Шампанское разбрызгавшихся чувств - Не дрожь предсердий, ломота затылка, Скорее запись не к тому врачу, Неправильно открытая бутылка. Занудные любовные псалмы Сменяются заботой о здоровье Со временем. И понимаем мы Не так полезно молоко коровье. И утром начинаем жизнь с нуля, Не согласившись с зеркалом в уборной, По поводу нам сказанного "бля..."

Ведьмы за границей

-
Автор:
Тип:Книга
Цена:249.00 руб.
Издательство: Эксмо
Год издания: 2006
Язык: Русский
Просмотры: 144
ОТСУТСТВУЕТ В ПРОДАЖЕ
ЧТО КАЧАТЬ и КАК ЧИТАТЬ
Ведьмы за границей Терри Пратчетт Плоский мирВедьмы #3 Представьте себе: вы идете, никого не трогаете, и вдруг вам на голову падает фермерский домик, который принес неведомо откуда взявшийся ураган… Или вы – честный волк, промышляющий поросятами да серыми козлами, но внезапно вам в голову приходит абсолютно сумасшедшая идея – отправиться за тридевять земель и сожрать какую-то жилистую, невкусную старуху. Причем подспудно вы чувствуете, что за это с вас сдерут шкуру, но все равно следуете этому странному, словно навязанному вам желанию. Вот что происходит, когда злые силы начинают играть со сказками, из которых соткана ткань самой Вселенной. Терри Пратчетт Ведьмы за границей Посвящается тем читателям – а почему бы и нет? – которые после выхода «Вещих сестричек» буквально завалили автора собственными вариантами текста «Песни про ежика». О горе мне, горе… Перед вами – Плоский мир, плывущий сквозь пространство и покоящийся на спинах четырех слонов, которые, в свою очередь, стоят на панцире Великого А’Туина, Всемирной Черепахи. В прежние времена подобная вселенная считалась необычной и даже, возможно, невозможной. Но, с другой стороны, в прежние времена все вообще обстояло гораздо проще. Это потому, что вселенная была исполнена невежества. И ученый, подобно склонившемуся над горным ручьем старателю, тщательно и долго просеивал ее, роясь в поисках золотых крупинок знания среди гальки абсурда, песка неопределенности и шныряющих в воде крошечных щетинистых восьминогих суеверий. Время от времени он выпрямлялся и выкрикивал что-нибудь вроде: «Ур-р-ра, я только что открыл третий закон Бойля!» И тогда все сразу осознавали, кто они и где находятся. Но основная беда заключалась в том, что со временем невежество становилось все более привлекательным, в особенности колоссальное, поразительное невежество в области таких крупных и важных проблем, как материя и творение. Люди, которые раньше терпеливо возводили посреди хаоса вселенной свои домики из рациональных бревнышек, перестали это делать и все больше начали интересоваться хаосом как таковым – во-первых, быть специалистом по хаосу куда легче, а во-вторых, в хаосе время от времени встречаются по-настоящему классные узоры, которые здорово смотрятся на футболках. И вместо того, чтобы продолжать заниматься чистой наукой[1 - Скажем, найти наконец ту треклятую бабочку, хлопающие крылья которой явились причиной всех недавних ураганов, и заставить ее прекратить безобразничать.], ученые вдруг принялись налево-направо рассказывать, насколько невозможно хоть что-то знать наверняка и, мол, вообще не существует ничего познаваемого, что можно было бы назвать реальностью, но все это очень, очень здорово, а кстати, вы разве не слышали, ведь все кругом состоит из пресловутых крошечных вселенных, вот только их никто не видит, поскольку все они замкнуты сами на себя! И вообще, разве плохая получилась футболка? По сравнению с подобными теориями гигантская черепаха, несущая на спине целый мир, кажется чем-то по меньшей мере обыденным. Она хотя бы не пытается делать вид, будто ее не существует, и никто из обитателей Плоского мира даже не думал доказывать, что такой черепахи нет и быть не может. А вдруг ты окажешься прав и выяснишь, что на самом деле плаваешь в космической пустоте? Дело все в том, что Плоский мир существует на самой грани реальности. Достаточно ничтожнейшего толчка – это равновесие нарушится, и весь Диск рухнет на ту сторону действительности. Поэтому жители Плоского мира воспринимают все крайне серьезно. Например, те же сказки. Сказки – вещь очень важная. Люди думают, что сказки создаются людьми. На самом же деле все наоборот. Сказки существуют совершенно независимо от своих героев. Если вам это известно, то такое знание – сила. Сказки, эти длиннющие колышущиеся ленты обретших форму времени и пространства, порхая, носились по вселенной с самого начала времен. При этом они постепенно эволюционировали. Слабейшие вымерли, а сильнейшие выжили и со временем растолстели – ведь люди пересказывали их раз за разом. Существование этих самых сказок накладывает смутный, но довольно устойчивый отпечаток на хаос, который представляет собой вселенская история. Сказки протачивают в ней ложбинки, достаточно глубокие и позволяющие людям следовать вдоль них. Точно так же вода протачивает себе русло в горном склоне. И каждый раз, когда руслом сказки проходят новые действующие лица и герои, оно становится все глубже. Это называется теорией повествовательной причинности и означает, что сказка, стоит ей начаться, приобретает форму. Она моментально впитывает вибрации всех своих предшествующих изложений, которые когда-либо имели место. Вот почему истории все время повторяются. Тысяча героев похищала у богов огонь. Тысяча волков пожирала бабушку, тысяча принцесс удостаивалась поцелуя. Миллионы безвестных актеров, сами того не сознавая, проходили проторенными сказочными тропками. В наше время такого просто быть не может, чтобы третий, самый младший сын какого-нибудь короля, пустись он на подвиги, до этого оказавшиеся не по плечу его старшим братьям, не преуспел бы в своих начинаниях. Сказкам совершенно безразлично, кто их действующие лица. Важно лишь то, чтобы сказку рассказывали, чтобы сказка повторялась. Или, если хотите, можно представить это следующим образом: сказки – некая паразитическая форма жизни, играющая судьбами и калечащая людские жизни исключительно в целях собственной выгоды[2 - А еще люди совершенно заблуждаются по поводу так называемых городских мифов. Логика и рассудок утверждают, что городские легенды суть плоды вымысла, снова и снова пересказываемые теми, кто ни перед чем не остановится, только бы получить лишнее подтверждение самым невероятным совпадениям, непременному торжеству справедливости и тому подобным штукам. Но дело обстоит абсолютно иначе. Эти мифы не переставая происходят всегда и повсюду, тем самым походя на сказки, которые порхают туда-обратно по вселенной. В каждый отдельный момент времени сотни мертвых бабушек уносятся на верхних багажниках угнанных автомобилей, а верные овчарки давятся откушенными пальцами ночных грабителей и в муках умирают. Причем все это не ограничивается пределами какого-то одного мира. Сотни женских особей меркурианских дживптов устремляют свои четыре крошечных глаза на спасителей и говорят: «Мой яйценосный супруг посиреневеет от ярости – это был его транспортный модуль». Так что городские легенды жили, живы и будут жить.]. И только личности особого склада способны сопротивляться сказкам. Такие люди становятся бикарбонатом истории. Итак, давным-давно… Стиснув рукоять, серые руки обрушили кувалду на верхушку столба. Удар был такой силы, что столб ушел в мягкую почву сразу на целый фут. Еще пара ударов, и столб был забит намертво. Из-за окружающих поляну деревьев за происходящим безмолвно наблюдали змеи и птицы. В болоте плавали крокодилы, смахивающие на куски чего-то крайне неприглядного. Серые руки взяли поперечину, приложили ее к столбу и привязали лианами, затянув их так крепко, что они аж затрещали. Она следила за ним. А потом взяла осколок зеркала и привязала его к верхушке столба. – Фрак, – сказала она. Он взял фрак и надел его на поперечину. Поперечина оказалась недостаточно длинной, и последние несколько дюймов обоих рукавов опустело свисали вниз. – Теперь цилиндр, – велела она. Цилиндр был высоким, круглым, черным и блестящим. Осколок зеркала угрожающе поблескивал между чернотой цилиндра и фрака. – А это сработает? – спросил он. – Да, – ответила она. – Даже у зеркал есть отражение. И с зеркалами нужно бороться при помощи зеркал. – Она бросила взгляд на виднеющуюся вдали за деревьями изящную белую башню. – Мы должны найти ее отражение. – Этому отражению придется проделать неблизкий путь. – Вот именно. Но нам нужна помощь. Она оглядела поляну. После чего призвала Повелителя Сети Продаж, властительницу Бон Анну, Хоталогу Эндрюса и Широко Шагая. Может, это были не очень могущественные боги. Но они были лучшими, что ей удалось создать. Это сказка о сказках. Или о том, что значит быть настоящей феей-крестной. А еще это сказка об отражениях и зеркалах. По всей множественной вселенной, тут и там, обитают отсталые племена[3 - Таковыми их считают те, на ком напялено больше одежды.], с недоверием относящиеся к зеркалам и отражениям, поскольку те, по их словам, крадут частичку души, а ведь человека и так не слишком много. Но люди, которые привыкли носить на себе целые кучи одежды, утверждают, будто это чистой воды суеверие. Они словно бы не замечают, что те, кто проводит жизнь, появляясь в тех или иных отражениях, на тех или иных картинках, как будто становятся немного тоньше. Нет, обычно это относится на счет обычного переутомления, а еще о таких людях говорят: их, мол, выдержка подвела. Просто суеверие… Но суеверие не всегда ошибочно. Зеркало и в самом деле способно отнять у вас частичку души. Зеркало может хранить отражение целой вселенной, целый звездный небосвод вмещается в кусочке маленького посеребренного стекла. Если все знаешь о зеркалах, считай, что знаешь почти все. Загляните в зеркало… …Дальше… …Еще дальше… …И вы увидите оранжевый огонек на продуваемой всеми ветрами вершине горы, в тысячах миль от овощной теплоты того болота… Местные называли ее Лысьей горой. И называлась она так потому, что была совершенно лысой, а вовсе не потому, что ее склоны изобиловали лисами. Однако это частенько сбивало людей с толку – к вящей выгоде местных жителей, – и охотники, обвешанные арбалетами, капканами и сетями, толпами валили в соседние с горой деревушки. Местные следопыты охотно соглашались проводить их туда, где обитают лисы. Поскольку окрест все довольно неплохо кормились этим промыслом – то бишь торговали путеводителями, картами лисьих угодий, живописными настенными часами с лисами вместо кукушек, лисьими посохами и пирогами в форме лис, – ни у кого не было времени, чтобы сходить куда следует да поправить ошибку, вкравшуюся в название[4 - Неправильное написание порой может привести к самым гибельным последствиям. Так, например, некий жадный сериф из Аль-Иби однажды был проклят за свою алчность одним малообразованным божеством, и на протяжении нескольких следующих дней все, к чему он прикасался, должно было превращаться в Золто… Именно так звали некоего маленького гнома из горной гномьей общины, расположенной в нескольких сотнях миль от Аль-Иби. В результате несчастный гном совершенно сверхъестественным образом был перенесен в чужое королевство, где одна за другой принялись появляться на свет его бесчисленные копии. Примерно спустя две тысячи копий Золта проклятие выветрилось, однако жители Аль-Иби по сей день известны своей низкорослостью и вздорным характером.]. Она была настолько лысой, насколько способна быть лысой гора. Деревья заканчивались на полпути к вершине, лишь несколько сосен торчали наверху, производя тот же самый эффект, что и пара трогательных прядей, которые никак не желающий сдаваться лысеющий человек упрямо зализывает поперек своего скальпа. И на этой горе обычно собирались ведьмы. Сегодня вечером костер горел на самой верхушке. В мерцающем свете мелькали темные фигуры. Кружево облаков периодически заслоняло луну. Наконец высокая, в остроконечной шляпе фигура гневно вопросила: – Ты хочешь сказать, что все мы принесли картофельный салат? В Овцепиках жила еще одна ведьма, но на сегодняшний шабаш она не явилась. Ведьмы ничем не отличаются от простых людей и тоже любят отдохнуть на природе, но у этой ведьмы была назначена весьма важная встреча. И такого рода встречу на другое время не перенесешь. Десидерата Жалка Пуст составляла завещание. Такое странное имя досталось ей от матери, которая утверждала, что это имя на каком-то умершем, а значит, ненужном языке означало нечто отсутствующее, но очень и очень желаемое. Впрочем, мать сама вскоре утомилась называть дочку таким сложным – и, честно признаться, подозрительным – словом, а потому придумала более простой вариант. И с тех пор девочку стали называть Жалкой Пуст. Когда Жалка Пуст была еще совсем маленькой, бабушка дала ей четыре важных совета, которые должны были направлять ее девичьи шаги по непредсказуемо извилистой жизненной стезе. Вот они, эти советы. Никогда не доверяй собаке с оранжевыми бровями. Всегда спрашивай у молодого человека его имя и адрес. Никогда не становись между двумя зеркалами. И всегда, всегда носи свежее нижнее белье, потому что невозможно заранее предсказать, когда тебя затопчет взбесившаяся лошадь, зато, если люди потом подберут твое бездыханное тело и увидят, что на тебе несвежее исподнее, ты просто помрешь со стыда. А потом Жалка выросла и стала ведьмой. Но ведьмы обладают одним небольшим преимуществом: они всегда точно знают, когда умрут, а следовательно, белье могут носить какое угодно[5 - И это очень многое объясняет касательно ведьм.]. Жалка Пуст стала ведьмой восемьдесят лет назад. Тогда знание отведенного тебе срока казалось чем-то весьма привлекательным, поскольку в душе ты считаешь, что впереди – вечность. Но это тогда. А то сейчас. Сейчас «вечность» уже не казалась столь долгой, как некогда. В очаге рассыпалось и превратилось в уголья еще одно полено. В этом году Жалка Пуст даже не стала заказывать дрова на зиму. А какой смысл? Перед назначенной встречей ей предстояло побеспокоиться еще кое о чем… Она бережно завернула все так, что получился аккуратный продолговатый сверток. После чего сложила письмо, надписала адрес и сунула под бечевку. Дело сделано. Затем Жалка Пуст подняла глаза. Слепая вот уже тридцать лет, Жалка никогда не считала отсутствие зрения большой проблемой. Ведь у нее всегда было, так сказать, внутреннее провидение. Когда обычные глаза перестают видеть, ты просто учишься предвидеть настоящее, что в любом случае намного легче, чем заглядывать в будущее. А поскольку оккультное зрение не требует света, выходит еще и серьезная экономия на свечах. Всегда можно кое-что сэкономить, если знаешь, куда глядеть… Э-э, в переносном смысле этого слова, разумеется. На стене напротив висело зеркало. Но лицо в нем принадлежало кому-то другому. Лицо Жалки было круглым и розовым, тогда как в зеркале отражалась решительная женщина, явно привыкшая отдавать приказы. Жалка Пуст была не из тех, кто их отдает. Скорее, совсем наоборот. – Ты умираешь, – сказала женщина в зеркале. – Да уж, не без этого. – Ты состарилась. Такие, как ты, всегда старятся. Твоя сила почти на исходе. – Что верно, то верно, Лилит, – кротко согласилась Жалка. – Значит, очень скоро ты не сможешь защищать ее. – Боюсь, что так, – кивнула Жалка. – То есть остаемся только мы с этой злющей болотной бабой. И победу одержу я. – Чему быть, того не миновать. – Зря ты не подыскала себе преемницу. – Все времени не было. Да и сама знаешь, не больно-то я предусмотрительная. Женская фигура в зеркале придвинулась ближе, и лицо ее чуть не прижалось к серебристому стеклу. – Ты проиграла, Десидерата Пуст. – Выходит, так… Жалка немного неуверенно поднялась из-за стола и сняла с него скатерть. Женщина в зазеркалье, похоже, начинала сердиться. Ведь ясно как день, проигравшие должны выглядеть убитыми горем, но у Жалки был вид, словно она только что удачно пошутила над кем-то. – Ты проиграла! Ты что, не понимаешь этого?! – Понимаю, понимаю, – успокоила Жалка. – Кое-кто здесь умеет хорошо объяснять. Прощай, госпожа. Она завесила зеркало скатертью. Послышалось сердитое шипение, а потом наступила тишина. Некоторое время Жалка Пуст стояла, погрузившись в свои мысли. Наконец она подняла голову и сказала: – Вроде чайник вскипел. Чайку не желаешь? – НЕТ, БЛАГОДАРЮ, – ответил голос прямо за ее спиной. – Давно ждешь? – ВЕЧНО. – Я тебя не задерживаю? – ДА НЕТ, НОЧЬ ВЫДАЛАСЬ СПОКОЙНОЙ. – И все же я налью тебе чашечку. У меня вроде и печенья немного осталось. – НЕТ, СПАСИБО. – Коли захочешь, возьми сам – оно в вазочке на каминной полке. Не поверишь, вазочка из самого что ни на есть настоящего клатчского фарфора. И сделал ее самый что ни на есть клатчский мастер. В самом что ни на есть Клатче, – добавила она. – НЕУЖЕЛИ? – В молодые-то годы и куда меня только не заносило! – ВОТ КАК? – Ох, времечко было! – Жалка помешала угли кочергой. – Само собой, по делам, ты ж понимаешь. Небось и тебя помотало по свету? – ДА. – Нипочем, бывало, не знаешь, когда тебя сызнова позовут. Хотя чего я – мне ли тебе рассказывать? Но в основном все по кухням. Бывалоча, конечно, и на балы попадала, но по большей части на кухни… Она плеснула кипятку в стоящий на плите заварочный чайник. – ДА