Рука привычно гладит гриф, Спускается, лаская струны. Зал замер, и партер затих. Затишье голубой лагуны. Похож на вздох, или на всхлип, Тот первый звук, как отблеск лунный, Еще рука дрожит на струнах, А в памяти, вчерашний клип. И в переборах, пальцев дрожь… Аккордам подчинились струны. А музыка, как острый нож, Изрезала чужие руны. Их всплеск,

Избранные. Киберпанк

-
Автор:
Тип:Книга
Цена:56.00 руб.
Язык: Русский
Просмотры: 205
Скачать ознакомительный фрагмент
КУПИТЬ И СКАЧАТЬ ЗА: 56.00 руб. ЧТО КАЧАТЬ и КАК ЧИТАТЬ
Избранные. Киберпанк Алексей Жарков Конкурс Квазар В этом сборнике оживают противоречивые картины кибернетического будущего. Как узнать, кто прав – ты или программа? Где проходит грань между человеком и киборгом? Возможна ли в мире, где не осталось ничего настоящего, искренняя любовь? А также: интриги роботов, копирование бандитского разума, предательство и верность программ, смертельный взлом мировой виртуальной реальности и на что способен исламский экстремизм в эпоху нейросетей и имплантов? Эти истории надолго захватят ваш разум. Избранные Киберпанк Дизайнер обложки Алексей Жарков Вёрстка Алексей Жарков Иллюстрации Александр Павлов Иллюстрации Юлия Романова Редактор Алексей Жарков © Алексей Жарков, дизайн обложки, 2017 ISBN 978-5-4485-4849-9 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Мечтают ли писатели о нейрошунтах? Эссе о киберпанке Киберпанком называют научную фантастику, отражающую упадок гуманистических ценностей на фоне прогресса – конкретно, развития компьютерных технологий. Прежде всего, необходимо помнить, что киберпанк относится к антиутопическому ответвлению фантастики, что и определяет основные его жанровые особенности. Именно о них и поговорим. 1. Главный герой Если в утопии главный герой всегда приходит в идеальный мир извне и восхищается его совершенством в качестве стороннего наблюдателя, то в антиутопии ГГ должен быть членом описываемого общества. Это обязательное требование, пренебрегать которым не стоит, если вы не хотите написать вместо киберпанка текст о «попаданцах». Как же выглядит усреднённый ГГ киберпанка? Во-первых, это одиночка, аутсайдер, замкнутый и нелюдимый, лишённый желания завести друзей или тщательно маскирующий его. Во-вторых, персонаж имеет непосредственное отношение к высоким технологиям. Например, хакер или разработчик ПО, работающий на корпорацию. В-третьих, это может быть, наоборот, человек, имеющий лишь косвенное отношение к высоким технологиям, но оказавшийся в ситуации, связанной с ними. В-четвёртых, у ГГ, как правило, сомнительный нравственный облик или проблемы с законом. Хакер, контрабандист, кибертеррорист, похититель и продавец чужих разработок, торговец чёрного рынка высоких технологий, человек, занимающийся нелегальной имплантацией. 2. Сеттинг Недалёкое будущее. Инфосфера, проникающая во все сферы жизни. Технологии развиваются стремительно. Декадас в области общечеловеческих ценностей. Детерминированность политического и социального устройства. Низкий уровень большинства членов общества, глубокое социальное расслоение. Пропаганда, объявляющая существующий политический и социальный порядок оптимальным. Власть распределена между корпорациями, имеющими собственные армии. Марионеточное номинальное правительство. Бесправие большей части населения. Распространённость модификаций человеческого тела. Идея заменяемости живых организмов кибернетическими. Существование чёрного рынка технологий. Споры вокруг того, можно ли считать искусственный интеллект равным человеческому юридически и этически. Эксперименты с человеческим разумом. Виртуальная реальность, размытие границ между ней и настоящим миром. Киборги и биороботы. Городские трущобы и уличная анархия. Криминальные синдикаты, мафия. Хакеры, киберпреступники, кибертеррористы. Нанотехнологии. Имплантатны. Запрещённые и разрешённые сомнительные вещества. Лекарства, легальные и нет. Экологическая катастрофа – случившая, происходящая или грядущая. 3. Конфликт Конфликт в киберпанке строится на противостоянии малого и большого, причём, чем масштабнее различие межу сторонами, тем острее конфликт (например, может быть конфликт между хакерами и корпорациями или искусственным интеллектом). Это важно, так как одна из важнейших идея киберпанка заключается в том, что незначительные на первый взгляд события могут привести к глобальным последствиям (например, действия одиночки порой вызывают обрушение системы). Второй значимый момент в киберпанке: технологии используются способами, не предусмотренными их создателями. Искажается первоначальный замысел, происходит этическая переориентировка. Одним из важнейших элементов киберпанка является протест, который заявляют герои, направленный против (простите за тавтологию) их обезличивания и потребительского, бездуховного отношения к миру, против игнорирования последствий техногенного прогресса. При этом ГГ, как правило, оказывается в конфликтной ситуации не по своей воле и действует вначале, повинуясь необходимости, а не собственным желаниям. 4. Стилистика Атмосфера перекликается с нуаром, в частности, в отсутствии однозначно положительных персонажей. Нет единого стиля в одежде, общепринятых канонов внешности. Наличие телесных модификаций, протезирование. Использование детективных сюжетов. Ощущение депрессивности, безысходности, бесперспективности. Предчувствие грядущей катастрофы. Апокалиптичность. Резкий контраст между городскими трущобами и местом обитания обеспеченных слоёв населения. Одним из важных инструментов киберпанка являет иллюзия. 5. Авторская позиция В отличие от утопии, где автор искренне считает описываемое общество идеальным, образцовым, автор киберпанка осознанно демонстрирует в своём произведении современные проблемы человечества, которые он помещает в мир недалёкого будущего, лишь логически додумав их развитие. Поэтому, собственно, киберпанк и производит на читателя столь сильное воздействие: за счёт того, что непосредственно связан с современными культурными, политическими, социальными тенденциями, а не оторван от них. Виктор Глебов Бочонок Амонтильядо 2.0 Николай Романов Посвящается Эдгару Аллану По, создателю необыкновенных историй, захвативших наше воображение. C тёплыми воспоминаниями о моих первых домашних ЭВМ и их программном обеспечении (ПО). Как я и предполагал, вы захватили наш разум. 1.1 Я поднял факел и попытался заглянул в глубь тайника. Напрасно, слабый свет не проникал далеко. – Войдите, – произнёс безумец у меня за спиной. – Амонтильядо там. А что до Лукрези… – Лукрези невежа, – я шагнул между столбами, старясь краем глаза не упускать фигуру моего сопровождающего. Свет факела заметно тускнел, я с трудом различал что-либо дальше вытянутой руки. Как я и предполагал, проход не сквозной. Глубокая ниша заканчивалась массивной гранитной стеной. В неё были вделаны какие-то цепи и замки – отблески огня заплясали на металлической поверхности. Я уже не видел кинжал в руках Монтрезора, но ощущал его остриё за спиной. Я по-прежнему не имел представления, зачем он провёл меня лабиринтом сырых подвалов своего фамильного палаццо. Бочонок с вином – надуманный повод. Он приготовил для меня малоприятный сюрприз, сомнений нет. В темноте раздался лязг железа. Монтрезор сотворил вокруг моей талии быстрые манипуляции и защёлкнул замок. Секунды раздумий стоили мне свободы, я оказался накрепко прикован к двум кольцам, вделанным в стены. Факел выпал из моих рук и потух. Неужели он собрался заточить меня в этом подземелье? Зачем? Терзать нелепыми россказнями из жизни вольных каменщиков? Так или иначе, но положение моё ухудшалось, и я всерьёз пожалел, что не вступил с Монтрезором в схватку сразу, как только увидел в его руках оружие. По прямой крестовине и толщине клинка я безошибочно определил смертоносный стилет. Он извлёк его сразу, как только проводил меня в лабиринт своих наследных подземелий. Шпага, болтающаяся на его бедре, опасности не представляла. Ни теснота коридоров, ни опыт моего спутника не принесли бы успеха, вздумай он выхватить её. А вот тёмное жало безупречной итальянской стали, да ещё и во мраке катакомб, ничего, кроме гибели мне не сулило. Дурной, но безошибочный выбор – модное оружие заговорщиков. Слабая надежда, что в безумии Монтрезор не покрыл клинок ядом, отваги мне не прибавляла. Я безоружен и прикован во чреве подземного склепа, а мой спутник, отойдя на несколько шагов и воплотившись в палача, наслаждался долгожданным триумфом. Признаюсь, именно тогда я понял, что возможность избежать печальной участи безвозвратно упущена. Я фатально затянул с попыткой предотвратить трагедию. – Проведите рукой по стене, – сказал он. – Вы чувствуете, какой на ней слой селитры? Здесь в самом деле очень сыро. Еще раз умоляю вас – вернемся. Нет? Вы не хотите? В таком случае я вынужден вас покинуть. Но сперва разрешите мне оказать вам те мелкие услуги, которые еще в моей власти. Сущность Монтрезора предстала передо мной во всей красе. Жалкий и низкий, но сейчас он хозяин положения. Не прекращая издеваться над моей беспомощностью, он обнажил всю глубину и мерзость замысла. Разбросав груду человеческих костей, сложенную возле одной из стен до самого сводчатого потолка, Монтрезор извлёк порядочный запас обтесанных камней и известки. С помощью этих нехитрых материалов, действуя лопаткой, он принялся поспешно замуровывать вход в нишу. Вечер карнавала оборачивался кошмаром, меня замуровывали заживо. Монтрезор, погрузившись в труд каменщика, укрепил факел на стене и его свет не попадал в глубину ниши, оставляя меня невидимым в темноте. Первым делом я проверил цепи на прочность. Стараясь не производить излишнего шума, я резко дёрнулся вперёд. Наградой мне была лишь боль в рёбрах, я не смог сдержать стон. Прочность оков сомнений не вызывала. Монтрезор выложил второй ряд, и третий, и четвертый. Сохраняя хладнокровие я предпринял очередную попытку освободиться и, присев, постарался выскользнуть из смертельной ловушки. Стремясь притупить бдительность мучителя, я, напротив, старался яростно лязгать цепью, чтобы он воображал мои безуспешные попытки её порвать. Представляю, как он наслаждался ими. Увы, содрав лоскуты костюма вместе с кожей, выскользнуть из железных объятий так и не удалось. Сырость катакомб и горячий пот, пропитавший моё трико, наводили на мысль о бурлении адских котлов. Дурацкий колпак стиснул затылок стальным ошейником. Передохнув, он закончил ещё несколько рядов. Теперь стена доходила ему почти до груди. Он вновь приостановился и, подняв факел над кладкой, уронил слабый луч внутрь моей темницы. Ярость и отчаяние бросили меня на мгновение в пучину эмоций. Громкий пронзительный крик, целый залп криков вырвались из моей груди в лицо Монтрезора. Он отпрянул назад, я увидел в его глазах страх и трепет. Он выхватил шпагу из ножен и, просунув руку в нишу начал судорожно размахивать остриём перед моим лицом. Очередной рывок стали лизнул огнём мою щёку, и я ощутил горячую струйку, устремившуюся по шее. Не удовлетворившись, Монтрезор выдернул руку из проёма и, прильнув к нему, ответил мне диким протяжным воплем. Он надрывался и упивался болью, которая, без сомнения, когтями впилась в его глотку. Я умолк. Наш дьявольский переклик ужаснул меня, ничего реального не оставалось в стенах проклятых катакомб. Полночь миновала, когда проход в нишу был полностью заделан. Оставалось вложить всего лишь один камень. Прямоугольник света вскоре померк, Монтрезор завершал страшный замысел. Сквозь толщу преграды до меня почти не доносилось его невнятное бормотание. Месть не только доставляла ему наслаждение, но и безвозвратно тянула в омут сумасшествия. Признаюсь, не миновало оно и меня. Я засмеялся. – Отличная шутка, честное слово, превосходная шутка! Как мы посмеемся над ней, когда вернемся в палаццо, – другого способа остановить палача я не видел – За бокалом вина! Монтрезор задержался с последним камнем, я увидел в проём его шёлковую маску. – Амонтильядо! – сказал он. – Да, да, Амонтильядо. Но не кажется ли вам, что уже очень поздно? Нас, наверное, давно ждут в палаццо… И синьора Фортунато, и гости? Пойдемте. Удары сердца разрывали мою грудь. Неужели у меня появился ещё один шанс? – Да, – сказал он. – Пойдемте. – Ради всего святого, Монтрезор! – никаких шансов, безумец издевался над моей беспомощностью! – Да, – сказал он. – Ради всего святого. Бессмысленно. Усилием воли я вернул себе хладнокровие. – Фортунато! – позвал меня самодовольный голос из проёма. Довольно. Пусть провалится в преисподнюю, он больше не услышит голоса моей слабости. – Фортунато! В незаделанном отверстии появился факел и упал к моим ногам. Последний росчерк сумасшедшего триумфатора. Бубенчики на моём карнавальном колпаке безучастно звякнули. Монтрезор вдвинул камень на место, и я услышал отдалённый шорох лопатки, размазывающей известку по безмолвной стене. 