Последний довод королей

Последний довод королей Джо Аберкромби Fantasy WorldЗемной КругПервый Закон #3 Король умер, да здравствует король! Выборы – вот новая забота инквизитора Глокты, а вернее, «добыча» голосов за «правильного» кандидата. Вот только Глокту намного больше интересует расследование закулисных интриг, и он не может вовремя остановиться… На Севере дело идет к решающей схватке между армией Союза и отрядами самозваного короля Бетода. И именно теперь возвращается легендарный Логен Девятипалый, Девять Смертей, – человек, которого все считают мертвым. Бывший соратник Бетода жаждет с ним расквитаться… Грядет последняя, решающая схватка, которая снимет покровы с древних тайн и обнажит правду! Судьба Союза решится раз и навсегда… Джо Аберкромби Последний довод королей Joe Abercrombie THE FIRST LAW BOOK THREE: LAST ARGUMENT OF KINGS Copyright © 2008 by Joe Abercrombie First published by Victor Gollancz Ltd, London Данное издание посвящается памяти критика и редактора Андрея Зильберштейна (1979–2017) © О. Орлова, А. Питчер, Н. Абдуллин, перевод на русский язык, 2017 © Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017 * * * Четырем читателям – вы знаете, кто вы Часть I Жизнь как она есть – всего лишь мечта об отмщении.     Поль Гоген Грязный торг Наставник Глокта стоял посреди огромного пустынного холла. Томясь в ожидании, он вытянул изогнутую шею в одну сторону, затем в другую; привычно хрустнули позвонки, по изувеченным мышцам между лопаток растеклась привычная боль. «Зачем я делаю это, если мне больно? Зачем мы себя мучаем – трогаем языком язвочку, сдираем волдырь, сковыриваем с раны подсохшую корку?» – Зачем? – еще щелчок. Мраморный бюст у подножия лестницы хранил презрительное молчание. «Как знакомо… Иного я и не ожидал». Глокта зашаркал по плиткам пола, подволакивая безжизненную ногу; под сводчатым лепным потолком звонким эхом разносился стук трости. Среди дворян открытого совета лорд Ингелстад, хозяин этого в высшей степени роскошного холла, занимал в высшей степени скромное положение. За последние годы дела благородного семейства серьезно пошатнулись, от былого богатства и влиятельности не осталось и следа. «И чем ничтожнее человек, тем на большее притязает. Почему они вечно не могут понять? Неужели не ясно, что на фоне большого ничтожное выглядит еще ничтожней?» Где-то в сумраке невидимые часы исторгли из механического чрева несколько гулких ударов. «Как уже, оказывается, поздно. Чем ничтожнее человек, тем дольше заставляет ждать. Это греет ему душу. Но я умею быть терпеливым, когда нужно. На пышных приемах без меня не скучают, восторженные почитатели у порога не толпятся, прекрасные женщины не высматривают с замиранием сердца мой силуэт… Благодаря заботам гурков из императорских тюрем все это осталось в далеком прошлом». Прижав к пустым деснам язык, Глокта переставил ногу и застонал – в спину как будто вонзились сотни игл, от боли задергалось веко. «Я умею быть терпеливым. Единственная хорошая вещь, когда каждый шаг – испытание. Ступать осторожно учишься с поразительной скоростью». Ближайшая дверь внезапно распахнулась. Глокта резко обернулся, так, что хрустнула шея, и ему стоило немалого труда подавить страдальческую гримасу. На пороге стоял лорд Ингелстад – крупный, румяный, добродушный на вид мужчина. С дружелюбной улыбкой он жестом пригласил Глокту пройти в комнату. «Словно нам предстоит любезная светская беседа». – Простите, наставник, что заставил вас ждать. С того дня, как я приехал в Адую, у меня столько посетителей! Прямо голова кругом! – «Будем надеяться, что она не открутится напрочь». – Очень, очень много посетителей! – «И все с интересными предложениями. В обмен на голос. В обмен на помощь при выборах следующего короля. Что ж, от моего предложения будет болезненно отказываться». – Наставник, позвольте предложить вам вина? – Нет, благодарю. – Глокта, прихрамывая, вошел в комнату. – Я заглянул ненадолго. У меня тоже много дел. «Ты же знаешь, что сами собой выборы нужного результата не дают». – О, разумеется! Пожалуйста, садитесь. Беззаботно опустившись в кресло, Ингелстад указал рукой на противоположное. Глокта медленно сел и, немного поерзав, выбрал удобное положение, в котором спину не крутило от боли. – О чем вы хотели со мной поговорить? – Я пришел от имени архилектора Сульта. Скажу без обиняков – надеюсь, вы не обидитесь: его преосвященству нужен ваш голос. Тяжелые черты лица аристократа исказились в притворном изумлении. «Чересчур фальшивое притворство». – Кажется, я не совсем вас понимаю. Для решения какого вопроса ему нужен мой голос? Глокта вытер слезящийся глаз. «К чему кружить, словно в бальном зале? Ты не создан для этого, а у меня нет ног». – Для решения вопроса, кто взойдет на престол, лорд Ингелстад. – Ах, вот оно что! – «Вот оно что. Придурок». – Наставник Глокта, я безмерно уважаю его преосвященство. – Он подчеркнуто смиренно склонил голову. – Не хочется разочаровывать ни его, ни вас, но совесть не позволяет мне поддаться на уговоры и принять чью-либо сторону. Мы, члены открытого совета, наделены священным доверием, поэтому мой долг – отдать свой голос за того, кого из множества прекрасных кандидатов я считаю лучшим. – Его губы тронула самодовольная усмешка. «Отличная речь. Деревенский дурачок, может, и купился бы. Который раз за последние несколько недель я слышу подобное? После показательного выступления обычно начинается торг – подробное обсуждение стоимости священного доверия. Какое количество серебра перевесит драгоценную совесть, какое количество золота разорвет крепкие узы долга… Только я сегодня не в настроении торговаться…» Глокта высоко вскинул брови. – Ваша благородная позиция, лорд Ингелстад, заслуживает восхищения. Если бы каждый человек имел похожие принципы и силу характера, в каком чудесном мире мы жили бы! Крайне благородная позиция! Особенно для человека, которому грозит потерять… в общем-то, абсолютно все, если не ошибаюсь. – Он взял трость и, морщась от боли, сдвинулся на край кресла. – Но вас, как вижу, не переубедить… Я, пожалуй, пойду… – Наставник, вы о чем? – На пухлом лице Ингелстада появилась тревога. – Как – о чем? О взятках, незаконных сделках… Румянец на щеках дворянина потускнел. – Наверное, произошла ошибка… – Уверяю вас, никакой ошибки! – Глокта достал из внутреннего кармана пальто стопку бумаг. – Старшие члены гильдии торговцев шелком в своих признаниях часто упоминали ваше имя. Весьма часто. Понимаете? – Он развернул хрустящие листы так, чтобы лорд Ингелстад тоже видел записи. – Здесь вас называют «соучастником» – заметьте, не я придумал это слово. Здесь – «главным выгодоприобретателем» грязнейшей контрабандной операции. А вот здесь, – мне даже неловко говорить, – здесь ваше имя находится в опасной близости от слова «измена». Ингелстад обмяк и, привалившись к спинке кресла, дрожащей рукой со стуком поставил бокал на стол; на полированное дерево плеснулись темные капли вина. «Ай-ай-ай! Право, их лучше поскорее вытереть, иначе останется ужасное пятно. Некоторые пятна вывести невозможно». – Впрочем, его преосвященство, – продолжал Глокта, – считает вас своим другом, поэтому убрал имя Ингелстад из исходных документов. Он понимает, что вы просто пытались спасти семью от разорения, и искренне вам сочувствует. Однако архилектор будет крайне разочарован, если вы откажете ему в поддержке на голосовании, а тогда его сочувствие быстро иссякнет. Вы догадываетесь, о чем я? «По-моему, я объяснил все четко и ясно». – Догадываюсь, – хрипло отозвался аристократ. – И что там с узами долга? Как, по-вашему, – они ослабли? Ингелстад нервно сглотнул, его лицо побелело, как полотно. – Я бы приложил все силы, чтобы помочь его преосвященству, не сомневайтесь, только… дело в том… – «Ну-ну… И что теперь? Предложишь в отчаянии заключить сделку? Попытаешься всучить взятку? Или даже воззовешь к моей совести?» – Вчера ко мне приходил представитель верховного судьи Маровии. Человек по имени Харлен Морроу. Он произнес похожую речь… и присовокупил похожие угрозы. Глокта нахмурился. «Неужели? Маровия и его гнусный червяк… Вечно они путаются под ногами. Либо идут на шаг впереди, либо дышат в затылок…» – И что мне делать? – В голосе Ингелстада зазвенели визгливые нотки. – Я не могу поддержать вас обоих! Наставник, я просто уеду из Адуи! Навсегда! Я… Я воздержусь от голосования… – Ничего подобного, мать вашу, вы не сделаете! – прошипел Глокта. – Вы проголосуете так, как я говорю, и к черту Маровию! – «Не придавить ли его покрепче? Подло, но… ничего не поделаешь. Руки у меня и так замараны по локоть. Подлостью больше, подлостью меньше…» – Вчера в парке я наблюдал за вашими дочерьми, – меняя интонацию, вкрадчиво промурлыкал он. На лице дворянина померкли последние краски. – Какие юные невинные создания! Какие нежные бутоны! Еще немного – и распустятся. Все три наряжены по последней моде, одна прелестнее другой. Самой младшей… лет пятнадцать? – Тринадцать, – сипло выдохнул Ингелстад. – Ах, тринадцать? – Глокта обнажил в улыбке беззубые десны. – Рано она у вас расцвела. Девочки впервые приехали в Адую, если не ошибаюсь? – Впервые, – прошептал он. – Я так и думал. Их восторженная оживленность во время прогулки по садам Агрионта всех просто очаровала! Клянусь, самые видные столичные женихи уже готовы выстроиться в очередь. – Улыбка Глокты постепенно угасла. – Сердце кровью обливается, как подумаешь, что столь хрупкие создания бросят в одну из страшнейших исправительных колоний Инглии! Там красота, изысканные манеры и мягкий характер привлекают внимание иного рода, куда менее лестное. – Медленно наклонившись к Ингелстаду, он с деланым ужасом передернул плечами и прошипел: – Такой жизни я не пожелал бы и собаке. А виной тому – неблагоразумие отца, который мог этого не допустить. – Но мои дочери не участвовали… – Мы выбираем нового короля! В жизни государства участвуют все! – «Пожалуй, чересчур жестоко. Однако жестокие времена требуют жестоких решений». Глокта оперся на здоровую ногу и с трудом поднялся из кресла; рука, сжимающая трость, дрожала от напряжения. – Я передам его преосвященству, что на ваш голос можно рассчитывать. Ингелстад сник окончательно. Сгорбился, сжался. «Словно проколотый бурдюк». На лице застыли отчаяние и ужас. – Но верховный судья… – прошептал он. – Неужели у вас нет ни капли жалости? Глокта пожал плечами. – Уже нет. В детстве я был жалостлив до идиотизма. Я рыдал даже над мухой, трепещущей в паутине. – Поворачиваясь к двери, он скривился от боли: ногу свела судорога. – Однако бесконечные страдания излечили меня. Встреча проходила в узком кругу («Правда, компанию теплой не назовешь») за огромным круглым столом, в огромном круглом кабинете. Наставник Гойл, сидевший напротив Глокты, злобно буравил его взглядом, глазки-бусинки так и сверкали на костлявом лице. «И, похоже, не от избытка нежных чувств». Внимание его преосвященства архилектора Сульта, главы инквизиции его величества, было приковано к полукругу стены, увешанной тремястами двадцатью листками бумаги. «По листку на каждую благородную душу нашего открытого совета». В большие открытые окна задувал легкий ветерок, и бумага тихо шелестела. «Дрожащие листочки дрожащих голосков». На каждом значилось имя. «Лорд такой, лорд этакий, лорд разэтакий таких-то земель. Могущественные аристократы и мелкие дворянчики. Люди, чье мнение никого не интересовало до тех пор, пока принц Рейнольт не отправился из собственной постели прямиком в могилу». На уголках большинства листов были прилеплены разноцветные восковые шарики. На некоторых по два и даже по три. «Метки верности. Кто за кого отдаст голос. Голубой шарик – за лорда Брока, красный – за лорда Ишера, черный – за Маровию, белый – за Сульта и так далее. И все их надо постоянно менять, в зависимости от того, куда дует ветер». Ниже тянулись густые строчки, выведенные убористым почерком. Что там написано, Глокта со своего места не видел, но ему и не требовалось вчитываться, – он прекрасно знал содержание. «Жена – бывшая шлюха. Неравнодушен к юношам. Слишком много пьет. Убил слугу в приступе ярости. Не может заплатить игровой долг. Тайны. Слухи. Ложь… Вот они, орудия благородного торга. Триста двадцать имен, триста двадцать гнусных историй. Каждую пришлось раскопать, провести расследование и использовать с выгодой для себя. Вот она, политика. Поистине труд праведников. Так зачем я делаю это? Зачем?» Архилектора занимали более насущные проблемы. Сцепив за спиной руки в белых перчатках, он рассматривал трепещущие листки. – Брок по-прежнему всех опережает, – мрачно пробормотал его преосвященство. – У него примерно пятьдесят голосов, я уверен. – «Насколько можно быть уверенным в наши ненадежные времена». – Ишер наступает ему на пятки – его поддерживают больше сорока человек. У Скальда, насколько известно, тоже прибавилось голосов. Не ожидал от него такой жесткой хватки. Тридцать голосов ему дает делегация из Старикланда, он их крепко держит. Столько же у Барезина. Значит, эта четверка и есть главные кандидаты. «Кто знает, кто знает… Вдруг король протянет еще годик? Тогда, пожалуй, и голосовать будет некому – к тому времени мы все друг друга перебьем. – Глокта едва сдержал ухмылку, представив зал Круга лордов, заваленный роскошно разодетыми трупами: все дворянство Союза и двенадцать членов закрытого совета. – Каждый заколот кинжалом в спину своим соседом. Омерзительная сущность власти…» – Вы разговаривали с Хайгеном? – отрывисто спросил Сульт. Гойл кивнул лысой головой и с презрительной усмешкой раздраженно взглянул на Глокту. – Лорд Хайген еще сопротивляется. Никак не избавится от фантазий, что может сам взойти на престол, хотя контролирует от силы дюжину кресел. Все мечется, пытаясь наскрести голоса в свою поддержку, и так этим занят, что толком не выслушал наше предложение. Думаю, через неделю-другую он образумится. Возможно, тогда удастся склонить его в свою сторону, но я бы на него не рассчитывал. Скорее всего Хайген объединится с Ишером – они всегда тесно общались. – Что ж, рад за них, – прошипел архилектор. – Что насчет Ингелстада? Глокта поерзал в кресле. – Ваше преосвященство, я предъявил ему ультиматум в самой жесткой форме. – Значит, его голос можно считать нашим? «Как бы это сказать?» – Твердой уверенности у меня нет. Верховный судья Маровия пригрозил ему тем же, чем и мы. Он действует через некого Харлена Морроу. – Морроу? Разве он не из лизоблюдов Хоффа? – Видимо, его повысили. – «Или понизили. В зависимости от того, с какой стороны смотреть». – С ним можно разобраться. – Гойл мерзко ухмыльнулся. – Проще простого… – Нет! – отрезал Сульт. – Гойл, почему с вами всегда так? Только на горизонте замаячит проблема, как вы готовы решить ее убийством! Сейчас надо действовать осторожно. Пусть видят, что мы разумные люди, с которыми можно вести переговоры. – Он отошел к окну, и крупный камень в его перстне заискрился на ярком свету мерцающими фиолетовыми бликами. – Между прочим, дела в Союзе плохи. Страна фактически без правителя. Налоги никто не собирает. Преступников не ловят. Да еще какой-то ублюдок по прозвищу Дубильщик, демагог и предатель, подстрекает на деревенских ярмарках народ к мятежу! Крестьяне массово бросают поля и подаются в разбойники. Люди стонут от краж и грабежей. Мы терпим чудовищные убытки. Хаос постепенно охватывает страну, и остановить это у нас нет возможностей. В Адуе остались только два Собственных Королевских, и они с трудом поддерживают порядок в городе. А вдруг кому-то из благородных лордов надоест ждать голосования, и он решит надеть корону пораньше? От них всего можно ожидать! – А что там с армией? Скоро они вернутся с Севера? – спросил Гойл. – Вряд ли. Этот олух, маршал Берр, три месяца проторчал под Дунбреком, а Бетод тем временем спокойно перегруппировал войска за Белой рекой. Черт его знает, когда он наконец справится с северянами! Может, вообще никогда. «Три месяца уничтожать собственную крепость! Напрасно наши архитекторы так добротно ее строили». – Двадцать пять голосов… – Архилектор хмуро взглянул на шелестящие листки бумаги. – Двадцать пять. А у Маровии восемнадцать? У нас почти никаких сдвигов! Едва мы приобретаем нового сторонника, тут же теряем кого-то из старых! Гойл подался вперед. – Ваше преосвященство, может быть, пора снова обратиться к нашему другу из Университета?.. Сульт яростно зашипел, и Гойл умолк на полуслове. С безразличным видом, словно не услышав ничего особенного, Глокта выглянул в высокое окно. Над городом высились шесть покосившихся шпилей Университета. «Странное место для поиска помощи… Там только пыль, разруха да старые ослы адепты. Какой с них толк?» Его размышления прервал архилектор. – Я сам поговорю с Хайгеном. – Он ткнул пальцем в лист бумаги. – Гойл, напишите лорд-губернатору Миду, попытайтесь заручиться его поддержкой. Глокта, договоритесь о встрече с лордом Веттерлантом, ему пора сделать выбор. А теперь выметайтесь, вы, оба! – Сульт перевел жесткий взгляд голубых глаз от листков с чужими секретами на Глокту. – Идите же! И добудьте… мне… голоса! Быть вождем – Холодная нынче ночка! – крикнул Ищейка. – И не скажешь, что лето! Три темных силуэта развернулись в его сторону. Крайний оказался седым стариком, и, судя по лицу, жизнь его побила немало. За ним стоял мужчина средних лет с отсеченной по локоть левой рукой. Третий, совсем мальчишка, хмуро вглядывался с края причала в черное ночное море. Притворяясь, что сильно хромает, страдальчески морщась и подволакивая ногу, Ищейка направился к троице караульных. Проковыляв к высокому столбу, на котором висели сигнальный колокол и фонарь, он поднял к свету флягу: пусть рассмотрят ее получше. Старик сразу заулыбался, прислонил копье к стене и, растирая руки, приблизился к Ищейке. – У воды всегда холодно. А ты что, собраешься нас согреть? Это хорошо… – Ага. Вам повезло. – Ищейка вытянул пробку и плеснул содержимое фляги в одну из кружек. – Эй, парень, может, обойдемся без лишней скромности? – проворчал старик. – Сдается мне, скромностью тут и не пахнет. – Ищейка подлил еще немного. Следующая кружка предназначалась однорукому; чтобы взять свою порцию, ему пришлось положить копье на землю. Последним подошел мальчик и смерил Ищейку настороженным взглядом. Старик шутливо толкнул его локтем. – А мать разрешала тебе пить, малец? – Какое мне дело до ее разрешений! – буркнул он, стараясь, чтобы высокий мальчишеский голос звучал грубее. Ищейка протянул ему кружку. – Раз ты достаточно взрослый, чтобы держать копье, значит, достаточно взрослый, чтобы держать кружку. – Да, я взрослый! – отрезал мальчик, выхватил у Ищейки кружку и сделал большой глоток. От жгучего алкоголя его передернуло. Ищейка вспомнил, как сам впервые выпил: его тогда жутко тошнило, и он вообще не понял, чего хорошего люди находят в алкоголе. Его губы тронула улыбка. Однако мальчик решил, что смеются над ним. – А ты вообще кто такой? Старик неодобрительно цокнул языком. – Не обращай внимания. Он слишком юн, а потому считает, что уважение завоевывают грубостью. – Пустяки! – отозвался Ищейка. Он медленно наполнил свою кружку и отложил флягу на камни, чтобы выгадать время, убедиться, что он не сделает ошибки. – Меня зовут Крегг. Знавал он одного Крегга – тот погиб в горах в какой-то схватке. Ищейке он никогда не нравился, странно даже, что это имя пришло на ум. С другой стороны, решил он, имя как имя, не хуже любого другого. Ищейка хлопнул себя по бедру. – Вот, проткнули в бою при Дунбреке. Никак не заживет. Не гожусь я теперь для военных походов, не стоять мне больше в строю. Так что вождь отправил меня к вам наблюдать за морем. – Он устремил взгляд на воду. Темная поверхность серебристо мерцала в лунном свете и колыхалась, словно живое существо. – Впрочем, я не жалею. Стычек и драк я, честно говоря, повидал немало. – Хоть в этом не солгал. – Понимаю, каково тебе, – сказал однорукий, махнув культей перед носом у Ищейки. – Расскажи-ка, что там вообще творится? – Да все нормально. Союз по-прежнему торчит под стенами собственной крепости, пытаясь прорваться внутрь, а мы поджидаем их на другом берегу реки. Уже несколько недель ничего не меняется. – Я слыхал, некоторые парни переметнулись на сторону Союза. Говорят, что там был старый Тридуба, говорят, он в бою погиб. – Рудда Тридуба был великий воин! – воскликнул старик. – Поистине великий! – Ага. – Ищейка со вздохом кивнул. – Что верно, то верно. – Говорят, вместо него вождем стал Ищейка, – добавил однорукий. – Правда? – Ходят такие слухи. Мерзкий ублюдок. Высокий, здоровенный. А Ищейкой его прозвали потому, что он откусывал женщинам соски. Ищейка моргнул. – Вот как? Никогда его не видел. – Я слыхал, Девять Смертей тоже был с ними, – прошептал мальчик так испуганно, будто рассказывал о призраке. Взрослые пренебрежительно хмыкнули. – Малец, Девять Смертей мертв и так ему, злобному ублюдку, и надо! – Однорукий поежился. – Тьфу! Порешь всякую чепуху! – Я слышал именно это, – упрямо повторил мальчик. Старик жадно отхлебнул грог и причмокнул губами. – Да неважно это – кто где. Думаю, союзники как захватят крепость, так и бросят воевать. Бросят воевать, поплывут за море домой, и жизнь потечет по-старому. В Уфрис они точно не пойдут. – Это верно, – радостно подхватил однорукий. – Сюда они не пойдут. – А зачем мы тогда их высматриваем? – заканючил мальчик. Похоже, этот вопрос он задавал не впервые – старик закатил глаза и в очередной раз терпеливо ответил: – Затем, парень, что это наша работа. – А если у тебя есть работа, то нужно ее сделать как полагается. Когда-то Логен говорил Ищейке то же самое, как и Тридуба. И пусть обоих не стало, пусть оба вернулись в грязь, слова их не утратили смысла. – Даже если работа скучная, опасная или грязная. Даже если работу вообще не хочется выполнять. Черт, ему опять надо отлить. Как всегда, в этот момент. – Вот именно, – согласился старик, улыбаясь в кружку. – Работа должна быть сделана. – Ты прав. Чертовски досадно… Ребята вы, похоже, славные. – Ищейка отвел руку за спину, будто намереваясь почесать зад. – Досадно? – переспросил озадаченный мальчик. – Что ты имеешь… В этот миг из темноты вынырнул Доу и перерезал ему горло. Почти одновременно грязная рука Молчуна зажала рот однорукому, из прорехи в плаще выскользнуло окровавленное острие клинка. Ищейка прыгнул к старику и стремительно ударил его под ребра. Раз, другой, третий… Из открытого рта несчастного потекли выпивка и слюна; не выпуская кружку из рук, старик захрипел, покачнулся, выпучил глаза и упал. Мальчик тем временем пополз к столбу. Одной рукой он пытался остановить хлещущую из раны кровь, а другой тянулся к сигнальному колоколу. Крепкий малый, подумал Ищейка: горло перерезано, а он думает о колоколе. Но не успел мальчик проползти и шага, как Доу с силой наступил ему на шею. Ищейка поморщился, когда хрустнули позвонки. Такой смерти мальчик не заслужил. Впрочем, война есть война. Многих убивают, многие из убитых не заслуживают смерти. Работа должна быть сделана – и они ее только что закончили, да еще все трое остались живы-здоровы. В подобном деле о лучшем исходе можно только мечтать, но тем не менее на душе было как-то паршиво. Ему всегда не легко давались подобные вещи, а теперь, когда его выбрали вождем, убивать стало еще труднее. Даже странно, насколько проще убивать, когда тебе кто-то приказывает. Тяжело это – убивать. Куда тяжелее, чем кажется со стороны. Если, конечно, тебя не зовут Черный Доу. Этому ублюдку прикончить человека – что помочиться. Вот потому-то он и был настолько хорош в своем деле. Склонившись над одноруким, Доу стянул с него плащ, набросил его себе на плечи и спокойно, точно мешок с мусором, откатил бездыханное тело в море. – У тебя две руки, – заметил Молчун, кутаясь в плащ старика. Доу смерил его мрачным взглядом. – Ты это о чем? Не собираюсь я ради маскировки отрезать себе руку, ты, кретин! Ищейка посмотрел на Доу: – Он говорит, что одну руку тебе лучше спрятать. Доу невозмутимо протер грязным пальцем кружку, сделал глоток и со стуком поставил ее на место. – Как ты можешь пить в такое время? – пробурчал Ищейка, стаскивая окровавленный плащ с мертвого мальчика. Доу пожал плечами и подлил себе еще. – Не пропадать же добру! И как ты там сказал? Ночка нынче холодная. – Его губы изогнулись в отвратительной ухмылке. – Черт! Умеешь ты, Ищейка, заливать. Меня зовут Крегг… – Он изобразил хромоту. – Вот, ранили в задницу в бою при Дунбреке. Ха-ха! Откуда ты этого набрался? – Доу хлопнул Молчуна по плечу. – Чертовски здорово придумано, а? Это называется… Забыл… Что же за слово? – Достоверно, – подсказал Молчун. – Точно! – Глаза Доу радостно вспыхнули. – Достоверно! Вот ты какой, Ищейка. Ты – достоверный ублюдок. Они бы поверили, даже если б ты назвался Скарлингом Простоволосым, зуб даю! И как тебя не корчило от смеха? Ищейка его веселья не разделял. Ему не нравилось смотреть на распластанные по камням трупы; вдобавок его волновало, что мальчику без плаща холодно – дурацкая, конечно, мысль, учитывая, что бедняга лежал в луже собственной крови. – Угомонись! – хрипло бросил он. – Сбрось этих двух в воду и ступай к воротам. Неизвестно, когда подтянутся остальные. – Ты прав, вождь, ты прав, как скажешь. Доу скинул оба тела в море, затем отцепил у колокола язык и тоже его утопил. – Досадно, – проронил Молчун. – Что? – Что колокол испортили. Недоуменно вытаращившись на Молчуна, Доу эхом повторил: – Колокол испортили! Ты разговорчив сегодня, это ж надо такое ляпнуть! И знаешь что? Твое молчание мне нравится больше. Колокол испортили! Ты, парень, рехнулся? Молчун пожал плечами: – Южане скоро придут. Он бы им пригодился. – Если им нужен этот гребаный колокол, пусть, мать их, ныряют в море и шарят по дну! – Доу подхватил копье одноглазого и, спрятав одну руку под украденный плащ, зашагал к воротам. – Колокол испортили… – мрачно пробормотал он под нос, – гребаные мертвые!.. Ищейка встал на цыпочки и снял фонарь. Развернувшись к морю, он поднял его вверх, прикрыл полой плаща – и открыл. Прикрыл – открыл. И так три раза. После этого он вновь повесил мерцающий фонарь на столб. Огонек казался таким крошечным, а надежд на него возлагалось много. Увидят ли его там, вдали, на море? Но других источников света у них все равно не было. Ищейку глодал страх, что план вот-вот сорвется: что шум услышат в городе, что из открытых ворот выбегут пять дюжин карлов и в мгновение ока – вполне заслуженно – прикончат их троицу. Думая об этом, он жутко хотел отлить. Но из ворот никто не выскочил. Вокруг царили тишина и спокойствие, только колокол поскрипывал на столбе да холодные волны плескались о камни и деревянный причал. Все шло как задумано. Из темноты, скользя по волнам, выплыла первая лодка. На носу сидел ухмыляющийся Трясучка; позади него, стараясь не шуметь, осторожно работали веслами человек двадцать карлов: лица у всех напряжены, зубы сжаты от усердия. От малейшего звона и клацанья металла о дерево у Ищейки замирало сердце. На подходе к берегу парни Трясучки вывесили за борта мешки с соломой, чтобы причалить бесшумно, – этот трюк они придумали за неделю до ночной вылазки. Ищейка с Молчуном ловко поймали брошенные канаты и, подтянув лодку, крепко-накрепко примотали их к столбам причала. Доу стоял у ворот, небрежно привалившись к стене; Ищейка посмотрел в его сторону, и он едва заметно помотал головой. Значит, в городе тишь да гладь. Трясучка, пригибаясь, беззвучно вскарабкался на пристань. – Отличная работа, вождь, – широко улыбаясь, прошептал он. – Все четко и аккуратно. – Похвалим друг друга позже. Сейчас надо разобраться с остальными лодками. – Ты прав. К пристани, вывешивая мешки соломы, подплывали новые лодки с новыми отрядами карлов. Парни Трясучки помогали лодкам пришвартоваться, а людям – выбраться на пристань. За последние недели на их сторону перешло немало бойцов, которым были не по душе порядки Бетода, так что вскоре на берегу моря собралась внушительная толпа. Так много, что Ищейка с трудом мог поверить, что их никто не замечает. Все точно по договоренности разбились на отряды. У каждого свой вождь и своя задача. Два парня, хорошо знающие Уфри, как когда-то делал Тридуба, начертили на земле план города, и воины назубок заучили расположение домов, улиц и переулков. Ищейка мысленно усмехнулся, вспомнив, как брюзжал из-за этого Черный Доу, но дело того стоило. Он присел у ворот, и люди безмолвными тенями пошли в город – по отряду за раз. Первым вошел Тул с дюжиной карлов. – Давай, Грозовая Туча, – сказал Ищейка, – главные ворота на тебе. Тул кивнул. – Это самая сложная работа, постарайся без лишнего шума. – Все тихо, само собой. – Тогда удачи, Тул. – Без нее справимся. – И великан с отрядом поспешили в глубь темных улиц. – Красная Шляпа, на вас – башня у колодца и прилегающие стены. – Точно. – Трясучка, ты со своими парнями несете дозор на городской площади. – Будем бдительны, как совы, вождь. Создавая не больше шума, чем дующий с моря ветер и бьющиеся о причал волны, отряды один за другим проходили через ворота в окутанный мраком город; каждому Ищейка давал задание и ободряюще хлопал по плечу. Последним шел Черный Доу в сопровождении суровых парней. – Доу, на вас ратуша. Как и договаривались, обложите ее хворостом, но ни в коем случае не поджигайте, слышишь? Убивать никого без необходимости тоже не нужно. Пока что. – Пока, само собой, не будем. – И еще, Доу… – Тот обернулся. – Женщин не трогайте. – За кого ты меня принимаешь? – Доу сверкнул в темноте зубами. – Что я тебе, животное? Дело было сделано. Ищейка с Хардингом Молчуном и группой парней остались охранять пристань. – Уф! – медленно кивая головой, сказал Молчун – высшая степень похвалы из его уст. – Снимешь со столба колокол? – Ищейка указал вверх. – Думаю, он нам пригодится. Мертвые! Грохот вышел на славу. Ищейка даже глаза прикрыл. Рука от кисти до плеча дрожала после единственного удара рукоятью ножа по колоколу. Среди стен, домов и оград Ищейке было неуютно. Он за свою жизнь не слишком много времени проводил в городах, а когда все-таки приходилось, радости в том было не много. Это случалось, когда он мародерствовал да разжигал пожары после осады. И еще когда валялся по Бетодовым тюрьмам в ожидании смерти. Ни то ни другое ему не нравилось. Ищейка оглядел нагромождение сланцевых крыш, блестящие от дождя разномастные стены: старый серый камень, почерневшее дерево, грязная штукатурка. Такой образ жизни казался ему очень странным – спишь в коробке, каждое утро просыпаешься в одном и том же месте. От этих мыслей у него на душе стало неспокойно – хотя, казалось бы, куда уж, когда еще после колокольного грохота не отошел? Он, откашлявшись, опустил колокол на камни, решительно взялся за эфес меча, чтобы показать серьезность своих намерений, и начал ждать… В глубине улицы послышались шлепающие шаги, вскоре на площадь выскочила маленькая девочка. При виде бородатых вооруженных мужчин во главе с Тул Дуру рот у нее открылся от изумления: она, похоже, никогда не видела людей даже в половину столь огромных. Чуть не поскользнувшись на мокрых камнях, девочка резко развернулась и собралась бежать в другую сторону, но внезапно заметила Черного Доу. Он сидел на поленнице, привалившись к стене, с обнаженным мечом на коленях. Девочка испуганно замерла. – Все в порядке, малышка, – пробурчал он. – Стой, где стоишь. Тем временем на площадь сбегалось все больше народу – женщины, дети, несколько стариков. Увидев Ищейку и его парней, люди ошеломленно застыли на месте. Звон колокола вытащил их из кроватей, поэтому все были сонные, с красными глазами, отекшими лицами, в кое-как наброшенной одежде. Каждый вооружился тем, что попало под руку: мальчик сжимал мясницкий нож; согбенный старик притащил с собой меч, который выглядел старше него самого; девушка с копной темных спутанных волос держала в руках вилы. Выражение ее лица напомнило Ищейке о Шари – до того, как он начал делить с нею ложе, она смотрела на него так же задумчиво и сурово. Он хмуро взглянул на грязные босые ноги девушки, надеясь, что ему не придется ее убивать! Чтобы скорее закончить с этим делом, жителей следовало хорошенько напугать, поэтому Ищейка решил добавить в голос грозности: надо говорить как человек, которого стоит бояться, а не как человек, который сам вот-вот наложит в штаны. Как говорил бы Логен. Нет… Это напугает их больше, чем следует. Тогда как говорил бы Тридуба. Жестко, но справедливо, желая сделать так, чтобы всем было хорошо. – Староста есть среди вас?! – рявкнул Ищейка. – Это я, – хрипло сказал старик с мечом. На его лице читалась растерянность, он явно не мог оправиться от потрясения: два десятка вооруженных до зубов чужаков на площади посреди его города! – Меня зовут Брасс, – добавил старик. – А вы, черт побери, кто такие? – Я – Ищейка. Это Хардинг Молчун. А вон тот большой парень – Тул Дуру Грозовая Туча. Некоторые горожане, округлив глаза, начали перешептываться. Они, похоже, знали эти имена. – С нами пять сотен карлов. И этой ночью мы взяли город. Толпа заохала, запричитала… На самом деле карлов было сотни две, но зачем говорить правду? Вдруг горожане вздумают сопротивляться? Убивать женщин Ищейке не хотелось, да и умереть от их рук тоже. – Воины заняли весь город. Стража связана, некоторых пришлось убить. Кое-кто из моих парней, и вы должны знать – я говорю о Черном Доу… – Это я. – Доу мерзко ухмыльнулся, и люди в страхе отпрянули от поленницы, словно там сидели демоны. – …Они пришли для того, чтобы жечь дома, сеять страх, смерть и ужас – словом, творить все то, что делали под предводительством Девяти Смертей. Вы понимаете, о чем я? – Ищейка обвел собравшихся взглядом. В глубине толпы захныкал, захлюпал носом ребенок. Мальчик с мясницким ножом настороженно заозирался, руки у него дрожали; темноволосая девушка, прищурившись, крепче сжала вилы. Что ж, суть они уловили. Отлично! – Но я решил дать вам шанс. В городе одни женщины, дети и старики, вы должны иметь выбор сдаться. У меня счеты с Бетодом, а не с вашими людьми. Союзу требуется ваш порт – им нужно переправлять солдат, провизию и прочее. Через час подойдет их флот. Кораблей будет много. Они явятся в любом случае, хотите вы того или нет. Если вы предпочитаете кровавое решение, так тому и быть. Видят мертвые, опыт у нас богатый. Либо же вы сдаете оружие, и мы улаживаем дело… как это называется? – Цивилизованно, – подсказал Молчун. – Точно. Цивилизованно. Что скажете? Старик взялся за меч, но размахивать им, похоже, не собирался – скорее хотел опереться, как на трость. Запавшие глаза скользнули по крепостной стене, с высоты которой за происходящим на площади наблюдали карлы. Плечи старика сгорбились. – Вижу, ты взял нас холодными. Ищейка, да? Я давно слыхал, что ты умный ублюдок. Драться у нас некому. Бетод забрал всех, кто в состоянии держать копье и щит. – Он оглянулся на жалкую толпу женщин и детей. – Женщин вы