УЖ… – Все разные желания исполняла. Последнюю фразу Смерть не понял. – КАК-КАК? НА КУХНИ?.. КАКИЕ МОГУТ БЫТЬ ЖЕЛАНИЯ НА КУХНЕ? ТЫ ЧТО, ПОСУДОМОЙКОЙ ПОДРАБАТЫВАЛА? – Если бы… Все было бы куда проще. – Жалка Пуст вздохнула. – Ох и ответственное же это дело – быть феей-крестной. Главное – вовремя остановиться. А то ведь оно как бывает: коли все до единого желания исполнять, так люди от этого быстро портятся. Вот и ломай голову, что лучше дать: то, что им хочется, или то, что им действительно нужно. Смерть вежливо кивнул. Он с такой проблемой не сталкивался: его клиенты безропотно принимали то, что им дают. – Вот и с Орлеей этой… – начала Жалка. Смерть пристально взглянул на нее: – С ОРЛЕЕЙ? – Знаешь, где это? Дурацкий вопрос, конечно знаешь. – Я… РАЗУМЕЕТСЯ, НЕТ МЕСТА, КОТОРОГО БЫ Я НЕ ЗНАЛ. Лицо Жалки Пуст смягчилось. Ее внутренний взгляд был направлен куда-то далеко-далеко. – Двое нас было. Слышал, наверное, крестные всегда по двое ходят. Я да госпожа Лилит. Большое дело крестной быть. Вроде как частью истории становишься. Одним словом, девочка тогда родилась, хоть и не в законном браке, да только это не беда, родители не то чтобы не могли пожениться, просто все недосуг было… А Лилит непременно хотела, чтоб и красота у нее была, и власть, и чтоб вышла крестница никак не меньше чем за принца. Ха! С тех пор она только тем и занималась. А что я могла поделать? С такими желаниями не поспоришь. Лилит знает силу сказки. Я старалась как могла, но Лилит – она ж могущественная ведьма. Слыхала я, будто она сейчас целым городом заправляет. Всю страну с ног на голову поставить готова, а все ради того, чтобы сказку сделать былью! Но теперь уж все одно поздно. Для меня. В общем, я умываю руки. Вот оно как бывает… Никому не охота быть феей-крестной. Кроме Лилит, разумеется. Будто вожжа ей под хвост попала. Но теперь другие будут разбираться, не я. Нашла я тут кое-кого. Может, конечно, поздновато спохватилась, но… Жалка Пуст была доброй душой. Со временем феи-крестные начинают здорово разбираться в человеческой природе, и от этого хорошие ведьмы становятся добрыми феями, а плохие обретают могущество. Жалка была не из тех, кто любит крепкое словцо, и если она употребила такое выражение, как «вожжа под хвост попала», то можно быть уверенным – она говорит о человеке, который, по ее мнению, находится уже в нескольких милях за горизонтом безумия и все ускоряет полет. Старая ведьма налила себе чаю. – Вот в чем беда со вторым зрением, – продолжила она. – Ты видишь, что делается, но не знаешь, что все это значит. Я видела будущее. В нем тыква превратилась в карету. Только это ведь невозможно! А еще там мышь обернулась кучером, что тоже навряд ли может случиться. Потом там были бьющие в полночь часы, какая-то туфелька стеклянная… И все это должно случиться. Потому что так заведено в сказках. Но затем я вспомнила, что знаю кой-кого, кто умеет переворачивать сказки на свой лад. Она снова вздохнула. – Жаль, не я отправляюсь в Орлею, – сказала она. – Косточки погреть не помешало бы. К тому же Сытый Вторник на носу. В былые-то времена я завсегда на Сытый Вторник в Орлею заглядывала. Последовало выжидательное молчание. – ПО-МОЕМУ, ТЫ ПРОСИШЬ МЕНЯ ИСПОЛНИТЬ ТВОЕ ЖЕЛАНИЕ… – с подозрением промолвил Смерть. – Ха! Желания – это удел фей-крестных, но их желания никто не исполняет. – Жалка снова устремила взгляд неизвестно куда и теперь явно разговаривала сама с собой. – Вот ведь в чем дело… Я должна отправить эту троицу в Орлею. Просто обязана отправить, потому как видела их там. Все трое должны туда попасть. Но с такими, как они, все очень непросто. Тут без головологии не обойтись. Надо сделать так, чтобы они сами себя туда отправили. А то ведь Эсме Ветровоск только скажи, что она должна куда-то там отправиться, так она с места не сдвинется – назло тебе. Значит, надо строго-настрого запретить ей это, и тут уж она хоть по битому стеклу побежит. Беда с этими Ветровосками. Если им в голову что втемяшилось, все, не переупрямишь, обязательно своего добьются! И тут Жалка Пуст улыбнулась – видимо, ей на ум пришла какая-то забавная мысль. – Но скоро одна из них узнает, что такое поражение… Смерть промолчал. «Да что я ему тут рассказываю? – подумала Жалка Пуст. – Уж он-то наверняка знает: рано или поздно все терпят поражение». Она допила чай. Потом встала, не без некоторой торжественности напялила свою остроконечную шляпу и заковыляла наружу через заднюю дверь. Чуть в стороне от дома под деревьями была вырыта глубокая яма, в которую кто-то предусмотрительно спустил короткую лестницу. Жалка слезла туда и с некоторым трудом вытолкнула лестницу наверх, на палые листья. Затем улеглась на дно ямы. Но вдруг опять подняла голову: – Если не имеешь ничего против сосны, то господин Сланец, тролль, владеющий лесопилкой, ладит неплохие гробы. – ОБЯЗАТЕЛЬНО БУДУ ИМЕТЬ ЭТО В ВИДУ. – А могилу эту вырыл Харка-браконьер, – как бы между прочим заметила она. – И он же обещался на обратном пути заглянуть сюда да засыпать ее. Главное – аккуратность. Что ж, маэстро, прошу! – МАЭСТРО? АХ ДА. ФИГУРА РЕЧИ. Он взмахнул косой. Десидерата Жалка Пуст погрузилась в вечный сон. – М-да, – сказала она. – Ничего особенного. Ну а дальше-то что? Перед вами – Орлея. Волшебное королевство. Алмазный город. Счастливая страна. В самом центре города между двумя зеркалами стояла женщина и глядела на свои уходящие в бесконечность отражения. Эти зеркала находились в центре зеркального восьмиугольника, установленного под открытым небом на верхушке самой высокой дворцовой башни. Вообще-то, в восьмиугольнике гуляло столько отражений, что лишь с большим трудом можно было определить, где заканчиваются зеркала и начинается реальный человек. Женщину звали госпожа Лилит де Темпскир, хотя за свою долгую и насыщенную событиями жизнь она отзывалась и на многие другие имена. К этому Лилит де Темпскир привыкла с младых ногтей, ведь если хочешь чего-то достичь в жизни – а она с самого начала решила добиться всего, что только возможно, – во-первых, научись с легкостью менять имена, а во-вторых, никогда не пренебрегай плохо лежащей властью. Лилит де Темпскир похоронила уже трех мужей. По крайней мере, двое из них были действительно мертвы. А еще нужно почаще переезжать. Потому что большинство людей не любят съезжать с насиженных мест. Меняй страны, меняй имена, и если все делаешь правильно, то весь мир станет твоей креветкой. Или кальмаром. В общем, вы поняли. Например, чтобы стать благородной госпожой, ей пришлось проехать всего-навсего сотню миль. И теперь она ни перед чем не остановится… Два главных зеркала были установлены напротив друг друга, но чуть-чуть неровно, так что Лилит могла видеть происходящее за спиной. Взгляду представала вереница ее собственных отражений, уходящих в бесконечные просторы начинающейся за зеркальной поверхностью вселенной. Она чувствовала, как вливается сама в себя, бесконечно множась в бесчисленных отражениях. Когда Лилит вздохнула и наконец вышла из межзеркального пространства, эффект был ошеломляющим. Прежде чем исчезнуть, отражения Лилит еще мгновение висели в воздухе и лишь потом растворились. Итак… Жалка Пуст умирает. Надоедливая старая рухлядь, туда ей и дорога. Ведь эта ведьма никогда не понимала, каким могуществом обладает, – она относилась к тем людям, которые опасаются творить добро только потому, что боятся причинить вред. Такие людишки воспринимают все настолько серьезно, что, прежде чем исполнить желание какого-нибудь муравья, прямо-таки изведутся от моральных терзаний – а вдруг случится что-нибудь плохое? Лилит окинула взглядом город. Что ж, препятствий больше нет. Хотя, честно говоря, эта дура старая ведьма была лишь незначительной помехой. Но теперь дорога полностью открыта. Дорога к счастливому концу. Шабаш на вершине горы мало-помалу вошел в свое обычное русло. Художники и писатели всегда имели несколько искаженное представление о том, что творится на шабашах ведьм. Просто эти люди слишком много времени проводят в душных комнатках с задернутыми шторами, вместо того чтобы иногда взять да и прогуляться на здоровом свежем воздухе. Вот, к примеру, пресловутые танцы нагишом. В местах с умеренным климатом крайне нечасто выдаются такие ночи, когда кому-нибудь придет в голову раздеться догола и что-то там сплясать. Не говоря уже о камешках под ногами, чертополохе и всяческих колючках. Ну а эти боги с козлиными головами? Большинство ведьм вообще не верят ни в каких богов. Они, конечно, знают, что боги существуют. Мало того, время от времени им даже приходится иметь с ними дело. Но вот верить… Нет, в богов ведьмы не верят. Слишком уж хорошо они знают этих самых богов. Это все равно что верить, например, в почтальона. Далее – еда и питье. Мясо разных рептилий и все такое прочее. На самом деле ничего подобного ведьмы не едят. Можно, конечно, упрекнуть: мол, они кладут в чашку столько сахара, что потом ложку не провернешь, постоянно макают в чай имбирное печенье и пьют, шумно прихлебывая из блюдечка, – подобное хлюпанье мы больше привыкли слышать из сточных канав; даже если бы они ели лягушачьи лапки, и то производили бы впечатление куда приятнее. Но это все, в чем можно их упрекнуть. Затем – всякие волшебные мази и снадобья. Здесь художникам и писателям повезло куда больше, но это чистое везение. Просто большинство ведьм пребывают в том почтенном возрасте, когда разные мази и притирания обретают в ваших глазах изрядную привлекательность. Вот и на сегодняшнем шабаше по крайней мере двое из присутствующих были натерты знаменитой грудной мазью матушки Ветровоск, которую она готовила из гусиного жира с шалфеем. Мазь эта хоть и не позволяла летать и наблюдать всякие интересные видения, зато здорово уберегала от простуды – в основном благодаря пронзительному запаху, который появлялся на вторую неделю после приготовления и удерживал окружающих на таком почтительном расстоянии, что подцепить от них какую-нибудь инфекцию было попросту невозможно. И наконец, сами шабаши как таковые. Ведьма по природе своей животное отнюдь не стадное – тем более когда речь заходит о других ведьмах. У них вечно возникает конфликт сильных личностей. Сборище ведьм – это группа, состоящая сплошь из вожаков, которым некого возглавлять. Основное неписаное правило ведьмовства гласит: «Делай не то, что хочешь, а то, что я тебе говорю». Поэтому выражение «шабаш ведьм» в корне неправильно, обычно это «шабаш ведьмы». Вместе ведьмы собираются только тогда, когда иного выхода нет. Вот как, к примеру, сейчас. Учитывая отсутствие Жалки Пуст, разговор вскоре перешел на все растущую нехватку ведьм[6 - Через старую мамашу Дипбаж Жалка Пуст прислала записку, в которой просила извинить свое отсутствие, связанное с фактом смерти. Внутреннее зрение очень меняет человека, и он начинает строго следовать всем правилам приличия.]. – Как ни одной? – удивилась матушка Ветровоск. – Вот так. Ни одной, – пожала плечами мамаша Бревис. – По мне, так это просто ужасно, – нахмурилась матушка Ветровоск. – Даже отвратительно. – Ась? – переспросила старая мамаша Дипбаж. – Она говорит, что это отвратительно! – прокричала ей в ухо мамаша Бревис. – Ась? – Нет ни одной девчонки на замену! На место Жалки! – А. Смысл сказанного понемногу начал доходить до старой ведьмы. – Если никто не будет крошки, я их, пожалуй, подъем, – вдруг встряла в беседу нянюшка Ягг. – Вот когда я была молода, ничего подобного не случалось, – строго заявила матушка Ветровоск. – Только по эту сторону горы жили не меньше дюжины ведьм. Само собой, то было до нынешней моды, – она скривила губы, – когда каждый развлекается как знает. Уж больно много всяческих развлечений стало в наши дни. Вот в мою бытность девушкой мы никогда поодиночке не развлекались. Все времени не было. – В общем, как говорят умные люди, «тем пофигут», – глубокомысленно заметила нянюшка Ягг. – Что? – Тем пофигут. Значит, то было тогда, а то сейчас, – пояснила нянюшка. – Нечего мне рассказывать, Гита Ягг. Сама знаю, когда – тогда, а когда – сейчас. – Надо шагать в ногу со временем. – Не понимаю, с чего бы это. И никак не могу взять в толк, почему мы… – Видать, опять придется расширять границы, – сказала мамаша Бревис. – Ну уж нет, – поспешно отозвалась матушка Ветровоск. – На мне и так уже целых четыре деревни. Метла остыть не успевает. – Теперь, когда матери Пуст нет, нас осталось слишком мало, – возразила мамаша Бревис. – Знаю, она, конечно, делала не так уж и много, учитывая ту, другую, ее работу, но тем не менее кое-чем помогала. Ведь иногда достаточно просто быть. Местная ведьма должна быть, и все тут. Четыре ведьмы уныло уставились на пламя костра. То есть уставились на костер только три из них. Нянюшка Ягг, которая во всем старалась видеть хорошую сторону, принялась поджаривать себе тост. – А вот, к примеру, в Рыбьих Ручьях так они себе волшебника завели, – сказала мамаша Бревис. – Когда тетушка Безнадежка преставилась, оказалось вдруг, что сменить-то ее и некому. Ну, тогда и послали в Анк-Морпорк за волшебником. Самый настоящий волшебник. С посохом. У него там и свое заведение и все такое, а на дверях бронзовая табличка. Так на ней и написано: «Валшебник». Ведьмы вздохнули. – Госпожа Синьж померла, – добавила мамаша Бревис. – И мамаша Крюкш приказала долго жить. – Неужто? Старуха Мейбл Крюкш? – удивилась нянюшка Ягг сквозь крошки. – Это сколько ж ей было? – Сто девятнадцать годков, – с охотой сообщила мамаша Бревис. – Я ей как-то говорю: «И не надоело тебе в твои-то годы по горам лазать?» – да она и слушать не желала… – Да уж, встречаются такие, – кивнула матушка Ветровоск. – Упрямые как ослицы. Только вели им чего-нибудь не делать, так они ни перед чем не остановятся, а все равно сделают по-своему. – Знаете, а я ведь слышала ее самые распоследние слова, – похвасталась мамаша Бревис. – И что же она сказала? – поинтересовалась матушка Ветровоск. – Как мне помнится, «вот зараза». – Да, наверное, именно так ей и хотелось уйти… – грустно промолвила нянюшка Ягг. Остальные ведьмы согласно закивали. – Знаете что… А ведь не иначе как конец настает ведьмовству в наших-то краях, – заметила мамаша Бревис. Они снова уставились на огонь. – Зефира небось никто не догадался захватить? – с затаенной надеждой осведомилась нянюшка Ягг. Матушка Ветровоск взглянула на сестер-ведьм. Мамашу Бревис она на дух не переносила, та практиковала по другую сторону горы и имела скверную привычку рассуждать здраво, в особенности если ее вывести из себя. А старая мамаша Дипбаж была, пожалуй, самой бесполезной прорицательницей в истории вещих откровений. И матушка терпеть не могла нянюшку Ягг, которая была ее лучшей подругой. – А как насчет молодой Маграт? – простодушно спросила старая мамаша Дипбаж. – Ее участок примыкает прямо к участку Жалки. Может, она согласится еще немножко взять? Матушка Ветровоск и нянюшка Ягг переглянулись. – У нее не все дома, – уверенно произнесла матушка Ветровоск. – Да будет тебе, Эсме, – упрекнула ее нянюшка Ягг. – Лично я считаю, что это называется «не все дома», – сказала матушка. – И не пытайся меня переубедить. Когда человек болтает такое о своих родственниках, у него явно не все дома. – Ничего подобного она не говорила, – возразила нянюшка Ягг. – Маграт просто сказала, что они сами по себе, а она сама по себе. – Вот и я про то, – покачала головой матушка Ветровоск. – А я ей говорю: Симплисити Чесногк была твоей матерью, Араминта Чесногк – твоей бабкой, Иоланда Чесногк – твоя тетка, а ты – твоя… ты – твоя ты! Вот что такое родственные отношения, и не следует забывать об этом. Она выпрямилась с довольным видом человека, который только что дал ответ на абсолютно все вопросы, связанные с кризисом самоидентификации. – Так она даже слушать меня не стала, – добавила матушка Ветровоск. Мамаша Бревис наморщила лоб. – Кто? Маграт? – спросила она. Она попыталась вызвать в памяти образ самой молодой ведьмы Овцепиков и наконец вспомнила – нет, не лицо, а лишь слегка расплывчатое выражение безнадежной доброжелательности, застрявшее где-то между похожим на майский шест телом и шапкой волос, которые больше смахивают на копну сена после бури. Неустанная творительница добрых дел. Беспокойная душа. Из тех людей, что спасают выпавших из гнезда птенцов, а потом, когда те погибают, плачут горючими слезами, совершенно забывая, что именно такую участь добрейшая Мать-Природа уготавливает всем крошечным, выпавшим из гнезда птенчикам. – Вообще-то, на нее это не похоже, – заметила она. – А еще она заявила, что хотела бы быть более уверенной в себе, – продолжала матушка Ветровоск. – Но что плохого в том, чтобы быть уверенной в себе? – осведомилась нянюшка Ягг. – Без такой уверенности хорошей ведьмой не станешь. – А я и не говорю, что это плохо, – огрызнулась матушка Ветровоск. – Я ей так и сказала. Ничего, говорю, плохого в этом нет. Можешь, говорю, быть хоть сколько уверенной в себе, только делай что тебе говорят. – Ты вот это вотри-ка, и через недельку-другую все рассосется, – неожиданно встряла старая мамаша Дипбаж. Остальные три ведьмы выжидающе посмотрели на старуху: вдруг она