7,62-миллиметровыми иглами. Стиральными машинками с вертикальным взлетом-посадкой, кассетными кофеварками и глубоководными кипятильниками… примерно пять-семь лет назад господин товарищ Баранов пропал, предположительно – в Намибии, – произнес Торопов. – По-идее, бабла у него должно было быть немеряно. Только никто ничего не нашел… ни счетов, ни недвижимости, ни даже маленького-маленького золотого зубика… – продолжил Листьев. – То есть вы считаете, что те ребята искали как раз то бабло? – подытожил я. – Ну, не само бабло… скорее – ключ, с помощью которого можно узнать, где это самое бабло спрятано. – А его там… ну, бабла этого – много? – осведомился я. – Ну если у Григорьева – человека, далеко не первого в организации… но, правда, и не последнего – спустя столько лет осталось две сотни убитых енотов – то можешь представить. – Не могу! – Миллионы! А то и миллиарды! Мы все надолго замолчали. Лишь потрескивали дрова в камине, да стучал в стекло дождь. – Не томи уже, сынок, – не стерпел замполит. – Показывай. Я расстегнул куртку, и оба Стечкиных не преминули этим воспользоваться, вывалившись на пол с ужасающим лязгом. Поколебавшись с секунду, я снял с шеи планшетку, и положил ее на стол. Хирург открыл сумку, и достал из нее два предмета: толстую тетрадь и пухлый пакет. – Первым делом предлагаю посмотреть тетрадь, – развел руками доктор. Мы с Тороповым с любопытством смотрели через его плечо. На первой странице было выведено каллиграфическим подчерком «Григорьев А. А.», а ниже – нарисованы перекрещенные серп и молот, обрамленные пшеничным венком, с пятиконечными звездами и прочей атрибутикой, свойственной военному человеку. – Отсюда много не выжмешь, – сказал Олег Павлович. На следующих страницах, примерно до половины тетради, были различные бухгалтерские записи. Справа стояла дата, затем – наименование товара, например: «Т-64 Х 5» или «АКМ Х 1500», краткое пояснение – «Конго» или «Старый Али», и – денежный итог. Записи начинались 1992 годом, и заканчивались 1999. Суммы становились все крупнее и крупнее, и, в самом конце, после нескольких попыток подсчитать столбиком, был подведен баланс. Не буду называть эту цифру, отмечу лишь, что если это – доля человека, названного военврачом, не первым, но и далеко не последним, то сумму, причитавшуюся самому Баранову было очень сложно представить. – Мнда, – подытожил, присвистнув, подполковник. – Только за эту тетрадь нам с вами, друзья мои, могут оторвать башку. – Кто? – шепотом спросил я. – Желающих немало… с полмира… – Бережливый человек, – покачал головой Листьев, водя пальцем по строчкам. – Такого хрен обсчитаешь. – А теперь – посмотрим, что здесь, – предложил хозяин. Конверт был упакован в несколько слоев бумаги и полиэтилена. Хирург, распечатывая эту матрешку, употребил массу всевозможных ругательств, в том числе – несколько мне не знакомых, которые я с радостью взял на вооружение, пополняя свой словесный запас. В конверте оказалась сложенная в несколько раз карта какого-то острова с указанием широты и долготы, промером глубин возле берегов, отметками высот и всем остальным, что могло бы понадобиться, вздумай кто подойти к этому острову. Карта была настолько подробной, что, казалось, после ее изучения ориентироваться на острове можно с закрытыми глазами. – Судя по координатам, это где-то около Мадагаскара, – заметил военврач. – Да? Торопов пододвинул к себе глобус, закусив карандаш, покрутил его, и, наконец, ткнул грифелем в точку северо-восточнее Мадагаскара. – Но здесь ничего нет! – удивленно воскликнул он. – Ты бы еще в школьном атласе поискал, – усмехнулся Листьев. И мы вернулись к изучению карты. Остров имел порядка семнадцати километров в длину и восьми в ширину. И вообще напоминал жирную креветку. На карте было много добавлений, сделанных ручками и карандашами различных цветов, вероятно – начертанных в другое время. Но резче всего в глаза бросались три красных креста, выполненных красным карандашом – два в северной части острова и один в юго-западной. И возле этого, последнего, красивым, ровным подчерком, совершенно не похожим на каракули полковника, было написано «Основная часть здесь». На обороте карты присутствовали пояснения: «От баобаба на плече высоты 183, к С., С.