1.2 Я ощутил давление в спину. Поршень аккуратно поднял мои плечи и голову над поверхностью ванны. Защитная плёнка, отслужив положенное, лоскутами сползла с мокрого лица. Я полностью осознавал происходящее, значит подача материала прекратилась. Диафрагма ухнула вниз, заставила сделать глубокий влажный вздох. Тихое гудение и неуловимые запахи тест-комнаты быстро возвращались ко мне. Дольше пришлось ждать, когда вернётся зрение. До полного восстановления покидать электрожеле не рекомендуется. Я ощущал присутствие Наставника, но он пока молчал. Увы, первую попытку я провалил. Предлагается ещё две, значит тестирование проходит в приемлемых рамках. Это не провал, это возможность в следующий раз выполнить задачу лучше. Преодолев сопротивление густой массы, я поднялся на руках над скользкими бортиками. Содержимое ванны мягкими ломтями отлипало от кожи. Электрожеле – совершенный нейропроводник, способный не только транслировать испытуемому картины временной реальности, но и создавать универсальный сенсорный фон для их восприятия. Прекрасная замена как проводным, так и беспроводным передачам, тем не менее оставляла неприятное ощущение соприкосновения с органикой. Панорама мониторов бесстрастно демонстрировала результаты тестирования. Показатели удовлетворительны: оценка ситуации, ориентирование, эмоциональный баланс. Кроме одного – объект гибнет. Решение не найдено. – Решение не найдено, – произнёс Наставник. – У меня есть варианты для второй попытки. – Ищи человеческое решение, – Наставники могут помогать и подсказывать. Их советы, как правило, общего характера. Но я достаточно информирован – они наблюдают за развитием сценария. Могут видеть тест моими глазами. – Вас понял. Я направился к душу, чтобы смыть остатки желе. Душ находился здесь же, в тест-комнате, мы могли не прерывать диалог. Но в разговоре не было необходимости. Вода оставляла на коже не менее отвратительное ощущение, чем смываемая субстанция. Я с наслаждением вернулся в прохладу комнаты, и облачился в жёсткую форму курсанта. После мерцающих в темноте склепа факелов, ровное освещение и матовая поверхность стен казались мне воплощением Шангрилы. – До связи, – попрощался я и вышел из комнаты. До пищеблока вёл прямой широкий коридор. Признаюсь, с самого детства ничто не доставляло мне такого успокоения, как хождение по красной линии, рассекающей вдоль его гладкий пружинистый пол. Можно спокойно размышлять в ритме ровных шагов, минуя в абсолютной тишине знакомые встречные лица. Ещё до моего рождения анализы показали крайне высокий уровень соответствия ожидаемой профессии. Предопределение – великое благо и не меньшее бремя. Весь период взросления человек готовится к прохождению итоговых тестов, чтобы заявить о себе, о новой самостоятельной личности. В противном случае любого ожидает утилизация, и это тоже великое благо, если смотреть на человечество в целом. Я готовился войти в общество в мундире одной из самых уважаемых профессий. Единицам выпадает такой шанс – вступить в ряды членов внутренней полиции. Быть полицейским, это высокая честь. Наше участие – необходимый элемент любого государственного механизма. Жизнь и процветание вольных граждан проходят под тотальным контролем. Это наша работа. Мы гарантируем абсолютную свободу выбора и регламентируем её применение. По сути, мы выше обычного человека. И вот я в одном шаге от цели, мне осталось пройти последний тест. «Ищи человеческое решение». Что Наставник имел ввиду? Я остановился перед прозрачными дверями пищеблока. Дисциплинарный устав обязывал присаживаться к приступившим к трапезе, если позволяли свободные места, и поддерживать беседу. Я никогда не любил эту малоприятную обязанность. Более тягостная процедура, чем потребление пищи – наблюдать, как питается кто-то другой. Все столы были заняты, кроме одного. За ним сидел коренастый курсант с параллельной линии. Его челюсти расправлялись с едой, как эскалатор с бурным человекопотоком. Я набрал поднос и подсел к нему. – Хвала Идолу! – Хвала Идолу, – ответил он. – С теста? – Да. – Тоже полицейский? – Да. – Не прошёл? – Первая попытка. – Я справился со второй. Завалили динозавра в вонючем болоте. Всю обойму в него высадил, вернулись на базу живые, а всё равно незачёт. Догадался на следующей попытке, застрелил ренегата, который бросил отряд и пытался… – Я в себе уверен. Распространяться о деталях испытания запрещено. Рассказать о задаче и подробностях сценария до окончания его прохождения, равносильно самоубийству. Тестирование будет прекращено, а курсант утилизирован. Болтать после, когда остались дни до выпуска и закрепления профессии, не столь суровое нарушение. Наказание не последует, но репутацию можно испортить. Даже если мой собеседник не провокатор, в чём я ни на секунду не усомнился, рассказывать о своих успехах я не собирался. 2.1 Монтрезор снял с подставки два факела, подал один мне и с поклоном пригласил следовать за ним через анфиладу комнат к низкому своду, откуда начинался спуск в подвалы. Он спускался по длинной лестнице, делавшей множество поворотов; я шел за ним, и он умолял меня ступать осторожней. Наконец мы достигли подножия лестницы. Теперь мы оба стояли на влажных каменных плитах в усыпальнице Монтрезоров. Итак, сценарий мне известен. Путь от городской площади до палаццо, стены здания и спуск в подземелье прошли в ожидании сигнала. Я уже знал – сейчас он повернётся ко мне, и, наконец, можно действовать. Монтрезор повернулся ко мне. В воздухе над его головой возникла и исчезла яркая красная надпись «Приступайте к решению задачи». – Где же бочонок? – спросил я. – Там, подальше, – в его руке блеснул зловещий стилет, направленный прямо мне в грудь. Я сделал вид, что не замечаю тонкий трёхгранный клинок. – Поглядите, какая белая паутина покрывает стены подземелья, – с ледяной улыбкой подыграл мне спутник. – Как она сверкает! От яркого света надписи мои глаза ещё туманились слезами. – Селитра? – спросил я, когда зрение полностью возвратилось. – Селитра, – подтвердил он. – Давно ли у вас кашель? Першение в горле стало невыносимым, и я в течение нескольких минут не мог ничего ответить. Странно, в предыдущей попытке я чувствовал себя великолепно. – Пустяки, – выговорил я наконец. Мышеловка захлопнулась. Монтрезор намеревался сотворить богомерзкий спектакль для утехи уязвлённой гордости, а мне предстояло найти выход из смертельной ловушки. Броситься на него в вероятной попытке одолеть голыми руками – не выход. Участь Генриха III меня не прельщала. Гарантии успеха представлялись зыбкими, и я не мог полагаться на волю случая. – Нет, – решительно сказал он, – вернемся. Ваше здоровье слишком драгоценно. Вы богаты, уважаемы, вами восхищаются, вас любят. Вы счастливы, как и я когда-то. Ваша смерть стала бы невознаградимой утратой. Другое дело я – обо мне некому горевать. Вернемся. Вы заболеете, я не могу взять на себя ответственность. Кроме того, Лукрези… – Довольно! – воскликнул я. – Кашель – это вздор, он меня не убьет! Не умру же я от кашля. – Конечно, конечно, – сказал он, – и я совсем не хотел внушать вам напрасную тревогу. Однако следует принять меры предосторожности. Глоток Медока защитит вас от вредного действия сырости. Монтрезор, не отрывая от меня взгляда, воткнул факел в кольцо на стене и взял с покрытой плесенью полки бутылку. Взмахом кинжала он отбил горлышко и подал вино. – Выпейте, – сказал он. Я принял бутылку, усмехнулся и отхлебнул. Расстояние между нами оставалось прежним. Моё тело было уязвимо при любой попытке приблизится к Монтрезору хоть на полшага. Он заметил мой оценивающий взгляд и вернул мне усмешку. Я кивнул в ответ, бубенчики на колпаке зазвенели. Богиня удачи, несмотря на обещанное именем покровительство, не спешила мне на помощь. – Я пью, – сказал я. – за мертвецов, которые покоятся вокруг нас! – А я за вашу долгую жизнь. Я сделал незначительный уклон в обход вооружённой руки Монтрезора, примеряясь внезапно схватить его, но и это движение не ускользнуло от его внимания. Он сместился, не оставляя мне преимущества. Его чертовской бдительности позавидовал бы ночной хищник. Мы продолжили путь. – Эти склепы весьма обширны, – я нарушил недолгое молчание и огляделся. Ничто вокруг не давало мне подсказки для решения. Решения логичного и закономерного. Только такой вариант мог показать зрелость моего интеллекта, мой рост до высот общения с Наставниками на равных. Пока же меня вели на убой, словно скот, коим я по факту рождения и являлся. – Монтрезоры старинный и плодовитый род, – сказал он. – Я забыл, какой у вас герб? – Большая человеческая нога, золотая, на лазоревом поле. Она попирает извивающуюся змею, которая жалит ее в пятку. – А ваш девиз? – Nemo me impune lacessit! – Недурно! – оценил я тонкую и зловещую шутку. Из Монтрезора такой же шотландец, как из меня русский граф. Мы шли длинными узкими коридорами. Расположенные в стенах ниши заполняли бочонки и скелеты. Местами они были навалены друг на друга. Тайники подземелья всё больше напоминали мне огромный чёрный улей с мёртвыми сотами. Я невольно увлёкся и не заметил как Монтрезор приблизился и схватил меня за плечо. – Селитра! – его глаза сверкали безумием из-под маски. – Посмотрите, ее становится все больше. Она, как мох, свисает со сводов. Мы сейчас находимся под самым руслом реки. Вода просачивается сверху и капает на эти мертвые кости. Лучше уйдем, пока не поздно. Ваш кашель… – Кашель – это вздор, – я попытался отстраниться от стилета. – Идем дальше. Но сперва еще глоток Медока. Бутылку Де Грава я осушил одним глотком. Монтрезор, видимо поддавшись манерам хорошего тона, отвёл взгляд от моего лица, поднятого в это мгновение вверх. Я мог бросить в него бутылку и стремительно вцепиться в руку с кинжалом. Вырываясь, он не поранил бы меня – стилет опасен лишь остриём, его грани тупы. Вонзить же клинок я не позволю, две моих руки сильнее против его одной. Но оставалась свободная рука с факелом, готовая обрушиться на мою голову. Риск и пренебрежение жизнью не могли быть ключами к решению задачи. Монтрезор сделал шаг в сторону, пропуская меня. Его плащ распахнулся, я увидел на поясе лопатку. Теперь-то я знал, какую зловещую роль отводил ей безумец. – Вы принадлежите к Братству? – спросил я. – Какому? – Вольных Каменщиков. – Да, да, я каменщик, – сказал он. Наш диалог отличался от первоначального тестирования. Полагаю, эта часть беседы всего лишь декоративный элемент. – Вы шутите, – сказал я, отступая на шаг— Однако где же Амонтильядо? Идемте дальше. – Пусть будет так, – ответил он, пряча лопатку в складках плаща. Мы продолжили поиски Амонтильядо. Проходили низкие арки и спускались по бесконечным ступеням, пока не достигли глубокого подземелья, воздух в котором был настолько спёрт, что факелы здесь тускло тлели, вместо того чтобы гореть ярким пламенем. В углу помещения открывался малоприметный проход. За ним скрывалось небольшая крипта, выложенная вдоль трёх стен до самого потолка человеческими костями. Кости с четвёртой стены были сброшены в кучу. В обнажившейся стене, между двумя столбами, виднелся проход во мрак тайника. 2.2 Я ощутил давление в спину. Поршень аккуратно поднял мои плечи и голову над поверхностью ванны. Защитная плёнка, отслужив положенное, лоскутами сползла с мокрого лица. Я полностью осознавал происходящее, значит подача материала прекратилась. Диафрагма ухнула вниз, заставив сделать глубокий влажный вздох. Тихое гудение и неуловимые запахи тест-комнаты быстро возвращались ко мне, дольше пришлось ждать, когда вернётся зрение. До полного восстановления покидать электрожеле не рекомендуется. Я не спешил с выводами. – Ты мог действовать, но предпочёл вновь наблюдать до конца? – произнёс Наставник. – Теперь мне достаточно информации. Шансов выжить в подземелье нет. – Оригинально. Вариант тупиковой задачи? – Нет. Думаю, что видел и сделал достаточно после сигнала. Моё упущение – фаза получения условий. Не сомневаюсь, что ответ в самом начале. Решение прячется где-то там. Я не держал глаза широко открытыми. – Завтра последняя попытка, – голос в динамиках приблизился. Я отстранился от него и проследовал в душ. Я почти не обращал внимание на контакт с водой. Эмоции беспокоили меня сильнее. Ранее, я тысячекратно представлял, как с первого раза прохожу тест. Как легко раскалываю орешек головоломки временной реальности и заслуживаю не сочувствие, а восхищение Наставника. Хотя, конечно, у машин нет ни первого, ни, тем более, второго. Наставники годами сопровождают наше взросление. Они видят наши шаги и слышат наше дыхание. Их реакция настраивается под реакции человека, изображает участие и расположение. Всё на пользу подопечным и для их управления. Это ещё одно из бесчисленных благ, которые подарили нам машины. – Ищи человеческое решение, – услышал я в спину, когда покидал комнату. – До связи, – попрощался я. Красная линия коридора позволила собраться с мыслями. Машины идеальны. Они прекрасны, их логика и действия совершенны. Они дарят нам жизнь и определяют наше будущее. Величайшая мечта и не меньшая тоска любого человека – желать и не стать частью их сложного и продуманного мира. Люди вырастают, обретают профессии и навыки, а после отправляются в города. Ужасная участь, если задуматься. Города – мир страстей и желаний. Мир органических взаимодействий и прикосновений тел. Машины в нем не появляются, и я их понимаю. Они управляют человечеством дистанционно, через полицейских. Стать полицейским, значит не только нести разум и организованность в толпе и хаосе. Стать полицейским – приблизиться к идеалу, быть глазами и руками электронного сверхразума. Испытание тест-комнаты отделяло меня от желанного предназначения. Картина за дверями пищеблока в точности повторяла вчерашний день. Свободное место только возле моего нового знакомца. Совпадение? Спонтанная организация пространства радовала глаз, а неприятное ощущение от общества рослого победителя динозавров слишком человеческое, чтобы обращать на него внимание. – Хвала Идолу! – с полным подносом я присел рядом. – Хвала Идолу, – ответил он. – Снова не сдал? – Да. – Отчаялся? – Нет. – Что планируешь делать? Глупый вопрос. Бестолковый, как любая человеческая мысль. Людям не постичь логику и последовательность мыслей машин. Планирование – добровольное разрешение не выполнять взятые на себя обязательства. Я не планирую, я сделаю. С чего я решил, что могу действовать только после сигнала? Я приступлю к решению до того, как ознакомлюсь с условием задачи. Данных у меня достаточно. 