еще что-нибудь скажет? Но вскоре стало ясно, что продолжения не предвидится. – И еще она ведет… что она там ведет, а, Гита? – повернулась к нянюшке матушка Ветровоск. – Курсы самообороны, – ответила нянюшка Ягг. – Но она же ведьма, – заметила мамаша Бревис. – И я ей о том же, – пожала плечами матушка Ветровоск, которая всю жизнь чуть ли не каждую ночь бродила по кишащим разбойниками горным лесам, пребывая в полной уверенности, что во тьме не может таиться ничего ужасней, чем она сама. – А она мне: это, мол, к делу не относится. К делу не относится! Так прямо и заявила. – Все равно на эти курсы никто не ходит, – сказала нянюшка Ягг. – По-моему, раньше она говорила, что собирается замуж за короля, – вспомнила мамаша Бревис. – Говорила, говорила… – кивнула нянюшка Ягг. – Но кто ж не знает Маграт? По ее словам, она старается быть открытой для всяких там индей. А недавно она заявила, что не собирается всю жизнь быть просто сексуальным объектом. Тут все призадумались. Наконец мамаша Бревис медленно, словно человек, вынырнувший из глубины самых поразительных раздумий, произнесла: – Но ведь она никогда и не была сексуальным объектом. – Могу с гордостью вас заверить, лично я вообще не знаю, что это за штука такая – сексусальный объект, – твердо промолвила матушка Ветровоск. – Зато я знаю, – вдруг заявила нянюшка Ягг. Все взоры устремились на нее. – Наш Шейнчик как-то привез один такой из заграничных краев. Ведьмы по-прежнему испытующе взирали на нее. – Он был коричневый и толстый, у него было лицо с глазами-бусинками и две дырки для шнурка. Этим объяснением ее товарки не удовольствовались. – Во всяком случае, Шейн сказал, что так это называется, – развела руками нянюшка. – Скорее всего, ты говоришь об идоле плодородия, – пришла на помощь мамаша Бревис. Матушка покачала головой. – Сомневаюсь я, что Маграт похожа на… – начала она. – А по мне, так все это гроша ломаного не стоит, – вдруг сказала старая мамаша Дипбаж в том времени, где она пребывала в данную минуту. Куда именно ее занесло – этого не смог бы сказать никто. Здесь-то и таится профессиональная опасность для людей, наделенных вторым зрением. На самом деле человеческий разум не предназначен для того, чтобы шнырять взад-вперед по великому шоссе времени, и запросто может сорваться с якоря, после чего он будет улетать то в прошлое, то в будущее, лишь случайно оказываясь в настоящем. Как раз сейчас старая мамаша Дипбаж выпала из фокуса. Это означало, что если вы разговаривали с ней в августе, то она, возможно, слушала вас в марте. Единственным выходом было сказать что-нибудь и надеяться, что она уловит это в следующий раз, когда ее мысль будет проноситься мимо. Матушка на пробу помахала руками перед невидящими глазами старой мамаши Дипбаж. – Опять уплыла, – сообщила она. – Ну, если Маграт не сможет взять на себя обязанности Жалки, значит, остается Милли Хорош из Ломтя, – подвела итог мамаша Бревис. – Она девочка трудолюбивая. Только вот косит еще сильнее, чем Маграт. – Подумаешь! Косоглазие ведьму только красит. Это называется прищур, – возразила матушка Ветровоск. – Главное – уметь этим прищуром пользоваться, – сказала нянюшка Ягг. – Старая Герти Симмонс тоже прищуривалась, да только весь ее сглаз оседал на кончике ее же собственного носа. Плохо это для профессиональной репутации. Начнет тебя ведьма проклинать, а потом у нее у самой же нос возьми да отвались… Что люди-то подумают? Они снова уставились на пламя костра. – А Жалка преемницу так и не выбрала? – спросила мамаша Бревис. – И я ничуточки этому не удивляюсь, – хмыкнула матушка Ветровоск. – В наших краях так дела не делаются. – Верно, да только Жалка не так много времени проводила в наших краях. Такая у нее была работа. Вечно носилась по заграницам. – Лично меня в ваши заграницы калачом не заманишь, – ответила матушка Ветровоск. – Ну да? Ты ж была в Анк-Морпорке, – рассудительно заметила нянюшка. – А это заграница. – А вот и нет. Просто он далеко отсюда. Это совсем другое дело. Заграница – это где все болтают на каком-то тарабарском языке, едят всякую чужеродную дрянь и поклоняются этим, ну, сами знаете, объектам, – объяснила матушка Ветровоск, прирожденный посол доброй воли. – Причем надо быть очень осторожным, ведь заграница-то совсем рядом может оказаться. Да-да, – уничтожающе добавила она. – Из этой своей заграницы Жалка Пуст могла что угодно притащить. – Однажды она привезла мне очень миленькую тарелочку, белую такую с голубым, – поделилась нянюшка Ягг. – Верно говоришь, – кивнула мамаша Бревис матушке Ветровоск. – Лучше кому-нибудь сходить, осмотреть ее домишко. У нее там много чего хорошего было. Страшно даже подумать, что какой ворюга заберется туда и все там обшарит. – Представить себе не могу, что какому-нибудь воришке взбредет в голову забираться к ведьме… – начала было матушка, но внезапно осеклась. – Ага, – покорно промолвила она. – Хорошая мысль. Обязательно зайду. – Да чего уж, я схожу, – сказала нянюшка Ягг, у которой тоже было время все обдумать. – Мне как раз по пути. Никаких проблем. – Нет, тебе лучше пораньше вернуться домой, – возразила матушка. – Так что не беспокойся. Мне нетрудно. – Ой, да какое там беспокойство! – махнула рукой нянюшка. – В твоем возрасте лучше не переутомляться, – напомнила матушка Ветровоск. Их взгляды скрестились. – Слушайте, чего вы спорите-то? – удивилась мамаша Бревис. – Возьмите да сходите на пару. – Я завтра немного занята, – подумав, сообщила матушка Ветровоск. – Может, после обеда? – Подходит, – сказала нянюшка Ягг. – Встретимся возле ее дома. Сразу после обеда. – Когда-то был, но потом ты его отвинтил, и он потерялся, – пробормотала старая мамаша Дипбаж. Забросав яму землей, Харка-браконьер вдруг ощутил, что должен произнести хоть несколько прощальных слов. – Ну, короче, вот оно и все… – неопределенно выразился он. «А ведь она была одной из лучших, – думал Харка, возвращаясь в предрассветном сумраке к домику Жалки Пуст. – Не то что некоторые… Хотя, конечно, все ведьмы хорошие, – поспешно добавил он про себя, – но лично я предпочитаю держаться от них подальше, неловко как-то чувствую себя с ними. А вот госпожа Пуст всегда умела выслушать…» На кухонном столе лежали продолговатый пакет, небольшая кучка монеток и конверт. Недолго думая, Харка вскрыл конверт, хотя письмо было адресовано не ему. Внутри оказался конверт поменьше и записка. «Альберт Харка, – гласила записка, – я все вижу. Дастафь пакет и канверт куда нада, а если пасмеиш заглянуть в нутрь с табой случица нечто ужасное. Как професиональная Фе Я Крестная я не магу никаво праклинать но Предсказываю тибя покусаит злой волк и твоя нога пазеленеит и отвалица, ни спрашивай аткуда я это знаю тем болие все равно я не смагу ответить патаму што умирла. Всево наилутшево, Десидерата Жалка Пуст». Он зажмурился и взял пакет. В обширном магическом поле Плоского мира свет распространяется медленно, а значит, и время тоже никуда не спешит. Как выразилась бы нянюшка Ягг, когда в Орлее пьют чай, у нас все еще вторник… На самом деле в Орлее только-только наступило утро. Лилит сидела в своей башне и с помощью зеркала рассылала свои отражения по всему миру. Она искала. Туда, где сверкнет капелька воды на гребне волны, где блеснет льдинка, где найдется самое захудалое зеркальце или отражение, – во все эти места Лилит могла заглянуть. Волшебное зеркало? Ерунда. Любое зеркало сойдет, главное – уметь им пользоваться. И Лилит, вобравшая в себя энергию миллиона отражений, прекрасно это умела. Ее грызло лишь одно. Скорее всего, Десидерата Пуст избавилась от нее. Этот поступок вполне в ее духе. Сознательность… Видимо, отдала той глупой девчонке с бесцветными глазами, которая время от времени ее навещала, – той самой, что любила обвешиваться дешевой бижутерией и безвкусно одевалась. Очень подходящий тип. Но Лилит должна была убедиться наверняка. Уверенность – вот залог вашего успеха, и Лилит достигла своего нынешнего положения именно благодаря тому, что всегда следовала этому правилу. В лужах и окнах по всему Ланкру замелькало лицо Лилит. Оно появлялось и тут же пропадало, перемещаясь все дальше, дальше… А теперь и над Ланкром расцветала заря. По лесу ползли клочья осеннего тумана. Матушка Ветровоск распахнула входную дверь. Не заперто. Последнего гостя, который должен был наведаться к Жалке Пуст, никакой замок не удержал бы. – Она похоронила себя там, за домом, – послышался голос за спиной у матушки. Это была нянюшка Ягг. Матушка быстро прикинула, как лучше поступить. Если заметить, что нянюшка нарочно пришла пораньше, чтобы самой пошарить в доме, это сразу вызовет вопросы о том, что здесь тогда делает матушка Ветровоск. Разумеется, дай срок, она обязательно нашла бы ответы на эти вопросы. Но в общем и целом лучше было оставить все как есть… – Ага, – кивнула матушка. – Она всегда была аккуратная, наша Жалка. – Такая уж работа, – сказала нянюшка Ягг, протискиваясь мимо нее и задумчиво оглядывая комнату. – При такой работе, как у нее, все должно быть на своем месте. Вот те на, ну и здоровенный же котище! – Это лев, – поправила матушка Ветровоск, глядя на чучельную голову над камином. – Кем бы он там ни был, небось здорово разогнался – аж стенку пробил, – хмыкнула нянюшка Ягг. – Его кто-то убил, – сказала матушка Ветровоск, осматривая комнату. – Вот и я так подумала, – ответила нянюшка. – Кабы увидела, что этакое чудище сквозь стену прется, я бы тоже угостила его кочергой. Конечно, такой вещи, как типичный ведьмин домик, не существует в природе, но если бы была на свете такая штука, как нетипичный ведьмин домик, главный приз за наибольшее соответствие получило бы жилище Жалки Пуст. Кроме разных звериных голов со стеклянными глазами, на стенах висели книжные полки и несколько акварелек. Из подставки для зонтов торчало копье. Вместо привычной глиняной и фаянсовой посуды на буфете теснились заграничного вида медные горшки и тонкий голубой фарфор. Никаких вам сушеных растений, зато множество тетрадей, большинство из которых были исписаны мелким аккуратным почерком Жалки Пуст. Весь стол был покрыт тем, что весьма напоминало тщательно вычерченные карты. Карты матушка Ветровоск не любила. Она инстинктивно чувствовала, что они уменьшают авторитет страны. – Да уж, покаталась она по свету, – сказала нянюшка Ягг, взяв в руку резной веер из слоновой кости и кокетливо обмахиваясь[7 - Что такое кокетство, нянюшка Ягг никогда не знала, хотя некоторые ее догадки, возможно, попали бы в цель.]. – Ну, ей это ничего не стоило, – рассеянно ответила матушка, наугад открыв, а потом закрыв несколько шкафчиков. После чего она провела пальцем по каминной полке и критически изучила результат. – Могла бы найти время да пройтись по комнате тряпкой, – упрекнула она. – Я бы нипочем не стала умирать, оставляя дом в таком виде. – Интересно, и где же она хранила… ну, знаешь… ее? – поинтересовалась нянюшка, открывая дверцу больших напольных часов и заглядывая внутрь. – Постыдилась бы, Гита Ягг, – сказала матушка. – Мы же не за этим пришли. – Конечно, нет. Просто интересно… Нянюшка Ягг попыталась встать на цыпочки, чтобы заглянуть на буфет. – Гита! Не стыдно? Сходи-ка лучше приготовь нам чайку! – Хорошо, хорошо… Нянюшка Ягг, что-то бормоча, скрылась в кухне. Через несколько секунд оттуда донесся скрип ручного насоса. Матушка Ветровоск бочком пододвинулась к креслу и быстро пошарила под подушкой. Из кухни послышался какой-то шум. Она поспешно выпрямилась. – Вряд ли она прятала ее под раковиной! – крикнула она. Ответа нянюшки Ягг она не расслышала. Матушка выждала еще мгновение, а затем быстро склонилась к камину и сунула руку в печную трубу. – Что-нибудь ищешь, Эсме? – спросила за ее спиной незаметно приблизившаяся нянюшка Ягг. – Ужас сколько сажи накопилось, – быстро выпрямившись, ответила матушка. – Прямо невозможно сколько сажи! – Значит, ее и там нет? – добродушно осведомилась нянюшка Ягг. – Понятия не имею, о чем ты. – Не притворяйся. Все знают, что у нее она была, – сказала нянюшка Ягг. – Принадлежность профессии. Практически это и есть профессия. – Ну… я просто хотела взглянуть, – наконец призналась матушка. – В руках подержать. Не пользоваться, нет. Ни за что на свете не стала бы пользоваться такой штукой. Я и видела-то их раз или два. В наши дни их всего ничего осталось. Нянюшка Ягг кивнула: – Да, дерева нужного теперь не достать… – Надеюсь, ты не думаешь, что она забрала ее с собой в могилу? – Навряд ли. Лично я не хотела бы, чтобы меня похоронили вместе с ней. Такая вещь – она ответственность накладывает, что ли. Да и все равно под землей она оставаться не станет. Такой штуке хочется, чтобы ею пользовались. Она всю дорогу по гробу будет барабанить. Сама знаешь, какие они беспокойные. Нянюшка немного расслабилась. – Пойду накрою на стол, – сказала она. – А ты пока разожги огонь. Нянюшка Ягг снова исчезла в кухне. Матушка Ветровоск пошарила было на каминной доске в поисках спичек, но тут же сообразила, что их там быть не может. Жалка Пуст всегда говорила, что слишком занята, а поэтому даже дома пользуется волшебными чарами. Белье у нее всегда стиралось само. Матушка не одобряла ведьмовство в быту, но делать было нечего. Уж очень ей хотелось чаю. Она положила в очаг пару поленьев и смотрела на них до тех пор, пока от сильного смущения они не занялись ярким пламенем. Но тут ее внимание привлекло занавешенное зеркало. – С чего бы это? – пробормотала она. – Вот уж никогда не думала, что Жалка Пуст боится грозы. Она откинула скатерть. Уставилась в зеркало. Мало кто из людей умеет держать себя в руках так, как матушка Ветровоск. Ее самоконтроль был жестким, как чугунная плита. И почти столь же гибким. Она разбила зеркало вдребезги. Лилит в своей зеркальной башне судорожно выпрямилась. Она? Да, лицо было совершенно другим. Старше. Много воды утекло. Но глаза не меняются, а ведьмы всегда в первую очередь смотрят на глаза. Она! Маграт Чесногк, юная ведьмочка, тоже стояла перед зеркалом. В ее случае оно было абсолютно не волшебным. Кроме того, пока что оно было целым, хотя в своем прошлом пережило несколько опасных ситуаций. Маграт хмуро взглянула на свое отражение, а затем сверилась с небольшим листочком, который получила днем раньше. Шепотом произнесла несколько слов, выпрямилась, вытянула руки перед собой, резко взмахнула ими и сказала: – ХАААиииииййййййй! Э-э… Ум Маграт всегда был открыт, и Маграт весьма гордилась этим. Он был открыт, как поле, открыт, как небо. Никакой ум не может быть более открыт, если только не применить специальные хирургические инструменты. И Маграт с готовностью впускала в свой открытый ум все новое. В данный момент его заполнял поиск внутреннего покоя, космической гармонии и истинной сути Бытия. Когда люди говорят: «Мне пришла в голову мысль», это не просто метафора. Неоформившиеся идеи, крошечные частицы изолированных мыслей, постоянно шныряют в космосе. И проникают в головы вроде головы Маграт ровно с той же легкостью, с какой вода впитывается в просушенный пустынными ветрами песок. Вот что значит отсутствие образования, размышляла она. Нормальная образованная, думающая о своей дочери мать написала бы имя Маргарет правильно. И тогда она могла бы быть Пегги или Мэгги – приличные, значительные имена. Исполненные надежности. А вот с Маграт ничего особенного не добьешься. Это имя больше походит на название… на имя… такое существо даже измыслить трудно. И с ним явно не хочется водить дружбу. Она не раз подумывала сменить имя, но в глубине души знала, что это не поможет. Даже стань она Хлоей или Изабель внешне, внутри она останется все той же Маграт. Но все же попробовать было бы интересно. Было бы приятно не побыть Маграт пусть даже несколько часов. Именно такого рода мысли выводят человека на дорогу Поисков Себя. Однако первый урок, который заучила Маграт, заключался в том, что любой человек, пустившийся на Поиски Себя, поступит крайне глупо, рассказав об этом матушке Ветровоск, которая была твердо уверена, что эмансипация – это некий чисто женский недуг, каковой не следует обсуждать в присутствии мужчин. А вот нянюшка Ягг относилась к подобным вещам гораздо более терпимо, но имела склонность к высказыванию того, что Маграт назвала бы двусмысленностями. Хотя сама нянюшка вкладывала в свои советы только один определенный и явный смысл, чего никогда не смущалась. Короче говоря, Маграт отчаялась научиться у своих старших подруг хоть чему-нибудь и обратилась в другую сторону. Совсем в другую. Можно сказать, развернулась на все сто восемьдесят градусов. У всех убежденных искателей мудрости есть одна довольно странная черта. Куда бы ни занесла их судьба, они повсюду продолжают искать эту самую мудрость, а зачастую мудрость таится очень далеко от дома. Мудрость – это одна из тех немногих вещей, которые чем они дальше, тем значительнее выглядят[8 - Ярким примером может послужить так называемый Путь Госпожи Космопилит, очень популярный среди молодых людей, которые живут в затерянных долинах Овцепиков, тех, что выше линии снегов. Ни в грош не ставя откровения своих закутанных в оранжевые балахоны и постоянно крутящих молитвенные колеса старших наставников, они порой проделывают весь путь до Анк-Морпорка лишь затем, чтобы попасть в дом № 3 по улице Щеботанской и набраться мудрости у ног госпожи Мариетты Космопилит, тамошней швеи. Никто не знает, что служит тому причиной – разве что вышеупомянутая привлекательность далекой мудрости, поскольку из того, что госпожа Космопилит говорит им, вернее, орет, они не понимают ни слова. А затем наголо обритые молодые монахи возвращаются в свои горные твердыни, дабы помедитировать над какой-нибудь странной мантрой вроде «Ну-ка ты, отлезь!», или «Еще раз увижу, что вы, черти оранжевые, за мной подглядываете, я вам такое пропишу!», или «Вы чего, придурки, на мои ноги пялитесь?». На основе обретенного опыта монахи даже создали особую разновидность боевых искусств, требующую от противников сначала невразумительно орать друг на друга, а потом что есть силы лупить друг дружку палками от метлы.]