Военный дневник (2014—2015)

Военный дневник (2014—2015) Александр Алексеевич Мамалуй Перед вами – записки о войне, в которой пришлось сражаться автору и его товарищам. Их писал не журналист и не писатель, а пехотный снайпер. Писал на айфоне в палатках и домиках базовых лагерей, в краткосрочных отпусках и даже в полуразрушенном здании метеостанции Донецкого аэропорта. А сводил их воедино, в книгу, уже снайпер-пограничник, вернувшийся из 77-суточной командировки в Край Больших Неприятностей. Сводил на том же поцарапанном айфоне, во время ночных дежурств в резервной мобильной группе на заставе и во время перемирия. Эта книга не о героях и не о святых, а о простых ребятах, которые рискнули головой ради того, чтобы наш дом не стал фронтом, о людях, которые пытались воевать хорошо, – потому, что сражались за Родину. Автор посвящает ее всем бойцам и командирам роты снайперов 93-й гвардейской четырежды орденоносной мехбригады – и живым, и погибшим… Книга содержит нецензурную лексику. Александр Мамалуй Военный дневник (2014–2015) © А. А. Мамалуй, 2016 © Л. П. Вировец, художественное оформление, 2016 © К. Ходак, А. Клименко, фото, 2016 *** …Все мы, кто воевал в аэропорту и вернулся, — Неожиданно Выжившие Люди.     гвардии старший сержант Ходак Предисловие Перед вами записки о войне, в которой довелось сражаться мне и моим товарищам. Она не была какой-то особенно героической, но мы не выбираем себе войну. Это она выбирает нас. Всегда трудно сделать первый шаг. Но когда ты делаешь этот шаг на порог военкомата – дальше судьба подхватывает тебя и несет, несет… Где и чем окончится твой путь – ты не знаешь. Ты можешь только стараться не трусить. Метко стрелять. И быть стойким… Судьба бросает зарики, и кому-то выпадает погибнуть в первом бою, а кому-то – довоевать до дембеля. Убежден, что пришел домой живым и целым благодаря моим боевым товарищам и нашим волонтерам – замечательным, удивительным людям. В Песках и Авдеевке, в Донецком аэропорту и на «Зените» – во многих гиблых местах, куда забрасывала нас военная судьба, меня окружали надежные, храбрые бойцы – мои братья по оружию. Кос и Ромашка, Ротный и Ваня, Влад и Саня, Паша и Валерка, и все-все пацаны: спасибо вам! Рома и Люда, Юра, Валера и Таня, Алексиос, Алина и все дорогие наши патриоты – поклон вам до самой земли! Эти заметки писал не журналист и не писатель. Пехотный снайпер. Писал на айфоне в палатках и домиках базовых лагерей, в краткосрочных отпусках и даже в полуразрушенном здании метеостанции аэропорта. А сводил их воедино, в книгу, уже снайпер-пограничник, вернувшийся из довольно рутинной 77-суточной командировки в Край Больших Неприятностей. Сводил на том же исцарапанном айфоне, коротая ночные дежурства в резервной мобильной группе, на заставе, во время перемирия. Книга не претендует на высокие литературные достоинства: это просто военный дневник. Но она – о людях, которые старались воевать хорошо. Потому, что сражались за Родину. Я старался писать ее максимально честно. Но война – злое дело. И, как говорил один сербский солдат, не имеет ничего общего с эпической поэзией. А все же кровавых подробностей, на которые столь богата война, от этой книги ждать не стоит. К сожалению, такие вещи намертво врезаются в память, и не было никакой необходимости записывать их в дневник. Книгу судить тебе, Читатель! Она не о героях и не о святых, а о простых ребятах, рискнувших башкой ради того, чтобы в твой дом не пришел фронт. Подходи же к их поступкам не с гражданской, а с солдатской меркой. Ведь мы были солдатами. И жили, и умирали, как подобает солдатам. Всем бойцам и командирам роты снайперов 93-й гвардейской четырежды орденоносной мехбригады, и живым, и павшим – посвящается эта книга… Выражаю свою искреннюю признательность за помощь в написании книги: гвардии майору Николаю Кудре, гвардии старшему лейтенанту Ивану Лесику, гвардии старшему лейтенанту Алексею Морозу, гвардии старшему лейтенанту запаса Павлу Вовку, гвардии старшине запаса Максиму Тищенко, гвардии старшему сержанту Константину Ходаку, гвардии старшему сержанту Павлу Каленикову, гвардии сержанту запаса Роману Сасику, гвардии младшему сержанту Евгению Щербине, гвардии рядовому запаса Игорю Ефременко. Дорогие друзья! Спасибо за то, что украсили эту книгу своими воспоминаниями о тех боях и событиях, в которых мне лично участвовать не пришлось. Вы помогали мне вспомнить всё, что было с нами. И не давали забыть, что первыми и самыми взыскательными читателями книги будут оставшиеся в живых герои её страниц… Я могу прямо смотреть вам в глаза, пацаны. Я о многом умолчал, но ничего не приукрасил, не добавил, не исказил. Спасибо за то, что вы есть! гвардии сержант Александр Мамалуй. *** …Это была игра с умопомрачительно высокими ставками; игра, в которой любые привилегии не давали преимущества, ибо могли лишь избавить от участия в игре, что было равносильно признанию себя жалким трусом.     