3.1 Сумерки опустились на город, когда мы повстречались с Монтрезором. Безумие карнавала достигло заоблачной вершины. Смех и музыка, буйство красок и ароматов, танцы и пьяные лица – столпотворение страстей на площадях и улочках разрывало реальность в клочья. Демоны, красотки, шуты, плакальщики, рыцари, джины, чудовища и короли кружились, влюбляясь и сливаясь в одно целое, чтобы через мгновение разлететься прочь, оставляя друг друга навеки. Тяготы утренних церковных обрядов не оставили и следа, а до угрюмого воздержания поста оставалась ночь. Ночь сладости, веселья и любви. Я, как и в прошлые попытки, был облачён в яркое разноцветное трико шута. Бубенчики остроконечного колпака плясали и вторили ночному буйству, но я казался единственным человеком в городе, сохранявшим трезвость ума. А где-то в пучине шума и греха меня разыскивал обезумевший Монтрезор, движимый стылым мраком жестокой и продуманной мести. Он появился, как призрак – скованный и сутулый. Шёлковая бесцветная маска и запахнутый старинный плащ делали его олицетворением одержимости. Прекрасный наряд, если вы хотите что-либо скрыть под ним. До начала тестирования необходимо взять от ситуации как можно больше, и я не пренебрёг возможностью этим воспользоваться. С жаром я заключил Монтрезора в объятия, изображая пьяный восторг и радушие. Дурачась, я крепко стиснул его тщедушное тело и пробежал пальцами от поясницы до шеи. У меня было всего несколько секунд, чтобы выяснить, что он скрывает под плащом. Ага, вот шпага на бедре, вот лопатка – орудие казни, но где же кинжал? Я спешно повторил поиски, Монтрезор уже начал с неприязнью отстраняться. Стилет не булавка, его не утаить, но мой скоропалительный обыск оказался тщетным. Он тряс мою руку в приветствии, а я всё никак не мог преодолеть растерянность. Если бы ранее он прихватывал оружие по пути, я бы заметил. Неужели я оба раза смотрел настолько невнимательно? Так или иначе, но сейчас он без него. Это отличная новость для меня, теперь я не позволю ему завладеть клинком. Я уверен, решение скрывается где-то здесь. – Дорогой Фортунато, как я рад, что встретил вас! Какой у вас цветущий вид. А мне сегодня прислали бочонок Амонтильядо. По крайней мере, продавец утверждает, что это Амонтильядо, но у меня есть сомнения. – Что? – воскликнул я. – Амонтильядо? Целый бочонок? Не может быть! И ещё в самый разгар карнавала! – У меня есть сомнения, – ответил он. – и я, конечно, поступил опрометчиво, заплатив за это вино, как за Амонтильядо, не посоветовавшись сперва с вами. Вас нигде нельзя было отыскать, а я боялся упустить случай. – Амонтильядо! – У меня сомнения. – Амонтильядо! – И я должен их рассеять. – Амонтильядо! – Вы заняты, поэтому я иду к Лукрези, Если кто может мне дать совет, то только он. Он мне скажет… – Лукрези не отличит Амонтильядо от Хереса. – А есть глупцы, которые утверждают, будто у него не менее тонкий вкус, чем у вас. – Идёмте. – Куда? – В ваши погреба. – Нет, мой друг. Я не могу злоупотреблять вашей добротой. Я вижу, вы заняты. Лукрези… – Я не занят. Идем. – Друг мой, ни в коем случае. Пусть даже вы свободны, но я вижу, что вы жестоко простужены. В погребах невыносимо сыро. Стены там сплошь покрыты селитрой. – Все равно, идем. Простуда – это вздор. Амонтильядо! Вас бессовестно обманули. А что до Лукрези – он не отличит Хереса от Амонтильядо. Мы устремились по дороге к фамильному палаццо Монтрезора. Я нашёл ключ к ребусу и почти праздновал победу. Очевидно, что смертоносный кинжал, оружие, которым он отрезал мне любые пути к спасению, безумец прихватывал где-то по пути. Возможно, в дворце или при спуске в подвал. Но нет, больше у него этот маневр не пройдёт. Я крепко держал его под руку, изображая хмельное панибратство, на самом деле – не позволяя и шагу ступить в сторону. Дворец встретил нас пустыми чёрными окнами. Иначе и быть не могло – все слуги гуляли на карнавале. Пустой холл освещали наполовину выгоревшие факелы, два из которых Монтрезор снял с подставки. Один он вручил мне, сам же, поклонившись, увлёк меня за собой через анфиладу комнат к низкому своду, откуда начинался спуск в подвалы. Ни на секунду я не сводил с него глаз. Я предполагал, что именно здесь, в одной из комнат, он заранее спрятал стилет. Но он даже не пытался приблизиться к гобеленам, комодам или креденцам, которые мы быстро миновали. Лестница в подземелье так же не таила сюрпризов. Мы спустились, сделав множество поворотов. Я шёл следом, от напряжения лицо и шею покрыли капли пота. Наконец мы достигли подножия ступеней. Теперь мы оба стояли на влажных каменных плитах в усыпальнице Монтрезоров. Монтрезор повернулся ко мне. В воздухе над его головой возникла и исчезла яркая красная надпись «„Приступайте к решению задачи“». – Где же бочонок? – спросил я. – Там, подальше, – в его руке блеснул зловещий стилет, направленный прямо мне в грудь. Невозможно!!! Я словно провалился в бездонную пропасть. Я пристально смотрел на пустую руку Монтезора за мгновение до взмаха. Она была пуста! Движение вверх, и кинжал появляется в воздухе из ничего. От яркого света надписи мои глаза всё ещё туманились слезами, но ошибки быть не могло! Да и не слёзы это, я почему-то внезапно потерял фокусировку зрения, но не настолько чтобы не разглядеть невероятный трюк. Так что же? Сбой в программе? Невозможно. Тем более на данном этапе – временная реальность миллионы раз проверяется, машины не ошибаются. С тестом что-то не так. Я разобрал предложенную ситуацию, я нашёл ключ к решению, и теперь он тает у меня в руках, словно сосулька на солнце. Дело во мне или в окружающей меня программе? Только не в ней, созданное машинами совершенно, как и они сами. Поэтому они и стоят выше нас. Значит, всё так и задумано. Но тренажер создаёт точную копию реальности, он не допускает ни малейших отклонений, в этом суть и вершина нашей подготовки. Времени на размышления у меня не осталось. Монтрезор протягивал мне бутылку Медока, чтобы после увлечь за собой к подземному алтарю безжалостной мести. И что, чёрт побери произошло с моими глазами? 3.2 Я ощутил давление в спину. Поршень аккуратно поднял мои плечи и голову над поверхностью ванны. Защитная плёнка, отслужив положенное, лоскутами сползла с мокрого лица. Я полностью осознавал происходящее, значит подача материала прекратилась. Диафрагма ухнула вниз, заставив сделать глубокий влажный вздох. Тихое гудение и неуловимые запахи тест-комнаты быстро возвращались ко мне, дольше пришлось ждать, когда вернётся зрение. До полного восстановления покидать электрожеле не рекомендуется. Я вырвался из густой массы, тело сотрясалось от ледяной дрожи. Я не мог совладать с догадками. Внутри всё ныло от безуспешных порывов собрать их и разложить по полочкам. – Ты снова погиб, – донёсся голос Наставника. Я не знал что ответить. – Ты погиб. Три отрицательных результата. Иди в душ. Экзаменаторы сейчас со мной на связи. Я с трудом выбрался из ванной. Предательски слабое человеческое тело подводило меня и тут. Ноги почти не слушались, пока я дошагал до душа. Время ползло черепахой под тяжестью водяных струй и нехотя возвращало мне крупицы здравомыслия. – У тебя есть ровно сутки. Тест будет засчитан, если ты за сутки определишь причину неудачи, – ледяным тоном произнёс Наставник. – В противном случае тебя пригласят на плановую ежемесячную утилизацию. Ищи человеческое решение. – Вас понял, – я застегнул мундир и вышел в коридор. – До связи. Красная полоса вела меня привычным маршрутом, но от порядка в голове не осталось и следа. Нестройные ряды мыслей пугали больше, чем перспектива утилизации. Хаос и сумятица, как низко мне ещё предстояло падать? Я нашёл решение. Нашёл его в подземельях, закованный в цепи, на третьей попытке. Но понять его, вместить в себя и принять я не мог. Не мог поверить, что такое возможно. Я больше чем, уверен, что ошибался, но другого варианта и быть не могло. Просто и невероятно. Машины жульничали. Тест водил меня за нос, меняя условия и реальность, не давал мне возможности выжить. Кинжал появлялся из ниоткуда, сущий пустяк для искусственной временной реальности, и я это заметил. Да и только ли это? Даже допускать такие мысли – преступление против самого себя. Мы, люди, продукт машин, мы боготворим их и не можем допустить неразумность или нелогичность их действий. Презренные организмы, безвольные клеточные конструкции из дряблой плоти и мерзкой тёплой крови, мы можем лишь взирать снизу на стальных и электронных кумиров! Как возможно сомневаться в них или допускать фривольность и нечистоту их действий? Я не мог позволить себе принять такое решение. Может и не было никакого жульничества. Тогда что – сбой? Несовершенство программы или её создателей? Бред. И какой же ответ я дам Наставнику? Что машины ошибаются, или что они обманывают? Безумие. Я погружался в отчаяние, осознавая, куда заводят меня крамольные мысли. Может я просто не справился и ищу себе оправдания? Или потерял разум, не выдержав нагрузки. Я не бунтарь и не мятежник, я не мог думать подобным образом. И я знал, как можно остановить хаос. Я поймал себя на том, что стою перед пищеблоком и смотрю сквозь прозрачные двери. Успешный курсант сидел за единственным свободным столиком и глядел прямо на меня. Я взял пустой поднос и сел напротив. – Ты не сдал, – констатировал он, не обращая внимания, что я пропустил приветствие. – Когда утилизация? – Дали сутки на поиск решения. – А, отличник? Учли прежние достижения и заслуги? – Скорее всего. – Ну, и что думаешь? Какие-то варианты есть? – отложил он приборы. – Нет. – Подумай хорошенько. Возможно ты заметил что-то эдакое, и в этом смысл теста. Увидеть какую-то мелочь, особенность. – Нет. – Да брось. Скажи что ты заметил? Может именно такой ответ от тебя и ждут. Какое-то именно человеческое решение? – Нет. Я ничего не заметил – сказал я чистую правду. * * * Для сохранения атмосферы оригинала при изготовлении литературной версии виртуальной реальности в тексте использованы фрагменты перевода О. Холмской рассказа Э. А. По «Бочонок Амонтильядо». Источник: «Эдгар По. Стихотворения. Проза», Изд-во «Худ. лит.», Москва, 1976, Библиотека Всемирной литературы, Серия вторая – литература XIX в. Негарантийная технология Виктор Глебов В последнее время Алиса вела себя странно. Совсем не так, как обещала «Groom Ltd» в своих рекламных проспектах, на баннерах и в голографических проекциях, мерцающих вечерами на облаках. Поначалу пиар-кампания, создавшая в конце концов моду на «супругов», казалась нелепицей. Но вот уже лет двадцать продукция «Groom Ltd» пользовалась популярностью, и спрос на неё только возрастал. Как и многие, Феликс поддался тенденции. Он корил себя за это, и дело заключалось даже не в напрасно потраченных деньгах – он мог себе позволить и куда большие траты – а в сознании того, что удача на этот раз обошла его стороной. Если учесть, что зарабатывал он спортивным букмекерством, ситуация выглядела до обидного парадоксальной. Чем дольше думал о своей проблеме Феликс, чем чаще сравнивал обещанное и полученное, тем яснее сознавал, что попал в ничтожный процент тех, кому не повезло. Винить корпорацию было бессмысленно – производитель здесь ни при чём. Вероятность брака заключалась в самой сути технологии. Почти нонсенс по современным меркам, в эпоху, когда всё – абсолютно всё – может быть исправлено, починено или заменено. Возможно, в этой ущербности и заключалась главная приманка для обитателей полностью продуманного мира технократической эпохи. Изюминка. Так это называли в «Groom Ltd». Чёртовы маркетологи! Феликс прошёлся по комнате, ненадолго задержался перед окном, из которого открывался вид на мегаполис – миллиарды огней, чуть мерцающих в утреннем тумане, накрывшем не до конца проснувшийся город. На фоне бледнеющего неба беззвучно пролетел гравикоптер, похожий на жирного чёрного шершня. Первые лучи восходящего солнца неуверенно сверкнули в его боковых иллюминаторах и тут же растворились в сером мареве. Взгляд Феликса переместился на сидевшую перед телевизором жену. Она была, безусловно, красива. Он выбрал её по каталогу и претензий к внешности не имел – доставленный экземпляр, совершенно эксклюзивный, выглядел даже лучше, чем в рекламе. Проблема заключалась в поведении. Самое обидное, что технология считалась негарантийной, так что в случае обнаружившегося брака владелец не мог ни вернуть деньги, ни обменять товар. До сих пор Феликс спрашивал себя: как он решился пойти на такое? Что заставило его польститься на посулы «Groom Ltd», ведь он прекрасно понимал, что все эти красивые слова, яркие картинки и трогательные рекламные ролики – лишь часть маркетинга. Понимал, и всё же выложил деньги – как и многие другие… Феликс вернулся в кресло и подключился к Эфиру, активировав прикосновением крошечный нейрошунт за правым ухом. В течение последних двух дней он просматривал отзывы о продукции «Groom Ltd», пытаясь понять, в какой процент «пострадавших» попал. Большинство отзывов были положительными. «Рады… Счастливы… Нашли то, что искали… Не пожалели… Идиллия…» – сыпалось со всех сторон. И лишь иногда – сомнения, неуверенность, робкое неудовольствие. Привычное путешествие по просторам Эфира прервалось тревожным ощущением. Среагировали внешние рецепторы, и Феликс усилием воли сфокусировал взгляд. Алиса смотрела на него, обернувшись через плечо. Её голубые, словно стеклянные, глаза, были неподвижны. Никакого выражения, кроме сосредоточенности, на лице супруги Феликс не увидел, и всё же невольно насторожился: почему она наблюдала за ним, пока он находился в Эфире? О чём думала? Алиса медленно отвернулась и переключила программу. Над панелью