. В настоящее время Маграт пыталась пройти Тропой Скорпиона, сулящей космическую гармонию, внутреннюю цельность и возможность так пнуть противника, что у того почки из ушей повыскакивают. Послав заказ, она наконец получила заветное руководство. Но, как выяснилось, имеют место две проблемы. Автор, Великий Учитель Лобсанг Достабль, проживал в Анк-Морпорке. Этот город как-то не очень подходил на роль вместилища космической мудрости. Кроме того, хотя Учитель и понаписал кучу всякой всячины насчет того, что Тропой следует пользоваться не для агрессии, а исключительно в целях обретения космической мудрости, это было напечатано очень мелким шрифтом между захватывающими картинками, на которых люди колотили друг друга цепами для молотьбы риса и кричали «хай!». В дальнейшем вы узнавали, как ребром ладони перерубать пополам кирпичи, расхаживать босиком по раскаленным углям и другие совершенно космические вещи. Маграт сочла, что Ниндзя – отличное имя для девушки. Она снова уставилась на свое отражение в зеркале. В дверь постучали. Маграт подошла и открыла. – Хай? – вопросила она. В дом вошел Харка-браконьер. Вид у него был потрясенный. Пока он пробирался через лес, часть пути за ним гнался злой волк. – Э-э, – произнес Харка. Потом чуть наклонился вперед, и потрясенное выражение у него на лице сменилось участливым. – Что, головкой ударилась, госпожа? Маграт недоуменно уставилась на него. Затем ее осенило. Она подняла руки и сняла с головы повязку с изображением хризантемы – убор, без которого практически невозможно вести поиски космической мудрости, выкручивая противнику руки на триста шестьдесят градусов. – Все нормально, – сказала она. – Зачем пришел? – Посылочку принес, – ответил Харка, протягивая сверток. Сверток был фута два длиной и очень тонкий. – Тут и записка есть, – услужливо подсказал Харка. Когда Маграт развернула листок, он придвинулся ближе, пытаясь прочитать, что там написано. – Это личное, – резко промолвила Маграт, пряча бумажку. – Неужто? – покорно удивился Харка. – Да! – Мне было обещано пенни за доставку, – сказал браконьер. Маграт пошарила в кошельке и нашла монетку. – Деньги лишь закаляют те цепи, что опутывают трудящиеся классы, – предупредила она, отдавая пенни. Харка, который в жизни не считал себя трудящимся классом, но за пенни готовый выслушать сколько угодно любой чуши, простодушно кивнул. – Надеюсь, с головой у тебя все наладится, госпожа, – пожелал он. Оставшись одна в своей кухне-додзе, Маграт развернула сверток. Внутри оказалась тонкая белая палочка. Она еще раз перечитала записку: «Все никак руки ни дахадили Васпитать себе замену придется уж тебе самой, – говорилось там. – Ты далжна паехать в город Арлею. Я бы сама сьездила да ни магу по той причине што памирла. Элла Субота НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не далжна выхадить за прынца. ПС. Эта очинь важна». Маграт посмотрела на свое отражение в зеркале. Потом снова взглянула на записку: «ПСПС. Скажи этим 2 Старым Каргам што ани НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не далжны ехать с табой, ани только все Испортют». И дальше: «ПСПСПС. У нее тынденция нащет тыкв но ты все асвоишь очинь быстра». Маграт опять перевела взгляд на зеркало. После чего покрутила в руках палочку. Только что жизнь была проще некуда, а теперь вдруг исполнилась всяких сложностей. – Вот те раз, – сказала она. – Да я ж теперь фея-крестная! Матушка Ветровоск все еще стояла, уставясь на осколки, когда в комнату влетела нянюшка Ягг. – Эсме Ветровоск, что ты наделала? Это ж к несчастью, это ж… Эсме? – Она? Она? – Ты в порядке? Матушка Ветровоск еще пару мгновений смотрела на осколки, после чего потрясла головой, как бы отгоняя невероятную мысль. – Что? – Да ты прям вся побледнела. Никогда еще не видела тебя такой белой. Матушка медленно сняла осколок зеркала со шляпы. – Да вот… Так уж вышло… Раз – и разбилось, – пробормотала она. Нянюшка взглянула на руку матушки Ветровоск. Рука была в крови. Потом она всмотрелась в лицо подруги и поняла: лучше забыть о том, что она видела руку матушки Ветровоск, – спокойнее жить будешь. – Может, это знак какой, – сказала она, стараясь перейти на более безопасную тему. – Когда кто-нибудь помирает, такое случается. Картины со стен срываются, часы останавливаются… шкафы одежные с лестницы падают… И все такое прочее. – Сроду в подобную чушь не верила, все это… Кстати, а при чем тут шкафы? – осведомилась матушка. – Вечно ты всякую ерунду городишь… Она глубоко дышала. Не будь матушка Ветровоск повсеместно известна как женщина крепкая, посторонний наблюдатель решил бы, что матушка только что пережила самое сильное в жизни потрясение и больше всего на свете ей сейчас хочется затеять самую обычную повседневную ссору. – Это случилось сразу после того, как умерла моя двоюродная бабка Софи, – сказала нянюшка Ягг. – Через три дня четыре часа и шесть минут после того, как она скончалась, ее платяной шкаф возьми да и рухни вдруг с лестницы. Наши Даррен с Джейсоном как раз пытались снести его вниз, ну, он вроде как и соскользнул. Да как полетит! Просто жуть. Но не оставлять же было такой шкаф этой самой Агате, дочке Софиной. Она небось и навещала-то мамашу только на День Всех Пустых, а уж я-то с Софи нянчилась до самого ее конца… Матушка позволила знакомым, как всегда умиротворяюще действующим жалобам нянюшки Ягг по поводу давнишней семейной распри омывать ее душу, а сама тем временем принялась искать чашки. Ягги были, что называется, большой семьей – мало того, семейство было не только обширным, но и продолговатым, растянутым и продолжительным. Их генеалогическое древо, куда больше похожее на густые мангровые заросли, не уместилось бы ни на одном нормальном листе бумаги. И каждая ветвь семейства находилась в состоянии подспудной хронической вендетты со всеми другими ветвями. Причинами этих вендетт были такие совершенно возмутительные случаи, как «Что Ихний Кевин Сказал Про Нашего Стэна На Свадьбе Кузины Ди» и «Хотелось Бы Мне Знать, Если Вы Не Против, Кто Взял Столовое Серебро, Которое Тетушка Эм Завещала Нашей Дрин». Нянюшка Ягг, непререкаемый матриарх, подыгрывала всем конфликтующим сторонам одновременно. Это было своего рода хобби. В одном-единственном семействе Яггов было столько раздоров, что их хватило бы всем Капулетти и Монтекки на целый век. Такое положение порой подвигало незадачливого стороннего наблюдателя включиться в семейные распри и даже, возможно, отпустить нелестное замечание по поводу одного Ягга в присутствии другого Ягга. После чего все Ягги до единого ополчались на смельчака, все ветви семейства смыкались, как части хорошо смазанного стального механизма, чтобы мгновенно и безжалостно уничтожить наглеца. Однако в Овцепиках считалось, что семейная распря Яггов – сущее благословение для окружающих. Мысль о том, что они могли бы обрушить всю свою неимоверную энергию на остальной мир, просто ужасала. По счастью, не было для Ягга более желанного противника, чем другой Ягг. Как-никак семья… Если подумать, странная все-таки вещь семья… – Эсме? Ты в порядке? – Что? – У тебя чашки звенят как оглашенные! И чай разлился по всему подносу. Матушка безучастно посмотрела на дело рук своих и, собравшись с силами, тут же парировала. – А я виновата, что эти дурацкие чашки такие маленькие? – буркнула она. Дверь открылась. – Доброе утро, Маграт, – добавила она, не оглядываясь. – А ты-то что здесь забыла? Дело было в том, как скрипнули дверные петли. Маграт даже дверь открывала как-то жалобно. Молодая ведьмочка безмолвно скользнула в комнату, лицо у нее было свекольно-красное, а руки она прятала за спиной. – Мы просто заглянули привести в порядок Жалкино имущество. Как-никак, а она наша сестрица-ведьма, – громко заявила матушка. – И вовсе мы здесь не за тем, чтобы искать ее волшебную палочку, – добавила нянюшка. – Гита Ягг! Нянюшка Ягг тут же виновато съежилась и повесила голову. – Прости, Эсме. Маграт вытащила руки из-за спины и вытянула перед собой. – Вот… – сказала она и еще больше покраснела. – Так ты нашла ее! – воскликнула нянюшка. – Э-э… нет, – ответила Маграт, не осмеливаясь посмотреть матушке в глаза. – Мне ее передала… сама Десидерата. Тишина напряженно гудела и потрескивала. – Она отдала ее тебе? – переспросила матушка Ветровоск. – Уф. Да. Нянюшка с матушкой переглянулись. – Ого! – выразилась нянюшка Ягг. – Значит, она тебя знала, да? – грозно вопросила матушка, снова поворачиваясь к Маграт. – Я время от времени заскакивала к ней книжки посмотреть, – призналась Маграт. – И… она любила готовить всякие заморские блюда, а больше никто не соглашался их есть, вот я и приходила составить ей компанию. – Ага! То есть услугу ей оказывала! – рявкнула матушка Ветровоск. – Но я никогда не думала, что она оставит мне палочку, – попыталась оправдаться Маграт. – Правда! – Может, тут какая-нибудь ошибка, – добродушно заметила нянюшка Ягг. – Наверное, она хотела оставить ее одной из нас… – Ну ладно, что было, то было, – сказала матушка. – В общем, она знала, что ты передашь ее кому следует. Ну-ка, дай я на нее посмотрю. Она протянула руку. Маграт так стиснула волшебную палочку, что даже костяшки пальцев побелели. – …Она оставила ее мне… – едва слышно прошептала она. – Определенно перед смертью бедняжка совсем себя не помнила, – покачала головой матушка Ветровоск. – …Она оставила ее мне… – Быть феей-крестной большая ответственность, – сказала нянюшка. – Нужно быть энергичной, гибкой, тактичной и способной справляться со сложными сердечными проблемами и всяким таким. Жалка Пуст не могла этого не знать. – …Да, но она оставила ее мне… – Маграт Чесногк, как старшая по возрасту ведьма, я приказываю тебе отдать палочку! – велела матушка Ветровоск. – От этих волшебных штуковин одни несчастья! – Ну тише, тише, – успокаивающе промолвила нянюшка Ягг. – Это, пожалуй, уж слишком… – …Нет… – ответила Маграт. – К тому же ты не самая старшая здесь ведьма, – напомнила нянюшка. – Старая мамаша Дипбаж постарше будет. – Заткнись. У нее все равно крыша поехала, – сказала матушка. – …Вы не можете мне приказывать. У ведьм нет иерархической… – продолжала Маграт. – Маграт Чесногк, ты ведешь себя безнравственно! – Вовсе нет, – вмешалась нянюшка Ягг, пытаясь сохранить мир. – Безнравственное поведение – это когда бегаешь по улице совершенно… Она замолчала. Обе пожилые ведьмы уставились на клочок бумаги, выскользнувший из рукава Маграт и зигзагами спланировавший на пол. Матушка молниеносно нагнулась и сцапала его. – Ага! – торжествующе воскликнула она. – Сейчас посмотрим, что Жалка Пуст имела в виду на самом деле… Безмолвно шевеля губами, она стала читать записку. Маграт пыталась собрать все свое мужество в кулак. Наконец на лице матушки Ветровоск заиграла пара желваков. Дочитав, она спокойно скомкала бумагу. – Ну, как я и думала, – подвела итог она. – Жалка пишет, что мы должны оказать Маграт всю посильную помощь, потому что она, мол, молодая еще и все такое. Так, Маграт? Маграт взглянула на матушку. «Можно вывести ее на чистую воду, – думала она. – В записке же прямо сказано… Во всяком случае, насчет старых ведьм… И можно заставить ее прочесть записку вслух. Все ведь ясно как день. Неужели ты по гроб жизни хочешь оставаться третьей ведьмой?!» Но бунтарское пламя, вспыхнувшее было в непривычном к нему очаге, быстро угасло. – Ага, – безнадежно пробормотала она, – что-то навроде этого. – Здесь говорится, что очень важно, чтобы мы куда-то там отправились и помогли кому-то там выйти замуж за принца, – заявила матушка Ветровоск. – В Орлею, – уточнила Маграт. – Я нашла ее описание в книгах Жалки. И мы должны сделать так, чтобы она не вышла замуж за принца. – Как-как? Чтобы фея-крестная не позволяла девушке выйти за принца? – удивилась нянюшка Ягг. – Звучит как-то… наоборот. – Зато это желание нетрудно исполнить, – пожала плечами матушка Ветровоск. – Знаете, сколько девушек не выходят замуж за принцев? Маграт попробовала сменить тему. – Вообще-то, Орлея страшно далеко отсюда, – сказала она. – Кто б сомневался, – фыркнула матушка Ветровоск. – Еще не хватало! Чтоб всякие заграницы под боком торчали! – Я хотела сказать, что путешествие обещает быть долгим, – обреченно промолвила Маграт. – А вы… уже не такие молодые. Последовало долгое многозначительное молчание. – Отправляемся завтра, – решила матушка Ветровоск. – Послушайте, – в отчаянии пролепетала Маграт, – а может, я одна управлюсь? – Ну да, сейчас! Какая из тебя фея-крестная? Опыта маловато, – отрезала матушка Ветровоск. Это оказалось слишком даже для щедрой души Маграт. – Да и у вас тоже не больше, – ощетинилась она. – Верно, – согласилась матушка. – Но дело в том… дело все в том… У нас-то отсутствие опыта гораздо продолжительнее твоего. – В общем, у нас большой опыт отсутствия опыта, – радостно подхватила нянюшка Ягг. – А в этом-то все и дело, – кивнула матушка. Дома у матушки было только одно маленькое тусклое зеркальце. Вернувшись, она закопала его в саду. – Вот тебе, – сказала она. – Попробуй-ка теперь за мной пошпионить. Трудно было поверить, что Джейсон Ягг, кузнец и коновал, приходится нянюшке Ягг сыном. Вид у него был такой, будто он не родился, а был построен. На верфи. К его медлительному и мягкому характеру генетика сочла необходимым добавить мускулы, которых достало бы на пару волов, похожие на бревна руки и ноги, смахивающие на две пары поставленных друг на друга пивных бочек. К его ярко пылающему горну приводили самых разных лошадей, в том числе и племенных огнедышащих жеребцов, багровоглазых и пенномордых королей лошадиной нации, с копытами размером с добрую суповую тарелку, удар которых позволял среднему человеку запросто пройти сквозь стену. Но Джейсон Ягг знал секрет тайного Лошадиного Слова. Он в одиночку заводил коня в кузню, вежливо прикрывал двери, а через полчаса выводил уже подкованную и как-то странно присмиревшую животину обратно[9 - Матушка Ветровоск однажды приперла его к стенке, и, поскольку от ведьм невозможно ничего утаить, Джейсон наконец застенчиво ответил: «Ну, госпожа, я, короче, цап его за холку да хвать молотком промеж глаз, да так, что он и сообразить не успел, в чем дело, а потом и шепчу ему на ухо, мол, только выкинь чего, засранец, сразу все твое хозяйство очутится на наковальне».]