не тронете? – Не тронем. – Тех, кто не хочет, чтобы их тронули, – проронил Доу, хищно посматривая на девушку с вилами. – Не тронем, – прорычал Ищейка, смерив Доу тяжелым взглядом. – Я прослежу. – Что ж, так и быть. – Староста вышел вперед, опустился, морщась, на колено и уронил к ногам Ищейки ржавый меч. – По мне, ты куда лучше Бетода. Думаю, я должен поблагодарить тебя за милосердие, если ты сдержишь слово. – Уфф… Ищейка не ощущал себя милосердным. Убитый на пристани старик едва ли был ему благодарен, как и пронзенный насквозь однорукий. И паренек с перерезанным горлом, которому бы еще жить да жить! Люди по очереди выходили из толпы, бросая в кучу жалкое подобие оружия: ржавые инструменты и прочую рухлядь. Последним подошел мальчик с мясницким ножом. Клинок с лязгом упал на холмик металла. Метнув испуганный взгляд на Черного Доу, он припустил бегом за остальными и вцепился в руку темноволосой девушки. Они стояли и смотрели, и Ищейка чувствовал исходящий от них запах страха. Все, видимо, ожидали, что Доу с карлами тут же на месте их перережет. Все ожидали, что их загонят в дома, подопрут двери и подожгут. Ищейка видел все это раньше. И теперь он не мог их винить за то, что они жались друг к другу, точно овцы на зимнем поле. Он бы вел себя так же. – Хорошо! – гаркнул Ищейка. – Возвращайтесь по домам. Союзники прибудут к полудню, и лучше бы улицы были пусты. Люди в толпе смотрели на Ищейку, на Тула, на Доу, затем друг на друга. Все дрожали, нервно сглатывали слюну и возносили хвалы мертвым. Наконец толпа начала медленно рассасываться, расползаться, расходиться кто куда. Живые, к величайшей радости каждого. – Отлично сработано, вождь, – шепнул на ухо Ищейке Тул. – Тридуба и тот бы лучше не справился. С другой стороны нерешительно подошел Доу. – Это… насчет женщин… Если хочешь знать мое мнение… – Не хочу, – отрезал Ищейка. – Вы не видели моего сына? Одна женщина так и не ушла домой; в глазах у нее стояли слезы, лицо кривилось от отчаянной тревоги. Она подходила со своим вопросом то к одному, то к другому. Ищейка, опустив голову, отвел взгляд. – Мой сын стоял в дозоре на причале! Вы не видели? – Ее голос звучал скрипуче и плаксиво. Она дернула Ищейку за куртку. – Прошу вас, скажите, где мой сын? – По-твоему, я знаю где каждый? – резко бросил он зареванной женщине и с озабоченным видом зашагал прочь, как будто его ждет куча дел. А в голове пульсировало одно: трус ты, Ищейка, черт тебя дери, паршивый трус! Нашелся герой! Обвел вокруг пальца горстку женщин, детей и стариков! Нелегко быть вождем. Благородное занятие Огромный ров, осушенный еще в начале осады, превратился в широкую яму с черным илистым дном. На дальнем конце моста, тянущегося от крепости, не покладая рук, трудились четыре солдата – они выгружали с телеги трупы и сбрасывали их вниз. Изрезанные, обожженные, окровавленные тела последних защитников Дунбрека с глухим стуком падали в грязную жижу. За три месяца осады бородатые, длинноволосые дикари, выходцы с восточных земель за рекой Кринной, изрядно ослабели и отощали; в них не осталось ничего человеческого – так, жалкое подобие. Победа над столь несчастными созданиями особой радости Весту не принесла. – Досадно… – пробормотал Челенгорм. – Они так храбро дрались… И такой печальный конец. Вест смотрел, как очередной истерзанный труп соскользнул с края рва и шлепнулся в груду страшных тел и торчащих конечностей. – Так большинство осад и заканчиваются. Особенно для храбрецов. Их похоронят в грязи, ров снова наполнят водой, и над ними заплещутся безмолвные воды Белой… Храбрецы они или нет, будет уже неважно. Офицеры зашагали через мост. Стены и башни высящейся впереди крепости Дунбрек напоминали огромные черные прорехи в полотнище сумрачного белесого неба. В вышине кружили встрепанные птицы; еще парочка, хрипло каркая, сидела на разбитом парапете. Тот же путь через мост занял у солдат генерала Кроя целый месяц; раз за разом они получали жестокий отпор, прежде чем под плотным градом стрел, камней и потоками кипящей воды все-таки разбили тяжелые крепостные ворота. Через неделю ожесточенных боев в тесноте подземного туннеля они преодолели очередные двенадцать шагов, затем огнем и мечом отвоевали вторые ворота и захватили внешние стены. Все преимущества были на стороне защитников – о том позаботились при возведении крепости. Однако настоящие трудности начались после того, как союзники прорвались через ворота. Внутренняя стена оказалась в два раза выше и толще внешней, поэтому враг видел их как на ладони, и они не могли укрыться от стрел и копий, сыпавшихся им на головы с шести исполинских башен. Для захвата второй стены люди Кроя перепробовали все способы из руководства по ведению осад. Они пытались продолбить стену киркой и ломом, но ширина кладки у основания составляла не меньше пяти шагов. Они хотели сделать подкоп, но земля вокруг была слишком влажной, а сама крепость стояла на голой инглийской скале. Они обстреливали стены из катапульт, но не смогли причинить могучим бастионам особого вреда. Они подбирались к стене с штурмовыми лестницами, раз за разом, то целыми волнами атакующих, то мелкими отрядами; незаметно подкрадывались ночью и дерзко выходили днем. Однако и в темноте, и при солнечном свете, изрядно поредевшие, шеренги раненых союзников неизменно отступали ни с чем, торжественно утаскивая за собой убитых. Наконец они решили договориться с отчаянными защитниками крепости через переводчика-северянина, но беднягу забросали нечистотами. В результате Союзу просто повезло. Изучив перемещения дозорных, один предприимчивый сержант решил попытать счастья при помощи веревки с железным крюком и под покровом ночи благополучно взобрался на стену. За ним последовала еще дюжина храбрецов. Их появление застало врага врасплох. После короткой стычки, убив несколько врагов, бесстрашный отряд захватил караульную. Вся операция заняла от силы десять минут и стоила Союзу жизни одного солдата. По мнению Веста, это была поразительная ирония… Сколько обходных путей они испробовали, сколько раз терпели поражение – и в конце концов вошли в крепость через широко распахнутые главные ворота. У арочного прохода, согнувшись пополам, стоял солдат и шумно блевал на грязные плиты. В душе Веста шевельнулось дурное предчувствие. Гулко стуча подошвами сапог, он миновал длинный туннель и вышел в просторный двор, расположенный в центре крепости. Форма двора – правильный шестиугольник, – согласно замыслу создателей, в точности повторяла линии внешних и внутренних стен. Если бы архитекторы увидели состояние крепости после нашествия северян, то, наверное, прослезились бы. С одной стороны двора тянулось нагромождение черных тлеющих балок – видимо, останки загоревшейся во время штурма деревянной конюшни. Ответственным за расчистку завалов пока хватало работы и за стенами крепости, поэтому внутреннюю территорию усеивали изувеченные трупы и брошенное оружие. Убитые солдаты-союзники ровными рядами лежали в углу под одеялами. Северяне валялись повсюду, в тех позах, в каких их настигла смерть: на спине, на животе, скрючившись, вытянувшись… Плитку под бездыханными телами испещряли глубокие выбоины, скорее напоминающие резьбу. Вряд ли за три месяца осады можно было случайно высечь в камнях огромный круг с замысловатым узором из маленьких кружков, странных меток и непонятных символов. Впрочем, Веста это не интересовало. Его нос наконец учуял омерзительную вонь, забивающую даже резкий запах горелого дерева. – Что это? – пробормотал Челенгорм, зажимая рот ладонью. Его услышал стоящий неподалеку сержант. – Наши северные друзья решили немного украсить крепость. – Он указал рукой вверх. Вест проследил взглядом за пальцем, облаченным в латную рукавицу… Он не сразу понял, что это человеческие останки – так сильно разложились тела. Распятые трупы были прибиты к внутренним стенам башен, высящихся кольцом над дворовыми пристройками. По гниющим внутренностям, свисающим из вспоротых крест-накрест животов, ползали мухи. Кровавый крест, как это называли северяне. Среди разложившейся плоти трепетали на ветру клочья одежды – смутно различимые цветные мундиры союзных войск. Повесили тела, несомненно, давно. Возможно, еще до начала осады. Возможно, в те дни, когда Дунбрек захватили северяне. На протяжении долгих месяцев пробитые гвоздями трупы первых защитников крепости гнили в вышине на башнях. У троих недоставало голов. Наверное, именно их отправили лорд-маршалу Берру в дополнение к трем дарам в качестве знака. Вест поймал себя на мысли, что ему интересно, приколотили их еще живыми, или нет? Его рот наполнился слюной, жужжание мух вдруг стало тошнотворно громким… Челенгорм побледнел, как привидение. Он не проронил ни слова. Да и что можно сказать? – Что здесь произошло? – процедил сквозь стиснутые зубы Вест, обращаясь скорее к самому себе. – Мы думаем, дикари надеялись на помощь, сэр, – ухмыльнулся сержант, явно обладающий крепким желудком. – От каких-то злобных божеств, как мы полагаем. Но, похоже, никто их не слушал, да? Вест хмуро взглянул на высеченные узоры. – Уберите это! Если понадобится, достаньте плиты и поставьте новые. – Его глаза рассеянно скользнули по разлагающимся трупам, желудок болезненно сжался. – И награда в десять марок для человека, у которого хватит мужества взобраться наверх и снять тела. – Десять марок, сэр? А ну-ка, подтащите мне лестницу! Задержав дыхание, Вест вышел из открытых ворот крепости Дунбрек и зашагал прочь. Только бы судьба не привела его вновь в эти стены! Впрочем, он знал, что еще сюда вернется. Хотя бы в ночных кошмарах. Совещания с Поулдером и Кроем подкосили бы даже здорового человека, а лорд-маршал Берр крепостью здоровья не отличался. Главнокомандующий армией его величества выглядел не менее исхудавшим и жалким, чем защитники Дунбрека; его простой мундир болтался на нем, как на вешалке, из-под бледной кожи выпирали кости, руки тряслись, губы дрожали. За короткие двенадцать недель лорд-маршал постарел на добрых двенадцать лет. Он не мог долго стоять, а взобраться на лошадь вообще был не в состоянии. Порой он корчился и дергался, словно от неведомой адской боли. Вест диву давался, откуда у Берра силы заниматься армейскими делами. А занимался ими лорд-маршал по четырнадцать часов в день, по-прежнему безупречно выполняя свои обязанности. Только теперь казалось, что работа его сжирает. Сложив руки на животе, Берр мрачно рассматривал огромную карту приграничного региона. Посередине голубой полоской вилась Белая река, у черного шестиугольника витиеватым почерком было подписано «Дунбрек». По левую сторону простирались земли Союза, по правую – северян. – Итак, – хрипло начал лорд-маршал… и закашлялся. Прочистив горло, он продолжил: – Крепость снова в наших руках. Генерал Крой холодно кивнул. – Верно. – Наконец-то, – пробормотал под нос генерал Поулдер. Похоже, оба генерала относились к Бетоду и северянам как к досадной помехе, что отвлекает их от главного врага – друг друга. Крой мгновенно ощетинился, а его штабные офицеры недовольно затрещали, будто стая потревоженных ворон. – Дунбрек возводили лучшие военные архитекторы! И денег на строительство Союз не пожалел! Захватить крепость было не так-то просто! – Разумеется, разумеется! – пророкотал Берр, пытаясь замять разгорающуюся ссору. – Чертовски трудное место, с наскока не возьмешь. Есть сведения о том, как удалось захватить Дунбрек северянам? – Сэр, в живых никого не осталось, так что расспросить о том, при помощи каких хитростей им удалось проникнуть в крепость, было некого. Все до единого бились насмерть. Немногие уцелевшие забаррикадировались под конец в конюшне, подожгли ее и сгорели вместе с постройкой. – Вот как понять такого врага? – Лорд-маршал взглянул на Веста и покачал головой. – В каком состоянии крепость? – Ров осушен, караульная внешней стены частично разрушена. Значительно повреждены внутренние стены. Часть построек полностью разобрана: дерево защитники пустили на обогрев, камни использовали как снаряды. Оставшееся… – Крой пожевал губу, подбирая слова, – в плачевном состоянии. Ремонт займет несколько недель. – Ага… – Берр со страдальческим видом потер желудок. – Закрытый совет требует, чтобы мы как можно скорее переправились через Белую и атаковали противника на Севере. Нужно успокоить взбудораженный народ хорошими новостями и все такое… – Мы взяли Уфрис, один из лучших портов Севера, – самодовольно усмехаясь, встрял Поулдер. – Это значительно укрепило наши позиции. На захват города ушли считаные минуты. Учитывая, что войскам придется продвигаться в глубь вражеской территории, это самый удобный пункт для поставки провианта. Прежде все необходимое везли через Инглию на повозках – по ужасным дорогам, в паршивую погоду. А теперь можно переправлять запасы и подкрепление морем практически на передовую! Кстати, во время операции ни один человек не пострадал – ни раненых нет, ни убитых! Вест не собирался позволять Поулдеру присвоить чужие лавры. – Совершенно верно, – ровным голосом, монотонно пробубнил он. – Наши союзники-северяне в очередной раз оказали нам неоценимую помощь. Комнату наполнило недовольное бурчание насупившихся «красных мундиров» из штаба Поулдера. – Не спорю, они сыграли свою роль в этом деле, – неохотно признал Поулдер. – Вождь северян, Ищейка, предложил нам интересный план. Он сам его разработал, сам со своими людьми выполнил и преподнес вам город на блюдечке: широко распахнутые ворота, покладистые жители – все в лучшем виде. Вот как было дело, если не ошибаюсь. Поулдер, сведя брови, гневно уставился на Кроя, на губах которого играла едва заметная улыбка. – Мои люди, между прочим, уже пополняют запасы продовольствия! Мы обошли противника с фланга и вынудили его отступить к Карлеону! Вот что главное, полковник Вест, а не уточнения, кто что сделал! – И правда, – остановил спор лорд-маршал Берр, взмахнув большой рукой. – Вы оба отлично служите своей стране, однако теперь нужно позаботиться о новых победах. Генерал Крой, организуйте рабочие отряды для завершения ремонта в крепости Дунбрек и расставьте на позиции полк рекрутов. Только будьте добры, выделите им толкового, опытного командира. Было бы по меньшей мере позорно потерять крепость второй раз. – Можете быть уверены, – отрезал Крой, глядя на Поулдера, – ошибки не будет! – Оставшиеся войска пусть переправляются через Белую реку и строятся в боевом порядке на северном берегу. Как подготовитесь, начинайте теснить врага на север и восток, в сторону Карлеона. Необходимые запасы вам будут поставлять в гавань Уфриса. Мы выдавили противника за пределы Инглии, теперь нужно двигаться дальше… – Лорд-маршал для наглядности энергично ударил по ладони тяжелым кулаком. – Поставить Бетода на колени! – К завтрашнему вечеру моя дивизия будет на другом берегу, – прошипел Поулдер, испепеляя взглядом Кроя, – в полной боевой готовности! Берр поморщился. – Что бы ни говорил закрытый совет, действовать нужно осторожно. В последний раз союзные войска переходили Белую во времена короля Казамира, когда он пытался покорить Север. И хочу вам напомнить, что он был вынужден отступить, практически бежать. Бетод не раз использовал наши промахи в свою пользу, а на своей территории он станет еще сильнее. Мы должны работать слаженно. Это, господа, не соревнование. И Крой с Поулдером немедленно согласились со словами лорд-маршала, при этом каждый старался выразить свою поддержку энергичнее другого. Вест с глубоким вздохом потер переносицу. Другой человек – Вот мы и вернулись! Байяз хмуро глядел на сияющий белый город, полумесяцем окаймлявший мерцающую бухту. Адуя медленно, но верно приближалась, распахивая навстречу Джезалю теплые объятья. Город постепенно обретал более четкие очертания. Глаз уже различал дома, зеленые сады, белые остроконечные шпили, вздымающиеся над плотно застроенными кварталами; сверкающие на солнце купола за огромными стенами Агрионта – и надо всем этим нависал исполинский дом Делателя. Однако даже зловещая громада как будто излучала гостеприимство и спокойствие. Он дома, он выжил. Казалось, сто лет прошло с того дня, когда он, несчастный и одинокий, стоял на корме другого корабля, провожая печальным взором растворяющуюся вдали Адую. Вскоре сквозь плеск волн, хлопанье паруса и крики морских птиц послышался гул густонаселенного города. В жизни Джезаль не слышал ничего прекраснее! Закрыв глаза, он жадно втянул носом воздух. Даже противный резкий привкус морской соли на языке был для него сейчас слаще меда. – Похоже, наше маленькое путешествие пришлось вам по душе, капитан? – иронично улыбаясь, проронил Байяз. Джезаль только усмехнулся. – Мне по душе, что оно наконец закончилось. – Не унывайте, друзья! – воскликнул брат Длинноногий. – Иногда лишь спустя долгое время осознаешь, в чем заключалась польза тяжелого путешествия. Испытания быстротечны, а обретенная мудрость – навсегда. – Ха! – Первый из магов презрительно скривился. – Мудрость в путешествиях обретает только мудрый, а невежда становится еще невежественнее. Мастер Девятипалый! Ты твердо решил вернуться на Север? Логен на миг отвел хмурый взгляд от воды. – У меня нет причин оставаться. – Он искоса посмотрел на Ферро. Та сердито уставилась на него в ответ. – Чего вытаращился? Логен покачал головой: – Кто? Я? Даже не собирался. Если когда-то их и связывало подобие романтических отношений, к концу путешествия вся любовь окончательно и бесповоротно переросла в мрачную, едва скрываемую неприязнь. – Что ж, – вскидывая брови, сказал Байяз, – раз ты так решил… – Они обменялись с северянином рукопожатием. – Пни там за меня Бетода как следует, когда он будет извиваться у тебя под сапогом. – Непременно. Если только не выйдет наоборот. – Это непросто, но тогда пни снизу вверх. Благодарю тебя за помощь и обходительность. Возможно, когда-нибудь ты вновь придешь в гости в мою библиотеку, и мы, любуясь озером, станем со смехом вспоминать наши приключения на западе мира. – Надеюсь, все так и будет. Однако, судя по выражению лица, ни смеха, ни надежд у Логена не осталось. Он выглядел как человек, у которого не осталось выбора. Корабль тем временем причалил к пристани. Джезаль молча смотрел, как матросы бросают и закрепляют швартовы. С борта со скрипом сполз длинный трап и врезался в берег, скрежетнув по камням. – Мастер Ки! – окликнул ученика Байяз. – Пора выгружаться! Бледный юноша, не оборачиваясь, поспешил вслед за учителем на берег, за ними последовал брат Длинноногий. – Что ж, удачи! – Джезаль подал Логену руку. – И тебе. Не обращая внимания на протянутую руку, северянин с усмешкой заключил Джезаля в крепкие, не слишком приятно пахнущие, объятия. Они немного постояли в обнимку – для обоих это была трогательная и неловкая сцена. Наконец Девятипалый хлопнул его по спине и отпустил. – Возможно, мы еще увидимся на Севере… – Голос Джезаля, несмотря на все усилия, слегка дрогнул. – Если меня отправят… – Возможно… Но я надеюсь, что не отправят. Как я уже говорил, на твоем месте я бы нашел хорошую женщину, а сражения оставил для менее чувствительных. – Вроде тебя? – Ага. Вроде меня. – Логен взглянул на Ферро. – Верно я говорю, а, Ферро? – Хм-м… – Она пожала тощими плечами и начала спускаться по трапу. Девятипалый посмотрел ей вслед, лицо его дернулось. – Ну и ладно, – пробормотал он. – Рад был познакомиться. – Он помахал у Джезаля перед носом обрубком пальца. – Хочешь сказать про Логена Девятипалого – скажи, что у него свой подход к женщинам. – М-м-м… – Ага. – Ладно… Как ни странно, Джезалю действительно было тяжело расставаться с Логеном – все-таки они провели бок о бок шесть месяцев подряд. В начале путешествия он смотрел на северянина сверху вниз, а теперь чувствовал себя так, будто разлучается со старшим братом, которого безмерно уважает, – и даже хуже, потому что о родных братьях Джезаль был крайне невысокого мнения. Он в нерешительности продолжал стоять на палубе. Логен усмехнулся, словно догадавшись о том, что творится у него в душе. – Не переживай. Попытаюсь как-нибудь продержаться без тебя. Джезаль криво улыбнулся: – Если влипнешь в очередную драку, просто вспомни, что я тебе говорил. – Почему же «если»? Наверняка влипну! Джезалю ничего не оставалось, кроме как сойти на берег. Делая вид, что в глаз попала соринка, он с грохотом спустился по трапу на оживленную набережную и подошел к Байязу, Ки, Длинноногому и Ферро. Какими же долгими показались ему эти несколько десятков шагов! – Поверьте, мастер Девятипалый сумеет о себе позаботиться, – сказал первый из магов. – Воистину так! – рассмеялся навигатор. – Одному-то проще! Когда они зашагали в город, Джезаль оглянулся через плечо. Логен отнял руку от поручня и еще раз махнул на прощание; в тот же миг корабль скрылся за углом пакгауза. Ферро, отстав от остальных, мрачно смотрела в сторону моря: кулаки сжаты, на виске пульсирует жилка. Заметив пристальный взгляд Джезаля, она вскинулась: – Куда пялишься? – И поспешила за остальными в глубь оживленных улиц Адуи. Город ничуть не изменился – и тем не менее казался другим. Как-то жалко лепились друг к другу съежившиеся здания; широкий Прямой проспект, главная артерия города, после бескрайних просторов Старой империи и захватывающих дух видов Аулкуса напоминал непроходимо узкий тротуарчик. Даже небо висело ниже, чем над великой равниной. Словом, все вокруг выглядело мелким. А еще тут ужасно пахло, чего Джезаль прежде не замечал. Сморщив нос, он неуклюже лавировал в потоке толкающихся прохожих. Но больше всего Джезаля удивляли обитатели города. На протяжении долгого времени он не видел больше десяти человек за раз, а теперь вокруг роились тысячи людей, целеустремленно спешащих куда-то по делам. Гладкие, чистенькие, нарядные, в своих причудливых пестрых одеждах, они напоминали Джезалю цирковых клоунов. Пока он боролся за жизнь в пустошах на западе мира, мода значительно изменилась: шляпы носили под другим углом, рукава стали еще пышнее, воротнички уменьшились так, что в предыдущем сезоне их назвали бы «куцыми». Джезаль тихо фыркнул. Неужели его когда-то интересовала такая чепуха? И проводил презрительным взглядом шествующую мимо компанию разряженных надушенных денди. По пути через город маленький отряд разделился. Первым попрощался брат Длинноногий: бурно, с долгим пожиманием рук, разговорами о великой чести, вечном уважении и обещанием новых встреч. Как подозревал – и надеялся – Джезаль, в словах этих не было ни капли искренности. Около большой рыночной площади Четырех углов их покинул неизменно угрюмый, молчаливый Ки – то ли по поручению Байяза, то ли по своим делам. Путешественников осталось трое: впереди шли Джезаль и первый из магов, а за ними, ссутулившись, плелась недовольная Ферро. Откровенно говоря, Джезаль не возражал бы еще подсократить их компанию. Девятипалый, конечно, зарекомендовал себя верным, надежным товарищем, но остальных членов неблагополучной семейки видеть у себя в столовой за ужином он не хотел бы. Ферро была безнадежна. Джезаль давно не надеялся, что ее мрачная броня когда-нибудь треснет и обнажит скрытую внутри нежную душу. Зато она хотя бы предсказуема со своим отвратительным нравом. В отличие от Байяза. Вот кто повергал его в трепет: с одной стороны, этакий добродушный дедушка, а с другой… кто бы знал! Стоило старику открыть рот, как Джезаль непроизвольно вздрагивал – так и ждал, что произойдет что-то ужасное. Впрочем, сейчас Байяз находился в прекрасном расположении духа и оживленно болтал: – Ну, каковы ваши планы на ближайшее будущее, капитан Луфар, если не секрет? – Думаю, меня отправят в Инглию сражаться с северянами. – Вероятно. Хотя судьба иногда подкидывает такие сюрпризы… Джезаль не обратил особого внимания на его слова. – А что собираетесь делать вы? Вернетесь… – Он впервые понял, что не знает, откуда маг вообще появился. – Пока нет. Задержусь в Адуе. Грядут великие перемены, мой мальчик. Великие! Возможно, я останусь посмотреть, чем все закончится. – А ну проваливай, сука! – раздался громкий вопль с обочины дороги. Над съежившейся от ужаса девушкой в нищенских лохмотьях нависли три стражника, один из которых угрожающе потрясал над ее головой дубинкой. Вокруг собралась угрюмая толпа, состоящая в основном из чернорабочих, почти столь же чумазых, как и девушка. – Отстаньте от нее! – рявкнул кто-то из толпы. Стражник, вскинув дубинку, с грозным видом сделал шаг к окружившим их людям. Его напарник тем временем схватил попрошайку за плечо и опрокинул ногой чашу для подаяний; монеты со звоном покатились в канаву. – По-моему, это чересчур, – заметил Джезаль себе под нос. – Что ж, – криво усмехнулся, отведя глаза, Байяз, – такое происходит сплошь и рядом. Разве вы никогда не видели, как гонят нищих? Видел. Конечно, Джезаль видел. И довольно часто. Однако прежде ему и в голову не приходило негодовать из-за подобной сцены: нищим действительно не место на улицах под ногами респектабельных граждан. А сейчас ему почему-то стало не по себе. Несчастная девушка брыкалась и плакала, а стражник с явным удовольствием тащил ее по земле, хотя нужды в такой жестокости не было. Джезаля возмутил не столько процесс, сколько факт, что стражники совершают это у него на глазах, совершенно не заботясь о его чувствах. Он ощущал себя в некотором роде соучастником. – Какой позор… – процедил он сквозь зубы. Маг пожал плечами: – Так почему вы не вмешаетесь, если вас это так волнует? Вцепившись нищенке в грязные волосы, стражник с силой ударил ее дубинкой. Несчастная с визгом упала на землю, прикрывая голову руками. С перекошенным лицом Джезаль пробился через толпу и от души пнул стражника сапогом под зад, так что тот кувыркнулся в канаву. Его товарищ бросился к нежданному заступнику с дубинкой наперевес, но на полпути нерешительно замер – в руках Джезаля ярко блестели два начищенных клинка. Он и сам не помнил, когда успел вынуть их из ножен. Зеваки, ахнув, подались назад. Джезаль немного растерялся: ему и в голову не приходило, что все зайдет так далеко. Черт бы побрал Байяза с его идиотскими советами! Теперь, хочешь не хочешь, нужно довести дело до конца. Он принял самый бесстрашный и надменный вид. – Еще шаг – и я выпотрошу тебя, как свинью, каковой ты и являешься! – Джезаль перевел взгляд с одного стражника на другого. – Ну, кто смелый? Кто желает испробовать на мне свои силы? Он очень надеялся, что никто не желает, но беспокоиться было не о чем. Как он и ожидал, стражники спасовали и теперь трусливо топтались на безопасном от клинков расстоянии. Вот что значит решительный отпор! – Никто не имеет права так вести себя со стражей, – возмутился один. – Мы тебя найдем, даже не сомневайся… – А я прятаться не собираюсь. Меня зовут капитан Луфар из Собственных Королевских, а живу в Агрионте. Эту крепость трудно не заметить – вон она, возвышается над городом! – Он резко взмахнул длинной шпагой, указывая направление, отчего стражники испуганно попятились. – Я приму вас в любое удобное вам время, и тогда, будьте любезны, объясните моему командиру лорд-маршалу Варузу свое постыдное поведение по отношению к этой женщине, гражданке Союза, вся вина которой заключается лишь в том, что она бедна! До чего напыщенная вышла речь. На последних словах Джезаль был готов провалиться сквозь землю со стыда. Бедняков он всегда презирал, и за последнее время его взгляды особенно не изменились, однако к середине своего выступления он так разгорячился, что ничего не оставалось, кроме как завершить его на помпезной ноте. Однако на стражников это произвело неизгладимое впечатление. Все трое, ухмыляясь, отступили назад, причем с таким видом, как будто им удалось выполнить задуманное. Толпа принялась бурно восторгаться Джезалем, чего он совсем не желал. – Молодец, парень! – Есть еще на свете храбрецы! – Как он сказал, его зовут? – Капитан Луфар! – неожиданно крикнул Байяз. Джезаль резко развернулся назад с наполовину вставленными в ножны шпагами. – Капитан Джезаль дан Луфар, победитель прошлогоднего турнира, только что вернулся из долгого опасного путешествия по западным землям! Луфар, вот как его зовут! – Он сказал – Луфар? – Тот самый, что выиграл турнир? – Точно! Я сам видел, как он одержал верх над Горстом! Люди во все глаза таращились на Джезаля, и на их лицах читалось уважение. Кто-то протянул руку, словно желая прикоснуться к краю его куртки; Джезаль отпрянул назад, едва не споткнувшись о девушку-нищенку, из-за которой и разгорелся сыр-бор. – Благодарю вас, – залепетала она с жутким простонародным выговором, а из-за разбитого стражником рта произношение было особенно ужасным. – Ах, сэр, благодарю, благодарю… – Пустяки. Джезаль попытался отодвинуться от нее, чувствуя себя крайне неуютно: при ближайшем рассмотрении девушка оказалась не просто чумазой, а невообразимо грязной – того и гляди подцепишь какую-нибудь заразу. Впрочем, внимание восторженной публики ему скорее понравилось. Так он и продолжал пятиться под улыбки, взгляды и восхищенные перешептывания толпы. По пути от Четырех углов Ферро время от времени хмуро на него посматривала. – В чем дело? – резко спросил Джезаль. Она пожала плечами. – А ты уже не такой трус, как раньше. – Благодарю за щедрый комплимент! – И он набросился на Байяза: – Что за цирк, черт возьми, был сейчас на площади? – Ну-ну, мой мальчик, это не цирк – это вы совершили добрый поступок. Меня просто распирало от гордости! Похоже, мои уроки не прошли для вас даром. – Я не о том! – прорычал Джезаль, убежденный, что из постоянных лекций Байяза вынес меньше, чем ничего. – Зачем вы объявили на весь свет мое имя и подробности моей жизни? О сегодняшнем происшествии станет болтать вся Адуя! – Я рассуждал иначе. – Маг слабо улыбнулся. – Мне просто хотелось, чтобы люди знали, кто совершил этот благородный поступок. Ты помог тому, кому в жизни повезло меньше, чем остальным, ты помог несчастной даме в беде, защитил слабого… Это поистине достойно восхищения. – Но… – пробормотал Джезаль, гадая, издевается над ним старик или говорит серьезно. – Тут, мой юный друг, наши пути расходятся. – Вот как! Неужели? – И куда ты собираешься идти? – с подозрением спросила Байяза Ферро. – У меня есть кое-какие дела, – ответил маг. – Ты, кстати, идешь со мной. – С чего бы вдруг? С той минуты, как они покинули пристань, ее настроение стало еще хуже обычного – насколько такое вообще возможно. Байяз раздраженно возвел глаза к небу. – Потому что ты не знаешь, как вести себя в местах вроде этого, и в одиночку дольше пяти минут не продержишься. Вот почему! А вы… – он обернулся к Джезалю, – вы, полагаю, намереваетесь вернуться в Агрионт? – Да, разумеется. – Понятно. Что ж, благодарю вас, капитан Луфар, – за ту роль, что вы сыграли в нашем маленьком приключении. – Ах ты, магово отребье! Да как у тебя язык повернулся? Твоя безумная, бессмысленная авантюра, которую ты именуешь «маленьким приключением», отняла у меня уйму сил и времени! – Однако в действительности он сказал следующее: – Не за что. – И протянул старику руку, намереваясь пожать ее лишь слегка. – Это была честь для меня. Пожатие Байяза оказалось неожиданно крепким. – Рад это слышать. – Внезапно старик приблизил свое лицо почти вплотную к лицу Джезаля, и от пронзительного взгляда мерцающих зеленых глаз молодому человеку стало не по себе. – Возможно, нам предстоит вновь поработать вместе. Джезаль опешил. «Поработать вместе» звучало ужасно. – Ладно… тогда… э-э… когда-нибудь… увидимся, – промямлил он, мысленно надеясь, что этого не случится. Маг, ухмыльнувшись, отпустил его дрожащие пальцы. – Конечно, увидимся, я в этом уверен. Сквозь ветви ароматного кедра ярко сияло солнце, и пронизанная лучами крона отбрасывала на землю знакомую ажурную тень. По узкому двору гулял ласковый ветерок, а на деревьях, как прежде, щебетали птицы. Вокруг высились старые казармы, опутанные шелестящими плетями плюща, – они ничуть не изменились. На этом картины из счастливого прошлого, что хранил в памяти Джезаль, заканчивались. По ножкам стульев расползлись бархатистые пятнышки мха, на поверхности стола засохла толстая корка птичьего помета, давно не стриженая трава шлепала Джезаля по икрам увядшими соцветиями. Сами игроки давно здесь не появлялись. Задумчиво рассматривая скользящие по серым доскам тени, Джезаль будто наяву слышал смех друзей, ощущал во рту вкус табака и выпивки, а между пальцами – веер карт. Вот здесь обычно сидел Челенгорм, игрок вспыльчивый и безрассудный. Здесь хохотал над шуточками в свой адрес Каспа. Здесь, откинувшись на спинку, сидел Вест и с молчаливым неодобрением покачивал головой. Здесь нервно тасовал колоду Бринт в надежде на выигрыш, но удача ему так ни разу и не улыбнулась. А здесь когда-то сидел сам Джезаль… Выдернув стул из цепких стеблей травы, он плюхнулся на сиденье, забросил одну ногу на стол и качнулся назад. Неужели когда-то с этого самого места он пристально наблюдал за друзьями, обдумывая разнообразные комбинации, чтобы их обыграть? Нет, больше он такими глупостями заниматься не будет! Если только пару партий… Поначалу Джезаль надеялся, что как только приведет себя в порядок, то все возвратится на круги своя. Он хорошенько вымылся, тщательно побрился, привел в порядок волосы, но его ожидания не оправдались: даже после привычных процедур он чувствовал себя гостем в своих пыльных комнатах. Ни блеск начищенных сапог, ни сияние пуговиц, ни идеально нашитые золотые галуны его не радовали. Когда он наконец подошел к любимому зеркалу, перед которым с удовольствием крутился часами в прежние беспечные дни, при виде своего отражения окончательно пал духом. Из виссеринского стекла на него смотрел худой, потрепанный путешественник с горящим взором; безобразный шрам на кривой челюсти рыжеватая бородка почти не прикрывала. Все старые мундиры оказались ужасно неудобными, накрахмаленная ткань царапала кожу, а воротничок просто душил. Он больше не чувствовал, что это его форма. Он больше не чувствовал себя солдатом. Джезаль даже не знал, кому он должен подать рапорт о том, что вернулся: все более-менее знакомые офицеры отправились в Инглию. Конечно, при желании он мог отыскать лорд-маршала Варуза, но на самом деле он уже достаточно хорошо был знаком с опасностями, чтобы самому не спешить им навстречу. Нет, он не против выполнить свой долг, если ему прикажут. Только пусть ищут его сами. Пока у Джезаля имелось другое, более важное дело, при одной мысли о котором его бросало в дрожь от страха и волнения. Он с силой оттянул пальцем сдавливающий горло воротничок. Не помогло. Все же, как любил повторять Логен, есть вещи, которые лучше сделать, чем жить в страхе перед ними. Сначала Джезаль взял парадную шпагу с нелепым латунным орнаментом на эфесе, но после минутного раздумья кинул ее на пол и зашвырнул носком сапога под кровать. Как советовал Логен, притворяйся дураком. Он вновь прицепил к поясу длинную, испытанную в путешествии шпагу и с глубоким вздохом направился к двери. На улице ничего