голографического проектора возникло покрытое татуировкой лицо ведущего ток-шоу; искусственный, преувеличенно радостный смех заполнил комнату. Феликс секунд десять изучал затылок жены, потом хотел было вернуться в Эфир, но передумал. Вместо этого послал по беспроводной связи ментальный сигнал, и из мини-бара спустя пару секунд вылетел гравитационный дроид. Феликс придвинул к себе стоявший на столике стакан, и машина наполнила его изумрудной, терпко пахнущей жидкостью. Со дна устремились кверху мелкие пузырьки. Дождавшись, пока дроид скроется в баре, Феликс поднёс стакан к губам и, клацнув краем стекла о передние зубы, сделал большой глоток. Питательный раствор следовало принимать раз в день, желательно примерно в одно и то же время. Машинально Феликс взглянул на часы. Почти успел. Задержался на какие-нибудь двадцать минут. Алиса переключила программу, и теперь на экране головизора благостно улыбался Акайо Китамура – знаменитый проповедник Церкви Ментального Умиротворения. Феликс не интересовался религией, но он ещё раньше заметил, что жена иногда смотрит передачи такого рода, причём у неё явно отсутствовала приверженность определённой догме: она интересовалась всем подряд, словно выбирая для себя веру. Феликса это не беспокоило. Многие его знакомые находили ту или иную религию любопытной, хотя сам он подобных увлечений не понимал. Должно быть, из-за того, что его интеллект ориентировался на решение задач, мало связанных с верой – скорее, с просчётом вероятностей и анализом предпосылок. Картинка головизора опять сменилась. Теперь над проекционной панелью возникло трёхмерное изображение собак. Феликс не знал названия их породы, но по деревянным домикам на заднем плане понял, что запись архивная. Алиса как-то спросила, не завести ли им питомца. Феликс обещал подумать. Сейчас, глядя на играющих животных, он решил, что сделает жене подарок. Она не впервые смотрела видео с собаками, и чаще всего выбирала записи, на которых присутствовали белые с чёрными пятнышками. Феликсу они не нравились, но он хотел доставить Алисе удовольствие. Интересно, как называется эта порода. Отставив пустой стакан, он вошёл в Эфир и ввёл поисковый запрос, подробно описав собаку. Через миг в его сознании появилось множество картинок. Феликс выбрал ту, на которой была изображена такая же собака, как на архивном видео. «Долматинец» – вот как она, оказывается, называлась. Не теряя времени, Феликс составил новый запрос, чтобы узнать, где приобрести такую по сходной цене. Спустя четверть часа он уже сделал заказ, получил подтверждение и оформил доставку на следующий день (сегодня он намеревался поработать допоздна, а ему хотелось быть рядом, когда жена получит подарок). – Ты не опоздаешь? – спросила Алиса, не поворачивая головы. Феликс взглянул на часы и поднялся. – Тебе не следовало вставать из-за меня, – сказал он. – Могла поспать подольше. Я бы заказал еду у автоповара. – Мне нравится готовить для тебя, – в голосе ни малейшего намёка на эмоции. Когда Алиса стала такой равнодушной? Может, была с самого начала, просто в первое время он этого не замечал? Супруга выполняла все обязанности, но как-то механически, без души. А «Groom Ltd» обещала «душевную связь» и «взаимопонимание». Именно в расчёте на это Феликс и выложил кучу денег, а вовсе не за красивое тело. Перед тем как выйти из квартиры, Феликс взглянул на профиль жены, смотревшей головизор. – Пока, – сказал он. – Счастливо, – повернувшись, Алиса растянула губы в улыбке. Глаза её при этом остались холодными. – Хорошего дня, дорогой. * * * Сон растаял, оставив лишь тьму, наполненную неясной тревогой. Феликс открыл глаза и уставился в низкий пластиковый потолок. У него было ощущение, что за ним наблюдают. Повернув голову, он встретился взглядом с Алисой. Жена лежала на боку и смотрела на него. – Что случилось? – спросил Феликс. Ему было не по себе из-за этого пристального, внимательного взгляда. – Ничего. Алиса смотрела на него не мигая. – Приснился кошмар? – наобум спросил Феликс. – Нет. Всё в порядке. Просто не спится. Жена легла на спину и подтянула одеяло. – Спокойной ночи, – сказала она, закрыв глаза. Феликс отвернулся. Его не покидало чувство смутной тревоги. Взгляд у Алисы был странный. Совсем не из тех, которые рекламные постеры «Groom Ltd» описывали как «исполненные всепоглощающей, преданной любви». Глядя на него, жена что-то обдумывала. Феликс ясно ощутил это. Поборов искушение посмотреть на супругу, он заставил себя закрыть глаза, но сон не шёл ещё долго. * * * Белая с мелкими чёрными пятнами собака повизгивала от восторга и виляла хвостом, пытаясь лизнуть Алису в лицо. – Какой же он хорошенький! – прошептала жена, прижимая подарок к щеке. Вид у неё был совершенно счастливый. Феликс наблюдал за Алисой с довольной улыбкой: похоже, ему удалось доставить жене радость. Такой реакции он прежде не видел у неё ни разу. – Это долматинец, – сказал он. – Знаю, знаю! – Алиса потрепала пса между ушей, поцеловала в мокрый нос. – Как его имя? – Назови сама, – Феликс коснулся нейрошунта, активируя Эфир. – Мне дали список собачьих имён. Есть, из чего выбрать. – А это мальчик или девочка? – М-м-м… Даже не знаю. Можно посмотреть. Алиса перевернула собаку, заглянула ей между ног. – Мальчик! – объявила она торжествующе. – Отлично, тогда я пересылаю тебе список. Жена включила за ухом имплант и уселась на подлокотник дивана, придерживая пса поперёк туловища. – Я думала, собаки поначалу бывают меньше, – заметила она. – Ну, пока щенки. Феликс озадаченно приподнял брови. – Щенки? – повторил он. – Ну, да. – Хм. Кажется, Алиса пребывала в заблуждении относительно происхождения подарка. Феликс понял, что должен ей сказать. Наверное… – Вот, я нашла! – объявила супруга. – Балто! Как тебе? – Нормально. Главное, чтобы тебе нравилось. – Мне нравится. Феликс улыбнулся. – Значит, Балто. Жена погладила пса вдоль спины, потрепала за шею. – Чем его кормить? – спросила она. Да, теперь сомнений в том, что Алиса приняла питомца за настоящее животное, не осталось. Феликс смущенно кашлянул. – Видишь ли, – начал он, подбирая слова, – дело в том, что его не нужно кормить. Супруга подняла на него недоумевающий взгляд. – Как это? Он же умрёт. – Вовсе нет. Его заряда хватит на полгода, потом мы поменяем в сервисном центре аккумулятор. Никакой кормёжки и никаких экскрементов – очень удобно. Правда? – с надеждой добавил Феликс, хотя уже чувствовал, что жена с ним едва ли согласится. – Так это… робот? – в её голосе слышалось лишь разочарование. Феликс развёл руками. – Милая, настоящие животные остались только в зоопарках. Дома их уже давно никто не заводит. – Почему? Она что, действительно не понимает? – Это неудобно. – Из-за кормёжки и остального? Феликс кивнул. – Ну, конечно. – А нельзя ли всё-таки купить живого? – робко спросила, чуть помолчав, Алиса. – Увы. Их не делают. То есть, не выращивают. Нет спроса. Жена со вздохом переложила Балто на диван. Пёс попытался лизнуть ей руку, но промахнулся и жалобно заскулил. – Этот точно такой же, – поспешно сказал Феликс. – Никакой разницы. И у него есть свой характер. «Спокойный, дружелюбный, общительный, ласковый» – процитировал он по памяти прилагавшуюся к питомцу аннотацию. – Охотно верю, – равнодушно отозвалась Алиса. Она отправилась на кухню. – Что хочешь на ужин? Жена часто готовила сама – по рецептам, которые находила в Эфире, хотя куда проще и быстрее было заказать еду у домашнего автоповара, тем более, что у Феликса в квартире стояла самая совершенная система от корпорации «Цибус», учитывавшая особенности рациона как людей, так и синтетических организмов. – На твоё усмотрение, – сказал Феликс. – Я не голоден. Похоже, с подарком он не угадал. Но кому пришло бы в голову, что Алиса хочет живого питомца? Феликс вздохнул. Ну что ж, если жена не полюбит Балто, его, по крайней мере, можно будет сдать обратно. * * * Вечером смотрели головизор – передачу про строительство нового подводного тоннеля, которому предстояло соединить побережье с островом Сикоку. Балто лежал между Феликсом и Алисой, поглядывая то на одного, то на другого. Никто его не гладил. Супруга не обращала на питомца внимания с тех пор, как узнала, что он робот. – Хочешь сходить в зоопарк? – спросил Феликс, взглянув на жену. – Там осталось ещё много животных. Настоящих. Алиса пожала плечами. – Может быть, – сказала она. – Как-нибудь потом. Минут через десять передача про тоннель закончилась, и Феликс встал. – Мне нужно немного поработать, – сказал он. – Конечно, – Алиса переключила программу, и над голографической панелью появилось изображение собак. Живых. – Я посмотрю немного. Они такие милые. Ничего не ответив, Феликс сел в своё любимое кресло и, активировав нейрошунт, вошёл в Эфир. На самом деле он не собирался работать. Его интересовал процент бракованных «супругов» на данный момент, поэтому он открыл сайт статистического бюро и ввёл поисковый запрос. Заодно Феликс хотел узнать, нет ли каких-нибудь изменений в правовой базе касательно негарантийных технологий. Сомнений в том, что ему достался бракованный экземпляр, больше не было: Алиса, с самого начала не проявлявшая эмоциональной чуткости, постепенно выходила из роли жены. Более того, она, кажется, не очень-то стремилась ей соответствовать. Приобретая «супругу», Феликс полагал, что обеспечит себе приятное времяпрепровождение дома. Он рисовал в своём воображении картины: вот жена радостно встречает его в прихожей, целует в щёку, обдав ароматом духов, вот они обсуждают последние новости и планы на ближайшее будущее, вот предаются безудержной любви под покровом ночи. Но всего этого, обещанного в рекламных роликах «Groom Ltd», Феликс не получил. Ему достались равнодушное «Привет», «Как дела?» и «Спокойной ночи» сразу после секса, к которому Алиса явно не имела ни малейшей склонности. Феликс просматривал статистику, читал отзывы и понимал, что его случай – примерно один на сто тысяч. В общем, не повезло. И никаких юридических средств вернуть деньги не существовало: корпорация тщательно защищала свои вложения. Конечно, на первый взгляд казалось странным, что «Groom Ltd» так упорно не желала принимать бракованные экземпляры назад, на доработку, ведь это вроде как подрывало её авторитет, но у подобной позиции имелось основание: у «супругов» отсутствовала кнопка отключения. Их активировали, и они жили, пока основные части не износятся. Содержать возвращённые экземпляры за свой счёт корпорация не хотела, а для деактивации производителем организмов, обладающих интеллектом, требовалось заполнять слишком много документов в «Комитете по интеграции», да и то запрос далеко не всегда удовлетворялся. Конечно, Феликс мог отселить Алису и оплачивать её содержание вместо «Groom Ltd», но такой вариант его не устраивал: с какой стати тратиться на товар, который тебе не пригодился? Тяжело вздохнув, Феликс вышел из Эфира и, ничего не сказав жене, отправился в спальню. Настроение было испорчено окончательно. * * * Феликс стоял на кухне и, не веря глазам, смотрел на Балто. Вернее, на кучу деталей, искорёженных и разложенных на столе. Лохмотья пятнистой шкуры валялись рядом. – Зачем ты это сделала? – ошарашено спросил Феликс жену, которая в это время что-то готовила, стоя к нему спиной. Алиса обернулась, держа в руке широкий нож для овощей. – Хотела посмотреть, как он устроен. Думала, может, в нём есть хоть что-то от настоящего. – И поэтому ты разломала его?! Алиса пожала плечами. – Всё равно он не живой. Просто робот. – По крайней мере, его можно было вернуть. Раз он тебе совсем не понравился, – недовольно заметил Феликс. – Прости, я не подумала, – жена отвернулась, чтобы продолжить готовку. – Надеюсь, он стоил не слишком дорого? – нож быстро защёлкал о разделочную доску. Феликс заставил себя промолчать. Как же, не слишком! Он собрал останки питомца в ведро и опрокинул его в мусоропровод. – Ты голоден? – спросила Алиса. – Не очень. – В любом случае, ужин будет готов через двадцать минут. – Как тебе удалось разобрать Балто? – Кого? – Собаку. – А-а… Я воспользовалась инструментами из кладовки. – Понятно. – Я всё положила на место. Тебе мясо с соусом? Новый, гранатовый. – Нет, спасибо. Феликс вышел из кухни, не желая продолжать разговор. * * * Ужин прошёл в молчании. Феликсу оно показалось тягостным, а Алиса выглядела задумчивой. На мужа она не смотрела. После того, как остатки ужина отправились в мусоропровод вслед за Балто, Феликс отправился спать, а супруга осталась в гостиной смотреть передачу про древнее искусство, называвшееся театром. Когда-то люди наряжались в костюмы и разыгрывали на фоне нарисованных интерьеров и пейзажей вымышленные события. Забава пользовалась популярностью, но в эпоху технократии оказалась позабыта. Феликс никогда не интересовался искусством. Просто не понимал в нём смысла. Его увлекали анализ и прогнозирование, а не чьи-то выдумки. А вот Алисе театр нравился. Однажды Феликс видел, как жена смотрела старую запись, где люди в обтягивающих костюмах дрались на тонких длинных ножах, норовя друг друга заколоть. Потом, кажется, кого-то отравили, а в конце вообще все умерли. Жуткая пьеса! Что Алиса в ней нашла? Лёжа в кровати, Феликс смотрел в потолок. Спать не то, что не хотелось – было страшно. На работе он вошёл в Эфир и долго читал материалы про «супругов». Оказалось, что несколько раз бракованные экземпляры вели себя агрессивно и неадекватно. Например, не далее как в прошлом году одна из поставленных «Groom Ltd» жён убила своего мужа. Проломила ему голову молотком и попыталась сбежать. Разумеется, её быстро поймали – в каждом экземпляре имелось следящее устройство – но замять инцидент полностью, несмотря