Бернард Корнуэлл 1 марта 2014 г., 20-00, г. Харьков, будущий позывной «Юрист» …Уже которую неделю вечер проходит однообразно. Лежу с айпадом на диване в библиотеке. Новости, новости, новости… Эспрессо ТВ, Украинская Правда, Русская «Комсомолка» с ее имперскими замашками… Днем то же самое, только на рабочем компьютере. Что Майдан? Что там Крым?! От невозможности повлиять на ситуацию кажется, что мозг кипит. Нужно что-то делать, а что – непонятно. В стране классическая революция, вооруженное восстание. Один общественный строй (клептократия) сметен другим, вроде бы демократией… Я не ездил на Майдан, даже просто пофоткаться. Не знаю почему. Не из страха, точно. Ходил на работу. Рассматривал дела. Судил. Разок перекинул на счет «Правого сектора» 500 гривен. И не более… Обычный зритель. Когда был митинг сторонников революции у памятника Шевченко – сидел у панорамного окна в кафе «Гостиная», что напротив. Смотрел. Пара судейских клерков из «общей апелляции» пристроились рядом, бубнили злобно: – Собрались, пидоры! Был бы автомат – вышел бы и всех перевалил! Я отмалчивался. Когда Янек сбежал, а революция неожиданно для самой себя победила – был у брошенного здания «Оплота» на ипподроме, где сиротливо белели в темноте мешки с песком. Был у обладминистрации, когда в нее входили типа правосеки (сиротливые пять-семь худых пацанов со щитами) и довольный Ваня Варченко. Прошлой ночью прочитал на одной из страниц Евромадана «ВКонтакте» просьбу о помощи от этих самых пацанов-правосеков. Они писали, что их будут штурмовать, и просили любую защитную амуницию. Я достал со шкафа старую свою СШ-68[1 - Стальной шлем образца 1968 года, в просторечии – каска.], распотрошил в нее блок 100 мм Marlboro, купленного лет семь назад в дьюти-фри Дубая. Сам не курю, для гостей держал. Отвез все это на Мироносицкую, к задним воротам ОГА. Часовой их не отпер, и я перебросил ему пакет с каской и сигаретами через забор. Сегодня, 1 марта, ОГА штурмом взяли пророссийские пидоры и московский ублюдок водрузил над ней аквафреш. Мальчишек-правосеков, окровавленных и оплеванных, выводили на площадь, ставили на колени… Кулаки сжимались, когда смотрел репортаж об этом. Хорошо, что хоть живые все. Я очень надеюсь, что моя каска уберегла кого-нибудь из них… Роль зрителя, наблюдателя, достала до чертиков. Но своего места во всем происходящем я пока не видел. Не так-то просто найти в себе силы бросить на весы судьбы все, чего достиг, и уйти на баррикады. Как-то вот революционером я себя не ощущал. Хотя эта бело-голубая хрень достала не меньше, чем других… Донецких, в одночасье потерявших власть, брошенных своим придурком-президентом, жалко не было. Наработался я под их руководством, спасибо, хватит. …Я лежал на диване, листал новости и не нравился себе. Судья, кандидат юридических наук, преподаватель, юридическое и экономическое образование… События шли мимо меня. Я не влиял ни на что. 1 марта 2014 г., 21-30, г. Харьков, будущий позывной «Юрист» Думалось невесело. Что ждет меня и мою семью в стране победившей революции? Революции, которую я поддерживал, но в которой не участвовал? Историю я всегда любил. Людей наших знал хорошо. Для «рыцарей революции» обыватели – всегда «терпилы», пищевой ресурс. Так было в 1789-м. Так было в 1917-м. Ходить всю оставшуюся жизнь, пряча глаза, и выслушивать от революционеров издевательские вопросы о том, где я был, когда они на баррикадах бронетехнику жгли? Спасибо, не надо! Я не жертва, не потерпевший. Не трусливее их. Водолазы вообще – парни не робкого десятка: под водой бывает всякое… Гордон на сайте пишет: русский парламент разрешил введение войск в Украину, Парубий объявил мобилизацию. Ничего не понимаю: ее же президент объявляет! Но президента у нас где-то нет… Регистрирую аккаунт в Фейсбуке, нахожу страницу Парубия. Интерфейс непривычный. «ВКонтакте» гораздо удобнее, да и музыка халявная… Свежая запись: «Только что перезвонили моему помощнику из военкомата с приказом прибыть на 8.00 утра, согласно плану мобилизации». …На кухне глотнул холодного чаю. Такое время, революция… Наверное, мобилизацию могут и в Фейсбуке объявить – кто знает? Я военнообязанный. Военно-учетная специальность 172039а: водолаз водолазных работ. Не флотский, могу быть использован в инженерных частях и подразделениях. За плечами водолазная учебка МЧС. Годен без ограничений… Дед по матери – полковник ВВС. Брат деда по отцу, майор-танкист, погиб в 44-м. Брат – вертолетчик, воевал в Афганистане. Троюродный брат – инженер авиаполка. У жены оба деда воевали в пехоте, двоюродный брат, челябинский омоновец, погиб в Аргуне… То, что нужно идти, – зашито даже не в мозгу: в спинном хребте. Наводнение – в военкомат. Мобилизация – в военкомат. Бомбежка – в военкомат. Конец света – твое место у дверей военкомата. Там знают. Там скажут, что делать. Очереди, плач, обритые головы, «Прощание славянки»… Не важно, кто враг. Есть твоя страна, пусть и несуразная, пусть погрязшая в коррупции и неверии в саму себя, – но твоя. Другой страны нет. Нет большого Союза, в котором ты родился: он распался. Есть эта, бывшая союзная республика. Уже 23 года – твоя страна. В ней ты рожден, в ней вырос, ее именем ты много лет судил. А еще есть присяга. И, кажется, где-то на самом донышке