страшного или опасного Джезалю не встретилось. Это был спокойный район, расположенный вдалеке от шумных рынков и грохота производственных цехов. Где-то по соседству предлагал свои услуги хриплоголосый точильщик ножей; под карнизом одного из скромных домиков робко ворковал голубь; чуть в стороне, – судя по цокоту копыт и скрипу колес, – проехала повозка. В остальном здесь царила тишина. Пройдясь два раза мимо дома Веста, Джезаль в нерешительности остановился. Пожалуй, хватит разгуливать под окнами: вдруг Арди увидит? Если она его узнает, то сильно удивится, какого черта он тут болтается. И Джезаль принялся наматывать круги подальше от заветной двери, размышляя, что бы такое сказать, когда Арди ему откроет. «Я вернулся!» Нет, слишком напыщенно. «Здравствуй! Как поживаешь?» Нет, слишком буднично. «Это я, Луфар». Нет, слишком сухо. «Арди, я так по тебе скучал!» Нет, слишком жалко. В окне верхнего этажа близстоящего дома он вдруг заметил мужчину, который, нахмурив брови, буравил его недовольным взглядом. Джезаль закашлялся и поспешил прочь, приговаривая под нос: – Лучше сделать, лучше сделать, лучше сделать… Он громко постучал кулаком в деревянную дверь – и замер в ожидании. Сердце едва не выпрыгивало из груди. Щелкнул засов. Губы Джезаля изогнулись в заискивающей улыбке. Дверь распахнулась, и на пороге появилась низенькая, щекастая, малопривлекательная девица. Какие бы перемены ни произошли за время его странствий, это явно была не Арди… – Вы к кому? – Э-э… Служанка! Какой он дурак! Неужели Арди сама открывала бы дверь? Она, конечно, не аристократка, но и не нищенка. Джезаль откашлялся. – Я вернулся… То есть я хочу сказать… Здесь живет Арди Вест? – Здесь. – Девушка открыла дверь еще шире, и Джезаль вошел в сумрачную переднюю. – Как вас представить? – Капитан Луфар. Служанка резко повернула голову, словно Джезаль дернул ее за невидимую ниточку. – Капитан… Джезаль дан Луфар? – Да, – озадаченно пробормотал он. Неужели Арди обсуждала его с прислугой? – О-ой! – Глаза ее стали как плошки, словно в дом наведался сам гуркхульский император. – Если вы подождете… – Она указала на дверь, ведущую в соседнюю комнату, и поспешила в глубь коридора. Джезаль вошел в гостиную. Комнату, похоже, обставлял человек с избытком денег и недостатком вкуса. Вдобавок ему чуть-чуть не хватило пространства для воплощения своего грандиозного замысла. Массивные кресла с пестрой обивкой, безразмерный, богато украшенный шкаф, огромная картина – будь она чуть больше, пришлось бы прорубать стену к соседям. В проемы между шторами струились две полоски света, озаряя кружащуюся пыль и играя бликами на полированной поверхности шаткого антикварного столика. По отдельности эти предметы мебели были, вероятно, ничего, но их нагромождение буквально душило. Хмуро оглядев гостиную, Джезаль напомнил себе, что пришел сюда ради Арди, а не ради изысканного интерьера. До чего нелепо. Колени дрожат, во рту пересохло, голова кружится – и с каждой секундой ему все хуже и хуже. Даже в Аулкусе, отбиваясь от своры визжащих шанка, он так не боялся. Нервно сжимая и разжимая кулаки, Джезаль обошел комнату по кругу. Приблизился к окну. Оглядел тихую улочку. В конце концов он оперся на кресло и, перегнувшись через спинку, принялся рассматривать висящую на стене картину. На полотне был изображен небрежно восседающий на троне король могучего телосложения; голову его венчала огромная корона, а у ног теснились кланяющиеся вельможи в отороченных мехом одеяниях. Джезаль сразу узнал Гарода Великого, но этот факт его не особенно обрадовал. Свершения этого человека были любимой и самой нудной из историй Байяза. Плевать он хотел на Гарода Великого. Пошел он… – Так-так-так… В дверном проеме, склонив голову набок, стояла Арди. Яркий свет, льющийся из коридора за спиной девушки, блестел в ее темных волосах и мягким мерцанием окутывал белое платье; на затененном лице угадывалось слабое подобие улыбки. Она, похоже, ничуть не изменилась. А ведь в жизни часто так случается: ждешь, ждешь чего-то – а в результате все оборачивается жестоким разочарованием. К счастью, этого нельзя было сказать о столь желанной встрече с Арди. Заготовленные фразы мгновенно вылетели у Джезаля из головы – он онемел точь-в-точь, как в день их знакомства. – Значит, ты жив, – негромко проронила она. – Да… э-э… вроде бы. – Он криво улыбнулся. – Ты думала, что я погиб? – Скорее надеялась. – Улыбка сползла с его лица. – От тебя ведь не пришло ни строчки. Нет, на самом деле я думала, что ты просто обо мне забыл. Джезаль помрачнел. – Прости. Мне ужасно жаль. Я хотел написать. Правда… С хмурым видом Арди захлопнула дверь и, сцепив руки за спиной, прислонилась к створке. – Поверь, я каждый день об этом думал! Но меня так внезапно вызвали… – Он сокрушенно покачал головой. – Я не успел никому ничего сказать, даже семье. Я был… Я был очень далеко, на западе. – Знаю. В городе только об этом и говорят. Слухи дошли даже до меня, а значит, о твоем путешествии известно всем и каждому. – Так тебе известно? Арди кивнула головой в сторону коридора. – Мне рассказала служанка. – Служанка? Какого черта в Адуе хоть кому-то известно о его злоключениях? Тем более, служанке Арди Вест. В сознании всплыла ужасная картинка: толпа простонародья с насмешливым хихиканьем потешается над его рыданиями из-за изувеченного лица; все шушукаются о том, каким идиотом выглядел доблестный капитан Луфар, когда его кормил с ложечки безобразный дикарь-северянин. Джезаль почувствовал, что краснеет до корней волос. – И что она рассказала? – Можно подумать, ты не знаешь. – Арди с рассеянным видом прошла в глубь комнаты. – Что во время осады Дармиума ты вскарабкался на крепостную стену. Было такое? Что открыл ворота войскам императора… – Что? – Джезаль растерялся еще больше. – Дармиум? То есть я имею в виду… кто ей сказал… Арди подходила к нему все ближе и ближе; от нарастающего волнения он начал запинаться, а потом окончательно умолк. Девушка сделала еще шаг и, приоткрыв губы, посмотрела на него снизу вверх. До чего она близко! Как будто вот-вот бросится ему на шею и поцелует. Прикрыв глаза, Джезаль в предвкушении подался вперед, губы его задрожали… Однако Арди вдруг развернулась, едва не задев его лицо волосами, и направилась к шкафу. Ошеломленный Джезаль проводил ее взглядом. Повисло дурацкое молчание. Девушка достала из шкафа графин, наполнила два бокала вином и протянула один Джезалю; на миг ее рука дрогнула, и темно-красная жидкость, плеснувшись, поползла липкой струйкой по стенке бокала. – Ты изменился. Замечание его смутило, и он непроизвольно прикрыл рукой шрам на нижней челюсти. – О, я не об этом! То есть не только об этом, а в целом. Ты какой-то другой. – Я… Вид Арди сводил его с ума, она казалась ему еще пленительнее, чем прежде, – ведь прежде на него не давил груз долгой разлуки: он не мечтал о ней дни напролет посреди диких пустошей, не томился месяцами в ожидании встречи. – Я так скучал по тебе! – Слова вырвались сами собой. Почувствовав, что снова краснеет, Джезаль поспешил сменить тему беседы. – Есть вести от брата? – Коллем пишет каждую неделю. – Резко запрокинув голову, Арди осушила бокал и вновь наполнила его вином. – С тех пор, как выяснилось, что он жив. – Что?! – Почти месяц от него не было ни слуху ни духу. Я думала, он погиб в сражении. К счастью, ему удалось спастись. – А что, было сражение?! – едва не сорвавшись на визг, воскликнул Джезаль. Спустя миг до него дошло: на Севере война! Разумеется, все это время там шли бои. Наконец ему удалось овладеть голосом. – Что за битва? – Та, где погиб принц Ладислав. – Ладислав мертв?! – снова тоненько, почти по-женски, вскричал Джезаль. Кронпринца он видел несколько раз, и тот был настолько поглощен собой, что казался неуязвимым для внешнего воздействия. Неужели такой человек может умереть как обычный смертный, от простого удара шпагой или стрелы? Тем не менее факт оставался фактом. – А чуть позже убили его брата. – Рейнольт? Убит? – Да, во дворце, в собственной постели. Когда король умрет, нового монарха выберет голосованием открытый совет. – Голосованием? – Его голос взмыл до сопрано – даже в горле запершило. – За убийство принца казнили эмиссара Уфмана, хотя он скорее всего невиновен, – продолжала рассказывать Арди, в очередной раз наполняя бокал. – В результате война с гурками так и тянется… – Мы еще и с гурками воюем? – Дагоска пала в начале года. – Дагоска… пала? Джезаль одним долгим глотком осушил бокал и, уставившись на ковер, попытался переварить неожиданные новости. Разумеется, во время его отсутствия жизнь шла своим чередом, ничего удивительного. Но кто бы мог подумать, что мир столь резко перевернется с ног на голову? Война с гурками, битвы на Севере, выборы нового короля… – Еще бокал? – спросила Арди, покачивая в руке графин. – Не откажусь. Поистине великие перемены, правду сказал Байяз. Сосредоточенно, почти сердито хмурясь, Арди смотрела, как в бокал с бульканьем льется вино, а Джезаль смотрел на нее. На верхней губе девушки он заметил маленький шрам. Как же он раньше его не видел? Джезалю страшно захотелось к нему прикоснуться, зарыться пальцами в темные волосы, прижать к себе гибкий стан… Все великие перемены меркли рядом с тем, что происходило здесь, в скромной гостиной. Кто знает – вдруг его жизнь тоже вот-вот коренным образом изменится? Только бы подобрать правильные слова и набраться смелости их произнести. – Я безумно по тебе скучал, – отважно начал Джезаль. Однако Арди, раздраженно фыркнув, прервала его жалкие излияния. – Не глупи. Он поймал ее руку и посмотрел в глаза. – Да, прежде я был глупцом. Но теперь все иначе. Много раз по пути через равнину меня удерживала на плаву одна-единственная мысль… что я снова буду с тобой. Каждый день я мечтал о встрече… Признания Джезаля девушку не тронули; сдвинув брови, она молча глядела ему в лицо. Его охватила досада: он столько перенес, а Арди не желает сделать и шага навстречу! – Прошу тебя, пожалуйста, я пришел не для того, чтобы ссориться. Осушив очередной бокал, она мрачно уставилась в пол. – Я не понимаю, зачем ты вообще пришел. – Потому что я тебя люблю и не хочу с тобой расставаться! Пожалуйста, пообещай, что выйдешь за меня замуж! – едва не выпалил Джезаль, но в последний момент заметил на губах Арди презрительную усмешку, и слова застряли у него в горле. Он и забыл, как с ней порой тяжело! – Я пришел, чтобы извиниться. Знаю, я тебя разочаровал. Я пришел сразу, как только смог, но ты, вижу, не в настроении. Что ж, зайду позже. Резко повернувшись, он направился к двери, но Арди его опередила и быстро защелкнула замок на ключ. – Ты бросил меня, не соизволив написать ни строчки, а теперь снова хочешь бросить, даже не поцеловав? Нетвердой походкой она двинулась к Джезалю, он попятился. – Арди, ты пьяна. Девушка раздраженно вскинула голову. – Я всегда пьяна. Ты, кажется, говорил, что сильно по мне соскучился? – Но… я думал… – испуганно пробормотал он. – Думал! В том-то твоя проблема! По этой части ты не слишком силен. Арди продолжала его теснить, а он продолжал отступать, пока, споткнувшись о шпагу, не уперся в край стола. – Разве я не ждала тебя? – прошептала она, и лицо Джезаля обдало жаркое, кисло-сладкое от вина, дыхание. – Как ты просил… Губы девушки коснулись его губ, кончик языка нежно очертил контур рта. С тихим урчанием она прижалась к его груди, а мягкая ладонь, скользнув вниз, начала через брюки поглаживать пах. Чудесное ощущение! Джезаль мгновенно возбудился. Однако несмотря на разливающееся по телу блаженство, его не оставляла тревога. Он нервно взглянул в сторону двери и хрипло спросил: – А слуги? – Если им что-то не нравится, пусть катятся к черту и ищут другую работу. Нанимала их не я. – А кто… Ах! Запустив пальцы ему в волосы, она рывком развернула к себе его лицо и воскликнула: – Да забудь о них! Ты ведь пришел ради меня? – Да… да, конечно! – Так скажи это! – Ее ладонь крепко, почти до боли, сдавила ему член. – Ах… Я пришел ради тебя. – Ну? Вот она я. – Немного поколдовав над пряжкой, Арди расстегнула Джезалю ремень. – Не надо стесняться. Он попытался перехватить ее запястье. – Арди, подожди… Но она вдруг залепила ему свободной рукой пощечину, так что голова у него мотнулась вбок, а в ушах зазвенело. – Я уже полгода изнываю от безделья, – едва разборчиво зашипела Арди. – Чуть с тоски не умерла! Понимаешь? А ты говоришь – подожди! Да пошел ты!.. Вцепившись одной рукой ему в лицо, другой она бесцеремонно вытащила из штанов член и принялась его ласкать. Джезаль стоял с закрытыми глазами, прерывисто дыша, – весь мир, кроме ее нежных пальцев, для него исчез. Арди укусила его за губу, сначала слегка, потом сильнее. – М-м-м… – застонал Джезаль. – М-м-м… И она продолжила его кусать – страстно, настойчиво, безостановочно, как будто хотела съесть. Он попытался вывернуться, но путь к отступлению сзади перекрывал стол, а впереди – Арди. Джезаль ошалел от боли и изумления, и чем сильнее становилась боль, тем меньше оставалось изумления. – А-а-а! Он перехватил запястье, выкрутил его и швырнул Арди на стол. Она тихо охнула, стукнувшись лицом о полированное дерево. Джезаль растерянно замер над распластанной девушкой. Во рту у него стоял соленый привкус крови. Блестящий темный глаз Арди, прикрытый завесой спутанных волос, холодно и равнодушно смотрел на него поверх вывернутого плеча. Упавшие на губы пряди трепетали от тяжелого прерывистого дыхания. Джезаль отпустил запястье. На белой коже розовели яркие отпечатки его пальцев. Арди медленно опустила освобожденную руку, взялась за подол платья и задрала юбку вверх. Затем вторую. И так до тех пор, пока все юбки не собрались комом на талии. Взору Джезаля предстал голый бледный зад. Что ж, может, он теперь и другой человек, но по-прежнему мужчина… При каждом толчке голова Арди стукалась о штукатуреную стену, а его бедра звонко шлепали о ее ягодицы; брюки вместе со шпагой постепенно соскользнули по ногам в ворс кантийского ковра. При каждом толчке стол громко негодующе скрипел, словно они трахались на спине недовольного старика. При каждом толчке Арди издавала хриплый стон, а Джезаль вздыхал – но не от боли или удовольствия, а потому что запыхался, совершая столь энергичные движения. К счастью, закончилось это быстро. В жизни часто так случается: ждешь, ждешь чего-то – а в результате все оборачивается жестоким разочарованием. Именно это сейчас и произошло. Не о яростном совокуплении на столе в безвкусной гостиной мечтал он долгими часами, когда, изможденный и замерзший, ехал через кишащую опасностями равнину, согревая себя мыслями об Арди. С виноватым видом Джезаль торопливо спрятал поникший член в штаны. До чего же стыдно, до чего тошно! От клацанья пряжки на ремне ему захотелось стукнуться лбом об стену. Арди поднялась и, уставившись в пол, расправила юбки. Джезаль тронул ее за плечо. – Арди… Сердито стряхнув его руку, она двинулась в глубь комнаты и что-то бросила за спину. Небольшой предмет с металлическим звяканьем упал на ковер. Ключ. – Можешь идти. – Что? – Уходи! Ты ведь получил, что хотел? Не веря своим ушам, он облизал окровавленную губу. – По-твоему, я хотел это? – Она молчала. – Я люблю тебя! Арди глухо кашлянула, словно ее вот-вот стошнит, и медленно покачала головой. – Почему? Джезаль растерялся. Он уже сам запутался в своих словах и чувствах. Наверное, стоит объясниться заново, но с чего начать? Все это походило на ночной кошмар, и оставалось лишь уповать на скорое пробуждение. – В каком смысле – почему? Со сжатыми кулаками она подалась вперед и, брызгая слюной, пронзительно крикнула: – Я ведь презренное ничтожество! Все, кто меня знает, меня ненавидят! Меня ненавидел отец! Меня ненавидел брат! – Ее голос сорвался, лицо исказила гневная, страдальческая гримаса. – Я порчу все, к чему прикасаюсь! Я – дерьмо! Почему ты этого не видишь? Арди закрыла лицо руками и, задрожав, повернулась к нему спиной. Потрясенный Джезаль молча смотрел на содрогающуюся от безмолвных рыданий фигурку, и у него самого затряслись губы. Старый Джезаль дан Луфар быстро схватил бы ключ, вылетел стрелой на улицу и впредь на пушечный выстрел не приблизился бы к дому Вестов, тихо радуясь, что так легко отделался. Новый Джезаль об этом только подумал. Крепко подумал. Но теперь он был сильнее, чем прежде. По крайней мере, так он мысленно себя уверял. – Я люблю тебя. – Слова, слетевшие с окровавленных губ, отдавали ложью, но отступать было поздно. – Люблю по-прежнему. – Джезаль пересек комнату и, несмотря на сопротивление, заключил Арди в объятья. – Ничего не изменилось. Он запустил пальцы в темные длинные волосы и прижал ее голову к груди. Она тихо плакала, уткнувшись в нарядный мундир, размазывая слезы и сопли. – Ничего не изменилось, – вновь прошептал Джезаль. И это было неправдой. Время кормления Они сидели на некотором расстоянии друг от друга, так что со стороны никто бы и не догадался, что у них встреча. «Просто два человека в перерыв между делами случайно примостили свои задницы на одну скамейку». Стояло раннее утро. В росистой траве, шелестящих кронах деревьев и ручьях парка золотистыми бликами мерцало солнце, яркие лучи слепили Глокте глаза, и, тем не менее, в воздухе ощущалась коварная свежесть. Лорд Веттерлант, очевидно, вставал рано. «Впрочем, я тоже «жаворонок». Ничто так не способствует раннему подъему, как бессонная ночь, проведенная в корчах и судорогах». Его светлость достал из бумажного пакета щепотку хлебных крошек и бросил их под ноги. Важные утки, толпящиеся неподалеку, только того и ждали – весь выводок принялся яростно наскакивать друг на друга, борясь за заветный корм. Старый аристократ равнодушно наблюдал за птицами, на морщинистом лице не отразилось и тени эмоций – оно напоминало маску. – Наставник, я не питаю иллюзий, – не глядя на Глокту, едва шевеля губами, монотонно произнес он. – Я довольно мелкая фигура, чтобы участвовать в гонке, даже если бы и хотел. Но достаточно крупная, чтобы получить с нее дивиденды, – и намерен получить все, что можно. «В кои-то веки сразу к делу, без светских бесед о погоде, детях-внуках или сравнительных достоинствах разноцветных уток». – Ничего постыдного в этом нет. – Я считаю иначе. Но у меня многочисленная семья, и с каждым годом она растет. Мой вам добрый совет – не заводите много детей. – «Ха! Эта беда мне точно не грозит». – Еще я держу собак, которых тоже нужно кормить, а аппетит у них зверский. – Веттерлант издал долгий хриплый вздох и бросил птицам еще одну щепотку крошек. – Чем выше, наставник, поднимаешься, тем больше людей от тебя зависят, тем больше их крутится у твоего стола, жалобно выпрашивая подачки. Печально, но факт. – На вас лежит большая ответственность, милорд. – Ногу Глокты свело судорогой, и он осторожно вытянул ее вперед, пока в колене не раздался щелчок. – Но, позвольте узнать, насколько она велика? – Разумеется, мой голос. И три кресла в открытом совете. Все они подчиняются мне. С моей семьей их связывают соседство, дружба, узы брака и давние традиции. «Как хрупки могут оказаться эти связи в нынешние времена». – Вы уверены в тех троих? Веттерлант холодно взглянул Глокте в лицо. – Наставник, я не настолько глуп. Мои псы на надежной цепи. Я в них уверен. Насколько можно быть уверенным в наши ненадежные времена. Он бросил на траву еще горсть крошек, и утки с кряканьем начали друг друга клевать и бить крыльями. – Всего получается четыре голоса. – «Недурной кусок пирога». – Всего четыре голоса. Глокта, откашлявшись, быстро огляделся по сторонам: нет ли поблизости лишних ушей? В конце дорожки какая-то печальная девушка равнодушно созерцала искрящуюся на солнце воду. По другую сторону, примерно на том же расстоянии, сидели два растрепанных офицера Собственных Королевских и громко обсуждали ночной кутеж, споря, кто больше выпил. «Может быть, печальная девица шпионит для лорда Брока? Может быть, офицеры – люди верховного судьи Маровии? Всюду мне мерещатся шпионы… И это правильно. Шпионы действительно повсюду». Глокта понизил голос до шепота. – Его преосвященство предлагает пятнадцать тысяч марок за каждый голос. – Понятно. – Полуопущенные веки Веттерланта даже не дрогнули. – Столь скромного кусочка мяса едва хватит на моих псов. А для моего стола вообще ничего не останется. Должен сказать вам, лорд Барезин довольно прозрачно намекнул, что готов заплатить по восемнадцать тысяч за голос, а сверху добавить превосходный участок земли, примыкающий к моему поместью. Лес, где можно охотиться на оленей. Вы охотитесь, наставник? – Охотился. – Глокта слегка похлопал себя по больной ноге. – Но в последнее время мне это не под силу. – Ах да! Искренне сочувствую. Я всегда любил спорт. Впрочем, следом мне нанес визит лорд Брок. – «Как мило! Какая радость для вас обоих!» – Он любезно предложил мне двадцать тысяч, а также руку своей младшей дочери для моего старшего сына. Очень выгодная партия. – И вы согласились? – Я сказал ему, что принимать окончательное решение пока рано. – Я уверен, его преосвященство мог бы увеличить сумму до двадцати одной тысячи, однако придется… – Человек от верховного судьи Маровии предложил мне двадцать пять. – Харлен Морроу? – процедил Глокта сквозь оставшиеся зубы. Лорд Веттерлант удивленно приподнял брови. – Если не ошибаюсь, его звали именно так. – К сожалению, в данный момент я могу предложить только уже названную сумму. Но я сообщу его преосвященству о вашей позиции. – «И его радости, уверен, не будет предела». – С нетерпением буду ждать вестей, наставник. Веттерлант бросил новую порцию крошек уткам и с рассеянной улыбкой принялся наблюдать, как они дерутся. Хромая и кривясь от боли, Глокта приблизился к зауряднейшему дому на непримечательнейшей улице, на его губах играло подобие улыбки. «Вот он, миг свободы от удушающего общества сильных мира сего! Наконец-то не нужно лгать, хитрить и озираться по сторонам в ожидании удара кинжалом в спину. Вероятно, я даже найду местечко, не оскверненное зловонием Харлена Морроу. Живительный глоток свежего…» Едва он собрался постучать, дверь резко распахнулась. На пороге стоял улыбающийся мужчина в мундире Собственных Королевских. Встреча была настолько неожиданной, что Глокта сперва не узнал офицера, но потом, когда до сознания дошло, кто это, его захлестнула волна беспокойства. – О! Капитан Луфар! Какой сюрприз. – «И весьма неприятный». Луфар сильно изменился. Его лицо, прежде мальчишески мягкое, заострилось, посуровело, загрубело. Если раньше он ходил с гордо вздернутым подбородком, то теперь подбородок был опущен, что придавало Луфару смущенный вид. Еще он отрастил бородку – видимо, пытался замаскировать страшный шрам, пересекающий губу и челюсть, но это не помогло. «Правда, шрам не слишком его обезобразил. А жаль». – Инквизитор Глокта… э-э… – Наставник. – Неужели? – Луфар удивленно прищурился. – Что ж… в таком случае… – Он снова заулыбался и, к крайнему изумлению Глокты, вдруг дружески пожал его руку. – Мои поздравления! Рад бы поболтать, да служба зовет. Видите ли, меня давно не было в городе. Уезжал на Север и все такое… – Разумеется. Глокта мрачно смотрел вслед беспечно шагающему по улице Луфару. Тот лишь раз, перед тем как свернуть за угол, украдкой оглянулся через плечо. «Остался один вопрос: зачем он сюда приходил? – Глокта, прихрамывая, вошел в открытую дверь и беззвучно закрыл ее за собой. – Хотя чего тут гадать? Молодой мужчина покидает ранним утром дом молодой женщины. Чтобы раскрыть эту тайну, инквизиция его величества не нужна. Разве сам я когда-то не выскальзывал на рассвете из чужих дверей? И при том притворялся, будто хочу уйти незамеченным, хотя втайне рассчитывал на обратное. – Он проковылял в гостиную. – Или все это было с кем-то другим?» Арди Вест стояла к нему спиной. Глокта услышал журчание вина, льющегося в бокал. – Ты что-то забыл? – спросила она нежным игривым голосом. «Нечасто женщины разговаривают со мной таким тоном. Обычно в их интонациях сквозят ужас и отвращение с легкой примесью жалости». Арди со стуком поставила бутылку обратно в шкаф. – Или, хорошенько поразмыслив, понял, что не доживешь до вечера, если еще разок… Она медленно обернулась к дверям – и кривоватая улыбка мгновенно исчезла с ее лица. Глокта хмыкнул. – Ничего страшного. Мой вид всех ужасает. Даже меня, когда я утром подхожу к зеркалу. – «Если мне вообще удается удержаться на ногах перед этой чертовой штукой». – Нет-нет, внешность тут ни при чем. Просто вы так неожиданно заглянули в гости… – Да уж, нынешнее утро полно сюрпризов. Ни за что не догадаетесь, с кем я столкнулся у вас в передней. Арди на миг замерла, а затем, вызывающе вскинув голову, с причмокиванием отхлебнула вино. – Так намекните. – Разумеется. – Со страдальческой гримасой Глокта медленно опустился в кресло и вытянул перед собой больную ногу. – В передней я столкнулся с офицером Собственных Королевских – многообещающим юношей с блестящими перспективами. – «Хотя мы надеемся на обратное». Арди пристально взглянула на него поверх бокала. – В Собственных Королевских столько офицеров, что я не отличу одного от другого. – Правда? Этот офицер выиграл прошлогодний турнир. – Я даже не помню, кто вышел в финал. Там ведь из года в год одно и то же. – Вы правы. Турнир уже не тот, что в мое время – с каждым разом все скучнее и скучнее. Но этого юношу вы должны помнить. За те месяцы, что мы с ним не виделись, кто-то рассек ему лицо. И довольно сильно. – «Хотя и вполовину не так сильно, как хотелось бы». – Вы сердитесь на меня, – сказала она, однако в ее голосе не было и тени огорчения или тревоги. – Скорее разочарован. А чего вы ожидали? Я думал, вы умнее. – Благоразумное поведение от ума не зависит. Так всегда говорил отец. – Привычно запрокинув голову, Арди допила последний глоток вина. – Не волнуйтесь, я в состоянии о себе позаботиться. – Не в состоянии. И только что это наглядно доказали. Вы понимаете, что произойдет, если о ваших шалостях узнают окружающие? От вас будут шарахаться, как от прокаженной. – Думаете, что-то изменится? – Она презрительно усмехнулась. – Вы, наверное, удивитесь, но у меня и сейчас не густо с приглашениями во дворец. Едва ли это случайное недоразумение. Со мной никто не общается! – «Кроме меня, конечно, но молодые девушки мечтают не о такой компании». – Всем плевать, что я делаю! Если правда выйдет наружу, никто не хлопнется в обморок. Чего еще ожидать от дряни вроде меня? Мерзкие простолюдины ведь как животные, в руках себя держать не умеют, разве вы не знаете? Впрочем, вы сами говорили, что я могу трахаться с кем угодно. – Да. И чем меньше это делать, тем лучше. Помните? – И, я полагаю, вы это же говорили всем женщинам, которых добивались? Глокта поморщился. «Не совсем. Я льстил, умолял, грозил, запугивал… Я поражен вашей красотой в самое сердце! Я несчастен! Я без вас умру! Почему вы так жестоки? Вы меня не любите?.. Какие приемы я только не использовал… Разве что орудиями для пыток не потрясал. А когда получал желаемое, то отбрасывал жертву, как наскучившую игрушку, и весело, не оглядываясь, устремлялся к следующей…» – Ха! – фыркнула Арди, словно угадав его мысли. – Занд дан Глокта читает лекции о преимуществах целомудрия! Я вас умоляю! Скольким женщинам вы сломали жизнь, прежде чем гурки сломали вашу? Все знают, какая о вас гуляла слава! У Глокты задрожала на шее мышца, и ему пришлось подвигать плечом, пока она не расслабилась. «Что ж, она попала в точку. Пожалуй, теплая беседа с кавалером приведет к нужному результату. Теплая беседа, или бурная ночь с практиком Инеем». – Ваша постель – ваше дело, как говорят в Стирии. Но как же доблестный капитан Луфар оказался среди гражданских? Разве он не должен беспощадно крушить северян? Кто же спасет Инглию, если он здесь? – Он не был в Инглии. – Не был? – «Так-так… Неужели заботливый родитель пристроил его на тепленькое местечко?» – Он был в Старой империи. Пересек море и отправился на запад, дальше и дальше. Арди тяжело вздохнула, словно Луфар успел до смерти утомить ее разговорами на эту тему. – По Старой империи? Какого черта его занесло в такую даль? – Спросите сами. Какое-то путешествие. Он много говорил о северянине. Девятипалый, или что-то вроде того. Глокта резко вскинул голову. – Девятипалый? – М-м-м… Кажется. Еще с ним был какой-то лысый старик. От волнения у Глокты задергалось лицо. – Байяз. Арди пожала плечами и отпила большой глоток вина; в ее движениях появилась легкая пьяная неуклюжесть. «Байяз. Только старого лгуна нам не хватало. Грядут выборы, а он явно начнет всюду совать свою досужую лысую башку». – Он тоже сейчас в городе? – Откуда же я знаю? – глухо буркнула Арди. – Мне никто ничего не говорит. Так много общего Ферро расхаживала по просторной нарядной комнате, бросая по сторонам мрачные взгляды. Свежий, ароматный воздух, шелестящие шторы на огромных окнах, балкон – все удостоилось порции ее презрения, не говоря уже о сверкающей мебели и потемневших портретах жирных королей. Она ненавидела мягкие городские постели и бесхребетных городских жителей. Пыль и безводье Бесплодных земель Канты были ей куда больше по вкусу. Жизнь там трудна, опасна и коротка. Зато все без обмана. Этот Союз, и в частности этот город, Адую, и особенно крепость Агрионт, просто распирало от лжи. Она чувствовала, как ложь впитывается в кожу, точно несмываемое, неотскребаемое масло. И в самой середине всего этого плавал Байяз. Он хитростью заманил ее в бессмысленное путешествие через весь мир. Они искали древнее оружие, способное сокрушить гурков, но не нашли ничего. Теперь же маг расточал улыбки, хохотал и секретничал с какими-то стариками. Гости заходили в дом с жаркой улицы, обливаясь потом, а выходили еще более взмыленными. Вдобавок – этого признания у нее не вырвали бы и под пытками – Ферро поняла, что скучает по Девятипалому, и глубоко себя презирала за подобную слабость. Она никогда не показывала своих чувств, но присутствие человека, которому хоть наполовину можно доверять, придавало ей уверенности и сил. Теперь не расслабишься. Компанию ей составлял ученик, однако его все равно что не было. Сидя над закрытым учебником, он молча следил глазами за мечущейся Ферро. Его губы кривились в безрадостной улыбке, будто он знал что-то важное. Будто считал ее дурой, за то, что она об этом важном не догадывается. Загадочная усмешка ученика еще сильнее выводила ее из себя – потому-то она и кружила по комнате с мрачным видом, сжав кулаки и стиснув зубы. – Ферро, тебе лучше вернуться на Юг. Ферро остановилась и смерила Ки хмурым взглядом. Разумеется, он прав. С какой радостью она покинула бы розовых безбожников и сражалась с гурками привычным, понятным оружием. В крайнем случае рвала бы их зубами. Да, он прав. Но это ничего не меняет. И чужие советы ей не нужны. – Тощий глупый розовый, да что ты можешь знать о том, что мне стоит сделать? – Больше, чем ты думаешь, – не сводя с нее ленивого взгляда, проронил он. – У нас с тобой много общего. Возможно, ты этого не замечаешь, но мы очень похожи. Ферро нахмурилась. Она не поняла, о чем лопочет этот хилый кретин, но его слова ей не понравились. – Байяз не даст тебе того, что ты хочешь. Доверять ему нельзя. Я слишком поздно это понял. Но у тебя еще есть время. Найди себе другого наставника. – У меня нет наставников! – отрезала она. – Я свободна! Ученик вздернул вверх уголок рта. – Никто из нас никогда не будет свободен. Уходи. Тут тебя ничего не ждет. – А ты почему остаешься? – Чтобы отомстить. Ферро нахмурилась еще сильнее. – Отомстить за что? Взглянув ей в лицо блестящими глазами, Малахус Ки подался вперед, но объяснить ничего не успел – скрипнула дверь. Ученик молниеносно откинулся на спинку стула и уставился в окно с таким видом, будто за день ни разу рта не раскрывал. Чертов ученик с его проклятыми загадками! Ферро мрачно уставилась на дверь. В комнату вплыл Байяз с чашкой чая в руке. Чашку он держал бережно, стараясь не расплескать содержимое. Не удостоив Ферро взглядом, он неторопливо прошествовал через открытую дверь на балкон. Чертов маг! Щурясь от яркого дневного света, Ферро последовала за стариком. Они стояли над городом. Внизу расстилался Агрионт – точь-в-точь как в тот давний день, когда они с Девятипалым бегали по крышам перед отъездом в Старую империю. И даже бездельники розовые точно так же, как в тот давний день, нежились на свежей зеленой травке. Однако в этот раз Ферро чувствовала: что-то не так. Город опутывала паутина липкого страха. Ферро видела его на вялых бледных лицах, в словах, в жестах. Все, затаив дыхание, чего-то ждали. Настоящее затишье перед бурей. Поле сухой травы, готовое заполыхать от малейшей искры. Она понятия не имела, чего они ждут, – впрочем, ее это и не интересовало. Правда, разговоров о голосах она наслушалась вдоволь. Первый из магов пристально смотрел на Ферро, его лысина ярко сияла в солнечном свете. – Чашечку чаю, Ферро? Байяз прекрасно знал, что чай она ненавидит. Чай пили гурки, когда замышляли какую-нибудь подлость. Чай пили солдаты, пока она боролась в пыли. Чай пили работорговцы, когда обсуждали цены на товар. Чай пил Уфман – пил, посмеиваясь над ее яростью и беспомощностью. Теперь, изящно держа чашку между двумя толстыми пальцами, с улыбкой пил чай Байяз. Ферро скрипнула зубами. – Розовый, с меня довольно. Ты обещал мне месть, но обманул. Я возвращаюсь на Юг. – Серьезно? Что ж, нам будет тебя не хватать. Правда, кораблей в Канту нет и в ближайшее время не предвидится, так как между Союзом и Гуркхулом идет война. – И как мне туда добраться? – Ты прямым текстом дала понять, что в моей опеке не нуждаешься. Я предоставил тебе кров, но ты, похоже, не особенно благодарна за мою любезность. Хочешь на Юг – занимайся отъездом сама. Скоро нас навестит мой брат Юлвей. Возможно, он не откажется взять тебя под крыло. – Так не пойдет. Маг метнул на нее грозный взгляд. Брата Длинноногого, Луфара или Ки он, несомненно, напугал бы, но Ферро была слеплена из другого теста. У нее нет наставника-опекуна и не будет никогда. – Я сказала, так не пойдет! – Почему ты вечно испытываешь мое терпение? Тебе ведь известно, что оно небезгранично. – Мое – тоже. Байяз усмехнулся: – У тебя, Ферро, терпения вообще нет. И мастер Девятипалый со мной охотно согласился бы. Скажу прямо: обаяния у тебя не больше, чем у бодливой, упрямой козы. Он аккуратно коснулся края чашки вытянутыми губами и отпил глоток горячего чая. Ферро еле сдержалась, чтобы не выбить чашку из рук и врезать в лицо лысому ублюдку. – Но если ты по-прежнему мечтаешь сразиться с гурками… – Всегда. – Тогда я найду применение твоим незаурядным талантам. В той области, где не нужно чувство юмора. Мои планы в отношении гурков ничуть не изменились. Мы продолжим борьбу, пусть и с иным оружием. Его взгляд скользнул в сторону огромной, возвышающейся над крепостью башни. В красоте Ферро ничего не понимала и вообще не интересовалась прекрасным, однако эта постройка приводила ее