. За широкой задумчивой спиной Джейсона теснились остальные бесчисленные родственники нянюшки Ягг и прочие деревенские, которые, видя, что затевается нечто интересное, да еще с участием ведьм, не смогли устоять перед искушением стать свидетелями того, что в Овцепиках обычно называлось «ягго-го!». – Ну, Джейсон, пора нам, – сказала нянюшка Ягг. – Говорят, в заграницах улицы вымощены чистым золотом. Может, наконец заживем как люди, а? Низкий, заросший волосами лоб Джейсона сморщился от непосильных раздумий. – Да, оно б не помешало, конечно, наковальню-то в кузницу новую купить, – наконец разродился он. – Вот вернусь богачкой, нипочем тебя в кузню больше не пущу, – пообещала нянюшка. Джейсон нахмурился. – Так ведь я кузню-то люблю, – медленно промолвил он. Нянюшка Ягг на мгновение растерялась. – Ну… ну, тогда купим тебе серебряную наковальню. – Не, ма, это без толку. Шибко мягкая, – покачал головой Джейсон. – Вот что, мальчик мой, коли привезу тебе наковальню из чистого серебра, хошь не хошь, а будет у тебя наковальня из чистого серебра! Джейсон понурил свою большую голову. – Хорошо, ма, – покорно ответил он. – Найди кого-нибудь, чтоб каждый день дом проветривал, – велела нянюшка. – И чтоб очаг каждый день протапливал. – Хорошо, ма. – И ходи только через заднюю дверь, слышь? На переднее крыльцо я заклятие наложила. Где эти негодницы с моим багажом? И она поспешила прочь, похожая на маленького серого петушка, рассердившегося на своих курочек. Маграт слушала все это с большим интересом. Ее собственные приготовления к отъезду свелись к складыванию в большую котомку нескольких смен одежды, подходящей для любых возможных капризов погоды, которая, как всем известно, абсолютно не умеет вести себя в этой загранице. В котомку поменьше она уложила весьма полезные тетрадки, забранные из домика Жалки Пуст. Жалка любила все записывать и своим аккуратным почерком заполнила целые дюжины небольших тетрадок, украсив их заголовками вроде: «С Палочкой и Помелом Через Великий Неф». Единственное, чего Жалка так и не удосужилась сделать, это написать инструкции по пользованию волшебной палочкой. Поэтому Маграт считала, что нужно лишь взмахнуть ею и загадать желание. Вокруг домика Маграт теперь красовались несколько больших, но совершенно неуместных тыкв – свидетелей и жертв этой сомнительной стратегии. Одна из тыкв до сих пор считала, что на самом деле она дурностай. И вот сейчас Маграт осталась наедине с Джейсоном, который неловко переминался с ноги на ногу. Джейсон смущенно поправил челку. Его с детства приучили уважать женщин, а Маграт вроде бы тоже подпадала под эту категорию – в принципе. – Ну, вы там приглядите за нашей матушкой, ладно, госпожа Чесногк? – попросил он. В голосе его слышались нотки беспокойства. – А то она чегой-то странная в последние деньки. Маграт легонько похлопала его по плечу. – Такое случается постоянно, – успокоила она. – Понимаешь, когда женщина вырастит детей и все такое, ей хочется начать жить своей жизнью. – А чьей же она до этого жила? Маграт озадаченно уставилась на Джейсона. Лично она никогда не подвергала сомнению мудрость этого высказывания. – Видишь ли, суть в том, – сказала она, придумывая объяснение на ходу, – что рано или поздно в жизни женщины настает момент, когда ей хочется найти себя. – А чо ей здесь-то себя не поискать? – жалобно спросил Джейсон. – То есть, ну, это, я вовсе не хотел тебя перебивать, госпожа Чесногк, но мы надеялись, что ты уговоришь ее и госпожу Ветровоск остаться. – Я пробовала, – пожала плечами Маграт. – Правда. Зачем, говорю, вам это надо? Как гласит клатчская пословица, анно в домини лучше, мол, и все такое. Вы уже не те, что раньше, говорю. Глупо отправляться за сотни миль ради такой ерунды, особенно в вашем-то возрасте. Джейсон склонил голову набок. Джейсон Ягг, конечно, вряд ли занял бы призовое место в чемпионате Плоского мира по живости ума, но мамашу свою он знал отлично. – И ты все это сказала нашей маме? – спросил он. – Слушай, не беспокойся, – ответила Маграт. – Я уверена, что большого вреда не… Вдруг над их головами раздался громкий треск. На землю мягко спланировало несколько осенних желтых листков. – Проклятое дерево… Кто здесь посадил это чертово дерево? – донесся голос откуда-то сверху. – Похоже, матушка, – заметила Маграт. Это было одним из слабых мест матушки Ветровоск, во всех прочих отношениях женщины цельной и вполне опытной, – она так и не научилась рулить. Управление транспортными средствами было совершенно чуждо ее натуре. Она была твердо уверена, что ее дело только нестись вперед, а весь остальной мир должен успевать поворачиваться так, чтобы она в конце концов попала куда ей нужно. В результате ей время от времени приходилось слезать с деревьев, на которые она не забиралась. Этим она сейчас и была занята – в конце своего спуска она все-таки сорвалась и последние несколько футов до земли преодолела по воздуху. Правда, желающих прокомментировать это событие не нашлось. – Ну вот, кажется, мы собрались, – громко сказала Маграт. Но это не сработало. Взгляд матушки Ветровоск немедленно устремился куда-то в область Магратиных коленей. – И что это, по-твоему, на тебе надето? – осведомилась она. – А-а-а… М-м-м… Я подумала… То есть… там же бывает холодно… ну, ветер и все такое… – начала Маграт. Она с ужасом предвидела эту минуту и сейчас ненавидела себя за слабость. Да и вообще, они действительно очень удобные. Эта идея пришла ей в голову ночью. Кроме всего прочего, невозможно наносить смертельные удары космической гармонии господина Лобсанга Достабля, когда твои ноги путаются в юбке. – Штаны? – Это не совсем то же, что обычные… – Да на тебя ведь мужчины глядят! – воскликнула матушка Ветровоск. – Стыдоба-то какая! – Что случилось? – спросила подошедшая сзади нянюшка Ягг. – Маграт Чесногк заявилась к нам в мужских кальсонах, – сказала матушка, неодобрительно сморщив нос. – Что ж, если она записала адрес этого молодого человека и как его зовут, то ничего страшного, – примирительно заметила нянюшка Ягг. – Нянюшка! – всплеснула руками Маграт. – А по мне, так они вроде бы вполне удобные, – продолжала нянюшка. – Разве что чуть-чуть мешковатые. – А по мне, так это форменное безобразие, – ответила матушка Ветровоск. – Нельзя, чтоб все кому не лень видели твои ноги. – Да кто ж их увидит? – удивилась нянюшка. – Они ж матерьялом прикрыты. – Да, зато любой может увидеть, где ее ноги, – сказала матушка Ветровоск. – Это глупо. Все равно как сказать, что под одеждой все голые, – возразила Маграт. – Маграт Чесногк, последи-ка за своим языком! – рявкнула матушка Ветровоск. – Но это же правда! – Лично про меня этого не скажешь, – спокойно парировала матушка. – На мне целых три кофты. Она с ног до головы оглядела заодно и нянюшку. Гита Ягг для путешествия по заграницам тоже приоделась. Матушка Ветровоск так и не смогла обнаружить ничего предосудительного, хотя и предприняла такую попытку. – Нет, вы только взгляните на эту шляпу… – наконец пробурчала она. Нянюшка Ягг, которая знала Эсме Ветровоск целых семьдесят лет, только улыбнулась. – Симпатичная, правда? – спросила она. – Изготовлена господином Вернисачче в Ломте. Внутри от полей до самого кончика арматура из ивовых прутьев и восемнадцать кармашков. Такая шляпа – молотком не пробьешь. А это видели? Нянюшка приподняла подол юбки. На ней были новые сапожки. В сапожках матушка Ветровоск тоже не смогла найти ничего предосудительного. Они были должной ведьмовской конструкции, то есть, даже если бы по ним проехалась доверху груженная телега, их толстенная кожа и не поморщилась бы. Как сапожки, они имели лишь один недостаток – цвет. – Красные? – нахмурилась матушка Ветровоск. – Какая ж ведьма носит красные сапожки?! – А мне нравится, – сказала нянюшка. – Ну и пожалуйста, поступай как знаешь, – фыркнула матушка. – В заграницах самые нелепые наряды носят, в этом я уверена. Но сама знаешь, что говорят о женщинах, которые носят красные сапожки. – По мне, так главное, чтобы ноги были сухие, – радостно отозвалась нянюшка. Она вложила в ладонь Джейсона ключ от дома. – Если пообещаешь найти кого-нибудь, кто будет читать мои письма, я буду тебе писать, – сказала она. – Да, мам. А как насчет кота, мам? – поинтересовался Джейсон. – О, Грибо мы берем с собой, – ответила нянюшка Ягг. – Что? Но ведь он – кот! – рявкнула матушка Ветровоск. – Ты не имеешь права брать с собой всяких котов! Не собираюсь я никуда ехать ни с каким котом! Нам и так придется всю дорогу терпеть разные штаны и вызывающе красные сапоги! – Если его оставить, он будет скучать по своей мамочке, правда, малыш? – заворковала нянюшка Ягг, беря на руки Грибо. Тот безвольно повис у нее на руке, как перехваченный посередине пузырь с водой. Для нянюшки Ягг ее любимец Грибо по-прежнему оставался миленьким котеночком, который гоняет по полу шерстяные клубочки. Для всего же остального мира он был здоровенным котярой, вместилищем совершенно невероятных и неуемных жизненных сил, таящихся под шкурой, которая походила не столько на шерсть, сколько на кусок хлебного мякиша, дней десять пролежавшего в сыром месте. Чужие люди часто жалели кота, поскольку у него практически полностью отсутствовали уши, а морда выглядела так, будто на нее медведь наступил. Хотя они этого и не знали, но подобное уродство являлось следствием того, что Грибо пытался драться и насиловать абсолютно все, вплоть до запряженной четверкой лошадей кареты, считая это делом кошачьей чести. Когда Грибо шествовал по улице, даже самые свирепые псы начинали скулить и прятались под крыльцо. Лисы держались от деревни подальше, а волки вообще обходили ее стороной. – Милый мой, старый верный дружочек… – проворковала нянюшка. Грибо устремил на матушку Ветровоск тот исполненный самодовольного злорадства взгляд, который коты всегда приберегают для недолюбливающих их людей, и нагло замурчал. Грибо, пожалуй, был единственным котом, который умудрялся, мурча, похихикивать. – И вообще, – сказала нянюшка, – ведьмам полагается любить котов. – Полагается-то полагается, да только не таких, как этот. – Просто ты не кошатница, Эсме, – возразила нянюшка, крепко прижимая к себе Грибо. Джейсон Ягг отвел Маграт в сторонку. – Наш Шон как-то читал мне ещегодник, так там писали про всяких разных ужасных заграничных чудовищ, – прошептал он. – И говорилось, что эти большущие волосатые твари любят нападать на путешественников. Страшно даже подумать, что будет, если они нападут на мамулю и матушку. Маграт взглянула на его широкое красное лицо. – Присмотри, чтобы с ними ничего не случилось, ладно? – попросил Джейсон. – Можешь не беспокоиться, – пообещала она, про себя думая, что на самом деле беспокоиться ему особенно не о чем. – Буду стараться изо всех сил. Джейсон кивнул. – Просто в ещегоднике было сказано, что по большей части все эти чудовища почти вымерли, – добавил он. – Жаль, если они совсем пропадут. Когда три ведьмы взвились в воздух, солнце стояло уже довольно высоко. Их немного задержало непредсказуемое поведение помела матушки Ветровоск, завести которое можно было только вдоволь набегавшись взад-вперед. Казалось, оно просто не понимало, чего от него добиваются, до тех пор пока с ним не начинали бежать. И куда только ни обращалась матушка с этим помелом, даже гномы-инженеры в конце концов вынуждены были признать, что поведение ее помела остается для них совершеннейшей загадкой. Они, наверное, не меньше дюжины раз меняли и палку, и саму метлу. Когда помело наконец взмыло в воздух, данное событие было отмечено хором радостных возгласов. Небольшое королевство Ланкр занимало всего-навсего широкий уступ, врезающийся в Овцепики. Сразу за ним начинались высокие острые вершины и сумеречные извилистые долины, уходящие в глубь центрального горного массива. С другой стороны выстроились по порядку: равнина Сто, голубоватые леса, бескрайние океанские просторы. И где-то посреди всего этого бурело грязное пятно, больше известное как Анк-Морпорк. Запел или, по крайней мере, попытался запеть жаворонок. Но его тут же сбил с ритма внезапно появившийся рядом кончик островерхой шляпы матушки Ветровоск. – И не упрашивайте даже, выше я ни за что не полезу, – твердо заявила она. – Если поднимемся повыше, будет легче сообразить, куда лучше лететь, – указала Маграт. – Ты ж говорила, что смотрела у Жалки карты, – напомнила матушка Ветровоск. – Сверху все выглядит как-то иначе, – попыталась оправдаться Маграт. – Каким-то более… выпуклым. Но, по-моему, нам… вон туда. – Ты уверена? Задавать такой вопрос ведьме было серьезной ошибкой. Особенно если задавала его матушка Ветровоск. – Абсолютно, – ответила Маграт. Нянюшка Ягг взглянула на высокие горные пики. – Что-то уж больно многовато в той стороне больших гор, – заметила она. Пики громоздились один над другим, покрытые вечными снегами. На лыжах в Овцепиках никто не катался, а тот отчаянный человек, что решался на это, пролетал несколько футов и тут же исчезал из виду с пронзительным воплем. Никто не ходил по узким горным тропинкам в расшитой крестьянской одежде, распевая народные песни. Вообще это были крайне неприветливые горы. Это были такие горы, куда зимы отправлялись на летние каникулы. – Там есть всякие перевалы и все такое прочее, – неуверенно сообщила Маграт. – Вот и увидим, – сказала нянюшка. Два зеркала можно использовать примерно следующим образом – если, конечно, знаешь, что делаешь. Их нужно установить одно напротив другого, чтобы они отражали друг друга. Потому что если отражения способны украсть частицу тебя, то отражения отражений, наоборот, могут тебя усилить, подпитывая тебя самим собой, давая тебе могущество… И твое отражение уходит в бесконечность в отражениях отражений отражений, и каждое отражение точно такое же, как и все остальные уходящие в бесконечность отражения. Все так, кроме того, что это вовсе не так. В зеркалах заключается бесконечность. А в бесконечности заключается гораздо больше, чем вы думаете. Для начала, там заключается все. Включая голод. Потому что там миллион миллиардов отражений, но всего лишь одна душа. Зеркала дают очень много, но и забирают немало. За горами начались другие горы. А в небе тем временем собирались тучи, серые и тяжелые. – Я уверена, что мы летим правильно, – сказала Маграт. Их со всех сторон окружали обледенелые скалы. Ведьмы мчались по лабиринту похожих друг на друга извилистых узких ущелий. – Да-а-а… – протянула матушка Ветровоск. – Сами же не дали мне подняться повыше, – напомнила Маграт. – Через минуту снег повалит, – заметила нянюшка Ягг. День клонился к вечеру. Свет сочился прочь из горных долин, как сладкий крем из пирожного. – Я думала… здесь будут деревни и все такое прочее, – призналась Маграт. – И мы сможем накупить там разных забавных сувениров, а потом найти пристанище в какой-нибудь грубой деревенской хижине. – Здесь и тролля-то днем с огнем не сыщешь, – фыркнула матушка. Три помела скользнули в голую долину – сущую царапину на теле гор. – Колотун-то какой! – поежилась нянюшка Ягг. Но потом улыбнулась. – Кстати, а почему их называют грубыми? Матушка Ветровоск слезла со своего помела и оглядела окрестные скалы. Затем подняла камень и понюхала его. После чего подошла к куче щебня, которая, на взгляд Маграт, ничем не отличалась от любой другой кучи щебня, и потыкала ее ногой. – Гм-м, – сказала она. На ее шляпу спланировало несколько снежинок. – Так-так, – сказала она. – Матушка Ветровоск, что ты делаешь? – спросила Маграт. – Размышляю. Матушка подошла к скальной стене долины и двинулась вдоль нее, приглядываясь к каменной поверхности. Нянюшка Ягг присоединилась к ней. – Здесь? – спросила нянюшка. – Вроде бы. – А не высоковато для них, как думаешь? – Да эти дьяволята куда хошь заберутся. Один как-то аж в моей кухне объявился, – поделилась своим опытом матушка. – Вдоль жилы, говорит, шел. – Да, это их хлебом не корми… – подтвердила нянюшка. – Может, вы мне все-таки объясните, что вы там делаете? – встряла Маграт. – Что такого интересного в куче камней? Снег повалил сильнее. – Это не камни, это отвалы, – сообщила матушка Ветровоск. Она дошла до гладкой оледенелой каменной стены, по мнению Маграт, ничем не отличающейся от любой другой, которые здесь в горах присутствовали повсеместно, и замерла, будто прислушиваясь. Затем отступила на шаг, резко стукнула по камню палкой своего помела и громко изрекла следующее: – А ну, быстро открывайте, безобразники низкорослые! Нянюшка Ягг пнула каменную стенку сапогом. Та ответила пустым звуком. – Здесь люди с холоду загинаются, а вы там прячетесь! – добавила она. Некоторое время ничего не происходило. Потом кусок стены вдруг сдвинулся на несколько дюймов внутрь. Маграт заметила, как в образовавшейся щели блеснул подозрительный глаз. – Ну, чего вам? – Гномы? – удивилась Маграт. Матушка Ветровоск нагнулась так низко, что ее нос оказался на одном уровне с глазом. – Меня зовут, – сказала она, – матушка Ветровоск. Она снова выпрямилась. На лице ее играла самодовольная улыбка. – И что с того? – раздался голос, выходящий откуда-то из-под глаза. Лицо матушки буквально окаменело. Нянюшка Ягг слегка подтолкнула подругу локтем. – Должно быть, мы подальше чем в пятидесяти милях от дома, – покачала головой она. – Наверное, в здешних краях о тебе и слыхом не слыхивали. Матушка Ветровоск снова нагнулась. С ее шляпы посыпались снежинки, успевшие примоститься на широких полях. – Тебя я ни в чем не виню, – сказала она, – но у вас тут должен быть король, так вот просто пойди и скажи ему, что, мол, явилась матушка Ветровоск, ладно? – Он очень занят, – ответил голос. – У нас тут кое-какие неприятности. – Значит, вряд ли ему нужны еще проблемы, – уверенно кивнула матушка. Несколько мгновений невидимый собеседник размышлял над этими ее словами. – Мы установили на двери заклинания, – наконец мрачно заявил он. – Невидимые руны. Знаешь, сколько нынче стоят хорошие невидимые руны?! – Вот еще, стану я читать, что вы там у себя на дверях понаписали! – фыркнула матушка. Говорящий заколебался. – Значит, говоришь, Ветровоск? – Ну да. Начинается с буквы «В». Как и слово «ведьма». Каменная дверь затворилась. Теперь ее можно было различить лишь по тонюсенькой трещинке в скальной стене. Снег тем временем повалил вовсю. Матушка Ветровоск, чтобы согреться, принялась подпрыгивать на месте. – Вот они, твои чужеземцы, – сказала она, обращаясь ко всему заледеневшему миру в целом. – Вряд ли этих гномов можно назвать чужеземцами, – возразила нянюшка Ягг. – А как еще их называть? – удивилась матушка. – Гном, который так далеко живет, самый что ни на есть настоящий чужеземец. В этом-то чужеземство и заключается. – Вот как? Забавно, никогда бы не подумала, – ответила нянюшка Ягг. Они смотрели на дверь. В темнеющем воздухе из их ртов вырывались маленькие облачка пара. Маграт, глядя на каменную дверь, заметила: – Что-то не видно никаких рун. – Само собой, – хмыкнула нянюшка. – Они ж невидимые. – Вот именно, – поддержала матушка Ветровоск. – Сама, что