души, есть еще совесть… – Лапушка, в Интернете клевещут, что вроде мобилизация объявлена. Я в военкомат съезжу. – Езжай… Если что – сразу звони. Киевский райвоенкомат на улице Чубаря встретил закрытыми дверьми и темными, глухо зашторенными окнами. На стук никто не открыл. Очередей из военнообязанных тоже не наблюдалось. Мобилизацией тут и не пахло… Решил проехаться в облвоенкомат, на Кацарскую. Та же картина. Дело ясное: если что и начнется – то явно уже не сегодня. Завтра… 2 марта 2014 г., 10-00, будущий позывной «Юрист» На этот раз двери райвоенкомата оказались открытыми. Внутри пустынно. По юности я помнил военкоматовское многолюдье, там всегда было шумно, стрекотали пишущие машинки, из кабинета в кабинет с бумагами сновали люди. А тут прям как на фронт все резко сбрились! …Тогда я еще не знал, что наше многоумное бело-голубое правительство отменило срочную службу и сократило работников, занимавшихся призывом срочников. Военкомат моего родного Киевского района встретил войну со штатом в 8 человек, из которых только двое были действующими военными… – Нет, мобилизации пока нет, но вы зайдите в комнату 32, там вам подробнее все объяснят! – сказал радушный дедушка, дежурный военкомата. В комнате 32 сидел майор Барыбин, настоящий военкоматовский волк. Свою службу он знал туго – никто не покидал его кабинет обделенным. Как писали классики – счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным! Не стал исключением и Саша Мамалуй: когда я, в некотором обалдении, покинул гостеприимный военкомат, в моем кармане лежала повестка о призыве на военные сборы. – Всех, у кого редкие военно-учетные специальности, берем на сборы, чтобы были «под рукой»! А то потом, в случае мобилизации, вас не найдешь! «Засветил» повестку в суде – все были в легком шоке. Наша донецкая председатель даже всплакнула: – Куда?! Ради чего?! – За Родину! А что я еще мог сказать… В Крыму ситуация становилась все хуже и хуже. Придя к выводу, что все это, похоже, надолго, я отправился покупать себе военную форму. Рассудил, что даже когда выдадут – второй комплект лишним не будет. Когда начал ходить в судебные заседания в камуфляже и с погонами, шок у окружающих перешел из легкой в среднюю стадию. Но мне было все равно: мне хотелось думать, что я встал на тот путь, на котором влияют на ситуацию… Военно-учебные сборы на поверку оказались чистой фикцией: проходили они, номинально, на базе военкоматов, а предвоенный военкомат, как я уже говорил, являл собою зрелище презабавное, но пустынное. Естественно, с таким куцым штатом о проведении реальных учебных сборов не могло быть и речи. Я просто ходил по городу в купленной самостоятельно форме и время от времени заходил в военкомат узнать, нет ли у Родины какой-либо нужды во мне. Нужды не было. Решил провести себе сборы самостоятельно. Но что я мог-то? Физуха и так была в норме: весь крайний год я тренировался через день, по два часа. Начал читать уставы Вооруженных сил, 150-й приказ о порядке ношения военной формы и старинную книжку «Водолаз-взрывник». А еще – разнашивал «дубовые» берцы производства города-героя Ромны, многократно пропитывая их вазелиновым маслом. Из всех этих полезных вещей впоследствии пригодились только берцы… Так прошло 16 дней. 18 марта 2014 г., будущий позывной «Юрист» Я окончил судебное заседание, стороны потянулись к выходу. Хотел пойти «на кофе» к коллеге-судье Юре Светличному, старшине запаса, но раздался звонок. – Александр Алексеевич? Объявлена мобилизация. Вам необходимо прибыть в военкомат. Ну, вот и началось… Приехав на улицу Чубаря, я все еще пребывал в плену иллюзий относительно порядков, царящих в современной Украинской армии. И посему думал, что буду направлен либо в один из инженерных полков, либо в механизированную, а может – в танковую бригаду. Я знал, что по штатам этих бригад в их инженерной службе есть водолазные отделения. Думал, буду заниматься проверкой бродов и переправ, подводным минированием… Ага. Как же. Тот случай. Первое, что сделало военное командование для мобилизации народа, это спустило на места, в части, указание довести штатную численность личного состава до количества, предусмотренного штатами военного времени. И это вполне естественно, ведь многие бригады были, фактически, кадрированными. Забегая вперед, скажу, что 93-я гвОМБр встретила войну со штатом в 516 человек. Комбриг смеялся, говорил, что в его учебном батальоне в Десне людей было больше – 520. А уже к ноябрю 2014 года численность личного состава бригады достигала, по новому штату, 9500 активных штыков. Так вот, облвоенкоматы – это тоже воинские части. И у них тоже штаты военного времени. Поэтому первое, что они сделали, это довели свои собственные штаты до требуемых значений. И набрали людей служить к себе. А где люди? Да «под руками»! На военных сборах числятся. Всех, кто был на сборах, в первый же день мобилизации забрили служить в военкоматы. Невзирая на их военные специальности. Авиаинженеров и водителей, мотострелков и связистов, стрелков и вообще никогда не служивших. Так что если вы встретите бойца, мобилизованного в