-С.-В. В.-Ю.-В. и В. Пятьсот метров. Остальная часть – восточный склон высоты 148, сто метров к Ю. от черной скалы. Оружие и снаряжение – песчаный холм на С., 50 метров на В. и 70 метров на С. Баранов Н. И.» Вот, собственно, и все… лично я ни черта не понял. Но доктор с политруком пришли в полнейший восторг. – Лед тронулся, господа присяжные заседатели! – проговорил Торопов, потирая руки. – Лед тронулся! Мы должны завладеть этими сокровищами! Завтра же я еду во Владик! Через три недели… нет, через две недели… нет, через десять дней у нас будет лучшее судно и лучшая команда во всем Тихом Океане! Возьмем с собой Витю и Славу. При хорошем везении – дней через 20—30 будем на острове, там быстренько Veni, Vedi и Vici, и все! У нас будет столько бабла, что можем купаться в нем, как Скрудж Макдак! – Типа сейчас ты не можешь… – заметил Листьев. – Я-то точно поеду. Не столько ради денег, сколько ради смены обстановки. Заржавею тут скоро. В Диме я тоже не сомневаюсь. Однако, есть один человек, на которого я боюсь положиться… – Кто? – прошипел подполковник. – Назови эту собаку, я лично ему в голову выстрелю! – Это ты, мой дорогой друг, – улыбнулся доктор. – И все потому, что ты не умеешь держать язык за зубами. Не забывай – не мы одни знаем про карту. Те ребята, что разгромили «Адмирала Казакевича» – они мало перед чем остановятся. Я думаю, есть и другие, кто приложит максимум усилий, чтобы это бабло не прошло мимо них. Мы не должны показываться поодиночке. Мы с Димоном останемся здесь до отплытия, а тебе лучше взять с собой Славу и Витю. Но главное – никому ни слова! – Ты прав, дружище, – кивнул Торопов после недолгого молчания. – Все мероприятие следует провести в условиях строжайшей секретности. И лучше нанять еще десятка полтора-два бойцов… я уж не говорю про то, что нам придется скрытно проникнуть в территориальные воды иностранного государства, что на языке любой армии мира называется «диверсионной операцией». Да и до Сомали рукой подать. Что касается до меня – то я буду молчок. Часть вторая. Кок 7. Я еду во Владик На подготовку ушло гораздо больше времени, чем предполагал Торопов. Листьев не раз вспоминал, чем отличается командир от замполита. Командир говорит «делай, как я», а замполит – «делай, как я говорю». Мы жили в замке подполковника почти как пленники – Андрей Петрович перед отъездом усилил охрану, и теперь по периметру с завидной регулярностью проходили ребята, экипировка которых дополнилась бронежилетами и дробовиками. А на балконе, обнявшись со старенькой Арисакой, мирно дремал старый егерь Михалыч. Я провел над картой много часов, изучив ее практически наизусть. Я знал каждый изгиб острова, каждую отметку высоты и каждый промер глубины. Вооружившись Яндексом, я изучил и окрестности острова, благо, на полторы тысячи километров эти окрестности были океаном. Мне снова стали сниться кошмары. В этих беспокойных снах Баранов то подкармливал специально завезенных на остров тиранозавров «Растишкой», то сидя на пирсе, бросал в море расчлененные тела туристов, привлекая акул. И все это – с одной целью – чтобы осложнить нашу жизнь на острове. Как бы то ни было, но все эти сны оказались совершеннейшим пустяком по сравнению с тем, что нам пришлось пережить на этом злополучном острове. Неделя шла за неделей. Был уже конец сентября, когда прозвучал долгожданный звонок. Горничная подозвала меня к телефону. На другом конце провода был Торопов. – Ага, дружище! – воскликнул подполковник. – Слушай меня внимательно, и не перебивай! Я купил отличный корабль – списанный сторожевик «Скиф», доработанный контрабандистами. Отличное судно, на форсаже идет 40 узлов! Не представляешь, сколько геморроя я нажил, прежде чем найти этот корабль! Но как только люди узнали, что мы отправляемся на поиски сокровищ – все наперебой бросились помогать! – Хм, – многозначительно ответил я. – Говорю же – не перебивай! С бойцами тоже была проблема – я нашел лишь троих, но после познакомился с совершенно замечательным человеком. Ты не поверишь – он служил в Африке, и юго-восток знает, как свои пять пальцев! Правда, мы с