ли, не понимаешь? Дверь снова приоткрылась. – Я поговорил с королем, – сообщил голос. – И что он? – с надеждой спросила матушка. – Дословно он сказал: «О нет! Только этого мне не хватало!» Матушка Ветровоск просияла. – Так я и знала, что он слышал обо мне, – довольно промолвила она. Как у цыган не меньше тысячи своих королей, так их не меньше тысячи у гномов. Только у гномов слово «король» означает скорее что-то вроде «старшего инженера». А вот королев у гномов не бывает. Гномы вообще очень неохотно говорят о своей половой принадлежности, которую многие из них считают делом не больно-то важным по сравнению с такими серьезными вещами, как, например, металлургия или гидравлика. Здешний король стоял в гуще толпы что-то выкрикивающих горняков. Он[10 - Многие из наиболее приверженных традициям гномьих племен даже не имеют в своем наречии местоимений женского рода. Соответственно, и ухаживание у гномов – процесс чрезвычайно деликатный.] взглянул на ведьм с выражением утопленника, которому предлагают стакан воды. – Вы что, действительно так хороши, как говорят? – хмуро поинтересовался он. Нянюшка Ягг и матушка Ветровоск переглянулись. – Сдается мне, Маграт, это он тебя имеет в виду, – сказала матушка. – У нас в девятой штольне только что произошел обвал, – продолжал король. – Худо дело. Мы лишились очень перспективной жилы золотоносного кварца. Один из стоящих рядом с ним гномов что-то шепнул ему на ухо. – А, ну да, и кое-кого из ребят, – рассеянно добавил король. – И тут появляетесь вы. Видать, судьба. Матушка Ветровоск стряхнула со своей шляпы снег и огляделась. Увиденное даже на нее произвело впечатление. Теперь нечасто приходится бывать в настоящих гномьих залах. Большинство гномов в наши дни заняты отхожим промыслом, зашибая деньгу по городам на равнинах, где гномом быть куда как легче – например, не нужно проводить большую часть жизни под землей, то и дело попадая молотком по пальцам и беспокоясь о колебаниях цен на международных рынках металлов. Недостаток уважения к традициям – вот главная беда нашего времени. А возьмите троллей. Теперь в Анк-Морпорке троллей больше, чем в целом горном хребте. Матушка Ветровоск ничего не имела против троллей, но инстинктивно чувствовала, что если бы больше троллей перестали носить одежду, ходить на двух ногах и вернулись к жизни под мостами, откуда они бы периодически выскакивали и пожирали людей, как троллям и было предначертано природой, то мир стал бы куда более счастливым местом. – Ты лучше покажи нам, где все это случилось, – сказала она. – Похоже, сверху обвалилась куча камней, да? – Что-что? – переспросил король. Часто говорят, что у эскимосов существует целых пятьдесят слов для определения снега[11 - Впрочем, может, говорят это не так уж и часто. Во всяком случае, не ежедневно. И, по крайней мере, не везде. Хотя, возможно, в некоторых холодных странах люди частенько восклицают нечто вроде: «Во дают эти эскимосы! Вот это да! У них целых пятьдесят слов для снега! Представляете? Поразительно!»]. Это ошибочное утверждение. А еще говорят, что у гномов существует аж двести слов для определения камня. Ничего подобного. У них так же не может существовать слов для камня, как у рыбы не может быть слов для определения воды. У них есть слова для вулканических пород, осадочных пород, метаморфических пород, породы под ногами, породы, падающей тебе на каску, и породы, которая на вид представляет интерес и которой – они готовы поклясться – вчера здесь не было. Но вот чего у них нет, так это слова, означающего просто «камень». Покажите гному булыжник, и он увидит в нем, например, кусок кристаллического сульфита какого-нибудь там шпата. В данном случае речь шла о тоннах двухстах низкокачественного глинистого сланца. Когда ведьмы оказались на месте обвала, несколько дюжин гномов лихорадочно укрепляли потрескавшийся свод штольни и тачками вывозили обломки помельче. На глазах некоторых из них блестели слезы. – Это ужасно… Ужасно! – бормотал один из них. – Какой кошмар! Маграт протянула ему носовой платок. Гном шумно высморкался. – Скорее всего, случился сильный оползень на линии сброса, и теперь мы лишились целого пласта, – сказал он, качая головой. Сосед утешающе похлопал его по спине. – Худа без добра не бывает, – сказал он. – Мы всегда можем пробить горизонтальный штрек от пятнадцатой штольни. Не волнуйся, никуда этот пласт от нас не денется. – Извините, – встряла Маграт, – значит, выходит, там, за завалом, остались гномы, да? – О да, – подтвердил король. Причем сказал это так, словно речь шла о каком-то досадном побочном обстоятельстве катастрофы, поскольку новые гномы очень скоро появятся на свет естественным образом, а вот золотоносная порода имеет дурное обыкновение кончаться. Матушка Ветровоск критически осмотрела завал. – Нам хотелось бы, чтобы нас оставили одних, – громко произнесла она. – Дело очень деликатное. – Понимаю, – не стал спорить король. – Небось разные там секреты ремесла, да? – Навроде того, – сказала матушка. Король выгнал всех гномов из туннеля, оставив ведьм одних в тусклом свете фонаря. С потолка упали несколько камней. – Гм-м, – протянула матушка. – Ну, теперь всего-навсего надо что-нибудь предпринять, – промолвила нянюшка Ягг. – На свете нет ничего невозможного, – неопределенно заметила матушка Ветровоск. – Тогда тебе придется очень постараться, Эсме. Если Создателем нам было предназначено ворочать с помощью ведьмовства всякие камни, он не стал бы изобретать лопату. Быть ведьмой – это прежде всего знать, когда стоит воспользоваться лопатой. И оставь в покое тачку, Маграт. Ты ничего не понимаешь в машинах. – Хорошо, хорошо, – сказала Маграт. – А почему бы нам не испробовать волшебную палочку? Матушка Ветровоск фыркнула: – Ха! Здесь? Фея-крестная в шахте – с ума сойти! – Окажись я там, за завалом, в недрах горы, думаю, я бы очень обрадовалась появлению такой феи, – горячо возразила Маграт. Нянюшка Ягг кивнула. – Тут она права, Эсме. Нет такого закона, который бы запрещал фее-крестной работать в шахте. – Не доверяю я этой палочке, – нахмурилась матушка. – По мне, она какая-то уж больно волшебная. – Ой, да ладно, – ответила Маграт. – Ею пользовались поколения и поколения фей-крестных. Матушка замахала руками. – Хорошо, хорошо, хорошо, – пробурчала она. – Давай! Делай из себя дуру набитую! Маграт вытащила из сумки волшебную палочку. Она давно и с ужасом ждала этого момента. Палочка была сделана из какой-то кости – Маграт искренне надеялась, что не из слоновой, ей нравились эти большие животные. Когда-то на палочке были какие-то буквы, но многие поколения пухлых пальчиков фей-крестных почти полностью их стерли. Также палочку обхватывали несколько золотых и серебряных колечек. Никаких инструкций не прилагалось. Отсутствовали даже самые примитивные руны или значки, которые подсказали бы, как с ней обращаться. – По-моему, ею надо взмахнуть, – сказала нянюшка Ягг. – Я даже уверена в этом. Матушка Ветровоск скрестила руки на груди. – Не пристало ведьме баловаться со всякими там палками, – осудила она. Маграт на пробу взмахнула палочкой. Ничего не случилось. – Может, надо еще что-нибудь сказать? – предложила нянюшка. Маграт впала в панику. – А что обычно говорят феи-крестные? – жалобно поинтересовалась она. – Э-э-э, – сказала нянюшка. – Понятия не имею. – Ха! – выразилась матушка. Нянюшка Ягг вздохнула. – Разве Жалка тебе ничего не объясняла? – Ничегошеньки! Нянюшка пожала плечами. – Ну, тогда делай что можешь, – посоветовала она. Маграт уставилась на груду камня. Потом зажмурила глаза. Затем глубоко вздохнула. Она попыталась превратить свое сознание в безмятежную картину космической гармонии. Монахам-то хорошо рассуждать о космической гармонии, подумала она, они сидят себе там в своих заснеженных горах, и беспокоиться им не о чем, кроме как о случайно забредшем йети. Попробовали бы они поискать внутреннего спокойствия под взглядом матушки Ветровоск. Юная ведьма неуверенно взмахнула палочкой и попыталась не думать о тыквах. Она ощутила движение воздуха. Потом услышала, как ахнула нянюшка. – Что-нибудь случилось? – спросила Маграт. – Угу, – спустя некоторое время отозвалась нянюшка Ягг. – Вроде того. Надеюсь, они успели порядком проголодаться. – Значит, по-твоему, это и есть настоящее волшебство феи-крестной? – заметила матушка Ветровоск. Маграт открыла глаза. Перед ними по-прежнему высилась груда, но теперь уже не камней. – Жалость какая, поглядите, некоторые-то помялись, – сказала нянюшка. Маграт открыла глаза еще шире. – Что, опять тыквы? – Мятых много. Мятых, – повторила нянюшка на тот случай, если кто-нибудь ее не услышал. Верхушка груды зашевелилась. Парочка небольших тыкв скатилась прямо к ногам Маграт, а в образовавшемся отверстии появилось личико гнома. Оно уставилось на ведьм. Наконец нянюшка Ягг спросила: – У вас все в порядке? Гном кивнул. Его внимание по-прежнему было приковано к груде тыкв, громоздившихся от пола до потолка. – Э-э, да, – сказал он. – А папа-то здесь? – Какой папа? – Ну, король? – А-а! – Нянюшка Ягг приложила руки ко рту и крикнула в глубину туннеля: – Эй, король! Появились гномы. Они тоже уставились на тыквы. Король вышел вперед и тут заметил лицо сына. – Ты как там, сынок? – Все отлично, па. Жив и здоров, ни царапинки. Король облегченно вздохнул. Потом подумал и добавил: – Все остальные тоже целы? – Все до единого, па. – А то я уже начал беспокоиться. Подумал, может, мы нарвались на участок конгломерата или чего-нибудь в этом роде. – Да нет, па. Просто пласт рыхлого сланца. – Хорошо. – Король снова взглянул на груду. Почесал бороду. – Сдается мне, тыкв у нас теперь хоть отбавляй. – А я было подумал, что это какая-то разновидность песчаника, па. Король снова подошел к ведьмам. – А вы не можете превратить их еще во что-нибудь? – с затаенной надеждой спросил он. Нянюшка Ягг бросила взгляд на Маграт, которая все еще потрясенно пялилась на палочку. – Думаю, мы пока остановимся на тыквах, – опасливо ответила она. Король был явно немного разочарован. – Что ж, тогда… – протянул он, – если я могу быть чем-нибудь вам полезен, дамы… Например, угостить вас чашечкой чаю или еще чем-нибудь… Матушка Ветровоск шагнула вперед. – Да, думаю, что-нибудь вроде этого нам не повредит, – кивнула она. Король просиял. – Только, конечно, мы бы угостились чем-нибудь посущественнее чая, – добавила матушка. Лицо короля сразу вытянулось. Нянюшка Ягг тем временем подошла к Маграт, которая все еще взмахивала палочкой, не сводя с нее окаменелого взгляда. – Очень умно, – шепнула нянюшка. – Но почему ты решила выбрать именно тыквы? – Ничего я не решала! – Ты что, не знаешь, как с ней обращаться? – Нет! Я думала, нужно просто… ну, в общем, захотеть, чтобы что-нибудь случилось! – Видно, просто захотеть – это еще не все, – как можно добродушнее заметила нянюшка. – Обычно этого недостаточно. Где-то перед самым рассветом – насколько можно представить себе рассвет в подземных туннелях – ведьм отвели к протекающей в толще гор подземной реке, у берега которой были пришвартованы две баржи. Рядом с каменным причалом покачивалась на воде небольшая лодка. – Река проведет вас сквозь горы, – сказал король. – По правде говоря, я думаю, что она течет до самой Орлеи. – Он взял из рук сопровождающего его гнома большую корзину. – И вот… тут мы собрали вам в путь немножко еды… – Мы что же, всю дорогу будем плыть на лодке? – спросила Маграт. За спиной она снова попыталась взмахнуть волшебной палочкой, но тщетно. – Я с лодками как-то не очень… – Слушай, – перебила ее матушка Ветровоск, влезая в лодку. – Река в отличие от нас знает дорогу. А метлами мы сможем воспользоваться и позже, когда пейзаж начнет вести себя немного поумнее. – К тому же отдохнуть не мешало бы, – добавила нянюшка Ягг, усаживаясь на скамейку. Маграт взглянула на обеих ведьм, которые поудобнее устраивались на корме, словно пара располагающихся на насесте кур. – А вы умеете грести? – поинтересовалась она. – Нам это ни к чему, – сказала матушка. Маграт уныло кивнула. Но потом решила, что не вредно и ей заявить хоть какие-то свои права. – Думаю, я тоже не умею, – высказалась она. – Ну и ничего страшного, – кивнула нянюшка Ягг. – Как увидим, что ты не так что-то делаешь, мы тебе сразу подскажем. Спасибо за заботу, ваше королевское величество. Маграт вздохнула и взялась за весла. – Плоские концы нужно макать в воду, – пришла ей на помощь матушка Ветровоск. Гномы на прощание помахали им. Медленно двигаясь в круге отбрасываемого фонарем света, лодка выплыла на середину реки. Маграт обнаружила, что ей всего-то и надо удерживать суденышко на середине течения. Вскоре она услышала, как нянюшка Ягг сказала: – Вот никак в толк не возьму, и зачем они вечно на свои двери невидимые руны навешивают? Приходится платить какому-нибудь волшебнику, чтобы он нанес на дверь невидимые руны, а как узнать, что за свои деньги получаешь товар? Ответ матушки не замедлил последовать: – Очень запросто. Раз ты их не видишь, значит, получил нормальные невидимые руны. Подумав немного, нянюшка согласилась: – А ведь и верно. Так, а теперь посмотрим, что у нас на завтрак. Послышалось шуршание. – Так, так, так… – Что там, Гита? – Тыква. – Тыква с чем? – Тыква ни с чем. Тыква с тыквой. – Должно быть, у них нынче много тыкв уродилось, – встряла в разговор Маграт. – Сами знаете, как бывает в конце лета: в огороде всего полным-полно. Я сама вечно голову ломаю, придумываю всякие новые соленья да квашенья, чтоб ничего не пропало… В тусклом свете ей было видно лицо матушки, выражение которого недвусмысленно свидетельствовало о том, что если Маграт еще и не сошла с ума, то ей совсем недолго осталось. – Лично я, – заявила матушка, – в жизни огурца не засолила. – Зато ты их очень любишь есть, – сказала Маграт. Ведьмы и соленья так же неразделимы, как… она поколебалась, не решаясь думать о таком аппетитном сочетании, как персики и сливки, и мысленно заменила их на «вещи, которые здорово подходят друг другу». Вид единственного сохранившегося зуба нянюшки Ягг, увлеченно трудящегося над маринованной луковицей, вызывал на глазах слезы. – Любить-то люблю, – кивнула матушка Ветровоск. – И особенно люблю, когда их мне приносят. – А знаете, – сказала нянюшка, обследуя укромные уголки корзины, – каждый раз, когда приходится иметь дело с гномами, у меня в голове всплывает выражение «занудный сквалыга». – Мерзкие маленькие дьяволята. Вы бы видели, сколько они пытаются содрать с меня всякий раз, когда я приношу им в ремонт свое помело, – фыркнула матушка. – Да, но ты же все равно никогда им не платишь, – заметила Маграт. – Не в том дело, – отрезала матушка Ветровоск. – Надо вообще запретить им брать так дорого. Это самый настоящий грабеж средь бела дня. – Не понимаю, при чем здесь грабеж, если ты все равно ничего не платишь? – гнула свое Маграт. – Я вообще никогда ни за что не плачу! – рявкнула матушка. – Люди просто не позволяют мне платить. Сама посуди, что ж тут поделаешь, если все мне все время всякую всячину суют, и к тому же даром? Вот иду я по улице, а люди как посыплются из домов – свежие пироги несут, пиво свежее и всякую одежку, которая почти и не надевана. Прямо так и упрашивают: «Ой, матушка Ветровоск, уж будьте добры, возьмите лукошко яичек». Это называется уважением. Быть ведьмой, – сурово закончила она, – в сущности и означает, что тебе ни за что не надо платить. – Так, а это что у нас? – спросила нянюшка, вытаскивая из корзины небольшой сверточек. Она развернула бумагу и достала несколько твердых коричневых плоских кругляшей. – Беру свои слова обратно, – сказала матушка Ветровоск. – Это ж знаменитые гномьи пироги, вот что это такое. Кому попало такие пироги не даются. Нянюшка постучала хлебцем по борту лодки. Звук получился очень похожий на тот, который раздается, если щелкнуть деревянной линейкой по краю стола. – Говорят, он никогда не черствеет, храни его хоть сколько лет, – добавила матушка. – А поешь его – и будешь сыт много дней подряд, – согласилась нянюшка Ягг. Маграт протянула руку, взяла один из плоских ломтей, попыталась было разломить его, но наконец сдалась. – И это едят? – удивилась она. – О нет, вряд ли он предназначается для еды, – сказала нянюшка. – Это скорее… – …Для поддержания сил, – закончила матушка. – Говорят, что… Она вдруг замолчала. На фоне шума реки и звука падающих с потолка капель они вдруг услышали ритмичное плюх-плюх направляющегося к ним судна. – Нас кто-то догоняет! – прошипела Маграт. На краю освещенного круга воды появились два бледных светящихся пятна. Постепенно стало ясно, что это глаза небольшого серого создания, немного напоминающего лягушку, которое гребло к ним, сидя на бревне. Наконец оно нагнало лодку. Длинные влажные пальцы ухватились за борт, и мрачное лицо оказалось на одном уровне с лицом нянюшки Ягг. – ‘Рассьте, – сказала тварь. – У ммммня дддднь рожжжженья. Все три ведьмы несколько мгновений молча таращились на нежданного гостя. Потом матушка Ветровоск схватила весло и что было силы огрела существо прямо по голове. Послышался всплеск, а потом откуда-то издалека до них