на усилия корпорации, не удалось: сведения просочились в Эфир. Многие, правда, считали их липой и происками конкурентов, но Феликс, вспомнив Алису, равнодушно рассуждавшую о том, что Балто всего лишь робот, решил иначе. В памяти всплыли странный остановившийся взгляд супруги, нож для овощей, покачивающийся в руке, желание посмотреть, как устроена собака. Феликс понял, что боится. Именно поэтому он и лежал, глядя в темноту, вместо того чтобы закрыть глаза и постараться заснуть. Кто знает, какие мысли роятся в голове у Алисы? Может, она вынашивает план убить его ночью – например, сегодняшней! – и поглядеть, насколько он человечен. Феликс повернул голову, чтобы взглянуть на часы. Светящиеся цифры показывали половину двенадцатого. Скоро передача закончится, и Алиса отправится в ванную, а потом придёт сюда. Она заберётся под одеяло и свернётся каличиком, как обычно, или принесёт с собой один из инструментов, хранящихся в кладовке? Феликс беспокойно заворочался, представляя, как жена вонзает в него, спящего, лазерный резак. В глазах у неё – только любопытство. От картины, нарисованной воображением, стало по-настоящему жутко. Нет, он не станет спать! Не позволит застать себя врасплох. Феликс сел и прислушался. Звук головизора был едва различим. Что Алиса находит во всех этих передачах, так мало связанных между собой? Её интересы поражали его: казалось, она стремится узнать всё и обо всём. Феликс поднял руку, коснулся нейрошунта и вошёл в Эфир. Ему стало любопытно, что ищет в информационной сети Алиса. Как владелец, он имел доступ к истории поиска супруги. В сознании Феликса развернулся список посещённых сайтов и сделанных запросов. Он быстро проглядел ранние, а затем перешёл к последним. * * * Ещё до того, как закончилась передача, которую смотрела жена, Феликс убедился, что не может чувствовать себя в собственном доме в безопасности: двенадцать из тридцати последних запросов Алисы так или иначе касались устройства киборгов и человеческой анатомии. Перед глазами стоял выпотрошенный питомец, чьи останки отправились в мусоропровод. Разделить его судьбу у Феликса не было ни малейшего желания. Нужно принять меры. Эта женщина попросту опасна. Может быть, сегодня она просто ляжет спать, но завтра или через неделю… По спине пробежал озноб. Нет, он этого не выдержит! Пусть у «супругов» нет кнопки отключения, Алису необходимо остановить, пока не случилось непоправимое. Феликс встал и, стараясь не шуметь, отправился в кладовку, где хранил инструменты. Немного подумав, он взял с полки пневматический молоток. В конце концов, не его вина, что корпорация поставила бракованный экземпляр. Вернувшись в гостиную, Феликс подкрался к смотревшей телевизор супруге. Её затылок с аккуратно расчёсанными волосами выглядел совершенно беззащитно, но кто знает – возможно, именно сейчас Алиса обдумывала убийство мужа. Этим негарантийным технологиям нельзя доверять! Как он вообще мог купиться на рекламу? Феликс решительно приставил молоток к голове жены и нажал кнопку. Поршень с резким щелчком вошёл в череп, раздался влажный хруст, и Алиса упала лицом вперёд. На белом ковре быстро разрослось алое пятно. Ничего, это синтетика, она легко отмоется, – отметил машинально Феликс, глядя на мёртвую супругу. Жаль, конечно: он успел в некотором смысле привязаться к ней, несмотря ни на что. Но не жить же, как на пороховой бочке, ожидая, что рано или поздно тебя выпотрошат, словно питомца. В конце концов, Алиса – его собственность, и на этом основании он имел право утилизировать её в любой момент, и, в отличие от корпорации-производителя, ему заполнять какие-либо документы для этого не требовалось. Феликс вздохнул и аккуратно положил пневматический молоток на спинку дивана. Будь Алиса киборгом, как он, её, возможно, удалось бы починить, сделать преданной и любящей. Но с этими людьми… с ними нельзя быть ни в чём уверенным. Ни в чём. Чёртовы негарантийные технологии! Чистота Сергей Д. Блинов Стоя перед политической картой мира, Язир Салафи видел не лоскутное одеяло государств прошлого, а пятна крови. Каждая страна истекала своим цветом. Оттенки красного, зеленого и желтого марали безупречность меридианов и параллелей, стекали по их тонким черным прутьям. От бывших Норвегии и Канады до мыса Доброй надежды и Патагонии – сплошные кровь, желчь и дерьмо. Он обвел пальцем Сирию, проскользнул по северной границе Ирака, задержался на Персии. Нашел круглое бельмо, подписанное как «Тегеран». Столица. Мертвый город. Кровь Ирана – составитель карты придал ей неаппетитный коричневато-серый оттенок – навеки застыла в старых границах. Когда-то с родиной Язира считались. Дары земли и оружие помогали защищать плоды революции Хомейни. Когда они утратили значение? Кто прозевал судьбоносный момент? Язир подцепил ногтем полоску скотча, удерживавшую карту на стене, и одним движением сорвал. Окровавленный мир полетел на пол. Останься у Язира зажигалка, он непременно сжег бы карту, но настоящие сигареты давно кончились, а вместе с ними исчезла и надобность в огне. Пламя-кормилец отправилось на помойку вслед за опустевшей пачкой. Сунув в зубы блестящий стержень электронного вейп-стимулятора, Язир выпустил в воздух клубы ароматного пара. Рот наполнился сладковатой слюной. Говорили, что у миксов ощущения гораздо ярче, но Язиру хватало и простого утоления жажды дыма. От последней (и единственной допустимой) привычки так просто не отказываются. Окна школы выходили во двор. Чтобы увидеть финальную точку долгого путешествия, Язиру пришлось подниматься на крышу. Его люди деловито вытаскивали из классов парты и стулья, заменяя их спальными мешками. При двери на чердак дежурил сын. Язир назвал сына Шахидом, Мучеником. Шестнадцать лет назад, когда Шахид Салафи появился на свет, Иран еще держал оборону от волн беженцев-арабов, но всем было ясно, что поражение неизбежно. Арабы с одной стороны, Китай с другой, а в сетевом пространстве над истерзанной страной – корпорации, положившие глаз на персидские территории. У Шахида, сына военного и внука военного, не было иного пути, кроме мученического. Отец и сын вышли в синий сумрак. Дневная жара спала, и огни Старой Москвы переняли власть у небесных светил. В ночи гигантский город оживал. Загорались неоновые вывески, улицы и проспекты наполнялись электромобилями, открывались бары, рынки, магазины-развалы и офисы китайских и американских корпораций. Язиру не было дела до Старой Москвы. Его цель, его химера маячила в просвете между двумя соседними многоэтажными домами. Небоскребы Ядра не меркли никогда, даже под солнцем, беспощадно выжигавшим землю в дневные часы. В темноте же они были прекрасны. Десятки шпилей, пронзавших небо, переливались всеми мыслимыми и немыслимыми цветами. Бегущие строки на русском, английском, арабском и китайском – каждый знак высотой в несколько этажей – приглашали воспользоваться услугами корпораций: приобрести имплант, чтобы встать в очередь на трансгражданство, или пополнить сетевой баланс. Ядро Москвы было крупнейшим в Европе и ключевым для хищных китайских сетевых дельцов. Именно отсюда они распространяли незримые длани по Европе. Три высотных доминанты Ядра принадлежали самым влиятельным компаниям Поднебесной. «Ятсен», «Цзэдун» и «Цы Си» контролировались Партией и оставляли далеко позади частные корпорации. – Которая из них, отец? – Вон та, – Язир вытянул палец в сторону «Ятсен-Билдинг». Шахид кивнул. Обсуждать было больше нечего. – Когда? – Завтра. Послезавтра. Дадим братьям отдохнуть. – Оттянем агонию, – слишком по-взрослому возразил Шахид, поворачивая лицо к отцу. Овальный экран, заменявший юноше левый глаз, наполнился цифрами и иероглифами. Импланты, вживленные в мозг, считывали информацию, выбрасываемую в пространство «Ятсеном». Правота Шахида обезоруживала. В тот день, когда Язир скомандует атаку, погибнут все бойцы. Нападение на корпорацию – смертный приговор, который с радостью приведут в исполнение полицейские-«ангелы» и миксы «Ятсена». – Агония – для неверных, – сказал Язир, щелкая вейп-стимулятором. Электронное устройство помигало лампочками, сигнализируя о внесении в память образца слюны последнего пользователя, и перешло в режим ожидания. – И для меня. – Не надо об этом. – Как прикажешь, отец. Подозревать сына в неверии Язир начал давно. Война за выживание, взрастившая целое поколение отступников, отразилась и на Шахиде. Дети росли, зная, что «ангелы» служат вовсе не Аллаху, а огненным мечам предпочитают пулеметы и отравляющий газ, что трупы правоверных устилают все магистрали страны, а потери безбожников сводятся к единицам, что священная Мекка стерта с лица земли, а ответственные за ее разрушение до сих пор не нашли воздаяния. Благодатная почва взрастила небывалое количество еретических сект. Чистота тела, за которую столь рьяно боролся Язир Салафи, потеряла смысл в глазах многих мусульман, позволивших изуродовать плоть имплантами. Каждого из оскверненных ждал ад, но ад в тварной жизни пугал куда сильнее. – Не хочу, чтобы расставание прошло… вот так, – промолвил после долгой паузы Шахид. – Мы прекрасно знаем, что не увидимся в раю и если я прав, и если ты прав. Мои импланты – мой выбор и моя жертва, отец. Он слишком быстро вырос и одряхлел, подумал Язир. Уставший от жизни в шестнадцать лет, маленький старик с пустотой вместо сердца, медицинской сталью, вживленной в плоть, и вычислительной машиной, заменившей чувства… родная плоть и кровь. – Что бы ты ни думал, я горжусь тобой. Шахид тяжело вздохнул, посмотрел на «Ятсен-Билдинг», повернувшись к отцу профилем и тем самым скрыв биомеханическое уродство. – Рад, что ты способен хотя бы на это. Ослепляющее око солнца разверзлось прямо над шпилем башни. Испепеляющие лучи ласкали гладкие стены здания, заставляя кондиционеры в серверных работать на пределе возможностей. Возле одного из истерично сотрясавшихся вентиляторов застыл, прицепившись к тонированному стеклу, ангел. Повернув голову, он заглянул бы внутрь небоскреба, увидел бы суетливых китайских клерков, русских сетевых воротил, пришедших на поклон ко всемогущим сатрапам-управляющим «Ятсена», и бесправных, низведенных до рабского положения беженцев, нашедших спасение от голодной смерти в имплантировании. Китайцы не брезговали рыскать по Старой Москве, выбирая среди миксов наиболее крепких. Такие становились чернорабочими или операторами серверов. Самых везучих подключали к компьютерам напрямую, сливая сознание с сетью и замещая плотские потребности блаженным забытьем, а после – безболезненной смертью. Ангел проверил состояние батарей. 80%, а до конца смены всего ничего. День прошел тихо, хотя почти каждый летний день не приносил стражам порядка особых проблем. Температура в полдень достигала пятидесяти пяти градусов, долгое нахождение под солнцем грозило болезненным ожогом, а в перспективе – раком кожи. Нижние ярусы Ядра пустовали. По средним перемещались электромобили; ангел чувствовал, как сеть переключает магнитные потоки, чтобы не допустить столкновений. Его резервный поток был открыт. Закрыв естественный глаз, ангел мог с помощью импланта увидеть в воздухе плотную сетку. Составлявшие ее голубоватые линии означали направления, доступные для полета. Сейчас их было довольно много. Вечером и ночью, когда на пост заступит больше ангелов, а электромобили и прохожие займут собственные линии, для маневра останется не так много возможностей. Ангел сорвался с наблюдательного поста. Сенсоры рассчитали траекторию, передав данные в сеть. За спиной раскрылись широкие крылья, запищали выстраиваемые скоростные линии. Полет прошел быстро. Ангел пронзил воздух, спланировав в магнитных потоках в строгом соответствии с запущенным в работу маршрутом, и приземлился на крышу ятсеновского общежития. – Территория проверена на 99,9%, – сообщил в наушнике женский голос. Вспомогательный модуль ACM12 не считался искусственным интеллектом. В отличие от автономных программ, населявших сеть, ACM12 не работал без подключения к имплантам и следовал заложенным алгоритмам с максимальной точностью. В остальном его возможности ограничивались лишь рангом ангела. 