ним сначала чуть не набили друг другу морды, но как только он узнал, что у нас карта Баранова – проникся таким уважением, что ты не можешь себе представить! Говорит, что скучает по Африке, по горячему тропическому ветру и соленому морю! Трогательная сентиментальность, ты не считаешь? – Но… – Да не перебивай же! Есть, правда, минус – у него нет одной ноги. Но, тем не менее – он, как раньше говорили – новый человек социалистической формации – воспитанный в коммунистических идеалах и заветах член «общества будущего». Вот такой мужик! В общем, я взял его коком. С его помощью я набрал остатки команды – видел бы ты их рожи! Сомалийские пираты, увидев их, сами сдадутся нам! Капитана тоже нашел отличного – настоящего морского волка! Правда, без бороды и трубки… да ладно! О, еще забыл! Серебряков – это кок, про которого я говорил, женат на негритянке. Видел я ее – страшная, как вся моя жизнь! Так что я отлично понимаю, почему он хочет свалить из дома! Короче, бросайте все, немедленно собирайтесь, и приезжайте во Владик. И бросил трубку. Я еще несколько секунд вслушивался в гудки, а затем тоже нажал на отбой. Приезжайте! Молодец! А куда приезжать? Но через секунду телефон снова зазвонил. – А, совсем забыл, Димон, – вновь раздался голос политрука. – Я в гостинице «Приморье» – привыкаю к походным условиям. Номера для вас с Листьевым забронированы – жду. И захватите с собой Михалыча. Началось. До этого момента мне все наше предприятие казалось… не знаю, каким-то фантастичным, нереальным. Какой-то детской игрой, когда мальчишки в песочнице договариваются уйти в пираты, но все заканчивается в без двадцати девять, когда начинаются «Спокойной ночи, малыши». Лишь теперь я понял, полностью осознал, что все происходящее – нифига не игра и не шутка. Еще секунду назад мне не верилось в это. А теперь уже поздно – верить, или не верить. Это как… как… я не знаю – как инопланетяне. В них можно верить, а можно и не верить, но даже те, кто верит в существование внеземного разума – сомневается в том, что увидит хотя бы одного маленького, крошечного зеленого человечка живьем. И, вдруг – раз! Инопланетяне валятся с неба, потрясая лучеметами, и уже поздно верить или не верить в них. Они есть – и это точно. Вот и тут точно так же. Мы едем, и это точно. Пора собирать чемоданы. По-правде говоря, чемодана у меня не было даже одного. У меня была лишь спортивная сумка, куда я и упаковал свои нехитрые пожитки, втиснув в середину оба Стечкина – тот, что обронил дядя Степа, и тот, что я реквизировал у Полковника, не к ночи будет помянут. Доктор был тысячу раз прав – за этими сокровищами охотимся не мы одни, и пара весомых аргументов не повредит. Наутро, едва солнце разогнало туман, мы – я, Листьев и Михалыч, погрузились на катер, и отправились во Владик. Несмотря на качку и пронизывающий ветер, я уснул. А разбудил меня сильный удар в бок. Солнце было уже высоко. – Где мы? – спросил я. – Бухта Золотой Рог, – ответил Михалыч. – Вылезай. Гостиница «Приморье» оказалась в нескольких минутах ходьбы от морского вокзала. Как там сказал Торопов? Привыкает к походным условиям? Что же… если он таким образом привыкает к походным условиям, то плыть собрался, судя по всему, не на списанном сторожевике, а на круизном лайнере. В фойе нас встретил Слава, он же показал наши номера, где мы оставили вещи. И он же сопроводил нас в порт. Я видел море. Я вырос на берегу моря. Я жил на берегу моря. Да и во Владике я бывал далеко не один раз. Но в порту был впервые. И чувства у меня были двоякие. С одной стороны я был поражен количеством кораблей, самых разнообразных – столько судов в одном месте я видел впервой. Там матросы драили палубу, здесь мужчина с седой бородой и фуражке без кокарды мирно дремал у штурвала, сжимая в зубах потухшую трубку. Словом – именно то, что и ожидает человек увидеть в порту. То, что показывают в фильмах, рисуют на картинах и так далее. А с другой стороны – грязь. И вонь. Сильно пахло рыбой, тиной и водорослями. Если там, на ботах кораблей, был порядок и дисциплина, то на самой пристани было совсем иначе. Валялся мусор. Чего уж – мусор был не только на берегу – на волнах тоже покачивались