в восхищение. В простой каменной громаде не было ни мягкости, ни снисходительности. Строгие линии олицетворяли грубую прямоту, а острые черные углы – безжалостную определенность. Непонятно почему, но башня казалась ей великолепной. – Что это за здание? Байяз, прищурившись, взглянул на Ферро. – Дом Делателя. – А что внутри? – Не твоего ума дело. – Ты жил там. – Ферро почти брызгала слюной от раздражения. – Ты прислуживал Канедиасу. Ты помогал Делателю в работе. Я помню твои рассказы на равнинах. Так скажи, что находится внутри? – У тебя прекрасная память, Ферро, но ты забыла главное – мы не нашли Семени. Поэтому ты мне не нужна. И отвечать на твои бесконечные вопросы мне тоже больше не нужно. Представь себе, как я расстроен этим. Он выразительно поднял брови и принялся чинно потягивать чай, рассматривая гуляющих по парку розовых. Ферро через силу изобразила улыбку. По крайней мере, то, что могло считаться улыбкой. Словом, оскалила зубы. Она хорошо помнила слова злой, язвительной старухи Конейл. Как же бесился тогда Байяз! Значит, нужно сказать то же самое. – Делатель. Ты пытался украсть его секреты. Ты пытался украсть его дочь. Толомею. Отец сбросил ее с крыши – за предательство, за то, что она открыла тебе ворота. Разве не так? Маг сердито выплеснул за балконные перила последние капли чая, и они, сверкнув в лучах солнца, полетели к зеленеющей далеко внизу траве. – Так, Ферро, так. Делатель сбросил дочь с крыши. Похоже, в любви нас с тобой преследуют неудачи. Не повезло! Но еще меньше повезло нашим возлюбленным. Кто бы мог подумать, что у нас так много общего? Швырнуть бы розового ублюдка вслед за чаем с балкона! К сожалению, за ним числился должок, который Ферро еще не получила, поэтому она смерила Байяза хмурым взглядом и скользнула обратно в комнату. А там уже расположился новый гость – кудрявый улыбающийся мужчина с длинным посохом и потертой кожаной сумкой через плечо. Один глаз у него был светлый, другой, как ни странно, темный. От пристального взгляда незнакомца тревога и подозрительность Ферро возросли еще сильнее, чем обычно. – А-а, знаменитая Ферро Малджин! Прости мое откровенное любопытство – не каждый день встречаешь человека с такой… примечательной родословной. Откуда он знает ее имя, происхождение? Откуда он вообще о ней знает? Его осведомленность ей не понравилась. – А ты сам-то кто? – Вот я невежа! Меня зовут Йору Сульфур из ордена магов. – Гость протянул руку, но Ферро на приветствие не ответила. Он лишь улыбнулся. – Разумеется, не из числа первых двенадцати. Я из опоздавших. Хвост, так сказать. Когда-то я был учеником Великого Байяза. Ферро хмыкнула. После подобных признаний доверия он точно не заслуживал. – И что же случилось? – Я завершил курс обучения. Байяз с грохотом поставил чашку на столик у окна. – Йору! – воскликнул он, и тот почтительно склонил голову. – Благодарю тебя за проделанную работу! Все точно и безупречно – как всегда. Улыбка Сульфура стала еще шире. – Я лишь крохотный винтик в огромном механизме, мастер Байяз, но свою работу стараюсь выполнять хорошо. – Пока ты меня ни разу не подводил. Я об этом помню. Что там с нашим дельцем? – Начнем, как только прикажете. – Так начинай. Тянуть нет смысла. – Хорошо, я все подготовлю. Кстати, я принес то, что вы просили. Он снял сумку с плеча, а затем осторожно извлек из ее недр большую черную книгу. Толстую обложку испещряли царапины, порезы и выжженные пламенем пятна. – Книга Гластрода, – едва слышно прошептал Йору Сульфур, словно боялся своих слов. Маг нахмурился: – Пусть она пока останется у тебя. Возникло… неожиданное затруднение. – Затруднение? – Сульфур с видимым облегчением спрятал книгу в сумку. – То, что мы искали… – медленно проговорил Байяз, – его там не оказалось. – Значит… – Но план по-прежнему в силе. – Разумеется. – Он снова почтительно склонил голову. – Скоро к вам придет лорд Ишер. – Прекрасно! – Маг метнул взгляд на Ферро, как будто только что вспомнил о ее существовании. – Будь так любезна, освободи комнату. Я жду важного посетителя. Ферро обрадовалась – не очень-то ей хотелось здесь оставаться, – но к дверям спешить не стала. Раз Байязу не терпится от нее избавиться… Она раскинула руки, всласть потянулась, а затем, противно шаркая ногами, под скрип половиц кружным путем побрела к выходу. Между делом постояла перед картиной. Пнула кресло. Щелкнула пальцем по сверкающему на солнце горшку. Вещи ее, конечно, не интересовали – все это она делала назло магу. Малахус Ки не сводил с нее глаз. Байяз хмурился. Йору Сульфур понимающе усмехался. На пороге Ферро оглянулась. – Что, уходить? – Уходи! – резко бросил первый из магов. Еще раз окинув всех взглядом, она буркнула: – Гребаные маги… – И выскользнула за дверь. В соседней комнате она едва не врезалась в высокого розового старика. Несмотря на жару, он был облачен в плотную, тяжелую мантию, а на плечах у него сверкала массивная золотая цепь. За его спиной маячил угрюмый, настороженный здоровяк-охранник. Старый розовый, вздернув подбородок, смерил Ферро презрительным взглядом. Словно собаку. Словно рабыню. Ей это не понравилось. – С-с-с… – прошипела она старику в лицо, проскакивая мимо. Он возмущенно фыркнул, а охранник сурово посмотрел на нее сверху вниз. На Ферро это не произвело никакого впечатления. Что толку с суровых взглядов. Если напрашиваешься на удар коленом в физиономию, то хотя бы замахнись. Однако оба розовых просто вошли в комнату к Байязу. – О, лорд Ишер! – воскликнул маг, когда гости переступили порог. – Я так рад, что вы сумели выкроить время и прийти немедленно… – Я поспешил к вам, как только получил приглашение. Мой дед всегда говорил, что… – Ваш дед был мудрейшим человеком! И верным другом. Я хотел бы обсудить с вами ситуацию в открытом совете. Не хотите ли чашечку чаю?.. Честность Джезаль лежал на спине, подложив руки под голову; его бедра прикрывала смятая простыня. У окна, опершись локтями на подоконник и опустив подбородок на сцепленные пальцы, стояла Арди. Джезаль смотрел на нее, словно зачарованный, и мысленно возносил хвалу неведомому создателю военной формы, который облачил офицеров Собственных Королевских в короткие до пояса куртки. Он благодарил его от всего сердца, потому что эту куртку на голое тело набросила Арди. Поразительно, как изменились их отношения после той странной, неприятной встречи. Вот уже целую неделю они проводили вместе каждую ночь, и целую неделю с его лица не сходила блаженная улыбка. Правда, иногда ужасное воспоминание о том, как Арди кусала его, била и плакала, непрошенно всплывало в памяти, точно жуткий раздувшийся труп, что внезапно выныривает посреди пруда на всеобщее обозрение в разгар веселого пикника на берегу. В этот миг он старался улыбнуться, Арди улыбалась ему в ответ, и неприятные мысли вновь уползали в темные закоулки разума – по крайней мере на время. И тогда его переполняла гордость за свое великодушие, за то, что он сумел взять над сомнениями верх. – Арди, – ласково окликнул ее Джезаль. – М-м-м?.. – Возвращайся в постель. – Зачем? – Потому что я тебя люблю. Удивительно – чем чаще он повторял эти слова, тем становилось легче. Она утомленно вздохнула. – Это ты так только говоришь. – Правда! Арди повернулась к нему, опершись ладонями на подоконник. На фоне залитого солнечным сиянием окна ее тело выглядело темным силуэтом. – И что по сути это означает? Что тебе за неделю не надоело со мной трахаться? – Мне никогда не надоест. – Ладно… – Она оттолкнулась от подоконника и, бесшумно ступая босыми ногами, двинулась к кровати. – Проверим-ка… почему бы и нет? Терять ведь уже нечего. – В шаге от кровати Арди остановилась. – Только пообещай мне кое-что. Джезаль нервно сглотнул слюну: что же она попросит? И какой дать ответ? – Все, что угодно, – принужденно улыбнувшись, пробормотал он. – Не разочаруй меня. Его улыбка стала веселее: уж это пообещать несложно. В конце концов, он теперь другой человек. – Обещаю! – Хорошо. Не сводя глаз с его лица, она медленно, на четвереньках, взобралась на кровать. Джезаль нетерпеливо шевелил под простыней пальцами ног. По-прежнему стоя на коленях, Арди расставила ноги по обе стороны от его тела, и резким движением пригладила куртку на груди. – Ну что, капитан, можно мне в строй? – Я бы сказал… – он притянул ее к себе и просунул руки под куртку, – в моей роте… – его ладонь обхватила грудь, большой палец начал тереть сосок, – ты самый красивый солдат. Она опустилась на прикрытый простыней член и задвигала взад-вперед бедрами. – О-о, капитан уже стоит по стойке смирно… – Еще бы! Как всегда, при виде тебя… Арди прильнула к его губам и начала их облизывать, размазывая по лицу слюну. Джезаль просунул руку ей между ног, и она принялась тереться о ладонь; его липкие пальцы то входили с хлюпаньем внутрь, то выскальзывали наружу. Оба они хрипло вздыхали и стонали. Наконец Арди стянула простыню в сторону, Джезаль поднял член. Покачав бедрами, чтобы отыскать нужную точку, она медленно на него опустилась. Ее длинные темные волосы щекотали Джезалю лицо, сиплое жаркое дыхание обжигало ухо. И тут раздался громкий стук в дверь. Раз, другой. Любовники замерли. Еще два удара. Арди подняла голову, отбросив пряди с раскрасневшегося лица, и низким хриплым голосом проронила: – В чем дело? – Тут спрашивают капитана. – Служанка. – Он… Он еще здесь? Арди опустила глаза на Джезаля. – Объясните, в чем дело! Я ему передам! Прикусив губу, чтобы не расхохотаться во всю глотку, он ущипнул ее за сосок. Арди шлепнула его по руке. – А кто спрашивает капитана? – Рыцарь-герольд! Улыбка Джезаля угасла. Эти ублюдки хороших вестей не приносят и вечно являются в самое неподходящее время. – Лорд-маршал Варуз желает срочно поговорить с капитаном. Его разыскивают по всему городу. Джезаль мысленно чертыхнулся. Похоже, в штабе наконец сообразили, что он вернулся. – Скажите, что если я встречу капитана, то обязательно передам его просьбу! – крикнула Арди. Из коридора донесся звук удаляющихся шагов. – Твою мать! – прошипел Джезаль, дождавшись, когда служанка уйдет, хотя та, несомненно, знала, что творится в спальне на протяжении последней недели. – Придется идти. – Прямо сейчас? – Прямо сейчас, будь они прокляты! Если я немедленно не явлюсь к маршалу Варузу, они продолжат меня разыскивать. Чем раньше я покончу с этим делом, тем раньше вернусь. Она со вздохом перевернулась на спину, а Джезаль скатился с кровати и принялся собирать разбросанную одежду. На рубашке, прямо на груди, темнело вишневое пятно от вина, брюки перемялись, но пришлось надевать что есть, – впрочем, безупречный внешний вид больше не составлял смысл его жизни. Когда Джезаль сел на кровать, чтобы натянуть сапоги, Арди подползла к нему сзади и, обняв, нежно погладила по груди. – Значит, снова меня покидаешь? – зашептала она, слегка касаясь губами уха. – Поедешь в Инглию к моему братцу резать северян? Джезаль кое-как наклонился за сапогом. – Может, да. А может, нет. Мысль о радостях солдатской жизни его уже не воодушевляла. В странствиях он видел достаточно жестокости, насилия и смерти и знал, как все это страшно и чертовски опасно. Слава, почести, награды его теперь не прельщали – уж слишком скромна плата за риск. – Я всерьез подумываю об отставке. – Вот как? И чем займешься? – Пока не знаю. – Он обернулся к Арди и приподнял бровь. – Возможно, найду хорошую женщину, обзаведусь семьей, остепенюсь… – Хорошую женщину? Есть кто на примете? – Я надеялся, ты мне поможешь. Она сосредоточенно сжала губы. – Дай-ка подумать… Тебе нужна красивая? – Нет-нет! Красивые женщины невыносимо капризны и требовательны. Мне, пожалуйста, самую обычную. – Умная? Джезаль фыркнул. – Ни в коем случае! Я ведь сам… пустоголовый, как известно. А рядом с умной женщиной буду выглядеть полным тупицей. – Он надел второй сапог, расцепил руки Арди и встал. – В идеале мне подошла бы милая наивная простушка без единой мысли в голове, которая соглашалась бы с каждым моим словом. – О да! – Арди захлопала в ладоши. – Так и вижу, как она висит у тебя на руке, точно платье на вешалке, и писклявым голоском, эхом, все за тобой повторяет. Я надеюсь, она благородного происхождения? – Самого лучшего! Тут не может быть компромиссов. И белокурая. Люблю светлые волосы. – Поддерживаю. Темные волосы – фи! Уныло! Это цвет грязи. Мусора. Навоза. – Она изобразила дрожь отвращения. – Даже мысль о них пачкает. – А главное, – продолжал Джезаль, цепляя на пояс шпагу, – у нее должен быть тихий, спокойный нрав. Хватит с меня сюрпризов и неожиданностей. – Разумеется. В жизни полно тягот, а если еще и женщина добавляет хлопот… Это просто недостойно. – Она приподняла брови. – Я переберу своих знакомых. – Прекрасно! Куртка на тебе смотрится, конечно, намного лучше, чем на мне, но придется все-таки ее отдать. – Да, сэр! Арди сдернула куртку с плеч, швырнула ее Джезалю, а затем, полностью обнаженная, раскинулась на постели. Забросив руки за голову, она изогнула спину и принялась медленно, взад-вперед, покачивать бедрами; одна ее нога была согнута в колене, а пальцы второй, выпрямленной, тянулись к Джезалю. – Ты ведь не позволишь мне тосковать в одиночестве слишком долго? Окинув ее жадным взглядом, он хрипло сказал: – Перестань! Не смей надо мной издеваться! Джезаль надел куртку и, согнувшись, с зажатым между бедер членом, проковылял к двери. Он надеялся, что эрекция успеет спасть до встречи с лорд-маршалом Варузом, но особой уверенности в этом не испытывал. И вновь Джезаль стоял посреди пустынного, похожего на пещеру, кабинета верховного судьи Маровии, и вновь из-за огромного полированного стола на него мрачно взирали три старика. За спиной с гулким стуком захлопнулись высокие массивные створки двери. У Джезаля неприятно засосало под ложечкой. Однажды он уже это проходил – в тот далекий день, когда его, оторвав от друзей и разбив честолюбивые юношеские мечты, сняли с корабля на Инглию и отправили в безумное, обреченное на неудачу путешествие по глухим пустошам. Путешествие, где он приобрел шрамы и едва не потерял жизнь. Словом, повторное посещение кабинета верховного судьи удовольствия ему не доставило, однако Джезаль горячо надеялся, что на сей раз дело закончится не так плохо. Первого из магов, например, сегодня не было, и это радовало, несмотря на то, что угрюмые стариковские лица лорд-маршала Варуза, верховного судьи Маровии и лорд-камергера Хоффа выглядели не слишком ободряюще. Варуз на все лады восхищался грандиозными подвигами Джезаля в Старой империи. И они не имели ничего общего с событиями, которые помнил Джезаль. – …Поистине великие деяния в западных землях, которые прославили Союз на чужих полях сражений. Особенно меня впечатлила история о том, как вы предприняли стремительную атаку через мост в Дармиуме. Неужели все было так, как мне рассказывали? – Через мост, сэр… ну, честно говоря… э-э… Конечно, следовало спросить старого осла, о чем он, черт возьми, толкует, но перед мысленным взором Джезаля все еще витал образ обнаженной Арди, раскинувшейся на простынях. К черту Союз! К черту долг и обязательства! Можно прямо сейчас подать прошение об отставке и в течение часа вернуться к Арди в постель. – Дело в том, что… – начал Джезаль. – Значит, вам больше всего понравилась история об атаке через мост? – проронил Хофф, опуская бокал. – А мне по душе рассказ о дочери императора. – И подмигнул Джезалю, будто речь шла о чем-то пикантном. – Честно говоря, ваша милость, я не понимаю, кто рассказывает эти байки. Уверяю вас, ничего подобного со мной не приключалось. Похоже, все сильно раздули… – Одна увлекательная байка стоит десяти скучных правдивых историй, согласитесь? Джезаль удивленно моргнул. – Э-э… я полагаю… – Как бы то ни было, – встрял Варуз, – закрытый совет получил превосходные отчеты о вашем поведении в дальних странах. – Неужели? – Да. Множество самых разных. И все очень красочные. Джезаль не смог сдержать усмешки. Интересно, кто их написал? Не Ферро же Малджин расточала горячие похвалы его непревзойденным боевым и человеческим качествам. – Ваша светлость, вы очень добры, но я должен… – А потому я рад объявить следующее: за преданность и отвагу, проявленную при исполнении столь трудного и ответственного задания, вы произведены в чин полковника. Приказ вступает в силу немедленно. У Джезаля от изумления округлились глаза. – Меня повысили? – Повысили, мой мальчик, повысили! Вы заслужили это, как никто другой! За полдня взлететь на два чина вверх было поистине редкостной честью. Особенно учитывая, что в сражениях он не участвовал, героических подвигов не совершал, жертв во благо родины не приносил. Если, конечно, не считать того, что он выскочил из постели сестры своего лучшего друга в разгар любовных игр. Это, несомненно, серьезная жертва, но король за такое обычно чинами не одаривает. – Я… э-э… я… Джезаль сиял от удовольствия. Новый мундир, больше галунов, а главное – больше подчиненных! Возможно, слава, почести и награды – скромная плата за риск, но опасности уже позади. Ему остается только сказать «да». В конце концов, разве он не страдал? Разве он не заслужил поощрения? О чем он так долго раздумывает? О чем тут вообще раздумывать? Мечты об отставке и тихой семейной жизни растаяли в призрачной дали. – Это очень почетно принимать такую… э-э… почетную награду. – Значит, радость наша взаимна, – кисло проронил лорд-камергер. – Теперь к делу. Полковник Луфар, вам известно о волнениях среди крестьян? Как ни странно, до спальни Арди новости не добирались. – Я надеюсь, ничего серьезного, ваша милость? – Зависит от того, как воспринимать открытый бунт… – Бунт? – Джезаль сглотнул слюну. – Этот человек, Дубильщик, – с ненавистью проговорил лорд-камергер, – месяцами разгуливал по деревням, сея семена зла. Разжигал в людях недовольство. Подстрекал к неповиновению. Подбивал восстать против хозяев, против своих лордов, против самого короля! – Никому и в голову не приходило, что это выльется в открытый мятеж, – сердито произнес Варуз. – Но после демонстрации в Колоне группа крестьян, подстрекаемая Дубильщиком, вооружилась и наотрез отказывается сложить оружие. Они уже победили местного землевладельца, и это только начало. Волнения постепенно охватывают всю страну. По последним сообщениям, крестьяне вчера разбили многочисленное войско лорда Финстера, сожгли поместье и повесили трех сборщиков налогов. Сейчас они движутся в сторону Адуи, круша все, что попадается им на пути. – Круша? – пробормотал Джезаль, бросая короткий взгляд на дверь. Какое отвратительное слово! – Да, дело весьма прискорбное, – сокрушенно вздохнул Маровия. – Ведь половина бунтовщиков – честные, преданные королю люди. Жадность землевладельцев их довела… Варуз раздраженно хмыкнул. – Измене нет и не может быть оправданий! Другая половина бунтовщиков – воры, мерзавцы и подстрекатели. По ним виселица плачет! – Закрытый совет разработал план действий, – перебил его Хофф. – Дубильщик собирается передать список требований королю. Королю! Новые свободы, новые права, все люди равны и прочая опасная ересь. Когда горожане узнают о приближении этого сброда, в Адуе начнется хаос: выступления в поддержку крестьян, выступления против… Мы балансируем на острие ножа. Две войны, больной король, отсутствие наследника… – Он грохнул кулаком по столу, и Джезаль от неожиданности подпрыгнул. – Им нельзя позволить войти в город. Маршал Варуз сцепил перед собой руки. – Мы позаботимся о том, чтобы отразить угрозу. Навстречу бунтовщикам выйдут два полка Собственных Королевских, оставшиеся в Срединных землях. Мы подготовили список уступок. – На последнем слове он нахмурил брови. – Если крестьяне согласятся на переговоры и вернутся домой, их пощадят. Если Дубильщик не образумится, его так называемая армия должна быть уничтожена. Рассеяна. Разогнана. – Перебита, – добавил Хофф, вытирая со стола пятно толстым пальцем. – А зачинщики переданы инквизиции его величества. – Прискорбно… – непроизвольно вырвалось у Джезаля: его от одного названия учреждения бросило в холодный пот. – Необходимо, – печально качая головой, сказал Маровия. – Но сделать это будет непросто. – Варуз бросил на Джезаля хмурый взгляд. – В каждой деревне, каждом городке, на каждой ферме, расположенных на пути их следования, они набирают новых сторонников. Провинция кишит мятежниками. Конечно, они неорганизованны и плохо вооружены, но по последним оценкам их тысяч сорок. – Сорок… тысяч? – Джезаль нервно переступил с ноги на ногу. Он-то думал, там несколько сотен голодранцев! За крепкими стенами города и Агрионта жителям вряд ли грозит опасность, однако сорок тысяч разъяренных людей – это чертовски много, пусть они и крестьяне. – Полки Собственных Королевских приведены в боевую готовность. Полк кавалерии и второй пехоты. Для проведения операции не хватает лишь командира. – Хм… – промычал Джезаль. Не позавидуешь тому бедняге, которому придется возглавить войско в пять раз меньшее, чем толпа буйствующей черни, окрыленной верой в праведность своего дела и мелкими победами, опьяненной ненавистью к дворянам и монархии, жаждущей крови и наживы… И тут у него округлились глаза. – Я? – Вы. – Не хочу показаться… – он мучительно подбирал слова, – неблагодарным… поймите меня правильно… Я имею в виду, есть люди, которые справятся с этим заданием намного лучше… Лорд-маршал, вы сами… – Сейчас непростые времена. – Хофф сурово взглянул на Джезаля из-под кустистых бровей. – Весьма непростые. Нам нужен человек, который… не связан ни с одной из политических групп. Человек с чистым прошлым. Вы идеально подходите на эту роль. – Но… ведь надо вести переговоры с крестьянами… Ваша милость, ваша светлость, лорд-маршал, я ничего в этом не понимаю! Я не знаю законов! – Мы не слепцы и здраво оцениваем ваши способности, – сказал лорд-камергер. – Поэтому вас будет сопровождать член закрытого совета, который превосходно разбирается в подобных вопросах. На плечо Джезалю легла тяжелая рука. – Я ведь говорил, мой мальчик, что мы встретимся скорее рано, чем поздно! Сердце ухнуло у него в желудок, колени задрожали. Джезаль медленно обернулся: перед ним, усмехаясь, стоял первый из магов. Значит, в дело замешан досужий лысый старик… Хотя чего тут странного? Зловещие события следуют за ним тенью, точно лающая свора дворняг за повозкой мясника. – Лагерь крестьянского воинства, если можно его так назвать, разбит в четырех днях пути от города – при условии, что идти не спеша. Мятежники бродят по деревням в поисках пропитания. Вытянув шею вперед, Варуз ткнул пальцем в блестящую поверхность стола. – Полки выступают немедленно! Вы должны остановить бунтовщиков. Мы надеемся на вас, полковник Луфар. Приказ ясен? – Да, сэр, – едва слышно произнес Джезаль, безуспешно пытаясь добавить в голос хоть немного энтузиазма. – Мы снова вместе! – Байяз радостно засмеялся. – Им бы лучше убежать, пока не поздно, правда, мой мальчик? – Правда, – с несчастным видом пробормотал он. Ему представлялась прекрасная возможность избавиться от тягот военной службы и начать новую жизнь, а он упустил ее ради лишних звезд на мундире! Поздно осознал он свой ужасный промах. Маг еще крепче обхватил Джезаля за плечи и по-отечески притянул к себе, явно не собираясь его отпускать. Деваться было некуда. Джезаль торопливо вышел из квартиры и, чертыхаясь, выволок за порог тяжелый сундук. Это было сущее наказание для него – самому нести свой багаж! Но время поджимало, а Союз ждал защитников от безумия собственного народа. В порыве мимолетной слабости Джезаль хотел мчаться со всех ног в порт и первым же кораблем уплыть в далекий Сулджук, но быстро отмел недостойную мысль. Он принял новое назначение в здравом уме и твердой памяти, так что следовало довести дело до конца – это лучше, чем жить в страхе перед ним, как говорил Логен. Джезаль запер дверь на ключ, развернулся к лестнице… и, по-девичьи ойкнув, испуганно отпрянул назад: в темном углу напротив его квартиры кто-то стоял. Когда глаза, привыкнув к сумраку, рассмотрели неожиданного гостя, ему стало еще страшнее. – На пару слов, полковник Луфар, – с омерзительной беззубой ухмылкой, тяжело опираясь на трость, сказал Глокта. – Вы по поводу крестьянского бунта? Мы уже этим занимаемся, все в порядке. – Джезалю не удалось полностью скрыть отвращение, которое его охватило при виде калеки. – Не беспокойтесь о… – Я пришел по иному поводу. – По какому же? – Арди Вест. Коридор неожиданно показался тихим и пустынным. Солдаты, офицеры, слуги – все уехали в Инглию. Во всей казарме, кроме них двоих, – ни души. – Не понимаю, какое она имеет отношение к… – Вы помните ее брата, нашего общего друга Коллема Веста? Такой хмурый, вечно озабоченный майор с залысинами надо лбом. На редкость вспыльчивый человек. По лицу Джезаля разлился виноватый румянец. Веста он прекрасно помнил, равно как и его вспыльчивость. – Незадолго до отъезда в Инглию Коллем попросил меня позаботиться о благополучии его сестры, пока он рискует жизнью на далеких окраинах родины. И я дал слово за ней присматривать. – Глокта сделал несколько шаркающих шагов навстречу Джезалю, и тот внутренне сжался. – Поверьте, к выполнению этого задания я отношусь не менее серьезно, чем к заданиям архилектора. – Понимаю, – прохрипел он. Это объясняло присутствие калеки в ее доме, что несколько смущало его прежде. Впрочем, от разгадки этой тайны ему лучше не стало. Даже, напротив, – хуже. – Вряд ли Коллем Вест обрадуется, узнав о том, что происходит в его доме на протяжении последней недели. Как по-вашему? Джезаль смущенно переступил с ноги на ногу. – Не стану отрицать, я посещал Арди… – Ваши посещения, – прошипел калека, – губительны для репутации девушки. У нас есть три варианта. Я лично предпочитаю первый: вы уходите и делаете вид, будто никогда не знали ее и никогда с ней больше не встречаетесь. – Исключено! – воскликнул Джезаль, и в его голосе, как ни странно, прозвучали дерзкие нотки. – Второй вариант. Вы женитесь на девушке, и мы обо всем забываем. Он и сам размышлял о женитьбе на Арди. Но черта с два он свяжет себя брачными узами по указке калеки. – А третий вариант? – осведомился Джезаль с должным, как ему казалось, оттенком презрения. – Третий? – По изможденному лицу Глокты побежали отвратительные судороги. – Я бы посвятил вас в детали, но вряд ли вам понравится. Скажем так, вас ждет длинная, романтическая ночь у жаркого очага с набором острейших лезвий. А потом не менее долгое утро в обществе мешка и наковальни – и свидание с дном канала. Думаю, по здравому размышлению вы остановитесь на одном из первых двух предложений. Неожиданно для себя Джезаль резко шагнул к Глокте, и тот, морщась от боли, отступил к стене. – Я не намерен отчитываться перед вами за свое поведение! Это мое дело, кого мне посещать! Мое – и упомянутой дамы! Однако, к вашему сведению, я давно принял решение жениться на ней и просто жду подходящего момента! Джезаль стоял в темноте, сам себе поражаясь: неужели он это сказал? Проклятый язык! Вечно от него неприятности! Прищуренный левый глаз Глокты слегка дернулся. – Ах, как ей повезло! Снова неожиданно для себя Джезаль прижал калеку к стене, так что тот не мог пошевелиться. – Совершенно верно! А потому засуньте угрозы себе в жопу! Даже в таком беспомощном положении Глокта растерялся лишь на секунду, а затем его губы изогнулись в злобной беззубой ухмылке. – Полковник Луфар! – Из-под дергающегося века скатилась слеза, оставив на впалой щеке длинную влажную дорожку. – Мне тяжело сосредоточиться на нашей беседе, когда вы стоите столь близко. – Он толкнул Джезаля в грудь. – Особенно учитывая ваш внезапный интерес к моему заду. Джезаль отпрянул назад, кривясь от отвращения. – Похоже, Байяз добился успеха там, где Варуз потерпел поражение. Наконец-то вы усвоили, где у вас хребет! Поздравляю со скорой свадьбой. И все-таки набор лезвий я буду держать под рукой – на случай, если ваши планы вдруг изменятся. Рад, что мы все выяснили в теплой дружеской беседе. – И Глокта под стук трости похромал к лестнице, с шуршанием подволакивая безжизненную левую ногу. – Взаимно! – крикнул ему вслед Джезаль – что было крайне далеко от истины. Призраки Уфрис сильно изменился. Впрочем, в последний раз Логен видел его много лет назад, в ночь, когда город пал после осады. Тогда по улицам, вопя и горланя песни, бродили пьяные карлы Бетода: искали, над кем бы надругаться и что бы поджечь. Сам Логен валялся в доме, скуля и хрипя от боли, после боя с Тридуба. За окнами мерцало зарево пожаров, отовсюду неслись крики, и ему страшно хотелось туда, к остальным, бесчинствовать и разбойничать. Он хмуро смотрел в окно и гадал, встанет ли когда-нибудь на ноги или нет. При союзниках здесь все выглядело иначе, но порядку не прибавилось. Сумрачную серую гавань заполонили суда, однако для местных причалов они были слишком велики. По узким улочкам сновали бесчисленные солдаты, раскладывая где попало ящики с припасами; через толпу и штабеля коробок пытались пробиться обильно груженные телеги, мулы и лошади. Моросил дождь. В сторону пристани тянулась вереница раненых: одни ковыляли на костылях, других несли на носилках. Новоприбывшие молодые солдаты, направляющиеся от пристани в город, с ужасом таращились на окровавленные повязки. То тут, то там в дверях домов стояли северяне – в основном женщины, дети, старики – и растерянно наблюдали за странными людьми, наводнившими их город. Логен быстро поднимался по наклонной улице, проталкиваясь сквозь толпу. Он надвинул капюшон на лицо, опустил голову и прижал кулаки к бокам, чтобы никто не заметил обрубка пальца. Меч, подарок Байяза, предусмотрительно завернутый в одеяло, висел за спиной под походным мешком – незачем напрасно тревожить окружающих. Тем не менее Логен постоянно ощущал холодок в затылке. Казалось, вот-вот кто-нибудь крикнет: «Это же Девять Смертей!» – и все начнут бегать, вопить и бросать в него мусор с перекошенными от ужаса лицами. Ничего такого не происходило. Кому интересен очередной чужак? Возможно, его и узнали бы, если б специально высматривали в промокшей, снующей по грязи толпе, но кто бы это делал? Молва гласила, что Девять Смертей вернулся в грязь где-то в далеких краях – к радости северян. Впрочем, скрываться дольше не имело смысла. Взгляд Логена упал на одного офицера, – судя по виду, из числа командиров. Он подошел к нему и, изобразив улыбку, скинул капюшон. Офицер смерил его в ответ презрительным взглядом. – Если ищешь работу, то для таких, как ты, ее здесь нет. – Да, у вас для меня работы нет. – И Логен достал письмо, которым его снабдил Байяз. Офицер развернул бумагу, пробежал текст глазами. Нахмурился. Еще раз прочитал. – Ладно… – Он с сомнением осмотрел Логена. – Посмотрим. Офицер указал на группу новобранцев, растерянно переминающихся неподалеку. Явно нервничая, бедняги с несчастным видом жались друг к другу под усиливающимся дождем. – Сегодня в обед на передовую отправляется подкрепление. Можешь ехать с нами. – Отлично. Перепуганные солдатики не очень тянули на «подкрепление», но Логену было все равно. Какая разница, с кем ехать? Главное, что по направлению к Бетоду. Вдоль дороги громко шелестели деревья – черно-зеленые, сумрачные, густые. И в их тени, возможно, кто-то таился. Ехать было тяжело: руки устали держаться за поручни, от тряски и подпрыгиваний на жестком сиденье болела задница. Тем не менее, цель постепенно становилась ближе, что, по мнению Логена, искупало тяготы пути. Позади тянулась вереница повозок, груженных людьми, одеждой, едой, оружием и прочими вещами, без которых на войне не обойтись, и над каждой висел фонарь. Ползущая по склонам долины гирлянда огоньков высвечивала в густой синеве сумерек путь обоза через чащу. Логен, обернувшись, взглянул на девятерых молодых новобранцев, сбившихся под фонарем в передней части повозки, подальше от него, жуткого, безобразного северянина. На каждом ухабе их подбрасывало и мотало из стороны в сторону. – Вы когда-нибудь видели столько шрамов? – свистящим шепотом спросил один из парней, не догадываясь, что Логен понимает язык Союза. – А кто он вообще такой? – Черт его знает. Вроде бы северянин. – Болван, я и так вижу, что он северянин! Мне непонятно, почему он едет с нами. – Может, разведчик? – По-моему, слишком здоровый для разведчика. Логен, тихо усмехаясь, смотрел на проплывающие мимо деревья. В лицо дул свежий ветер, ноздри щекотал запах тумана, земли и холодного сырого воздуха. Кто бы мог подумать, что он обрадуется возвращению на Север! А ведь так приятно после странствий по далеким землям вновь очутиться в местах, где все знакомо и привычно – люди, язык, традиции! Ночевали все группами, по десять человек, на обочине лесной дороги, и каждая компания жалась к своей повозке. Девять ребят-союзников тесно сидели друг подле друга по одну сторону большого костра. Над огнем в котелке тушилось мясо, источая ароматный пар. Логен молча наблюдал за спутниками: они помешивали еду, вспоминали дом, обсуждали войну и гадали, как долго придется торчать на Севере. Наконец один из парней начал раскладывать мясо по мискам. Раздав еду восьми товарищам, он взглянул на Логена, наполнил еще одну миску и осторожно, точно направляясь к клетке с волками, двинулся в обход костра. – Э-э… – Он боязливо вытянул руку. – Еда! – Он указал свободной рукой на открытый рот. – Спасибо, друг, – произнес Логен, забирая миску, – но я знаю, куда это положено класть. Из-за костра на него уставились вытянутые от удивления лица, подсвеченные желтыми отблесками пламени. Взгляды новобранцев стали еще недоверчивее и подозрительнее. – Ты говоришь на общем – и молчал? – По-моему опыту, лучше казаться глупее и проще, чем ты есть. – Может, тогда скажешь, как тебя зовут? – спросил парень, который раздавал еду. Логен задумался: назвать настоящее имя или какое-нибудь заурядное, никому не известное? Хотя… от себя не убежишь – рано или поздно на пути встретится знакомый. Да и лгать он толком не умел. – Меня называют Логеном Девятипалым. Солдаты и бровью не повели – его имя ничего им не говорило. Да и где о нем могли слышать фермерские сынки из солнечного Союза, занесенные волей случая на Север? Они, похоже, и свои-то имена едва помнили. – И с какой целью ты здесь? – спросил кто-то из-за костра. – С той же, что и вы, – чтобы убивать. – В глазах новобранцев плеснулась тревога. – Не бойтесь, не вас. Есть у меня старые счеты. – Он кивнул на убегающую вдаль дорогу. – С Бетодом. Парни переглянулись, один из них пожал плечами. – Что ж, раз ты на нашей стороне… – Он поднялся и достал из походного мешка флягу. – Будешь? – А то! – Он, усмехнувшись, протянул кружку. – От этого угощения я никогда не отказываюсь. Логен одним глотком осушил содержимое и причмокнул губами, чувствуя, как по пищеводу разливается приятное тепло. Ему налили еще. – Спасибо. Только много мне не наливайте. – Почему? – спросил один из парней. – Ты нас тогда перебьешь? – Перебью? Если вам очень повезет… – А если не повезет? Логен ухмыльнулся над