99,9% практически не оставляли вероятности правонарушений. ACM12 фиксировали не только хакерские налеты или сбои в сети, но и самые банальные грабежи, убийства и вандализм. Показания тысяч камер агрегировались в краткий отчет и выводились в наушник ангела. Модуль ошибался редко. Обмануть камеры или провести скрытую атаку на сеть Ядра выходило и того реже. – Доложить присутствие на улицах, – приказал ангел. – Один объект. Дистанция сто двадцать метров. Сто двадцать, подсчитал ангел, это практически под ним, совсем рядом с общежитием. Кому не сидится дома в такую жару? – Вывести траекторию! Он спикировал со стометровой высоты. У нижнего яруса магнитный поток мягко затормозил громоздкий корпус ангела, не дав разбиться об асфальт. Расправив крылья, ангел опустился перед прохожим. Потенциальный нарушитель (кому же еще слоняться по Ядру днем?) прятался под слоями ткани. Из-под цветастых шарфов, скрывавших лицо, выглядывал только один глаз. Сканеры ангела показывали полное отсутствие запрещенных металлов. Медицинская сталь, сплавы мягких металлов, служивших для связи имплантов с нервной системой, олово для спайки. Де-юре чист. Но ангел не привык слепо следовать инструкциям. Само появление на улице днем служило веской причиной для подозрения. – Предъявите документы! Подозреваемый развел руки, показывая, что не понимает русского. Ангел повторил на английском и китайском. Безрезультатно. Четвертым популярным языком на просторах Старой Москвы был арабский – на нем говорили беженцы-мусульмане – но в Ядре его использование сводилось разве что к первичному обучению новоприбывших рабочих-миксов. «Чистых» мусульман, отказавшихся от имплантации по религиозным соображениям, в Ядро не пускали. Сеть фиксировала граждан центральной части мегаполиса по имплантам, а охранные системы уничтожали любого «чистого». – Документы! – потребовал ангел на арабском. – Ах да, прошу извинить! Беженец поклонился и вытянул руку, зашипев от боли, когда солнце лизнуло смуглую кожу. Ангел положил палец на запястье подозреваемого, нащупывая магнитный считывающий имплант. Запустил в автономную систему бота ACM12 и долей секунды спустя получил отклик. Шахид Салафи. Иран. 16 лет. Импланты серые, без нотификации правительства и авторизации корпораций. Что и неудивительно, при такой-то фамилии. – Цель посещения Ядра? – Я ищу работу, господин, – униженно пробормотал Салафи. Он боялся, это было очевидно. Ангел понимал, что скорее всего является первым представителем органов городской охраны, которого видит беженец. Микс высочайшей категории: два центнера плоти и стали, две головы – каждая с синхронизированным под общие процессы мозгом, бронированный корпус, обшитые металлом белоснежные крылья, бронзовый гербовый орел на груди… чудовище, призванное внушать ужас одним своим видом. – В такое время офисы по приему закрыты. ACM12 пискнула в наушнике, но ангел уже знал, что юноша представляет собой приоритетную для исследования особь. Шахид Салафи попятился, готовясь пуститься в бегство, но страж Ядра предупреждающе погрозил пальцем. – Пожалуй, вам стоит пройти со мной, – сказал ангел. Каждый из миксов подключен к сети и потому несвободен. Хакеры-самоучки и бунтари городят защитные системы, которые не представляют стоящих загадок для специалистов корпораций. Даже примитивные охранные сканеры способны вычислить до девяноста пяти процентов запрещенных программ, связывающих личные сетевые протоколы миксов с серыми и черными серверами. Блок корпоративных и государственных поисковых процессов возможен, но нарушитель, способный его поставить, должен быть настоящим гением. По большей части подобные гении уже работали на «Ятсен», «Цы Си» или одну из американских корпораций, а те, кого не смогли сманить с черного пути деньгами и привилегиями трансгражданства, либо ушли в добровольное отшельничество, либо бесследно исчезли. Шахид Салафи не походил на гения. Среди программ, запущенных на личных машинах, угнездившихся в его плоти, ангел распознал немало бесполезных и вирусных. Мальчишка не умел чиститься, наплевательски относился к сокрытию сетевой информации и по всей очевидности пользовался только жалкими крохами преимуществ подключения. Передавая Шахида офицеру службы безопасности «Ятсена», здоровенному бритому наголо китайцу с биомеханическими протезами вместо рук, ангел знал, что на улицу парня больше не выпустят. Даже если он сдаст отца, печально известного террориста, год за годом наносившего корпорации болезненные уколы, приговор китайцы не изменят. За участие в группе Салафи полагалась смерть. Мальчишка сдался на милость «Ятсена» не просто так. Чтобы понять это, не требовалось много ума. У него был коварный план. Иранские хакеры могли разработать супервирус, который подослали в логово врага на двух ногах. В конце концов, Язир Салафи мог послать под именем сына смертника, начиненного не идентифицируемым ACM12 взрывчатым веществом. Ангел полагал, что последний вариант наиболее правдоподобен. Устраивая точечные взрывы, неуловимый иранец отправил на тот свет не одного ятсеновского функционера. Если подобное произойдет и в Москве, никто не заплачет, рассудил ангел. В «Ятсен-Билдинг» его полномочия как представителя российской власти завершались. Шахид Салафи стал проблемой ненавистной многим корпорации. В мире, где сознание и компьютерный алгоритм слились воедино, главенствует логика. Все процессы Ядра – от перемещений в магнитных потоках до расчетов между стоматологом и пациентом – фиксируются и хранятся в файлах мощнейших серверов, где проходят тщательнейший двойной анализ. Но любая, даже самая совершенная система, подвержена сбоям. Для «Ятсена» таким сбоем стал Язир Салафи. Для самого Салафи – сын. Или это было только видимостью? Чэнь Далун встретил мальчишку лично и тут же велел сотруднику службы безопасности исчезнуть. От юного Салафи изрядно попахивало, и пожилой китаец приложил к носу рукав – жест, подсказанный генетической памятью, привычный поколениям мандаринов и придворных красавиц, заслонявшихся от зловония шелком цветастых халатов. Естественно, шелковую одежду Чэнь себе позволить не мог: насекомые, выделявшие драгоценную нить, вымирали. Их осталось так мало, что на халат из натурального шелка ушло бы месячное жалование шеф-интеррогатора московского отделения. Марать Шахидом Салафи стул шеф-интеррогатор не стал. Угнездив свое худое тело в слишком широком и глубоком кресле, он жестом приказал допрашиваему стоять. Тот опустил голову, спрятал руки и подбородок в складках грязного балахона и не шевелился, пока в комнату не ввели переводчика. Чэнь отвратил лицо от Салафи и подставил морщинистую щеку проникавшему сквозь покрытое темной пленкой окно солнцу. К старости его стало тянуть к теплу. Металлические детали охлаждали тело, морозя в жилах ленивую кровь. – Спроси у него, не готов ли он к сотрудничеству, но предупреди, что приговор в его отношении вынесен, и он может лишь облегчить тяготы казни, но не отменить ее. Переводчик забубнил на арабском, но Салафи сразу же перебил его и начал быстро и горячо шептать что-то Чэню. Китаец не понимал ни слова, а переводчик не мог ввернуть в словесный поток мальчишки ни реплики. – Он не готов рассказать о планах отца и не просит снисхождения, – опомнился переводчик, когда Салафи наконец замолчал. – Говорит, что устал и не хочет ничего, кроме забвения. Ругает вас и всю корпорацию самыми низкими словами. – Запрети ему говорить, – устало ответил шеф-интеррогатор. И интуиция, и опыт подсказывали Чэню, что мальчишка блефует. Забвение он мог обеспечить себе и сам, просто отключив разом все импланты. Шахид Салафи являлся ловушкой, но Чэнь не понимал, каким образом может в нее попасться и что за этим последует. Подумав, он нашел выход: сломать все правила затеянной Салафи игры прямо сейчас, в дебюте. – Отведи его в камеру и отключи сеть, – сказал Чэнь, нажав на кнопку вызова охраны. Судя по лицу мальчишки, решение было верным. Салафи никак не ожидал, что его даже не будут выслушивать. Естественный глаз испуганно округлился, рот изогнулся дугой, словно у капризного младенца. Он еще пытался что-то выкрикнуть, пока два микса с кистевыми имплантами вытаскивали его из кабинета, но в коридоре сдался и замолчал. Выведя на линзу изображения с камер, установленных на пути к лабораторным камерам, Чэнь Далун ждал, не появится ли на щеке Салафи слеза, но так и не дождался. Юный террорист быстро взял себя в руки и погрузился в апатию, чем вызвал у шеф-интеррогатора еще большие подозрения. Чэнь набрал управляющую. – Предлагаю уничтожить, – сказал он. Ей не потребовалось пояснять, о ком шла речь. Управляющая знала все и всегда. – Завтра. Я попросила доктора Сю снять показания с его устройств. – Используйте отсоединенный контур. – Я не вчера родилась, мастер Чэнь, – отрубила управляющая. Переговорный аппарат пискнул, связь прервалась. – Как и Язир Салафи, – вздохнул шеф-интеррогатор, зная, что эти слова уйдут в пустоту. * * * Свадьбы до последнего дня свободы игрались по старым обычаям. Мужчины пировали за отдельным столом, бросая жадные взгляды на половину, отведенную женщинам. Жители общины Салафи соблюдали тонкий баланс между исконным целомудрием и всепоглощающей жаждой жить, получая от ускользающих дней, отмеренных наступлением врагов, грешные прелести. Язир слышал, что священники Тегерана и других больших городов бессильны перед охватившим обреченное государство развратом. Мародеры, грабившие брошенные магазины, и мужья, без утайки изменявшие супругам с женами соседей или шлюхами, были лишь предвестниками тотальной духовной нищеты. Чем ближе подбирались передовые отряды «Ятсена» и чем тоньше становились артиллерийские линии, сдерживавшие арабов, тем больше трупов скапливалось на улицах еще не охваченных войной городов. Персы с охотой вырезали друг друга, стремясь напоследок испробовать все, что было недоступно в мирной жизни. Именно поэтому Язир и придумал для сподвижников маленькие, но приятные поблажки. Сорвавшись в пучину безумия, они поставили бы под угрозу его авторитет. Никто не умел говорить так красиво и вдохновенно, как Язир Салафи. На последней свадьбе он занял внимание гостей на добрых полчаса. Благословения супругам перемежались речами о предстоящих тяготах, тонкие шутки – глубокими, печальными фразами, моментально гасившими расцветавшие на устах улыбки. Некоторые гости уже изрядно захмелели. Вино – еще одно дозволение Салафи, оставшегося чистым перед Аллахом и не прикасавшимся к алкоголю – притупило чувства людей, но ослабило их разум перед натиском оратора. Язир безраздельно владел ими, и бросая об пол опустевший бокал, пожиная крики, полные обожания, он верил в успех, пил одну лишь воду, но все равно пьянел. Та свадьба запомнилась еще и потому, что спустя пять дней Лайла родила Шахида. А еще через неделю Язир приказал сняться с места. Он повел общину на север. Все шло хорошо, пока не появились первые «ангелы». Россия – вернее, то, что скрывалось под ее маской, – оберегала рубежи. Не свои, разумеется, но границы соседских стран, превращенных в буферную зону для грядущего арабо-африканского вторжения. Преследуемые сошедшим с ума солнцем беженцы допускались в северные страны ничтожными порциями, те же, кому выпала незавидная судьба отказников, выживали, как могли. На границе Ирана с Азербайджаном правил хаос. Порубежные земли были завалены трупами. Русские, азербайджанские и турецкие «ангелы» вкупе с любезно предоставленными «Ятсеном», «Цы Си» и «Цзэдуном» отрядами элитных миксов держали оборону от самых расторопных персов, сообразивших, что лишь на севере можно найти спасение. Явившись на контрольный пост, Язир долго унижался перед одним из миксов, который в конце концов дал разрешение на проход сотни человек. – Обязательным условием является имплантирование, – сказал микс. На это Язир пойти не мог. Среди фетв кровавых дней, больше всего напоминавших попытки тонущего противостоять девятому валу, он выделял лишь одну. Сохранение тела в чистоте стало в его сознании ключом ко спасению души. – Никто из моих людей не пойдет на это. – Тогда вам крышка, – бесцеремонно ответил пограничник, заросший черной щетиной по самые глаза турок. – Ради Аллаха, имейте милосердие! Со мной идут женщины и дети. За Кавказом всем найдется место. Вы же верующий? – Конечно. Но вы шиит, Салафи; нам есть, что припомнить. – А вы мните себя суннитом? Вы душегуб, вот вы кто! – взорвался Язир. – Как будет угодно, – пограничник поскреб жирную щеку и начал выгрызать из-под ногтя грязь. – Но власть здесь у меня, а не у вас. Захочу – пропущу вас, не захочу – оставлю на растерзание саудитским псам. Знаете, шейхи их не бросили. Ни собак, ни соколов. Кормят человечиной. – Я пойду к китайцам. – А кто вас пропустит? – Вы обязаны! – Ошибаетесь, Салафи. Но могу и передумать. Ненадолго и за разумную плату. Это было неприкрытое вымогательство, и в былые годы Язир пошел бы жаловаться на наглого турка, но в военное время, перед лицом краха и смерти, приходилось играть по чужим правилам. – Сколько? Чистых беженцев транспортировали тайно. Погруженная в кибернетическую дрему с помощью шлемов виртуальной реальности сотня мужчин, женщин и детей нашла временное пристанище в вагоне отправляющегося на север запломбированного ятсеновского вагона. Составы китайских корпораций не останавливались и не досматривались: недоверие к могущественному соседу могло дорого обойтись России. Дороги Язир не помнил. Он лег на койку рядом с ложем Лайлы и крошечной капсулой Шахида, позволил подсоединить к вискам смазанные чем-то холодным и липким сенсоры и переместился в мир сети, обширный и порочный. В сети Язир практически бездействовал. Дьявольские соблазны, поджидавшие там, были так же противны ему, как и идея о смешении плоти со сталью. Найдя в Google полную версию Корана с комментариями средневековых мудрецов, он восполнил от источника веры и нашел, что даже мир, отдавшийся во власть цифр и схем, не потерял прелести, если подходить его осмыслению правильно. Покой, к которому он почти привык, сменился неожиданным сбоем в программе. Строчки, связанные в священные слова, погасли. Язир снял шлем и обнаружил, что находится не в вагоне. Вскочив с ложа, он осмотрелся. Белые стены, столы с медицинскими инструментами и стойкий запах спирта не оставляли сомнений: Язир находился в больнице. Иранец ощупал свое тело: нет ли где швов, означавших хирургическое вмешательство – и с облегчением выдохнул, убедившись, что остался чист. Взяв со стола скальпель, Язир дернул неожиданно легко поддавшуюся дверь. Он определенно находился в здании: для поезда коридор был слишком длинным. Затворив дверь, иранец прочитал табличку на ней: «Язир Салафи. Подопытный 1». Под латинскими буквами чернели иероглифы – его имя на чужом языке. Отчаяние и страх наполнили сердце. Ринувшись вдоль точно таких же дверей, иранец видел на них имена друзей: тех, кого он вывел из горящей Персии лишь для того, чтобы отдать в лапы китайцев. Палату Лайлы и Шахида пронумеровали пятидесятым номером, словно стремились разделить супругов рядом бездушных чисел. Дверь была заперта, но Язир ударил в нее ногой и бил, пока внутри не щелкнул замок. Сквозь образовавшуюся щелку иранец увидел лицо китайца и не долго