пустые пластиковые бутылки, куски пенопласта от какой-то упаковки, доски. У стены спал явно нетрезвый матрос. Еще пара морских волков, не стесняясь в выражениях, обсуждали проходящих мимо девушек, которых, на счастье самих девушек, было немного. Водитель погрузчика, матерясь, разгонял прохожих. И в каждом было чувство собственного превосходства над другими. Каждый смотрел на других людей свысока, так, словно любого прихлопнет, как муху, втопчет в грязь, а потом навернет ушицы, словно ничего и не было. Чувство собственного величия. Даже у того пьяного матроса, что спал у стены. Храпел он с таким видом, словно говорил: «вот я ухрюкался, и дрыхну здесь. А вам слабо!». Вскоре мы увидели Торопова. Облаченный в тельняшку и черные брюки с ремнем с якорем на пряжке, он отчаянно пытался раскурить трубку, что ему совершенно не удавалось. – Отлично, вот и вы! – воскликнул он. – Как, похож я на просоленного морского волка? – Не особо, – заметил Палыч. – Отлично, отлично, теперь все в сборе! – проигнорировал реплику военврача замполит. – Предлагаю пообедать, и опрокинуть по сто грамм за успех нашего мероприятия. – Кто-то еще и не завтракал, – проворчал Михалыч. – А потом прогуляемся, осмотримся, – предложил я. – Какой осмотримся? – возмутился Андрей Петрович. – До отплытия дел еще куча! – А когда отплываем? – поинтересовался я. – Завтра! – Как завтра!? Вот тут у меня все упало. Во второй раз за неполные двадцать четыре часа. Я за всю жизнь дальше Владика никуда не ездил, и вот так, с бухты-барахты, отправляюсь за десятки тысяч километров! Сильно захотелось обратно, в свой «Адмирал Казакевич», за свою такую родную и знакомую барную стойку, и черт с ними, с сокровищами, пусть ищут без меня. Пусть даже со мной никто не поделится, лишь бы меня никто не трогал. Но было уже поздно. 8. Бар «Мадагаскар» На завтрак, который у некоторых настал в обед, был крабовый салат, уха, камбала с картофельным пюре и, конечно, по сто грамм. Кстати, эти сто грамм – было единственное, что влилось в меня с легкостью. Остальное не лезло в горло. Я долго ковырялся ложкой в супе, так, что он вконец остыл, победив супец лишь тогда, когда остальные уже допивали кофе. – Димыч, у меня для тебя, как для самого молодого – особое задание, – произнес Торопов, в очередной раз пытаясь раскурить трубку. – Вот тебе записка. Как доешь – отнесешь ее в бар «Мадагаскар», найдешь там Евгения Серебрякова, хозяина бара. Соответственно, ему ее и передашь. Он подробно объяснил, куда идти. Получалось, найти бар несложно, но я уже начал привыкать, что у подполковника на словах все легко. Особенно, когда делать что-то приходится не ему самому. Распорядившись записать все на его счет, Андрей Петрович встал из-за стола. – А вы? – поинтересовался я. – У нас есть еще пара дел, – уклончиво ответил замполит. Оставшись один, я отказался от второго, заменив его еще одной стопочкой, и отправился на поиски «Мадагаскара». Вопреки ожиданиям, найти бар оказалось на удивление легко. Он издалека бросался в глаза благодаря двум африканским маскам, висящим по сторонам от дверей. Да и интерьер оказался соответствующим – деревянные идолы, снова маски, несколько копий или дротиков, тоже явно африканского происхождения, тростниковые циновки на столах и леопардовая шкура на стене, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся искусственной, что, однако, не сильно портило впечатления. Несколько столов были заняты – за ними сидели самые разнообразные люди, всех национальностей – и русские, и китайцы, и японцы, и негры и еще много кто. И все эти люди одновременно говорили, причем на своих языках, создавая невообразимый гвалт. Я на некоторое время замер, пытаясь сообразить, кто сможет подсказать, где найти хозяина заведения, причем, желательно, на том языке, который я знаю. И тут я увидел его. Я сразу понял, что это и есть Евгений Серебряков. Левая его нога была отнята по самое бедро, а под левым плечом он держал костыль и необычайно ловко управлял им. Высокий лоб и проницательные серые глаза говорили о недюжем уме, а бугрящиеся под рубашкой мышцы – о недюжей силе. Но была в нем и другая сила, далеко не физическая. Чувствовалась