краем кружки. – Тогда я начну горланить песни. Солдат улыбнулся, а его товарищ принялся хохотать – тут ему и вонзилась в бок просвистевшая между ветвей стрела. Он закашлялся, изо рта на рубашку брызнула кровь. Фляга упала на траву, и где-то в темноте забулькало вытекающее вино. Другому пареньку стрела проткнула бедро. Он ошалело смотрел на оперение, боясь пошевелиться. – Откуда это… И тут все закричали. Некоторые схватились за оружие, некоторые попадали в страхе на землю. Просвистела еще пара стрел; одна попала в костер, взметнув к небу сноп искр. Логен отбросил миску, схватил меч и кинулся к деревьям. По пути он сбил с ног кого-то из парней, поскользнулся сам и, кое-как удержавшись в вертикальном положении, что есть мочи помчался в чащу леса, туда, откуда прилетела стрела. Варианта было два: атаковать стрелявших или уносить ноги. Он сделал выбор, не раздумывая. Неважно, какое решение ты принимаешь, главное – быстро определиться и ни на шаг не отступать от намеченного плана. В темноте мелькнула бледная рука лучника: тот тянулся за новой стрелой. Выхватив из потрепанных ножен меч Делателя, Логен с боевым кличем ринулся вперед. Скорее всего лучник успел бы пустить очередную стрелу прежде, чем на него обрушился Логен, но это требовало немалой выдержки, а у него сдали нервы. Немногие могут сделать правильный выбор, когда на них с воплем несется смерть. Запоздало бросив лук, он побежал в глубину леса – и тут его ударил в спину меч. Лучник с воплем рухнул в кусты, в ужасе развернулся к Логену и неуклюже пополз между ветвей, судорожно нашаривая нож. Логен поднял меч и завершил начатое. Изо рта лучника брызнула кровь, тело дернулось, обмякло и затихло. – Еще жив… – пробормотал Логен, присаживаясь на корточки, и напряженно всмотрелся в черноту. Пожалуй, все-таки следовало уносить ноги, но сожалеть о сделанном выборе было поздно. Пожалуй, вообще следовало остаться в Адуе, но и об этом сожалеть было поздно. – Чертов Север, – шепотом ругнулся он под нос. Если он упустит этих ублюдков, они не дадут им покоя – всю дорогу будут нападать то на одну повозку, то на другую. С такими «друзьями» под боком глаз ночью не сомкнешь, в любой миг стрела в горло прилетит. Лучше наведаться к ним прежде, чем они наведаются к тебе. Этот урок ему преподала непростая, богатая сражениями жизнь. Он слышал, как остальные участники засады, с шумом пробиваясь через кусты, удирали в чащу. Логен покрепче сжал рукоять меча и, выдерживая дистанцию, двинулся на ощупь меж стволов за убегавшими. Свет костра и крики молодых солдат остались далеко за спиной, вокруг расстилался безмолвный лес, пахнущий соснами и влажной землей, а впереди шелестели торопливые шаги. Логен мгновенно слился с окружающим пейзажем. Оказалось, это совсем несложно: былая сноровка никуда не делась, как будто он ползал среди деревьев каждую ночь. Из темноты донеслось эхо голосов. Логен прильнул к сосне и, затаив дыхание, прислушался к разговору. – А где Грязное Рыло? Повисла пауза. – Сдается мне, он убит. – Убит? Как? – С ними кто-то был, Ворона. Какой-то здоровый ублюдок. Ворона… Знакомое имя. Названный, сражающийся за Щуплого. Да и голос знакомый. Они знали друг друга, но не приятельствовали. Просто сражались бок о бок при Карлеоне, так как стояли в одной шеренге. Вот и теперь их разделяет всего несколько шагов – и каждый жаждет прикончить другого. Странная штука жизнь. Драться плечом к плечу с человеком или драться с ним лицом к лицу – почти без разницы. По крайней мере, она менее существенна, чем если вообще не драться. – Случаем, не северянин? – спросил Ворона. – Возможно. Этот парень хорошо знал свое дело. Налетел как ураган. Я даже не успел пустить стрелу. – Ублюдок! Я этого так не оставлю! Заночуем здесь, а завтра выследим их и разберемся с верзилой. – Разберемся, мать его, даже не думай. Сам перережу мерзавцу глотку! – Отлично! Ладно, мы на боковую, а ты подежурь. Может, в этот раз злость не даст тебе заснуть? – Ага, вождь. Ты прав. Логен неподвижно наблюдал за происходящим через ветви деревьев. Четыре темные тени завернулись в одеяла и легли спать, а пятый сел к ним спиной, настороженно глядя в ту сторону, откуда они недавно прибежали. Логен ждал. Вскоре послышалось негромкое похрапывание. Так, один уснул. Начал накрапывать дождь. Капли глухо стучали по ветвям сосен, тонкими струйками стекали Логену на волосы, лицо и одежду и срывались вниз, во влажную землю: кап-кап-кап. Он продолжал сидеть, тихий и неподвижный, словно камень. Страшное оружие – терпение. Немногие его осваивают. Трудно настроиться на убийство, когда опасность миновала и разгоряченная кровь успокоилась. Но Логен умел им пользоваться. Пока тянулось время, он спокойно размышлял о былом. Наконец взошла луна, озарив бледным светом мерцающие нити дождя и сумрачные деревья. Света было ровно столько, сколько требовалось – настала пора действовать. Логен выпрямил ноги и, мягко ступая по подлеску, двинулся между стволами к лагерю северян. В неверном лунном сиянии блеснул влажный клинок его ножа. Дождь пришелся кстати: шлепанье и шелест капель заглушали едва различимый шорох Логеновых сапог, когда он обходил дозорного. Логен выскользнул из-за деревьев и зашагал между спящими – если бы он хотел, то смог бы коснуться любого из них. Дозорный втянул носом воздух и, недовольно поежившись, плотнее замотался в сырое одеяло, усеянное мерцающими дождевыми каплями. Логен остановился. Подождал. Бросил взгляд на бледное лицо северянина: тот лежал на боку, глаза у него были закрыты, рот – широко открыт, над губами, поднимаясь во влажную черноту, клубился белесый пар. Дозорный снова замер. Логен аккуратно подобрался ближе. Шевеля пальцами в ожидании нужного момента, он протянул в дождевую дымку левую руку, затем правую, с ножом. Сжал рукоять покрепче. Оскалил яростно стиснутые зубы. Время пришло, а когда время приходит, надо действовать без оглядки. Он зажал дозорному рот и стремительно полоснул клинком по горлу, вонзив его так глубоко, что лезвие царапнуло кость. Тот задергался, попытался сопротивляться, но Логен крепко держал его в объятиях, как возлюбленную; слышалось лишь тихое бульканье. По рукам Логена струилась горячая липкая кровь. Он ни капли не волновался из-за остальных. Если кто и проснется, то увидит в темноте одинокую черную фигуру якобы дозорного. Вскоре жертва обмякла. Логен положил убитого на бок, голова его безжизненно шлепнулась о землю. Под влажными одеялами мирно спали четыре беспомощных человека. Возможно, когда-то Логен собирался с духом, прежде чем отважиться на подобный поступок, и долго себя убеждал, почему иначе нельзя. Если и был такой период в его жизни, то он остался в прошлом. Север нерешительных не любит: задумаешься – тут тебя и прихлопнут. Поэтому теперь Логен видел перед собой лишь работу, которую нужно сделать. Он подкрался к первому. Вскинул над головой окровавленный нож и, зажав жертве рот, с силой ударил в сердце, прямо через одеяло. Умер северянин еще тише, чем спал. То же самое Логен намеревался проделать и со вторым, но задел сапогом что-то металлическое – наверное, флягу. Фляга не фляга, лязгнула эта штука громко. Северянин открыл глаза и попытался встать, однако Логен молниеносным движением вспорол ему живот. Противник выпучил глаза, засипел и схватил его за руку. – Что? – На Логена, поднимаясь, вытаращился третий воин. Логен оттолкнул умирающего и взмахнул мечом. – Что за… Сонный северянин инстинктивно выставил перед собой руку, но тусклый клинок, отхватив кисть, вонзился глубоко в череп; в сырой воздух брызнули черные капли крови. Жертва рухнула на спину. Но последнему это дало время скинуть одеяло и схватить секиру. Он стоял, слегка сгорбившись и разведя руки в стороны – опытный воин, готовый к драке. Ворона. Логен слышал сквозь шелест дождя его свистящее дыхание и видел вьющийся над губами пар. – Тебе следовало начать с меня! – прошипел Ворона. Пожалуй, следовало. Но Логен был полностью сконцентрирован на том, чтобы убить их всех, а не на том, в каком порядке это делать. В любом случае, поздно было об этом думать. Он пожал плечами. – А мне без разницы, с кого начинать и кем заканчивать. – Посмотрим… Ворона перехватил секиру поудобнее и двинулся по кругу, выискивая более просторное место. Логен не шевелился – переводил дыхание; меч у бедра, острием вниз, пальцы сжимали холодную мокрую рукоять. Он никогда не дергался раньше времени. – Лучше назови свое имя, пока я дух из тебя не вышиб. Хотелось бы знать, кого отправляю в грязь. – А ты, Ворона, меня знаешь. Логен вскинул руку с широко разведенными пальцами. Луна высветила черные потеки крови на ладони и перепачканный обрубок. – Мы вместе бились при Карлеоне. Не ожидал, что ты так скоро меня забудешь. Но ожидания часто не оправдываются, верно? Ворона застыл на месте. В темноте Логен не видел его лица, только блеск глаз, однако в позе явно читались страх и неуверенность. – Нет, – прошептал он, качая головой, – не может быть. Девятипалый мертв! – Неужели? – Логен набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул в сырую темноту. – Тогда, должно быть, я его призрак. Парни-союзники тем временем выкопали в земле углубление и, огородившись мешками и ящиками, засели внутри. Над краем импровизированного бастиона маячило бледное, встревоженное лицо – кто-то вглядывался в гущу леса. В тусклом свете угасающего костра блеснул наконечник стрелы. А может, копья. Окопались. Ожидают нового нападения. Они и раньше дергались, а теперь, похоже, были готовы наложить в штаны от малейшего шороха. Любой из них с перепуга может его подстрелить, как только он появится. Черт бы побрал арбалеты союзников с их спусковым механизмом, теперь стрела с тетивы от легчайшего прикосновения слетает. Это была бы удача из удач – погибнуть ни за что ни про что в безвестном лесу, от рук своих же. И выбора никакого. Не пешком же добираться до передовой. Логен откашлялся и громко крикнул: – Не стреляйте! Звякнула тетива, в соседнее дерево вонзилась стрела. Логен пригнулся к мокрой земле. – Я же сказал – не стреляйте! – Кто там? – Это я, Девятипалый! – Тишина. – Северянин! Ехал с вами в повозке! Повисла долгая пауза, затем послышались перешептывания. – Ладно! Только иди медленно и руки держи на виду! – Договорились! – Логен выпрямился и, подняв руки, осторожно вышел из-за деревьев. – Только не стреляйте! Вы обещали! Он медленно брел к костру, содрогаясь от мысли, что в любой миг ему в грудь может ударить стрела. Наконец показались знакомые лица спутников, и среди них – командир колонны. Под прицелом двух арбалетчиков Логен медленно перебрался через самодельный парапет и спустился в траншею. Траншея тянулась впереди костра, выкопана была кое-как, и на дне ее собралась большая лужа. – Где ты шатался? – сердито спросил офицер. – Следил за северянами, что устроили засаду. – Ну как, выследил? – спросил один из солдат. – Выследил. – И? – И убил. – Логен кивнул на хлюпающую под ногами лужу. – Так что спать в воде вам сегодня ночью не придется. А перекусить что-нибудь осталось? – Сколько их было? – резко спросил офицер. Логен подошел к костру: в котелке было пусто. Опять везет как утопленнику. – Пятеро. – И ты в одиночку справился с пятью? – Вообще их было шестеро, но первого я убил еще здесь. Валяется где-то там, среди деревьев. – Логен достал из мешка горбушку и принялся обтирать ею стенки котелка в надежде наскрести хотя бы мясного жира. – Я дождался, пока они уснут, так что драться пришлось только с одним. В бою мне всегда везет. Но везунчиком он себя не чувствовал. Его взгляд скользнул по руке, озаренной светом костра: засохшая кровь чернела под ногтями, на коже, в складках ладони… – Всегда везет… Офицера его рассказ не убедил. – Откуда нам знать, что ты не один из них? Может, ты следишь за нами? Может, они опять устроили засаду и ждут от тебя сигнала, чтобы нанести удар, когда мы наиболее беззащитны? – Вы и так были беззащитны, на протяжении всего пути, – хмыкнул Логен. – Но я понимаю твои сомнения. Я ожидал такой вопрос. – Он снял с ремня холщовый мешок. – Поэтому захватил с собой вот это… Офицер, нахмурившись, раскрыл мешок, с подозрением заглянул внутрь – и нервно сглотнул слюну. – Как я и сказал, их было пятеро. Здесь десять больших пальцев. Ну что, убедил? Лицо офицера скривилось, будто от подкатывающей тошноты. Плотно сжав губы, он коротко кивнул и протянул мешок Логену, но тот помотал головой. – Оставь себе! У меня не хватает среднего пальца, большие все на месте. Повозка качнулась и встала. Последние пару миль они еле ползли. Дорога напоминала океан грязи, и всюду барахтались люди. Под моросящим дождем, они кое-как перебирались через хлюпающую жижу от одной твердой кочки к другой, лавируя между увязшими повозками, измученными лошадьми, ящиками, бочонками и хлипкими, покосившимися палатками. Горстка забрызганных грязью парней тщетно пыталась сдвинуть с места утонувший по оси фургон. Казалось, войско медленно погружается в болотную трясину. Этакое грандиозное кораблекрушение, только на суше. Спутники Логена, сгорбленные, изможденные, тихо сидели на своих местах; бессонные ночи и ненастная погода вконец их вымотали. Новобранцев осталось всего семеро: один погиб, а раненого в ногу отправили обратно в Уфрис. Не слишком удачно началась у ребят служба на Севере – однако вряд ли их вообще ждет тут что-то хорошее. По крайней мере, Логен в этом сомневался. Он спрыгнул с заднего края повозки, потянулся, выгнул спину, помахал затекшими ногами и стащил походный мешок. Сапоги тонули в чавкающей вязкой грязи. – Ну, удачи! – попрощался Логен с новобранцами. Никто не ответил. После засады северян с Логеном почти не разговаривали. Похоже, всех не на шутку напугала его выходка с отрезанными пальцами. Что ж, если это самое ужасное, что им суждено здесь повидать, значит, они легко отделаются. Логен пожал плечами и, развернувшись, побрел вперед. Вскоре он заметил командира колонны, которому что-то с серьезным видом выговаривал высокий угрюмый человек в красном мундире, бывший здесь явно за старшего. Спустя миг Логен его узнал. Когда-то они встречались, хотя и при других обстоятельствах: на пире их посадили за один стол, и они говорили о войне. Теперь он постарел, похудел, посуровел, во влажных волосах серебрилась седина. Наконец он тоже увидел Логена. Хмурое выражение сразу исчезло с его лица, а губы расплылись в улыбке. Он быстро подошел к нему, протянул руку и на хорошем северном наречии воскликнул: – Клянусь мертвыми, судьба сыграла неплохую шутку. Я знаю тебя. – И я. – Ты Девятипалый, верно? – Верно. А ты Вест. Из Инглии. – Он самый. Извини, что не могу оказать более достойный прием – армия здесь только пару дней назад, и, как видишь, порядка пока маловато. Не сюда, болван! – взревел Вест, когда возница попытался втиснуться между двумя тесно стоящими повозками. – В этих проклятых краях лето вообще бывает? – Так это оно и есть. Ты разве не видел здешнюю зиму? – И то верно. А ты тут по какому делу? Логен протянул ему письмо. Вест сгорбился, чтобы прикрыть листок от дождя, и, сведя брови, заскользил глазами по строчкам. – Надо же – подписано лорд-камергером Хоффом! – Это хорошо? Вест поджал губы. – В зависимости от обстоятельств. – Он отдал письмо. – Это значит, что у тебя могущественные друзья. Или могущественные враги. – И в тех, и в других недостатка нет. – Обычно так и бывает. Приехал сражаться? – Ну да. – Отлично. Опытному, закаленному в боях человеку у нас всегда найдется дело. – При виде новобранцев, выбирающихся из повозок, он издал тяжелый вздох. – Уж слишком много в наших рядах неопытных. Иди к остальным северянам. – А здесь есть северяне? – Есть. И с каждым днем все больше. Похоже, многие решили, что им с королем не по пути. Особенно после того, как он заключил сделку с шанка. – Сделку с шанка? – Логен нахмурился. Даже от Бетода он такого не ожидал. Надо же так низко пасть! Впрочем, тот не раз его разочаровывал. – Плоскоголовые бьются за Бетода? – Именно. На его стороне плоскоголовые, на нашей – северяне. В мире много странного. – Согласен, – отозвался Логен, качая головой. – И сколько среди союзников северян? – При последнем пересчете было сотни три. Но их посчитать не слишком просто. – Значит, со мной, если меня возьмут, станет триста один. – Их лагерь на левом фланге. – Вест указал на черную полоску деревьев, вырисовывающуюся на фоне закатного неба. – Понял. А кто вождь? – Парень по прозвищу Ищейка. Логен ошеломленно уставился на Веста. Повисла долгая пауза. – Как его прозвище? – Ищейка. Ты знаешь его? – Можно так сказать, – прошептал Логен, расплываясь в улыбке. – Можно так сказать… Быстро сгущались сумерки, близилась ночь. Когда Логен пришел в лагерь, карлы только рассаживались вокруг длинного костра; на фоне желтых языков пламени вырисовывались черные силуэты плеч и голов. Дождь закончился. В вечерней тишине далеко разносились громкие голоса и взрывы веселого хохота. Давно он не видел такого скопления людей, где все говорили бы на северном наречии, и это казалось ему странным, хотя язык был родной. В памяти всплыли страшные эпизоды из прошлого: рев толпы противников, рев толпы соратников, толпа бросается в бой, празднует победу, оплакивает погибших… Откуда-то повеяло запахом жарящегося мяса, и у Логена заурчало в желудке от сладковатого, аппетитного аромата. На обочине тропинки под ярко пылающим факелом, явно скучая, стоял вооруженный копьем парень. Видимо, он вытянул короткую соломинку, и ему пришлось дежурить во время ужина, и не сказать, чтобы ему это нравилось. Часовой смерил приближающегося Логена суровым взглядом и грозно проворчал: – Чего надо? – Ищейка здесь? – Здесь. И что с того? – Мне нужно с ним поговорить. – Правда? Прямо сейчас? К ним подошел старый воин с копной седых волос и обветренным лицом. – В чем дело? – Новый рекрут, – буркнул часовой. – Хочет повидаться с вождем. Старик, нахмурившись, пристально всматривался Логену в лицо. – Приятель, мы, часом, не знакомы? Логен встал под свет факела. Как учил отец: смотри человеку в глаза, а он пусть видит тебя – покажи, что ты его не боишься. – Не уверен. Ты меня знаешь? – Ты из чьих людей был? От Белобокого ушел? – Нет. Я сам по себе. – Сам по себе? Понятно. Кажется, я узнаю… – У старика округлились глаза и отвисла челюсть. Лицо побелело как мел. – Гребаные мертвые… – прошептал он, отступая назад. – Это же Девять Смертей! В глубине души Логен надеялся, что его не узнают. Что все забыто. Что у людей новые заботы. Что его будут воспринимать как обычного, ничем не примечательного человека. Но когда лицо старого воина исказила гримаса ужаса, стало ясно: ничего не изменится. Хуже того – испуг и уважение в его глазах, откровенно говоря, Логену понравились. Он ведь заслужил это, не так ли? Ну и с фактами не поспоришь. Он – Девять Смертей. Однако часовой им не поверил. – Вы меня разыгрываете? Скажешь еще, что сейчас на огонек заглянет Бетод, а? Никто не засмеялся. Логен поднял руку и посмотрел на парня через обрубок, в пустое пространство между пальцами. Часовой растерянно перевел взгляд с беспалой ладони на дрожащего старика и обратно. – Дерьмо… – прохрипел он. – Так где твой вождь, парень? – Равнодушный, холодный, как зима, голос напугал даже самого Логена. – Он… он… – Трясущимся пальцем часовой указал в сторону костров. – Отлично. Я сам его найду. Оба воина, и старый, и молодой, мгновенно расступились. Скользнув между ними, Логен изобразил подобие улыбки – а точнее, оскалился. Надо же оправдывать репутацию! – Не волнуйтесь, – зловеще прошипел он. – Я на вашей стороне. Когда Логен прошел мимо карлов к почетным местам у костра, никто не сказал и слова, оглянулись от силы два человека. Новый воин в лагере – что тут такого? Ничего, скоро они узнают, кто к ним пожаловал. Старик и часовой непременно начнут об этом шептаться, и скоро слух о появлении Девяти Смертей обойдет весь костер – со слухами всегда так. Вот тогда на него все и вытаращатся. Логен вздрогнул: огромная черная тень, которую он принял за дерево, неожиданно шевельнулась. Тенью оказался здоровенный воин-северянин – с улыбкой глядя на огонь, он почесывал густую бороду. Тул Дуру. Грозовую тучу и в сумерках узнаешь, не ошибешься. Такой огромный только он. Он снова начал гадать, как же ему удалось одолеть Тула в первый раз? Его охватило внезапное желание опустить голову пониже и, не оглядываясь, раствориться в темноте. Тогда не придется вновь становиться страшным беспощадным воином по прозвищу Девять Смертей. А часовой и старик будут потом горячо клясться мертвыми, что видели его призрак. Он же уйдет далеко-далеко, начнет новую жизнь и станет тем, кем захочет. Хотя… он ведь пробовал, и толку из этого не вышло. Прошлое шагало за ним по пятам, дышало в затылок. Значит, пора обернуться и посмотреть ему в глаза. – Как дела, большой парень, а? Тул опустил взгляд. На его большом, точно высеченном из камня лице и пышной, словно меховая полость, бороде плясали оранжевые блики огня и черные тени. Он недоуменно всматривался в синеву сумерек, пытаясь понять, кто с ним говорит. – Кто… погоди-ка… Логен сглотнул набежавшую слюну. Интересно, как отреагируют на его возвращение остальные? Он задумался об этом только сейчас. Все-таки, прежде чем подружиться, они долго враждовали. Бились с ним в поединках. Мечтали его убить – и имели на то веские основания. А затем он убежал на юг, предоставив им самим сражаться с шанка. Вдруг после разлуки длиною в год его ждет холодная встреча? Внезапно Тул схватил его за плечи и крепко, до хруста костей, сжал в объятиях. – Ты жив! – Он выпустил Логена, долго, недоверчиво его рассматривал – не врут ли глаза? – и снова с силой обнял. – Ага. Жив, – с трудом прохрипел задыхающийся Логен. Что ж, по крайней мере один встретил его тепло. Тул улыбался во весь рот. – Идем! – Он приглашающе махнул головой в сторону. – Парни в штаны наложат! Логен последовал за ним к той части костра, где сидел вождь и его ближайшие названые. Сердце едва не выпрыгивало из груди. Вот они, сидят на траве у огня! По центру Ищейка, шепчет что-то на ухо Доу. По другую сторону от Ищейки Молчун – вертит, опершись на локоть, оперение стрел. Все как прежде, будто ничего не изменилось… – Ищейка, тут кое-кто хотел с тобой повидаться, – загадочным, срывающимся от ликования голосом проговорил Тул. – Прямо сейчас? – Ищейка поднял глаза на Логена, но тот стоял в тени за могучим плечом великана. – Может, мы сначала поедим? – Ты знаешь, я думаю, что нет. – Почему? Кто это? – Кто это? – Тул схватил Логена за плечо и вытолкнул к огню. – Это всего лишь Логен, мать его, Девятипалый! Нога Логена скользнула по грязи; он закачался и непременно шлепнулся бы на задницу, если бы не замахал, как мельница, руками, чтобы удержать равновесие. Разговоры вокруг костра резко смолкли. Все уставились на Логена – два длинных ряда застывших растерянных лиц, озаренных пляшущими языками пламени. Воцарившуюся тишину нарушал только шелест ветра да потрескивание дров в костре. У Ищейки был такой вид, словно он увидел пришельца с того света, рот его открывался шире и шире. – Я думал, вас всех убили, – сказал Логен, приняв наконец вертикальное положение. – Смотреть правде в глаза, видать, стоит не всегда. Ищейка медленно поднялся на ноги и протянул Логену руку. Тот ее пожал. Оба не проронили ни слова. Что могут сказать друг другу два человека, которые плечом к плечу бились с шанка, перебирались через горы, сражались в бесчисленных войнах? Столько лет вместе… Ищейка еще крепче сдавил пальцы Логена; Логен накрыл его ладонь своей, и тот тоже положил сверху свободную руку. Оба улыбнулись, кивнули – и все стало, как в старые добрые времена. И разговоров не требовалось. – Молчун, рад тебя видеть. – Угу. – Молчун протянул ему кружку и вновь занялся стрелами, будто Логен отлучался на минутку в кусты отлить, а теперь, вполне ожидаемо, вернулся к остальным. Логен хмыкнул. На большее он и не рассчитывал. – А там Черный Доу прячется? – Если бы я знал, что ты явишься, то спрятался бы получше. – Доу оглядел Логена с головы до ног, и его усмешка не отличалась приветливостью. – А может, это вообще не Девятипалый? Ты ведь говорил, что он сорвался со скалы! – рявкнул он, поворачиваясь к Ищейке. – Что видел, то и сказал. – Я и правда сорвался. – Логен вспомнил ледяной ветер, скалу, кружащий снег и удар о воду, выбивший из легких весь воздух. – Но из воды я выбрался более-менее целым. Ищейка подвинулся, освобождая ему место на расстеленной у костра шкуре. Логен сел, следом сели остальные. Доу качал головой. – Ты всегда выживал, везучий ублюдок. Я мог бы догадаться, что ты выкрутишься. – Я был уверен, что вас прикончили плоскоголовые, – сказал Логен. – Как вы выбрались? – Нас вывел Тридуба, – сказал Ищейка. Тул кивнул. – А потом перевел через горы. Мы пересекли весь Север и вышли к Инглии. – И всю дорогу пререкались, как старые кумушки? Ищейка с усмешкой взглянул на Доу. – Без ворчания не обошлось. – Так где же Тридуба? – Логену не терпелось поздороваться со старым другом. – Мертв, – коротко сказал Молчун. Логен вздрогнул. В глубине души он и сам об этом догадывался: иначе с чего бы вождем был Ищейка? – Погиб в бою, – качая большой головой, пояснил Тул. – Повел бойцов в атаку против шанка. Сражался с этой тварью – Ужасающим. – Гребаный ублюдок! – Доу с ненавистью плюнул в грязь. – Что с Форли? – Мертв, – зло бросил Доу. – Он отправился в Карлеон предупредить Бетода, что через горы идет войско шанка. А Кальдер его убил. Просто так, забавы ради. Мразь! Он снова плюнул – по части плевков Доу не было равных. – Мертв… Логен помотал головой. Форли убит. Тридуба убит. Чертовски жаль… Впрочем, не так давно он считал, будто весь отряд вернулся в грязь, так что четверо живых – уже чудо. – Что ж, хорошие были воины. Лучшие. И, судя по вашим рассказам, умерли достойно. Так, как только может умереть мужчина. – Ага, – согласился Тул, поднимая кружку. – Так, как можешь ты. За мертвых! Они осушили кружки. Логен причмокнул губами, почувствовав вкус пива. Давненько он его не пробовал. – Выходит, уже год минул, – пробурчал Доу. – За это время мы кое-кого убили. Отшагали чертовски много миль. Сражались в поганой битве. Потеряли двух друзей. Выбрали нового вождя. А ты, Девятипалый, чем занимался? – Ну… тут целая история. – Он задумался, какого же рода эта история, но так и не определил. – Я был уверен, что вы погибли в бою с шанка – жизнь не баловала меня чудесами, поэтому я вообразил самое худшее. Когда я опомнился после падения, то ушел на юг, встретил там волшебника, и мы отправились в далекое путешествие, через море, на край света, за какой-то штукой… которой там не было. Логен запнулся. Разве это рассказ? Это бред безумный! – А что за штука? – растерянно спросил Тул. – Как тебе сказать? – Логен погонял пиво во рту, наслаждаясь вкусом. – Я и сам толком не знаю. Все озадаченно переглянулись: такой глупой истории они еще не слышали. Логен даже не обиделся. История и правда вышла так себе. – В общем, ерунда это все. Главное, я понял, что жизнь – не такое дерьмо, как мне всегда казалось. – И он дружески хлопнул Тула по спине. Ищейка надул щеки и шумно выдохнул воздух. – Ладно, мы рады, что ты вернулся. Наверное, ты хочешь вновь занять свое место? – Какое место? – Я имею в виду, снова командовать. Ты ведь был вождем. – Мне пришлось им быть, возможно, но нет, становиться вождем снова у меня охоты нет. Парни вроде и так всем довольны. – Но ты умеешь вести за собой людей лучше, чем я… – Чего не умею, того не умею. Ничего хорошего тогда это не принесло – ни нам, ни тем, кто бился вместе с нами, ни тем, кто был против нас. – Логен сгорбился, на него накатили невеселые воспоминания. – Я, конечно, могу что-то советовать, если хочешь, но предпочел бы следовать за тобой. Мое время прошло, и это был не лучший для нас период. Ищейка, судя по выражению лица, рассчитывал на другой ответ. – Ну… если ты уверен… – Уверен. – Логен хлопнул его по плечу. – Что, нелегко быть вождем? – Нелегко, – проворчал Ищейка. – Чертовски. – К тому же многие из собравшихся здесь парней прежде со мной враждовали. Подозреваю, далеко не все рады моему появлению. Логен скользнул взглядом по суровым лицам, озаренным пламенем костра. Он слышал невнятные перешептывания, слышал упоминания своего имени – и почти не сомневался: вряд ли его поминают добрым словом. – Когда дело дойдет до боя, они только обрадуются, что ты сражаешься за нас. Так что по этому поводу не беспокойся. – Возможно. Да уж, не очень-то это лестно… Выходит, чтобы удостоиться от соратников хотя бы кивка, ему нужно убивать, убивать и убивать. Люди пристально смотрели на него из темноты, а когда он смотрел в ответ, быстро отводили глаза. Лишь один смело встретился с ним взглядом – высокий длинноволосый воин, сидящий где-то в середине ряда. – Кто это? – спросил Логен. – Ты о ком? – Да вон, посередине, на меня таращится. – Это Трясучка. – Ищейка пососал заостренные зубы. – Крепкий парень. Отличный воин. Уже несколько раз с нами бился. И человек, скажу тебе, хороший. Мы перед ним в долгу. Только хочу предупредить, Трясучка – сын Гремучей Шеи. Логена замутило. – Кто он? – Сын. Второй. – Тот мальчик? – С тех пор столько воды утекло! Выросли мальчики. Столько воды утекло, но прошлое, Логен сразу понял, не забыто. Тут, на Севере, ничего не забывают, и ему следовало об этом помнить. – Нужно с ним поговорить. Раз нам предстоит вместе драться… Нужно поговорить. Ищейка поморщился. – Думаю, не стоит. Некоторые раны лучше не трогать. Ешь, а утром потолкуете. При свете дня все обычно проще и понятнее. Впрочем, решать тебе. – Угу, – буркнул Молчун. – Наверное, ты прав, но лучше сделать дело… – Чем жить в страхе перед ним. – Глядя на костер, Ищейка понимающе кивнул. – Мы скучали по тебе, Логен. Это правда. – И я, Ищейка. И я. Логен зашагал в темноту, пропитанную запахами дыма, мяса и людского пота. Сидящие вдоль костра карлы горбились и что-то тихо бормотали, когда он проходил мимо. Логен знал, о чем они думают: сзади Девять Смертей – самый страшный боец на белом свете, нет ничего опаснее, чем оказаться к нему спиной. Трясучка, сжав губы в жесткую линию, не сводил с него холодных глаз, прикрытых длинными волосами. Он держал в руке нож, чтобы накалывать мясо, но с тем же успехом мог вонзить его и в человека. В блестящем лезвии отражались блики огня. Логен присел рядом. – Значит, ты – Девять Смертей. Логен скривился. – Ага. Вроде бы. Глядя ему в лицо, Трясучка медленно кивнул. – Значит, вот как выглядит Девять Смертей. – Надеюсь, ты не разочарован? – Нет. Ничуть. Рад, что наконец-то увидел твое лицо. Логен уставился в землю. С чего бы начать? Куда деть руки? Какое выражение придать лицу? Какие слова прозвучат лучше? Ему хотелось все, до мельчайших деталей, сделать правильно. – Времена тогда были тяжелые, – произнес он. – Тяжелее, чем сейчас? Логен пожевал губу. – Может, и нет. – Сдается мне, времена тяжелы всегда, – процедил Трясучка, – так что это не оправдывает то дерьмо, что ты творил. – Ты прав. Моим поступкам нет оправданий. Я не горжусь тем, что совершил. Не знаю, что еще я могу сказать. Разве только выразить надежду, что ты сумеешь справиться со старой обидой, и прошлое не помешает нам сражаться бок о бок. – Скажу прямо, – придушенным голосом ответил Трясучка; казалось, он сдерживает не то крик, не то плач, а может, и то и другое одновременно. – Мне тяжело взять и выбросить это из головы. Ты убил моего брата, хотя обещал пощадить. Ты отрезал ему руки и ноги, а голову прибил к штандарту Бетода. Рука с ножом дрожала, костяшки пальцев побелели. Ему явно хотелось ударить Логена в лицо, и он едва сдерживался. Логен его не винил. Ничуть. – Отец после его гибели стал сам не свой. Как будто внутри что-то умерло. Долгие годы я мечтал убить тебя, Девять Смертей. Логен медленно кивнул: – Ну, в этом ты не одинок. Он видел холодные взгляды за пляшущими языками пламени, затененные сумерками сдвинутые брови, угрюмые лица, подсвеченные бликами костра. Поразительно – он никого здесь не знает, а люди или до смерти его боятся, или вынашивают в отношении него планы мести. Сколько здесь страха, сколько ненависти… Хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать тех людей, что рады его появлению. Даже той руки, где одного пальца не хватает. И это его соратники, с ними ему идти в бой… Ищейка прав. Некоторые раны лучше не трогать. Логен встал и двинулся к краю костра, где разговор тек непринужденнее. По спине бежали мурашки. Само собой, Трясучке до смерти хотелось сейчас его убить. Чему удивляться? Надо смотреть правде в глаза: словами сделанного не исправить. Безнадежные долги «Наставник Глокта! Мы не были формально представлены друг другу, однако последние несколько недель при мне часто упоминалось ваше имя. Не сочтите за оскорбление, но стоит мне куда-либо прийти, как возникает чувство, будто вы здесь уже побывали или же вскоре прибудете. С кем бы я ни заговорил, мой собеседник неизменно упоминает вашу персону. Не хотелось бы, чтобы вражда в верхах помешала нам вести себя как цивилизованным людям. Надеюсь, мы с вами достигнем взаимопонимания и, затратив минимум усилий, добьемся максимума результатов. Завтра в шесть утра буду ждать у бойни близ Четырех углов. Прошу простить, что выбрал столь шумное место встречи, однако разговор наш должен остаться сугубо между нами. Смею также надеяться, что ни меня, ни вас нимало не смутит грязь под ногами.     