думая полоснул по нему лезвием. Врач заорал. Новый пинок Язира вырвал из стены цепочку и поверг китайца на пол. Злость и отчаяния придали новых сил. Язир ворвался в операционную, добавив хирургу каблуком в висок. Черноволосая голова с глухим стуком впечаталась в металлический пол и уже не поднялась. Лайла лежала на операционном столе со вскрытой грудью. Кислородная маска запотела от тяжелого дыхания, из разверстой раны торчали провода, под ребрами виднелись уже вживленные импланты. Над женой стоял второй хирург в форменном ятсеновском белом халате с алыми иероглифами; он сжимал щипцы. В попытке защититься от гнева иранца врач бросил свое нелепое оружие, но попал в плечо, а спустя секунду получил смертельную рану. Скальпель с легкостью вскрыл горло китайца, на лицо и одежду Язира хлынул красный поток. Булькая и хрипя, хирург попытался вцепиться в лицо убийцы, но тот отшвырнул конвульсирующее тело в сторону. В коридоре завизжала сирена. Время истекало. – Прости, любимая, – сказал Язир. Поцеловал жену в лоб, сдернул с ее лица маску и вырвал из вен трубки с питательным раствором. Колыбель Шахида по счастью была в той же палате. Схватив сына, Язир бросился по коридору к стене возле своей комнаты, туда, где видел единственное окно. Вышиб его плечом и вывалился на асфальт, разбив лицо. Из носа брызнула кровь, из глаз – слезы. На его счастье на улице был день, так что китайцы оставались в помещениях. Под вой сирен и предостерегающие крики ятсеновских охранников Язир побежал, не разбирая дороги и почти ничего не видя. Споткнулся, упал, поранив Шахида. Сын заплакал. – Стой! Язир стиснул зубы. – Стой, сдохнешь! – Не дождетесь, – прорычал иранец. Сквозь слипшиеся веки он различил среди заливавших землю огненным дождем солнечных лучей забор с открытыми воротами, а за ним – силуэты зданий. Язир поднялся и побежал туда. За спиной раздался выстрел, но прицелиться под солнцем было ничуть не легче, чем в кромешной тьме, и пуля прошла мимо. Язир вырвался. Задыхающиеся от жары южнорусские поселения наполовину обезлюдели, поэтому ни единого дня со времени побега Язир не провел без крыши над головой. Найдя подходящее укрытие, он забирался внутрь, ложился так, чтобы его не заприметили с улицы, но всегда на первом этаже, и засыпал. Маленького Шахида он кормил, чем придется: иногда воровал в магазинах козье молоко, вытеснившее с прилавков ставшее редкостью коровье, иногда – размятыми в руках фруктами, которые собирал по дороге, а однажды, когда добыть еды не вышло, – собственной кровью. В крупных городах порой находилась работа, за которую он просил не деньги, а пищу, но пребывая в уверенности, что «Ятсен» объявил награду за его выдачу, иранец не злоупотреблял предложениями. Государство оставило провинцию на произвол судьбы. Ангелов задействовали либо в столице, либо на границах, так что за порядком на юге следили, в основном, мелкие сетевые корпорации полубандитского типа, либо вездесущие китайцы. Опекали далеко не всех. Сил, средств и желания хватало на местное население, с которого можно было собрать хотя бы минимальную дань за пользование сетью. А беженцы-мусульмане, которых удерживал на месте страх перед Москвой, становились легкой добычей красноречивого Язира. Наметанный глаз выделял среди изгоев самых отчаянных или отчаявшихся, дальше следовали приглашение разделить хлеб, понимающие кивки во время жалоб на нелегкую судьбу, собственный рассказ-проповедь, заканчивавшийся неизменным выводом о каре, посланной разгневанным Всевышним, и расставание, в большинстве случаев недолгое. Вера давала людям минимальную надежду на достойную жизнь, и они цеплялись за нее с почти звериной жадностью. Обычно не проходило и двух дней, как очередной беженец присоединялся к быстро крепчавшей группе Салафи. И чем больше последователей вливалось в ее ряды, тем ближе она подбиралась к Москве. В столице Язир совершил первое нападение – в одиночку, поручив Шахида на случай провала жене одного из сподвижников. Провала не последовало: агент «Ятсена», курировавший дела корпорации в Старой Москве, даже не понял, что произошло, когда найденная в оговоренном месте сумка разлетелась градом свинцовых обрезков и крупной охотничьей дроби. Подойдя к смертельно раненому врагу, иранец засунул в карман иссеченного взрывом пиджака письмо, которое начертал на сигаретной пачке. Война была официально объявлена. * * * В жизни Чэня Далуна даже в молодости было не так много радостей. Трудясь на благо семьи (не своей: высшим чинам корпораций запрещалось иметь жен и детей), он заработал лишь больную спину и полное разочарование в людях. Сестра не общалась с Чэнем, несмотря на то, что половину жалования он по доброй воле отдавал ей. Для добрых отношений с коллегами интеррогатор был слишком жесток и холоден. Перед начальством и Партией он никогда не лебезил, поэтому перевод в Россию не стал неожиданностью. Покидая Китай, Чэнь надеялся на лучшее, но глубоко ошибся. К отчаянной тоске по родному Гуанчжоу в Москве прибавились проблемы со здоровьем. Старея, Чэнь терял хватку, и ожидание одинокого заката пугало его сильнее смерти. – О чем задумались, мастер Чэнь? Госпожа управляющая не показывалась на глаза подчиненным, но могла нарушить тишину во вживленном в левое ухо динамике в любой момент. Старик вздрогнул. Ответ состоял в том, что около получаса он вообще не следил за тем, что происходит в экспериментальной палате доктора Сю. Если происходящее начинало раздражать или волновать Чэня, он отключался от внешнего мира и погружался в созданную по личному заказу сетевую реальность. В виртуальном мире, границы которого шеф-интеррогатор пересекал все чаще и чаще, он служил императору Поднебесной. Император – сложный, непредсказуемый, но бесконечно милостивый алгоритм в обличье прекрасного юноши – обращался к пожилому мандарину за разными советами и с вежливой улыбкой выслушивал разглагольствования Чэня по тому или иному поводу. Выговорившись, мандарин отправлялся бродить по сетевой копии императорской резиденции, где все подчинялось его представлениям о прекрасном. Сливы здесь никогда не опадали, рыбы в искусственных прудах послушно подплывали, чтобы пощипать беззубыми ртами опущенные в воду пальцы, а слуги и чиновники говорили исключительно вежливым шепотом исключительно правильные вещи. – Простите. – Принято, мастер Чэнь, – железным голосом сказала управляющая. Шеф-интеррогатор знал, что она ищет ему замену. В Гуанчжоу уже наверняка подбирали подходящую кандидатуру. Да плевать! Он встал с кресла, заложил руки за спину и подошел к стеклу, отделявшую наблюдательную комнату от лаборатории. Шахид Салафи уже не кричал проклятия и не дергался. Доктор Сю копался в разведенной стальными скобами грудной клетке юного иранца, вытягивая импланты и подключая их один за другим к консолям, взламывавшим примитивные защитные протоколы и считывавшие информацию. Шахид смотрел в потолок, широко открыв рот. Чтобы добрать до имплантов, встроенных в череп, Сю сломал ему нижнюю челюсть. – А это что такое? Доктор повернул голову жертвы, и Шахид уставился на Чэня окровавленной дырой, оставшейся на месте выдранного со всеми проводами и микросхемами глазного импланта. Сквозь нее шеф-интеррогатор мог видеть мозг юноши. Сю поочередно отключал от центральной нервной системы Шахида Салафи устройство за устройством, при этом не давая ему умереть. Остановка функций мозга могла уничтожить важные данные. Чэнь представил боль, которую иранец испытывает даже будучи накачанным наркотиками и анальгетиками, и его замутило. Полчаса назад он рассказывал виртуальному императору о милосердии. – Сю на связи, – прошипел хирург. – Госпожа управляющая? – Слушаю, доктор. – Все импланты извлечены и проверены. Разрешите открыть контур для изучения. – Разрешаю. – Убейте его уже, – сказал Чэнь. – Что вам до этого тела? – А что вам? Сам умрет. – Сю позволил себе усмешку. Он обладал характером рептилии: чувства, страдания и переживания других, особенно подопытных, абсолютно не трогали его. – Госпожа управляющая! – Выполните просьбу, доктор. Сю щелкнул складным скальпелем, но Чэнь не стал смотреть на расправу. Он поднялся в свой кабинет и принялся изучать сведения, вытащенные с жестких дисков устройств Салафи. Переговариваясь с техническими специалистами, он выстраивал на бумаге схему имплантов, пытаясь понять, каким образом Язир Салафи планировал использовать сына в Ядре. Работа шеф-интеррогатора – это не только допросы живых, но и кропотливейший труд на десятками моделей имплантов. Зачастую устройства, вживленные в тела, могут рассказать больше, чем смертный язык. Быть интеррогатором – значит быть психологом, палачом, аналитиком и программистом в одном лице, уметь сопоставлять факты и находить обоснования использованию того или иного импланта. Допросы техники в свое время вознесли Чэня Далуна в элиту «Ятсена». Не утрать он жесткость переговорщика, ему до сих пор не было бы цены. – Госпожа управляющая! – Мастер Чэнь. – Я знаю, что он пытался сделать, – шеф-интеррогатор сделал многозначительную паузу, чтобы подчеркнуть важность сведений. – Не красуйтесь, – сказала управляющая. – Что вы выяснили? – Шахид был миксом. Его послали сюда отключить защитные протоколы, чтобы провести «чистых» в Ядро. – Надо же… – Он был близок. Не задержи его ангел, все могло случиться, госпожа управляющая. Над ним не дилетанты работали. Хакерские программы, замаскированные под не вычищенные вирусы, в наличие. Помните тот случай с упавшим сегментом сети в «Цы Си»? Тут было то же самое. Управляющая помолчала, и Чэнь подумал, что она слишком несерьезно относится к миновавшей угрозе. – Знаете что, мастер Чэнь? Мы пошлем Язиру сигнал, что у Шахида получилось. Вы же можете это сделать? – Конечно. – Тогда приступайте. Вот какую весть мы ему отправим… АСМ12 уловила угрозу за несколько минут до общей тревоги. Отцепившись от стены «Ятсен-Билдинг», ангел выбрал магнитный поток и полетел на сигнал. Перед глазами замелькали строчки со статьями нарушений. Несанкционированное проникновение группы людей без имплантов. Запрещенные металлы. Ношение оружия. Каждое из подобных преступлений каралось смертью. Утро разогнало с улиц всех прохожих, и отряд шел по пустым переулкам между жилых небоскребов. Разглядеть преступников иначе как с воздуха было невозможно, но неужели они рассчитывали на то, что их не засекут охранные системы Ядра? Молнией пронесшись над крышами зданий, ангел нырнул в переулок. АСМ12 в это время уже отправляла координаты другим дежурным. Скоро они будут на месте. Пока же… Его заметили слишком поздно. Ангел обрушился прямо в середину строя мужчин, одетых так же, как задержанный Шахид Салафи, в тряпье. Смяв своим весом сразу двух террористов, ангел схватил третьего за голову и с легкостью раздавил череп. Опомнившиеся террористы начали доставать из-под складок своих нелепых плащей автоматы. Просчитать их действия было легко. Вычислив подходящий магнитный поток, ангел подпрыгнул и перелетел за спины вооруженных террористов. Прежде чем они успели развернуться, он пустил в ход пулеметы. Свинцовый шквал скосил ближайших врагов. В узком переулке прятаться было негде, пули находили жертв, прошивая тела насквозь, отскакивая от стен домов, с бряцаньем отлетая от металлических частей автоматов. Отстреливаясь в ответ, террористы лишь приближали свой конец: АСМ12 наводила пулеметы на тех, в ком видела наибольшую угрозу. – Угроза перегрева! – Отключить пулеметы, – велел ангел. Перегрев оружия грозил вывести из строя ряд других систем. Он вновь поднялся в магнитном потоке и завис над террористами. Выпущенные ими пули царапали обшивку, не нанося урона. Врагов оставалось всего семеро. Легкая добыча даже для безоружного ангела. Он развернулся в воздухе и спикировал вниз, схватив двоих террористов. Поднявшись на магнитном потоке до уровня крыш, ангел отпустил врагов. Резко опустился на землю, ударил кулаком еще одного, да так, что тот оставил вмятину на стене. Еще трое продолжали стрелять до последнего. Он убил их голыми руками. Последний из стрелявших пятился от ангела, пытаясь трясущимися от страха руками вытащить из автомата опустевший рожок. Ангел выбил оружие, положил ладонь на голову террориста и свернул ему шею. Потом повернулся к оставшемуся в живых врагу. Тот снял шарф, открыв заросшее курчавой черной бородой лицо с крупными чертами. Глаза террориста были на удивление добрыми и наивными. Именно таким Язир Салафи выглядел на карточке в базе особо опасных преступников. Язир привык к расставаниям. Война с корпорацией – тяжелейшее бремя. Каждый месяц, каждую неделю отряд Салафи терял бойцов, при этом восполнять ряды становилось все сложнее. Китайцы выигрывали, а многим из террористов было что терять. Перед последним штурмом иранец приказал бойцам отослать прочь семьи. На это пошли далеко не все, и с Язиром остались лишь самые отчаянные, преданные и фанатичные последователи. Теперь не осталось и их. Иранец посмотрел на «ангела», застывшего над трупом Али. Чудовище не пыталось напасть на Язира, но обе головы смотрели прямо на него. – Как так? – прошептал Язир. – Шахид же открыл пути. Нас не должны были заметить. – Их заметили, но вы чисты, – ответил «ангел». – Вы смогли бы пройти. – Пройти? – Вас же ждут. «Ангел» подумал. – А я укажу вам путь. Лобби «Ятсен-Билдинг» пустовало, но Чэнь Далун знал, что охранные системы не дадут Язиру Салафи нанести чему-либо или кому-либо вреда. Несмотря на то, что управляющая выбрала для последней беседы с опасным террористом именно его, шеф-интеррогатор не испытывал страха. Каждая история когда-нибудь подходит к концу. Историю Язира Салафи завершит он. Иранец вошел в парадные двери, мягко