уверенность в себе. Такая спокойная, холодная сила. Я бы даже сказал… а, вот нужное слово! Дзен! Если раньше я не вполне понимал этого слова, то теперь я мог однозначно сказать, что видел человека, который познал дзен. Картину завершала татуировка в виде змеи, кусающей себя за хвост, обвившейся вокруг запястья Серебрякова. Не скрою – впервые услышав про одноногого, я сразу вспомнил про другого одноногого, о котором Полковник, земля ему пухом, предупреждал Леночку. Были у меня определенные опасения. Но увидев этого человека, я расслабился. Бандитов я на своем веку повидал немало, и этот явно бандитом не был. – Прошу прощения, Серебряков – это вы? – поинтересовался я, подойдя. – Так точно! А ты?.. Вместо ответа я протянул записку от замполита. Развернув лист бумаги, одноногий на миг вернулся из дзена в бренный мир, вздрогнул, но сразу ушел обратно. – А-а, – протянул хозяин бара. – Стало быть ты – и есть тот самый Дима, который виновник нашего маленького предприятия? Рад познакомиться! И он сильно сжал мою руку в своей широкой, загорелой ладони. И в этот момент один из посетителей, сидевших в дальнем углу, внезапно вскочил с места и ринулся к дверям. Я бы и не обратил внимания, но гость задел табурет, который с грохотом покатился по полу. Я резко обернулся, и, хотя видел человека всего мгновение – сразу узнал его. Это был тот самый трехпалый бандит, который приходил к Полковнику! – Стоять! – завопил я. – Скотина! – прорычал Серебряков. – Он свалил, не заплатив! – Это он! Один из бандитов! – пояснил я. – Его зовут дядя Степа! – Да по мне – хоть Иван Федорович Крузенштерн – человек и пароход! – ответил Евгений. – Он все равно заплатит за заказ! Чен, догони его! Невысокий, жилистый китаец, вскочил с места, как пружина, и помчался за беглецом. – Как, говоришь? – кок повернулся ко мне. – Дядя Саша? – Дядя Степа, – поправил я. – Один из тех недоносков, что разгромили мою гостиницу. Бандюган и редкостная сволочь. – Что? – взревел он. – Бандит! В моем доме! Ли, беги, помоги Чену. Эй, Толик… местный алкоголик. Подь сюды. Ты же, вроде, сидел с ним рядом? Толиком оказался старый-престарый сморщенный дед с красным носом и клочковатой седой бородой. Он покорно встал и подошел к хозяину, о чем я сразу пожалел. От старика невыносимо разило перегаром и дешевым табаком. К тому же его изрядно потряхивало. – Ну, Толик, расскажи мне… ты когда-нибудь прежде видел этого… дядю Сашу? – Дядю Степу, – снова поправил я. – Нет-нет, никогда, – проскрипел дед. – И имени этого не слышал? – Нет-нет, не слышал. – Смотри, дружище… – протянул Серебряков. – Свяжешься с таким человеком, и вся твоя жизнь… мнда… он что-нибудь говорил? – Нет-нет, ничего, – ответил старик. – Пользы от тебя… как от козла молока, – проворчал одноногий. – Буш, я допью его водочку? – прогнусавил алкоголик. – А? А… да на здоровье, – отмахнулся кок. Его уже занимало другое. К этому времени вернулись оба китайца, отправленных в погоню. Что удивительно – они совершенно не запыхались, словно стояли тут, за углом! Но, что печально – вернулись без дяди Степы. – Сибко-сибко усел, – развел руками один. – Совсем сибко, – поддакнул второй. – Хреново, – покачал головой одноногий. – Может, хоть кто-то из вас его видел здесь раньше? – С ним биль красивый серный зенсина, – сказал китаец. – О! Это да, – протянул Евгений. – Негритянка с такой шикарной задницей! – Да… – кивнул я, вспомнив Бьянку. – Шикарная была… – Не удивительно, что я его не помню! – щелкнул пальцами Серебряков. – Понимаешь… – доверительно прошептал он, наклонившись ко мне. – Питаю слабость к черным женщинам, и ничего не могу с собой поделать. У меня у самого жена черная. Но эта… Бьянка, кажется… там такие ноги! Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/konstantin-kostin-17130618/ostrov-sokrovisch/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Наш литературный журнал Лучшее место для размещения своих произведений молодыми авторами, поэтами; для реализации своих творческих идей и для того, чтобы ваши произведения стали популярными и читаемыми. Если вы, неизвестный современный поэт или заинтересованный читатель - Вас ждёт наш литературный журнал.