самый первый день самой первой мобилизации, – 99 % вероятности, что начинал он свою службу именно в военкомате. Штат Киевского РВК достиг 50 с лишним человек. Одних только авиаинженеров было четверо – 3 майора и капитан. Несколько «пиджаков»[2 - «Пиджак» – на армейском сленге офицер, окончивший военную кафедру при гражданском вузе.] – лейтенантов: два ПВОшника, танкист, тыловик. Пара пограничников. Прапорщик-артиллерист. Меня зачислили на должность военного водителя. Понятное дело, что служба в военкомате меня совершенно не прельщала и не радовала, хотя коллектив был хороший. В стране такое творится, а я в военкомате сидеть буду?! Как я себе это потом объясню? И, помимо всего прочего, думал я, вот кончится война, спросят люди, к примеру, у того же Валерки Ковальчука, моего друга: – А где ты, друг Валерка, служил? – В военкомате. – А, ну, понятно: куда послали, там и служил. А зададут мне такой вопрос и услышат про военкомат, что скажут? – Ну, конечно! Судья ведь! Зашарился от войны! Когда я об этом думал, всего аж передергивало. С военкомом я договорился так: служу на совесть, помогаю провести мобилизацию и, в ее конце, последним поездом – в войска! Военный комиссар подполковник Вусик мне это с легким сердцем пообещал. Подумал, наверное: блажит судья! Ну, ничего: перебесится. Я поверил и пока успокоился. Не разбирался я тогда еще в военкоматовской кухне! Не знал, что в войска отправить можно не абы кого, а только тех, на чьи военно-учетные специальности из этих самых войск пришла заявка на доукомплектование. Нужны были стрелки, пулеметчики, снайперы, гранатометчики, танкисты… Невероятным спросом пользовались военные повара: эту специальность не готовили много лет, армия заключила договоры с фирмами, питание сразу улучшилось и все были, в общем, довольны, пока не пришла война. Когда «запахло жареным», все эти тетушки, работницы фирм и вольнонаемные, что готовили по армейским столовым хавчик, вместе с солдатами в поля не вышли. И получилось, что и полевые кухни есть, и крупы, и тушенка, а правил закладки никто не знает. Военных поваров днем с огнем не сыщешь, а гражданского хорошего повара – иди еще попробуй призови! Он же в ресторане работает, его владелец заведения бережет как зеницу ока. Не менее дефицитными оказались в армии связисты. В мирное время на должности «в связи» шли, в основном, офицерские жены. Тихая, спокойная работа, платят несколько денег, кормят, и муж на глазах. Надо ли объяснять, что как только полыхнуло, все эти дамы моментально поувольнялись, задекретились или просто категорически отказались выходить «в поля»? В результате со связистами дело в армии обстояло крайне печально. Очень нужны были фельдшеры, механики-водители, командиры мотострелковых взводов и ветеринар в погранотряд. Водолазы никому не были нужны… 18 марта 2014 года люди, которых я всю жизнь считал братским народом, отобрали у меня Крым. Мой личный Крым. У меня не было там ни одного квадратного метра собственности, но это был МОЙ Крым. Я много где был, много где спускался под воду. Атлантика, Индийский, Эгейское, Средиземное, Красное… Нигде в мире мне не было так хорошо, как в Крыму. Потому что важны не комфорт и сервис. Важно – как и кем ты себя чувствуешь на той земле, где стоишь. В Крыму я был именно своим человеком на своей земле. Я мог жить на рейдовом водолазном боте – и мне было хорошо. Захотели есть – сбросились, набрали рапанов, отбили, поджарили в муке. Захотели креветок – зачерпнули сачком за бортом. На Большую землю ходили только за хлебом и водкой. Сидишь под тентом, пьешь чай с пряниками, а рядом такие же, как ты: водолазы, дайверы, «подвохи». Все травят водолазные байки, море искрится… Захотел – надел снаряжение, спустился, походил часок под водой. Вернулся, сидишь, отдыхаешь. Пошел, искупался. Вздремнул. Опять спустился… Я любил иногда, нарушив правила спусков, подплыть в конце погружения к берегу и, на глубине метра два, зависнуть и выдышать резерв. Висишь, вывесившись «в ноль», раскинув руки и ноги, высасываешь резервные 50 атмосфер, а близкий прибой колышет тебя, укачивает, убаюкивает… Все это у меня отняла Россия. И не важно, что можно хоть завтра поехать и понырять: не в нырялке дело. Свой человек на своей земле – вот что по-настоящему важно… И поэтому, пока Крым не освобожден, дороги туда мне нет. Только под водой, с миной в руках, в Балаклавскую бухту. Или по краденому русскому паспорту, с бесшумным пистолетом – в Севастополь. Или с винтовкой – к Гурзуфскому военному санаторию. Чтобы не чувствовали себя «вежливые бляди» своими в моем Крыму. Чтобы горела у них под ногами моя земля! Только так. И никак иначе. 