донеслась приглушенная брань. – Мерзкий маленький уродец, – фыркнула матушка, когда они погребли дальше. – От таких, как он, ничего, кроме неприятностей, не жди. – Точно, – кивнула нянюшка Ягг. – Вот от таких-то скользких все и беды. – Интересно, что ему было нужно? – спросила Маграт. Через полчаса лодка миновала пещеру и выплыла в узкое ущелье среди гор. На склонах поблескивал лед, а на некоторых скальных выступах лежал снег. Нянюшка Ягг с любопытством огляделась, а затем, порывшись в недрах своих многочисленных юбок, извлекла на свет небольшую бутылочку. Раздался булькающий звук. – Бьюсь об заклад, здесь замечательное эхо, – спустя некоторое время заявила она. – Нет, только не это, – твердо сказала матушка. – Что не это? – Не смей затягивать Ту Песню. – Прости, Эсме, не поняла? – Если ты снова затянешь Ту Песню, – предупредила матушка Ветровоск, – я немедленно высаживаюсь. – Ты какую песню имеешь в виду? – невинно осведомилась нянюшка. – Ты прекрасно знаешь, о чем идет речь, – ледяным тоном отрезала матушка. – Стоит тебе хоть капельку глотнуть, ты сразу начинаешь горланить свою любимую песенку. Совсем не думая обо мне. – Что-то я никак не припомню никакой такой песенки, – кротко ответила нянюшка Ягг. – Я говорю о песне, – сказала матушка Ветровоск, – про грызуна, с которым ни у кого ничего не получается. – А! – Нянюшка просияла, словно утренняя заря. – Так ты имеешь в виду песенку про то, как с ежиком вышел… – Да-да, ее самую! – Но ведь это очень старая и традиционная песня, – возразила нянюшка. – К тому же в заграницах все равно никто не поймет из нее ни слова. – Достаточно послушать тебя, и сразу становится ясно, о чем рассказывается в этой отвратительной песенке, – рявкнула матушка. – По тому, как ты ее поешь, даже самая распоследняя болотная тварь поймет, что там говорится. Маграт оглядела ущелье, по которому они плыли. Там и сям скалы были покрыты белыми шапками. Течение стало немного быстрее, и в воде то и дело попадались льдинки. – Это всего лишь народная песня, Эсме, – попыталась успокоить подругу нянюшка Ягг. – Ха! – фыркнула матушка Ветровоск. – Знаем мы эти народные песни! Уж я их вдоволь наслушалась, о да! Сначала вроде поют нормальную, хорошую песенку про… про юношу там, розы, девушку, которая любит цветы, всякое такое, а потом вдруг оказывается, что… что песня-то совсем о другом, – хмуро закончила она. – Этим народным песням доверять нельзя. Так и жди от них какой-нибудь гадости. Маграт оттолкнула лодку от скалы. Суденышко медленно закружилось в водовороте. – Я знаю еще одну песенку. Про двух маленьких синичек, – сказала нянюшка Ягг. – М-м-м, – выразилась Маграт. – Они могут начинаться и с синичек, зато, об заклад могу побиться, наверняка заканчиваются какой-нибудь там метамфорой, – отрезала матушка Ветровоск. – Э-э-э… матушка, – позвала Маграт. – Мало мне того, что Маграт рассказала про майские деревья и что там на самом деле происходит, – покачала головой матушка. И добавила с тоской в голосе: – А раньше, бывало, как взгляну на майское дерево весенним утром, так тепло на сердце становится, красиво… – Кажется, река становится какой-то чересчур бурной, – предупредила Маграт. – Не понимаю, почему некоторые ну никак не могут плыть себе спокойно и плыть! – рассердилась матушка. – Да нет, вы посмотрите, как нас несет, – сказала Маграт, снова отталкивая лодку от скалы. Матушка Ветровоск чуть отклонилась в сторону и заглянула за Маграт. У реки впереди был какой-то обрезанный вид, наводящий, например, на мысли о близком водопаде. Лодка и в самом деле набирала ход. Послышался приглушенный рев. – Нас не предупреждали ни о каком водопаде, – покачала головой матушка. – Видать, думали, что мы сами его найдем, – ответила нянюшка Ягг, собирая свои причиндалы и вытаскивая за шкирку Грибо, который забился под скамейку. – Эти гномы очень неразговорчивый народец, слова лишнего из них не вытянешь. Хорошо, что ведьмы хоть плавать умеют. К тому же гномы ведь знали, что у нас есть метлы. – Это у вас есть метлы, – возразила матушка Ветровоск. – А вот как, скажите на милость, я, сидя в лодке, заведу свое помело? Не могу же я бегать здесь взад-вперед! И перестань так ворочаться, а то ты нас всех… – Эсме, убери свои ноги, расставилась здесь, как… Лодка резко качнулась. Маграт воспользовалась случаем и, когда небольшая волна перехлестнула через борт, вытащила волшебную палочку. – Не волнуйтесь, – успокоила она. – Я воспользуюсь палочкой. Кажется, я наконец научилась ею пользоваться… – Нет! – хором закричали матушка Ветровоск и нянюшка Ягг. Послышался оглушительный влажный звук. Лодка изменила форму. А заодно и цвет. Она стала веселенького оранжевого цвета. – Тыквы! – проорала нянюшка Ягг, медленно погружаясь в воду. – Снова эти проклятые тыквы! Лилит откинулась на спинку кресла. Лед вокруг реки, конечно, не слишком походил на зеркало, но для ее целей все же годился. Так. Бледная девчонка-переросток, которой и самой не помешала бы хорошая фея-крестная, плюс маленькая, похожая на прачку старушка, которая любит напиться и погорланить песенки. И еще палочка, которой глупая девчонка совсем не умеет пользоваться. Вообще, это бесит. Более того, это унизительно. Десидерата и госпожа Гоголь могли бы найти кого-нибудь получше. Статус человека определяется силой его врагов. Да, и еще одно действующее лицо. Она. После стольких-то лет… Да. Этот ход Лилит одобрила. Потому что их должно быть трое. Три вообще очень важное для сказок число. Три желания, три принца, три поросенка, три загадки… три ведьмы. Девчонка, женщина средних лет и… третья. Это была одна из самых древних сказок. Только Эсме Ветровоск никогда не понимала сказок. А поэтому ей никогда не понять, насколько реальны отражения. Вот если бы она это осознала, то, возможно, сейчас уже правила бы всем миром. – Вечно ты пялишься в эти зеркала! – послышался недовольный голос. – Терпеть не могу, когда ты вот так уставишься в свое зеркало и все глядишь, глядишь! Дюк Орлейский развалился в кресле в углу. Сплошь черный шелк и изящные ноги. Вообще-то, Лилит никого не допускала в свое зеркальное гнездо, но формально этот замок принадлежал ему. Кроме того, дюк был слишком тщеславен и глуп, чтобы разбираться в происходящем. Это она предусмотрела. По крайней мере, так раньше ей казалось. Хотя в последнее время он вроде начал что-то подозревать… – Не понимаю, зачем тебе все это? – снова заныл он. – Я всегда думал, что волшебство – это когда ткнешь в кого-нибудь пальцем, и он – фью-ю-ю! Лилит надела свою шляпу, после чего, взглянув в зеркало, чуть поправила ее. – Так безопаснее, – наконец ответила она. – Больше ничего не требуется. Пользуясь зеркальной магией, ты полагаешься только на себя и ни на кого больше. Вот почему никому так и не удалось завоевать мир с помощью волшебства. Пока не удалось. Все эти люди пользовались могуществом, взятым из… других источников. Но всему есть цена. А с зеркалами не зависишь ни от чего, кроме собственной души. Она опустила на лицо вуаль. Оказываясь вне безопасного окружения своих зеркал, она предпочитала уединение вуали. – Ненавижу зеркала, – пробурчал дюк Орлейский. – Это потому, дружок, что они всегда говорят тебе правду. – Значит, это жестокая магия. Лилит расправила вуаль. – О да. С зеркалами ведь как? Сила, которая тебе дается, принадлежит тебе, и только тебе. Ниоткуда больше она прийти не может, – усмехнулась она. – А эта женщина с болота черпает ее из болота, – добавил дюк. – Ха! И в один прекрасный день она пожалеет об этом. Болото свое возьмет. Она просто не понимает, что делает. – А ты понимаешь? Она почувствовала прилив гордости. Он пытается уколоть ее! Значит, боится. Неплохую работу она здесь проделала. – Я понимаю сказки, – ответила Лилит. – Больше ничего не нужно. – Ну, где эта твоя девушка? – капризно поинтересовался дюк. – Ты обещала мне девушку. А еще обещала, что потом все кончится, я смогу спать в нормальной постели и мне больше не понадобится никакая магия отражений… Да, работа хорошая… Главное – не перестараться. – То есть тебе надоело волшебство? – добродушно осведомилась Лилит. – Может, мне умыть руки? Проще простого. Я нашла тебя в сточной канаве. Хочешь туда вернуться? Его лицо превратилось в паническую маску. – Я вовсе не это имел в виду! Просто хотел сказать… долго все как-то. Ты же сказала, что нужен всего-навсего один поцелуй. Не понимаю, неужели так трудно это устроить. – Должный поцелуй и в должное время, – отрезала Лилит. – Здесь необходимо выбрать нужный момент, иначе ничего не получится. Она улыбнулась. Его била дрожь – частично причиной тому было желание, главным образом ужас и немного наследственность. – Не волнуйся, – сказала она. – Этого не может не случиться. – А как же те ведьмы, которых ты мне показала? – Они просто… часть сказки. О них можешь не беспокоиться. Сказка поглотит их и не заметит. А ты благодаря сказке получишь ее. Разве тебя это не радует? Ну, пойдем? Сдается мне, у тебя есть некие обязанности правителя, которые ты должен выполнять? Он сразу уловил в ее голосе повелительные нотки. Это был приказ. Дюк поднялся, протянул ей руку, и они вместе спустились в дворцовый зал для аудиенций. Дюком Орлейским Лилит гордилась. Разумеется, еще нужно было справиться с этой его досадной ночной проблемкой, являющейся результатом ослабления во сне морфического поля, но проблема была не из серьезных. Ну а зеркала, которые показывали дюка таким, какой он есть на самом деле? Проще простого – все зеркала, кроме ее собственных, находились под строгим запретом. Но вот глаза… С глазами она ничего не могла поделать. Не существует такого волшебства, которое способно изменять глаза. Поэтому она только и смогла придумать, что темные очки. Но даже при всем при том он был ее триумфом. К тому же он был благодарен ей. Она проявила к нему доброту. Начать с того, что она сделала из него человека. Немного ниже по течению реки, неподалеку от водопада, который был вторым по высоте на Плоском мире и был открыт в год Восставшего Краба знаменитым путешественником Ги де Йойо[12 - Само собой, до этого водопад чуть ли не ежедневно открывали многочисленные гномы, тролли, местные жители, охотники и просто заблудившиеся путники. Но все они не были знаменитыми путешественниками, а поэтому в счет не идут.], у небольшого костерка сидела матушка Ветровоск с накинутым на плечи полотенцем и буквально кипела от ярости. – С другой стороны, согласись, нет худа без добра, – сказала нянюшка Ягг. – Скажи спасибо, что мне удалось одновременно держать и свое помело, и тебя. А Маграт успела схватить свое. Иначе бы мы сейчас любовались этим водопадом из-под воды. – Очень здорово. Ну, утешила! – рявкнула матушка, зло сверкнув глазами. – Подумаешь, приключение как приключение, и всего-то, – продолжала нянюшка, ободрительно улыбаясь. – Когда-нибудь мы с тобой будем вспоминать все это да посмеиваться. – Вот здорово, – повторила матушка. Нянюшка коснулась царапин на руке. Грибо, повинуясь своему кошачьему инстинкту самосохранения, вскарабкался на хозяйку и совершил гигантский прыжок в безопасность прямо с ее головы. Теперь же он, свернувшись клубочком, лежал у костра и смотрел свои кошачьи сны. На них упала чья-то тень. Это была Маграт, которая прочесывала окрестности реки. – Кажется, почти все собрала, – сообщила она, приземлившись. – Вот матушкино помело. И… о да… палочка. – Она довольно храбро улыбнулась. – Я нашла ее по тыквочкам, которые выныривали на поверхность. – По мне, так это чистое везение, – ободряюще кивнула нянюшка Ягг. – Слышала, Эсме? Голодать нам в любом случае не придется. – А еще я нашла корзинку с гномьими пирогами, – сказала Маграт, – хотя, боюсь, они, наверное, испортились. – Поверь, такого просто быть не может, – усмехнулась нянюшка Ягг. – Гномий хлеб нипочем не испортишь. Так, так, – довольно пробурчала она, снова усаживаясь. – У нас ни дать ни взять прям пикник какой-то, верно? И костерчик такой миленький, яркий такой, и… и сидим так уютно, и… Могу поспорить, куча людей в таких местах, как Очудноземье, и ему подобных сейчас все бы отдали, лишь бы здесь оказаться… – Гита Ягг, если ты сейчас же не прекратишь свой жизнерадостный щебет, то получишь по уху, да так, что потом свои не узнают! – обозлилась матушка Ветровоск. – Ты точно не простудишься? – заботливо спросила нянюшка Ягг. – Я сохну, – ответила матушка Ветровоск. – Изнутри. – Послушайте, мне и впрямь очень жаль, что так все вышло, – взмолилась Маграт. – Я же уже попросила прощения. Впрочем, особой вины Маграт за собой не чувствовала. А что? Лодка была не ее идеей. И не она устроила на их пути водопад. Да и вообще, она сидела на веслах и не видела, что там впереди творится. Ну да, она превратила лодку в тыкву, но ведь не нарочно же! Такое с кем угодно может случиться. – А еще я спасла тетради Жалки, – похвасталась Маграт. – Вот это настоящая удача, – сказала нянюшка Ягг. – Теперь мы точно будем знать, где заблудились. Она огляделась. Самые страшные горы остались позади, но вокруг еще высились вершины, по склонам которых тянулись высокогорные луга. Откуда-то издалека донеслось позвякивание козьего колокольчика. Маграт расправила карту. Карта вся помялась, промокла, а карандашные пометки расплылись. Она опасливо ткнула пальцем в грязное пятно. – По-моему, мы здесь, – заявила она. – Вот это да, – покачала головой нянюшка Ягг, представления которой об основах картографии были еще более смутными, чем познания в этом вопросе матушки Ветровоск. – Просто удивительно, и как это мы все умещаемся на таком маленьком клочке бумаги! – Наверное, лучше всего сейчас просто продолжать двигаться по течению, – сказала Маграт. – Но только ни в коем случае не по воде, – поспешно добавила она. – А мою сумку ты, видать, не нашла, – хмуро заметила матушка Ветровоск. – Вообще-то, у меня там были кое-какие личные вещи. – Небось камнем ко дну пошла, – хмыкнула нянюшка Ягг. Матушка Ветровоск поднялась, словно генерал, узнавший, что его армия опоздала к сражению. – Ну, – сказала она. – Пора в путь. Хватит рассиживаться. Внизу простирался лес – темный и ужасно хвойный. Ведьмы летели над ним в полном молчании. Изредка им попадались одинокие домики, полускрытые деревьями. То тут, то там посреди лесного моря торчала скала, даже в полдень затянутая туманной дымкой. Раз или два они пролетали мимо замков – если только их можно было так назвать. Замки выглядели скорее частью скальной породы, нежели зданиями, возведенными человеческими руками. К такому ландшафту непременно должна была прилагаться своя особая сказка, в которой присутствовали бы волки, чеснок и перепуганные женщины. Темная и вечно жаждущая сказка, сказка, хлопающая крыльями на фоне луны… – Доннерветтер, – пробормотала нянюшка Ягг. – А что это? – спросила Маграт. – Это по-заграничному летучая мышь. – Они такие симпатичные, – сказала Маграт. – В основном. Ведьмы вдруг обнаружили, что летят чуть ли не вплотную друг к дружке. – Я чегой-то уже проголодалась, – заметила матушка Ветровоск. – И смотрите, не вздумайте при мне поминать тыкву. – У нас еще есть гномьи пироги, – вспомнила нянюшка Ягг. – Гномьи пироги штука вечная, – ответила матушка. – А хотелось бы чего-нибудь, приготовленного в этом году, хотя все равно спасибо. Они пролетели над еще одним замком, занимающим всю вершину скалы. – Что нам нужно, так это какой-нибудь маленький симпатичный городок или вроде того, – сказала Маграт. – По-моему, вон тот, что внизу, вполне сгодится, – ткнула пальцем матушка Ветровоск. Они присмотрелись к городку повнимательнее. Это был не то чтобы городок, а скорее горстка домов, тесно сбившихся в кучу среди деревьев. Выглядел он безрадостно, как пустой очаг, но тени от гор уже набегали на лес, а окружающая местность не больно-то располагала к ночным полетам. – Что-то людей там не особо много наблюдается, – заметила матушка. – Наверное, в здешних краях принято ложиться пораньше, – предположила нянюшка Ягг. – Да еще и солнце-то не село, – сказала Маграт. – А может, полетим прямо к тому замку? Они дружно повернули головы в сторону замка. – Ну уж не-е-ет, – медленно протянула матушка Ветровоск, выражая общее мнение. – Я предпочитаю быть ближе к народу. Поэтому, вместо того чтобы лететь к замку, они совершили посадку в месте, по-видимому служившем центральной городской площадью. Где-то за домами тявкнула собака. С шумом захлопнулись ставни. – Очень гостеприимно, – хмыкнула матушка. Она подошла к дому повыше, над большой дверью которого красовалась какая-то вывеска. Правда, разобрать, что на ней написано, не удалось, такая она была грязная. Матушка постучала. – Открывайте! – велела она. – Нет, нет, надо не так, – сказала Маграт. Она протиснулась к двери и легонько побарабанила по ней кончиками пальцев. – Прошу прощения! Мы, бонжур, путешественники! – Абажур что? – спросила нянюшка. – Так полагается говорить, – пояснила Маграт. – Бонжур-путешественников должны пускать в любую гостиницу и оказывать им полный сервис. – Неужто? – удивилась нянюшка Ягг. – Понятия не имею, что такое сервис, но, когда тебе что-то оказывают, это всегда хорошо. Да, такую