затворившиеся за его спиной. Солнце вступало в законные права, залив улицу ослепляющим светом и скрыв лицо Салафи в тени. – Добрый день, – поздоровался Чэнь на русском. Салафи не мог не знать этого языка. Вместо ответа иранец рывком распахнул куртку, срывая пуговицы и обнажая обмотанную лентами со взрывчаткой грудь. По всей видимости он надел на себя весь оставшийся в его распоряжении запас. Чэнь прикинул, какие разрушения мог бы причинить взрыв. Обрушить здание – вряд ли, но случись Салафи проникнуть в серверную, ущерб стал бы невосполним. «Цы Си» и «Цзэдун» растащили бы ослабевшего без хранившихся на центральных жестких дисках данных конкурента с эффективностью голодных стервятников. – Это угроза, Салафи? – Это месть, узкоглазый. Что вы сделали с Шахидом? – Мы его убили, – спокойно ответил Чэнь. – Но ты и сам это понял. Шеф-интеррогатор вздохнул. – Наивно полагать, что мы оставляем подобных вам в живых. Один раз мы уже сделали подобную ошибку и больше не повторим. – О чем ты? – Салафи сделал шаг вперед, вытянул вперед левую руку с зажатым детонатором. – Тогда, в Краснодаре. Мы дали тебе убежать. Плохая идея. Госпожа управляющая не проконсультировалась со мной, допустила ошибку. Я рекомендовал бы уничтожить тебя при побеге. – Блеф, – прорычал Салафи, подбираясь еще ближе. – У вас не было шансов меня задержать! Я расправлялся с вами за то, что вы сделали с моими родными, с моей женой… – И с тобой, – перебил Чэнь. Иранец остановился. – Я чист. – Чист для машин, разве не это сказал тебе ангел? Знаешь, им запрещено убивать миксов. Заложенные программы ориентированы только на арест. И тем более он не стал бы уродовать шедевр, коим являешься ты. Палец Салафи скользнул по кнопке. – Первую операцию проводят на подопытном номер один, Салафи, разве ты не умеешь считать? Специалисты постарались на славу. Вживление без трепанации, через нёбо прямо в мозг. Полный симбиоз органики и искусственного интеллекта. На месте покойных докторов Ляня и Ли я бы гордился тобой. – Так я… микс? – Уникальный в своем роде. К сожалению, религиозность сделал тебя неуправляемым. Госпожа управляющая хотела посмотреть, как ты поведешь себя на свободе и получила то, что получила. Что получили все мы. Сорвавшись с места, Язир вырос перед Чэнем, схватил его за грудки и прижал к стойке секретаря. Старик захрипел. «Остановить его?» – спросила управляющая. Чэнь прошептал: «Нет». – Ты врешь, это не может быть правдой! – заорал Салафи. – Если я вру, попробуй нажать на кнопку, – предложил Чэнь, стараясь унять дрожь в голосе. Вспышка иранца напугала его, но не настолько, чтобы испортить самое сладкое. Террорист поднял руку с детонатором, поднес к самому лицу шеф-интеррогатора и положил палец на кнопку. В тот же момент системы «Ятсена» сработали. Здесь, в самом сердце западного филиала, сетевые программы блокировали любую разработку, созданную руками «ятсеновских» мастеров. – Знаешь, что я думаю? – металлические пальцы Чэня Далуна с легкостью разжали хватку Салафи. Старик вырвал из рук террориста детонатор и положил на стойку. – Ты должен быть счастлив, если еще веришь в чистоту. Вы с сыном увидитесь после смерти. Не совсем в раю, но все же. Он развернулся и пошел в сторону лифтов. Три кабины, набитые специалистами службы охраны, уже спускались вниз. Салафи молчал. Он думал о сыне и чистоте. Активация Сергей Резников Интересно смотреть через стекло на другой мир. На небо, по которому несутся фиолетовые облака, загораживая бледное солнце. На странные корявые безлистные деревья, которые иногда шевелятся – то ли от ветра, то ли сами по себе. Старый Хван раньше ходил за купол, искал там что-то. Синтетическая бормотуха давно высушила мозги Хвана, и он давно позабыл, что именно искал. Но как-то говорил, что деревья эти – не просто деревья. «Скорее, фауна» – вещал он с важным видом. А ещё говорил, что эта фауна рано или поздно подкопается под наш купол и устроит здесь настоящий ад. Я в его басни не верила. Ад устраивают люди, колония катится к чертям собачьим. А с тех пор, когда мэр запретил выходить наружу, до мира за куполом никому и дела нет. Каждый заботится о том, чтобы вырвать кусок пожирнее. Но многим достаются только крохи в награду за тяжкий труд. Я, например, обслуживаю утилизаторы. Они стоят у края купола и поглощают отходы, которые роботы-мусорщики, похожие на огромных раздувшихся муравьёв, свозят сюда со всего города. Ещё лет десять назад утилизаторы работали по-другому – сортировали мусор, выбирали из общей кучи пластик и металл и отправляли всё это в подземное хранилище. Потом что-то сломалось, и утилизаторы стали просто сжигать мусор, выпихивая золу за пределы купола через тоннели, оборудованные шлюзами. Мэр тогда забеспокоился, дал задание своим умникам восстановить машины. Но умники ничего сделать не смогли, хорошо хоть до конца не испортили. Да и плевать. Кому нужны эти отходы, если скоро жрать будет нечего? Не пластиком же питаться? – Ханна! – окликнул меня кто-то. Я обернулась. Павел стоял около ворот. Видать проскочил сюда вместе с очередным мусорщиком. Я подбежала к Пашке, посмотрела в его серые глаза. Для этого пришлось опустить голову – Пашка ниже меня. По сравнению со мной, дылдой, этот двадцатипятилетний худощавый парень похож на ребёнка. – Мне надо тебе что-то сказать. – Он переминался с ноги на ногу, теребил пуговицы на потрёпанной куртке. – Нельзя здесь стоять! – Я взяла его под руку и потащила в сторону ворот. – От купола фонит сегодня жёстко. – Плевать. – Он попытался вырваться. – Ханна, отпусти. Мне надо сейчас, это важно. Но я была неумолима. Мы вышли за ворота. Метрах в трёхстах от нас, после охранной зоны начинается город. Серые громадины одинаковых зданий поднимаются почти до верхнего края купола. Между зданиями расположены идеально прямые ленты дорог. По краям посажены одинаковые деревья, по большей части искусственные. Правда город почти пустует, даже десятая часть домов не заселена. Мы остановились. Я тяжело вздохнула, оглядываясь. Полиция нашу окраину нечасто посещает, но зато камеры на каждом шагу понатыканы. – Ты идиот! – Я опять смотрела на него сверху вниз, нахмурившись. – Меня теперь с работы выгонят! Хоть о себе подумай! Это с моей-то модифицированной шкурой облучение не страшно, а тебе, хлюпику, даже небольшой дозы хватит. – Извини. – Он с опаской покосился на одну из видеокамер. – Давай зайдём куда-нибудь, где спокойней. Я покачала головой. – Мне до конца смены ещё больше часа пахать. Ладно, иди в парк. Жди меня там. Он покорно развернулся, не сказал ни слова. Я смотрела на его удаляющуюся тощую фигуру, наморщив лоб. Странный парень этот Пашка. Бегает за мной как собачка. Неужели я ему нравлюсь? Высокая модифицированная девка с резкими некрасивыми чертами лица и соломенного цвета, словно иссушенными излучением, волосами. И ещё этот шрам на правой щеке, который я получила десять лет назад, когда ремонтировала поганый купол. Да, тогда были другие времена. Я на что-то надеялась, а шрам обещали убрать. Но не убрали. Похоже, только добавили ещё один, на душе. Я грустно улыбнулась и пошла обратно к воротам. Глубоко внутри я мягкая, несмотря на усиленные титаном кости. Сентиментальная. У меня дома есть старый буклет. Там много иллюстраций, с которых смотрят улыбающиеся колонисты. Если верить этому буклету, Гвенис 7 хотели терраформировать. Он должен был стать похожим на далёкую Землю. Я там никогда не была, но вроде по её подобию проектировали колонию наши предки. Если же верить мэру, то всё это – туфта. Сроду не было таких планов. Есть только город под куполом, в котором правит элита с мэром во главе. Правда мэр не договаривает, что город наш без будущего. Город, прожирающий ресурсы, которых, впрочем, ещё надолго хватит элите, но уже сейчас не хватает остальным. Я забыла о Пашке. Пятый утилизатор сломался, пришлось снимать кожух и выгребать мусор лопатой. Винс припёрся только через час после положенного времени. Как обычно, угрюмый. Он молча принял у меня смену, даже не извинился за опоздание. А я пошла в душ. Люблю этот момент, когда тугие струи бьют по моему телу. Душ отключился быстро, едва я смыла с себя гель. У нас экономят на всём, на воде, кстати, особенно. Не успела я одеться, зазвонил коммуникатор. – Паш, извини. Работы много. – Хм, интересно, что он позвонил мне именно в тот момент, когда я голая. Даже захотелось позвать его в душевую, но паренёк совсем не в моём вкусе. Такие вот дела. А те, кто мне нравятся внешне – злые внутри. Винс, например. – Да всё нормально. Я по-прежнему в парке. Ты только приходи. Ладно, Ханна? – Приду, приду. У нас же свидание, Павлик? – Эээ… ну, можем сходить куда-нибудь. Если ты не против. – Его голос звучал смущённо. Я почувствовала укол совести. Заигрываю с ним. Даю ложную надежду. – Ладно, жди. – Нажала на отбой. Я напялила летнее платье, которое, если честно, мне ни капельки не шло. Но так хотелось выглядеть обычной девушкой. Пашка, похожий на нахохлившегося воробья, сидел на скамейке. Парк постепенно погружался в сумрак. Искусственное освещение ещё не включили, а за куполом почти стемнело. В парке, в отличие от улиц города, все деревья были настоящими, и даже птицы водились. Я села на скамейку рядом с Пашкой. – Колу будешь? – Он протянул мне баночку. – Сейчас бы чего-нибудь покрепче. – Я хитро посмотрела на него. – Можем зайти в бар, если хочешь. Я сразу поняла, что он смутился. Пашка программист, но зарплата его не намного больше моей. «Работаем за еду» – похоже, эта фраза скоро станет символом Гвениса 7. – Лучше здесь посидим. Тут типа свежий воздух. Я после помойки до сих пор в себя прийти не могу. Какое-то время мы молчали. Пашка вроде как храбрился, храбрился, а потом вытянулся и зашептал мне в ухо: – Я взломал сервер мэрии. Я чуть колой не поперхнулась. Не ожидала такого, ей богу. Думала, что он в любви мне признаваться будет. – В городе есть вход в подземелье, и я теперь знаю код доступа. – И что ты собрался искать… в подземелье этом? – тоже шёпотом спросила я. – Ответы, Ханна. Мэр и его люди многое скрывают. Колония не может существовать вечно, ресурсы скоро закончатся. Уже и так всё чаще отключают воду, электроэнергию. Ты же знаешь… – А от меня что хочешь, Паша? – перебила я его и со злостью поставила банку на скамью. – Как что? – Он удивленно захлопал глазами. – Хочу, чтобы ты со мной пошла. Ты же модификант. У тебя возможностей куча. Да ты даже не представляешь… – Заткнись! – В этот момент мне захотелось убить его. Обхватить руками эту тощую шейку и задушить. А ещё плакать хотелось. – Я человек, понял? Прежде всего, человек, а не модификант! – Сорвалась со скамейки и побежала к выходу из парка. Дома ещё раз достала брошюру, пролистала её, глядя на синее ласковое море, на высокие горы с белыми шапками из снега. На фоне красот природы улыбались счастливые колонисты. Где это всё? Куда сгинули наши амбиции, наши великолепные планы? Долго не спала, всё обдумывала Пашкины слова. Он прав, конечно. Жить становится всё хуже и хуже и недалёк тот день, когда люди начнут голодать. Да что говорить, некоторые уже на грани. В любой момент могут начаться беспорядки, но мэру пофиг. Он со своей сотней подхалимов спрячется в резиденции или в каком-нибудь бункере, выставит боевых дронов, и те поубивают бунтарей. Я приняла решение, хотя понимала, что назад пути не будет. * * * Тысячи, нет – миллионы иголок впились в моё тело и кололи, кололи, кололи. Что-то в этом было приятным, несмотря на боль. – Да, тебе многое отключили. – Павел кивнул головой в сторону монитора, экран которого расцвёл графиками и ровными столбцами текста. Но я не могла разобрать, что там происходит. В глазах всё слилось в цветные пятна, иголки продолжали колоть. – Ханна, ты меня слышишь? – Его лицо нависло над моим. Я кивнула, пытаясь сфокусировать взгляд. – Сейчас я активирую несколько аугментаций, которые тебе приглушили. Возможно, тебе будет… Он замолчал, пытаясь подобрать слова – Немного неприятно. Иголки теперь не просто кололи, они наполняли моё тело теплом, голова кружилась. Мне нравилось это почти забытое состояние. Последний раз меня перепрошивали давно. Его пальцы забегали по клавиатуре, и в голове у меня взорвались фейерверки боли. Зато взгляд снова обрёл чёткость. – Потерпи немножко. Уже почти. В позвоночнике будто возник раскалённый стержень, жар от которого растекался по рукам и ногам. Бил тяжелыми волнами в живот. Я застонала. Пашка испуганно посмотрел на меня. Но я улыбнулась в ответ, снова чувствовала силу, такую забытую. Силу, которую забрали у меня, несмотря на то, что она принадлежала мне по праву. Я снова видела. Каждую мельчающую пору на Пашкином лице, каждый пиксель древнего монитора. При желании могла свободно регулировать чёткость, приближать и отдалять картинку на своей сетчатке. Я снова слышала. Все звуки Пашкиной коморки проникали в мой мозг, где чётко рассортировывались. Возня золотой рыбки в маленьком аквариуме, гул климатической системы, шелест охладителей в компе. Как я жила раньше?! Да ради этого я готова проникнуть в тысячу долбаных подземелий. Победить тысячу мэров. Лучше прожить короткую, но яркую жизнь, чем годами копаться в мусоре и постепенно гнить вместе с ним. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/aleksey-zharkov-8756351/izbrannye-kiberpank/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Наш литературный журнал Лучшее место для размещения своих произведений молодыми авторами, поэтами; для реализации своих творческих идей и для того, чтобы ваши произведения стали популярными и читаемыми. Если вы, неизвестный современный поэт или заинтересованный читатель - Вас ждёт наш литературный журнал.