19 марта 2014 г. – 28 мая 2014 г., будущий позывной «Юрист» Машин в военкомате было законсервировано две: КШМка[3 - Командно-штабная машина.] на базе «шишиги»[4 - ГАЗ-66.] и УАЗик. КШМку вскоре отдали в войска, а УАЗик на моей памяти так ни разу и не завели. Поэтому все свои обязанности водителя я выполнял на личном автотранспорте. Бензин конечно же тоже – за свои. Ну, я ж теперь стал патриот, подумаешь, какие мелочи! Так у Киевского РВК появился трехлитровый полноприводный «Мерседес». У тех, кто был призван в первый день мобилизации, по месту гражданской работы ситуация была неоднозначной. Многие уволились. Многих уволили. С остальными было непонятно. Ко мне полвоенкомата ходило за консультациями, и я разъяснял, что они не срочники, что их ситуация вписывается в понятие «выполнение общественного долга», а потому – место работы должно остаться за ними. Однако такое толкование норм КЗОТа устраивало не всех работодателей, и непонятки продолжались. Судью так просто не уволишь, но и у меня на работе не знали, что делать. Юрист облвоенкомата считал, что меня вообще не имели права призывать. Мнение такое мне категорически не нравилось. На всякий случай заготовил на имя Турчинова заявление с просьбой приостановить мои судейские полномочия до демобилизации. Ситуация была мутной до начала апреля, пока не приняли изменения в закон, решив, что на год за мобилизованными сохраняется место работы, должность и средний заработок. По нашему законодательству, вопросами мобилизации работников судов ведала Судебная администрация. Я, как человек дисциплинированный, пришел к ее начальнику и бухнул на стол повестку. Думал, надо же им там как-то для статистики отметить, что, мол, вот еще одного призвали. Однако, полагая себя «еще одним», я впал в немотивированный оптимизм. Оказалось, что пока надлежит себя считать «одним-единственным». Начальник Судебной администрации долго звонил в Киев, выяснял, как там поступают в подобных обстоятельствах. Выяснив, что «подобные обстоятельства» людям в Киеве и в кошмарном сне не снились, он взял мой телефон, чтобы найти судью Мамалуя на просторах Родины, если придет указание его из армии отзывать. На что я поблагодарил, но сказал, что отзываться из рядов не согласный. Служба в военкомате была непыльной. Форму и оружие не выдали, не кормили, но график был почти свободный, и жили по домам. Обмундирование покупали себе сами. Я, начитавшись приказа № 150 и наслушавшись советов мудрых военкоматовских воинов, «маючи час та натхнення», довел форму до малодостижимого в обычных условиях идеала. Китель был ушит по фигуре, обшит всеми положенными шевронами, снабжен петличными эмблемами, верхняя пуговица убрана, ворот заглажен, уголки карманов пристрочены, складки загнаны под ремень «книжкой». Рукава закатаны и застегнуты поверх закаток. Шнурки берцев заправлены внутрь. Я даже вымутил у военкома приказ о разрешении солдатам, сержантам и старшинам носить берет цвета «полынь»! Разумеется, берет был надлежащим образом «отбит» под чутким руководством золотого человека – прапорщика Деряпы. Мы мобилизовывали бойцов в Харьковский и Луганский погранотряды, в 22-й, 24-й батальоны территориальной обороны и нацгвардейскую часть, что в Новой Водолаге. 24-й тербат впоследствии стал «Айдаром». Мой кореш Валера Ковальчук, пару раз ездивший в «Айдар» старшим команды, пристрастился к поездкам «на передок» и превратился в волонтера. Служа в военкомате, он собирал помощь для ребят, отвозил ее на фронт. Забегая вперед, скажу, что приезжал он и к нам в роту, когда я уже служил снайпером под Донецком. Ситуация в стране и в городе Харькове весной 2014 года была хреновой. 7 апреля пидоры опять захватили облгосадминистрацию. Но уже в ночь на 8 апреля винницкий «Ягуар» зашел в здание и без потерь спеленал засевших в нем сепаров. В тот день мы с военкомом и Валерой Ковальчуком как раз были возле ОГА. Напротив находится Укртелеком, и Валера с комиссаром пошли туда ловить связистов, вручать им повестки. Я ходил вокруг только что освобожденной обладминистрации. Ягуаровцы стояли в оцеплении. Было полно народу. В основном сепары. Кричали всякое, зачем, мол, пришли, да кто вас звал… «Ягуары» стояли спокойно, на крики внимания не обращали. Я был по форме, подошел к пацанам, представился, угостил кофейком. Разговорились. Они все стояли на Майдане в составе правительственных сил, все хлебнули там «по-полной». А этой ночью отбили ОГА, до конца, «до железки» выполнив свой служебный и профессиональный долг. Эти ребята хорошо говорили со мной, как с равным. Потому что я был в погонах. Под присягой. Как и они. Я не видел лиц – пацаны были в масках. И могу пройти мимо, не узнав. Многие ребята из «Ягуара» погибли на войне – под Славянском, у Ясиноватой, в Дебальцево… Но мне хотелось бы когда-нибудь встретиться с кем-то из них. Распить бутылку коньяка. Поблагодарить еще раз за их работу в ночь на 8 апреля. И рассказать, что тоже исполнил свой воинский долг сполна… И еще одна памятная встреча была в этот день. Я гулял вокруг ОГА, дожидаясь своих сослуживцев. Впереди меня шел низкорослый штрих лет 25-ти, оборачивался и бормотал: – У меня родственники в России, брат в России… Что, будешь стрелять в них?! – Прикажут – буду! – ответил я. – На то и армия! Сам что, не служил разве? – Я в российской армии служил! Ничего: не долго, не долго ты будешь стрелять! – А это уж как доведется! – сказал я. – Война есть война! Но штрих ошибся. Стрелять мне пришлось долго… А между тем, события не стояли на месте. 