штуку полезно запомнить. Однако дверь по-прежнему оставалась закрытой. – Дай-ка я попробую, – вызвалась нянюшка. – Я тоже чуть-чуть умею по-заграничному. Она забарабанила по двери кулаками. – Открыве муа, так вас разэтак, сей минут, быстро-быстро! – заорала она. Матушка Ветровоск внимательно выслушала всю ее тираду. – Это что, и есть по-заграничному, да? – Мой Шейнчик, он же моряк, – пояснила нянюшка Ягг. – Просто не поверишь, каких он слов понахватался в разных заграницах. – Можно себе представить, – сказала матушка. – Только ему они, видать, больше помогают. Она снова громыхнула по двери. На сей раз дверь приоткрылась, причем очень медленно. Из-за нее выглянуло бледное лицо. – Прошу прощения… – начала Маграт. Матушка толкнула дверь рукой. Обладатель лица явно налегал на створку всем телом, поскольку они хорошо расслышали, как заскребли по полу его поехавшие вместе с дверью сапоги. – Мир дому сему, – небрежно бросила матушка. С этих слов ведьмы обычно начинают все свои знакомства. Крайне удачная фраза – она сразу заставляет людей задуматься, а что еще эта женщина может пожелать сему дому. Мгновенно вспоминаются свежие пироги, только что испеченный хлеб или кучи почти не надеванной старой одежды – впрочем, неудивительно: такие мелочи, о них ведь легко забыть… Но, похоже, что-то еще уже свалилось на этот дом, решив не дожидаться появления здесь трех ведьм. В здании действительно располагалось нечто вроде гостиницы. Три ведьмы в жизни не видывали столь унылого заведения. Однако народу внутри оказалось довольно много. Когда они вошли, на них мрачно уставились не меньше дюжины бледных людей, сидящих на скамейках вдоль стен. Нянюшка Ягг принюхалась. – Вот те на! – воскликнула она. – Помяни чеснок, и он тут как тут! – В самом деле, с потолочных балок свисало множество связок чеснока. – Я лично всегда считала, что чеснока никогда не бывает много. По-моему, мне здесь понравится. Она приветственно кивнула стоящему за стойкой бледному мужчине. – Гутен день, майне добрый хер! Труа пивас фюр нас, мерси в боку. – А он не обидится, что ты его так, хером? – беспокойно спросила матушка Ветровоск. – Это по-заграничному господин, – пояснила нянюшка Ягг. – А вот мне сдается, что все-то ты выдумываешь, – фыркнула матушка. Хозяин заведения, всегда работавший по очень простому принципу и считавший, что любой, кто вошел в дверь, хочет чего-нибудь выпить, налил три кружки пива. – Ага, видишь! – торжествующе возвестила нянюшка. – Не нравится мне, как тут на нас смотрят, – тревожно промолвила Маграт, пока нянюшка что-то втолковывала крайне изумленному трактирщику на собственного приготовления эсперанто. – А вон тот вообще мне улыбнулся. Матушка Ветровоск присела на скамью, но так, чтобы как можно меньший участок ее тела соприкасался с деревом, – видимо, на тот случай, если заграница окажется чем-то вроде заразной болезни, которую можно легко подцепить. – Вот, – сказала нянюшка Ягг, подходя к ним с подносом, – все очень просто. Главное – громко и четко произносить слова, и тебя обязательно поймут. – Выглядит кошмарно, – призналась матушка Ветровоск. – Чесночная колбаса и чесночный хлеб, – ответила нянюшка. – Мои любимые. – Нужно было взять каких-нибудь овощей, – произнесла Маграт, крайне трепетно относившаяся к вопросам питания. – А я и взяла. Вот же чеснок лежит, – радостно сообщила нянюшка, отрезая себе солидный шмат колбасы, от запаха которой слезы выступали на глазах. – И сдается мне, на одной полке я видела что-то вроде маринованного лука. – Правда? Тогда на ночь нам потребуется не меньше двух комнат, – сурово заметила матушка. – Три, – поспешно сказала Маграт. Она исподволь еще раз оглядела помещение. Молчаливые посетители по-прежнему пожирали их взглядами, в которых сквозила некая выжидательная печаль. Впрочем, любой человек, проведший в обществе матушки Ветровоск и нянюшки Ягг достаточно долгое время, постепенно привыкал к тому, что на него все пялятся, поскольку обе старые ведьмы были из тех людей, которые любое пространство заполняют до краев. И возможно, обитателям здешних мест с их густыми лесами окрест и всем прочим нечасто доводилось встречать незнакомых людей. Вид нянюшки Ягг, с аппетитом уминающей колбасу, мог вполне конкурировать даже с теми фокусами, которые она умудрялась проделывать с маринованным луком. И все же… как-то они не так смотрели… Откуда-то снаружи из леса донесся волчий вой. Посетители все как один тут же вздрогнули, да так дружно, будто долго репетировали. Хозяин что-то пробурчал. Все нехотя повставали и покинули заведение, стараясь держаться кучкой. Какая-то старушка на мгновение положила руку на плечико Маграт, печально покачала головой и поспешила за остальными. Но Маграт и к этому привыкла. Люди, видя ее в компании матушки Ветровоск, частенько жалели бедняжку. Наконец к ним подошел сам хозяин с зажженным факелом и жестом пригласил следовать за собой. – А как ты растолковала ему насчет ночлега? – спросила Маграт. – Ну, это просто: «Эй ты, хер, шибко-шибко, софа, три номер, мыль пардон», – ответила нянюшка Ягг. Матушка Ветровоск попробовала повторить то же самое себе под нос и кивнула. – Этот твой парнишка, Шейн, и впрямь повидал свет. Что верно, то верно, – заметила она. – Он говорит, эти слова все понимают, – кивнула нянюшка Ягг. Когда они по длинной винтовой скрипучей лестнице поднялись на второй этаж, выяснилось, что комнат только две. И одну из них заняла Маграт. Даже хозяин гостиницы вроде бы согласился с ее доводами. Он вообще был крайне предупредителен. Жалко только, он решительно не пожелал оставлять открытыми ставни. Маграт любила спать с открытым окном. А так в комнате было слишком темно, да и душновато к тому же. «То, что я заняла отдельную комнату, даже справедливо, – подумала Маграт. – Это ведь я фея-крестная. А остальные просто меня сопровождают». Она грустно погляделась в небольшое, висящее на стене, потрескавшееся зеркальце, покрутилась перед ним, а потом улеглась в постель и стала прислушиваться к происходящему за тоненькой, как бумажка, стенкой. – Эсме, ты зачем поворачиваешь зеркало лицом к стенке? – Да не люблю я, когда эти зеркала на меня пялятся. – Но ведь они на тебя пялятся только тогда, когда ты сама в них пялишься. На некоторое время воцарилась тишина, а потом: – Слушай-ка, а этот кругляш тут зачем? – Видать, подушка такая. – Ха! Лично я нипочем бы это подушкой не назвала. Даже одеяла нормальные и те придумать не смогли в этих ваших заграницах. Вот ты все знаешь. Как эта штука называется? – Кажется, Эсме, по-ихнему, это дюве. – Вот дурни. Они что, пледа никогда не видели? Типичный ведь плед. Сами они дюве. Опять молчание. Затем: – А ты зубы почистила? И снова пауза. После чего: – Ой, ну и холодные у тебя ножищи, Эсме! – Ничего подобного. Они красивые и удобные. Тишина еще раз пытается воцариться. Но: – Сапоги! Это же твои сапоги! Ты залезла в кровать прямо в сапогах! – Просто не доверяю я этим чужеземцам, Гита Ягг. Пусть лучше мои сапоги будут на мне. – И одежда! Ты даже не разделась! – В заграницах осторожность никогда не помешает. Здесь такие разные шастают, что ой-ой-ой! Маграт свернулась калачиком под – как его там? – дюве и снова прислушалась. Похоже, матушке Ветровоск сна требовалось не больше часа, в то время как нянюшка Ягг могла храпеть хоть на заборе. – Гита! Гита! ГИТА! – Ну шо? – Ты спишь? – Вроде того… – Никак звук какой! – …Угу… Маграт ненадолго задремала. – Гита! ГИТА! – …Ну шо еще?.. – Кто-то поскребся в ставни! – …Да кому мы нужны… Спи давай… Воздух в комнате с каждой минутой становился все более спертым. Маграт встала, отперла ставни и широко распахнула их. Послышалось недовольное ворчание, и что-то с громким стуком ударилось о землю внизу. В окно светила полная луна. Так-то лучше. Маграт довольно вернулась в постель. Ей показалось, что она не проспала и минуты, как ее снова разбудили голоса из соседней комнаты. – Гита Ягг, ты что там делаешь?! – Перекусываю. – Не спится, что ль? – Ага. Сна что-то ни в одном глазу, – ответила нянюшка Ягг. – Сама не знаю, и с чего бы это? – Эй, да ты ж чесночную колбасу жрешь! Думаешь, я стану спать рядом с человеком, который наелся чесночной колбасы? – Слушай, это моя колбаса! А ну отдай… Ночную тишину разорвал громкий топот обутых в сапоги ног, а потом в соседней комнате распахнулись ставни, шумно ударившись о стену. Маграт почудилось, что она услышала еле слышное «уф-ф» и какой-то приглушенный стук под окнами. – По-моему, ты раньше любила чеснок, – послышался возмущенный голос нянюшки Ягг. – Колбаса хороша на своем месте, но место ее никак не в постели. И ни слова больше. Ну-ка повернись, а то все одеяло на себя стянула. Некоторое время спустя бархатное молчание было нарушено глубоким, звучным храпом матушки Ветровоск. Вскоре к нему присоединилось более изысканное похрапывание нянюшки Ягг, которой куда чаще доводилось спать рядом с другими людьми и которая вследствие этого выработала более приспособленный к присутствию посторонних носовой оркестр. Храпом же матушки можно было валить деревья в лесу. Маграт накрыла голову ужасной круглой твердокаменной подушкой и зарылась под дюве. Где-то там, внизу, барахтаясь на мерзлой земле, очень большая летучая мышь пыталась снова взлететь. За эту ночь она была оглоушена уже дважды: один раз створками беззаботно распахнутых ставней, а второй – баллистической чесночной колбасиной. Поэтому сейчас ей было не по себе. Последняя попытка, думала она, и назад, в замок. Да и времени почти не осталось: вот-вот рассветет. Мышь посмотрела на открытое окно в комнате Маграт, и ее красные глазки хищно сверкнули. Она поднатужилась… Но тут на ее спинку опустилась чья-то лапа. Мышь оглянулась. Ночь у Грибо не задалась. Он обшарил все окрестности на предмет кошачьего женского пола, но ни одной кошки не обнаружил. Тогда он полазал по помойкам и тоже остался несолоно хлебавши. Такое впечатление, люди в этом городке вообще не выбрасывали мусор. Они его ели. Потом Грибо потрусил в лес, разыскал там несколько волков, уселся напротив и улыбался им до тех пор, пока они не струсили и не убежали. Да, на события ночь была небогатой. Пока. Летучая мышь, прижатая его лапой, громко заверещала. Крохотному кошачьему мозгу Грибо показалось, что она пытается изменить форму, но он не собирался терпеть подобного безобразия от какой-то там мыши, пусть даже нацепившей крылья. Особенно теперь, когда он наконец нашел с кем поиграть. Орлея была сказочным городом. Люди здесь день-деньской улыбались и веселились. Особенно если хотели прожить еще один день-деньской. Лилит об этом позаботилась. Возможно, кое-кто считал, что те дни, когда городом правил старый барон, были куда счастливее нынешних. Но то было беспорядочное, неаккуратное счастье – вот почему Лилит с легкостью добилась своего. Нет, так жить не дело. Картина была какой-то нецельной. Когда-нибудь они будут ее благодарить. Разумеется, без нескольких трудных случаев никогда не обходится. Иногда люди просто не знают, как себя вести. Ты ради них из кожи вон лезешь, как следует управляешь их городом, заботишься о том, чтобы их жизни были осмысленными и счастливыми каждый час каждого дня, и после всего этого они вдруг ополчаются на тебя – причем без какого-либо серьезного повода. Вдоль стен зала для аудиенций стояли стражники. Здесь действительно шла аудиенция. На самом деле она никуда не шла – ее вели. И присутствовало на этой «аудиенции» довольно много людей. Лилит всегда говорила, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Грош примера заменяет фунт наказания. К этому времени преступности в Орлее почти не стало. А тех преступников, что иногда встречались, вряд ли где-либо еще сочли бы преступниками. С такими вещами, как воровство, справиться было проще простого, и они едва ли требовали каких-то юридических процедур. Куда более важными Лилит считала преступления против исхода повествования. Эти людишки все делали как назло, будто ничего не понимали. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/terri-pratchett/vedmy-za-granicey/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Скажем, найти наконец ту треклятую бабочку, хлопающие крылья которой явились причиной всех недавних ураганов, и заставить ее прекратить безобразничать. 2 А еще люди совершенно заблуждаются по поводу так называемых городских мифов. Логика и рассудок утверждают, что городские легенды суть плоды вымысла, снова и снова пересказываемые теми, кто ни перед чем не остановится, только бы получить лишнее подтверждение самым невероятным совпадениям, непременному торжеству справедливости и тому подобным штукам. Но дело обстоит абсолютно иначе. Эти мифы не переставая происходят всегда и повсюду, тем самым походя на сказки, которые порхают туда-обратно по вселенной. В каждый отдельный момент времени сотни мертвых бабушек уносятся на верхних багажниках угнанных автомобилей, а верные овчарки давятся откушенными пальцами ночных грабителей и в муках умирают. Причем все это не ограничивается пределами какого-то одного мира. Сотни женских особей меркурианских дживптов устремляют свои четыре крошечных глаза на спасителей и говорят: «Мой яйценосный супруг посиреневеет от ярости – это был его транспортный модуль». Так что городские легенды жили, живы и будут жить. 3 Таковыми их считают те, на ком напялено больше одежды. 4 Неправильное написание порой может привести к самым гибельным последствиям. Так, например, некий жадный сериф из Аль-Иби однажды был проклят за свою алчность одним малообразованным божеством, и на протяжении нескольких следующих дней все, к чему он прикасался, должно было превращаться в Золто… Именно так звали некоего маленького гнома из горной гномьей общины, расположенной в нескольких сотнях миль от Аль-Иби. В результате несчастный гном совершенно сверхъестественным образом был перенесен в чужое королевство, где одна за другой принялись появляться на свет его бесчисленные копии. Примерно спустя две тысячи копий Золта проклятие выветрилось, однако жители Аль-Иби по сей день известны своей низкорослостью и вздорным характером. 5 И это очень многое объясняет касательно ведьм. 6 Через старую мамашу Дипбаж Жалка Пуст прислала записку, в которой просила извинить свое отсутствие, связанное с фактом смерти. Внутреннее зрение очень меняет человека, и он начинает строго следовать всем правилам приличия. 7 Что такое кокетство, нянюшка Ягг никогда не знала, хотя некоторые ее догадки, возможно, попали бы в цель. 8 Ярким примером может послужить так называемый Путь Госпожи Космопилит, очень популярный среди молодых людей, которые живут в затерянных долинах Овцепиков, тех, что выше линии снегов. Ни в грош не ставя откровения своих закутанных в оранжевые балахоны и постоянно крутящих молитвенные колеса старших наставников, они порой проделывают весь путь до Анк-Морпорка лишь затем, чтобы попасть в дом № 3 по улице Щеботанской и набраться мудрости у ног госпожи Мариетты Космопилит, тамошней швеи. Никто не знает, что служит тому причиной – разве что вышеупомянутая привлекательность далекой мудрости, поскольку из того, что госпожа Космопилит говорит им, вернее, орет, они не понимают ни слова. А затем наголо обритые молодые монахи возвращаются в свои горные твердыни, дабы помедитировать над какой-нибудь странной мантрой вроде «Ну-ка ты, отлезь!», или «Еще раз увижу, что вы, черти оранжевые, за мной подглядываете, я вам такое пропишу!», или «Вы чего, придурки, на мои ноги пялитесь?». На основе обретенного опыта монахи даже создали особую разновидность боевых искусств, требующую от противников сначала невразумительно орать друг на друга, а потом что есть силы лупить друг дружку палками от метлы. 9 Матушка Ветровоск однажды приперла его к стенке, и, поскольку от ведьм невозможно ничего утаить, Джейсон наконец застенчиво ответил: «Ну, госпожа, я, короче, цап его за холку да хвать молотком промеж глаз, да так, что он и сообразить не успел, в чем дело, а потом и шепчу ему на ухо, мол, только выкинь чего, засранец, сразу все твое хозяйство очутится на наковальне». 10 Многие из наиболее приверженных традициям гномьих племен даже не имеют в своем наречии местоимений женского рода. Соответственно, и ухаживание у гномов – процесс чрезвычайно деликатный. 11 Впрочем, может, говорят это не так уж и часто. Во всяком случае, не ежедневно. И, по крайней мере, не везде. Хотя, возможно, в некоторых холодных странах люди частенько восклицают нечто вроде: «Во дают эти эскимосы! Вот это да! У них целых пятьдесят слов для снега! Представляете? Поразительно!» 12 Само собой, до этого водопад чуть ли не ежедневно открывали многочисленные гномы, тролли, местные жители, охотники и просто заблудившиеся путники. Но все они не были знаменитыми путешественниками, а поэтому в счет не идут.
Наш литературный журнал Лучшее место для размещения своих произведений молодыми авторами, поэтами; для реализации своих творческих идей и для того, чтобы ваши произведения стали популярными и читаемыми. Если вы, неизвестный современный поэт или заинтересованный читатель - Вас ждёт наш литературный журнал.