Харлен Морроу,     Секретарь верховного судьи Маровии». Мягко говоря, на бойне воняло. «Оказывается, сотни живых свиней пахнут вовсе не так чудно, как можно было ожидать». Ноги липли к склизкому полу, а вокруг отчаянно визжали и хрюкали свиньи. Они толкались и елозили в загонах, будто чуя забойщика с ножом. Впрочем, как верно заметил Морроу, Глокту было не так-то легко смутить визгом, видом острой стали и – раз уж на то пошло – дурным запахом. «В конце концов я, фигурально выражаясь, работаю по колено в дерьме. Отчего бы не влезть в него и в прямом смысле?» Скользкий пол, однако, был в диковинку и не позволял расслабиться. Ноги Глокты горели от боли, и сам он хромал не спеша, потихоньку. «Не хватало навернуться и вымазаться в поросячьем навозе. Плакал тогда мой образ беспощадного и ужасного человека». Он увидел Морроу, стоявшего у одного из загонов, облокотившись на оградку. «Ни дать ни взять фермер любуется образцовым стадом». Глокта, пыхтя и обливаясь потом, скользя по унавоженному полу, приблизился к секретарю верховного судьи. – Должен признать, Морроу, вы умеете заставить девушку почувствовать себя особенной. Секретарь Маровии – маленький человечек с круглым лицом и в очках – улыбнулся. – Наставник Глокта, позвольте для начала выразить свое глубочайшее восхищение вашими успехами в Гуркхуле, вашими методами вести переговоры и… – Я не любезностями обмениваться пришел. Если же у вас нет ко мне иного дела, я, пожалуй, подыщу себе не столь зловонное место времяпрепровождения. – И более приятную компанию, не сомневаюсь. Что ж, к делу. Настало время испытаний. – Для всех нас. – Время перемен. Смутное время. Крестьяне протестуют… – Чуть больше, чем протестуют, я бы сказал. Не так ли? – Идет восстание, да. Будем же надеяться, что доверие закрытого совета к полковнику Луфару оправдается, и он остановит повстанцев за пределами города. – Я бы ему не доверил и под стрелу подставиться, но, видно, у закрытого совета свои соображения. – Как обычно. Жаль, что члены закрытого совета не всегда согласны друг с другом. «Они всегда не согласны друг с другом. Практически главный принцип этого чертового совета». – И груз несогласия, – Морроу многозначительно взглянул на Глокту поверх очков, – ложится на плечи их верных слуг. Вот мы с вами, например, слишком уж часто подставляем друг другу ножку. – Гм, – фыркнул Глокта и пошевелил беспалой стопой. – Надеюсь, ноги ваши не сильно пострадали? Не прощу себе, если вы вдруг охромеете. Полагаю, вы нашли мирный выход из положения? – Не сказал бы. – Морроу с улыбкой посмотрел на хрюшек в загоне, на то, как они с визгом толкаются и карабкаются друг на друга. – На ферме, где я рос, разводили свиней. «Пощады! Только не рассказ о жизни!» – Я отвечал за кормежку. Приходилось вставать очень рано, когда еще холодно и дыхание вырывается изо рта паром. «О, прямо картина маслом! Юный мастер Морроу по колено в дерьме смотрит на жирующих свиней и мечтает бежать в блистательную столицу, к новой, полной приключений жизни!» Морроу с улыбкой, поблескивая стеклами очков, взглянул на Глокту. – Знаете, эти твари сожрут все, что им бросишь. Даже калеку. «Ага, вот ты к чему». Только сейчас Глокта заметил, что к ним из дальнего конца свинарника украдкой подбирается еще один человек; коренастый, в потрепанной куртке, он держался в тени, руки были полностью закрыты рукавами. «Словно он что-то прячет в рукаве, но не слишком умело. Проще подойти с улыбкой на устах, держа клинок на виду. На бойне нож нужен по сотне причин, но прятать его стоит лишь по одной». Обернувшись, он поморщился – в шее хрустнуло. Из-за спины к нему приближался еще один незнакомец, очень похожий на первого. – Убийцы? – выгнул бровь Глокта. – Очень, очень неоригинально. – Неоригинально, да, зато эффективно. – То есть меня забьют на бойне, Морроу? Зарежут мясники! И Занд дан Глокта, сердцеед, победитель турнира, герой гуркхульской кампании вновь увидит свет, пройдя сквозь задницы дюжины свиней! Глокта прыснул от смеха, фыркнув так, что брызнули сопли. – Отрадно видеть, что ирония вам по душе, – слегка опешил Морроу. – О, еще как по душе. Пустить меня на корм свиньям?.. Это так очевидно, что я и не ожидал. – Он протяжно вздохнул. – Впрочем, не ожидать не значит не предусмотреть. Из-за визга свиней никто не услышал звона тетивы. Просто один из убийц внезапно поскользнулся и рухнул на бок, выронив блестящий нож. Глокта увидел торчащее у него в боку древко стрелы. «Ожидаемо, но от этого не менее волшебно». Второй наемник быстро попятился. Он не заметил, как из пустого загона у него за спиной вынырнула практик Витари. Сверкнула сталь, и головорез с перебитыми подколенными сухожилиями упал на пол. Его крик резко прервался, стоило Витари затянуть у него на шее цепь. С потолочных перекладин легко, как перышко, спрыгнул Секутор. Он приземлился слева от Глокты, чавкнув сапогами в навозе, и беззаботно приблизился к подстреленному наемнику. Ногой оттолкнул нож в тень и пригляделся к убийце. – С меня пять марок, – сказал он, обращаясь к Инею. – В сердце не попал, черт подери. Скорее в печень. – Пефень, – буркнул альбинос, выходя из тени в дальнем конце свинарника. Наемник застонал и с трудом поднялся на колени, держась за простреленный бок. Его перекошенное от боли лицо наполовину покрывала маска дерьма и грязи. Иней походя врезал ему дубинкой по затылку. Смолкнув, наемник рухнул лицом вперед. Тем временем Витари повалила своего противника на пол и придавила его коленом, все туже затягивая цепь. Убийца еще какое-то время сопротивлялся и наконец затих. «Мясца на скотобойне прибыло». Глокта взглянул на Морроу. – Как быстро все становится с ног на голову, а, Харлен? Сначала с тобой хотят дружить, а потом?.. – Он грязным кончиком трости постучал себе по носку беспалой ноги. – Тебя поимели. Суровый урок. «Уж я-то знаю». Вскинув руку и нервно облизывая губы, секретарь Маровии попятился. – Погодите… – Зачем? – Глокта выпятил нижнюю губу. – Думаешь, после такого мы с тобой сдружимся? – Можно ведь найти… – Меня совершенно не огорчает, что ты хотел убить меня. Но столь жалкая попытка? Мы профессионалы, Морроу. Ты оскорбил меня, считая, что она могла сработать. – Ранил, – буркнул Секутор. – Поразил, – пропела Витари, позвякивая цепью. – В фамое февфе, – пробурчал Иней, подталкивая Морроу к загону. – Лучше б ты и дальше целовал зад пьянице Хоффу. Не надо было вообще высовываться со своей фермы. Да, тяжело вставать на рассвете и кормить свинок… но ты бы жил. – Постойте! Погогркхл… Секутор зашел к нему сзади и, схватив за плечо, вонзил нож в шею. Потом спокойно – будто рыбу потрошил – вспорол секретарю горло, изнутри. Кровь хлынула на ноги Глокте, и он отшатнулся. Скривился от прострела боли в искалеченной ноге. – Твою мать! – прошипел он сквозь стиснутые десны. Глокта чудом успел схватиться за оградку загона, иначе валяться бы ему в поросячьем дерьме. – Нельзя было просто придушить? Секутор пожал плечами: – Результат один. Морроу, цепляясь за вспоротое горло, упал на колени. Очки съехали ему на нос. Глокта проследил, как секретарь Маровии заваливается на спину и сучит ногой, оставляя в дерьме длинные борозды. «Жаль бедных хрюшек, им не увидеть, как юный мастер Морроу спускается с холма, вернувшись из блистательной столицы и изведав жизни, полной приключений. Он больше не выйдет к ним холодным ранним утром, когда дыхание вырывается паром изо рта…» Глокта все еще цеплялся за оградку загона, когда конвульсии секретаря затихли. «И когда это я стал таким?.. Не сразу, постепенно. Один поступок свинцовым грузом ложится на другой, мы следуем путем, с которого нельзя свернуть, и всякий раз находим себе оправдание. Делаем что должны, делаем что говорят, выбираем что проще. За один раз приходится решать по одной досадной проблеме. И в один прекрасный день замечаем, как стали… такими». Глокта наморщил нос, поглядел на окровавленные сапоги и вытер их о штанину Морроу. «Ладно, у меня еще будет время пофилософствовать. Пока же надо подкупать чиновников, шантажировать знать, подтасовывать результаты выборов, убивать секретарей и запугивать любовников… Столько ножей, и всеми жонглирую я. Если один падает на пол, другой должен лететь вверх. Острые клинки летают прямо над твоей головой. И легче со временем и не становится». – Наши друзья-волшебники вернулись в город. Секутор приподнял маску и почесал под ней. – Маги? – Первый из ублюдков, собственной персоной, и его компания отважных героев. Он, его недоносок-ученик и женщина. Да, и навигатор. Следи за этим стадом – вдруг получится выкрасть одного поросеночка. Пришла пора узнать, что они замыслили. Ты еще не расстался с тем чудным домиком у воды? – Разумеется, нет. – Вот и отлично. В кои-то веки мы на шаг опередим запросы его преосвященства. Только Сульт заикнется о расследовании, мы сразу преподнесем ему ответы на все вопросы. «И хозяин наконец погладит меня по головке». – С этими что делать будем? – Секутор мотнул головой в сторону трупов. Глокта вздохнул: – Без сомнений, свиньи слопают все. Глокта тащился в сторону Агрионта по пустеющим улицам города, на который опускалась темнота. Торговцы закрывали лавочки, домовладельцы зажигали огни: сквозь щели в ставнях в полутемные переулки сочился свет ламп. «Счастливые семьи садятся ужинать. Любящие отцы в компании любимых жен и обожаемых детишек. Их жизни столь важны и наполнены смыслом… с чем от души всех и поздравляю». Глокта впился оставшимися зубами в пустые десны, пытаясь поддерживать ритм шагов; он потел, нога все сильнее пылала от боли. «Но меня не остановит столь жалкий кусок мяса». Боль от лодыжки поднялась до колена, оттуда перекинулась на бедро и дальше, по спине к черепу. «Столько усилий, и все ради смерти секретаришки средней руки, который работал совсем рядом с Допросным домом. Проклятая трата времени, вот что это было, проклятая…» – Наставник Глокта? К нему почтительно приблизился незнакомец, лицо которого оставалось в тени. Глокта прищурился, пытаясь разглядеть его. – Я вас… Сработано было ловко. Он и не заметил второго незнакомца, пока ему на голову не накинули мешок, заломили руку за спину и толкнули вперед. Оступившись, он выронил трость, и та со звоном покатилась по булыжнику мостовой. – А-айгх! Обжигающая боль полыхнула в спине, и он тщетно попытался вырваться. Его быстро успокоили, и больше ему ничего не оставалось, как смирно пыхтеть в темноте. Глокте резво связали запястья, потом чьи-то сильные руки подхватили его под мышки и, приподняв над мостовой, куда-то быстро понесли. Он едва касался ногами булыжника. «Давненько я так быстро никуда не ходил». Хватка была не то чтобы грубой, но и не слабой. «Профессионалы. Уж куда выше классом тех олухов, на которых раскошелился Морроу. Кто бы ни заказал меня, он не дурак. Вот только кто он? Сам архилектор или враг Сульта? Соперник в борьбе за престол? Верховный судья Маровия? Лорд Брок? Кто-то другой из открытого совета? Или вообще гурки? Эти никогда не питали ко мне дружеских чувств. А может, банкирский дом «Валинт и Балк» решил наконец взыскать с меня долг? Мог я недооценить капитана Луфара? Или это просто наставник Гойл не пожелал более делить работу с калекой?» В конце концов список набрался приличный, и определиться с выбором было непросто. Вокруг, причем очень близко, были слышны шаги. «Мы в узком переулке». Глокта понятия не имел, как далеко его унесли. Он вслушивался в собственное хриплое дыхание. «Сердце грохочет, на коже выступил холодный пот. Я возбужден, пожалуй, даже напуган. Чего, интересно, им от меня нужно? Людей не похищают посреди улицы, просто чтобы предложить им повышение по службе, сделать признание или – что особенно жаль – одарить нежными поцелуями. Я хорошо знаю, чего ради людей похищают посреди улицы. Очень хорошо знаю». Похитители спустились по лестнице, и Глокта беспомощно сосчитал ступеньки мысками сапог. Грохнула, закрываясь, тяжелая дверь. Звук шагов эхом отражается от плит, которыми выложен коридор. Закрылась еще одна дверь. Его бесцеремонно усадили на стул. «Наконец, к добру ли, к худу, мы все узнаем…» Мешок сдернули у него с головы, и Глокта заморгал, когда в глаза ударил резкий свет. «Белая комната, в ней слишком светло. До боли знакомая обстановка. Однако по эту сторону стола все выглядит куда мрачнее». Напротив себя Глокта увидел очередного незнакомца. «Точнее, смутный силуэт очередного незнакомца». Закрыв один глаз, Глокта прищурил другой. Постепенно очертания фигуры стали четче. – Ну-ну, – пробормотал он. – Вот так сюрприз. – Надеюсь, приятный? – Смотря что вы мне приготовили. Карлота дан Эйдер изменилась. «Похоже, ссылка не сильно ей повредила». Волосы – пусть и не полностью – отросли, и магистр вновь смотрелась привлекательно. Синяки на шее прошли, только на щеках остались едва заметные шрамы. Рубище каторжницы она сменила на походное платье состоятельной дамы, которое очень ей шло. На шее и пальцах поблескивали украшения с драгоценными камнями. Похоже, Эйдер вернула свои прежние богатство и лоск. И еще она улыбалась. «Улыбкой игрока, у которого на руках все карты. Ничему-то меня жизнь не учит. Никогда не делай добро. Особенно женщинам». Под рукой у Эйдер на столе лежали небольшие ножницы. Того типа, которыми богатые женщины подстригают ногти. «А еще ими удобно срезать кожу со стопы человека и расширять ему ноздри, купировать уши, лоскуток за лоскутком…» Глокта с трудом оторвал взгляд от блестящих в свете яркой лампы лезвий. – Я же вроде сказал вам не возвращаться, – напомнил он магистру отнюдь не привычным властным тоном. – Сказали. Но я подумала… почему бы не ослушаться? В городе у меня остались средства, терять которые не хотелось, а еще возможность провернуть выгодные сделки. – Она взяла ножницы и срезала уголочек идеального ногтя на большом пальце. Нахмурилась, глядя на результат. – К тому же вы вряд ли доложите о моем возвращении, так? – Я давно уже не беспокоюсь о вашей сохранности, – буркнул Глокта. «Зато о собственной – с каждой минутой все сильней и сильней. Даже калеку можно еще искалечить». – Так ли надо рисковать, чтобы поделиться планами путешествий? Карлота дан Эйдер улыбнулась чуточку шире. – Надеюсь, мои люди не причинили вам вреда? Я просила их быть аккуратнее. По крайней мере пока. – Нежное похищение – все равно похищение, вы так не думаете? – Похищение – слово слишком страшное. Представьте, что я пригласила вас, и вы не смогли отказаться. Вам хотя бы одежду оставили. – Вы оказали милость не только мне, но и себе, поверьте. И чего же ради вы меня пригласили, смею поинтересоваться? Ведь не только затем, чтобы не слишком приятно потаскать меня на руках и после поболтать ни о чем? – Обидно слышать, что вам нужен повод для встречи со мной. Но раз уж вы об этом заговорили – да, повод есть. – Надрезав еще один ноготь, Эйдер заглянула Глокте в глаза. – После Дагоски за мной остался должок. Я не смогу спокойно спать, пока не отплачу вам взаимностью. «За пару недель в темной камере и удавку? Боюсь даже представить эту взаимность». – Прошу, не стесняйтесь, – прошипел Глокта сквозь стиснутые десны, не отрывая взгляда от мелькающих лезвий ножниц. – Сгораю от нетерпения. – Гурки идут. Сбитый с толку, Глокта немного помолчал. – Сюда идут? – Да. В Срединные земли, в Адую, к вам. Они втайне построили целый флот. Строили его с конца последней войны, и вот он готов и по величине превосходит всю морскую мощь Союза. – Отбросив ножницы на стол, Эйдер тяжело вздохнула. – Так мне сказали. «Гуркхульский флот, о котором говорил мой полночный гость Юлвей. Слухи и призраки… но слухи не всегда лгут». – Когда они будут здесь? – Точно не скажу. Снарядить такую кампанию – дело хлопотное и долгое, однако гурки всегда отличались строгой дисциплиной и порядком. Вот почему вести дела с ними – одно удовольствие. «Мои дела с ними доставили мне мало радости, однако будет». – Каким числом они выдвигаются? – Очень, очень большим, как я полагаю. Глокта фыркнул: – Простите, если подвергаю сомнению слова предателя. Тем более что вы мне сообщили прискорбно мало подробностей. – Как угодно. Я лишь предупреждаю, не убеждаю. Это все, чем я обязана вам за спасение своей жизни. «До умиления старомодно с твоей стороны». – И только? Магистр Эйдер раскинула руки. – Разве может дама, подстригая ногти, не оскорбить мужчину? – Могли бы просто письмецо чиркнуть, – отрезал Глокта. – Мне бы тогда не натерли подмышки. – О, да бросьте. Вы не из тех, кто жалуется на небольшие мозоли. К тому же выпал шанс возобновить нашу столь приятную дружбу. Дайте насладиться моментом триумфа – после всего, чему сами же меня подвергли. «Ну что ж, никто еще не угрожал мне так изысканно. Ей не откажешь в хорошем вкусе, здесь – место встречи лучше, чем в свинарнике». – То есть я могу уйти? – Кто-нибудь подобрал его трость? – Никто не ответил, и Эйдер радостно улыбнулась, показав идеальные белые зубы. – Можете уползти. Как вам такой расклад? «Уж лучше это, чем всплыть со дна канала через пару дней раздутым белым слизнем, воняя как все городские погосты, вместе взятые». – Расклад сносный. Хотя интересно: что помешает мне пустить своих практиков по запаху дорогих духов и завершить то, что они когда-то начали? – Этого-то я от вас и ожидала. – Эйдер вздохнула. – Вам следует знать, что я оставила запечатанное письмо одному из моих старых деловых знакомых. Если мне случится погибнуть, он отнесет письмо архилектору, и тот узнает, к чему на самом деле вы меня приговорили в Дагоске. Глокта печально облизнул десны. «Только этого мне не хватало, еще один нож». – А что будет, если вы вдруг – совершенно независимо от моих действий – превратитесь в труп? или дом упадет на вас? или вы подавитесь кусочком хлеба? Эйдер округлила глаза, словно ей в голову такая мысль и не приходила. – В любом из этих случаев письмо отправится по назначению, даже невзирая на вашу непричастность. – Она невольно рассмеялась. – Мир – отнюдь не обитель справедливости, каковой может показаться. Смею предположить, что население Дагоски, плененные наемники и погибшие солдаты Союза, которых вы отправили на бойню за свое проигранное дело, со мной согласятся. – Она мило улыбнулась, как будто они обсуждали вопросы садоводства. – Удуши вы меня взаправду, все было бы куда проще. – Вы прямо мысли мои читаете. «Поздно тебя душить взаправду. Я совершил добрый поступок, и пришло время за него расплачиваться». – А сейчас, пока наши пути снова не разошлись – последний и окончательный, надеюсь, раз, – ответьте: вы замешаны в деле с выборами? У Глокты задергался левый глаз. – Они касаются моих обязанностей, да. «Вернее, отнимают все время, что я не сплю». Карлота дан Эйдер наклонилась к нему, поставив локти на стол и положив подбородок на сцепленные пальцы. Ни дать ни взять настоящая заговорщица. – Как думаете, кто станет следующим королем Союза? Брок? Ишер? Кто-то другой? – Пока еще рано загадывать. Я над этим работаю. – Ну так хромайте отсюда. – Она выпятила нижнюю губу. – Будет лучше, если вы не станете упоминать о нашей встрече его преосвященству. Эйдер кивнула, и Глокте вновь надели на голову мешок. Толпа оборванцев Ставка командующего Джезаля – если командующим можно было назвать человека крайне растерянного и не знающего, что делать, – находилась на гребне высокого холма. Отсюда открывался великолепный вид на узкую долину. По крайней мере, в лучшие времена вид точно был великолепный, теперь же долина являла собой далеко не самое приятное зрелище. Основная часть армии мятежников заняла несколько широких полей. Черная, оборванная и грозно кипящая масса размахивала сельскохозяйственными и ремесленными инструментами, которые сейчас вовсе не казались Джезалю орудиями мирного труда. Даже с такого расстояния было видно, что армия крестьян неплохо организована. Люди построились так, чтобы между их рядами могли свободно перемещаться гонцы и тележки с провиантом. Не имея боевого опыта, Джезаль все равно понимал: крестьянами командует кто-то, кто знает свое дело. Причем знает куда лучше Джезаля. Отдельно от основной армии по фермерским угодьям, подчищая их от урожая, сновали не столь организованные группы повстанцев меньшей величины. Глядя, как они черными пятнами рыскают по зеленым полям, Джезаль представил муравьев, что накинулись на разбросанные по земле яблочные шкурки. На глаз он не мог определить, каким числом пришли повстанцы, но даже «сорок тысяч» показалось ему серьезным преуменьшением. От деревеньки, что осталась позади армии повстанцев, поднималось три столба дыма. Что там жгли? Костры или сами дома? Джезаль подозревал, что дома. Высоко над долиной столбы дыма рассеивались, насыщая воздух горьковатым душком. Командующий должен вселять в своих людей дух бесстрашия, именно так, не иначе, но взирая на черную массу в долине, Джезаль только и думал, что о грозных и решительно настроенных повстанцах. Взгляд его метался между рядами врагов и своими – столь малочисленными и неуверенными. Джезаль вздрагивал, рука сама то и дело тянулась к тугому воротнику. – Как желаете рассредоточить полки? – спросил адъютант, майор Опкер, глядя на командующего одновременно снисходительно и подобострастно. – Рассредоточить? Э-э… ну… Джезаль попытался придумать верный – или хотя бы достойный – ответ. Еще в самом начале военной карьеры он заметил: если над тобой опытный начальник, а под тобой – опытные солдаты, то делать и знать ничего не надо. В мирное время эта стратегия себя более чем оправдывала, позволяя жить беззаботно. Во время смутное – и когда тебе чудом поручают командовать настоящим войском, – такой подход к делу терпит крах. – Рассредоточить… – прорычал Джезаль и сильно нахмурился, делая вид, будто тщательно продумывает дислокацию войск… при этом не имея понятия, что это слово значит. – Пехоту в два ряда… – начал он, припоминая рассказы Коллема Веста. – Вон за той рощей. Он грозно рассек жезлом воздух. Хорошо хоть жезлом размахивать он научился, часами тренируясь перед зеркалом. – Полковник хотел сказать: перед рощей, – мягко вклинился Байяз. – Пехота должна встать в два ряда по обеим сторонам от того мильного камня. Легкая конница – вон в тех деревьях, тяжелая конница – клином, на дальнем фланге, где можно воспользоваться преимуществом открытого пространства. – Оказалось, что Байяз неплохо разбирается в военной терминологии. – Арбалетчиков построить в один ряд позади рощи, где они сначала останутся скрытыми от врага, а после засыплют его стрелами с возвышенности. – Маг подмигнул Джезалю. – Отличная стратегия, полковник, если мне будет дозволено заметить. – Разумеется, – усмехнулся Опкер, отправляясь передать распоряжения. Джезаль спрятал жезл за спину и крепко стиснул его в кулаке. Нервно потер челюсть. Очевидно, быть командующим – значит не просто ждать, пока тебе станут сэркать. Вот вернется он в Адую и засядет за книги. Если вернется. От массы крестьян внизу отделились три крохотные точки и двинулись вверх по склону. Прикрыв глаза ладонью, Джезаль заметил над ними полоску белой ткани – флаг переговорщиков. Байяз положил руку на плечо Джезалю, чем еще больше заставил его нервничать. – Не волнуйтесь, мой юный друг, мы готовы. Правда, я уверен, что до насилия не дойдет. – Он с улыбкой посмотрел на орду повстанцев. – Полностью уверен. Вот бы и Джезалю такую уверенность. В Дубильщике – совершенно не примечательном человеке – не было ничего от знаменитого вождя толпы, мятежника и подстрекателя бунтов. Он сидел на складном стуле в шатре Джезаля: обыкновенное лицо и телосложение, копна курчавых волос, совершенно не примечательного покроя и цвета куртка. Дубильщик ухмылялся с видом победителя. – Они зовут меня Дубильщик, – представился он, – и мне же доверили говорить от имени союза притесненных, обездоленных и обворованных, что собрались в долине. Со мной два моих соратника по праведному и патриотическому предприятию. Можно сказать, два моих генерала. Добрый человек Худ, – он кивнул в сторону дородного мужика с бородой лопатой, румяного и возбужденно нахмуренного, – и Коттер Хойст, – кивнул он в сторону вороватого типа со шрамом на щеке и ленивым взглядом. – Польщен, – ответил Джезаль, хотя «генералы» больше походили на обычных бандитов. – Я полковник Луфар. – Знаю. Видел вашу победу на турнире. Отлично фехтуете, друг мой, просто отлично. – О, да, э-э… – пробормотал сбитый с толку Джезаль. – Спасибо. Это мой адъютант, майор Опкер, а это – Байяз… первый из магов. Добрый человек Худ недоверчиво прыснул, зато Дубильщик задумчиво провел ладонью по губам. – Хорошо. Вы пришли биться или договариваться? – Это как получится. – И Джезаль принялся излагать дело: – Закрытый совет осуждает ваши действия и в то же время решил, что вы могли бы узаконить свои требования… Худ громко фыркнул, перебивая Джезаля: – Какой выбор предлагают эти ублюдки? – Ну что ж… – Джезаль перешел сразу к сути. – Они готовы пойти вот на какие уступки. – Джезаль показал переговорщикам подготовленный Хоффом свиток: большой, с резными ручками, скрепленный печатью размером с блюдце. – Должен сразу предупредить, – как можно уверенней произнес Джезаль, – что если вы откажетесь, то мы готовы к битве. Под моим началом отборные королевские солдаты, прошедшие самую лучшую подготовку и вооруженные самой лучшей сталью. Каждый из них стоит двадцати ваших оборванцев. Коренастый угрожающе захихикал. – Лорд Финстер думал так же. Наши оборванцы надрали ему зад и погнали из одного конца имения в другой. Когда бы не столь резвая кобыла, мы бы этого лорда вздернули на суку. А у тебя кобыла резвая, полковник? Дубильщик осторожно коснулся его плеча. – Угомонись, мой пылкий друг. Мы примем ваши условия, если они, конечно, приемлемы. Покажите, что у вас там, полковник, и мы решим, есть ли нужда в угрозах. Джезаль протянул переговорщикам свиток, и Худ, схватив его, сорвал печать. Разворачивая хрустящий пергамент, Худ мрачнел все сильней и сильней. – Оскорбление! – рявкнул он, закончив и посмотрев на Джезаля исподлобья. – Послабление в налогах, какое-то дерьмо про общественные земли?.. Чушь! Знать и этих обещаний не сдержит! Худ бросил свиток Дубильщику, и Джезаль нервно сглотнул. Он, разумеется, понятия не имел, что значат эти уступки для крестьян, но ответ Худа явно не сулил скорого примирения. Дубильщик не спеша прошелся взглядом по документу; глаза у него – заметил Джезаль – были разного цвета, один синий, другой зеленый. Прочитав свиток до конца, Дубильщик отложил его и картинно вздохнул: – Я согласен. – Согласны? – У Джезаля от удивления отвисла челюсть. Впрочем, у доброго человека Худа челюсть, можно сказать, совсем отвалилась. – Эти условия еще хуже предыдущих! – прокричал фермер. – В ответ на которые мы разгромили Финстера! Ты же говорил: земля для всех, на меньшее мы не согласны! Дубильщик поморщился. – Так то когда было. – Когда то было?! – пораженно пробормотал Худ, хватая ртом воздух. – А как же честная плата за честный труд? Как же доля с прибыли? Как же равные права, невзирая на цену? Ты ведь сам обещал!.. – Он махнул рукой в сторону долины. – Ты стоял там и все это обещал! Мне! Им! Что изменилось? До Адуи рукой подать. Мы возьмем все! Возьмем… – Я сказал, мы согласны на эти условия! – неожиданно яростно прорычал Дубильщик. – Или ты желаешь биться с королевскими войсками в одиночку? Народ идет за мной, Худ, не за тобой, если ты не заметил. – Ты обещал волю, всем и каждому! Я верил тебе! Мы все тебе верили! Дубильщик окинул Худа презрительным взглядом. – Должно быть, лицо у меня располагающее к доверию, – прогудел он, а его генерал Хойст пожал плечами, любуясь собственным отражением в ногтях. – Будь же ты проклят! Проклят! – Худ развернулся и в бешенстве покинул шатер. Байяз наклонился к майору Опкеру и прошептал ему на ухо: – Надо арестовать его, пока он не покинул лагерь. – Арестовать, милорд? Переговорщика?.. – Арестовать и в оковах доставить в Допросный дом. Белая тряпка не укроет от королевского правосудия. Полагаю, это дело расследует наставник Гойл. – Э-э… будет сделано. Опкер вскочил и выбежал вслед за добрым человеком Худом. Джезаль нервно улыбнулся. Дубильщик тоже слышал разговор Байяза и Опкера и улыбнулся так, будто судьба бывшего товарища его нимало не заботила. – Должен извиниться за своего помощника. В таких делах всем не угодишь. – Он беззаботно махнул рукой. – Не переживайте, я выступлю перед маленькими людьми с большой речью. Скажу, что мы своего добились, и что они скоро вернутся по домам, что никому вреда не будет. Кое-кто, конечно, возмутится, но вы, полковник Луфар, справитесь с недовольными, не сомневаюсь. – Э-э… да, – пробурчал Джезаль, совсем сбитый с толку. – Полагаю, мы… – Отлично. – Дубильщик вскочил на ноги. – Боюсь, мне пора идти. Дела, дела. Никакого покоя, да, полковник Луфар? Никакого покоя. Он пристально посмотрел на Байяза и покинул шатер. – Если кто-нибудь спросит, – тихо произнес на ухо Джезалю первый из магов, – я скажу, что это были трудные переговоры с решительно и недружелюбно настроенными оппонентами. И что вы проявили недюжинную выдержку, напомнив повстанцам о долге королю и стране, заставили их вернуться на поля и все такое… – Но… – Джезалю хотелось плакать от потрясения и вместе с тем от облегчения. – Я же… – Если кто-нибудь спросит, – повторил Байяз, резким тоном давая понять, что инцидент исчерпан. Любимцы луны Щурясь на солнце, Ищейка наблюдал, как мимо плетутся солдаты Союза. Побитые армии после боя выглядят одинаково: идут медленно, сгорбившись, все в грязи, глядя под ноги, будто там есть что интересное. Ищейка за свою жизнь насмотрелся на проигравших, он и сам не раз был побежден. Проигравшие стыдятся, корят себя за то, что сдались, не получив ни царапины. Ищейка прекрасно знал, как чувствуют себя побежденные, и хотя стыд – чувство паскудное, сносить его куда легче, чем порез от меча, да и заживает быстрее. Кому-то из раненых еще повезло: перевязанные, в лубках, они хромали, опираясь на палки или вовсе на плечо товарища. Этих на пару недель освободят от строевой службы. Другим повезло меньше. Ищейка вроде бы даже знал одного из тяжелораненых: офицер, совсем молодой, а уже при бородке; бледный, он кривился от боли, утратив ногу чуть выше колена. Своей кровью он забрызгал форму, носилки и товарищей, что несли его. Это он стоял на воротах, когда Ищейка и Тридуба только пришли в Остенгорм присоединиться к союзникам. Он смотрел на северян, как на дерьмо. Теперь же, утратив спесь, он скулил всякий раз, стоило качнуться носилкам. Однако смеяться Ищейке совсем не хотелось. Потеря ноги – слишком страшное наказание за плохие манеры. Вест стоял внизу у дороги, беседуя с офицером, у которого на лбу темнела грязная повязка. О чем они говорили, Ищейка не слышал, но мог догадаться. Время от времени они тыкали пальцем в сторону двух холмов, крутых и неприветливых, поросших лесами и кое-где обнаживших голые каменистые склоны. Вест – мрачный, как землекоп на кладбище, – вдруг оглянулся и посмотрел на Ищейку. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: война еще не закончена. – Дерьмо, – чуть слышно буркнул Ищейка. Под ложечкой у него засосало, как всегда, когда приходилось разведывать неизвестные земли, когда Тридуба призывал к оружию или на завтрак оставалась только студеная вода. Теперь Ищейка сам стал вождем, и под ложечкой сосало почти постоянно. – Не пробились? Вест покачал головой, поднимаясь к Ищейке. – Нас поджидал Бетод – засел вон на тех холмах, между нами и Карлеоном. Скорее всего он был готов еще до того, как мы перешли границу. – А он всегда готовится заранее. Обойти его нельзя? – Крой пытался обойти холмы по двум разным дорогам и понес потери. Теперь Поулдер попробовал лобовую атаку, и ему досталось еще крепче. Ищейка вздохнул: – Значит, не обойти. – Что бы мы ни предприняли, только подставимся под удар. – Бетод своего не упустит. Ждет, что мы к нему придем. – Лорд-маршал хочет, чтобы ты повел своих людей на север. – Вест посмотрел на серые очертания других холмов вдалеке. – Найдите слабое место в обороне Бетода, он просто не мог перекрыть все пути. – Уверен? – спросил Ищейка. – Это надо обсудить. То-то парни обрадуются. Ищейка пошел в сторону леса. Пройдя вверх по тропе, он вскоре достиг лагеря северян. Их все прибывало и прибывало, и набралось уже где-то сотни четыре. Четыре сотни суровых воинов, кому было плевать на Бетода и кто раньше сражался против него. И против самого Ищейки, если уж на то пошло. Лес кишел воинами: кто сидел у костра, готовя еду, начищая оружие, чиня броню; двое сошлись в тренировочном поединке. Ищейка вздрогнул от звона стали. Скоро от него будет некуда деться, и драться станут уже не до первой крови. – Вождь! – кричали ему. – Ищейка! Вождь! Эге-гей! Северяне хлопали в ладоши и стучали оружием по камням, на которых сидели. Ищейка, подняв сжатый кулак, криво улыбался и бормотал: «Да, да, ладно». Он все еще понятия не имел, как быть вождем, и потому вел себя как обычно. Ребята вроде не жаловались. Да они вообще никогда не жалуются, пока не начинают проигрывать битву за битвой, и тогда им хочется нового вождя. Ищейка приблизился к костру, у которого коротали время его названые. Логена видно не было, но здесь, со скучающим видом на лицах, сидели все из прежнего отряда. По крайней мере, те, кто еще не погиб. Заметив приближение вождя, Тул сказал: – Ищейка вернулся. – Угу, – буркнул Молчун. Доу увлеченно собирал куском хлеба шкварки со дна сковороды. – Ну, как там Союз прогулялся до холмов? – спросил он с издевкой в голосе, и сразу стало ясно: ему все известно. – Обосрались, да? – Ну, они пришли вторыми, если ты об этом спрашиваешь. – Прийти вторым, когда сторон две, и называется обосрались. Ищейка глубоко вздохнул и решил не отвечать. – Люди Бетода укрепились в холмах и следят за подступами к Карлеону. Никто не знает, как подобраться к Бетоду или как его обойти. По всему видать, что готовился он давно и на совесть. – Да это и я бы тебе сказал! – вскинулся Доу, брызжа каплями жира. – На одном холме у него засел Щуплый, на другом Белобокий, а дальше – Бледный-как-снег и Пронзатель. Эти четверо не дадут нам и шанса, но если дадут, Бетод отступит в тыл, а на нас пошлет шанка и этого гребаного Ужасающего. – Почти наверянка. – Тул поднял меч к свету, присмотрелся к клинку и вновь принялся начищать его. – У Бетода всегда в запасе есть план. – И что они теперь от нас хотят? – фыркнул Доу. – Что там припас Свирепый для своих животных? – Берр посылает нас на север через лес: проверить, нет ли слабины в обороне Бетода. – Хех, – прыснул Доу. – У Бетода дыр в заборе не бывает. Разве только намеренно – чтобы мы в эту дыру провалились и переломали себе шеи. – Значит, лучше бы нам идти осторожно. – Опять чертово задание. Ищейка порядком устал от нытья Доу – как и Тридуба в свое время. – А ты как думал? Для чего мы вообще живем? Жизнь – это череда заданий, и если ты хоть чего-то стоишь, то работай как следует. Что с тобой такое? – Вот что! – Доу мотнул головой в сторону леса. – Всего-то! Ничего не меняется. Мы могли бы уйти за Белую, могли бы вернуться на Север, а Бетод так и сидел бы, не пуская Союз к Карлеону и всякий раз задавая им трепку. И пусть даже они выбьют его из засады, что тогда? Ну, придут они в Карлеон, спалят его, как спалил в прошлый раз Девятипалый, – что дальше? Ничего. Бетод не сдастся, будет биться, отступая, находя другие холмы, где можно засесть. У него фокусов хватит. Пройдет время, Союз пресытится войной и слиняет к себе на юг, бросит нас. Тогда Бетод развернется и станет гонять нас по всему сраному Северу. Зимой и летом, зимой и летом… конца этому не было и не будет. Нас меньше и меньше, а мы все валандаемся по лесам. Не надоело еще? И правда надоело, но Ищейка не придумал, как быть. – Логен вернулся. Он поможет. Доу опять фыркнул. – Ну-ну! Девять Смертей только и умеет, что сеять смерть. – Тише, – осадил его Тул. – Ты должен ему, не забыл? Мы все ему должны. – Любым долгам есть предел. – Бросив сковороду на землю, Доу поднялся и вытер руки о куртку. – Где его носило, а? Он бросил нас в долинах, не сказав ни слова. Оставил с плоскоголовыми, а сам удрал на другой конец мира! Кто поручится, что он вновь не убежит, когда ему надоест воевать? или не переметнется к Бетоду? или не пустится почем зря крошить всех подряд? Или сделает еще мертвые знают что? Ищейка взглянул на Тула, и тот виновато отвел глаза. Все они видели, как Логен