28 апреля получил тяжелое пулевое ранение мэр Харькова Кернес. Видимо, по чистому совпадению, после этого происшествия местные и белгородские пидоры снизили свою активность до демонстрационного минимума. 9 мая город был полон всяких гнид с георгиевскими лентами. Эти ленточки постепенно становились нам ненавистны. Знак воинской доблести, официальный символ гвардейских частей Украинской армии выблядки посмели сделать своей эмблемой. За это сепарам отдельный счет от меня! Военком, я и Ковальчук ходили в День Победы на мемориал. Оцепление из Нововодолажских ВВ-шников стояло густо-густо, интервал – метр. Сепаров вокруг было – хоть в штабеля складывай. Несколько долбодятлов шло с русскими флагами – аквафрешами и династическими тряпками дома Романовых. Два пидора под елкой готовились развернуть здоровенную оранжево-черную ленту. В форме из наших был только я. Если бы взглядами можно было убить, наверное, не то, что до Вечного огня не дошел – упал бы с простреленной башкой прямо у машины… Но вот, где-то в том же мае, СБУшники, наконец-то, раздуплились, получили карт-бланш от своего начальства и начали закрывать местных сепарков пачками. В Харькове стало спокойнее. 12 апреля какой-то хренов Стрелков пришел в Славянск и сказал, что будет защищать город, на который никто не нападал. Естественно, что страна напрягла одряхлевшие мускулы и стала освобождать свой курорт. Началась антитеррористическая операция. СБУ-шную спецуру под Славянском постреляли. В телевизоре и Интернете показали, как 25-я воздушно-десантная бригада отдала свою технику каким-то дебилам с дубинами и лопатами. Боевые вертолеты сбивались «мирными шахтерами», прекрасно управляющими современными ПЗРК. На Донбасс потянулись воевать все, кто только мог и хотел. Механизированные и танковые бригады лихорадочно восстанавливали технику, выталкивая ее на Восток по одной-две единицы в неделю. Мобилизация продвигалась не очень. Вернее, это я думал, что мобилизация шла плохо. На самом деле эта, самая первая мобилизация, шла хорошо: вот последующие, это да! Сказать, что они шли «не очень» – это ничего не сказать… Народ «косил» и морозился. Один случай запомнился мне особенно. Младший лейтенант запаса, «пиджак». Анкета «ВКонтакте» пестрит фотками в форме – с присяги, с военной кафедры. Сбежал из кабинета военкома. Сбежал! Догнать не смогли, так бёг! Имя этого «офицера» – Сергей, а фамилия не достойна упоминания на страницах этой книги. После того, как мы ему 5 апреля 2014 года письмо написали, он быстро из «Вконтакте» удалился, но сейчас опять там. А письмо мы ему написали такое: Ну что, гнида? Ты думал, Киевский райвоенкомат тебя не найдет?! Дешевка ты е…ная! Какой нужно быть мразью, чтобы выкладывать в ВК фотографии с Присяги – и плюнуть на эту присягу, когда страна нуждается в каждом офицере?! Ты же прямо из кабинета военкома сбежал, урод! Трусливая сука! Какой ты младший лейтенант?! Ты ничтожество! Рапорт на тебя составлен. Сепаратистские высказывания. Оскорбление национальных чувств украинцев и религиозных чувств верующих. Уклонение от мобилизации. В понедельник материалы уйдут в прокуратуру и в РОВД. На Харьковфоруме, на форуме Медиапорта будут размещены соответствующие темы о тебе, трусливая ты шавка! Девочка, ты себе не представляешь, что означает заявление в прокуратуру «с проводкой» – когда три раза в день следователю звонит прокурор города и заместитель губернатора и интересуется ходом досудебного следствия! Ты у нас сядешь. Мы тебе это гарантируем. Ты, «офицер», отказался получать повестку по мобилизации, сбежал из военкомата, отказался исполнять свой долг мужчины, солдата, гражданина. Ты Родину свою отказался защищать в момент опасности, сука! Будь ты проклят, мразь!     Военнослужащие Киевского РВК. Напряженность на Востоке нарастала. Армия представлялась мне единственной силой, способной противостоять агрессорам и предателям. Ни в какую Нацгвардию я, откровенно говоря, не верил. Думал, что создана она лишь потому, что у слабой еще пока новой власти не хватило сил отнять оружие у майдановских сотен. А так – все «по красоте»: хочешь ходить с оружием и защищать революцию – вступай в Нацгвардию, не хочешь – преступник и злодей. Впоследствии свое мнение о нациках я изменил: «Донбасс-1» и «Днепр-1» воевали в наших местах, под Донецком, и воевали хорошо. Между тем, армия пока демонстрировала не очень-то большую готовность воевать, но это-то как раз мне было понятно. Армия подчиняется приказам свыше. Согласно присяге и воинским уставам. А Президента в стране нет! Пример «Беркута», на лоскутки порванного за выполнение приказов, – совершенно не способствовал энтузиазму армейских офицеров! Потому что они не могли не экстраполировать ситуацию с «Беркутом» на себя. Мнение, что, мол, в случае чего – «сольют», как беркутов, было чрезвычайно распространено. Да и нечем особенно было тогда воевать. Не штука вытолкнуть на войну легкую пехоту – десантную бригаду, у которой техники «всего ничего». А ты попробуй выведи механизированную или танковую часть, в которой многие танки стреляли крайний раз еще в 80-х годах! У которой эти самые танки стоят выкрашенные в уставные цвета, с намертво закрашенными люками и триплексами. Зато красиво, по линейке и блестят! Потому что их ежемесячно для блеску вручную соляркой натирают… Все ждали выборов Президента. Президент у нас появился 25 мая. Через три дня я написал рапорт о переводе в Действующую армию, на фронт. А два взвода моей будущей роты уже три недели были на войне… 29 мая 2014 г., будущий позывной «Юрист» – Нихрена твой рапорт не удовлетворят: военком не отпустит, – сказал Валера Ковальчук, когда мы сидели в курилке. – Ты ему нужен; вернее, больше машина, чем ты. – А вот посмотрим! – ответил я и, решив подстраховаться, поехал к заместителю облвоенкома полковнику Калгушкину. Полковник меня выслушал и дал дельный совет: помимо рапорта, пущенного официальным каналом, обратиться лично к министру обороны. Я написал генералу Ковалю письмо, в котором попросил посодействовать скорейшему удовлетворению рапорта. Через неделю из Минобороны пришла телефонограмма: всех военкоматовцев, кто хочет, – отправить в строй. Нас вызвали в облвоенкомат, и кадровик майор Павлов предложил на выбор три в/ч: 22-й или 24-й батальоны территориальной обороны и 93-ю мехбригаду. Я понимал: по-любому лучше служить в части, которая существует давно и имеет традиции, чем в бардаке временных, создаваемых только на период войны формирований. Поэтому выбрал 93-ю отдельную гвардейскую механизированную Харьковскую дважды Краснознаменную орденов Суворова и Кутузова бригаду. Двое ребят из другого военкомата при мне выбрали «Айдар», но, по результату, всех нас все равно отправили в 93-ю. Потом уже, на крыльце облвоенкомата, я слышал разговор майора Павлова с сослуживцем. – Нах… они туда едут?! Они думают, что УБД[5 - Статус участника боевых действий, дающий право на некоторые льготы.] получат и вернутся? Там война, люди гибнут!.. Но мы ехали не за УБД. Не за льготами, званиями и орденами. Мы ехали потому, что там, на Востоке, была война. И ее надо было кому-то воевать… 18 июня 2014 г., будущий позывной «Юрист» В полдень с территории облвоенкомата выехал автобус. Больше сорока добровольцев со всей Харьковщины отправлялись к новому месту службы – в пгт Черкасское Новомосковского района Днепропетровской области, в/ч ПП В2830. Я не говорил родным про рапорт на фронт. Сказал полуправду, что, мол, перевели под Днепропетровск. Мать узнала о том, что сын на войне, в конце августа, когда из части пришло так называемое «письмо на родину» – вид поощрения бойцов по дисциплинарному уставу. Утром я в очередной раз рассказал маме по телефону, как замечательно служу водолазом под Новомосковском. А вечером в письме она прочла, что стрелок-снайпер роты снайперов гвардии старший солдат Александр Мамалуй и его товарищи по роте проявили доблесть и мужество при освобождении Песок, Первомайского, Нетайлова и Авдеевки. Мама… Она просила, чтобы я каждый день звонил, и я старался, хотя для того, чтобы найти место, где ловит связь, приходилось иногда вылазить из укрытия под обстрел. …Врач-педиатр, кандидат медицинских наук, она ежедневно ходила в церковь, молиться за меня и пацанов. Я, насмотревшийся местных реалий, кричал ей в трубку, что не надо, что большинство попов Московского патриархата – сепары! Но она все равно ходила и заказывала молебны в церквях и монастырях. Со своей пенсии купила пацанам в Харьковский госпиталь кондиционер, навещала их, и сейчас навещает. На выборах в Верховную Раду пошла и проголосовала за «Правый сектор», потому что слышала от меня, что они хорошо дерутся. – Ты воевал… результативно? – был единственный мамин вопрос о том, что я делал на войне. И услышав мое: «Да!» – больше она к данной теме не возвращалась. …Аз есмь с Вами и никто же на Вы! – этими словами мама до сих пор заканчивает каждый наш телефонный разговор. Ни от кого из моей семьи я ни разу не слышал ни слова упрека за то, что ушел в армию, оставив их без опоры. Спасибо вам, родные мои, за все! А главное, за то, что понимали: я просто не мог иначе – ни в первую мобилизацию, ни в следующую… Пока мы тряслись в автобусе – удалил из телефона все личные фотографии: семьи, друзей; вспомнилось стихотворение Симонова: …Я твоих фотографий в дорогу не брал: Все равно и без них – если вспомним – приедем. На четвертые сутки, давно переехав Урал, Я в тоске не показывал их любопытным соседям. Никогда не забуду после боя палатку в тылу, Между сумками, саблями и термосами, В груде ржавых трофеев, на пыльном полу, Фотографии женщин с чужими косыми глазами. Они молча стояли у картонных домов для любви, У цветных абажуров – с черным чертиком, с шелковой рыбкой: И на всех фотографиях, даже на тех, что в крови, Снизу вверх улыбались запоздалой бумажной улыбкой. Взяв из груды одну, равнодушно сказать: «Недурна», Уронить, чтоб опять из-под ног, улыбаясь, глядела. Нет, не черствое сердце, а просто война: До чужих сувениров нам не было дела. Я не брал фотографий. В дороге на что они мне? И опять не возьму их. А ты, не ревнуя, На минуту попробуй увидеть, хотя бы во сне, Пыльный пол под ногами, чужую палатку штабную… Ничего о 93-й бригаде я не знал, кроме того, что весною там был бунт мобилизованных, протестовавших из-за плохих условий. Ну, условиями суровыми водолаза не удивишь, потому смотрел в будущее с оптимизмом. Опасался другого. В моем тогдашнем, еще в юности сформировавшемся, представлении любая строевая в/ч – это неизбежные «затяги», уставщина, «отход-подход-фиксация». Ага. Как же… Черкасское – это военный городок. В нем дислоцировались 93-я бригада, 74-й отдельный разведбат, полк связи. И как раз напротив моей новой части располагался магазин. Нет, даже не так: МАГАЗИН! Ветераны бригады рассказывали: еще в декабре 2013-го это был жалкий сельмаг в полуразрушенном здании бывшего гастронома. 