впадает в проклятый боевой раж. – Это было давно, – сказал Тул. – Люди меняются. – Не-ет, – ухмыльнулся Доу. – Не меняются. Себя таким враньем успокаивайте. Я буду держать ушки на макушке! Девять Смертей – не хрен собачий. Кто знает, что он выкинет дальше? – Есть идея. Обернувшись, Ищейка увидел Логена – тот стоял, прислонившись к дереву. Ищейка хотел было улыбнуться, но так и не смог, стоило ему заметить взгляд Логена. Взгляд, который Ищейка знал издавна и который вызывал в памяти все самое страшное. Так смотрят на тебя мертвые, когда из них совсем утекла жизнь и когда им уже на все наплевать. – Если желаешь говорить, говори со мной прямо. Логен приблизился чуть не вплотную к Доу. Он свесил голову набок; на его обмякшем лице отчетливо проступили белые шрамы. У Ищейки аж волоски на руках встали дыбом; хотя солнце припекало, его пробрал озноб. – Будет тебе, Логен, – примирительно произнес Тул, стараясь обернуть все в шутку. – Доу просто так ляпнул. Он же… Логен перебил его, обращаясь к Доу. – Когда я в прошлый раз преподал тебе урок, – не меняя мертвецкого взгляда, проговорил он, – то думал, что ты его усвоил. Похоже, у кого-то из нас короткая память. – Он встал к Доу еще ближе, чуть не впритирку. – Ну? Тебе нужен еще урок, парень? Ищейка вздрогнул. Если эти двое сейчас сцепятся не на жизнь, а на смерть, то их не остановишь. В напряжении, казалось, прошла целая вечность. Черный Доу никому не позволил бы так с собой разговаривать, ни живому, ни мертвому, даже самому Тридуба, но вот он наконец ощерил желтые зубы и произнес: – Не, одного урока мне хватит. – Доу отхаркнул комок слизи, сплюнул в сторону и, по-прежнему улыбаясь, стал медленно пятиться. Своим видом он словно бы говорил: на этот раз уступаю, однако в следующий последнее слово останется за мной. Когда Доу скрылся из виду, Тул шумно выдохнул. Крови не пролилось. – Ладно, – произнес Грозовая Туча, – Север, да? Надо парням рассказать. – Угу, – хмыкнул Молчун и, сунув в колчан последнюю стрелу, отправился следом за Тулом. Когда они исчезли в чаще, Логен присел на корточки у костра и положил руки на колени. – Благодарение мертвым, я чуть не обосрался. Только сейчас Ищейка понял, что все это время не дышал. Шумно вдохнув, он произнес: – Зато я вроде как штаны чуток измарал. Зачем так вести себя? – Сам знаешь. Дай человеку вроде Доу волю, и он уже не остановится. Затем остальные парни решат, мол, Девять Смертей не такой уж страшный, как про него говорят, и рано или поздно кто-нибудь – у кого на меня зуб – попытается всадить мне в спину нож. Ищейка покачал головой: – Тяжело тебе, наверное, живется? – А кому легко? Жизнь не меняется. Никогда не менялась. И то правда… если самому ничего не менять, то жизнь, понятное дело, никогда не изменится. – Все же, ты уверен, что это было нужно? – Тебе, может, и нет. Тебя-то люди признают. – Логен поскреб подбородок, печально глядя на лес. – Я свой шанс нравиться людям упустил лет пятнадцать назад. Второго не будет. Лес был теплым и знакомым. Птицы щебетали себе, наплевав и на Бетода, и на Союз, и вообще на дела людей. Тишь да благодать. Это-то Ищейке и не нравилось. Он потянул носом воздух, попробовал его на вкус, как бы покатав на языке. С момента, когда стрелой в бою убило Катиль, он был вдвойне осторожен. Доверься Ищейка своему чутью полнее, он бы спас ее. Но что впустую сожалеть о прошлом? Засев в кустах, Доу глядел в сторону неподвижного леса. – В чем дело, Ищейка? Что унюхал? – Запах людей, но какой-то кислый. – Он снова принюхался. – Пахнет как… Из лесу вылетела стрела и вонзилась в дерево рядом с Ищейкой. – Дерьмо! – вскрикнул он, плюхаясь на зад и доставая из-за спины свой собственный лук. Как всегда, не вовремя, с опозданием, потому что рядом – матерясь – прильнул к земле Доу. Доставая секиру, он чуть не выбил уголком лезвия ему глаз. Ищейка только хотел приказать своим людям остановиться и даже вскинул руку, а те уже кто попадал на пузо, кто прыгнул за дерево или за камень. Обнажив оружие, воины тревожно глядели в сторону леса. Из чащи донесся окрик: – Вы с Бетодом? – Выговор у невидимого стрелка был необычный. Переглянувшись, Ищейка и Доу одновременно пожали плечами. – Нет! – крикнул Доу. – А если ты – с ним, то приготовься сдохнуть! Повисла пауза. – Мы не с ним и никогда с этим ублюдком не будем! – Вот и славно! – вступил Ищейка, чуть приподнявшись и натянув лук. – Тогда покажитесь! Шагах в шести от него из-за дерева вышел человек. От изумления Ищейка чуть не разжал пальцы, что держали стрелу. Вокруг него и его отряда тем временем из зарослей выходили все больше людей, несколько дюжин: волосы всклокочены, лица вымазаны в бурой грязи и синей краске. Из одежды на них были неровные лоскуты меха и шкур, зато наконечники копий и стрел, грубо сработанные мечи блестели острой и начищенной сталью. – Горцы, – пробормотал Ищейка. – Да, мы горцы и этим гордимся! – донесся из лесу громоподобный голос. Горцы расступились, образуя проход, и Ищейка изумленно моргнул – из чащи вышла девочка лет десяти, грязная и босоногая. На плече она несла здоровенный молот с рукоятью в шаг длиной и брусом стали размером с кирпич на месте головки. Было видно, что оружие – не ее, ибо даже нести молот ей приходилось совсем нелегко. Следом за ней показался мальчишка с круглым щитом за спиной – тоже не по размеру широким – и огромной секирой, которую он волок обеими руками. Рядом вышагивал второй мальчик с копьем вдвое выше себя самого; под наконечником копья в лучах солнца сверкало золото. Малец то и дело поглядывал вверх, чтобы не зацепиться копьем за ветку. – Я сплю, – пробормотал Ищейка. – Ущипните меня. Доу нахмурился. – Если это сон, то какой-то странный. Впрочем, дети пришли не одни. Позади них шагал какой-то огромный детина, на шее у которого болталось необычное ожерелье – из костей пальцев. Из человеческих пальцев вперемешку с деревянными табличками со странными символами. Детина лыбился в бурую с проседью бороду, однако Ищейке от этого легче не стало. – Твою мать, – простонал Доу. – Давай вернемся на юг и забудем об этом. – Почему? Ты знаешь его? Доу отвернулся и сплюнул. – Это ж Круммох-и-Фейл. В тот миг Ищейка чуть не взмолился, чтобы Круммох сразу их всех перебил, без разговоров. Даже дети знают: на всем проклятом Севере нет безумнее ублюдка, чем вождь горцев Круммох-и-Фейл. Приближаясь к Ищейке и Доу, он отводил в сторону копья и стрелы. – Не надо, в этом больше нет нужды, красавки мои, – приговаривал он. – Мы ведь друзья… по крайней мере, у нас общий враг, что гораздо лучше, да? Там в холмах всем врагов хватит. Луна знает, я люблю хороший бой, но переть в гору, когда на ней засел Бетод и его жополизы? Силенок не напасешься. Даже для ваших южных приятелей это слишком. Побрякивая ожерельем, он подошел почти вплотную к Ищейке и Доу. За спиной у него, тревожно вцепившись в гигантское оружие и глядя на пришельцев, остановились трое детей. – Я Круммох-и-Фейл, – представился здоровяк. – Вождь всех горцев. Ну, тех, что хоть чего-то да стоят. – Он осклабился, будто пришел на свадебный пир. – А кто заправляет вашей веселой братией? У Ищейки снова засосало под ложечкой, но делать было нечего. – Я. Круммох выгнул брови. – Правда, что ли? Такой малыш командует большими дядьками? Должно быть, имя у тебя большое, звучное? – Я Ищейка. Это – Черный Доу. – Чудная у тебя армия, – заметил Доу, хмуро глядя на детей. – О, еще бы! Они такие смельчаки! Который с копьем – мой сын Скофен. Тот, что с секирой, – мой сын Ронд. – Круммох свел брови к переносице и посмотрел на девочку. – А вот этого паренька я что-то не упомню. – Я твоя дочь! – вскрикнула девочка. – Неужто у меня сыновья закончились? – Скенн вырос, и ты дал ему собственный меч, а Скефт еще слишком мал и не может носить за тобой оружие. Круммох покачал головой: – Не дело девке за мной молот таскать. Девочка бросила оружие на землю и пнула папашу по щиколотке. – Тогда носи его сам, старый ублюдок! – Ай! – завопил Круммох и тут же расхохотался, потирая ногу. – Вот я тебя и вспомнил, Изерн. Стоило тебе пнуть меня… Хорошо, будешь носить за мной молот. Самым мелким – самое крупное, э? – Подать тебе секиру, пап? – с трудом приподнял боевой топор самый маленький мальчик. – Или молот? – Девчонка отпихнула братца в сторону, поднимая брошенное оружие. – Нет, лапоньки, мне сейчас некогда языком молоть, а нужных слов у меня и так хватает. Если все пройдет гладко, то скоро увидите, как ваш папочка будет убивать. Однако сегодня молоты и топоры нам не нужны, мы не для того пришли. – Тогда зачем? – спросил Ищейка, опасаясь услышать ответ. – Сразу к делу и на любезности нет времени? – Закинув руки за голову, Круммох размял шею и потряс в воздухе ногой. – Я пришел сюда, потому что однажды ночью проснулся и вышел во тьму, и луна заговорила со мной. В лесу заговорила, понимаете? Голосами деревьев и голосами сов шептала она, и знаете ли вы, что она мне сказала? – Что у тебя гребаные мозги набекрень? – прорычал Доу. Круммох шлепнул себя по ляжке. – Черный Доу, у тебя жуткая харя, зато милые речи. Нет, луна сказала, что… – он пальцем поманил к себе Ищейку, как будто собирался поведать некий секрет, – с вами пришел Девять Смертей. – Что с того? – Логен неслышно вышел из-за спины Ищейки, положив левую руку на эфес меча. Его сопровождали Тул и Молчун, хмуро глядевшие на разукрашенных горцев, грязных детей и особенно на их жирного папочку. – Вот же он! – взревел Круммох, тыча в сторону Логена пальцем-колбаской. – Отпусти рукоять меча, Девять Смертей, пока я не обоссался! – Он упал на колени. – Это он! Тот самый! Круммох на четвереньках подполз к Логену и припал к его ноге, как верный пес. Логен уставился на него. – Убирайся с моей ноги. – Слушаюсь! – Круммох отпрянул и плюхнулся на зад. Такого Ищейке видеть не доводилось. Похоже, слухи о сумасшествии Круммоха оказались правдивыми. – Знаешь, Девять Смертей… – Я много чего знаю. – Все равно послушай. Я видел, как ты развалил надвое Шаму Бессердечного, будто голубя. Даже мне, благословенному, не удалось бы так убить человека. Восхитительно! – Ищейка нахмурился. Он тоже видел тот поединок, но ничего восхитительного в нем не нашел. – Я сказал тогда, – Круммох поднялся на колени, – и говорил потом, – он поднялся на ноги, – и говорил даже, когда спустился с гор, – он указал на Логена, – что луна любит тебя как никого другого! Ищейка взглянул на Логена, и тот пожал плечами. – Откуда тебе знать, что луне нравится, а что – нет? Да и какая разница? – Какая разница? Ха! Я мог бы любоваться, как ты изрубишь мир на мелкие кусочки, и радовался бы! И вот еще: у меня есть план. Он родился глубоко под горами и вышел из недр земли со студеным ключом, пронесся с потоками под камнями и выплыл на берег священного озера у моих ног, когда я мылся в ледяной воде. Логен поскреб испещренную шрамами челюсть. – У нас работа, Круммох. Если есть что сказать, говори прямо. – Так я и говорю. Бетод ненавидит меня, а я – его, но тебя он ненавидит больше. Ты восстал против него и ты – живое доказательство, что северянин может жить свободно, не преклонив колено и не целуя зад ублюдку в золотой шапке, его жирным сыновьям и ведьме. – Круммох нахмурился. – Хотя ее зад я бы вылизал. Смекаешь, к чему я? – Пытаюсь уследить за твоей мыслью, – ответил Логен, хотя Ищейка был уверен в обратном. – Отстанешь – свистни, и я за тобой вернусь. В общем, я к чему клоню? Если Бетоду выпадет шанс накрыть всю вашу шайку, не сражаясь с Союзом – с этими вашими женоподобными теплолюбивыми дружками, что ползают тут как муравьи, – он его не упустит. Сдается мне, Бетод вылезет из своих уютных холмов и погонится за вами, гм-м-м? – Думаешь, он настолько меня ненавидит? – Что? Ты сомневаешься, что человек может настолько тебя ненавидеть? – Круммох развел длинные руки, как бы обнимая Тула и Молчуна. – Но дело не только в тебе, Девять Смертей! Дело во всех вас и во мне заодно, и моих трех сынков! – Девочка снова бросила молот на землю и уперла руки в бока. Круммох, впрочем, продолжал трещать, словно ничего не замечая. – Думаю, надо вашим парням объединиться с моими, и в итоге мы получим что-то около восьми сотен копий. Отправимся на север, в сторону Высокогорья, как будто мы задумали обойти Бетода и пристроиться к нему сзади. Я думаю, что уж там он вскипятится! Я думаю, что он не упустит шанс отправить всех нас разом в грязь. Ищейка прикинул такой расклад в уме. Скорей всего люди Бетода чувствуют себя неспокойно, боятся, что встали не на том берегу Белой. И еще они, поди, слышали о возвращении Девяти Смертей и теперь сомневаются, что выбрали верную сторону. Бетод с радостью насадит на колья несколько голов, остальным в назидание. Девятипалый и Круммох-и-Фейла, Тул Дуру и Черный Доу… а может, и голову самого Ищейки. Бетоду бы это понравилось. Такого шанса он точно не упустит: показать всему Северу, что иного будущего, кроме как под Бетодом, просто нет. – Положим, отправились мы на север, – сказал Ищейка. – Как Бетод узнает об этом? Круммох осклабился еще шире. – О, не бойся, узнает. Иначе на что ему ведьма? – Сраная ведьма! – проорал паренек с копьем, которое он с трудом удерживал хилыми ручонками. – Чароплетка, разукрашенная сучка, которую Бетод держит при себе. Или она его при себе держит? Вопрос, однако… Так или иначе, она за вами следит. Верно, Девять Смертей? – Я понял, о ком ты, – невесело ответил Логен. – Кауриб. Один мой друг сказал, что у нее долгий взгляд. Ищейка понятия не имел, о чем толкует Логен, но чувствовал, что раз уж Логен говорит об этом столь серьезно, то знать надо бы. – Долгий взгляд, говоришь? – ухмыльнулся Круммох. – Твой друг дал красивое имя грязному трюку. Ведьма видит все и следит за тем, что нам бы хорошо сохранить в секрете. Сегодня Бетод больше доверяет ее глазам, чем своим, и ведьма следит за нами. Особенно за тобой. Она направит на тебя оба своих глаза. Я, может, и не колдун, – он поиграл деревянной табличкой у себя в ожерелье, – но, луна знает, в таких делах разбираюсь. – Что если выйдет по-твоему? – прогремел Тул. – Что тогда? Бетод заполучит наши головы и… – О, мне удобнее сохранить голову на плечах, здоровяк. Лес нашептал, что мы уведем Бетода за собой, дальше на север. Там в горах есть место, любимое луной. Надежная долина под присмотром мертвых моего рода, мертвых моих подданных и мертвых людей, что жили там и возвращались в грязь от сотворения мира. Ищейка почесал в затылке. – Горная крепость? – Твердыня, высоко в горах. Настолько прочная, что малым числом в ней можно сдерживать наступление армии, пока не прибудет подмога. Мы выманим Бетода на себя, а ваши приятели из Союза последуют за ним на приличном расстоянии, неспешно, так, чтобы ведьма, занятая нами, их не увидела. И пока Бетод будет пытаться изничтожить нас, южане подкрадутся к нему сзади и… – Он хлопнул в ладоши, так что по лесу разлетелось эхо. – Раздавим его с двух сторон, этого сраного овцедрала! – Поганый овцедрал! – выругалась девочка и пнула молот. Какое-то время они все молча смотрели друг на друга. Ищейке отнюдь не понравился такой план, он не горел желанием доверить свою жизнь и жизни соратников сумасшедшему горцу. С другой стороны, шанс вроде был неплохой. Настолько неплохой, что просто так сказать «нет» Ищейка не решился. – Нам надо обсудить твой план. – Ну конечно, мои новые друзья, ну конечно. Только недолго, хорошо? – Круммох широко улыбнулся. – Уж больно давно я не был дома. Мои детишки, мои жены и мои милые горы по мне истосковались. Есть в моем плане и хорошие стороны: если Бетод не последует за нами, то вы пару ночей пересидите в моей крепости, погреетесь у моих костров и послушаете мои песни, полюбуетесь на закаты в горах. Не так уж это и плохо? А? – Думаешь довериться этому сбрендившему ублюдку? – пробормотал Тул, когда они с Ищейкой отошли на почтительное расстояние. – Ведьмы, волшебники и прочий его бред… Да он все на ходу выдумывает! Логен поскреб щеку: – Не такой уж он и безумец. Круммох держится против Бетода все эти годы. Единственный, кто это сумел. Двенадцать зим как он прячется, совершает набеги… он всегда на шаг впереди. Пусть и в горах, но все же. Для такой жизни надо быть скользким, как рыба, и прочным, как сталь. – То есть ты ему доверяешь? – спросил Ищейка. – Доверяю ли я ему? – фыркнул Логен. – Ни капли. Однако он враждует с Бетодом даже дольше нашего. И он прав насчет ведьмы. Я сам ее встречал, видел ее в деле… вообще, много чего видел за последний год. И если он говорит, что ведьма за нами следит, то я полагаю, что она следит. Если же нет, и Бетод за нами не явится, – мы ничего не теряем. Под ложечкой засосало, да так, что Ищейка перепугался. Он взглянул на Круммоха – тот с улыбкой сидел на камне в окружении детей. Такому человеку вряд ли можно доверить свою жизнь, но Ищейка чувствовал: ветер меняется. – Рискуем мы не слабо, – пробормотал он. – Что, если Бетод настигнет нас и добьется своего? – А мы пойдем быстро! – прорычал Доу. – Мы на войне. Кто не рискует, тот не побеждает! – Угу, – согласился Молчун. Грозовая Туча кивнул. – Надо что-то делать. Я пришел сюда не за тем, чтобы смотреть, как Бетод отсиживается на холме. Надо его оттуда выманить. – Выманить и отделать! – прошипел Доу. – Но выбирать тебе. – Логен хлопнул Ищейку по плечу. – Ты вождь. Да, он вождь. Так решили над могилой Тридуба. Ищейка не мог не признаться, что с радостью послал бы Круммоха куда подальше, вернулся к Весту и сказал, дескать, обхода нет и в помине. Но раз уж ты взялся за работу, ты должен ее сделать. Так сказал бы Тридуба. Ищейка тяжело вздохнул. В животе у него будто кипел котел, хотелось блевать. – Хорошо. Хотя если Союз не выполнит свою часть плана, не вступит вовремя, то нам конец. Поделимся мыслями со Свирепым, а он пусть совещается со своим вождем Берром. – Со Свирепым? – переспросил Логен. – Долго рассказывать, – осклабился Тул. Цветы и аплодисменты Джезаль никак не мог понять, зачем было надевать парадный мундир? В нем он едва мог согнуться. В такой жесткой, похожей на деревянную форме только в карауле стоять, а не верхом ездить: с каждым шагом лошади куртка болезненно впивалась в живот. Однако на парадной форме настоял Байяз, и неважно, кто командовал экспедицией, отказать старому дурню было на удивление трудно. И вот Джезаль ехал во главе длинной колонны, обливаясь потом на жарком солнце и постоянно одергивая воротник. Одно хорошо: он дышал полной грудью, тогда как остальные глотали пыль из-под копыт его скакуна. Дабы усугубить страдания Джезаля, Байяз продолжил свои скучные нравоучения, которые успели надоесть еще в пути на край мира и обратно. – …Очень важно, чтобы король производил благоприятное впечатление на своих подданных. Это-то и есть самое трудное. У низкорожденных амбиции малые, им для счастья хватает небольших милостей. Необязательно обходиться с ними по справедливости, достаточно создавать видимость… Через некоторое время Джезаль наловчился не обращать внимания на старческий гундеж, как не обращают внимания на то, как тявкает под ногами надоедливый пес. Сгорбившись в седле, он задумался. И куда еще могли прийти его мысли, если не к Арди? Он понял, что, похоже, серьезно влип. Пока он был на западных равнинах, решение напрашивалось само собой: вернуться домой, жениться на Арди и жить с ней долго и счастливо. Здесь же, в Адуе, в обществе богатых и власть имущих, вновь оказавшись в плену старых привычек, Джезаль растерялся. Уверенность таяла день ото дня, потому как репутации и перспективам грозила нешуточная опасность. Он стал полковником Собственных Королевских, а это накладывает на человека некоторые обязательства. – … Гарод Великий всегда считался с простым людом, и в том был секрет его неоднократных побед над дворянами… С живой Арди общаться куда как сложнее, чем просто лелеять ее образ в мечтах. Она на девять частей состоит из остроумия, рассудительности, бесстрашия и красоты. И на одну – из вульгарности и непомерного пристрастия к спиртному. Каждое мгновение, проведенное с ней, Джезаль будто испытывал судьбу, хотя, наверное, то самое чувство опасности и высекало в его сердце заветную искру; у Джезаля пересыхало во рту… вот и сейчас, от одной мысли об Арди он покрылся мурашками. Такого с ним прежде никогда не случалось, ни с одной женщиной. Определенно, Джезаль влюбился, но достаточно ли этой любви? Сколько она еще будет греть его душу? Ведь брак – это навсегда, а «навсегда» – срок долгий. Лучше было бы продолжать тайно встречаться с ней, но эта сволочь Глокта подставил-таки Джезалю свою хромую ногу. Наковальни, мешки на голову, каналы… Джезаль вздрогнул, стоило вспомнить, как белесый монстр из компании инквизитора прилюдно накидывает мешок на голову заключенному. Хотя, как ни крути, чертов калека прав: тайные визиты Джезаля вредят репутации девушки. Девятипалый как-то сказал: с людьми стоит поступать так, как ты хочешь, чтобы они с тобой поступали. Вот только такой подход был чертовски неудобным! – … Вы меня вообще слушаете, мой юный друг? – А… э… да, Гарод Великий, угу… он очень, очень уважал простой народ. – Как всем казалось, – пробурчал Байяз. – А еще он умел слушать, что ему говорят. Тем временем они приближались к Адуе, минуя возделанные поля, хижины, импровизированные жилища, дешевые постоялые дворы и еще более дешевые бордели, что лепились к обочинам дорог у въезда в каждые городские ворота. Ни дать ни взять маленькие поселки с собственным устройством и управлением в широкой тени стены Казамира, самого крайнего из оборонительных рубежей города. По обеим сторонам высокой арки стояли суровые стражники; на открытых створах ворот сверкало золотое солнце Союза. Они проехали сквозь тьму ворот и выехали на свет. Джезаль моргнул. По обеим сторонам от мощеной дороги городская стража сдерживала немалое число народа. Стоило Джезалю во главе процессии въехать в город, как люди взорвались радостными криками. На мгновение он даже подумал, что встречают не его, а кого-то действительно важного. Джезаля просто спутали с кем-то… с Гародом Великим, например. Однако вскоре среди общего гама он расслышал повторяющееся «Луфар!», «Луфар!» Какая-то девка бросила цветок под копыта его коню и крикнула нечто неразборчивое. Впрочем, одного этого жеста Джезалю хватило, чтобы понять: горожане встречают именно его. – Что происходит? – шепотом поинтересовался он у первого из магов. Байяз заговорщицки улыбнулся, будто заранее ожидал такой встречи. – Я полагаю, жители Адуи чествуют победителя мятежников. – Серьезно? – Джезаль поморщился и неловко помахал толпе рукой. Радостный рев тут же усилился. Чем дальше процессия углублялась в город, тем гуще становилась толпа и меньше оставалось свободного места на улице. Люди сгрудились вдоль дороги, глазели в окна домов на всех этажах; они радостно и торжествующе кричали. Еще больше цветов посыпалось на дорогу с балконов. Один цветок зацепился за седло, и Джезаль взял его, повертел в пальцах. – Все это… для меня? – Разве не вы спасли город? Остановили мятежников, не пролив ни капли крови? – Но они же просто сдались безо всяких причин. Я ничего не сделал! Байяз пожал плечами и, забрав у Джезаля цветок, понюхал его и выбросил. Затем кивнул в сторону радостных торговцев, что сгрудились на углу улицы. – Похоже, что они с вами не согласны. Так что мой вам совет: помалкивайте и улыбайтесь. Как ни старался Джезаль, улыбаться получалось не очень. Логен Девятипалый этого точно бы не одобрил. Если и есть на свете что-то обратное принципу казаться меньшим, чем ты есть на самом деле, то сейчас происходило именно это. Он принялся тревожно озираться, опасаясь, что толпа увидит его страх, поймет, что он ощущает себя подлым обманщиком. Тогда приветствия и поздравления сменятся злобными насмешками, а цветы – содержимым ночных ваз. Ничего такого не происходило. Толпа продолжала радоваться и ликовать по мере того, как колонна Джезаля медленно ехала через район Три Фермы. И чем дальше они проезжали в город, тем спокойнее становилось на душе у Джезаля. Постепенно он даже поверил, будто и правда заслужил оказанные ему почести, что он – и впрямь отважный полководец и мастер вести переговоры. Раз уж народ поклоняется ему как герою, то грех поворачиваться к людям спиной. Через ворота в стене Арнольта они въехали в центр города. Джезаль выпрямился в седле и выпятил грудь, тогда как Байяз чуть отстал и, предоставив ему одному вести колонну, держался на почтительном расстоянии. Толпа множилась и ревела все громче, когда они ехали по широкому Прямому проспекту, когда пересекали Четыре угла по направлению к Агрионту. Джезаль чувствовал себя так же, как после победы на турнире. Правда, победа над крестьянами стоила куда меньших усилий. Ну и что? Кому от этого плохо? К черту Девятипалого и его скромность! Джезаль заслужил оказанное почтение. Он вылепил на лице лучезарную улыбку и принялся уверенно махать рукой встречающим. Впереди высились гигантские стены Агрионта. Джезаль пересек ров, миновал южную сторожевую башню и длинный тоннель в крепость; в темноте позади него цокали копыта всадников и бухали сапоги пехотинцев. Джезаль не спеша проехал по аллее Королей под одобрительными взорами каменных монархов прошлого и их советников, между высоких башен, переполненных зеваками, и оказался на площади Маршалов. Толпу благоразумно оттеснили, так, чтобы образовался коридор, в дальнем конце которого виднелся амфитеатр с алым навесом на самом верху. Значит, монаршие особы прибыли. Дух прямо так и захватывало. Джезаль вспомнил, как еще мальчишкой во все глаза смотрел на триумф маршала Варуза: маршал тоже ехал через толпу, на сером боевом коне, и удостоил мимолетного взгляда самого Джезаля. Думал ли тогда желторотый юнец, что и сам когда-нибудь проедет этой аллеей славы? Хотя, если говорить по чести, Джезаль все еще сомневался, что достоин триумфа. В конце концов, он победил не величайшую нацию Земного круга, а лишь кучку крестьян… но не ему судить, кто чего достоин. Джезаль пришпорил коня и поскакал через коридор, образованный улыбающимися и машущими ему горожанами; люди чествовали его, поздравляли. Передний ряд скамей отвели для членов закрытого совета: Джезаль узнал архилектора Сульта в белоснежном наряде и верховного судью Маровию в скромном черном одеянии; своего бывшего учителя фехтования лорда-маршала Варуза он тоже увидел, как и лорда-камергера Хоффа, что стоял подле маршала. Все они хлопали ему с легким выражением презрения на лицах, которое Джезаль нашел довольно оскорбительным. В самой же середине на позолоченном троне восседал король. Джезаль, успевший вжиться в роль героя-завоевателя, туго натянул поводья, и его конь встал на дыбы, эффектно замолотив копытами в воздухе. Потом Джезаль спешился и чинно подошел к помосту с троном, четко опустился на одно колено и склонил голову в ожидании королевской благодарности. Вслушиваясь в оглушительные аплодисменты и крики толпы, он гадал: не слишком ли дерзко будет ждать нового чина или, быть может, титула в награду? Сложно поверить, что совсем недавно он хотел жить тихо и спокойно, в безвестности. – Ваше величество, – заговорил Хофф, и Джезаль глянул на короля исподлобья. Монарх спал, плотно смежив веки и приоткрыв рот. Ничего удивительного, ведь король был давно уже не молод, однако Джезаль невольно разозлился. Уже второй раз его величество проспал момент его, Джезаля, славы. Хофф тем временем как можно осторожней ткнул короля локтем в бок и, не добившись успеха, зашептал ему на ухо: – Ваше величество… Неудача постигла Хоффа и на сей раз. Король вдруг уронил голову набок, а потом и вовсе свалился с трона. Будто выброшенный на берег кит, он развалился на спине прямо у ног пораженных членов закрытого совета. Корона, раз подскочив, укатилась в сторону, багряная мантия распахнулась, открывая позорное мокрое пятно на штанах. Толпа разом ахнула, где-то позади вскрикнула женщина. Джезаль, разинув рот, смотрел, как лорд-камергер падает на колени у распростертого тела короля. Наступила мертвая тишина – все люди, как один, затаили дыхание, – и наконец Хофф, совершенно бледный, поднялся на ноги. – Король умер! – взвыл он, и между башен и прочих строений на площади Маршалов заметалось рваное эхо его голоса. Джезаль поморщился. Вот уж не повезло. Больше никто ему почестей не воздаст. Слишком много ножей Логен сидел на камне в двадцати шагах от дороги, по которой вел их Круммох. Круммох-и-Фейл знал все дороги на Севере, по крайней мере, такой о нем ходил слух, и Логен полагал, что слух не врет. Логен отнюдь не горел желанием угодить в ловушку: они шли на север, к горам. Надеялись увлечь за собой Бетода, заставить его покинуть холмы и двинуться в Высокогорье. Надеясь, что Союз пойдет за ним и захлопнет ловушку… Слишком уж на многое они надеялись. День стоял жаркий, солнечный; землю под сенью деревьев изрезал рисунок света и тени. Рисунок менялся, будто живой; когда ветерок шевелил кроны деревьев, в глаза Логену стреляли яркие лучики. Щебетали и заливались трелями птицы, и трещали ветки, шелестели листья, жуки рассекали застоявшийся воздух, а землю под ногами усеивали цветы, белые и голубые. Наконец и на Север пришло лето. Впрочем, лето – самая добрая пора для убийств. В хорошую погоду люди мрут даже чаще, чем в дурную. Вот Логен и не расслаблялся, внимательно вглядываясь и вслушиваясь в чащу. Это задание Логену дал Ищейка: стоять на правом фланге и следить, чтобы люди Бетода не подобрались к ним, пока они, растянувшись в длинную цепочку, пробираются козьей тропой. Логену задание пришлось по душе: сиди себе в сторонке и не бойся, что кто-то из своих вдруг да поддастся искушению тебя прирезать. Глядя, как сквозь чащу осторожно пробираются люди, что лишь изредка перешептываются и держат оружие наготове, Логен многое вспомнил: хорошее, плохое. Большей частью, конечно, плохое. Вот от общей группы отделился человек и побрел в сторону Логена. На ходу он улыбался – широко и дружелюбно, но Логена это не обмануло. Убить человека можно и с улыбкой на губах. Логен немало знавал людей, что, улыбаясь, мысленно всаживают собеседнику нож в сердце. Он и сам был таким. Логен чуть развернулся боком и незаметно сжал рукоять ножа. Как говорил отец, лишних ножей не бывает. Что ж, дельный совет. Логен медленно и осторожно оглянулся по сторонам: не крадется ли кто сбоку или сзади. Нет, Логена окружали только деревья. Он расставил ноги поудобнее, готовый в любой миг вскочить с места, и придал лицу спокойный вид. – Меня зовут Красная Шапка. – Незнакомец остановился не далее чем в шаге. По-прежнему улыбаясь, он положил левую руку на меч, на самое яблоко эфеса. Логен принялся быстро перебирать в уме имена людей, кого он обидел, ранил или с кем состоял в кровной вражде. Да и тех, кому он сохранил жизнь. Красная Шапка… Нет, такого имени Логен припомнить не мог, однако это его не успокоило. Десяти фолиантов не хватило бы записать всех врагов Логена, их друзей, родственников и товарищей. И это только тех, кто пытался убить его по действительно важной причине, не из пустой жажды славы. – Что-то я тебя не припомню, – ответил наконец Логен. Красная Шапка пожал плечами. – Неудивительно. Я сражался за Старика Йоля и довольно давно. Славный был человек этот Йоль, достойный уважения. – Точно, – согласился Логен, не ослабляя бдительности. – Правда, когда он вернулся в грязь, я прибился к Щуплому. – Даже когда мы с Щуплым бились на одной стороне, я его в глаза не видывал. – Если честно, я тоже. Тот еще ублюдок. Раздувается что твоя жаба от гордости, хотя битвы за него выигрывал Бетод. Мне Щуплый не нравился. Знаешь когда я переметнулся? Когда услышал, что Тридуба здесь. – Шапка шмыгнул носом и глянул себе под ноги. – Кому-то уже пора что-то сделать с этим драным Ужасающим. – Мне так и говорили. – Логен много слышал об Ужасающем, много и ничего хорошего. Впрочем, даже мирные слова не усыпили в нем бдительность. – Да и Ищейка – вождь что надо. Один из лучших, под кем я ходил. Свое дело он знает, очень осторожный. Все продумывает. – Да, всегда продумывает. – Как полагаешь, Бетод клюнет на приманку? Логен не сводил глаз с Красной Шапки. – Может, клюнет, может, нет. Пока он на пороге не встанет и не постучится к нам – так и не скажешь. – А Союз свое слово сдержит? – Почему нет? Берр знает, за что взялся, да и этот его парень, Свирепый, тоже не промах. Так мне кажется. Сказали, что явятся на бой – значит, думаю, явятся. От нас мало что зависит. Смахнув пот со лба, Красная Шапка прищурился и посмотрел в сторону чащи. – Похоже, ты прав. А вообще, я только и хотел сказать, что бился под Иневардом. Сражался на другой стороне, но видел, как ты дерешься, и старался держаться от тебя подальше, вот так вот. – Покачав головой, он снова улыбнулся. – Никогда – ни до, ни после – не видел бойцов лучше тебя. Короче, что сказать-то хочу: рад, что ты с нами. На самом деле рад. – Серьезно? – Логен сощурился. – Ну что ж, славно. Красная Шапка кивнул. – Ага, вроде все сказал. Увидимся в бою, да? – Да, в бою. – Логен проследил, как Красная Шапка возвращается в строй, но даже когда тот скрылся за деревьями, не сумел заставить себя разжать пальцы и выпустить рукоять ножа. Не хотелось ослаблять бдительность. Логен как будто стал забывать, на что похож Север, или убедительно внушил себе это. Теперь он видел, как сильно ошибся. Много лет назад Логен сам устроил себе ловушку и попался в нее, сам выковал – звено за звеном – проклятые тяжелые цепи и надел их на себя. Ему предлагали – причем незаслуженно – шанс освободиться, да только он, дурак такой, взял и вернулся. И сейчас дело попахивало очень скверно. Он чуть ли не шкурой ощущал приближение смерти, это бремя лежало на нем, точно тень от скалы. С каждым словом, шагом и даже простой мыслью Логен как будто приближал свою гибель. Он впитывал ее по капле с каждым глотком. Сгорбившись, Логен посмотрел себе под ноги, на полосы света, что лежали поперек стоп. Зря он отпустил Ферро, надо было держаться за нее, как ребенок цепляется за юбку матери. Часто ли в жизни ему выпадало хоть что-то доброе? И вот он отверг один из подарков судьбы, лишь бы вернуться и расплатиться по долгам. Облизнув зубы, Логен сплюнул на землю густую слюну. Он же это знал. Месть на самом деле не будет ни простой, ни даже вполовину сладкой, как мысли о ней. – Спорю, ты жалеешь, что вернулся, а? Логен резко поднял голову, выхватил нож и собирался уже ударить, когда понял, что над ним стоит Тул. Он убрал нож, освобождая обе руки. – Знаешь, есть такая мыслишка. Грозовая Туча опустился рядом на корточки. – Порой меня тяготит собственное имя. Боюсь представить, как может тяготить тебя твое. – Да уж, груз немалый. – Немалый. – Тул посмотрел, как его люди продвигаются гуськом по пыльной тропе. – Из-за них не переживай, они к тебе привыкнут. Если же пойдет плохо – всегда можешь положиться на улыбку Черного Доу… – И то верно, – осклабился Логен. – Улыбка у него что надо. Весь мир освещает. – Она – что солнце, которое выглядывает из-за облаков. – Присев на соседний валун, Тул откупорил флягу и протянул ее Логену. – Прости. – За что? – Мы не бросились на поиски, когда ты свалился с обрыва. Думали, ты мертв. – Не то чтобы я осерчал на вас, парни. Я и сам был уверен, что мне крышка. На самом деле это мне надо было идти искать вас. – Ладно, все виноваты. Но ты, смотрю, наконец усвоил урок: ни на что не надеяться. Жизнь если чему и учит, так ждать только худшего. – Думаю, надо смотреть правде в глаза. – Это ты умеешь. В конце концов все обернулось не так уж и плохо. Ты снова с нами. – С вами, да. – Логен тяжело вздохнул. – Вернулся к войне, дрянной жрачке и ползаю на брюхе по лесу. – Лес, – фыркнул Тул и тут же расплылся в широкой улыбке. – И что меня в него тянет? Логен отпил глоток из фляги и вернул ее Тулу. Тот тоже приложился к горлышку. Затем оба посидели немного в молчании. – Веришь, нет, но я не просил этого, Тул. – Никто не просил, уж такова наша судьба. Хотя это не значит, что мы этого не заслужили, да? – Тул хлопнул широкой ладонью Логена по плечу. – Захочешь поговорить – я всегда рядом. Логен смотрел ему в спину. Хороший человек Грозовая Туча. Тот, кому можно довериться. Таких мало осталось. Тул, Молчун и Ищейка. И Черный Доу, по-своему, тоже. В сердце Логена даже затеплилась искра надежды. Он почти порадовался, что вернулся на Север, но тут взглянул на строй солдат и заметил Трясучку – тот смотрел прямо на него. Логен с радостью бы отвернулся, однако Девять Смертей отворачиваться не привык. Поэтому он сидел на валуне, и они смотрели друг на друга. Логен чувствовал, как поднимается желчь, пока наконец Трясучка не скрылся в деревьях. Логен покачал головой и, снова облизнув зубы, сплюнул на землю. Отец говаривал: лишних ножей не бывает… если только их не направляют на тебя люди, которым ты не по вкусу. Лучший из врагов Тук-тук. – Не сейчас! – прорычал полковник Глокта. – У меня дел невпроворот! Рабочий стол буквально прогибался под тяжестью бумаг: тысячи признаний, которые следовало подписать. Кончик пера сточился и был мягок как масло, так что выполненные красными чернилами подписи Глокты больше смахивали на кровавые брызги. – Проклятье! – прокричал он, локтем задев бутылек с чернилами. По столу, впитываясь в стопки пергамента и стекая на пол – кап-кап-кап, – расползалась красная лужа. – Будет тебе еще время подписать признания. Гораздо больше времени. Полковник нахмурился. Воздух в кабинете заметно похолодел. – Снова ты! Как всегда некстати! – Значит, помнишь меня? – Мне кажется… – В углу стояла женщина, однако Глокта не мог разглядеть ее лица. Никак не мог припомнить, откуда он ее знает. – «Делатель упал, пылая огнем, и разбился о мост, что был внизу…» – Откуда Глокта знает эти слова? Старые глупые байки. Хрен бы с ними, однако нога принялась ныть. Глокта поморщился. – Мне кажется… – Привычная уверенность стремительно таяла. Воздух в комнате все холодел, и вскоре дыхание вырывалось изо рта па?ром. Гостья тем временем подошла ближе, и Глокта еле поднялся из кресла. Нога, словно в отместку, заныла сильнее. С трудом он пробормотал: – Чего вы хотите? На лицо гостьи упал свет, и Глокта узнал Мофиса из банкирского дома «Валинт и Балк». – Семя, полковник. Мне нужно Семя. – Мне… Мне… – Глокта спиной уперся в стену. Отступать было некуда. – Семя! – Лицо Мофиса сменилось лицом Гойла, потом Сульта, а потом Секутора – и все они смотрели на Глокту неизменно требовательно. – Семя! Не испытывай моего терпения! – Байяз, – прошептал он, зажмуриваясь и плача. – Байяз знает… – Тук-тук, заплечных дел мастер. – Это снова прошипела женщина. Она больно постучала пальцем Глокте в висок. – Если бы этот старый лжец действительно что-то знал, Семя давно было бы моим. Нет. Ты найдешь его. – От страха Глокта лишился дара речи. – Ты найдешь его, или я спрошу с тебя. Тук-тук, просыпайся. Палец вонзился ему в висок, точно острие кинжала. – Тук-тук, калека! – прошипел на ухо страшный голос, и ледяное дыхание обожгло кожу. – Тук-тук! Тук-тук. Глокта не сразу понял, где он. Выпутался из плена простыней, рывком сел на кровати и огляделся. Его окружали тени; собственные плач и хрип казались чужими. «Мои новые апартаменты». В окно задувал ветерок, принося освежающую прохладу и колыша занавески. Створка хлопала, закрываясь и открываясь, отбрасывая тень на противоположную стену. Тук-тук. Глокта закрыл глаза и вдохнул полной грудью. Снова лег, вытянул ноги и поработал пальцами, прогоняя судороги. «Хотя бы теми пальцами, которые гурки мне оставили. Просто сон, кошмарный сон. Все…» И тут он вспомнил и распахнул глаза. «Король мертв. Завтра мы выбираем нового». На стене безжизненно висели пришпиленные триста двадцать листков бумаги. За последние несколько недель они становились все более мятыми, потрепанными и неопрятными. «По мере того, как работа становилась все грязнее». Многие были заполнены на скорую руку, впопыхах и в гневе, покрыты пятнами чернил; старые заметки перекрывались новыми или просто зачеркивались. «По мере того, как людей покупали и продавали, запугивали и шантажировали, подкупали и обманывали…» Многие листы были порваны там, где с них срывали восковую печать, ставили ее заново или заменяли другой. «По мере того, как обещания нарушались, и маятник успеха раскачивался из стороны в сторону». Архилектор Сульт, в мятой белой мантии, смотрел на них, словно пастух – на бедовое стадо. На седой голове царил беспорядок. Никогда еще Глокта не видел его таким растрепанным. «Что ж, пришло время ему отведать крови. Собственной. Я бы даже посмеялся, если бы сам не чувствовал во рту отвратительный привкус соли». – У Брока семьдесят пять, – прошипел себе под нос Сульт, суча за спиной руками в белых перчатках. – У Брока семьдесят пять, у Ишера – пятьдесят пять. Скальд и Барезин набрали по сорок, Брок – семьдесят пять… – Он бормотал, снова и снова называя числа, будто некое заклинание, способное защитить от злых сил. «Или от добрых, кто знает». – Ишер набрал пятьдесят пять… Глокта подавил усмешку. «Брок, за ним Ишер, потом Скальд и Барезин, тогда как инквизиция и законники грызутся из-за объедков. Сколько ни стараемся, положение вещей почти не изменилось с тех пор, как мы начали этот жуткий танец. Но, быть может, мы еще можем захватить первенство и спасти себя от неприятностей. Может, еще не поздно…» Глокта нарочито громко откашлялся, и Сульт резко обернулся к нему. – Вам есть что предложить? – В некотором роде, ваше преосвященство, – как можно раболепнее произнес Глокта. – Недавно поступили довольно… тревожные сведения. Сульт нахмурился и кивнул в сторону донесений. – Тревожнее этих? «По крайней мере, не менее тревожные. Кто бы ни победил на выборах, праздновать ему предстоит недолго – через неделю заявятся гурки и нас вырежут». – Есть мнение, что… гурки готовят вторжение в Срединные земли. Повисла неловкая пауза. Не такой реакции ожидал Глокта. «Впрочем, паруса подняты, ветер пойман, и ничего больше не остается, кроме как плыть навстречу буре». – Вторжение? – хмыкнул Гойл. – Каким образом? – Уже не первый раз до меня доходят сведения, что у Гуркхула есть флот. – «Вот так, надо быстренько залатать прохудившийся борт корабля». – Большой флот, втайне построенный после прошлой войны. Мы могли бы подготовиться, и затем, когда гурки нападут… – А если вы ошибаетесь? – Архилектор нахмурился еще сильнее. – Откуда эти сведения? «О горе мне, как же быть? Карлота дан Эйдер? Жива? Но как? Тело обнаружат в порту…» – Анонимный источник, архилектор. – Анонимный? – Его преосвященство сердито прищурился. – По-вашему, закрытый совет пожелает услышать от меня бредовые сплетни анонимного источника? В такое-то время? «Волны обрушились на палубу корабля…» – Я лишь хотел показать вашему преосвященству, что есть возможность… – Когда они планируют напасть? «Порванный парус затрепетал на ветру…» – Осведомитель не… – Где они высадятся? «Матросы с воплями посыпались с мачт…» – Опять-таки, ваше преосвященство, я не… – Каким числом они выступают? «Штурвал ломается в моих дрожащих руках…» Глокта поморщился и предпочел промолчать. – В таком случае, будьте любезны, не отвлекайте нас пустыми слухами, – презрительно скривился Сульт. «Корабль совсем исчезает в безжалостных волнах, ценный груз предупреждений идет ко дну, и о капитане никто даже не вспомнит». – Есть дела куда важнее призрачных легионов гурков! – Да, ваше преосвященство. «А если гурки все-таки нападут, кого мы повесим? О, конечно же, наставника Глокту. Как смел этот проклятый калека нас не предупредить?!» Сульт тем временем вернулся к прежнему занятию: бормотал, как будто его и не перебивали: – У нас тридцать один голос, у Маровии чуть больше двадцати. Тридцать один, перевеса нам не добиться. – Архилектор печально покачал головой; взгляд его синих глаз заметался над бумагами. «Как будто в них можно найти что-то новое, что-то, способное изменить безрадостные результаты подсчетов». – К победе мы даже не приблизились. – Если только не попробовать найти общий язык с верховным судьей Маровией… Вновь повисла пауза, даже неприятнее первой. «Проклятье, я что, произнес это вслух?» – Общий язык? – прошипел Сульт. – С Маровией? – взвизгнул Гойл, победно выпучив глаза. «Когда безопасные варианты исчерпаны, время использовать рисковые. Не это ли я говорил себе, подъезжая к мосту, на том конце которого толпились гурки? И снова меня несет в сердце бури…» Глокта глубоко вздохнул. – Положение Маровии в закрытом совете – как и у остальных – шаткое. Можно, конечно, по старой привычке бороться с ним, однако в плане нынешних выборов цели у нас одинаковые: поддержать слабого кандидата и восстановить баланс сил. Вместе с Маровией у нас будет более пятидесяти голосов – более чем достаточно, чтобы склонить чашу весов в нужную сторону. Гойл презрительно усмехнулся: – Объединить силы с этим лицемерным любителем крестьян? Вы в своем уме? – Молчите, Гойл. – Сульт долго и пристально смотрел на Глокту, поджав губы. «Придумывает наказание? Больше слов? Или на этот раз реальное? Или же мое раздутое тело скоро найдут в порту…» – Вы правы, – сказал наконец архилектор. – Отправляйтесь и поговорите с Маровией. «Занд дан Глокта снова герой!» У Гойла отвисла челюсть. – Но… – пробормотал он, – ваше преосвященство!.. – Пора забыть о гордыне! – перебил его Сульт. – Надо хвататься за любую возможность и не дать Броку и прочим взойти на трон. Мы пойдем на самые унизительные компромиссы, будем искать любых союзников. Ступайте! – прошипел он, чуть обернувшись к Глокте. Скрестил руки на груди и вернулся к бумагам. – Заключите сделку с Маровией. Глокта с трудом поднялся из кресла. «Жаль покидать столь теплую компанию, но раз долг зовет…» Глокта мельком улыбнулся Гойлу беззубым ртом, подхватил трость и похромал к двери. – Да, вот еще что, Глокта! – Полковник, поморщившись, обернулся. – Может, сейчас наши с Маровией цели и совпадают, но доверять ему нельзя. Тщательно выверяйте каждый свой шаг. – Конечно, ваше преосвященство. «Когда это я не следил за своими шагами? Каждый из них причиняет жесточайшую боль». Личный кабинет верховного судьи был огромен, как амбар: потолок со старыми резными плинтусами терялся в тени. Кабинет утопал в вечном сумраке даже в самый разгар дня – а все из-за густого плюща и толстого слоя сажи на окнах. Каждую горизонтальную поверхность тут занимали покосившиеся стопки бумаг, клинья перехваченных черной лентой документов и горы регистров в кожаных переплетах, а также кипы пергамента, испещренного витиеватым размашистым почерком и скрепленного большими печатями красного воска с позолотой. Казалось, что сами законы королевства находятся здесь. «И так оно, наверное, и есть». – Добрый вечер, наставник Глокта. – Маровия расположился у погасшего очага за длинным столом, накрытым для обеда. Посуда мерцала при свете колеблющегося пламени свечей в канделябре. – Надеюсь, вы не станете возражать, если я перекушу во время нашей беседы? Я бы с удовольствием обедал у себя в комнате, однако все чаще и чаще есть приходится здесь, в кабинете. Дел, знаете ли, невпроворот. А тут, похоже, еще один из помощников неожиданно отправился на отдых. «Отдых на бойне. Лежит себе там на полу, пройдя сквозь потроха свиного стада». – Не составите ли мне компанию? – Маровия указал на плавающую в собственном соку лопатку с кровью. Облизнув пустые десны, Глокта присел напротив верховного судьи. – Я бы с удовольствием, ваша милость… увы, законы зуболечения не позволяют. – Ах да, конечно. Этих законов и верховному судье не отменить. Искренне вам сочувствую, наставник. Среди всего прочего, я обожаю хороший кусок мяса, и чем больше в нем крови, тем лучше. Я всегда говорю поварам: ненадолго поднесите мясо к огню. Ненадолго! «Занятно. Я с того же советую начинать допросы своим практикам». – Чем же я обязан неожиданному визиту? – спросил Маровия. – Вы по личным соображениям или по поручению начальства, моего уважаемого коллеги-советника, архилектора Сульта? «Ты хотел сказать, заклятого врага в закрытом совете?» – Его преосвященство в курсе, что я здесь. – Правда? – Маровия отрезал себе кусок истекающего соком мяса. – И с каким посланием он отправил вас ко мне? Наверное, это как-то связано с завтрашними делами открытого совета? – Все-то вы знаете, ваша милость. Можно мне говорить откровенно? – Извольте. Глокта улыбнулся беззубым ртом. – Это голосование – сущий кошмар, не дает покоя никому. Выматывает душу и лишает уверенности. – Кого-то больше, кого-то меньше. – Срезая слой жира с мяса, Маровия скрипнул ножом по тарелке. – Разумеется. Особенно рискуют члены закрытого совета и те, кто трудится от их имени. Они вряд ли сохранят свободу действий, если на трон сядет могущественный человек вроде Брока или Ишера. «А некоторые из нас и недели не протянут на этом свете». Маровия вилкой подцепил кусочек морковки и кисло уставился на него. – Прискорбное положение дел. Было бы намного лучше, если бы Рейнольт или Ладислав остались в живых. – Чуть подумав, он добавил: – Или хотя бы только Рейнольт. Мы можем сколько угодно рвать на себе волосы, но голосование состоится завтра. Пути к исцелению нет. – Он перевел взгляд с морковки на Глокту. – Или вы полагаете, что есть? – За вас, ваша милость, голосуют от двадцати до тридцати членов открытого совета. Маровия пожал плечами. – У меня есть определенное влияние, не смею отрицать. – Архилектор набирает лишь тридцать голосов. – Рад за его преосвященство. – Погодите. Если вы двое продолжите противостояние, ваши голоса не будут иметь никакого значения. Победят Ишер или Брок, но разницы для вас нет. Маровия тяжело вздохнул. – Печальный конец наших блестящих карьер. – Если только не объединить усилия. Вдвоем вы можете набрать шестьдесят голосов. Почти столько же, сколько есть у Брока. И этого будет достаточно, чтобы посадить на трон Скальда, Барезина, Хайгена или кого-то вовсе не известного. Решим по обстоятельствам. Кого-то, на кого в будущем можно будет повлиять. Кого-то, кто сохранит закрытый совет в прежнем составе. – Король, который всех нас осчастливит? – Если у вас есть предпочтения, скажите, и я сообщу это имя его преосвященству. «Новый шаг – очередная лесть, еще больше унижений. Ох, мне бы такой кабинет. Сиди себе в уюте, пока за дверью выстраивается очередь из раболепных ублюдков, готовых улыбаться моим оскорблениям, верить лжи и выпрашивать себе на погибель поддержку». – Хотите знать, что осчастливило бы меня, наставник Глокта? «Ну вот, выслушивать соображения очередного старого властолюбивого хрыча». – Хочу, ваша милость, очень. Сложив столовые приборы на тарелке, Маровия откинулся на спинку кресла и устало вздохнул. – Я бы вообще предпочел отказаться от королей, чтобы у всех в стране были равные права и равная ответственность перед законом, чтобы каждый мог принять участие в управлении и мог сам выбирать себе вождя. Не нужны ни король, ни знать, пусть будет только закрытый совет, избираемый народом и перед ним же отвечающий. Скажем так, закрытый совет, открытый для всех. Что скажете? «Кое-кто назвал бы это изменой, остальные – безумием». – Я скажу, что ваши соображения похожи на сказку. – Отчего же? – Бо?льшая часть людей только и ждет, чтобы ими командовали. Им проще слушаться, нежели самим принимать решения. Верховный судья рассмеялся. – Возможно, вы правы, но все переменится. Восстание наглядно это продемонстрировало. Мало-помалу, шаг за шагом все переменится. – Уверен, лорд Брок на троне – не тот шаг, который мы хотели бы предпринять. – Лорд Брок действительно имеет сильные притязания на трон и по большей части думает лишь о себе. Тут я с вами согласен, наставник. – Маровия откинулся на спинку кресла, сцепил руки на животе и сквозь прищур уставился на Глокту. – Что ж, хорошо, передайте архилектору, что на сей раз я выступлю заодно с ним. Если нейтральный кандидат с хорошей поддержкой заявит о себе, я отдам ему свои голоса. Надо же, закрытый совет объединяется, кто бы мог подумать! – Он медленно покачал головой. – Воистину, странные времена… – Воистину, ваша милость. – Глокта встал, поморщился, перенося вес на больную ногу, и зашаркал через сумрак кабинета к двери. «Очень странно, что наш верховный судья столь философски отнесся к тому, что не сможет завтра выиграть. Человека спокойнее я в жизни не встречал». Взявшись за ручку двери, Глокта на мгновение замер. «Можно подумать, что он знает нечто, неведомое нам. Или у него в голове созрел некий план». Глокта обернулся и спросил: – Могу ли я доверять вам, верховный судья? Маровия, с ножом в руке, резко взглянул на полковника. – Занятно и необычно слышать подобный вопрос от человека вашей профессии. Будьте уверены, что я действую в своих интересах. Я же буду уверен, что вы действуете в своих. На этом наше взаимное доверие исчерпывается. Вы умный человек, наставник, и нравитесь мне. – Маровия вонзил вилку в мясо, выпустив ручеек крови. – Вам стоило бы найти себе другого начальника. Глокта вышел из кабинета. «Какое заманчивое предложение… Но у меня их и так вдвое больше, чем надо бы». Узника, сухопарого и жилистого типчика, как обычно, раздели, накинули ему на голову мешок, а руки надежно сковали за спиной. Глокта смотрел, как Иней тащит его из подвалов в сводчатую комнату, и пленник едва поспевал, запинаясь и шлепая босыми ступнями по холодному полу. – Найти его оказалось не так уж трудно, – доложил Секутор. – Он сразу отбился от компании и шатался по городу, не желая исчезать, как вонь – из сортира. Взяли ночью. Иней рывком усадил узника на стул. «Где я? Кто меня схватил? Что им надо? Минуты ужаса перед тем, как все начнется. Страх, беспомощность, спазмы отвращения. Мою память освежили всего день назад в руках очаровательной магистра Эйдер. Правда, отпустили меня, не тронув». Узник сидел перед ним, его голова клонилась на сторону, мешковина впереди то поднималась, то опускалась от прерывистого дыхания. «Сомневаюсь, что ему повезет так же». Глокта лениво посмотрел на потолочную роспись. «Наш старый друг Канедиас», – подумал он, глядя в суровые глаза фигуры на фреске: та широко раскинула руки на фоне яркого огня. «Делатель упал, пылая огнем…» Глокта не спеша взялся за тяжелый молот, взвесил его в руках. – Давайте уже начинать, – сказал он, и Секутор с видимым удовольствием сдернул мешок с головы узника. Навигатор сощурился, когда в глаза ему ударил яркий свет лампы. Лицо его было сильно обветрено и изборождено глубокими морщинами, голова – обрита, как у священника. «Или скорее как у раскаявшегося предателя». – Вас зовут брат Длинноногий? – Да, да! Из благородного ордена навигаторов! Поверьте, я ни в чем не виноват! – затараторил он. – Я не совершил ничего противозаконного, нет. Это мне совершенно не свойственно, ведь я законопослушный человек. Не понимаю, чем вызвано подобное жестокое обращение! Чем?! – Тут он заметил, что от Глокты его отделяет совсем не письменный стол, а тускло поблескивающая наковальня. – Орден навигаторов всеми уважаем, и я в нем занимаю видное положение! – октавой выше заголосил узник. – Исключительное положение! Навигация – самый мой выдающийся талант, поверьте, самый выдающийся в… Глокта обрушил кувалду на наковальню с таким грохотом, что и мертвый ожил бы. – Хватит! Болтать! – Маленький человечек моргнул, раскрыв рот, но верещать перестал. Глокта опустился на стул и помассировал искалеченную ногу, боль от которой распространилась на спину. – Вы даже не представляете, сколько мне еще работать и как я устал. Каждое утро я просыпаюсь с ужасом, ведь подъем для меня – настоящая пытка. Лежа на рассвете в постели, я уже ощущаю себя разбитым. Вас только привели, а дело уже начинает меня выматывать, и посему мне глубоко и искренне плевать, сможете ли вы ходить, сможете ли видеть или контролировать кишечник остаток своей невероятно короткой и наполненной болью жизни. Вам ясно? Навигатор выпучил глаза на Инея, что навис над ним исполинской тенью. – Ясно, – прошептал он. – Хорошо, – сказал Секутор. – Оффень ховофо, – добавил Иней. – Действительно, хорошо, – подтвердил Глокта. – Ответьте, брат Длинноногий, числится ли среди ваших выдающихся талантов сверхчеловеческая невосприимчивость к боли? Узник тяжело сглотнул. – Нет. – Тогда игра заметно упрощается: я задаю вопрос, вы отвечаете, точно, верно и – что важнее всего – кратко. Я понятно выражаюсь? – Полностью вас понимаю. Мне не позволяется говорить, кроме как… Иней ударил его под дых, и навигатор сложился пополам. – Это значит, – прошипел Глокта, – что ответить следовало просто «да». Альбинос ухватил кряхтящего навигатора за ногу и опустил ее на наковальню. «Ох и неприятно же босой ногой вставать на холодный металл. Стопы, они такие нежные. Впрочем, холод металла – не самое страшное, и что-то мне подсказывает, что брат Длинноногий скоро это выяснит». Иней защелкнул кандалы на лодыжке навигатора. – Прошу простить за этакую безыскусность, – вздохнул Глокта. – В свое оправдание могу сказать лишь, что в нашем деле трудно заниматься творчеством. Крошить человеку ноги кувалдой, это так… – Пвоваифно? – подсказал Иней. Секутор резко захохотал под маской, и Глокта невольно растянул губы в улыбке. «Да ему и правда стоило не в палачи пойти, а в комедианты». – Прозаично! Лучше не скажешь. Но вы не беспокойтесь: если к тому времени, как ваши ноги ниже колена превратятся в кашу, мы не вытянем из вас нужных сведений, то так и быть, для бедер придумаем что-нибудь эдакое. Ну, как вам? – Я же ничего не сделал! – пропищал Длинноногий, едва отдышавшись. – Ничего не знаю! Я… – Забудьте… обо всем. Сейчас это не имеет никакого значения. – Превозмогая боль, Глокта медленно подался вперед и опустил кувалду рядом со стопой навигатора. – Лучше сосредоточьтесь на… моих вопросах… своих пальцах… и головке кувалды. Сразу может и не получится, но поверьте, стоит молоту начать свою работу, как вы забудете обо всем остальном. Длинноногий уставился на наковальню и запыхтел, раздувая ноздри. «А вот теперь до него наконец дошел тяжкий смысл происходящего». – Итак, первый вопрос, – приступил к делу Глокта. – Вам знаком человек, именующий себя Байязом, первым из магов? – Да! Конечно же! Да! Еще недавно я работал на него. – Отлично. – Глокта поерзал на стуле, пытаясь устроиться поудобнее и не откинуться на спинку. – Просто замечательно. Вы сопровождали его в экспедиции? – Я был проводником! – Пункт назначения? – Остров Шабульян, на самом краю мира. Глокта еще раз легонько стукнул молотом по наковальне. – О, да бросьте. На краю мира… что за детские сказки? – Я не вру, не вру! Сам все видел! Я ступал по этому острову! – Кто был с вами?.. – С нами был… Логен Девятипалый, с крайнего Севера. «Конечно, конечно, тип, покрытый шрамами и не разжимающий губ». – Ферро Малджин, кантийка. «Та, что причинила уйму неприятностей нашему другу, наставнику Гойлу». – Джезаль дан Луфар, офицер… офицер армии Союза. «Позер и дурак». – Малахус Ки, ученик Байяза. «Лживый дрищ с манерами отшельника». – И сам Байяз! – Итого шесть человек? – Шестеро, да! – Однако долгое и опасное путешествие – на край мира. Что же вы там нашли, кроме воды, разумеется? Губы Длинноногого задрожали. – Ничего! Глокта нахмурился и ткнул его в большой палец головкой кувалды. – Его там не было! Байяз просчитался! Его там не было! Его обманули, так он сказал! – Что же он хотел найти на краю мира? – Какой-то камень! – Камень? – Его спрашивала женщина. Он сказал про некий камень… камень с Другой стороны. – Навигатор замотал вспотевшей головой. – Ересь, святотатство! Я рад, что мы не нашли эту мерзость. Байяз называл ее Семенем! Улыбка сползла с лица Глокты. «Семя. Мне кажется, или в комнате похолодало?» – Он еще что-нибудь упоминал? – Мифы, нелепицу! – Выкладывайте. – Истории про Гластрода и разрушение Аулкуса, о меняющих облик тварях, крадущих лица. О разговорах с демонами, о том, как их призывали. О Другой стороне. – Что еще? – Глокта чуть сильнее стукнул навигатора по пальцу. – Ах да! Байяз говорил, что Семя – из нижнего мира! Что оно – реликт эпохи, что была еще до Старых времен, когда по земле еще бродили демоны! Байяз хотел использовать Семя против гурков! Против пророка! «Оружие из Старых времен, призывающее демонов, меняющих облик». Взгляд Канедиаса как будто ужесточился, и Глокта вздрогнул. Полковник вспомнил кошмарное путешествие в Дом Делателя, рисунки из металла на полу, вращающиеся кольца во тьме. Он вспомнил, как, не поднимаясь по лестнице, встал на крыше, высоко над городом. – Значит, вы его не нашли? – спросил Глокта. Во рту у него пересохло. – Нет, Семени на краю мира не было! – И что после? – Все! Мы перевалили обратно через горы, сделали плот и поднялись по великой реке Аос к морю. В Халцисе наняли корабль, и вот я здесь, сижу перед вами! Глокта внимательно вгляделся в лицо узника. «Он что-то не договаривает. Я это вижу». – Что вы мне еще не поведали? – Я рассказал все! У меня нет таланта скрывать правду! «Это точно, на лице написано: лжет». – Если ваш контракт завершился, почему вы не покинули город? – Потому что… Потому что… – Взгляд навигатора заметался по комнате. – О, горе мне, горе. – Глокта со всей силой, какая имелась в искалеченной руке, опустил кувалду на большой палец Длинноногого. Навигатор вылупился на расплющенную частичку собственного тела. «Ах, этот прекрасный страшный момент, пауза между тем, как разбиваются кости и приходит боль. Вот оно, вот сейчас, сейчас…» Длинноногий истошно завопил и задергался. Его перекосило. – Я знаю, что вы чувствуете, – произнес Глокта, пошевелив уцелевшими пальцами ног в пропотевших сапогах. – Правда, знаю. И потому сочувствую. Сначала ослепительная вспышка боли, потом вас накрывают тошнота и головокружение, затем от сломанной кости расходятся медленные волны, что вышибают слезу и сотрясают тело. – Длинноногий судорожно хватал ртом воздух, хныкал, на щеках у него блестели слезы. – А что же дальше? Несколько недель хромоты? Месяцы боли и неполноценности? Что, если следующий удар придется на лодыжку? – Глокта постучал навигатора молотом по щиколотке. – Или прямо на коленную чашечку – тогда что? Сможете ли вы после вообще ходить? Поверьте, мне знакомы ваши чувства. «И раз они мне знакомы, то как я могу делать то же с другими?» Глокта пожал искривленными плечами. «Вот уж поистине загадка бытия». – Еще? – спросил он и поднял кувалду. – Нет! Нет! Погодите! – взвыл Длинноногий. – Жрец! Боже, помоги… В орден приходил жрец! Гуркхский жрец! Он предупредил, что однажды явится первый из магов и попросит помощи навигатора, и об этом следовало доложить ему, жрецу! Он хотел знать все, и даже то, что случится после! Он нас запугивал, ужасно запугивал, нам осталось только подчиниться! В городе я ждал другого навигатора, который бы передал мой рассказ! Лишь прошлым утром я его встретил, рассказал все, что рассказал вам. После готовился покинуть Адую, клянусь! – Как звали жреца? Длинноногий не ответил. Просто сопел, глядя на Глокту выпученными глазами. «Ну почему им всегда надо испытывать мое терпение!» Полковник взглянул на разбитый палец – тот уже начал опухать, покрываться пятнами лопнувших капилляров; глубоко вошедший в плоть ноготь стал фиолетовым и жутко покраснел с краев. Глокта с силой надавил на него рукояткой кувалды. – Имя жреца! Имя! Как его… – Аагкх!.. Мамун! Боже, спаси! Его звали Мамун! «Мамун. Юлвей упоминал его в Дагоске. Первый ученик самого пророка. Вместе они нарушили второй закон, вместе поедали человеческую плоть». – Мамун. Понятно. Дальше. – Глокта, стараясь не обращать внимания на сильное покалывание в спине, еще ближе наклонился к навигатору. – Что здесь делает Байяз? Длинноногий раскрыл рот, и с нижней губы у него потянулась нитка слюны. – Не знаю! – Что ему нужно от нас? Что ему нужно в Союзе? – Не знаю! Я все рассказал! – Наклоняясь к вам, я терплю страшную боль. Она меня порядком изматывает. – Глокта нахмурился и поднял молот. Свет заиграл на гладкой головке. – Я просто ищу пути в этом мире! Прокладываю тропы! Прошу вас! Не надо! – Зажмурившись, Длинноногий прикусил язык. «Вот оно, вот сейчас, сейчас…» Глокта отбросил молот в сторону и откинулся на спинку стула. Покачал саднящими бедрами из стороны в сторону, пытаясь унять боль. – Что ж, хорошо, – сказал он. – Я доволен. Узник робко приоткрыл один глаз, затем второй. Взглянул на палача с надеждой. – Так я могу идти? Секутор хихикнул. Даже Иней насмешливо зашипел. – Ну разумеется, – сказал Глокта, улыбаясь беззубым ртом. – Возвращайтесь в свой мешок. Лицо навигатора обмякло от ужаса. – Боже, смилостивься надо мной. «Если Бог и есть, он безжалостен». Превратности войны Лорд-маршал Берр как раз писал письмо, но с удовольствием отвлекся от этого процесса, когда в шатер заглянул Вест. – Как дела, полковник? – Спасибо, не жалуюсь, сэр. Приготовления идут полным ходом. С первыми лучами рассвета выдвигаемся. – Вы, как всегда, на высоте. Что бы я без вас делал? – Берр указал на графин. – Вина? – Благодарю, сэр. – Вест налил себе бокальчик. – А вы не выпьете? Берр указал на флягу у себя под рукой. – С моей стороны осмотрительней пить только воду. Вест виновато поморщился. Было бы наглостью задать вопрос, что вертелся на языке, но отступать было поздно. – Как себя чувствуете, сэр? – Намного лучше, спасибо, что спросили. Намного, намного лучше. – Он поморщился и рыгнул в кулак. – Еще не совсем здоров, однако близок к этому. В подтверждение своих слов он легко встал и, заложив руки за спину, прошелся до карты. Больше не смертельно бледный, лорд-маршал уже не сгибался пополам и не дрожал, готовый упасть без чувств. – Лорд-маршал, я хотел поговорить с вами… о битве при Дунбреке. Берр оглянулся. – О чем именно? – Когда вы слегли… – В последнее мгновение Вест замолчал, но, не в силах сдерживаться, выпалил: – Я не послал за хирургом. Мог и не… – И поэтому я вами горжусь. – Вест недоуменно моргнул. Не такого ответа он ждал. – Вы поступили именно так, как я бы вам приказал. Офицеру важно думать и еще более важно – не задумываться. Он должен быть готов, что его люди пострадают, он должен быть готов отправить их на смерть, если необходимо. Офицер должен уметь жертвовать и находить меньшее зло, не позволяя себе мягкости. Вот за что вы мне нравитесь, Вест. У вас железное сердце, не лишенное сострадания. Нельзя стать великим вождем, если не можешь позволить себе иногда быть… жестоким. Вест не нашел, что ответить. Лорд-маршал хохотнул и хватил ладонью по столу. – Главное, никто не пострадал! Мы удержали позиции, прогнали северян из Инглии, а я выкарабкался и жив! – Я искренне рад, что вам лучше, сэр. Берр широко улыбнулся. – Дела идут в гору. Мы можем выдвигаться, линии снабжения надежно защищены, и погода устоялась. Если план вашего Ищейки сработает, мы добьем Бетода за пару недель! Отличные у нас союзники! – Да, сэр, отличные. – Одно важно: в нашей ловушке наживка должна быть посочнее, и захлопнуться дверца должна строго вовремя. – Берр уставился на карту, возбужденно перекатываясь с носка на пятку. – Если мы поторопимся, Бетод ускользнет. Если задержимся, то не успеем поддержать наших друзей-северян. Надо позаботиться, чтобы хренов Поулдер и хренов Крой пошевеливались! Внезапно замолчав, Берр схватился за живот. Потом взял флягу и сделал из нее большой глоток воды. – Я бы сказал, что вы их наконец приручили, лорд-маршал. – Не обманывайтесь. Эти двое только и ждут момента, чтобы всадить мне нож в спину! Теперь еще и король умер. Кто знает, кому достанется трон… Выборы короля! Вы когда-нибудь слышали о таком? У Веста неприятно пересохло во рту. Он с трудом верил, что происходящее – отчасти и его заслуга. Впрочем, гордиться тут было совершенно нечем, ведь он хладнокровно убил наследника трона. – Как думаете, сэр, кто победит? – надломившимся голосом спросил Вест. – Может, я и член закрытого совета, но во мне мало от придворного. Брок, или, может быть, Ишер? Уверенно скажу одно: в Срединных землях крови прольется вдвое больше, чем здесь, на поле боя. Щадить не станут никого. – Маршал сглотнул отрыжку и погладил себя по животу. – Бр-р! Эти стервятники из закрытого совета, если разойдутся, в жестокости дадут фору любому северянину. Вряд ли что-то изменится после выборов. Вряд ли. – Согласен с вами, сэр. – Ну, и мы с вами здесь бессильны. Мы, два простых солдата, Вест, да? – Он вплотную подошел к карте и указательным пальцем скользнул по ней вдоль маршрута, до самых гор. – Выдвигаемся на рассвете, каждый час может стать решающим. Поулдер и Крой знают, что делать? – Они получили подписанные бумаги с приказами, сэр, и понимают, что важно спешить. Не беспокойтесь, лорд-маршал, утром мы будем готовы. – Не беспокоиться? – фыркнул Берр. – Я командующий армией его величества, волноваться – мой долг. А вот вам отдых не помешает. – Он взмахом полной руки указал Весту на выход. – Увидимся с первыми лучами солнца. Они сидели на склоне холма и при свете факелов, под звездами, резались в карты. В это время внизу, при свете тех же факелов торопливо готовилась выступать армия Союза. Мелькали в темноте фонари, ругались солдаты. Лязгало железо, раздавались нетерпеливые бранные оклики и крики зверей. – Сегодня сна никому не видать. – Бринт, закончив сдачу, ногтем пересчитал свои карты. – Я уж и не припомню, когда последний раз спал хотя бы три часа кряду, – пожаловался Вест. Отсыпался он вроде бы в Адуе, еще до приезда сестры. До того, как маршал взял его к себе. До возвращения в Инглию, до встречи с принцем Ладиславом, до путешествия на морозный Север и совершенных там дел. Вест ссутулился и, хмурясь, взглянул на потрепанные карты. – Как там лорд-маршал? – спросил Челенгорм. – Намного лучше. – Благодарение Судьбам, – вскинул брови Каспа. – Не хотелось бы видеть в командирах зануду Кроя. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/dzho-aberkrombi/posledniy-dovod-koroley-28076865/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.