18 июня, в день приезда, я увидел приличный минимаркет с шикарным ликеро-водочным ассортиментом. А в июне 2015-го, когда я крайний раз приезжал в Черкасское, – напротив КПП стоял мощный торговый центр на две кассы, принимающий электронные платежи, с охраной и прочими атрибутами успешного бизнеса. В помещении рядом, ранее зиявшем выбитыми окнами, расположилась шашлычная. Все это изобилие свалилось на головы передовиков местной торговли благодаря мобилизованным бойцам, их неукротимой жажде. Справедливости ради надо отметить, что где-то с весны 2015-го, после того, как ВСП[6 - Военная служба правопорядка.] пару раз изъяло всю «барную карту», спиртное в этих очагах культуры больше официально не продавали. …Автобус остановился у КПП бригады. Спрыгнув на асфальт, я увидел парочку тел в форме и с автоматами, выходящих из магазина напротив части. В руках каждый бережно нес полторашку пива. Еще несколько камуфлированных тушек разной степени устойчивости кучковались у развалин, примыкающих к магазину. Будучи человеком коммуникабельным и любознательным, я сразу рванул к ним. – А что, пацаны, как тут с режимом? Сильно все «застегнуто»? – Братан, да вообще без всяких! Тихо-спокойно… – А как выход за КПП, свободный? – Вообще без проблем, только военник с собой бери! Мне начинало нравиться служить в 93-й гвОМБр! В общем, ситуация в ППД[7 - Пункт постоянной дислокации воинской части.] бригады четко соответствовала поговорке: кот на крышу – мыши в пляс. Комбриг был на войне, в Черкасское вырывался крайне редко: не было возможности – батальонные тактические группы готовились к наступлению… Нас провели по территории части до палаточного городка и оставили ждать кадровиков. Из палаток высыпали загорелые гвардейцы, одетые в невообразимые сочетания гражданской и военной одежды. К нам подошел толстенький боец в замызганной футболке «Манчестер Юнайтед» и закатанных до колен камуфляжных брюках. – Ну, как тут по службе, братан? Сильно долбят? Зарядка там, построения, наряды? – выспрашивал я. – Да яка зарядка, ты що?! А шикування, зазвичай, о дев'ятiй. Але ми ж ремрота, туди не ходимо. Наконец пришли офицеры-кадровики. Мы построились. Невысокий офицер с густыми темными волосами зачитал список личного состава с указанием должностей. Это был майор Новиков, начальник строевой части. Меня записали стрелком-санитаром. Стоящего рядом прапорщика назначили помощником гранатометчика. – Как я, прапорщик, могу быть помощником у сержанта?! – бурно удивлялся он. Но изумляться тут было нечему: в первую мобилизацию люди под должности зачастую не подбирались. Просто вписывались «от балды». В снайперскую роту, например, при ее формировании, еще весной 2014-го, снайперами назначили двух очкариков. Честное слово! Таков был стиль работы нашей строевой части. Забегая вперед, скажу, что человеком майор Новиков был неплохим, к роте снайперов относился хорошо, но наши наградные листы, к сожалению, отправлял по инстанциям с теми же ошибками, что и документы остальных ребят. Из-за чего они все возвращались в бригаду «без реализации». Возможно, штабная работа – это было просто «не его». Вполне вероятно, что на командной должности он бы проявил себя с самой лучшей стороны. …К счастью, строевики всегда шли навстречу пожеланиям командиров подразделений, и потому впоследствии штат менялся еще много раз. Капитан Кудря, мой будущий ротный, сумел «сдыхаться» одного очкарика, оказавшегося к тому же еще и хроническим алкоголиком. Привет военкоматовским медкомиссиям и низкий поклон! Второй очкарик вышел на фронт и даже довоевал до дембеля. История же прапорщика – помощника гранатометчика весьма примечательна. Уже к августу он стал командиром взвода обеспечения. За свою предосудительную склонность к злоупотреблению спиртосодержащими жидкостями впоследствии получил аж два позывных: Черный Прапор и Дикий Прапор. Впрочем, в трезвом состоянии был он, что называется, золотой человек. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/aleksandr-mamaluy/voennyy-dnevnik-2014-2015/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Стальной шлем образца 1968 года, в просторечии – каска. 2 «Пиджак» – на армейском сленге офицер, окончивший военную кафедру при гражданском вузе. 3 Командно-штабная машина. 4 ГАЗ-66. 5 Статус участника боевых действий, дающий право на некоторые льготы. 6 Военная служба правопорядка. 7 Пункт постоянной дислокации воинской части.